Еще дробился колокольный звон,
Хмелел народ...
Смятением объятый,
Санкт-Петербург давно был обречен
На диктатуру пролетариата.
И день, и ночь
Была настороже
Внезапно одичавшая столица.
Грядущий Апокалипсис уже
В кошмарных снах увидели провидцы.
Еще звенели лихо бубенцы,
И в ресторанах подавали мидий...
Неисправимых сыновей
Отцы,
Стыдясь, предпочитали ненавидеть.
А сыновья смеялись им в лицо,
Словам предпочитая револьверы,
Чтоб разрядить их,
Может быть, в отцов...
Во имя веры все...
Во имя веры...
* * *
Страна языческих пожарищ,
Убогих через одного…
Возьми грех на душу, товарищ,
И шлепни брата своего.
По-христиански, под осиной
Схороним братца.
А потом
Мы смерти вескую причину
Отыщем классовым чутьём.
Товарищ, медлить не пристало.
Увидел сук — руби с плеча.
Ты есть боец ревтрибунала,
Ты носишь бант из кумача.
Товарищ, выпей и согрейся,
Не первый, не последний он…
…Ушел в туман французский крейсер,
Мерцая золотом погон.
Страна Святых и святотатцев,
Икон, благословивших зло…
… С Россией тяжело расстаться,
И не расстаться тяжело…
* * *
«Настало время скрипок, господа!»,-
Уселся дирижер на пень трухлявый.
А сотня ожидала переправы,
И музыку в себе несла вода.
Перебирал, как струны, камыши
Подкравшийся, пропахший гарью ветер.
И солнечные зайчики, как дети,
На берегу резвились от души.
Река здесь начинала свой разбег,
За плёсом вырываясь на свободу.
Измученные кони пили воду,
И пленных было десять человек.
Смотрел на всё устало дирижер:
«Горнисты, господа, в десятке первых,
Играть начнем большевикам на нервах,
И чтобы чисто -
Шашка – не топор.
На то и щуки… Точно, караси?
Станичники, вперёд
И по приказу
Руби красноармейскую заразу
От ноты «до» до ноты «выноси…»
…Настало время спирта…
Офицер
Фуражку снял, тряхнул седою прядью,
Полковника назвал позорной б..дью…
…А дальше…
…A la guerre comme a la guerre…
***
Мертвецов везли обозами,
Шли живые в Питер пешими.
Говорят, туман был розовым,
На крови густой замешанным.
Над Кронштадтом вились вороны,
Над собором, да над башнями.
Полыньи зрачками черными
В глубину манили страшную.
Кровь за кровь...
Цвели подснежники
Над могилами расстрелянных.
На цветах клеймо мятежное -
Тоже молоды и зелены.
Сколько судеб исковеркано,
По ночам рыдали матери.
Вы в Кронштадтский лед,
Как в зеркало,
Посмотрите повнимательней -
Небо серое разостлано...
Наступали дни пасхальные.
По церквушкам над погостами
Гасли свечи поминальные.
Отгремело лето грозами,
Шли невесты на венчание...
...А туман остался розовым,
И вода хранит молчание...
* * *
Ну, вот и всё.
«Подъём, пацан, на выход.
Не обувайся, топай к той стене».
А у крыльца кустится облепиха,
И очень тихо…
Страшно очень мне.
Закрыл глаза -
Мальчишкой босоногим
Иду на речку с батиным сачком,
А следом Бог…
Точней, другие боги.
Почти, как я, но каждый с винтарём.
«Эй, паренёк, тебе, поди, семнадцать?»
Шестнадцать мне…
Шестнадцать будет мне.
Мамуля, мам! Да погодите, братцы,
Не надо мне, не надо к той стене!
«Вязать глаза?
Да ну его, пусть видит.
Баб уведите лучше за сарай.
Чего грустим? Чай, не на панихиде.
Иван, тащи гармонь!
Пацан, вставай
К стене и…
…Пли!»…
Упал, кричу протяжно…
…«Добить!»…
Ну, наконец-то тишина…
…А кем я был?..
Да так ли это важно,
Когда идёт гражданская война…
Посланник богов безымянных, увы, не промазал,
На лазерный, видно, сменил допотопный прицел.
И небо, которое только что было в алмазах,
Свернулось в овчинку, и краешек чуть заалел.
Лишь капельку крови поймал я ладонью неловко.
Скатилась она в придорожную липкую грязь…
…И крылья расправив, взлетела, как божья коровка,
И мир накренился, позволив ей в небо упасть…
Свет клином сошелся, в тот свет отразившись наивно,
Я богу молился, и тут же дерзил сгоряча.
Звенящие капли июльского тёплого ливня,
Обрывок пространства и время с чужого плеча.
В чем мать родила, я стоял на коленях устало.
Великая честь - превратиться в безликую часть…
…Казалось, что небо на землю некстати упало,
И мир накренился, позволив мне в небо упасть...
Сбежать бы, исчезнуть, уйти подобру-поздорову.
Презреть суету, и томление духа, и тлен.
Десятки, и сотни, и тысячи божьих коровок,
А, может быть, капелек крови из вспоротых вен
С ладоней моих обреченно взлетали навстречу
Заре восходящей грядущего судного дня…
…Дробились минуты, пространство давило на плечи.
И мир накренился, и небо упало в меня…
Город медленно падал в осень.
Погружался по шпили в листья...
И трамваи, как чудо-лоси,
Потрусили по шкурам лисьим.
Их рога потянулись в небо,
Как на юг потянулись стаи...
Я с ладони кормлю вас хлебом,
Номерные мои, трамваи.
Зачарованный листопадом,
Я по желтой бреду аллее...
Обогрел бы деревья взглядом,
Обогрел бы...
Да взгляд не греет...
* * *
Внушить себе, что дело плохо,
Цыплят озябших сосчитать,
И сделать выводы…
…Со вздохом
Не со щитом, а со щита
Вспорхнуть в мечту листком кленовым,
Обжить доверчиво карниз,
Примерить желтую обнову…
Сдружиться с ветром,
И каприз
Его принять, судьбу доверить,
Легко подняться в облака,
И убедиться в полной мере,
Что жизнь безумно коротка.
Простить кураж и эскапады
Хмельному другу,
Так теплы
Его объятья…
Падать, падать…
Упасть у дворницкой метлы…
Покорно съёжиться под россыпь
Бесцеремонного дождя…
Искать ответы на вопросы,
Грустить, ответов не найдя.
