(продолжение)
XVII. В пылу военного угара,
Селим, любимый сын Акбара,
Был зол и дерзок. Он устал
От битв, от крови, от трофеев.
Душой он рвался к Нурмахал,
Звезде гарема, юной фее,
Чей образ перед ним вставал,
Едва глаза он закрывал.
XVIII. Томим огнём любовной жажды,
Свой выбор сделал он однажды
Между короною, венцом,
Свидетельством монаршей власти,
И нежным розовым венком,
Залогом пылкой женской страсти.
И трон, и власть бы он отдал
За локон юной Нурмахал.
XIX. Есть красота, что не остынет,
Как солнце хищное в пустыне,
Палит, немилосердно жжёт;
К ней прикоснувшийся однажды,
Напрасно утоленья ждёт –
В ней ничего нет, кроме жажды.
Но Нурмахал была иной –
И свежесть в ней была, и зной.
XX. Как в углях тлеющих мангала,
Внезапно пламя пробегало,
Так жар ланит и глаз, и уст,
Завесу скромности срывая,
Сияньем потаённых чувств,
Тотча́с же снова затухая,
Всё ж обещает вспыхнуть вновь,
И ожиданьем греет кровь.
XXI. Всё в Нурмахал изящно было,
Была в ней даже слабость – силой,
А гнев – он дополнял портрет –
Лишь раскалённый ветер гнева
Умеет так встряхнуть букет*,
Чтобы разгневанная дева,
Пусть раскалившись до бела,
Ещё прекраснее была!
*На малазийском языке «цветок» и «женщина» - это одно и то же слово. (Т.М.)
XXII. Но чувственность её и нежность,
Блестящих чёрных глаз безбрежность,
Нет, не купить… нет, не украсть…
Но покорить – да! Из истока
Неведомого хлынет страсть
И изощрённость жриц Востока.
Искусство этих дивных жриц
Подобно пенью райских птиц.
XXIII. Да, прелесть Нурмахал сияла.
Всё потому, что дополняла
Красу другая сторона,
Дана она, увы, не многим:
Красавица была … умна,
А нравом отличалась строгим.
Бывало, беспричинный смех,
Вдруг, заражал весельем всех.
XXIV. Востока властелин надменный,
Селим, мечтою сокровенной,
Рабом был верным Нурмахал,
Он в свой гарем, пройдя полмира,
Прелестниц юных собирал,
Но эта роза из Кашмира,
Как в сердце раненом кинжал -
Звезда гарема – Нурмахал!
XXV. Селим спешил успеть к фиесте,
Чтобы с возлюбленною вместе
В ночи любви, сквозь море роз,
Пуститься в плаванье за счастьем,
Его попутный ветер нёс
На крыльях нежности и страсти,
Он отказался бы от дней,
Была бы только ночь длинней.
XXVI. Казалось, стали дни короче,
Чтоб таинство прекрасной ночи
Хоть на мгновение продлить,
Не оборвав ночных видений
Волшебно-сказочную нить.
В мечтах Селима дивный Гений
Возвёл чудесный замок снов
Из диамантов и цветов.
XXVII. Он видел этот город счастья,
Муссон душевного ненастья,
Однако в сердце навевал
Одной печальной думы тягость:
Он в нём не видел Нурмахал,
Знать ликованье ей не в радость?
Быстрей ветров летел он к ней,
Меняя взмыленных коней!
XXVIII. Увы, гордыня, так бывает,
Любовь из сердца выживает.
А повод – слово невпопад,
Из ничего, в мгновенье ока,
Пустячный жест, бездумный взгляд –
Тайфун для тонкого Востока!
Казалось, штиль над морем, но
Шли камнем корабли на дно.
XXIX. И вот – любви, как ни бывало,
Где нежность слов? Что с нею стало?
Где фейерверки страстных глаз?
Прикосновений где услада?
Как будто подменила нас
Гордыня. Что ей в сердце надо?
Она, гордыня – царь-порок,
И щит, и меч, и злобный рок!
