Лалла Рук Гл III Обожатели огня (11) (Т. Мур)

(продолжение)

CX. Вновь, властному послушны жесту,

Отряд охраны бессловесный

Пред Гиндой вырос и тотча́с,

К ногам её легли носилки,

Всё те же, что и в прошлый раз.

Гафед заботливо и пылко

На них подругу усадил.

Ей ясно виделась разлука

В том, как он нежно жал ей руку

И взгляд печальный отводил…

«Нет, - думала она в отчаянье,

Читая каждый жест и взгляд,-

Они надежду, обещанье,

Но не прощанье нам сулят!

В цепи несчастий, слёз и бед

Разлуке больше места нет!»

CXI. «Скорей, скорей, - она вскричала,-

Мы, затемно успев к причалу,

Поднимем парус о заре,

Его наполнит свежий ветер,

И в да́ли синие морей

Нас унесёт. Никто на свете

Нас не найдёт… Ты где, Гафед?»

О, Боже! Тьма стеной вставала

И ей молчаньем отвечала.

«Ты где, Гафед?» Ответа – нет…

А в темноте, со скальной кручи,

Тропой, что не видна ничуть,

Отряд богатырей могучих

Помчал её в обратный путь.

В кромешной тьме – хоть глаз коли –

Она не видела ни зги…

CXII. Всё круче вниз тропа бежала

И сердце Гинды замирало.

Звучавший утром глас впотьмах

Был сладок, как у Исрафила, [75 ]

Необитаемая тьма  

Теперь страшила, как могила.

Как неуёмен сердца страх!

«Друг мой, ужель по доброй воле

Ты выбрал смерть? Такая доля

Да, выпадет и мне… Пусть так!

Твоё благословлю я имя,

Последний поцелуй отдав,

И вздох последний нас покинет

Одновременно, оборвав

Любви, дерзнувшей вечно жить,

Животрепещущую нить!»

[75 ]- У Ангела Исрафила был самый мелодичный голос из всех Божьих созданий.(Т.М.)

CXIII.«Солдаты, ангелы спасенья?

Сдержите шаг, хоть на мгновенье -

Гафед догонит нас. Одно

Мгновенье – это так немного…

Но в нём вся жизнь моя. Оно -

Любовь и Смерть, так ради Бога…

Гафед! Гафед!» - она звала,

Во тьму выкрикивая имя,

Но ночь, сгущая мрак над ними,

К мольбам её глуха была.

Увы, Гафед всё это слышал,

От цитадели в полпути

Стоял он статуей застывшей.

Своё последнее «прости»

Он без надежды на ответ

Шептал неслышно ей вослед.

CXIV. Внизу, катясь по дну лощины,

Гул грозной нарастал лавиной,

И было слышно, как в ночи,

Срывая голоса до рвоты,

В экстазе яростном кричит

Гассана дикая пехота.

Сокрыты непроглядной тьмой,

Гонимы злобою звериной,

Как духи Ада, сарацины,

Свирепо воя, шли на бой.

«Они идут! – Гафед воскликнул,-

Ну что ж, герои прошлых лет,

Ликуйте же, - он руки вскинул

Во тьму,- Исполнив свой обет,

Сегодня в скорбный ваш приют

Друзья достойные взойдут!»

CXV. Воззвал он страстно, и проворно,

Как снежный барс в период гона,

Взбежал к Святилищу. Бойцы  

Костёр алтарный окружили,

И как когда-то их отцы,

Булат сверкнувший обнажили.

Всё ближе, громче трубный зов,

Во тьме над пропастью повисший,

Гортанный гомон, чуждый, пришлый,

Гостей незваных голосов

Рождал позыв к сопротивленью.

И нетерпение в глазах

Прочёл Гафед, ведь в промедленье

Враги могли почуять страх.

Вождь вдруг увидел, как горит

На лицах горцев жгучий стыд…

CXVI. Взывая к Духам в звёздной выси,

С собратьями сверял он мысли.

И молвил так: «Тому не быть,  

Чтоб в страхе в грязь лицом ударив,

Мог воин выю преклонить,  

Подобно бессловесной твари.

А Бог пылающих Небес  

Бесславную отвергнет жертву,

Лишь тот в бессметрье ступит первым,

Чей меч ведёт святая месть!

Мы вечно будем жить в долине

Священной памяти людей,

Покуда память не остынет,

Пока надежда тлеет в ней.

Пусть каждый будет взять готов

С собою дюжину врагов!»

CXVII. И гебры, вняв вождя призыву,

Стремглав пустились вниз с обрыва.

Свой дух, и волю сжав в кулак,

И сверхъестественным усильем,

Очами в клочья рвали мрак.

Навстречу им во тьме могильной,

В мерцанье факельных огней,

Вверх по уступам и извивам,

Отряд Гассана слепо, криво,

Лез в гору, как голкондский змей.

