Из давних стихов…

Не ускользай из памяти моей

удушливой безликостью забвенья.

Бессмысленную пустоту ночей

наполни до последнего мгновенья

теплом улыбки, светлой грустью глаз,

чуть различимой музыкой молитвы

к Всевышнему о несмышленых нас…

О сыновьях, сгоревших в пекле битвы,

проклятьями безжалостной войне,

кровавым палачам за смерть и муки…

- Не умирай забвением во мне –

Шепчу я бабушке, сквозь тридцать лет разлуки.

                                                              09/26/2011.

**

Поэт читал стихи о Холокосте,

а позади меня, в уютном зале,

две дамочки негромко щебетали,

одна – другой:

- Ах, надоело, бросьте,

и  что мы за народ такой - евреи?

Ну, сколько можно? Всё одно и то же…

А у меня озноб бежал по коже –

нет от забвенья предков панацеи.

Что им мечты, исчезнувших навеки

в концлагерях или еврейских гетто?

Всё это было так давно и где-то…

Но видел я, как набухали веки

моей соседки справа злой слезою

не ею прожитой смертельной боли.

И волосы её, чернее смоли,

казалось, покрывались сединою.

                                                  06/18/2011.

**

Печальный старый еврей

чуть слышно играет на скрипке,

для близких безмолвных теней,

замерших у калитки.

Половина печной трубы

и частично забор уцелели

под ударами страшной судьбы,

под напором свинцовой метели.

Печальный старый еврей

чуть слышно играет на скрипке.

Нет ни жены, ни детей,

ни стонов, ни слёз, ни улыбки.

Нет ничего, пустота,

что имел - забрала война.

Жизнь до предела проста –

чёрный хлеб, бутылка вина.

Печальный старый еврей

чуть слышно играет на скрипке.

Но звуки слышней и слышней,

и пальцы по-прежнему гибки.

Печальный старый еврей…

Вокруг никого, пустота.

Печальный старый еврей…

А ему ещё нет и полста.

                                                01/27/2011.

**

Он шёл по мосту в никуда.

Скрипел под ногами настил.

Тёрлась о сваи вода…

Господи, как он любил

этот проклявший его мир –

мир рухнувших в смерть надежд.

Полицая чёрный мундир,

(гнуснейшая из одежд),

оттенялась солнечным днём,

в спину дышал автомат,

готовый плюнуть огнём…

Его растерянный взгляд

нежил в последний раз

места, где его убьют.

Сколько осталось? Час?

Или, может быть, пять минут?

Неподвижно весит стрекоза-

крылья опёрлись на свет.

Вода в реке – как слеза,

он прожил здесь столько лет.

Знакомые облака -

похожи на стадо овец.

Здесь корнями ушли в века

и прадед, и дед, и отец.

Кукушки размеренный счёт

отмеряет другому года.

Остался последний пролёт

и он шагнёт в никуда.

Как свежи за рекой луга –

не ему в них косить траву.

Но будут стоять стога

и коровы мычать в хлеву.

Всё останется так, как есть –

запах хлеба, дым из печей…

Да падёт забвения месть

на головы палачей.

                                    09/14/2011.

**

Я надышаться не могу

травы пьянящим ароматом.

На свежескошенном лугу,

уткнулся в пулю на бегу,

став неопознанным солдатом.

Я лишь один из тысяч тех,

кто распахнул земле объятья.

Убийство -  неподъёмный грех.

Нас не разбудит детский смех,

здесь вместе и враги, и братья.

Здесь каждый обретёт покой

и каждому найдётся место.

Нас мёртвой окропит водой

и вдаль поманит за собой

одна, на грешных нас, невеста.

Ей всё равно, кто б ни был ты -

мы все равны перед судьбою.

Там, в царстве вечной темноты,

за горизонтами мечты,

смерть станет каждому женою.

Одной на всех, и нет верней

её, избравшей нас навеки.

Мы станем пищей для корней,

мир станет нами зеленей…

Как быстро тяжелеют веки.

                                            08/30/2012.

**

Мы брели, который час подряд,

а вокруг, свежи и толстопузы,

зрели, словно утешая взгляд,

кровь земли вобравшие арбузы.

