Мир сжимается, давит, уже невозможно дышать.
Вкус и запах теряются, тают, стираются краски.
Все слова под запретом – и время, и дождь, и душа.
Забываются лица, повсюду безликие маски.
Кто-то вырваться должен на волю, уйти за флажки,
Раскусить эту ржавчину, выйти из зоны комфорта.
Кто-то должен остаться, наивные в чём-то стишки
Сам себе напевая под вьюги четыре аккорда.
А на воле зима, а на воле такие снега,
Что дорог не осталось – одни только заячьи тропы.
К деревенским дворам подступает вплотную тайга,
Возвращая своё, превращая жилища в сугробы.
Нет готовых рецептов спасения мира.
Но вот
Оживает снегирь на углём нарисованной ветке,
Чистит пёрышки клювом.
И кажется, время невзгод
Отступает на миг.
И так хочется, чтобы – навеки.
Ноябрь 2021
Слишком остро, конечно же, всё это слишком остро –
Белизна снеговых широт, синева высот…
Мы с тобой полетим на какой-нибудь дальний остров,
Где нет сотовой связи, где вязью пчелиных сот
Разукрашено солнце – смешнючее, в конопушках,
Где подёрнута влагой старинных дубов кора,
Где из форта над гаванью в полдень стреляет пушка,
А к полуночи входит в гавань большой корабль.
Это лето, конечно же, всё это – наше лето.
Это мы предъявляем разлукам закрытый счёт.
Слишком много зелёных листьев, тепла и света
Никогда не бывает.
Всё время – ещё, ещё!
Ночь в окошках небесных уже зажигает свечи.
Ни о чём не жалеть – это всё для себя решить.
Слишком просто шагнуть синеве и ветрам навстречу
И остаться на краешке мира, и просто жить.
Февраль 2012
Вот и стало хорошо, где нас нет.
Стёрли память в порошок жернова.
Сколько зим, ты говоришь, сколько лет?
Между строчек проросла трын-трава.
Ни проехать, ни пройти. Что с того,
Что нам выпало летать между звёзд?
В океане есть один островок,
На который путь один – звёздный мост.
Там, на острове зима – не зима.
Там в ночи всё те же песни звучат.
Там шиповник, резеда, бузина,
И рассветом край земли не почат.
Там тропа тебя ведёт, как сестра,
Крепко за руку держа, – не споткнись.
Там ушедшие друзья у костра
Вечерами пьют, как прежде, за жизнь.
С ними холодно-тепло-горячо
Нам на этом берегу тишины.
Но внезапно тронет ночь за плечо:
Там, где нет нас, – хорошо.
Где же мы?
Всё пройдёт, ты говоришь, всё пройдёт,
И рассвет перехлестнёт через край.
Мост качнётся – и звезда упадёт.
Загадай вернуться в срок, загадай.
Июнь 2015
Мы выживем, глянем – а жизни-то нет,
И некому больше звонить среди ночи.
С лохматой собакой не выйдет сосед –
По первому снегу пройтись не захочет
Старушка-дворняжка в четыре утра,
Ей спать бы да спать на еловой постели.
Мы выживем, глянем в окно – ни двора,
Ни города нет.
И снежок еле-еле
Порхает себе над равниной пустой.
Ни звука трубы и ни звона трамвая…
Куда всё исчезло, пока мы с тобой
Старались дышать через раз, выживая?
Запечный сверчок да заплечный мешок –
Вот наши друзья на ближайшую зиму.
Попробуем выжить, сквозь первый снежок
Пройдём к остановке, к метро, к магазину.
Да, город на месте, но так заметён,
Что вдруг оказался в ином измеренье,
Где нет ни границ, ни имён, ни времён,
Где следом за болью у мира – творенье.
Мы выживем, глянем – а жизни ещё
Немного осталось в плетёной корзине,
Чтоб каждый из нас был в итоге прощён
Весенним теплом после заверти зимней.
Декабрь 2021.
/Использована картина волшебной Нино Чакветадзе/
По ком на родине звонят колокола –
Морские рынды затонувших кораблей?
Душа застирана от соли добела, -
Не разглядеть полоски тёмные на ней.
Как чайка белая, над городом парит
И растворяется в тумане навсегда.
Прощай-прощай от Эгершельда до Зари, -
Погода лётная, солёная вода.
Прощай-прощай, наш музыкальный чердачок –
Шкатулка с песнями, окошко на залив.
Оплачен гамбургский, но не кабацкий счёт.
Уходим, ни гроша с собой не захватив.
Мигают бакены созвездьями в ночи,
Мерцают свечки в кельях маленьких кают.
О ком-то близком в небе колокол молчит.
О ком-то дальнем склянки нА море поют.
Январь 2016
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к отеческим гробам,
Любовь к родному пепелищу…
Цитата из стихотворения А. С. Пушкина, выбитая на камне в Покровском парке Владивостока
Пришла зима в Покровский парк, аллеи выбелив
Снегами из не слишком отдалённых мест,
Заштриховала дерева, на белом выделив
И камень пушкинский, и одинокий крест.
На бывшем кладбище сегодня – птицы только лишь
Среди ветвей, как многоточья между строк.
Как оказались вы у нас, Лев Анатольевич?
Внук брата Пушкина – и вдруг Владивосток...
Кому попало раздают ветра пощёчины –
И не ответить им, не вызвать на дуэль.
Из Оренбурга вьюга новой пугачёвщины
Вас принесла сюда за тридевять земель.
Там ощетинились штыками наши мальчики –
Кто с триколором в бой пошёл, кто с кумачом.
Уж если для своих Россия хуже мачехи –
Чужое горе ей и вовсе нипочём.
Оно, как рана от штыка, ничем не лечится.
Не отмолить грехи ни схимой, ни постом.
Клубится над Покровским парком дым отечества –
Владивостокский снег над пушкинским крестом.
Январь 2024
* Лев Анатольевич Пушкин (1870-1920) – внук брата А. С. Пушкина Льва Сергеевича, вице-губернатор Оренбурга. В 1917 году был избит революционной толпой, лечился в Японии, по возвращении в Россию умер во Владивостоке. Похоронен на Покровском кладбище Владивостока, которое в советское время было преобразовано в Покровский парк. На предполагаемом участке захоронения Л. А. Пушкина поставлен памятный крест. Также в парке находится камень с цитатой из пушкинского стихотворения.
Говорили – замкнут, а он был занят,
Изнутри был заперт в обычном теле.
Он сдавал пальто, как сдают экзамен –
В номерок смотрел, отвечал по теме.
А теперь чего уж – в ином пространстве
Он живёт вдали от суровых ижиц.
В беспредельном ветре бескрайних странствий
Что ему до наших стихов да книжиц?
Видно, так была велика усталость,
Что уплыло сердце, как лотос, в логос.
Он и рад бы вспомнить свою картавость,
Да приучен не был к команде голос.
И пока мы ищем его приметы
В неудачных строчках его фанатов,
Приводя весомые аргументы,
И в упор не видим упрямых фактов,
Он скользит поверх величавых статуй,
Провожая взглядом то шпиль, то мостик,
Непричастный к стае и чуждый стаду –
Как при жизни, так и, надеюсь, после.
Январь 2022
Из попуток – один лишь раздолбанный трактор
Дымом небо коптит.
Мимо старых берёз
Тарахтит «Беларусь» по Ветлужскому тракту
От Шахуньи к Ваштранге, в Крестовский колхоз.
Облака тяжелеют за речкой Кокшагой.
Пожилой тракторист по-хорошему пьян.
Фронтовая медаль у него под кожАнкой
И открытка от сына из Вятских Полян.