А горцам свет в горах не нужен,

В ущельях даже дикий зверь,

Ночной охотою разбужен,

Тропу уступит им. Теперь

Один, водою полный ров,

Их отделяет от врагов.

CXVIII. Ров был глубок, в крутые скаты

Утёсов по краям зажатый.

В проходе узком – не числом,

А лишь отвагой и уменьем

Владенья саблей и мечом

Иранцы, не вступив в сраженье,

Проход закрыли на замок.

И горе тем сынам Ислама,

Кто оголтело и упрямо,

С сапог смывая пыль дорог,

И потрясая ятаганом,

Попробуют пуститься вброд.

Последний страж святынь Ирана

В ночи́ их разглядел. Он ждёт!

А в небе, чёрном, как графит,

Незримой тенью гриф парит…

CXIX. И час настал. Арабы, к бою!

На приступ, вброд, шеренгой, строем.

Что ж, гебры, доблестная рать!

Пусть вас отвага не покинет,

Чтобы достойно отстоять

Свою последнюю твердыню!

Враги идут, за рядом – ряд,

Насупив исступлённо брови,

И густо красят воду кровью

И гать из мёртвых тел мостят.

Уже от крови сарацинов

Клинки иранские пьяны,

Уже рубить устали спины,

Но руки и глаза верны.

Их меч не ведал никогда

Столь благодарного труда.

CXX. Но несть числа на смерть идущим,

Одной ногой уж в райских кущах [76]

Их дерзкий шаг. Гебрийский меч,

При свете фа́келов сверкая,

Снимает головы им с плеч,

А бойне нет конца и края,

И в ров струится кровь рекой.

Упрямо, не ломая строя,

Идут арабы тучей, роем,

Гассаном брошенные в бой,

И ищут смерть в кровавой яме,

А вслед им новые спешат.

Так мотыльки летят на пламя,

Но имут в нем не рай, но ад!

А надо рвом уже возрос

Из мёртвых тел кровавый мост.

[76]- В соответствии с верованием, мусульманин, принявший смерть в бою, с оружием

         в руках, попадает в Рай не дожидаясь Судного дня.

CXXI. Так слепо, яростно и тупо

Арабы шли по тёплым трупам

На свет алтарного костра

И вязли в мутно-алой жиже.

Как ни крута была гора,

Но с каждым шагом храм был ближе,

И с каждым шагом гебров рать

Редела, тая, отступала.

И вдруг, увидев, как их мало,

Враги весь гонор, стыд и страсть

В последний натиск свой вложили.

Но те, кто из последних сил

Огню и Солнцу отслужили -

Никто меча не опустил.

И ни один из тех, кто пал,

Спины́ врагу не показал!

CXXII. Рубились в кровь, не ради славы,

И оставляя след кровавый,

Вдруг растворялись в темноте

Под сводами своей святыни,

Там, в поднебесной высоте,

Где на незыблемой вершине,

Пылал алтарь. Ослеплены

Его божественным сияньем,

Враги во тьму без колебанья

Неслись, решимости полны.

Но тьма лукава и коварна.

Тропу внезапно оборвав,

Разверзлась пропастью нежданно.

И воплем скалы распугав,

Арабы сыпались толпой

В объятья бездны роковой!

CXXIII. Утробный вой и лязг доспехов

Метался в ней безумным эхом,

Как крови алчущий вампир,

Парил над пропастью стервятник.

Он ждал – грядёт роскошный пир,

Он предвкушал кровавый праздник.

А каждый стон из уст врага

Был гимном Мести для Гафеда,

Звучал в душе, как марш Победы,

И Бог Огня его слагал.

Гафед же, кровью истекая,

У стен обители Огня,

Надломленный клинок сжимая,

Ни в чем планиду не виня,

Заканчивал свой путь земной

В сраженье, жертвуя собой…

CXXIV. А что ещё, помимо жизни,

Он мог пожертвовать Отчизне?

Он о́тдал душу, про́лил кровь,

Себе бесценное оставив -

Свою запретную любовь -

Брильянт в безжизненной оправе.

Он стал спокоен и суров,

Ничто уже не омрачало

Любовных грёз. И отражала

Небесный свет иных миров

Одна, заветная планета.

И даже вечности печать

Затмить была не в силах эту

Божественную благодать -

Отчаянный, прощальный блеск

Звезды, сорвавшейся с небес.

(окончание следует)

Трояновский Игорь Дмитриевич, поэтический перевод, 2022

Сертификат Поэзия.ру: серия 64 № 171120 от 11.11.2022

1 | 2 | 247 | 24.04.2024. 11:21:52

Произведение оценили (+): ["Владимир Корман"]

Произведение оценили (-): []