Ирина Пантелеева (Свечникова)

Висели на ветке

Висели на ветке
Четыре креветки.
Вязали детишкам
Морские штанишки.

Когда их детишки
Примерить решились, 
С детишек штанишки
Немедленно смылись.

Ведь в целях прозрачности
И чистоты
Штанишки вязались
Из струек воды. 

---

Ужик

Если ужик к вам на ужин
Ненароком приползёт,
Знайте: ужику не нужен
Ваш колбасный бутерброд.

Не приблизится и близко
Он к омлету и сосискам.
Мармеладных красных мишек
Ужик даже не полижет.

Но прошу вас, побыстрей-ка,
Не спуская глаз с ужа, 
Спрячьте клетку с канарейкой,
Не дразните малыша. 

---

Поварята Парь и Грей

Жили-были, жили-были

Поварята Парь и Грей.

Обожали поварята

Жарить-парить для зверей.

Дружно жарили картошку -

Накормить ежа и кошку.

Приглашали и лису

Закусить тирамису*.

Но однажды, но однажды

Между ними вышел спор

И ужасно непрятный 

Приключился разговор.

Парь сказал, что суп зелёный

Совершенно несолёный.

- Много соли - это вред, -

Грей сказал ему в ответ.

Дело было плоховато.

У обоих на носу

После драки оказалось

По куску тирамису.

И расстроились зверята:

- Разругались поварята.

Кто же будет нас в лесу

Угощать тирамису?

Жили-были, жили-были

Поварята Парь и Грей.

И мирились поварята

Целых двадцать восемь дней.

А пока они мирились,

Звери жарить научились.

Если веришь, принесу 

И тебе тирамису.

*Тирамису - чудесный итальянский тортик:)

28.01.2018

---

Совершенно мне не спится

Я лежу. Не засыпаю.

Потому что, потому, -

Очень хочется мне чаю,

Сам не знаю почему.

А еще хочу ужасно

Телевизор я смотреть.

Где там бродит зверь клыкастый?

Где там Маша? Где медведь?

То мне жарко, то мне зябко,

То ворочается мне.

Сто семнадцатый кораблик

Проплывает по стене.

Совершенно мне не спится.

Потому что, потому, -

Обещал мне сон присниться,

Если я приснюсь ему.

Сон заснул,... а я... держусь...

Позеваю... и... присню-ю-ю-сь...

---

С Днём Рождения, Вилли!

---

Что на ёлочке висит?

---

Просто так, на всякий случай...

---

Куда пропал дождик?

---

Однажды с причала...

---

Алла и Шуршало

В шкафу у нас шуршало

Какое-то Шуршало.

Испуганная Алла - 

Бегом под одеяло!

Когда одно Шуршало

Шуршать переставало,

Другое начинало

Шуршание сначала.

Шуршала всем мешали,

Шипели, бушевали.

Все шубы, шапки, шали

В шкафу перемешали.

Из шкафа выползало

Пушистое Шуршало.

За ушком почесало

И девочке сказало:

"В шкафу у вас шуршало

Какое-то Мышало!

Мур-мур, не бойся, Алла,

Мышало убежало".

---

Жужжалка

Нашел Жираф жужжалку,

Жу-жу, жи-жи жужжит.

Навстречу по лужайке

Веселый Еж бежит.

Кричит Жирафу Ежик:

"Жираф, жи-жи, жу-жу!

Отдайте мне жужжалку,

Я тожу пожужжу!"

"Жужжалки мне не жалко,

Пожалуйста, жужжи.

Потом мою жужжалку

Под кустик положи".

Жужжал жужжалкой Ежик.

От этого жи-жи

Собрались на лужайке

Пингвины и моржи.

Пришли жужжать жужжалкой

Все-все, кому не лень,

И заяц, и лисица,

Тигрица, и олень.

Устроили жужжальный

Веселый карнавал,

Жи-жи, жу-жу жужжали,

А Ежик танцевал.

Жужжал жужжалкой заяц,

Распугивал волков.

Енот гонял жужжалкой

Рассерженных жуков.

И жирные от лени

Животные – тюлени –

Жужжалкою жужжали,

Пока в траве лежали.

Нашел Жираф жужжалку

Под кустиком в глуши.

Хотел жужжать жужжалкой,

Но вышло: ши-ши-ши.

Испортилась жужжалка

И больше не жу-жу.

И сразу стало грустно

Оленю и Ежу.

Пришел Бобер-умелец,

В жужжалку заглянул,

Подумал… и жужжалке

Жужжательность вернул!

Чтоб вновь на всей планете

И взрослые, и дети,

Зверюшки, птички, рыбы

Опять жужжать могли бы.

Найди в лесу жужжалку,

Немножко пожужжи

И для друзей жужжалку

Под кустик положи.

Пока жужжалка где-то

Под кустиком лежит,

Вращается планета

И весело жужжит.

---

Жили-были Крабушки (иллюстрация Сонечки Даржания, 10 лет)

Жили-были крабушки
У своей у бабушки.
Дочь и сын семейства Крибах

Проживали на Карибах,

И от бабушки зимой

Возвращалися домой.

Внучек Криб и внучка Криба,

Чтобы к ним сплывалась рыба,
Боком ползали по дну
И кричали: «Ой, тону!»

Рыба глупая, конечно,

Попадала крабам в клешни.

Баба Краба их хвалила,

Клешни им без мыла мыла
И учила на плаву

Перекусывать плотву.

Баба Краба им вязала
Из ракушек одеяла,

Потому что всем известно,
Что на жестком спать полезно.
Криба Крибу говорила:
«У бабули что за вилла?
Где перинки? Где подушки?
Там и тут одни ракушки!

Вот возьмем и уползем
В тот красивый новый дом,
Что стоит на берегу,
Здесь я больше не могу!»
Криба брата хвать в охапку,
Позабыв родную бабку.

Говорили Крибе рыбы:

«Здесь вам, дети, не Карибы!

Рыбаки идут сюда!

Уползешь, и ты – еда!»
Так и было спозаранку.
Посадили внуков в банку!

И теперь семейство Крибах

Горько плачет на Карибах.

---

Загадка для ужа

Десять маленьких ужат
Под березкою лежат.

Захотел один ужонок
В магазин купить пеленок.

И уполз.

Девять маленьких ужат
Под березкою лежат.

И сказал девятый ужик:
«Зонтик мне от солнца нужен!»

И уполз.

Восемь маленьких ужат
Под березкою лежат.

Взял восьмой и убежал
Со стрекозками на бал.

И уполз.

Семь оставшихся ужат
Под березкою лежат.

Вдруг седьмой зашевелился
И под горку покатился.

И уполз.

Тихо-мирно шесть ужат,
Под березкою лежат.

Тут шестой воскликнул: «Братцы!
Поползу к реке купаться!»

И уполз.

Удивились пять ужат,
Что под деревцем лежат.

Пятый крикнул: «Эй, постой!
Поползу и я с тобой!»

И уполз.

Четверо всего ужат
Под березкою лежат.

А четвертый - самый верткий:
«У меня уроки спорта!»

И уполз.

Трое маленьких ужат
Под березкою лежат.

Третий – самый хитрый ужик,
Съел ужиный общий ужин

И тогда его врачи
Увезли живот лечить.

И остались два ужа
Под березкою лежать -

Папа с мамою – ужи:
«Ой, держи, ужат, держи!

Где ужата?»
Нет ужат.

Разве мама виновата?
Разве папа виноват?

Вот загадка, кто ответит?
Почему сбежали дети?

---

ДК, 3-й конкурс "Загадка"

***

Он кудрявый, белый-белый,
Как на небе облака.
Так бы к ним и полетел он,

Но стесняется пока.

Чтобы в небе очутиться
Надо срочно подкрепиться.
Он мечтает про полет
И жует, жует, жует.

Весь из облачных кудряшек

Ходит по лугу… (БАРАШЕК)

 

***

Чем она питается,

Сеном называется.

 

Чем она бодается,

Рогом называется.

 

Хоть она и молода,

У нее есть борода,

 

Хоть она и с бородой,

У нее такой удой,

 

Что хватает молочка

Для послушного внучка.

 

В русской сказке – Дереза,

А у бабушки?... (КОЗА)

 

***

Отгадай мою загадку:
 Это - кисло, а не сладко,

Укуси его за бок -
Так и брызнет терпкий сок!

Пахнет очень ароматно,
Но не пряно и не мятно.

Любит он расти в тепле,
Но растет и на столе.

Посади в горшочек семя,
Дай ему для роста время,

Поливай его из лейки,
Цитрус, цвета канарейки.

Без него не вкусен чай,
Что же это? Отвечай! 

   

Иллюстрация Сонечки Даржания, 10 лет.

---

Гакаика

Кто такой, скажи‐ка
Этот Гакаика?
Может, это трактор или самосвал?

Пам‐палярам‐пам‐пам‐пам,

Это человечек
Я его в альбоме вчера нарисовал!

Вместо ручек ‐ палки,

Вместо ножек ‐ палки,
Вместо глазок ‐ точки,
Голова ‐ овал.

Пам‐палярам‐пам‐пам‐пам,
Это Гакаика,
Я его придумал и так смешно назвал.

Ну‐ка, выходи‐ка,
Милый Гакаика,
Попляши, попрыгай, поиграй со мной!

Пам‐палярам‐пам‐пам‐пам,

Пляшет Гакаика,

И хохочет ротик малиновой дугой!

Я, конечно, знаю,

Как сестренку Надю,
Как сестренку Надю
Можно рассмешить...

Если нарисую я в ее тетради
Дом для Гакаики...
А где же ему жить?

Пам‐палярам‐пам‐пам‐пам,
В Надиной тетради
Дом такой прекрасный!
Дом такой чудесный!
Дом такой огромный,
Чтоб Гакаике жить!
Плям!

---

Самый смелый Новый Год

 

 

Едет-мчится к нам сюда

Тоже хочет в хоровод.

Злая Баба? - Ерунда!

Все добреют в Новый Год!

Змей Горыныч и Кощей,

Людоед и Великан.

Мы дадим им бочку щей,

Лимонаду океан.

Злюку-Лешего возьмем

За копытца и рога

И в сгущенку окунем,

И отрежем пирога.

Станет Бабушка для нас

Колдовать одно добро,

А Горыныч нам припас

Смеха целое ведро!

Вот послушай: если вдруг

Страх вернется невзначай,

Созывай друзей, подруг,

Громче музыку включай!

Рассыпай и там, и тут

Из ведра веселый смех!

Пусть чудовища придут!

Ты теперь смелее всех!

 

---

В кармане у Феди...

В кармане у Феди

Монетки из меди,

Шнурки от ботинок,

Двенадцать картинок,

Пенал, телефон,

Акварельные краски,

От лампы плафон,

Новогодние маски,

Журнал «Вело-мото»,

Котлетка с обеда,

Любимое фото

Артемки-соседа.

И мячик футбольный, чуть-чуть если сдуть,

То в Федин карман тоже можно впихнуть.

 

Из школы шагает наш Федя неспешно,

В портфеле – тетрадки и книжки, конечно.

На стенке табличка висит: «Не сорить!»

Вещица что надо, о чем говорить?

Примерился Федя и, что было сил,

Табличку от стенки, кряхтя, открутил.

 

 

Бочком, аккуратно заходит в подъезд.

Под мышкой – табличка и наперевес –

Портфель, да случайно попалось под руку

Пустое ведро – превосходная штука!

Подумаешь, дырка и обод кривой –

На снежную бабу наденем зимой.

 

На лестнице Феде соседи кричали:

- Не ваш ли котенок мяукал в подвале?

Не вы ли котенка вчера потеряли?

Ему мы пытались налить молока,

Но в узкую щелку не лезет рука.

Попробуй-ка, Федя, достань малыша,

Всю ночь отдыхать он нам будет мешать.

 

- Приличные кошки не лезут в подвал. –

Сосед из квартиры напротив сказал,

- Приличные кошки сидят на окне,

А этот ваш рыжий не нравится мне.

Вот вызовем службу бездомных котят,

Пускай и достанут его как хотят.

 

Какая удача – бездомный котенок!

Ведь Федя о кошке мечтает с пеленок!

- Послушайте, дядя, идите домой,

Котенок в подвале, конечно же, мой.

Он вас испугался, но день ото дня

Он просто из школы встречает меня.

Эй, Рыжик, кись-кись, вылезай, торопись,

Пойдем-ка обедать скорее, кись-кись!

 

Котенок подумал и... вылез из щели.

На Федю соседи с улыбкой глядели,

А он неспеша поднимался все выше

Котенка манил и рассказывал тише,

Какой на обед приготовлен паштет

И рыжий котенок бежал ему вслед.

 

Эх, если бы знал он про рыжую кошку,

То места в кармане оставил немножко.

В карман бы засунул, чего тут гадать?

Да заняты руки и жалко бросать:

Картинки-монетки и прочие штуки,

Которыми заняты Федины брюки.

 

Пока он ключи от квартиры искал,

Ведерком гремел и журналом шуршал,

Котенок

опять

устремился

в подвал.

 

---

Девочка на букву "О"

В одной большой деревне  жили-были Дедушка и Бабушка, и была у них внученька Олюшка. Девочка была пригожая: глазки, как небушко голубые, губки пухленькие, щечки румяные, бровки чернявые, а уж коса-то длинна – аж ниже пояса. Хороша была Олюшка, да уж больно капризна и ленива.

Встанет утром и капризничать принимается, и кроватку-то она застилать не хочет, и кашу она кушать не станет. Одеваться – нет, умываться – нет, игрушки на место убрать  – тоже нет! Старики головой качают, огорчаются, а девочка свое: того не буду, этого не желаю. В общем, одна морока была с этой Олюшкой. То капризничает, а то смеётся да хохочет, и все равно ничего не хочет. А уж, как дело до ученья доходит, у девочки то ножка заболит, то головка, то она спать захочет, то есть, то пить. Даже алфавит никак толком запомнить не может, всё ей скучно. А пора бы уже было Олюшке поумнеть, скоро в школу идти. Но, ничего, Бабушка и Дедушка не жаловались. Очень они любили свою внученьку. Вот подрастет девочка и поумнеет.

Как-то раз захотелось девочке рисовать. Взяла она листок бумаги, карандаш, устроилась поудобнее у окошка и нарисовала человечка: головешка кругляшом, волосишки торчком, ручки – закорючки,  а ножки – две палочки.

- Вот так Человечек-Молодечик! – обрадовалась девочка. – Ну, вот, теперь я тебя учить буду, – объявила она. – Повторяй: А, Бэ, Вэ! Ю, Я, Э! Пятью пять – семнадцать, трижды десять – восемнадцать.

Человечек молчит, ничего не отвечает.

- Ах, какой ты глупый! Не стану с тобой играть! И учить тебя не стану! – рассердилась Олюшка и засунула листок с Человечком в книжку со сказочными картинками, а сама спать пошла.

Оглянулся Человечек, вокруг лес стоит густой. Подумал-подумал, да и спрыгнул со своей страницы прямо в лес. Идет и напевает волшебную песенку:

- А, Бэ, Вэ, Гэ, Дэ, Е, Ё,

Что найдется, то – моё!

Видит Человечек-Молодечик: дерево стоит все сплошь буквами усыпано. Некоторые буковки совсем малюсенькие, зелененькие, неспелые ещё, другие – побольше, покрупнее. Поглядел Человечек наверх, а там – самые толстые, самые крупные буквы висят. Обрадовался Молодечик и давай буквы с дерева палкой сбивать, да песенку припевать:

- Жэ, Зэ, И, иЙ, Ка, Эль, Эм,

Что увижу, то и съем!

Попадали спелые буквы на травку. Выбрал Человечек самую-пресамую сочную, уселся под деревом, только откусил изрядный кусочек от буквы "В", прожевать даже не успел, как – трах-бах, шум-треск, бум-шурум – глядь, а перед ним Волк стоит – глаза горят, шерсть дыбом, зубы – во какие, даже в пасти не помещаются.

- Ой, ой, напугал! Нет, чтобы спокойно, по-человечески подойти, познакомиться, – сказал Человечек, дожёвывая сочную букву.

Волк опешил, даже рычать передумал, увидел, что незнакомец его ничуточки не боится. Присел рядом на задние лапы:

- Волшебник, что ли? – предположил Волк.

- Ага! Я волшебный Человечек-Молодечик – головешка кругляшом, волосишки торчком, ручки – закорючки, а ножки – две палочки, – пропел Человечек.

- Слушай, волшебник, давай-ка я тебя съем по-хорошему? А? – предложил Волк.

- Голодный, что ли? – спросил Человечек-Молодечик.

- Страсть, какой голодный! – взвыл Волк.

- Нет, ничего не получится, – заявил Человечек.

- Это еще почему? – удивился Волк.

- Ну, посмотри ты на меня! Что тут есть-то? Головешка кругляшом, волосишки торчком, ручки – закорючки, а ножки – две палочки, – усмехнулся Молодечик. – Подавишься еще палкой. На-ка вот лучше, попробуй, – Человечек выбрал самую толстую букву "З" и протянул ее Волку. – Исключительно натуральный вкус зайчатины, – добавил он внушительно.

- Мне бы чего-нибудь помягче, пожирнее, – закапризничал Волк.

- Ну, хочешь, возьми "К" – необыкновенный куриный вкус, или вот – "П" – поросенок без костей, чистая мякоть! – расхваливал Человечек, перебирая буквы.

Съел Волк и "П", и "К", и "З", а на закуску букву "М" выбрал – со вкусом мыши, значит. Наелся, на травке развалился:

- Сколько лет живу в этом лесу, а такого дерева ни разу не встречал! Как же оно называется?

- Буквенное, – ответил Человечек.

- А это что за буква? С каким она вкусом? – поинтересовался Волк, указывая на букву "С".

- Это – Эс, – говорит Человечек, – со вкусом совы, наверное.

- Это, что же получается? – задумался Волк, – и моя, значит, и волчья буква есть?

- А как же! – засмеялся Молодечик, – вот послушай:

- Эн, О, Пэ, Эр, Эс, Тэ, У,

Съем и волка, и сову!

- Ну-ну! Полегче! – подскочил Волк.

- Да, ты, не бойся, не бойся! Это я для рифмы придумал! – объяснил Человечек.

Волк недоверчиво поглядел на Человечка:

- А рифма это кто такая? Что за зверь?

Человечек расхохотался:

- Да не зверь! Рифма это, чтобы складно было. Эс, Тэ, У – и сову! Улавливаешь?

- Да, неплохо. А еще какие буквы есть? – спросил Волк, перебирая плоды.

- Эф, Ха, Цэ, Че, Ша и Ща. Вот они, смотри! – разложил Человечек сочные буквы перед Волком.

- А на эти буквы какая рифма? – задумался Волк и поскреб лапой в затылке. – Погоди-ка, погоди! Эф, Ха, Цэ, Че, Ша и Ща, съем и карпа, и леща! Вот! Сам придумал!

- Молодец, Волк! – похвалил Человечек.

- А дальше, какие буквы? – заинтересовался Волк.

- Мягкий знак и твердый знак! – весело запел Человечек.

- Не такой уж ты простак! – подхватил Волк.

- Потому что знаю я

Что такое Э, Ю, Я!

Все, больше буков нет, – закончил Человечек.

- Эх, жаль, – расстроился Волк, – только я раззадорился рифму сочинять.

- Послушай, а ты можешь одну девочку съесть? – спросил Человечек.

- Не знаю, – задумался Волк, – я девчонок ни разу не ел. Ну, можно, конечно, попробовать. А что за девочка?

- Да есть тут одна. Олюшкой зовут, – сказал Молодечик.

- А! Девочка на букву "О", значит, – догадался Волк, – а зачем ее есть? Может, она на "О" – о-о-очень прекрасная?  

- Да нет, никакая не прекрасная! – воскликнул Человечек, – скорее на "Н" – неряха и на "Л" – ленивица. За что не возьмется, все у нее из рук валится! Учиться не хочет, даже буквы не знает!

И рассказал Человечек Волку про Олюшку, какая она ленивая да неловкая. Ничего-то она не умеет, а учиться не хочет, все смеется, да хохочет.

Ощетинился Волк, зубищи оскалил и зарычал самым своим ужасным голосом:

- Ну, все! Берегись, девочка на букву "О"! Сейчас я тебя съем! Может быть, ты и кашу по утрам не хочешь есть? А? Или игрушки разбрасываешь по всей комнате?

Проснулась Олюшка, от страха даже глаза боится открыть. Думает: «Интересно, съел меня Волк или не съел?»

Подвигала она одной рукой, другой, ногой пошевелила. Вроде бы все на месте. Открыла девочка глаза, из постели выпрыгнула, шторы раздвинула. А там – Солнышко светит вовсю! Улыбнулась Олюшка Солнышку и пропела:

- Солнышко, солнышко, сделай так, чтобы я не ленилась и делала все аккуратно!

- Хорошо! – блеснуло Солнышко в ответ. – Просто не ленись, Олюшка, и делай все аккуратно.

- И всё? -удивилась Олюшка, - так это же совсем просто!

Огляделась девочка внимательно вокруг, одеяльце на своей кроватке расправила, подушечку взбила, потом взяла гребешок, волосы себе расчесала, заплела косицы аккуратные.

- А, Бэ, Вэ, А, Бэ, Вэ, 

Луч дрожит на рукавЭ! – закружилась она по комнате. - Ой, стихи какие у меня получились! Это Человечек-Молодечик меня научил. Вот возьму и на все буквы свою рифму придумаю. 

Е, Ё, Жэ, Зэ, И, иЙ, Ка, 

Груша съела червяка!

- Как это? Разве груша ест червяков? – удивилась Бабушка, входя в дверь.

- Конечно! Раз червяк у груши внутри, значит она его съела, - рассмеялась девочка. - Это я, бубуля, для рифмы сочинила! Чтобы не скучно было учиться, а наоборот весело! – улыбнулась девочка.

Бабушка увидела, что кроватка застелена, подушечка взбита, обрадовалась, Дедушку позвала. Тешатся старики: «Подрастает наша внученька, будет она и красавица, и умница!»

---

Отморозовый Мороз

Нос у Дедушки Мороза,

Словно розовая роза,

Потому что Дед Мороз

Сам себе морозит нос.

Чем трещит он веселее

Нос становится краснее.

Вот цветёт пунцовой розой

Нос у Дедушки Мороза!

Бедный Дедушка Мороз,

Озабочен я всерьез:

Вместо носа у Мороза

Отморозовая роза!

---

Нашли ежата в чаще...

Нашли ежата в чаще
Машину настоящую
С блестящими колесами
И фарами раскосыми.

Воскликнули ежата:
"Тут места маловато!
Нам нужен целый поезд,
А, может, и трамвай!
Пойдем, поищем поезд,
Огромный, как автобус!
Эй, Маленький Ежонок, 
Смотри, не отставай!"



Но Маленький Ежонок,
Малюсенький Ежонок,
Не может от восторга
Свой дух перевести.
"Прекрасная машина, -
Пищит Ежонок тонко, -
Как славно, что Ежонку
Могло так повезти!"

А братья и сестрицы
Кричат ему: "Разиня!
Эй, Маленький Ежонок,
Чего ты там застыл?"
Тогда колючки-спицы
Ежонок ощетинил
И нацепил на спинку
Себе автомобиль.

И вот из темной чащи
Несется настоящая
С блестящими колесами
И фарами раскосыми
Всем ежикам на диво
Игрушечная "КИА"!

Вперед то крыша, то капот,
А то колесами вперед.

Серебряный порожек
Качается-дрожит,
И двигатель, как ежик
Пых-пых-пых-пых-пыхтит!

---

Папа-камбала спрашивал дочек...

Папа-камбала спрашивал дочек:

«Отчего на спине столько точек

У меня, и у вас, и у мамы?

И у этой у камбалы-дамы?»

«Эти точки у нас от природы», -

Говорит ему камбала-мама.

«Многоточие вышло из моды!», -

Возражает ей папа упрямо.

«Нам ужасно нужны эти точки, -

Спорят с папою камбалы-дочки, -

Чтобы слиться с песчинками

Нашими спинками,

Чтобы нас не нашла

Злая рыба-игла,

И совсем бы от нас уплыла!»

«Ерунда, уверяю вас, детки,

Не имеют значенья пометки.

Ну, а рыба-игла

Бесконечно мила –

Оказала нам - камбалам честь –

Обещала нас вовсе не есть».

Папа-камбала долго смеялся,

Он вертелся, кружился, метался,

Так, что сам не заметил,

Как на месте отметин

Появился вдруг – наоборот –

Аппетитнейший белый живот.

Ну, а рыба-игла

Отложила дела

И из ила на шум приплыла.

Мне рассказывать дальше обидно.

Что-то камбалы-папы не видно.

И читается тут между строчек

Много точек, увы, много точек…

Отчего я реву?

И сама не пойму,

Но скорей сквозь морскую траву

Поплыву я ко дну,

Камбалу поверну,

Многоточья разглажу ему.

Чтобы рыба-игла

Ни за что не смогла 

Угадать, где лежит камбала.

---

Первым моим временем...

Первым моим временем был пуховый плат.
По второму времени в спину гнал приклад.
Ну, а третье времечко, времечко моё
Уложить сподобилось в жесткое цевьё.

Вот лежу окована, и ни "ох", ни "ах",
Шевелю оковами, мушка - в головах.
Закипает темечко, никого своих.
Целит мною времечко небушку под дых.

Не вели безвременью тот нажать курок,
Оплати ты времени загодя оброк:
Где бы ни дышалось мне, где бы ни спалось
Удержи, пожалуйста, неземную ось.

Подстели безвременью мой пуховый плат.
Не вели беременеть горечью расплат.

---

В гримерке Олега Попова

Молчи, моя радость, ни слова,
Как будто бы нам столько зим
В гримерке Олега Попова
Пытались накладывать грим.

Измазали лица восторгом,
В картуз накидали монет -
Тем паче - больницам и моргам
Ни места, ни времени нет.

На сердце - разгульные песни,
А губы - рисованный смайл...
Вот только для глаз, хоть ты тресни,
Не сыщет тот клоун эмаль.

Молчи, моя радость, ни слова!
Весной прилетают грачи
И солнышко выглянет снова
В гримерке Олега Попова, -
Об этом в глаза мне молчи.

---

Считалочка про червячков

- Раз, два, три, четыре, пять, -
Червячков считает мать:
- Вот четыре червячонка
И один червяк – сестренка.
Села мама-червячиха –
Превосходная портниха –
Сшила каждому сынишке
И рубашку и штанишки,
Ну а дочке – червячонку –
Разноцветную юбчонку,
Чтобы ловко червячкам
Было ползать по сучкам.

- Раз, два, три, четыре… пятый, -
Червячков считает папа:
- Вот сынок в цветных порточках
И еще четыре дочки.
- Мы не дочки, мы сынки, -
Отвечают червячки.
- Ничего не понимаю!
Червячки родились к маю.
Было пятеро детишек,
То ль девчонок, то ль мальчишек?
Не припомню что-то прямо…
Где же, детки, ваша мама?
Где девчонки? Где мальчишки?
Где тут юбки, где штанишки?
Потому что быть не может
У червя ни рук, ни ножек.

Приползла червяк-мамаша:
- Эта комната не ваша!
За соседнею, за кочкой
Родились четыре дочки.
Проползите, посмотрите,
Но назад не приходите!
Где вы с мая пропадали,
Что детишек потеряли?
Хоть и очень вы похожи,
Но не наш вы папа, все же.
Ну, а наш уполз с друзьями
На рыбалку с рыбаками.

---

Я рисую

Нарисую контур черным.
Вот деревья. Вот их корни.

Сверху - солнышко с лучами -
Ярко-желтыми штрихами.

Голубые облака,
Синей ленточкой река.

На опушке, как игрушка -
Разноцветная избушка.

Из трубы парок клубится,
И колышет ветерок
Фиолетовый дымок.
В небе - точка - это птица.

На крыльце - пушистый кот
Рыжим голосом поет.
Бант на шее в складочках
И чулки на лапочках.

Серым - шерстка у кота.
Вот какая красота!

Карандаш возьму зеленый
Разрисую листья кленам.
Ствол коричневым раскрашу.

Хороши обои наши!
Завтра буду я опять
На обоях рисовать.

---

Одна - боюсь.

В оконце звенит пастель:
Вверху – голубее, синее – внизу.
И кошка придет в постель,
Обнюхает щеку и слижет слезу.

Это я только во сне
плачу,
А так – смеюсь.

Привычна пастели муть –
Цветной чередой драгоценных утрат.
Но как без нее заснуть?
Но как без нее мне дожить до утра?

Лишь отраженье в окне
Трачу.
А так – держусь.

Бледнеет кромешный свет,
И ночь расстилает на окна фелонь.
Ты знаешь меня сто лет –
И сниться умеешь, как ладан – в ладонь.

И отраженьем во мне
Плачешь.
Одна – боюсь.

---

Романс

Моя мечта покинула меня.
Ее фантом - пронзителен и тонок -
Витает сквозь, слабей день ото дня,
И угасает, как больной ребенок.

Опять "на вы" со мною летний сад,
Строги и колки розы - недотроги,
Жасмин - мой друг - сегодня мне не рад,
А лишь вчера ветвями падал в ноги.

Простите мне, деревья и цветы,
Что я мечтой покинута до срока.
Одна печаль теперь со мной "на ты" -
Черна, как ночь и страшно одинока.

---

Полонез in Sol

Милый ты мой, Полонез!
Капают звуки с небес.
В руки гитару взяла,
Как ты там пел: ла-ла-ла?

"Ми-ля-ми", "ми-ля-ми", "ре".
Я научилась баре,
Здесь прижимаю, смотри,
Трудно дышать, раз-два-три.

Милями, "до-ре-ми", "си",
Что там стекло с небеси?
"Соль" зазвучала, и – ах! –
Соль на щеках и губах.

Милый ты мой, Полонез!
Легче с тобой или без?
Где ты? Не слышу! Алло!
Соль истекла на стекло.

---

Мы летели над городом... (новый вариант)

Мы летели над городом в радужно-влажной пылИ…
Дивный «свет возсия» нам с тобой в куполах колоколен!
То свивались тесней, то терялись в бездонной дали,
Каждый выдох и вдох был и сердцем, и небом дозволен.

Ты шептал мне: - Дыши, ну, пожалуйста, долго дыши!
Может быть, я успею прильнуть, дотянуться, прижаться
К драгоценным молитвам твоей драгоценной души…
Я найду, дорогая, тебя, может быть, может статься.

Я летела над городом дальше, на ощупь, одна...
Больно раня колени об острые грани распятий.
Влажно-радужной пылью дрожала молитв пелена,
«Возсия» только свет, словно память недавних объятий.

---

Полет Шмеля

Полет Шмеля
Рассказ

***
Михалнаумыч - маленький, кругленький, не старый еще мужчина, протиснулся в хоровой класс и зашарил грустными карими глазами по партам. Ирка сползла на пол и притаилась.
- Макагова здесь? - спросил Михалнаумыч скорбным голосом.
- Да, здесь была, вроде бы, - ответила хоровичка, поправляя очочки.
Учителя переглянулись. Ребята притихли.
- Скажите ей, чтобы шла в огкестговый класс, - нарочно строгим и громким голосом произнес Михалнаумыч, подавляя улыбку, - с четвегтого класса у всех стгунников не хог, а огкестг. Кто еще тут? Павлик, и ты здесь? Ну-ка, магш! Извините, Ольга Михайловна!
Ирка пребольно щипнула Павлика за ногу через мышиные форменные штаны и погрозила из-под парты кулаком: "сиди - успеем еще и на оркестр".
В первый класс музыкальной школы Ирку приняли на фортепиано. Но, когда Иркина мама привела ее первого сентября в школу, девочку не взяли по причине отсутствия инструмента дома. Ирка выла на всю парадную лестницу музыкальной школы, мама стояла рядом с растерянной улыбкой.
- А ну-ка, кто здесь так ггомко плачет? - поинтересовался невысокий человечек, случайно проходивший мимо с потрепанным скрипичным футляром под мышкой.
- Что случилось? Я заметил вашу девочку на экзамене весной, неужели не взяли? - спросил он.
- Взяли, только сказали фортепиано купить, а возможности такой нет, - озадаченно сказала Иркина мама, - говорят, идите к какому-то Пропищину на скрипку, он возьмет.
- И он возьмет! - возликовал коротышка, - потому что нельзя не взять такую способную девочку - это газ, и потому что Пгопищин Михалнаумыч - это я и есть - это двас. И еще: девять гублей - скгипка и губь двадцать - смычок - вот и весь натюгмогт, - весело добавил он.
- А я хочу на пианино, - упрямо заявила Ирка, с ненавистью глядя на Михалнаумыча.
- Пианино со втогого класса будет. Научишься и на скгипке и на пианино. Ну, как?
- Ладно, - прохлюпала Ирка, - а когда на урок?
- Вот и славно, - Михалнаумыч взял Иркины руки в свои, потянул гибкие пальцы, ощупал мягкие подушечки, легонько прихлопнул и улыбнулся, - а на угок завтга пгиходи.
Потом был дуэт. Кудрявый Павлик стоял справа и тянул "картошки", упираясь Ирке в ухо смычком. Михалнаумыч бегал по классу, время от времени оттаскивая ватного Павлика от Ирки. Павлик переступал ногами и снова подбирался к Ирке, тыкая смычком то ей в шею, то куда-то в щеку.
- Павлик, стой на месте и смотги в ноты! - орал Михалнаумыч, - Йига, бушует, бушует Днепг! Волны, Йига, волны, чегт возьми! Во-о-о-т! Молодец! Тепегь хогошо!
"Реве та стогне Днiпр широкий", - остервенело выводила Ирка, взлетая ввысь от упоения. Ватный Павлик тащил длинные ноты - "картошки", осоловело вперившись в пюпитр, и тоненько подвывая себе под нос.
- Стоп! Стоп! - волновался Михалнаумыч, - кто это воет? Павлик, догогой, не надо петь. Иггай, деточка, иггай! Петь не надо, только иггать! Сначала!
Вся концепция повторялась снова, пока в класс не набивались старшие ученики и не начинали потихоньку хихикать, глядя на дуэт "мелких". Михалнаумыч грозно зыркал на старших и делал им страшные глаза, грозя выпроводить прочь. Лицо его было сосредоточено и вдохновенно, нижняя губа оттопырена, он парил в облаке восторженного творчества, вместе с талантливой Иркой, вместе с раскисшим от напряжения Павликом, вытягивая все Павликовы "картошки", тыча пальцем в ноты перед его носом.
Бабушка Вера Ивановна легкой трусцой семенила за Иркой, в одной руке она держала холщовую сумку с Иркиным обедом, в другой - несуразную папку с нотами на длинных шелковых шнурках:
- Ира, постой! Машина! - серчала Вера Ивановна, - незачем так нестись! Опять будем целый час в коридоре сидеть.
- Бабуля, сегодня пятница, и ты все перепутала, первое сольфеджио, это во вторник мы час ждем, а в пятницу опаздываем, - занудливой скороговоркой объясняла Ирка, оглядываясь на Веру Ивановну.
У школы уже стояла Волга Павликового папы и шустрая домработница Нюша выволакивала из машины сначала необъятную сумку с продуктами и термосом, футляр со скрипкой, портфель с нотами, а потом уже и размякшего Павлика, с сонным выражением заспанного лица.
- Ой, гляди, только ноги за него не переставляют, - говорила Вера Ивановна куда-то в бок, - здрасьте, Нюрочка, - добавляла она со слащавой улыбкой, семеня вслед за Иркой вверх по школьной лестнице.
Павликов папа в прошлом был неудавшийся скрипач, поэтому дорожка сына была предрешена уже с первых его мокрых пеленок. Папа купил ребенку мастеровую скрипку, размером с ладонь, и маленький Павлик, лет примерно с двух, изображал немыслимые конфигурации из склеенных на игрушечном грифе розовых пальчиков, и душераздирающего скрежета по струнам спичечного смычочка, зажатого в пухленьком кулачке.
Из года в год, два раза в неделю Павлик нещадно изводил Михалнаумыча своей осоловелой игрой, учитель страдал немыслимо и жестоко, стараясь не выдать себя и не запустить в мальчика чем-нибудь тяжеленьким прямо на уроке. Ребенок был абсолютно профнепригоден, безнадежен и потерян для искусства. К концу Павликового четвертого класса Михалнаумыч, наконец, решился поговорить с Павликовым папой, для чего и вызвал его в класс.
Павликов папа, в костюме с фиолетовым отливом, в ароматах терпких мужских духов, со свежей улыбкой на гладковыбритом лице решительно распахнул дверь класса и возник перед Михалнаумчем в назначенное время.
- Иггай! - приказал Михалнаумыч, и Павлик, как заведенная кукла заиграл несчастную "Пчелку" Шуберта. Некогда беззаботное шубертовское насекомое беспомощно жужжало в неповоротливых Павликовых пальцах, безуспешно пытаясь высвободиться из них на свет божий, как из банки с клубничным вареньем.
Свежая улыбка Павликового папы стыдливо поползла вниз по подбородку и притаилась в нагрудном кармане фиолетового костюма. Павлик, пыжась от напряжения, доиграл последнее пиццикато и понурил смычок.
- Иди, деточка, - всхлипнул Михалнаумыч, прервав воцарившееся молчание, - побудь в когидоге.
После недолгой беседы с учителем Павликов папа вышел в просторный холл и присел на банкетку. Он достал носовой платок и обтер крупные капли пота, выступившие на лбу. Мысли его лихорадочно метались. Консерваторская сцена, с залитым софитами Павликом на ней, взлетала в вязкий эфир плавным круговоротом радужных бликов несбывшихся надежд.
Классный вечер Михалнаумыча завершала семиклассница Макарова с виртуозной и эффектной пьесой. Михалнаумыч сидел в глубине зала, вцепившись в подлокотники потрепанного кресла побелевшими пальцами. Он наблюдал, как Ирка вышла на сцену, как она поклонилась под доброжелательные аплодисменты переполненного зала, как кивнула аккомпаниатору. "Как она начнет? Не забыла ли новые штгихи? - думал Михалнаумыч, волнуясь, - давай, детка, не подведи стагика, покажи им всем, как надо иггать!"
Ирка заиграла. Скрипка рыдала кантиленой в басах, вибрировала тягуче и нежно, головокружительно летела пассажем, дышала живым пиано. Михалнаумыч задохнулся восторженной гордостью, по-стариковски расчувствовался, в уголках его глаз блестел хрусталь.

