(окончание)
CXXV. Но чу! Во тьме он голос слышит,
И рядом кто-то тяжко дышит -
Один, оставшийся в живых
В кровавой бойне этой но́чи
Собрат. В походах боевых
Рукой был твёрд, в сужденьях – точен.
«Ответь мне, брат и господин,
Ужель мы в шаге от Святыни
Бесславно и бесследно сгинем
У ног проклятых сарацин?
Да, поглумится враг над нами…
Но нет! Позору – не бывать!
Ещё горит святое пламя -
До алтаря – рукой подать…
Мы к жизни призваны Огнём,
И уходя, исчезнем в нём!».
CXXVI. Дай сил и укрепи их, Боже,
Пошли им пламенное ложе!
Багровый оставляя след,
Гафед помог бойцу подняться,
И выдохнул надрывно: «Нет!
Враг не посмеет надругаться
Над телом павшего в бою,
Того, кто почестей достоин,
Кто имени святого «воин»
Не уронил. К огню! К огню…»
Но более идти не в силах,
Его товарищ рухнул ниц
Пред алтарём. И воспарила
Душа его из тех границ,
Что чертит ей живая плоть,
Покуда не призвал Господь.
CXXVII. В последние мгновенья жизни
Последний страж своей Отчизны,
Сдержав рыдание в груди,
Нечеловеческим усильем
Героя тело водрузил
На жрище. Пламенные крылья
Расправил яростно алтарь,
Он озарил Омманский берег.
Распахнутые в вечность двери
Пылали, словно ки́новарь.
Гафед шагнул легко и твёрдо,
Достоинство и честь храня,
С улыбкой радостной и гордой
В объятья жаркие огня -
Его последней из дорог
Вёл Огненный великий Бог!
CXXVIII. И крик сковал тела и души,
Над морем пролетев и сушей.
Он несся с бо́рта корабля,
Застывшего в струя́х прилива,
Как будто вёсел и руля
Ослушался, смешав порывы
Зефира в вялых парусах,
С подобьем горького напева
В рыданьях аравийской девы.
Она без сил и вся в слезах,
Но всё ж цела и невредима,
Была залогом жизни тех,
Кто свой булат неукротимый
Поднял над ней, как оберег.
Дороже жизни в эту ночь
Для них была Гассана дочь.
CXXIX. Не зная участи Гафеда,
Бойцы надеялись, что следом
Взойдёт на борт за ними он.
Но тьма сгущалась над горою,
Насупился угрюмый склон,
И вдруг, дункар предвестник боя,
Взревел. На палубе застыв,
И вёсла осушив безмолвно,
Глазам своим не веря словно,
Гребцы глядели вверх, забыв
Наказ вождя – «За девой пленной
В пути опасном – глаз да глаз,
Оберегайте груз бесценный,
Иной задачи нет у вас!».
А в вышине, на фоне скал
Святой алтарь ещё пылал.
CXXX. О, Гинда, страшное мгновенье!
Как описать твои мученья?
О них могли бы рассказать
Те, кто, увы, уже не с нами,
Для них земная благодать
И боль утрат – всё в прошлом. Пламя
Былых надежд и жизни свет
Померкли в их остывших душах,
Весь мир, казалось бы, разрушен,
И места в нём для жизни нет.
A холод сковывает тело,
Немилосерден и глумлив,
И всё внутри обледенело,
Когда ещё несчастный жив,
Но вняв персту судьбы – «смирись!»,
Он не цепляется за жизнь…
CXXXI. И в этом ледяном покое -
Благоволенье роковое
Ему ниспослано с Небес
Непререкаемою волей,
В разбитом сердце – хладный всплеск
Пронзительной смертельной боли…
Зефир уснул на лоне вод
И звёзд неровное свеченье
Рождало в водах отраженье,
Где звёздам был потерян счёт.
Плачь, дева, плачь. А, ведь, часами
Могла когда-то созерцать
Парад чудес под небесами,
Который во́ды повторять
Спешили. Без вина пьяна
И счастлива была она!
CXXXII. И не было светлей печали
Чем та, что звёзды излучали.
Бездонна звёздная юдоль,
А де́вичьи мечты – так сладки,
Но вновь приходит в сердце боль,
А счастье нестерпимо-кратко…
Вдруг всё меняется и - чу!