И всё понять, в огне сгорая.
Сквозь боль услышать детский смех…
…Дымок дотянется до рая.
А рай, наверное, для всех…
* * *
Зыбким полумраком изразцовым
Тает в полынье оконной свет...
Воздух опалён,
И окольцован
Сумеречным дымом сигарет.
Ветер, как последний оборванец,
Трогает заржавленный засов.
Смыл осенний дождь
Журнальный глянец
С долгих Петербургских вечеров.
Падают в Неву обрывки глянца,
Меркнут под копытами коней.
Капли наливаются румянцем
Радужных неоновых огней.
Рушатся на землю,
Чтоб разбиться.
Светятся, обманчиво легки...
В воздухе трепещут,
Словно птицы,
Фонари, попавшие в силки.
Светом их на площади Дворцовой
Вычерчен дворцовый силуэт...
...Зыбким полумраком изразцовым
Тает в полынье оконной свет...
* * *
Когда и где упал тот первый лист,
Начало положивший листопаду?
Унылый дождь, уже который кряду,
Над городом непрошено повис.
Грустя по уходящему теплу,
Стыдливо зарумянились рябины.
По мокрой мостовой скользят машины,
Как дождевые капли по стеклу.
В осенней суматошности людей,
И я спешу под зонтиком куда-то.
Мой старый дом на улице Марата
Нахохлился, как в стужу воробей.
Уже к утру деревья в серебре,
И хрупкий лёд на лужицах синеет.
И, кажется. разлука тем длиннее,
Чем дни короче в стылом октябре...
* * *
Так ли, так ли эти капли безысходны?
Эти листья, застрелись я, будут литься.
Всюду ложь, и только дождь, такой холодный,
Успокоит, даст возможность освежиться.
Здравствуй Осень, непростое время года.
Каждый листик злыми чарами опутан...
Говорю я, обращаясь к непогоде:
"Ave, Caesar, morituri te salutant!"
* * *
Заплаканная ночь...
Холодная Нева
Усыпана дрожащими огнями,
Как будто радость в том,
Что желтая листва
Легла и зашуршала под ногами,
Теряя на глазах,
Под сотнями подошв
И контуры, и солнечность окраски,
И хрупкость желтизны,
Попавшую под дождь,
И детских рук доверчивую ласку.
Лишь одинокий лист,
Сумевший превозмочь
Порывы ветра, съежился и замер...
...В холодную Неву
Заплаканная ночь
Неоновыми смотрится глазами...
* * *
Я родился до предела городским.
Был простора деревенского лишен...
Слишком редко вижу небо голубым,
Слишком часто поднимаю капюшон.
Голосую, в осень позднюю входя,
Капюшоном ли, зонтом...
И только "за".
Отражая день за днём полёт дождя,
Посветлели, затуманились глаза.
Стали зорче,
Снисходительней вдвойне...
Дрожь дыхания касается окна.
Я хожу в необратимом полусне,
Сознавая обратимость полусна.
И, шепнув теплу последнему: "Прощай",
Обжигаясь и пьянея,
Пью с утра
Родниковую прозрачную печаль
Из колодца Петербургского двора...
* * *
Год за годом, терпеливо
Волны трутся о песок.
Старый домик у залива
Невелик и одинок.
Дни короче и короче…
Как обычно, как всегда.
Ветер жалобно пророчит
Нам дожди и холода.
Птицы плачут, улетая.
Крик их долог и тосклив…
Первый снег, как чаек стая
Опустился на Залив…
* * *
Осенней неизбежностью рождён,
Снег обозначил зиму...
И растаял...
А Петербург откликнулся дождём,
Знакомые приметы обретая.
Мерцали в окнах тёплых огоньки
Обыкновенно и благополучно...
Неслись по небу наперегонки
Седые, непричесанные тучи
Куда-то, где, наверное, тепло,
Где, может быть, прохладе будут рады...
...Стучалась осень в мокрое стекло
Обрывками былого листопада...
Еще дробился колокольный звон,
Хмелел народ...
Смятением объятый,
Санкт-Петербург давно был обречен
На диктатуру пролетариата.
И день, и ночь
Была настороже
Внезапно одичавшая столица.
Грядущий Апокалипсис уже
В кошмарных снах увидели провидцы.
Еще звенели лихо бубенцы,
И в ресторанах подавали мидий...
Неисправимых сыновей
Отцы,
Стыдясь, предпочитали ненавидеть.
А сыновья смеялись им в лицо,
Словам предпочитая револьверы,
Чтоб разрядить их,
Может быть, в отцов...
Во имя веры все...
Во имя веры...
* * *
Страна языческих пожарищ,
Убогих через одного...
Возьми грех на душу, товарищ,
И шлепни брата своего.
По-христиански, под осиной
Схороним братца...
А потом
Мы смерти вескую причину
Отыщем классовым чутьём.
Товарищ, медлить не пристало.
Увидел сук - руби с плеча.
Ты есть боец ревтрибунала,
Ты носишь бант из кумача.
Товарищ, выпей и согрейся,
Не первый, не последний он...
…Ушел в туман французский крейсер,
Мерцая золотом погон.
Страна Святых и святотатцев,
Икон, благословивших зло...
...С Россией тяжело расстаться,
И не расстаться тяжело...
* * *
Мертвецов везли обозами,
Шли живые в Питер пешими.
Говорят, туман был розовым,
На крови густой замешанным.
Над Кронштадтом вились вороны,
Над собором, да над башнями.
Полыньи зрачками черными
В глубину манили страшную.
Кровь за кровь...
Цвели подснежники
Над могилами расстрелянных.
На цветах клеймо мятежное,
Тоже молоды и зелены.
Сколько судеб исковеркано,
По ночам рыдали матери...
Вы в Кронштадтский лед,
Как в зеркало,
Посмотрите повнимательней,
Небо серое разостлано...
Наступали дни пасхальные.
По церквушкам над погостами
Гасли свечи поминальные.
Отгремело лето грозами,
Шли невесты на венчание...
...А туман остался розовым,
И вода хранит молчание...
* * *
Вновь оркестры играют туш...
Ты уйди, от греха подальше,
Если уши не терпят фальши,
Спрячься в Городе спящих душ.
Надо выбрать одно из двух
Ради смерти в своей постели.
В безмятежно здоровом теле
Поселился увечный дух.
Незаметно пришла тоска,
И осталась пятном родимым...