***
- Как тебя зовут, деточка? - Михалнаумыч притянул мальчика за плечи поближе к свету.
- Илья.
- Ну, сыггай что хочешь.
- Мне мама сказала, чтобы я вам Пчелку сыграл.
- Давай!
Илюша живо развернулся, выхватил скрипку из рук деда, вышел на середину комнаты и поклонился Михалнаумычу.
- Колоссально, - воскликнул Михалнаумыч, расхохотавшись, - начало многообещающее.
Илюша заиграл Пчелку, шустро перебирая ловкими пальчиками, дед весь сомлел от удовольствия, пряча улыбку и поглядывая на реакцию старого учителя.
- Вот это Пчелка, так Пчелка! Молодец! - расхвалил Михалнаумыч Илюшу, - отлично спгавился, не то, что твой папа.
- Мой папа в Америку уехал, в командировку. Обещал мне канифоль новую привезти, - сказал Илюша, укладывая скрипку.
- Как они? - спросил Михалнаумыч.
- Отлично! Вот прислали к вам с поклоном свое чадо, - ответил Павликов папа, - говорят, лучше вас никто не научит. Ира на гастролях с оркестром в Германии, Павлик доктора получил по своей физике, а Илюшка - на мне. Начали с ним два года назад в Германии, теперь вот в Москву вернулись. К вам.
- Нет, не возьму. Стар стал. Болею. В школу не хожу уже.
- Михалнаумыч, не откажите! Способный-то парень!
- Вижу. Слышу. Только мне уже семьдесят пять, и диабет, чегт бы его побгал! - заворчал Михалнаумыч.
- А мне мама говорила, что вы мне "Шмеля" дадите, - сказал Илюша.
- Какого еще шмеля?
- Ну, вот этого, - сказал Илюша и заиграл "Полет Шмеля" Римского-Корсакова.
- Да, ты, я вижу, вигтуоз! - воскликнул в восторге Михалнаумыч.
- Это он на слух, Михалнаумыч, - сказал Павликов папа, - никто не учил.
- Ладно, пгиходите завтга, - вздохнул Михалнаумыч, - будем "Шмеля" учить, что с вами делать.
Машинка для делания музыканта закрутилась вокруг Илюшки. Жесткий график занятий внука был под неусыпным контролем. Илюшка учился легко, схватывая на лету. Он поражал Михалнаумыча своим талантом виртуоза, необычайной музыкальной памятью и артистизмом. За "Шмеля" взялись через год.
- Не иггай так быстго, - советовал Михалнаумыч, - шмель - кгупное насекомое, летает тяжело. Смотги, какой он кгасивый, багхатный, это надо все звуками пегедать.
Илюшкин шмель летел, переливаясь плюшевой спинкой, то приближаясь, то отдаляясь дрожащим пианиссимо, кружа по классу снова и снова. После концерта Илюшку так и прозвали - Шмель.
Первую рюмку Шмель вкусил в компании дворовых пацанов лет в пятнадцать.
- Давай, Шмель, - ржал долговязый Гошка по кличке Прыщ, - будь человеком! А то все мозги пропилил на своей скрипульке.
Приезжая Анька стояла рядом, с тлеющей сигареткой в накрашенных губах, ее насмешливые раскосые глаза сводили Шмеля с ума. Он пил, быстро хмелея. После, Анька равнодушно дала себя ласкать в подъезде, уверенно тиская разбухшую ширинку Шмеля, задохнувшегося пьяной страстью.
- Что пгоисходит, Илья? Это не игга! Почему ты не занимаешься? Летом - конкугс. Ты не готов, - Михалнаумыч растерянно развел руками, - я не узнаю тебя, - добавил он скорбно.
Шмеля заперли на замок. Он целыми днями лежал ничком на кровати, сочась злыми слезами и тоской по Аньке. Через неделю инфаркт свел Михалнаумыча в постель, как будто жало шмеля поразило его в самое сердце.
Ирка вырвалась в Москву на три дня, с трудом найдя себе замену в оркестре.
- Она уехала, мама, - выдохнул Шмель.
- Илюша, родной! Что ты делаешь? Я все понимаю, но сейчас не время. Надо работать. Надо заниматься. У тебя нет ни минуты, - Ирка присела на край кровати, вплела пальцы в волосы сына, собрала в горсть, чуть встряхнула.
- Я не могу.
- Хорошо. Езжай в Челябинск. Вот билет. Самолет через три часа. Я отвезу тебя. Не потеряй обратный билет. Гостиница забронирована.
- Мама! - Шмель живо развернулся, кинулся к матери, обнял на мгновение, соскочил с постели, заметался по комнате.
Илья вернулся через день, сосредоточенный, молчаливый. Ирка тоже помалкивала по дороге из аэропорта.
- Спасибо, мама! - наконец заговорил Илья, - мне нужно было на нее посмотреть. Я сразу понял, что ты была права. Не мое еще время.
- Хорошо, сын, я очень на это рассчитывала и рисковала, - сказала мать.
Михалнаумыч в домашнем халате сидел в кресле перед окном. Он смотрел, как кружат блестящие искорки, как покачивается корявая черная ветка на жиденьком фоне февральского московского неба.
- Михалнаумыч! У вас дверь открыта!
- Илюша! Догогой! Откуда ты?
- Я с поезда и сразу к вам.
- Ну, гассказывай!
- Все хорошо, Михалнаумыч. Но, главное то, что у меня пропало спиккато. Я не мог вспомнить ощущение.
- Илюша! Какое спиккато у тебя пгопало? - Михалнаумыч расхохотался, - ты - лаугеат многих конкугсов, скгипач от Бога! О чем ты говогишь?
Но Илюша уже раскрывал футляр и вынимал скрипку. Он играл старому учителю, в который раз в этой самой квартире. На кухне Ирка пребольно щипнула Павлика через штаны, смешно грозя кулаком: "сиди - успеем еще", а Павликов папа с огромным тортом на коленях сидел в прихожей на табуретке прямо в пальто и шапке, и слушал, как его дорогой Шмель блистательно и ярко взлетает ввысь.

---

Опаньки!

Опаньки!
- Опаньки! Маманя! А я думаю, кому не спится в ночь, и все такое прочее? – Женька душевно рыгнул свежим пивком и добродушно посторонился, пропуская тещу внутрь квартиры, – ну, проходи, скидавай одежу, у меня тут, правда, не прибрано маленько, так что, звиняй, не ждал и все такое прочее.
- Ну, здравствуй, Женя, – прошелестела Клавдия, тяжело стаскивая с плеча корзинки с деревенской снедью, перевязанные между собой холщовой тряпицей, – ты уж прости, что так поздно, – виновато добавила она, скидывая потертый зипунишко.
- Нормальный ход, маманя! У меня как раз прием, и все такое прочее! – загрохотал Женька и сгреб Клавдины корзинки в угол.
- Ой, – вскинулась Клавдия, – яйца, яйца аккуратнее! На кухню неси корзинку, да сковородку дай, яешню сварганю.
Клавдия поплелась за Женькой на кухню, спотыкаясь впотьмах о разбросанную повсюду обувь.
- Ну, знакомься, маманя, – взрычал Женька, – это Галя.
Галя сидела в Катькином халатике, разверзтом на грудях, и пьяным глазом косила на Клавдию.
- Здрасьте, маманя! – заорала Галя и полезла, было, Клавдию лобзать, но та с достоинством отстранилась и строго спросила:
- Где Катя?
- Катька в трансе, – промыкал Женька, зажевывая кусок деревенской колбасы.
- Как? – Клавдия осела на сальную табуретку, губы ее побелели, пальцы вцепились в ворот деревенской кофты.
- Ты че, маманя? – встревожился Женька.
- В каком таком трансе? – упавшим голосом прошептала Клавдия.
- В МосГор, – заржал Женька, – вернется сейчас.
- Ага, мы ее тут ждем не дождемся, – молвила Галя, соскальзывая со стола локтем.
- Женя, а Галя кто? – чуть успокоившись, спросила Клавдия.
- Дык, подружка Катькина, лет десять назад познакомились на югах, – пробасил он, упихивая шматок сала в холодильник.
- Откуда сама-то, Галя?
- С Улан-Уды, маманя, – прокашляла Галя, заталкивая чадящую сигарету в переполненную пепельницу.
- И надолго в Москву-то?
- Да нет, – махнула рукой Галя, – сына вот привезла в школу для одаренных детей. Скрипач он у меня. Вундеркинд. Говорят, достояние нации, – с пьяной гордостью ответила Галя.
Дверь на кухню тихонько приоткрылась и в проеме возникла всклокоченная голова белокурого мальчонки лет девяти:
- Мам, – затянул малец, – пить дай.
- Какой тебе пить? Нальешь еще в постелю, – осклабилась Галя.
- Не, мам, я здесь попью, в постелю не понесу, – загнусавил мальчишка.
Женька хохотнул и протянул ребенку стакан воды:
- Пей, не пролей! – ласково баснул Женька, глядя на парнишку.
- Это этот, что ли, достояние? – с любопытством спросила Клавдия.
- Он самый – Кирюшка, – ответила Галя.
- Где Катя? – спросила Клавдия, в упор глядя на Женьку.
- Ушла она, маманя, – усмехнулся Женька, – полгода как.
- Бог с тобой, Женечка! Что ты? Что ты говоришь? Как ушла? Куда? Куда же ей идти?
- Другого завела, – коротко пояснил зять, – иди, маманя, отдыхай, и все такое прочее, завтра все.
Клавдия тихонько вышла из кухни и пошкребла в дальнюю комнату стелиться. Изворочавшись и вздыхая, она никак не могла умоститься, все вспоминая вихрастую головку мальчишки, мучаясь жгучей и странной догадкой. «Катька-то, Катька – ни словечка! А эта – пьянь блудливая, с достоянием своим обоссанным, да на Женьку, как две капли! Срам-то какой!», – Клавдия всхлипывала, глотая обиду, тискала в лифчике деньги, вырученные за дом: «Дура, вот, дура! Куда же мне?» Она промыкалась до рассвета, то ругая, то жалей непутево-бездетную свою дочь, проклиная себя за проданное жилье, тяготясь теперь уже чужим московским домом.
Мягкие звуки скрипки качались на занавесках, струились по стенам то вверх, то вниз, бились в весеннее, залитое утренним солнцем окно, дрожали блестками на Клавдиной старенькой кофте, небрежно висевшей на спинке стула, стучали в висках, трепетали где-то в горле, в груди, сжимали сердце тоской и восторгом, протяжно и нежно проникая в мозг, в душу, во всю Клавдину плоть.
- Боже мой! Господи! Чудо! Чудо, какое! – шептала Клавдия, поспешно вдевая босые ноги в тапки.
Свежая Галя, в нежно-лиловом шелковом платье шкварчала сковородкой у плиты, деловито орудуя ложкой. Трезвый Женька сидел за столом, обхватив ручищами косматую голову, слеза медленно катилась по щетинистой щеке.
Кирюшка, весь залитый солнцем, в смешных сатиновых трусах, стоял посредине кухни. Глаза его были прикрыты, брови приподняты, он чуть покачивался в такт аккордам, забирал ловкими пальцами все выше, выше по грифу, выворачивая свою детскую душу, обожженную пламенем таланта.
Клавдию нашли в полумраке коридора, она лежала на боку, неестественно вывернутая нога, обнаженная до колена, светилась неприличной белизной.
- Опаньки! Маманя! – грохотнул Женька, кинулся распустить Клавдии ворот халата. Хрустящие купюры поползли из-под его пальцев, устилая Клавдину бездыханную грудь.

---

Ли Цинчжао. Чоунуэр.

Ли Цинчжао
Чоунуэр (Дурнушка)


Вечерний ветер и дождь дочиста смыли, убрали, прогнали без остатка дневной зной. Я настроила лютню, свирель, поправила цветок на окне. На свою тончайшую кожу, тонкую и прозрачную, как пластинка льда нанесла слой румян и благовоний. С насмешкой сказала мужчине: подушка из тончайшего шелка всю прошлую ночь была прохладной.
Подстрочник В.Г. Ульянова.

Нежеланная.

К вечеру ветер и дождь разметали, смели
Зноя дневного остатки с остывшей земли.
Лютня моя сладкозвучна, настроена в лад,
С ней в унисон напевает за окнами сад.

Слой благовоний на кожу, прозрачней, чем лед,
Я нанесу, но любимый ко мне не войдет.
Брошу насмешливо: снова сегодня одна.
Рядом подушка из шелка опять холодна.




05-06.06.2010г.

---

Котик, не умирай!

- Юль, привет!
- Ага, привет, Анечка!
- Я тебе звонила утром, что-то не дозвонилась, занято было.
- Я с Машкой говорила, она на грани самоубийства из-за смерти кота.
- А Кот это кто?
- Кот – это животное такое с хвостом.
- А! А я думала это кличка. Ну, мало ли как любимых называют. Котик там, рыбка.
Это она что же, из-за кота жизни себя лишает?
- Ага, звонит мне ночью и говорит загробным таким голосом: он умер. А мы с Владом только отдышались, прикинь, курим лежим, и эта, значит, задрыга, звонит, как с того света: он умер. И Влад вдруг как заорет – это я ему в пупок сигарету затушила, ну, случайно. Эта, значит, мне хрипит: он умер, и Влад орет под ухом, в пупок затушенный.
- Ну и дела!
- У Машки вечно с этим котом проблемы были. Год назад она его в машинке постирала.
- Как это?
- Ну, так. Отвернулась на секунду, а он в барабан пролез и сидит. Машка закрыла и давай стирать. Минут двадцать стирала, хорошо без отжима. Открывает машинку, а там кот весь мокрый с квадратными глазами. Выжил.
- А теперь помер, что ли?
- Нет, не помер, как оказалось. У него припадки после стирки. Глаза закатит и лежит, не двигается. Машка ему чуть не искусственное дыхание «рот в рот», любит кота, страсть. А он это дело прочухал и издевается, как человек прямо. Мужиков разогнал Машкиных. Одному яйца в кровь разодрал, сволочь такая. Я Машке говорю: дура что ли, усыпи ты его, он же на всю голову приплюснутый. «Ты что, – она мне, – с ума сошла? Да он мне как родной!» Короче, совсем у Машки крыша поехала на почве кота.
Ой, Анютка, погоди, перезвоню, опять Машка звонит. Да, Машуля.
- Юль, что мне делать? Он в себя не приходит!
- Машка, успокойся, объясни толком.
- Лежит и не шевелится. Час уже.
- Может он того, подох?
- Живой он, дышит, только глаза закрыты.
- Ну, спит, значит, Маш, чего ты дергаешься?
- Юль, да, не спит он! Я его будить пыталась, а он не реагирует.
- Притворяется, наверное, он же у тебя затейник, все кишки тебе уже вымотал.
- Не говори так. Он мне дороже всех на свете. Что случится с ним, просто не переживу, Юль.
- Доктора вызывала?
- Нет.
- Ну, вызови!
- Ладно, сейчас вызову, перезвоню потом.

Через две недели.
- Юль, привет!
- Машка! Куда пропала?
- Да у меня тут такое!
- Кот-то живой?
- Живой, а как же! Я ветеринара вызвала из платной. Заходит парень молодой, я на него посмотрела и все…
- Что все-то, Маш?
- И все, Юль, втрескалась.
- Да, ладно!
- Правда. Он тоже встал как пень в дверях, ни туда, ни сюда. Баульчик свой прижал, где, говорит, больной? Пошли в комнату, а кота нету. Только что лежал на диване, и исчез. Я туда-сюда, нет нигде кота. Парень говорит, может он на балконе? А сам на меня смотрит, и глаза у него синие такие, Юль, аж у меня дрожь пошла. Я ношусь по квартире, кота ищу, а он меня за руку взял, успокойтесь, говорит. И все, Юль. Дальше не помню. Чай, что ли пошли пить.
- А кот-то где был?
- Кот на лестницу выбежал, пока мы в дверях толкались. Мы с Костей чай допили, а из-за двери «мяу». Я бегу, дверь открываю, а там кот. Заходит медленно так в квартиру, идет на кухню, и к Косте на руки прыгает!
- Невероятно, Маш!
- Представь себе. Костя его гладит, а он мурлычит, мордашкой трется, в общем, привел мой кот ко мне Костю, получается.
- Да, уж, бывает же такое! И что теперь?
- Не знаю, Юль, что и сказать. Просто, раз, и вся жизнь изменилась в одночасье. Костя ушел тогда, и кот опять лег, два часа лежал, пока Костя опять не пришел.

Еще через две недели.
- Анютка, не спишь еще?
- Привет, Юляшка, не сплю.
- Машка замуж выходит!
- Здорово! За кого?
- За ветеринара.

---

Чужая

Я не стану тебя тревожить
Ни в каковской никчемной грусти.
Я подарок нашла, похоже,
Как ребенка в чужой капусте.

Я – чужая, пойду сторонкой,
Там, где выдохи цвета охры,
Там, где вышиты гладью тонкой
Прямо по сердцу вдохи – ох-ты!

Каждый новый стежок – не надо!
Нету места живого, Боже!
Позвони мне в горнило ада,
Где не стану тебя тревожить.

---

Папер. Глава 18. Эпилог

- Куколка, где ты? – Людмилка вернулась в комнату, где только что на столе оставила Куколку и нового дракона, – Драконшу-Оригами, но ни Куколки, на Драконши в комнате не оказалось. Только по открытой форточке девочка догадалась, что Куколка и Драконша улетели. Куколка все просила девочку отпустить ее на поиски Папера, да Людмилка никак не соглашалась, и вот, стоило только выйти из комнаты, как Куколка попросту сбежала, не оставив даже никакой весточки. Людочка оглядела всю комнату в надежде отыскать хоть какой-то знак, но только скомканная бумага да несколько цветных фломастеров лежали на столе.
Девочка горевала весь вечер и все никак не могла успокоиться.
- Куда мне идти? Что мне делать? – думала она. – Осталась только одна надежда, это – Ёжик, который обещал прийти утром за орешками. Может быть, мне повезет, и с его помощью я найду и Папера, и Рыжика, и пропавшую Куколку.
Тем временем Дракон и Драконша достигли леса. Сумерки все больше сгущались, становилось прохладно, подул порывистый ветерок, и лететь стало труднее.
- Спускаемся! – крикнул Папер Дракону.
Оба Дракона опустились на опушку, еле переводя дух.
- Похоже, Пёс был прав, когда советовал нам переждать до утра, – сказал Папер Рыжику и Мурочке, которые прибежали чуть позже.
- Надо что-то придумать, – сказал Рыжик, – если пойдет дождь, Драконы промокнут и не смогут лететь, да и вам с Куколкой сырость ни к чему.
- Спокойно, друзья, – сказал Папер, – я знаю, где мы переночуем. Идите за мной.
Папер повел всю компанию к норке Ёжика, он думал, что Ёжик не откажет приютить их.
- Ёжик, – позвал Папер, подойдя к норке, – можно к тебе?
- Кто тут бродит, на ночь глядя? – спросил Ёжик.
- Это я – Папер!
- А, Папер, – обрадовался Ёжик, – заходи скорее, друг, – Ёжик представил себе сразу много сумочек с орешками от девочки в знак ее благодарности за то, что он нашел Папера.
- Боюсь, Ёжик, что все мы не поместимся у тебя в норке, – сказал Папер.
- Да, у меня однокомнатная норка с маленькой кухней. Я сам еле-еле помещаюсь в ней. А вот у Медведя – трехкомнатная берлога. Пойдемте к нему, он любит гостей.
Вся компания подошла к берлоге Медведя как раз вовремя, потому что первые капли дождя уже упали на листву деревьев, ветер усилился и ночь опустилась на лес, дыша прохладой и сыростью.
- Заходите, гости дорогие! – воскликнул Медведь, широко распахнув двери.
Благополучно проведя ночь в просторной и сухой берлоге и поблагодарив Медведя, вся компания двинулась дальше. Дождик кончился, но земля всё равно оставалась влажной. Поэтому Драконы взлетали прямо с порога берлоги, чтобы не промочить свои лапы и крылья. Аккуратно пролетев между влажными ветками, оба дракона взяли курс на родной посёлок. Рыжику и Мурочке пришлось бежать по мокрой траве, но это только рассмешило их, так им было хорошо и весело вместе. А мокрые лапы – не беда.
- Мы же с тобой не из бумаги, не расклеемся, – смеялся Рыжик, – правда, Мурочка?
Утром Людмилка вышла в садик, в руке у нее была сумочка с орешками, приготовленная для Ёжика. Она увидела травку, умытую дождем, свежие цветы с каплями чистой росы на лепестках и солнышко – горячее, теплое, желтое солнышко в синем, высоком и ясном небе.
- Здравствуй, девочка, – Ёжик закопошился у Людмилкиных ног, выбираясь из-под лавочки, – ну, что, принесла орешки?
- Здравствуй, Ёжик! Вот твои орешки!
- Ладно, ладно, давай сюда сумочку. А скажи-ка, девочка, сколько бы ты таких сумочек не пожалела, если бы узнала, что я нашел твоего Папера?
- Ах, Ёжик! Я бы не пожалела для тебя не только орешки, если ты говоришь правду, – сказала Людмилка.
- Ну, тогда тащи еще две, нет, три такие сумочки, потому что я нашел и Папера и кота Рыжика! – засуетился Ёжик, потирая лапки, – да вот и они! Смотри!
Сначала Людмилка услышала неясный шум откуда-то сверху, потом увидела Драконов, летящих к ней. Папер весело махал ей рукой, Куколка что-то кричала и смеялась от радости, кот Рыжик спешил к ней по тропинке, а за ним бежала красивая дымчатая кошечка.
- Ну, что ты стоишь? – заворчал Ёжик, дождавшись, когда все поутихли и пришли в себя после первых минут восторженной и бурной встречи, – что же ты стоишь, девочка? Тащи-ка четыре сумочки орешков и еще два…
- Мешка, – подсказал Папер.
- Да, два мешка… – задумался Ёжик, – два мешка…
- Картошки, – подсказал Рыжик.
- Да, и три мешка картошки! – сказал Ёжик, радостно потирая жадные лапки.
Все засмеялись, глядя на Ёжика.
Так закончилась история про Папера и его друзей.

---

Папер. Глава 17. Драконша

Папер пришел в себя и открыл глаза. Он увидел ровную гладь земли над головой и голубую даль неба у своих ног. Папер лежал вверх ногами в серой пыли, без шапочки и курточки, его ноги с приклеенными башмачками, медленно сползали со стены конюшни. Шатаясь, Папер поднялся на ноги и огляделся по сторонам.
- Теперь, когда я остался совсем один, мне нечего здесь больше делать, – услышал он чей-то незнакомый голос, – осталось только отыскать Папера и можно спокойно возвращаться к девочке, гр-пр, может быть, ей удастся утешить мое бедное разбитое сердце.
- Кто тут ищет Папера? – спросил бумажный человечек и нетвердой походкой двинулся вглубь двора.
Обитатели скотного двора расступились, и Папер увидел Дракона, горестно склонившего массивную, ярко раскрашенную морду.
- Это ты ищешь Папера? – Папер подошел к Дракону и тронул его за лапу, – Папер – это я!
Дракон поднял грустные глаза и с удивлением посмотрел на Папера.
- Нет, гр-пр, ты не Папер, – грустно сказал он, разглядев человечка, – на тебе нет ни шапки, ни куртки, а то, что на твоей груди нарисовано красным фломастером большое настоящее сердце, ровным счетом ничего не значит. Такое сердце может нарисовать любой мошенник вроде тебя, чтобы все думали, что он – Папер-герой. Отойди от меня, неизвестный человечек, не мешай мне искать настоящего Папера и кота Рыжика.
- Кот Рыжик – это я! – сказал Рыжик, подойдя к Дракону поближе.
- Нет, гр-пр, ты не кот Рыжик. У тебя серая непушистая шерсть, а у Рыжика рыжая и пушистая. Отойди от меня, неизвестный серый кот, может быть, ты нарочно назвался котом Рыжиком, чтобы ввести меня в заблуждение, – промолвил Дракон, – не мешай мне искать Папера и Рыжика.
Вдруг, откуда-то сверху послышался треск крыльев. Все подняли голову и увидели еще одного дракона, кружащего над двором. Когда второй дракон приземлился, удивленные обитатели скотного двора увидели, что он в точности был похож на первого, только чуть поменьше размером, морда у него была поизящнее, и острые шипы не так устрашающе топорщились на спине. На длинной шее дракона сидела Куколка, привязанная пышным розовым бантом.
- Папер! – закричала Куколка, – дорогой мой Папер! Я нашла тебя!
- Куколка, это ты? – только и мог проговорить счастливый Папер, не веря своим глазам.
- Конечно я! – вскричала Куколка, развязывая бант и спрыгивая на землю, – девочка сложила сначала Дракона-Оригами, а потом и Драконшу-Оригами, которая и доставила меня сюда.
- Куколка, дорогая моя! Как я рад тебя видеть! – воскликнул Папер и, подхватив Куколку на руки, закружил ее по двору.
- Гр-пр! Какая красавица! – в восторге воскликнул Дракон, – разрешите мне познакомиться с вами, Драконша-Оригами.
- Ничего я вам не разрешаю, – сказала Драконша строго, – вы обманули девочку, улетели неизвестно куда, не нашли ни Папера, ни кота Рыжика, и вообще, совершенно непонятно, где вы находились все это время? Вот пойдите и немедленно отыщите шапочку и курточку Папера, – потребовала Драконша, – а кота Рыжика я и без вас как-нибудь сама разыщу.
Пристыженный Дракон кинулся на поиски одежды Папера и вскорости нашел и шапочку, и курточку, изрядно запыленными, но вполне еще пригодными для носки.
- Так, кто же из вас будет кот Рыжик? – спросила Драконша, увидев Василя и Рыжика.
- Только не я, – подал голос кот Василь.
- Кот Рыжик – это я, – сказал Рыжик.
- И что это у тебя за вид? Где же твоя пушистая рыжая шерсть? – с сомнением оглядев Рыжика спросила Драконша, – ну-ка немедленно приведи себя в порядок и сейчас же отправляйся домой!
- Вот-вот, я же ему то же самое твержу, – ухмыльнулся Василь, – отправляйся-ка домой! Что-то уж слишком ты задержался в гостях, пора и честь знать.
- Минуточку, – подал голос Папер, обнимая Куколку, – мы уйдем только тогда, когда на вашем дворе воцарится мир, спокойствие и справедливость.
- Правильно, Папер! – послышались отовсюду одобрительные возгласы.
- Справедливость и покой! – закудахтал Петушок.
- И никакого воровства! – прорычал Пёс.
- И никакого Василя! – твердо заявил Рыжик.
- Нет, Рыжик, так дело не пойдет, – заявил Папер, – какой же это двор, да без кота? А мыши? Кто будет гонять мышей, чтобы они не портили продукты в погребе?
- Точно, Папер, – сказал Пёс, – я-то не любитель мышей, а вот кот на дворе нужен – это так.
- У меня есть предложение к тебе, Василь, – сказал Папер, – ты со своими друзьями можешь поступить на работу и стеречь сарай, погреб, конюшню и курятник от мышей и крыс. За это вас будут кормить и уважать хозяева. Как ты на это смотришь?
- Я согласен, – сказал Василь, немного подумав.
- Вот и славно, – воскликнул Папер, – теперь у вас будет все хорошо, не сомневаюсь! А нам пора в дорогу, Рыжик.
- Да, пора, – Рыжик смотрел на Мурочку и никак не мог отвести от нее влюбленных глаз, – пойдем со мной, Мурочка.
- Не уходи, Мурочка, – взмолился Василь, – теперь все будет по-другому. Я брошу бродяжничать и разбойничать, поступлю на службу, и сделаю все возможное, чтобы только ты была счастлива.
- Нет, Василь, я не могу остаться, – тихо сказала Мурочка, – я пойду с Рыжиком.
- Мурочка, дорогая! – воскликнул Рыжик, – как я счастлив слышать это! – с этими словами Рыжик кинулся к Мурочке и крепко поцеловал ее.
- Теперь мы должны проститься, – сказал Папер – мы с Куколкой полетим на драконах, а Рыжик с Мурочкой найдут дорогу сами. До свидания, друзья!
- Погоди, Папер, – сказал Пёс – посмотри, какая туча надвигается на лес. Может быть, вам стоит переночевать у нас, в теплой и сухой конюшне, а утром отправиться в путь?
- Спасибо, Пёс, но мы не можем больше ждать. Мы должны вернуться к нашей хозяйке как можно раньше.
Папер посадил куколку на шею Драконши и привязал ее розовым бантом, сам же сел на шею Дракона. Дракон взмыл в воздух, следом взлетела Драконша, Рыжик и Мурочка бежали за ними, стараясь не терять их из виду.
- До свидания! – обитатели скотного двора долго провожали взглядом своих друзей, пока те совершенно не скрылись в вечерней полумгле.

---

Папер. Глава 16. Пирожок из Ёжика.

А в это время в лесу происходило вот что. Кот Пирожок, хромая на передние лапы и поджимая больной хвост, кое-как забрался под куст, чтобы немного отдышаться и прийти в себя.
Бедный Ёжик висел на собственных колючках высоко на дереве, – помогите! Спасите! – шелестел он осипшим от крика голосом, – сосед, сосед… сними меня отсюда… я с детства боюсь высоты, – его унылые лапки безвольно болтались из стороны в сторону.
Медведь тяжело поднялся сначала на четвереньки, потом сел на задние лапы, привалившись к дереву, и огляделся по сторонам.
- Что это было, сосед? – прогудел Медведь, – где ты, сосед?
- Да тут я, – хрипел Ёжик, – на дереве, сосед, на дереве.
- Зачем ты туда забрался? – удивился Медведь.
- Я и сам не понял, как здесь очутился! Сними меня скорее, сосед!
Медведь подошел к дереву, ухватил Ёжика за передние лапки и с треском отодрал вместе с корой. Теперь Ёжик был похож на черепаху, надевшую панцирь наизнанку.
- Ну, вот! – огорчился Ёжик, – как же теперь грибы-то собирать?
- Не горюй, Ёжик! Такой ты мне даже больше нравишься, без колючек, – басил Медведь, поворачивая Ёжика то в одну, то в другую сторону, – а то и не поймешь иной раз, где у тебя голова, а где хвост, понимаешь, всё одни колючки.
- Нет. Так дело не пойдет. Ну, где ты видел ежа без колючек, сосед? А? – запыхтел Ёжик, тщетно пытаясь через голову стащить с себя кору, – делай, сосед, что хочешь, а без колючек мне никак нельзя. Я к ним давно привык, к колючкам, они мне, как родные стали, понимаешь, сосед? Да и не положено ежам без колючек, никак не положено, сосед! Стыд-то какой!
- Ладно, сосед, давай палкой кору разобью, – предложил Медведь.
- Эй, эй, сосед! Не надо палкой! Это же, как же, палкой? – забеспокоился Ёжик, – это же палкой, можно и без колючек остаться, и без головы!
Но Медведь уже нацелился, прищурив глаз, и стал замахиваться, чтобы ударить по ёжиковой коре. Ёжик в ужасе заметался туда-сюда, уворачиваясь от удара, свернулся в клубок и покатился прочь от Медведя, подскакивая на неровной коре. Сухая кора по кусочкам отвалилась, и Ёжик покатился дальше уже на своих колючках. Почувствовав свободу, запыхавшийся Ёжик остановился, ощупал колючую спинку и довольный, покатился обратно к Медведю.
Медведь крушил кусты направо и налево, сухие сучья и ветки с треском разлетались в разные стороны.
- Ничего, Ёжик, потерпи еще немного, сейчас я тебе помогу, – приговаривал Медведь, усердно орудуя палкой.
- МЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯЯУУУУУУУУ! – взвыл кот Пирожок из-под соседнего куста, получив неожиданный удар палкой.
- Это ты, Ёжик? – спросил Медведь, опуская палку, – ну, что? Отвалилась кора?
- Я не Ёжик! – заохал кот, выбираясь из-под куста, – я Пирожок!
- Вот это да! – озадаченно прогудел Медведь – был Ёжик, а стал пирожок!
- Да не пирожок, а Пирожок!
- Ну, я и говорю – пирожок!
Подслеповатый Медведь наклонился, чтобы получше разглядеть, что за пирожок получился из Ёжика.
- Да не пирожок, а кот Пирожок! – в отчаянии заголосил кот.
- А! Ну, так бы и сказал – Пирожок! – прогудел Медведь, узнав своего давнего приятеля, – а то всё пирожок, да пирожок.
- Ну, я и говорю – Пирожок! А ты все Ёжик, да Ёжик – обиженно мяукнул кот.
- А что ты делаешь под кустом, приятель? – удивился Медведь.
- Да так, ничего особенного: грибы собираю, – мяукнул кот с досадой.
- Грибы собираешь? – недоуменно пробасил Медведь, – значит ты – Ёжик! – догадался Медведь, – ну, что, Ёжик, отвалилась ли кора?
- Сосед, а, сосед! – закричал Ёжик, подкатываясь к Медведю, – посмотри скорее! Кора-то отвалилась! Вот радость-то, сосед!
- Ничего не понял, – недоуменно пробасил Медведь, – сколько тут Ёжиков, в самом деле?
- Да не Ёжик я! Я – кот! – заголосил кот Пирожок.
- Да не Ёжик он! Ёжик – я, сосед! – закричал Ёжик.
- А, ну так бы и сказали, что кора отвалилась и превратилась в кота! – обрадовался Медведь.
Побитый и несчастный кот Пирожок не стал объяснять Медведю, что никакая он ни кора, а, прихрамывая и подвывая на ходу, направился восвояси.

---

Давай, дернем, что ли!

- Анна Федоровна, я села!
- Куда?
- В снег.
- Зачем?
- Да не зачем, а так получилось! Вы скоро?
- Подъезжаю, – Анна Федоровна отключила мобильный и подумала: «Чего это она села в снег? Вот корова! Договорились же в кафе сидеть, а не в снегу, ей-Богу!»
- Вот, минут двадцать выехать не могу. Уже всю местную помойку перетаскала под колеса. Дерните меня, – Мария Ивановна возвела глаза, полные надежды на Анну Федоровну.
- Дернуть-то я дерну, не вопрос, – согласилась Анна Федоровна, – только неясно, где на моей машине крючок.
- Да, вроде, сзади должен быть, – предположила Мария Ивановна, опускаясь на коленки в снег и заглядывая под днище, – только нет ничего.
- А это что за крышечка, может здесь? – Анна Федоровна потерла тряпочкой круглую заглушку на бампере, надавила внутрь, опять потерла, еще раз надавила уже с другой стороны. Крышечка не поддавалась.
- Дайте, я попробую, – Мария Ивановна накрашенными ногтями вцепилась в крышечку и, обломав ноготь, открыла-таки ее. Под заглушкой помещалась неизвестная трубка, металлическая и абсолютно гладкая.
- За что тут цеплять-то? – подала голос Мария Ивановна из-под бампера, – буквально не за что зацепиться. Нет, это не то, – уверенно заявила Мария Ивановна, прилаживая крышечку на место.
- Придется инструкцию доставать, – озадаченно произнесла Анна Федоровна, – ну, не тупые же мы, в конце концов. Разберемся.
В инструкции все было нарисовано просто и доступно, как для подслеповатых пациентов психбольницы на стенах заведения – крупно, схематично, с разъяснительными стрелочками.
- Да вот же, только теперь надо найти крючок и вкрутить его в эту самую трубку, – сказала Анна Федоровна, открывая багажник.
- Ой, а я крышку закрыла.
- Открывайте пока, а я крючок поищу в багажнике.
В багажнике у Анны Федоровны было много чего. Пока Мария Ивановна отковыривала заглушку, Анна Федоровна ворошила содержимое багажника.
- А это что у вас такое? – заинтересовалась Мария Ивановна.
- Это гончарный круг. Вдруг захочется горшок глиняный слепить. Знаете ли, как бывает, а круга и нету, – ответила Анна Федоровна, легко вытаскивая станину на снег, – где же этот чертов крючок? Мария Ивановна, подержите банки, может под ними?
Анна Федоровна ловко стала вытаскивать банки с тушенкой и подавать их Марии Ивановне.
- Не помещаются в руках уже.
- Так вы подбородком придерживайте, еще пять штук осталось.
- Ага, а трос у вас есть? – напряженно спросила Мария Ивановна из-под банок.
- Нет, троса нет.
- Ну, ничего, у меня есть, кажется. Откройте, Анна Федоровна, мой, я гляну.
Мария Ивановна, с банками тушенки по самое горло, бегло оглядела содержимое своего багажника.
- Вон там, слева, видите – трос. Подержите банки, я достану.
Анна Федоровна подставила руки и запрокинула голову.
- Держу, держу! Ой, нет, не отходите, сейчас посыпятся!
- Так вы шубу, шубу подставьте, – посоветовала Мария Ивановна.
- Сейчас, только не отходите, а то уроним.
- Слышь, Санек, а чего это бабы делают?
- Не понял я, целуются что ли?
- Вот дуры-то, нашли место.
- Ох, ё-моё! – выругался Санек, кефир из его неловкой руки пролился на штаны и стек на сиденье КАМАза.
- Только не отходите, Мария Ивановна, давайте потихоньку к вашему багажнику двигаться, он ближе потому что.
- Так, давайте, на меня, на меня, еще, теперь разворачиваемся, так, наклоняемся, потихоньку, все, отпускайте.
Банки посыпались в багажник Марии Ивановны, и обе женщины перевели дух.
- Так, где же крючок? – спросила Мария Ивановна.
- Это не он, как думаете? – Анна Федоровна держала в руках толстый болт с петлей на конце.
- Похоже. А куда вставлять?
- Написано – в трубку.
Мария Ивановна нагнулась, сунула болт в трубку и стала вкручивать.
- Не идет дальше-то, туго слишком.
- Написано, надо монтировку вставить в петлю и прокручивать.
- Что вставить? – переспросила Мария Ивановна, – манти что вку?
- Ровку, – Анна Федоровна перегнулась через Марию Ивановну и стала рыться в багажнике.
- Так, что бабы-то делают, Санек?
- Вот, нашла, держите монтировку, Мария Ивановна.
Мария Ивановна, поплевав на холеные ладони, приладила монтировку в петлю и стала ловко проворачивать болт.
- Ну, скажите мне, Анна Федоровна, вот зачем женщине мужчина? Все сами! И болт прикрутим, и трос наладим, понимаешь.
- Согласна с вами, Мария Ивановна, полностью согласна. Мужчина же, как мотылек: прилетел, опылил и умер. А дальше – все сами! И дети на нас, и старики, и машины вот, будь оно не ладно.
- Точно, Анна Федоровна. Вот, сидят, небось, в тепле, гады, и даже не догадываются, как мы здесь с вами корячимся на морозе-то.
- Цепляйте трос, Мария Ивановна.
- Есть, прицепила.
- А за мою-то как привязывать?
- Так на бантик и привяжите.
- Обалдели вы, что ли, Мария Ивановна, какой еще бантик?
- Да ладно, нормально, смотрите как крепко.
- Нет, Мария Ивановна, тут, видите ли, петелька на конце. Так надо трос сначала в петлю пропустить, а потом кронштейн в нее, тогда будет крепко.
- Я вас умоляю, Анна Федоровна, какой пропустить? Смотрите, как тогда длинно получается. А привяжем, будет короче, ловчее тащить.
- Нет, лучше пусть будет длинно, чем отвяжется трос.
- Ну, хорошо, хорошо, давайте сюда вашу петельку. Зводите уже, Анна Федоровна, все готово.
- А вы не заводите, и с тормоза снимите, только колеса ровно поставьте, Мария Ивановна.
Женщины разошлись по машинам.
- Нормально, только я вас не вижу, Анна Федоровна, – сказала Мария Ивановна в телефон.
- Так вы багажник закройте, Мария Ивановна, и не звоните уже мне, сейчас трогаться буду.
Анна Федоровна газанула разок, трос натянулся, но машина Марии Ивановны не сдвинулась с места ни на сантиметр. Анна Федоровна газанула еще и еще раз. Ее машина села в рыхлый снег по самое брюхо. Анна Федоровна подала назад. Машина плотно сидела в снегу всеми четырьмя колесами.
Обе дамы вышли из машин навстречу друг другу.
- Надо трос отцепить, – озадаченно сказала Анна Федоровна.
- Нет, натянулся слишком, невозможно отцепить, только резать. Ножницы есть у вас?
- Нету.
- Ну, тогда зажигалкой пережечь. Жалко, новый трос-то, – с сожалением сказала Мария Ивановна.
- Я понял, Санек, они сели. Давай, дернем, что ли? Не лето, чай.
Мужики дернули по сто пятьдесят и пошли выручать женщин.

