ПАРИЖСКАЯ РАПСОДИЯ

W
Я давно не живу в зиме –
я навеки застрял в себе…
Я не видел зимы три дня,
оказалось, что восемь лет,
но она позвала меня,
а меня в этом мире нет…
……………………………
Я давно не живу в себе –
я навеки застрял в зиме.
W
Приход во французский шантан.
Гарсон там меню подаёт:
кальян, жабьи лапки, бокал,
и молча водчоночку льёт.
А та – холодна и бела,
не пениться вовсе ни чуть,
он выпил бокал свой до дна
и так захотел взгрустнуть…
Теперь бы мотнуться в Париж
пожить там весёлым клошаром –
в Ань* и в Ху* не умчишь,
коль хочется здесь и на шару!
На свалке средь срань-воронья
из старых рантье и пежо
посцать бы на "кучки" с утра
в каком-нибудь сраном Ме-Жо
И чтобы седой Беня Крик
не раввин, не цадик – чудак
залил бы с ним за воротник
до усмерти – за просто так…
W
Мате мешаю с каркаде
и отвожу беду –
на вечной терпкости мате
бреду в сплошном бреду
по перекрестным остовам,
по ямбам катаракт,
по язвам явленным в ночи,
сжигая черный лак…
В плену, в бреду, завернут в плед
и ждут меня с утра
мой сирый повседневный хлеб
и горе не беда…
Однажды я усну, уйду
в тот невозвратный сон,
в котором в вечность перейду –
в глаза седых икон…
И будет осень говорить
со мной на языке,
который трудно повторить
под вечер во хмельке.
W
Колдовство вчерашней сказки
превращается в печаль:
вешки – прошлого отмашки
упорхают грустно вдаль.
Там вдали живут психеи,
изнывающие – жуть!
К ним стремятся ротозеи
крохи счастья умыкнуть.
Хоть на миг, хоть на мгновенье
преклониться и… пошёл:
кто в траншеи, кто на реи,
кто по жизни нагишом!
Колдовство чужого мира
не касается тебя.
Если путник – топай мимо:
здесь чужая ребятня!
До себя бы докричаться,
а всех прочих не зови –
с ними нечего якшаться,
неприветные они…
Атрибутика печали –
это чей-то тихий вздох:
То, что было в изначалье –
упорхнуло за порог.

Январь 2004 г.

Веле Штылвелд, 2004

Сертификат Поэзия.ру: серия 619 № 21755 от 23.01.2004

0 | 0 | 1990 | 26.04.2024. 16:54:53

Произведение оценили (+): []

Произведение оценили (-): []