Конвоиры чавкали глумясь,

как зверьё клыками рвали мякоть.

И бросали нам под ноги, в грязь,

сочные куски. Хотелось плакать.

Мой сосед не выдержал, присел,

к лакомству протягивая руки…

Выстрел, словно плеть, коснулся тел,

обречённых временем на муки.

Он лежал, распластанный в грязи,

равнодушный к отболевшей боли.

Конвоир скомандовал: ''Грузи!''

И добавил: ''Ну, оглохли что ли?''

Мы его подняли над землёй,

бросили обмякшим кулем в кузов.

Всхлипывало эхо над бахчой

полосатых, как и мы, арбузов.

                                      09/30/2012.

**

Вы не успели домечтать,
допеть, дожить.
Вы так хотели кем-то стать,
а вышло быть.
Быть недописанной строкой
письма жене.
Быть оборвавшейся судьбой
на той войне.
Быть поднимавшимися в рост
среди огня.
Быть отблеском погасших звёзд
внутри меня.

                                              05/09/2012.

**

Лист кленовый, упавший шуршаньем под ноги,

я поднял и приладил булавкой к плащу.

Он мне станет надёжною картой в дороге -

по прожилкам на нём я к вам путь отыщу.

Он похож желтизною на Звёзды Давида

на одеждах евреев идущих к черте.

В нём на осень-разлучницу злая обида,

и надежда на чудо в безумной тщете.

Я иду сквозь толпу безразличных вниманий,

обречённый другими на смерть человек.

За плечами лишь груз накопившихся знаний,

и короткий, едва ли начавшийся век.

Я иду вместе с вами к последнему краю,

я сползаю в телами наполненный ров.

Я уже не живу, не люблю, не мечтаю.

Не шепчу неумело молитвенных слов.

Я ещё не остыл, став забвеньем и прахом,

но уже остываю в горячей крови.

И душа, воспарив над безумьем и страхом,

тихо шепчет далёкой любимой: ''Живи.''

Лист кленовый, упавший шуршаньем под ноги,

я поднял и булавкой приладил к плащу.

Он мне станет надёжною картой в дороге.

По прожилкам на нём я ваш след отыщу.

                                                      05/02/2014.

**

Он шёл по чужому знакомому городу

сквозь собачий заливистый лай,

Слова молитвы падали в бороду:

- Барух, Ата, Адонай.

Не возносились, а именно падали,

Адресат был суров и глух.

Непонятно откуда – из Рая, из Ада ли

вниз летел тополиный пух

                                                  06/14/2015.

**

Над пепелищем оседает дым,

трава вокруг пожухла от пожара.

Мир в одночасье стал, как лунь седым,

состарившись безумием кошмара.

Ещё вчера в нём ветер шелестел

прогретой за день яркою листвою.

И было столько неотложных дел,

что на века хватило бы с лихвою.

Вчера, такое страшное вчера…

Местечко наводнили люди-звери.

Вчера здесь щебетала детвора,

вчера не запирались на ночь двери.

Стал прошлым мир незапертых дверей…

Торчат полуразрушенные трубы

покрытых чёрной копотью печей,

потрескались иссушенные губы.

Глаза пусты – в них не осталось слёз,

душа мертва – в ней не осталось боли.

В июньский день декабрьский лёг мороз

горячим пеплом на ржаное поле.

Единственный оставшийся в живых

стоит над мёртвым миром изваяньем.

И плачет ветер в небесах слепых,

Аркадий Шляпинтох, 2024

Сертификат Поэзия.ру: серия 1275 № 182523 от 06.05.2024

15 | 15 | 196 | 19.05.2024. 21:05:38

Произведение оценили (+): ["Игнат Колесник", "Надежда Буранова", "Моргунова Елена", "Ашот Наданян", "Кохан Мария", "Александр Закуренко", "Виктор Брюховецкий", "Барбара Полонская", "Владислав Кузнецов", "Бройер Галина", "Екатерина Камаева", "Алёна Алексеева", "Владимир Мялин", "Владимир Старшов", "Светлана Ефимова"]

Произведение оценили (-): []