---

Папер. Глава 15. Свинская жизнь

Между тем влюбленная парочка – Свинка и Дракон – добрались до деревни. Торжественно и чинно счастливая Свинка вплыла во двор, над ее головой парил Дракон-оригами, выписывая круги. Свинка шла, прикрыв глазки, как будто сама порхала в небесах вместе с Драконом, так легка и невесома была её душа.
- Дорогая Свиняшка, куда мы попали? – спросил Дракон, оглядывая боевые действия с высоты своего полета.
- Хрю! И еще раз – хрю! – с досадой произнесла Свинка, открыв, наконец, глаза, – что здесь происходит, в самом деле? Неужели я пропустила самое интересное? Вот так всегда бывает, как только отлучишься по неотложным делам, дома происходит самое интересное.
- Ой, чудище! – завопил Ушастый, увидев Дракона, грозно летящего в его сторону, – спасайтесь все!
- Уходим, – мяукнул кот Ухват.
- Бежим, – зыкнул кот Шалопай.
- Уносим ноги, – пискнул кот Лентяй.
И вся ватага бездомных котов обратилась в позорное бегство, друг за другом вылетев со двора. Гордый Дракон приземлился в центре двора, следом подошла и Свинка. Все обитатели двора собирались вокруг Свинки и Дракона, с удивлением разглядывая чудище. Даже Рыжик и Василь перестали кататься в пыли и, отряхиваясь, подошли поближе, чтобы получше рассмотреть необычного гостя.
Свинка раскраснелась от гордости за тот блестящий эффект, который Дракон произвел на ее товарищей.
- Знакомьтесь, друзья, это мой новый знакомый – Дракон-Оригами! – провозгласила Свинка, прихрюкнув от удовольствия.
- Ори кто ми? – спросил Хряк, ленивой походкой приближаясь к Дракону, – это еще что за знакомого ты привела, Свинья?
- Я – благородный Дракон-Оригами! – с достоинством произнес Дракон, – и никому не позволю оскорблять мою подругу Свиняшку в моем присутствии.
- Кого-кого? Свиняшку? Подругу? Ой, не могу! Ой, я сейчас помру от смеха! – Хряк повалился на землю и заболтал копытами в воздухе, – ой, прямо насмешили! – хохотал он, катаясь по земле.
Но никто не стал смеяться вместе с Хряком. Все обитатели скотного двора стояли молча и смотрели на Хряка кто с упреком, а кто и с осуждением. Свинка покраснела от стыда и обиды и всхрюкивала, глотая слезы.
- Какой позор! – сказала Лошадь, качая головой, – что за манеры? Как не стыдно тебе, Хряк, так вести себя в присутствии гостя? А ну-ка поднимайся и извинись перед Свинкой немедленно, не то отведаешь моего копыта в самый свой жирный нос.
Хряк боязливо покосился на Лошадь и понял, что она не шутит и в самом деле может припечатать его в пятачок. Он поднялся, церемонно подошел к Свинке, раскланялся перед ней, припадая то на одно, то на другое колено и торжественно произнес:
- Дорогая Свиняшка! Прости мне все, и будь моей женой! Я обещаю быть тебе хорошим мужем и добрым отцом нашим детям. Я давно осознал, что моя жизнь без тебя не имеет никакого смысла.
Свинка растерялась, смутилась, еще больше покраснела и… кинулась в объятья Хряка. Все присутствующие зааплодировали!
- Ай, да Хряк! Ай, да молодец! – слышалось со всех сторон.
Свинка вдруг поняла, что всю свою жизнь любила только его, только Хряка, этого толстого, лысого, ленивого и такого родного!
- Я согласна! – прохрюкала она с чувством, – мы поженимся и у нас будет много маленьких поросят!
- Конечно, дорогая моя Свиняшка! – захрюкал Хряк в ответ, – и у нас с тобой будет самая прекрасная свинская жизнь!
- Ну, что ж, – огорченно проговорил Дракон, глядя на счастливую Свинку, – мне здесь больше нечего делать.
- Прощай, Дракон-Оригами, – хрюкнула Свинка, – если бы ни ты, я бы так и не дождалась своего счастья.

---

Папер. Глава 14. Драка

День клонился к вечеру. Папер, Рыжик и Мурочка тихо беседовали, обсуждая события прошедшего дня.
- Нам нужно возвращаться, – сказал Папер.
Он давно заметил нежные взгляды, которыми Мурочка и Рыжик обменивались изредка. Папер вспомнил свою Куколку, их уютный домик и те минуты счастья, которые он испытал вместе со своей прекрасной невестой.
- Да, нужно возвращаться, – сказал Рыжик, не сводя с Мурочки восторженных глаз, – только сначала надо посчитаться с бандой и прогнать Василя со двора.
Вдруг послышался заливистый лай, и сам Пёс возник перед ними, держа за шиворот кота Василя. Кот изворачивался и изгибался, но никак не мог вырваться из цепких лап Пса.
- Это что еще за разбойник? – возмущенно спросил Пёс, – ну-ка признавайся, какую шалость ты затеял на этот раз?
Но кот Василь не отвечал, а безуспешно пытался вырваться из цепких лап Пса, в ярости сверкая глазами.
- Расскажи-ка, что ты делал у погреба? – грозно зарычал Пёс.
- Что случилось, Пёс? – спросил Рыжик.
- Да вот, – ответил Пёс, еще крепче встряхивая кота, – я стерегу погреб каждую ночь, а тут вижу, целая стая котов собралась у входа. Ну, я и схватил самого облезлого! А остальные разбежались кто куда.
- Отпусти его, Пёс, – сказал Рыжик, – я давно собирался поговорить с ним по душам. Не думаю, чтобы он пустился наутек - это дело чести. Не так ли, Василь?
- Именно так, – ответил Василь, сгорая от ревности.
- Отпусти Василя, Пёс, – попросила Мурочка, – мы поговорим с ним. Нам всегда удавалось сохранять мир и спокойствие на нашем дворе.
- Будь по-вашему, – сказал Пёс опуская Василя на землю. Василь гордо поднял облезлый хвост и брезгливо отряхнулся, угрюмо глядя на Мурочку.
- Я, конечно, человек новый, – подал голос Папер, выступив вперед, – но хотел бы выразить свое мнение, друзья мои!
- Что-то я ни разу не видел тебя на нашем дворе, дружок, – сказал Пёс, оглядывая Папера, – кто же ты такой? На человека не похож, на зверя тоже, вроде не очень.
- Я – бумажный человек, и никакой не зверь, – гордо заявил Папер, – и пришел я за Рыжиком. Ему надо возвращаться домой.
- Так его здесь никто и не держит, – ухмыльнулся Василь, – пусть себе убирается! Мы и без него прекрасно проживем!
- Может это и не моё дело, только что-то я не заметил у вас прекрасной жизни, – произнес Папер веско, – всё какие-то заговоры да ссоры.
- Ладно, Папер, – сказал Рыжик, – что ты хочешь предложить?
- Говори, Папер, – сказал Пёс.
- Да что может предложить эта безмозглая жалкая бумажонка? – вскричал Василь, – нечего его и слушать!
Василь вразвалочку подошёл к Паперу, ухватил его за макушку и, раскрутив, небрежно подкинул в воздух.
Бедный Папер, мелькая башмачками, теряя и шапочку, и курточку на лету, приземлился на землю, больно ударившись о стену конюшни.
- Ну, погоди же, негодяй! – вскричал Рыжик и бесстрашно кинулся на Василя.
Два кота сцепились в рыже-облезлый клубок и покатились по двору, поднимая клубы пыли. Клочья шерсти разлетались во все стороны, кошачий клубок то катился быстрее, то внезапно замирал и из него, время от времени показывался то облезлый, то рыжий хвост, нервно двигавшийся из стороны в сторону. Молча и яростно соперники кусали и царапали друг друга. Это был поединок не на жизнь, а на смерть! Каждый бился за свою честь, за свое первенство, за свою любовь.
Трусливая банда бездомных котов, во главе с черным котом с ободранным ухом по кличке Ушастый, обступила Пса и стала нападать на него, тесня к забору. Пёс ощетинил шерсть и встал в боевую позицию, рядом с ним, шипя и сверкая глазами, стояла кошечка Мурочка, гневно махая хвостом.
- Не смейте приближаться, – грозно зашипела Мурочка, – не то каждый из вас отведает моих когтей! Я знаю, какие вы все трусы! Так что предупреждаю – берегите свои глаза!
Петушок, кудахча и хлопая крыльями, как судья на ринге носился вблизи дерущихся котов и во все петушиное горло орал:
- Давай, Рыжик! Задай ему трепку! Так его! Так!
Даже ленивый и неповоротливый Хряк вышел поглазеть на драку, не каждый же день увидишь такое представление. Он стоял на пороге конюшни, почесываясь, равнодушно поглядывая то на катающийся клубок, то на ощетинившегося Пса, то на Петушка, соображая, что же все-таки происходит.
Лошадь перестала жевать траву и приподнимала то переднее, то заднее копыто, когда пушистый клубок слишком близко подкатывался к ней.

---

Папер. Глава 12 Особые приметы. Глава 13 Розовое облачко (новая редакция)

Глава 12.
Особые приметы.

- Это серьезное дело, – сказал Дракон, выслушав девочку, – тут никак не обойтись без особых примет. Я должен представлять себе, как выглядит Рыжик и Папер, вдруг ошибусь и найду кого-то другого.
- Ну, Папер такой красивый, – сказала Куколка, умильно сложив ручки, – ты его ни за что ни с кем не спутаешь!
- Нет, красивый – это не примета, – заявил Дракон со знанием дела, как будто он с утра до ночи только и занимался тем, что разыскивал пропавших, – возраст, рост, вес, овал лица, форма носа и ушей, цвет волос, цвет глаз, в чем был одет на момент исчезновения, и особые приметы – шрамы, родинки, татуировки на теле.
- Откуда ты знаешь про татуировки, Дракон? – удивилась Людочка.
- Ну, это просто, – улыбнулся Дракон нарисованной пастью, – когда моя голова была еще листом бумаги, мне довелось читать газету, в которую была завернута вся бумажная пачка. Так что про особые приметы я знаю из достоверных источников.
- Вот уж не думала, что ты умеешь читать, – усомнилась девочка.
- Любая бумага умеет читать, – с гордостью произнес Дракон, – причем на любом языке! Вот только писать бумага не умеет, и, когда ученики пишут на нас с ошибками, мы очень страдаем, но терпим. Вот бы все ученики писали красиво и правильно! Тогда бы бумага гордилась, что не зря появилась на свет. Один мой дальний родственник – тетрадный листок, – продолжал Дракон, – рассказывал мне, как чуть не сгорел от стыда, когда получил двадцать пять ошибок по всему своему телу с головы до ног, и в правом углу большую и жирную двойку. Как же он страдал от позора, бедняга. Потом я узнал, что он вырвался из тетрадки, скомкался и разорвался на мелкие кусочки.
- Ну и ну! – воскликнула Людмилка, – знал бы двоечник-ученик, как опозорил свою тетрадку! Стал бы тогда хорошо уроки учить и писать без ошибок, на одни пятерки.
- И это не единичный случай в нашей среде, поверьте мне! – снова заговорил Дракон, – мало ли чего пишут на бумаге не только ученики! И нам приходится страдать за каждую лживую букву, написанную на нас! Люди! - возопил Дракон с пафосом, воздев коротенькие передние лапки к потолку, - если вы не стесняетесь людей, постесняйтесь хотя бы бумаги! Пишите на нас прекрасные стихи, чудесные сказки, рисуйте дивные картины, так, чтобы все вокруг радовались и улыбались, а мы были уже не обыкновенными листами бумаги, а бесценными хранителями вашего творчества и таланта!
Дракон закончил свою речь, горделиво приподняв морду, и минута молчания воцарилась в комнате.
- А что же все-таки было написано в газете? – нарушила молчание Куколка.
- Да, да! Так вот, в газете было сообщение: разыскивается преступник, а дальше все про особые приметы.
- Но Папер не преступник! – возмутилась Куколка, – он совсем наоборот – герой!
- И у преступников, и у героев есть приметы! – важно заявил Дракон, – приметы есть у всего на свете. Вот, например: горячее, круглое, жёлтое, целый день бывает, а ночью пропадает. Отгадайте по приметам, что это такое?
- Это – блин, – догадалась Куколка, – горячий, круглый, жёлтый! Конечно, блин, что же еще? Целый день бывает, а ночью пропадает – все правильно, кто же ночью блины ест? Их днем едят, а ночью блинов не бывает, потому что все блины съели днем. И вообще, ночью спать надо, а не блины есть.
- Ответ неправильный, – сказал Дракон, – это не блин, это…
- Солнце! Это горячее, круглое, жёлтое солнышко, которое светит нам днем, а ночью исчезает за горизонтом, – проговорила Людмилка.
- Ответ правильный! Умная девочка, – похвалил Дракон, – это – солнце. Кто же не видел солнце? Но по приметам можно отыскать даже того, кого никогда не встречал? Главное, чтобы приметы были точные. Итак: рост разыскиваемого Папера? Обычно рост измеряется в метрах.
- Если быть точной в метрах, то получается ноль целых два десятых, – подумав, ответила Людочка.
- Понятно, – сказал Дракон, качнув головой, – теперь вес Папера в килограммах.
- А в граммах можно? – спросила Людмилка – при росте двадцать сантиметров, бумажный Папер никак не может весить никакие килограммы, он же не шар для боулинга.
- Можно и в граммах, – разрешил Дракон, – только поточнее.
- Лист бумаги, плюс картон, плюс одежда из бумаги, плюс клей. Ну, примерно граммов двадцать, – подсчитала девочка.
Дальше Людмилка и Куколка рассказали Дракону о том, во что был одет Папер, когда они видели его в последний раз, рассказали, что личико Папера нарисовано угольком и уши у него как уши, не большие и не маленькие, а средние такие уши, в общем совершенно обычные ничем не выдающиеся уши.


Глава 13.
Розовое облачко.
- Н-да, – огорчился Дракон, – прямо скажем самая заурядная внешность у вашего Папера, ну, буквально, не за что зацепиться, и уши обыкновенные, и одежда, и лицо – все, абсолютно все, как у всех.
- Как у кого, у всех? – удивилась Людочка, – Папер – бумажный человечек, и другого такого больше нет. Ну, во всяком случае, в ближайших окрестностях.
- Да-да! – с пылом продолжила Куколка, – неужели ты думаешь, что наш Папер затерялся в толпе таких же бумажных человечков?
- Логично! – согласился Дракон, – попробую ограничиться этими приметами. А что по особым? Есть ли особые приметы у Папера? Ну, там, шрамы, порезы, родинки, татуировки, на худший случай.
- Есть, – сказала Людмилка, – правда это не совсем татуировка. У Папера на груди под курточкой нарисовано большое и настоящее сердце.
- Ну, это уже кое-что, – обрадовался Дракон, – так, с Папером мне все ясно. Это некий субъект, вырезанный из бумаги, наклеенный на картон, ростом двадцать сантиметров и весом примерно двадцать граммов. Лицо плоское, нарисовано углем, уши обыкновенные, волосы и зубы отсутствуют. Одет в бумажную шапочку, зеленую, без кисточки – одна штука, курточку коричневую – одна штука, штанишки коричневые в зеленую полосочку – одна штука, носит картонные башмачки – две штуки, по количеству ног. На груди красным фломастером нарисовано большое настоящее сердце. Все ли верно?
- Все верно, – хором ответили Людмилка и Куколка.
- Теперь приступим к изучению примет кота Рыжика, – сказал Дракон и приготовился внимательно слушать.
- Это совсем просто, – призналась Девочка, – посмотри на эту картинку. Это фотография Рыжика. Думаю, особые приметы тебе не нужны. Этого кота ты узнаешь и среди стаи других котов, потому что он самый пушистый, самый рыжий и самый зеленоглазый из всех котов на свете.
- Ну, что ж! Задание ясно, информация получена, пора в дорогу. Я обязательно найду ваших друзей. Обещаю, – сказал Дракон, взмахнул крыльями, поднялся над столом, покружил, покружил, и вылетел в форточку, только девочка и Куколка его и видели.
Сделав круг над лесом и полем, Дракон опустился на опушке и огляделся по сторонам.
- Вот глупая девчонка, – сказал Дракон, усаживаясь на мягкую листву, – неужели она думает, что я – благородный Дракон-оригами, буду летать день и ночь в поисках какого-то вырезанного недотепы? Ну, уж нет! Это дело не по мне. Я буду лежать на травке, нюхать цветочки и отдыхать. Вот как должны жить благородные Драконы!
С этими словами благородный Дракон улегся под деревце и в блаженстве прикрыл глаза. Он совсем позабыл о том, как только что возмущался ошибками учеников, как защищал весь свой бумажный род, и, наконец, что обещал девочке и Куколке. Половина его бумажной души была яркой и справедливой, а другая - порывистой и непостоянной, может быть оттого, что одна сторона бумаги, из которой был сделан Дракон, была глянцевая и блестящая, а другая – рыхлая и тусклая.
- Кто тут? – всхрюкнула Свинка, появившаяся из-за дерева.
Свинка остановилась в нерешительности, увидев Дракона под деревом. Дракон поглядел на Свинку и спросил:
- Кто вы?
- Я не знаю точно, – ответила Свинка, смутившись, – но, кажется, я – Поросёнка. Ой, нет-нет, не Поросёнка, а Свинотка. Нет, не то, я – Свиняшка!
Свинка совершенно запуталась, и окончательно сконфузилась.
- А я – Дракон-Оригами! – представился Дракон и низко поклонился в знак уважения.
Свинка замерла от восхищения, сраженная вежливостью нового знакомого. Его крылья, внушительная морда с угрожающими клыками, хребет с мощными шипами, переходящий в длинный хвост, весь облик Дракона внушал Свинке благоговейный трепет и восторг.
Дракон с умилением смотрел на Свинку, ее аккуратный пятачок, чудесные глазки-бусинки, милые ушки, и вся дивная наружность походила на розовое нежное облачко, точно такое, какое Дракон увидел там, высоко в небе!
- О, прекрасная Свиняшка! Разрешите мне сопровождать вас и быть надежной опорой и защитой на всем пути вашего следования! – проговорил Дракон, не сводя со Свинки своих нарисованных глаз.
У Свинки подкосились копытца, ей сделалось и дурно и сладко одновременно. Никто и никогда прежде не называл ее ласково Свиняшкой, а только Свинкой или Свиньей. И никто и никогда раньше не предлагал ей опереться на надежное плечо защитника.
- Хрю! – пролепетала Свинка, – то есть, я хотела сказать – ах! Я согласна! Хрю! Ой, не хрю, конечно, а спасибо! – с этой минуты Свинка решила бросить дурную привычку хрюкать, чтобы хоть немного соответствовать своему новому благородному кавалеру.
На копытцах, как балерина на цыпочках, Свинка пошла по тропинке, легкая, воздушная и счастливая. Над ее головой парил Дракон-Оригами, и бумажные крылья, словно во сне, медленно и плавно несли его вслед за избранницей.

---

я так измаялся... Пародия на стихотворение Александра Шведова "ты сладко каялась"...

Александр Шведов
ты сладко каялась

ты сладко каялась...для сладкого греха
нужна, наверно, сладкая молитва.
А я мечтал участвовать в грешке
из озорства, но только вместе с богом.
Он возжелал тебя, но не хотел
сознаться в том перед самим собою...
наутро же - простил и пожалел...
затем на кухне ел зеленый виноград,
а косточки выплевывал в тарелку.




Ирина Свечникова
я так измаялся

я так измаялся… куда бы не пришел,
там брат уже хозяйничает славно…
вот давеча грешок случился было,
глядь – рядом брат пыхтит уже под одеялом.
Он возжелал мою… и захотел
из озорства triple trouble…
ору ему: ты что, совсем сдурел?
А он с ухмылкой кушает кишмиш
И говорит: да, ладно, че ты, брат?

---

Еще февраль

Еще февраль. Еще на крышах – лед.
Еще – туман – и душами, и ртами.
И наст хрустит борцовскими татами,
Еще зима, зима и «над», и «под».

Но, Боже мой, какие вижу сны,
О том, что, мол, весна и все такое…
Оставь, февраль, оставь меня в покое.
Что до весны? Оставь хоть до весны…

Чуть-чуть тепла, так короток февраль.
И я опять под стылыми снегами
Сложу весну – журавлик-оригами.
Еще февраль… и баловень, и враль.

---

Папочка

- Папочка, прости!
- Миша, Бог с тобой! Остановись! Она же дочь нам!
- Моя дочь – бл…! Да я ее вот этими руками удушу! Неблагодарная! Свет в окне! Опозорила! Как людям в глаза смотреть?
Михаил Иванович тяжело поднялся, опершись на стол, искоса поглядел на дочь. Желваки острыми буграми перекатывались на скулах.
- Убила! Меня? Войну прошел, и пуля не брала! А дочь убила! За что убила, дочь?
- Папочка, не надо, – Ларка сжалась под взглядом отца, дитя твердым комком замерло в животе.
- Миша, что делать? Поздно ей, – Вера Петровна, поседевшая за ночь, с набухшими от слез водянистыми мешками под глазами, безвольно опустив руки, осела на край стула, проговорила, – прими дитя, Миша.
Тёмка родился в декабре. Тоненько и слабо пиликал ночами, требуя матери. Молока не стало на второй день. Вера Петровна ходила на детскую кухню, куда-то на Волоколамку, приносила бутылочки, молча ставила на стол.
Объяснений с отцом больше не было. Михаил Иванович уходил в семь, тяжким шагом проходя мимо комнаты дочери, слепой и оглохший от так и не унявшейся обиды.
Через год Лариса вышла на работу, оставив Тёмку на Веру Петровну. Михаил Иванович требовал возвращения ровно в девятнадцать, контролировал поздние звонки, и являлся к Ларке на работу, мол, на месте ли. Ларка терпела, избегала отца, редким словом обмолвливалась с матерью и любила Женьку.
Они не виделись больше года. Однажды Женька подстерег ее на остановке. Она взлетела было, да тут же и поникла, заглянув ему в глаза.
- Чей ребенок?
- Мой.
- Учти, я здесь ни при чем. Ты сама хотела. Получила. Мне не нужны проблемы.
- Уходи.
Женька ушел.
Ларка терпела отца, его унизительный контроль, молча, с озлобленным упрямством несла свою ношу, не сетуя, не жалуясь, словно вымершая изнутри.
Седьмого марта семидесятого у Ларки на работе намечался сабантуй. Идти не хотелось, но Вера Петровна настояла:
- Ты пойди, дочка, сколько можно сидеть? Тебе же всего двадцать три! Папа уезжает в деревню, вернется только девятого. Не скажу ему. Иди, милая, иди.
Ларка ринулась к шкафу, переворошила, на пол сбросила ворох одежды, перешагнула, опустилась на колени – вот! Вот оно – любимое платье. Надела, покрутилась перед зеркалом. Чуть располнела после Тёмки – не беда – платье сидит как влитое, даже лучше, чем раньше. Ларка подобрала волосы, улыбнулась. Тёмка подошел, ткнулся в колени: «Ма…»
Запах мимозы, чуть промерзшей на морозе, вскружил голову. Иван настойчиво и нежно привлек Ларку, хмельную от выпитого вина, ощупал лицо, по-мужски властно перехватил за подбородок, коснулся губ, припал, глубоко проникая языком:
- Ларочка!
Ларка не сопротивлялась, прильнула, шепнула только:
- Дверь…
За стеной библиотеки шумел пьяный народ, взрывы хохота доносились все тише, сменяясь музыкой страсти, жгучего желания мужской ласки, музыкой изголодавшейся плоти. Сейчас. Здесь. Будь что будет!
Вторая беременность дала о себе знать месяца через три. Теперь только страх руководил Ларкой. Изо всех сил она вела обычный образ жизни, подавляя тошноту, ходила на работу, молча выслушивала наставления отца, сносила его сверлящие взгляды в сторону Тёмки: «выблядок», вздохи матери.
Спасительная полнота и продольное предлежание плода позволяли довольно долго скрывать ненавистную беременность. К осени, когда живот стал округлее, Ларка утягивала его широкой тканью, чтобы не выдать себя.
Никто не догадался. Может, потому что Ларка была замкнута и нелюдима, а, может быть, просто до нее никому не было дела. Чуть располнела – да и Бог с ней.
В начале декабря начались роды. Вечером Ларка почувствовала слабые схватки, которые усиливались со стремительной быстротой и делались все продолжительнее и болезненнее. Только страх не выдать себя залепливал Ларке губы. Не выдать себя отцу, уже выключившему телевизор за стеной. Матери, громыхавшей кастрюльками на кухне, прибираясь перед сном. Страх не разбудить Тёмку, кроватка которого тут же – на расстоянии вытянутой руки.
Ларка кусала простыню, ни вздоха, ни звука. Мука тянулась в безмолвии, под нависшим крылом страха, в пытке осмысленного безумия.
Девочка родилась под утро, чуть закряхтела, в знак солидарности с матерью. Ларка тяжело привстала, взяла дитя, нащупала целлофан, приготовленный загодя, ткнула ребенка головой в пакет, туго перевязала на судорожной шейке.
Утром, как обычно, Ларка вышла на работу. Свернув к набережной, она нетвердыми шагами спустилась к воде, опираясь о гранитную стену, вынула сверток с дочерью, уронила в мутную рябь.
- Папочка, прости!

---

Папер. Глава 11. Дракон-оригами.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.

Весь вечер Людочка думала, как же вернуть Папера и кота Рыжика. Она ходила по дому, грустная, из комнаты в комнату, пока не вошла в кабинет папы, где в шкафах и на полках хранилось множество книг. Людочка брала книги одну за другой, наконец, ей попалась яркая большая книга, на которой было написано: Оригами – искусство складывания из бумаги.
- Какая красивая книжка! – обрадовалась Людочка, – я ее раньше не видела. Может быть, это как раз то, что мне нужно?
Девочка открыла первую страницу новой книги, внимательно прочитала введение, где объяснялось, как именно нужно складывать фигурки оригами с помощью схемы. Она быстро научилась складывать лодочку и самолетик. Потом Людмилка сложила смешную лягушку, и нетерпеливо стала листать книгу. Дальше схемы были все сложнее, вот – слон, носорог, конь, бык, а вот – дракон.
- Подожди, хозяйка! – воскликнула Куколка, которая с интересом рассматривала книжку вместе с девочкой, – это что еще за чудовище с крыльями?
- Это дракон. Смотри, какой красивый!
- Сделай такого дракона скорее, и я полечу на нем искать своего героя!
- Какая же ты умница, Куколка, – похвалила девочка, – сейчас же сложу Дракона, он-то нам и поможет!
Целый час Людочка трудилась, разбираясь в сложной схеме.
- Ну? Скоро ли наш Дракон полетит за Папером? – нетерпеливо спрашивала Куколка.
- Подожди, дай мне подумать, как сложить Дракону крылья, – отвечала Людочка, – принеси-ка лучше мне еще один листок.
- Да я тебе уже целых десять листов принесла, – сказала Куколка, которая внимательно следила за каждым движением девочки, – может, я и не права, но этот уголок нужно подвернуть в другую сторону.
- Точно! Как же я раньше не догадалась? – воскликнула Людмилка, – а ты откуда знаешь?
- Ну, я же все-таки сама из бумаги – чувствую, – загадочно ответила Куколка.
Наконец Дракон-оригами был готов. Куколка сначала испугалась, но, приглядевшись, не нашла в нем ничего страшного. Даже огромные клыки и длинный хвост с шипами казались ей милыми и очаровательными, потому что Дракон был ее последняя надежда. Вот полетит, и найдет Папера!
- Нарисуй же скорее ему глаза и раскрась пасть, чтобы он смог видеть нас и говорить с нами, – торопила Куколка Людмилку.
Девочка нарисовала Дракону сначала глаза, потом раскрасила ему узкий язык и ноздри. Дракон вздохнул, взмахнул крыльями, оторвался от стола и, сделав плавный круг, уселся перед удивленной девочкой и Куколкой.
- ГРРРРРРРРР! ПРРРРРРРРР! ПШШШШШ! – прошипел Дракон и поклонился.
- Что он сказал? – спросила Куколка.
- Он сказал: грррррр, пррррррр! – ответила Людочка.
- Я сказал: приветствую и благодарю вас за то, что вы сделали меня из великолепной бумаги, нарисовали мне восхитительные глаза, сложили мне чудесные крепкие крылья и замечательный хвост с шипами, гр-пр, – проговорил Дракон и вновь поклонился.
- Какой вежливый Дракон! – сказала Куколка, – вот бы ты нам помог, милый Дракон.
- Как же не помочь? Обязательно помогу! Что же нужно делать, гр-пр? – спросил Дракон и склонил голову, чтобы получше расслышать и не пропустить ни словечка.
Людмилка коротко рассказал Дракону о Папере и Рыжике, о том, как сначала пропал Рыжик, а потом и Папер.

---

Папер. Глава 10. Колючий наносник.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.

Ёжик внезапно остановился перед Медведем, сложил лапки на толстом животике, в задумчивости перебирая коготками, – вот что, сосед, – объявил, наконец, Ёжик, – наносник нужен!
- На что сник? – Спросил Медведь, почесывая косматую голову, – это еще что такое?
- Наносник, сосед, на-нос-ник, – медленно произнес Ёжик и изобразил лапкой вокруг своего носа загадочный круговой жест.
- А что такое «наносник»? – спросил Медведь.
- Ну, это такая штука, которая надевается на нос и защищает его от пчел. Специальная такая вещь, – сказал Ёжик важно.
- Где же взять такую штуку? – Медведь огляделся в поисках чего-нибудь подходящего.
- Знаешь, сосед, я придумал: я сам буду твоим наносником! – сказал Ёжик и с гордостью выпятил толстенький животик.
- Как это так, сосед? – Медведь с сомнением оглядел всю колючую фигурку Ёжика, – ты совсем не похож на специальную вещь для моего носа.
- Как же не похож? Очень даже похож, сосед! – забухтел Ёжик, – смотри: пчелы в колючки же не будут кусать? Не будут. И какой им интерес кусать тебя за нос, если у тебя на носу одни колючки. А? Вот хотят они твой нос покусать, а там – колючки! Понимаешь, сосед?
- Что-то я в толк не возьму, – затянул басом Медведь, – откуда колючки на моем носу возьмутся?
Но Ёжик уже не слушал, что говорит Медведь, а карабкался по его спине, цепко хватаясь за длинную косматую шерсть.
- Что это ты делаешь, сосед? – басил Медведь, – ой, ооооооооой, щекотно!
- Щекотно, щекотно! Подожди, не шатайся, а то упаду еще, сосед!
Ёжик ловко пробрался к самой морде Медведя и лег ему на нос всеми колючками вверх. Медведь теперь был, как Медведь, только вместо носа у него был шар из колючек, торчащих в разные стороны.
- Ну, как? – Спросил Ёжик, ухватив Медведя за усы, чтобы не скатиться с гладкого носа.
- Вот так дадосник! Отличдая специальдая вещь от пчел! – обрадовался Медведь, – только дальше колючек дичего не виддо, сосед.
- А, это ничего, ничего! Главное, чтобы пчелы не покусали, – заявил Ёжик.
- И дышать де могу, ты мне весь дос закрыл, – прогудел Медведь.
- А ты пастью дыши, пастью, сосед, – посоветовал Ёжик.
- Ладдо! Пойдеб уже за бёдоб на пасеку! – Сказал Медведь и, опираясь на свою сучковатую палку, с колючим Ёжиком на носу, стал пробираться сквозь густой лес по направлению к деревне.
Тем временем кот Пирожок, а за ним и Свинка, которая бежала следом, незамеченная Пирожком, показались на пути Медведя. Увидев Медведя, с утыканным колючками носом, Пирожок остановился в недоумении, следом остановилась и Свинка. Медведь продолжал идти и со всего маху наступил зазевавшемуся Пирожку на хвост. Пирожок заорал: «Мяу!». Медведь от неожиданности неловко повернулся и наступил Пирожку сразу на две передние лапы. Пирожок еще громче заорал: «Мяяяяяяяяяяяяяяяу!». Медведь сделал еще несколько шагов вперед и со всего маху споткнулся о Свинку, которая не успела отскочить в сторону.
Медведь с перепугу налетел на дерево и самым своим носом, на котором сидел Ёжик, воткнулся в кору. Ёжик повис на коре всеми колючками, в ужасе болтая лапками:
- Спасите, помогите! – вопил Ёжик, – снимите меня скорее!
- МЯЯЯЯЯЯУУ-У-У! – орал Пирожок во все свое кошачье горло.
- У-у-ух! – прогрохотал Медведь и во всю длину растянулся между деревьями.
- Какая неприятность! – прохрюкала Свинка, – вот тебе и пирожок с медведем!



Продолжение следует.

---

Весна на бис! (Для Миши Макарова:)

Волнующими звуками ноктюрна
Поет, звеня, апрельская капель.
Сегодня утром уличная урна
Искрилась, как хрустальная купель.

Шопеновские вальсы – отовсюду,
До головокружительных высот.
Весна полощет новую посуду,
Прозрачную и хрупкую, как лед.

Три тысячи неслыханных рапсодий
Расплещет дождь – усердный пианист.
Быть может, где-то, что-то в этом роде
Одной весной расслышал Ференц Лист.

Давай с тобой тихонечко присядем
У нашего концертного окна.
Дебют весны сегодня на эстраде.
Она, быть может, тоже влюблена.

---

Весна

Пришла Весна – дитя Небраски!
Одежду ловко подобрав,
Вдруг набрала пригОршню краски
И брызнула на мой рукав!

- Проснись, скорее, замарашка, –
Я слышу голос озорной, –
Гляди, испорчена рубашка
Моею солнечной слюной!

И так смешно, и так задорно
Кривлялась, ножку обнажив,
Что лес – актер крутого порно -
Застыл, в чем был, ни мертв, ни жив!

Плевалась, топала ногою,
Вдруг, осердясь, кривила рот…
Ее себе совсем другою
Я представляла в этот год, -

На пестрой сидя оттоманке,
Дарящей розы неспеша…
Она ж... подобна хулиганке –
And doesn't it look just like a monkey?
Но, все ж, чертовски хороша!

---

Папер. Глава 9. Пирожок с медведем.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.