Даже воздух пропитан дымом
Златорунного табака.
Убегая в себя, как в глушь,
Избегай роковых пристанищ.
Поневоле спиритом станешь
В тёмном Городе спящих душ...
...Грянет выстрел, судьбу верша,
И, холодную грудь бросая,
По этапу пойдёт босая,
Окровавленная душа...
***
Какая луна большая
На небе, открытом настежь...
Июньская ночь - слепая,
Заблудится в настоящем,
И розовым носом утра
Уютно уткнётся в полночь,
Коснётся окна, как будто
Готова мечту исполнить...
***
Ковры распластались по стенам,
Легли на поблекший паркет.
А ветер опять к переменам,
Которых, как водится, нет.
А звёзды мерцают южнее,
Июньская ночь коротка...
Под музыку Фрэнсиса Лея
Плывут в никуда облака.
Деревья теряют расцветку,
Ложится роса на траву.
На счастье бросаю монетку,
Удачу, по-детски, зову.
Сверкает хрустальная люстра
Ненужностью тысяч рублей.
В душе отрезвляюще пусто
Под музыку белых ночей...
***
Побелевшие пальцы рам оконных
Трогают пустоту.
Только редкие капли обреченно
Рушатся в темноту.
Только стёкла слезятся, и ночами
Ждут особенных бед.
Только хлюпает жалко под ногами
Наш отраженный свет.
В отстраненности света - силуэты
Съёжившихся домов...
Постигают белые ночи лето
Северных городов...
***
От Расстанной улицы
До Пороховых
Воздух выткан люрексом
Капель дождевых.
Коромысло радуги
Мокнет под дождём.
От Невы до Ладоги
Слышен первый гром.
Высоко над крышами
Кромка бирюзы.
Солнце в небе вышито
На краю грозы...
***
Обжигает лето свежестью сиреневой,
Обрывая ту единственную нить...
Мы расстались не в пространстве, а во времени,
И минуты нам, как шпаги, не скрестить.
А друзья твердили: «Молодо, да зелено..."
А друзья твердили: «Горе, не беда..."
...Наше время навсегда запараллелено,
Значит, не пересечется никогда...
«Казалось, в мире призраков-теней
Я сам стал тенью собственной мечты».
/Альфред, лорд Теннисон
«Принцесса»/
Когда-то случится, воздастся, зачтётся…
Не ровня
Мы силам небесным с их точечным выбором дат.
Запомни меня, каждой клеточкой сердца запомни…
Я жил наудачу, и счастье искал наугад.
Казалось, нашел, но души помутневшая призма
Мечты преломила, всю боль воедино свела,
И жизнь разложила по полочкам эгоцентризма,
Обрывки надежд бесполезных сжигая дотла…
…А черные ангелы падали, падали с неба,
Рядились в одежды людские, из тысяч миров
Единственный выбрав…
Под хлопьями ржавого снега
Обуглились души, обрушилась вера в добро,
Окрепла уверенность в том, что никто за Порогом
Не встретит, не вымолвит слова. Зови, не зови…
Ведь истинный ад – это просто отсутствие Бога.
Не лобное место, а вечный отказ от любви,
От хрупкой надежды, от мук искупления…
…Скука -
Испытанный способ дожить до грядущего дня…
…А память, как сон надоевший – не в жилу, не в руку,
Не к счастью…
Поэтому просто придумай меня…
Н. Л.
Как будто всё сопоставимо...
Часы, которые спешат
И убегают прямо в зиму,
Твой беглый взгляд на циферблат,
И шаг навстречу,
Но с оглядкой
То на себя,
То на других.
Который день играем в прятки
И делим радость на двоих...
В окне трёхкомнатной квартиры
Звезда - плохой ориентир.
Не сотвори себе кумира,
Не говори о ней - кумир.
Внуши себе, что приукрашен
Знакомый образ,
И уйди...
Мерило нравственности нашей
Повисло камнем на груди.
А на глазах - глухие шоры.
На пальце - золото кольца...
...И разговоры, разговоры,
Всё разговоры без конца...
«Твоей же благой и премудрой воле изволися отъяти
у мене сию рабу Твою, юже дал еси мне,
яко помощницу и сопутницу жизни моея…»
Дороги поворачивают круто,
И не успеть…
Вот если б, да кабы…
От веры до безверия - минута
Длиною в жизнь, ценой в глоток судьбы…
«Усопшия рабы Твоея душу
Ты упокой… Прости ей вся сия…»
Со мной она, Господь…
Меня послушай
И осуди…
В тебя не верю я…
Какая-то жестокая идея
Воплощена…
И как-то невпопад…
Намеренья благи, но всё быстрее
Твои рабы мостят дорогу в ад.
Душе не приказать уже, Всевышний.
Я выбирал одну из двух святынь,
И памятью живу…
Ты третий лишний
На небе, на земле, в аду…
…Аминь.
«…тако увенчай ю вечною Твоею славою в Небесном
Царствии Твоем, со всеми святыми, тамо ликующими,
Да вкупе с ними вечно воспевает Всесвятое Имя Твое…»
/Из молитвы вдовца за супругу/
Нужна порой альтернатива...
Решиться...
Раз и навсегда...
Благих намерений порывы
К утру проходят без следа.
И нас несёт однообразность,
За часом час, за годом год.
Мы в неизбежности погрязли
На много месяцев вперёд...
Поверья детям остаются,
И не сбываются порой.
Я вырос, чтобы не вернуться.
Родной...
И словно не родной.
И даже был, как будто не был...
…Крестами тычется погост
В зарёй окрашенное небо...
Роса, душа далёких звёзд,
Хранит их свет в себе упрямо,
Водой колышется живой...
…Тебя в деревне помню, мама,
Красивой, доброй, молодой...
Когда не в тягость коромысло,
Когда улыбчивы глаза,
Когда смешно, губой отвислой
С ладони хлеб берёт коза.
И где-то рядом Заозерье,
Тропинка, печка, сеновал...
...Гласит народное поверье -
Вернёшься, если загадал...
* * *
По ухоженным мостам
Пролегли стальные рельсы...
Луга-речка по лугам
Тянет худенькое тельце.
Робок яблоневый цвет...
Вот распахиваю дверь я...
А меня в помине нет
В деревушке Заозерье,
Где стоит наш бывший дом...
В городской квартире кисну.
Потускнела под замком
Горечь глаз иконописных...
Мы в деревне - не свои,
Мы в деревне - только гости...
