Владимир Курков


Пандемия.


=1=

Ночь. Снег. За окном зимняя кома.
Тик-так. Медленно время идёт.
Жизнь чувств лишена, замкнута дома.
Весь мир замер и лучшего ждёт.
И в домах, и в храме
бледными губами:
— Господи, помилуй, спаси!
Свет под образами.
Трепетное пламя
греет души.
— Боже прости!

Только не спешит дать ответ
небо тем кто глух сотни лет.

=2=

Ждёт смерть новых жертв. Ей коронован,
бьёт враг.
                Тусклый свет.
                                         Стены.
                                                      Кровать.
Боль.
            Крик в интернет и телефоны:
— SOS!!!  
                Нет помощи, трудно дышать —
ужас внутривенно...
"Рампа", город-сцена —
у спектакля жуткий сюжет:
режут ночь сирены,
трудятся без смены.
Полон корпус в пять этажей...

Ангелы спасают больных.
Цель одна: остаться в живых.

=3=

Шторм новой волной мир накрывает
и от хаоса крепнет в сто крат.
Кто бьются со злом — встречены лаем.
Грязь льют недруги, помощь чернят,
бредят круглой суммой...
Речи "дряхлых мумий" —
в уши политический яд.
Только те кто умер
общего безумья
никогда уже не простят.

Штаммы всё зловещей и злей.
Пониманья нет меж людей.

=4=

Боль, горе и страх снова, по кругу.
Он всё шире. Всё больше смертей.
Ложь! Наглая ложь — чёрта прислуга:
тот же вирус, но только сильней.
О вакцине слухи
в "паутине" "мухи"
сеют, истерично кричат
громче, чем старухи.                
"Пауки" сторуки
держат жертвы, вводят им яд

Перегружен, плавится мозг.
Ужас, паралич — передоз.

=5=

Жизнь — много страшней: в ней всё реально.
Был друг и сгорел, следом другой.
Здесь страсти кипят не сериально,
и всё пишется твёрдой рукой.
Не спасут отели,
цитадели, кельи,
слава и всеобщий почёт.
Петухи пропели.
Раки просвистели.
Сколько нужно знаков ещё?

В мире, победившем чуму,
всё забыто...
Быть по сему!

=====


Почему?

Каждый вечер дождь и ветер.
Льются слёзы октября.
Угодило солнце в сети
и который день подряд
бьётся рыбкой в серых тучах,
чешуя летит листвой.
Лапы длинные паучьи
лес раскинул колдовской.
Льётся зельем по оврагам,
усыпляя всё, туман.
Лишь костёр пылает флагом,
вызов бросив холодам.
Вот чудак: с погодой спорить
не по силам никому.
Только я в неравной ссоре
с ним душою...

Почему?

=====


Тёплый вечер.

Тьма раскрыла звёздный зонтик.
Выпит красный чай зари.
Лишь луны лимонный ломтик
прилепился изнутри.

Чёрной кошкой за окошком
спит в беседке тишина.
Посижу ещё немножко...
Эта осень так нежна.

Не тревожит ветер воем.
Не стучит бродяга-дождь.
Облачка над головою
разливает в чашки ковш.

Тронул плечи тёплый вечер,
рассуждать зовёт меня
обо всём что в мире вечно -
возле речки, у огня.


Сорок пятый. Лето. Август.

Сорок пятый. Лето. Август.
Строит планы новый Фауст,
намечая в кулуарах
цель на картах мировых.
Тайны держатся в секрете...
Шумный город не заметил
приближения кошмара:
гул моторов роковых.

Разливая жёлтый стронций,
встало ядерное солнце,
выжигая жизнь пожаром,
и в разрядах грозовых
захлебнулись крики смертных.
На десятки километров
снёс дома одним ударом
силы дьявольской порыв.

Вспыхнув искрой, гибли птицы.
Растекаясь, дым клубился.
Разрастался над землёю
ужасающий нарыв...
На оплавленных обломках
назидание потомкам:
тени тех, кто стал золою —
жуткой казни негатив.