Здесь кого ни копни – то свояк, то племянник:
То Тюльканов, то Конышев, то Васенёв.
Здесь давно отцвели васильки на поляне
И осенним дождём тёмный бор осенён.
Дверь почти отвалилась, трясёт на ухабах,
За мостом утопают колёса в грязи.
И смеётся мужик:
«Прокатились неслабо.
По погоде такой лучше всяких такси!»
...Ах ты удаль ямщицкая, жизнь кочевая,
Нищета беспросветная, волчьи края!
Сколько здесь вырубали, секли, корчевали –
На войну, на расстрел, в Соловки, в лагеря...
Под хмельной перепев бравых сталинских песен
С бородой православной в калашном ряду
Чем гордимся?
Кого завоёвывать лезем?
Курам на смех, себе и другим – на беду.
Где ты, детство моё?
Где ты, родина предков?
Где ты, банька по-чёрному, русская печь?
Я поездки туда вспоминаю нередко –
Пожелтевшие снимки, распевную речь.
...Закурил тракторист и помог нам спуститься,
И донёс до избы чемодан да мешок.
Сел на ветку снегирь – красногрудая птица.
Хуже нет воевать.
Я-то знаю, дружок.
Январь 2024
Сергею Рыбалке
А если ты спросишь – каким этот город был? –
Я вряд ли отвечу, поскольку не знаю сам.
Нет, дело не в том, что я что-нибудь позабыл.
Но вот я смотрю – и не верю своим глазам:
Где дворик на Пушкинской, лестница и чердак,
Возня домовых, голоса полуночных птиц?
Где мы, ни черта не понявшие, где черта,
Что нас отделила от скрипа тех половиц?
Мы стали другими, а город – совсем другим.
Но, впрочем, так было и раньше, ещё до нас.
Лишь ветер, который привык нарезать круги,
Холодным ножом разрезает апрельский наст.
Шарманка, шатёр шапито – разве дело швах?
Не в шляпе ли дело, в шарманщике, в кураже?
Запомнит ли площадь в асфальтовых серых швах
Шторма, что шумели в поющей живой душе?
Навряд ли, навряд ли…
Но есть вариант один –
Держать в колчане наготове десяток стрел
И лук с тетивой из басовой струны в груди,
И в памяти песенки, и угольки в костре.
Пусть ветер играет на вантах моста с листа
Мелодию старой шарманки под снег и дождь.
А если ты спросишь – каким этот город стал? –
Прислушайся к музыке этой – и всё поймёшь.
Апрель 2020
Рыбалка Сергей Викторович (1958-2020), поэт, композитор, музыкант, актёр, руководитель театра «Перекрёсток» (Владивосток).
При каждом шаге куриный бог отбивает ритм,
Стучится в грудь, на шнурке болтаясь, твой амулет.
Собачий бог – он намного тише, он там, внутри
Не отвечает на стук снаружи, молчит в ответ.
Вот так однажды весенним утром через порог
Перешагнёшь и увидишь радугу в небесах.
С неё тебе улыбнётся добрый кошачий бог
С лукавой искрой в чеширских рыжих больших глазах.
И ты помчишься навстречу ветру с горы к реке.
Куриный бог всё сильнее будет стучаться в такт.
И бог собачий с лохматым солнцем на поводке
Ему ответит весёлым лаем за всех собак.
Все боги – дети.
Все дети – боги.
За много лет
Мы почему-то забыли это.
Но иногда,
Увидев к радуге уходящий знакомый след,
Мы понимаем, что все разлуки не навсегда.
Февраль 2018
В моём Владивостоке нулевых –
Беспечных и безудержно-живых –
Трамвай звенит на улице Светланской,
Флажок афишки бьётся на ветру,
Которым стану я, когда умру,
Когда закрасят однотонной краской
Дизайнеры из нынешних времён
Оттенков Миллионки миллион
И придадут задворкам вид фасада.
Приду ли я сюда ещё – Бог весть.
Я слишком счастлив был когда-то здесь.
Мне возвращаться, видимо, не надо.
В моём Владивостоке рок-н-ролл
Гремел и обступал со всех сторон
С весёлостью бродячего театра.
Здесь уживались ветры всех морей
И волны строк Элеоноры Прей,
И призрачная чёрная эскадра,
И памятник на площади борцов,
И пиджаки кручёных молодцов,
Приехавших сюда из девяностых.
Спортивный рынок, за карман держись.
Повсюду жизнь – а это ли не жизнь –
Паром на Русский остров, краткий роздых.
Развязка с Гайдамака вдаль зовёт,
Уже открыт закрытый Дальзавод –
Давно в стихи просилась эта рифма.
А не писал бы песен, жил как все,
На Угольную ездил, ел пян-се –
И, словно «Пересвет», не слез бы с рифа.
Но мой двойник, отлитый в бронзе там,
На Океанском, по моим следам
Пройдя, попутку ловит – и напрасно.
Нельзя вернуться в прошлое, дружок.
Пускай Нептун грозит тебе: «Должок!»
Сочтёмся ли?
Пока ещё неясно.
Май 2023
Заболел мой братик.
Чем помочь?
Принесу водички из ручья.
Уходи скорей, болячка, прочь –
Не моя, не братика – ничья.
Не боли у брата, не боли!
Мы большие, сильные уже.
Знаешь, где-то на краю земли
Посреди тайги растёт женьшень.
Это корень жизни.
Нам его
Надо обязательно найти.
Нам такого корня одного
Хватит, чтобы целый мир спасти,
Вылечить людей, зверей и птиц,
Землю, небо, море – всё вокруг.
Чтобы, как рукой слезу с ресниц,
С каждого смахнуть любой недуг.
Мы с тобою – тигры.
Мы дойдём
До кедровой пади, где растёт
Тот волшебный корень.
Нам вдвоём
В чаще ни охотничий костёр,
Ни гроза, ни дождик-водолей
Не страшны.
Хотя и – как сказать…
Главное, ты, братик, не болей.
Нам с тобой ещё весь мир спасать.
Июль 2020
"Васька" - Васильевский остров в Санкт-Петербурге
Васька,
Васька, крыши ржавые,
Если сверху посмотреть.
Над Петровскою державою
Катерининская медь
Из казны небесной сыплется –
А кого за то казнить?
Ни напиться, ни насытиться,
Ни обновы прикупить
На монетки эти жалкие,
На небесные гроши.
Васька, Васька, крыши ржавые,
Ни одной живой души
Нет на Стрелке, время позднее.
Мечет карты до утра
На сукно старинной осени
Достоевская хандра.
Проигрался барин дочиста,
До колодезного дна.
Белой ночи одиночество –
Медный грош тебе цена.
Жду моста да вдоль Невы брожу.
Васька, Васька, что за грусть?
Я монетку в небо выброшу.
Я сюда ещё вернусь.
Апрель 2013
Дымное
солнце над Владивостоком,
Снега на грош, третий день декабря,
В пробках машины.
А в небе высоком
Ангелы наши незримо парят.
Город портовый они охраняют,
Как только могут, от стылых ветров
И простывают, и слёзы роняют.
Жалко, для ангелов нет докторов.
Где-то в мансарде старинного дома
Около тёплой каминной трубы
С медным ковшом капитанского рома
Пишут нам ангелы Книгу Судьбы.
Радость и горе, прощанья и встречи –
Всё предусмотрено в ней наперёд.
Ангелы гасят оплывшие свечи –
Утром опять подниматься в полёт,
Чтобы дорога была безопасна,
Чтоб не запутались наши следы.
Ангелы справятся, ангелам ясно –
С
нами в пути не случится беды.
Тихая
бухта вздыхает о лете,
Вьётся над Угольной серая гарь,
А на Окатовой и на Столетье
Пишет по стёклам картины декабрь.
Вечером город огнями украшен.
В небо мы смотрим и машем рукой:
Спите спокойно, хранители наши!
Ангелам тоже положен покой.
2002 – 2013
Кони бегут попарно,
Свист с облучка.
Нико, твой путь до Пармы
Дольше смычка.
Скрипка твоя умолкла.
Что же они
Музыку слышат только
Из-под земли?
Музыка в небе, в небе!
Там её крест!
Чем на земле нелепей –
Ярче с небес.
Нико, ты слышишь, слышишь –
Ницца поёт!
Над черепичной крышей
Птица – в полёт,
Фрески – в морщинах резких,
Жизнь и любовь,
Золото генуэзских
Колоколов.
Милый мальчишка Нико,
Странный чудак,
Вот она, твоя скрипка!
Что с ней не так?
Песню, бродяга, песню!
Пальцы в крови.
Вымученный болезнью,
Останови
Тонкий смычок на высшей
Ноте в разрыв.
Странствовал.
В небо вышел,
Землю разрыв.
Январь 2021
Звёздный луч – как соль на топоре…
О. Э. Мандельштам
Через семьдесят лет здесь от кладбища нет ни креста,
И от зоны транзитной – ни вышек уже, ни развалин.
Новый микрорайон, мокрый снег, и аллея пуста.
Возле школы торчит снеговик, словно гипсовый Сталин.
По словам очевидца, вот здесь находился тот ров.
Когда строили школу – играли в футбол черепами,
Матерились, водярою грелись у едких костров
И не знали совсем о поэте таком – Мандельштаме.
А тогда ведь ещё оставался тот самый карьер,
Где для стройки киркой вырубали из сопки по камню
В Колыму не попавшие зеки с печатью «каэр»,
В протоколах допросов оставив чернильную каплю.
Оставалось кирпичное здание с тех же времён,
На огрызках забора колючая ржавчина тлела.
Нынче улица здесь Вострецова и микрорайон
Востроглазых домов. Им какое до прошлого дело?..
Только в полночь сырую, в декабрьскую полночь – услышь:
То ли ветер с залива ударит по пластику окон,
То ли где-то за стенкой заплачет соседский малыш,
То ли всхлипнет морская звезда в океане глубоком.
Это мы – фотокарточки жёлтые в профиль, анфас.
Это мы – восемь строк на обёрточной серой бумаге.
Это мы – через семьдесят лет – вспоминаем о вас
До морозной зари, до подъёма в тифозном бараке.
Ничего, ничего, всё проходит – и это пройдёт,
Сдует вешки-былинки и смоет былинные вехи.
И опять звёздный луч на солёный топор упадёт,
И воробушек вновь зазимует под сенью застрехи.
27 декабря 2008
1
Не всё, что поётся, – поётся вслух,
Не всё продаётся влёт.
Ты выйдешь из дома, а воздух сух,
На лужицах – первый лёд.
На листьях вчерашнего сентября –
Серебряный холодок.
Здесь даже ошибочный шаг не зря.
Ошибка – наука впрок.
2
Время последних песен, глохнущего металла…
Выше себя не прыгнешь. Надо итожить путь.
Сколько ты шёл к вершине, ближе она не стала,
Но повернуть обратно – думать о том забудь.
Время последних песен. Нет никакого дела
Ни у тебя к тусовке, ни у неё к тебе.
Ты дошагал, допелся до своего предела.
Дальше попробуй молча вторить своей судьбе.
Стих, как топор, за пояс, музыку – в рукавицу,
Горло шарфом потуже – наглухо – затяни
И театральной рампы перешагни границу,
Чтобы не ослепили злые её огни.
Ты же теперь свободен, этим и интересен
Листьям, летящим с веток, птицам и облакам.
С осенью наступает время последних песен.
Их напевает ветер, вторя твоим шагам.
Октябрь 2012
С материка до северных Курил
Плывёт в осеннем небе караван.
Легко ли вам, Мефодий и Кирилл,
Аз-буки-веди складывать в слова,
Над городом отчаянных ветров
Держаться за грот-мачту, как за крест?
Владей востоком и глаголь добро:
По нашим временам – не худший квест.
Не все его прошли – и потому
Бессильно слово на краю земли.
Рифмованные строки никому
Бессмертия пока не принесли.
Врастают якоря в смолистый грунт,
В подвалах поднимается вода.
Так покидают детскую игру
Внезапно – вырастая навсегда.
Так улетают в небо налегке,
Кто пять минут назад огонь дарил.
С бумажным свитком паруса в руке
Светло ли вам, Мефодий и Кирилл,
Под солнцем океанским над горой,
Где контурная карта так легла,
Что ни границ не разобрать порой,
Ни строк, сметённых ветром со стола.
Декабрь 2020
Такая тоска на исходе бесснежного года…
Команда – на взлёт, и сейчас же душа – на разрыв.
Перкалевых ангельских крыльев гудит позолота
И топчется ключник, ворота слегка приоткрыв.
Такие здесь ветры теперь. Не мешает потуже
Ремни затянуть и шарфы намотать до бровей.
Такие здесь ночи, такие бесстыжие стужи,
Что даже не спросят, каких ты там будешь кровей.
И кажется, выхода нет из мороза, из мрака.
Но это неверно!
Прислушайся к тихим шагам:
Доверчиво, словно ребёнок, подходит собака
И тянется носом к твоим посиневшим рукам.
Согреть эти руки, дождаться весёлого мая,
Быть рядом, спасти, если нужно, спасаясь самой –
Вот вся её вера, которая, ветви ломая
И розы ветров обрывая, торопит домой.
Здесь люди чужие, здесь время – плохой антивирус,
И даже у ангельских крыльев нелёгок полёт…
Но я улыбнусь и к собаке поближе придвинусь,
И дам ей поесть, и пойду с ней, куда позовёт.
Взлетает рождественский ангел над бытностью строгой,
Петляет по снегу собачий прогулочный след.
Не самой короткой, но самою верной дорогой
Лишь только любовь нас выводит из мрака на свет.
Декабрь 2020
1
Завершается год
Юбилеев чужих
И весёлых застолий,
И последний аккорд
Флажолетом дрожит,
Но прощаться не стоит.
Выйдем в ночь на балкон,
Подымим в темноту,
Полюбуемся снегом,
На котором легко
Фонари расцветут
Удивительным светом.
Мы все вместе ещё –
Можем петь до утра
И шутливо ругаться.
Позже, выставив счёт,
Время скажет: «Пора,
Мушкетёрское братство!»
И коней оседлав,
Мы один за другим
Из фонарного сада,
Словно птицы, стремглав
К небесам улетим.
Но прощаться – не надо.
2
Десятки лет горит на кухне свет –
Свечной ли,
электрический, лучинный.
И снег идёт походкой благочинной
По улице, которой больше нет.
Сжимает месяц ножик перочинный,
Как будто финский нож или стилет.
Район бандитский, старые дворы
Разрушены давно, исчезли вовсе.
Отвалом землю выровнял бульдозер,
Повыветрились урки и воры.
Чуть задержаться попыталась осень –
И та сдалась и вышла из игры.
А свет горит на кухне – посмотри:
Там за столом поют и балагурят,
И, не пьянея, пьют и много курят
Живые люди до живой зари.
Там ангелы-хранители дежурят,
И снег идёт, и светят фонари.
3
Старею, становлюсь сентиментальнее,
Картошку чищу, словно горький лук.
