Владислав Кузнецов

Вступление в Рождество (Рыбка)

В ту ночь завывали метели,
росли на домах леденцы -
сугробами к праздничной ели
детей отводили отцы;

и мой, на обычай треклятый
привычно шутейно ворча,
напялил мне кивер помятый
и ментик с чужого плеча;

и в этом прикиде - с иголки,
сквозь толпы безумных зверят,
прошёл я к рождественской ёлке,
разряженной, как на парад;

и там, где накручены ярче
гирлянды по хвое живой,
- Чего тебе надобно, старче?... -
послышалось над головой

и зал расплескался зеркально,
и в пятках немела душа,
и папа склонился: Нормально?...
И рыбке кивнул: Хороша...

Я после держался геройски,
и папа в тот вечер не пил;
у дома он рыбку по-свойски
на пуговку мне нацепил;

я чувствовал губы в улыбке
и слёзную тропку щекой,
и тельце, и пёрышки рыбки,
и трепет её под рукой...

Родимая, как же теперь я,
дождей разбирая пучок,
не вижу истлевшие перья,
продавленный шишкой бочок,

покуда слеза и улыбка
меня не прозрели сполна:
Чего тебе надобно, рыбка?...
Чего тебе, милая, на...

Малыш перед зеркалом.

Тихо-тихо, словно мышь -
в предуралье, в забайкалье -
встав на цыпочки малыш.
изучает зазеркалье.

Гордо, дерзко, веселО -
по общагам, по столицам,
дразнит юноша стекло -
хочет нравиться девицам.

Чуть расхристан, чуть небрит -
на Сейшелах, на Багамах -
важный муж в себя глядит,
при охране и при дамах.

Перед гладью, чуть дыша,
старец замер виновато -
будто ищет малыша,
здесь пропавшего когда-то.

Играя в Уолтера де ла Мэра.

Уолтера вспоминаем здесь -
https://bagullnik.livejournal.com/431814.html

Я помню мотивы трубы водосточной
я помню разливы поляны цветочной
я помню пчелу мне перо уронившую
я помню сороку от ливня оплывшую
я помню дорогу от лодки скользящую
я помню волну над обрывом стоящую
я помню сосну восхитительно сладкою
я помню чернику склонясь над тетрадкою
я помню задачу слезами омытую
я помню коленку в туманы укрытую
я помню звезду утонувшую в луже
я всё вспоминаю но реже и туже.

Неотложное.

У неотложки в планах завтра нет -
она спешит - на радость и на горе,
поскольку жизнь сжимается, как свет -
до узкой\щёлки в тёмном коридоре.

Теперь и он легко на все дела
кладёт с большим прибором, понемногу -
к той, что была, и той, что не дала,
в чаду своём врубая неотлогу.

К той, что была - поросшую быльём,
раскисшую под карою небесной -
он топчет тропку радости вдвоём -
то будничною ставшую, то - пресной.

От - не дала - он просто ждёт пинка,
сопит, как сыч, и ладится, как гнида -
должна же нас унять наверняка:
меня - твой стыд, тебя - моя обида.

Но в час, когда озябшие тела
тревожит сон податливо и грустно,
по-детски он включает бла-бла-бла -
чуднО и глупо, мысленно и устно..

Съел за завтраком атлет...

Съел за завтраком атлет
восемь маминых котлет,
сел в машину марки "Ford"
и поехал бить рекорд.

Штангу он толкал и рвал.
Зал ему рукоплескал.
Наконец, красив и горд,
он побил большой рекорд.

Сам спецкор его спросил:
Да откуда ж столько сил?
И сказал ему атлет:
Это маленький секрет...

И опять до темноты
вьётся мама у плиты.
Силы маминой любви
Нет
       сильнее -
                     СЕ
                            ЛЯ
                                   Ви!

Жил-был пёс...

Жил-был пёс.
Стоит ли об этом?
Был красив,
тихо всех любил.
Поводок.
Коврик - синим цветом.
Жил. Был. Пёс.
Именно, что был.

Снег. Мороз.
Завывала вьюга.
Я вошёл
и достал комок.
Я сказал:
Ты хотела друга -
это он...
Кто это? - Щенок.

Знал своих.
На чужих не лаял.
Спал в углу.
Злобно не ворчал.
Март прошёл.
Рыхлый снег растаял.
Грянул гром.
Ливень застучал.

Где ж тот снег,
чтоб в него зарыться..
Где ж тот пляж -
белый окоём.
Где тот лес -
вместе заблудиться.
Где тот дождь -
переждать вдвоём.

Пустота -
на душе и в доме,
и шаги -
только в дверь войдёшь.
Никого.
Что добавить, кроме...
До сих пор
кажется - живёшь.

Из описок Лада Ковалевского (Мастерская С. Кирсанова). 
https://yandex.ru/video/preview/1208955990532454699 

"В тот вечер..." Эмиля Верхарна

В тот вечер ты в слова играла несравненно;

Цветы тянулись к нам влюблённо, и цветок -

Один из всех - чтоб к нам припасть одновременно,

Склонился до колен и на колени лёг.

Ты говорила мне о будущем, как саде;

О годах, как плодах, не сорванных в соку;

О финише судеб - в небесной канонаде;

У старости в плену - любови на веку..

Твой голос грел меня - той близости и сути

Огня твоей души, с той тихой красотой -

Что смог бы в этот миг и я взглянуть без жути

На канитель путей к могиле за чертой.

Vous m’avez dit, tel soir, des paroles si belles
Que sans doute les fleurs, qui se penchaient vers nous,
Soudain nous ont aimés et que l’une d’entre elles,
Pour nous toucher tous deux, tomba sur nos genoux.

Vous me parliez des temps prochains où nos années,
Comme des fruits trop mûrs, se laisseraient cueillir ;
Comment éclaterait le glas des destinées,
Comment on s’aimerait, en se sentant vieillir.

Votre voix m’enlaçait comme une chère étreinte,
Et votre cœur brûlait si tranquillement beau
Qu’en ce moment, j’aurais pu voir s’ouvrir sans crainte
Les tortueux chemins qui vont vers le tombeau.

Émile Verhaeren, Les Heures d’après-midi

Песенка птенцу (конкурса НВ).

Бодрое...

У колибри и синички,

На день Александра.

Мой грустный гном, мой питерский алкаш,
склонившийся к пожизненной завязке -
в пустынях душ, от кушки до аляски,
рисует свой божественный пассаж.
В своём углу распятый на кресте
раёшной мглы гармонии кулисной -
поёт он мне о славе во тщете,
не омрачая лик иконописный.

Вручивший душу песне и холсту,
предавшийся гармонии и краске, -
когда тебе внимаю без опаски -
мой тихий бог, я верю во тщету;
свернувшись в старом кресле нагишом
и отражаясь в юности зеркально,
я думаю: всё будет хорошо
и потому закончится печально.

Открывший мне - как жить не по уму,
а по* сердцу, по духу и по чести -
земной поклон, пока мы здесь и вместе..
Тебе нельзя, а я ещё приму.
Пою твоё здоровье, пью недуг -
и твой, и мой - не меньше и не больше..
ещё - любовь..... Теперь споём о Польше,
о ласточках и звёздах, давний друг.

Песня кукушки.

Из описок Лада Ковалевского (мастерская И. Резника)  https://yandex.ru/video/preview/9998130473235269459


Этим летом старик тяжело
заскучал - не вздохнёт и не охнет;
и кукушка в лесу, как назло -
раз - другой прокукует и глохнет..
Только внуку порою старик
улыбался устало с подушки,
потому что случается миг,
где кончается,
                   где кончается,
                                     где кончается песня кукушки.

Поутру внук поднялся чуть свет
и, с какой-то дурилкой в лукошке,
в тот лесок, что показывал дед,
усвистал по заветной дорожке...
Как чумная, кукушка года
голосила тем утром с опушки,
потому что в любви никогда
не кончается,
                   не кончается,
                                  не кончается песня кукушки...

Прощание с Мойкой.

Мойка. Город строг и чист.
Спит дворец. Застыла речка.
Белый снег, как белый лист -
ни словечка... ни словечка.

И к чему теперь слова..
Доигрались полюбовно -
двадцать пять - уже вдова,
и пожизненно виновна.

Отплясались. Отклялись..
и, расхлёбывая кашу -
плачь теперь, теперь молись
за детей, сестёр... за Сашу..

Страшно, Саша, в пустоте -
 неизвестностью томимой;
а хотелось - по мечте -
и весёлой, и любимой..

Нет, не вдруг и неспроста -
ни от беса, ни от бога -
жизни с чистого листа
полотняная дорога,

на роду Бородино,
Дева, грустная, как птица...
Вот ведь - всё предрешенo,
а не молится, не спится..

За сестёр и за детей,
и за тех, кто нас не судит..
за смирение страстей...
Что же будет.. что же будет...

Мойка. Город строг и чист.
Спит дворец. Застыла речка.
Белый снег, как белый лист -
ни словечка... ни словечка.

Нежное и деликатное (конкурса НВ)

Нежное...

Конкурса ДП

Песенка возвращения.

За тихой беседой,

за тихой беседой -

беседой о счастье

 в просторах родных;

мы едем с победой,

мы едем с победой,

в пыли и в медалях,

 на перекладных.

За эти медали,

за эти медали,

за доблесть и честь

 боевого пути -

мы столько видали,

мы столько отдали

всего, что уже

 никогда не найти.

По той же по дороге,

знакомой дороге,

от воли внезапной

 дыша тяжело.

мы едем в тревоге,

в хмелю и в тревоге -

по той же дороге,

 где нам повезло.

К разрушенным сёлам,

разрушенным сёлам,

к истерзанным семьям

 в кровавом аду;

к подругам весёлым,

подругам весёлым,

оставленным в том -

 довоенном году.

Мелькают перроны,

мелькают перроны -

перроны в букетах

 цветов полевых;

несут нас вагоны,

несут нас вагоны -

хмельных и усталых

 и вечно живых.

Люби и верь.

Неделю дождь... (ДП)

Тарелка.

У меня была тарелка
( я её любил ),
a на ней смешная белка
(и её любил).

Но однажды с верхней полки
на пол уронил -
разлетелось на осколки
всё, что я любил.

Я к фрагменту кропотливо
подбирал фрагмент,
я старался всё красиво
склеить на момент.

Получилась криво-косо
белочка - курьёз,
с грустным глазом вместо носа -
не взглянуть без слёз.

Перед горем не пасую
(всё равно люблю) -
я теперь её рисую,
я её леплю.

Ты могла быть...

 

Ты могла быть...
(Из описок Лада Ковалевского).

Чепушинки.

Анонимный Турнир «Мартовские коты».

Когда усталый дед-мороз

уходит спать в свою берлогу,

а зайчик солнечный до слёз

щекочет льдинку-недотрогу -

бесшумной рысью босиком

он семенит по перекрытью -

там, где голубка языком

склоняет голубя к соитью.

Знакомым лазом - с чердака,

хрустящим скатом - до окошка -

того, где ждёт наверняка

его сегодняшняя крошка.

Там можно брызнуть раз-другой

(куда достанет) деловито,

и, спину выпятив дугой,

о чувстве заявить открыто.

Когда на двор осядет тьма,

от сексишопа до жилкома,

малышка высмотрит сама

возможность выскользнуть из дома;

и он, продрогший до тоски,

над тёплым комом нервной плоти

нависнет, холку взяв в тиски,

чтоб приобщить её к охоте.

На пару дней её окно

теперь горит ему желанно...

А двор велик! Любви полно !! !!!!

Mарт входит в силу, как ни странно

.............................................................

Рок гаражный. Псиные какашки.

На одну звезду...

"Романc - по факту" Эриха Кестнера.

После восьми лет знакомства ( и даже -
этих лет близости, что не секрет),
шляпе и трости подобна в пропаже,
страсть их внезапно исчезла на нет.

Было им грустно. Держались беспечно.
За поцелуем, была не была,
взгляды застыли растерянно встречно...
И прослезилась. Был твёрд как скала.

Можно б махнуть кораблям из окошка...
Четверть четвёртого - он ей сказал -
кофе пора освежиться немножко.
Клавиши лабух за стенкой терзал.

И в чашках помешивали бурду
в кафешке, поблизости где-то.
Вечером - там же, ещё на виду,
сидели молчком в опустевшем чаду,
не в силах поверить в это.

Sachliche Romanze

Als sie einander acht Jahre kannten
(und man darf sagen: sie kannten sich gut),
kam ihre Liebe plötzlich abhanden.
Wie andern Leuten ein Stock oder Hut.

Sie waren traurig, betrugen sich heiter,
versuchten Küsse, als ob nichts sei,
und sahen sich an und wußten nicht weiter.
Da weinte sie schließlich. Und er stand dabei.

Vom Fenster aus konnte man Schiffen winken.
Er sagte, es wäre schon Viertel nach Vier
und Zeit, irgendwo Kaffee zu trinken.
Nebenan übte ein Mensch Klavier.

Sie gingen ins kleinste Cafe am Ort
und rührten in ihren Tassen.
Am Abend saßen sie immer noch dort.
Sie saßen allein, und sie sprachen kein Wort
und konnten es einfach nicht fassen.

XXXIV сонет Эдны Сент - Винсент Миллей. Будь смел в речах...

Будь смел в речах... Царапай сердце мне,

Ищи в груди увядших роз коренья;

Я мыслю ясно, зрело - наравне

С плодами из лотка, до откровенья.

Будь смел... Шути над зеленью листвы:

Зови - кем звал, подробней и прилежней, -

Любимой ветром женщиной... Увы,

Я - та же, знай, и даже - пуще прежней.

В хрустальный хлад, в тисках моих ветвей;

Под тьмой небес - от птиц, в разлуке сельской, -

Будь смел в речах... Заботой с толку сбей,

Доверься мне, как истине апрельской, -

Мне осенью созвучен розы редкой

Прощальный вздох, в обнимку с бурой веткой.

Say what you will, and scratch my heart to find

The roots of last year’s roses in my breast;

I am as surely riper in my mind

As if the fruit stood in the stalls confessed.

Laugh at the unshed leaf, say what you will,

Call me in all things what I was before,

A flutterer in the wind, a woman still;

I tell you I am what I was and more.

My branches weigh me down, frost cleans the air,

My sky is black with small birds bearing south;

Say what you will, confuse me with fine care,

Put by my word as but an April truth,-

Autumn is no less on me that a rose

Hugs the brown bough and sighs before it goes.

"Осенний сон"...

Парой строф...

Декабрь итожат холода.
Ложась испариной на стену,
бежит горячая вода
от густавсберга к лафонтену,
взбивая шапкою шампунь
по глади, перистой как лунь;
и мысль случайная - не боле -
тревожится: А ну, как - в поле...
А по столу в гостиной - горки
натёртых опытной рукой
цветных закусок, штоф в ведёрке,
во всём - порядок и покой...
Грибок, упавший в огурцы,
да блик огня - на холодцы.

Cнега в саду легки и пышны.
Деревья дремлют в тишине.
Притих и кран, и стали слышны
иные шорохи извне;
машинки, вставшей на отжим,
слегка ускоренный режим;
да стон ритмичного процесса 
прокачки праздничного пресса...
(Возможно, здесь приврал немного -
кому сегодня фитнес мил, -
но не из зависти, ей бога, 
к тому, в ком жив любовный пыл...)
...и выше - птичек гул сонливый,
да треск петард нетерпеливый...

XXX сонет Эдны Сент - Винсент Миллей.

Порой, когда, измученной - на нет
От декламаций всех твоих признаний,
Мой взгляд блуждает, прежде окончаний
И прежде вязи собственных тенет, -
Поверх колен я вижу рук браслет
И удивляюсь странностям желаний...
Я вижу: "Грусть" - как божий лик писаний,
А после: "Гордость" - дьявольский портрет..
Очнись, мой друг, и разгляди в бреду
Обманчивость красы моей предвзятой:
Со мной знакомства - в книжке, на ходу;
И первых чувств - к строке витиеватой.
Так мы близки - сколь с горлом песнь в ладу,
И - девять Муз в гармонии крылатой.

Sometimes when I am wearied suddenly
Of all the things that are the outward you,
And my gaze wanders ere your tale is through
To webs of my own weaving, or I see
Abstractedly your hands about your knee
And wonder why I love you as I do,
Then I recall, "Yet Sorrow thus he drew";
Then I consider, "Pride thus painted he".
Oh, friend, forget not, when you fain would note
In me a beauty that was never mine,
How first you knew me in a book I wrote,
How first you loved me for a written line:
So are we bound till broken is the throat
Of Song, and Art no more leads out the Nine

XXIX сонет Эдны Сент - Винсент Миллей.

Жалеть меня не нужно за пустой

Небесный свод, угаснувший закат;

За то, что лес скудеет красотой,

Ветра с полей сдувают аромат;

За серп луны, ущербной без причин,

Слабеющий прилив в морском раю,

За скорый штиль желанья у мужчин,

Твой взгляд бесстрастный в сторону мою...

Я знала: страсть не более сильна,

Чем дерзость ветра к пышному цветку,

Чем от штормов приливная волна

С обломками крушений по песку:

Жалей за то, что видит наперёд

Мой быстрый ум, но сердце отстаёт.

Pity me not because the light of day

At close of day no longer walks the sky;

Pity me not for beauties passed away

From field and thicket as the year goes by;

Pity me not the waning of the moon,

Nor that the ebbing tide goes out to sea,

Nor that a man’s desire is hushed so soon,

And you no longer look with love on me.

This have I known always: Love is no more

Than the wide blossom which the wind assails,

Than the great tide that treads the shifting shore,

Strewing fresh wreckage gathered in the gales:

Pity me that the heart is slow to learn

What the swift mind beholds at every turn.

Снежный лягушонок.

В старом парке потеплело.
Пробудясь в тепле,
мухи снежные несмело
двинулись к земле;

и, улыбчивый спросонок,
морща снежный лоб,
лезет снежный лягушонок
на большой сугроб;

и, упорный от пелёнок,
не снимая ласт,
выползает лягушонок
на колючий наст;

и, зажмурясь снежно-снежно,
снежных мух, пучком,
лягушонок ловит нежно
снежным язычком.

"Странная история" Элинор Уайли.

Песенка про измену.

Из описок Лада Ковалевского. (Мастерская Митяева).

Любить иных - напрасный блуд,
да вот случается в народе:
судьба меняет свой маршрут 
и подчиняется природе,
и забывая долг и честь,
она ликует и сияет -
незаменимых в счастье...... есть,
в любви иначе не бывает.

На этих встречах нет бесед
под сигарету, после кира -
полутона и полубред
в картинках смазанного мира,
где на двоих одна беда
двух ливней, сбившихся в торнадо, -
на два надкушенных плода
безумно страждущего сада.

У этих сцен финала нет -
разлукой, скукой и мытарством.
Он глушит боль своих побед
известной горечи лекарством,
дымит и слушает, как мгла
дрожит болезненно и влажно...
Спасибо богу, что была,
и продолжение - не важно...

"Осины" Эдварда Томаса.

До холодов на перекрёстке, кругом -
От кузни по отель и магазин,
Они о ливнях шепчутся друг с другом,
Пока листва не облетит с вершин.

Из грота звон доносится хрустальный -
Гудят от ковки молот и башмак;
В трактире - рёв, в ночлежке - стон прощальный,
Полвека не смолкающий никак

Но их слышней... Поверх глазниц чердачных,
Безлюдных трасс - в беззвучный небосвод -
До тЕней их, до их чертогов мрачных
Осин призывный шёпот достаёт.

В кромешной тьме, в муаре лунных блёсток,
Когда затихнут грот и балаган -
Видений залой станет перекрёсток,
В ночь певчих птиц и в снежный ураган.

И в этом суть... Не будь вблизи домины -
В любой сезон, любых эпох мирских -
Трясти листвой - земной закон осины,
Но вам довольно слышать этот стих.

Так мы верны повинности осины,
Покуда шквал с нас листья не сорвал...
В том вечный зов печали без причины
Тому, кто знает прочий идеал.

Мы быстро учимся... Освоил профессию бога...

Мы быстро учимся...

Мы быстро учимся звучать
словами важными потешно
и долго учимся молчать,
по жизни двигаясь неспешно;

мы быстро учимся письму -
ведь нам лениться не пристало;
мы пишем много, потому -
читаем медленно и мало;

мы всё считаем - на ура...
И замечаем ближе к тризне -
как мало, в сущности, добра
мы накопили в этой жизни;

и мы, как нас не вдохнови
все эти цифры, эти звуки -
живём, как неучи любви,
поскольку нет такой науки.

Освоил профессию... ( Morgan Weistling).

Освоил профессию бога -
(такую ещё поискать);
у бога работы немного -
наказывать да отпускать.

Освоишь профессию бога,
узнаешь её изнутри, -
и после - заботы немного:
всего лишь - люби да твори

.

Хайям (цитаты).

Из описок Лада Ковалевского.(Мастерская Дольского).

Вселенский разум благостен и строг -
он просветит, наставит и управит;
сведёт с людьми любезными в свой срок,
и от ненужных вовремя избавит..

Поникшим духом этот любодей
даст смелость - встретить новые приязни
и отпустить от сердца тех людей,
что прежде вас теряли без боязни.

Цените близость безысходных дней, -
дней - вашей дури, боли и печали;
жалейте их, от радости своей 
ушедших к вам из сокровенной дали.

В уме своём, не дай вам бог искус -
поведать им о фобиях открыто,
о всех ошибках прежних тесных уз
и о тщете их позднего визита...