Навещают соловьи
Соловьёвых на погосте.
Луч заката навсегда
Звёздной пылью припорошен...
...Свет струится из окошек,
Убегает в города...
Если долго вглядываться в Бездну,
Тогда и Бездна начинает заглядывать в Душу..."
(Ф. Ницше)
Когда разлад с душой огромен,
И сердце предано огню.
Я наберу тот самый номер,
И в безнадегу позвоню.
На межпланетные задворки.
На дно, которое без дна...
Вы набирали три шестерки?
Вам отвечала тишина?
Посеребрит мою обитель
Осколок света неземной...
Похоже Ангел, мой хранитель
Маячит где-то за спиной.
Крылатый друг, ты вхож в чертоги
Добра и зла, и вещих снов,
Где нет дорог...
И есть дороги
Соизмеримости миров.
Где лабиринты и ухабы,
Где продолжается игра
От осторожного "пора бы",
До безнадежного "пора..."
Зачем ты здесь?
Надуты губки,
Крыло дрожит и...
Боже мой,
Ты сам боишься, что из трубки
Услышишь голос ледяной.
Он приглашает в неизбежность,
Откуда нет пути назад...
...Мы все заглядывали в бездну
И сразу отводили взгляд...
Наплевать на бесконечность Вселенной,
На конечность временных величин…
Время камни собирать,
Жизнью бренной
Расплатившись за греховность личин.
Для судьбы любая боль – панацея.
Всяк сверчок получит прочный шесток…
И намерений благих не жалея,
Мы мостим себе дорогу в ничто…
…А ничто – это Вселенной убогость,
Это Время, обращенное в тьму…
Вам не верится?
Спросите у Бога…
Он вам быстро разъяснит, что к чему…
Согреваемся у свечек церковных.
Образа… А за стеклом – холода…
…В адском пекле раскалились жаровни,
Освещая путь в ничто…
В никуда…
Ад – игрушка…
Да мы, собственно, мимо.
И намерений благих – пруд пруди…
Мы мостим себе дорогу…
А стимул
В этот раз давным-давно позади,
Да и как-то не предвидится встречный
Пусть не стимул…
Нам бы смысла чуть-чуть…
…Мы убоги, мы несчастны…
НО ВЕЧНЫ,
Продолжая свой отчаянный путь…
«Ты знаешь, я вчера был трезв, но наболтал немного лишку…»
/ Алексей Порошин, «Ты знаешь…» /
Семидесятые… Как дым от «Беломора», ностальгия витает в воздухе. Другие пускай стареют, молодым вернусь туда, к тебе, когда я трезвым был довольно редко, нас разлучить пытались предки, как им казалось, навсегда…
А помнишь водку из горла? Она не шла… В дверном проеме я, как всегда, стоял на стреме…
Тропа исхожена была… Квартира, тихо… «Косячок»… Мои опять в командировке, и я к тебе, как штык к винтовке, приник… Проникнулся… И – смог…
А знаешь… Утро разлучать нас не хотело… Торопливо одевшись, двинули за пивом, а там друзья, и мы опять на поводке… Три пузыря, один стакан и соль по краю, осколки дня, огрызки рая, а дальше – все до фонаря...
Я на полу, ты на тахте, я просыпаюсь – ты «в отключке», бывало хуже, часто – круче, все – суета, а в суете всегда найдется лучший друг, он на тахте лежит с тобою…
… Но в коммуналке мордобоя не будет – это просто глюк такой, по имени Антон… И он одет, и ты одета… Подъем. На завтрак - сигареты и «Жигулевского» бидон пятилитровый…
...Счастья – нет... Сырое мясо кто-то слопал… Из мага – «Sail away» Deep Purple, а завтра – в университет. Зубрежка, лекции, кошмар, хотя, возможны варианты… Законы Гегеля и Канта я променял на «Солнцедар»…
«Make Love, Not War» – наш звёздный час… Минуты выстроились в мили…
… Мы не друг друга – жизнь любили. Как в первый и последний раз…
:)
Я родился до предела городским...
Был простора деревенского лишен...
Слишком редко вижу небо голубым,
Слишком часто поднимаю капюшон.
Голосую, в осень позднюю входя,
Капюшоном ли, зонтом...
И только "за".
Отражая день за днём полёт дождя,
Посветлели, затуманились глаза.
Стали зорче,
Снисходительней вдвойне...
Дрожь дыхания касается окна.
Я хожу в необратимом полусне,
Сознавая обратимость полусна.
И, шепнув теплу последнему:"Прощай",
Обжигаясь и пьянея,
Пью с утра
Родниковую прозрачную печаль
Из колодца Петербургского двора...
Прости, мой город, что не уберёг
От взглядов сквозь прищур замочных скважин...
...Бомжи пришли к ступеням Эрмитажа,
А небо домом выбрало восток,
Оставив нам загадочную хлябь,
Больную эпилепсией впридачу,
Где птицы попадают под раздачу
Цикуты...
И улыбчивая рябь
Неве легко поставлена в упрёк...
Ощерившись, мосты раскрыли пасти...
Болотный запах, беды и несчастья...
...Прости мой город, что не уберёг
От кажущихся мелкими обид,
От памяти совместно со склерозом,
Когда летит душа, как баба с воза,
И грохается смачно о гранит...
От тех, кто здесь однажды дуба дал,
Но вовремя воскрес, Христу подобно...
Мой город, ты распят на месте лобном
В холодных отражениях зеркал...
...Прости, мой город...
Вновь кровоточат
Гранитные, обманные стигматы...
...С Кузнечного сверну я на Марата,
Во двор зайду, как много лет назад...
Родная, наш колодец жив...
И пусть
Для пришлых в нём безрадостно и мрачно...
Печали родниковой и прозрачной
Привычно в одиночестве напьюсь...
Горчит она, когда за упокой,
Когда твой след, как слепок, на асфальте,
И ветер от дисканта до контральто
Меняет голос...
Тянется душой
Ко мне мой город...
Этот уголок
Когда-то был нам Питером дарован...
...Пишите, господа. Свобода слова...
Восток не запад, запад не восток...
Когда-нибудь бродячий пёс
Во мне проснётся, понимая,-
Не в этом городе я рос,
Не в этом мире, дорогая.
Под звон стекла и дым костров
Мы говорим о жизни бренной,
О параллельности Миров
И заповедности Вселенной.
Вот только ночью не до сна,
Часы не тикают - грохочут.