XXX. Неискушённы сим пороком,
Спустившись с гор седым потоком,
Любви исполнены, сердца
Скалой гордыни разделились,
И, словно звери от ловца,
В долину порознь устремились.
Им долго не сыскать предлог,
Чтоб слиться вновь в один поток…
XXXI. Гордыню лишь мудрец смиряет,
Он сердце ей не отворяет,
Оков цветочных цепи вьёт.
Любовь – счастливая рабыня,
(Ей рабство силы придаёт)
Подобна сказочной вершине,
Что тонет в бремени садов,
Пылая пламенем цветов.
XXXII. Она подобна райской птице,
Что в синих небесах гнездится,
Сиянье на её крылах
В покое царственном пылает,
Спугни её, увы и ах!
Сиянье сразу исчезает…
И вспыхнет новою волной,
Лишь снова обретя покой.
XXXIII. Её сиянье так же зыбко,
Как уст капризная улыбка.
В любовных знойных небесах,
Шальное облачко порою,
Вдруг все смешает в пух и прах,
Взорвавшись жуткою грозою,
А в юном сердце крови шум
Слышнее, чем холодный ум…
XXXIV. Итак, Селим в порыве гнева,
Вдруг, взбунтовавшуюся деву,
Казалось, навсегда изгнал
Из сердца. Но в душе владыки
Одной лишь юной Нурмахал,
Одной звезды сверкали блики.
Он чахнул, злился, он скучал,
Лишь повторял: «О! Нурмахал!»
XXXV. Полны влюблённого бессилья,
Свои подрезанные крылья,
Как птицы Фракии, куда?
Они стремили – к морю? к суше?
И неужели никогда
Разлукой мучимые души,
Не обретут покоя вновь,
Сменив гордыню на любовь?*
* «Эти птицы на Босфоре никогда не отдыхают, французы называют их «проклятые души». — Дэллоуэй. (Т.М.) В переводе Веры Потаповой это звучит так: «Так птицам Фракии на суше/Нет отдыха, ни на воде,/И называют их везде/ «Отверженные богом души». (Т.И.)
XXXVI. Селиму было одиноко
Средь разноцветия Востока.
Был сер, как камень, гордый лик.
Ни жест, ни знак подобострастья
В больное сердце не проник,
Не пробудил в нём сладострастья.
Ох, не до песен соловью –
Он розу потерял свою.
XXXVII. В толпе услужливых притворцев,
Коварных льстивых царедворцев
Он утешенья не искал,
Сквозь их толпу он, как комета,
Летел, пути не разбирал,
Неся бутон огня и света
Лишь той, чья дивная краса
Его стихия – Небеса!
XXXVIII. В тот час, в плену своих мечтаний,
Вдали от праздных ликований,
В тени беседки, где блистал
Лишь бледный луч печали лунной,
Сидела в грусти Нурмахал,
Вдвоём с кудесницей Намуной,
Вещуньей, чтицей вещих снов,
Из рода древних колдунов.
XXXIX. В Намуне жили лёд и пламя,
И возраст ей – не счесть веками,
Но ветер времени её
Ничуть не тронул – дул напрасно –
Ума блистало остриё,
Точён был стан, лицо – прекрасно,
А пламя черное в очах
Внушало всем невольный страх.
XL. С улыбкой, полною печали,
Уста её враспев звучали
Познаньем сути бытия,
Огнём и тьмой вселенской глыбы,
Ничто: ни небо, ни земля
Создать такую не смогли бы.
Знать сокровенный смысл вещей
Труда не составляло ей.
XLI. В своей копилке заклинаний,
От порчи, сглаза, от страданий,
И от напастей, и от бед,
И от лихой руки злодея,
Затеявшей коварный вред,
Сыскала то, всех вернее,
Сразив гордыню наповал,
Вернёт Селима к Нурмахал.
XLII. Сочилась полночь через кущи
Ночных цветов, нектар несущих,
На легких крыльях ветерка.
Зефир – он баловень заката,
Ночь напоившая рука
Цветов прелестным ароматом,
«Пора, - Намуне дал понять,-
Цветы и травы собирать».