Ноябрины чистая страница...

Из описок Лада Ковалевского (мастерская Митяева).

https://yandex.ru/video/preview/17076330222851506705

Ноябрины белая страница...
Поражённый вирусом системным
мой процессор даже не пытается грузиться
разницей ничтожного с никчемным.
И, попавший в ступор между ними,
дребезжит от тяжести процесса
и желает срочно, всеми фибрами своими,
поскорей избавиться от стресса.

В мире - изморось и прохлада;
и тебе, отчего - бог весть,
ничего от меня не надо,
у тебя, без того, всё есть.

У тебя серьёзная причина -
номерной уютный бестиарий -
в двух шагах, а кроме - и семейство, и мужчина -
навсегда, в одном из полушарий.
Там горит свеча в твоём окошке,
там порой - уютно и приватно;
ну, а то, что счастье рассыпается на крошки -
это и ежу давно понятно.

Лёд на лужах во мгле привычной..
Чуть подлечишься и брюзжишь:
у тебя - ни минуты личной,
ты себе не принадлежишь.

Как они упорно несовместны -
эти наши призраки и духи -
с мыслями, что им давно доподлинно известны
все уловки маленькой ссыкухи,
дурачка, имеющего виды,
ритуально жалкую потугу..
Видимо, пора принять микстуру от обиды,
с небольшой побочкой по недугу...

Я летаю, ещё летаю
с белой стаей пурги тугой;
я не сахарный - не растаю,
если помню тебя другой.

Говорят, что у блондинки...

Говорят, что у блондинки -
глазки - зеркальца из льдинки;
растопивший этот лёд
в бездну синюю нырнёт.

Говорят, что у брюнетки -
мак во мраке есть в расцветке;
разглядевший этот мак
не оправится никак.

Говорят, что у шатенки-
цвета нет, но есть оттенки;
сколько света в ней и льда -
не известно никогда..

Плакса, вакса, гуталин...

В те времена, от бакса и от факса
избавленной донельзя сном и духом
прострации, в которой, из релакса,
занятней прочих мультик с Винни Пухом
(от рыбки в злате - с абсолютным слухом) -
для связки слов не применялся блин,
но гуталин был - производным ваксы -
не как тариф, растянутый до таксы
для мелкой рёвы, обобщенной в плаксы -
но ставший детским кремом вазелин...
Из тех времён воскресного амбре
от "Дяди Стёпы", в жёлтой таре шнапса,
где серый ЗАГС - преддверие коллапса
законности из кулуаров ЗАКСа,
оторванной по времени аббре -
от -виатуры гениальным ИКом -
предчувствия, в засиженном дворе,
всех перемен - и в малом, и в великом...
Там дух тлетворный пепси и метаксы
ещё не плыл к подножию бугра,
а голос польской барби - Полы Раксы -
ещё картавил песенку с утра,
и плакса в старых туфельках, до блеска
начищенных, ей подпевая вслух,
бодрила свежим утром нежный дух
и, привечая встречного рукой,
несла свой сон по солнечной аллее
в авоське до ближайшей бакалеи,
куда её послали за мукой.

Поль Верлен. ...назад не беру...

Тыблочное. Стрёкот в траве.

Тыблочное.



По "1-ой Дачной" - на виду:
и рядом, и вдали -
краснеют тыблочки в саду,
на ветках -до земли,

а между тем - не так давно
здесь было всё в цветах,
и спелых тыгодок полно
на грядках и кустах...

Иным плодам приходит срок -
теперь наверняка
пузатой яквы спелый бок
желтеет с бугорка. 



Стрёкот в траве.



На мотив зонга "Крик" из спектакля 'Интервью в Буэнос-Айресе" театра им. Ленсовета.
https://yandex.ru/video/preview/6264799287672207257

З-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з.............................
https://yandex.ru/video/preview/3138084545931724596

Этот стрёкот в траве - голос в ангельском хоре -
он волнует меня, он призывно звучит.
Но малыш так пуглив, и, в зелёном просторе,
как заметить певца, если он замолчит..
Если он замолчит -
как заметить певца...
Если он замолчит -
как заметить певца...
Как заметить певца,
если он замочит?!

 З-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з.............................
https://yandex.ru/video/preview/3138084545931724596

Я крадусь, не дыша, замираю тревожно;
я надеюсь секрет разгадать до конца,
но боюсь испугать его неосторожно -
если он замолчит - как увидеть певца...
Как увидеть певца -
если он замолчит..
Как увидеть певца -
если он замолчит...
Если он замолчит,
как увидеть певца?!

Devotion... *

Цветные очки.

Среди унылых старичков
я бодр и весел не по лЕтам;
в моей коллекции очков
есть много стёкол, разных цветом.

И если всё белым - бело,
а сердцу стужа не по нраву, -
то я зелёное стекло
вставляю в старую оправу.

К полям асфальта по Тверской,
громадам серого бетона,
я подбираю цвет морской -
аквамаринового тона.

А если хмурится с утра,
и всё вокруг насквозь промокло, _
я говорю себе: Пора
вставлять оранжевые стёкла.

Я обращаю к вышине
свой взгляд весёлый без опаски,
желая солнцу и луне
добавить свежести в окраске.

Побольше цвета, старички,
Живите долго и безбедно...
Глядеть в прозрачные очки,
в такие годы, очень вредно...

Эдна Сент-Винсент Миллей. Сонет 16.

В дни засухи моей - как свежесть рос;
Как бриз в песках, как в толще недр укромной
Песнь хладных вод - оракул вероломный,
Мысль о тебе, опасней прочих грёз,

Казнит меня - в который раз всерьёз
Я верю в жест твой щедрости нескромной -
Давным-давно мной найденный фантомный
Песчаный холм - бесплодный мой колосс.

И я опять, всей дурью певчих птиц,
Ловлю твой призрак радужный в эфире,
Рыдая ввысь и проклиная ниц;

Вновь жалостно бреду к несчастной лире -
С потерянностью выжженных глазниц,
Обнять ещё раз опустелость в мире. 

Edna St.Vincent Millay Sonnet 16

Once more into my arid days like dew,
Like wind from an oasis, or the sound
Of cold sweet water bubbling underground,
A treacherous messenger, the thought of you
Comes to destroy me; once more I renew
Firm faith in your abundance, whom I found
Long since to be but just one other mound
Of sand, whereon no green thing ever grew.


And once again, and wiser in no wise,
I chase your colored phantom on the air,
And sob and curse and fall and weep and rise
And stumble pitifully on to where,
Miserable and lost, with stinging eyes,
Once more I clasp,—and there is nothing there.

Вагнеровским маршем.

(Из описок Лада Ковалевского.)
На мотив "Когда весна стучит в окно."
https://yandex.ru/video/preview/11491328209891253126


1.

Пришла пора...

Пришла пора привычным чудесам -
в лесную глушь сезонного парада;
пришла пора к таинственным лесам
рвануть себя из каменного ада..

В чащобный сон гармонии без слов,
в чистилищах драконищ трёхголовых
блужданий духа; в дебрях трёх стволов:
берёзовых, сосновых и еловых..

Чтоб разделить походную любовь,
по расписанью нервной электрички,
к бесшумному пленению грибов -
расцветки: белой, красной и лисички..

Ищи-свищи в ухоженных мирах
каких-нибудь шервудий заграничных
святую россыпь перлов - в трёх шарах..
в шарах: черничных, клюквенных, брусничных.. 

"На морском берегу" Теофиля Готье.

Луна, из бледных ручек, мило,
От лётной выси птичьих сфер,
Свой веер в блёстках уронила
На синеву морских шпалер.

И вот склонённая поныне
К пропаже тянет коготки -
Всё ускользающей в стремнине
Из-под серебряной руки.

Я рад бы в помощи стараться,
Я б в бездне горестной исчез,
Когда б я мог к Луне подняться,
Желай она сойти с небес!

Au bord de la Mer

La lune de ses mains distraites
A laissé choir, du haut de l’air,
Son grand éventail à paillettes
Sur le bleu tapis de la mer.

Pour le ravoir elle se penche
Et tend son beau bras argenté,
Mais l’éventail fuit sa main blanche,
Par le flot qui passe emporté.

Au gouffre amer, pour te le rendre,
Lune, j’irais bien me jeter,
Si tu voulais du ciel descendre,

Собачники.

Кто - авеню, а кто - по переулку,
кто - подворотней, между двух общаг -
собачники выходят на прогулку,
похожие на собственных собак.

Будь утром стужа, ливни и торнадо,
пожар, ковид - да мало ли причин...
Они выходят строго, им так надо,
им безразличен всякий карантин.

Они выходят просто, по природе;
они не ждут указки и звонка,
но знают толк в породе и свободе,
свой ареал и узу поводка.

И видят в окна дети и калеки,
как по асфальту, всяк на свой манер,
зверей отводят эти человеки
порою ранней в свой собачий сквер.

Там на лужке, в кругу своём привычном,
покуда их питомцы всех мастей
играются - беседуют о личном,
сверяя сводки свежих новостей.

Есть в этих темах тихих церемоний,
под ритуальный псовый перепляс,
к согласью шанс, от истинных гармоний -
и данных нам, и мучающих нас.

"Летняя свежесть" Иоахима Рингельнаца.

С блестящей выси в белых облаках
Сорви одно - в движении инаком;
Укрась тесьму дорожной шляпы злаком -
В зелёных колосках.

Лениво спрячь себя в густые травы,
В чём благодать и святость, от жары...
Гармоники губной сложи в октавы
Всё, что считаешь нужным для игры.

И пусть твоя мелодия отлична
От облачка в свободной синеве -
Расслабься... Мысль не далее гранична,
Чем стрёкот от кузнечика в траве.

Супостация.

Сначала - слово. Шуба или суп...
Пожалуй - борщ, как пере-, прежде водки.
В нём пуп любви, в нём кровяной отлуп
несбычи мечт, задрай подводной лодки;

в нём лорд o"Нез меняет май на пол,
огинский вихрь пускает вкруговую,
зовёт гостей и освежает стол
беседы умной нитью наживую..

Он не тостист. Что мелет он - бог весть:
про плоскость стоп в обзоре луп - от взгляда
до репликанты: У меня всё есть...
А если нет - то ничего не надо;

забот - по сих,  а времени - ни-ни;
и прежней прыти юности греховной -
увы-увы... И дни теперь - не дни,
и ночи пОлны слабости альковной...

Пьёт за мечту. В трёх точках правды нет.
Кто верит в счастье - верует в печали;
в надрыв, отрыв. Под поприща побед
мы не такие дебри расчищали!

Прости - пойми - всё это фуэта
созвездий - выше каменных очертий.
Поэт красив в прострациях листа,
в спектралях - от забвений до бессмертий.

Портрет.

Я рисую нашу маму;
Нарисую - вставлю в раму.
Я рисую нашу маму,
Я пишу её портрет.
Но выходят чьи-то рожи,
Все на маму не похожи -
Неприятны, непригожи -
Никакого сходства нет.

Посмотрю на эти маски -
И меняю кисти-краски;
Посмотрю на эти глазки -
Вновь точу карандаши.
Мама смотрит - безнадежно...
- Молодец - вздыхает нежно;
- Всё получится, конешно...
- Не волнуйся... Не спеши...

Я рисую нашу маму;
Нарисую - вставлю в раму.
Я рисую нашу маму,
Я пишу её портрет.
Хорошо, что я упряма.
Хорошо, что наша мама,
Как воспитанная дама,
Может дать такой совет.

Слушаем здесь -  https://yandex.ru/video/preview/4953883377007117363

Скольжение по стеклу.

Мотивом далёкого лада,
изящно - стопа на стопу -
о дальней лагуне цикада
на веточке пела клопу.

И солдатик таял в пиано
сладкозвучного зова сирен
в нежный плен Cicadetta montana -
в южной мангры зеркальный плен .

Там стройные, как канонерки,
и ловкие, как князья,
гуляют клопы - водомерки,
стеклянной гладью скользя.

И солдатик таял в пиано
сладкозвучного зова сирен
в нежный плен Cicadetta montana -
в южной мангры зеркальный плен.

 

Там дикая, точно зебра
с неоновым плавником,
скалярия рио - негро
фланирует косяком.



У ней прозрачное тело, -
ущербное, как луна,
за пятки кусает смело
клопов водяных она.  

Заправил в тугие скатки
солдатик - крыло к крылу -
казалось, он чешет пятки,
скользившие по стеклу.









Смотрим -  https://yandex.ru/video/preview/11927365942420958224

В первом приближении.

Бастурмень. Гонец от гордой пизы 
через гану мчит во весь ирак.
Красным ладом солнце из-под ризы
святый дух впускает в мой бардак -

поскорбеть у стынущей купели -
там, где вилкой писано: Война...
И понять - без хмели и сунели
здесь уже не выжить ни хрена.

Прошепчи мне скромный: Аллилуйя...
Окрести мой тёмный иноход, -
укажи на кисть для поцелуя,
оброни перо на эшафот.

Воплотись!... Прими меня на вилы,
искупай в небЕси голубой!
Отряхни... Добавь росинку силы -
за любовь подняться над собой. 

      *   *   *   *   *

Дух карманный, - рваная интрига:
вялый fuck, как псевдоперевод,
рудик кукиш с мясом, мона фига,
дуля фикс - замужье и развод -

всё пучком, но я, в своей херкнижке,
как нетленку, ныкаю от бикс
нежный блюз свой - свинг твоей интрижки -
пинк оливку между влажных слипс.

Лужа.

В ширину она уже,
а в длину - хороша;
я присел возле лужи 
и гляжу, не дыша,

как, сквозь ветви берёзы,
до земли этажи,
где резвятся стрекозы
и кружатся стрижи;

как на солнечный зайчик,
по другой стороне,
красно-синий трамвайчик
вдаль скользит на спине;

как по тине болотной,
в полумраке густом,
светлый след самолётный
за прозрачным крестом;

вверх ногами под ряской,
по колени в траве, 
образ мамы с коляской,
как мираж в синеве.

Отголосками Ричарда Баха. Суррогатное.

Отголосками Ричарда Баха.

Пора... пора вернуться к изначалью,
подбросить миру пару встречных тем;
слегка пройтись скребком по зазеркалью
раскисших рож - должно быть, от проблем;

озвучить душу сущим совершенством
игристой Queen и сокровенных  Doors, 
чтоб, красоте ответствуя блаженством,
ввести в судьбу поджарый женский торс;

вкруг моди-шейки огибая плечи,
признаться в том, что- как ни назови -
есть некий смысл в причуде новой встречи,
что всем вот-вот воздастся по любви,

по вере сил, по самости слияний...
Чему ещё?... По праву на раёк,
в котором близость - больше расстояний,
и гнев - не страх, и миссия - не срок.

Фиаско нет. Есть верная примета,
есть исполать в сакральности теней...
Личинки смерть - конец мирского света -
зовёт учитель бабочкой своей.

Суррогатное.

Задержись я на свете -
заторчи вечерами -
суррогатные дети 
станут править мирами.

Из сопливой пипетки,
из пробирки микробной -
суррогатные детки
от продажи утробной.

Словно - око за око
или - тело за слово -
станут править жестоко
и владычить сурово.

Этой власти в народе
всем хлебнуть по итогу -
и капризной природе,
и наивному богу.

Всем - картельным и частным,
биржевым и товарным -
рептилоидам властным
и пришельцам коварным.

Я печалюсь сердечно,
но не плачу - тем паче,
есть надежда - беспечно
не дожить до раздачи. 

Подрасти...

Мальчонка лет пяти-шести,
глазаст и молчалив -
он мог бы светлый мир спасти,
который так красив.

Покуда он один для всех -
бубенчик над дугой,
покуда славу и успех
не меряет деньгой;

пока он, пальцы сжав в кулак,
не ходит на войну;
пока он любит просто так -
и маму, и страну;

пока жалеет всех собак,
не мучает котят;
пока он прост, как прост пятак -
от маковки до пят;

пока он песен не орёт -
ни круче, ни сильней; 
и верит старшим, и не врёт 
для выгоды своей...

Он мог бы этот мир спасти -
усталый и больной,
да часто слышит:  Подрасти... -
в глаза и за спиной.

"Слепнущая" Райнера Марии Рильке.

Она со всеми чай пила в тот раз.
Мне показалось, в первом приближенье,
в руке за чашкой - странное движенье;
в улыбке - боль, нежданной из гримас.

Когда все встали, сделавшись шумней
и не спеша, по длинной анфиладе,
кто как пошли - она держалась сзади
их многословья... Я следил за ней.

Она строга и собранна тогда
была, подобно певчей перед кликой;
от глаз белесых, в радости великой,
свет отражался, словно от пруда.

Шаг был замедлен, требовалось меж
шагами - время; к одоленью - сила...
При этом так - как будто, взяв рубеж,
она б не шла натужно, но парила. 

Тихий снег.

Сегодня снег. Ночная канитель.
Садятся густо крохотные птички.
Примолкли мы, грозящие отсель
Налево вдаль и прямо по привычке.

Рапид, развес, исчадие холста.
Исконность поля. Слепость путевода...
Сегодня так. Конечно, неспроста
Он сух и тих от чистого прихода.

Ещё не всуе. Строго. От души.
Ещё дворы не дышат сквозняками.
На дрожь неонов ранью мураши
Ещё не вышли в свет проходняками.

Забвенный сон. Ни скрипа, ни следа.
Большой пробел - от хаоса до гаммы.
Небесных сфер живейшая вода
Морфемных игр в святые гектограммы.

Морской покой. Мирская тишина.
Невинный кров юдолей из-под кальки.
Единственность по растворенье на
Молитвы, сны, соблазны и печальки...

Сонет Альберта Эйнштейна Маргарите Коненковой.

Ты, две недели мной томима,
Сочла, что мной недолюбима..
Пойми - немало прочих мук
В исповедальности подруг, -

Твоих - в семейном тесном круге,
Совместных - в горестном недуге;
Сквозь мглу грядущей высоты
Суровой истины черты..

Гудит, как рой, башка устало.
Бессильны руки. Сердце вяло.
Надеюсь, в Принстоне покой
И отдых разделить с тобой;

Мы станем здесь читать Толстого;
Когда наскучит, для иного
Взгляд нежный отведёшь от книг,
И я увижу божий блик..

Меня ты любишь? Ложь, ей - богу...
Зову Амура на подмогу,
Чтоб к милосердью твоему
Взывать соблазнами ему..

Гномики..

Знает много старый гном
шуток о зверятках..
Не шалите перед сном
малыши в кроватках..

Хочет совушка поспать,
да светло - не спится..
Ей бы жаворонком стать,
ей бы в небо взвиться.

Утром в среду встал чуть свет
контролёр трамвая,
и скучает - зайца нет...
Просыпайся, зая!

Чистит ёршиком солдат
дуло у стрелялки,
потому что каждый рад
вспомнить о рыбалке.

Милый ёжик оттого
выглядит неброско,
что бессменно у него
ёжиком причёска.

Кошка мышку много дней
караулит честно..
Про другую норку ей,
к счастью, неизвестно.

На берёзе, над норой,
дом вороньей пары;
и лису во сне порой
мучают кошмары.

Жаль, что змейку пристрочить
змейка не сумела -
проще было б ей стащить
эту кожу с тела.

Рано утром от избы
с маленьким окошком
ходит гномик по грибы
с маленьким лукошком...  и так далее...

Метабола Z.

Я снова здесь - по моде на винтаж.
Слегка помят фанатками с флажками,
Присел в углу - отсюда мальчик-паж
Следил за ней, укрывшись за мешками;

Звучит в ушах бессмертный диалог,
Для знатных дам причудливый участьем;
Здесь был портал, в сияющий чертог
Её увлекший некогда за счастьем;

Была судьба... Любовь - в конце концов,
Хрустальный жребий. Дети... Были дети;
Был племзавод мышастых жеребцов,
Z-ет-логотип на тыквенной карете...

Её метла по-прежнему - в углу.
Утюг. Черпак... Окаменевшей кучей -
Её зола у печки на полу.
Я взял немножко - так, на всякий случай.

Я верю в кротость совершенных дев,
В метаморфоз - торжественен и ярок;
В планидах всех великих королев
Есть фазы швей, уборщиц и кухарок.

«Синий цвет» Николоза Бараташвили.

В цвет небесный, цвет морской
Изначальности мирской;
В нереальный синий тон
Был я с юности влюблён.

И теперь, когда в крови
Нет огня былой любви, -
Я клянусь - в ином цвету
Я любовь не предпочту.

Я влюблён в небесный цвет
Глаз, которых краше нет;
В этот взгляд, что синью пьян
И восторгом осиян.

Это - грёза... Это - миф -
В высь небесную порыв,
Чтоб, с любовью наравне,
Раствориться в синеве;

Это - смерть без явных мук
скорбной близости подруг;
Синева, а вместо слёз -
Крап небесный тихих рос...

Лишь туман, как покрова,
На погост падёт едва -
Пусть он жертвенно от плит
К небу синему парит...

Две странички Юрия Лифшица -
Перевод Юрия Лифшица - адрес не копируется. 
Есть на страничке Юрия.

"Синий цвет" Николоза Бараташвили в переводе Бориса Пастернака.

https://poezia.ru/works/67283

Разноцветное.

