Тоска прижмёт – куда уж вздорней

подобных чувств пускать на волю? –

как тут же звёзды калифорний

вернут реальность старой боли.

Закат багровый Орегона,

пронзительная синь Невады

глотком дерюги-самогона,

палящим зноем солнцепада

вернут забытыми долгами –

ночей простор, что канул в лета

на Волге, на Дону, на Каме

рождаясь в мареве рассвета

в мираж, идущего далёко

и так изысканно, жирафа,

где сказка-жизнь по воле рока

горчит, исполнена метафор.

Им не случиться бы и вовсе,

но – ах! – смешное любопытство –

а что там за годами в осень?

А что, зима – сродни убийству?

И вот теперь, когда известно

и обо всём и обо всяком,

так душно в облике телесном,

и внемлет сердце встречным знакам.

Всё так трагично и красиво,

банально, стыдно и нелепо, –

так может быть невыносимым

на память взятый жизни слепок, –

оправлен рамкой для потомков,

скрывает жёлоб кровотока.

А ты идёшь с пустой котомкой

под знаком ветра и потока.