- Вот ты где, Василь! Мы сбились с ног, разыскивая тебя, – мяукнул молодой кот Пирожок, вскарабкиваясь на крышу. Вслед за ним появилась и вся беспризорная банда местных бездомных котов.
- Наш план раскрыт, – злобно начал Василь, – Мурочка выдала нас.
- Ну, вот, так я и знал! – Подал голос черный кот с ободранным ухом, – сколько раз я говорил тебе, Василь: не верь этой красотке! Да, разве ты способен был слушать разумные советы? Все – ах, Мурочка, да ох, Мурочка!
- Ты прав, Ушастый, – ответил Василь, – теперь все будет по-другому. Итак: Пирожок, отправляйся в лес и найди там Медведя, скажи ему, чтобы не приходил сегодня ночью. Расскажи, что наш план раскрыт, и его могут ждать здесь неприятности. Наверняка люди будут предупреждены и подготовятся к встрече с лесным гостем. Скажи Медведю, что придет время, и мы займемся разорением пасеки. Но только не сейчас. Ухват, Лентяй и Шалопай, не мне вас учить, что надо делать в погребе. Займитесь сметаной, молоком, горшки и кастрюли все до единой необходимо перевернуть. Сыры, брынзу, сало, мясо, все, до последнего кусочка, – разорвать, покусать, искрошить, извалять. Я так зол, что не буду ограничивать вашу фантазию, можете хоть затопить весь погреб или поджечь его, мне совершенно все равно. Только делайте все тихо и не шумите, чтобы не привлекать внимание.
- Итак, – продолжал кот Василь, – мы начинаем новый план. В нашем распоряжении всего одна ночь. Когда утром люди проснутся, они увидят страшную картину разорения и подумают, что все это сделал кот Рыжик, потому что вы изловите его и запрете в погребе одного. Рыжика я беру на себя и сам заманю его в погреб и там хорошенько проучу, – зашипел Василь свирепо.
Коты по одному спустились с крыши во двор. Осторожно пробираясь мимо конюшни, Василь остановился и тихо сказал:
- После того, как мы покончим с Рыжиком, можно будет заняться пасекой. Пирожок с Медведем дружит и уговорит его прийти и разорить ульи.
Негромкий разговор за приоткрытой дверью конюшни разбудил Свинку, спящую у самого входа. Любопытная Свинка навострила уши, да так ничего и не смогла понять спросонья, кроме того, что кто-то сказал о пирожке с медведем.
- Вот бы заполучить такой пирожок! – размечталась Свинка, – такого пирожка на всю зиму хватит. Медведь-то вон, какой большой, а пирожок с медведем и того больше получится.
- Что это ты там бормочешь, Свинья? – спросил Хряк и недовольно заворочался рядом, – лучше бы позаботилась об ужине, я голоден! Сейчас с голодухи целого медведя проглотил бы!
- Целого медведя тебе маловато будет, а вот пирожка с медведем – в самый раз на зиму, – загадочно ответила Свинка и потихоньку вышла их конюшни.
В это самое время Медведь сидел у своей берлоги и строгал толстую сучковатую палку. Рядом с ним стоял Ежик, только что вернувшийся из поселка, где жила Людмилка.
- Что это ты делаешь, сосед? – Спросил Ёжик.
- Палку строгаю. Вот, какая хорошая палка получилась, – пробасил Медведь, – кээээээээээк тресну по улью, так мед сразу и потечет во все стороны! Такой сладкий, чудесный, прекрасный мед!
- А пчелы? – спросил Ежик, сбрасывая с иголок кусочки Людочкиного угощения.
- Подумаешь – пчелы! У меня толстая шкура, а у них жало такое маленькое, не прокусят, – уверенно прогудел Медведь.
- Не прокусят, не прокусят! Шкуру-то не прокусят, а вот нос твой точно искусают, – затараторил Ёжик и в волнении побежал вокруг Медведя, причитая, – шкуру – нет, не прокусят пчелы-то, на шкуре – шерсть! А нос, нос же голый у тебя, сосед! Шерсти же нет на носу! Так и прокусят! Как налетят на нос! Как начнут жалить!
- Ой, и правда, сосед, – Медведь в недоумении поднес сначала одну лапу, потом другую, ощупывая голый свой нос, – что же мне делать, сосед?
- Что делать, что делать? Подумать надо, сосед – Ёжик, заложив лапки за колкую спинку, в глубокой задумчивости стал прохаживаться перед Медведем взад-вперед, – ага, пчелы – это раз… потом нос – это два… а я же, что же? – бормотал он себе под нос.

Продолжение следует.

---

Про Милу.

Мужей у Милы было – пропасть!
Со штампом, без ли – пруд пруди!
С одним – она вся в бигуди,
С другим – от водки б не пропасть,
А с третьим мужем – власти сласть –

О, нет, не то, не садо-мазо! –
Он был директором «Алмаза».

Сменялась дней галиматья,
Недели, месяцы и годы,
Квартиры, дачи, дети, роды,
Мужья, мужья, мужья, мужья!
Подарки, тачки, харатья –

О, нет, не ветхий позумент,
А в смысле – купчий документ.

Мужей с годами поредело,
Так Миле это – хоть бы хны!
Лишь были б рядышком штаны,
А что в штанах – не ваше дело,
К сединам все уж надоело!

О, нет, не в смысле насовсем,
А так – чуть-чуть, и то – не всем.

Вот Миле – сто, ее внучата:
- Наследство резво поделить,
А бабку в сад определить…
Хоть Мила чуть подслеповата,
Но держит талию, осанку
И ест овсянку спозаранку,

Браня людей в халатах белых,
В саду при доме престарелых.

---

Портрет

В черной робе и кепи, – небрежно одет,
по пустому проспекту шагает портрет.

На портрете – красавица – вся в орденах.
На мундире написано слово «ГОЗНАК».

Он идет, напевая, в развалку – овал,
от лепнины кусочек уже потерял.

И трясется грудастая дама, – бледна,
а портрет ощущает ее ордена…

И шнурок, оборвавшись, свисается вниз…
…надо грузчику крикнуть: – Смотри, не споткнись!

---

Пионерка.

Дана Иилкова, адрес которой бог весть как попал Макарихе в руки, писала из далекой Чехословакии письма на изломанном, приблизительно русском языке. Вот черно-белая фотокарточка: девятилетняя Дана в темной школьной юбочке-плиссе и белой блузке, ее сестра Ганна, на год постарше, похожая на сестру, как леденец на леденец, только чуть повыше ростом, и их младший брат Петя. Макариха ждала писем с удивлением и восторгом и заставляла свою бабушку раскошеливаться на смешные подарочки для Даны – мелкие игрушки и открытки с видом Москвы, чтобы послать в ответ не только письмо, но и посылочку для чехословацкой подружки. Однажды Светка Молодова – закадыка Макарихи – ничуть не увлекшаяся сначала идеей интернационального свойства и не интересовавшаяся Макарихиными эпистоляриями, вызвалась тоже с кем-нибудь попереписываться. Лучше с мальчиком. Макариха, вдохновленная идеей, чтоб не только для Светки, а для всех, написала письмо Дане, чтобы та прислала побольше адресов своих одноклассников для переписки с советскими ребятами. Дана откликнулась довольно быстро, и пухлый конверт с адресами прибыл, наконец, в почтовый ящик Макарихи.

Вечером Макариха, нарезав листы школьной тетради на четыре ровных части, с усердием и вниманием к каждой букве, переписала адреса – на каждую четвертинку по адресу. А то как же ребята будут переписывать – передерутся, или список порвут еще чего доброго. Двадцать семь бумажек, сложенных в аккуратную подровненную стопку, Макариха принесла в класс и стала выкликать имена, считывая с бумажек уже знакомые латинские буквы. Больше было девочек, пара мальчишеских имен, затесавшихся случайно, были сразу же подобраны – бойким Сашкой Палагутой и озорным отличником Пашей Килеевым. Остальные мальчики совершенно потеряли интерес к происходящему и понеслись по своим мальчуковым делам кто куда. Только тоненький длинноносый Арарат Габриэлян остался среди девочек и, при имени Барбара, потянул дрогнувшую узкую руку к Макарихе за бумажкой с адресом, краснея и потея стеклышками своих круглых очочков. Арарату дали бумажку в руки, и он отошел в сторонку, радуясь, что не обхохотали и не обратили особого внимания.

Одну бумажку Макариха все же заныкала еще вчера, потому что мальчика по имени Адам невозможно было отдать кому попало. Так Светка получила листочек с адресом Адама из рук Макарихи в свернутом тайном-претайном виде еще до раздачи имен. Для вида Светка взяла еще адрес девочки с невнятным именем Наталия по фамилии Иванова, поскольку ничего в этом обыкновенном имени не было чешского и уникального, и никто не хотел брать девочку (вроде как Наташу Иванову) для переписки. Уроки кончились, и две подруги направились прочь из школы.
- Ко мне? – спросила Макариха, лихо вздернув портфель подмышку.
- Ну, давай. Мама на репетиции до вечера.
Молодовская и Макарихина мамы дружили и частенько проводили вместе с дочерьми время, встречаясь на воскресных прогулках в парке и на совместных праздниках. Обе были одиночками, без мужей – сразу или потом. Светкина мать – статная пышногрудая брюнетка – носила фамилию Кисельман и не поменяла ее на мужнину по причине волокиты с документами и изменениями в программках спектаклей, это означало, что актриса Александра Кисельман, занятая на вторых ролях в труппе Краснодарского Драмтеатра, тоже имеет свою публику и почитателей.

Девчонки пришли в пустую макарихиную квартиру до прихода бабушки Нины Михайловны и тут же ринулись на кухню. На плите стояла сковородка с тесно набитыми в ней котлетками. Макариха сунулась было разогреть, но Светка сказала, что, мол, это долго – возиться, и прямо немытой рукой ухватила котлетку за сочный бочок. Разгуливая по квартире, Светка смямлила котлетку и, обтерев жирные пальцы о кухонное полотенце, вернулась на кухню за второй. Откусив вторую котлетку, Светка отвлеклась идеей пробраться в комнату Нины Михайловны, куда вход детям без взрослых был строго запрещен, и, несмотря на слабый протест Макарихи, дрызнула недоеденную котлетку прямо на вышитое бабушкой саше и направилась к запретной комнате.


- Иринка, ты с кем? – послышался из прихожей голос.
Макариха округлила глаза на Светку, схватила ее за сальную руку и поволокла в коридор, где Нина Михайловна уже снимала обувь, присев на табуретку.
- Бабуля! Это мы со Светой!
- А, здравствуй, Светочка! Какой у тебя бант сегодня красивый!
- Это мама с гастролей привезла, - сказала Светка, выдергивая свою руку из Макарихиной.
Нина Михайловна пошла в комнату, на пороге приостановилась, задержав взгляд на журнальном столике, где на белоснежном вышитом карманчике для расчесок, называемом саше, красовалась недокусанная Светкина котлетка.
- Это чья котлета? – строго проговорила бабушка. Ее, аккуратистку и институтку, дочь эмигранта первой волны, вывезшего двух сыновей и немалое состояние еще в 18-м, но так больше и не увидевшего свою жену и дочь, оставшихся в России, коробило все плебейское и нечистое.
- Ой, моя, - как ни в чем не бывало, Светка подхватила жирный кусочек и отправила его в рот. На кипенном саше остался крошковатый бесформенный след. Макарихе стало стыдно за Светку. Впрочем, неприлично непоседливая Светка, непосредственная и развязная, почти всегда вызывала у Макарихи чувство стыда.


Вечером Макарихе досталось. Нина Михайловна ровным голосом выговорила свое недовольство, назвав внучку обидной Ириной, и запретила приводить подружек в отсутствие взрослых в дом.
- Пойми, Ирина, никому нельзя рассказывать, что ты знаешь. Это большая тайна и секрет. У меня на кровати лежала посылка от деда Вениамина из Америки. Я еще не успела ее разобрать. Что было бы, если бы Света вошла и стала спрашивать?
Нина Михайловна свято хранила тайну, которую досужие языки давно вынесли на всеобщее обсуждение, и завистливые глаза провожали статную женщину в новом (опять новое!) платье через весь двор, шепча и судача в ее прямую и независимую спину.


Приближался Новый Год. Тетя Шура должна была играть в театре как раз вечером тридцать первого декабря, куда задолго до спектакля и прибыла со Светкой и Иринкой, наказав им сидеть тихо в гримерке, пока она не разрешит им выйти. Макарихина мама – Елена – готовила праздничный стол в коммуналке, в комнате тети Шуры, куда после спектакля должна была прийти и тетя Шура с девочками. Светка не могла сидеть на месте больше двух минут. Она утянула Макариху за кулисы, чуть только мать встала за ширму, чтобы переодеться.
- Свет, тетя Шура не велела выходить, – Иринка остановилась в полумраке кулис, упираясь каблуками в щербатый паркет.
- Она голая не побежит же за нами, пойдем! К ней Лимонова сейчас придет корсет затягивать, это на целый час. Да, не бойся ты, Ирка, я тут всех знаю.

Макариха поддалась и пошла за Светкой, влекомая любопытством и тайной окружающей обстановки. Девчонки двинулись вдоль коридора, в нафталиновом сумраке, еле различая очертания друг друга.
- Давай сюда, – шепнула Светка и потащила Макариху в пыльную тьму, где едва виднелась полоска света из-под плотно закрытой двери.
- На зэмлэээээ весь рррррррррррод люцкоооооооооооой! – неожиданно и мощно грянуло из-за двери раскатистым громоподобным баритоном. Макариха вздрогнула и вцепилась в Светку взмокшими руками. Светка хихикнула и зашептала:
- Это дядя Коля Васнецов переодевается, он классный дядька и ужасно смешной. Пойдем, он меня любит, конфет нам даст.


Светка приоткрыла дверь и протиснула сначала свою голову, потом плечо, затем, ухватив Макариху за рукав, влезла в гримерку вместе с ослепшей от темноты Макарихой. Запах крепкого мужского пота шибко вдарил в нос, и громоподобный баритон в облике кругленького коротышки на кривеньких, волосатых, тоненьких ножках, обутых в пошарпанные сандалии а-ля-грис, выплыл из-за ширмы, широко разверзнув объятья навстречу девочкам. На толстенькие плечи была накинута коротенькая туника цвета луковой шелухи.
- ААААААААААА! Кто пришел! Ну, целуй скорее, красавица моя! – загремел он, вскидывая хохочущую Светку прямо на свой обширный живот, подхватив ее подмышки.
-Большая стала какая! – Грохотал дядя Коля, смачно расцеловывая Светку в обе щеки, – давненько не виделись! Ну, дай-ка поглядеть на тебя, пионерка!
- Еще нет, дядя Коля, в апреле только, на день рождения Ленина принимают.
- А, ну да, ну да! Смотри мне, не посрами родной театр!
- Ладно, дядь Коль! А это моя подружка Ира, – Светка живо обернулась и кинулась к Макарихе, совершенно остолбеневшей от такого умопомрачительного мужского внимания, оказанного Светке, и от неловкости обстановки.

- Какая красавица! А коса-то у нее! А глазищи-то у нее! Ну, иди-ка сюда, Ира-дыра! – загулил дядя Коля маслянистым баритоном, оглядывая Макариху с ног до головы, смешно прижав пухленькие ладошки к груди, – Ай, да Ира!
Макариха смутилась, покраснела, нервные пальцы задергали край юбки, и…
- Здравствуйте, – прошевелила Макариха чуть слышными непослушными губами.
Дядя Коля уже держал Макарихину мордаху в жирненьких ручках и, притянув, звонко припечатал поцелуй на жаркой ее щечке.
- Света! – послышался из-за двери встревоженный голос тети Шуры, и вся тетя Шура вдруг возникла в дверях, закрыв собой проем, в умопомрачительном кружевном сверкающем платье, с низким разверзтым декольте недошнурованного корсета. Ее колышущаяся грудь требовала свободы и в разные стороны распирала тесные оковы корсета пышными бесконечными округлостями.
- Шурочка, ты прелестна как никогда! – возопил дядя Коля, простирая к тете Шуре коротенькие волосатые ручонки.

Потом был спектакль, в котором тетя Шура играла вторую модницу. Прохаживаясь вдоль сцены, тетя Шура мелко обмахивала себя нечеловеческого размера веером, изображая одну из красоток, приглашенных на бал. Это была изумительная сцена! Макариха, затаив дыхание, во все глаза вглядывалась в тетю Шуру. Как она шла! Как обмахивалась восхитительными веерными перьями! Как что-то говорила! «Что она сказала?» – «Не мешай! Слушай! Она сказала: я рада видеть вас. Потом она скажет: спасибо, дорогая. А потом еще раз пройдет и скажет: Неужели?» – переводила Светка в Макарихино ухо. Чудный, восхитительный спектакль! Восторг и гордость! Смотрите, это наша мама! «Моя мама!» – «Моя тетя Шура!» – «Тише, девочки, как вы себя ведете?!»
Потом Светка бегала вокруг круглого праздничного стола от тети Шуры, которая пыталась ее изловить и упихать в постель. Светка прямо в ночнушке, босая, с развевающейся гривой золотых кудрей по самую попу, раскрасневшаяся, моталась по тесной комнатенке, изредка опираясь на стол голыми руками, приседая и показывая матери язык – лэ-лэ-лэ! – на глазах у притихшей Макарихи, которой такая сцена не могла присниться даже в самом жутком кошмаре.


Классная 3-го Б – Надежда Емельяновна – строго оглядела притихший класс и объявила:
- Сегодня ваша пионервожатая Маша проведет собрание по звездочкам и расскажет вам, как должен вести себя настоящий будущий юный ленинец.
Маша Костылева, ученица 7-го А класса, вышла к доске со стопкой ярких брошюрок в руках, ее пионерский галстук алел под белоснежным воротничком, кончики галстука были аккуратно заправлены под кипельный фартучек, ловко стягивающий машину девичью грудь. Вся фигурка Маши – от блестящих туфель, до гладкого пробора глянцевых черных волос – являла собой пример чудо-пионерки, юной ленинки, отличницы и умницы. 3-й Б замер и притих так, как будто видел эту самую Машу в первый раз в жизни, сообразно с предстоящим ответственным и важным моментом – вступлением в пионеры.
Маша раздала брошюрки с торжественным обещанием и приказала выучить наизусть весь означенный в книжечке текст, чтобы – «разбужу тебя, а ты мне прочитаешь без запинки!»

- Теперь мы обсудим одну девочку, – сказала Надежда Емельяновна, – и я хочу, чтобы вы сами приняли решение, достойна ли она быть пионеркой, или ей нужно еще немного поработать над собой. Пионер должен быть правдив, он не должен бояться высказать свое мнение, пионер должен помогать друзьям и говорить им правду, если друг неправ, – Надежда Емельяновна расправила складку на рукаве и обвела строгим взглядом класс, – итак, эту девочку зовут Света Молодова. Встань, Света. У тебя много троек, есть даже и двойки, хотя ты очень способная.
3-й Б во все глаза уставился на Светку, на свою любимицу-подружайку глядели мальчишки, включая самого замухрыжистого Арарата, которого Светка никому не давала в обиду и дралась в кровь за его зашмурганный портфель, заткнутый в заплеванную урну.
- Света – хорошая девочка, – сказал Сашка Палагута под всеобщее одобрение мальчишеской части класса, – надо ее принять, а потом она исправится, вот увидите, Надежда Емельяновна.
- Примем Свету, Надежда Емельяновна, – затянула Косинова Наташа, и все девочки закричали: «Да-да-да!»


Макариха знала, что Светку принимать в пионеры никак нельзя. Нет, не так. Можно, конечно, но не сейчас. Надо ей, Светке, подтянуться, исправить двойки, перестать баловаться и проказить. Научиться слушаться старших, и вообще… Нет, никак нельзя Светке быть пионеркой. Макариха молчала. Этот страшный вывод пришел как-то сам собой в ее голову. «Это же правда, – думала Макариха, – как же я сейчас скажу, чтобы Светку принимали? Значит, я совру? Значит, я сама недостойна быть пионеркой!» Макариха представила вдруг Светку в пионерском галстуке с высунутым языком – лэ-лэ-лэ!
- А что скажет Ира? Ты же дружишь со Светой, вот и скажи, что ты думаешь, – Надежда Емельяновна взглянула на Макариху поверх очков, приподняв бровь, – достойна ли твоя подруга носить пионерский галстук?
- Нет.
Светка растерянно улыбалась, оглядываясь по сторонам.

Тетя Шура грузно поднималась по лестнице музыкальной школы. Она прошла мимо доски почета, на которой в самом центре красовалась фотография Макарихи, лучшей скрипачки и круглой отличницы по хору и оркестру. Тетя Шура глянула на фото, чуть задержав взгляд и качнув головой. Из скрипичного класса вышла Макариха с потертым скрипичным футляром в руке, на груди ее красовался красный галстук.
- Здравствуйте, – сказала Макариха.
- Как же тебе не стыдно? Света так плакала! Вы же дружили! Эх, ты! – тетя Шура колыхнув грудью прошла мимо Макарихи, вскинув подбородок.
Макариха стояла у стены со своим потрепанным футляром, со своим дурацким пионерским галстуком, со своим первым в жизни бестолковым вопросом: «Что я сделала не так?».

Прошло много лет. Макариха жила уже в Москве, вышла замуж и ждала ребенка. Как-то вечером раздался звонок прямо в квартиру. Макариха открыла. Перед ней стояла Светка, стройная, загорелая, с золотистой копной волос, разметавшихся по плечам. Небольшая дорожная сумка стояла у ее ног. Светка приехала в Москву ждать визы от мужа и собиралась лететь к нему в Америку. Посиделок не было, Светка сразу юркнула в постель. Она приходила только ночевать. Говорили мало: «Как мама?» – «Нормально» – «А твоя?» – «В порядке». В последний день Макариха все же спросила кое-что, как мужа зовут или что-то в этом роде. Светка ответила: «Адам». Они переглянулись и расхохотались. «Светка, а помнишь то собрание перед вступлением в пионеры?» – спросила Макариха. Светка вскинула глаза, на секунду задумалась, ответила: «Что-то не припомню, Ириша, столько лет прошло. Ну, мне пора, пока, дорогая, береги себя».
Светка шла до метро и вспоминала то самое собрание.
Она оглянулась на дом Макарихи, удовлетворенно подумала: «Двадцать баксов экономии – тоже дело». Перехватив сумку, Светка двинулась прочь, и смешное – «лэ-лэ-лэ – все беременные пионеры - в сад! А я лечу в Америку» – пронеслось в ее голове.

---

Папер. Глава 8. Гость.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.

В доме было тихо. Людочка целый день не выходила из комнаты. Она старалась успокоить Куколку, которая всё никак не могла прийти в себя после исчезновения Папера.
Сначала Людмилка хотела создать другого человечка, который с радостью бы утешил красавицу. Но почему-то всё никак не могла заставить себя начать вырезать новую фигурку.
- Ах, Папер! Зачем ты улетел? – сокрушалась Куколка, заливаясь слезами. Людочка уже пять раз подрисовывала ей промокшие реснички и глазки, потекшие от слез.
- Ну, хватит киснуть. Слезами горю не поможешь. Пойдем во двор, - предложила Людмилка, – мы с тобой целый день не выходили.
День клонился к вечеру. Было тепло. Людмилка посадила Куколку рядом с собой на скамейку и стала думать, как быть дальше.
Вдруг, под ними что-то сердито зашуршало. Людочка вскочила и заглянула под скамейку.
- Ой, смотри, Куколка, кто к нам пришел! Здравствуй, Ёжик!
- Здравствуй, девочка! Что-то сегодня грибов маловато. Ходил-ходил, не нашел ничего. Только одни пеньки да коряги. Эх, тяжела моя жизнь, когда поживиться нечем, – затянул Ёжик, заглядывая Людмилке в глаза.
- Погоди, Ёжик, я тебе молочка принесу!
- И яблочко, – проворчал Ёжик.
- И яблочко!
- И мяскА, – забухтел Ёжик торопливо.
- И мяскА.
- И порезать мелко… мяскО… если не затруднит.
- Конечно, Ёжик, и мяскА, и яблочко, и порежу…
- Помельче…да побыстрее, а то темнеет уже!
Людмилка рассмеялась, глядя, как Ёжик засуетился, потирая лапки.
- Скажи, Ёжик, а не встречал ли ты рыжего кота? – спросила Людмилка, когда Ёжик наелся и, довольный, развалился на травке, поглаживая сытый животик.
- Что-то не везет мне сегодня. Все про рыжего кота спрашивают, а я толком и не знаю, что это за кот!
- Кто же спрашивал про кота? – удивилась Людмилка.
- Да, был один такой, то ли Пупер, то ли Пыпер, не припомню.
- Папер! – в один голос вскричали Людмилка с Куколкой.
- Ой, что же так кричать? - вздрогнул Ёжик, - точно. Папер. Так он себя назвал.
- Где ты встретил Папера? Расскажи!
Ёжик рассказал, как в лесу встретил бумажного человечка, как обсушил его в своей норке и нарисовал ему личико углем.
- Куда он потом пошел? – спросила Людмилка.
- Куда пошел, куда пошел? Кота искать пошел, – сказал Ёжик, ловко насаживая дольки яблока на колючки, – ну, да, ладно, пора мне. Спасибо, девочка.
- Погоди, Ёжик, мы с тобой пойдем. Покажи нам, где твоя норка.
- Ну, уж нет! Сейчас станет совсем темно, и вы заблудитесь. Конечно, я бы мог предложить вам переночевать, но боюсь, девочка не поместится в моем скромном жилище. Хотя, может быть, вы переночуете у моего соседа – Медведя? Его берлога значительно просторнее.
- Спасибо тебе, Ёжик, ты настоящий друг, но что-то мне не очень хочется ночевать в берлоге, - сказала Людмилка.
- Ну, как знаешь. А то, запросто – Медведь любит гостей.
- Скажи-ка Ёжик, какие у тебя планы на завтра? – спросила Людмилка.
- Ой, дела, девочка, дела! Занят, понимаешь, заготовки под зиму делаю. Все сам! Помощи-то не у кого просить. Мы – ежи всю зиму спать привыкли, а осенью отъедаемся, жирок нагуливаем, чтобы до весны хватило. А что?
- У меня есть орехи, вот думаю, если ты завтра утром придешь к нам опять, я помогу орехи тебе в норку донести.
- Орехи, орехи… а какие орехи? Еще не всякие годятся.
- Эти сгодятся, Ёжик, не сомневайся! Смотри! – и Людмилка вытащила из кармана лесной орешек, который оказался у нее очень кстати.
- Ну-ка, ну-ка, - засверкал Ёжик жадными глазками, - дай-ка поглядеть!
- О, это прекрасный орешек, девочка! – воскликнул Ёжик, когда разгрыз жесткую скорлупку и попробовал на вкус золотистое крепкое зернышко.
- Ну, что, Ёжик, придешь утром? – спросила Людмилка.
- А платье у тебя другое есть?
- Есть. А зачем?
- В этом карманы больно маленькие, мало орешков поместится, - с сомнением заявил Ёжик.
- Не беспокойся, Ёжик, я сумочку возьму для орешков. Хватит тебе до зимы откормиться.
- Ну, тогда, ладно, уговорила, приду, - сказал Ёжик и скрылся в кустах.

Продолжение следует.

---

Папер. Глава 7. Встреча.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.


- Какое мне дело до какого-то Рыжика? – думала Мурочка, - на самом деле мне и так неплохо живётся! Подумаешь – герой! Геройством меня не удивишь! Придите только в марте на скотный двор и посмотрите, какие фантастические драки устраивают коты в мою честь! А какие серенады заводят под моим окном! А все-таки интересно было бы посмотреть на этого Рыжика. Василь – злой и хитрый кот, его план коварен и опасен. А вдруг Рыжик понравится мне, и я захочу ему помочь? Вот пойду и познакомлюсь с ним прямо сейчас!
В это время Рыжик беседовал со Свинкой о сложных проблемах сохранения витаминов в свежих овощах.
- Не понимаю, - прохрюкала Свинка с умным видом, - зачем хранить овощи? Лучше сразу съесть их!
- Я не любитель овощей, - поддерживал беседу Рыжик, - но не стал бы съедать весь запас на вашем месте, чтобы не пришлось голодать зимой.
Мурочка подошла и присела рядышком.
- Здравствуй, Мурочка! – хрюкнула Свинка, - познакомься с Рыжиком! Это самый умный кот, которого я только знала в своей жизни! Он такой запасливый и такой красивый!
- Здравствуйте, Рыжик, - промурлыкала Мурочка.
- Приятно познакомиться, Мурочка! Я – Рыжик. Что вы можете сказать о сохранении витаминов в овощах?
- Овощи хранятся в погребе всю зиму. Там прохладно и сухо, поэтому продукты не портятся и остаются свежими долгое время, - нежно промурлыкала кошечка, изящно выгнув спинку.
- Вот бы мне оказаться там хоть на часок! – мечтательно прохрюкала Свинка, - я бы с удовольствием проверила свежесть некоторых продуктов, - кстати, Рыжик, есть ли у вас жена и детки? – спросила Свинка, с любопытством глядя на Рыжика.
- Нет, я еще слишком молод, - сказал Рыжик, пряча улыбку в усы.
- Это просто замечательно! – взвизгнула Свинка в восторге, - я тоже еще молодая. Вы так понравились мне с первого взгляда, что я не прочь была бы выйти за вас замуж и родить вам прелестных пушистых свинокотяток!
- Ах, Свинка, опять ты все перепутала, - сказала Лошадь, которая с интересом слушала их разговор, - вчера ты предлагала Быку выйти замуж за него и нарожать ему свинобычков. За это Корова устроила Быку скандал и чуть не выгнала его из хлева.
- Ах, да, я и забыла, - прохрюкала Свинка, - но, Бык не такой красивый, к тому же слишком высок для меня. То ли дело, Рыжик! Он – свободен, я тоже свободна! Почему бы нам не пожениться?
- Коты не женятся на свинках, - сказала Лошадь, - коты женятся на кошках, свинки выходят замуж за хряков и у них рождаются поросята. Сколько раз тебе это говорить?
- Ну, что же поделать, если я такая влюбчивая и мне нравятся красивые женихи, а хряк – толстый, лысый и все время ест! С ним даже не о чем поговорить.
Рыжик и Мурочка рассмеялись в один голос. Никогда ещё они не смеялись так весело! Свинка сначала молча переводила взгляд то на одного, то на другого, потом стала хохотать вместе с ними.
В это время Папер увидел Рыжика и поспешил к нему.
- Вот так встреча! – промурлыкал кот Рыжик, узнав давнего приятеля, – какими судьбами?
- Я здесь не по своей воле, Рыжик, – сдержанно произнёс Папер, – но я пришёл предупредить, что твоя хозяйка плачет день и ночь, разыскивая тебя по всей деревне. Если в тебе осталась хоть капля сострадания к ней – вернись поскорее домой. Кроме того, я слышал, что против тебя готовится заговор!
- Послушай, Рыжик, – сказала Мурочка, – я знаю о том, что тебя хотят проучить местные коты. И мне совсем не нравится участвовать в заговоре против тебя. Они собираются, - Мурочка поманила Папера и Рыжика поближе и шепотом рассказала им то, что знала о коварном плане кота Василя.
- Да, - сказал Папер, почесав свой плоский бумажный затылок, когда Мурочка закончила, - у нас совсем мало времени, чтобы что-то придумать.
- Я знаю, как проучить всех облезлых и злых местных котов, - сказал Рыжик, - для этого мне понадобится ваша помощь, друзья.
- Я готов, - геройски выгнув грудь, заявил Папер, - можешь на меня рассчитывать, как на самого себя, Рыжик.
- А ты, Мурочка? – спросил Рыжик.
- Я помогу тебе, Рыжик, - сказала Мурочка, - мне надоели проделки кота Василя и его компании, они перешли уже все границы и заслуживают наказания.
Кот Василь сидел на крыше курятника и, сгорая от ревности, яростно точил когти о рыхлые доски.
- Ну, погодите, - шипел Василь, сгорая от злобы, - вы у меня еще попляшите. А тебя, негодная изменница, с этой самой минуты я выброшу из своего сердца без всякого сожаления. Месть и только месть движет отныне всем моим существом!

Продолжение следует.

---

Папер. Глава 6. Коварный план.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.
В курятнике начался переполох! Наседка, обливаясь слезами, прижимала своего первенца к груди. Страшно подумать, что бы могло произойти с её цыплёнком этой ночью! Остальные куры кудахтали изо всех сил, возмущённые очередной выходкой крыс. Петушок кукарекал громче всех и, хлопая крыльями, носился по курятнику из угла в угол в страшном волнении!
- Позор! Скандал! Украли ребёнка! – вопил он, - сразу видно, - продолжал он, горделиво подбоченясь, - что в нём течет моя кровь – кровь отважного и несокрушимого бойца! Я тоже с самого рождения мог постоять за себя!
Только Рыжик был спокоен. Он крепко перевязал крысиные хвосты, чтобы воришки не смогли убежать. Теперь крысы бестолково толкались на одном месте, пытаясь растащить друг друга в разные стороны.
- Что тут происходит? – раздался голос хозяйки, открывшей дверь курятника рано утром.
Она нашла двух толстых крыс, перевязанных хвостами, сунула их в ведро и унесла. Больше обитатели скотного двора никогда не встречали злых воришек на своём пути.
Слава о бесстрашном коте Рыжике разнеслась по всей округе!
- Говорил я вам, что этот кот – подлиза и выскочка! – сказал облезлый кот, обращаясь к остальным дворовым котам.
- Ты как всегда оказался прав, Василь! – сказала красивая кошечка, явно выделявшаяся из этого общества своим холёным и вполне домашним видом.
- Теперь, Мурочка, хозяева могут взять его в дом вместо тебя! – выговорил Василь, ухмыляясь, - а тебя выгонят взашей! Что ж! Ты же так любишь вольную жизнь!
- Верно, я свободна! А с вами гуляю только из-за скуки, - промурлыкала Мурочка, - и мне абсолютно всё равно где скучать – с вами во дворе, или в доме с хозяевами.
- А я думал, что я тебе немного нравлюсь, - смущённо мяукнул Василь, и остальные коты так и покатились со смеху, глядя на его сконфуженный вид.
Между тем Папер шагал по тропинке. Наконец он вышел на залитый солнцем лужок, на котором паслось стадо коров.
- Простите, уважаемая, - вежливо обратился Папер к одной из коров, - вы не видели кота Рыжика?
- Конечно! Наш Рыжик – герой! – промычала Корова, - а ты кто такой?
- Я – Папер, и ищу кота Рыжика. Не могли бы вы указать мне, где он находится.
- С радостью! Да ты забирайтесь на мою спину, не стесняйся! И я довезу тебя, куда следует. Рыжик наверняка будет рад повидать старого друга!
- Ага, - подумал Папер, припомнив старые обиды, - да он будет просто счастлив встретиться со мной, впрочем, так же, как и я.
Вежливая Корова опустила морду, Папер ухватился за рога и, скользнув по шее, через мгновение оказался на спине бурёнки. Так он благополучно добрался до скотного двора и въехал в ворота, как завзятый лихой наездник. Сверху он заметил нескольких котов, но Рыжика среди них не было.
Папер соскользнул со спины Коровы и, только было направился к котам, как услышал, что они говорят именно о Рыжике, часто повторяя его имя. Папер притаился за поленницей с дровами и стал слушать, затаив дыхание:
- Надо проучить негодного Рыжика! – говорил самый облезлый из котов, - ещё со времён моего деда, скотный двор принадлежал нам – бездомным котам. И каждый из нас всегда мог здесь найти то, чем можно было поживиться!
- Не забывай, Василь, - напомнила Мурочка, - какую отличную трёпку ты получил от Пса, когда забрался в сарай, полакомиться свежей рыбкой!
- Ну, - нехотя признался облезлый, - бывали и промахи! Но, всё равно, я не потерплю соперника!
- Что ты предлагаешь? – спросил воинственно настроенный молодой кот.
- У меня есть план, - понизив голос сказал Василь, и все подошли поближе, чтобы получше расслышать его слова.
Как не прислушивался Папер, как не напрягал свой слух, но не мог разобрать больше ни единого словечка.
- Так, - подумал Папер, - надо во что бы то ни стало предупредить Рыжика о готовящемся коварном плане!
Он почему-то вдруг забыл об обиде, нанесённой ему котом.

Прдолжение следует.

---

Папер. Глава 5. Побег.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.

Людмилка с коробкой подмышкой шла по деревне. Она заглядывала в каждый двор, надеясь увидеть там своего любимца. Но Рыжика нигде не было. Девочка присела отдохнуть на скамеечке около деревенского колодца. Она раскрыла коробку, чтобы посоветоваться с бумажными человечками.
- Рыжика нигде нет, - печально промолвила Людочка, утирая слёзы, - и никто его не видел.
- Ах, женщины! – воскликнул Папер, - ровным счётом нет от вас никакого толку! Надо мне самому приняться за дело и отыскать беглеца, раз девочка так убивается по нему! Не выношу слёз! От них я могу окончательно расклеиться!
С этими словами Папер выпрыгнул из коробки. Внезапно налетевший ветерок подхватил его и погнал в сторону леса!
- Папер! – закричала Людмилка, - вернись!
Но Папер был уже далеко, он летел всё дальше и дальше, и вскоре совершенно скрылся из глаз бегущей вслед за ним девочки.
Наступили сумерки. Обитатели скотного двора улеглись спать. Рыжик устроился в курятнике, укутав нос пушистым хвостом, и свернулся калачиком на мягком стогу свежей травы. Только рыжие ушки были на чеку и не пропускали ни малейшего шума.
- Вылезай, Толстый Крыс, - послышался злобный шёпот, - здесь всё тихо.
- Ты же знаешь, Жадный Крыс, - шёпотом ответил кто-то, - мне трудно пролезать в узкие щели! Надо будет разгрызть лаз пошире как-нибудь на досуге.
Рыжик не двигался, притворившись спящим. Мимо стога с травой двигались две огромные чёрные крысы, волоча за собой длинные безволосые хвосты.
- Ну, - прошептал Жадный Крыс, принюхиваясь и поводя усатой мордочкой, - что бы такое стащить?
- Пахнет свежим куриным яйцом, - сказал Толстый Крыс, - чем тебе не обед?
- Подсади-ка меня, Толстый Крыс, чтобы я мог дотянуться до корзинки с яйцами.
Жадный Крыс вскарабкался на спину Толстому Крысу и увидел корзинку, полную яиц, перед самой своей жадной мордочкой.
В этот момент крайнее яйцо с сухим треском распалось на две половинки, и жёлтый цыпленок, со скорлупкой на макушке предстал перед самым носом Жадного Крыса.
- Мама! – пискнул новорожденный, и, не долго думая, пребольно клюнул Жадного Крыса прямо в жадный нос!
- Мама! – завопил Жадный Крыс от неожиданноси.
- Мама! – заорал Толстый Крыс, когда Рыжик наступил ему лапой на его толстый противный хвост.
Там временем Папер приземлился в лесу. Он был смел, этот бумажный человечек, и совсем не думал об опасностях, подстерегающих его на каждом шагу. У него было большое настоящее сердце, способное сочувствовать и сострадать.
- Найду кота, и девочка перестанет плакать, - думал Папер, пробираясь по сырой земле, поросшей высокой травой.
Он шёл до тех пор, пока его бумажные башмачки совсем не пропитались сыростью и не стали мягкими и неустойчивыми. Ещё как назло стал накрапывать дождик, усиливаясь всё сильнее и сильнее.
Папер расклеивался буквально на глазах! Он стал чихать и кашлять! И даже тогда он ни разу не подумал о возвращении назад!
Ёжик спешил домой. Только что закончился дождик, и он торопился попасть в свою норку, чтобы обсохнуть и подкрепиться как следует.
- Кто тут чихнул? – строго спросил Ёжик.
- Шеша шашут Шашер! – пролепетал Папер.
Он хотел сказать: «Меня зовут Папер», но никак не мог выговорить правильно, потому что его нарисованный рот потёк и скривился на бок.
- Ничего не понимаю! – сказал Ёжик.
Однако, видя плачевное состояние бумажного человечка, Ёжик кое-как дотащил его до своей норки, где было сухо и тепло.
Как только Папер обсох, Ёжик взял уголёк и аккуратно нарисовал ему новый ротик, чтобы Папер мог говорить, а заодно уж подправил и остальное: глаза, нос и брови.
- Я – Папер, - сказал бумажный человечек.
- Что ты тут делаешь?
- Я ищу Рыжика. А ты кто?
- Я – Ёжик. Я здесь живу и не знаю никакого Рыжика. Кто это такой?
- Это – любимый кот моей хозяйки. Я должен его найти, чтобы девочка не плакала. Спасибо тебе, Ёжик! – поблагодарил Папер, - Теперь я в полном порядке и могу продолжить поиски.


Продолжение следует.

---

Папер. Глава 4. Приключения Рыжика.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.

Утром Людочка проснулась и сразу позвала кота. Рыжика нигде не было видно.
- Что случилось с тобой, хозяйка, - спросил Папер, как только девочка открыла дверку в домик, - почему ты грустишь?
- Рыжик пропал, - печально ответила девочка, - он никогда не убегал раньше и не знает, сколько опасностей может подстерегать на улице такого домашнего кота, как он.
- Где справедливость? – возопил Папер, - этот противный кот, этот злодей, для которого нет ничего святого, который готов растерзать любого вырезанного человечка на мелкие кусочки, пропал, и тем самым расстроил мою хозяйку на всю оставшуюся жизнь!
- Перестань сейчас же, Папер, - строго сказала Куколка, - видишь, девочка плачет. Мы должны ей помочь!
На скотном дворе, куда Лошадь привезла Рыжика, всё шло своим чередом. Ночь прошла спокойно. Лошадь посоветовала Рыжику переждать до утра в конюшне. Он так и поступил. Правда, кот изрядно проголодался, в доме в это время давали молоко и рыбный фарш.
А утро чуть было не закончилось трагическим событием. Дело было так: Петух болтался вверх ногами в цепких руках повара:
- Это конец, - думал он, закатив от ужаса глаза.
Шея его безвольно свешивалась вниз, хохолок поник и обмяк, в общем, вид у Петушка был явно не жизнерадостный. Слабо кукарекнув, он поначалу всё же пытался сопротивляться, но жестокий повар ещё крепче сжал его лапки, и потащил в сторону кухни.
Вдруг рыжий пушистый комок неожиданно кинулся повару прямо в ноги! Повар, описав в воздухе большой круг руками, пошатнулся, и, не удержавшись, шлёпнулся прямо на землю, выпустив несчастного Петушка на глазах у всего населения скотного двора.
- Ах ты, рыжая бестия! – завопил повар, - Откуда взялся этот кот на нашем дворе? Надо изловить его и задать хорошую трёпку!
Петушок почувствовал свободу и, восторженно кудахча и хлопая крыльями, сломя голову понёсся в курятник. Там он забился в самый дальний угол, спрятав голову под крыло своей Наседке, с трудом поверившей в счастливое освобождение Петушка.
После этого случая, Рыжика зауважали и с радостью приняли в семью.
Людмилка грустила всё больше. Папер не знал, как отвлечь её и развеселить. Тогда Куколка предложила девочке поискать Рыжика:
- Давай отправимся на поиски. Может он находится где-нибудь поблизости, - сказала она.
- Ну, вот ещё глупости! – возмутился Папер, - только и остаётся мне бросить всё хозяйство и отправиться на поиски негодяя и нахала.
- Нет, Папер, он совсем не такой! – сказала девочка, - мне следовало сразу же вас познакомить. Может быть, тогда он не повёл бы себя так невежливо.
Людочка уложила бумажных человечков в домик и, взяв коробку подмышку, отправилась на поиски Рыжика.
- Пройду по деревне, может, кто-нибудь видел моего кота, - подумала она.
В это самое время кот Рыжик знакомился с обитателями скотного двора.
- Я – Корова, - сказала корова, - вот тебе молоко, смелый Кот.
- Я – Коза, - сказала коза, - вот тебе сыр, смелый Кот.
Рыжик был очень доволен и горд. Он основательно подкрепился, расслабился, и совсем потерял бдительность.
Вдруг раздался громкий лай! Это вернулся с прогулки Пёс.
- Гав! Пахнет чужим котом, - пролаял Пёс, - выходи, воришка, чтобы я как следует рассмотрел, что тебе удалось стащить на этот раз!
- Успокойся, Пёс! – сказала Корова, - у нас гость. Он вовсе не воришка, а, наоборот, очень приличный кот. Сегодня утром он спас нашего Петушка от смерти!
Тут все наперебой принялись рассказывать Псу о том, как было дело.
- Ну что ж, - сказал Пёс, - раз так - оставайся. Только не знаю, как ты поладишь с остальными. Ну, поживём – увидим.

Продолжение следует.

---

Папер. Часть 3. Обида.

В предыдущих главах мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.

Тем временем кот Рыжик сидел на окне, и, жмурясь на солнышке, размышлял так:
- Ещё вчера я был самый любимым и единственным другом девочки. А теперь? Из-за какого-то листа бумаги, она выгнала меня из комнаты и даже сказала обидное «брысь»! Никогда и никто в моём доме не говорил мне «брысь»! Это уж слишком!
С этого дня Рыжик затаил обиду на бумажного человечка, и решил во что бы то ни стало отомстить ему и вернуть расположение девочки.
- Посмотрим, чья возьмёт, - подумал Рыжик и направился в комнату девочки, разузнать, что же там происходит.
- Теперь, когда вы полюбили друг друга, - сказала девочка, - вам нужно где-то жить.
Она взяла ножницы и принялась за работу. А Папер и Куколка всё никак не могли оторвать друг от друга влюблённых глаз.
- Мяу! – сказал кот, мягко прыгнув на стол.
- Не мешай, Рыжик! – сказала девочка, - видишь, я занята.
И она без всяких церемоний столкнула кота на пол. Окончательно обидевшись, Рыжик с достоинством вышел из комнаты и даже ни разу не оглянулся на хозяйку.
- Что ж, раз я здесь не нужен, - подумал кот, - меня ничто больше не держит в этом доме. Вот уйду на улицу, пусть тогда девочка плачет, разыскивая меня повсюду!
Кот прыгнул на открытую форточку, и только пушистый рыжий хвост мелькнул через минуту в кустах палисадника.
- Вот домик и готов! – сказала Людмилка, вырезая последнее окошко в коробке из-под маминых туфель.
- Но здесь совсем пусто, - огорчилась Куколка, едва они с Папером переступили порог своего нового жилища.
- Не беда, - сказал Папер, - мы сделаем всё необходимое своими руками, и заживём на славу!
- Сначала нужен стол, - сказал Папер, - где-то я видел пустой спичечный коробок! Вот же он! – воскликнул Папер, выглянув в окошко, - Прямо у порога. Пойду и принесу его.
Девочка очень удивилась изобретательности Папера:
- Молодец! А я вырежу на ваш новый стол красивую скатерть из бордового бархата!
Папер соорудил стульчики и креслица из крышечек от лекарств, Людмилка вырезала отличный шкафчик из коробочки из-под духов, а кровать получилась из старого девочкиного пенала. Куколка застелила кровать лоскутками мягкой байки и накрыла ярким покрывалом.
- Как красиво и уютно! – воскликнула Куколка, обвивая довольного Папера ручками.
- Живите дружно и не ссорьтесь по пустякам, - сказала девочка и затворила дверку, - спокойной ночи!
В это самое время Рыжик шёл по самой середине улицы. Никогда ему не приходилось заходить так далеко от дома. Только, сидя на подоконнике, он через окно видел уличных котов и других неизвестных животных. Ему никогда не приходила в голову мысль пойти на улицу, потому что в доме было сытно и весело. Но теперь всё изменилось! Рыжик шёл по улице, сгорая от обиды на девочку, на бумажного выскочку и на весь белый свет!
Приближающийся грохот привлёк внимание Рыжика. На всякий случай он отошёл в сторонку. Мимо проходила лошадь, запряжённая в телегу.
- Я - кот, - сказал Рыжик, желая познакомиться.
- Я – Лошадь, Лошадь! – сказала Лошадь, обращаясь к Рыжику, - Береги свои нежные лапки, чтобы я случайно не наступила на них своим копытом.
- Что ты делаешь? – спросил Рыжик.
- Да я и сама не знаю толком. Если хочешь, можешь пойти со мной, я угощу тебя свежей травой.
- Спасибо, Лошадь! Я пойду с тобой, потому что у меня нет более интересных предложений на сегодняшний вечер, - ответил Рыжик и примостился на самом краешке телеги.
- Рыжик! Рыжик! – позвала девочка, заглядывая в каждый уголок дома, - Куда ты подевался?
Людмилка очень расстроилась, не найдя своего любимца.
- Неужели Рыжик убежал из дома? Очень странно, он ведь раньше никогда не убегал. Может утром вернётся, - подумала Людмилка, засыпая.

Продолжение следует.

---

Папер. Часть 2. Папер и кот.

Папер и кот.

В предыдущей главе мы узнали о том, что обыкновенная девочка Людмилка вырезала из бумаги человечка, который ожил. Девочка назвала его Папер. О приключениях Папера, его подружки - бумажной Куколки и рыжего кота Рыжика рассказывается в этой повести.

- Как ты теперь себя чувствуешь? – спросила девочка.
- А никак я себя не чувствую, - проворчал Папер и покосился на Куколку, - разве кто-то сказал мне «да»?
- Ладно, - сказала Людочка, - вы тут пока поболтайте о том, о сём, а я пойду обедать, давно уже меня мама зовёт.
Она оставила Папера и Куколку на столе и ушла.
- Ну-с, барышня, - начал было Папер.
На самом деле он не знал, о чём обычно говорят с бумажными куколками, и на всякий случай сказал:
- Ну-с, барышня!
Куколка молчала и казалась спящей.
Не успел Папер как следует обидеться, как его внимание привлёк какой-то странный звук:
- Я слышал «мяу» - это вы сказали «мяу»?
Куколка молчала и даже не пошевелила ни одним пальчиком!
- Ну, предположим, «мяу» сказал я, - послышался вкрадчивый голос, и на стол мягко прыгнул рыжий пушистый кот.
Папер отшатнулся, но всё же устоял на ногах! Он кинулся к Куколке и быстро прикрыл её листком бумаги.
- Кто вы? – спросил бумажный человечек.
- Я-то – кот Рыжик, а вот, кто ты? – промурлыкал кот.
Он уселся перед Папером и уставился на него огромными зелёными глазами.
- Ах, приятно познакомиться! Я – Папер! Вы как раз вовремя! - трепеща от ужаса сказал он, - только что девочка ушла обедать, и у меня появилось свободное время для беседы с вами. Обычно я бываю невероятно занят, ведь я обучаю девочку сложному ремеслу вырезания. Должен сказать, у неё неплохо получается.
Папер нервно засмеялся и продолжал:
- Не найдётся ли у вас лишнего листка бумаги, чтобы я ввёл вас в курс дела, - сказал Папер, - я – лучший специалист в этом области, поверьте мне.
- Хватит болтать ерунду, - промурлыкал кот, - лучше покажи-ка мне, что это ты спрятал под листом бумаги.
- Что вы? О чём речь? Я вас не понимаю! – затараторил Папер, стараясь отвлечь внимание кота от листка бумаги, под которым неподвижно лежала Куколка.
Он бросился к краю стола и метнулся на пол! Расчет был точен: кот прыгнул за ним! Ну, что кот может сделать с листком бумаги? Хоть и аккуратно вырезанным по контуру? Хоть и с нарисованным настоящим сердцем?
Папер отважно позволил коту терзать себя, лишь бы только тот не нашёл его чудесную невесту!
- Ах ты, негодник! – закричала Людмилка, войдя в комнату, - оставь немедленно Папера в покое! А ну-ка брысь!
- Мяу! – обиженно сказал кот и прошмыгнул в дверь.
Девочка взяла в руки то, что осталось от Папера, и положила на стол.
- Ничего, я вылечу тебя, бедный Папер, - сказала Людмилка.
Девочка принялась за дело, и вскоре Папер снова стоял на своих ногах, уверенно и устойчиво, в новой одёжке, которая получилась даже лучше прежней.
- Выпустите же меня, поскорее! – подала жалобный голос Куколка, - мне не терпится взглянуть на моего героя!
Девочка приподняла лист:
- Что тут у вас произошло, пока меня не было? – спросила она Куколку.
- Папер спас меня, - сказала Куколка, глядя восторженными глазами на Папера, - он победил кота! Нарисуй же мне скорее большое настоящее сердце, чтобы я могла отдать его моему герою!
Людмилка нарисовала Куколке настоящее сердце, потом спросила, обращаясь к Паперу:
- Ну, Папер, как ты теперь себя чувствуешь?
- Теперь гораздо лучше, - ответил бумажный человечек и взял за руку свою избранницу, - значит, ты сказала «да»?
- Да, - просто ответила Куколка и опустила головку на плечо затаившего дыхание бумажного человечка.


Продолжение следует.

---

Папер. Глава 1. Папер.

Папер.

Как только Людмилка вырезала из бумаги человечка, он тут же открыл свой нарисованный ротик и промолвил:
- Надень на меня курточку, беретик и панталончики, чтобы мне не стыдно было показаться на людях.
Девочка чуть ножницы не выронила от удивления!
- Кто ты такой? – оправившись, спросила она.
- Ну, тебе лучше знать! Ты же меня сотворила! – сердито ответил вырезанный.
- Ладно! – сказала Люда, - так и быть! Подарю тебе штанишки, шапочку и жилетку.
Сказано – сделано. Одёжка получилась на славу, и Папер, так назвала его девочка, остался очень доволен своим нарядом.
- Ну, это же совсем другое дело! – воскликнул он, - в таком виде не стыдно и жениться!
Люда удивилась:
- Где же ты найдёшь себе жену? – спросила она, - уж не думаешь ли ты, что я тебе в этом должна помочь?
- Именно так я и думаю, хозяйка! Возьми свой волшебный инструмент и создай мне такую красавицу, чтобы все полопались от зависти! – воскликнул Папер.
- Послушай, Папер! – сказала девочка, глядя на шатающегося и выгибающегося человечка, - тебе не кажется, что ты не сможешь пронести свою красавицу на руках и полшага?
- Это ещё почему?
- Потому что ты слишком слаб для этого! Для начала я тебя укреплю, наклеив на картон, а дальше посмотрим, как нам быть.
Людмилка взяла клей и ловко приклеила фигурку на плотный лист, тщательно разгладив со всех сторон. Потом она аккуратно вырезала Папера по контуру и прикрепила ему на ножки устойчивые башмачки. Теперь человечек стоял более уверенно и твёрдо.
- Вот это – другое дело! – удовлетворённо сказала девочка, - теперь пора приступить к работе над твоей невестой.
Сначала Люда вырезала саму бумажную Куколку, потом одела её в блестящее платье из фольги от шоколадных конфет. На ножки приклеила крохотные туфельки из кусочков бархата, а на головку приладила пышную фату, выкроив её из лоскутка прозрачной тюли.
- Здравствуй, красавица! – воскликнул восхищённый Папер, - ты так прекрасна, что я непременно должен на тебе жениться сию же минуту! Скажи же скорее своё «да»!
Но Куколка не проронила ни словечка.
- Видишь, она не хочет говорить со мной, - огорчённо промолвил Папер, - я никак не могу жениться на такой молчунье и гордячке. Сотвори мне другую красотку, а эта не слишком хороша для меня, - заявил он и отвернулся.
Тогда Людмилка взяла карандаш и аккуратно вывела на кукольном личике алые пухленькие губки.
- Ах, - промолвила Куколка, - как же долго я молчала! Вот и вовсе я не молчунья, уважаемый, как вас там, Папер? Неужели вы думаете, что такая красавица, как я, бросится в объятья первого встречного бумажного ворчуна? Ну, уж нет! Думаю, у меня найдётся жених получше вас, как вас там? Не правда ли, хозяйка?
Девочка задумалась:
- Чем же Папер тебе не жених? – спросила она, - разве он тебе ни чуточки не нравится?
- Я, между прочим, никак и не навязываюсь, - подал голос Папер, - за мою красоту и ловкость любая с радостью отдаст мне своё сердце.
- Сердце! Вот в чём тут дело! – воскликнула Людмилка, - я совсем забыла нарисовать Паперу сердце! Поэтому он и получился такой бессердечный.
Людмилка сняла с Папера жилетку и нарисовала на его груди большое настоящее сердце.

Продолжение следует.

---

Пародия на стихотворение Сергея Каратова "Преображение"

Сергей Каратов

Преображение

Вышла девушка к реке
Поваляться на песке.

Речка, небо, тишина.
Раздевается она.

Лес, безлюдье верст на семь.
...Раздевается совсем.

Как от смеха ни давись,
Принц возьми да появись!

Девушка от жарких глаз
Лопухом прикрыла таз...

Не подумай о плохом:
Принц и был тем лопухом.


***
Ваня с Маней

В баню Ваня раз пошел,
Двери он прикрыл на кол.

Жарко баню истопил,
И пивка потом испил.

Только сбросил он портки,
Да намылил волоски -

Двери настежь – трах-бабах!
Тазиком прикрыл он пах.

Как от смеха не давись,
Маня, глядь, да появись!

Не подумай о плохом:
Ваня не был лопухом.

---

Дружеская пародия на стихотворение Александра Ратнера "Ты ладонями голыми..."

Александр Ратнер

Ты ладонями голыми,
Исполненными огня,
Стиснула мою голову,
Будто лепишь меня

Из одушевленной глины.
И вот на лице всерьез
Возникли глаза-маслины,
Уши, с горбинкой нос…

Рождался мой облик, глупый
От счастья, и, впредь глупя,
Скорей мне вылепи губы,
Чтоб целовать тебя.

***
Тебя, растянув на пяльцах,
В шутку или всерьез,
Вышью тебе одеяльце,
Чтоб не замерз твой нос.

Вышью тебе пальтишко,
Шутя, а не по злобЕ
Вышью глаза, подмышки,
Коленки и уши тебе.

Родился твой облик в глади,
Исполненный весь огня!
К чему? – поцелуя ради
Для глиняного меня!

---

Пародия на стихотворение Александра Шведова "Анти-дорожная"

Александр Шведов
Анти-дорожная

Скорей бежать до первого вокзала…
Ведь жизнь всё время гадко ускользала.
А гнаться было как-то не с руки.

Верней, с ноги. Но ты её догонишь,
Припрешь к стене в прокуренном вагоне,
не замечая грязные плевки…

Закинув сумку на вторую полку,
Предстать в своих глазах матерым волком
И водочки плеснуть себе в стакан.

Взгрустнуть что, чёрт, не захватил салями,
И любоваться чёрными полями,
как по стеклу елозит таракан.

Вот он своей судьбой весьма доволен.
Ему не нужно даже алкоголя…

Заметив вдруг другого беглеца
напротив, врать о горестных обидах.
И рассуждать о звездах и планидах…
О чем еще болтают два глупца…

А он тебе в ответ, что, мол, пропащий,
Чуть не сыграл намедни в узкий ящик.
Но, к счастью не отбросились коньки.

Что он развелся, а потом зашился,
а, если честно, то пять дней не мылся…
Настали б только теплые деньки…


И вдруг поймешь, что ты, видать, счастливчик.
Твой не звучит трагически мотивчик.
Тебя попутчик точно не поймет.

А дома на ковре заждался Барсик,
не ведая, что ты почти на Марсе.
Но лишь почти…случился недолёт.

Твоя жена твою листает книгу.
А ты тут с этим за какого фига
Зажевывал рыдания хурмой.

Мечтая о домашней запеканке,
Сойдешь на безымянном полустанке,
спеша вернуться вовремя домой.

***
Взгрустнулось, чёрт, что не хватило водки.
Опять бежать на самый край слободки,
А там – мороз под сорок – нету мОчи!

Засунув руки в рваное пальтишко,
Бегу по снегу, ровно как мальчишка!
А у меня простуда, между прочим!

Потом – домой – до мягкого дивана,
Глазеть футбол и, опосля стакана,
Жене позволить рукопись читать, -

Пущай поправит рифму и структуру,
Ну, не платить же мне за редактуру? -
Бюджет трещит, и кризис, яки тать!

Сижу, пишу, а Барсик ходит сбоку,
И с голодухи мявчит одиноко:
- Чего б пожрать, хозяин? - пять утра!

Несусь, как поезд через годы жизни!
Поэтом быть – хреновый, братцы, бизнес!
Строка – не нефть, хоть хлещет из нутра.

---

Пародия. Когда приснишься мне в апреле...

сорокин дмитрий

Когда ты сниться перестанешь,
январь начнется в Теплом Стане,
и зимний запоздалый танец
теней на Площади Восстанья-
альбом ничей перелистает,
где мы с тобой пьяны в обнимку
на черно-белом фотоснимке...
Снег запоздал. От тех каникул-
так вдохновенно бредит Шнитке,
в параличе приткнувшись к лику.
Мне все равно. Я равнодушен.
Я правильной родне не нужен.
И, матерясь, как Троцкий, в дУше,
заначил все, что есть на ужин...
Январь. А в перспективе - лужи...

:)))
Когда приснишься мне в апреле,
В полусапожках и шинели,
Пойму, что на фиг мне не надо
С тобою танца до упада.
Еще чего? С тобой в обнимку
Тащиться через всю Ордынку,
Потом тебя, порвав рубашку,
Таранить волоком на Пражку,
Тебе напеть мотив Эшпая,
Тебя баюкать, засыпая.
И, матерясь, как А. Стаханов,
Тебе носить по пять стаканов
Средь ночи крепкого рассола.
Уж лучше в перспективе – соло.

---

Все у нас хорошо.

А у их младшего сына – диабет с пяти лет. Такая вот штука. Из пятерых внуков только у него получился. Отчего и почему – неизвестно. Сначала мать плакала – за что? Потом смирилась, и стали жить. Уколы каждый день, два вида инсулина – короткий и длинный – смотри внимательно и не перепутай. Почти сразу сын стал сам колоться, детской своей ручонкой, по схеме, под присмотром, но сам. Подумаешь – обычное дело, уколол и пошел! Так воспитывали.
С четырех лет водили на всякую музыку, в театр Покровского, что на Соколе, пел в детском хоре. Там-то и проявился диабет. Марина Львовна говорит: Ваш мальчик спал на репетиции. Бабушка заметила, пьет много, очень много, литра три-четыре выпил всякой жидкости, надо проверить. Проверили. Сахар в крови, в моче. Больница. Диабет. Инсулин.
Встал вопрос, куда отдать учить. Абсолютный слух, мать в прошлом музыкант, стали готовить в ЦМШ при Консерватории.
Вениамин Александрович Ревич – именитый и гениальный московский педагог – в то время уже девяностолетний старик, стал готовить их сына в класс Марии Ильиничны Ситковской. Через год сын поступил в ЦМШ по классу альта к Марии Ильиничне.
А это случилось, когда их сын учился во втором классе, когда ему было уже восемь. К диабету привыкли и справлялись.
- Мы так хорошо сегодня позанимались и все выучили, - говорила мать, укладывая сына спать, - завтра Мария Ильинична будет довольна. Ты помнишь, урок в одиннадцать часов.
- Помню.
С утра, как обычно, спешка и сборы. Старшего в школу, младшего тоже в школу, но позже. Мать готовила геркулес. Нелюбимая каша.
Сын пришел и сел за стол, сонный еще, молчаливый, серьезный. Мать уговорила попробовать нелюбимую кашу. Взял нехотя ложку, стал есть. Вошел отец, сел есть кашу тоже.
Сын выронил ложку. Дальше – как в замедленном кино. Стал клониться вправо. Глаза закатились. «Сююююююююю… Сюююююююю…» Выдох. Выдох. Мать подхватила, не дала упасть. Положила на пол. Их сын согнулся к коленям, стал качаться сильно резко ритмично. С закрытыми глазами. Потом отклонился назад, затылком ударился об пол. Но, это еще не все. Руки в предплечьях и голенях стали гнуться на девяносто градусов, медленно натягиваться, как натягивают лук, все четыре конечности. Отец онемел и застыл с ложкой в руках. Мать уже набирала скорую:
- Адрес, да адрес, какой у нас адрес, ах, да пишите, квартира такая-то, и улица, ах да, улица, - мать смотрела на сына, вдруг он перестал биться и обмяк, - умер! Умер! Умер ребенок! – она не кричала, а выла. Скорая повесила трубку.
Мать кинулась к сыну и стала делать искусственное дыхание, так, как помнила. Зачем-то массаж сердца и выдох в рот. Сын открыл глаза. Но не от массажа, просто он открыл глаза. Отец вызвал скорую.
- Все болит, - сказал сын.
Мать взяла на руки плетью вытянутое тельце, понесла в комнату. Приехал доктор.
- Что это было?
- Это гипогликемическая кома. Расскажи нам, сколько ты сделал единиц короткого инсулина? – спросил доктор
- Восемь единиц, - сказал сын.
- А длинного?
- Тоже восемь. Нет. Я перепутал. Я сделал еще раз короткий, вместо длинного.
Это означало, что действие короткого инсулина, шестнадцать единиц вместо восьми, началось в то время, когда сын пришел на кухню и стал есть кашу. Сахар упал до нуля. Судорога. Выброс инулина из печени, как спасение.
- Инсулиновые ручки такие разные! Ты же никогда не путал, - мать погладила сына по щеке.
- Я перепутал.
Дальше их сын рос. Вырос. Бросил музыку. Стал хорошим менеджером по рекламе в крупной компании. Теперь ему 22 года.
- Мама, мы подали заявление в ЗАГС. 19 декабря свадьба.
- Дай Бог вам счастья, - мать вспомнила его кому, и то, что он сам ее не помнил, - не надо тебе помнить это, сын, - подумала мать, - живи, дорогой, все у нас хорошо.

---

nevermore… А.Ч. (2002г.)

А.Ч.

Не пишешь? Ну, что ж, и не надо мне!
Шурши прошлогодней своею листвой.
А я – чердаками, оградами –
Лишь вкус табака, только памяти вой.

Не пишешь? Цветными картинками,
По стертому имени бродит курсор…
Сердцам не срастись половинками…
Ни здесь и ни там, никогда, nevermore…

2002г.

---

Чихуа.

Собачонка по кличке Снежа, величиной примерно с детский тапок, эротичной породы чихуа-чинихуа – точно не скажу – написала в коридоре, за что нещадно была излупцована обрывком туалетной бумаги и заперта в комнате хозяином Серегой, разнесшем дырявым носком жидкую субстанцию темноватыми оттисками по паркету.
- Мать моя - японка! – взвыл Серега, - Оля, где носки у нас? Опаздываю!
- Где у нас носки? У нас носки на нас. А у вас?
- Хорош прикалываться! Опаздываю же!
- Под кроватью глянь, где ж им еще быть?
- Так там грязные!
- А тебе что, чистые нужны?
- Оль, добром прошу, будь человечищей, дай носки!
- Извини, дорогой, убегаю, до вечера, не забудь про кобеля, - Ольга чмокнула Серегу в выбритую щеку и скрылась в дверях.
- Жена ты мне или где?
- Или нигде, - раздалось из лифта.
Серега заглянул под кровать, выгреб бесформенную кучку темной ткани вперемешку с сероватыми комками пыли, скептически оглядел вынутое и решительно запихнул обратно под кровать.
- Яп…ония – мать моя! – ругнулся Серега.
Отряхнув коленки, Серега метнулся в коридор и, запихнув босые ноги в сапоги, подумал: «Все равно под брюками не видно».
День не заладился с самого утра и, получив выговор за опоздание, злобный Серега, потея ногами, открыл компьютер со служебными файлами.
К обеду большая часть работы была проделана, и Серега пошел по ссылочке на сайт кинологов и собачников, выбрал подрубрику «чихуахуа – случка» и стал пролистывать объявления. Поковырявшись минут пять, выбрал следующий текст: «Великолепный жених чихуахуа д/ш по кл. Задорный Мачо ищет сучку для случки. ДР - 17.01.2008, окрас - бело-рыжий, вес – 1,7кг. М. Отрадное. Звоните: 8-926-235-и т.д. Мария».
- Алло, слушаю вас, - бархатное контральто в телефоне зацепило Серегу за кадык, судорожно сглотнув, Серега повел поперхнувшимся фальцетом:
- До… гр.. хм.. брый день, Мария! Я по поводу сучки.
- А! Да-да, - заколыхалось контральто, - приезжайте, пожалуйста. Когда у вас сроки?
- Завтра последний день. Можно мне подъехать к вам сегодня, и мы все обсудим?
- Конечно! - контральто впорхнуло в Серегин мозг сладким предчувствием встречки-сучки-случки, и кадык снова дернулся в сторону галстука. Стало душно как будто.
Ровно в шесть Серега вырубил компьютер и пошагал в метро.
- Тихо-тихо, моя собачка! Это хороший дядя! – Мария – очаровательная голубоглазая брюнетка с алебастровой кожей и умопомрачительной родиночкой в уголке правой части улыбающейся губки, посторонилась, пропуская Серегу внутрь квартиры. Задорный Мачо рвался в бой, соскальзывая лапкой с ее груди, скаля мелкие зубки и смешно рыча на гостя.
- Проходите, раздевайтесь, сейчас чай будем пить, - Мария улыбнулась восхитительной улыбкой, глядя как Серега снимает сапоги.
Расстегнув молнию, Серега сдернул сапог за пятку, предвкушая чаепитие с прелестной хозяйкой, босая нога застыла в воздухе и…и…и…
- ИДИОТ! – шмякнулось у Сереги в голове.
Минута молчания несколько затянулась, первой отмерла Мария:
- Тапочки здесь, пойдемте на кухню, - промолвила она, спуская с рук собачонку.
Развернувшись по направлению к кухне, она зашла за угол и там беззвучно и мучительно, зажав обеими ладонями рот, задушила судорогу смеха, чуть всхрюкнув носом.
- Проходите, Сергей, - промолвила Мария из кухни уже ровным своим меццо, оправившись от приступа хохота.
Серега, как ни в чем не бывало, как будто это было обычное и совершенно обыденное дело – сапоги на босу ногу, прошествовал на кухню. Ему уже не нравилась Мария, ее родиночка раздражала и висела над губой, как жирное насекомое, подобравшее лапки под черное сытое тельце.
Они беседовали о новом направлении в собачьей моде - курсы йоги под названием «Doga», которые, по мнению Марии, отлично помогают животным обрести духовное просветление.
Тем временем Задорный Мачо, привлеченный сладким запахом невесты из Серегиного сапога, быстро и юрко окропил его сначала снаружи со всех сторон, приподняв спичечную ножку, потом неспешно влез внутрь, и медленно нюхая блаженный запах, рыхля ворс стельки лапами и носом, замер в сумасброженном коматозе.
- Спасибо, Мария, за чай, - сказал Серега, когда все вопросы были решены, - значит завтра в 19 часов, мы у вас.
Серега встал и поспешил в коридор, чтобы опередить Марию и надеть сапоги до того, как она выйдет его провожать.
Отогнав Задорного Мачо мизинцем, Серега ухватил правый сапог за голенище и просунул в него голую стопу. Под пяткой что-то чавкнуло и расползлось.
- Чихуанский Бог! – с омерзением метнулось в голове Сереги.
Напялив левый сапог, Серега злобно зыркнул на Задорного Мачо, крутившегося тут же, и простер над ним карательную длань: «Уууууууу, блллллллляяяяяяяяяяяяяяяя!»
- Хороший мальчик, - выдавил Серега, поглаживая Задорного Мачо пальцем между мохнатыми ушами, когда Мария появилась в коридоре.
- Серега, я тебе носки постирала, - сообщила Ольга, целуя мужа в прохладную с мороза щеку.
- Спасибо, роднущая, - это как нельзя кстати.
- Нашел кобеля?
- Нет.
- Завтра же последний день!
- Оля, умоляю, только не сейчас. Давай не будем сейчас об этом говорить. Я устал, я измотан, будь милосердищей и дружищей, Оля! И убери от меня чихуавое животное хотя бы до завтрашнего утра.
- Иди сюда, Снежа, папа не в духе, - обиженно затянула Ольга, подбирая Снежу под брюшко, - А что за запах? Серега, сапоги, что ли воняют? – Ольга приподняла двумя ноготками Серегин сапог и брезгливо поднесла его к носу, - снаружи нет ничего, а воняет.
- Снаружи нет, а внутри есть, - злорадно хмыкнул Серега.
- Как это? Ой, а носки-то у тебя где?
- Оля! Не говори со мной ровно пятнадцать минут, - Сказал Серега и злобно закрыл за собой двери в ванную комнату.
Снежа нюхала сапог.

---

Декабрь, давай!

Бесснежная зима – такая скука!
Природной импотенции отмашка.
Давай, Декабрь, в аптеке на Семашко,
Купи себе таблетку Вука Вука.

Тут круговерть, и вихри – злые черти!
И дочь Зимы – ползущая Поземка,
Стелясь и ластясь, шелестя негромко,
Окрест остудит в обмороке смерти!

Но не до смерти мне и не до скуки:
Портки поддеть, подмышки сунуть руки,

Дышать в кашне, бежать – под зад метелью,
Поддавшись словно вьюжному похмелью,

Пьянея от мороза, индевея...
Нет, это есть не лучшая идея!

---

Кисонька, Бусик и лунная бражка. Конкурс "Литературный фельетон" /"...мы в фазе селяви..."

Не знаю, как начать. Понимаешь, история такая, прямо скажем, интимная, в общем, личная такая история одной моей подруги. Если узнает, что я о ней написала, будет дуться всю оставшуюся жизнь. Ну, да Бог с ней. Сама виновата. И Бусик ее виноват. Бусик – это человечек такой лунный. Пришел к ней ночью, прямо в постель, и ботинки не снял. Говорит:
- Сейчас я тебя целовать буду, а ты лежи тихонько, чтобы этот не проснулся. Потом чайку попьем. Я тебе тут подарочек припас, смотри, - и цветочком, засушенным ей в нос, - млечная кашка называется. Я ее на самом краешке нашел. Вот завяла, пока донес. Но ты не бойся, все, что надо исполнит. Ну, давай целоваться!
Кисонька – так подружку все называют – и говорит ему:
- Бусик, я конечно не против целоваться, только где у тебя ротик, что-то не видно?
- Какая ты, все-таки, недогадливая, - Бусик ей, - ботинки надо снять сначала.
И потек Бусик ротиком по тельцу своему в сторону ботинок. Кисонька приподнялась, смотрит не отрываясь, что теперь будет. А из ботинок бусиковых - голос:
- Снимай скорее ботинки, а то кашку млечную придется назад на краешек определять. Сама понимаешь, хлопотно это.
Короче, после всего этого бреда, Кисонька проснулась утром раненая на весь свой кисонькин мозг. Смотрит, и впрямь, на самом краешке постели у нее цветочек засушенный валяется. Только забыла она, как называется, то ли гречка, то ли ряска, что-то в этом роде.
Ну, тут и началось.
Кисонька - вся из себя воздушная и эфирная барышня, такие не особо мужикам-то. Глянет глазками своими – луп-луп – а толку? Нет в ней такого – ды-ды-ды – как мужики любят, ну, телефончик отключить к месту, или там, припоздать слегка на свиданье, прикокетничать ли, или напиться и в разнос пойти – е-мое! Она все глазками, глазками, ласковая такая, нежная, мол, вот я вся твоя до гроба! Ну, был у нее охранник один, сам, как Лель кудрявый, глянешь на него так и хочется денег дать. Жалкий какой-то. Они с Кисонькой в театр ходили, оперы и балета, «Иоланту» слушать – смех да и только. В общем – два сапога – пара.
- Я, - говорит, - билеты достал, пойдем-ка в театр, в субботу «Лебединое» будем смотреть, а то, - говорит, - душа музыки страждет, прямо с понедельника терплю, дни считаю.
А это дело, ну, с Бусиком, как раз с пятницы на субботу и приключилось. Утром, значит, Кисонька цветочек нашла и в книжку его затолкала, на 237 страницу. На полку книжку сунула и забыла на какую.
Смотрит Кисонька, у нее в шкафу платья шевелятся, и кофточки с юбками вправо-влево ходуном ходят, подрагивают. Тут-то она не спит, как будто, щипнула себя даже за плечо – больно. Пригляделась, платья-то не такие, не ее вроде бы. Вытащила одно, в лапку такую гусиную, серенькое, а оно как засияет, как засветится, вспрыгнуло на Кисоньку и прилипло, как кожа вторая. Кисонька: – ой! - говорит, и - к зеркалу. А там! Лицо точно кисонькино, а остальное – нет! Грудь такая заманчивая, размер эдак 3-4 на вид, на самом деле у Кисоньки бюстик был слабенький, едва виднехонький, жалостный такой бюстик, все она его прятала в пуговки да в воротнички. А тут – нате вам – шары такие образовались, прямо загляденье, да и только. Ножки сделались длинненькие, коленочки мягонькие, ну, Наоми, только в белокожем варианте. Сама понимаешь. Волосы, значит, у Кисоньки расплелись, по плечикам округлым разметались. Думает Кисонька: «Откуда волосы у меня? Свои-то, стрижечкой облагороженные, под пажа, где?»
И звонок вдруг в дверь, Лель пришел. Кисонька заметалась, давай платье сдирать. Да, не тут-то было, она его долой, а оно опять прилипает. А звонок опять трещит, Лель, значит, настойчивость проявляет за дверью.
Делать нечего, пошла Кисонька дверь Лелю открывать. Зажмурилась вся, замок нащупала, рванула дверь и стоит, глаза не открывает.
- Екатерина Смыслова здесь живет?
Кисонька глаза открыла и видит: стоит на пороге корзина с цветами, изумрудные такие цветы, в зелени остролистной, большая корзина, широкая, красивая. Кисонька глаза поднимает – дядьку видит с усами, а он опять:
- Вы Екатерина Смыслова будете?
- Я, - лепечет Кисонька, - а что?
- Вам цветы велено доставить.
- От кого?
- А про это не велено. Распишитесь вместо птички, - и пальцем дядька ткнул в бумажку, - здесь.
Стала Кисонька корзину в дверь протискивать, а дядька исчез вместе со своей бумажкой.
«Сейчас Лель придет, цветы увидит, что будет-то? – думает Кисонька, - надо бы их на балкон что ли определить, пусть там пока постоят».
Кисонька корзинку по паркету до балкона дошкребла и дверь на балкон закрыла. А мороз! Цветы завянут, жалко! Ладно, не до них!
И опять звонок в дверь. Кисонька уже глаза не закрывает, бежит открывать.
- Почта, - говорят, - телеграмма вам. Распишитесь.
Кисонька телеграмму взяла и читает:
«театр не ходи буду двадцать бусик»
Села Кисонька на тахту, руками голову обхватила, только думать собралась, как опять звонок.
Открывает, Лель стоит в форме охранника, на Кисоньку пялится.
- Готова? Пошли тогда, а то опоздаем еще на увертюру, - говорит, а сам и не замечает, что Кисонька вся из себя красоты немереной.
Пришли в театр, стали раздеваться, Кисонька пальтишко на лелевы руки скинула, смотрит в зеркало, а на ней платьишко в лапку гусиную на пуговках спереди. Волосики жиденькие под пажик на проборчик прислюнявлены. Вот те раз.
Смотрит Кисонька на Леля глазками – луп-луп, а он ей:
- Катюша, какая ты красивая сегодня! Самая-самая! Я тебя такой ни разу не видел!
А вечером Борис пришел. Кисонька дверь открыла и стоит, не приглашает.
- Что это ты на звонки не отвечаешь? Можно войти? – говорит Борис, а у самого за спиной Бусик рожи Кисоньке корчит, мол, давай, пусти его, чего встала, дура.
- Входи, - говорит Кисонька.
- Кать, что с тобой? Я соскучился, звонил тебе. Ладно, слушай, пока моя в роддоме, давай на пару дней в Париж махнем, развеемся, ты же давно хотела, - а Бусик у него на плече примостился, лапку к уху приложил, не слышу, мол, ответа.
- Ты, Бусик, не приходи больше. Я замуж выхожу за Леля. Надоели мне, Бусик, твои враки. И цветочки сушеные, и платья дареные и бражка твоя лунная. Иди-ка ты, Бусик, в роддом, к жене, - сказала Кисонька и пошла с Лелем чай пить. До сих пор вон сидят. Счастливые.
Вот такая история. Только ты никому не рассказывай, а то подумают еще, что Кисонька умом тронулась.

---

Гроб для веры.

Верочка лежала в гробу с полуулыбкой небытия на чуть подкрашенных губах. Подле, на скамеечке, сидела ее мать – красивая седая женщина. Ванечка, нервно поправляя детские очочки на заострившемся носике, стоял около гроба матери, положив бледную ручку на ее опухшие, горкой приподнявшие покрывало руки. За время беременности Верочка поправилась килограмм на тридцать, и убранный черно-красными оборками нынешний ее приют был тесен и несообразен.
Владимир – красивый истинной русской неподдельной красотой молодой мужчина – статный светловолосый синеглазый бородач, вдохновенно и торжественно канторствовал небольшим церковным хором, провожая в последний путь душу своей горячо любимой жены. Он всю ночь читал у ее изножья, и, время от времени вглядываясь в ее лицо, улавливал то ли подрагивание век, то ли едва заметное движение губ, так, что ему казалось, что Верочка вот-вот очнется и сбросит с себя пелену небытия.
После службы медленная и торжественная толпа вытекла на просторный церковный двор, где уже стоял старенький автобус, в который осторожно и бережно протолкнули гроб с телом Верочки.
- Где будете хоронить? – спросила Анна, подойдя к Владимиру. Сын Анны учился с Ванечкой в одном классе. Анна и Верочка подружились, горячо и участливо решая проблемы маленьких учеников.
- В Шатуре. Поедешь?
- Нет, извини.
- Ничего. Спасибо, что пришла.
Анна качнулась вперед, и Владимир неуклюже и как-то по-детски сгреб ее в объятья, замерев на мгновение.
Накануне по телефону, подавляя душившие рыдания, Владимир рассказал Анне о случившемся. Верочка легла в роддом за пару дней перед родами. Опухшая и сосредоточенная, она в последний раз взглянула на мужа из окошка палаты, и, едва взмахнув рукой, исчезла в глубине. Врачи предложили кесарить. Она не соглашалась и, мужественно преодолевая боль, ждала, покуда было сил, в надежде родить самой. Сначала Владимиру сообщили о том, что его дочь родилась мертвой и предложили забрать тельце. Он отказался, подумав, что Верочке будет тяжело сразу после родов хоронить дитя. Следом за дочерью ушла и Верочка, она еще боролась несколько часов, но потом все слабела и слабела, и, наконец, затихла.
Однажды, проводив сына в школу, Анна увидела Владимира, выбирающегося из смешного старенького Запорожца, припаркованного прямо у парадного входа. Следом выпорхнул Ванечка и понесся за ребятишками.
- Ты домой? - спросил Владимир и распахнул перед Анной дверь машины. - Садись, подвезу.
Анна села вперед, подобрав колени.
- Когда нужно притормозить, приходится выворачивать руль влево, чтобы ехать прямо, - сказал Владимир, смеясь, - так что ты не пугайся. Я уже приноровился. Доедем.
О чем они говорили дальше, Анна потом никак не могла вспомнить. Она помнила только ощущение покоя. Да, ей было хорошо и покойно рядом с ним. Всего каких-то сорок минут.
- Не звони мне, Володя, не надо, - сказала она, выходя из машины.
- Почему?
- Не спрашивай.
Много раз после этого Анну тянуло самой позвонить Владимиру, узнать - как он, но она сдерживала себя, чувствуя, что этот человек мог бы быть для нее кем-то, кто может разрушить всё то, что до сих пор было для нее единственной реальностью. У нее своя семья, муж, двое детей, не надо звонить, не надо искушать судьбу. И она не звонила.
Прошло два года.
Анна возвращалась домой после трудных рабочих часов, проведенных в офисе за компьютером. У метро была невообразимая сутолока и толчея – час пик. Вдруг кто-то тронул ее за плечо. Это был Владимир. Они поздоровались и отошли в сторонку, вынырнув из толпы.
- Как ты? Как Ванечка? – спросила Анна.
- Да все, вроде, ничего, - ответил Владимир. Он ничуть не изменился за это время, только взгляд его внимательных глаз был печален более прежнего.
- Скажи, что? – спросила Анна, словно заглянув ему в душу.
- Мне сказали, раз брак с Верочкой был не венчан, значит, мы никогда с ней не будем вместе, даже там.
- Кто тебе сказал? – спросила Анна.
- Знаешь женщину, она сидит у храма «Всех Святых», вся в черном – местная знаменитость. Все приходят к ней, спрашивают. Она видит.
Анна поняла, что Владимир одинок и несчастен, она сразу прочитала его, проникнув в самые сокровенные уголки его души. Она вдруг почувствовала, что для него не будет другой женщины, кроме Веры, - ни здесь, ни там.
- Знаю эту женщину. Ничего она не видит. Это своего рода бизнес. Володя, не слушай никого. Придет время, и вы будете вместе, поверь. Послушай, никто не виноват, что так случилось, но надо жить дальше. Ты молод, Ванечке еще нужен, есть ради кого.
Они расстались и больше никогда не встречались.
Потом, спустя годы, Анна узнала, что Владимир женился. Очень удачно. Ванечка окончил школу и поступил в Консерваторию. Больше ничего она не знала о них. И не хотела знать, потому что чувствовала, как две судьбы разошлись вне времени и пространства, не успев столкнуться и слиться, хотя, возможно, и были близки к этому.

---

Колбаска.

- Сегодня мы приступаем к изучению творчества великого русского баснописца Ивана Андреевича Крылова, - Надежда Емельяновна прохаживалась вдоль рядов парт, высокая, строгая, в своем неизменном синем сарафане, надетом поверх белой блузы; ее взбитый шиньон мерно покачивался в такт шагам, - и я попрошу вас самостоятельно ознакомиться с его биографией и к следующему уроку приготовить ее краткое изложение.

Боже, как Макариха проголодалась! Она извертелась на месте, стараясь отвлечь себя от навязчивой мысли: влезть в портфель и очень быстро укусить толстый бутерброд, состоящий из пухлого ломтя белого батона, нежного слоя желто-жирного, подернутого влагой масла и… да-да… розового, ароматного… ммммммммммммм…очень круглого… толщиной с полпальца, нет! с палец! Да! С одиннадцатилетний большой макарихин палец…. шматка докторской колбасы! Все!

- Мартышка к старости слаба глазами стала…, - бойко читал Сашка Палагута у доски. Макариха слушала, стараясь вникнуть в суть палагутских слов, но дальше……..ммммммммммм…………макарихин палец самостоятельно поддевал крышку парты, приподнимал ее и устремлялся дальше, ниже, на ощупь, туда, где портфель, и Палагута вдруг заговорил в невнятную вату макарихиного голодного уха:
- Но от лывей выра рузнала,
Колбаска зло не так дуры руки….
Портфель лишь ты… колбаска…ммммм…

- Молодец, Саша! Сегодня ты заслужил…….ммммммммммм….колбас……..пятерку! – Надежда Емельяновна взяла ручку и на глазах у всего класса вывела в истрепанном палагутовом дневнике жирную колбаску. Макариха точно знала, что Сашка заслужил именно жирную колбаску, поскольку жирная пятерка это не так вкусно.
Наконец, план голодной Макарихи четко выкружился в голове: вот она сейчас приоткроет парту и, прикрывшись ею, как щитом, быстро, сочно и много затолкает в рот крепенькой розовенькой и сногсшибательной колбаски. Много, чтобы сразу наесться одним крупным укусом, а остальное доесть уже на перемене.

Сашка плюхнулся рядом и шмякнул дневником об парту. Он был горд и счастлив. Скосив глаза на Макариху, Сашка учуял недоброе.
- Макариха, ты куда? – свистящим шепотом закликал он.
Макариха не ответила, а, притаившись за приподнятой крышкой парты, одной рукой, прямо на собственном опрятном школьном переднике, на коленках, разворачивала промасленную бумажку, в которую был завернут бутерброд. Хищно глянув на Сашку, Макариха ухватила вожделенный шмат колбасы и быстро пихнула его в рот. Сашка открыл рот и забыл его закрыть, так и сидел, пока не грянуло:
- Макарова, к доске!

Макариха перестала жевать и онемела. Пауза затянулась, и весь класс воззрился на Сашку и на то место, где только что была Макариха. Ребята приподнимались со своих мест, чтобы получше разглядеть, куда подевалась Макариха и почему Сашка сидит истуканом, округлив глаза и раззявив рот. Колбаса распирала щеки Макарихи, жгучая краска стыда от горла ко лбу поползла медленной липкой противной тошнотиной. Выпихнув языком всю колбасную массу в кулак, пунцовая Макариха выплыла, наконец, из-под парты. С коленок медленно и густо сполз кусок батона, и, как положено, маслом вниз, приземлился на макарихин туфель.

Зажав в руке колбасную шнягу, Макариха двинулась к доске, под завывание тридцати гогочущих глоток всего пятого Б. Ее новую туфлю украшал бесформенно-раздрызганный кусок белого хлеба. Голодная Макариха зазвенистым выразительным напевом начала читать вызубренную накануне басню «Кот и Повар» и под всегрохочущий рев класса внятно и гордо завершила:
- Тут ритор мой, дав волю слов теченью,
Не находил конца нравоученью.
Но что ж? Пока его он пел,
Кот Васька все жаркое съел.
- Садись, Макарова, - всхлипнула Надежда Емельяновна, - пять баллов!

---

Сказка о лени и трудолюбии, о любви и дружбе, о приключениях прекрасного принца Мербеля и прекрасной принцессы Адины. (Сказка первая).

В Некотором Царстве-Государстве жил-был король. Жители государства были весёлые и беззаботные. Они никогда не работали, только пели, танцевали и веселились дни и ночи напролёт. Поэтому, от лени и безделья, люди умирали молодыми, так и не дожив до старости.
И король совсем не хотел мыться и причесываться к завтраку. Завтракал, обедал и ужинал он прямо в постели. Король был очень ленив и не встал с кровати даже тогда, когда полчища неприятеля окружили замок и подобрались прямо к дверям его спальни. Так и арестовали его в ночной сорочке и ночном колпаке.
Когда его везли по городу в темницу, ни один житель не проронил ни единой слезинки. Конечно, ведь некоторые жители были заняты песнями и плясками, а другие лежали в постелях и ленились даже выйти на улицу.
У короля был сын, которого звали Мербель. Это был красивый юноша, умный и добрый. И совсем не ленивый. Прослышал как-то принц Мербель, что в Далёкой Стране, в сундуке Старухи-колдуньи хранится волшебный плащ от лени. Если накрыть им человека ленивого и беззаботного, то он сразу же изменится и в тот же миг научится какому-нибудь ремеслу.
- Вот бы мне раздобыть такой плащ! – мечтал принц, - как бы тогда счастливо зажил мой народ! Люди не умирали бы молодыми, а жили бы долго и счастливо!
Решительности и смелости Мербелю было не занимать, поэтому, недолго думая, он отправился в опасное путешествие. В то самое время, когда его несчастного отца заключили в темницу, принц Мербель был как раз на подступах к Далёкой Стране.
Он вошёл в открытые ворота Далёкой Страны, с любопытством оглядываясь по сторонам и удивляясь тому, что его не остановила стража. Далёкая Страна была пуста. Пустые площади и улицы встретили путника холодно и неприветливо. Ни одной души не встретили он и дальше на своем пути. Мербель был очень удивлен и озадачен.
Однако из домов раздавался шум: то стук, топора, то звук пилы, а кое-где и музыка.
- Постучу-ка в первый попавшийся дом, и посмотрю, что будет, - подумал Мербель.
С этими словами он решительно направился к ближайшему дому и несколько раз постучал в окно. На стук вышел юноша с молотком в руках.
- Что тебе нужно, бездельник? Что это ты шастаешь, в то время как все работают?
- Прости, но я пришёл издалека, из Некоторого Царства-Государства. Я совсем не знаком с вашими порядками. Не мог бы ты уделить мне несколько минут и рассказать, где я могу найти то, что ищу.
- Ах, так! Тогда, конечно, с радостью! Мы очень любим гостей и встречаем их, как подобает. Но сначала ты должны вскопать эту землю от самого забора до колодца. Вот тебе лопата. Займись этим делом и не мешай мне работать.
С этими словами юноша развернулся, направился к дому и принялся стучать молотком, забивая гвозди в новый струганный пол открытой террасы.
Мербель тут же принялся за дело. Несмотря на усталость, работа шла споро, ведь он был молод, силён и совсем не ленив.
Когда дело было сделано, хозяин пригласил Мербеля в дом. На столе стояли всякие напитки и закуски, пахло вкусной едой. Мербель не стал заставлять хозяина долго упрашивать себя, и присел к столу. Изрядно закусив, путник поблагодарил за угощение.
- Я иду издалека, - сказал Мербель, - много городов и сел пришлось мне повидать, но такого, как в вашей Далёкой Стране, я нигде не встречал. Почему у вас открыты настежь ворота, нет никакой стражи и на улицах нет людей?
- А зачем нам стража? – ответил хозяин, - волшебные ворота впускают только работящих и крепких, тех, кто может нам помочь. А слабых, хилых и ленивых нипочем не пропустят, так и захлопнутся перед носом! Мы работаем целый день, а по улицам шатаются только бездельники! Если такие нам попадаются, то им несдобровать! Живо вытолкаем взашей! Каждый работает у себя дома, кто шьет, кто прядет, кто мебель мастерит. Так и живем.
- А скажи-ка, добрый юноша, доволен ли народ Далёкой Страны своим житьём и кто её правитель? - спросил Мербель.
- Нам некогда думать о такой чепухе. Мы работаем день и ночь. А правитель у нас самый лучший! Наш государь никого в обиду не даст! Только вот живет наш народ не долго. Почему-то все умирают молодыми.
- А живет ли у вас Старуха-колдунья, у которой хранится волшебный плащ от лени? – спросил Мербель.
- Я вижу, ты – хороший парень, и я дам тебе один совет. Это самая страшная тайна нашей Далёкой Страны! И я никак не могу тебе её открыть. Если хочешь остаться у нас – оставайся. Работы на всех хватит. Но про плащ и думать забудь, иначе будешь казнён.
- Послушай, парень, я знаю, что нужно сделать, - сказал Мербель, - ваш король заставляет людей работать день и ночь, у них нет ни праздников, ни выходных дней, чтобы они могли хорошенько повеселиться после трудовой недели. Поэтому люди быстро старятся от непосильного труда и рано умирают.
- А что такое праздник?
- Ну, это когда все выходят на улицы в красивых одеждах, веселятся и радуются, поют песни и танцуют.
- А как же работа?
- А в этот день никто не работает. Давай с тобой уговоримся: я научу ваш народ отдыхать, вы будете жить долго и радостно, а за это ты покажешь мне, где живет Старуха, и расскажешь как раздобыть плащ. Идет?
- Идет!
На самом деле хозяин дома не знал, где найти Старуху и как раздобыть плащ. Но так уж ему хотелось помочь своему народу! Поэтому он сразу согласился на предложение Мербеля и решил воспользоваться его смелостью.
Они встали и пошли на улицу, громко призывая народ на площадь. Люди, уставшие от работы, быстро собрались и стали слушать незнакомца.
- Горожане, сегодня у вас праздник – день отдыха и веселья, - провозгласил Мербель, - наряжайтесь в красивую одежду и собирайтесь на площади, чтобы петь, танцевать и радоваться жизни. Каждый из вас заслужил этот день. А завтра снова приметесь за работу, и будете трудиться ровно шесть дней, до следующего праздника.
И пошло у них веселье! Столько радости и счастья никогда еще не было у бедных жителей Далёкой Страны! Песни и пляски продолжались до позднего вечера.
Когда король узнал о том, что творится на площади, с ним случился нервный припадок. Кстати, король был самым старым во всей стране. Он даже пережил свою жену – королеву и всех своих детей, кроме самой младшей дочери – прекрасной принцессы Адины.
- Кто посмел смущать мой народ? - воскликнул он, - приведите бездельника сей же час!
Мербеля скрутили и доставили во дворец.
- Кто ты такой и что тебе нужно? - строго спросил король.
- Я – принц Мербель. И пришел к вам просить руки вашей дочери – прекрасной принцессы, красота и добродетель которой известны во всем мире, - с достоинством сказал Мербель.
«А вдруг у короля и нет никакой дочери, - подумал Мербель, - тогда мне несдобровать!»
Но король ничуть не удивился, а сказал так:
- Хорошо, смелый юноша! Я отдам тебе в жёны свою единственную дочь – прекрасную принцессу Адину, но при одном условии: раздобудь мне волшебный плащ, который хранится в сундуке Старухи-колдуньи. Пятнадцать злых драконов и восемь единорогов охраняют его день и ночь. Раздобудь мне волшебный плащ, и мы сыграем пышную свадьбу.
Мербель согласился, и король отпустил его.
Тем временем прекрасная принцесса Адина томилась в глубоком подземелье. Король заточил её в темницу за то, что Адина жалела свой народ и хотела научить его петь и веселиться хотя бы раз в неделю. Для этого она наряжалась простолюдинкой и ходила по домам, обучая бедных детей игре на лютне и пению. Дети обожали её уроки. Потому, что она была доброй и весёлой, и никогда не сердилась на них за фальшивые ноты. Не все же получается сразу! А когда принцесса неожиданно исчезла, дети очень горевали по ней.
У Принцессы был единственный верный друг – гном Ик. Он каждый день навещал принцессу, пробираясь к ней волшебными тропами.
- Старый гном был глух и нем, крив и хром,
Он любил устроить ужин с вином,
Но и зрением он был небогат,
И никак не мог найти винный склад! – так пела принцесса, поджидая гнома.
- Опять ты дразнишь меня, несносная девчонка! – воскликнул гном Ик, возникая прямо перед принцессой.
- Ах, не сердись, милый Ик. Сегодня ты что-то задержался, и я решила вызвать тебя шутливой песенкой! Ведь на самом деле у тебя самый чуткий слух, самый острый глаз. Кроме того, ты самый красивый и умный на свете гном!
- Ах ты, подлиза! Но, как всегда твоя шутка удалась, и я у твоих ног.
- Расскажи же мне поскорей, что там творится, наверху? Что за шум доносится с площади? Кажется, я слышала пение людей, или мне показалось?
- Нет, все так, душенька! Прекрасный принц Мербель вывел всех людей на улицы, чтобы они пели и веселились. За это твой батюшка приказал его скрутить и доставить во дворец.
- Что же будет с принцем? Мы должны помочь ему!
- Нет и нет, и даже не подумаю! Ведь если я спасу принца, он увезет тебя в Некоторое Царство-Государство и нам придется расстаться! – гном Ик смешно надул губы и отвернулся.
- Ах ты, старый ворчун! Неужели тебе не жалко мой народ! Я чувствую, что прекрасный принц очень смелый и решительный юноша. Конечно, он поможет нам и спасет мою страну. Так что незамедлительно доставь его сюда, чтобы я могла поговорить с ним.
- Ладно, будь по-твоему, прекрасная принцесса! Но, я предупреждаю тебя, что дело это опасное и трудное. Вам придется испытать множество приключений, а препятствия могут быть непреодолимы!
- Не теряй зря время на пустые разговоры, милый Ик. Дорога каждая минута.
Гном Ик взмахнул волшебным перышком и в тот же миг перед ними предстал принц Мербель.
- Здравствуй, принцесса!
- Здравствуй, принц!
- Не гоже такой красавице томиться в заточении. Я добуду волшебный плащ от лени и выручу тебя. Обещаю.
- Зачем тебе плащ? – спросил Ик, - добыть его не просто и очень опасно.
- Когда плащ будет в моих руках, старый король отдаст мне в жены прекрасную принцессу, и мы уедем в Некоторое Царство-Государство, чтобы вылечить от лени моего отца и мой народ. Пойдешь ли ты, прекрасная принцесса, за меня замуж?
- Я подумаю, - сказала принцесса, опустив прекрасные глаза, - уж больно ты скор!
- Ну, ладно, думай быстрее. Но как мне добыть плащ, как одолеть пятнадцать злых драконов и восемь единорогов?
- Для этого тебе надо обрести силу, волшебную силу, - сказал Ик.
- Кто же одарит меня такой силой?
- Это страшная тайна, но я знаю, как сделать это дело. Идем со мной, а принцесса подождет нас здесь. Я вижу, ты смелый и решительный юноша, принцесса не ошиблась. Я помогу тебе, - сказал гном Ик, взмахнул волшебным перышком, и они оба исчезли, как-будто бы их вовсе и не было на этом месте.
Гном Ик и Мербель оказались в дремучем лесу на самом краю Далёкой Страны.
- Это владения Старухи. На самом деле она – злая и коварная колдунья. Сам король боится ее. У нее хранятся множество волшебных вещей, в том числе и плащ. Но не плащ тебе нужно сначала добыть, а глиняный кувшин с волшебным напитком. Он стоит прямо в её спальне у окна, на самом видном месте.
- Как же мне проникнуть в её спальню?
- А это уж ты сам придумай. Вот её дом. А мне пора к принцессе, не стоит надолго оставлять её одну. Верно?
С этими словами гном Ик исчез, и Мербель остался совсем один, посреди темного леса.
Мербель пошёл по узенькой тропинке к дому Старухи-колдуньи.
Старуха стояла у котла и помешивала в нем густое варево, напевая:
- Варись, варись, бульон из крыс!
Паучий суп, варись, варись!
Иди сюда, беда-нужда!
Извольте кушать, господа!

Шурум-бурум, тари-бари!
Извольте выпить ложки три
Настойку лести, капли лжи,
Вот крем для лени – полижи,

Салат для горя и тоски,
Поешь, и боль возьмет в тиски.
Тари-бари, шурум-бурум!
Но, что за странный слышу шум?
С этими словами колдунья распахнула дверь и впустила в дом Мербеля.
- Здравствуй, Мербель! Что тебе нужно?
- Я пришел попросить у тебя снадобья для своей невесты. Пусть она выпьет его и полюбит меня в тот же миг. Есть у тебя такое зелье?
- Есть у меня волшебный любовный напиток. Только имеется в нем один секрет: если невеста тебя не любит, то выпьет его и сразу же влюбится в тебя на всю жизнь. Но, если она уже успела тебя полюбить, то, выпив напиток, умрёт в ту же минуту! И никто из людей не сможет оживить её!
- Как же я распознаю, любит она, или нет?
- А это уж тебе подскажет твоё сердце. Любящее сердце никогда не ошибается.
- Ладно, неси свой напиток, да поживее!
- Больно ты скор, Мербель! А плата?
- Что же ты хочешь за это?
- Отдай мне свои молодые глаза, а то мои уже никуда не годятся.
- Будь по-твоему, но сначала принеси напиток.
Старуха, кряхтя, стала спускаться в погреб, а Мербель тем временем потихоньку проник в спальню колдуньи, кинулся к окну и остановился в нерешительности. На окне стояло сразу два небольших совершенно одинаковых глиняных кувшина. Какой же из них с волшебной силой? Недолго думая, Мербель схватил оба сосуда и сунул их за пазуху.
Старуха дала ему волшебный любовный напиток и заставила хлебнуть ещё какого-то зелья. Как только Мербель проглотил горькую настойку, тут же ослеп и стал икать.
- Ик! Ик!
- Ты звал меня, прекрасный принц? – подал голос гном Ик.
А старая колдунья в тот же миг прозрела и стала плясать вокруг котла. Удивительно, как всякая нечисть бывает рада злым делам! Пока старуха ликовала, гном Ик взмахнул волшебным перышком и вместе с Мербелем очутился в подземелье принцессы.
- Как я рада, что вы вернулись! - воскликнула Адина.
Но, увидев ослепшего принца, притихла.
- Злая старуха ослепила принца, - сказал Ик.
- Ничего, - сказал Мербель, - зато я добыл волшебный напиток, который даст мне силу справиться с пятнадцатью злыми драконами и восьмью единорогами. Вы доведете меня туда, и я смету их в одну минуту.
С этими словами он хлебнул из одного глиняного кувшина. И в ту же секунду прозрел!
- Как хорошо, милый принц, что ты опять можешь видеть весь мир вокруг! – сказала принцесса, - как я рада, что ты опять цел и невредим!
- И могу снова видеть твою красоту, - подхватил принц, - но что же в другом сосуде?
Принц отхлебнул из другого кувшина и упал, как подкошенный.
- Ик! Ик! Что нам делать? Что с ним случилось, милый гном? Если ты его немедленно не оживишь, я этого не перенесу, потому что с самой первой минуты я полюбила Мербеля больше жизни!
Тут Мербель приоткрыл один глаз и издал чуть слышный стон. Вот хитрец! Он узнал именно то, что было нужно. Ведь принцесса любит его, и волшебный любовный напиток ей давать не следует.
Адина кинулись к нему, стала обнимать и целовать. И Мербель вдруг почувствовал такую силищу, такую мощь во всем теле! Теперь он мог сокрушить любую стену! Он проломил потолок, выбрался наружу, подал руку Адине и освободил её из плена. Наверху уже собрался народ. Теперь друзьям предстояло добыть волшебный плащ от лени.
Старуха-колдунья снова ослепла и не заметила, как принц Мербель и принцесса Адина пробрались в её дом, подняли дверь погреба и проникли внутрь. Ах, какая там была непроглядная темнота! Мербель пошарил в карманах, надеясь найти там огниво, но он совсем забыл, что недавно бросил курить трубку. Вдруг он нащупал что-то мягкое.
- Это волшебное перышко! Смотри, как ярко горит оно в темноте, освещая нам путь! Это гном Ик подсунул мне его незаметно! Ай, да гном! Молодец!
Смельчаки двинулись в путь по узкому и сырому подземелью. Долго ли коротко шли они – неведомо. Вдруг на пути у них возник мост.
- Перейдем мост, - сказал Мербель и шагнул на первую ступеньку.
Вдруг мост задрожал, зашатался, и бедный Мербель, вскинув руки, рухнул на дно ущелья вместе с мостом. Онемевшая принцесса так и осталась стоять на крутой вершине скалы, не в силах пошевелиться!
- Мербель! Ты жив? – позвала принцесса, как только пришла в себя.
Но со дна пропасти не было слышно ни звука. Тогда Адина свила верёвку из своей многоярусной нижней юбки. Крепко привязав верёвку к дереву, что росло над самым обрывом, принцесса ловко стала спускаться всё ниже и ниже, ни разу не зацепившись об острые камни и в скором времени, без единой царапинки достигла дна!
Принц Мербель неподвижно лежал на острых камнях.
- Мербель! Открой глаза! Посмотри на меня! – воскликнула Адина в отчаянии. Но принц молчал и был по-прежнему недвижим.
Адина попробовала приподнять его, но это оказалось невозможно, Мербель был слишком тяжёл для хрупкой девушки. Тогда принцесса вспомнила об эликсире силы, который как раз и торчал из кармана принца. Удивительно, как он только не разбился?
- Это именно то, что мне нужно, - прошептала Адина, и в глазах её блеснул луч надежды, - получу волшебную силу и без труда вытащу Мербеля наверх!
Принцесса выхватила кувшин с чудодейственной жидкостью и сделал несколько глотков. В тот же миг глаза её закатились, она упала рядом с принцем, выронив кувшин из ослабевшей руки.
Тем временем Мербель пришёл в себя и приподнялся, оглядываясь по сторонам. Увидев бездыханную принцессу, он сразу же догадался о том, что произошло. Принцесса была мертва, потому что вместо эликсира силы, выпила волшебный любовный напиток. Чары подействовали, ведь она уже успела полюбить Мербеля всей душой!
- Я спасу тебя, дорогая принцесса, во что бы то ни стало! – сказал Мербель, - я обязательно найду способ тебя оживить!
Он спрятал в карман кувшин с любовным напитком, предварительно хорошенько закупорив его. Потом осторожно уложил принцессу на своё плечо, и, придерживая её одной рукой, легко вскарабкался наверх.
Старая колдунья брела тем временем по лесу, выискивая ядовитые травы и собирая их в свой подол. Вот она наклонилась над каким-то кустиком, чтобы получше рассмотреть его подслеповатыми глазами, как вдруг получила увесистый пинок сзади! Хлоп, и растянулась во весь рост, прямо носом в грязь!
- Вот ты и попалась мне, злобная нечисть! – услышала она незнакомый голос, - сейчас ты мне ответишь за все свои проделки!
- Не убивай меня! – завопила старуха, - сначала дай хоть одним глазком посмотреть на тебя!
- Э, нет! Так дело не пойдёт! – ответил незнакомец, плотнее прижимая старуху к земле, - сначала я расправлюсь с тобой, чтобы ты больше никогда не могла вредить людям!
- Что ты собираешься делать? – прохрипела колдунья, тщетно стараясь вырваться.
- Ну, сначала я крепко-накрепко свяжу тебя верёвкой, потом отволоку в твой дом и подожгу тебя вместе с твоим ядовитым хозяйством.
- Нет, не делай этого! – взмолилась старуха, - проси чего хочешь! Всё исполню!
- Ладно! Так и быть! – смягчился незнакомец, - немедленно оживи принцессу Адину и доставь её вместе с принцем Мербелем сюда сию же минуту живой и невредимой!
- Что ты делаешь? – подала голос принцесса за спиной незнакомца, - зачем ты мучаешь эту беззащитную старушку? Сейчас же отпусти её!
- Отпусти старуху, - сказал Мербель, - нам некогда терять время!
Незнакомец оглянулся, ища глазами друзей, но за его спиной никого не оказалось.
- Ах ты, коварная старуха, - вскричал он, - ты пыталась обмануть меня, и, вместо принца и принцессы доставила сюда лишь их голоса! Это не пройдёт тебе даром!
Он ещё крепче пригнул колдунью в самую грязь.
- Ладно, ладно! – запричитала старуха, - я всё исполню! Дай мне лишь немного времени, для того, чтобы изготовить чудодейственное снадобье.
- Только сначала доставь сюда принца и принцессу, а потом я решу, как поступить с тобой, - заявил гном Ик, так как это был именно он.
В ту же секунду перед ним предстал Мербель с мёртвой Адиной на руках. Гном Ик позволил старухе подняться, но всё же продолжал крепко держать её за ногу, чтобы она не ускользнула.
Старуха порылась у себя в подоле, выискивая подходящее растение, для изготовления напитка.
- Вот змей-трава. Это то, что мне нужно, - бурчала старуха себе под нос, размельчая траву узловатыми пальцами, - подай-ка теперь, Мербель, мне любовный напиток, нужно развести в нём траву.
- КарАм-барАм, тарИ-барИ,
Принцесса встала, посмотри! - с этими словами она брызнула зелье в лицо принцессы, и Адина открыла глаза.
- Получайте свою красавицу, - удовлетворённо сказала колдунья, - я исполнила ваше требование, теперь вы должны меня отпустить!
- Нет, постой! – сказал Мербель, - рановато нам расставаться! Подай-ка нам плащ от лени, который хранится в твоём волшебном сундуке!
- Не было такого уговора! – закричала старуха.
- Так, где тут моя верёвка? – сказал гном Ик и на секунду ослабил хватку.
Этого было достаточно, для того, чтобы коварная ведьма вдруг выскользнула из цепких рук гнома и мгновенно растворилась в воздухе, оставив после себя лишь пряный запах волшебных трав.
- Ничего, далеко не уйдёшь! – сказал Мербель, главное, что принцесса жива и невредима.
- Ну, друзья, я рад, что всё обошлось! – сказал гном Ик, - пришлось повозиться со старухой, прежде чем она оживила принцессу и вернула вас из подземелья.
- Спасибо, милый гном! – сказала Адина, - я всегда знала, что ты – настоящий друг!
- Теперь нам предстоит самое опасное дело, - торжественно сказал гном Ик, - слушайте: волшебный сундук находится вот за этим холмом. Но на него наложена печать колдовства. Открыть его может только тот, кто знает три волшебных слова. Нужно только произнести эти слова и сундук откроется сам собой.
- Что же это за слова? – спросила Адина.
- В этом-то вся и штука! – ответил гном, - слова зашифрованы на волшебной печати, и не каждому дано их прочитать.
- Давайте попробуем разобраться, - решительно сказала Адина, - может нам удастся прочитать заклинание.
Они обошли холм и увидели огромный сундук, прикованный страшными цепями к шеям пятнадцати злых драконов и восьми единорогов.
- Вот что, друзья, - сказал гном Ик, - давайте вольём им всем в пасти волшебный любовный напиток. Тогда они влюбятся друг в друга и забудут стеречь сундук.
Сказано – сделано. Гном Ик брызнул волшебный любовный напиток в пасть каждому дракону и единорогу, и они стали вылизывать друг друга языками и ластиться, как котята. Но один дракон – пятнадцатый – не нашёл себе пары и остался стеречь сундук. Тогда храбрый Мербель вынул свой меч и одним мощным ударом рассёк дракона пополам.
Потом он спокойно подошёл к сундуку и попробовал открыть его. Но замок никак не поддавался. Древняя печать с вырезанными на ней непонятными знаками, плотно сковывала крышку сундука.
- Слово! – раздался страшный голос!
Мербель от неожиданности чуть опёрся о край сундука, и острый, как бритва нож вдруг выскочил из невидимого отверстия на крышке и просвистел над самым его ухом!
- Не прикасайся к сундуку! – крикнула принцесса, - это очень опасно!
- Слово! – ещё страшней взревел голос!
Мербель приблизился к сундуку и склонился над печатью, пытаясь разобрать непонятные буквы. Вдруг из крышки взметнулась тёмная тень и, неведомая рука со скрюченными пальцам цепко ухватила принца за горло и принялась душить его.
Адина одним прыжком оказалась рядом, выхватила меч из слабеющих рук Мербеля и, что есть силы, опустила остриё на страшную тень руки. Скрюченные пальцы разжались, и Мербель, жадно хватая ртом воздух, отбросил от себя страшную отсечённую руку.
- Слово! – прогремел грозный голос.
- Что бы не случилось, милый Мербель, - сказала принцесса, - помни о том, что я люблю тебя!
Вдруг грянул гром, блеснула молния, и небо разорвалось пополам. Крышка сундука с грохотом отвалилась, и волшебный плащ оказался в руках Мербеля.
- Вот так штука! – сказал гном Ик, - вы разгадали волшебное заклинание!
На древней печати чётко виднелись высеченные слова: Я люблю тебя!
В тот же миг, невероятным образом, принц Мербель и принцесса Адина оказались на главной площади Далёкой страны. Это гном Ик постарался доставить их туда как можно быстрей, своими волшебными тропами.
Тут собралось всё население Далёкой Страны. Во главе со старым королем.
- Ну, принц Мербель, добыл ли ты волшебный плащ от лени? – спросил король.
- Вот плащ. Я добыл его. Скажи, король, что ты собираешься с ним делать?
- Я накрою им всю свою страну, кроме себя. И все будет по-прежнему. Люди будут работать на меня с утра до самой ночи, моё государство станет непобедимым и самым мощным на свете!
- Отец, - взмолилась Адина, - не будь таким жестоким! Дай людям хотя бы один выходной день в неделю. Пусть они живут долго и счастливо, и никто из них не умирает молодым!
- Нет, дочь моя! Я сделаю так, как задумал!
Тогда Мербель, недолго думая, взял да и накрыл старика-короля волшебным плащом от лени! А когда Адина отогнула край плаща, чтобы взглянуть на отца, из-под плаща вышел король, как король, с виду всё такой же.
- Благословляю ваш брак, прекрасные принц и принцесса! – провозгласил он, - эй, слуги, готовьте свадьбу! Эй, люди, пойте и веселитесь! Теперь вы будете отдыхать не один, а два дня в неделю! Ну, все, я распорядился, а теперь не мешайте мне, я пойду работать!
С этими словами король удалился во дворец и занялся покраской своего парадного кабинета.
Свадьба удалась на славу! Сколько было гостей, подарков, цветов. Всё население Далёкой страны ликовало и пело! Ведь вернулась их любимая принцесса, которую они так долго ждали!
Потом Мербель со своей молодой женой отправился в Некоторое Царство-Государство. Когда они подошли к воротам замка, стража не узнала принца и не хотела их пускать. Пришлось Мербелю выхватить свой меч и силой очистить себе дорогу ко дворцу. Там всё было по-другому, другой правитель сидел на троне.
Только Мербель ничуть не испугался и смело бросился на врага. Он победил всех злодеев и освободил своего отца из заточения. Потом он накрыл всё Некоторое Царство-Государство волшебным плащом от лени. Люди сразу научились ткать и прясть, печь хлеб и возделывать землю. Правда, два раза в неделю они все-таки отдыхали. А как же? Всего должно быть в меру! Кто умеет хорошо отдохнуть, тот и работает хорошо и весело.
И будет потеха, веселье и смех!
Принцессе – услада, а принцу – успех!