В детстве я ходил пешком
к бочке с белым молоком;
смачно, за глотком глоток,
пил томатный красный сок;
пусть морковь не отжимал
я в оранжевый бокал,
но зато давил не раз 
в кружку жёлтый ананас
и цедил зелёный джус
киви, странного на вкус.
Только цвет небесных грёз -
голубой, как купорос,
цвет вечерней синевы -
я не пробовал, увы.
И закатный фиолет 
мне - не в цвет, совсем не в цвет...
Я гляжу на небосвод,
на разливы тихих вод;
чёрный кофе развожу
и гляжу..
                ..гляжу..
                               ..гляжу....

Души твоей...

Души твоей я помню звонный гуд;
алтарный пламень в чистопрудном храме,
куда влекло от водки и простуд
уставший люд промозглыми ветрами;

твой белый дом на солнечном бугре,
воскресных празднеств званные обеды;
каминный зал, бокалы в серебре;
альковных таинств жаркие беседы.

Я помню всё... Печален и нелеп,
по вёсен прежних выцветшим полянам
я огибаю ныне мрачный склеп,
в пыли и пухе спящий над бурьяном..

Верит радостный народ...

Верит радостный народ
в светлый праздник - Новый год,
в исполнение мечты,
после шумной суеты;
на базарчике с трудом
выбирает ёлку в дом,
белой ватою хитро
декорирует ведро,
достаёт из мишуры
разноцветные шары,
расплетает узелки,
зажигает огоньки;
протирает тряпкой пол,
раздвигает старый стол;
оливье и холодцом
не ударив в грязь лицом,
достаёт из холодка
два шампанских пузырька;
мандариновый пакет
в яркой россыпи конфет -
ведь вот-вот, под ор и визг,
Дед придёт, весёлый вдрызг,
вместе с внучкой и мешком,
чтоб потешиться стишком;
он присядет у стола,
он расспросит про дела
и поздравит, не спеша,
по заслугам малыша..
Маше - сущий пустячок -
гусь-хрустальный башмачок;
Ване - латы, шлем и меч,
чтобы родину беречь..

Лаконичное.

                        Лаконичное.
(Из описок Лада Ковалевского).

Нередко нас премудрость прежней жизни -
И в радости, и в горе - всякий раз
Спешит наставить в точном лаконизме,
Из уст в уста добравшемся до нас;

И мы твердим, что так устроен свет,
Чужие беды разводя руками... руками;
Что всё проходит, в мире счастья нет..
И, век отжив, уходим дураками;

Пока прости, спасибо и ура
Отводят дух из бренности сердечно -
Ещё звучат - нет худа без добра,
Всё время лечит, ибо всё не вечно...

Не вечно... Ну-ка, туча, смачно брызни -
Жизнь ставит точку, замыкает круг...
Забыл о важном!... Помни - в каждой жизни
Всегда есть место пофигу, мой друг.

Дубль "Логоса" Алистера Кроули Кохан Марии.

Звезды моей - на мой сердечный зов
Сквозь вечность бездны таинства во мраке -
Все семь десятков световых годов
Блеск путеводен в звёздном зодиаке.
Все семь десятков!... Подле этих врат
Просветных, смертью названных предвзято,
Чей хладный блик даст сфере свой разряд -
Нерв систоло-диастольного злата..
Иная жизнь бессмертна.. Кровью гнев
Пока не выжжет бархат ночи страстно -
Услышь!.. Свой голос! Слово! Тайный сев
Восторга, мрак пронзающий всевластно
Спеши!... Святых довольно у небес;
Зари предвестник подлинный - Гермес!

Светлая песенка.

Замри порой несбыточных примет...
В урочный час от суеты заботной
Тебя избавит вечный белый свет,
Как пух с небес - прохладою бесплотной;

И тайный знак небесного гонца,
Запечатленный в каждой гектограмме,
Ты ощутишь учением отца
Согласья смыслов в тихом божьем храме;

И опознаешь в промысле земном,
Природы и рождественности женской,
Из этой яви, кажущейся сном -
Себя, как суть гармонии вселенской;

И расшифруешь тайну по следам
И силуэтам замерших растений;
Льдов по прудам, безмолвий по садам...
В оплывшем воске прежних откровений.

https://www.youtube.com/watch?v=qrgljPEJ0S4

У меня была подруга...

У меня была подруга...
(Из описок Лада Ковалевского).

У меня была подруга,
я её любил;
заплетала враки туго -
я её... любил;
о свиданьях забывала -
я её... любил;
изменяла, предавала -
я её... любил...
Я спросил её: Подруга,
разве мы друзья?...
И ответила подруга:
Без любви нельзя!

Кровавый сонет.

Сирены кровяных гипертрофий,
Валькирии полуночной напасти,
Над зыбкой кромкой двух мирских стихий
Восставшие для подвига и страсти -

О, сколь вы злы, послушницы любви!
Сколь вы победны наглостью альковной!..
Как нам приватны правом на крови,
Как нам родны судьбой единокровной.

Я вас пою!... Я славлю ваш искус,
Ваш трепет крыл, в душе звенящий внятно,
В кромешной тьме неистовый засос;

И ваша смерть мне горестна до слёз;
И я шепчу беззвучно: Сам ты гнус...
И я молюсь на пурпурные пятна!

Старушки туманные.

Бывают старушки странные -
прозрачные и печальные,
как будто они туманные,
как будто они хрустальные.

Их шейки обычно длинные,
фигурки обычно ладные;
а платья на них старинные,
и шляпки на них нарядные.

Такие они умильные,
такие они потешные -
улыбки у них бессильные,
походки у них неспешные..

Гуляют по миру бледные -
по ниточке да с иголочки,
пока не споткнутся - бедные..
И - бац!.. Собирай осколочки..

Мундиаль 2022 (Ожидание..)

Вроде я и жив покуда -
не в маразме, не в бреду,
а давно от поля чуда
ноготворного не жду;
всё милее мне былое
воплощение любви -
легендарные герои,
отшумевшие бои;
эти слёзы этих далей
поражений и побед... -
мундиалей.. Мундиалей
давний свет. Погасший свет.
Сердце тянется к экрану
многих лет тому назад...
Вот и Лео с Криштиану
повернули на закат -
полегоньку понемногу
замедляется разбег;
стал на душу ближе к богу
наш Диего из диег -
наше всё... Ещё неделя
канители - день за днём;
и свисток. Мели Емеля.
Поболеем. Поживём.

Харизма и одиоза М.

Когда, за миг до полного провала,
с высокой кисти воспаряет он -
решать исход великого финала,
и замирает полный стадион;
и каждым взглядом чертится синхронно
пара-бола крутейшей из орбит,
и сердце верит, что вот-вот резонно
малыш героев должно одарит...
И только он, вращающийся ровно
флюидами сходящихся молитв,
теперь определяет хладнокровно
исход одной из незабвенных битв;
и лишь ему, коварному, понятен
расклад руки, корзины и щита.
Он тих и строг. Его судьба - без пятен.
Он только кругл. Игра его проста.
Когда по душам, дужек не касаясь,
он плотным телом шаркнет в этот раз,
зайдёт с доскока, втиснется, вращаясь -
он будет прав (для половины глаз,
а для другой...). Зажмуримся: Красава!...
Восторжен рёв и долог тяжкий вздох.
Они слились - обида или слава -
решает он. Финал опять неплох.

"La saison..." Поля Верлена.

Грядёт сезон прохладный
Для нас в тоске осадной,
В кюлотах на тесьме;
Адреналин в природе
Толкает нас на взводе
К постельной кутерьме.

Фи, лето без просвета;
Едино то и это:
"Давай поспим... жара.."
И, вместо жизни, фига
Сна, скушного, как книга...
И вот любви пора!

В соитии напару
Добавим в топках жару -
Зима почти пришла;
Пусть в наших душах рядом
Бушует пламень адом,
Пусть буйствуют тела!

Оригинал и перевод Ф.К. Сологуба.
https://akyla.net/stihi-na-francuzskom/paul-verlaine/310-paul-verlaine/12738-la-saison-qui-s-avance-...

Паутинка. (Лживый стишок).

Я очень лжив - мне целых пять,
и я умею ловко врать..
Но разве в том моя вина,
что ложь красива и умна.
Теперь подумай и скажи:
что может быть чудесней лжи?
Ты погляди: когда я вру -
я ножкой по полу не тру,
я не краснею, как в жару,
я не потею, если вру...
Нет! В этом нет моей вины.
А кто не врёт.. - кругом лгуны:
и здесь - вблизи, и там - вдали -
одни лгунишки и врали..
Наверно, тот, кто всем отец -
красивый враль и умный лжец;
на небо в звёздах посмотри -
мы - то снаружи, то внутри;
и острова, и океан -
такой же маленький обман
большой игры, о ней сейчас 
вдвоём с тобой не в первый раз
мы честно лжём в своём в углу:
ты - наверху, я - на полу...
Я знаю - ты меня поймёшь,
ведь паутинка - та же ложь.
Ты знаешь (вот сейчас не вру) -
ведь я когда-нибудь умру,
и спросит строго вечный бог:
Да как ты смел? Да как ты мог?...
И я приму его в игру.
Пусть только спросит... Я совру.

Песенка о пришелицах. Леда Райнера Марии Рильке.

Песенка о пришелицах.

В старой памяти разной безделицы,
в закутке задушевной пыли,
есть альбом, где мирские пришелицы
не похожи на женщин Земли;

где под глянцем случайной поденщины,
пожелтевшем от скуки и мглы,
до сих пор две нездешние женщины
нереально свежи и милы...

Если первая пахла Атлантикой
и озоновым йодом волны;
знойной дюной, курортной романтикой
бирюзовой миражной страны;

то другая, почти не знакомая,
возникала по фазам извне
и опять исчезала, влекомая
звёздным зовом при полной Луне...

Как я глупо искал их внимания,
как стыдился я шуток своих;
мне всегда не хватало дыхания
в непосредственной близости их;

и теперь я в неловкой прострации
обмираю в потоке людском
от походки иной гравитации
и порыва в просторе морском..


Леда Райнера Марии Рильке.

Когда в него коварный Бог проник,
от прелести лебяжьей чуть не в страхе,-
он сбился напрочь в странном птичьем махе..
Обман, однако, двинул маховик;

и, прежде чем его смутил испуг
смятенья чувств неведомого чрева -
судьбе вняла распахнутая дева
и знала цель потуг,

и больше робость прятать не могла
она, смутясь в своём сопротивленье;
рука её под клюв ему легла...

Бог отпустил в любовницу своё
и ощутил с восторгом оперенье,
и птицей стал на лоне у неё.

И снова раз... Песенка "Чистота - залог здоровья..."

И снова раз...

Как раз - на раз.
На два - едва.
На три - внутри.
Теперь замри..

Четыре, пять -
ни дать, ни взять..
На шесть и сем -
я глух и нем..

На восемь -ах,
На девять -бах!..
не в бровь, а в глаз..
И снова - раз!!!

Песенка "Чистота - залог здоровья..."

В доброй правде славословья
есть один пробел:
" Чистота - залог здоровья!" -
помнит каждый чел,

но едва ли вспоминает
в душе и в парной -
сколько нечисти бывает
на душе больной.

Чистота её порывов,
свет её высот
под угрозой грязных сливов
едких нечистот;

эта нечисть разъедает
город и село,
и прекрасный мир страдает
очень тяжело.

Как не быть болезной жути,
если неспроста
ложь грязна по самой сути,
истина чиста...

Не пускаясь в суесловья,
мудрость допиши:
"Чистота - залог здоровья
тела и души!"

Глупое, бодрое, встречное...

Глупое, бодрое, встречное.. *
                     (Из описок Лада Ковалевского).

Когда (в мужчину) дама влюблена,
для счастья ей достаточно мгновенья -
того, когда наивная жена
в отлучке, ради их уединенья;

но блажь ея общением скудна
к взаимности свободной, по причине
того, что дама чувством холодна
к взыскующему милости мужчине...

Изволь не падать духом, нежный друг,
теперь и впредь - (от злобы и боязни)
среди фемин шерше свою ля фам

и, добиваясь милости у дам,
не забывай, что мудрый мир вокруг
изрядно щедр на встречные приязни.

*  
 Число 777 олицетворяет богатство и изобилие, необходимость духовного развития и осуществления собственных мечтаний. Оно призывает пробудиться, не отрекаться от амбиций и не терять ясности рассудка.
Число 777 как подсказка от Ангела. Ангелы очень хотят, чтобы вы преуспели и просят вас внести коррективы в свою жизнь. 

Упадочное.

Зашторенных безумств прокисшее пространство;
цезурный холодок, неизгладимый вздор
давно остывших грёз - здесь демон постоянства
отсутствием твоим растерян до сих пор.

Он видит декаданс в его бессмертном блеске
незавершенных игр, несовершенных чувств;
он слышит, как сквозняк внушает занавеске,
что лучик по стене - превыше всех искусств;

что юнкерство - судьбы, а камерство - кончины;
что в каждом миге - век; что новое - старо... -
Он в должности крыла от ведомства очины
и расщепленья душ о вечное перо,

где сложное - в простом, ничтожное - в великом;
 где властвует флюид - нетленный серафим ..
Сегодня он возник за стонами и вскликом,
но, более всего - безмолвием твоим.

Поутру ко двору... Спящая царевна.

Поутру
ко двору
как-то сразу с игрой не заладило,
ведь прогноз
страшных гроз
со вчера напрогнозил по радио.

Дунул шквал,
ливнем стал
дождь, который тихонько накрапывал; 
грохотал -
хохотал,
и покой мой в душе расцарапывал.

И когда,
вдруг вода
пузыриться взялась над дорожками,
я, как мог,
без сапог,
лужи резво разбрызгивал ножками.

И молчком
кулачком 
я грозил чёрной туче, как склочнице;
для дорог
брал песок
в до песчинки промокшей песочнице.

Я домой,
как герой,
возвращался и с Викой, и с Юлею,
чтоб теперь -
верь не верь -
оказаться ужасным грязнулею...

Спящая царевна.

Коммуналки адской
по Большой Посадской
вглубь норы глубокой,
к закутку с морокой
из мечты и хлама,
возвращалась мама,
чтоб во гроб хрустальный,
в робе коммунальной,
лечь царевной сказки,
закрывая глазки -
и совсем не ради
поцелуя дяди -
был у мамы спящей
принц совсем пропащий.
Этот сон о сыне
помнит он поныне.

Песенка любопытному герою.

Когда любопытный герой,
в соблазне, в любовной охоте,
на дев обращает порой
восторг необузданной плоти -
он часто, лукавый секрет
приняв за взаимность наивно,
низводит в горячке на нет
свой пыл, расцветающий дивно;
когда он на лживый привет,
со всей своей страстью беспечной,
летит, как козявка, на свет
возможной гармонии встречной.
Гетерам знакомы века
бретельки и стрелки, и складки
наощупь; крючок завитка,
строй буклей в пружинном порядке..
Прельщенье не станет блажить -
менадам известно подавно, -
как правильно ножки сложить,
как ножкой покачивать плавно;
когда трепетанье ресниц
направить на жертву... А впрочем,
знавал я лукавых девиц,
обласканных взглядом охочим,
способных не выдать, но скрыть -
и жестами, и в обертонах -
разнузданность, похоть и прыть -
под ноль, как порок на иконах;
Исконна, как правда в вине,
природная буйность вакханки,
что с нами подчас наравне... -
Короче - не судим по пьянке,
а лишь по  затменью зрачков,
влеченьем расширенных страстно -
весталки, в виду мужичков -
и те - над зрачками не властны.
Но даже на них уповать
нельзя - в расширении мнимом -
искус белладонны нарвать,
закапать глаза атропином...
Поэтому, нежный, не трусь -
крась сивку и двигай к принцессе;
наставничать я не возьмусь...
Целуй... разберёшься в процессе.

Чёрный карлик.

В твой главный день, в твой звёздный О-ль в году,
когда замрёт в заплыве небосводном
состав светил, чтоб первую звезду
представить явью в доступе свободном;
когда твоя бесчувственная течь
войдёт в уста твои витиевато,
сосцовых свеч туманистая млечь
с плеч соскользнёт для тихого привата... -

В этот миг, май лав, май дарлинг,
                                         горизонт твоих событий
всеми бликами неона

                                     затрепещет от игры,
из дыры былых сокрытий
                                         снова выйдет чёрный карлик,
пробуждая дивным светом
                                      омертвевшие миры;
и совсем, как в древней книжке,
                                         птичьим зовом издалече
я восстану и воскресну,
                                      протрезвею, встрепенусь;
от прощальной яркой вспышки
                                      я отправлюсь к нашей встрече
в ослепительной надежде,
                                         что обратно не вернусь...

Песенка невпопад.

Ты невиновна, я не виноват
в том, что сегодня всё у нас нескладно -
мы невпопад,
мы просто невпопад,
как да и ад, - как это ни досадно.

Ты невиновна в том, что мне мила;
что я герой не твоего романа, -
твои дела,
столь важные дела -
всего лишь детский повод для обмана.

И я готов на твой холодный свет
свой жар души растрачивать беспечно...
Спасенья нет,
тебе спасенья нет -
мы невпопад.. Мы вместе.. Мы навечно..

Лесная песенка.

Ещё вчера в зелёной роще было тихо,
а нынче в ней, среди довольного зверья -
весёлый гвалт и суматошная шумиха,
и все при этом вспоминают соловья...

Какая мусорка, какая гнесинка -
по белой роще, без начала и конца,
гуляет песенка,
гуляет песенка,
и невозможно в кронах высмотреть певца.

Ворона клювик свой раззявила на звуки,
лисичка с носа уронила колобка,
от звонких трелей и коленцев у гадюки
в глазёнках мутных поубавилась тоска...

Всё стало с вывертом, всё стало с посвистом,
теперь у каждого всё в жизни - на фью-ить,
а песня - просто здесь,
а песня - просто там,
ещё б узнать - кому спасибо говорить!

Камень-ножницы-бумага.

Без игры в гостях - ни шагу -
в камень-ножницы-бумагу, -
расчудесная игра
у хозяев - на ура!

Камень-ножницы - для смеха!
а бумага - для успеха,
потому что: всё - моё,
что завёрнуто в неё!

Обыграла тётю Свету
в камень-ножницы-конфету;
дядю поиграть зову -
в камень-ножницы-халву,

в камень-ножницы-печенье,
в камень-ножницы-варенье...
Нет бумажки?... Ну- и нет!
А обёртки от конфет?!

Эдна Сент-Винсент Миллей. The Goose-Girl.

Велопесенка.

Летней ранью трассы чисты.
Шорох шин. Мельканье спиц.
Полно дышит грудь.
Снова велосипедисты,
обгоняя стаи птиц,
покоряют путь.

Как для счастья мало 
нужно - для начала -
улыбнуться вдаль
и поставить ногу,
выйдя на дорогу -
точно на педаль.

Летний полдень. Зной палящий.
Пыль столбом. Подъём крутой.
Пот бежит ручьём.
Но у гонки настоящей
есть секрет совсем простой -
всё ей нипочём.

Как для счастья мало
нужно - для привала
присмотреть лужок
и, на узкой тропке,
снять из сёдел попки -
вот и всё, дружок.

Летний вечер. Солнце низко.
Гири ног. Дрожащий руль.
Финишный бросок.
Справа - тень от обелиска.
За спиной - уже июль.
Всё - на волосок.

Как для счастья мало...
Всем друзьям устало
улыбнуться вслед
и свернуть на Пресню,
напевая песню
будущих побед.

Джон Донн. Блоха.(1. 2.)

1.
Заметь блоху, и в ней на то намёк -
Как мал мой спрос, как твой отказ жесток.
Кусала нас поочерёдно - в ней
Смешались капли наших двух кровей.
Признайся, что блоху не назовут
Растлителем, бесстыдно впавшим в блуд:
Однако - сватовством пренебрегла,
Утешно смесью кровною кругла;
Увы! Обставить нас блоха смогла.

О, не тревожь в блохе трёх жизней груз -
Мы в ней почти... Нет, больше чем союз.
Блоха - есть ты и я; она навек -
Храм брачных клятв и ложе брачных нег.
Твоей родни влиянью вопреки,
Средь стен янтарных стали мы близки.
Склоняет близость к гибели моей -
Не добавляй самоубийства к ней,
Кощунства трёх грехов от трёх смертей.

И злость, и прыть...Ах, после стольких слов,
Невинной кровью ноготь твой багров?
И что блохе вменила ты в вину, -
Отдавшей жизнь за капельку одну?
И ты горда, считая - эта жуть
Слабее нас не делает ничуть;
О, да... Так знай - как ложен страх иной -
Лишишься чести близостью со мной,
Сколь жизни взято блошкой кровяной.

2.
Гляди - блоха, размер её таков,
Как твой отказ мне в паре пустяков;
Сосёт тебя... В ней смесь из двух кровей -
В ней кровь моя разбавлена твоей.
И знаешь - ведь не скажешь о блохе:
Растленна и бесстыдна во грехе;
При этом, насладясь до сватовства,
Брюхата кровной смесью баловства.
Могли б и мы! Но эта какова...

О, сохрани в блохе трёх жизней груз.
Мы в ней почти... нет - больше, чем союз!
Сия блоха - ты, я и, кроме нас -
Над ложем брачным в брачном храме спас;
Семейной воли против, нам дана
Обитель жизни в стенах прыгуна.
Пусть ты и склонна к гибели моей,
Самоубийством рук пятнать не смей -
Греховным святотатством трёх смертей.

Ах, с этих пор - и резов, и жесток -
Багрян невинной кровью ноготок?
В чём состоит блошиная вина,
Не в капле ли твоей заключена?
Но ты горда; наделав столько бед,
Ты говоришь, что нас слабее нет...
О, да... Так знай - как ложен страх, зане
уронишь честь, когда уступишь мне,
с лишеньем жизни блошкой наравне.