Из легированной стали
те сердца, что понимали:
будут женщины и дети
в адском пламени гореть.
Плоть, кипящая в глазницах,
по ночам не будет сниться
изуверам...
                Кто ответит
за страдания и смерть?

Не ищите пониманья:
нет убийствам оправданья!
Души заживо сожжённых
покаяньем не вернёшь.
Снова Август...
                Стаей светлой
птицы взмыли над планетой.
В сердце бьют набата волны.
Память не перечеркнёшь!

=====


Цена времени.

Босиком по дорожке шлёпало
детство, не замечая времени.
Что считать-то: пустые хлопоты.
Пусть мелькают часы с неделями.
Им ценою мечты беспечные,
да пломбира стаканчик вафельный.
Сколько будет их? — Думать вечером
совершенно не обязательно.

А у дома встречала молодость,
утомлённая, но счастливая.
Ценит вёсны (порой холодные)
за прогулки под белой сливою.
Сколько стоит продлить мгновение?
Сколько жизнью их предначертано? —
Думать рано...Прикосновение
к тайнам времени — не для смертного.

В доме зрелость — хозяйка добрая
угощала блинами пышными,
точно зная, как это здорово
жить на свете. Хвала Всевышнему!
Наполняя любовью, нежностью,
дарит счастья минуты светлые,
скрыв штрихи возрастные внешности
за улыбку и взгляд приветливый.

Рядом в кресле, играя спицами,
в свитер чувства вплетая бережно,
старость смотрит...
А может снится ей
жизнь, заполненная надеждами?
Ценность каждого дня ей ведома
и за лишний часок с любимыми,
любопытными непоседами
и себя отдала, и силы все.

=====


На краю Ойкумены.

Позолоченной чертою разделила
океан и небо новая заря.
Просыпается дремавшее светило.
Над Камчаткой скоро звёзды догорят,
а  быть может скрывшись в толще океана,
став жемчужинами, до' ночи уснут.
Всё отчётливее контуры вулканов.
Цвет проступит через несколько минут...

Зеленеющий ковёр, снега на сопках
и бурлящие потоки чистых рек —
всё живое — не картины на полотнах.
Не сюда ли волны вынесли ковчег?
Небесами уголок благословенный —
край вулканов, тёплых гейзеров, цветов.
Первозданная встречает Ойкумена
тишиною и спокойствием веков.

За идущей по реке на нерест неркой
прогуляюсь, наслаждаясь красотой.
Разлетаются фонтаны фейерверком
на изгибе перед галечной косой.
У порогов исхудавшие медведи
ожидают долгожданный свой обед.
Травы щиплют их рогатые соседи.
Не увидеть это сквозь стеклопакет.

В мегаполисе не слышно птичьих трелей.
От нагрузок постоянный нервный стресс.
Оказавшись в царстве лиственниц и елей,
ощущаю я что заново воскрес.
Удивительная радость единенья...
А душа как будто крылья обрела,
воспарила, наполняясь вдохновеньем,
очищаясь в море света и тепла.

-----


В этом доме.

– В этом доме, в чулане тёмном, а быть может на чердаке
    дремлют ведьмы, скрипят и стонут в старом, спрятавшись, сундуке.
    По углам притаились мыши, а из валенка домовой
    подвывает и хрипло дышит за кирпичной печной трубой.

– Хватит сказок! Пошли, Алёнка, поглядим на сундук вдвоём.
    Всюду кажутся вам девчонкам привиденья и чёрт с хвостом.
    Если страшно – возьми Полкана.
– Не боюсь я! Фонарик есть?
– Есть, конечно.
За дверью яма. Пол разобран: доска и жердь.

В полумраке мелькают тени. Вот и лестница на чердак.
– Осторожно! Одной ступени не хватает. Пошире шаг.
    Руку дай. Молодец! Смелее!
– Посмотри сколько здесь вещей!
    А в углу что такое - змеи?
– Это шланги. Да не бледней!

– Кто там справа стоит с косою?
   Я боюсь.
– Там висит шинель.
– За трубой кто-то страшно воет.
– Это ветер забрался в щель.
   Вон сундук! Подойдём поближе.
– Я, пожалуй, останусь здесь.
– Ну, как знаешь.
– Алёшка, слышишь?
   Там внутри кто-то точно есть!

– Ха, ха, ха! Ну конечно ведьмы. Не трясись! Помоги скорей.
   Видишь, короб обитый медью. Не встречал я вещей старей.
Скрипнув петлями, распахнулась крышка, пыли подняв клубы.
Мышь летучая встрепенулась. С треском встретились наши лбы.

– Ты чего, испугалась что ли? Посмотри-ка скорей в сундук.
    Эти ведьмы учились в школе: банты, платья, портфель, утюг.
– Туфли, беленькие чулочки...
– Вижу, твой испарился страх?
– Убежал, испугался очень – только ветер свистел в ушах.

=====


Так увидится всё, как душе захочется.

— Говорят, что в Сибири морозы лютые,
     и снегами до крыши дома укутаны.
     Говорят, что метель там полгода царствует...
— Говорят, но на мир все глядят по-разному,
     а Сибирь не мала...
                                                За снегами пышными
     над тайгой и над Леной зарделось зарево,
     и стежками лучи золотые вышили
     синь озёр в окруженье гранитов пламенных,
     перламутровый "дым" над седыми елями
     и вершины, сияющие топазами.
     Век проходит как миг. Красоту рассказами
     передать невозможно: не хватит времени.
                                                  ***
— Говорят, что в Сибири весна с характером.
     Енисей льдом утёсам бока царапает,
     а зима, путь воде преградив торосами,
     по ночам укрепляет рубеж морозами.
     С каждым днём всё отчаянней схватка жаркая.
     С треском рушит вода баррикады зимние.
     Убегает старуха, ногами шаркая,
     а весна поливает сугробы ливнями.
— Говорят, говорят да не видят главного,
     как весна над сосной свой "венок" повесила,
     и к нему за теплом потянулись весело
     деревца и купальницы златоглавые.
                                                   ***
— Говорят, будто лето в Сибири душное.
     Комары донимают, кружат над лужами.
     Обь спокойна, но нечисть таится в омутах,
     и дышать невозможно болотным воздухом...
— Комары помешали да леший с ведьмами —
     разговоры под стать городскому жителю.
     Телевизор, диван... Стали все медведями:
     по "берлогам" сидят рассуждать любители.
     Посмотри на рассвет. Ночь в овраги прячется.
     Лижет солнце тумана клубы пломбирные,
     а Урал украшает десерт рябиною.
     Впереди  раскрывает Сибирь объятия.
                                                    ***
— Говорят, будто осень в Сибири мокрая
     и рыдает, как женщина одинокая...
— Может, сам поглядишь? За окном ни облака.
     Расчесало лучами берёзам локоны
     солнце яркое.
                                      Поезд как в сказке катится.
     Рельсов звон. Семафоров огни сигнальные.
     Синеокая осень в цветастом платьице
     помахала ладошкой кленовой маленькой...
Кто кивнёт головой, кто лишь расхохочется,
только стоит ли верить рассказам всяческим?
От природы сомненья и страх не спрячутся:
так увидится всё, как душе захочется!

======
27.01.2020


Откровения иммигранта.

Прочёл я сотни книг: в них много говорят,
скрывая жизни смысл за пафосом тирад.
Тома стоят стеной и заслоняют свет.
Я заглянул за них, а будущего нет.

Газеты мне поют и ставят рубежи,
порочно лгут, боясь цензуры-госпожи,
приносят на алтарь сомнительных побед
того кто не молчит, что будущего нет.

Воинственной толпой от жизни отлучён.
Чинушам и браткам потворствует закон,
разворовавшим всё , за что сражался дед.
Лазейки есть везде, а будущего нет.

Невежество цветёт поверх святых могил.
Светящийся портал мне солнце заменил.
На сайтах грязь и ложь. Злодеем стал сосед.
В своей стране - чужой и будущего нет.

За то что нет угла у выросших детей
благодарю совет разъевшихся свиней.
Мне надоело всё и на исходе лет -
хочу забыть страну, где будущего нет.