Какая полная Луна,
Какие сказочные ночи.
Приоткрывается мой путь -
Огни зарниц и дома запах...
Порвётся цепь когда-нибудь,
И я на все четыре лапы
Вскочу...
Вильну тебе хвостом,
Лизну протянутую руку,
Побуду рядом, но потом
Покорно выберу разлуку.
И в параллельность бытия
Нырну, как в омут, обреченно...
Там город мой, там вырос я,
Там даже кот, и тот ученый...
Там ненавидят серебро...
Там слепо верится в удачу,
Когда монетой, на ребро
Встаёт Луна под вой собачий.
Там королевский альбатрос
Парит, границы охраняя...
...Не в этом городе я рос,
Не в этом мире, дорогая...
Нашептала обречённость, нашептала
В эту серую удушливую ночь,
Мол, пришла пора...
Лиха беда начало,
Ни душе, увы, ни сердцу не помочь...
Боль испытывала тело постепенно.
Боль держала докторов за дураков.
И, пока иголки шарили по венам,
Душу боль освобождала от оков.
И душа уже почти была согласна,
Убедительна порой бывает боль...
Боже мой...
Смотрел на это безучастно
Сценарист, играя собственную роль.
Обречённость всё бубнила, мол, обидно,
Мол, источник твоей жизни не иссяк...
…Фельдшер маялся похмельем очевидным,
И на кухне втихаря лакал коньяк
Из початой пятизвёздочной бутылки...
…Повидавшие немало на веку,
Коротали ночь убогие носилки,
Прислонённые к дверному косяку...
Покидала боль истерзанное тело.
Покидала, огрызаясь, не спеша...
...Никуда моя душа не улетела,
Пожалела в этот раз меня душа...
Любимая, Вы больше мне не снитесь.
Вас ветром унесло, как лепесток...
Остался безлошадный гордый витязь
У глыбы с указателем дорог.
Любимая, за Вас уже не пьется,
Всё выпито...
И грезится бокал
Подобием хрустального колодца,
В который я, по-глупости, упал.
Любимая, о вас не говорится,
Не пишется в изысканных стихах.
Теперь Вы для меня как заграница.
Молчим уже на разных языках.
Любимая, меня давно не тянет
Коснуться фотографии рукой.
В мечтах Вы были трепетнее лани,
А в жизни - подколодною змеёй.
Любимая, когда я упокоюсь
Не с миром...
Вы в холодную постель
Вернетесь и, проснувшуюся совесть
Отправите за тридевять земель.
Взгляд бросите, потягивая кофе,
На желтые больные фонари...
Приди ко мне, коварный Мефистофель,
Израненную душу забери.
Любимая, в окошко смотрит лето.
Со дня последней встречи - скоро год...
...Прощай, моя далекая Джульетта,
Ромео нынче душу продает...
Обычный день…
От солнечного света
Искрится мрамор… Холоден гранит.
Здесь тишина…
И память, а не ветер
Листвой деревьев грустно шелестит,
Листая листья, может быть, читая
Минувшее,
Подсказывая нам,
Как зыбко всё...
…И Хвойная шестая
Аллея режет мир напополам…
…Родная, вот и я…
Плохие вести
И, кажется, закрыты все пути.
На Памятник нет де…
Скорее чести,
А боль – не оправдание, прости.
Две розы и свеча, стакан кагора…
Не пряник нужен мне, скорее кнут.
Любимая, ты жди… Я очень скоро
Приду к тебе... И души оживут...
…Ах да… Смотри…
Такое очень редко
Встречается, как, впрочем, и добро…
Затёртую рублёвую монетку
Бросаю, но упорно на ребро
Встаёт она…
Знакомая примета…
Судьба давным-давно со мной на «ты».
Кому-то не хватает в жизни света,
Мне близкой и понятной темноты.
…Грядёт июль, беспечный и проклятый
Ворюга, уволокший восемь душ…
А вот и я… Порядковый… Девятый,
Последний и живой…
Pour la bonne bouche…*
Горчит кагор, дымится сигарета,
Всё больше черных дыр в календаре…
…И жизнь, как та рублёвая монета,
Стоит который месяц на ребре…
*POUR LA BONNE BOUCHE [пур ля бон буш],
фр., букв. "для хорошего рта". То же, что на закуску
Не случилось, не сложилось, не пришлось…
Повелась душа налево…
Увлеклась…
Понадеялась на вечное «авось»,
Только карта, как всегда, легла не в масть.
Кто-то слушал, кто-то слышал, кто-то шил
Дело мокрое по сто седьмой статье,
Мол, Творца в себе убил…
А крик души
Адресован был небесному Судье.
Что-то было, что-то будет, что-то есть…
Увлеклась душа, но всё-таки смогла
Не купиться ни на щедрость, ни на лесть.
Увернулась от стрелы из-за угла.
Кто-то чуял, кто-то лаял, кто-то шел
По следам её, но так и не догнал…
…А родное сердце жег чужой глагол,
Белым снегом припорошен был кинжал.
Было грустно и обидно… Тяжело…
Я в душе души не чаял, устоял.
…Дали волю кулакам добро и зло,
Доказали всю условность бытия…
…Отстрелялись и отстали, позади
Кто-то стряпал бесполезный протокол…
Прошепталось, мол, Господь, не приведи…
…Бесполезно…
Целый выводок привёл…
…Свора церберов из ада,
Рёв и лай…
Выпьют кровь и разорвут чужую плоть…
…Улетай, душа родная, улетай.
Я останусь…
И храни меня, Господь…
В Петербург заглядывает лето
Сквозь июнь - минутностью жары...
Я бегу от солнечного света
В наши затенённые дворы,
В проходные, с беспокойным эхом,
Постоянным, как морской прибой,
С неизменной маленькой прорехой
Высоко, над самой головой.
…Ни афиш заезжего кумира,
Ни машин - исчадья городов.
Тут слышна оторванность от мира
В беспокойной гулкости шагов.
Не ищите красоты фасадов,
На фасадах только имена...
Бывших Петербурга,
Петрограда
Во дворах ютятся времена.
Все как прежде...
Тот же свет, и тени.
Времена навек заточены
В полустертых каменных ступенях,
В кирпичах и трещинах стены.
Плачет ветер тоненьким дискантом
Высоко, взволнованно, навзрыд...
...Жду, когда уставшие Атланты
Поведут босых кариатид
Отдохнуть от солнечного света,
От нескромных взглядов и жары,
Посреди рассерженного лета
В наши Петербургские дворы...