XLIII. В цветах – могущество и сила,
Природа щедро одарила
Их магией – добром и злом;
Плести венок - играть на струнах,
Их душ, не навредив притом,
Умела страшная Намуна.
Увенчанный таким венком,
Спит ярким, сладким, вещим сном.
XLIV. Смущенный блеском сновидений,
В немом восторге Солнца Гений,
Из золочёного шатра,
За горизонтом, где играют
С лучами тени до утра,
Пока друг в друге не растают,
Придёт, сияньем удивлён,
Взглянуть на этот дивный сон.
XLV. Меж тем, Намуна не спешила.
Пока полночное светило
Прохладную растений кровь
Согрело в лепестках соцветий,
Святое таинство – любовь,
Блуждающая меж созвездий,
Сошла, как призрачный покров,
К раскрытым венчикам цветов.
XLVI. И Нурмахал нетерпеливо,
В смятенье радостном, игриво,
Газелью лёгкой в лунный сад
Стремглав пустилась, и в корзину
Цветов блескучий водопад
Летел. Не разгибая спину,
Она твердила: «О, мой Бог!
Плети, плети скорей венок!»
XLVII. Рвала, вдыхая ароматы,
Которыми была богата
Природа – вот и Вздох Мечты,
И Золото Морей разлито,
Царица Ночи, чьи цветы
Бледны, как девичьи ланиты,
Сияют свежей белизной
Лишь ночью, только под луной.
XLVIII. Речные лилии для девы
Колчан раскрыли Камадевы,
И амаранта серебро
Искрит в траве – какое диво!
А Лунный Цвет свой болеро
В высоких скалах Серендива
Исполнил, гордо подбочась,
Сквозь ароматов бурю мчась.
XLIX. Текли, как радостные слёзы,
Огни прекрасной туберозы,
Амрит, чей гордый строгий лик -
Богов бессмертное творенье,
Неугомонный базилик –
Могил печальных украшенье;
Букет сиял, лишь розмарин
Глядел, робея из за спин.
L. Всё, что в саду благоухало.
Для Нурмахал добычей стало,
С корзиною цветов она
Бежит к Намуне, в нетерпенье,
Надежд и радости полна,
Ей не унять сердцебиенья:
«Гляди, здесь то, что нужно нам!»
И сыплет всё к её ногам.
LI. Колдунья, вдруг, оцепенела,
Она лишь поудобней села,
К корзине трепетно склоняясь.
С богатством красок, ароматов
Душа её переплелась,
Глаза пылали, как агаты –
В них сотни, тысячи карат!
В их власти был и рай и ад…
LII. Владея тайной душ растений,
Она смешала свет и тени,
И стала грезить наяву.
Улыбкой заблестели зубы,
Роса, упавшая в траву,
Чуть освежила влагой губы;
Она напев из трав ткала
И тихо речь её текла:
"Я знаю, где прячутся сны,
Манящие юных дев,
Сияние полной Луны
Разбудит в душе напев:
Просохнет роса,
Увянет краса,
И примут мечты и цветы небеса!
О, Ангел любви, приди, приди,
Незримый, как аромат
Ночного цветка. Найди, найди
Тропинку в заветный сад.
Настанет радостный час,
Родившая ветвь земля
Раскроет сказочный глаз -
Нежнейший цвет миндаля.
Просохнет роса,
Увянет краса,
И примут мечты и цветы небеса!
Витает меж гор любви мираж,
В дыхании горных трав,
Там только орёл ступал, как паж,
На шпоры златые встав.
Тень мёртвых ты не тревожь,
В холодном дыханье – смерть!
А крик мандрагоры похож
На острый кинжал, поверь.
Просохнет роса,
Увянет краса,
И примут мечты и цветы небеса!
Мечты о любви и добре,
И силы в борьбе со злом,
Родятся в коричной коре,
Изрубленной топором,
Просохнет роса,
Увянет краса,
И примут мечты и цветы небеса!"
LIII. Лишь заклинанье прозвучало,
Намуна тотчас увенчала
Цветов короной Нурмахал.