-----


У нас не совпадает знаменатель...

Злорадствует ехидная молва.
Теперь любовь — остаток от деленья.
Доведены до белого каленья
мы оба. Будет битва за права?

От прежних чувств остался остов, а
эмоциям неведомы сомненья.
Всё в жертву — никакого сожаленья.
Разят как пули хлёсткие слова.

Я не хочу! Мне ненавистны споры.
Орудиям подпилены затворы.
Остынь. Горячка добавляет бед.

С любимой не сражаюсь — не предатель!
У нас не совпадает знаменатель,
но мне не нужно над тобой побед.


Предзимье.

Ночь спустилась над степью, и холод туман осадил,
в меховое манто превратив невесомый нейлон.
Швы грунтовых дорог, лужи-кляксы разлитых чернил —
под луной заискрились, покрытые тонким стеклом.

Тишина. Ни души, и ничто не нарушит покой.
Жизнь попряталась в норы. Быть может и мне —  где теплей?
Мысли вьются, как птицы, паря над остывшей землёй.
Им не хочется к югу, однако, мороз всё сильней.

Чёрный купол неслышно скользит. Опрокинулся "ковш".
Льётся вечность по небу молочными струями рек,
растворяясь в простанстве.
                                                        Зима наступает, и сплошь,
тихо кружатся звёзды — далёкий космический снег.

------


Избитая тема.

Мой друг — великий, русский — не поэт
сказал однажды:"Будь собой, Володя!
Не всякий, кто рифмует много лет,
находит понимание в народе.
Не всякий, кто поэтом наречён,
способен мыслить и писать красиво.
Поэзия — струящимся ручьём
питает души, радует мотивом".

Сегодня я, все чаще, вижу сам:
бурлит "вода", несёт крупицы-чувства.
Петляет мысль и скачет по листам,
разбив на ручейки сюжета русло.

Не надо говорить:"Пишу душой".
Так пишут все, но далеко не каждый,
построив кособокий дом, собой
доволен будет...  Иль душе неважно,
что гости, заглянув, увидят грязь;
споткнутся о корявые размеры;
устав читать запутанную вязь,
уйдут, бранясь на редкие "шедевры".

Мой друг был прав:"Поэзия — есть храм!"
Служенье музам — дело одарённых.
Поэтам воздаётся по словам,
запавшим в души, чувствам утонченным.

Ни пафос, ни надуманная грусть,
ни "протоколы", пахнущие брагой —
всё не стихи... Писать не тороплюсь:
не всё достойно замарать бумагу.
Сказал о том, и легче на душе,
как будто исповедался пред Богом.
А в спину дышит чей-то протеже,
и просит уступить ему дорогу.

Советовать глухому — что ежу.
Торопится — вот флаг и ветер в спину,
а я, пожалуй, чуть приторможу:
эмоции должны слегка остынуть.

-----


Тайное венчание.

Стынет вечер. В саду кипят
флоксы,
сад наполняя брагою.
Август, звёздный надев халат,
на свиданье спешит оврагами.
В дальней роще, среди берёз,
ждёт его златовласка-девица;
где прошла - словно лисий хвост,
медью кроны деревьев светятся.
Напустила густой туман:
друга скрыть от Луны пытается.
Та же — юношу по холмам
ищет.
Скрыли кривыми пальцами
вётлы старые сорванца.
В полнолуния дни последние,
обвенчает любовь сердца:
рыжей осени, сына летнего.

-----


Искушенье.

Забитый "перезвоном серебра"
стихов моих хрустальный колокольчик
не слышен.
Скрип латунного пера
всё тише.
Только пара ровных строчек
легла на лист.
Исчезло вдохновенье.

В другого нынче муза влюблена.
Ему на ушко шепчет тёмной ночью.
Так дышит,
что не может скрыть Луна
над крышей
раскрасневшиеся щёчки
при взгляде вниз.
Какое искушенье:

к ним заглянуть с бутылкою вина,
обоих напоить, а дальше проще...
Я вижу –
муза на двоих одна.
Бестыже
уведу, а он пусть ропщет.
Но план завис,
и мучают сомненья.