.MARK but this flea, and mark in this,
How little that which thou deniest me is ;
It suck'd me first, and now sucks thee,
And in this flea our two bloods mingled be.
Thou know'st that this cannot be said
A sin, nor shame, nor loss of maidenhead ;
    Yet this enjoys before it woo,
    And pamper'd swells with one blood made of two ;
    And this, alas ! is more than we would do.

O stay, three lives in one flea spare,
Where we almost, yea, more than married are.
This flea is you and I, and this
Our marriage bed, and marriage temple is.
Though parents grudge, and you, we're met,
And cloister'd in these living walls of jet.
    Though use make you apt to kill me,
    Let not to that self-murder added be,
    And sacrilege, three sins in killing three.

Cruel and sudden, hast thou since
Purpled thy nail in blood of innocence?
Wherein could this flea guilty be,
Except in that drop which it suck'd from thee?
Yet thou triumph'st, and say'st that thou
Find'st not thyself nor me the weaker now.
    'Tis true ; then learn how false fears be ;
    Just so much honour, when thou yield'st to me,
    Will waste, as this flea's death took life from thee

Кузнечик.

Из ЭРПО-2019

***

Где исчезали города

за горизонты,

стекалось счастье, как вода,

в седые понты,

где расплетались на ветру

тугие косы,

где собирались поутру

в ложбинках росы,

где изумленные стога

дрожали в поле,

где искривлялись берега

от сладкой боли,

и где-то, где-то: до свида...-

недоразлукой

скреблось, как дальняя беда,

грядущей мукой -

там были лики - к блику блик -

у нас зеркальны,

там души были всякий миг

зодиакальны,

там череда и лебеда

в лугах ромаших

впитали лепет: навсегда...-

свиданий наших,

там наша нежность о телах

из полутонов

застыла в тёмных зеркалах

ночных затонов.

Гремели где-то поезда

и, точно смехом,

из нашей песни: никогда... -

дрожало эхом.

***

...прощальной солянкой.

На грядках грядут перемены -
борщится соседний квадрат;
попавший в котёл ойкумены,
пыжасто осален салат;
шарманит прощальной солянкой
оркестрик половничий марш,
и мясо, мотая портянкой,
уходит в приёмник на фарш...
И только тебе под стихирью
слезинки на ближнего жаль,
когда ты плывёшь по межмирью -
отлить из столетника сталь.
Яволь, не тобой, а богами
Назначен торжественный ух -
той фазы, звенящей слогами,
где ангел, в созвездии мух,
портовую гильдию шлюшек
приветствует залпом огня
и бьёт белым пухом из пушек,
белилами кроет коня;
он, плоть сотрясая в икоте,
тебя уболтает волной
прибоя к божественной йоте
до близости прежней со мной;
и я, ради связей высотных
оставивший всех на земле,
приму с димедролом полётных
в развесистой мёртвой петле...

Медный Всадник.

В глухую ночь, в густой кромешной мгле,
покуда сны гуляют по столице,
он разминает ноги на земле,
даёт покой натруженной деснице;

газон Сенатской грустно мнёт стопой,
припоминая грозный грохот пушек;
ведёт Коня к Неве на водопой,
своим венцом обмахивая мушек;

там, с троекратным шёпотом: Виват...,
во всём былом величии и блеске,
швыряет в воды гладыш наугад
и, хохоча, насчитывает всплески...

потом они, понурившись, вдвоём
бредут к скале, где свившийся в колечки
на шкуре Змей мечтает о своём
под шелест волн неугомонной речки.

Мальчик - Мем. (Подземка).

Под Сенной, где жив трёхдулый эМ -
из Садовой, Спасской и наследной, 
на проходе алчный мальчик-Мем
замер в позе горестливо-бедной.

Он не просит милости никак,
не скулит для фраерни ушастой -
он сидит... Он подаёт ей знак
к бескорыстью жалости лохастой.

На рюкзак пристроив тощий зад
и склонившись куколем в ходули,
он взывает к людям невпопад
скоромошьей дерзости - А хули...,

потому что верует в серьёз,
в силу чувств и в равнодушье божье,
в безотказность выверенных поз,
в медный дождь на тихое подножье...

Мальчик-фейк, сегодня в моде фрик -
разверни колодец до улитки,
и - наверх, на свет - учись, старик,
обувать прохожего до нитки.

Милый лжец мой, бедный мой нахал,
пионэр фантазии телесной -
Будь готов - сегодня театрал
крайне скуп к аскезе бессловесной...

Камушка.

Над широкой Камушкой,

Бережком крутым,

Я гуляла с мамушкой

Вечером златым,

Где пылает сказочно

Ласковый огонь,

Где ложится яблочно

Солнышко в ладонь.

Над широкой Камушкой,

Тем же бережком,

Где гуляла с мамушкой -

Я брожу с дружком.

Детство благодатное

Завершает круг;

Солнышко закатное

На сплетеньи рук.

Приведу на Камушку

Доченьку свою:

Расскажу про мамушку,

Песенку спою:

На руках с улыбкою

Доченька уснёт,

Золотою рыбкою

Реченька блеснёт.

Сезон больших робинзонад.

В левадный ад, в раёшный мой расклад
страстных декад от пятничных распятий;
в эдемский сад тщедушных эскапад
спешит пора больших робинзонад
могучих волн сезонных неприятий.

Грядёт пора - под радужным гало
кровавых лун, натасканных на жижу;
ревущих бурь - по первое число
(пора поставить на воду весло ) -
мне повезло: я каждую увижу..

Средь хлипких дюн панических атак,
поверх акме бессрочных злоключений
восстанет вал (О, это верный знак! ) -
от белых шлейфов истовых мучений,
от горизонтов преданных влечений
к Большой Земле упёртых бедолаг..

Детская комната.

На окошке - Мишка,
а шары - в углу;
под подушкой - книжка,
лужа на полу:

этот милый Жуля -
очень добрый пёс,
и теперь мамуля 
мне задаст вопрос -

спросит: Трудно, что ли?
Скажет: Не к лицу...
Как отметки в школе?..
Позвони отцу.

За стеклом - медали,
ноты на столе;
в Зазеркалье дали,
мир по всей Земле;

за стеной соседской -
то скандал, то смех...
Как бы мне из детской
улететь от всех...

Междометия.

Обожал я восторг соцветия
колдовских витков эволюции;
брызги пришлых фраз - междометия -
от прострации до поллюции:

эти охушки, эти оюшки,
эти ши-шики этих факушек -
будто вздохи былинок в полюшке,
всхлипы пенные в створках ракушек..

Ой-ё-ёй - кис у кисок фикнула,
чёрт возьми - цып у цыпок фукнулось...
Боже ж мой - как она чирикнула;
Караул - как потом аукнулось...

Я шепчу вам: спасибо, милые;
досвидос, эге-гейте попами -
и айдачат они, унылые;
и каючат под Басту стопами..

Вот уже на слуху столетия -
те, что нами не восхищаются -
междометия.. междометия,
отувыкав, не возвращаются.

Песенка весеннего флуда.

Весенний день.. по скатам - птичий зуд;
по сливам - гуд полуденной картечи;
в такие дни мальчишке из неруд,
зажмурившись, по жизни ставишь "уд." -
пусть обнимает девочку за плечи;

пусть верит в чушь: в очертия бермуд,
в сибирских руд пылающие печи,
в свободный труд - от водки и простуд..
в весенний флуд.. в застывший бег минут -
пусть обнимает девочку за плечи;

ещё успеет взяться за талмуд,
надстроить храм Молчания Предтечи -
кристальный пуд, возвышенные речи,
парад, салют и даже божий суд -
не так важны, как худенькие плечи..

Кругосветное **.

Какое утро... Словно наяву
в мой зимний сплин, вобравший синеву
очертий неопознанной разметки, -
снов и желаний, сваленных в углу,
вернулся свет из долгой кругосветки,
скребясь во мне, как коготь по стеклу.
Какая явь... Клопом в янтарном виски,
больным изломом энгрской одалиски -
апрельский луч дрожит на потолке,
искрится пыль на фоне дачной прели;
дриады в рощах подняли свирели,
сирень кипит в протянутой руке...
Ещё чуть-чуть... Я справлюсь, я смогу:
окончу вязь молитвы на снегу,
сбегу к друзьям по долгой кругосветке,
вернусь к привычкам практики мирской, -
на всяку блажь держа к твоей секретке -
душе твоей - отмычку под рукой.

Жозе-Мариа де Эредиа. Кентавресса.

В лесах, по долам рек, средь скал - порой иной
Кентавров гордый род, бесчисленной вольготой,
Нагуливал бока из теней с позолотой;
Наш светлый шёлк сплелся с их прядью вороной.

К чему цветенье трав... Мы бродим в летний зной
Средь зарослей кустов по лёжкам с неохотой;
Мне мнится иногда - я чую за дремотой
Дрожь зова жеребцов, из дали жар ночной.

Поскольку с каждым днём скудеющее племя
Нефелы сыновей чудесных, в это время
Оставившее нас, в  плену у грубых дев.

Суть в том, что бесит нас их преданная нега;
И ржанье - этот крик, исторгнутый из чрев, -
Нас гложущая страсть безумного побега.

Jose-Maria de Heredia.
La centauresse.

Jadis, a travers bois, rocs, torrents et vallons,
Errait le fier troupeau des Centaures sans nombre ;
Sur leurs flancs le soleil se jouait avec l'ombre ;
Ils melaient leurs crins noirs parmi nos cheveux blonds.

L'ete fleurit en vain l'herbe. Nous la foulons
Seules. L'antre est desert que la broussaille encombre ;
Et parfois je me prends, dans la nuit chaude et sombre,
A fremir a l'appel lointain des etalons.

Car la race de jour en jour diminuee
Des fils prodigieux qu'engendra la Nuee,
Nous delaisse et poursuit la Femme eperdument.

C'est que leur amour meme aux brutes nous ravale ;
Le cri qu'il nous arrache est un hennissement,
Et leur desir en nous n'etreint que la cavale.

Поль Верлен. Последнее галантное празднество.

Песенка старого трендежа.

Положим, бедность - не порок,
но вдвое хуже, вдвое хуже;
на свой мирской недолгий срок
свой пояс затяни потуже,
шепни судьбе: мерси боку... -
прём не нов, но он испытан -
закон не писан дураку,
а если писан, то не читан;
кому жиреть, кому хиреть;
где в сердце тонко - там и рвётся:
нам не дано предусмотреть,
кем наше слово отпоётся;
в здоровом теле - здравый дух,
пока он есть в здоровом теле;
уходят в прах, как будто - в пух,
все те, с кем мы собаку съели,
изюмный фунт, солёный пуд
из дней - ни рыбы и ни мяса...
Куда ни плюнешь - проституд,
куда ни ткнёшь - кафтан и ряса;
все те же чуды в решетя,
все те же руки моют соты
на том же злате - от локтя,
где дохнут кони от вольготы..
Конечно, бедность - не порок:
на всякий ум - своя дубина,
на всяк роток - чужой свисток,
на горб - костыль и домовина.

Афоризмы. (Анахарсис Скифский).

С одной лозы три грозди винограда
нам дарит урожайная пора:
в одной из них - блаженство и отрада,
в другой - слеза и пьяная бравада,
а в третьей - мерзость дикого нутра.

Средь пиршества украдкой не пристало
присматривать за всяким алчным ртом, -
однако, ртов диковинных немало,
из малых чаш радеющих сначала,
но из больших - с набитым животом.

Дань жажде мы приносим в первой чаше,
вторая чаша радости полна,
из третьей чаши пьём блаженство наше -
нам всё кругом любимее и краше...
Четвёртая - безумием черна...

От пьянства есть проверенное средство
из безобразий пьяного соседства.

Райнер Мария Рильке. Ночная езда.(Санкт-Петербург).

В это время чистой гладкой рыси
вороных орловских жеребцов,
в это время звёзд фонарной выси
по фронтонам дремлющих дворцов,
в этот час, безмолвный и хмельной, -
не ездой - пробегом и пролётом,
вкруг громад дворцовых поворотом
по-над вспученной Невой,

нас влекло по полночи не спящей,
по земной небесной пелене,
в час, когда толпящийся бурлящий
беспризорно воспарил вовне
Летний Сад... Ряды ваяний в грёзах,
позади фигур в "Метаморфозах",
расплывались в обморочных позах...

Вот тогда пропал вполне
город. Ясно стало оттого -
никогда и не было его;
что в бреду он умоляет лишь
о покое тех, кому открыт:
чуть морфею - помысла иного
нет в тисках недуга векового;
нет в его вибрациях: Гранит...
Мозг колеблет пустоту и тишь
обморочных чувств незримых плит.


N;chtliche Fahrt (Sankt Petersburg)

Damals als wir mit den glatten Trabern
(schwarzen, aus dem Orloff'schen Gestut) -,
wahrend hinter hohen Kandelabern
Stadtnachtfronten lagen, angefruht,
stumm und keiner Stunde mehr gemass -,
fuhren, nein: vergingen oder flogen
und um lastende Palaste bogen
in das Wehn der Newa-Quais,

hingerissen durch das wache Nachten,
das nicht Himmel und nicht Erde hat, -
als das Drangende von unbewachten
Garten garend aus dem Ljetnij-Ssad
aufstieg, wahrend seine Steinfiguren
schwindend mit ohnmachtigen Konturen
hinter uns vergingen, wie wir fuhren -:

damals horte diese Stadt
auf zu sein. Auf einmal gab sie zu,
dass sie niemals war, um nichts als Ruh
flehend; wie ein Irrer, dem das Wirrn
plotzlich sich entwirrt, das ihn verriet,
und der einen jahrelangen kranken
gar nicht zu verwandelnden Gedanken,
den er nie mehr denken muss: Granit -
aus dem leeren schwankenden Gehirn
fallen fuhlt, bis man ihn nicht mehr sieht.

Новогодняя песенка про ибу...

Ибо есть ещё в лесах
Голубые ели;
Есть сосульки на усах,
Сказки под метели;
За окошком есть сугроб,
Над крылечком глыба;
Нет печалей и хвороб -
Иба, иба, иба!...

Ибо любят стар и млад
Бал в красивой зале;
Мандарин и шоколад,
Пузырьки в бокале,
Оливье да холодец,
Заливную рыбу
Да солёный огурец -
Ибу, ибу, ибу!!...

Ибо хочет детвора
Получать подарки,
Фейерверки до утра
Видеть в старом парке,
Озорные огоньки
На колючей зыби -
В эти славные деньки..
В ибе, ибе, ибе!!!...

Ибо есть всему черёд
В матушке Природе,
Очень радует народ
Мысль о Новом Годе:
Здравствуй - Новому сказать,
Старому: Спасибо -
Благодать да исполать -
Ибо, ибо, ибо!!!!...

И так далее...

Сафари.

Одна природа может знать -
в чём смысл иных планид..
Есть у жирафа рост и стать,
роскошный гордый вид;

способность снять любой листок
с верхушки... Оттого
простой воды в жару глоток -
мученье для него;

и если вдруг жираф прилёг -
не встанет никогда...
Кому-то, может, невдомёк
подобная беда;

но царь саванн, кровавый бог,
запомнил на века -
довольно пары задних ног,
стреноженных слегка;

на них ведёт голодный прайд
проспавшийся злодей...
Застыли... Можно сделать слайд,
понятный для людей.

Шарль Бодлер. Крышка.

Глотай он пыль дорог, вяжи концы узлами;

На знойных островах, под солнцем белых льдов;

Будь он слугой Христа, жрецом в киферском храме,

Будь хмур от нищеты, будь словно Крез суров;

Сидельцем городским с кипучими мозгами,

Вагантом и глупцом, обретшим сельский кров, -

везде: глазами ввысь с ладонями над лбами,

Люд в ужасе глядит на таинства миров.

Там только небеса! Из склепов, душных люду,

Хоров просветный свод всем видится повсюду,

Где полн людских судеб узор кровавых плит;

Распутнику кошмар, отшельнику отрада -

Высь! Мрачной крышки гнёт  котла земного лада,

В котором сонм мирской невидимо бурлит.

Le Couvercle.

En quelque lieu qu'il aille, ou sur mer ou sur terre,

Sous un climat de flamme ou sous un soleil blanc,

Serviteur de Jésus, courtisan de Cythère,

Mendiant ténébreux ou Crésus rutilant,

Citadin, campagnard, vagabond, sédentaire,

Que son petit cerveau soit actif ou soit lent,

Partout l'homme subit la terreur du mystère,

Et ne regarde en haut qu'avec un œil tremblant.

En haut, le Ciel ! ce mur de caveau qui l'étouffe,

Plafond illuminé pour un opéra bouffe

Où chaque histrion foule un sol ensanglanté ;

Terreur du libertin, espoir du fol ermite ;

Le Ciel ! couvercle noir de la grande marmite

Où bout l'imperceptible et vaste Humanité.

Лопе де Вега. Внезапный сонет.

Виолой мне сонет навязан живо;
давно не знал подобных заморочек;
я слышал, он - четырнадцати строчек,
три первых есть - насмешливы игриво. 

Казалось, не найти мне суетливо
глагол полустрофы без проволочек;
добраться б до терцета без отсрочек,
чтоб о катренах думать не пугливо.

Вот я в терцете первом, и при этом -
вошёл, похоже, с правой - право слово,
ведь я уже управился с терцетом.

Я во втором... Подозреваю снова -
тринадцать строк не выглядят сонетом;
пересчитал: четырнадцать... Готово.

Soneto de repente

 Un soneto me manda hacer Violante;
 en mi vida me he visto en tal aprieto,
 catorce versos dicen que es soneto,
 burla burlando van los tres delante.

 Yo pense que no hallara consonante
 y estoy a la mitad de otro cuarteto;
 mas si me veo en el primer terceto,
 no hay cosa en los cuartetos que me espante.

 Por el primer terceto voy entrando,
 y aun parece que entra con pie derecho,
 pues fin con este verso le voy dando.

 Ya estoy en el segundo, y aun sospecho
 que estoy los trece versos acabando:
 contad si son catorce, y esta hecho.

Райнер Мария Рильке. Пантера.

Блуждает взгляд в усталости без меры;
Мелькают прутья, меркнет белый свет.
Ей жизнь, как сон из тысяч спиц вольеры,
Из тысяч спиц; за ними жизни нет.

Бесшумна поступь, шаг тягуч упруго;
Ничтожно мал вращения овал,
Как оглушенной воли в центре круга
Могучей пляски жалкий ритуал...

Лишь иногда за створки осторожно
В зрачок проникнет данность - и тогда
Она в тиши пронзает плоть тревожно,
чтоб раствориться в сердце без следа.

DER PANTER

Im Jardin des Plantes, Paris

Sein Blick ist vom Vorübergehn der Stäbe
So müd geworden, dass er nichts mehr hält.
Ihm ist, als ob es tausend Stäbe gäbe
und hinter tausend Stäben keine Welt.

Der weiche Gang geschmeidig starker Schritte,
Der sich im allerkleinsten Kreise dreht,
Ist wie ein Tanz von Kraft um eine Mitte,
In der betäubt ein grosser Wille steht.

Nur manchmal schiebt der Vorhang der Pupille
Sich lautlos auf. - Dann geht ein Bild hinein,
geht durch der Glieder angespannte Stille -
Und hört im Herzen auf zu sein.

30-е ноября.

Всё стало вдруг - и будничней, и проще;
Забылось всё - и зной, и листопад.
Дерев пустых в садах святые мощи
Сквозь лес оград чернеют невпопад.

В прудах вода бездонна и бездвижна,
Как в душах мга; от всякой суеты
Отходит жизнь - так скушно, так некнижно,
Как утки вплавь уходят под мосты.

Но даже там, где всё благополучно -
В любом уютном тихом уголке,
Промозглый ветер колется беззвучно,
И ранний снег слезится по щеке;

И только взгляд, блуждающий по хвое,
Наивно верит в радость впереди,
Как будто есть спасение живое
Всему, что вечно зелено в груди..

Шарль Бодлер. Лета.

Вот сердце - рви, желанная тигрица,
Исчадья лени дикая душа,
В густую тяжесть гривы, не спеша,
Желаю нервно пальцами зарыться;

Забыться в юбках шалой головой,
И запах твой моих больных желаний
Вдохнуть, как тлен цветочных увяданий,
Как блажь и нежность страсти неживой.

Хочу уснуть! Уйти от жизни падкой!
Я б в этом сне, сомнительном, как гроб,
Бесстыдно и бессовестно взахлёб
Впивал твой торс роскошной меди гладкой.

Верней всего мой жалкий плач молчать
Заставит мгла бездонного покрова,
Твой поцелуй - от рождества христова
И губ твоих забвенная печать.

Я стану впредь в судьбе моей отрадной
Покорно в муках року подпевать;
Невинной жертвой с пылкостью взывать
К судилищу о милости пощадной.

И сок лизать с прелестного сосца,
Глуша свою обиду ненароком, -
Непентес и цикута жгучим соком
Не заточают в камеры сердца.


Le Léthé.

Viens sur mon coeur, âme cruelle et sourde,
Tigre adoré, monstre aux airs indolents;
Je veux longtemps plonger mes doigts tremblants
Dans l'épaisseur de ta crinière lourde;

Dans tes jupons remplis de ton parfum
Ensevelir ma tête endolorie,
Et respirer, comme une fleur flétrie,
Le doux relent de mon amour défunt.