Мои вокзалы ближние и дальние
От встреч отвыкли в горечи разлук.
Там провода гоняют электричество
И в зале ожидания светло...
Ах, осень, листопадное величество,
Сними корону, обнажи чело.
Октябрь-ноябрь 2020
Пропасть меж победой и бедой –
Это тени на мосту Айой,
Это взлёт журавликов бумажных.
Никогда – ты слышишь – никогда
Не гляди в прицел на города.
Там в окошках солнечных, витражных
Радуга дрожит после грозы,
Там одной-единственной слезы
Хватит, чтобы сердце содрогнулось.
Если Ты и вправду о любви,
Господи, – беду останови,
Чтобы ось земная не прогнулась
На излом под тяжестью вины
Нелюдей, желающих войны
С юным, зеленеющим, свободным
Миром, не согласным гнить и тлеть.
Слово «смерть», похожее на плеть,
Сделай безоружным и бесплотным.
Господи, ты слышишь, как высок
И прозрачен тихий голосок,
Видишь белой сакуры цветенье?
Это в розоватых облаках
Девочка с журавликом в руках
Дарит нам надежду на спасенье.
Октябрь 2022
*Мост Айой в Хиросиме уцелел после атомного взрыва 1945 года, на нём остались тени погибших людей.
*Девочка с бумажным журавликом – Садако Сасаки (1943-1955).
1
Время всё чаще приносит печальные вести,
Не прибавляя ни песен, ни встреч, ни улыбок.
Кружку по кругу не пустишь: собравшимся вместе
Не за что выпить.
И круг этот зябок и зыбок.
Выйдешь из дома за хлебом – вернёшься не скоро.
Хлеб нынче горек, а сладким он, в сущности, не был.
Выйдешь – с холма обернись и запомни свой город.
Просто запомни, что вышел ты просто за хлебом.
Нет, не бывает разлук на минуту, на вечер!
Если разлука – навечно.
И даже при встрече,
Руку пожав, ощущаешь – расстались навечно,
Встретились поздно, другими, остались далече.
Время подкинет козырные новые карты.
Время обманет, но честно, – ты знал, что обманет.
Что ж ты стремился в поэты, в художники, в барды?
Все эти песни, картины растают в тумане.
Вот и стоишь ты на старой разбитой дороге,
Вот и не в силах шагнуть.
Где найти эти силы?
Надо идти: подгоняют пропетые строки,
Гонят мазки на холсте – будь уверенней, милый.
Ты же так смело писал о любви и о смерти,
Ты же всё знал о расплате за смелость такую.
Что же – иди и не бойся земной круговерти.
Время подарит тебе круговерть неземную.
2
Всё меньше нас на этом берегу,
Всё крепче держат нити Гулливера.
Подчинена иным понятьям вера.
Я ничего поделать не могу.
Писать и петь бессмысленно уже,
Кричать или шептать нет смысла тоже.
Дешевле стала жизнь, а смерть дороже,
И мира нет ни в мире, ни в душе.
Повремени, мой ангел, посиди
Вдвоём со мной на старой доброй кухне.
Пока над головой снаряд не ухнет,
Свети, моя коптилочка, свети.
Всё горше человеческий исход.
Во сне тревожно вздрагивают дети.
Блокадная зима на всей планете,
Стремительно стареет Новый год.
Всё меньше нас.
И всё же не грусти,
И всё же улыбнись, взмахни крылами,
Мой ангел, – ты всегда был между нами
Посредником и светом на пути.
Стикс подо льдом.
А где-то в глубине
Горит свеча упавшею звездою.
Когда я стану дымом над водою,
Лишь ты, быть может, вспомнишь обо мне.
Январь-февраль 2015
А у города глаза невелики,
В каждом капелька небесной синевы.
Береги себя.
Ан нет, не береги.
Уберечь себя никак нельзя, увы.
Как себя убережёшь у берегов,
Где то вьюги, то шторма, то новострой,
Где, когда вернёшься, спросят – кто таков?
Что ответишь ты, лирический герой,
Из романа, из рассказа, из письма
Чудом выпавший засушенный цветок?
Твой язык – хитросплетённая тесьма –
Непонятен будет, чужд и одинок.
Будешь улочками давними бродить,
Будешь бредить прошлым, прожитым, пока
Эфемерную лирическую нить
Не порвёт стальной реальности рука.
Ну, и ладно.
Ну, и будет.
На вокзал.
Больше нечего и некого беречь
В этом городе чужом, который сам
Опрокинулся в лирическую речь.
Только там ещё мерцают маяки
И летучие голландцы мчат на свет.
А у города глаза невелики.
А у страха…
Что у страха?
Страха нет.
Январь 2021
Здесь понижение тона – и так до конца.
Ноты граблями сгребали.
Дача, тигровые лилии возле крыльца,
Запах картошки с грибами.
Вечер.
Стрекочут сверчки и снуют светлячки,
В сумерках сопка чернеет.
Здесь pianissimo.
Бабушка ищет очки,
Чтобы увидеть вернее –
Клещ у меня или просто комар укусил.
Ищешь в тайге приключенья!
Веки слипаются, хочется спать, нету сил.
Не оторваться от чтенья:
Жилин, Костылин и чёрный татарин Абдул,
Девочка Дина с кувшином...
Мolto adagio.
Свет домовёнок задул,
Ходом подкравшись мышиным.
Где-то, подвыпив, негромко поют за столом.
Кварта.
Комфортно – и ладно.
Дача.
Июль.
Мотылёк за оконным стеклом.
Форте.
Пиано.
Июль 2023
На Лисихинском кладбище
В земляничинах спелых,
Как органные клавиши
(Больше чёрных, чем белых),
Меж оградок рассыпаны
Камни плоских надгробий.
И по нотам разыграны
Чьи-то судьбы и роли.
Мне Иркутск – не пристанище
На часок для туриста.
На Лисихинском кладбище,
Одинока и мглиста,
Есть берёза могучая –
Не стройна, не красива.
Но такая певучая
В ней заложена сила!
Ни креста и ни прописи
Прошлый век не оставил.
Она выросла против всех
Указующих правил,
Жить отчаянно вызвалась –
В утешенье, в награду
Она вызрела, вырвалась,
Разорвала ограду,
Не безверья орудие,
А бессмертья оружье.
Прутья ржавые в грудь её
Проникают всё глубже.
Но из камня неистово
Эта сила живая
Пробивается, искрами
Жизнь мою прошивая.
На Лисихинском кладбище
У берёзы у этой
Сам в себе, словно клад, ищу
Тайну строчки не спетой.
Время скрыло в веках иных
Имя, отчество, дату.
Лишь на клавишах каменных
Дождь играет сонату.
Май 2020
А нужны ли нам посредники,
Что галдят из телевизора,
Чебуречная на Сретенке
В двух шагах от дома Визбора?
Здесь гудит по-настоящему
Говорок Москвы всамделишной –
Той, которую по «ящику»
Не увидишь, но поверишь ей.
Здесь покуривают, чокаясь,
Академики и дворники,
И глядят через плечо, таясь,
Нашей трезвости поборники.
Времена не календарные
Над кольцом Садовым кружатся –
Волейбольные, гитарные
И голодные – до ужаса.
Эти запахи из прошлого
Как ты сохранила, Сретенка?
Ну, всего тебе хорошего!
Доживём до понедельника.
Да хотя б – до воскресения…
А метель не унимается,
И вослед нам чуть рассеянно
Юрий Визбор улыбается.
Январь 2017
По
травам туманным в полях бесконечной охоты
Бегут наши псы.
А в полях бесконечной войны
Шагают бойцы – рядовые небесной пехоты,
Крыла плащ-палаток едва за плечами видны.