Ушла. Выходит жизнь моя скучна.
От этого вдвойне сегодня горше.
В Париже
ночь романтикой полна,
а в Нижнем –
псы гоняют кошек тощих
под ветра свист.
Какое тут веселье?

Одна отрада: завтра воскресенье.


Хуже смерти./по мотивам William Shakespeare, sonnet 66/.

William Shakespeare,  sonnet 66.

Tired with all these, for restful death I cry:
As to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimmed in jollity,
And purest faith unhappily forsworn,
And gilded honour shamefully misplaced,
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgraced,
And strength by limping sway disabled,
And art made tongue-tied by authority,
And folly (doctor-like) controlling skill,
And simple truth miscalled simplicity,
And captive good attending captain ill:
Tired with all these, from these would I he gone,
Save that, to die, I leave my love alone.
-----

Хуже смерти. Владимир Курков.
/перевод с авторской трактовкой/.

Устал я и хотел молить о смерти.
Везде - пустые души-сорняки.
Одежды сбросив, пошло скачут дети.
Мерилом счастья стали медяки.
Униженный завистниками гений
пал жертвой распиаренных ослов,
а женщин, обречённых на растленье,
силач спасти не может от долгов.
О косность разбиваются таланты.
Искусство под себя подмяла власть.
И даже честь, обузданная чванством,
за деньги, словно шлюха, продалась.
Нельзя уйти: возрадуются "черти".
В "аду" любовь оставить - хуже смерти.

-----



Облака за твоим окном. /по мотивам: Shel Silverstein, Cloudy Sky./

Cloudy Sky

The Moon she is a pretty girl who lives up in the stars
And that old cloud he's a great old man who loves her from afar
He loves her from afar
When Lady Moon smiles down on him ol' Cloud is all a-wonder
So he starts to sing to her and that's what makes the thunder
Can't ya listen baby that's what makes the thunder
Love is just a cloudy sky as far as I can see
And that ol' cloud up in the sky he got much chance in love as me

And some dry nights she won't come out when she hears him callin'
The tears come streamin' on down his cheeks and that's the rain a fallin'
Don't ya feel it baby hat's the rain a fallin'
Love is just a cloudy sky as far as I can see
And that ol' cloud up in the sky's got as much a chance in love as me

And when the night starts to gettin' light and he can see her goin'
He throws a kiss across the sky and that's the wind a blowin',
Can't ya feel it honey that's the wind a blowin'
Oh love is just a cloudy sky as far as I can see
And that ol' cloud up in the sky he's got as much a chance as me
He got as much a chance as me

Shel Silverstein
-----

Облака за твоим окном.

Владимир Курков.
/очень вольное изложение оригинала/

Далеко-далеко, в царстве синих звёзд проживает Луна-красавица.
Сохнет облако от безнадёжных грёз, обречённое вечность маяться.
Борода у него словно пух льняной - стариковское достояние.
И о чувствах ему говорить с Луной можно только на расстоянии.
Можно только на расстоянии...

Если взгляд с высоты обратит Луна и улыбку подарит светлую, -
грянет гром. Песнь о том, как любовь сильна зазвучит в темноте ответом ей.
Слышишь, детка, не бойся. Не страшен гром - это облако шлет признание.
Знай, любовь - облака за твоим окном, столь же лёгкая и бескрайняя.
Вероятность у облака и меня от неё загореться равная.

Но бывает, не выйдет на зов Луна тёмной ночью. Заплачет облако.
Побегут по щекам за волной волна слёзы, вызвав молчанье долгое.
Слышишь, детка, вся боль утечёт с дождём - это выдала шляпа тайну мне.
А любовь - облака за твоим окном, будет лёгкою и бескрайнею.
Вероятность у облака и меня от неё загореться  равная.

Если ночь отступает, и горизонт  заалел, то спешит красавица.
Поцелуй посылает воздушный он: хоть на миг задержать пытается.
Ты же чувствуешь: ветер принёс тепло, гладит щёчки твои румяные?
Есть любовь - облака за твоим окном, столь же нежная и бескрайняя.
Вероятность у облака и меня от неё загореться равная.
Вероятность влюбиться равная...
-----


Симбиоз.