Снегири на снегу, красногрудые,
Детский крик оборвался внутри...
Словно в сказке счастливой, повсюду я,
Но не там, где мои снегири.
Убежал бы от этой нелепости
И в крещенский мороз был бы рад
Получить в Петропавловской крепости
Даже самый сырой каземат.
Лишь бы смутно белел за окошками
Сладкий свет Петербургской зари,
Да беспечно слетались за крошками
Дорогие мои снегири.
Мы над Господом Богом возвысились,
Год за годом черствела душа.
Путь прошли
От расстрелов до виселиц,
Комиссарские судьбы верша.
Ах,княжна...
Не грозите мне пальчиком.
Поделом нам за всё,
Поделом.
Офицеры,
А, в сущности, мальчики
В поединке с коротким стволом.
В барабане патрон одинёшенек,
Здесь тоска,
А в России - ГУЛАГ...
Накрывает Серёж и Алёшенек
Уценённый Андреевский флаг.
…Там следы разлетаются санные,
Обнажая российский простор...
Спой мне песню,
Звезда ресторанная,
Под цыганский лихой перебор.
Пой,родная,-
До слёз,
До истерики,
Пой на нашем родном языке,
Чтоб открытая нами Америка
Не аукнулась пулей в виске.
Снегири на снегу, красногрудые,
Детский крик оборвался внутри...
Словно в сказке счастливой, повсюду я,
Но не там, где мои снегири.
В бесконечную пропасть шагнули мы,
Как в изысканный входят дворец...
...Золотыми стреляемся пулями,
Проклиная казённый свинец...
"...ростовский князь Василёк был
схвачен на Сити и, отказавшись
служить Батыю, погиб у Шеренского
леса, повешенный татарами за ребро."
/ Д. Балашов /
Сгинул князь, как не было в помине.
Сгинул, будто в омут головой...
Безутешно плакала княгиня
За окошком, забранным слюдой.
Все глаза в надежде проглядела,
Принимая страшное умом,
В пустоте ростовского удела,
В полумраке княжеских хором...
По Руси, как нищие старухи,
Как сухие листья по реке,
Поползли безрадостные слухи
О ростовском князе Васильке.
Захлебнулась Русь ордынской скверной,
И Ордой стреножена легко...
Обретали слухи достоверность
Под кривым, безжалостным клинком.
Будет срок...
И летопись расскажет
О беде и скорби, а пока
Спотыкалась Русь удельных княжеств,
Как усталый конь без седока.
Брат на брата шел, забыв о лени,
И, давясь отрезанным куском,
Полз в Орду холопом, на коленях
За своим кровавым ярлыком.
Откричали женщины:"Спасите!.."
Отбубнили старцы:"Быть беде..."
Полегли защитники на Сити,
Казнены пленённые в Орде...
...А в лесу Шеренском, на рассвете
Князь ростовский страшно умирал...
Почему смолчал, и не ответил
На Батыев ласковый оскал?
Почему предательству и страху
Предпочел достоинство и честь?..
Понесли калики, как на плаху
Головы свои, дурную весть.
Добрели до города Ростова,
Пошагали дальше...
Сквозь века...
...И, возможно, не было б Донского,
Если бы не подвиг Василька...
Воды Стикса, Коцита и Леты,
И Харон - повелитель тех мест...
Под язык ей не клали монету,
Так что я оплачу переезд.
Осторожно, Харон, осторожно...
Одиночка подземных морей...
Даже адскому демону можно
Бороденки лишиться своей,
И, тем самым, лишиться почета,
Олимпийским явиться шутом...
Ты её не заставишь работать,
И грести неподъёмным веслом...
Всё родная...
Считай терпеливо
Вереницу размеренных дней.
Ты увидишь плакучие ивы,
Серебристую сень тополей.
Тени мёртвых,
Их жалобный шелест,
Словно стон замерзающих птиц.
Стаи рыб, уходящих на нерест,
И размытость подземных границ...
Бесконечную вязь акварели
Примешь ты за последний прибой,
И, увидев поля асфоделей,
Ты себя осознаешь Душой...
Тот, кто знал, тот, возможно бы, свыкся...
Тот, кто жил, тот набрался бы сил...
Я бы выпил всю воду из Стикса,
Я бы смог...
Но, я просто любил...
Из листьев
Ветер ледяной
Всю ночь раскладывал пасьянсы...
Слепые Ангелы пространства
Парили грустно надо мной.
Их лица были, как рассвет,
Прозрачны,
Скорбны и убоги...
Слепые Ангелы дороги
От Бога суеты сует.
Они не ведали минут,
Кружа растерянно и молча...
...Но, я уверен -
Шерстью волчьей
Мгновенно крылья обрастут,
Сомкнутся острые клыки,
Лишь протяни убогим руки,
Слепым предвестникам разлуки,
Крылатым призракам тоски...
Чем черт не шутит…
Героически
Я от родного очага
Уеду к черту на куличики,
Отправлюсь к черту на рога.
Ох, нагуляюсь там до чертиков,
Чертоги чертовы к чертям…
…А вечерком в трактир подчеркнуто
Пойду пешком…
Не очертя
Дурную голову, а важно так…
И от нечистых очерчусь…
…Они – порядочные граждане,
Но есть и редкостная гнусь…
Из-под полы предложат едкую
«Тройную Вытяжку из Душ».
Тут и задумаешься, метко ли
Стреляешь…
Впрочем, взял за гуж,
Не говори: не дюж…
Рискованно…
Молчи, кури, напейся в дым,
А то проснёшься, но с подковами
И в стойле с тяглом гужевым…
…Случалось…
Хитрости разгаданы…
Черт лысый рядом – пьяный друг,
А на груди мешочек с ладаном,
Нательный крестик – на испуг,
И девятимиллиметровая
«Беретта 92»,
Недавно купленная, новая,
От нас в отличие – трезва…
Я подчеркну…
Трезва…
В отличие
От нас, безбашенных друзей…
…А у неё свои обычаи.