А псы отрываются в лёгком стремительном беге,
Ошейники сбросив и хитрые птичьи силки
Сорвав по пути там, где тают молочные реки,
Где минное поле обжили давно васильки.
И эта охота, за солнечным зайцем погоня,
И эта война, что прикладом в берёзу вросла,
И лычка, как будто межа, на сержантском погоне,
И на переправе неслышные взмахи весла –
Всё в небо уходит, и всё возвращается снова:
Раскаты грозы, а за ними опять тишина,
Как выстрел, строку обрывает на четверти слова...
Но это пока не охота.
Пока не война.
Февраль 2022
По ранней позёмке, по лужам
Шагает, одетый тепло,
Борис Алексеич Полушин –
Бухгалтер в трамвайном депо.
Рукой прикрывая зевоту,
Сморкаясь в линялый платок,
Торопится он на работу,
Скользит под ногами ледок.
Друг друга толкают плечами,
Штурмуя трамвайный вагон,
Его земляки-харьковчане,
Такие же с виду, как он.
И общей толкучке послушен,
Сжимает казённый билет
Борис Алексеич Полушин –
Без права на Слово поэт.
На ты с нелюдимой судьбою,
Он права достиг одного:
Жить в мире с людьми и с собою –
И быть не от мира сего.
Заветные строки до срока
Под спудом тяжёлым лежат.
Терниста к свободе дорога,
Непреодолима межа.
И всё же, и всё же, и всё же
Не выпита чаша до дна.
Ударит морозом по коже
Звенящая строчка одна,
Заставит рыдать и смеяться,
Зажжётся свечой на окне –
И мысли о том, чтобы сдаться,
Сгорят в её чистом огне.
Взойдёт, говорят, что посеешь.
Захочешь свернуть – да нельзя.
Не Вам ли, Борис Алексеич,
Дарована эта стезя?
Октябрь 2013
Умнею, наверное, поздно я,
Дорога скользит под уклон.
Скрипи, моя лира колёсная –
Мой старый плацкартный вагон.
Киями мы загнаны в лузы, как
Шары на бильярдном столе.
Но эта колёсная музыка
В душе, словно в тёплой золе,
Находит печной кочерёжкою
Живые ещё угольки –
Из детства с печёной картошкою
В костре у таёжной реки,
Из юности в ватном бушлатике
Сибирских стройбатовских зим.
И ноша не так тяжела тебе
С той лирою – знай колеси,
Моя самопальная лирика,
Где ветер, огонь и вода.
Окольной дороги для лирника
Не будет уже никогда.
Март 2023
Я поднимаюсь в Иерусалим
К ладоням неба солнечным, горячим.
Они коснутся век – и станет зрячим
Во тьме идущий к свету пилигрим.
Его ступни в мозолях и в пыли
За сотни лет привыкли к бездорожью.
Он по камням ступает осторожно,
Чтобы укрыться ящерки могли.
И я за ним в тени зелёных крон
Иду – искать ли мне пути другого?
И Старый город, и гортанный говор
Вдруг обступают с четырёх сторон.
И все ветра над Храмовой горой
Вмиг затихают в зарослях оливы.
У этих стен и сабры, и олимы –
Все пилигримы, все пришли домой.
На тёплый камень посох положи,
Усталый странник, отдохни немного.
Там, впереди небесная дорога –
Незримый путь для вызревшей души.
Я поднимаюсь в Иерусалим.
Выходит с потом прошлое по капле.
И ангел замер ящеркой на камне,
Пока мы разговариваем с Ним.
Июнь 2020
А в северных краях темнеет очень рано,
Метёт по мостовым декабрьская пурга.
Была одна мечта у Ганса Христиана –
С женою и детьми сидеть у очага.
Но годы пронеслись – а в снежном королевстве
Тепла не достаёт, и слово не сложить,
И выстужен очаг, и сердце не на месте,
И нужно одному всё это пережить.
И сказочник бредёт, как в ледяной пустыне,
В рождественской ночи в свой тихий уголок,
И стареньким пером от Матушки Гусыни
Он пишет о мечте печальный эпилог.
...А Бог на небесах с наивностью ребёнка
Истории его читает по ночам.
Душа Его болит за Гадкого Утёнка,
За Герду с Каем и за дремлющих датчан.
Он рад бы эту жизнь переиздать иначе –
На глянцевых листах, сверкающих как лёд.
Но всё уже сбылось. Читает Он и плачет.
А мир глядит в окно и Андерсена ждёт.
Январь 2023
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений…
Николай Заболоцкий
На излёте облепихового лета
То в туманы погружаясь, то во мхи,
На могиле неизвестного поэта
Мы читали неизвестные стихи.
Ни креста, ни камня не было в помине,
Да и сам он то ли был, а то ли нет.
Оборвав строку на самой середине,
Жизнь растаяла, как пачка сигарет.
Никогда нигде никем не напечатан,
Вечно в поиске и вечно пьян, увы,
Он всегда любил цветы дарить девчатам.
Одуванчики растут среди травы.
Значит, было что-то главное на старте,
Если финишем казался горизонт.
Он ушёл – в шинель закутавшийся Сталкер
Заповедных далей и запретных зон,
Чтоб увидеть, есть ли свет за краем света,
Хлещут ливни там, стучат ли каблучки.
На могиле неизвестного поэта
Ночью свечки зажигают светлячки.
Им до осени легко порхать, повесам.
Ввысь уходят сотни трасс, дорог и троп.
И мерцает Млечный Путь вдали над лесом –
Неприкаянный межзвёздный автостоп.
Июнь 2023
Над Амуром собирается гроза,
Над Хехциром потемнело небо вдруг.
Я когда-то, может быть, вернусь назад
В эпилоге, замыкая жизни круг.
В птичьем гомоне, как будто бы во сне,
Распушатся тополя над головой.
Если осенью бывает первый снег, –
Значит, летом должен быть и нулевой.
Опустели тополиные дворы,
Облетели одуванчики уже,
Потихоньку выбывают из игры
Крепостные стены старых гаражей.
За собою никого не позову,
Помашу рукою весело: «Пока!»
В припорошенную замятью траву
Упаду, как в кучевые облака.
Всё слышней раскаты грома вдалеке.
Попрощаемся. Возможно, был не прав,
Покидая город детства налегке,
Не удерживая реку за рукав.
Но летит вослед черёмуховый цвет,
Пробивает сердце с силой пулевой.
Кто-то скажет: «Неужели первый снег?»
Нет, пока ещё не первый.
Нулевой.
Февраль 2023
1
Где отыщешь той жизни аналог,
И в анналы какие внесёшь
Тараканьи бега коммуналок,
Рваный рублик да ломаный грош?
Словно ангел, над городом детства
Самолётик бумажный кружит.
Небогато мы жили, но честно.
Дай-то Бог так сегодня пожить.
Единице всегда после точки
Полагалось четыре тире.
– Вот за пивом стоят возле бочки…
– Вот стучат в домино во дворе…
– Вот о прошлом судачат старухи…
– Светит солнце в оконный проём…
И одиннадцать лет до разрухи
У завода, что кормит район.
Назовут эти годы застоем,
Подведут под чужой монастырь.
Но до этого будет застроен
Наши игры видавший пустырь,
Растворится в проспекте Победы,
Разрастётся наш маленький мир.
Где же те карусели, и где ты,
Суета коммунальных квартир?..
2
Муравьишек в траве деловая возня
И тропа, что сбегает к реке…
С колеса обозрения ангела снять –
Словно мяч закрутить по дуге,
По аллее бежать и кричать: «Кто кого!»,
На качелях взлетать до небес,
Печь картошку в золе, городской ПКО
Принимая за сказочный лес.
