И я не знал тогда

ЗА САРЫЧЕМ

Скорпена – под камнем,
кефаль – над грядой;
напомни, строка, мне,
что я под водой.

Что в космосе этом,
где ты невесом
легко быть поэтом,
забыв обо всём.

Парю средь актиний,
медуз и рыбёх:
чуть-чуть поактивней –
и переполох!

Враг резких движений,
друг пасов простых,
я мастер скольжений
здесь без суеты.

С подводным ружьишком,
с куканом, как пан;
стремительно (ишь, как!)
рвёт когти лобан.

Промазал – не ною,
сам лох – без обид;
краб грозной клешнёю
из щели грозит.

Пугливы креветки –
юрк! – канули в тьму;
для солнечной Светки
рапану возьму.

А вынырну, – солнце
прильнуло к горе,
как в латах тевтонцы,
скал диких каре.

За Сарычем хмурым,
венчая стихи,
жгут Танька с Тимуром
костёр для ухи…

И Я НЕ ЗНАЛ ТОГДА

За мысом пляжик есть
средь скал. Зажат и сужен.
Чтоб мидий там поесть,
лишь костерочек нужен.
А под водой пейзаж
почти что лунный, честно;
я приходил на пляж
тропой, лишь мне известной.
Лишь я места те знал,
и я был горд собою,
ружьё я заряжал
с хорошим, точным боем.
Минуя лунный вид,
я выплывал за кромку:
там стаи пеламид,
там чайки вьются громко.
Я брал одну иль две,
(я опущу детали);
паслись в морской траве
матёрые кефали.
Я крался к ним, как бог,
мог раствориться, сжаться,
я подстрелить их мог,
а мог и воздержаться.
И даже горбыли
меня не отвлекали,
когда я на мели
лежал среди кефалей.
А солнце над грядой
тускнело, словно слива;
я уходил домой
усталый и счастливый.
И я не знал тогда,
что в сёлах и столицах
мне будет все года
тот дикий пляжик сниться…