Je veux dormir! dormir plutôt que vivre!
Dans un sommeil aussi doux que la mort,
J'étalerai mes baisers sans remords
Sur ton beau corps poli comme le cuivre.

Pour engloutir mes sanglots apaisés
Rien ne me vaut l'abîme de ta couche;
L'oubli puissant habite sur ta bouche,
Et le Léthé coule dans tes baisers.

À mon destin, désormais mon délice,
J'obéirai comme un prédestiné;
Martyr docile, innocent condamné,
Dont la ferveur attise le supplice,

Je sucerai, pour noyer ma rancoeur,
Le népenthès et la bonne ciguë
Aux bouts charmants de cette gorge aiguë
Qui n'a jamais emprisonné de coeur.

Шарль Бодлер. Кот.

Любимый кот, приляг ко мне на грудь,
Спрячь когти в лапки виновато;
Позволь в глазах красивых утонуть -
Палитры стали и агата..

*Когда ласкает голову рука, 
Тугую спину нежит еле,
Блаженствуя от колющих слегка
Разрядов в эластичном теле, -

В душе я грежу той, мой зверь незлой,
Что столь же хладна донным взором,
Пронзающим отточенной стрелой;

Чьё тело смуглое, как флёром,
В эфире нежном дерзкий аромат
Окутывает с головы до пят.

Le Chat
Viens, mon beau chat, sur mon coeur amoureux;
Retiens les griffes de ta patte,
Et laisse-moi plonger dans tes beaux yeux
Meles de metal et d’agate.

Lorsque mes doigts caressent a loisir
Ta tete et ton dos elastique,
Et que ma main s’enivre du plaisir
De palper ton corps electrique,

Je vois ma femme en esprit; son regard,
Comme le tien, aimable bete,
Profond et froid, coupe et fend comme un dard,

Et des pieds jusques a la tete,
Un air subtil, un dangereux parfum
Nagent autour de son corps brun.

Шарль Бодлер. Бочка ненависти.

Бочонок Данаид - суть ненависти бледной;
Руки безумной месть - и в силе, и в огне -
Свой черпающей мрак большой бадьёю медной:
Кровавых слёз - по край, и гибели - на дне;

В ней тайных дыр не счесть от Демона... Сей бездной
Тысячелетних мук, сочащихся вовне,
Ужели оживить дыханье жертвы бедной,
И тело воскресить, отжатое вполне...

Суть ненависти - пьянь в таверне. В том угаре,
Где выпитый бокал преумножает сушь
Двоящихся голов, как у лернейской твари;

Пропойца счастлив знать ловца пропащих душ,
А ненависть - увы... чья участь безотрадна -
Покоя под столом ей не дано нещадно.



Sonnet.  Le Tonneau de la haine

La Haine est le tonneau des pâles Danaïdes ;
La Vengeance éperdue aux bras rouges et forts
A beau précipiter dans ses ténèbres vides
De grands seaux pleins du sang et des larmes des morts,

Le Démon fait des trous secrets à ces abîmes,
Par où fuiraient mille ans de sueurs et d'efforts,
Quand même elle saurait ranimer ses victimes,
Et pour les pressurer ressusciter leurs corps.

La Haine est un ivrogne au fond d'une taverne,
Qui sent toujours la soif naître de la liqueur
Et se multiplier comme l'hydre de Lerne.

- Mais les buveurs heureux connaissent leur vainqueur,
Et la Haine est vouée à ce sort lamentable
De ne pouvoir jamais s'endormir sous la table.

Герман Гессе. Уступы.

Герман Гессе. Уступы.

Как вянет цвет, как молодость бессильна
Пред старостью - на жизненном уступе,
Так святость разной мудростью обильна
В срока свои, не длящиеся вечно;
Так сердцу дОлжно быть готовым, вкупе
С разлукой, к обновленью без печали,
Призывам жизни отвечая встречно
И связям новым вверившись открыто,
Поскольку есть волшба в любом начале,
В чём помощь нам и в чём для нас защита.

И дОлжно нам из дали в даль безродно
Переноситься шагом беззаботным;
Вселенский дух уступами свободно
Возносит нас участием бесплотным
И расширяет жизни круг непрочный.
Нам, от угрозы слабости унылой,
Готовность в путь отправиться бессрочный -
Свободы шанс во косности застылой.

Быть может, смерть для нас откроет ново -
И даль в цвету, и молодости лица;
И жизни клич в сердцах не прекратится...-
Прощай и здравствуй! - для всего святого.

Hermann Hesse. Stufen

Wie jede Blüte welkt und jede Jugend
Dem Alter weicht, blüht jede Lebensstufe,
Blüht jede Weisheit auch und jede Tugend
Zu ihrer Zeit und darf nicht ewig dauern.
Es muß das Herz bei jedem Lebensrufe
Bereit zum Abschied sein und Neubeginne,
Um sich in Tapferkeit und ohne Trauern
In andre, neue Bindungen zu geben.
Und jedem Anfang wohnt ein Zauber inne,
Der uns beschützt und der uns hilft, zu leben.

Wir sollen heiter Raum um Raum durchschreiten,
An keinem wie an einer Heimat hängen,
Der Weltgeist will nicht fesseln uns und engen,
Er will uns Stuf´ um Stufe heben, weiten.
Kaum sind wir heimisch einem Lebenskreise
Und traulich eingewohnt, so droht Erschlaffen;
Nur wer bereit zu Aufbruch ist und Reise,
Mag lähmender Gewöhnung sich entraffen.

Es wird vielleicht auch noch die Todesstunde
Uns neuen Räumen jung entgegen senden,
Des Lebens Ruf an uns wird niemals enden,
Wohlan denn, Herz, nimm Abschied und gesunde!

Владимир Набоков. Стишок.

Владимир Набоков. Стишок.

Владимир Набоков. Дом.

Лесов музЫка, песнь ветров вне срока;
Полян волнистых давний зыбкий свет,
На цыпочках, чредой унылых лет,
Крадутся следом... Это - ах!... Жестоко
Деревья ранить! Я, в мечтах своих,
Средь выжженных равнин, меж течей парой;
Вдали от громов серых мостовых.
Мой дом роскошен - слово без обманки;
Пыль на листе, истлевшем в книжке старой.
О, грусть берёз! Я помню дни в красотах:
Разрыв-трава, чащоба в позолотах;
Большая Сирин с бледностью поганки;
Волшебный путь; дыханья, трели птахи,
Звон колокольцев; бархатные взмахи
Сатурний серебристых вкруг полянки...
Где те, что видеть разницу могли?...
Где Бог... Я видел таинства земли,
Плыл в никуда среди воронок рьяных
Крылатых волн. Скитался наугад,
Внимал портовый бред мерзавцев пьяных,
Мощёных лазов южный аромат;
И целовал под бледным лунным ликом
Вуалевых распутниц в ритме диком;
Но одиноким духом, ночью стылой...
От болтовни случайной до небес,
Я в сумерках мятежной... нежной силой
Вдруг возношусь - Ах, это было, милый...
Твоя музЫка, ветреный мой лес!

Home
 
Music of windy woods,an endless song
Rippling in gleaming glades of Long Ago,
You follow me on tiptoe,swift and slow,
Through many a dreary year... Ah,it was wrong
To wound those gentle trees!I dream and roam
O'er sun-tormented plains,from brook to brook,
An thence by stone grey thundering cities. Home,
My home magnificent is but a word
On a withered page in an old, dusty book.
Oh,wistful birch trees!I remember days
Of beauty: ferns; a green and golden mare;
A toadstool like a giant lady bird;
A fairy path; bells,tinkling bells,and sighs;
Whimsical orioles; white-rimmed butterflies
Fanning their velvet wings on velvet silver stems...
All is dead.Who cares,who understands?
Not even God... I saw mysterious lands
And sailed to nowhere with blue-winged waves
Whirling around me I have roved and raved
In southern harbours among drunken knaves,
And passed by narrow streets, scented and paved
With moonlight pale.There have I called and kissed
Veiled women swaying in a rhythmic mist
But lonesome was my soul, and cold the night...
And if sometimes,when in the fading light
Chance friends would chatter, suddenly I grew
Restless and then quite still,—Ah,it was
Music of you,windy woods!

Шарль Бодлер. В проулок свой вогнать Вселенную способна...

В проулок свой вогнать Вселенную способна,

Ты - нечисть во плоти!  Душа от скуки злобна...

Чтоб раздвигать оскал в свой изощрённый стиль -

По сердцу в день должна выкладывать на гриль;

Глаза твои светлы витринными огнями

И праздностью свечей общественными днями;

И наглый произвол, и власть заёмных прав -

В них, прелести своей не знающих устав.

Бесчувственный станок плодоносящей злобы,

И кровосос мирской целебной приспособы!

В кругу своих зеркал куда ты прячешь стыд,

Поблекших чар своих как ты выносишь вид?

Ужель, искусна злом подобного размаха,

Ты никогда пред ним не задрожишь от страха?

Когда в природный смысл, что сокровен сполна,

О, Женщина! О, тварь - ты тоже включена... -

Чтоб гения месить с Царицей греховодства?

О, прОклятый триумф! Возвышенное скотство!

Tu mettrais l'univers entier dans ta ruelle

Tu mettrais l'univers entier dans ta ruelle,
Femme impure! L'ennui rend ton âme cruelle.
Pour exercer tes dents à ce jeu singulier,
Il te faut chaque jour un coeur au râtelier.
Tes yeux, illuminés ainsi que des boutiques
Et des ifs flamboyants dans les fêtes publiques,
Usent insolemment d'un pouvoir emprunté,
Sans connaître jamais la loi de leur beauté.

Machine aveugle et sourde, en cruautés féconde!
Salutaire instrument, buveur du sang du monde,
Comment n'as-tu pas honte et comment n'as-tu pas
Devant tous les miroirs vu pâlir tes appas?
La grandeur de ce mal où tu te crois savante
Ne t'a donc jamais fait reculer d'épouvante,
Quand la nature, grande en ses desseins cachés
De toi se sert, ô femme, ô reine des péchés,
— De toi, vil animal, — pour pétrir un génie?

Ô fangeuse grandeur! sublime ignominie!

23-Й КПП им. Никиты Винокурова. (Сильвия Плат. Песня безумно влюблённой.)

"Закрыть глаза - и мёртв распад земной;

Раздвинуть веки - возрождён сполна.

(Я думаю -ты вымысел больной.)

Будь вспышка тьмы внезапна надо мной:

Будь хора звёзд лазурна и красна, -

Закрыть глаза - и мёртв распад земной.

Мне снилось - наколдованных луной

Безумств твоих - и песнь, и тишина...

(Я думаю - ты вымысел больной.)

Низвергнут бог, слабеет адский зной.

Толпа бесово-ангельского дна.

Закрыть глаза - и мёртв распад земной.

Надеюсь, ты вернёшься не иной;

Ведь я стара, чтоб помнить имена.

(Я думаю - ты вымысел больной.)

Вернее птицу-гром любить весной,

Чьим рёвом высь родимая страшна.

Закрыть глаза - и мёртв распад земной.

(Я думаю - ты вымысел больной.)"

Sylvia Plath

27.10.1932 – 11.02.1963

Mad Girl’s Love Song

"I shut my eyes and all the world drops dead;

I lift my lids and all is born again.
(I think I made you up inside my head.)

The stars go waltzing out in blue and red,
And arbitrary blackness gallops in:
I shut my eyes and all the world drops dead.

I dreamed that you bewitched me into bed
And sung me moon-struck, kissed me quite insane.
(I think I made you up inside my head.)

God topples from the sky, hell's fires fade:
Exit seraphim and Satan's men:
I shut my eyes and all the world drops dead.

I fancied you'd return the way you said,
But I grow old and I forget your name.
(I think I made you up inside my head.)

I should have loved a thunderbird instead;
At least when spring comes they roar back again.
I shut my eyes and all the world drops dead.
(I think I made you up inside my head.)"

"Глаза закрою - мир во прах свой пал;

Раздвину веки - заново рождён.

(Я думаю, что ты - мой идеал.)

Лазурен танец звёздный или ал,

Случайной вспышкой мрака озарён -

Глаза закрою - мир во прах свой пал.

Мне снилось - ты меня околдовал;

Песнь лунной неги был безумный сон.

(Я думаю, что ты - мой идеал).

Нисходит бог, и адский пламень мал:

Слуг сатаны и серафимов гон.

Глаза закрою - мир во прах свой пал.

Мне мнится - ты вернёшься, как сказал;

Старею я для памяти имён.

(Я думаю, что ты - мой идеал).

Мне б в птицу-гром влюбиться, в первотал

К гнезду спешащей с рёвом испокон.

Глаза закрою - мир во прах свой пал.

(Я думаю, что ты - мой идеал)."

23-Й КПП им. Никиты Винокурова. (Марсель Пруст. Моцарт.)

 Марсель Пруст. Моцарт.

Принц баварский, чей взгляд, от печали и хлада,

Так пленительно томен, в объятиях чуть,

Итальянки в соку, пышной спелости грудь

Жмёт по сердцу в тени его зябкого сада.

Тяжкий вздох... - Нежной немо душой, наконец,

Пламень страсти её он лениво вкушает;

Лучезарных надежд чародейный венец

В ненадёжные руки принять разрешает.

Дон Жуан, Керубино... Топтал он розаны...

Их, рассеянных ветром, он гонит, как сон:

Аромат увяданья и слёзы, и стон -

Андалузских садов до пределов  Тосканы.

Итальянка, как прежде, в тумане бедовом,

Этой ночью - Царица в баварстве садовом.

Нежен воздух божественным престо груди,

И капель его флейты волшебной сердечна,

И тепла эта тень, и свежи бесконечно:

День, щербет, поцелуи и высь впереди!

Marcel Proust

 10.07.1877 – 18.11.1922

Mozart.

 Italienne aux bras d'un Prince de Bavière

Dont l'oeil triste et glacé s'enchante à sa langueur!

Dans ses jardins frileux il tient contre son coeur
Ses seins mûris à l'ombre, où téter la lumière.

Sa tendre âme allemande, - un si profond soupir!
-Goûte enfin la paresse ardente d'être aimée,
Il livre aux mains trop faibles pour le retenir
Le rayonnant espoir de sa tête charmée.

Chérubin, Don Juan! Loin de l'oubli qui fane
Debout dans les parfums tant il foula de fleurs
Que le vent dispersa sans en sécher les pleurs
Des jardins andalous aux tombes de Toscane!

Dans le parc allemand où brument les ennuis,
L'Italienne encore est reine de la nuit.
Son haleine y fait l'air doux et spirituel

Et sa Flûte enchantée égoutte avec amour
Dans l'ombre chaude encor des adieux d'un beau jour
La fraîcheur des sorbets, des baisers et du ciel.

23-Й КПП им. Никиты Винокурова. (Гуго фон Гофмансталь.)

Юнцом стоял я...

Я в блеске вешнем отроком несмелым

Всплывал мечтой астральной; в этом сне

Безмерная тоска по всем пределам
Предчувствием пронзала душу мне.

Настало время смыслов и гармоний...
Восторг и страх! Порой мирской простор
Являл собой нездешних церемоний -
И пламень роз, и звонниц перебор.

Как чувствовал я живо в этом свете
Свою влюблённость скорую; в сей срок
Был щедр душой, восторжен; был глубок -
Звеном живым в большом живом браслете!

Предчувствовал, как течь любовной жажды
Потоком верным сердце мне пронзит...
Случилось мне упиться им однажды,
Что сон мой ныне вряд ли исказит.

Hugo von Hofmannsthal

 Ein Knabe stand ich

Ein Knabe stand ich so im Frühlingsglänzen

und meinte aufzuschweben in das All,

unendlich Sehnen über alle Grenzen

durchwehte mich in ahnungsvollem Schwall!

Und Wanderzeiten kamen, rauschumfangen!

Da leuchtete manchmal die ganze Welt,

und Rosen glühten, und die Glocken klangen

von fremdem Lichte jubelnd und erhellt:

Wie waren da lebendig alle Dinge

dem liebenden Erfassen nah gerückt,

wie fühlt’ ich mich beseelt und tief entzückt,

ein lebend Glied im großen Lebensringe!

Da ahnte ich, durch mein Herz auch geleitet,

den Liebesstrom, der alle Herzen nährt,

und ein Genügen hielt mein Ich geweitet,

das heute kaum mir noch den Traum verklärt.

Керуаки. (наброски).

Дождь припустил от Малуксы. Когда я из вагона выбрался наружу, лупил вовсю, падучая вода у самых ног стеклась в большую лужу. Пошёл туда, где небольшой навес не обещал проникновенья влаги, чтоб наблюдать кипения небес, поля и лес, как должно бедолаге. Садовый люд, слегка ускорив шаг, тянулся от платформы до грунтовки, где автобУсы, парой колымаг, среди авто их ждут на изготовке. Затем пришла, на смену суете, та пустота, что просто объяснима, унынье чувств и слабость во тщете - короче всё, в чём подлинное мнимо...
И вот тогда, под мерный перестук, под ливнепад безволия и тщенья, в мою судьбу проник незваный звук евангелийских прописей прощенья. Потом в неё попал велосипед, из рюкзачка раскиданные шмотки и, наконец, несущей пылкий бред ненастный лик расхристанной красотки. Святая Русь. Простор мятежных душ, разбивших в прах унылые семейки, им предпочтя раздолие кликуш, холодный душ, вокзальные скамейки...
Такая хрень... Я верю в божий сюр ненастным днём, и ,без надежды хлипкой, в любой ощип могу войти, как кур... В любой ощип с раскисшей синей цыпкой. (не конец).

Молитва Ё.

Глянул месяц из-за тучки
Воссиял в ночи,
Скинул ёжик с плеч колючки,
Вышел под лучи. 

Лунный блик скользит по коже,
Лес дрожит стеной;
Голый ёжик шепчет: Боже...
Боже, что со мной?

Ни привета, ни ответа;
Чутко дремлет русь,
Шепчет ёжик: Как же это?.. 
Я же не боюсь... 

Лунный зайчик спрыгнул с шубки - 
Уколол бочок;
Как ни сложит ёжик губки:
Боже.., и молчок. 

Бедный ёжик в мире строгом, 
В наготе лесной - 
Очень глупо спорить с богом - 
Ночью под луной... 

P. S. 
Встало солнце над лагуной - 
Пекло, как в аду;
Кто бы там ни ползал дюной - 
Каждый на виду:

Вот - козявка, вот - букашка... 
Под морскую течь, 
Что-то чепчет черепашка, 
Сбросив крепость с плеч. 

Стансы М.

Выходит - так тому и надо,
Раз неизбывны навсегда -
Эдемской свежести прохлада
И тайна спелости плода;
Любовный стон, застывший в глотке,
Избитый вдрызг любовный чёлн;
Неслышный плеск твоей походки
По лунным блёсткам сонных волн;
Твой йод и мускус, твой - до дури
До алых теней на пески -
Твой бесконечный призрак бури,
Мираж неоновой тоски...
От всех наивно-юных далей,
Тревожной сладостной тиши;
От вытекающих реалий
Из сюрреальности души;
От горизонтов... Отпуская
За недосказанность вины, -
Поклон небес тебе Морская -
От бледной тучки до волны.

Малышовая песня

Не обижайте малышей
Ни ремешками, ни взашей,
Ни просто так, ни поделом -
Малыш на зло ответит злом. 

Не нужно строго на полах
Томить проказников в углах -
Есть вероятность за дела
Лишиться в старости угла. 

Зачем вам плакаться порой
От беспорядка за игрой;
Ещё останетесь без слёз,
Когда игра пойдёт всерьёз. 

Лень в малолетках - не порок,
Она сидит условный срок,
А за дела наверняка
Грозят реальные срока. 

Избави вас наедине
Ловить ребёнка на вранье -
Враньём политик и поэт
Веками развлекают свет. 

Не заставляйте ребятню
Вас уважать за болтовню -
Потом раскаетесь не раз
В словах, дозволенных сейчас.

Внутри любого малыша
Живёт ранимая душа,
И за любую ерунду
Она с вас стребует в аду. 

На малыша в последний миг
Держи равнение, старик, 
Чтоб как блаженный идиот
Ты завершил круговорот. 

За годы скорби и тоски
Любите внуков, старики -
Чтоб нахлебаться ваших мук,
Ниспослан детям милый внук. 

Поверьте, люди - ребятня -
Для всех главнейшая родня,
Поскольку весь мирской кошмар
Мы вскоре им оставим в дар. 

Поэза паучка

Опёршись лапкой о сучок
Оливы, сохнущей до срока,
В тени тлетворной паучок
О чём-то грезил одиноко;

И живость дивных красок дня,
Простор небес, мирские дали
Потуг любовных мельтешня
Его ничуть не увлекали,

Но был его застывший взгляд 
Наивен, алчен,.. Был ужасен
(Пока его не разозлят,
Паук нисколько не опасен).

И вдруг (решаясь мир пленить,
Как это могут только дети)
Паук извлёк тугую нить,
Прочней которой нет на свете;

И завертелся, как волчок, 
Среди ветвей - от этой прыти,
В ажурный клейкий гамачок
Сцепились радужные нити.

Здесь было всё - и сюр, и приз
Концы концов, начал начала;
И лишь смиренность божих риз
Спасенью душ не отвечала. 

Он снова замер у сучка,
Держась за нить своей планиды -
Поэзы моро паучка
(Ничтожно мелкой арахниды).

Он был покоен, будто лев,
Держащий зебру на примете;
Он знал их суть - небесных дев,
Нечаянно попавших в сети;

Он был их бог - ему ль не знать,
Как дрожь их тел бежит по ложу,
Как снизойти и спеленать,
Как едкий яд пустить под кожу;

Как их баюкать долгий час
Терзаний похотью и страждой,
Чтоб выждать мглу из бездны глаз,
Чтоб душу высосать из каждой... 

Песенка про то и это

В том-то и весь курьёз,
Весь парадокс земной:
В радости - горечь слёз,
В горести - смех чумной;
Это, как свет и мрак,
Как тишина и звук,
Это - как друг и враг,
Здравие и недуг;
Это - как мир старо:
В лирике жив сатир,
В трагике - Фигаро,
В комедианте - лир.
Этот простой мотив
Вечен, как ковш в парной -
Комик порой слезлив, 
Трагик смешлив порой.
Это, как маскарад -
Так и наоборот:
Маска - гримасой в ад,
Маска - счастливый рот.
Инь утекает в янь, 
Стыд утекает в срам...
Видимо, тело дрянь,
Всё напоказ у дам, 
Да и у мужичья
Выставлено на свет -
Значит, всегда ничья, 
Общий большой секрет. 
Как увлечён в жару
Росписью тела взор -
Так бы оно - перу
Ставить талант на хор -
Можешь писать - пиши,
Хочешь любить - не трусь;
Слово не от души -
Вирус, разъевший Русь. 
Хавай, и будь таков -
Уж не сочти за труд... 
Это для дураков;
Умники не поймут. 

Любовь слезам...

Ещё один, отставивший свечу,
А вкупе всё, что тягостно и тесно,
Иной судьбы по звёздному лучу
В иной финал уходит бестелесно. 

Творец творцу не правит синему, 
В таланте нет ни штаммов, ни подобий;
Душе невмочь, уму - не по уму -
Финал из мук, нотация из фобий. 

Морали нет. Терпение и труд -
Как это верно, благостно и мило... 
Теперь судьбу немножко перетрут, 
Чуть переврут для нового распила...

Одиоза Черепана. P.S.

Прими, малыш, явленье на Руси
С умишком, крепкой спинкой и талантом, -
Как случай быть вагантом и атлантом,
Бригантом между Китсом и Ли Хантом,
Мигрантом стричь газоны - гой еси!

Как супертренд фронтмена Би-би-си,
Как секс-икону кухонных горгулий;
Как самый верн от всех писучих жюлей:
Каминный зал, бокалы,.. от июлей -
Стеною ливень - боже упаси...

Мой суверен, терпила, либший брат, 
Кому, как мне, не знать твоих замашек -
И я бы мог по дюнам черепашек
Брать на измор - до жути, до мурашек...
Звени стеклом - никто не виноват...

Умерим вместе: ты - любовный гам,
Я - прыть в словах, ощеримся до уха;
Жизнь где-то есть, здесь, стало быть, житуха, 
Мой кавалер, мой панцеркройзер духа, 
Тащи свой щит, набью тебе: proDam@

Шучу, молчун... Гармония - в любви;
Родство - в словах, куда до них ван Дейку... 
Да что слова! Взгляни на канарейку
Тот миг, когда ты расправляешь шейку;
Послушай, как смолкают соловьи! 

P.S. 

На том суде, где спросится сурово 
С любой души за смертные грехи,-
Возможно, там божественного слова
Исконный смысл уложится в стихи;

Быть может, там - над зыбью бессловесной, 
На явный миг, на крохотную чудь, 
Вдруг бледный свет трагедии небесной 
Нам приоткроет праведную суть. 

Буль-були

Чем оправдаемся, бабули,
Избыток чувств вводя в расход, -
За каждый буль и все буль-були
Эфирных всхлипов сточных вод?!

И бультерьера, и бульдога
Когда я вижу у воды -
Старушек жалостно и строго
Прошу: Подальше от беды...

Не дай вам боже в заморозках
Бульменный вакуумный вал
Перебирать в мольбах и слёзках, -
Избави вас такой финал;

И в майский полдень, и в июле,
Петляя берегом реки,
(Я умоляю вас, роднули) -
Сжимайте крепче поводки.

Я был влюблён...

Я был влюблён. Той песней звонкой
Душа моя жива сейчас;
В тот срок веронскою воронкой
Любовь отлавливала нас;
И закружив слиянием дивным,
В едином ритме двух сердец,
Внимала с таинством наивным -
Так смотрит вечность на венец. 
И кто был счастлив, кто неистов, 
В тот миг, где всё предрешено, - 
Любови, в смуте эгоистов
И жертв случайных, - всё равно. 
Жизнь за спиной, и я нестрого
Шепчу за нею: Всё равно...
Всё то, что нам дано от бога -
Наивно, вечно и грешно. 

Песенка Гудвина Великого и Ужасного

Волшебники - тоже не боги;
Однако не с блажью пустой
По жёлтой мощёной дороге
Стремятся ко мне за мечтой. 
Влекомые прихотью чудной, 
С опаской, как в сказочный лес, 
Заходят в чертог изумрудный
И ждут от владыки чудес. 

Когда б ты знал, наивный мой проситель, 
Как тесен круг спасительных идей;
Я Гудвин, я - Ужасный Искуситель, 
Я Гудвин, я - Великий Лицедей. 
Я Гудвин, я - Ужасный Искуситель, 
Я Гудвин, я - Великий Лицедей. 

Волшебникам тоже известно, 
Что тварей и даже людей
Обманывать очень нечестно, 
Когда ты не глупый злодей;
Но разве не ради свободы,
Укрыт изумрудною мглой,
Я ложью спасаю народы
От нечисти, сказочно злой.

Волшебны - честь и верность, и отвага,
Тепло от сердца, милость от руки, 
А ловкий трюк и даже ложь во благо -
Мой милый зритель, - это пустяки.
А ловкий трюк и даже ложь во благо - 
Мой милый зритель, - это пустяки. 

Воскрешение Х.

Третий час в душе тоска -
Я теряю хомяка. 
Он лежит - ни мёртв, ни жив,
Глазки красные закрыв. 
Школ хомяк не основал,
На любовь не уповал. 
Захомячит и - молчок...
Мой любимый хомячок. 
Тот, кто продал хомяка -
Был злодей наверняка,
И, в борьбе добра со злом,
Он наказан поделом. 
Но кого же мне спросить - 
Как мне Хомку воскресить?
Неужели во дворе
Казнь устроить на горе,
Резать крест для хомяка,
Ждать грозу издалека?..
Я не помню, что потом 
Делать с Хомкой и с крестом -
Я не ангел, я не бес... 
Повезло - хомяк воскрес,
И хомячит за двоих
Диких родичей своих. 
Но поспрашивать народ
Всё же надо наперёд, -
Важен каждому процесс
Возвращения с небес. 

Морские С.

*
Жизнь без любви бездарна... Эту чушь
Я не считал ни благостью, ни мукой
Не оттого ль несовместимость душ
Открылась мне невыразимой скукой.

Чтоб - с глаз долой, забыться и простить -
Увы и ах... Навязчив и неловок, 
Я дар любви старался совместить
С игрой в соблазн случайных полукровок. 

Не повезло - бывает... Всё одно - 
Возлюбленным и совмещавшим виды - 
Земной поклон; и следуя на дно, 
Я вспоминаю юность без обиды. 

И верю в чушь безмолвно и заглазно, 
Поскольку дар наивнее соблазна. 

**
И власть, и страсть, и ревность без причин, 
И неприязни злобное удушье... 
Из всех любви знакомых величин
Непостижимо только равнодушье. 

И венский вальс, и румба, и бурлеск, 
И звёздный блюз - от встречи до измены - 
Красот не счесть... Но я услышал всплеск, 
Размерный всхлип воздушной белой пены. 

Из всех марин - что явью, что в бреду, 
Страстей мирских - то в ангеле, то в бесе - 
Я с той поры желанней не найду
Скользящей девы невесомой взвеси, - 

Порыва чувств в бесчувственном просторе, 
И лёгких ножек в пенном переборе.

***
Несказанное вечно... Судным днём, 
Спиной к спине, как прежде незабвенно, 
Об этой жизни, пройденной вдвоём, 
Мы помолчим с тобой попеременно. 

Мы будем думать - каждый о своём:
Ты - наблюдать в прострации обширной
Лагуны райской белый окоём, 
Я - чуть повыше - замок свой эфирный. 

В тот миг, когда негромкий благовест
Избавит нас от немощной печали, - 
Мы страстный жест оформим в полукрест:
Ты - в небеса, и я - в морские дали. 

Меж двух стихий безмолвная волна
Замрёт на миг... И дальше - тишина.

Цвет лица

Я на завтрак очень странной
Взял тарелку каши манной;
Ложку съел и две, и три - 
Стал я белым изнутри,
А когда я побледнел, -
Киселём её заел. 

Густ и жёлт, сегодня - в среду,
Суп гороховый к обеду;
Лучше б красного борща
Мы поели сообща;
Суп гороховый втроём
Заедали киселём.

Ужин жду в тревоге страшной:
Вдруг дадут салат вчерашний -
Из петрушки с огурцом... 
Что же станется с лицом?
Киселя на ужин нет -
Весь закончился в обед. 

Спелая акварель

Краснеет на кусте большой томат,
Оранжевой моркови зреет ряд,
Желтеют тыкв округлые бока, 
Огурчик зелен в зелени листка;
Голубизну небесную вобрав, 
Пруд синий спит среди пушистых трав, 
А перед ним, на фоне тихих вод, 
На баклажане зреет чудный плод, 
Окрашен он в роскошный фиолет -
Вилок капустный любит этот цвет,
Другой вилок исполнен белизны... 
И лишь смородин ягоды черны. 
Не оттого ль смородина черна, 
Что на соседку дуется она?
А та ядрёна в спелой красоте,
Как помидор, дозревший на кусте. 

Полярная песня

Капель застывших грёз, разливы вешней бреди,
Гармонии мирской истаявший ледник,-
Бескрайний чистый лист... - Полярные медведи
Здесь покидают свой суровый материк. 

Их гложат дикий стыд и лютая обида,
Им справиться с бедой давно не по уму,-
Могучий исполин реликтового вида
В угодьях паучья не виден никому.

Они ещё остры чутьём своим и слухом;
Они ещё хранят в сердцах своих покой,
Но в море грязной лжи их косолапым духам
На прочный ареал надежды никакой. 

Их правды больше нет, лишь прелестью миражной
Букашный хор орёт осанну ерунде;
Цепочки их следов, как ретушью винтажной, 
Полярный блеск звезды ласкает по воде. 

Изгои белых льдов - тугии сгустки света...
Уходит из-под лап неверная стезя;
Лишается детей невинная планета,
Поскольку от любви избавиться нельзя. 

brAun. Cтрашно длинное.

brAun.

В этой странной штучке
есть такие фишки -
вроде кнопок в ручке
и пружинок в крышке;

меток белых линий
над кровавым оком;
от развилки синей
проводков под током;

есть мечта о чуде,
есть сюрпляс от печки -
пузырьки в сосуде
и щелчок отсечки..

На свои седины
я вздыхаю: Боже,
как же мы едины...
И мороз по коже..

Страшно длинное.

Я сегодня молодец - 
я решился наконец
развести руками тьму,
посмотреть в глаза всему..
Так учил народ индус:
всякий страх - ужасный трус,
потому кромешный мрак
выбирает этот враг.
В этом мраке тишина
диким ужасом полна -
страхом боли и утрат,
и неволи и расплат,
медицины и науки,
и безденежья, и скуки;
одиночества, забот,
и всего наоборот...

Я сегодня дурачок,
я попался на крючок -
из нутра кромешный мрак
не выводится никак.
Заявлял один поэт,
что ученье - это свет,
только горя от ума
прибавляется весьма.
Как же сложно не трястись,
как же можно упастись
от злодеев и врагов,
прохиндеев и долгов,
от повинности рутинной
и от радости скотинной,
от сиротства, от невзгод,
и всего наоборот...

Дольче Вита...

Четверть круга, четверть круга -
Юность на часах;
Распрямляется упруго
Пламень в небесах;
Дольче Вита, Дольче Вита -
Звёздный ветер свеж;
Высока пока орбита,
Радостен рубеж..

Пуповина - половина -
Стрелками в зенит;
Под пятой дрожит вершина,
Чуден дольче-вид;
Одуванчик серебрится
В перистом дыму -
Дольче-виться, дольче-виться
На закат ему..

Четверть круга, четверть круга -
 И сомкнётся мрак;
Избывается недуга
Вечный зодиак -
Дольче... дольче...- отблестевший
Стынет ясный дух;
Одуванчик облетевший
Кроет белый пух...

Всевидящ, вездесущ.... (цитата).

Всевидящий, прости меня, прости
и, снизойдя к насущности печальной,
начни с аз есмь, и слову возмести
от всех потерь музЫки изначальной;

Всеслышаший, избавь от куража
корыстных свор глумление над словом -
той простоты, что хуже грабежа
избави нас в чаду пустоголовом;

Мой Всемогущий, коли нам невмочь
от властной лжи и алчности бездушной
исполнить сонм гармонии мирской -

глуши нам бредь, гони от слова прочь,
рви языки у твари непослушной -
и диких орд, и плутни воровской...

Он был нудной лошарой... . Описки детские.

Из описок Лада Ковалевского.

Он был нудной лошарой,
в грудах книг слепошарой;
звался драной кошарой -
то ботан, то малыш;
и однажды нелепо
он доверился слепо
голой жопе вертепа,
как звезде между крыш,

ведь она была шлюхой -
и в торчке, и под мухой
мудачни вислоухой
знала каждый каприз -
от шеста и привата
белокурая Тата
всем соблазном разврата
дополняла стриптиз...

Он забыл свои книги,
заковался в вериги,
утопая в интриге,
как в болоте олень;
променял свои сказки
на винтажные тряски,
на продажные ласки
и бодяжную хрень...

Говорят, что с подружкой,
перед самой психушкой,
он, рыдая над кружкой,
объяснился, как хмырь;
и тогда виновато
белокурая Тата
побледнела, как вата,
и пошла в монастырь...

Описки детские.

Я люблю свою лошадку -
я ей делаю укладку,
глажу хвостик гребешком,
по гостям хожу пешком.

Наша Таня громко плачет -
уронила в речку мячик,
телефон, очки, ключи...
Хватит, Таня, замолчи...

Спать пора, уснул Бычок
лёг в коробку на бочок;
сонный Мишка лёг в кровать,
только Слон не может спать...
До утра ему кивать
на коробку и кровать...

Уронили Мишку на пол,
оторвали Мишке лапу,
чтоб от голода зимой
умер бедный Мишка мой...
Зря надеетесь, рвачи -
кушай, Миша, не рычи...

Зайку кинула хозяйка 
под дождём остался Зайка -
со скамейки слезть не мог,
весь до ниточки промок,
но хозяйке кошелька
не найти наверняка...

Ещё чуть-чуть...

Ещё чуть - чуть и полисная прыть
омоет c пяток пыльные идеи;
я запишусь в унылые злодеи;
не зная чем, я стану просто жить;

я стану жить совсем не по уму -
навеки бросив вредные привычки,
доверив тело пыльной электричке,
а дух беспечный вверив самому.

Да будет так, да будет просто так -
я всё своё обмыслю, обусловлю:
грибной простор, тугую рыболовлю;
набью сурово пряжки на рюкзак.

Я замолчу, я наложу печать -
наполнюсь звуком лиственным и птичьим;
на чуждый звук смежением ресничьим,
улыбкой сонной стану отвечать.

Всему свой срок - осталась ерунда,
чтоб перестать и пакостить, и бдеться -
в кругу берёзок скромно отсидеться
и отглядеться в зеркало пруда.

Джон Китс. Сонет 31.

День Поэзии - 21. Зачем мне делить с забулдоном...

Зачем...

Зачем мне делить с забулдоном
печали и муки свои -
я лучше запью с Купидоном,
и он мне поможет в любви;
он знает немало секретов 
про то, как таких ублажать;
он даст пару дельных советов -
тебе от меня не сбежать...

Зачем мне по мрачным авгурам
тоскливо словами блудить,
когда со знакомым Амуром
нам есть кой-чего обсудить;
когда он узнает, как больно 
ты сделала мне без вины, -
закусит и скажет: Довольно..,
и снимет колчан со стены...

Зачем мне таскать по болоту
измен твоих тягостный груз -
я лучше доверюсь Эроту,
Эрот нам поправит союз;
он в душу проникнет умело,
он вместе избавит от врозь;
он встанет за правое тело
и тело прострелит насквозь...

Старый парк.

Кромешной ночью, стужей ледяной,
как праздничный салют из сотен пушек,
на старый парк пролился дождь цветной -
из леденцов, из красок, из игрушек.

Не знаю - кто так странно начудил,
кто одарил нас праздничным подарком...
Быть может, смерч по фабрикам бродил
и замер вдруг над нашим старым парком;

быть может, ночью двигаясь пешком,
здесь великан немножко заблудился
и зацепил высокий дуб мешком,
а тот мешок случайно прохудился;

а может, в парк на чистый белый наст
пилот воздушный, следуя маршрутом,
из самолёта выбросил балласт,
снабдив его секретным парашютом,

и подмигнув испуганной луне,
расхохотался солнечно и жарко,
и ребятню представил на лыжне 
среди красот диковинного парка.

День Поэзии - 21.

Греховный чин, стыдящийся греха
в урочный день блаженного порока,
ещё смущает сполохом стиха
тщедушный тик хайпущего тик-тока;

ещё в раздрай всему наперекор
токует клика радостного люда,
сопит спецкор, грохочет сводный хор,
и правит бал воспрявшая приблуда...

От сквера к скверу носится: Не зря!...
Духовный сан на божий свет из джипа
влечёт кадило, подводя часы...

Идёт прогон заезженного клипа:
вот-вот зажгут два славных фонаря
поверх голов Володи и Мусы.. 

Пойми, старик...

Пойми, старик, что в мире есть хип-хоп,
а без него в нём муторно и кисло;
он состоит из юмора и смысла,
а плоский рор шибает в нос, как клоп;

однако в мире много клёвых поп,
они, отец, придуманы для кайфа,
для рейва-стрит, а не для итс май лайфа
и розенбоймы типа на гоп-стоп;

поверь, братан - ты замутил фуфло -
как фуфлогон, качаешь реп не в тёму,
глотаешь ё, отхаркиваешь на...

Есть только пшик, а после - тишина...
Ещё затяжку - полную для стрёму..
теперь держись, как стелька.. как стекло..

Роберт Фрост. Моя ноябрьская гостья.

В осенней мгле ненастных дней
Всего милей моей тоске
Унылый вид нагих аллей,
Тропой, раскисшей средь полей,
Её прогулка налегке.

Ей в радость мой неугомон,
Её рассказ моим пером;
И птичьих стай прощальный стон,
И как одежд камвольный тон
Блестит в тумане серебром;

Над бором сирым хмарь высот,
Полей поблекших полотно;
Досадно ей - таких красот
Мне бесталанно видеть - от
И до - увы, не суждено...

Я научился не вчера
Любить ноябрьские деньки -
До вьюг, до стужи... до нутра...
Но что ей в том - сия пора
Для восхваления тоски.

My November Guest

Му Sorrow, when she’s here with me,
Thinks these dark days of autumn rain
Are beautiful as days can be;
She loves the bare, the withered tree;
She walks the sodden pasture lane.

Her pleasure will not let me stay.
She talks and I am fain to list:
She’s glad the birds are gone away,
She’s glad her simple worsted gray
Is silver now with clinging mist.

The desolate, deserted trees,
The faded earth, the heavy sky,
The beauties she so truly sees,
She thinks I have no eye for these,
And vexes me for reason why.

Not yesterday I learned to know
The love of bare November days
Before the coming of the snow,
But it were vain to tell her so,
And they are better for her praise.

Джон Китс. Ода Праздности.

                                  Матф. 6-28

Чудозверие.

В нашем доме согласие
пополам с куролесием,
ибо в нём котовасия
на двоих с шаропесием;

а ещё попкокышие
в мельтешне разнопташия;
суета хомомышия
и покой черепашия;

и ещё лупоглазного,
в красоте чужеродия,
многорыбия разного
аквамир тепловодия;

во главе зоожития
полноты чудозверия -
доброта паповития
и любовь мамоверия.

Снежинка.

Морфема жизни, звёздная пыльца;
Изыск резца, исполненный снегами;
Блеск гектограмм, хрустящих под ногами
В неистощимом промысле Творца;

Фата невесты... саван мертвеца;
Венцы сугробий, тропы оригами -
Застывших форм скольжение кругами
В холодных снах, без края и конца;

Для всех слепцов, привычных к чудесам -
Мирской шедевр натурных обновлений
От вернисажей  алчных - на ладонь

Нисходит, словно грешница в огонь,
Являет вечность таинством мгновений
И воспаряет к хладным небесам.

Единострочно...

Той ночью снежные шныри
дремали сладко;
ложился снег на пустыри
легко и гладко;

лишь я не мог забыться сном,
и бездорожно
всю ночь топтался под окном
 неосторожно...

Тогда по снегу, как по лбу,
я ночью синей
предначертал свою судьбу -
из дуг и линий;

та ночь божественным листом
светло и прочно
навек скрепила нас крестом
единострочно;

единоверно добела,
огнём горнила,
сердца пронзившая стрела
воспламенила...

Ромашки.(Сестрёнка). Высотка.(Братишки).