Это детство хранит в тополиной листве
К пустырю от ворот поворот.
Это лето, когда в олимпийской Москве
По Высоцкому плакал народ,
А мы песни его вдалеке от столиц
Переписывали по ночам.
И висел транспарант «Наша цель – коммунизм»
И, конечно, портрет Ильича.
Карусели над городом кружат страну,
У которой названия нет.
И мальчишки уже не играют в войну,
Потому что они – на войне.
С колеса обозрения к солнцу в зенит
Устремившись, ты слышишь, душа:
«Мама, мама, смотри – в небе ангел летит!» –
Крик восторженного малыша.
Август 2018
1
В арку со двора, – а там крапива,
Бабочки, стрекозы, мураши.
Подорожник – чтобы не кровила
Ссадина, когда на гаражи
Лезли мы оравой партизанской
И бежали, жестью грохоча.
Чья победа в той «войне» пацанской
Праздновалась к вечеру? Ничья.
Рвали кеды об асфальт и гравий,
Шли к доске походкой смельчака,
Кажется, в Чапаева играли.
Кто теперь играет в Колчака?
Наш состав отходит от перрона,
Исчезая в зелени полей.
Ты не вейся, белая ворона,
Над башкой растрёпанной моей.
2
В кольце трамвайном на конечной,
Где одуванчики растут,
В траве стрекочет цех кузнечный
И пахнет пролитый мазут.
Идёт обычная работа
По обустройству бытия.
И паутинок позолота
Невероятного литья
Сплетает кружевом старинным
Полынь, ромашку и репей.
Сюда по тропам муравьиным
Скорей, душа моя, скорей!
Здесь ярким солнцем освещённой
Дугою выгнут край земли,
И песня Аллы Пугачёвой
«Ах, лето» слышится вдали.
3
Скрип автобуса помятого,
Поворот на спиртзавод,
Лето семьдесят девятого –
Это был хороший год.
В магазине «Фрукты-овощи»
Брал я фиников кулёк,
Шукшина читал до полночи,
Подрезая фитилёк
Тусклой свечки стеариновой
Не из пушкинских стихов.
«Возвертайся, Вань, смотри давай
К нам до третьих петухов».
Лето, улица Свободная,
Огороды и сады,
Из колонки бьёт холодная –
Слаще не было воды,
Говорить об этом нечего.
Шутка – десять с лишним лет.
На кармане у разведчика
Деревянный пистолет,
Горсть патрончиков строительных
И пятак – на рельсы класть.
Вместо знаков вопросительных –
Восклицательная власть.
Лето – это всё же здорово,
Это ветры дальних стран.
Это год, в конце которого
Начался Афганистан.
2020 – 2023
Пройдёшь по исчезнувшей улице,
Коснёшься исчезнувших стен
В надежде, что мир образумится
И всё образуется с тем,
Во что ты поверить отважился
В исчезнувшем веке. Ну, что ж –
Ошибся, быть может. Однажды сам
Ты эту ошибку поймёшь.
Поймёшь – и ничуть не раскаешься,
Спасибо сказать не забыв
Исчезнувшей улицы камешкам
За все повороты судьбы,
За близких, но так и не встреченных,
За встречных составов полёт,
За вечер, который на плечи нам
Ладони, как листья, кладёт.
Исчезнешь – а улица заново
Возникнет, покатится вниз,
Как в фильмах Эльдара Рязанова,
Любившего каждого из
Актёров и зрителей нашего
Совсем не смешного кино.
Зажгись и гори, будь за старшего,
Чтоб не было в доме темно.
Октябрь 2020
Снег выпадет, но через час растает.
Закружится внезапно голова.
Что делать, если музыки не станет?
Как быть, когда исчезнут все слова?
Утрачен век виниловых пластинок,
Магнитных плёнок и бумажных книг.
Вот в красном свете тонет фотоснимок,
Живой и мёртвой водами на миг
Омыт, проявлен, закреплён – и всё же
Не в силах перспективу уберечь.
Вот улица исчезла. Вот прохожий,
На заднем плане из-за наших плеч
Случайно в кадр попавший, растворился.
А вот и мы поблекли, вот и мы
Уходим…
Но давай договоримся,
Что в новом веке выпадем из тьмы
На Божий свет, на незнакомый город,
На выше дома вымахавший клён,
Случайному прохожему на ворот
Пальто – да-да, пальто из тех времён!
Мы выпадем – таков закон природы –
Снежинками, растаем через час.
Но не исчезнут ни стихи, ни ноты,
Ни перспектива, помнящая нас.
Январь 2022
Опять ветра, – и тонкие миры,
Невидимые глазу, рвутся в клочья.
Зима, зима – твоя повадка волчья
Знакома тем, кто выбыл из игры,
Кто стал свечным погасшим светлячком,
Замёрзшей птицей, не имевшей стаи.
Зима, – а мы от поезда отстали
Там, где трава в степи лежит ничком.
Ветра, ветра… И как от них спастись
В эпоху бессердечных потрясений?
Рецепты фантастических спасений
И планы катастроф переплелись
Ветвями строк, деревьев родовых,
Фамилиями, датами, глазами
С печальных фотографий, голосами
Старьёвщиков, купцов, городовых…
Зима, зима… Ни рая в шалаше,
Ни шалаша, увы, как такового.
Ещё вчера вначале было Слово.
Сегодня не хватает слов уже.
Ветров полифоничный звукоряд
Уносит их всё дальше и всё выше.
И рукописи больше не горят,
Поскольку от руки никто не пишет.
Январь 2022
И спичка серная меня б согреть могла…
О. Э. Мандельштам
За речку Стикс и за Вторую речку –
Умора-городок –
Запеленай копеечную свечку
В коричневый платок,
Не зажигай, прибереги до срока,
Придёт её черёд.
Весна тяжёлым ломом у порога
Раскалывает лёд.
А ты усни, кусочек воска спрятав
Во внутренний карман.
Случайно оказавшиеся рядом,
Плывущие в туман
В огромной лодке атеист и выкрест,
Священник и поэт
От тесноты и страха за борт выпасть
Цепляются за свет,
Не видя света, словно сельди в бочке.
Но уходя во тьму,
Ты береги свою свечу в платочке
И ближе будь к тому,
Кто в нужный час поднимется над скверной
И, стоя на краю,
Такой же сбережённой спичкой серной
Зажжёт свечу твою.
Январь 2018
Прислонясь к пятнадцатому веку,
Мы – туристы – выглядим нелепо.
Пражский рыцарь, стерегущий реку, –
Брат Марины, улетевшей в небо, –
Обнаживший меч не ради битвы –
Ради мира в этом Старом Граде,
Подскажите нам слова молитвы,
Бога ради.
Покажите, где живая рана
Горячит под мёртвою водою.
Зла в себе не держит Злата Прага
И врачует строгой красотою.
Мы спешим послушною оравой
Вслед за гидом. Промедленье – роскошь.
И гудит над медленною Влтавой
Карлов мост Ваш.
Рыцарь Брунсвик – одинокий воин
В стороне от мира и от Праги,
Он свободен, светел и спокоен,
Как Марина над листком бумаги.
Может быть, в осенней круговерти
Не сберечь и этого листочка.
Может быть, всей жизни после смерти –
Только строчка…
Объектив освобождён от кофра,
Субъективен к цвету чёрный камень,
Увлечённо щёлкает фотограф,
А у нас – как бездна под ногами.
К Староместской площади мы вышли
Чуть другими – странная картина.
