В.Стус. Щось уступилося у мене

Вдруг осознал: в меня проникло что-то.
Меж песнями тюремных воробьёв
и рокотом троллейбусов – услышал:
насвистывает кто-то здесь мою
мелодию печально, бледным альтом.
И обмер я. И весь ужасный день
печальным этим свистом заслонился.
Ты это, – понял я. Когда держался
ты от себя вдали – тогда, наверно,
в тебя вошёл – так незаметно – кто-то,
и притаился. Даже, суевер,
ты и не вздрогнул. Старые пути
(их память накидала в беспорядке)
легли напротив. Походи же снова
своею молодостью, унесись
во времена пред рождеством Христовым –
как годы в летоисчисленье римском
сбегают в дол. А там стоит триклиний
для поминанья сущего. Три смерти
расположились в ложах и молчат.
Бесславие, отчаяние, грех –
их имена. А у подножья – ты.
Себя – вином фалернским поминаешь,
на лавке сидя, осенив крестом
чесным и лоб и грудь. Знай, бесталанный,
что принуждённый двигаться к себе,
но всё – назад, ты тень свою утратил,
что памяти держалась, как последний
причал на Лете. Что старик Харон,
пустив свой утлый чёлн по водам, умер.
Что в мёртвых плёсах отразился мёртво
ты, умерший давно в живой душе.

Вот что проникло – понял, наконец!



Оригинал

Щось уступилося у мене: раптом
між співами тюремних горобців
і гуркотом тролейбусів відчув я,
неначе хтось висвистує мою
мелодію журливу — тьмавим альтом.
І я потерп. І моторошний день
за цим журливим свистом ослонився.
Це — ти. Це — там десь ти. Коли триваєш
на відстані од себе — то, напевне,
хтось непомітно в тебе увійшов
і причаївся. Навіть, марновіре,
ти й не зогледівся. Старі шляхи
(їх пам’ять жужмом кинула)
лягли супроти. Походи ж удруге
своєю молодістю і збагни себе
перед народженням Христовим —
як час потоком римського літочислу
збігає в діл. А там стоїть трикліній
для поминання сущого. Три смерті
у ложах повсідались і мовчать.
Що перша — то неслава. Друга — рвійство,
а ця — провина. На ослоні ж — ти,
за власним поминанням. П’єш фалернське
густе вино, поклавши чесний хрест
і на чоло, й на груди. Знай, небоже,
що приневолений іти до себе
усе назад, ти тінь свою згубив,
що пам’яті трималась, як останній
причал на Леті. Що помер Харон,
пустивши утлий човен за водою.
Що мертві плеса мертво відбивають
тебе, померлого в живій душі.

Що уступилося — збагнув нарешті!

Александр Купрейченко, поэтический перевод, 2009

Сертификат Поэзия.ру: серия 1181 № 72490 от 09.09.2009

0 | 2 | 2275 | 26.04.2024. 09:27:39

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []