вот вдруг внезапно незаметно медленно тихо вкрадчиво
белое серое белое серое белое розовое желтое
постепенно хрупко нежно проникновенно ярко
оранжевое перламутровое малиновое красное зеленое
звонко глубоко широко высоко пронзительно
зеленое зеленое голубое голубое голубое
безоглядно бесконечно без конечно конеч[ш]но безнадежно
лазурное синее синее фиолетовое коричневое бурое
непереносимо муторно тошно скучно серо серо серо
бурое бурое серое серое серое серое серое
До вышних сфер простертый.
Силуэт увилеть
La vita nuova
Соль с губ слизав.
Фаготом прохрипеть,
Минуя сладости искус.
Резать звук,
До самой сути
Туманной дрожью трепетна вода,
И в сонной тени прячутся деревья.
На комариной ноте виснет тишина,
И от костра остался только пепел.
На полушария кору
Ложится воспоминанье ночью,
Как иней на зеленую траву,
И также исчезает утром.
Края воздевши к небу,
Лежит осенняя листва.
Нас бабье лето вдруг озолотило
И сбросило все золото в три дня.
Желтые трупики листьев
Покрывает глянцем
Мелкий холодный дождь.
Ноябрьский снег живет
пока летит к земле.
Упав, он исчезает в грязной луже.
С хрустом давятся кристаллы
Замороженной воды,
И белесый мрак хоронит
Умирающего года замерзающие дни.
Как пар клубится над водой,
Так настоящее живет и дышит,
И в прошлое уходит невзначай,
Застыв на памяти окошке.
В пейзаже мертвенная хрупкость
И трезвый холод на душе.
Я в черно-белом кинокадре
Читаю правду о себе.
Время дробными шагами
Двигается рядом с нами.
Только в детстве весело
Слышать тихий звук его.
Чёрный след прикроет быстро
Чистый белый снег,
Удивится нашим мыслям
И гульнёт вослед.
Мягкой дрёмой околдует,
Высветит простор,
И под руку как девушку
К дому проведет.
А оставшись в одиночестве,
В сказочной игре своей,
Он мозаику станцует
Неба, света и теней.Презрительно синеет небо, злобен ветер,
И солнца бледное пятно не греет.
Искрится пыль, сдуваемая с крыш.
Сгустки плоти ускоряют шаг
Быстрее убежать от лютого мороза.
Пар струится из ноздрей
И застывает на ушанке.
Мыслей не осталось никаких,
Один инстинкт – скорей дойти до дому.
Ты можешь вообразить себе:
Камин с горячими углями,
В руке стакан глинтвейна,
В ногах – собака, милая душе,
Уютно и тепло под толстым пледом
И пахнет пряностями и смолой.
Но нет в квартире у меня камина
И никогда не будет.
Изысканности порозовевших облаков
Не замечаю. Слишком холодно.
Недружественный интерфейс.
На завтра обещали потепленье.
Ух, метель! Нога трамбует
Скользкий рыхлый снег.
В голове моей танцует
Дел кордебалет.
Ветер норовит мне бросить
Снега горсть в лицо.
Закружит и одурманит
Планов громадьё.
Серым облаком метели
Даль заволокло.
Что получится на деле
Знать мне не дано.
Чёрные пятна асфальта,
Мокрая слякоть в ногах.
Муторно и безотрадно
Ниточка жизни скользит.
Кольцами ляжет на шее,
Затягивать не поспешит,
И поединок надежды
С усталостью не разрешит.
Встану утром разбитый,
В окне встречу серую мглу.
И только привычка работать
Осилит тупую тоску.
Когда перенапряжется нерв,
Когда шарахнется антенна хрипом,
Тогда тоска замешана с гульбой,
И с пьяным спором, и вульгарным криком.
Когда б кумиру чистых грез,
Мне бы молиться, преклоня колени,
Я еду в грязном поезде метро
И вижу лица бледные напротив.
И выйду из земли наверх,
И встречу ветер, слякоть, непогоду
И чистый воздух, что сулит немного,
Но обещает свежесть перемен.
И с воем мчится поезд по туннелю,
Конечно, привезет куда-нибудь.
Но, впрочем, стоп, выходим из вагона,
До новых встреч, такое, брат, кино.
Зима становится цветной.
Мороз, художником голландской школы,
ярко, четко и детально
Выписывает веток кисти,
острый лик луны
И торсы зданий и деревьев.
Неравномерным желтым фонарей
Залита неподвижность улиц,
И чертят длинные следы
Ненатуральным красным стоп-сигналы.
На тверди бледные
Проклюнулись созвездья,
И в плодородной синеве
Немые звёзды набирают силу.
Дороги из снегов
выходят на поверхность
И чёрной фугой оплетают мир.
Белый снег и теплый воздух,
В небе легкость бытия,
Из под стоптанных подметок
Вылетает ерунда.
Мать и мачеха бранятся
Под покровом белизны.
И зеленые пружины
Временем заведены.
Серо-белой пеленой
Мне окутана дорога.
Может, мы обречены
Падать, таять и таиться
В ожидании весны?
Ты слышишь, как растет трава,
Шурша осеннею листвою.
Нас снова окружает теплота,
И видится нам призрак лета.
И ветер превращается в зефир,
И шаг становится неспешным,
И вновь приобретает мир
Загадочное чувство меры.
Стоят репейники – иссушенные остья.
Неслышно птиц – еще не их пора.
И грязь ещё не смыта теплым ливнем,
Но так приятно знать,
что ей лежать недолго.
Пучки нарциссов сквозь кладбищенские толпы.
И блёстки звёзд на небе голубом.
И солнце теплое, и холод ночи,
И черных форточек открытые глаза.
Расслабь меня своею теплотою,
Отбрось подальше дел ненужный сор,
Оставь меня наедине с собою
И вынеси суровый приговор.
Чтоб грудь моя вздымалась с тихим стоном,
Чтоб пенье соловья – острей ножа,
Чтобы завыл я одиноким волком,
А иначе – какая ты весна?
Вдруг потеплело, и вывернуло душу наизнанку.
И ей, бедняге, неуютно
бродить такой.
Долгожданное тепло, а мы в пальто,
И душно в комнатах.
Пыль клубится и оседает на губах.
Пейзажи выкрашены в серый цвет,
И в голых ветках зяблик неуместен.
Но теплый фронт прошел сквозь нас.
Нажата кнопка, все в прыжке.
Неодолимой силой жизни
Взломают воздух и асфальт
Минные поля травы и пули почек,
Взорвутся мириадами цветов
деревья и луга.
И я хочу быть вместе с ними.
Тенями вечер изукрашен,
И точки ярких фонарей
Висят гирляндами над нами
И провожают старый день.
Черемуха бесстыдно пахнет,
Укрывшись где-то в темноте.
Вплетает в струи ветра песню
Мальчишка робкий, соловей.
И романтичное пространство
Влечет надеждой новых встреч,
Которых в жизни не бывает,
А вообразить нам не суметь.
И синева загустевает,
И вечер клонится ко сну,
К свиданию с потусторонним,
А может быть, с самим собой,
К обрывкам дня в нестройном хороводе
И тявканью собаки дворовой.
На голых ветках нежные соцветья.
Серый серпантин струится вниз.
Налево домиков нестройные ряды,
И в каждом домике - рояль.
Мир был светлым и зеленым,
И в горном воздухе светили ярко звезды.
Поднявшись к анемонам на луга
И опустившись в ереванские кофейни,
Свет этих дней ещё живет в пространстве.
Проникает он в меня до пульса,
И застревает в позвоночнике судьбы.
Севан белёсый и холодный
По-прежнему вылизывает голый берег.
Но рукописи Матенадарана
Не видят моих глаз,
И из Гарни я не иду
Сквозь каменные деревушки,
И розовому городу не говорю
Ни здравствуй, ни прощай.
Ещё не точка – чёрный камень,
Разбросано их много вдоль дорог.
Обсидианом выложено только многоточье …
……………………………………Кричат стрижи в восторге от полета,
И поливалка неуклюже моет тротуар.
Уютен мир в спокойный летний вечер,
И молча мы идем.
Отдельны ты и я,
Лишь легкое руки касанье
Творит нам единенье.
Деревья замерли вокруг.
А ты бы так смогла прожить
За жизнь свою не сделавши и шагу,
Полгода затаиться, ждать
И, вдруг, напрячь ксилемму и флоему
До кончика последнего листа,
Плодоносить и радоваться лету,
И снова умереть не до конца.
Нет, мы с тобой сойдем с ума.
Поэтому идем бесцельно
До самого утра.
Фонарь, укутанный в деревья,
Бросает кружева под острый каблучок.
Чей звук ложится мне на сердце
Как раскаленное клеймо.
Надежда всполохом капризным
Смущает мой холодный ум.
Чем ярче вспышка – глубже тени,
И одиночество мрачней.
Мы гуляли по вайям,
Мы ходили по хвое,
Мы любили под небом
Изумрудно-зеленым.
Пятен белых ромашек
Посминали несметно,
Брызги пестрых букашек
Отпечатались следом.
А уставши от счастья,
Растянулись на сене,
Журавлиною стаей
Распрощались на небе.
Иван-чай цветет не на клумбе,
Иван-чай растет в стороне.
Я один иду по дороге,
Предназначенной только мне.
И не спрашивай ты о смысле,
Какой у дороги смысл.
Она приведет куда надо,
Туда, куда заслужил.
Кто рисует нам дороги
Иероглифов сложный узор?
Может, сами во сне,
Может, боги,
Может быть, узнаем в конце.
Что-то злобное сочится,
Что-то перенапряглось.
Мир становится безликим,
Соцреалистичным полотном.
Что-то стало безразличным,
Что-то пылью замело.
Что-то, братцы, мне не спится
И не грезится давно.
Глупостей нет и в помине,.
Правильный до тошноты.
Только радостей не видно,
Вишен, женщин и картин,
Белых пляжей, красных вин.
Дух мой делом озабочен,
Серостью он окрылен,
Будничной надсадной тачкой,
Строящего Беломорканал.
А на улице полночной
Пьяной песни громкий вопль,
И колышет занавеской
Пятна света ветерок.
Что-то, братцы, мне не спится.
Заблудившийся фырчит мотор.
Может надо мне напиться,
Но мне, как-то, все равно.
Антициклон идет и давит мне сосуды.
Тупая боль сверлит виски.
По теплой комнате озноб проходит,
И никого я не жалею
кроме себя.
Антициклон идет, а мне работать надо.
Преодолев наплывы тошноты,
С людьми общаться, их не обижая,
Выдавливать по каплям результат.
Вот если б вдруг ко мне спустился ангел
И легким мановением руки
Убрал всю боль.
Или земной его аналог
Целительной улыбкой одарил.
Но наяву к нам ангелы не сходят,
Земные же – в земном.
И остаемся мы вдвоем:
Антициклон и я.
Блажен, кто может верить в Бога,
Но дал мне Бог быть богом самому.
Богом быть трудно,
Крупицами твориться Человеком,
Перелопатив горы опыта чужого,
Месиво из слез, уныния и грез,
Обжечь душой
И уложить кирпичики в свой храм.
Сомненья порождают мысль, мысль – действие,
Вместе – миросозиданье.
Отец, и сын, и дух,
Все – это ты, ты – место их свиданья.
Ты не всеведущ, не могуч и грешен,
И грязною рукой стираешь суету с лица,
А солнце слепит глаз,
И вечного не видно.
Ты пишешь свой завет,
Он первый и последний.
Воодушевляют гранки в голове,
Готовый текст порою удручает,
И хочется исправить, да нельзя,
А крест уже сбивает плотник.
Встань прямо,
Сделай шаг, пусть и нетвердый,
Затем другой.
Нам некому молиться,
Мы призваны идти.
Мне неподвластен этот мир,
Разбитой чашки звон жемчужный,
И утренней зари зеленый луч,
И темные горбы ночующего леса.
Мне виться ручейком до водопада,
Упасть и в брызги разлететься,
И вновь бежать, плескаться и шуметь.
Мне дикой лошадью по прерии промчаться,
Ковыльною волной прошелестеть,
Лавиной белою обрушиться со склона,
До точки в ясном небе воспарить.
Ночною птицей пролечу бесшумно,
Хлебну соленой синевы,
Вспотею чашкой чая, темного, как яшма,
Струею ветра оботру лицо.
Я млечной звездочкой повисну над дорогой,
Очищу душу языком костра
И в неподвижности полуденного зноя
Мятущееся тело укрощу.
Я засмотрюсь на гордую осанку,
И милый образ сберегу как амулет.
Как шпаги выпад – царский жест
Не скроет нежной бархатности щечек.
Расслабимся на дружеской пирушке,
Нам неподвластен этот мир.
В его искрящихся хрустальных сферах
Перемолотим нашу жизнь.
Кровожадно звенит толпа.
Мошка сосет нашу кровь втихаря.
Ходят с острым кинжалом гордые осы.
В щелях дивана дремлют клопы.
Как упоительно пахнет дерьмо.
Зеленые с синими блещут мундиры,
Невзрачным серым толстякам
и всякой шушере помельче,
Всем нравятся халявные дары.
Строгости линейного узора
Легкая неправильность дарит совершенство.
Брильянтами сверкают бусинки росы в сетях зари.
Вибрация беды, и серый старичок
Вонзает челюсти в трепещущую плоть
И медленно сосет, сосет, сосет.
И долго будет ветерок
Играть пустою шкуркой в паутине.
Аристократ, само изящество,
Движений утонченность,
Увидел быдло-паука
И в справедливом гневе
Вонзает шпагу прямо в нервный ганглий.
Вот успокоился, яички – в паука,
Его же – в норку.
Теперь малюткам свежее мясцо
Всегда готово.
На брачной былинке
В молитвенной позе
Справляет поминки по мужу жена.
Как в жарких объятьях был нежен на вкус
Зеленой красотки исчезнувший муж.
А по лугам летают мотыльки.
Чье крылышко модней украшено глазком?
Недолго, лишь до случки, пролетал,
Но долго ползал и линял.
Накрыла ночь прошедший день,
И жужелица черным лимузином поспешает.
На металлических надкрыльях тихий ужас
Окрестных тонконогих тварей.
Скарабеем толкаю навозную кучу,
Бражником прямо в огонь залечу,
От дурмана цветов пчелой охмелею,
В сумерках песню сверчком настрочу.
Живет, трепещет, вьется мир
Разнообразных насекомых.
Усами разбегается вода
в коричневатую истому.
Лениво блещут лопасти весла.
Плывут неспешным хороводом
Леса, болота и луга.
В прохладной глубине ломается рука.
На берег просится уставшая спина.
Завиток-водоворотик,
Вертячки орнамент,
водомерки штрих.
Кубышки лампадка,
белой лилии вскрик.
В вечном трепете в реке трава.
Бесшумно катится вода
к воображаемому морю.Мы едем с Вами на машине.
Летит разбитая дорога,
Стоят дома невидимой толпой,
Гурьбой спешат автомобили.
Мы едем с Вами и молчим.
Из магнитолы голос льется,
Склонилась Ваша голова,
Я с осторожностью лихачу.
Неряшливые облака
запачкали полнеба с полною луной.
Мне путь знаком,
обратный – тоже.
Мне сладок сон.
Не тот, что посредине, а его закраины.
Здесь жизнь иная,
Такая же реальная, как явь,
Но только мне принадлежащая.
И в жизни той,
В которой проведу остаток дня,
Нет-нет да звякнет и аукнется
Мое из полусна и только мне принадлежащее.
Растерзанный город отходит ко сну.
Холоднокровные автомобили
Ёще нагреты дневным зноем
И мельтешат как саранча.
Ветерок играет мусором.
Покрыта улица неспешной и разморенной толпой.
Несколько шагов от магистрали и крик рекламы остается за спиной.
Здесь крысы и сверчки,
Сюда еще недавно залетали совы.
Немного в стороне тинейджеры гурьбой гоняют мяч.
Собаки вывели хозяев на прогулку.
Усталые вороны возвращаются домой.
Луна на все взирает равнодушно.
На фоне сумерек кирпичики домов
Оттачивают силуэт.
Густеет зелень,
И из укромных уголков выходит темнота.
Выходит девчушка навстречу волнам,
И взгляд обнимает морской окоем.
А мы разбредёмся по всем кабакам,
И славно станцуем, и громко споем.
И тонкая талия в алой заре,
И ветер соленый целует висок.
А пива немного осталось на дне,
И вьется привычный селедки душок.
Солнце проходит сквозь облака,
И пачкает берег морская трава.
А мы веселимся всю ночь до утра,
А утром останемся - кружка, да я.
Останется имя, как соль на губах,
Вкус горького пива по кабакам,
Застывшие взгляды на парусах.
Выходит девчушка навстречу волнам.
Корабль из сказки на рейде стоит,
И стая фламинго горит в парусах.
К ней юный красавец на шлюпке спешит,
С кем раньше встречалась лишь в светлых мечтах.
Весь город собрался на берегу,
И дышат бесшумно раскрытые рты.
И точкой уходит корабль в зарю,
И ветер соленый целует висок.
И взгляд обнимает морской окоем.
А мы разбредёмся по всем кабакам.
И пачкает берег морская трава.
И вьется привычный селедки душок.
Когда я умру,
Поплачьте немного,
Стишок прочитайте
И сядьте за стол.
Налейте в стаканы московской особой,
Закусывать лучше икрой.
Вспомните байку, где я был героем,
А дальше само полетит, потечет.
Не будет кощунством взять в руки гитару,
Поспорьте негромко, коль будет о чем.
А к ночи убрать со стола помогите
И с Богом ступайте домой.
Когда же сквозь сумрак нездешних миров
К вам в память зайду ненароком,
Пусть легкая грусть оттенит вашу жизнь
И светлые струны затронет.
Крик одинокой птицы на заре,
Луч солнца на побеленной стене,
И в сизой дымке виноград –
Из детства взгляд.
Клейкий листик в феврале,
Граната цвет на хрустале
И в белом солнце Сыр-Дарья
Кричат цикадами во сне.
Глаза отца лучатся добротой.
А в небе высоко орел степной.
Юркой ящеркой мелькнуло,
Камнем в озеро упало.
Что музыка для нас?
Дыханье мысли.
Что нам весна?
Дыханье жизни.
Дыханье красок на закатном небе.
Дыхание полета в журавлиной стае
И трепет стаи улетающих скворцов.
Дыхание тоски в заснеженной равнине
И перегар гуляющей толпы.
Дыханье тьмы страшит и манит,
И холод вечности летит от звезд.
На вдохе – нервы ощущений,
На выдохе – стихи.
Блаженны мирные просторы
Моей любимой и уютной ткани.
Приятно жить, работать и мечтать
Среди подруг, чьи мягкие мембраны
Мне шлют привет и служат твердою опорой.
Хемокинином шлю подруге доброе посланье,
Цитокинином получу ответ,
Мне нравится с друзьями поболтать.
Но, как рассказывал знакомый лимфоцит,
Средь коллагеновых пустынь
Живут отшельниками фибробласты.
А где-то за барьером есть
Неведомая жизнь, чьи отголоски
Приносят тонкие аксоны.
Меня пугает мрачная наружность
Затворников в клетушках костной ткани,
Хотя, конечно, трудно не признать, что эти клетки
Творят шедевры на века.
Мне больше нравится безмозглая толпа
Веселых и живых эритроцитов,
Что щедро делятся с тобой
Таким пьянящим и дающим силы кислородом.
Особенно люблю часы покоя,
Спокойный мягкий гормональный фон
И лишь ресничек шелест мерный
Тревожит безмятежный сон.
Быть клеточкой большого организма –
Завидная и славная судьба.
Но как-то рано по утру
Взгрустнулось нашей клетке.
И ткань не та, и организм не тот,
И мысли глупые в ядре толкутся.
И жгучее желанье поделиться
Сначала робко затеплилося и вдруг
Пробрало дрожью через весь цитоскелет
И властно клеткой завладело.
Не дай нам Бог, самоконтроль утратить,
Эмоций пламень нас сожжет дотла.
Еще вчера была она послушной мирной патриоткой,
Сегодня – чуждый элемент.
Подруги шлют ей мягкие упреки,
Она молчит и только жадно ест,
И хочет поделиться бесконтрольно.
Как надоело быть кирпичиком в стене,
Все время жить по чьей-то там указке.
А если присмотреться к этой серой массе,
Кто право взял себе запутать всех
Аксонами сетей и отдавать беспрекословные приказы,
Чем хуже я, в моем геноме
Заложены такие силы, планы и таланты,
Которые не снились серой нервной твари.
Гуляй роднуличка-клетушка,
Делись и наслаждайся вольной жизнью.
Наш краток век,
делись, родная,
и да здравствует любовь!
Но ночь пришла и угрызенья совести проснулись.
Каспаз жестокий хоровод
отбросил кляпы с хищных морд.
И злобной мухою це-це
Облезлые останки цитохрома
Взорвали клетку изнутри.
И в пьяном сладостном угаре
Все рвать, крушить, ломать и портить
Уходит клеточка вразнос.
Дежурный макрофаг признал в ней апоптоз
И прекратил мучения бедняжки.
Нам жалко клеточку,
Но если бы она осталась жить, -
Зловоние некроза, банды хищных метастазов-мародеров,
Распад и разложение,
погибель всем.
В кусочке мрамора пожар страстей
Губителен для совершенного творенья.
Завидная и славная судьба
Быть клеточкой большого организма,
Хотя немногим
больше нравится
Плыть инфузорией в безбрежном океане.
Мягкий август, как теплый воск,
Струйкой сбегающей лето.
К фитильку прильнула тень
Незастывающих иллюзий.
Каждое утро – звонкий подарок,
Нимб золотой искрится над нами.
И пряный август равнодушно
Дарит душе покой.
Редкие грозы бредут динозаврами
Тропкой заросшей усталой травой.
Ветер-разбойник рвет воздух лоскутьями,
Стелятся скатертью сладкие сны.
Беременны мы предвиденьем прошлого,
Слежавшимся снегом тяжелым как ртуть.
Но Бог даст и подарит нам сызнова
В теплом бархате мягкую грусть,
Листьев зеленых шелест.
Натянутая тетива
Из ниоткуда в никуда.
Мой нерв вплетен в нее дрожащей жилкой.
Кровь сочится в призрачный поток,
И струйки теплых красок
Буравят Вечности голубизну
И делают ее немного человечней.
Порой искрится фейерверком
Как в первые секунды Бытия.
Порою тянется степной дорогой
Без смысла и конца,
И пресмыкается поземкой,
И воет одиноким волком.
Обрамленные пространством стылые минуты
Хранятся в памяти-пинакотеке.
И впереди для большинства
Лишь безразличие забвенья,
Для некоторых – воскресенье,
На радость или на мученье.
Стаккато туфелек ломает
Легато будничного дня.
Стаккато стрелочек толкает
Слепого мула жернова,
И пыль неслышно оседает
На мысли, чувства и слова.
Время – тик, время – так,
Так, как получилось.
Чем позже,
тем пронзительнее звук,
Тем выше стриж
в поисках любви
перечеркнувший небо.
Бессмысленно толчется мошкара,
И в привидения играют коромысла.
На леса сумрачных зубцах
Покоится в пастели небо.
Неземные зеркала целуют рыбы тонкими губами,
И тихие круги скользят за горизонт.
Щемит душа и верит в Бога.
Мчится тело в мягком кресле.
Легкое нажатие ногой
халявно пожирает километры.
В нас много лошадиных сил,
Я – Аполлон в небесной колеснице.
Она, конечно, - женщина.
Капризно, холодно встречает,
Прикосновения руки её отогревают,
Бессловный диалог,
И безрассудно, до конца
Она соединяется с тобою.
Кричала в полночи машина,
Взвывала, громко причитала,
К утру всё тише, тише, тише…
Машины липнут к перекрестку,
И оторвавшись от него, рычат
И волчьей стаей набирают бег.
Два сердца бьются в унисон,
И вольно катятся души колёса.
Не обложи, судьба, зрачками светофоров-альбиносов,
Дай щучьего веленья ощутить.
Во сне я больше не летаю,
Я еду на машине
цвета баклажан.
Восславляют Его на небесах и земле,
И птицы, летящие вереницей.
Восславим мы Его за счастье жить,
любить и созидать,
И удивимся мы тому,
что мир бывает так ужасен,
Но Промысел Его нам недоступен,
Ведь даже ангелы сгорают
При приближении к Нему.
Просверлим дырочки в жемчужинах преданий,
Нанижем их на нитку фраз
И в назидание грядущим поколеньям
Оставим поучительный рассказ.
Давным-давно в краю восточном,
Где в полумесяц прячется звезда,
Где в роскоши дворцы и небо,
А рядом грязь и нищета,
Там жили четверо друзей.
И что-то было им не так,
И что-то тяготило,
И счастья захотелось им искать
Вдали от очага родного.
Помог им старый мудрый дервиш
И дал по бусинке друзьям –
Где бусинка земли коснется,
Там вам судьбу придется выбирать.
Щекочет пыль босые ступни,
Днем обжигает, утром холодит,
А вечером приятно согревает.
Идут по парам в колее,
То по тропе гуськом шагают,
Встречают розовый рассвет,
От зноя в полдень изнывают.
Когда же манит Млечный путь
Покинуть мир дневных забот,
Им снятся мамы и вода
Под едкий дым от кизяка
И под шакалий хохот.
Вдруг бусинка упала. Он вздрогнул
И увидел медь.
Не золото,
не серебро,
всего лишь медь.
А это – труд упорный,
и только-только на житье
И все,
дворцов не будет.
Мучительны мечты, мучительней без них,
Но хлеба есть кусок,
а счастье разве же в богатстве,
Конечно, нет,
оно таится в нас самих,
Как часто бедные счастливее богатых.
И он остался.
Втроем идут среди колючек.
Уныло скарабей катает вожделенный шарик.
От скуки неподвижен коршун в вышине.
Тропинка приближается к реке.
Пронзителен пьянящий запах влаги.
Грызут водовороты мягкий берег,
Глотают с жадностью куски земли,
И весело толкутся искорки пылинок
В потоках света и воды.
Вторая бусинка упала.
Как в дальних северных краях,
Блестя на солнце, снег лежит,
Так перед ним рудник серебряный открылся.
Недолго думал молодой владелец.
Построю крепкий дом, куплю коня,
Калым достойный заплатив, женюсь,
Среди ковров кашгарских детвора
Наполнит сердце мне заботами отца,
А на байрам друзья придут
И желтый жирный плов оценят.
Остались двое.
Дорога в горы заглубилась.
Зеленые деревья шелестят.
При приближении людей
Распятья ящериц становятся живыми,
И синей птицы след смывается водой.
Вдали проносятся архары
И ... бусинка упала.
Пленительно сверканье золота.
Как много обещаний в нем.
Чего еще хотеть,
- власти, женщин, жизненных услад,
Все может золото дарить
И даже создавать таланты.
Счастливец доброй был души,
Он предложил товарищу остаться
И разделить удачу пополам.
Но что-то гонит нас от благополучного исхода.
Мы верим в избранность своей судьбы.
И в одиночестве отправился он дальше.
Блистательное солнце удаляется в покои,
И волоокая луна садится на престол.
Радушие гостеприимства
сменяется голодным равнодушием дорог,
зимний холод зноем лета,
но нет определенности судьбы.
И наконец она упала.
Железной ржавчиной рудник лежал.
Разве стоило так долго истязаться,
терпеть, страдать, надеяться и ждать,
Когда твоя судьба – всего лишь этот
Уничижительный удел.
Он бросился к товарищу,
Но за спиной у нас дороги исчезают,
Назад рванулся,
рудника простыл и след.
Буравят смерчи голую пустыню,
Поземкою змеится пыль,
И, как насмешка,
шары сухой травы
летят и скачут.
Господи наш, ищем прощения Твоего.
Господи наш, не возлагай на нас то, что нам невмочь.
Избавь нас, смилуйся и укрепи.