Гора (Часть II)

- Сын, слушай внимательно и смотри:
Рядом с тобою – я, и вместе со мною аквамарин
Океана и брызги его с плеч твоих смывает ожоги
от Солнца. И боль проходит, когда в белой пироге*
- в синем твоем сне - топоров маори из - за их спин
не видно. И не страшат слоны и чёрные носороги.

- Мама, но я вижу гору, и она высока. Как её обойти?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
Ты состоишь из воды, вода – прозрачна, и потому
прозрачен и ты для себя, и для Творящего эту воду.
И всё в этой воде: и эта гора, и тот на горе, кто ходу
набирает вверх, и спешащий вниз, ибо легче его уму
туда просчитать маршруты, и сетовать на непогоду.

- Мама, но я вижу гору, и она высока. Как ее обойти?

- Сын, слушай внимательно, и смотри:
Нет ни «вчера», ни «завтра», а есть лишь твоя мысль о них
желанием рожденная – не быть, но обе копии сделать точно
тех, о ком ты считаешь, что это ты: в глине завязший прочно
подросток в бахилах на новостройке и старец в очках, что тих
в плетёном кресле с книгой о всадниках четырёх - бессрочных.

- Мама, но я вижу гору, и она высока. Как ее обойти?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
Ты есть везде, где есть из клеёнки скатерть, и где грани стакана
в латунном подстаканнике, с крейсером, от чая индийского горячи,
где футбол комментирует Озеров, и по шоссе к остановке «Ключи»
грибники не спеша идут; где жизнь длинней, чем материк Гондвана,
и старше его; где в саду варят варенье, вёдра с ним ставя на кирпичи.

- Мама, но я вижу гору, и она высока. Как ее обойти?

Сын, слушай внимательно, и смотри:
- Ты всегда там, где помнили о тебе – во дворе, где не стоптан снег,
и где валенки им набиты до щиколоток, и где шайба летит в колено,
и потому не влетает в ворота; над хоккеистами в куртках кантилена
метели сшивает: проулки, где в шубах и шапках цигейковых на ночлег
разбредаются, и проспекты, где на бейсболки тёплые глядит Селена.

- Мама, но я вижу гору, и она страшна. Куда от неё уйти?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
В тебе только то, что ты хочешь, и что себе просишь - то сыр
в мышеловке желаний, которые кости твои, точно лава в жерлах
вулканов – жгут до самого горла, из которого звуки в свёрлах -
- словах вонзаются снова в тебя: «Ешь и пляши, собирай на пир
предчувствия сытости, ускоряй и множь их до каленья в нервах»

- Мама, но я вижу гору, и она страшна. Куда от неё уйти?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
Ты - это способность стать тем, для кого гора, и под горой огонь
не меч, что отсекает твою вину, и не плаха, где только болью тело
кончается, но компас, чья чуткая стрелка ведёт туда, где облетела
с тебя усталость, и чей пик – в пустоте живой: там намертво конь
белый встаёт, как у цезуры слог, и там возможно пение а капелла.

- Мама, но я вижу гору, и она страшна. Куда от неё уйти?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
Ты всегда в Том, кто имя твоё произнёс, и мне, лежащей в белой,
белой комнате, его передал не слышно. Как в холодной ночи овёс
оно растёт в тебе, и разбивая в пыль, словно булыжники камнетёс,
слова не твои, расширяет лёгкие, как ветер - парус над каравеллой.
И тогда от шага - глубока борозда в судьбе, даже если судьба - утёс.

- Мама, но я вижу гору, и она страшна. Куда от неё уйти?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
И Тот, в ком ты – отпускает тебя, чтобы кончики пальцев шип
кактуса ведали; чтоб знал: не только светят - испепелят стожары.
Пахтай молоко козы, в муку разотри зерно, строй для овец кошары.
И как свой - разбитый до крови нос, чувствуй каждый чужой ушиб.
И ногами босыми вращая гончарный круг, поворачивай круг сансары.

- Мама, я вижу гору, и она во мне. Как мне быть?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
Ты всегда с Тем, в ком ты, и потому не спеши просить. И тогда дыхание
твоё равно шуршанию гальки на берегу залива Пицундского, эвкалиптам
чьи листья-клинки и тугие стволы - без коры. Развернутым манускриптом
- ясным для муравья – они вернут тебе речь, от тли её спасая и высыхания
до букв, чтоб правил ртом своим, мускулом лицевым, как фараон Египтом.

- Мама, я вижу гору, и она во мне. Как мне быть?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
И Тот, в ком ты, вместе с тобой всегда. И потому клавиши на фортепьяно
к пальцам стремятся, как вода в эпитему, чтоб у них задержаться, и в такт
росту листа, вызванной нотой - в гамму упасть, чтобы по эллипсу на тракт
свой заходила комета, хвостом оставляя след над яслями, и дым от кальяна **
Котопакси ложился на мох - занавесом, когда кончится драмы последний акт.

- Мама, я вижу гору, и она во мне. Как мне быть?

- Сын, слушай внимательно и смотри:
Ты на горе, в темноте, но, если ты веришь мне, то сам разглядеть дорогу
сможешь, сквозь летящий пепел - на землю, где скорпионы загибают в рог
хвосты, глядя, и на вихрь зелёный саранчи, что щадит не сметенные в стог
травы, и на чёрные пол - Солнца над головой – не кричи, и не бей тревогу.
Кто послал тебя на гору для горы, тот и примет тебя обратно на свой порог.

- Мама, я вижу гору и она для меня. Мне на неё идти.

19 февраля 2014
21ч. 03 мин.

* По одной из новозеландских легенд приближающаяся белая пирога является предвестником беды.

** Джотто, в одной из своих фресок, изобразил комету Галлея, увиденную им в 1301 году, как Вифлеемскую звезду над яслями.

Константин Латыфич, 2014

Сертификат Поэзия.ру: серия 1376 № 103799 от 19.02.2014

0 | 0 | 1605 | 17.11.2024. 18:34:43

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []