Анатолий Юхименко

запах...

запах сырого снега свидетельствует о приближенье весны,
но подмерзает под вечер, имея характер не стойкий,
то же и с мерой вещей и, быть может, в созвездье Весы
взвесят и определят кто чего стоит;

не календарь, но надежды вещают, что кончился век,
так же заметно ветшают, совсем не заботясь о пользе,
тень, забегая вперед, свидетельствует, что человек
все еще жив и она его – больше;

ибо не в правде признаний, но в сумме свидетельств есть степень вины,
даже избыток чудес не внушает доверия к Сыну,
тех, кто любим и храним, узнают за версту со спины,
тем, кто не очень, готовят поклажу на спину;

некто, случайный свидетель, ты вряд ли дороже, чем
мысль о тебе, а мысль весит не больше, чем выдох:
облачко пара, газ, круговорот вещей,
что подтверждает цель и подходящий выход;

тень забегает вперед, тень скользит в проточной воде,
что-то припоминая, напоминая кого-то, либо,
цепко цепляясь за тело, держит его в узде
то есть лишает права на выбор.

свобода пусоты

ночь пуста, как казна державы.
и на горнем игорном столе
никаких тебе даже ржавых
ни карбованцев, ни рублей;

и, смакуя красоты субботы,
проступает, как поры пласта,
производная от свободы
преисподняя пустота;

и плотнее накидки тумана
проступает у пустоты
зашифрованный смысл дурмана,
производного от простоты;

и берет она от свободы
только внешнее вещество,
будто прибыль с мужицкой работы
изворотливое воровство;

чтоб, не маясь особой свободой,
знать заботу достойных затей:
воровство капитально сработать,
мысли думать и делать детей.

***
свобода – превыше воли.
но вольница звонче, ярче
горит – та же шапка на воре
злодейских на ощупь качеств;

и тешится с ветром в поле
и каплей в литом металле,
с ордынным гортанным воплем
аркан на скаку метая,

на все, что достойно мести,
на то, что доступно плахе,
и то, что лежит ни к месту,
бесхозно и дурно пахнет;

и вымесив грязь и глину
в угоду крови и поту,
готова безвестно сгинуть
за вымученную свободу,

за ту, что, смежив ресницы,
вражды/ворожбы тикает,
хранит свою честь черницей
и вольности потакает.

тема с продолжением VI

а если мысль материальна,
давайте думать об этом,
не очень пригодном для ежедневного употребления человеке,
только лучшее;

давайте непременно охорашивать его,
не подъемное на вес убожество,
спелым добротным словом;

давайте сшивать его,
расползающуюся по швам материю,
надежною на разрыв
вискозною ниткой надежды;

давайте все вместе потрудимся
и непременно преуспеем;

и некуда будет ему деваться;

и он подобреет;

как если б:
все зачинается словом,
незлобная, будто свежий звереныш,
мысль наша действительно материальна,
и сохраняется на нашем донышке
что-то взаправду хорошее.

***
простим их слабость. но ведь им дано
чуть больше, чем отторгнуто/изъято,
когда стирают в ночвах полотно
нагой души в родимых пятнах яда.

из ада взято. из ручных легенд
о млечном царстве мытаря и девки.
их Лета не выносит длинных лет
и ищет прибыль с допотопной сделки.

им так угодно. и иными быть,
чем уготовлено не могут и не смеют.
и неуклюже прорастая в цепкий быт,
их лик условен и виновен, и осмеян.

они – зола на пахотной земле.
кормящий слой азотных удобрений.
но им даны в единственном числе
за всех бесчисленных слова благодарений.

тема с продолжением V

если можешь ничего не делать,
будь добр,
не делай ничего,
сотворишь во истину доброе дело;

если можешь благодарно стерпеть обиду,
будь ласков,
воспринимай ее за дарованную милость,
тебя еще привечают то есть оказывают не поддельную ласку;

если можешь никого не любить,
будь милосерден,
не причиняй любви ближнему своему,
вот и выкажешь ничем не испорченное чистосердечное милосердие;

написанному – верить.

ах, утоли его печали.
так совершаются слова,
когда в деревьях примесь стали
и плоть упруга, но слаба;

и падает кусочек неба
в сквозной безлиственный провал,
и корочкой сухого хлеба
вступает плоть в свои права;

и прибывая с ближних просек
на шепот переходит снег,
и так же милосердья просит
незащищенный человек;

ах, утоли его печали.
он, может быть, затем и дан,
чтобы наивным быть в начале,
а помудревшим – никогда;

и никогда не мыслить злого,
но совершать его за так
по праву звездного-земного,
как совершается закат;

прости ему из горних высей,
что не прощается людьми,
пока еще весь срок не вышел
у целомудренной любви,

у преднамеренного века
с хребтом врача и палача,
прости невинность человека
и утоли его печаль.

тема с продолжением III

живое – есть боль.

боль
потная плотная
плотоядная, будто лю-бовь.

будто,
вобравший все человечье,
вечно распятый Бо-г.

телом дается,
духом берется
и принуждает выживать.

- как себя чувствуете?
спрашиваешь милого доброхота.

- хорошо,
благодарю вас,
ничего уже не болит.

раболепствует
не-жи-вой человек.

и только боль одна не лжива.
попробуй всласть не жировать,
когда укладывает жилу
под кружевные жернова.

и за умеренную плату,
когда предъявят крупный счет,
на торжествующую плаху
хмельную голову кладет.

и, будто волю, кормит вволю
зрачок исполненных красот,
когда не взять добычи вору
с полунагих твоих сирот.

снегвраль

зима одумалась и предпочла опять
швыряться хлопьями, сбивающими с толку
размером с шляпку молодых опят
в расчете на хозяйскую засолку;

немного севера и общей чистоты
и мир – готов, и жаждет примененья,
и занят вычисленьем частоты
благодаренья, удивленья, примиренья;

смириться. быть. и обрести покой.
частицей рваной «не» в нем прописаться слитно,
и в свежий саван тот, в библейский тот покров
назначить тело обустроено и скрытно;

иметь печать последней правоты
на плотной паутине под глазами
и, кротко опустив надменные персты,
не веруя стоять под образами;

и видеть звук, и слышать щедрый цвет,
и намертво врастать в продольный срез подвоя,
и брать свое чутьем, и взять овчаркой след
сбежавшего в себя из-под конвоя;

и там – в себе – пребыть. а этот спелый снег
ниспустит долу флаг, швырнет в лицо перчатки,
на цыпочках уйдет, запутывая след,
пока эксперт зима снимает отпечатки.

но претерпевший стыд, но падкий до свобод,
заложник пустоты, давнишний узник, пленник,
бессонницей шурша, пугая ночь, бредет
по путанным следам на место преступленья.

***
снегвраль. дожди. не пить никак нельзя.
и мало – тоже. тошнота. забота
о том, чтоб лишнего на грамм души не взять,
когда предложит праздная суббота.

хихикать. хныкать. время воровать.
давать взаймы. бесчинствовать. покуда
стоят и мокнут грязно дерева,
как на столе не мытая посуда.

и потому, как можно оправдать
с поправкой на субботу и заботу
в ядреное вино с титаниками льда
перегоняют дармовую воду.

и потому сподручнее, чем друг,
твой кровный враг перебирает мелочь,
ничем не утешаемый испуг
раскрашивая охрою и мелом.

и потому за локоть до черты,
где пенится в резных разливах Лета,
до чертика в глазах родимые черты
не признаны, как зверь по талой форме следа.

и на седьмом каком-то этаже
с повадками подвала/подворотни
уступит вкусу и придется по душе
глоточек крови и кусочек плоти.

02.02.05. Среда

птица малая, снегирь,
вроде 100-граммовых гирь,
как, певун, там на фронтах,
на рябиновых плодах?

мельтешащая, как спица,
в шлеме гонщика синица
принимает: тот есть друг,
кто кормить позволит с рук;

воробьишко сорный серый,
прикопивший вдоволь серы,
хрупкой спичкой – ловко – чирк,
чтоб зажечь мороз в ночи,

и заставит взгляд заойкать
легкомысленная сойка,
и, конечно, не урод,
панком стриженный удод;

а еще мешочком сора
сонно виснут в кронах совы,
ловят, сброшенную с неба,
мелкую монету снега;

голубь/ястреб – ястреб/голубь.
суть, предъявленная голо,
плоть, дрожащая от страха,
неба праздничная плаха;

а когда твой час неровен
подоспеет старец-ворон
и скартавит, будто вождь,
то не важно снег ли, дождь

важно то, что век не долог,
важен миг, который дорог,
важно при кончине дня
клювом не коснуться дна,

и вспорхнет на пьедестал
бронзоветь и плавить сталь;

как положено соседям
и особенно по средам
бросят в небо пару крыл,
чтоб ты корщуном парил,

чтоб парил, не падал ниц
с уровня полета птиц.

февраль удостоен

февраль удостоен окраски сорочьей,
чей пуганный крик не берется в расчет,
но белая масть. как на темном сорочки
по праву контрастности - воротничок;

содрав кожуру, будто с цитруса, с кровель
февраль принуждает к замене одежд,
держатели шуб же, упорствуя в клеве,
присели на льдине по общей нужде;

на битом стекле утром топчется север
и к вечеру снова подбросит зимы,
но в выживших строчках пшеничных посевов
уже зарождается здравая мысль

о том и о сем. ни о чем и о чем-то
навязчивом, будто глазам воронье,
о черном на белом, о белом на черном,
где скрыто чуть больше, чем просто вранье.

**
нищета собирает справки соответствия.
поиск денег столь же проблематичен, как и поиск смысла
происходящего вокруг: грабежа-кутежа-бедствия,
благо, снега аппетитно белеют слоем домашнего масла;

смесь нищеты и зимы порождает сон разума.
чтоб ощутить всю тщедушность достаточно беглого
взгляда на список кормов, уготовленных на зиму,
благо, снега успокоят/утешат, в чем, собственно, смысл и призвание белого.

и плакала

и плакала женщина.

и слезы ее были легки.
легки и не виноваты.

и она этого не понимала.
не знала, но ведала:

так проступает счастье.

и плакала женщина.

и тело ее витало.
и тело ее было облако.
и облако падало в ячменя.
и ячменя шершавились остьями.
и от уколов знобило блаженство.

заплачь.
заплачь после меня – нелюбимого –
солоновато размазывая
слезоточивое счастье.

без названия

" когда поэт стихов не пишет,
мир забывает не о нем,"
сталь сталевар не льет, не пашет
селянин жирный чернозем;

ребенков не рожает дева
дородных пухленьких, как явь,
и озимь местного посева
весной не переходит в ярь;

у ветра не бывает розы,
у розы - спор, у спор - ветров,
и паренхимные некрозы
не портят лиственный покров;

похмельным не бывает утро,
морщина не дерет чело...
поэт - он поступает мудро,
когда не пишет ничего.

Киев. Юношеское состояние аффекта

Юношеское состояние аффекта

я этот город принимал на ощупь.
всерьез и надолго. и так вот – всей ступней.
на ощупь так, как пробуется овощь,
и как посуду пробуют на бой.

но он мне не давался, будто строчка.
он рвался ввысь и раздавался вширь.
он требовал всего. и безраздельно. точно,
как Мефистофель требует души.

и не дающийся, как женщина, любому,
безлюдный каменный и чувственный, как плоть,
он был ранимым, истекал любовью,
он был огромен. равнодушен. подл.

он был, как не был. но давал подсказку
стопе – на ощупь в поисках тропы.
смущая ум, вгоняя душу в краску
стыдливым треугольником травы.

Снегопад

город в снегах по купол.
город представлен вот как:
плотно, как стол покупок
в белых хрустящих свертках.

стынут слепые троллейбусы,
тромбом торчат в сосуде.
смешанная агрессия
снега, дождя, простуды,

лиц, маяты, скольженья,
фраз, отчужденья, смеха,
сутолоки, притяженья,
неги, элегий снега,

сленга залетных хлопьев,
гипсовых рук, предплечий,
свежей, как едкий хромпик,
женской летучей речи…

мокрые стынут птицы.
стынут уста сухие.
снег скорлупой ложится
в мякоть желтков Софии.


Золотые

У Золотых Ворот
времен исход, и вторя им,
свернешь за поворот,
покажется – в историю.

у Золотых Ворот
замрешь от чувства глупого,
втянул водоворот
все золото из купола.

у Золотых Ворот
безропотно, безвозрастно,
как на этап – народ,
куда-то время сослано.

и холодит висок
каким-то древним холодом,
прозрачен и высок
открытый ворот города.

и лист кружит легко,
а падает фатально.
ах, время утекло
с подсвечника фонтана.

Костел

у инородного костела,
что дан изысканно и строго,
вонзаясь в небо, как крамола
в сердца не верующих в бога,

тянуло вечностью и холодом,
часть неба синего и полого,
как бабочка иглой проколото
в руках пытливых энтомологов.

по типу тела инородного:
смесь сталактита и оружия
красивая, но не пригодная
для выросших на полукружиях.

усвоив правила подобия,
нуждаясь, будто холст, в образчике,
костел дан глазу, точно копия
пломбира в вафельном стаканчике.

Сквер

здесь производят воздух и тишину, а время
зримо, как доказательство школьникам теоремы,
здесь озорницами ветреными сводят тебя с ума
каменные бабы – хрупкие девы сармат.

время творит на камне, дереве, кости, золе
и, как большой художник, и на добре и зле,
словно натурщицы мастеру, чтобы прошелся резцом,
каменные бабы, позирующие нагишом.

время имеет возраст, полупериод, распад,
время, как вора в Риме, можно легко распять,
выдержки и терпения преподают урок,
каменные бабы, отсиживающие полный срок.

время, как все ускользающее, трудно беречь/хранить,
время спасается бегством, прячется под гранит,
и берегут его в цельности, как несгораемый шкаф,
каменные бабы, сидящие на горшках.

Прорезная

запах кофе.
шубки. кошки.
и нелепый зимний дождь.

катастрофы.
плечи. ножки.
трепет. чувственная дрожь.

что-то в воздухе витает.
кофе горький закипает
и абстрактная душа.

в пол-лица глаза и тени.
дождь, конечно, неврастеник.
ты, конечно, хороша.

и фаянсово девица,
будто чашечка дымится,
пара взглядов, как укол,
и окно, и в нем укор,
и тому подобный вздор.

время с талией осы.

кофе. горечь. допиваешь.
точно норму добираешь,
вновь заказываешь пол.

чем страдает слабый пол? –
не просыпаться б на пол,
как песочные часы.

Рецензия

слишком много тщедушной души
ищет выхода/входа/брода
конфисковано, как гашиш
с наркотического оборота;

не щадит?.. налагает мзду
на недуги?.. и в самом деле,
согласись, что здоровый дух
пребывает в здоровом теле;

понимаешь, любезный брат,
узник каверзного удела,
это пьяно так нервы болят,
а душа – суть не наше дело;

бог с ней, с праведницей душой,
цепкой хватки, повадки птичьей.
в остальном – все почти хорошо.
а местами – до неприличья.

предновогоднее

такая серость на дворе,
что если сохранить подольше,
то пребываешь в декабре,
как грязь, прилипшая к подошве;

такая низость в облаках,
что если бы не приступ лени,
то можно, подержав в руках,
употребить на преступленье;

такой неприхотливый быт,
как стать у высохших акаций,
что можно беспричинно быть,
когда бы не нужда - казаться;

такой глубинный жизни пласт,
как хлебный чернозем провинций,
что можно из виду пропасть
и ничему не удивиться.

это время

это время – не время для хорошего вкуса.
но – для грязных живучих ногтей, расцарапавших кучу навоза.
для податливых плеч в ожиданье желанного груза.
для груди и свечи с оплывающим воском.

в этом времени вкус кисловатого черного хлеба
значит больше, чем нежность у ветреных любых вакханок.
в этом времени ждут, пока НЕКТО не спустится с неба
и преломит на всех 5-ть своих бесконечных буханок.

в этом времени деньги – под стать философскому камню:
не возможны. и требуют выкупа/подкупа//дани.
и внушают восторг, как паломнику подступы к храму,
где торгуют на вынос изношенным божьим созданьем.

в этом времени время сломалось лучом в гранях призмы.
и, как сердце рожденных, кровавит и бьется в пороке.
…в этом времени деньги снуют отовсюду, как призрак
революции, некогда нагло бродившей в Европе.

для хорошего вкуса, конечно же, - это не время.
так. период. лишь вытяжка с плотной и сброженной гущи
бесконечных времен, что весьма устают, и на бренных кладут свое бремя,
сортируя подушно на подступах в ближние райские кущи.

Из тверди

простить нельзя – и с этим надо жить.
или не надо – все Господня воля –
на той полосочке над пропастью во ржи
плодово/плотояденного поля.

прибавь к семи еще раз семь и семь –
и не хватает. но рычит/ хватает
болезненно стыдливо-кроткий срам
Геенны, как гиены сварой/стаей.

гости в себе. тыняйся в стороне
от медоносных взяток покаянья.
следи за тем, как копит сок ранет,
как выпекают хлеб – насущный – с брашен камня.

резвись в ночлежках. не сочти за труд
на цельном камне обустроить кущи.
и, будто гумус, опозорившийся грунт,
обременяй собою день грядущий.

все назидания не более, чем взнос
с былинных дум, глазная хворь укора…
… не возлюби страданий, не разнось
с порока за порог заразу горя.

за этот страх, что прозревает смерть,
за эту веру, что растет из страха,
как ласточка к дождю, душа цепляет твердь.
и твердь стоит горой. и без секиры плаха.

курьезен разум. в тлеющих телах
над бездной пропасти у колоса ржаного
есть вещий
ветхий
обветшалый
страх.
есть вдумчивая боль – соратница живого.

ТЕЗИСЫ. § 2

2.1 ты только женщина.
а этого мало.
вернее, вполне достаточно,
чтобы сойти или свести с ума,
а этого мало;

многое дано тебе.
тело, чтобы ласкать его,
чрево, чтобы понести от меня,
душу, чтобы чувствовать себя женщиной,
сердце, чтобы меня любить.

но это всего – недостаточно;

ты только женщина.
ты только копия.
тебя ровно столько, сколько размещу в себе.
и кто же ты тогда, если не я?..
созданная из ребра моего,
ты прихватила слишком мало строительного материала;

ах, так вот откуда это недосотворенность,
эта неустроенность, эта ноющая тяжесть сердца
и избыточный вес души;

невостребованность бытия
выражена сутью женщины,
которая не нужна
и все-таки необходима;

войдешь ночью –
призрачное одиночество
прозрачно для исповеди.

2.2 мужчина и женщина в отсутствие любви, в отсутствие
чего-нибудь похожего на страсть, рожают, размножаясь,
необходимое количество детей
для личных нужд и с целью продолженья вида;

мужчина и женщина в отсутствии,
соединяясь, словно призраки, смутировавшие
по признаку мужского или женского начала,
кончают рожденными не от любви;

рожденные не от любви не вымирают,
преуспевают, множатся, по фенотипу вовсе не отличны и,
следовательно, приобретают качество
и ценность для отбора;

«не люблю» зачтется как преимущество ибо,
если прочно запретна женщина,
а любовь несомненна и как цель, и как средство,
значит, вся уготована Господу.

2.3 смею утверждать:
любовь к женщине – чувство
чисто прагматического толка,
иначе говоря, тренировка чувственности,
воспитание восприимчивости,
электродное лобзание голого нерва,
перевалочная база для восхождения духа.

дело вот в чем:
достижимо ли познать любовь к Богу,
не изведав любви к женщине?..

2.4 не приведи, Господи, в жизнь влюбиться.
в женщину – еще куда ни шло,
терзаясь хронической бессонницей,
страдая болезнетворной ревностью,
в лучшем случае, мучаясь головокружением от успехов;

сохрани нас, Боже,
от вязкой
мягкотелой
чувственности.

жизнь – она слишком женского рода.
и страстная, и любвеобильная,
и требует от тебя
всего
сразу же
и навсегда.

она и не может обходиться меньшим.

попробуй не ответить взаимностью –
смертного обретешь врага.

2.5 о, равнодушие.

ты вечно.

ты перед любовью,
и после ненависти,
ты – величина неизменная.

о, равнодушие.

ты несокрушимо, как цитадель,
твое пространство безгранично,
ты – вещь для постоянного пользования.

о, равнодушие.

люблю
твою величественную отчужденность,
твою надменную хладность,
твою не суетность и суть,
мудрую суть ежедневного Апокалипсиса.

о, равнодушие.

ты прекрасно.
ты прекраснее женского тела,
сдобного сладкого женского тела,
возвышающего до блаженства.

ты рождено повелевать.

о, равнодушие.

присягаю тебе на верность.

2.6 скажи ей, что ты ее любишь,
что она тебе дорога, что
ты без нее пропадешь, измельчаешь, сопьешься,
что если бы ее не было, то и тебя
тоже, пожалуй, не было бы, по меньшей мере
ты был бы чем-то иным и вряд ли лучше, что,
только любя, себя обретаешь, что
все остальное: труха, суета, пыль, не больше…
и что-то еще из этого рода;

Господи, сколько раз на день
обманываешь ближнего своего
по разнообразным пустякам,
а здесь язык почему-то не поворачивается.

2.7 каждая новая женщина
прошлого не имеет;

сколь бы не накопила
про черный день
сладостной горечи,
сколько бы не прикупила
дорогостоящих морщин
и скуповатого на похвалу времени,
она всегда младенец;.

и именно ты – учитель/наставник –
заставишь
держать удивленно головку,
шагнуть, как по водам, – навстречу,
произнести заповедное слово;

так, если и не любят,
то точечно заигрывают с бессмертием.

2.8 взять в руки ее раскрывшееся лицо
и долго целовать податливые губы.

быть может, в этом тоже есть
что-нибудь от любви.

2.9 я очень сильно тебя люблю.

следовательно,
можно любить и не так сильно,
и весьма умеренно,
и откровенно слабо.

успокойся/утешься
я тоже тебя люблю – нелюбовью.

2.10 первая – она же последняя.
потому как другой не бывает,
если дозволена и бывает.

все остальные:
не более, чем предлюбовь,
неуверенная в себе, будто предчувствие
того, что может случиться,
а может и не произойти,

и - послелюбие – приторное ,
как послевкусие у отведавших
божественного напитка.

2.11 она хотела бы любить,
но сомневается в нем;
она хотела бы быть любимой,
но сомневается в нем;

она хотела бы любить,
но сомневается в себе;
она хотела бы быть любимой,
но сомневается в себе;

с какой стороны,
будто старинную монетку, не рассматривай,
а любовь – вещество
весьма сомнительных свойств.

2.12 его надо просто любить.

на меньшее он не согласен.
на большее он и не рассчитывает.

собственно,
кроме не очень удачливого бытия
больше тебе ничего и не грозит.

строго говоря,
кроме не очень разумного счастья
больше тебе ничего и не предлагается.

стоит ли сделка
такой торговой договорной цены –

только и всего.

2.13 с тобою хуже, чем с другими.
но другие – заведомо хуже.

куда уж хуже,
если все лучшее,
рядом с тобою становится хуже,
чем худшее, но без тебя.

и в этом нет ничего хорошего.
как и в том:
преднамеренно-правдоподобном,
что
все
будет
хорошо.

2.14 признайся мне в любви.
и я подумаю, что с этим можно сделать.

обо мне можешь не беспокоиться.
лишь бы тебе было не в тягость
просыпаться утром,
как бы рождаясь заново,
с обжигающей мыслью:
люблю его;

признайся мне в любви.
как сознаются в преступном содеянном
на предварительном следствии,
когда чистосердечное раскаяние
уменьшает степень несоизмеримой вины,

ибо вина твоя несомненна.

2.15 «да что вы можете знать о женщине.»

нет, ровным счетом ничего.
не более того, что знаю о себе,
о котором могу только догадываться
что он такое, за что и для чего;

о женщине – ни-че-го.
более того, и знать ничего не хочу.

если люблю – это превыше знания.
а не люблю – в знании многая скорбь.

сродственно вере: чудо чувства.

. 2.16 а ты полюби его просто так,
незаслуженно, ни за что,
за что только и стоит любить;

и меньше всего за поэта,
плодоносящего привоем
на штамповидном штамбе;

эти чужеродные особи
с трудом выносят друг друга.
между ними нет и не может быть
истинной середины;

один из них виновато пытается хорошеть,
наивно разрабатывая неподъемное дело души,
другой – устойчиво возделывает,
основополагающие полости низменного;

такие параллельные
не сводятся к общему знаменателю
даже на уровне горизонта;

кто был на небе, тот земли не хочет.

невозлюбленная-любовница,
невеста-сестра,
заложница жертовной женственности,
заставь его – бестелесного-
обремениться суглинистой плотью,
вынуди его – легковесного – вторгнуться
в область земных притяжений;

и будет он наг – и устыдится.

2.17 и плакала женщина.

и слезы ее были легки.
легки и не виноваты.

и она этого не понимала.
не знала, но ведала:

так проступает счастье.

и плакала женщина.

и тело ее витало.
и тело ее было облако.
и облако падало в ячменя.
и ячменя шершавились остьями.
и от уколов знобило блаженство.

заплачь.
заплачь после меня – нелюбимого –
солоновато размазывая
слезоточивое счастье.

2.18 мужчина всегда скареден.

сколь бы расточительным
до непристойности
он не казался,

ибо отдает только малую часть;

женщина щедра – всегда.

сколь бы бережливой
до неприступности
она не была,

ибо никогда не скупится на целое;

прости мне мое убожество.

природа знает лучше.

2.19 быть в тебе – значит стать тобой.
значит, обрести потерянного себя.

ты – единственная,
потому, что созидаешь единое;

и не тебя хочу – целое хочу обрести
в этом рваном, раздробленном мире;

и не бывает большего оправданья
для навязчивого сладострастия;

и нет в нем ни капли греха,
ибо познание всегда целомудренно.

2.20 да будет тело твое желанно.

да будет тело твое желанно, как хлеб,
хлеб ежедневный,
который не приедается;

ибо руки твои тонки, будто стебель,
ибо губы твои шершавы, как колос,
ибо груди твои свежи, как взошедшее тесто,
ибо кожа твоя солона и темнеет, как хлебная корка,
ибо страсть – этот голод – подбирает колючие крохи
зачерствевшего черного хлеба, созидающего дух;

на исходе ночи и века
нам, пропащим от скорби и сытости,
прошепчу, как сумею, Господи,
ниспошли этот дивный голод:

хлебом насущным жив человек.

2.21 мысль о тебе – это и есть ты,
живая вода
моего пустотелого безлюбия;

думаю о тебе,
мыслю тебя,
связанный, будто пленник,
тугим узлом поцелуя;

дива-дивная,
дева-светлая
разведи этот призрачный сумрак
беспросветного одиночества;

и да будет светиться имя твое.

2.22 женщина – ангел падший,
к кому улетаешь крылышками непокорной груди;

женщина – источник греховный,
к кому ускользаешь капельками родниковой груди;

женщина – знахарка ведьмовского зелья,
когда ж настоится предназначенный яд поцелуя.

спаси меня.
спаси меня от меня самого.
быть может, ты только затем и дана.

и не иметь тебе иного оправдания,
как никогда не дождаться мне
твоего врачующего прощения.

Тезисы §4.2

4.2.1 ни денег, ни счастья.
скандальная слава.
одиночество.
глобальное, как доисторическое похолодание.
редкое согласие с самим собой.
поражающая работоспособность.
фонтанирующее вдохновение.
что-то вместо любви.
умные и красивые женщины.
слишком красивые, чтобы быть любимыми.
целительное стремление к боли.
успех.
боль.
и под конец удивленное озарение,
как эффектная концовка стихотворения:

неужели в этой жизни все ложь – даже смерть.

4.2.2 (формула)

ненужность.
несостоятельность.
не востребованность.-

ничтожество человека;

бесчувственность.
безжалостность.
безбожность.
бесчеловечность. –

ничтожество века;

ничтожество человека.
ничтожество века. –

гибель надежды;

гибель надежды –

смерть смерти.

4.2.3 живая смерть –
вот, что, действительно, не дает покоя;

вот, что
острее, чем боль,
до безумия доводит;

смерть непременно должна умереть.

и когда она благополучно гибнет, -
то уже ни капельки не страшна.

4.2.4 и только этим
- поучительно соседствующим –
лиственных кровей
деревьям,
наверное,
совершенно не страшно умирать.

они тренированы.
они годами выработали
устойчивую привычку умирания.
они не воспринимают гибель всерьез.

и в каждую из самодостаточных весен,
отращивают на выставочном скелете
животворящую зелень.

и в умирание можно надежно вжиться.

4.2.5 а если часто говорить о смерти,
то она становится
совершенно не обязательной,
почти безопасной
и от длительного употребления
теряет свой первозданно-убойный смысл,
как освоившие суетную повседневность:

слава богу
или
черт побери.

4.2.6 страдание должно быть плодотворно.

иначе оно становится плодовито,
умножая себя бесчисленными копиями,
будто «эгоистическая» ДНК;

Господи,
отпусти мне страдания
по терпению моему;

мелочное не прошу.
купнопористое не осилю.

4.2.7 чувство собственного достоинства
не достойное какое-то чувство,
как испуганное право собственности.

собственник.
владетель имения
имени «я».
ближняя обитель униженных и оскорбленных.
дальнее пристанище праздно кочующего духа.

ах, как оно не надежно
во времена беспощадного бунта
это хлопотное предчувствие,
похожее на послесловие.

молчи.
благоденствуй.
лишенный права на слово.

ибо чКто стоит вся наша гордость
пред лицем бледнокровной гордыни.

4.2.8 никого не хочу осуждать.

это не значит,
что готов оправдать каждого;

из этого не следует,
что не судим буду;

«я» - подвид человека.
уже поэтому – слаб я;

уже одно это
подлежит осуждению;

уже только за одно это
достоин я жалости;

жалости не во осмеяние,
но из сострадания;

полог и приземист
порог моего порока;

долог и извилист
путь к временному господству смирения;

дорог и причудлив
венценосный прах владычества;

во времена наемных работников
не хозяин я грехам своим.

4.2.9 вера в себя
обретается ничуть не легче,
чем вера в Бога;

это ли не доказательство
богоподобной утвари человека;

ты – безусловен,
но слаб и ничтожен;

Он – всемогущ и всеблаг,
но вероятен;

и там, и там
требуются основания;

и там, и там
годы и годы,
горе и горе;

но
немощь рассчитана на господина,
уверенность же взывает к Господу.

4.2.10 верю первому встречному.
и не требуя громкого чуда,
верю Сыну Человеческому,
что Он истинный Бог;

уготовленный на заклание,
не задумываясь, вверяю
то, во что должно верить,
с виноватой наивностью
миру сему недоверчивому
леса соснового,
поля пшеничного,
женщины длинноногой;

горы стоят не подвижно,
воды провально-глубинны,
мелочны зерна горчичные.
что же есть вера в себя?

4.2.11 Господи,
Тебе было легче.
ибо все они – дети Твои.

и самый пропащий из них,
предательски облобызавший щеку, -
плоть от плоти Твоей.

а за детей своих
и на крест не зазорно взойти.

мне-то как возлюбить
этого чужеродного человека.

4.2.12 возлюби себя,
будто ближнего своего.

в принципе это возможно.
не обязательно, но желательно.

возлюби себя.
и будешь хоть кем-то любим.

с какой горы,
кем
должно говориться,
чтобы слушающие услышали?

любовь – ноша тяжкая.
не всяком у по плечу.

ближний твою -легковесную-
осилит и донесет.

своя ноша –твердокаменная-
сгибает и тянет.

Господи, позволь уйти налегке.

4.2.13 я не люблю несчастливых людей.
а пересчитанные счастливцы
явное превращают в тайное.

Господи,
Ты-то как себя чувствовал,
создавая нас по образу и подобию Своему?

слышишь,
как жалеют Тебя ежедневно
в своих покаянных молитвах.

4.2.14 и что же такое Он сотворил,
если подобие Его
никак не удается ни на йоту улучшить?

проще всего
сжечь/притопить/изничтожить
и заново набросать
доброкачественный эскиз.

ох, грехи Его тяжкие.

4.2.15 Бог должен всем.
все должны Богу.
кто же подосчитает убытки?

4.2.16 и Бог умалился.
и стал человеком.
и вечно пребывает среди нас.
и один из нас – Бог.

4.2.16 это я, Господи.

услышь меня.
прости меня.
даруй мне.

обращение, скорее, не к господину,
но к товарищу.

в малости и ничтожности своей
человек разговаривает с Богом,
как с равным – на ты.

4.2.17 39 ударов бараньими косточками.
следы бичевания по всему телу.
перебитый нос – от ударов палкой.
4-и или 5-ть кровоподтеков на лбу,
спускающиеся к не видящим глазам,-
следы ласкательного тернового венца.
ссадины на спине и коленях –
следы поперечин креста и падений.
раны от гвоздей на запястьях.
раны в ступнях от гвоздей.
рана в сердце.

3 час на кресте.

делай, что должен делать, добрый человек.
вот тебе еще кусочек уцелевшей щеки.

асфикция.

не знаю,
как там на счет Господа Бога,
а в Иисуса верю безоговорочно.

4.2.18 когда-то родился.
дата.
место.
отчество.

это – единственное,
что не зависит от пребывающего,
в чем нету ни капли,
его посильно выработанной вины.

и все-таки постоянно сомневаешься
в правильности
принятого решения.

все остальное – лишь повод
хоть как-то оправдать
тот – не дальновидный – поступок.

4.2.19 помни имя свое.
пони место свое.

в час назначенный
и в каждый час,
принимая дары и отдавая долги,
немощный и имущий,
уделяющий от щедрот своих,
занимающий место под солнцем
или просто чужое место,
не имеющий ни имени, ни времени
для разучивания инициалов,

помни имя свое,
помни место свое;

в час, когда остальное забудется,
и все остальные забудут,
в месте, где нечего вспомнить,
во времена, когда нечем будет вспоминать,
оставленный, невостребованный,
как бы и вовсе не-сущий,
несущий свой каменный крест
на этом участке суши,

помни имя свое.
помни место свое.

4.2.20 …если и родился когда-то,
то это не надолго,
если и приукрасил где-то,
то ненароком,
если и сокрыл что-то,
то из малодушия,
если и причинил боль неповинным,
то по недомыслию,
если и не любил так как должно,
то и не злорадствовал,
если и зацепила жизнь локтем,
то безусловно за дело,
если и умру весь когда-то,
то не навсегда…

Из Тверди

в человека заложен талант.
во все поры его. во все полости.
сокрушительно, как таран.
остальное касается совести.

будто заповедь "не убий",
в человеке - на краешке пропасти:
море ненависти и любви.
остальное касается совести.

и цитатою взятою из
гениально задуманной повести
человеком прочтется жизнь.
остальное касается совести.

много разных еще молитв
у труждающихся и терзаемых.
а она себе тихо болит.
та - из касты - неприкасаемых.

посвящения- 3

М. Юхименко
и острая, как боль весна,
чей вдох глубок, а выдох краток,
качает горечь на весах
и сладость в несколько каратов;

срывает с подоспевших губ
настигнутых живой волною
весомый вздох, где выбор скуп
и не пресытится виною.

и тоньше ивовой лозы
в пределах сада и надсада
есть девочка твоей слезы
сухого пепельного взгляда;

сомкнутся веки и весы
ночных торгов прислужат часу,
где девочка твоей слезы
голубит алчущую чашу;

и собирая лозы в жгут
произнесешь, как имя всуе,
что если с этим не живут,
то с кем тогда вина бедует.

И. Юхименко
без тебя, как смогла, постарела
та хозяйка скуластого нрава,
та девчушка воздушного тела,
та услада, отрада, отрава;

ты лишь сделал ей бегло наброски
как морщинам ложиться надежно
в чуть намеченные бороздки,
и она оправдала надежды;

ты лишь только подыскивал колер
для волос, как у горлицы сизой,
цвета пепельного укора
с проступающей укоризной;

ты сбирал ей целебные травы
мать-и-мачехи и материнки
и она узаконила право
нетерпимости и материнства;

ее имя для нлба – отчизна,
ее облик слит с плачущей ивой,
и она, как смогла, заучила,
что грешно быть смешной и счастливой.

Л. Юхименко
«больнее нету - боли после смерти -,
когда для боли просто нет мерил».
сказала женщина, и он коснулся тверди,
как бы чуть-чуть заслонку отворил.

что делать женщине с прозреньем, как с проклятьем,
он знать не мог, и все-таки сказал:
быть может, жизнь берут противоядьем.
глоточками. и каплями в глаза.

ай, детка-женщина, что делать нам с прозреньем,
оно вне наших скудоумных сил.
ведьмовским

венным
чудотворным
зельем
вскроми прозревший ил могил.

я принимаю проповедь твою:
оставить боль свою небытию.

А. Юхимнеко
«не бойся, малое стадо».
на этих чрезмерных лугах
дарована будет услада
надменней, чем низменный страх.

не выше ведь ветреной птицы
и хрупче глубинный корней,
но будет дано причастится
от плоти нездешних кровей.

и даже не сердцем, но – нлбом
дано вразуметь как остра
боль кроткого чистого неба
за тех, кого мучает страх.

посвящения - 2

Ю. Каплану
вода страницы ждет пловца.
его височных долей.
восторга/гибели творца,
не равноправно взятых в долю.

и плоть ее туга, что сталь,
а сталь, что страсти – пенна.
и то, что трогает уста,
на вкус и смысл – надменно.

и этих вод глубинный страх
проточен то есть прочен
на кончике стыда/пера,
где рябью вьется почерк,

где позволительной игре
отпущено в той мере,
пока утопленницу-речь
не выбросит на берег.

Е. Ольшанской
от салатовой зелени больно глазам.
то есть радостней взгляду, вольготнее вздоху.
и какой-нибудь местный сподручный Сезанн
снова тщится поймать тонкой кисточкой воздух;

уложи в этот грунт, как в простое рядно,
круглолобую прыть подоспевших горошин,
прикатай и добудь золотое руно
из ячменной травы и горошин проросших;

и какой-нибудь местный расстрига-смутьян.
насыщая горошины крепкого пота
как язычник, водою омоет изъян
и блаженно вздохнет в ожиданье приплода;

и в раскрытые устьица хлынет вода,
стреловидные листья подымутся в воздух,
потому что не время безвольно отдать
на правах покорившихся землю и воду;

и пребудет в избытке не нива твоя,
но по вере нужда, что не мягче, чем камень,
и опять над посевом шаманство творят
дети тех, чьих отцов приучил к хлебу Каин.

Р. Заславскому
луна остроноса, как клюв у луня.
освоивший бездну подвид ястребиных.
но к полночи ближе ее заслонят
огромною ношей на согнутых спинах

податели снега, и станет светло,
и полночь очистят от ложного страха,
и, словно управившись с мерзлой свеклой,
найдет рынок сбыта слежавшийся сахар.

и выпадет снег, сойдет ему с рук
любое излишество, дерзость, а утром
все ветви, как трещинки в лицах старух,
утешит кристаллами хрупкими пудра.

часть неба обрушится, часть устоит,
и станет не то чтоб весомей, но выше.
и небо, как вещь, например, состоит
из ястреба, снега и елочных шишек.

и что-то забытое, как Рождество,
припомнит обязанность детских восторгов.
и мир – безусловен и стоит того,
чтоб видеть как небо светлеет с востока,

как следом за этим, но именно в срок
достанут монетку из тайной копилки,
что след самолетный похож на замок
в теряющей шерсть голубой олимпийке.

и ты – как свидетель исхода с небес –
весом только этим и тем еще разве,
что просишь еще и еще, и на бис,
и падает снег, чертит круг ястреб.

Посвящения

***
нам: виноватым без вины,
нам: растерявшим, не имея
ни состраданья, ни страны,
нам: собирающим каменья;

нам: соглядатаям немым
полувремён/полупророчеств
призревшим от тюрьмы/сумы
и пустотелых одиночеств;

нам: чуждым людям и себе,
с тварной торговою дешёвой,
помешанной на серебре
и бесам проданной душою;

нам: пасынкам своих отцов,
во исполнение знаменья
добравшимся в конце концов
к черте бессмертья и забвенья.

И. Жданову

и грех уныния тебя испепелял,
и, будто ветер с юга пепла горку,
срывал, подхватывал и гнал туда – в поля,
где прячется в стогах заветная иголка.

и жирный смалец выжженной стерни
горчил под нлбом и под чутким небом
большое тело девственной страны
греховно завлекало потным хлебом.

и крупнопористо дышала горсть земли
и привечала кровию и костью
и изгибался, будто плоть змеи,
взошедший на костер повинный костер.

и рисковал мехами ладный лисохвост,
и что-то мямлил в оправданье скудный мятлик
и разрывал суставы черноземный хруст
когда всходила падалицей память.

займи родства у межевой ежи,
приученной к ростку богоугодной твердью.
когда пускаются в длинноты «он здесь жил»,
и как бы брезгуют короткой цельной «смертью».

не умолить ужалившую сталь,
как не сродни уныние печали.
и грех морщинит хворые уста,
которыми бессмертье обещали.

Одной великой актрисе

эта женщина не та,
чтоб ее любить решиться,
настигает красота
и самой себя страшится;

и права, как красота,
для которой нет закона,
та, что смотрится с холста,
но запретна для иконы;

и даны ее черты
не разгадано так, точно
на пределе, у черты ,
дальше женственность – порочна;

это – правда всех зеркал,
это – зависть всех девичеств,
это – демон целовал,
если взор так демоничен;

это – дар ведьмовских сил,
это – промысел и действо,
это – ангел в смех вложил
заразительное детство;

это – то, что не разъять,
точно таинство, на части;
ей бы крохотный изъян,
темной родинкой – на счастье

Из мелкогумусного беса

***
какой тяжелый выпал год
под захмелевший небосвод
дрожащий древними звездами
и грузит плечи мелкий бес
отходами вареных бездн,
и, как угодно, вертит вами;

и в скорби лет, день-иудей,
восторг исторгнутых углей
возносит щедро к лобной кости,
вина – настойка на вине
петляет, путаясь, зане
протопчет тропку к Богу в гости;

а бесик водит хоровод,
целебно целится рот- в- рот
и прогибает долу плечи,
ущербность мелких величин,
беснуясь, не щадит личин,
и утешает даром речи;

отдав на подкупы зарю,
беду жнивует на корню,
ну, полбеды, но цельный остов,
и смысл текучих вязких дней
сохранно прячет там – на дне,
где Атлантиды гиблый остров;

ну, что же – приголубим хлеб,
помесим родственную хлябь,
бессонные процедим ночи,
-она- и вправду хороша,
когда бесенок держит шаг
и крупной солью метит очи.

***
ах, как сладко еще живется,
водка пьется и хлеб жуется,
как пульсирует время в груди,

нелюбимая дева плачет,
мелкий бес по ухабам скачет
и на дудочке медной дудит;

он-то знает почем измена,
чья монета страшится размена
и как пагубно естество,

чем окупит минутную сладость
тот, кто сызмальства копит слабость
и не просит взамен ничего;

только корочку хлеба ржаного,
только колкости слова живого,
только сердца худого удар,

только горнего мира кусочек,
только горького хмеля глоточек,
только бесом подпорченный дар.

***
окаянное буйство вины
возвышает над уровнем моря.
втихомирься. изыди из ны.
как чумная холера из мора.

где-то там, где шумит потолок
не прибой, но рычанье и рокот.
кровь меняет прерывистый ток.
это совесть кусает за локоть.

красным шелком. зыбучим песком.
взвесью капельной едкого дыма.
по углям босичком. босичком.
по углям босичком, мой родимый.

умирание листьев радует глаз

умирание листьев радует глаз
в большей степени, чем допустимо
в час ухода, в тот искренний час,
когда милость молчаньем ранима;

не насытиться взгляду листвой
и в припадке изысканной хвори
спешно цедишь, как лекарь, раствор
едкой желчи и огненной крови;

это – качество вещей поры,
это – проба поштучных изделий.
грунт оранжев и свеж, как полы
накануне иных новоселий;

тополь вновь беззащитен и наг
и, бледнея от скорбного вида,
лист кленовый ниспущен, как флаг
с шестигранной звездою Давида;

и, срываясь на кроткое «ах»,
принимаешь, что ныне и присно
жизнь продлится и в скудных тонах,
но уход должен быть живописен.

прочитай меня

прочитай меня на ночь с любой откровенной страницы,
положи в изголовье, чтоб крамольная нежность наснилась,
если вера твоя, да не мягче озвученной меди,
прочитай меня на ночь с любой поминальной страницы;

не познать откровений гортанных песен,
ковылевая повесть - для вдумчивых истин,
вдовий говор у сизых кормлящих горлиц
и любая страница любима дивом;

если дело мое приручает эхо,
если нету изъяна в пространстве речи,
если участь твоя да милее милых,
прочитай меня на ночь с любой страницы;

это – помнится мякотью краденых яблок,
это – раньше вины у прозревших криком,
это – шепотом, тихонько-тихо, молча,
это – то, что, как взгляд, для греха прозрачно.

а обидел ты меня

а обидел ты меня
тем
что
я
тебя
не люблю;

не люблю
обостренно
до безразличия;

как не любит
проигрывать партию
преднамеренная победительница;

и обида моя – настоящая
потому
что
касаются счастья;

ненавижу тебя –вражина –
ненавижу!
за то
что
я
тебя
не люблю.

нашествие осени

***
погода: для составления доносов и завещаний.
неба – как не было, грунт же утратил упругость, как груди
после обильных кормлений, но некто свободный (на выход с вещами)
в это худое ненастье мылится выбиться в люди;

кто-то упорно радирует об подоконник,
значит, о чем-то существенном, если в течение суток,
дабы усвоил хоть отчасти, некто, сокрытый от глаз, как охотник,
не расшифрованный смысл божьей милостью шуток:

эта – конкретная данность – глумлива, вымышленная – опасна,
равно, как все, что лишает опоры на скользком,
равно, как жизнь, что -желанна-жемана-ужасна-
ровно настолько, насколько прекрасна;

кончится все непременно банально – доносом
на учредившего свыше смесь страсти и страха
то есть на оставившего с носом,
значит, не зря довелось уродиться на этих чрезмерных пространствах.
***
нашествие осени, слякоти, облака
станут, как граждане в очередь, или, как
очи, исполненные влаги,
небо, утратив часть выси,
окажется приземленным,
определяя насыщенность красок, и лист зеленый
будет не чище туалетной бумаги;

дорога разбита, даль размыта,
воду льют пригоршнями в сито,
и рассылают по дальней округе,
во времена, пока сито наполнится,
нужно вздыхать о вчерашней любовнице
и об утраченном друге;

дождь выпадает, как зерна из колоса,
как выпадают слабые волосы
и оголяют надбровные дуги,
в эти минуты не стыдно пристрастий,
это часы размышлений о страсти
и об утраченном друге;

это приют для тоски и безделия,
штопки носков или слов, это келия
для ожиревшего за лето духа.
то, что хранилось до срока – исполнится.
самое время наскучить любовнице
или отречься от друга.

*** в селении отныне будет ночь
часов с 5-ти. каштаны, как фужеры,
осушены до дна привычным жестом – прочь –
точь-в-точь по расписанью прошлогодней эры;

в селении отныне будет свет
чуть ярче тьмы, объятый глаукомой,
звезда иглою препарирует скелет
каштановых ветвистых анатомий;

в селении и бедность не порок,
но дань-оброк с подорожавшей лени,
куриный вождь, прикормленный пророк
не троекратно ли предскажет просветленье;

и вместе с ним: как удержать в узде
порывы к светлому во избежанье брака,
как нужно жить, пока висеть звезде,
пить водку пьянице, родившемуся плакать.

Тема с продолжением IV

Cognosce te ipsum.

познай самого себя,

не самое здравое пожелание
нуждающимся
в полном медицинском обследоавании.

это - как приручение радиоактивного материала:
не всякое знание дается во благо.

но - древо познания
в этот май
особенно пышно цвело.

обольстительный змий
уже ползает в новом узоре.

и, как проснувшееся женолюбие,
не дает под утро покоя
мальчишеское любопытство;

отчаянно хочется
разобрать на детали
цокающицй механизм внутреннего человечка.

что же скрывают от глаз?
что-то даровано?
а если там пустота?

пустота- та, что родственна бездне.

бездна затягивает.

головокружение.

устоять не возможно.

шаг - неизбежен.

***
нагота. ни дать нм взять.
и душа совсем нагая
будто только что из рая,
где на вынос взять нельзя

ничего из райских кущ.
ай, докучливый ребенок,
желтый цвет твоих пеленок,
как пшеницы - хлебен. сущ.

а[, девчушка,-чушка -тля-
то отрада. то отрава.
но выстраивают травы
в хлебосольные поля.

все лепечет о своем.
все доверчива. все рада,
но позыркивают с ада
мутным муторным бельмом.

и целебный, как радон,
этот мертвый взгляд бездонен,
и видна, как на ладони,
в рваных линиях ладонь.

Обращение

Братья и сестры, начинается настоящая война.
Это - безумие.
За что смертоубийство.
Какая сейчас поэзия.
Все кто может и как может - вставайте.
Мира!
Мира и добра.

Из тезисов

3.1 забавно,
не правда ли:
в Древней Греции –талант-
был денежно-весовой единицей,

а на Руси –истина-
обозначала сумму денег,
выданных в долг;

то-то постоянно не хватает
ни того, ни другого.

3.2 бездарность – страшная болезнь.

невыносимо,
будучи в здравом уме,
выдержать и не свихнуться
от точного, как директивная прокламация,
диагноза/приговора;

это почище, чем:
врожденный порок,
не поддающийся протезированию,
вредоносная бацилла,
к которой не вырабатывается иммунитет,
разлагающий нервные окончания восприимчивой души
патотоксин
без синтезированного противоядия.

это – болезнь к смерти.

3.3 талант – меры не имеет.

бездарность – не его удел.
гениальность – не его ноша.

вот так и балансирует неприкаянно
по платиновому лезвию
одухотворенной бездарности
и гениальности с изрядным душком.

3.4 гений несчастный.

точное определение.

определеннее не бывает
для обреченных на
неслыханное счастье
притягательных, будто бездна, людей.

остальное – значения не имеет.

3.5 ибо что есть творчество.
как не обретающее предметные очертания
чувство превосходства над самим собой.

3.6 чаю.
сигарет.
немного женщины.

ровно столько,
чтобы точно срифмовать
сладостное с красивым.

минимально необходимые атрибуты
соединения воедино времени и пространства:
суть – творчества.

я ничего не сделал.
я произвел тяжеловесное ничего.

первое – меня как-то еще оправдывает.
второе – откровенно губит.

и только не совершенное – совершенно.

3.7 написать пару строчек:
постоять одной ногой в Истории.

холодно и неуютно.

затылком чувствуешь
великие беспокойные тени
и взыскующий Божий взгляд.

3.8 то,
в чем (просветленно)
не смеешь сознаться даже себе самому
(хранимому уединенно),
без малейших сомнений,
не испытывая угрызений почти что совести,
готов (на коротком вдохе) поведать
первому встречному,
любому последнему,
каждому избранному,
всем обезличенным;

в час беспросветной бессонницы
оговорит себя, как под пыткою,
сознается в не совершенном
совершеннолетнее вдохновение.

3.9 (риторические вопросы)

переходит ли нарастающее количество хорошего
в минимальное качество превосходного?

достаточно ли резвого сильного потрясения
для сотворения такого же сильного произведения?

служит ли остроконечная контрольная боль
мерой средневзвешенного таланта?

способна ли устойчиво противостоять любительская сила воли
профессиональной воле силы?

достоин ли мастер своего сердобольного творения,
равнозначно ли творение мастеру?

и наконец,
действительно ли сподоблены Божьей ласки
нелюбленные люди?..

3.10 чужие мысли – те же чужие дети.

и растут легко,
и вырастают быстро.
и даже радуют.
но как-то отстраненно.
поскольку нету кровного родства.

нет.
неспроста
рифмуют, как раюют,
аортно
коронарно
кровь/любовь.

3.11 (цитирование)

в начале было Слово.

и все через Него начало быть,
и без Него ничего не начало быть,
что начало быть.

и слово честно пыталось хоть как-то освоить,
щедро оплодотворяющую мысль.

мысль изреченная – есть ложь.

а я вам говорю:
и в этом – причина
хронического несовершенства бытия.

3.12 мысль изреченная – есть.

и даже если она насквозь лжива,
она уже – жива.

все живое
уже самим своим навязчивым существованием –
истинно то есть правдиво.

и упраздняет разобщенное «я»,
но образует корневое «мы».

миссионерский смысл мысли.

3.13 то, что ты написал о себе,
оказывается, было исключительно о других;

то, что другие написали о себе,
оказывается, то же было исключительно о тебе;

потому, что такова почва поэзии:
сколь не выращивай семенной эгоизм,
а произрастает – единственное.
3.14 человечка
устойчиво учат разговаривать,
болезненно опасаясь
порочащей немоты;

человечка учат разговаривать
затем,
чтоб овладев чарующим даром красноречия,
он смог наконец-то освоить
заумную тригонометрию молчания.

3.15 так много глухого молчания,
что даже звонкая тишина не выдерживает;

пугается, замыкается в себе,
становится недотрогой,
будто кроткая девочка,
которую зло обидели;

ничего, утешаешь ты,
ничего, это пройдет, милая,
миленькая, все проходит;

и берет ее кротко за руку
старинная девочка – немота.

3.16. нечего сказать.
незачем сказать.
страшно-стыдно показать,
будто младенца в окне роддома,
мертворожденный плод смысла.

прогорклым молоком вскармливает
голодное чрево познания
мать тьмы – немота.

3.17 незачем сказать –
так производится молчание,
и утверждается,
что это весьма хорошо;

некому сказать –
так осуществляется одиночество,
и предполагается,
что в нем тоже есть толика хорошего;

нечего сказать –
так возвеличивается немота,
и не оспаривается.
владычество – категория абсолютная.

3.18 конечно –поэзия-
не худшее из ремесел,
но далеко и не лучшее;

видимое ли дело:
выстраивать слова в затылок друг другу
не парадном плацу листа
и заставлять чеканить высокий шаг;

но как не укрощай
это праздное шествие –
безмерна гордыня ее.

3.19 в поэтическом – крупица божьего.

так подстрекает гордыня.

потому и берется за должное счастье,
когда его (неповинное)
торжествующе распинают.

3.20 пройдешься кладбищем –
на отполированных слезами надгробиях:
дата рождения – дата смерти;

собственно, вся жизнь и вложилась,
в это –тире-дефис-прочерк-.

помним. любим. скорбим.

прочтешь написанное –
ниже по тексту
отчетливо и горделиво:
время творения;

предполагается, что дальше несомненно последует
-тире- бессмертие.

никогда не ставил дату.
дело не в скромности, (которая украшает) –
бессмертие невыносимо.

3.21 (характеристики)

умер молодым:
взывает к сочувствию;

был злодейски убит:
вызывает сердечное сострадание;

основательно, покончил с собой:
образует ничем не испорченное уважение.

3.22 кому это надо:

мне – дабы познать, что это такое;

одному/двум сослуживцам,
чтобы понять с чем имеют дело;

женщине-недотроге
целомудренного нрава,
чтобы смогла терпеливо любить;

пожалуй, и все.
больше – некому.

-всем-всем-всем-всем-
как передаются сигналы SOS.

Из мелкогумусного беса

бытуешь в случайных квартирах.
пьешь чистую горькую влагу.
берешь у глубинного мира,
как корни, по капле - отвагу.

возьми сверх отпущенной меры.
вложи в нарастающий конус
по зернышку девственной веры,
как некогда инок - в икону.

и немощный ропот мот молчаний.
и говор воркующих горлиц.
и сладостную для гортани
по капле добытую горечь.

но если спасать от простоя
уставшие тонкие вены,
то это, как хлебы, - простое
и кормит, не требуя веры.

и падая в цепкие сети
безлюдья. в бесовскую зиму.
пребудешь невинно, как дети,
которые сраму не имут.

Из Мелкогумусного беса

***
и вот продаюсь по доступной цене:
за хлеб и за талые воды.
я – сильный. я – гордый. творец и венец
изгаженной мною природы.

божественный отпрыск. итог. торжество
деяний Держателя сущих.
утративший имя Отца своего.
крупица потока живущих.

жующих. всеядных. молящихся о
трехразовом хлебе насущном.
пускающих в корм, насыщающий, все
на водах хмельных и на сушах.

и вот продаюсь. по частям. оптом. весь.
на вес. на объем. с потрохами.
я – сильный. я – гордый. настолько, что бес
возвел в степень твари и хама.

но хлоркой воняет вода. а кусок
не лезет в бездонную глотку.
меж тем, как душа жаждет прочих красот.
и глушит казенную водку.

меж тем, как холопство не терпит свобод.
но помнит достойные цели –
продаться. подставить свой горб и живот.
и просит хорошую цену.

а цену диктует смердящая плоть.
и рыскает в поисках пищи.
меж тем, как торговец твой жаден и подл.
и падок на сирых и нищих.

и вот – продаюсь. вот – иду на поклон.
и вот – предаюсь власти беса.
и бездна без дна с дна срывает покров.
и манит парящая бездна.

на уровне бездны добудешь руды
для доменных лав разносных изобилий,
когда затвердеет расплавленный стыд.
что, собственно, в нас и любили.

***
то умираешь, то живешь.
как резонируют струною.
то переплавишься на вошь.
то станешь вровень с сатаною.

то усмиряешь, то творишь
державу сумрачных деяний.
то милосерд, как нувориш,
то жаждешь жалких подаяний.

то въешься вглубь, то рвешься вширь.
то задыхаешься от пресса.
то ищешь каверзной души
не хуже беса.

Из тезисов

поэзия - слишком хозяйственно-бесполезна,
чтобы требовать осмысленной выгоды,
ибо угодна Богу;

а это - не оспаривается;

еще раз:
поэзия - бесполезна;

потому-то за нее
так легко умирают.

Из книги ТЕЗИСЫ

***
никого не хочу осуждать.

это не значит,
что готов оправдать каждого;

из этого не следует,
что не судим буду;

«я» - подвид человека.
уже поэтому – слаб я;

уже одно это
подлежит осуждению;

уже только за одно это
достоин я жалости;

жалости не во осмеяние,
но из сострадания;

полог и приземист
порог вредоносности моего порока;

долог и извилист
путь к временному господству смирения;

дорог и причудлив
венценосный прах владычества;

во времена наемных работников
не хозяин я грехам своим.

***
вера в себя
обретается ничуть не легче,
чем вера в Бога;

это ли не доказательство
богоподобной утвари человека;

ты – безусловен,
но слаб и ничтожен;

Он – всемогущ и всеблаг,
но вероятен;

и там, и там
требуются основания;

и там, и там
годы и годы,
горе и горе;

но
немощь рассчитывает на господина,
уверенность же взывает к Господу.

***
верю первому встречному.

и не требуя громкого чуда,
верю Сыну Человеческому,
что Он истинный Бог;

уготовленный на заклание,
не задумываясь, вверяю
то, во что должно верить,
с виноватой наивностью
миру сему недоверчивому
леса соснового,
поля пшеничного,
женщины длинноногой;

горы стоят не подвижно,
воды провально-глубинны,
мелочны зерна горчичные ,
что же есть вера в себя?

***
Господи,
Тебе было легче.

ибо все они – дети Твои.

и самый пропащий из них,
предательски облобызавший щеку, -
плоть от плоти Твоей.

а за детей своих
и на крест не зазорно взойти.

мне-то как возлюбить
этого чужеродного человека.

***
возлюби себя,
будто ближнего своего.

в принципе, это возможно.
не обязательно, но желательно.

возлюби себя.
и будешь хоть кем-то любим.

с какой горы,
кем
должно говориться,
чтобы слушающие расслышали?

любовь – ноша тяжкая.
не всякому по плечу.

ближний твою -легковесную-
осилит и донесет.

своя ноша –твердокаменная-
сгибает и тянет.

Господи, позволь уйти налегке.

***
я не люблю несчастливых людей.

а пересчитанные счастливцы
явное превращают в тайное.

Господи,
Ты-то как себя чувствовал,
создавая нас по образу и подобию Своему?

слышишь,
как жалеют Тебя ежедневно
в своих покаянных молитвах.

***
и что же такое Он сотворил,
если подобие Его
никак не удается ни на йоту улучшить?

проще всего
сжечь/притопить/изничтожить
и заново набросать
более качественный эскиз.

ох, грехи Его тяжкие.

***
Бог долен всем.
все должны Богу.
кто же сосчитает убытки?

***
и Бог умалился.
и стал человеком.
и вечно пребывает среди нас.
и один из нас – Бог.
и в предназначенных себе временах
добирает время своего распятия.

***
и если Он умер за грехи наши,
значит, - мы чисты и безгрешны
и нам - все дозволено;

и - умирать Ему -
каждый день.


это я, Господи.

услышь меня.
прости меня.
даруй мне.

обращение, скорее, не к господину,
но к товарищу.

в малости и ничтожности своей
человек разговаривает с Богом,
как с равным – на ты.

***
39 ударов бараньими косточками.
следы бичевания по всему телу.
перебитый нос – от ударов палкой.
4-и или 5-ть кровоподтеков на лбу,
спускающиеся к не видящим глазам,-
следы ласкательного тернового венца.
ссадины на спине и коленях –
следы поперечин креста и падений.
раны от гвоздей на запястьях.
раны в ступнях от гвоздей.
рана в сердце.

3 час на кресте.

делай, что должен делать, добрый человек.
вот тебе еще кусочек уцелевшей щеки.

асфикция.

не знаю,
как там на счет Господа Бога,
а в Иисуса верю безоговорочно.

последние кроткие мотивы

***
«о, птица, пьющая мороз»,
о, терпкий вкус густого звука,
о, как надменно и всерьез
к гортани прирастает мука;

сестра моя, каких кровей
твои испуганные речи,
о, как надменно в январе
служить для плакальщиц и певчих;

о, как щедротен этот снег
с упавшего на землю неба
почти библейски, будто снедь,
гласящим: зрелища и хлеба;

мы – только тень воздетых крыл,
мы – дань с молчания для слога
и мелкий бес от глаз сокрыл
все, что случается от Бога.
***
где воронье – есть пепел наших книг,
где смысл на вкус до неприличья пресный,
где – веришь ли – проступит светлый лик
на самом краешке бесовской бездны;

где дни, как шалости, для горести малы,
где время движется в расчете на доверье,
где, как патрон для выстрела, в стволы
подходит кровь безлиственных деревьев;

где время жалости равно небытию,
где бытие сличается по хрусту,
где по наитью любят, по чутью
влюбляются, где страстно. странно. грустно.

и ты, который сопричастен тем,
кто создал скорбь простого чувства долга,
постигнешь, что не существует тем
помимо благодарности – и только.
***
окликни меня на рассвете,
когда все есть чуткая завязь,
и тянется слово к беседе,
и копит молчание зависть;

окликни меня в плотный полдень
в стране беспредельного хлеба,
где солнце уложит на противень
куском подомлевшим полнеба;

окликни меня на закате
не льстиво и даже сурово,
когда доверяют цикаде
все то, что наследует слово;

окликни меня певчей птицей,
когда время тянется стаей
на этой спектральной границе,
где тень пустотой обрастает.

Из Кротких мотивов

***
какое ровное дыханье у печали.
без перехватов, спазмов, без пробелов.
так начерти же веточкой на белом
как некто бегло дышит за плечами,

и брус кладет несущему на плечи,
и провожает с низкого порога,
и утешает беженцев с порока
тяжелым, будто слиток, даром речи.

печаль легка. а некто беглый нежен.
то безучастен. то, как дымка, зыбок.
осмелься же на кроткое «спасибо»
за всех, кто был немотствовал и не жил.

и оживал на краткие минуты.
и исчезал сухой водой сквозь пальцы.
и гибнул весь. и быть живым пытался
во временах безвременья и смуты.

отмерян срок. а тот, кто за плечами,
пожалуй, в белом балует восходом.
так ощути же с гибельным восторгом
какое ровное дыханье у печали.

***
ах, утоли его печали.
так совершаются слова,
когда в деревьях примесь стали
и плоть упруга, но слаба.

и прибывает с ближних просек
последний, как надежда, снег,
и сипло милосердья просит
незащищенный человек.

ах, утоли его печали.
он, может быть, затем и дан,
чтобы наивным быть в начале,
а помудревшим – никогда.

прости ему из горних высей,
что не прощается людьми,
пока еще весь срок не вышел
от глаз схороненной любви.

пока в быту залетных хлопьев,
как инок ищет благодать,
он цепко прегрешенья копит,
чтоб выпало за что прощать.

пока еще трясет, как ветку,
страстной озноб в худых плечах,
прости – что можно человеку –
и утоли его печа…

***
не касаясь крупных величин
хищного глубинного отлова
………………………………
………………………………

но глотая утренний озон
злаковых питательных предместий,
где бугристый рваный горизонт,
будто знаменатель, сводит вместе

чуждые обратные пласты,
область отречений и невстречи
только и сумеешь, что «прости»
раздобыть в сухой сыпучей речи.

и когда февраль свои ветра
бросит в неухоженные всходы,
и уйдут, как дети со двора,
в мир людей взрослеющие годы,

и прихватят, будто воровство,
вещество смиренья и подлога,
разве не достаточно того,
что наивно вложено в два слога.

Из Кротких мотивов

***
а это – твое. этим будешь владеть
до черных зачетных морщин:
тень беглого облака в смуглой воде
на плоской вершине глубин,

тень прожитой женщины в узкой крови,
вскормившей прерывистый ритм,
и куцая тень той –доступной- любви,
что ищет проверенных рифм,

и что-то еще от неброских красот
в промозглый подрезанный день,
тень ближнего счастья отвесных пород
и полночи плотная тень…

и если у вод ускользающих лечь
и долго касаться волны,
то, может, удастся все это сберечь
от яркой, как вспышка, вины.

***
досталось совсем-то немного.
а было не так уж и мало:
зов кроткого сердца, уловки порока,
часть неба в разводах крахмала,

честь ветреной девки, окраска сорочьей
тревожной зимы, задолжавшей снегами,
искусство родиться в заветной сорочке
с нательными грубыми швами,

назначенный страх с расписными глазами,
творящими лики, сокрытые в лицах,
и чуткий до участи горний гекзаметр,
чтоб мог ты с повинной судьбой объясниться.

и все, что случалось на этих широтах,
дышало, роптало и длилось,
горчило от привкуса губ и сиротства
и только от взгляда кормилось.

и это немногое многого стоит.
пророчит. порочит. питает.
натешится мне бы еще чистотою,
которой в глазах не бывает.

кроткие мотивы (1)

***
темнели деревья. им так полагалось
в продрогшем от колкого ветра пространстве.
как стая огромных прирученных галок,
берущая корм после хлопотных странствий.

затем легкий снег обустроенный хаос
приправил щепоткой прирученной выси
и с этим – как минимум – быть полагалось
тому, кто рожден, уличен и зависим

от чистого снега, от серого древа,
от кровь наводнившего мелкого беса,
от запаха хвои, от божьего гнева,
от глаза дурного и мудрого леса,

от лестного часа, от честного слова,
от порчи небес, от прочищенной дали,
от мякоти горя, от прочной основы
для пролитых глаз и Господней печали.

***
уже деревья строгие, как смерть.
уже опасно оставаться подле.
уже их профиль высох, будто смерд
на панском поле.

уже и тополь и залетный клен
не те, какими созданы издревле,
но как бы лишены своих имен,
уже их имя – строгие деревья.

уже их ветви стаями морщин,
как будто лица, заселяют скверы,
уже в повадках что-то от мужчин,
берущих и от скверны и от веры.

уже мы смотрим в них, как в зеркала
не любопытства ради, но, скорее,
их страха – как там веточка легла,
бесчинствует, господствует, стареет.


***
только и счастья, что свежего снега,
серого древа в белесом налете.
если угодно – из области неги
той, что так дорого ценят в народе.

виснут копилками сонные совы
как их задумал нездешний ваятель,
если угодно высокого слова,
к горлу подступит комок благодати.

в том-то и счастье, что нету подмены
снегам кормящим, как некая манна,
если угодно устойчивой меры:
малым держаться – тоже немало.

выбрать ли утро по строчке подробно,
белку вспугнуть ли с белесых акаций,
дерева взглядом касаться удобно,
сердцу угодно открытым казаться,

чтоб прикасаться, чтоб прикасалось
низкое небо всей плотью и дробно
каждой крупинкою, как оказалось
от сопричастности сердцу удобно.

в области неги печалью дразниться
серому древу с залетною тенью.
свежее счастье на резких ресницах
длится чуть дольше, чем должно мгновенью.

***
с кем будешь в этом январе
на продуваемом безлюдье,
где тополь прячется в коре,
как зачехленное орудье,

где воронье – есть пепел груш
на обесснеженных и бедных
ветвях вокзальных или груз,
доставленный из чрева бездны,

где превращают в пух и прах
тугую плоть второго тома,
где снег сутулится в полях,
как тот, кто отлучен от дома,

где не разместится в крови,
продымленной от произвола,
чужой и грешный дар любви
и дар напрасный слова.

***
скольженье пера по бумаге,
подошвы по чуткому снегу,
что пенится, следуя браге,
готовясь, как узник к побегу, -
чудесно.

касание женского тела,
коленей, груди и запястий
бодрит и пьянит то и дело,
но меньше, чем может опасность.

служение ветреным музам,
стяжательство сдельных пророчеств
с затворничеством союзно,
но кроче сиротств одиночеств.

греховно свершение снега,
как участь девичьих падений,
и тянутся с беглого неба
их падшие белые тени.

прекрасно томление плоти.
весомо томление духа.
восторг же дается в полете,
где нет ни пера и ни пуха.

***
брось мне под ноги мокрого снега.
дай звезды голубого отлива.
или льстивого женского смеха,
что играет, как месяц с отливом.

или нежности в колких ресницах
за минуту до влажного взмаха,
как бы замершей на границе
просветленья и плотного мрака.

брось мне дольку прирученной боли,
чтоб лимонная терпкая мякоть
пропитала голодные поры
не обученных радовать/плакать.

и сбиваясь на мысли о Боге
и о низком искусе искусства,
дай осилить кусочек дороги
от чутья и до чувства.

***
отмерь мне слезы для размола
в коротких колючих ресницах,
для взгляда размолвок и взгляда раздора,
где солью размыта граница.

для белой вины и для сумрачно-черной
зерна бы отменной натуры
с целебной, целинной, нетронутой, сорной
земли, чуть священней, чем суры.

с такой целины и берут урожаи
высоких и праздничных качеств,
и если глаза чистоте угрожали,
то страх принимается зряче,

то смотрят взахлеб и заученно помнят,
а то, что не помнят, то знают,
и медлит вина, как вода низкой поймы,
и хата цепляется с краю.

и участь легка и проста, будто выдох,
и носятся с торбой-виною,
и первыми крайних готовят на выход
вон там – под кривою вербою.

***
дай волю мартовским ветрам,
когда кора весной сочится,
и, как щетинка юных трав,
в судьбе очнется и случится.

дай вволю. как дается в дар
хранящему и очевидцу.
и, отвечая на удар,
в судьбе качнется и случится.

во времена тревожных вод,
скупых небес простого ситца
и той поры, когда вот-вот
в судьбе очнется и случится.

и прошлогодняя трава
худую кровь переиначит,
и то, что жизнь почти права,
пожалуй, что-нибудь да значит.

когда бессмертная вода
клубится по глубинным венам,
и вновь дается навсегда,
и отбирается мгновенно.

Тема с продолжением II

…свидетель крестного позора
стыда кромешного учетчик
подчасок караульной службы…

вот кто,
как никто другой,
и придан тебе, и предан;

…метатель праведного гнева
глотатель яств законной яви
вершитель домотканых судеб…

для полной гармонии
слегка не достает
тусклого свечения в области нимба;

…стяжатель дармовой услады
сожитель непорочных истин
спаситель голубиной крови…

но и голубая кровь
по самые капилляры насыщена
красными эритроцитными тельцами.

***
вот он стоит застывший
в гуще идущих колонн,
точно такой же, как тыщи,
тыщи таких же, как он,

стоящих, состоящих
из ворожбы/вражды
будущего с настоящим
за именные бразды;

ах, как изъят он и вставлен
точно в затылок, в ряд
теми, кто выдан из стали
и из иного сырья;

как его место свято,
ах, как не терпит пустот,
точно для плотных взяток,
та же ячейка сот;

точно сошлось все точно
прожитого на лице,
смысл утверждают точкой,
жирною точкой в конце;

вот он стоит мгновенный,
переводящий дух,
слабый,
обыкновенный,
крайний
в последнем ряду.

Тема с продолжениемем I

какой дальтоник,
с какого блаженства
пронумеровал
этот близкородственный мир
разноцветных полутонов
светом белым?..

белый:
в смысле качества стираной чистоты,
но он весь
уже изрядно загажен;

белый
в смысле непорочности не дописанной страницы,
но все выстраданное
уже давным-давно сказано;

белый:
в смысле суммы радужных колеров,
но сумма всего
очень часто образует тяжеловесное ничего;

и нет ничего белее, кроме:

целомудренно кормящей груди
твоей терпеливой женщины;

розовощекого торжества
твоего нетерпеливого первенца;

проступающей сорочьей седины
твоих кособоких висков;

и нет ничего, кроме…

подивлюсь на этот мир,
ограненный ближней далью,
он и чуден мне и мил,
крупно сдобренный печалью;

плотно вставленный в тиски,
точно птичья тень в полете,
не растраченной тоски
по не связанной свободе;

или ласточек круги
и, сказать бы, уст лобзанье
обустроятся в крови
из томленья в мирозданье;

и, сказать бы, превозмог
даже век, чей век не долог,
и как прячут под замок
смысл протяжных недомолвок;

или как берет кольцо
время под свое начало
и как тонко от концов
нити тянутся в начало,

и не рвутся, и берут
задолжавших на поруки,
и ты снова, милый Брут,
кровушкой омоешь руки.

Praedicatio

***
есть некая страна со своими
4-мя сторонами света,
горою и морем и прочими составными
всякой пристойной державы, при этом

ее как бы нету; облик:
смесь голубого с желтым, у птиц особо
ценятся крылья то есть потребность воли –
как отрицанье свободы;

***
море – чернеет; гора – стеною
скороет от прочих, от порчи, от сглаза и
левою -выпуклою- стороною
можно сползать по равнине в Азию;

***
там чорнозем человечьего роста:
чуть перерос суетливость свершений,
там бытие обустроено просто
то есть чем проще, тем совершенней;

колос там плотен, а семя отборно,
но недород к послушанью приучен,
почва там слишком жирна и обильна
для ежедневных благополучний;

там землепашца подводит погода,
а урожай настигает, как бедствие,
там, опоздавшие к часу исхода,
как подобает, спасаються бегством и

там нет границ, но случаються вехи,
время без времени, бездны, там прежде
чем заглянуть за злом дня и века
нужно, как минимум, кончить надежды;

там есть река великая, будто
путь из варягов в разумные греки
в поисках смысла вещей праздных будь то
мысли о жизни и смерти; там реки

в землю вплетают ленточку неба,
а в половодье, как очи дев – карие,
там нож реки, как буханку хлеба,
целое режит на полушария;

там – тьма красот; там их перечень полон,
там есть все то, что бывает на свете,
там для рождения ищется повод
и всякий день благодатен для смерти;

***
есть странная страна; ее искусство –
не быть, но казаться, скрываться из виду
взывает к рассудку и кормит то чувство,
где в капле любви тонет море обиды;

***
есть древняя страна; которой должно
когда-то возникнуть по той причине,
что дальше не быть уже не возможно,
но время топталось на месте и не

подоспевало, шло вспядь, на месте
снова топталось, страшилось кончины,
не наступая из чувства мести,
ибо весомой должна быть причина;

***
есть юная страна; скорее, проба,
чертеж и набросок. шальная сила
стучится в предсердье и следует в оба
глаза смотреть, чтоб не шалила;

видимо, слишком она виновата,
беспрекословно, навеки иначе
чем оправдать, что убога, распята,
вроде Стены, страна плача;

***
есть горькая страна; которой нету
дел никаких до того, кто в ней вдоволь
пьет страсть, как сласть, как медовую негу,
кто за характер – сиротский и вдовий,

за хлебосольность красот и полезность
потных хлебов, за удавку обьятий,
будто в горячке сердешной болезни,
вместо любви ищет слов для проклятий;

***
есть крестная страна; скопившая были,
гордынный запас соловьиных традиций.
затем чтоб ее, как смогли, полюбили,
когда Бог сподобил корнями сраститься.

P.S.
мы живем в той стране вопреки
той, оставленной Богом стране,
за ее и за наши грехи,
и за то, что едины мы с ней;

наши годы, как хмель, веселы,
наши девы не горше утрат,
наши речи просты или злы
и, как малые дети, кричат;

наши кости прочны на излом,
наша вера нисходит на нет,
вопреки, наугад и назло
мы живем в той чрезмерной стране;

а с холмов ее вечной реки
отпевают 2 тысячи лет,
но мы выживем вопреки
даже смерти, которой нет.

укол

немного счастья. на коня.
чтоб -уходить-годить-гадать-и
обескураженно понять
как тот уход теперь некстати;

немного счастья. в самый раз.
чтоб -осязать-лобзать-познать- и
дать бытию таких прикрас,
какие мыслимы у знати;

немного счастья. только суть
его навязчивой природы.
чтоб без стыда отдать под суд
все эти годы. эти годы.

на пробу. небом. под язык.
как валидол. как пьют лекарство.
чтоб обустроилось в разы
скупое слово "благодарствуй".

пока лавиной не ушло
терпение с глубинной горки,
немножко счастья. на ушко
игольное.
укол иголки.

стихи ворованных строчек

***
«надежда меня не волнует»,
когда дани и ночи ворует,
как страсть, молодая княжна
то так холодна, то нежна
и страсть как для сласти нужна.

то кровь шевелит на рассвете,
то плачет, как малые дети,
то ставит на заводях сети
и ловит доступную снедь,
то гонит напрасную смерть.

не то, чтоб гулящее девки,
не то, чтоб распутна, как деньги,
не то, чтоб кормила с ножа,
когда подпирает нужда
достойных такого рожна.

но быть ей гонимой последней.
добыть себе посох и снеди.
собрать на дорогу суму.
и тронуться в полночь во тьму
в тот путь, что ведет ни к кому.

***
«я в кризисе. душа нема.»
глуха. бесправна и безгласна.
как та девица, что сама
на все согласна.

но та девица знала толк
в любви.
за вычетом налога
пусть даже и творила торг,
но все-таки любила много.

отдавшись тем, кто наг и слаб,
как кроткий ангел, мыла ноги,
пусть по законам ремесла,
но все-таки любила многих.

входила в желтые дома,
и липла к телу, как монета,
пусть вся бесправна и нема.
как то,
чего,
должно быть,
нету.

***
«о, птица, пьющая мороз».
о, терпкий вкус густого звука.
о, как надменно и всерьез
к гортани прирастает мука.

сестра моя, каких кровей
твои испуганные речи.
о, как греховно в январе
служить для плакальщиц и певчих.

о, птица, пьющая взахлеб
хмель отрезвляющего снега.
и не подменно, будто хлеб,
к гортани прирастает нега.

мы только тень воздетых крыл.
мы дань с молчания для слога.
и мелкий бес от глаз сокрыл
все, что случается от Бога.

из Тверди

***
научился не верить людям.
слава Богу. сподобил. пора.
суть – Евангелие от Иуды.
от Иуды и серебра.

научился растить одиноко,
не отстреляно, будто зубр,
в этих рощах и
око за око,
ум за разум
и зуб за зуб.

научился задействовать в дело
с дней торгующих – куцую мзду.
и страшится распятия тело.
и не жалует силою дух.

подмастерье колена Иудиного,
прорицатель зеленой крови,
научился склонятся от блудного –
к нелюдимой и дивной любви.

-дурень-неуч-тупица-бездарь-
когда строг, как наставник, – рок,
пред лицом подступившей бездны
что один твой такой урок.

совершенствованию нет предела.
нет предела. а выбор – скуп:
руки в стороны – крестик тело.
«совершилось» - немой крестик губ.

***
доверься телу. пусть оно решает,
что свято, что вторично. дух – беспол.
и если созидает – разрушает
тугую оболочку смертных спор.

доверься телу. милосердствуй болям
худого чрева, чресел и чела.
дух – одинок. и вездесущ. и волен
брать от всего. и прокормиться с ни черта.

вериги плоти. ладан вкупе с серой.
в зрачках разводят сурик и сурьму.
и если сущ, то жив ты цельной верой.
доверься телу. телу своему.

доверься завиткам его курносым,
когда почудится чадное «аз воздам»,
и как глаза слезятся купоросом,
и места мало на лице глазам.

и в мареве –плаценты- плевры- плазмы-
хребтом мыслительным, вопящим блага ртом –
нагое тело, светлое как праздник,
материи, где вышивка – крестом.

затем, что тленно. влюбчиво и тленно.
и рассекают кору-кожуру.
и ловят свет свой невысокий тени.
и не слезлива жалость на юру.

зане бросает, как в корзину мячик,
то в жаркий холод, то в знобящий жирный жар.
душа – бессмертна. так или иначе
она пребудет.
тела!
тела жаль.

по поводу оптимизма

дурманящий запах цветущей пшеницы.
цветное блаженство ниспосланных капель.
и острая тень растревоженной птицы,
берущая колос на серп и на скальпель.

и женщина с гибкой, как тело, любовью
назначит быть милым и к сердцу приложит.
и - ближе руки - у тебя в изголовье
коротенький мир, что младенец пригожий.

и будут добреть постаревшие очи.
и в липах томленье, и ласточках щебет.
и хрупче, чем талия, тонкие ночи.
и в небе бессрочен строительный щебень...

люблю и приемлю на полные сроки
во время свое пересытившись скорбью.
... и душу берез не расходуют соки,
и полнятся смыслом пшеничные строки,
и лечится смерть пуповинною кровью.

и станет глазам прозревающим легче,
и губы шершавые без поцелуя
-бормочут-пророчат-перечат-лепечут-
вот это - почти не доступное речи:
воистину так.
и вовек.
аллилуйя.

нет, время жалости еще не натупило

нет, время жалости еще не наступило.
"еще на мне полупочтенный возраст".
еще срывается от пыла, как от пыли,
глухой и крохоборствующий возглас.

еще мы скажем: Господи, помилуй
и сохрани от порчи и от прочих,
еще у наших не придуманных фамилий
смешной и до восторга детский почерк.

еще зерновки копят клейковину
и подают хлеба на сытном блюде,
еще нам грызть зубами пуповину
и с человеков, чуть хромая, выйти в люди.

еще колечками берется сердцевина
и девы бражныя на брачныя постели,
еще в дубравах не созрели наши вина
и от стыда бокалы запотели.

еще к крови услада примешалась,
как тело с бездны, по касательной орбите,
и так резва и шаловлива жалость,
что и младенца, брови хмуря, не обидит

а хочется простых забот

а хочется простых забот,
скупых тревог, большого дела.
чтоб крупный, как удача пот,
питал изнеженное тело.

а хочется коротких дней,
как если б злак уходит в зиму.
и капелькой - на самом дне
тоски - животворящий стимул.

и этих - неизбывных губ,
изогнутых щемящей скрипкой,
ведущих тайную борьбу
с полуслезой/полуулыбкой.

и тех - по-детски не смешных
нелепостей, смешных как детство,
что требуют с нагой души
восторга/раболепства/действа.

и тех - дразнящих бездну строк,
чей срок, превозмогая стронций,
июльским утром копит впрок
прямую выгоду бессонниц.

а хочется простых сует
и суеты сует, и прочих,
на коих держат белый свет
и посеревший ближе к ночи.

и ты ворочаешь пласты
то пустоты, то простоты.

в праздник весны и труда

в праздник весны и труда ты сажаешь картошку,
сеешь чернушку, морковь и т.д. и по правилам жанра
список культурного корма включает все то, что
стоит копейки, но выбросить жалко;

с праздником - хуже; с трудом - несомненно порядок;
что и вселяет крупицы в надежду;
во поле чистом играешь с картошкою в прятки
и умиленно вздыхаешь, припрятав надежно;

между весной и трудом достоверно высокие связи,
видимо, суть у вещей чем верней, тем устроена проще;
будь ты хоть в грязи, подайся хоть в князи:
жизнь – в основном, есть процесс добывания пищи;

жизнь – в основном; а в деталях – прополка/подсадка,
вечный, как двигатель, поиск доступного корма
и, возроптавшим на участь, сим –малым и сирым- подсказка:
все суета, суета и томление, кроме

девственной нежности почек, целительной жижи навоза,
соли в суставах, что меда в не тронутых сотах,
глыб черноземных, уложенных плотно и косо,
спелого тела, доходного пота.

троеперстие

ТРОЕПЕРСТИЕ
***
живи один. исполнишься до края
многоголосьем, что вишневый сад.
твой ад – внутри. в миру – улики рая.
и каждый прав. поскольку виноват.

и ты – правее правых. и исполнен
молений и проклятий через край.
почти бесплотен. и – совсем бесплоден.
и этот ад – есть твой привычный рай.

и сам с собою избегая сходства.
уже в миру, как айсберг тот – на треть.
зане известно чем грозит актерство.
и не Христа, чтоб бесям подобреть.

***
и не известно: важен ли сюжет.
когда – вот жизнь – сложна, но бессюжетна.
едва очерчена, как смутный силуэт
огромного и нужного предмета.

в ней – тьма всего. в ней лишь на первый взгляд
нет ничего, что б привлекало взоры.
но выбери любую наугад,
как денежку из рыхлой кучи сора,

и – онемеешь с красоты и язв,
от скорбной чистоты не смытых пятен.
пробьется свет. к рукам прилипнет грязь.
но, собственно, с нее и начинал Создатель.

***
дождь исполнился торжества
в этом мире – и жестком и черством
плоть смягчил, но стоят дерева,
словно некто по поводу в черном.

как хотелось изысканных тог,
а досталось наследие рубищ.
ах, скорбишь не о том и жалеешь не то,
и не тех и страшишься и любишь.

точно кто-то с тобою чудит
и неведеньем тайно голубит…
жалко времени – а оно не щадит.
страшно смерти – а она тебя любит.

03.05.13
родился в муки Христовы –
возрадуйся и претерпи.
в огранке кристалл восторга
у утренней росной тропы.

охранно клубятся вишни,
а в листьях/глазах – слеза.
нельзя себя ставить выше
и ниже себя – нельзя.

нельзя себя вставить в глянец.
но можно тихонечко встать,
как сумрачный тот голландец,
в подножии возле креста.

***
то умираешь, то живешь.
как резонируют струною.
то переплавишься на вошь,
то станешь вровень с сатаною.

то укрощаешь, то творишь
державу сумрачных деяний,
то милосерд, как нувориш,
то ищешь жадных подаяний.

то въешься вглубь, то рвешься вширь,
то задыхаешься от пресса.
то жаждешь каверзной души
не хуже беса.

***
какое ровное дыханье у печали.
без перехватов. спазмов. без пробелов.
так начерти же веточкой на белом
как некто бегло дышит за плечами.

печаль – светла. а некто беглый – нежен.
то – безучастен. то, как дымка, – зыбок.
осмелься же на кроткое «спасибо»
за всех, кто был. немотствовал. и нежил.

отмерян срок. а тот, кто за плечами,
положим, в белом – балует восходом.
так ощути же с гибельным восторгом:
какое ровное дыханье у печали.

***
быть милым – тяжкая обязанность.
а нелюбимым – это право.
как за актерство крики «браво»
из зала на упавший занавес.

а право – ровня для судьбы.
и, право же, должно и вправе
возникнуть, как опасность справа,
когда вы тщетны и слабы.

и неизбывное, как Рим,
семью холмами вознесется.
и – несомненно – жизнь дается,
чтобы воспользоваться им.

***
вот женщина, которую ты губишь.
глаза – огромные и серые, как быт.
вот женщина, которую не любишь,
за то, что должен полюбить.

вот женщина, приученная стойко
сносить лишенья, но ее вина
доказана безоговорочно настолько,
насколько нелюбимая она.

она, как яблоко, доступна и запретна
у первых нерастраченных людей.
вот женщина, которую ты предал
тем, что остался предан ей.

***
а это одиночество двоих –
есть некто третий: мудрый и лукавый
витиевато, как изгиб лекала,
оберегавший отчужденность их.

примерный скряга, скудный геометр,
отмерявший наощупь расстоянье
от притяжений и до расставаний,
умножив по наитию в уме,

все то, что было, на все то, что есть,
и четность чисел, где итога нету,
позволил брать за чистую монету,
но брать чужое – не большая честь.

***
и только боль одна нелжива.
попробуй всласть не жировать,
когда укладывает жилу
под кружевные жернова.

и за умеренную плату,
когда предъявят крупный счет,
на торжествующую плаху
хмельную голову кладет.

и, будто волю, кормит вволю
зрачок исполненных красот,
когда не взять добычи вору
с полунагих твоих сирот.

***
«не бойся, малое стадо.»
на этих чрезмерных лугах
дарована будет услада
надменней, чем низменный страх.

не выше ведь ветреной птицы
и хрупче глубинных корней,
но будет дано причаститься
от плоти нездешних кровей.

и даже не нервом, но нёбом
дано вразуметь – как остра
боль кроткого чистого неба
за тех, кого мучает страх.

***
что просилось, то и имелось.
в самый раз. + еще тщета.
+ долги. и еще + мелочь,
не рассчитанная на счета.

что моглось, то всегда и просилось.
и не вырождено, будто код,
преломилось, перебесилось
и пустилось с концами в расход.

только то и твое, что Божье,
что берется взаймы людьми.
рай душевный. любовь. и больше
ничего. никогда. черт возьми.

***
«да будет мне по слову Твоему».
немой, как старец. как дитя, наивен.
чтоб прокормить угодливую тьму,
что птиц небесных – колосок на ниве.

мы тоже первородны. ибо – есть.
и так же тщетны, слабы и убоги.
и так же тешила б нас весть
благая с уст благого Бога.

и так же разъедает нас вина
глубинного отборного отлова.
но как завистливо-запретны времена,
когда Господь еще был щедр на слово.

***
я люблю этот мир. так, как любит кочевье скиталец.
потому что любить – это ладное властное дело.
потому что исполнено святочных таинств
его братское броское тело.

я люблю этот мир. его аз. его веди и яти.
потому что любить – это броско, как барская роскошь.
потому что июльские росы – не яды,
но с божественным промыслом – россыпь.

я люблю этот мир. потому что он вскормлен, нет, выстрадан нами,
потому что душна, нет, тщедушна взаимность,
потому что торгуют на взвесь именами
и судьбою – за краткое имя.

Молочно-кислое брожение

***
я был раздавлен, пойман, потрясен,
когда слабел от этой дивной хвори,
и ты – сестра моя по обедневшей крови –
была назначена ответчицей за все;

дышала на моем плече,
старела, мучила и как могла любила,
зачем-то это надо было,
ах, только вспомнить бы – зачем;

беспамятство, тщета, никак,
склерозный ум, сор серых клеток,
а там, где полнокровна Лета,
любовь-купальщица невинна и нага;

где нет ответов – плавится печаль
и тяготит надменным слитком руку,
как сладостно терять подругу
и сгоряча рубить с плеча,

и хоронить живую речь
в нелживой, но обманчивой гортани
на расстоянье ранних расставаний
и поздних, как раскаянье, невстреч;

принадлежащее не нам,
нас искушает бледнокровной хворью,
затем ли, следуя верховьям,
река восходит к родникам.

***
да будет дождь ночной
роптать, метаться, злиться
прохладный и нагой,
как ты под тонким ситцем;

да будет бездн исход
и утоленье жажды,
и ты - целебных вод
для губ до ласки жадных;

да будет гроз разлив
и ты, и в нашей власти
изведать на разрыв
изгибы влажной страсти;

да будет от стихий
дано по капле чувству,
где немощны стихи
и мелочно искусство.

***
ты пахнешь молоком и кровью,
когда ты пребываешь с ним,
ты – уплывающая кролем
по пенным волнам простыни;

густой и терпкий запах жизни,
пыльца распущенных ночей,
когда соединенье – ты с ним –
сильней соблазна быть ничьей;

а он – приручен и обласкан –
когда ты пребываешь с ним,
смакует жирный грех соблазна:
казаться или быть твоим;

грех к полумере не пригоден,
но поглощает целиком,
когда стихает гнев Господень,
меняют кровь и кормят молоком.

***
женщина – серебряный сосуд –
дай испить твоей прохладной влаги,
браги, расширяющей сосуд,
придающей страсти и отваги,
что одно и то же;
все течет:
воды, реки, этот стойкий берег,
кровь в сосудах, мысли ни о чем
и чем-то мысли, их подобье перед
тем, как думать о тебе;
течет
через горловину, щели, поры,
трещинки в сосудах, о, еще
с губ твоих, с сосков твоих и в пору
задохнуться, захлебнуться, плыть,
плавники расставить, через жабры
фильтровать и пить, и пить, и пить
этот крепкий, этот резкий, жажды
не снимающий напиток, яд/раствор,
жидкий грех, крутой дразнящий терпкий,
дар, сулящий смуту и раздор,
дар, что возраженья не потерпит.

и когда от нежности легко
и грешно, и ночь идет на убыль,
пью твое густое молоко
и целую трижды в трижды губы.

***
как эта женщина в июле хороша.
вот выраженье, что не терпит возраженья.
добавь еще на руки малыша –
и выйдет лик эпохи Возрожденья.

все целовать бы неуступчивую грудь,
и если не испрашивать участья,
то жизнь управится с бедою как-нибудь
и как-нибудь поладит и со счастьем.

добудь ей август перелетных звезд,
пребудь у губ навязчивей, чем выдох,
отмерь от сердца этих длинных верст
исхода, что не ведает про выход.

на том поладим. тоненький июль
гречишным медом насыщает сладость.
спит тишина. луна качает тюль,
пока ты в силу превращаешь слабость.

пока та слабость – каменная соль,
пока греху назначено иное.
припоминая будущую боль
нелюбящее сердце ноет.

***
я любил бы тебя на рассвете,
у тебя были б чуткие руки,
нет, не руки, но цепкие сети
дивной девы, коханки-подруги;

время б шло по спиральному кругу,
добывал бы рассвет сок из ранки,
ревновала б скупая подруга
к захмелевшей от страсти коханке;

будто занавес праздничной сцены
ветви вербы свисали б охранно,
где подруга страшится подмены,
там щедра на растрату коханка;

и к юдоли наивной и грешной
хрупкий луч пробивался бы косо,
и досталось бы вере с надеждой
расплетать твои темные косы;

но когда заоконная верба
светлым облаком станет клубиться,
две монашки – надежда и вера –
проклянут площадную блудницу.

***
улыбнись уголками глаз,
излучая соленую зелень,
наведи на меня порчу/сглаз,
опои приворотным зельем;

отбери даже право быть
не твоим, преходящим в Лету,
помести в свой привычный быт,
как дыханье в грудную клетку,

изведи меня, истоми,
обожги тем – высоким – током,
что проносится над людьми
то есть ставит их вровень с Богом.

***
одиночество женщин особо.
потому так тревожат и лгут
эти брови с отливами в соболь,
эти тонкие крестики губ,
эти быстрые шарики ртути,
эта бледная выпуклость лба,
эта девственная, будто груди,
не дающаяся судьба.

одиночество женщин преступно.
перед совестью и людьми,
перед тайно греховно подспудно
настигающим смыслом любви,
перед самым суровым из судий -
детским ртом у соска,
перед жизнью, пустой будто груди,
не дающие молока.

***
та женщина, которая случалась,
но не случилась, не произошла
заветное с заведомым сличала
и привечала часть добра и зла;

лукавила, ласкавилась, лучилась,
училась между строк читать «прости»,
та женщина, которая случилась,
затем что не могла произойти;

прости ей, Боже, и воздай по вере.
родимое. заветное. свое.
как по предплечии, по тонкорунной вене
прерывисто журчащий ручеек.

***
"мне не за что тебя прощать".
тебе к лицу на строгом лика
печали тайная печать
и запрещенный образ лиха.

мне не за что тебя винить.
ты оправданью не подвластна,
как кровь, сошедшая с ланит,
когда все чаще ранит ласка.

мне не за что тебя любить.
и с тонких колких, будто хвоя,
прошедших губ не меды пить,
но душу радовать хулою.

мне не за что. но все тебе -
владычице скупого взгляда.
и гнев на узенькой губе,
как мед из сот, тягуч и сладок.

послушница, на то и власть,
чтоб не заслуженно простили
того, кто всласть питает глас,
когда песок вопит в пустыне.

***
«никто меня не долюбил до счастья.»
зато и я не залюбил до горя,
когда в зрачках твоих, как тать полночный, шастал
и пил из губ твоих, изогнутых дугою,

и укрывал скупую подать взгляда,
и плыл/тонул на лодочке ладони,
вину вдыхая, - цепкий запах яда
цветущей пыли атропинной белладонны.

мы – квиты. от навязчивых прощений
твердеет вера травяных настоек,
пьет стыд вина, не ведая отмщений,
как все невинное и для греха простое.

простора б для земных пологих судеб,
где квиты мы и дар не разворован.
но бродит сок. хмелеет кровь в сосуде.
молчит молочное младенческое слово.

Дорога в Трахтемиров

за этот кусочек дороги,
где справа полощется зелень,
а слева дымится река
и сносит к чертям всем тревоги,
и поит настойчивым зельем,
и любит тебя, дурака;

за лакомый этот кусочек,
где слева песочек чуть илист,
а справа щебечется вздор,
и лист кислороден и сочен
без косточек и сухожилий,
и кормит тебя даром/в долг;

за этот не длинный отрезок,
где русло реки – та же ручка
то серых, то синих чернил,
где придан весомый довесок
бобровых, косульих, барсучьих
бузин, волчьих ягод, черник;

за этот доходный участок
базальтно-песчаного груза,
где пьян ты озоном с утра,
где время не ведает часа,
где время дичится, как груша
съедобной кислинки, - утрат;

где справа весомо и густо,
а слева промыто и голо
и время пускается вплавь,
где грузной печали не грустно,
где дольняя скорбь без укора,
где слева толчками ты прав.

Поэма вопросительных знаков

Поэма вопросительных знаков

***
чем жив человек,
которому нечем жить?

что имеет человек,
который ничего не имеет?

зачем он нужен,
если он никому не нужен?

хорошие вопросы.

хорошие вопросы тем и хороши,
что можно обходится без ответов.

***

над ним
кусок высокого неба,
столь просветленного,
что трогается в преждевременный рост
хрупкая зелень перезимовавших роговиц;

под ним
полтора метра завистливых черноземов,
теряющих, будто ветреная женщина,
изводящая плоть диетой,
подкожный слой животворящего гумуса;

за ним
оборванная вереница
непомнящих родства поколений,
где каждый из новорожденных чист,
как не родившийся;

перед ним
нехоженое поле
скрытного, будто вирусоносительство,
хронического бессмертия.

***

о чем ты думаешь,
когда ни о чем не думаешь?

что с тобой происходит,
когда ничего не происходит?

к чему ты придешь,
оставаясь на месте?

***

напомни ему,
напомни ему все то, что он знал да забыл,
к чему, будто запах изо рта, не подпускает
дурная память.

вот тебе прямая речь.

все то хорошее, что было в нем – плохо,
потому что требует доработки,

все то низменное, что он так испуганно прикрывал – прекрасно,
потому что стремится к совершенству,

все то волевое, на что он так беспечно рассчитывал – бессильно,
потому что уступает воле силы;

все то искреннее, на что он все-таки сподобился – лживо,
потому что почти правдиво.

он не выносит свободы,
потому что свобода требует преданного одиночества,

он сторонится любви,
потому что любовь обременительна в быту,

он не имеет ничего личного,
потому что избегает всего лишнего,

он не доверяет Богу,
потому что Бог любит мертвых.

***

сколько надобно корма
для не взошедшей надежды,
чтобы она пустилась в рост?

сколько надобно мер
насыщающего отчаяния,
чтобы она заплодоносила?

сколько надобно пригоршней
твердых зерен надежды,
чтоб прокормиться?

***

ты – издали напоминающий человека,
ибо ничто человеческое тебе не чуждо,
храмина из бремени, отягощенная душой,
этой непосильной ношей, которая все время норовит вырваться наружу,
скопище пороков,
отстойник для нечистот,
хронический подсудимый,
доставшаяся по наследству вещь для внутреннего употребления;

по определению – разумен,
по недомыслию – бескорыстен,
по принуждению – добр,
по призванию – равнодушен;

плохой сын,
никудышный отец,
никчемный любовник;

слишком слабый, чтобы обходиться без Бога,
слишком самонадеянный, чтобы его признавать;

некто, который никто,
или ничто, представляющее из себя нечто,
сотворивший от нечего делать
тяжеловесное ничего;

на самом деле тебя нет,
особенно, если все дело и состоит только в том,
чтобы быть,

что уже чрезвычайно много;

встречный взгляд, не останавливаясь,
проникает сквозь тебя навылет,
почти не испытывая сопротивления материала,
как рука, слегка преломляясь, при погружении в воду,
ибо слишком разрежен воздух твоей субстанции;

«взывай же, если есть отвечающий тебе.»

***

если ты только соринка в глазах,
отчего же – рубец на сердце?

если время, как живое – боль,
тоже терпит до поры до времени,
то кто устанавливает меру его терпения?

если убрать из твоего навязчивого молчания
трагические нотки,
то что от тебя останется?

если ты есмь хранилище неизбывной жизни,
то отчего же она жаждет
избавится от тебя?

если непременно надобно умереть,
то, может быть, следует сделать
это прямо сейчас?

если, слюнявя пальцы, все время листать дни,
то где же те страницы,
на которых даны ответы?

***

вот там ты был, там,
в смысле здесь, то есть нигде, а именно – повсеместно,
там,

где поскрипывает под неторопливым шагом
круто сваренный на январском морозе яичный белок снега,

где выедает пристальные глаза наивною синевою
беспредельное небо кисти провинциального художника,

где по беззубым родным селениям
кружится над (неповинною?) головою
крупное, как аистиное гнездо, языческое солнце,
а чуть ниже производят опиум маковки церковных куполов,

где то ли безрассудно, то ли осторожно являет свой ущербный лик
замученная поэтами неизбежная луна, и, испугавшись,
что ее опять начнут безбожно склонять, прячется в нечто тучеобразное,

где скользящий по изголодавшемуся блюду месяц учит свежеиспеченную хозяйку как надобно лепить вареник,

где методично падающий снег производит побелку закопченных за лето
высоких потолков липовых крон, где, затаившие дух накануне цветения,
целебные липы благоухают свежестью, будто комнаты, убранные в честь прихода гостей,

где показывают пример неподдельного патриотизма неприметные воробьи, даже и в лютую стужу не покидающие родимые пространства,

где в снеговых предгорьях Пастернаковского февраля тают глубинные залежи длинных ночей и прибывают реки полноводного света,

где от поджимающегося на перекладине солнца прячется по позднемартовским оврагам, сбежавший с плиты бульон переварившегося снега,

где перепаханное поле в предвкушении оплодотворяющего посева лежит
доступное и нагое, не ведая ни толики сраму,

где вовсе и не портят, но даже подчеркивают строгую линию раскроенного чернозема салатовые заплатки апрельских всходов,

где набрякшие соком нераскрывшиеся деревья, как нарядные первоклассницы,
по щиколотки одеты в известковые носочки,

где забелевшие первыми веточки угловатого абрикоса, словно девочки-мусульманки с бесчисленными косичками, призывают к себе восторженный взгляд, а после, насытившись, цепляешь ногами утратившую запах рыбную чешую облетевших лепестков,

где соблюдающая строгую экономию хозяйка-весна придерживает наступление долгожданной теплоты, и в середине апреля брызжет мокрым снежком, жалким как выделения петушиной наследственной влаги,

где крупнорослое растение-каштан, будто членистоногое животное, ощупывает многочисленными отростками, падающую после встряски градусника, болезненную температуру,

где на назойливых каштановых ветках, наконец-то почуявших кожею подступающий май, виснут вниз головою летучие мыши нераскрытых листьев,

где все равно где и с кем жить лишь бы надзирало за тобой располневшее каштановое лицо,

где благодатный майский дождь с высшим агрономическим образованием
питает тот безразмерный день, который год кормит,

где как бы некстати настигает врасплох порывистый южный ветер, взрывоопасный как полная женская грудь, где эти волнообразные груди колышутся в такт мерному шагу, теряя и меру и такт,

где молодым неопытным любовникам никак не дает покоя округлившийся живот весны,

где, дорожа своей дон-жуановской репутацией, чистосердечно пугаются непосредственного употребления, одноразовые как стаканчики, предназначенные мужчины,

где этой очень красивой женщине для расчлененной пополам любви
не хватает сущего пустяка – крохотного изъяна,

где, уставший от трудов праведных, плотный весенний день раскрывается полностью, будто крупно порезанный чайный лист, отдавший и бодрость и запах,

где, словно натурщик, усидчиво позирует мастеру брат твой – горящий куст майской жимолости, как образчик высокой живописи,

где все это служит несомненным поводом для удачливого зачатия и меньше всего для маетного рождения,

где на сквозных ветрах теряют пышную шевелюру лысеющие головки мать-и-мачехи,

где над длинными, как поэма, свекольными строчками склоняются терпеливые собирательницы сладких образов, где доморощенные поэты – полководцы мысленных чувствований - ставят строчки в шеренги, а строфы в каре в надежде избежать неблагоприятного исхода прочтений,

где в пору глубинной засухи, когда только и вплетать зерновки в тугую косичку колоса, бывает так сухо, как во рту на похмелье, и брошенными на сковородку оладушками жарятся кучевые облака,

где из каллусной массы колб-облаков регенерируют длинные корешки сортовых дождей,

где, если всмотреться, то в мелком дождичке угадывается что-то от изыскано семенящей гейши в нездешнем кимоно по привычной каштановой аллейке,

где прерывистый суточный дождь время от времени смывает накопившиеся за ночь нечистоты и снова набирает до нужного уровня влагу,

где даже душа влажнеет, как отсыревшие сигареты: никак ни вдохнуть, ни выдохнуть,

где дождевые черви, как использованные стержни с красными чернилами,
обильно разбросаны для выделения наиболее удавшихся кусков поэмы ночного дождя,

где поэзия, которой нет места в этой пресной обыденной жизни, пребывает, как Бог твой – во всем,

где коленопреклоненный клевер складывает листочки в троеперстие и молится своему травянистому Богу,

где, чтобы уверовать, Бог твой обязан быть грозно-карающим иначе его стоит распять,

где был ты когда-то юн, одинок и несчастлив – и это вошло в привычку,

где то, что узнал ты об одиночестве, не подпускает тебя к людям ближе, чем
на расстояние подающей руки,

где пробуждает аппетит к лишенной аромата жизни закат цвета наваристого борща…

… какой коротенький мир – а насмотреться нельзя.