Уже крылом волшебным ночи
В ресницах девы сон порхал,
Туманил царственные очи,
Высокий, нежный, сладкий звук
Мелодии явился вдруг.
LIV. В её отсутствующем взоре
Плыла мечта о Красном море,
Где птица дивная – Любовь
Гнездо из сладких песен свила.
Крылатый дух – не плоть, не кровь -
В лучах полночного светила
Легко из бездны воспарил
И песней деву одарил:
"Я Чи́ндары* звонкой поющий посол,
Заслышав призывы цветов,
Из сказки подлунной к тебе я пришёл,
Где прячется музыка снов.
И струны со сладким стоном,
Молитвой любви звучат,
Взлетает к деревьев кронам
Мелодии аромат.
Чтоб в грёзах твоих
В сей сладостный стих
Мелодия песни вплелась,
Чтоб этот венок
Вернуть тебе смог
Любимого нежность и страсть.
Пусть песня моя до тебя долетит,
Пусть звонким потоком струится,
И снежными хлопьями в небе парит,
И на́ море мягко ложится.
Пусть тает в пылающем сердце
Мой страстный, призывный напев,
Кровь приправляя перцем,
И му́скусом терпким согрев.
Мелодия песни моей – талисман,
Он духам восторгов послушен,
Чей Гений цветами подлунными зван,
Их гимном полночным разбужен.
Дух страсти всесущ и всевластен,
На крыльях любви принесёт,
Как семя коричное – счастье,
Свершая волшебный полёт.**
Я прошлое с будущим перемешал,
Разбавил чуть-чуть настоящим,
И память, пройдя от начала начал
К мелодиям лишь предстоящим,
На сердце бальзамом прольётся,
Как песни высокий клавир,
Любовь робкой нотой проснётся
Прекрасной и вечной, как мир.
Она сердце воина сможет смягчить,
Заставить его трепетать,
Так лишь оперенью дано освежить
Доспехов угрюмую стать.
И в очи прекрасной девы
Прольётся небесный свет,
Померкнут зарницы гнева,
А звёзды и чувства – нет.
Чтоб в грёзах твоих
В сей сладостный стих
Мелодия песни вплелась,
Чтоб этот венок
Вернуть тебе смог
Любимого нежность и страсть."
*«Сказочный фонтан, в котором, как говорят, постоянно играют музыкальные инструменты». -- Ричардсон. (Т.М)
**«Голубь Помпадур — это вид, который, разнося семена корицы в разные места, является великим распространителем этого ценного дерева». -- См. Брауна (Т.М.)
LV. Блеснуло утро мимолётно,
С ленцой, неярко, чуть дремотно,
Желая сон свой оградить
Ресниц пушистым покрывалом
И сладостных напевов нить
Не упустить, девица встала
И лютню тронула рукой.
И та пропела ей: «О-о-он тво-о-ой!»
LVI. Сладкоголосою струною
Напев, рождённый под луною,
Из ночи – в день, из грёзы – в явь
Проник. О, девы глас прекрасный,
Небесных нот ему добавь
И чувств земных и сладострастных.
Сон не неволь. Проснись. И пой!
«Он мой! Он мой!! Он только мой!!!»
LVII. И дева пела в упоенье
Не сон, не явь, но – наважденье,
Со струн мелодия текла,
Слова в устах слагались сами,
Казалось, что она могла
Так музицировать часами.
И эхо, тая средь ветвей,
В саду играло в прятки с ней.
(продолжение следует)
Тема: Re: Лалла Рук Гл IV Звезда гарема (02) (Т. Мур) Трояновский Игорь Дмитриевич
Автор Владимир Корман
Дата: 09-12-2022 | 19:33:21
Игорю Дмитриевичу Трояновскому
Кажется, вы ткёте беконечный блистающий всеми красками солнечного Востока роскошный ковёр.
Кажется вы исполняете волшебную переливающуюся
волнами изысканных звуков магическую сонату.
Здесь Вы - волшебник, ни в чём не уступающий Томасу
Муру. ВК