Паутина земных дорог ловит жизни в бетонный плен.
Выделяя токсичный смог, город всё превращает в тлен.
Под гипнозом горящих ламп, мотыльком я лечу на свет.
Поглощает "стоглазый вамп" человеческий силуэт.

Лязгнув створкой, открылась пасть - лифта челюсти разошлись,
словно хочет меня сожрать."Ну попробуй. - Жму кнопку. - Плиз!
Мне на пятый". Рычит в ответ. Поднимает. Сквозь зубы скрип,
не по вкусу такой обед: аллергический кашель, хрип...

Выхожу: коридор-сосуд, комнат клеточки - в каждой жизнь.
Мне направо, увы - не ждут. Лишь светильника апельсин
показал мне накал страстей: холодильник урчит в углу,
митохондрии батарей согревают. Я рад теплу.

А на улице мокрый снег. Мёрзнут в сумерках фонари.
Обустроились на ночлег два кота у входной двери.
Город вздрагивает во сне: холодна у зимы постель.
Уронила с уставших век снежный ком голубая ель.

Мчит последний трамвай в депо: утомился за долгий день.
Покрывается серебром городских автотрасс шагрень.
Цепью длинною вдоль дорог будто поезд стоят дома.
Впереди из трубы дымок. Как всё здорово - из окна.

Чай с малиной снимает шок. Под защитой домашних стен
позабыты: токсичный смог  и кошмарный бетонный плен.
Незаметно прошли невроз и на город слепая злость.
Поразительный симбиоз: вместе трудно, но хуже врозь.

-----


Перелёт.

Ночь. Купе. Набирая ход,
поезд мчится. Сижу в тепле.
Каждый рейс для меня - полёт
на космическом корабле.
Километры стальных дорог
как парсеки межзвёздных трасс.
Космонавтом я стать не смог,
но "летаю" не в первый раз.

По созвездиям деревень,
сквозь туманности влажных мест,
фонарями пугая тень,
"межпланетный" летит экспресс.
Чёрный вакуум за окном
иногда изменяет цвет
от летящих своим путём
заплутавших машин-комет.

Постепенно, к витку виток,
пряди света, рассеяв мрак,
образуют один клубок -
галактический бумеранг:
город, вширь разослав лучи,
режет саблями автострад
черный полог ночной парчи
на сегменты небесных карт.

Торможение. Парапет.
Принимает четвёртый шлюз.
Пассажиры с "других планет"
достают из отсеков груз.
Перелёт завершён...
                                             Вокзал
возвращает в привычный быт.
Скорый поезд  "Москва - Казань"
на четвёртом пути стоит.


Мимолётность.

Спящие сопки.
Месяц по склону скользит
пёрышком лёгким.

Время влюблённых.
Сакура скрыла двоих:
таинство свято.

Слово за словом:
поступь любви так нежна.
Жизнь мимолётна.


Верните душу брошенной игрушке.

Варенье. Чай в бокале. С маком сушки.
Один. Забыт. Знаком простой сюжет.
Опять я в роли брошенной игрушки.

Не нужен стал разборчивой подружке.
Ей денег звон важней счастливых лет.
Не греют чай в бокале, с маком сушки.

Захлопнут разум, словно зверь в ловушке,
напрасно ищет на вопрос ответ:
"За что я в роли брошенной игрушки?"

В кровати смятой, в тесной комнатушке
найдёт меня, уснувшего, рассвет.
Остывший чай. Нетронутые сушки.

Во сне увижу милые веснушки,
накрытый стол, дымящийся обед.
Проснусь же в роли брошенной игрушки.

Любовь – моллюск, укрывшийся в ракушке.
Украден жемчуг. В жизни смысла нет.
Зачем мне чай, варенье, с маком сушки?
Верните душу "брошенной игрушке"!


Здесь, не сказка молочные реки.

Здесь не сказка молочные реки
            в берегах из кисельных болот.
Укрывают еловые веки
            взгляд холодный сапфировых вод.
Поднимаются пиками в небо
            исполинских драконов хребты.
Ядовитою серой и пеплом
            дышат стражей раскрытые рты.
Здесь струится сквозь камешки время,
            ручейком исчезая во мхах,
и тропою лесного оленя
            бродит леший, скрываясь в кустах.
Звёзд по небу рассыпанный сахар
            растворяется в чае зари.
Мятным облаком стелется запах
            с тонкой ноткой дубовой коры.
На рассвете резвятся русалки,
            серебристой блестят чешуёй,
и, откинувшись в кресле-качалке,
            размышляет волшебник лесной:
"Кровью красной разбрызгана клюква,
            как знаменье великой беды.
Смерть идёт вероломно, со стуком,
            топором оставляя следы.
Ищет друга охрипшее эхо,
            заблудившись в кедровых пеньках.
Нет спасения от человека -
            зверя с алчною искрой в глазах!"


Наивный наш роман.

Безумно длинный день в мешке уносит солнце,

как в сказке хитрый лис за тёмные леса.
Не видя деревень, бегут как марафонцы,
издав протяжный свист, вдогонку поезда.

Нам некуда спешить: лежим на сеновале,
глядим, как на закат змеёй ползут огни.
Пускай росою сныть забрызгала сандалии,
восторженно блестят глаза, и мы одни.

Баюкают сверчки. Притихло мелколесье.
Но как возможно спать, ведь крылья за спиной,
и звёзды-светлячки зовут нас в поднебесье?
Приятно помечтать под жёлтою Луной.

Полночный самолёт подмаргивает хитро.
Над полем расстелил июнь густой туман.
Прохлада не возьмёт: стал общим тёплый свитер,
объятием скрепил наивный наш роман.

Не долог счастья миг. Заря скрывает звёзды,
и бриз спешит слизнуть туманные слои.
– Смотри, идёт старик. Бежим пока не поздно!
– Постой же, не забудь сандалии свои.


Возвращайтесь скорей.

Сорок третий.  Погостами путь к Берлину пролёг.
Угасает под соснами от костра уголёк.
Дремлет рядом с повозкою после боя солдат.
Снятся дом под берёзкою, голубой палисад.
Медоносными гроздьями манят липы шмелей.
Закружился над озером лёгкий пух тополей.
Пьют коровы из ерика. Цапля ждёт пескарей.
Плачут ивы у берега:"Возвращайся скорей!"

Серебрятся на солнышке крылья юрких стрекоз.
Трель выводят словушки о земле где он рос.
Недозрелые яблоки привлекли пацанят.
Пахнут мята и таволга: на свиданье манят...
"Всем подъём! Построение",- голос ротного строг.
Вновь кровавым свечением озарился восток.
Крестит вслед санитарочка в бой идущих парней.
У иконы огарочек. Возвращайтесь скорей!


Вредный будильник

В городе дождик вымыл асфальт с утра,
только напрасно:
ветер листвой сорит.
Клён полыхает, словно огонь костра.
Лето, прощаясь, в этом огне горит.

Рыжая дева жжёт во дворах листву,
вешает стразы, ветви рябин склонив.
Светятся гроздья - не удержусь сорву.
Чмокнет листочком осень - выходит жив.

Солнцем сигналит с неба и смотрит вниз.
Локоны света, на две разбив косы,
свесила, будто дразнит:"Скорей коснись!"
Крылья бы мне подняться до егозы.

Словно услышав мысли мои, с небес
сбросила мостик-радугу в семь цветов.
Радость моя, прости - не позволит вес,
хоть я меньше туч-голубых китов.

Та лишь смеётся, с ветром пустилась в пляс.
Кружатся листья-блёстки её одежд:
золотом ярким, медью ласкают взгляд...
Лебеди клином - белый летит кортеж.

С неба спустилась
ярок румянец щёк,
тёплым дыханьем греет озябший день,
рядом присела... В этот момент щелчок.
Вредный будильник счастье спугнул:"Трень-трень!"