А с небес на нас глядел Всевышний –
И Марина.
Февраль 2016
Поэты Победы, не все до Победы дошли вы,
В стихи переплавив суровую прозу войны:
Окопное братство, октябрь подмосковный дождливый,
Снега Сталинграда, ветра черноморской весны.
Романтики мало… Ремни натирают ключицы,
В нагрудном кармане – блокнот и простой карандаш.
Уходят в атаку Гудзенко, Сурков и Кульчицкий,
Твардовский и Симонов свой покидают блиндаж.
Блокадная вьюга врывается в двери парадных,
Лучи пробивают ревущее небо насквозь.
Но жив Ленинград, несмотря на потери и раны.
Ни ноты отчаянья в голосе Ольги Берггольц.
На фронт медсестрой добровольно и после раненья
Поэт Юля Друнина рвётся, - война есть война.
Неведомо ей, что наступит в стране безвременье
Полвека спустя, - и уйдёт добровольно она…
Самойлов и Слуцкий, Старшинов и Межиров будут
В стихах возвращаться туда, где их бой не затих,
Где гирями глина порой нарастала по пуду
На сорок-растоптанных кирзовых, не щегольских.
Мерцает экран. Чёрно-белая кинокартина
Цвета обретает со временем – вот парадокс!
Поэт Павел Коган погиб, но его бригантина
И в новом столетии так же плывёт между звёзд.
Поэты Победы, романтики мало и ныне.
Война где-то рядом: протянешь ладонь – обожжёт.
И держится связь наших песен с годами иными,
Пока твой товарищ строку для тебя бережёт.
Май 2015
Далеко до царя и до Бога
В неприкаянной этой стране.
Мы – затопленный город Молога.
Мы лежим, словно рыбы, на дне.
Наши улицы - скользки, покаты –
Зарастают лиловой травой,
А по крышам шумят перекаты,
Словно грозы, - волна за волной.
Воды тёмные в церковке волглой
Говорят на немом языке.
Лишь одна колокольня над Волгой
Ржавый крест поднимает в руке.
Кто мы были? Какими ветрами
Мы дышали на кручах своих,
И с какими молитвами в храме
Мы роднили языческий стих?
Стали вязкой бессмысленной глиной
Невесомые прежде слова,
Пыль дорожная – грязью и тиной,
Серым илом – степная трава…
Что ж, прощайте. Гудит пароходик.
Может статься, до будущих встреч
Мы уходим, уходим, уходим –
Зыбь речная, забытая речь.
Сентябрь 2014
Машу рукой друзьям-товарищам.
Листва клубится под ногами.
Смерть раскидает нас по кладбищам,
Но соберёт за облаками.
Кому-то двадцать восемь выпало,
Кому отмерено до ста лет.
Нас, как породу, время выбрало,
А золотник всё не достанет…
Мы – стая вольная, крылатая –
В дыму над вечным пепелищем
Летим, - и даже в землю падая,
Глазами лучик солнца ищем –
Тот золотой, с окна чердачного
Скользнувший зайчиком в ладони
Двора осеннего, невзрачного
На полувздохе, полутоне.
Зима его засыплет крошевом,
А слиток превратится в слепок.
Дай Бог не пожалеть о прожитом
И улыбнуться напоследок
Золотнику упрямой озими,
Что ввысь вытягивает всходы
Навстречу солнцу поздней осени
Из нашей выбранной породы.
Октябрь 2016
Владимиру Селивёрстову
В стране, где пахнет краденым рыжьём
И машут кулаками после драки,
Где пять мужчин, танцующих сиртаки,
И одинокий человек с ружьём
Скульптурной группой около ДК
Застыли в гипсе, крашенном под бронзу,
Стихи внезапно вытесняют прозу.
Вот парадокс родного языка!
Парадоксальна станция Семхоз.
Выходишь из московской электрички –
И сразу слышишь пение синички
Отважное – в отчаянный мороз.
Дорогою на Сергиев Посад
Бредут неспешно в Лавру богомольцы.
И тройка золотые колокольцы
На полтысячелетия назад
Со звоном рассыпает. На пруду
У полыньи – три зябнущие утки.
Оглянешься всего на полминутки
И не поймёшь – в каком теперь году.
И в храм зайдёшь. Какая это блажь?
Блажен, кто изгнан горькой правды ради.
Подумаешь о прожитом некстати
И трижды прочитаешь «Отче наш».
А, выйдя, вновь увидишь вдалеке
Постройки современные, а справа –
Культурный центр с названием «Дубрава»
И Галича с гитарою в руке,
Идущего по лёгкому снежку
Туда, где в прошлом будущее снится.
Пой веселей, отважная синица,
Пока на небе звёзды не зажгут.
Ноябрь 2016
Ещё была любовь, была весна, и не было печали.
И если он куда-то уходил, она его ждала.
И гирька на цепочке вниз ползла, и ходики стучали,
Но времени никто не замечал.
Обычные дела.
А дальше – то ли ветер перемен, то ль ветер с океана
Ворвался, все бумаги раскидал, устроил кавардак.
Она окно закрыла, прибралась.
Но, как это ни странно,
С тех пор часы неправильно пошли.
И всё пошло не так.
В июне наступили холода, в июле потеплело.
Он улетел куда-то по делам, вернулся к сентябрю.
Проснулся ночью – сердце так и жжёт.
А раньше не болело.
К утру остался только уголёк от прошлого «люблю».
Никто не знал, как зябко было ей по осени, как часто
Хотелось разрыдаться, от детей на кухне запершись.
Но ходики стучали на стене, и маятник качался,
И гирька неуклонно вниз ползла.
И продолжалась жизнь.
Июнь 2017
Спи, Добро, подложи кулаки под голову.
Ещё рано спешить, словно в баню голому,
Райских яблок отведать в саду колхозном.
После драки дубиной махать не стоило.
Золотого Тельца — за рога и в стойло:
Приковали архангелы цепью к звёздам.
Спи, Добро. В этом мире всё слишком зыбко.
Зло поёт колыбельную, мчится зыбка
По кисельному берегу, как салазки,
Вылетает на лёд неокрепший радостно.
Чем тонуть в молоке, лучше так барахтаться,
Чтобы масло сбилось. Ты веришь в сказки?
Спи, Добро. Нет валькирий с крылами мрачными:
Зодиак развесил огни над мачтами,
Освещая воинам путь к Валгалле.
Завтра ветры с юга и ветры с севера
Шквал такой поднимут — держите семеро.
Дай-то Бог, чтоб руны опять солгали.
Спи, Добро. Погремушки твоей не слышно.
За белёной печкой скребётся мышка.
Сладко тесто дышит в опаре тёплой.
Спи, Добро. Твоё Зло подушку тебе поправит.
К снам твоим прикоснуться оно не в праве,
Но, как верный пёс, охраняет порою тёмной.
Май 2013
Как Бог положит на душу строку,
Где между слов с пера уронит запятую, –
Я угадать, пожалуй, не смогу.
И слава Богу. В серединку золотую
Стрелу пущу, – быть может, выбью золотник
И, оказавшись без гроша на перепутье,
Пойду искать своих на брошенном безлюдье,
Рубцовский шарфик заложив за воротник.
Не спится спице в колесе. И месяц матовый
Гадает на кофейной гуще чёрных туч –
Куда дорога приведёт? Что ни загадывай,
А повезёт тому вознице, кто везуч.
Листай старинный календарь, въезжай в историю
Не летописцем, так свидетелем хотя б.
Пой об увиденном, о спорном и проспоренном,
Покуда глотку не забил чернильный кляп.
Табанит в сорок два весла речная вольница,
На берег Волги сходит грозный атаман.
На пепелище и труба печная – звонница.
При атеизме Дом культуры – Божий храм.
Разлив речной у небосвода синевы не крал.
Идёт с толпою к чудотворным ликам знать.
Я на гитаре ничего себе не выиграл,
Но отыграюсь, проиграю ли – как знать.
Давай, возница, трогай с места нелюдимого,
Пока не все мосты отправлены ко дну.
А на ладони – золотник пятна родимого,
И шрам границы по родимому пятну…
Январь 2009
Как отрежется всё то, что отмерено, -
Припаркуется машина к обочине.
Там растёт на склоне старое дерево.
Вместо листьев у него – колокольчики.
Забредёт ли в те края чудо-облако,
Дунет ветер, - не беда, мол, что листьев нет, -
На вершине закачается колокол,
Что постарше остальных, побасистее.
Загудит-заговорит медь зелёная,
Золотые колокольца ответят ей, -
И взовьётся к небу песнь перелётная,
Словно стая певчих птиц, из густых ветвей.
Бродит осень по дорогам растерянно,
Тучи тянутся к небу тяжёлые,
Задевают колокольное дерево,
Обрывают колокольчики жёлтые.
И летят они с ветвей, словно с глаз долой.
Но идущий по дождю аки посуху
Подберёт их пешеход, оботрёт полой
Да приладит к почерневшему посоху.
А когда устанет по свету Божьему
Ковылять да с ветром силами мериться,
Он поставит посох в пыль придорожную.
Может, пустит корни новое деревце?
Июль 1999
По страницам книги М. Белкиной "Скрещение судеб"
1.
За горою кричит печально
Пароходик – калика.
На горЕ – на гОре – молчанье
Громче всякого крика.
Белый свет прокляну – и всё же
От себя не отрину.
Я прошу – ты слышишь, прохожий? –
Помолись за Марину.
2.
Осень в огонь замела букет
Поздних сухих цветов.
На колокольне в Елабуге
Нету колоколов.
На берегу паромщики
Картошку пекут в золе.
Блеклые колокольчики
Катятся по земле.
3.
Ветер, ветер, бродяга – ветер,
Что ж ты стал холоднее стали?
Неуютно на этом свете,
А на тот нас пока не звали.
Ветер, ветер, усталый странник,
Нелегко быть незваным гостем.
Где мы память свою оставим –
В чьём дому и на чьём погосте?
4.
Вольною быть – верною стать,
Сильною быть – грозной,
Пере-любить, пере-листать,
Пере-бороть – поздно!
Вера моя – воля,
Лики озёр – мои образа,
Певчие – ветры в поле,
Сила моя – гроза!
5.
Не изменит река течение,
Лёд, как шапку с чела, - долой!
Возвращение, возвращение
Из чужбины – к себе – домой!
Ностальгии – ни капли. Только лишь
Гляну в омут – темным-темно…
Всё равно – то ли Прага, то ль Париж?
Возвращение – всё равно!
6.
Что ж, в дорогу, сынок, в дорогу!
Знать бы – долго ль наш путь продлится?
Тело – дьяволу, душу – Богу,
Людям – выцветшие страницы.
То ли тройка в дорожной пыли,
То ли крест в ледяной купели…
Так ли мы безрассудно жили?
Так ли петь и любить умели?
7.
Польша – полымя, факел – Франция,
Тень от чёрных паучьих лап.
Эмиграция, эвакуация, -
Хорошо ещё – не этап.
Да и здесь жернова вращение
Не замедлят, гормя горя.
Не ко времени возвращение –
По записке секретаря…
8.
С каждым днём труднее к коммуне путь, -
Значит, больше в пути потерь.
Каждой ночью беда к кому-нибудь
Сапогами стучится в дверь.
Кайтесь, грешники! Индульгенция –
Только пуля в затылок.
Профессура, интеллигенция,
Чернозём пересылок.
9.
Тиран – узколобый демон,
В усах копошится мгла.
Где дом твой, Марина? Где он?
На родине – без угла.
Лампа коптит в подвале,
Выцвела зелень глаз.
Ася, Серёжа, Аля,
Как докричаться до вас?
10.
Письма – от случая к случаю –
Редкие, жданные гости.
Проволокой колючею
Заборы на Княж-Погосте
В землю вросли мёрзлую,
За камни цепляясь, за горы.
По северам – вёрстами –
Заборы, заборы, заборы…
11.
В очереди к окошку –
Дочка, невеста, брат
Вытоптали дорожку
Возле тюремных врат.
Крестного этот горше путь –
Всеми кругами ада.
Но пере-жить, пере-шагнуть,
Пере-бороть – надо!
12.
И снова – к столу, и вновь на слуху
Межа между строчками.
Поэту до сумерек, как на духу,
Дышать над подстрочником.
Он вещего слова не вымолвит зря, -
И только поэтому
Во все времена царёво – царям,
Поэту – поэтово.
13.
Что выдаст в поэте – Поэта?
Зелёный – рассеянный – взгляд.
Парит тополиное лето,
В Сокольниках липы шумят,
И жизнь начинается заново…
Но взорвана тишина!
На западе – злое зарево,
И страшное слово – война.
14.
Стёкла мутные, словно лёд,
Самолёты в прожекторах,
Рёв сирены, первый налёт,
Облака на длинных шнурах.
И ладонь прижимая к виску,
Ты гадаешь по сводкам сухим:
Неужели ИХ пустят – в Москву?
Неужели сдадут её – ИМ?..
15.
На беду и вода кругами,
Как от брошенной хлебной корки.
Пароходик ползёт по Каме,
Город Чистополь на пригорке.
Может, сбудется наконец-то
Правота вместо фальши?
Но и здесь не найдётся места.
Вам в Елабугу – дальше.
16.
Точки над i расставляет рассвет,
Зеркало смотрит в дверной проём…
Не состоится у нас дуэт –
Слишком по-разному мы поём.
Что же, опять, как всегда, одна?
Всяк отмахнётся, глаза отведёт.
Не до поэзии, если – война…
И судомойкой никто не возьмёт.
17.
Склянка чернил – вот она,
Столик возле стены.
Предана – но не продана:
Нету такой цены!
Нету цены отчаянью –
Платою за побег.
Там, за волной причальною
Скрылся Серебряный Век.
18.
Уголья в печи – чужие –
В Чехии, в Польше…
Где ещё жить, скажите?
Некому больше
Над Рильке корпеть, над Лоркой, -
Спи, баркарола!
Горенка – надвое – переборкой.
Пере-борола.
19.
Остаться одной, остаться –
Не всё ли равно, когда!
Потерянным иностранцам
И родина – лебеда.
На сердце – сплошные раны,
Счастье – забытый гость.
А в балке – четырёхгранный,
Крепкий, старинный гвоздь.
20.
Слово – как склянку – оземь,
Чтобы и смерть – не зря.
Завтра наступит осень,
Первое сентября.
Правда – страшнее вымысла,
Когда никому не нужен…
Мурлыга! Прости! Не вынесла.
Дальше было бы хуже.
21.
В платье лилового ситца,
Вскользь – через душу – трещина.
Кто это? Это царица? –
Нет, это просто женщина.
Верёвкой – внахлёст – по вере!
На нитке, скоба, держись,
Чтоб не ломали двери
Те, что сломали жизнь.
22.
Отныне себе, как и вам, одна,
Забытая – где – Бог весть,
Простите, Марина Ивановна,
Что Ваша могила – здесь.
Под сенью осенних трав она,
Вдали от досужих мест.
Простите, Марина Ивановна,
Потерянный – нами – крест.
Март 2001