Ромашки.(Сестрёнка.)

Свисают в окопы ромашки,
но я не гадаю на них..
Спросить бы, спросить бы у Сашки -
кому уцелеть из двоих..;

роятся какие-то мошки,
кузнечик трещит вдалеке..
Спросить бы о них у Серёжки -
Серёжка на том бугорке;

спросить бы про бога у Яши,
про вечность, про белую дверь..
За что это, мальчики наши,
и с кем вы, и где вы теперь;

кому вы там рвёте букеты.....
Запел соловей, как на грех..
Нам только б дождаться ракеты -
они нам ответят за всех!

Свисают в окопы ромашки,
пронзают стрижи синеву..
Спросить бы, спросить бы у Сашки -
чего я, как дура, реву...

Высотка.(Братишки).

Мы молча опрокинули по сотке -
нам есть за что друг друга уважать;
пришёл приказ - занять вон те высотки,
нам - правую; стемнеет, и бежать.

Туда взглянуть - холодный пот по коже,
там метров двести верных по телам;
вчерашние припасы от Серёжи
Мы поделили с Мишкой пополам,

Проверили сапёрные лопатки,
слегка травой протёрли от земли;
и фотки - он от мамки, я - от Татки,
запрятали поглубже, как смогли.

Нам путь - туда, туда и не иначе;
у нас, малыш, другой дороги нет;
я, как всегда, шепнул ему: Удачи...,
он, как всегда: Прорвёмся... - мне в ответ...

Курнул в рукав; как будто стало тише -
к чему по мраку чёртову стрелять;
встал в полный рост: Старшой, спущусь до Миши,
негоже так братишку оставлять..
 

Нежный романс.

На островке бескрайней зоны риска,
где всё мне в масть, по шерсти, по нутру,
хранит покой Большая Одалиска,
а справа мне разнеженная киска
мурлычет в ушко сонную муру;

пока душе моей нужна отмычка,
а сердцу нужен мёртвый суперклей -
спасает только старая привычка,
и слева мне тропическая птичка
вдувает в ушко ласковый елей;

барьерный риф, как детская ошибка,
бледнеет в море самых пенных бурь,
покуда мне испуганная рыбка,
лазурь свою разбрасывая зыбко,
снимает с век чешуйчатую дурь;

покуда честь не свистнет, как Даная,
и не заржёт кобылка на сносях,
не грянет гром, завоет вьюга злая;
из мглы мирской тревожной дробью зая
не даст сигнал к отходу на рысях...

Капля.

На реке дремала цапля,
на носу сверкала капля,
в капле собрались:
чёрных ласточек чаинки,
чаек белые пушинки,
голубая высь;

нежно-снежных лилий чашки,
две стрекозки, три букашки,
а со дна реки -
плавунцов тугие тушки,
разноцветные ракУшки,
шустрые мальки;

справа сбоку, слева сбоку -
камышинки сквозь осоку,
мошки, паучки,
и, по всем разливам речки -
человечки, человечки -
в лодках рыбачки...

Не вспугните эту цаплю,
не стряхните эту каплю
счастья своего
для любви немного надо,
иногда довольно взгляда -
капельки всего.

Вижу всё наоборот...

Вижу прежний Новый Год,
город в лихорадке;
клюшку, шайбу, скользкий лёд
и коньки-канадки;

вижу снежный Ленинград,
белый хвост пороши;
мандарины, маскарад,
валенки-калоши;

вижу детство, жизнь без бед,
морс в стеклянной банке;
на балконе лисапед,
в туалете санки;

И конфеты на столе,
и на полке сказки;
миру-мир по всей земле,
Лена спит в коляске;

вижу рано поутру
на ветвях игрушки,
под звездою мишуру,
конфетти в хлопушке;

вижу всё наоборот
сквозь метель седую...
Песни Года в Новый Год,
маму молодую...

Слава принцессам! Слава!!!

Слава принцессам, слава!
Есть у принцессы право -
Снять в суматохе бальной
Свой башмачок хрустальный;
В шкурке гулять ишачей,
В кожице лягушачей -
Это ли не забава...
Браво, принцессы, браво!!!

Могут принцессы властно
Всласть целоваться страстно:
С принцем и с трубадуром,
С чудищем, с мишкой бурым,
С голым маркизом в речке
И с дурачком на печке,
Но не с кощеем - право:
Браво, принцессы, браво!!!

Любы принцессы гномам
В их терему дубовом,
Богатырям - в пещере,
Где - ни окна, ни двери -
Гроб на цепях хрустальный
Под поцелуй кристальный,
И ребятни орава... -
Слава принцессам!!! Слава!!!

Усталая песенка.

Измучен я... всё чаще меркнет свет,
и голоса звучат в душе всё тише;
увы и ах, на свете правды нет,
не оттого ль, что нет её и выше;

не оттого ли чаша тяжела
в руке моей, дрожащей непристойно,
что воля зла, чертовски воля зла
и, ко всему, бессовестна покойно;

что веры нет, она свои крыла
корыстной лжи доверила навеки;
надежда компас в лавку отнесла -
покрыть кредит и долг по ипотеке;

теперь она меж дольщиков - чуть свет
взывает к чести, споря или вторя...
Но жизнь есть жизнь - как прежде, счастья нет,
есть много горя, очень много горя;

но власть есть власть - ей всякая тщета
и впрок, и всласть - полезна и послушна;
как девка, ей продажна красота;
природа ей, как баба, простодушна...

Всё суета... когда и я умру,
едва ли кто-то вздрогнет и заплачет...
Любови чуть убавится в миру,
всего лишь чуть, что ничего не значит...

Снег.

В колодец наш, который день подряд,
Ложась ковром торжественно и пышно,
Вдоль жёлтых стен неспешно и неслышно
с небес к земле нисходит снегопад.

В нём был посыл нетрепетной руки -
Сложенье пуха вышней белой птицы;
В размер двора божественной страницы
Небесный стих неписаной строки.

Как хладен он, как равнодушно чужд
Огням оконным, трубным водостокам;
Гонец небес, в сближении высоком
Избавленный взаимностей и нужд.

Его встречали мокрые от слёз
Отливы крыш, карнизы и капоты,
Скамьи, маркизы, мусорные соты;
И он их крыл, надолго и всерьёз.

На крУги жизнь вернётся... Суета
Не знает вех, мерил и подоплеки;
Для снежных тяжб очнутся человеки,
И всё начнётся с чистого листа.

...и поцелуй воскресный.

В моём лесу, во всех концах
чащобы благомудрой,
у ёлок лапы в леденцах
под сахарною пудрой;

чертожья по края полны
морфейным диким духом,
целебной дрожью пелены
по бездорожью пухом,

где в потаенной западне
ложбинки за оврагом -
принцесса-бабочка во сне
под хрупким саркофагом,

а подле девы, в хрустале
невинно опочившей, -
инфант-кузнечик на земле,
с улыбкою застывшей...

Малыш блаженный, верит он
в метаморфоз чудесный -
капЕльный вешний перезвон
и поцелуй воскресный.

До свиданья, это...

До свиданья, это...
(Из описок Лада Ковалевского).

                        Мерзнет девочка в автомате,
                        Прячет в зябкое...

Там, где в мутной мгле бульвары сонные
Тускло светят потными окошками;
Где пестреют будки телефонные
По стеклу кленовыми ладошками;
Даже та, которую прохожие
Избегают - и с детьми, и с псинами;
Та в которой днями непогожими
Пол всегда усыпан апельсинами...

Серый дождь стеной, и скребутся кошки
В глубине души, но и в эту тьму
Слышится порой перебор гармошки,
Чудится напев: ...Почему...

В этой будке, без того неплотная,
Настежь дверь, поскольку в ней не местное,
В зябь такую, мается животное,
До сих пор науке не известное;
В одинокий век глобализации
Странный зверь, без имени и отчества,
Чутким ухом слушает вибрации,
ловит отголоски одиночества...

На дворе октябрь; улеглась округа;
Только зверь чуднОй до утра не спит -
У него в ушах дальний голос друга,
У него в душе ...Прилетит...

К югу птицы сотнями да тыщами
Потянулись стаями да клинами
Над зверушкой с грустными глазищами,
Над цветастой будкой с апельсинами...

Тема поэта (из "Ио"ЗГ"".).

Ты, переживший всех владык
в прохладе царскосельских сеней,
мой смуглый отрок, без сомнений
судьбу пустивший под язык -

кто был ты, сам себе судья,
как мог - так честно, так толково
в миру божественное слово
представить смыслом бытия;

как, не дожив до чистых нег,
прощал их всех, тебя изгнавших,
поднявших руку и стрелявших,
тебя предавший подлый век

и гнусный наш, твои тома
плодящий в лавках для наживы...
Ужель, наш славный, все мы лживы,
ужель пригодны для письма;

ужель твой пламень не иссяк
меж нас - то суетных, то пресных...
Прости за всё нас, бессловесных,
твой путь ославивших писак.

Понять ли нам, в наш жалкий срок,
сколь смел предел иных стремлений,
сколь тих и скромен чистый гений,
сколь он блажен и одинок...

В день безысходности...

В день безысходности негожей -
тупой, тоскливый и хмельной -
к тебе нисходит ангел божий
в обличье женщины земной;

он входит в жизнь твою так просто,
как входит музыка стиха;
и осыпается короста,
и облетает шелуха..

В нём нет соблазна, он невинен
и на софе, и подшофе;
он безусловно половинен,
как рифма в правильной строфе..

Без суеты, без напряженья
его неслышные шаги
от эпицентра окруженья
тебя выводят за круги;

и всё, что прежде слыло сложным -
слова и чувства, и дела -
с ним представляется ничтожным,
по мановению крыла,

покуда он в келейном ските,
от ласк истерзанно чуть-чуть,
тебе внушает мысль о быте,
забыв халатик запахнуть,

пока без спора, без укора
он не умолкнет, а затем
не скажет шёпотом: Я скоро...
и не исчезнет насовсем...

Иришке Сергеевне...

...Держи бесплотно и бессрочно -
окстись, избавься и забудь:
куда-нибудь я денусь точно,
потом ещё куда-нибудь..

Увы... - инертно- интровертна,
строга офертностью божков -
И ах! - ведь ты теперь бессмертна..
До встречи в первом из кружков.

Пойму ли я тебя?... Едва ли..
Всё в этот раз не кабы как -
меня ни разу не меняли
на телевизор и башмак..

Мой бедный ангел, сколь ни властна
над жизнью благостная тишь,-
ты слишком страстна, чтоб бесстрастно
ждать вечной паузы - шалишь!..

у всяких игр есть кодекс чести,
полянки, правила и срок...
есть и фиаско - мы не вместе,
ты не судья, я не игрок -

и я теперь плюю на раны,
я их солю... Как омут тих,
я пью за тихие диваны -
о, как стонал один из них!...

Храни, малыш, назло соседам
наш строгий ритм, наш дерзкий стиль;
держись, браток, за мною следом
не дай списать себя в утиль...

Живи, как знаешь, недотрога -
долой из сердца, напрочь с глаз -
есть добрый князь (ты веришь в бога?...)
он сам управится за нас...

Заставка - бабочки у фонаря (из "Ио"ЗГ"".).

Танец бабочек. (Из "Истории о "Злом Городе"").

Чуть ниже меток зодиака
небесных тел,
чуть выше тел, в кромешьи мрака
фонарь горел,

в ожившем театре инквизиций
пылал вовне
калейдоскопом композиций
сюжет в огне;

в хмельном угаре, как чумные
в слепой игре,
метались бестии ночные
о фонаре

и точно искры возносились 
над алтарём -
ночные бражницы искрились
над фонарём;

кривлялась в воздухе крылато
за сутью суть,
рвалась на клочья бесновато
мирская муть,

в ней незаконченность кружений
смущала нас
под тихий гром самосожжений
о плексиглас...

Мелькали тени, как бесота -
за кругом круг,
касалось дьявольское что-то
колен и рук;

и отвечал тревогой странной
смущенный дух,
мешаясь с нечто окаянной...
Фонарь потух,...................

и всё, что было на примете -
и блеск, и звук -
исчезло напрочь в белом свете
.....................................................
легко и вдруг.

Лопе де Вега. Сонет 103. Рифмы.

Поль Верлен. Пролог. (Плоть.)

Любовь всегда в избытке сил...

В ней дьявольский греховный пыл;

Влюблённый, словно Ангел, мил;

Жесток любовник... Дьявол влил

В него всю злость своих ветрил,

Влил Ангел жуть несущих крыл.

То тех сердец, то этих вкруг,

Как волк в угодьях, рыщет друг

И ловит жертву на испуг...

Неистов в гоне и упруг,

Он голубком воркует вдруг,

Свой зоб раздув от страстных мук.

Какой изыск метаморфоз!

От маков губ до щёчек роз -

Смех до ушей и смех до слёз,

И свет и мрак... Апофеоз

Причин и выводов всерьёз -

Изящность лилий, пышность роз...

Prologue.

L’amour est infatigable !
Il est ardent comme un diable,
Comme un ange il est aimable.

L’amant est impitoyable,
Il est méchant comme un diable,
Comme un ange, redoutable.

Il va rôdant comme un loup
Autour du cœur de beaucoup
Et s’élance tout à coup

Poussant un sombre hou-hou !
Soudain le voilà roucou-
Lant ramier gonflant son cou.

Puis que de métamorphoses !
Lèvres rouges, joues roses,
Moues gaies, ris moroses,

Et, pour finir, moulte chose
Blanche et noire, effet et cause ;
Le lys droit, la rose éclose…

Позволь из всех твоих наитий...

Позволь из всех твоих наитий,
соитий в призрачном миру,
присвоить твой наив сокрытий,
глубин и высей нервных нитей -
я только их себе беру.

Пока милы, покуда живы,
я удержу на волоске
извивы в блёстках - в них красивы
твои приливы и отливы,
в размывах чувствий на песке.

Мы все превратны в течах... Странный
порой нам благостен канон -
бой дальних склянок океянный,
свирепых бурь запой стаканный,
понтовых тазиков трезвон.

Нет, мы не боги - суеверны
и ломки, точно витражи...
Избави я тебя от скверны,
до вечной паузы каверны, -
взялась за паузу -..............
............................. держи...

Иришке Сергеевне...

Поль Верлен. Мадам ***.

Поль Верлен. Будь светел дух твой...

Будь дух твой чист, будь мрачен - что же...
В цвет бивня тон по нежной коже
Чуть бел, чуть жёлт, чуть розоват;
Развратно или безыскусно -
Бог весть, но тело пахнет вкусно,
В объятье пышно - Боже свят!

И плоть моя в безумстве шумно
Твоей колышется безумно -
Канон молебный! Благодать!
Но сколь ни полон богословных
Запас мой слов к тебе любовных -
Нет-нет, да выдаст суку - глядь!

Уж коль о душах быть  беседам -
Откройся мне за мною следом...
Нам всё едино? Вот-те на!
Мы одиноки во Вселенной;
Не в небесах, на сфере бренной
Нам сущность низкая дана...

И здесь должны мы скоротечных
Успеть услад вкусить сердечных,
В блаженстве обморочном слечь...
Как должно, маленькая злюка,
Возлюбим - страсть такая штука,
Как птичья трель..., речная течь...

Que ton âme soit blanche ou noire,
Que fait ? Ta peau de jeune ivoire
Est rose et blanche et jaune un peu.
Elle sent bon, ta chair, perverse
Ou non, que fait ? puisqu'elle berce
La mienne de chair, nom de Dieu !

Elle la berce, ma chair folle,
Ta folle de chair, ma parole
La plus sacrée ! - et que donc bien !
Et la mienne, grâce à la tienne,
Quelque réserve qui la tienne,
Elle s'en donne, nom d'un chien !

Quant à nos âmes, dis, Madame,
Tu sais, mon âme et puis ton âme,
Nous en moquons-nous ? Que non pas !
Seulement nous sommes au monde.
Ici-bas, sur la terre ronde,
Et non au ciel, mais ici-bas.

Or, ici-bas, faut qu'on profite
Du plaisir qui passe si vite
Et du bonheur de se pâmer.
Aimons, ma petite méchante,
Telle l'eau va, tel l'oiseau chante,
Et tels, nous ne devons qu'aimer.

Поль Верлен. Casta Piana.

Твой синий волос корнем рыж,
Твой слишком нежный взгляд бесстыж;
Ты носишь прелестей немало -
Твой мускус с выгнутых грудей
жесток, мой дьявол; мой злодей,
Ты бледность лунную украла;

В любой дыре мы водим всяк
Святую Деву на чердак,
Ей ставим с почестями свечи;
Пусть он не славен, пусть не свят -
Молитвой Ангелу богат
Невинный миг блаженной встречи.

Ты верно чувствуешь разврат...
Клиент твой прост, его расклад -
Из чисел, знаков, вздохов...- мнится,
Пора согласий до утра,
Приветствий пламенных; пора -
Губами к туфле прислюниться.

Чердак твой страшен! Здесь внаём
Мы без проблем тебя берём,
Здесь туфельку снимаем с лапки;
Однако в голове твоей
Об изощренности страстей
Не больше мысли, чем о тапке.

Изволь...Люби меня сильней,
Чем всех юнцов, всех старых пней -
Их путь таинственен и тяжек...
Меня, кто сил тобой лишен,
Кто в сих продажах искушен,
Кто свято судит без поблажек!

Не хмурь, чертовка, эту бровь,
И этим ртом не скалься вновь;
Дай мне впитать в твоём бальзаме,
Тихоня, горечь, мёд и соль;
И горечь мне запить позволь..
Соль, мёд... в божественном бальзаме...



Tes cheveux bleus aux dessous roux,
Tes yeux très durs qui sont trop doux,
Ta beauté qui n'en est pas une,
Tes seins que busqua, que musqua
Un diable cruel et jusqu'à
Ta pâleur volée à la lune,

Nous ont mis dans tous nos états,
Notre-Dame du galetas
Que l'on vénère avec des cierges
Non bénits, les Avé non plus
Récités lors des Angélus
Que sonnent tant d'heures peu vierges.

Et vraiment tu sens le fagot :
Tu tournes un homme en nigaud,
En chiffre, en symbole, en un souffle,
Le temps de dire ou de faire oui,
Le temps d'un bonjour ébloui,
Le temps de baiser ta pantoufle.

Terrible lieu, ton galetas !
On t'y prend toujours sur le tas
À démolir quelque maroufle,
Et, décanillés, ces amants,
Munis de tous les sacrements,
T'y penses moins qu'à ta pantoufle !

T'as raison ! Aime-moi donc mieux
Que tous ces jeunes et ces vieux
Qui ne savent pas la manière,
Moi qui suis dans ton mouvement,
Moi qui connais le boniment
Et te voue une cour plénière !

Ne fronce plus ces sourcils-ci,
Casta, ni cette bouche-ci,
Laisse-moi puiser tous tes baumes,
Piana, sucrés, salés, poivrés,
Et laisse-moi boire, poivrés,
Salés, sucrés, tes sacrés baumes.

Набросок.

Набросок.
(Из описок Лада Ковалевского).

Он шёл к отцу. Он говорил: Отец...
(Отец был строг. Отец не верил в сказки.)
Он говорил: Сложилось наконец...
Большой заказ... Чуть-чуть - на холст, на краски..

Отец вздыхал. Смотрел на потолок.
Бросал перо. Оттягивал подтяжки.
Мусолил пейс. Выцеживал: Телок...
Вставал достать из сейфа две бумажки..

Она ждала. Она умела ждать
(без лживых грёз, без скуки, без скандала)...
Ребёнок спал (чего б ему не спать) -
Сосёт и спит, и пучится - всё мало...

Он шёл к друзьям-писателям. Бокал
Был полупуст (для тех, кто понимает). 
Эмиль шутил: Твой хрупкий идеал
Раздавит банк, когда отец узнает...

Он шёл к отцу. Отец кричал: Не сметь!...
Сезам закрылся. Холст засох в треноге.
Он шёл к друзьям (хотелось умереть)...
Эмиль шутил: Ты бог!... Страдай, как боги!...

Прошли года. Отец оставил свет.
Он продал банк. Она к своим нарядам
Шла добавлять безвкусный туалет
(С большим цветком над необъятным задом).

Ребёнок спал (чего б ему не спать).
Вокруг цветка он выстригал дырищу.
Смотрел на зад. И шёл к себе - писать
Большой заказ под маленькую тыщу...

Сменился век. За ним ушёл другой.
На Сотбис всплыл, как главная приманка,
Его набросок жопы дорогой -
Забавный лот, пожалуй - в цену банка.

Лопе де Вега. Сонет 127. Рифмы.

При красоте смешливых глаз, пока
в них страсть души не выкажет последствий
крутого нрава - всех стихийных бедствий
от четырёх стихий материка;

при сладости - и губ, и языка -
для белых зубок видимых соседствий;
тактичных фраз, нешуточных ответствий,
приятных, как по волосу рука;

при остроте и живости ума,
богатстве красок, такте, чистом звуке;
при флирте и спокойствии сирен,

в заботе крайней, сбивчиво весьма 
Люсинда говорит... Так много скуки,
чтоб сердцем ей ответствовать взамен...


Soneto 127
Con una risa entre los ojos bellos
bastante a serenar los accidentes
de los cuatro elementos diferentes,
cuando muestra el amor del alma en ellos;

con dulce lengua y labios, que por ellos
muestran los blancos y menudos dientes,
con palabras tan graves y prudentes,
que es gloria oirlas, si es descanso vellos;

con vivo ingenio y tono regalado,
con clara voz y pocas veces mucha,
con poco afecto y con serena calma;

con un descuido en el mayor cuidado
habla Lucinda. Triste del que escucha
pues no le puede responder con alma!