КОНЕЦ
03-04.01.2007г.

---

РУда моя, бювОль моя!

- Фэш! О, чч…! Шеф! На бывшую вАлицу Унтера вАльбрихта!
- Понял. Садись.
Пьяная в муку Светка вставила каблук в резиновый коврик и плюхнулась на сиденье, прищемив дверкой пальто.
- О, чч…! Блин рогЕлый! ЛегОрый, о, чч…!, горелый, - еле выговорила Светка и покосилась пьяным глазом на Валеру, - кОжно мурИть?
- МурИ.
Валера выдвинул пепельницу и порулил в сторону Сокола.

Светка прикурила середину сигареты, скосив и без того косые глаза на кончик носа, и затянулась.
- Ты не мУдай, дегни есть, - сказала Светка, икнув.
- А я и не мудаю, - усмехнулся Валера.
- Че за песня у тебя? Вот, скрезОл, проклятый! Ла-ла-лааааааааааа!, - Светка орала во все пьяное горло, Валера сосредоточенно вел машину по ночной Москве и думал, что вот сейчас он, пожалуй, пропустит поворот на бывшую улицу Вальтера Ульбрихта и поедет дальше по Ленинградке, чтобы потянуть время.

Светка вопила Аббу и даже не заметила, что вместо того, чтобы развернуться, машинка поперлась в туннель.
- Окошко приоткрой, - попросил Валера, дождавшись паузы.
Светка пошарила ручку, покрутила, морозный воздух рванул в салон.
Валера не смотрел на Светку, он ее ощущал боком, затылком и всем остальным своим мужским нутром. Он даже не мог сказать, какая она, он вообще ее не видел, только вначале, мельком.

Запиликал мобильный. Валера вырубил звук магнитолы. Светка раскрыла сумочку, по локоть влезла туда вместе с нарощенными ногтями, выдернула телефон и совершенно трезвым голосом произнесла:
- Пошел вон.
Мобильник вывалился из ее рук и упал на мокрый коврик.
- О, чч…! Ну, я и рУда!
Светка расставила ноги, подобрала юбку и принялась шарить между расставленными ногами по полу. Валера молча рулил.
- Приехали.
Светка, путаясь в юбке, прослюнявила что-то, похожее на «сенкс», положила денежный комкарик на торпедо и вывалилась в сугроб.

- Н-да…, - Валера наблюдал из машины, как невладелая Светка, раскорячив локти, все же поднялась на ноги и, загребая каблуками вбок, побрела во двор одиннадцатого дома.
«Никуда не денется, пусть протрезвеет сначала», - подумал Валера и стартанул в сторону метро Аэропорт.
Он долго сидел в машине и думал о Светке. О ее смешной манере коверкать слова. О том, что у них ничего не было. И как он выживал ею в армии. И как она не дождалась и сиганула замуж за Пашку.
Резкий звук мобильного вернул Валеру в реал.
- О-п-па! - Валера наклонился, подобрал коробочку, разглядел: Шапа.

Код все тот же. Четвертый без лифта.
- Кто там?
- Вы мобильный вчера оставили в такси. Откройте.
Светка погремела замками, открыла и, чуть подавшись вперед, выдохнула:
- Варела.
- Здравствуй, рУда моя, бювОль моя, - Валера неуклюже сгреб Светку на руки, она ткнулась носом ему в плечо, замерла.
Мобильный зазвонил и задергался в его руке, Шапа – значилось на крышке.
- Пошел вон, - жестко сказал Валера в трубку.

---

Буква Ц. Азбука-конкурс.

Эта буква – молодец!
Слову целому – венец.
Нет лица на букве Ц -
Удержаться на конце!
Стой же, умница, не плачь,
Как на цыпочках циркач!

---

Зайка-трубочист.

Папа был на Зайку зол:
- Где испачкал ты камзол?
Маму оторопь взяла:
- Здесь и сажа, и зола!

Зайка грязный взял камзол
И к Еноту в лес пошёл.
- Постирай камзол скорей!
Очень стыдно мне зверей!

- Где камзол испачкал ты!
- Я с утра до темноты
Чистил трубы, начищал,
Дед-Морозу помогал.

Он спускается с мешком,
По трубе ползёт ползком.
Я хотел, чтоб Дед Мороз
Не испачкал в саже нос.

---

Любовь, секс, и кое-что еще... Часть 2. Солнечный мальчик.

- Приедешь вечером?
- Нет.
- А завтра?
- Нет.
- Откуда ты возникла? Жил себе спокойно. Какая любовь в нашем возрасте?
«Николаевский экспресс» медленно подплывал к Ленинградскому вокзалу. Женщина чувствовала пустоту там, где еще вчера жил теплый комочек надежды. Дай подумать, осмыслить, что же произошло?
Вот же он – Солнечный Мальчик! Бери его. Что тебе еще нужно? Он свободен и успешен. Новая квартира, машина, дача. Он умеет говорить искренние и нежные слова. Тебе. Он способен плакать и мечтать. Ну, что ты еще хочешь?
Всего полтора месяца назад в его квартире Женщина могла часами слушать и часами говорить, потому что он умел слушать ее.
- Я сидел на крыше. Мне было двенадцать лет, и я не верил ни в какого Бога. Солнце было яркое! Вдали – море, и синее-синее небо. Это было на Кубе, где служил отец. Я сказал: «Боженька, хочу жить красиво! Дай мне!» - Солнечный Мальчик улыбнулся, - подожди, сейчас приду.
- Сегодня я шел по улице, - продолжал Солнечный Мальчик, вернувшись, - я ждал тебя, знал, что ты приедешь. У меня было ощущение дежавю. Такое яркое солнце, такой красивый двор, где стоит мой дом. Я был абсолютно счастлив!
Женщина подумала, где он прячет бутылку? Не ставит на стол. Где-то в маленькой комнате, в каком-то тайничке. Однажды она даже пыталась найти. Не нашла.
- А потом Боженька дал мне испытание – пять смертей подряд – отец, жена, теща, сестра, мать. За два года. Меня могильщик знал в лицо. А я знал, что должен это выдержать. Каждому выпадает испытать и горе, и счастье.
- Не пей, прошу тебя!
- Хорошо, не буду.
- Ты такой хороший, Солнечный Мальчик, когда трезвый! – Женщина говорила это ему много раз. И каждый раз он выходил в другую комнату, чтобы она повторила это еще раз, и еще раз.
- Загадай слово, - однажды сказала Женщина, - напиши его на бумажке.
Солнечный Мальчик написал и накрыл ладонью листок.
- Это о нас с тобой, - сказала Женщина.
- Да.
- Это понятие.
- Да.
- Это теплое слово.
- Нет, оно нейтральное.
- В нем есть мягкий знак, но не в конце.
- Да.
Женщина написала слово. На обеих бумажках значилось: «судьба».
И только потом, спустя полтора месяца, она поняла простую вещь. Когда говорят: «не пей», хочется выпить еще.
- Ты такая же, как все! Ну, чем ты отличаешься от других баб? Все они говорили – не пей! – орал он в купе, когда она пыталась запретить ему купить коньяк, услужливо принесенный проводницей. Дура. Так тебе и надо, - что ты делаешь из меня алкоголика? Я привез тебя в Питер! Носил на руках! Я держался в форме! Понравился твоему брату, в конце концов. Тебе не надо было ни о чем думать. Я все продумал за тебя! Я старался для тебя! Чего тебе еще надо? И, вместо того, чтобы сказать: конечно, пару рюмочек и будем спать, ты устроила скандал – не пей! Я бы выпил рюмку и лег спать, а теперь, какой мне сон? Ты такая же, как все!
Женщина, прикрыв глаза, слушала его и думала, что, если бы она разрешила ему пару рюмок, он бы все равно напился. Еще она подумала, может быть, она и есть причина его пьянства.
- Я хотела секса, - сказала она.
- Дорогая, я всегда тебя хочу, но ты спала на кораблике, пока мы плыли в Петергоф, а потом в такси. Я думал, что ты устала.
- Я сопьюсь с тобой, Солнечный Мальчик, - сказала Женщина, - целых двадцать лет я прожила с алкоголиком. Ты знаешь. Теперь он умирает от цирроза. Я не пью уже три года, с тех пор, как развелась. Это повтор. Не хочу. Не смогу. А вчера сама напилась, как свинья.
- Ты такая смешная, когда пьяная. Ты все время падала, а я тебя пас. Ты помнишь, что ты мне сказала?
- Нет.
- Ты сказала, что не любишь меня.
- Зачем?
- Я знаю, зачем ты это сказала, чтобы я понял и задумался. Я не буду пить, потому что я тебя люблю. Ты мне очень дорога. Я боюсь тебя потерять.
- Я не приеду сегодня.
- А завтра?
- И завтра – нет.
Солнечный Мальчик подумал:
«Что может произойти, чтобы я потерял ее?»
- Уже произошло, - ответила Женщина.

---

Любовь, секс и кое-что еще... Часть 1. Родить любовь.

Ни один мужчина, даже самый умный, никогда не догадается о том, что женщина сымитировала оргазм. Там напрячь, здесь ослабить, звуковой фон и т.п. Главное вовремя поймать момент, когда он почти готов. Тогда успех гарантирован.
- Мы сегодня впервые вместе кончили!
Ах, если бы он знал! Ни одна женщина, даже самая пылкая и влюбленная, не озадачится муками совести. Это же ложь во благо. Она удовлетворила его стараниям. Это ли не жертва с ее стороны, принесенная на алтарь любви? Скрытая, сокровенная жертва.


- Секс – это когда все хорошо.
Сергей отстранил Марину, дрожащую от желания, возбужденную, влажную, в самой своей сокровенной сердцевине. Потом холодно целовал в лифте, и всю дорогу, пока ехали до места, сидя за рулем ее машины, весело рассказывал анекдоты. Марина смеялась. Она держалась до тех пор, пока он не вышел. Она ждал, она хотела, чтобы он побыстрее ушел, чтобы дать волю слезам, близко и душно подступившим к самому горлу.
Что произошло? Нежеланна? Отвергнута? Оскорблена? Все же было не так. Совсем недавно. Что это? Равнодушие? Черствость? Садизм?
- Ну, ты как? Все нормально?
У Сергея веселый голос, такой же, как и раньше. Нет, надо ждать. Ничего не изменилось. Действительно, проблемы. Нужно ждать. Нужно понимать. Подумаешь, секса нет. Все остальное же есть. Внимание, встречи в кафе. Только каждая встреча – очередная боль и разочарование. Для нее, для Марины. И каждый раз после разговора с ним, мастурбация, бесконечная, мучительная, жадная плотская реакция на голос, на тембр, на интонацию.
Марина была и несчастлива, и счастлива одновременно. Дни тянулись от звонка к звонку, от блаженства до испепеляющего терзающего желания получить то, что раньше было так доступно и просто - нежность, ласку, близость любимого мужского тела, запах его чуть влажной кожи, его прерывистое дыхание и, наконец, хриплый, чуть слышный то ли стон, то ли выдох.
Потом она решила его убить. Убить в себе самой.


- Хочу романтический ужин.
- Буду рад. Вино пьем?
- Обязательно!
Что подумал Андрей, когда Марина позвонила ему? Какое это имеет значение? Надо убить. Сегодня. Сейчас. Чтобы не сойти с ума. Андрей и Марина дружили лет десять. Он не был ее мужчиной. Они даже никогда не целовались. Марина приходила в дом скорее не к Андрею, а к его старой матери – Ларисе – удивительной еврейской Андрюшкиной матери, с которой Марина могла курить прямо в ее комнате и болтать обо всем на свете, даже о своих мужиках.
- Если бы Андрюшка сказал: мам, я женюсь на Марине, я была бы спокойна! – сказала однажды Лариса, выпуская клубы дыма из беззубого рта.
И вот она пришла, чтобы убить.
Сергей позвонил.
- Как ты?
- Все хорошо! – Марина напряглась, чтобы не выдать себя.
Зачем он чувствовал ее сейчас? Зачем напомнил о себе? Это предостережение? Нет. Убить, и как можно скорее. Это больно. Нельзя больше терпеть.
Марина напилась, чтобы вырубить память.
Наутро она, слава Богу, почти ничего не помнила. Так, отдельные сцены, обрывки фраз. Лариса улыбалась, глядя на сына. Она, конечно, понимала всю безнадежность ситуации. Андрюшке больше ничего не светило. Кроме этой ночи рассчитывать было не на что. А он носился по кухне с пирожными и размешивал кофе для нее, для любимой женщины, которую он так долго ждал. Целых десять лет. Марина ушла. Андрей звонил. Он настаивал, он упрекал, он жаждал новой встречи. Марина ушла.


- Тебе пора отдохнуть. Давай куда-нибудь поедем, хоть на денек.
Марина и Сергей сидели в кафе и пили зеленый чай из изящных восточных рюмочек.
- Нет. В ближайшее время это невозможно.
Другого ответа Марина не ожидала, и взгляд холодных глаз больше не возбуждал ее. Спасибо тебе, Андрюха – друг. Ты дал жертве свою бесконечно доверчивую и беспредельную силу, чтобы она могла шагнуть в безнаказанную неизвестность.


А дальше было просто. Просто и удивительно, как все простое.
Марина позвонила первая. После долгого перерыва. Они не встречались почти год. Год назад он звонил ей и звал. Она не пошла. Не могла. Она не могла даже ползти к нему тогда. Он ждал.
- Хочу секса! Не обижайся, если только один раз.
- Посмотрим, - глаза Александра были теплыми, добрыми и такими близкими, что Марина даже испугалась. Он вобрал ее всю, он ласкал ее словами прямо сейчас, он говорил, она слышала любовь.
Марина держалась дня три. Потому что Александр был ей дороже всех сейчас. Дороже дрожи любовной муки. Она боялась его потерять. И очень боялась обидеть его. Она еще не успела убить. Она еще ждала. Александр не настаивал и в то же время не отпускал.


А дальше было небо, и звезды такие большие, как на юге. И каждая звезда пела и светилась прямо над ними. И оба они хотели светиться, как звезды, ибо дышали одновременно с небом, со всей Вселенной, сжимая в блаженном экстазе и тела и души друг друга.
- Мы сегодня впервые вместе кончили.
Марина смеялась. Она была счастлива. Она убила и родила любовь.

---

Морис.

- Какой смешной! – сказал сын, взяв на руки кота и разглядывая серый в белую полосочку комочек. Мы почему-то сразу поняли, что это никакая не кошка, а именно кот. Наш кот.
- Мяк! – сказал котенок и тут же вцепился в новый свитер сына острыми коготками. В желтых глазах котенка барахтался ужас!
Отодрали аккуратно коготок за коготком, но все же длинная зацепка вытянулась и потянулась, как последняя ниточка надежды, связавшая прошлую нашу жизнь - бескотовую, с новой котовой нашей жизнью.
- Кто ты, живность? – спросил старший сын, специально приглашенный смотреть кота.
- А, Бог же его знает, - говорю, - всю грудь исцарапал, пока довезли. Я же еще и за рулем, хорошо, ментов не было, а то бы штрафанули – с котами нельзя, или что-то в этом роде. Доказывай потом, что это котенок, а не Бегемот.

Кот орал всю ночь. Он исполнял болеро на все кошачьи лады, болеро незабываемой ночи, болеро сумасшедшей, дурацкой нашей идеи – ужасающее болеро нашей новой котовой жизни. Казалось бы, откуда в тщедушном тельце столько фальцетных, трубных, фанфарных, душераздирающих ритмов? И, когда, наконец, вступила в фазу финальная каденция, с хрипловатыми переливами и значительными паузами, сын не выдержал и возопил:
- Морис, заткнись!
Все затихло и замерло. Минута счастья, подарившая коту имя Морис, зависла в вязкой тишине, и он, вскарабкавшись под мое одеяло, обессиленный и немой, тоже затих и замер.

Мало-помалу Морис входил в возраст и становился прохвостом и пронырой. Освоившись в доме по-хозяйски, он, выпучив желтые бесстыжие глаза, носился, залихватски заломив набок хвост, по шкафам и занавескам, по раскрытым клавишам пианино, наполняя дом какофонией чудовищных басов и фальшивым кряканьем верхов, и, наконец, по нашим спинам и головам.
- Бесполезная живность, - сказал старший сын, аккуратной губочкой вымакивая содержимое своего ботинка.

Однажды младший сын закрыл кота на балконе. Не то, чтобы нарочно, а кот выбежал на снежок, тут дверь и закрылась. Я пришла часа через два. Удивилась, что не встречает, как обычно, пошла искать, смотрю, на самом краешке перил сидит Морис, распушив шерсть во все стороны. Он не бросился ко мне, просто терпеливо ждал, когда подойду сама и возьму его под замерзшее пузико, покрытое круглыми сосульками. Только ждал и смотрел, в уголках глаз блестели сосульковые котовые слезы.

После этого случая кот стал как-то по-человечески относиться к нам и по мере своих кошачьих сил даже заботиться и опекать. Была весна, балкон открывали настежь, чтобы впустить в комнату весенние свежие запахи и расслышать переливчатое щебетанье и чириканье, так приятное чуткому уху, оглохшему за зиму.
Весенним ранним утром я проснулась от копошения в моих ногах. Подвигав спросонья ногой и нащупав кроме мягкого кошачьего бока что-то еще жесткое и жуткое, я подскочила и в ужасе обнаружила полузадушенного довольно крупного птенца голубя, слабо двигавшего немыслимо вывернутым крылом.

- Какая гадость! – вырвалось у меня в сердцах. Голубь зашелся дрожью, и, оставляя капельки крови, закружил вдруг по простыне вокруг изуродованного крыла, теряя последние силы. Морис ликовал! Он был счастлив кошачьим своим счастьем! Он не трогал птицу, он принес ее мне, чтобы я ела и была сыта.
- Может, сварим? – спросил сын, - говорят – деликатес. Попробуем хоть. Чего еще с кота возьмешь?
Деликатес испустил дух, и был завернут в тряпицу, потом закручен в целлофан и вынесен на помойку.

Так мы и жили. Кот всеми своими лапами и всем своим неуемным характером так влез к нам в души, что казалось, будто он был с нами всегда, и даже до того, как появился в доме.
Был август. У меня намечалась трудная и тяжелая работа, в удачном исходе которой я вовсе не была уверена. В тот день, перед самой сделкой, я подошла к иконе и молилась: «Помоги, Господи! Сделай так, чтобы у меня получилось задуманное. Или дай знак. Дай понять, надо ли мне втягиваться в трудное дело самой и втягивать своих клиентов в сомнительную сделку». Покупка квартиры – серьезный вопрос не только для покупателя, но и для риэлтора. Порой исход сделки зависит от интуиции грамотного профессионала, - он должен чуять подвох и каверзу. Это был как раз тот случай. Дай мне знак, Господи!
- Эй, Морис, провожай! Где ты там? - крикнула я в дверях, но кот не вышел и не отозвался, как это бывало обычно.

На асфальте перед подъездом лежал Морис. Он был мертв. Сделка не случилась. В последний момент выяснилось, что эта квартира уже была продана другому лицу.

---

...врозь...

Милями,
милый,
километрами, трассами,
далее шагом, ползком,
по локоть в воде,
вОлоком -
террасами
горными, где,
не ухватиться за
сломанный куст.
Лишь бирюза
поминальных берез,
сквозь и насквОзь
пронзает пусть.
Боль ше..лест ниц нет грез…
прост…и от… пуст… и…
...врозь…

---

Зима.

Зима - сойти с ума и голосить,
Кликушествовать в рубище и смраде.
И поцелуй в сиреневой помаде
Поверх стекла узором наносить.

Зима - сойти с ума и не принять,
Пасть на пол ниц за тяжкими дверями
И не открыть на стук, и даже маме
В дверную щель "прости" не прошептать.

И, разбежавшись, вылететь в метель,
Пораниться осколками и льдами,
Зависнуть "над" и плавными кругами,
Опять вернуться... в зимнюю постель...

---

Зу́ла.

Уснул султан, и стража прикорнула.
Арап свою курчавую главу
склонил на золоченые перила.
Луны - полночницы - овал...

Услышишь ли, как дерзостная Зу́ла,
едва удерживая на плаву
челнок, рукою смуглой поманила
тебя? Ступай, твой час настал!

Где Зу́ла - дочь султана Исмали? –
Арабской вязью караван вдали…

---

Буква Х. Азбука - конкурс.

Буква Х.
***
Ручки - вверх, а ножки – врозь,
Баловаться, буква, брось!
Не вертись и стой на месте!
Твой портрет – обычный крестик!


Считалочка.

Раз, два, три, четыре, пять!
Букве Х водить опять.

Два прихлопа, три хлопка,
Руки – выше потолка!

Хороши на ней штаны,
Хоть и шире ширины!

---

Ух-ты! Ах-ты! Считалочка. Конкурс - азбука. Буква Х.

Ух-ты! Ах-ты! - Буквы - в ряд:
Тренирует "Х" отряд.

"Руки - вверх, а ноги - шире,
Вдох и выдох, три-четыре,

А теперь ходьба на месте.
Превосходно! Ставлю крестик!"

---

Что ни дамочка...

Что ни дамочка - мех,
Что ни коечка - грех,
Что ни девочка - баксов за сто;
Что ни бес - мерседес,
Что ни дом - до небес,
Что ни бабка - в заплатах пальто.

Что ни ножка - капрон,
Что ни франт - "миль пардон",
Что ни ручка - браслет-малахит;
Что ни площадь - "за мир",
Что ни старость - клистир,
Что ни чадо - колит да рахит.

Что ни взглянешь - кабак,
Что ни плюнешь - дурак,
Откупорил, глотнул, заплатил.
Голдтефаль - кипятит,
Индезит - морозит,
Аристон постирать не забыл.

Что ни зять - лимита,
Что ни сын - сирота,
Что ни дворики - мат-перепой;
Что ни вождь - постамент,
Что ни улица - мент;
Я шизею от жизни такой!

Мне бы мужа сбирать
Зорькой ниву орать,
Мне бы мужа любить-ублажать;
Мне бы уток щипать,
Мне б лошадок купать,
Мне б ему пятерых нарожать!

Мне бы свечку зажечь,
Мне бы веру сберечь,
Мне б молиться в углу без огня.
Монастырским крестом,
Да пасхальным постом
Может быть, помянут и меня.

90-е.

---

Ответ Александру Шведову. Акростих.

Саднит душа, набухшая стихом:
Ату, народ, спасайся все, кто может!
Шуршать пером по вашей грубой коже
А. Шведов норовит, как майордом.
Мы ломим шведов, так, ведь, хрен согнешь!
Его пародий стрелы ядовиты,
Роскошной рифмой сплошь они увиты,
Строка, порой, острей, чем в сердце - нож!
Иди, читай, на личную страницу!
Богатство там А. Шведова хранится!
О, как порой скрывают маски лица!

---

Мне пятьдесят сегодня... Сонет.

Мне пятьдесят сегодня, Боже мой!
Подумать страшно, старость на носу.
Накрою стол и водки принесу,
и сяду пировать сама с собой.

Лишь память безутешная моя
придет и сядет рядышком. Шепнет:
- К тебе никто сегодня не придет.
- А, я и так, не жду, - отвечу я.

А, я и так, не жду. Сама с собой
напьюсь, поспорю и улягусь спать.
Уж лучше так, чем время коротать
в кругу других - чужих, само собой.

Кого б хотелось видеть, все уж «там».
Ну, а другим и корки не подам.

---

И-ааааааа-ЫЫЫ! Ы! Ы! Ы! Конкурс "Литературный фельетон" /"...мы в фазе селяви..."

Весь день Палыч собирался позвонить Ольге Юрьевне – соседке по даче. Он репетировал вслух, какой именно интонацией произнесет текст, написанный на бумажке, меняя на все лады свой и без того петушиный фальцет, стараясь придать ему мужественные гладиаторские ноты. Этого казалось мало. Пока младший сын был в школе, Палыч пробрался в его комнату и, озираясь по сторонам, выкрал магнитофон Шарп, и понес его бережно, подобрав шнур на безымянный палец, чтобы не упасть и не наделать грохота.

Плотно затворив за собой дверь, Палыч включил магнитофон на запись и, мучительно волнуясь, деревянным стиснутым голосом произнес текст почти до конца, но сбился и, позабыв поворотить бумажку, прямо в магнитофон изобразил:
- И-ааааааа-ЫЫЫ! Ы! Ы! Ы!
Палыч, путаясь в кнопках, перемотал пленку назад, и, взяв себя в руки, остекленевшим взглядом, вперившись в стену, мучительным усилием воли все же дочитал последнюю строку, означенную в любовной бумажке.

Ольга Юрьевна лежала на диване в своей уютной квартире на Проспекте Мира, с мигренью, повязав голову старым выцветшим шарфиком. Телефон трещал, не умолкая, и один и тот же мужской голос настойчиво просил некую Машу. Сначала Ольга Юрьевна вежливо отвечала, что это ошибка, и никакой Маши здесь нет. Потом она просила уточнить номер, который и был ее, настоящий московский. Телефон трещал, а с ним вместе и бедная голова несчастной Ольги Юрьевны. На ощупь, прищурив глаза из-под шарфика, она пробиралась на кухню за таблеточкой аспирина, изнывая от нестерпимой жужжащей боли.

Палыч кое-как приладил динамик магнитофона к трубке и влажной, дрожащей рукой набрал, наконец, номер Ольги Юрьевны.
Это была последняя капля… Ольга Юрьевна, срывая на ходу выцветший шарфик вместе с клоком аккуратно окрашенных волос, вспрыгнула в комнату, и, дико вращая глазами, могуче и зычно гаркнула в трубку:
- А, пошел ты!
- И-ааааааа-ЫЫЫ! Ы! Ы! Ы! – раздалось в ответ.

---

Русско-французский конфуз. Конкурс "Литературный фельетон" /"...мы в фазе селяви..."

- Буду в Москве во вторник. Встречай!
Голос Марины, такой сексуальный, с мягким краснодарским выговором, вырвался из трубки телефона, потом полетели гудки, а за ними и воспоминания из самого детства.
Натискавшись в зале прилета Шереметьево-1, двоюродные сестры влезли в потную маршрутку и покатили в Москву. Марина – пышногрудая и белотелая 45-летняя блондинка, и 44-летняя Катя, в детстве увезенная из провинции в Москву родителями, худенькая и замотанная заботами.

Они присели в кафе на Пресне, чтобы поговорить.
- Мужа ищу, - заявила Марина, - вот приехала встретиться с одним французом. Г-н Бернар называется. Познакомились в Интернете и целый год уськи-пуськи на сайте Знакомств. Дорогу оплатил туда и обратно. В пять часов встречаемся в гостинице Украина. Там он номер снял на двоих.
- Ну, ты – отчаянная! Так, прямо и решилась поехать неизвестно к кому? – Катя с сомнением оглядела сестру, - а вдруг не приедет?
- Приедет! Куда денется! Я ему такие фотки послала! Ну, не "без", конечно, но и так понятно. Борщ, пишу, умею варить, а он - вот такую-то мне и надо! Жену!
- Марин, - капризно затянула Катя, - можно я с тобой? Страсть, как хочется на бусурмана поглядеть, когда еще такая возможность представится?
- Ладно, уж, поехали! – притворно вздохнула Марина, в тайне наслаждаясь своим положением невесты завидного заморского жениха, - только не задерживайся и уматывай побыстрее.

Сестры на такси добрались до гостиницы, где г-н Бернар – невысокий пузатенький француз – уже ждал Марину в фойе. Марина на ломаном английском представила Катю, которая с глупой улыбкой полной идиотки, подала французу руку для поцелуя.
- Во, блин, - произнесла Катя, не меняя выражения лица, - говорила мама: учи французский! А я только и знаю, что: месье, же не манж па сис жур!
Г-н Бернар вскинув брови, перевел удивленный взгляд на Марину и спросил:
- Пуркуа?
- Ну, и дура ты, Катька! – сказала Марина с обворожительной улыбкой, - ты хоть знаешь, что сейчас сказала? Что не ела, дура, шесть дней!
- Правда?
- Правда, дура такая. Он тебя и спрашивает, почему? Давай, уматывай, а то он подумает, что я всю родню собралась за его счет кормить!
Катя бочком подалась к выходу, послав ошалевшему французу воздушный поцелуй.
Г-н Бернар галантно проводил Марину в номер с видом на проспект. Разместив вещи с помощью вышколенного портье и полюбовавшись видом из окон, они спустились в ресторан, чтобы сократить те минуты неловкости, которые неизбежны при первой встрече.

Позже Марина так и не уяснила, почему же французы считаются лучшими в мире любовниками? Но это было совсем не главное.
- Ну, как он? – спросила Катя, когда Марина позвонила ей утром.
- Обалдеть! Французы – лучшие любовники, ты же знаешь, - ответила сестра, - ничего раньше подобного не испытывала!
- Может, все-таки заедете к нам? Пашка рад будет!
- Да ты что! Мой Бернар еще твоей хрущевки не видел! Да Пашку твоего только трезвого можно людям показывать, с утра за завтраком. Вот, скажет, какие у тебя родственники.
- Ну, да, - вяло ответила Катя, - понимаю.

Марина гордо и непринужденно вышагивала рядом с г-н Бернаром по Арбату, принимая от него подарки со снисходительной улыбкой. Она почти ощущала себя г-жой Бернар и старалась соответствовать изо всех сил. Г-н Бернар удивлялся разнообразию товаров и останавливался у каждого развала, примеряя ушанки и буденновки.
- Запиздюны есть? – спросил подвыпивший молодой человек, слегка отстранив г-на Бернара от прилавка с дисками.
Продавщица – молодая румяная деваха, слегка задумавшись, ответила:
- Покемоны и скелетоны - на соседнем стенде.
- Запись Дюны есть? – отдельно проговорил молодой человек.
Марина засмеялась, продавщица прыснула в кулачок, молодой человек икнул, и пошел прочь.
Г-н Бернар приподнял брови:
- Вот из ит?
Марина не нашлась, что ответить. «Да, - подумала она, - надо срочно учить французский. Интересно, как по-французски будет «запиздюн»?

Они провели ночь под копирку с предыдущей, а утром сговорились побывать во Храме Христа Спасителя. Это был последний их день в Москве, и надо было посетить что-нибудь значительное. Вечером оба улетали, она - в Краснодар, он – в Париж.
Г-н Бернар и Марина торжественно и чинно поднимались по лестнице Храма, как вдруг француз вздрогнул, чуть приостановился и побледнел. Жестами он объяснил своей спутнице, чтобы та шла одна, а он – мол, ее здесь подождет.

Проводив женщину блуждающим взглядом, г-н Бернар выпучив глаза, понесся прочь от Храма Христа Спасителя. Он не понимал, куда бежит, но продолжал крупными скачками двигаться вверх по Остоженке, дико и нервно озираясь по сторонам.
- Какой конфуз! – думал он на чистейшем французском языке, - надо же было такому случиться! Вот тебе и русский борщ! Что подумает она?
Пролетев метров пятьсот и, окончательно выбившись из сил, несчастный француз, наконец, влетел в какое-то кафе и скрылся в кабинке с изображением мужского силуэта.

Марина, наскоро поставив свечи и обежав несколько икон, вернулась на то же место, где десять минут назад оставила г-на Бернара. Француза не было видно. Марина метнулась туда-сюда, и, не найдя своего спутника, в недоумении остановилась. Она решила подождать и не беспокоиться, хотя совершенно не могла понять, куда мог подеваться г-н Бернар.
Марина протопталась на месте еще полчаса в недоумении и волнении. Ее бросало то в жар, то в холод. Она совершенно потерялась в догадках, казня себя, что не смогла понять, возможно, что говорил ей француз, и какой жест был ею упущен.

До самолета оставалось четыре часа, вещи и документы – в гостинице, нужно было что-то предпринять и немедленно.
В гостинице, куда Марина добралась на метро, г-на Бернара тоже не было.
«Вот гад!» - подумала Марина, проклиная все на свете.
Она еле уговорила портье выдать ключи от номера и, забрав вещи, едва успела на самолет, так и не поняв выходки француза. Впечатление было окончательно испорчено, и Марина, с горечью подумала, что теперь уж ей никак не светит быть г-жой Бернар.
- Ну, когда свадьба? – спросила Катя, позвонив сестре по телефону.
- Француз обосрался. Свадьбы не будет, - нервно ответила Марина и повесила трубку.

---

Всё это было, было...

- Ты - не красивая, ты – пикантная. Убери челку со лба, она закрывает брови. Брови подчеркивают глаза. У тебя красивые глаза, и улыбка, - женщина лежала под клетчатым пледом, ее тонкая, почти прозрачная рука тянулась к пепельнице. Длинный столбик пепла падал на ковер, и разлетался серыми легкими хлопьями, - я сама любила подшармить в свое время, - продолжала женщина, - и подцыганить. Видела платье? Это цыганское, я в нем танцевала. Как же я любила танцевать! Мы ходили на танцы, меня приглашали наперебой. А однажды, перестали. Может, не то было настроение и кокетничать не хотелось, только удивилась, что же никто не приглашает? Грустно было. Домой шла и думала, что ушло что-то такое, что никогда не вернется. Старость – страшная штука.
- А он мне говорит: ты такая красивая, ты – самая-самая! – задумчиво произнесла ее собеседница, откинувшись в кресле-качалке, - знаете, ни один мужчина не был так благодарен мне после близости. У него такое лицо – такая нежность! Я даже испугалась. Думала, получил мужик свое, и не надо ему. А тут – другое. Это выше слов. Такие моменты запоминаются навсегда.
- Как же тебя не любить? Ты – интересная, умница. Да, будешь писать, обязательно это добавь, про мужскую благодарность, в этом что-то есть – образ, понимаешь?
- Понимаю.
- Я с мужем прожила сорок лет. В восемнадцать за него вышла. Четырнадцать лет, как его нет со мной, - женщина села на кровати, закурила, ее глаза блестели влажной нежностью, - я знала только одного мужчину – своего мужа. До сих пор его люблю, - женщина вздохнула, - на даче соседи жили – душа в душу, а потом, на старости лет он влюбился в молодую, забрал свои вещи и ушел. Я подумала, что не пережила бы, если бы мой муж ушел к другой, а так – ушел туда – мне легче.
- Если бы ушел к другой, то лучше бы он умер? Да?
- Да. Лучше бы умер.
- А я не знаю. Мне его не жалко будет отпустить к другой. Значит, с другой ему лучше, чем со мной. Нет, я не хотела бы, чтобы он умер. Я хотела бы, чтобы он был счастлив, пусть не со мной. И не пыталась бы вернуть, - собеседница решительно потушила сигарету в пепельнице, до краев заполненной окурками.
- На свете есть одна неизбежная и высшая справедливость – та, что мы все когда-нибудь будем там. Все остальное – несправедливо, - женщина провела рукой по подушке, расправляя складки, - прости, я лягу, - она легла под клетчатый плед, - я скоро уйду.
- Мне ваш рассказ понравился про брошенку, которая в деревню к брату приехала и подарки городские в сено зарыла. А брат не знал и ругался после ее отъезда, что, мол, приехала с пустыми руками. А потом пошел на сеновал и нашел все. А новый рассказ закончили? Про наркоманов?
- Нет. Времени нет. Старость – страшная штука. Борись, что хватит сил. Не поддавайся. Немощь придет. Страшно. Зависимость. Сын говорит: табак и эмансипация тебя сгубили, - женщина улыбнулась и потянулась за сигаретами.
- Вы напишите еще что-нибудь, есть же сюжеты?
- Все это было, было… Я завещаю тебе свое цыганское платье, сын будет знать, скажу ему. Ты такая пикантная женщина, дай Бог тебе счастья! Ты – не красивая, но то, какая ты – лучше всякой красоты. Ты почти такая же, как я.
Пепел струился по ковру серыми легкими хлопьями.

---

Буква Ф. Азбука - конкурс. Скороговорка.

Фрол у Флоры украл помидоры,
А Флора у Фрола украла фагот.
С тех пор по деревне идут разговоры,
Что Фрол всю неделю глотал помидоры,
А Флора вчера проглотила фагот!


Считалочка Футы-нутка.
(вне конкурса).


Руки в боки, футы-нуты!
Что за палочка идет?
Два арбуза, футы-нуты,
Эта палочка несет!

Вот уронит, футы-нуты,
Справа ношу, например,
Прочитаем, футы-нуты,
Футы-нуты, букву эР.

Ну, а если, футы-нуты,
Обе выронит на пол,
Что же вышло, футы-нуты?
Футы-нуты, вышел кол!

---

Буква Ф. Конкурс - азбука. Супизнот.

Что такое супизнот?
Знает каждый, кто поёт:
Нота «фа», а рядом «соль» -
Получается фасоль.
Мама варит супизнот,
Из тарелки ноты – в рот.
На фасоль похожа нота,
Раз она из супизнота!

---

Вечер.

Сыну Алеше.

Не заметишь, как вечер сойдет на ресницы домов,
И прохладною кистью мазнет по траве полосой...
Нежно-розовый плащ подоткнет, и его каблуков
Отпечатки стекут по ажуру листвы, по-косой...

Мы прижмемся с тобой на балконе, обнявшись тесней.
Кто тебя изобидел - того наказание ждет...
Посмотри, как смешно, как потешно на фоне теней,
Сонный вечер в плаще, спотыкаясь, по крышам бредет...

---

Дура, блин! Конкурс "Литературный фельетон" /"...по волнам моей памяти..."