Как говорится, без затей…
Ну вот…
Идём в трактир подчеркнуто
Пешком…
А там сидит патруль,-
Пятнадцать вышколенных чертиков,
А у меня пятнадцать пуль…
Патрон в стволе…
«Беретта» щурится,
Зрачком ощупывая мир…
Мой лысый друг пошёл на улицу,
Сбил буквы «ТРАК», оставил – «ТИР»,
Отмашку дал…
Чертёнок глупенький
Попёр на нас, как на парад…
Итог…
Лежат пятнадцать трупиков
И только хвостики дрожат…
Дымок рассеялся…
В ажуре всё,
Одно свербит, едрена вошь…
К утру очухаются жмурики,
Их из «Беретты» не возьмёшь…
Найдут – завяжут уши бантиком,
А душу – в ад…
Пора в бега…
…Где чертовщина, там романтика.
Вернусь ведь к черту на рога…
:))
«Ночь: теперь говорят громче все
бьющие ключи. И моя душа тоже
бьющий ключ».
/ Ф. Ницше /
Луна на мягких лапах, по-кошачьи
Подкравшись, отворила облака…
Был голос слышен… Он издалека
Всем сердцем звал, и пел…
Я наудачу
Побрел на зов души неутоленной,
На зов всё громче бьющего ключа…
Весь прочий мир печально замолчал,
Как будто упиваясь песней, стоном,
Рыданием и выстраданным чувством,
Отчаянно желающим воспеть
Любовь и одиночество… Камедь
Сочилась из души…
Пел Заратустра…
«Я - свет; а как мечтаю статься ночью,
Но в том и одиночество мое,
Что светом опоясан… Воронье
Ночное душу пьет и сердце точит.
О, звездочки, мой дух неутомим,
За ваш бесценный дар воздам сторицей,
Сосцами света смог бы насладиться
Когда бы сбылся темным и ночным.
Но я живу в своем искристом свете,
И пламя поглощаю, суть огня,
Которое исходит из меня,
Я сгусток одиночества, я ветер….»
Был слышен сердца стон…
И резонансом
Печально отозвались камыши…
…В безмерном одиночестве души
Плескалась вечность, ёжилось пространство,
Спиралью извивалось мирозданье,
Сворачивался в точку здешний мир…
…А небо, то светилось, как сапфир,
То черной занавешивалось тканью…
На Серафимовском, на Серафимовском
Дорожки узкие, следы телег…
Весна на улице…
Колдует зимушка
На Серафимовском…
Не тает снег…
Оберегает он покой и вечное
Твоё безмолвие, мою печаль…
Прости, любимая, тебя не встречу я…
Хотя… Мне кажется…
Блестит эмаль…
На фотографии глаза зовущие,
Улыбка светится, как в том году…
Шагну за изгородь с букетом…
…В сущности,
Ты знала, милая, что я приду…
На Серафимовском, на Серафимовском
Пусть на мгновение мы заодно…
…Но стопку горькую я пью…
Вестимо, что
На Серафимовском пьют за одно…
Зыбким полумраком изразцовым
Тает в полынье оконной свет...
Воздух опалён,
И окольцован
Сумеречным дымом сигарет.
Ветер, как последний оборванец,
Трогает заржавленный засов.
Смыл осенний дождь
Журнальный глянец
С долгих Петербургских вечеров.
Падают в Неву обрывки глянца,
Меркнут под копытами коней...
Капли наливаются румянцем
Радужных неоновых огней.
Рушатся на землю,
Чтоб разбиться.
Светятся, обманчиво легки...
В воздухе трепещут,
Словно птицы,
Фонари, попавшие в силки.
Светом их на площади Дворцовой
Вычерчен дворцовый силуэт...
...Зыбким полумраком изразцовым
Тает в полынье оконной свет...
«Настало время скрипок, господа…»,-
Уселся дирижер на пень трухлявый…
А сотня ожидала переправы,
И музыку в себе несла вода.
Перебирал, как струны, камыши
Подкравшийся, пропахший гарью ветер.
И солнечные зайчики, как дети,
На берегу резвились от души…
Река здесь начинала свой разбег,
За плёсом вырываясь на свободу…
Измученные кони пили воду,
И пленных было десять человек.
Смотрел на всё устало дирижер:
«Горнисты, господа, в десятке первых,
Играть начнем большевикам на нервах,
И чтобы чисто…
Сабля – не топор…
На то и щуки… Точно, караси?
Станичники, вперёд…
И по приказу
Руби красноармейскую заразу
От ноты «до» до ноты «выноси…»
…Настало время спирта…
Офицер
Фуражку снял, тряхнул седою прядью,
Полковника назвал позорной б..дью…
…А дальше…
…A la guerre comme a la guerre…
Душой об лёд, как мордой в грязь…
Вопрос поставлен: «или-или…»
Моя вторая ипостась
Лежит в ухоженной могиле
И дышит затхлостью в гробу.
Рвёт бархат.
Сплёвывает землю,
Благочестивости не внемля,
И не надеясь на судьбу.
Куда же Вы, Темнейший Князь?
Бьюсь об заклад, на встречу с Богом…
Душой об лёд, как мордой в грязь,
Но лучше в грязь, чем так…
…Убого
Лежу в гробу, в костюм одет
И палец выставил, на счастье…
Господь, решая в одночасье,
Наслал семь бед - один ответ…
…А надо мной - сплошной аврал,
Там теща, как собака, злая.
Кутья стоит, народ бухает…
А знал бы правду – не бухал…
Лежу…
Ни жив, ни мертв – взбешён…
Еще и холодно к тому же.
Давно не лезу на рожон,
Зубами клацаю от стужи…
…Но рядом ты… Опять… Со мной
Вдвоём, что может быть дороже?
И я готов, ты слышишь, Боже,
Как мордой в грязь, об лёд душой
Сто тысяч раз…
И наплевать
На сущность триединой власти…
…Грущу нетрезвой ипостасью,
Какая к черту благодать…
Мертвецов везли обозами,
Шли живые в Питер пешими.
Говорят, туман был розовым,
На крови густой замешанным.
Над Кронштадтом вились вороны,
Над собором, да над башнями.
Полыньи зрачками черными
В глубину манили страшную.
Кровь за кровь...
Цвели подснежники
Над могилами расстрелянных.
На цветах клеймо мятежное,
Тоже молоды и зелены.
Сколько судеб исковеркано,
По ночам рыдали матери...
Вы в Кронштадтский лед,
Как в зеркало,
Посмотрите повнимательней,
Небо серое разостлано...
Наступали дни пасхальные.
По церквушкам над погостами
Гасли свечи поминальные.
Отгремело лето грозами,
Шли невесты на венчание...
...А туман остался розовым,
И вода хранит молчание...
"Stairway To Heaven"
/Led Zeppelin/
Я гитару возьму, как бывало, как раньше, как прежде...