Роберт Льюис Стивенсон Прощай, ясный день...

Анри де Ренье. Эльвира с опущенным взглядом.

 Раздвинет ноги ей любовный жар неспешный,
Рука её к губам потянется сама -
Нам больше не узнать Эльвиры взгляд безгрешный,
Взор ясных милых глаз, опущенный весьма.
Жалеть садовых роз был жребий им назначен,
Отыскивать звезду в листве над головой,
Но взгляд внезапно стал таинственен и мрачен -
Темнее мглы ночной и тучи штормовой.
Иной любовный плен богат иной прекрасой...
По горлу страстный вздох поднялся и застыл,
Блаженен лик её молебною гримасой
От ласки без конца, от нежности без сил.
Напрасно по ноге чулок скользил атласно
От пятки до бедра, оформив отворот;
Упруга и нежна, украшена напрасно
Её младая грудь от утренних забот.
Но платье и юпон, и кружево... - нимало..
И пряжки по белью... - не всилах защитить,
Меж изощренных мук и тайного накала,
От похоти её раздувшуюся прыть.
Эльвира! Ты могла донельзя безрассудно
По городу пройтись повинным белым днём;
Твой город ждёт тебя, напуганный подспудно
Плоть нервную твою терзающим огнём..
Могла стянуть с плеча сорочки лоск фланелев,
Пластинчатый корсет сдирая наугад,
И показать толпе порочных ротозеев
Наложницы в плену счастливый кроткий взгляд.
Эльвира... столь суров гнёт страсти неизбежной -
Ты больше не дитя, не скромница в саду,
Среди садовых роз с улыбкой безмятежной
В тоскливых небесах искавшая звезду.
Колени у тебя раздвинуты желанно...
Но счастлива, строга, одета и тиха -
Когда и ты - не ты... Ты вспомнишь ли нежданно
Свой обнаженный час и таинство греха?
Нет! Пусть лелеет сад твой след усталый мило,
Пусть в шепчущей листве пульсирует звезда -
Эльвира, взор твой вновь потупится уныло...
Что вам от их забот - двуликой, как всегда


Henri de Regnier
(1864-1936)

Elvire aux yeux baisses
Quand le desir d'amour ecarte ses genoux
Et que son bras plie jusqu'a sa bouche attire,
Tout a l'heure si clairs, si baisses et si doux,
On ne reconnait plus les chastes yeux d'Elvire.
Eux qui s'attendrissaient aux roses du jardin
Et cherchaient une etoile a travers le feuillage,
Leur etrange regard est devenu soudain
Plus sombre que la nuit et plus noir que l'orage.
Toute Elvire a l'amour prend une autre beaute;
D'un souffle plus ardent s'enfle sa gorge dure,
Et son visage implore avec felicite
La caresse trop longue et le plaisir qui dure...
C'est en vain qu'a sa jambe elle a fait, sur sa peau,
Monter le bas soyeux et que la cuisse ajuste,
Et qu'elle a, ce matin, avec un soin nouveau,
Pare son jeune corps delicat et robuste.
La robe, le jupon, le linge, le lacet,
Ni la boucle ne l'ont cependant garantie
Contre ce feu subtil, langoureux et secret
Qui la dresse lascive et l'etend alanguie.
Elvire! il a fallu, pleine de deraison,
Qu'au grand jour, a travers la ville qui vous guette,
Peureuse, vous vinssiez obeir au frisson
Qui brulait sourdement votre chair inquiete;
Il a fallu laisser tomber de votre corps
le corset au long busc et la souple chemise
Et montrer a des yeux, impurs en leurs transports,
Vos yeux d'esclave heureuse, accablee et soumise.
Car, sous le rude joug de l'amour souverain,
vous n'etes plus l'Elvire enfantine et pudique
Qui souriait naive aux roses du jardin
Et qui cherchait l'etoile au ciel melancolique.
Maintenant le desir ecarte vos genoux,
Mais quand, grave, contente, apaisee et vetue,
Vous ne serez plus la, vous rappellerez-vous
Mysterieusement l'heure ou vous etiez nue?
Non! Dans votre jardin, doux a vos pas lasses,
ou, parmi le feuillage, une etoile palpite,
De nouveau, vous serez Elvire aux yeux baisses
Que dispense l'oubli du soin d'etre hypocrite.

Перевод Ирины Бараль (Ирис Виртуалис).https://poezia.ru/works/71223 

Лопе де Вега. Сонет 110. Рифмы.

2.
Как звонкая труба, наверняка,
из разных рук нам слышится инако;
как видится стальной клинок двояко -
у труса робок, храбр у смельчака;

как в златоделье ценится века,
из двух работ - имеющая знака 
от Мастера наличие, однако -
не дерзко безымянная рука...

Ждут полотно - то почесть, то хула..
Сюжет, мазок, палитра - не во благо
вот этак - школа, этак - новодел...

Со мной Любовь, что всем всегда мила:
мой инструмент, кисть, золото и шпага -
всё лучшее, в чём я поднаторел.

1.
Всяк инструмент от приложенья рук
меняет свойства... Как бы ни был прочен -
клинок в руке у труса укорочен,
в руке у храбреца клинок упруг.

Цепного злата драгоценный круг
тяжёл - будь мастер златом озабочен,
но тот же круг - и дерзостен, и точен 
у мастерства, лишённого потуг.

Будь холст охаян, будь в картине чтима
кисть мастера с мазнёй ученика
в одной палитре целостным сюжетом... -

Мой инструмент - Любовь.. Она любима
превыше кисти, золота, клинка.. -
мне лучше с ней, толк зная в ней при этом.

Soneto 110
Un instrumento mismo sonoroso 
es en distintas manos diferente;
la espada en el cobarde o el valiente
hace efecto encogido o animoso.
 
   Labran dos joyas de un metal precioso,
éste famosa, aquél impertinente,
dos diversos artífices, y siente
el oro, sin sentir, que está quejoso.
 
   Honran una pintura o la difaman,
con las mismas colores acabada,
pinceles del discípulo o maestro.
 
   Yo soy con el amor, que todos aman,
instrumento, pintura, joya, espada,
más afinado porque soy más diestro

 Источник: https://poembook.ru/poem/2183960-sonet-110-rifmy

Песенка про тебя.

Мы с тобою встретились не вдруг,
мы сошлись судьбе наперекор -
никакой ты, в сущности, не друг..
пленный враг, и только до сих пор.

Я тебя расстраиваю, злю
и ещё, в отличье от иных -
я тебя нисколько не люблю..
ненавижу меньше остальных.

Под тебя не лягу, не прогнусь,
разве только малость, иногда -
я к тебе нисколько не тянусь...
презираю легче, чем всегда.

Только вот, когда ты далеко:
где-нибудь и с кем-, и как-нибудь -
забываю я тебя легко...
но иначе, медленнее чуть.

Вот и весь мой маленький рассказ,
ничего к нему не добавляй -
я тебя оставлю хоть сейчас,
только ты меня не оставляй.

Лопе де Вега. Сонет 79. Рифмы.

Побудь немного - в страхе и во вред:
Большим ребёнком, скромной героиней,
Убивицей трусливой и твердыней,
Изменой вере павшей от побед.

Оставь мне мой покой - мой ярый свет,
Зло рыцарством, застенчивость гордыней,
Дурь разумом, софистику святыней,
Во мраке рысь неспешную, след в след.

Любовь моя... Любви не до улик 
Из страхов и сомнений к прекословью,
Звезды моей пятнающему лик;

К бессонице, сошедшей к изголовью...
Чти дружбу нашу истой, как родник,
Не прикрываясь в ревности Любовью.

Soneto 79

Sosiega un poco, airado temeroso,
humilde vencedor, nino gigante,
cobarde matador, firme inconstante,
traidor leal, rendido victorioso.

Dejame en paz, pacifico furioso,
villano hidalgo, timido arrogante,
cuerdo loco, filosofo ignorante,
ciego lince, seguro cauteloso.

Ama si eres Amor, que si procuras
descubrir, con sospechas y recelos
en mi adorado sol nieblas escuras,

en vano me lastimas con desvelos.
Trate nuestra amistad, verdades puras:
no te encubras, Amor, si quieres celos.

Джон Китс. Кузнечик и сверчок.

 Бессмертна песнь гармонии земной...
Когда от зноя прячутся в дубравы
Все птицы - на покосе из отавы
Звучит запев мелодии иной.

Кузнечик.. Он один в палящий зной
Своим восторгом оживляет травы;
Под сорняком уставший от забавы
Покоится в подстилке травяной.

Бессрочна вязь гармоний... В бесконечный
Безмолвный стылый вечер по зиме
Заводит песнь свою сверчок запечный;

И чудится в ожившей полутьме,
Что это голос, звонкий и сердечный,
Кузнечика в отавах на холме.

The poetry of earth is never dead:
    When all the birds are faint with the hot sun,
    And hide in cooling trees, a voice will run
From hedge to hedge about the new-mown mead;
That is the Grasshoppers — he takes the lead[1]
    In summer luxury, — he has never done
    With his delights; for when tired out with fun
He rests at ease beneath some pleasant weed.
The poetry of earth is ceasing never:
    On a lone winter evening, when the frost
        Has wrought a silence, from the stove there shrills
The Crickets song, in warmth increasing ever,
    And seems to one in drowsiness half lost,
         The Grasshoppers among some grassy hills.

Ли Хант. Кузнечик и сверчок.

Ли  Джеймс Генри Хант.

Июньских дней прыгунчик травяной,
В чьём сердце прелесть солнечной вольготы,
Чей голос в час полуденной дремоты
Усталым пчёлам освежает зной;

И ты, душевный сторож дровяной,
Союзник ранних сумерек заботы;
Знаток огня, ценитель чистой ноты
В блаженный миг безмолвья под луной...

О, милые кузены тех кровей,
В которых верность дому или лугу
Вдвойне сердцами чистыми сильней

От двух планид, ниспосланных друг другу
Природу петь внимающему ей -
В полях под зной, у очага под вьюгу.

TO THE GRASSHOPPER AND THE CRICKET

Green little vaulter in the sunny grass,
Catching your heart up at the feel of June,
Sole voice that`s heard amidst the lazy noon,
When even the bees lag at the summoning brass;
And you, warm little housekeeper, who class
With those who think the candles come too soon,
Loving the fire, and with your tricksome tune
Nick the glad silent moments as they pass;
O sweet and tiny cousins, that belong,
One to the fields, the other to the hearth,
Both have your sunshine; both, though small, are strong
At your clear hearts: and both seem given to earth
To ring in thoughtful ears this natural song –
Indoors and out, summer and winter, Mirth.

Перевод Сергея Сухарева -https://stihi.ru/2006/05/17-1187 

Элинор Уайли. Побег.

 Дожрут лисицы злато грозд;

Всех ланей белых перебьют -

Я от ристалищ, бросив пост,

Сбегу в свой крохотный уют.

Ужмусь до эльфов чудных рун,

В чьём шепотке таинствен слог

Очей твоих - на бельма лун,

И рук твоих - на грязь дорог.

Искать - напрасные труды:

На ощупь в мангровой норе;

Под ливнем с яблонь, чьи плоды

Из гнёзд осиных в серебре.

Elinor Wylie

Escape

When foxes eat the last gold grape,
And the last white antelope is killed,
I shall stop fighting and escape
Into a little house I'll build.

But first I'll shrink to fairy size,
With a whisper no one understands,
Making blind moons of all your eyes,
And muddy roads of all your hands.

And you may grope for me in vain
In hollows under the mangrove root,
Or where, in apple-scented rain,
The silver wasp-nests hang like fruit.

Претендентка. У. Э. Хенли

Лопе де Вега. Сонет 191. Рифмы.

Es la mujer del hombre lo mas bueno,
y locura decir que lo mas malo,
su vida suele ser y su regalo,
su muerte suele ser y su veneno.
 
Cielo a los ojos, candido y sereno,
que muchas veces al infierno igualo,
por raro al mundo su valor senalo,
por falso al hombre su rigor condeno.
 
Ella nos da su sangre, ella nos cria,
no ha hecho el cielo cosa mas ingrata:
es un angel, y a veces una arpia.
 
Quiere, aborrece, trata bien, maltrata,
y es la mujer al fin como sangria,
que a veces da salud, y a veces mata.

 Источник: https://poembook.ru/poem/2236145-lope-de-vega-sonet-191-rifmy

Перси Биши Шелли. Тебе...

Есть слово, под скверною тем
Во мне оно живо;
Есть слово презрения всем -
В тебе оно лживо;
Есть свет, им надежда полна,
С отчаяньем схоже,
Есть жалость твоя, и она
Всех прочих дороже.

Мне дан от любови иной -
Твоих неприятий -
Душевный поклон над виной
небесных симпатий;
Дан звёздный порыв мотылька
Из ночи грядущей,
И преданность издалека
Всй горечи сущей.

Percy Bysshe Shelley. To…

Оскар Уайльд. Impression du Matin.

В ноктюрне Темзы серый лад
Вобрал в себя и синь и злато;
Под охрой сенной бот куда-то
Ушёл от пирса. Зябь и хлад.

Смог жёлтый сполз с мостовых крыл
К домам, изогнутым туманно;
И, пузырём над сити, странно
Святого Павла купол плыл.

Вдруг лязг телег прервал покой,
Проснулись улицы; и птицы
Взлетели - в блеске черепицы
Спеть утро жизни городской.

Но та из всех, чья прядь бледна
При свете дня, чьё сердце льдышкой -
С губами жгучими под вспышкой
Фонарной мается одна. 

Обычное утро.

От злата в синеве до серых гамм
Своим ноктюрном Темза отзвучала;
Под охрой сенной баржа от причала
Ушла, лишь зябь и хлад... По берегам

От выгнутых мостов до стен и ниш
Ползучий смог, желтея, расплывался
Живой пузырь Сент-Пола рисовался
В разрывах мглы над очертаньем крыш.

И улица вдруг с лязгом ожила,
Наполнилась повозками; и птица
До самых крыш, где блещет черепица,
C восходной песней крылья вознесла.

Лишь та из всех, чьё сердце, как гранит,
Чья прядь бледна в лобзаниях рассветно, -
У фонаря под вспышки газа тщетно
Свой жгучий рот подставить норовит.

Oscar Wilde
Impression du Matin

The Thames nocturne of blue and gold
Changed to a Harmony in grey:
A barge with ochre-coloured hay
Dropt from the wharf: and chill and cold.

The yellow fog came creeping down
The bridges, till the houses' walls
Seemed changed to shadows, and S. Paul's
Loomed like a bubble o'er the town.

Then suddenly arose the clang
Of waking life; the streets were stirred
With country waggons: and a bird
Flew to the glistening roofs and sang.

But one pale woman all alone,
The daylight kissing her wan hair,
Loitered beneath the gas lamps' flare,
With lips of flame and heart of stone.

Гёте. Лесной Царь.

Кто скачет сквозь ветер так поздно во мгле?

Отец с малышом этой ночью в седле.

Тепло сберегая, к покою спеша,

Отец прижимает рукой малыша.

- Ты прячешь лицо? Ты напуган, малец?

- Лесного Царя ты не видишь, отец?

В короне, мохнат он, с хвостом между ног,

- Туман на деревья ложится, сынок.

" Иди же, мой милый, иди же со мной -

Красотам игры предаваться чудной 

На дивной поляне с цветочной тесьмой,

Во злате одежд от Природы самой".

- Отец мой, ты слышишь ли вместе со мной

Слова, что мне шепчет Владыка Лесной?

- То шорохи ветра в листве, и всего,

Молчи, мой родной, и не бойся его.

"Послушный малыш, ты же хочешь скорей

Красивых моих повстречать дочерей;

И шум, и веселье ночами у них -

Из песен и танцев, и разных шутих.

- Отец мой, ты видишь в том тёмном углу

Всех дочек Лесного Царя на балу?

- Я вижу, сынок - это тени густы,

где старые ивы сомкнули кусты.

"Любимый, прельщён я тобой, потому -

Не хочешь добром, я насильно возьму!"

- Отец мой, он рядом, он гладит коня...

Отец мой, Царь леса уносит меня! -

Он стонет, прижавшись к отцовой груди...

Стремительна скачка. Вот лес позади.

Отец до двора дотянул впопыхах

И держит остывшее тельце в руках.

Johann Wolfgang von Goethe

Erlkönig

Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?

Es ist der Vater mit seinem Kind;

Er hat den Knaben wohl in dem Arm,

Er faßt ihn sicher, er hält ihn warm.

Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht? —

Siehst, Vater, du den Erlkönig nicht?

Den Erlenkönig mit Kron’ und Schweif? —

Mein Sohn, es ist ein Nebelstreif. —

„Du liebes Kind, komm, geh mit mir!

Gar schöne Spiele spiel’ ich mit dir;

Manch’ bunte Blumen sind an dem Strand,

Meine Mutter hat manch gülden Gewand.“ —

Mein Vater, mein Vater, und hörest du nicht,

Was Erlenkönig mir leise verspricht? —

Sei ruhig, bleibe ruhig, mein Kind;

In dürren Blättern säuselt der Wind. —

„Willst, feiner Knabe, du mit mir gehn?

Meine Töchter sollen dich warten schön;

Meine Töchter führen den nächtlichen Reihn

Und wiegen und tanzen und singen dich ein.“ —

Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort

Erlkönigs Töchter am düstern Ort? —

Mein Sohn, mein Sohn, ich seh’ es genau:

Es scheinen die alten Weiden so grau. —

„Ich liebe dich, mich reizt deine schöne Gestalt;

Und bist du nicht willig, so brauch’ ich Gewalt.“ —

Mein Vater, mein Vater, jetzt faßt er mich an!

Erlkönig hat mir ein Leids getan! —

Dem Vater grauset’s; er reitet geschwind,

Er hält in Armen das ächzende Kind,

Erreicht den Hof mit Mühe und Not;

In seinen Armen das Kind war tot.

Роберт Бернс. Любовь и Бедность.

1.
Любовь и Бедность - в их кругу
Трещит мой мир в тревоге;
Но ради Джини я могу
Всё вытерпеть в итоге!

Хор:

О, почему Судьбе сладка
Разлука, и тем паче -
Зачем Любовь, как мёд с цветка,
Течёт в лучах Удачи?

2.
Богатство служит подлецу
Для спеси и не боле;
Плевать на труса - быть глупцу
Рабом такой неволи!

Хор.

3.
Пусть страсть моя пылает в ней,
Но, гордостью сословной,
В ней слово разума сильней
Взаимности любовной.

Хор.

4.
Как можно разуму внимать,
От страсти распаляясь?
Как можно разуму внимать,
Подобно мне влюбляясь?

Хор.

5.
Благословен нехитрый быт
Любови безыскусной, -
Его трясина не страшит
Мошны и власти гнусной,

Хор:

О, почему Судьбе сладка
Разлука и тем паче -
Зачем Любовь, как мёд с цветка,
Течёт в лучах Удачи?




Poortith Cauld And Restless Love

Tune: Cauld Kail in Aberdeen.

1.

O poortith cauld, and restless love,
Ye wrack my peace between ye;
Yet poortith a' I could forgive,
An 'twere na for my Jeanie.

Chorus-

O why should Fate sic pleasure have,
Life's dearest bands untwining?
Or why sae sweet a flower as love
Depend on Fortune's shining?

2.

The warld's wealth, when I think on,
It's pride and a' the lave o't;
O fie on silly coward man,
That he should be the slave o't!

O why, &c.

3.

Her e'en, sae bonie blue, betray
How she repays my passion;
But prudence is her o'erword aye,
She talks o' rank and fashion.

O why, &c.

4.

O wha can prudence think upon,
And sic a lassie by him?
O wha can prudence think upon,
And sae in love as I am?

O why, &c.

5.

How blest the simple cotter's fate!
He woos his artless dearie;
The silly bogles, wealth and state,
Can never make him eerie,

Chorus-

O why should Fate sic pleasure have,
Life's dearest bands untwining?
Or why sae sweet a flower as love
Depend on Fortune's shining?


перевод Д. Смирнова-Садовского  - https://wikilivres.ru/%D0%96%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B1%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C_(%D0%91%D0%B5%D1%80%D0%BD%D1%81/%D0%A1%D0%BC%D0%B8%D1%80%D0%BD%D0%BE%D0%B2)

Волны блюза...

Он был красавчик, был крутой блюзмен;
он спал, урча, как Джими после пьянки,
дичился ласк, чурался валерьяянки,
не драл на клочья старый гобелен...
Тому - гоморра, этому - содом,
но в нём жила отъявленная муза,
и потому тугие волны блюза
в полночный час раскачивали дом...

И он бы мог, как все, ловить мышей,
греть животом насиженные лавки...
Но он пел блюз, пока его хозявки
из дому вон не выставят взашей;
потом тащил наверх свой тощий зад,
лез на чердак в тугие створки шлюза,
в полночный свет, откуда волны блюза
шатали стены, точно водопад...

Ему визжали: Брысь... орали: Кыш...
в него швыряли мусор из окошек,
но он пел блюз, он пел для драных кошек
с окрестных крыш, со всех окрестных крыш...
Усы торчком, шерсть дыбом, хвост трубой
подружка льнёт и жжётся, как медуза..
Прекрасна жизнь, покуда волны блюза
качают землю в дымке голубой...