Память

Сергей Дрофенко

1933 - 1970

      А все, что унесу с собой
      под твой, кладбищенская птица,
      зеленый куст, звалось судьбой
      и никогда не повторится.
      Омытый свежей влагой рос,
      я больше не вернусь в жилище,
      в котором мой ребенок рос…

       Я прочел эти строки Сергея Дрофенко в двенадцатой книжке «Юности» за 1970 год, когда поэта уже не было в живых, когда зеленый, чуть тронутый сентябрьской желтизною могильный холмик запорошило снегом. Прочел и – уже не в первый раз! – подумал о внутренне драматическом даре предощущения своей кончины, которым наделены многие поэты. Нелепа смерть, постигшая молодого еще человека, всеобщего любимца, удивительно скромного и интеллигентного человека, такого незаметного в обычно громкоголосой и пестрой компании сверстников-поэтов, но в то же время оказывавшего своим присутствием какое-то необъяснимое влияние на всех...

       Дрофенко-редактор ведал отделом поэзии в «Юности» и много сделал для творческого роста и помощи молодым стихотворцам. Дрофенко-поэт действительно не был на виду, но и в стихах он не тащился в кильватере именитых сверстников, у него складывалась и сложилась своя неброская и в то же время отчетливо индивидуальная манера доверительного лирического монолога, будто он тихо и задумчиво, прерывая свою речь небольшими паузами, беседует с близким другом...

Виктор Гаврилин

1947 - 2009

      Это очень трудная задача - рассказать о поэте Викторе Гаврилине. Рассказать о человеке необычайно духовной силы и роковой судьбы, о человеке, чья поэзия забирает душу без остатка. О муже, верном друге и единомышленнике, которого мне послал Господь, за что я буду благодарить Его до скончания своих дней... Виктор был свободным человеком. Существует свобода, которую никто не может у нас отнять. Он, сидящий в инвалидном кресле, мог исполниться горечи, обиды и ненависти ко всему миру. Но он стал источником поддержки и утешения для окружающих его здоровых людей. Его отличало необыкновенное мужество и стойкость, светлость помыслов и поступков. Вот уж, действительно, где дух возвысился над плотью…

       В одном из интервью на радио на вопрос корреспондента - что Вы можете сказать о своем таланте и о судьбе - Виктор ответил: «Талант пусть останется на вашей совести, это не мне судить, а вот о судьбе творческой и о жизни… Моя судьба совпала с судьбой Родины до буквально физического состояния, до физической искореженности. По своей тяжелой судьбе чувствую ее как живой организм, все ее боли и страдания…»

Владимир Таблер

1957 - 2010

В этих стихах живешь? Безусловно. Эти строки с кровью, болью неотпускающей? Да! В них детская растерянность и мужественная сдержанность, а главное – почти утраченная нами деликатность. Электрик, говорите? Поэт Игорь Лавленцев тоже написал о себе: "рыболов". А оказался рыбарем. Так и Таблер через свои стихи высвечивает апостольское назначение поэзии. Настоящих, достойных слов почти нет, и выразить невозможно замирание и щемоту в сердце перед лицом его поэзии, родство с ее мукой и музыкой негромкой (как он пел свои стихи!), с ее глубинными токами. Точно это сокровенные письма, перечитывать их только c благодарностью за верность своему дару, за молитву о всем сущем и любовь, что заповедана, - к матери, женщине, родине. Вновь и вновь возвращаться и к стихам, и к его жизни  –  эталону порядочности и скромности.

Как он просто и с мягкой иронией говорил о своей болезни, как мало он о ней говорил... 

Денис Новиков

1967 - 2004

Говорил ли кто-нибудь о Денисе Новикове как о христианском поэте, выделял ли эту составляющую его лирики, этот ее неотъемлемый компонент от первых до последних стихов? Связывал ли с ней его смерть на Святой Земле и длившееся несколько лет до этого молчание? «Выбор слов», о котором писал в послесловии к его книге «Окно в январе» Бродский, привел к выбору немоты, толкуемой и так, и сяк. Как и его разрыв с «литературным окружением», в чем мне видится не столько разрыв, сколько отрыв, предначертанный, как и все вообще, как и смерть на родине Христа, этим самым выбором и – способом письма. «От стихов Новикова, – пишет Бродский, – возникает ощущение пера, движущегося с ускорением души, преодолевающей тяготение эпохи и биографии: души, уступающей тяготению вовне».

Игорь Лавленцев

1963 - 2005

      ...Стихи его сродни письмам к близкому человеку. Их хочется перечитывать, прикасаться к свету человеческого духа и подвига. Потому что эти письма обращены не только к незримому адресату любовной лирики или другу, но и вообще к человеку, живущему не потреблением, а потребностью... 
      Ах, как свободно текут стихи у Лавленцева! И дар этот - не компенсаторный эффект психики человека с ограниченными возможностями (травма позвоночника в 16 лет, I группа инвалидности). Игорь уже родился поэтом, лишь уточнение смыслов бытия, чуткость к ритмам природы и сердечному эху пришли позже, когда скорбь пополам со смирением посетила его в немощи и одновременно – могуществе..
     Очевидно, что не биография поэта идет впереди его произведений, не заслуги, не трагические обстоятельства жизни предваряют восприятие читателем его поэзии. Изломы судьбы, равно как и регалии, не должны провоцировать в читателе снисхождение к автору. Только сами стихи, их бескомпромиссная состоятельность ходатайствуют за автора. И лишь когда поэт уходит, и его творческое наследие становится достоянием культуры и истории, тогда возникает у читателя некое право: смотреть на поэтическую личность через призму его жизненных невзгод и борений...