Непослушными пальцами тихо скользну по колкам...
Переборами струн возвращу позабытую нежность,
Одинокую душу на миг подарю Небесам.
Ах, как сердце болит, разрывается сердце, и мне бы
Отложить инструмент, и забыть, и забыться, но я
Обреченно играю волшебную "Лестницу в небо",
Безрассудно ищу приоткрытый предел бытия.
Воплощается музыка...
Вверх устремились ступени...
Шепчет голос чужой: "Попроси у Него, не молчи..."
Да гордыня подводит, никак не упасть на колени...
Я в бездонную пропасть роняю от рая ключи...
Их уже не вернуть, и зачем, на какую потребу?
Всё за нас решено у богов на бегу, на беду...
...Обреченно играю волшебную "Лестницу в небо".
Ты ведь слышишь, любимая?
"...Слышу, любимый...
...И жду..."
"И сотворил Бог человека по образу Своему...
И был вечер, и было утро: день шестый".
/Библия, Быт. 1:27,31/
Прости меня...
Уже вступила скрипка,
В ней чистота души шестого дня,
В ней тихий плач, и робкая улыбка,
В ней радость и печаль...
Прости меня...
Прости меня...
И ангельские трубы
Пусть призовут крылатого коня...
Я в мёртвые тебя целую губы,
Не уберёг, не спас...
Прости меня...
Прости меня...
Пусть в ангельском напеве
Слова мои, как свечи без огня.
Я человек...
Ars longa, vita brevis...
Весь Моцарт для тебя...
Прости меня...
Прости меня...
Валторны doloroso
Вновь окружили звуком тишину.
Шипы во мне...
Тебе достались розы,
Легли в ногах, у вечности в плену.
Прости меня...
Опять рыдает скрипка,
Некстати соболезнует родня...
И я кричу, оглохнув и охрипнув,
И голос потеряв...
ПРОСТИ МЕНЯ...
Сверкнула дальняя зарница
За три столетия от нас
И озарила чьи-то лица…
…Потоки крови, сталь кирас,
И океан…
…Моей карьеры
Непредсказуемый виток…
…Я капитан, мы флибустьеры…
Рогатый дьявол, а не бог
Ведёт нас в бой, и мечет кости
Не на удачу, на судьбу…
Мы не у бога просим злости,
Скорей у черта на горбу
Мы въедем в рай…
За Королеву
На абордаж его возьмём…
И пусть с божественного древа
Плодов отведает старпом.
Мечта дурацкая, но всё же
В ней, согласитесь, что-то есть…
Иду к испанскому вельможе,
Смертей вокруг – не перечесть.
И слово «месть» куда острее,
Чем слово «честь»…
А посему,
Местечко тёплое на рее
Для одного, и одному…
…Ну, где ты, бог?
Уже оплачен
Его души грошовый счет…
Да только смехом, а не плачем
Встречаешь ты таких господ,
Господь…
Хотя не без опаски –
Мадридский двор, знаток интриг…
…Висит старик…
В смертельной пляске
Слетели туфли, а парик
Парит…
И птицей бесприютной
В морской теряется глуши…
Хорош я…
Гнев сиюминутный?
А, может, качество души?
Мы не романтики – мы волки.
И бог торгаш, и черт не брат…
…Продам грехи на барахолке
И с индульгенцией назад
На свой корвет…
И чьи-то строки
Припоминаются с трудом…
… «Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом…»
«Да будет свет!» - сказал собачий бог…
И я сквозь череду реинкарнаций
Прошёл…
И на растерзанном матраце,
Примерив душу, к мамке под бочок
Проковылял…
Родня уже жуёт,
Скулит, но бодро чавкает при этом…
Я крут…
Я поднимаю пистолетом
Короткий хвостик…
С богом, и вперёд!
Который день еда сменяет сон,
А сон еду…
Прозрел уже и хнычу,
Среди цыплят нашел себе добычу,
Но очень страшно…
Грозен и силён
Старик петух, гоняет со двора…
Бегу…
Одна из лап коротковата,
Поэтому хромаю, и куда-то
Всё не туда…
Смеётся детвора…
Идём к реке…
Хозяин впереди,
Взял на руки…
Теперь-то примет в стаю!
Лизнуть его хочу, но так мешает
И тянет вниз подкова на груди…
…Ну, вот и всё…
Свиреп собачий бог…
Исправился. Могло ли быть иначе…
…Вода была холодной и прозрачной
Дорогой вдаль…
Не худшей из дорог…
«Страданием и бессилием созданы все
потусторонние миры, и тем коротким
безумием счастья, которое испытывает
только страдающий больше всех»
/ Ф. Ницше./
Старый питерский двор…
Вся компания в сборе…
Кто-то тихо подсел, кто-то молча прошел…
А старушки сидят у подъезда и спорят
О квартире моей…
Нехорошая, мол…
Как жена померла, одичал мужичок-то.
Всё один, да один…
Видно спятил уже.
Хоть бы окна открыл, так зашторены окна…
Заглянуть бы…
Ты что? На восьмом этаже
Он живёт бобылём больше года…
Постой-ка,
А давай постучимся…
Не лезь на рожон.
Вот вчерась, говорят, образа на помойку
Выносил, представляешь…
С нечистым дружён…
…А квартира моя в эту ночь приоткрыта,
Голубые огни пляшут возле дверей…
Все чудовища спят, только щерятся сыто,
Если мимо проходит апостол Андрей.
Символичен не он, а порог Ренессанса…
Получилось у нас, или было дано?
На чудной граммофон «Пляски смерти» Сен-Санса
Ставит друг наш Андрей, наливает вино.
Смерть танцует легко под мелодию смерти…
Вариант оркестровый, и древко смычка
Издаёт стук костей, и в ночной круговерти
Закружились скелеты…
А с нами пока
Наш хранитель Андрей, возвращенная вера,
Обреченная жить, несмотря на богов…
Я целую тебя…
Глаз открыла Химера,
Уплывала куда-то основа основ
Безраздельной любви…
На душе стало пусто…
И не скажешь ведь Господу: «Трогать не смей…»
«…Нет, не надо мне их, - так сказал Заратустра –
Этих спутанных сетью небесной зверей!»
Никому не нужны…
Разорвал бы подушку,
Из кровати разжег поминальный костёр…
…Поседевший старик так любил бы старушку…
Если бы, да кабы…
Вот и весь разговор…