Дункара зов покой нарушил,
Но верный меч уже не нужен -
И не тянись, боец, к мечу!
Тот, кто твоим был командиром,
Кому по рангу до́лжно сметь
Предстать пред огненным кумиром,
Сегодня должен умереть!
А боевой сигнал сейчас
Возвысил глас в последний раз…
CXXXIII. И Гинде всё до боли ясно -
Всё кончено… Мольбы напрасны.
Её любимый, идол, бог,
Мужчина – первый и последний,
Небесный преступал порог,
В горниле яростных сражений.
И всё же жадно, зная – зря,
Она, объятая сомненьем,
И без надежды на спасенье
Не сводит взгляда с алтаря.
Вот факела мелькнуло пламя,
Лизнуло жертвенный костёр,
И в тот же миг под небесами
Вознёсся огненный шатёр,
Цветами Солнца озарив
Омманский берег и залив.
CXXXIV. Подобно зыбкому виденью,
Над алтарём нависнув тенью,
Гафед – как истый дух Огня,
В священном пламени почия,
Растаял, за собой маня,
Отдал себя родной стихии.
И Гинда, обратившись в крик,
К огню, к вершине устремилась
За ним. Но чуда не свершилось -
Исчез мираж и только блик
Оставило святое пламя,
Волне, что деву приняла,
Безмолвной, как могильный камень,
Иссиня-чёрной, как скала.
Прилив ей вечность подарил,
И глубже в мире нет могил…
CXXXV.
Прощай, младая дева, дочь Гассана, -
Звенела песня Пери под водой,
Жемчужина в глубинах океана
С тобою не сравнится чистотой.
Цвела ты краше всех цветов на свете,
Не ведая капризности Любви!
Она, как в струнах лютни южный ветер, [266]
Мелодию навеки умертвит.
Влюблённые Арабии цветущей,
Прольют слезу над горькою судьбой
Той, кто была достойна доли лучшей,
И чей покой храним морской звездой. [267]
В разгар весенних праздничных гуляний
Сердца Любви откроют стар и млад,
Но возвратившись утром со свиданий,
Вдруг вспомнят о тебе и загрустят.
Себя украсив, дева молодая
На праздник ленты в косы заплетёт,
Но о тебе с печалью вспоминая,
Взгляд томный от зерцала отведёт.
Возлюбленную павшего героя
Иран забыть не сможет никогда,
И в каждом сердце светлою звездою,
Ты рядом с ним останешься всегда.
Прощай, в твоём печальном изголовье
Взрастут цветы немыслимых глубин,
Алмазы вод в сияющем алькове
Украсят пенный шёлк твоих перин.
Прольёт скорбящая морская птица
Тебе на перси слёзы янтаря, [268]
Жемчужный перламутр засеребрится,
Украсив ложе скорби для тебя.
Мы соберем тебе морские розы
Во глубине коралловых садов,
И заплетём в твои густые косы
Всё золото Каспийских берегов. [269]
Прощай, прощай! Алтарные руины
Нам память согревают. Там, в огне -
Дух воина, что дремлет у вершины,
Дух девы, что покоится на дне…
[266] Этот ветер, называемый Сеймур, настолько размягчает струны инструмента, что его невозможно настроить. (Т.М.)
[267] Одной из величайших диковинок, найденных в Персидском заливе, является рыба, которую англичане называют морской звездой. Она круглая и очень светящаяся ночью, напоминающая полную луну, окруженную лучами» (Мирза Абу Талеб) (Т.М.)
[268] Некоторые естествоиспытатели полагают, что янтарь — это сгусток птичьих слез. ( См. Треву, Чемберс.) (Т.М.)
[269] Имеется ввиду Кизлярский залив, иначе называемый Золотым, песок которого сияет, как огонь.(Т.М.)
(конец третьей главы)
Тема: Re: Лалла Рук Гл III Обожатели огня (12) (Т. Мур) Трояновский Игорь Дмитриевич
Автор Владимир Корман
Дата: 20-11-2022 | 02:32:31
Игорю Дмитриевичу Трояновскому
Потрясающий образец трудолюбия и мастерства !
ВК