простим их...

а) простим их слабость. но ведь им дано
чуть больше, чем отторгнуто/изъято,
когда стирают в ночвах полотно
льняной души в родимых пятнах яда;

из ада взято. из ручных легенд
о млечном царстве мытаря и девки.
их Лета не выносит длинных лет.
лета их не торгуются за деньги;

им так угодно. и иными быть,
чем уготовлено не могут и не смеют.
и неуклюже прорастая в цепкий быт,
их лик условен. и виновен. и осмеян.

они - зола на пахотной земле.
кормящий слой азотных удобрений.
но им даны в единственном числе
за всех бесчисленных слова благодарений.

б) кому дано - с того и спросится.
и быть сему. а с тех - что взять?
вот с тех - кому под стать и по сердцу
юродивая благодать;

они не знают - просто ведают.
не мозгом - мозжечком. они
сплавляются к порокам Летою.
к пророкам - боже сохрани;

их хлеб не отделим от плевала.
их ви'на - крепости хлыста.
они бредут от Савла к Павлу и
от крестовины - до креста;

как забродивший сок смородины
с кислинкой снадобья, они
дозволены, зане юродивы,
и детской шалости сродни;

во время гнева - и не ранее.
не позже, чем прейдут века.
пока юродствует страдание.
и боль наивна и легка.

что наши горести

что наши горести – да, собственно, ничто.
как не крути – поместятся в горсти.
свернись клубком. пади на твердь ничком.
пребудь. упорствуй. радуйся. гости.

что наш дубовый крест – да тополиный пух.
согреет спину. приукрасит грудь.
врасти во твердь. сокрой меж вежд испуг.
смирись. упорствуй. мучайся. пребудь.

что наш талант – быть горькими людьми –
как не попытка обойти на круг судьбу.
но, может статься, стоит жизнь любви –
копи. стяжи. доспей ее. добудь.

дан сад и камень. и гора дана в грозе.
и чтоб по склону тропку проторить,
дан образ. перешедший в образец –
умри. воскресни. снова повтори.

дан мир возлюбленный. во зле лежащий мир.
- венком терновым к смуглому челу –
пребудь. упорствуй. радуйся. умри.
что, может статься, вовсе ни к чему.

ключевое слово

но если выбрать день за днем,
то .может быть, и нам удастся
и жизнь, которую клянем,
и жизнь, которой стоит клясться.




***
жизнь моя – скромница – даже и не
думай об этом, даже не пробуй,
ибо дана, как рисунок вчерне,
и, как одежды, меняешь особу;

жизнь моя – умница – нам ли пенять
на неизбежность - узором родимым
выпала участь: однажды понять
как ты задумана неповторимо;

жизнь моя – странница – ах, как легка
поступь: хоть в пору пускаться по водам
той, что во мне глубоко залегла
глубже, чем в глыбе скупая порода;

- скромница – умница - странница – кем
ни была б ты – ты для хворого – лекарь.
вышел нагой. и уйду налегке.
ныне и присно прими человека.

***
насытить кровь густым туманом,
мирским монашеством грачей
и неустойчивым дурманом
глухих заносчивых речей;

насытить кровь запретным плодом
тем, что взрастил библейский сорт,
той женщиной, тем кислородом,
чрезмерным для сухих аорт;

покуда выдает задаром
и в долг разгульный казначей,
насытить винным перегаром
июньских тоненьких ночей;

восторгом, торгом, жадной ролью,
где не щадят ни глаз, ни бровь,
глухонемой твоей любовью
насытить нищенскую кровь;

и – жирную - толкнуть с предсердья,
и дать ей знать, что по плечу:
- жить – задыхаться от усердья,
и падать в обморок без чувств.

***
еще вращали небеса
гранит, раскрошенный в суглинке,
и ночь бежала, как босяк,
товар похитивший на рынке,

и увлекала за собой
в ту область, где до самой кромки
все обозначено судьбой
насыщенной, как свежий хромпик*;

еще имелось пару слов
на черный день, на крайний случай,
что развесная – жизнь – основ,
превыше всех благополучий;

от этого теснило грудь,
и смысл навязчивых наитий
был недоверчив, будто суть
больших нечаянных открытий;

и где-то с утренней росой,
как некогда от вод Предтечи,
подсела каменная соль
незыблемых противоречий.

• - хромпик средство для мойки лабораторной посуды.
***
ты победительница – жизнь.
-пиита-бражника-жреца-
ты не выносишь укоризн,
но дожимаешь до конца;

дожми ж сего полутворца,
не поскупись весов и мер,
чтоб не служила у слепца
поводырем блудница-смерть;

зажми до срока пряник/кнут,
сожми на крик мякиш запястья,
как та, которую клянут,
как та, которой стоит клясться;

взорвется тишь, взыграет гладь,
сердечко прыгнет часто-часто,
но если смысла не искать,
то можно почитать за счастье.

***
раскусишь ягоду рябины,
и всколыхнется, как свеча,
душа – наложница, рабыня,
где стиснут губы – и молчат.

сожмешь в ладони кисть калины
и ложно-правые уста
то выжигаются каленым,
то закаляются, как сталь.

- дуреха- горлинка-отрада-
- отрава- лярва- благодать-
все не утешится, все рада
то ли любить, то ли страдать.

надежды малой часть меньшая,
нет, меньше – тоненькая нить.
все что-то ей любить мешает,
как надо – до смерти любить.

бессмертие не терпит спешки,
чтоб жирно/пряно отстрадать,
и, как пырей глубокой вспашки,
с корневища отрастать.

***
ах, как сладко еще живется
водка пьется и хлеб жуется.
как пульсирует время в груди,

нелюбимая дева плачет,
мелкий бес по ухабам скачет
и на дудочке медной дудит;

он-то знает, почем измена,
чья монета боится размена
и как пагубно естество,

чем окупит минутную сладость
тот, кто сызмальства копит слабость
и не просит взамен ничего,

только корочку хлеба ржаного,
только колкости слова живого,
только сердца худого удар,

только горнего мира кусочек,
только горького хмеля глоточек,
только бесом подпорченный дар.

***
удивите еще закатом –
этим пиршеством серых глаз,
чтоб угадывалось за кадром:
как бы ни было – жизнь удалась;

беглым облаком удивите,
его ангельски резвым крылом,
чтоб торжественнее, чем Давида,
плыл для струнных орудий псалом;

удивите еще дивной девой,
той – из локонов и ланит –
что сильней, чем Тамару – Демон,
может низменного полюбить;

удивите – как смех паяцца.
как его размалеванный вид,
что, по-детски, могу удивляться
и, как детство, смогу удивить;

и еще – не заботясь о пользе
и не мудрствуя о числе –
звезд за небом безмерно больше
всех песчинок на дольней земле;

и еще – как дожди курсивом
пишут, мыслимое Творцом,
и -как выстрадано и красиво
светлой роженицы лицо;

и – как сливы, ракиты, ивы,
как бы кланяются на закат…
так назначено – быть счастливым.
по другому нельзя.
никак.

***
еще бы этой теплоты
в плодах искусницы-рябины
и разговорчика на ты,
как если б просто так любили;

еще бы этих поздних гроз,
чей говор зычен и протяжен,
еще б с товарища был спрос
за то, что дорог и продажен;

еще бы с этих милых щек
питаться сытностью румянца
и захмелевшее “еще”
под стать звучанию романса;

еще б пшеничных хрупких трав,
кочующих в полях к зимовью,
еще б того, кто мог бы там
словечко краткое замолвить;

еще бы рая в шалашах,
как золота высокой пробы.
она и вправду хороша
- жизнь беспричинная – еще бы...

***
немного счастья. на коня.
чтоб – уходить-годить-гадать- и
обескуражено понять
как тот уход теперь не к стати:

немного счастья. в самый раз.
чтоб – осязать-лобзать-познать – и
дать бытию таких прикрас.
какие мыслимы у знати;

немного счастья. только суть
его навязчивой природы,
чтоб без стыда отдать под суд
все эти годы. эти годы;

на пробу. небом. под язык.
как валидол, как пьют лекарство.
чтоб обустроилось в разы
скупое слово ”благодарствуй”.

пока лавиной не ушло
терпение с глубинной горки.
немножко счастья. на ушко
игольное.
укол иголки.

***
а ты проживи без успеха.
по древнему праву – вотще.
ей богу, какая утеха
остаться нигде и ни с чем.

а ты поварись в этой гуще
несытых и потных страстей,
быть может, все райские кущи
не стоят особых затей.

но вымеси донную глину
навязчивого бытия
……………………………
……………………………

и силуя раннюю рвоту,
почувствуй острее, чем боль,
как тянется по пищеводу
голодное слово «любовь».

отголоски -4- книга покоя

Книга покоя. простоя. подделок. Под неподдельное. пролежней. пряток. Мятой тахты, где покоится тело Дутого комнатного шелкопряда; Комнат, теряющих площадь похлеще Кожи шагреневой с каждым вносящим Толику мира и образ – как клещи Давят на гвоздь, заколоченный в ящик; Поздних чаев. поджидающих лучшего Времени в мойках тарелок, стаканов. Быстрых забегов, благополучного Финиша в щель скоростных тараканов; Вялых забот о трехразовом хлебе, Схваток орла с ускользающей решкой. Низких, как грозы на сумрачном небе, Мыслей о грешном; Лиц и их ликов. тщеты. ритуалов. Их раздвоений. двусмысленных жестов. Тех вечеров, что скучней сериалов С вялотекущим любовным сюжетом. Женщины, бьющей упреком, как током, Милой от поисков веской причины, Мастеровито, как истинный токарь, Без чертежа создающей морщины; Крупных скандалов по мелкому поводу С криком на входе, слезами на выходе, Слухов мгновенных, быстрей, чем по проводу, Переносимых к общественной выгоде; Мелких пороков. прилипшей, как мелочь К потным ладоням в сезон подаяний, Жизни, очерченной наскоро мелом. Схваток. томлений. ночных бормотаний.
Полночь. луна разошлась на цитаты. Воспринимая родство не по крови, Но убеждениям некий читатель Судится с автором книги покоя.

Отголоски -3- жизненное пространство

Жизненное пространство в радиусе 1-го километра Предполагает, что выбор: быть праздным, быть трезвым, не быть, быть-храниться, быть/или Бытовать безбытийно, будто в плотном озоне – комета, Неигрушечных стоит усилий; Минимальное, вроде потребительской тщетной корзины, Ограничено в средствах: все -поля-тополя-перелески-, Из достаточно крупных вещей в полной мере использует зиму, В остальном отбирает, как автор, из хранящей интим переписки; По причине осенних туманов задает перспективам пределы, Не выносит на дух философствующую свободу, Избегает не нужных излишеств: среди прелестей женского тела Ищет грудь и лодыжки, так, как в жаркую пору – воду; Учит слов благодарности к малой, как сердце отчизне, В обоюдной любви ценит прежде всего постоянство, Выдает от щедрот своих – скудному – праведной жизни Ровно столько же, сколь и пространства.

примерные заметки

Примерные заметки

вот, к примеру, идиот.
он навстречу вам идет.
чей-то сын, жених, отец.
моКлодец, нет – молодеКц.
(малый славный на почин,
ибо счастлив без причин.)

вот, к примеру, гражданин,
а за ним еще один,
как бы масса без лица –
два отменных подлец а.
(вытрут пот из сальных рож
и проглотят ни за грош.)

вот, к примеру, женский пол
затевает древний спор:
как продать такой товар,
что с трудом берется в дар.
(а торговцу по душе,
если ноги от ушей.)

и в глазах стоит мольба,
и в ушах звенит молва,
предложение и спрос
и решает сей вопрос.
(что не тянет на рубли,
остается для любви.)

вот, к примеру, мать-земля
в форме полного ноля,
но сумела же надуть,
может быть, весь Млечный Путь.
(и гадает род людской
рок ему такой - на кой?)

и еще раз мать-земля
то есть воды и поля,
то есть все, что кормит лесть,
оттого что вы здесь есть.
(и еще раз, не спеша,
оттого что хороша.)

и еще раз мать-земля,
без нее никак нельзя,
ибо если подомнет,
кто – остатки подберет.
(этот редкостный обман
точно – горе от ума.)


вот, к примеру, месяц май,
как его ни принимай,
не минует без следа:
будешь маяться всегда.
(знать, астральная среда
для него, как пыль, вредна.)

с неба каплет аш два о,
пуще, яростней, ого!
ливень с градом, черт возьми,
что хотят творят с людьми.
(ни примеров, ни примет –
смыто все, сошло на нет.)

отголоски непроговоренного 2

в населенном пункте торжествует ночь,
торжество нарастает и медленно длится,
месяц – таймер, стремящийся ноль
совместить на шкале с единицей;

населенный пункт, как бы не заселен,
как бы обмер от жути и замер,
но, как мозг в левой части своей засорен,
лаем храпом и потными снами;

нечто вроде простого худого жилья,
как от праведной алчности шарики жира,
он схоронен от сглаза, покуда жулье
превращает опасность в наживу;

горизонт снизошел к положению тел,
где остался осваивать спешно приемы,
ибо вширь и по форме простая постель
есть эскиз – как ни прячься – но ямы;

те, кто спят, ухитряются сделать все так,
чтобы их из живых не отчислить,
сны изводит, теряя и чуткость и такт,
нечто женское, вроде отчизны;

население спит или делает то,
что пристало ему, что для ночи присуще,
мы останемся с ним, пока длят торжество
на участке судьбы между небом и сушей;

пока жизнь не злоблива, а смерть не страшна,
пока нет ничего кроме тела у сущих,
пока те, кто не вспомнит, что же было во снах,
ближе к небу, чем к суше.

отголоски непроговоренного 1

и это тоже, между прочим, жизнь.
в полях скирды – пожнивные сигары.
на небе чинят кровлю – правят жесть,
и в балках дух чадного перегара;

у всходов ценность древнего руна
(возьми свидетелем хоть грека-очевидца),
кусок земли на привязи – луна
скользит в эфире ноготком с мизинца;

волнообразный капельный туман
для суходольных уподоблен морю,
союзное со-существо – каштан
минируют взрывоопасной молью;

вгоняя в скорбь родных осокорей,
омела африканится прической…
нет, погоди, все это для кровей
не тех, не пришлых, чей осадок черствый;

и это – тоже. между прочим, да.
и это тоже, как не сокрушайся.
но твердь хозяственна. и не сулит вреда.
и даже больше – не лишает шанса:

любить ее. по меньшей мере, лечь.
в нее. и с ней удоговорить сходство.
и за нее. и вот об этом речь.
галдеж.
нет, ропот.
нет, мольбы немотство.