Танька влюбилась в десятиклассника по фамилии Гамаюн. Это было – спасайся, кто может! Девятый Б стоял на ушах и вываливал в коридор на переменках, чтобы поржать над горестным Танькиным видом, когда гордый Гамаюн, весь ошлифованный взглядами, проходил мимо Таньки курить в туалет. Ну, как бы, Гамаюн был не в курсе дела, что Танька в него втюрилась.
Правда вид у Таньки был горестный буквально, может, дня два от силы. На третий день она, в меру своего неуемного и буйного характера, стала приставать к Гамаюну, и так, и сяк, обращая на себя его внимание.
- Игорь, - остановила как-то раз Танька Гамаюна на переменке, - я тебе письмо тут написала. Всю ночь сидела. Вот, почитай.
- Давай, чего там, - Гамаюн небрежно взял плотный конвертик из Танькиных рук и стал распечатывать его. Вдруг в конверте что-то защелкало, завибрировало, и на пол из взмокших от ужаса игоревых рук, вывалилась идиотская конструкция из дамской шпильки, натянутой резинки и большой черной блестящей пуговицы. Все это дело Танька самостоятельно соорудила еще до урока, накрутив плотнее пуговицу на резинку и упаковав в конверт, чтобы при вскрытии конверта пуговица начала вращаться и трещать о бумагу.
- Дура, блин! – припечатал Гамаюн под всеобщий взрыв хохота.
- Да ладно, блин! Че ты паришься, Игорь! Я же пошутила, - промяукала Танька, подыхая от смеха.

- Мам, ну че у меня прыщи за такие! – выла Танька в ванной поутру.
- А ты их зеленочкой, Тань, - участливо посоветовал Олежка-первоклассник, - у меня, когда ветрянка была, такие ж были. Потом прошло все.
- Мам, скажи ему! Отвали, чмошник! – орала Танька, - ветеринар фигов!
- Ну, хватит ссориться, в школу опоздаете, - говорила мама, подкрашивая губы перед зеркалом, - Тань, у меня в твоем возрасте тоже были прыщи, однако мне это не мешало быть отличницей, и отец твой как раз в девятом в меня влюбился, помнится.
- Мам, а папа твои прыщи видел? – спросил Олежка, натягивая ранец.
- Ага, папа их зеленочкой мазал с утра до вечера, чтоб на маму другие мальчишки не смотрели, - зло шипела Танька, - мам, я твои лодочки надену, можно?
- Надень, Тань! Вся в прыщах и в лодочках, - сказал отец, складывая утреннюю газету.

- Гляди, Гам, твоя идет, - подтолкнул Игоря Виталик – сосед по парте.
- Ща в лоб!
- Да, ладно, вся школа знает.
Танька подошла ближе и вдруг, поскользнувшись на паркетном полу прямо перед Игорем, влетела в его объятья, выронив портфель.
- Дура, блин! – выдохнул Игорь, на секунду прижавшись к Таньке всем телом.
- Сам дурак! Идиот! – заорала Танька, с силой оттолкнула Игоря и понеслась в класс, выхватив из рук ошалевшего Виталика портфель.

На следующий год, первого сентября, Игорь пришел в школу. Сами ноги привели к восьми утра.
«Чего приперся?» - подумал он.
Танька – длинноногая, с красиво очерченной высокой девичьей грудью, совсем другая Танька – стояла с девчонками и что-то весело им говорила, задорно встряхивая челкой.
- Тань, смотри, твой пришел, - сказала Малинина Оля, увидев Игоря.
Танька обернулась, равнодушно пошарила глазами в пестрой толпе, и, никого не нашарив, спросила:
- Кто мой-то, Оль? Папа, что ли?
- Да, не папа, Игорь твой!
- Какой Игорь?
- Дура, блин! – сплюнул Игорь за ее спиной и, круто развернувшись, пошел к метро.

---

Вороньё.

Вороньё, вороньё, кружа,
Воровало людские сны.
Вместо ржи осыпалась ржа,
Вместо "жить", откликалось - "жуть".

Самка ворона - лживый глаз, -
Воронёнка клевала в кровь,
Чтобы вспомнил потом не раз
Материнской добычи суть.

Вороньё, вороньё - жульё,
Разлеталось, треща пером,
Загнездило моё жильё, -
Рук не выпростать, не вздохнуть.

Вороньё, вороньё - черно,
Наворованное враньё, -
Залепило мое окно,
Лба не выкрестить, не заснуть.

И не вырваться, не удрать
От ворованных наших встреч.
Вороньё вожделеет знать,
Как ворованное сберечь.

---

Романс.

Мы в радужных очках
увидели друг друга.
Прищурилась любовь,
и забурлила страсть.
И мне казалось – «ах»,
и ты сказал: подруга!
Ну, как же было вновь
в объятья не упасть?

Нам было хорошо,
как детям возле мамки.
Любовь всегда права,
и под ее пятой,
нам осень капюшон
надела наизнанку,
чтоб бурая листва
казалась золотой.

---

Пародия на стихотворение Аркадия Шляпинтоха "Молчи" (дружественная).

Аркадий Шляпинтох.
''Молчи!'' – шепчу я сам себе

''Молчи!'' – шепчу я сам себе, -
С судьбою спор – пустое дело.
Ей не понять, что наболело,
Её не одолеть в борьбе.
Ей всё равно, что ты был прав
И что она несправедлива.
Судьба, как женщина, игрива,
Но показать стремится нрав.
Словесный остуди свой зуд,
Улыбки натяни гримасу,
Встань вслед за остальными в кассу,
А там глядишь – и подадут.


***


Всю жизнь с протянутой рукой?
Судьбой захваченный врасплох?
Так, вот, ты, значится, какой,
Безмолвный рыцарь, Шляпинтох?
Не верю я в твою вину,
И что судьба несправедлива.
И дать совет тебе рискну:
Быть крайним в кассе – некрасиво!
Встань впереди, и там, и тут!
Скажи: А вас здесь не стояло!
Предложат всё! Не будет мало.
И сами всё тебе дадут.


Аркадий, удачи, тепла, любви!
И.

---

В постель

В постель - болеть с температурой,
Уснуть на влажных простынях,
Потеть измученною шкурой,
И с боку на бок – «ох» и «ах».

На ощупь отключить мобильник,
И не понять: когда? зачем?
С чего? начался фильм «Насильник»?
И кто? кого? когда и чем?

Переключить на де Фюнеса,
И щелкать кнопками подряд.
И вспомнить: я была принцесса
Всего какой-то день назад!

---

Буква "У". Азбука - конкурс. Уговорка-грУстноговорка.

«У» - косая палочка,
А вверху, как галочка.
Улыбается Сережа:
- На рогатку «У» похожа.

***
«У» в машине, за стеклом.
Говорит она о том,
Что в машине ученик,
Он к дороге не привык.

***
Буква «У» летит над нами
К югу, вместе с журавлями.




***

Уговорка-грУстноговорка.

Уговорил Уголь Уголёнка
Угодить в уголок.
Уголиха Угля уговорила
Уголёнка переуговорить.
Уголёнок Углю угодил, -
Угас, угорел.

---

Таракан. Муха. Муравей.

Таракан.

Рассердился таракан
И уселся на диван:
- Вот досада, в самом деле!
Со стола все крошки съели!

Взяли, вымыли посуду!
И полы помыли всюду!
Дайте что-нибудь поесть!
Слишком чисто стало здесь!

Муха.

По весне проснулась муха:
- Ах, какая здесь разруха!
Почему идёт ремонт?
Мне не видно горизонт!

- Пригласите мне врача! –
Закричала сгоряча,
- У меня от вашей пыли
Волдыри везде вскочили!

Муравей.

Муравей спешил домой,
Вдруг преграда – палец мой.
Вполз на палец муравей –
Донесу его быстрей.

- Где живешь? Куда нести?
- Надо мне часам к шести
К Таракану на банкет,
Передать от Мух привет!

---

Одиночество.

Одиночество - в точности - ночь, а анфас - темнота.
Посредине - глаза, а точнее - пустые глазницы.
А другому мерещатся ада иль рая врата,
Только мне-то и ведомо, как в темноте схорониться.

И в подъезде накурено, как это было тогда,
Недопито вино и валяются старые книги.
И мелькает соседей, собак и детей череда,
Мельтешат в темноте адюльтеры, доносы, интриги.

Одиночество - в частности - ты, ну а в целом - окно.
Посредине - прыжок, у которого шанс - зацепиться...
А другому - плевать, он уйдет от тебя все равно.
Он в анфас - темнота, а глаза - две пустые глазницы...

---

Из цикла: Москва, люблю тебя!

В Митино ветрено с вечера. Крадучись,
То ли сутулый в плечах,
То ли укутанный, ветер оградами
Шарит. Погода не «ах».

Не нагуляешься теми просторами,
Новый, понятно, район…
Не налюбуешься яркими шторами,
Даже погода не в тон.

Лифт еле тащится, вот и шестнадцатый,
Ключ застревает в замках.
Где притулиться бы, где раздеваться-то?
И с обстановкой не «ах».

Ну, а на Соколе коротко ль, долго ли
Дождики с неба лились.
Вьюгой ли пьяною, Ладой ли, Волгою
В день или в ночь добрались.

Старыми люстрами Сокол расцвеченный,
Я уезжаю, прости.
Здесь нажалелась я псов покалеченных,
В Митино нас навести.

Выгнали из дому рыжего Шарика…
Вот, ведь, скули – не скули.
Сами в тепле расписали «гусарика»,
Господи, опохмели!

Помню, на Соколе лошади цокали,
Всадников статных неся…
Я переехала близко ль, далеко ли,
Только, наверно, не вся.

---

Буква "Т" Азбука - конкурс. Трулиговорка.

Тёр тарантул тыкву тёркой,
Тарахтел трулиговоркой:
«Трули-рули, пусть едят,
Тарантята тыквинят.
Трули-рули, подрастут,
Тыквинят и мне дадут».

---

Морская ведьма.

На самом берегу бескрайнего Пурпурного Моря, у подножья высоких крутых скал, расположилось одно большое село. Жил в нём народ весёлый и работящий. Ловкие мужчины с утра до вечера тянули тяжёлые сети, полные рыбы и всякой морской живности, а красивые улыбчивые женщины вели нехитрое хозяйство и воспитывали детишек.
Много было детворы в селе. Почти в каждой хижине не меньше семи ребятишек. А в доме у Кранца и Марки и того десять душ! В прошлом месяце семейство пополнилось ещё двумя – близнецами.
- Думаю, Кранц, - сказала как-то вечером Марка, - надо бы нам няньку нанять. Совсем не справляюсь я с хозяйством, после рождения близнецов.
- Ну, что ж, - ответил Кранц, обнимая жену, - завтра же и найму. Будет тебе полегче.
Пошёл Кранц няньку искать. Ходил-ходил до самой ночи по дворам, да так и не нашёл никого. Все своим хозяйством заняты. Никто не хочет чужих детей растить.
- Ну, что, нанял няньку? – спросила жена, как только Кранц вернулся домой.
- Нет, никто не желает такой работы. Видно тебе придётся самой справляться.
Пошёл Кранц няньку искать и на следующий день, только опять никого не нанял и домой вернулся без помощницы.
И на третий день Кранц отправился на поиски, да всё напрасно, нет и нет подходящей работницы.
Тогда Марка взяла близнецов и пошла на берег моря.
- Эй, няньки морские, русалки да феи! Плывите сюда, себе на забаву, да нам на подмогу!
Пурпурное Море вдруг стихло, словно призадумалось, и, откуда ни возьмись, стали выплывать на берег девы морские, с хвостами рыбьими чешуйчатыми, одна другой краше! Запели они песни чудными нежными голосами, руки к малюткам тянут, каждая к себе манит.
Стала Марка няньку своим детям выбирать, да никак не может выбрать – все девицы хороши!
- Ладно, - сказала Марка, - кто из вас первая меня удивит, та и будет к детям моим допущена.
Принялись русалки да феи Марку удивлять. Одна превратилась в рыбу у всех на глазах, другая в лодку, третья в чайку.
- Оглянись! – прозвучал вдруг звонкий голос за спиной Марки.
Обернулась Марка и видит: стоит на морском песке дивная красавица! Волосы, словно пена морская, глаза, как яркие звёзды горят, губы коралловые, зубы, точно жемчужны! Ножки в чешуйчатые сапожки обуты, а платье из морских цветов свито, водорослями сшито.
- Кто ты? – удивилась Марка.
- Вот ты и удивилась, - сказала та, - теперь я – нянька твоим детям. Буду служить тебе верой и правдой, а о плате потом договоримся.
Слово сказано – не нарушишь. Повела Марка морскую няньку в дом. Как увидел её Кранц, так и влюбился без памяти! Стоит, как столб, только рот открыл, да глаза вытаращил. Но Марка ничего не заметила, увлечённая хлопотами по дому. Нянька не отставала, во всём помогая хозяйке, будто всю жизнь только это и делала.
Так и осталась нянька в доме при детях.
Прошло десять лет. Выросли старшие дети, подросли младшие, а новых не народилось. Дочери замуж вышли, сыновья женились.
- Ну, - сказала Марке морская нянька, - служила я тебе десять лет, теперь пришла пора тебе расплатиться.
- Что же ты хочешь получить за свою работу?
- Отдай мне своих близнецов, - спокойно заявила морская нянька.
- Что ты? Побойся Бога! Да как только язык у тебя повернулся такое вымолвить? – ужаснулась Марка.
- Ладно, прощай, хозяйка, - сказала Морская Ведьма, а это была именно она, и спокойно вышла из дома, бесшумно затворив за собой дверь.
Не стала Марка удерживать няньку, перекрестилась и спать легла. А утром, смотрит, нет ни мужа, ни близнецов! Бросилась Марка искать их по всему селу. Да только никто не видел, куда пропали её дети и супруг. Бродила Марка до самого вечера и пришла на крутой берег моря.
- Эй, русалки морские, да феи! Плывите сюда! – стала звать Марка.
Только никто не откликнулся, а Пурпурное Море нахмурилось и вздыбилось грозными волнами. Тогда Марка, не помня себя от горя и отчаяния, кинулась с крутой скалы в самую морскую пучину, и жадные рокочущие волны поглотили её.
С той поры раз в десять лет прилетает на то место белая чайка. Кружит она над свирепыми жестокими волнами, не зная страха, и кричит, будто кличет кого-то:
- Кр-р-р-а-а-а-нц! Кр-р-р-а-а-а-нц!

---

Буква "Т". Азбука-конкурс.

Знак, как «Т». Не узнаете?
Тихо едем на "тойоте".
Догадался ученик:
«Стоп, машина! Там – тупик!»

А на крыше буква «Т»
Принимает ТНТ.
Догадалась наша Лена:
«Там стоит телеантенна!»

---

Сом и Щука.

Жил на свете Сом-растяпа,
Недотёпа и лентяй,
Был усатый он, как папа
И тяжёлый, как трамвай.

Находил всегда причину
Не работать, а поспать!
Вот такого вот мужчину
Стали мужем называть.

А женился он на Щуке,
Зубы – хвать – из глубины!
Ах, какие Сому муки
Доставались от жены!

То подай и это сделай!
То всплыви, то ляг на дно!
Сому можно было смело
В ил залечь и спать давно!

Но не тут-то было дело!
Сам не зная, почему,
Исполнял каприз умело -
Щука нравилась ему.

Что за жёнушка из Щуки!
Хвалит мужа день и ночь!
Сом жене целует руки
И старается помочь!

Жил на свете Сом усатый -
Работяга и мужик!
Может, Щука виновата?
Может, сам уже привык?

---

Гиблые места

В лес войду, аукаться не стану,
Затеряюсь, спрячусь, забреду.
Скину плащ – никчемную сутану,
Позакину шляпу в лебеду.

Глядь, вокруг, зачудятся глазищи,
Губы – веткой, искривленной вдруг,
И собака жмется к голенищу,
Видно, чует нечести вокруг.

Плащ – в охапку, шляпу – наизнанку!
Дай Бог ноги! Гиблые места!
А ольхи, как черные цыганки,
Не страшатся тайного креста.

Чур меня! Ау! Спасите, люди!
- Где ты? Где ты? – слышу голоса…
Шашлычок, дымящийся на блюде…
И твои смешливые глаза.

---

Мы умерли?

Измучил. И я измучила.
Гордость? Честь?
Задушила любовь – чучело…
Зачем ты есть?

Трудно – праведно. Тесно нам.
Тесней и гаже
Жить безднами…
Что скажешь?

Веками хожу нечесана.
В углах – сумерки.
Низвергнуты? Ниспосланы?
Мы умерли?

---

Шаги твои по краешку души...

Шаги твои по краешку души
Улавливаю снова чутким слухом.
Не приближайся и не вороши -
Возврата нет назад, ни сном, ни духом.

Любовь моя, как долго я ждала
Тебя, как чудо - губы, руки, плечи...
Но - суета, какие-то дела,
Все не досуг, и не до очной встречи.

Лишь СМС-ки: жив, здоров, дышу...
Все реже речи, и глаза - напротив.
И я сама листву разворошу
И напишу: "не жду" на обороте.

---

Леська

Она была смешная, эта Леська. Смешная и несчастная. Она была несчастлива, даже, когда была счастлива. Что-то, что-то я видела в ней, то ли в повороте кудрявой головки, то ли во взгляде карих, почти черных глаз, что-то неуловимое и тайное. Не могу объяснить. До сих пор.
С Харламовыми мы познакомились в Ливии, на самом севере Африки, в маленьком военном городке Мисурате. Коля – долговязый, очень некрасивый мужчина, с толстым и мясистым носом на худом щербатом лице, Леська – его обожаемая жена – заливистая, фигуристая брюнеточка и Алешка – сын – курносый лопоухий дошколенок.
В детстве Леська пела в хоре и знала все пионерские песни, от лирических до патриотических. Голос со временем изменился, и, некогда сильный и чистый альт, треснул и надломился, выдавая тремор и неуправляемую вибрацию. Этот ее голос существовал как бы отдельно от нее и удивительно не сочетался с нежным, женственным, сексуально-сладким леськиным обликом.
Леська говорила, почти гудела, зычным и матерным баском, Коля отвечал взволнованным тенором, и Алешка к первому классу знал почти все о русском богатом фольклоре. Однако, все это было внешнее и наносное. Н самом деле, между ними была та неуловимая связь, то отсутствие грязи и фальши, та скрытая и нежная тайна, которая и называется любовью.
В Москве мы потерялись и не виделись, может года четыре. Однажды, на Белорусской, я услышала ее голос. Голос Леськи летел поверх толпы, поверх Тверской, такой мощный и энергичный, он развернул меня на месте, как смерч, налетевший с далекого северного африканского побережья. Леська везла летнюю легонькую колясочку, в которой сидела прелестная кудрявая смугло-розовая девчушка лет трех.
- Это Танечка, наша доченька, - прогудела Леська на всю Москву, - поздоровайся с тетей, моя девочка, это хорошая тетя.
Танечка молчала и улыбалась, сосредоточенно и внимательно глядя на меня мамиными карими глазками.
- Не говорит, - сказала Леська, и мягкая печальная тень на мгновение набежала на ее лицо.
Мы стали общаться. Коля к тому времени почти спился, Леська тоже, хотя держалась и вела хозяйство как надо. В доме всегда было пожрать и выпить, было чисто и не накурено. Коля работал, как и все в то время, в начале 90-х, где придется и, что получится. Получалось неплохо, можно было содержать двоих детей, хватало.
- Коля не работает, - сказала однажды Леська, наливая себе водки, мы сидели на Соколе, в моей квартире, по-бабьи, без мужиков и детей, - купил вчера иконки и свечки, ходил по Белорусской и дарил прохожим. Я экстрасенса вызывала полгода назад, пришел такой, в засаленной шапке. Колька пьяный был, даже не очнулся. Этот постоял, пошептал, руками поводил, сказал, что мало один раз. А я не стала больше. Пить-то Колька бросил, ну, и ладно. Только вот крыша поехала, сразу с работы попросили.
- Выходи сама, - сказала я, - моя подруга ищет продавцов на рынок, обувь продавать, платит хорошо.
Леська вышла. Работала в контейнере на Динамо, вроде все пошло и наладилось. Тянула сама подросших детей, невменяемого мужика, с полуулыбкой Моны Лизы на желтом осунувшемся лице, и, слегка кваснув с коллегами после рабочего дня, бодро шла сначала в магазин, потом мыть, тереть, готовить и воспитывать.
Суета-сует засасывает, мы не виделись около года.
- Меня еле откачали, - сказала она, похудевшая, высохшая, блуждая глазами сквозь мое лицо, по моей кухне – потолку, стенам, окну, - Алешка спас. Случайно. Не должен был прийти, я рассчитала. Глухонемые зашли в контейнер, отвлекли, вынесли деньги. Хозяйка требует. Негде взять.
Ее голос больше не гудел, он глухо стонал и перекатывался в леськином теле, тяжело, надрывно и страшно.
- Леська, держись! Займем, выкрутимся! Нельзя же так! О детях подумай! Обещай мне, что больше никогда!
- Что ты, конечно, это был такой урок, - перекатила Леська густым баском.
Леська выкрутилась, опять пошла работать. Мы почти не виделись и не созванивались.
Месяца через три, я позвонила в их квартиру на Белорусской. Подошел Коля, узнал.
- Все пьете? – спросил со странным смешком.
- Позови Леську.
- Она не может подойти.
- Ну, скажи, это я. Она здесь, слышит?
- Может быть и здесь, может и слышит.
А Леська умерла. Она ушла сама, точно рассчитав время. И никто не успел спасти ее. Она была смешная, эта Леська, с таким случайно вселившемся в нее зычным и треснувшим голосом, в котором никогда не было ни фальши, ни лжи. Смешная и несчастная.

---

Козлик и Вера

Жил-был Козлик, был он серый,
Ел траву из ручек Веры,
И ходил за нею следом
Погулять перед обедом.

Ножки стала мыть Веруша
Поутру в огромной луже.
В лужу Козлик влез за Верой
Стал он грязный, а не серый.

Поглядели черепахи:
- Вот неряхи, так неряхи!
Глянул Мишка косолапый:
- Вот растрёпы, вот растяпы!

Ручки грязные и ножки,
Козлик весь в грязи по рожки!
А сосед кричит: - Хозяйка!
Ну-ка дочку выручай-ка!

Мама смотрит из окошка,
Озадачена немножко!
Где тут Вера, где Козлёнок?
Не поймет она спросонок.

Мыли, мыли Веру в бане!
Грязь на платье и в кармане!
Козлик блеет: - Отпустите!
Мне не нравится в корыте!

Мама видит, ну и рожа,
На дочурку непохожа!
Папа к бане подошёл:
- Тут не Вера, а козёл!

---

Капризный Слон.

Сшили Слонику жилет.
Вот так щёголь! Вот эстет!
- Мне не нравится фасон! –
Заявил капризный Слон.

Стали всё перешивать.
Недоволен Слон опять!
- Не на месте здесь карман,
И на вороте изъян!

День и ночь сидел портной
Вместе с дочкой и женой,
Чтоб Слонёнку угодить
И к утру жилет дошить.

Утром Слон приходит в дом:
- Долго ль будет и почём
Из жилета сшить кушак?
Но портной ответил так:

- Уходи, капризный зверь!
За Слоном закройте дверь!
Бегемот купил жилет,
Для Слона одёжки нет!

---

Мне уже не больно...

Мне уже не больно.
Господи, храни!
Крест - на колокольню:
Не разъедини!

Не оставь, услыши:
Никого родней!
Можно только выше
И еще нежней.

---

Я прошлое с себя сдираю с мясом...

Я прошлое с себя сдираю с мясом.
За каждый шаг ошибочный плачу.
Как проросло! Как мне грозится Спасом!
Как вопиет:"Вернись, озолочу!"

Перешагну, ослепшая от боли,
Перемолочу, оглохшая, в ответ,
Перешучу кровавые мозоли,
Пересмешу и горечь прошлых лет.

Как мне ни жаль утраченных столетий,
Возврата нет в осиротевший дом.
Пускай осудят старики и дети...
Потом поймут, когда-нибудь потом.

10.04.05

---

Украдкой слушаю Земфиру...

Украдкой слушаю Земфиру,
рифмующую "брызги-мысли",
комкАющую "стекла...дура"...
Я знаю, ты ее - не очень.
А я - "с ума..." и "задыхаюсь
от нежности", как и она.
Придешь - я выключу. Поставлю
девятый номер - твой любимый -
такой живой и настоящий,
и хриплый - "Белая река".
Из прошлых песен нам достались:
тебе - сомненья, мне - обиды.
Моя - "так безнадежно влипла"!
А твой - "сидит, как голый тополь"
и "утирает сопли нам"!

---

Восемь строк о любви и дружбе.

Я теряю подруг, как змея отшуршавшую кожу.
Отшуршавших подруг за моею сутулой спиной.
Я теряю родню - не родных - так! - случайных прохожих,
Зазевавшихся где-то в пути между мной и не мной.

Заходите ко мне, наливайте и пойте, и пейте,
И целуйте, шутя, кто-то в щеку, а кто-то взасос.
Только в женах своих и подругах меня не имейте,
Коли так невысок на любовь и на дружество спрос.

---

Роды.

Боль моя, солнышко, сын!
Помнишь? Блажил муэдзин -

Сура, Коран, баритон.
Я - его выше на тон!

Ты - меня выше на два!
Между колен - голова!

Ливия, помнишь? Мечеть...
Нам бы к Иисусу взлететь!

В белом арабы. Софит.
Русский под окнами бдит.

---

Бабушка.

Я помню, как в окна прокрался день,
Под звуки шальной свирели,
И мягко ступала кошачья тень
По краю моей постели...

Я помню, вот бабушка жарит лук,
До вкусной и хрусткой корки,
Вот санки скользят из неловких рук
С макушки горбатой горки...

Я помню, как тонко пищал щенок,
Когда ему хвост рубили,
И хвоей, и краскою пах венок,
Когда мы в подъезд входили...

Вот карточный домик - король-валет,
Пластинка, кружась, шипела...
Ах, бабушка, знаешь, твоих котлет
Я целых сто лет не ела!

И голос твой слышится мне подчас,
Сквозь сень вспоминаний зыбких:
-Пора заниматься, - десятый час, -
Ирина, играй на скрипке!

Платочек надену, на Покрова,
Пойду приложусь к иконке,
Ах, бабушка, ты до сих пор жива,
А я до сих пор девчонка!

---

Горе-мальчик.

Сыну.

Горе-мальчик, меняешь девчонок,
Куришь в ванной, украдкой от бабки,
И в двенадцать серчаешь спросонок:
Дескать, вот, разбудили, собаки.

Мы с тобою, как две паутинки
Приторочены к аду и раю...
Вот опять ты закинул ботинки,
Их опять за тобой подбираю.

Ты - красавчик и усики бреешь,
Взгляд порою и жестче, и строже...
Будь ребенком, мужчиной - успеешь!
Горе-мальчик, храни тебя Боже!

30.07.04г.

---

Музыкальные души.

Напевность душ, для меня - реальности.
Мой слух настроен, точней ЯмАхи.
Иные души в моей тональности
Звучат, как Гендели или Бахи!

Одна, к примеру, проста, как дудочка, -
Напев еще сочинен Орфеем.
Она, котенком, лизала с блюдечка,
Когда он клялся не ей, а Феям.

Другой, по сути своей - кобелиус,
Весьма умен и заумен даже,
Меня волнует, как Ян Сибелиус, -
Так сложно мне исполнять пассажи.

А вот - любитель тычка и пенделя,
Блудлив, как течная россомаха...
С таким я строже сонаты Генделя
И недоступнее фуги Баха!

---

Розоискатель.

Когда взгрустнется, вспомню лето
И отуманенные розы...
Те - и под дулом пистолета
Никак не изменяют позы.
Они - горды, благоуханны
В неизгибаемом величье,
Свежи, как девственные панны,
Что источают безразличье.

Твой взор - неистовей визира!
Прогнуться? Мне? - Спаси, Создатель!
Оставь себе все розы мира,
А мне - покой, розоискатель!

---

На даче.

На даче, на даче, где пахнут левкои,
И дождик дрожит на весу,
Клубничкино сердце большое такое
Тотчас я тебе принесу.
Здесь кот - хитрый парень - прищуром - татарин,
Хвостом же - Маркиз де ла Мур...

Таких ты не сыщешь, мой сударь, мой барин,
Влюбленных и ласковых дур.

---

Мама.

Пасть на колени - милая, прости!
За то, что я не дочь и не чужая.
За то, что мне не удержать в горсти
Твоей руки, до лифта провожая.

За то, что мне так хочется бежать,
Звонить, валяться на постели,
За то, что мне не стыдно возражать,
И пожирать салаты и тефтели.

За рук твоих сухую доброту,
Что ты живешь смиренно и устало,
За то, что дочь ты выбрала не ту,
А я тебя так долго выбирала.

---

Метро.

Тоскливо ныла флейта в переходе.
Безногий дядька пел фальшивым басом.
А кто-то там без очереди к кассам
Пер напролом, как говорят в народе.

И девочка в смешной цветистой шали,
Взять предлагала серого котенка
От серой кошки. Слышали, как тонко
И жалко только что они пищали?

Меня толкают в спину, дышат в ухо.
Сидит мужик, стоит над ним старуха.

И, осторожно закрывая двери,
Несемся мы к очередной потере.

А на душе и жалобно и тонко
Скребется кошка, потеряв котенка.

---

Как хочется весны!

Как хочется весны, до одури звериной,
До воя на луну, до скрежета зубов!
Как хочется Москвы, да месива Неглинной,
Да, в рань, бесцеремонных дворничьих скребков.

Как хочется объять влюбленные бульвары,
В заляпанном авто, всего за сто рублей.
И бойко разводить с таксистом тары-бары,
О том, о чем забудешь, выйдя из дверей.

Так хочется весны, дай, Бог, чтоб не последней,
И не в последний раз довериться... кому?
Запутаться опять в сетях любовных бредней,
Сильнее во сто крат, чем двадцать лет тому...

---

На дворе княжна-зима - капор терракотовый...

А.С.

На дворе зима-княжна -
Капор терракотовый.
Если я тебе нужна,
Позвони на сотовый.

Шубку белую княжне
Подарю - пожалуйста!
Кто из нас тебе нужней?
Позвони, пожалуйся.

Не ходи по краю тьмы,
Там объятья ветра лишь.
Даже снега у зимы
Не проси - не выпросишь.

На дворе княжна-зима -
Шубка белоснежная.
Позвоню тебе сама,
Теплая и нежная.

4 декабря 2002г.

---

Цикл разных стихотворений. 1998г.

***

Катись, башка, по рытвинам, помойкам,
Катись, кочан капустный, сучья тыква!
Крутись пребольно-больно, ой как ойкай,
Кружись со лба на темя, землю тыкай!

Рубись мечом безжалостного быта!
Хрусти, подобно сочному стеблю!
Катись, башка, что вдребезги разбита
Под гильотиной твоего "люблю"!

***

Ольге (Полине) Ивановой

Есть подруги, которые не плачут,
А, наоборот, курят "Данхил",
И не знают, о чем говорить ночами.
Таких - много.

Есть подруги, которые плачут,
И пьют портвейн, - жалей, мол, их,
И тащи за сорочку из снега...
Такая - одна.

***

Змеелов.

Пальцы разжать не смею:
Вдруг упаду, крича?
Так же мангуста змею
Зубы вонзает в шею
Намертво, сгоряча.

Вот ведь вцепилась сдуру,
Верных не слыша слов:
Кобры меняют шкуру,
Страсти стройнят фигуру,
Милый мой, Змеелов.

---

Дешевые понты.

Как хороша московская зима!
Вся в паутине оренбургских кружев!
Я от нее, нимало занедужив,
Схожу с ума, поверь, схожу с ума!

Теперь бы тройку! Перейдя на рысь,
В обгон пойти "Пежо" и "Мерседеса"...
Кто там чудит? - Гуляет поэтесса!
Поберегись! Эгей! Поберегись!

А ты хандришь, зимы не хвалишь ты.
Тебя слепят блестящие аллюры.
Бокал вина, горизонталь фигуры,
И мне вослед: "Дешевые понты!"

10.11.2002г.

---

Ты меня не любишь, знаю.

Ты меня не любишь, знаю.
Что уж тут скрывать?
Как воровка лягу с краю
В зимнюю кровать.

Между нами вдох и выдох;
Истина и ложь;
Продубленые в обидах
Сотни толстых кож.

Ты меня не любишь, что же?
Нет ни слов, ни слез.
Но ко мне дубленой кожей
Всею ты прирос.

Подкатясь к воровке с края,
Где зима и ложь,
"Я люблю тебя, родная," -
Молвишь... и уснешь...

---

Не кличь меня Княгинею...

Не кличь меня своей, порочный Князь!
Я не Княгиня, я - ее дыханье...
Я - выдох, я - ее лишь замиранье,
Я - лишь ее туники перевязь.

Я лишь каприз ее ослепших губ,
Я рук ее незрячих ощущенье,
Ее волос нечайное сплетенье,
Ее соитий чувственных инкуб.

Не называй, порочный из Князей,
Меня, как ту, что в пенной ванне пела,
Чья шубка здесь еще вчера висела...
Не кличь меня Княгинею своей.

---

Птица нервная.

Я - птица нервная, я - выпь.
Я прячусь первая. Ни выть,
Ни плакать - клекотно стенать -
Меня ты не заставишь, знать.

Мое гнездо во мне самой
Заключено. Летим со мной!
Летим туда, где нет болот,
Где враг крыло не подобьет,

И не подстрелит нас беда.
Летим туда, где есть вода
Чиста, в ней синева без льда.
Летим туда, где ТА среда,

Суббота, пятница, четверг
И воскресение, - наверх!
И там открою не тая:
Я просто - женщина твоя.

1996 г.

---

Бескрылица

Среди теней узорного каскада,
Готовых закачаться, только тронь,
Смахнула мне на влажную ладонь
Оборванное крылышко цикада.

И брел сентябрь по кромке звездопада,
И осень, подоткнув свою фелонь,
Листву швыряла в жертвенный огонь;
И я брела из пламенного сада.

Поторопись, бескрылица, укрыться,
Пока очей не выклевала птица,
Пока бедой не исказился рот.

А между тем под ножкою Минервы
Хрустят подруг твоих сухие нервы, -
В иных садах, близ крашеных ворот.

---

На смерть великого учителя Вениамина Александровича Ревича.

Здравствуй, я выжила, видишь?
Вера моя - ни попу, ни раввину.
Сколь ни пыталась, но идиш
Мне не понять, хоть и кровь - вполовину.

Здравствуй, уже не играю -
Скрипка расклеилась прямо по деке.
Первая часть Акколаи*
Не удалась, - разрыдалась по Мекке.

Здравствуй, картавящий гений,
Невозвращенец в свое Междуречье!
Сколько тебе поколений
Гаммы твердили до боли в предплечье?

Здравствуй, Саляму Алейкум!
Мне ли не в радость такое соседство, -
Вдаль по московским аллейкам
Шаркало мною забытое детство.

*Акколаи - итальянский композитор, автор одного из первых ученических концертов юного скрипача.(авт.)

---

Клеопатра

Как из сказки - безудержноглазая,
В легком платье, расшитом стихами,
Я сегодня беспомощно-ласковая,
Так лови мои губы губами!

Так глядись в мои очи лучистые,
Словно дерзкий художник Монмартра!
Я порою такая неистовая,
Ненасытная, как Клеопатра!

И в корзине, клубящейся змеями,
Знаю, мне уготовано жало...
Но не верю, что будет осмеяно
Нашей солнечной сказки начало!

---

Крестной дочери.

Из одуванчиков в венце,


Откуда ты явилась, дочка?


И паутинка на лице,


И паучок на свежей щечке!





Вошла, уселась неспеша...


Ах, губки, - алая подковка!


Как ты сегодня хороша,


Смешная Божия Коровка!





Все будет так, как ты велишь,


И нынче днем, и дальним летом:


И Принц, и сказка, и Париж,


Поскольку я молюсь об этом.

---

Восьмистишия.

Город.

Город мой, сокол мой, ястреб!
Душу мне выклевал, выскреб!

Скучил, прожорливокрылый,
В узкие кухни - могилы!

Город мой, недруг мой, выстрел!
Вместе взлетим и повиснем!

Скопом на скошенный цоколь
Грянем, мой ястреб, мой сокол!

Леший.

Забери меня, сонную, Леший!
На твою ли, мою ли беду.
В гать-болото своих куролесий
Затащи меня, в глушь-лебеду.

Там, дыша вдохновеньем суровым,
Мною - терпкой дикаркой дыша,
Изумленный движеньем и словом
Молви: - Ведьма, как ты хороша!

Дантов Круг.

Я поняла! Ты -Дантов Круг Второй!
Где нет еще ни Вечности, ни Смерти;
Где жар любви, и "над" - любовный вертел,
А "под" - небытие, всеадовой дырой!

И все же мне так холодно гореть.
Мне жар любви, что тленье в Круге Первом.
Я жажду пламя обожженным нервом:
"Еще любви! Еще меня согреть!"

---

Вот это жизнь! (Сонет с бытовщинкой)

Как только полуглазая луна
В ее окно блеснет, подслеповата,
Обычный день, как сахарная вата,
Растает вне, поверх, вокруг и на...

И пьяный Сам, в обьятьях полусна,
Грудь поскребет, шуршо и волосато,
Детей загонит спать, посредством мата,...
На сцену выйдет с тряпочкой жена.

И пыль сотрет и спрячет колбасу,
Носки и брюки соберет по паре,
И половая жизнь в самОм разгаре
Пребудет лишь в двенадцатом часу!

День ото дня морщинки, седина
МножАтся вне, поверх, вокруг и на...

---

Мы летели над городом...

Мы летели над городом в радужно-влажной пыли,
По колено в листве и по грудь в куполах колоколен,
В вышине - облака, полотном Сальвадора Дали.
Каждый выдох и вдох был и небом, и сердцем дозволен.

Ты шептал мне - "Живи, ну, пожалуйста, долго живи!
Может быть я успею прильнуть, дотянуться, прижаться
К драгоценным коленям, устам и очам - визави,
Я найду, дорогая, тебя, может быть, может статься".

Я летела над городом дальше, наощупь, одна...
Больно раня колени об острые грани распятий...
Мне приснилось, что кто-то меня окликает со дна
Влажно-радужных, пыльных картинок цветных хрестоматий.

---