Назад к "Вступление"
1.
Так что же с Олейником? Как так
в степи оказался Захар?
Я мало что знаю о фактах.
Он, вроде, ордынских татар
следов пребывания поиск
затеял на свой страх и риск.
Какого-то хана там войск
в ученых трудах обелиск
не тем, вроде, словом помянут…
И вот он за этим в пути.
Пусть поиск нокдаун карману,
но истину надо найти.
Чем плох впопыхах образ слеплен,
реалий и выдумок смесь?
Идет персонаж через степь, блин,
а в правой руке его… кейс!
А внешне он, если глазеть, то
открытым лицом добр, из
кармана костюма газета
торчит, цвет волос белобрыс.
С его б кулаками на ринг, а
в осанке сутул, долговяз,
и клювом похож на фламинго…
Валюту он взял в долг, аванс
за будущую его прозу
сумел раздобыть, прохиндей,
(еще мы вернемся к вопросу,
велик ли он – прок от идей).
Весь тут он, от пяток до носа,
нескладный, не чуждый наук,
в том месте стоит, где донесся
до слуха его некий звук.
Звук близился, и все уместней
его назначенья вопрос
казался. В конце концов, песней
престранной, чем громче он рос,
оформился звук. Из увечий
отсутствие слуха Захар
мнил худшим, а этот невесть чей
был меньше всего божьим дар.
И, кроме на уши нагрузки,
еще была в песне одна:
в ней, может, был смысл, но по-русски
ни слова, отсюда темна
суть песни уму оставалась.
Особенно дик был рефрен.
Полуденный жар остывал, ось
земли (легкий давшая крен
во время, которое «
оно»)
на вечер дала ход. Весьма
нелепая мысль без резона
на ум вдруг взбредает: зима,
мол, где-то всегда наготове…
Скорее всего, от жары.
Удодов пустое гнездовье,
перекати-поля шары
расскажут при зрении зорком,
что будет и лету конец…
Но вот, головою над взгорком
песчаным маячит певец.
Коза и с десяток овечек,
подъем одолев, потекли
по склону, а вслед человечек
возник. Будто выводок тли,
заботливо хрумкая выпас
листа, и при нем муравей…
Облупленный цвета халвы пес
держался в тылу и правей.
К пастьбе приступила ретиво
скотина, в траве зная толк,
тогда как глава коллектива,
прозрев, слава Богу, умолк.
И сразу навстречу направил
в калошах босые стопы,
резиной истертой поправ ил
речушки иссохшей. Слепы,
а равно неисповедимы
извивы господних путей,
и все мы на них пилигримы,
и праведник, и лиходей.
Глава 2