Тенников Михаил (Varuhin)


Новый Васнецов

 Оле С.

…синица дернется с руки – не удивитесь,
журавль в пятом океане – все ли вам?

...Отнюдь не сказочный – распутный, хмурый витязь
уже бессилен внять пророческим словам.

Он булавою шурудит в земле замшелой,
он трёт ладонью покосившийся шелом,
и тусклым взором изучает камень целый –
и не находит ничего... И – поделом.

Сердечный сумрак, новым выбором разъятый,
канон запрячет во вращающийся дым;
здесь тлела жизнь…

…Под головою – зелень мяты,
и где-то, там - плодами рушатся сады…
  
И желтый свет звезды взошедшей вас пронзает!

…Герою хочется молиться и грешить.
Возможно, так стиху завидует прозаик,
сдирая кожу с зарифмованной души…

…упрется лучик в глаз заплаканный, но гордый,
часы ворвутся с боем в дом. 

И на простой
звук человечьей речи – жмет свои аккорды,
как отклик – время, 
породнившись с пустотой.

* * * 

...очаг листвы, погашенный ветрами,
чуть теплится, ползёт себе у ног;
в зашторенной, овитой стеблем раме -
едва ли виночерпий одинок.
он со своими прихвостнями фарта
плеснёт на низкий тракт береговой
чернил тоски, и маслица азарта,
и акварели, смешанной с травой,
плюс - от камней, куда теперь не рыскай,
повсюду - свет, сомнительный, скупой.
не здесь ли бог земли булыжной крымской
творя закат - смеялся над собой?
не здесь ли пена, - грязная и злая, -
с потоком вод - брала назад своё,
и солнце, изнурительно пылая,
ныряло в серный - в чёрный водоём?
 
...а на горе, как прежде - на Голгофе -
торчат кресты, пусть нынче - для белья,
и постояльцы дач пьют тёплый кофе,
на остальное, в общем-то - плюя...

2020


ENTWICKLUNG VON GOETHE

…три дня – дожди. Из тех не справиться – кому

в угоду льёт, – скорее сдуру согрешил;

здесь капли пчёлами клюют сырой хомут,

так, будто улей их святой разворошил.

Однако – глупость. Это ливневый обол,

и не пчела – благие вестники Тельца;

храпит каурая, – в острог или за стол

везя несчастного, на коем нет лица.

Сжимает туча гуттаперчевый кулак,

грозит посечь – на незнакомом рубеже,

но – помнит, помнит боль шершавая скула

и не боится, и не чувствует уже.

 

…а ну, как вовремя не примут, развернут –

ищи потом – куда податься на ночлег;

и злой пичугою щебечет мокрый кнут,

дрожит кобыла, коченеет человек.

 

…с молитвой тихою – свозь леса лабиринт;

елань пуста – дождю кивает бересклет.

…а смерти нет – как будто кто-то говорит.

И этот кто-то смотрит пристально вослед.


2019

Кое-что о речке мойке

…когда игле сподручнее царапать
мерцающую вязкую латунь,
казённый томик правнука арапа
кругом стола – взрывает духоту.
Одолевая дрёму, – точно серна –
штурмует жёлтой тучи покрова, –
в пустой фатере зло, жестокосердно
горят – обыкновенные слова.

…нет ничего безгласия подлее;
растягивает тени полутьма,
заклеено окно, лампада тлеет
и сводит шорох мебели с ума.
Пронизывает тюль седая вега,
колышется ущербная луна;
пространство, убивая человека, 
овладевает временем – сполна.

…и льётся свет – чудесный, невесомый;
созвездиями пыли – по;лна взвесь.
Создатель набирает хромосомы
на мир обозначающийся – весь.
Рождаются мгновенные глаголы,
эфир нагрет, искрится пустота,
и новый Дант восходит к небу, – голый, –
с молитвой у младенческого рта.
Не жертва, упреждающая иго –
людская незнакомая печаль;
горит рубином тоненькая книга –
апостольская горькая печать.

Теперь ничто его не остановит –
хрустят часы, – пусть шестерни мертвы –
гудит – сам город, требующий нови.
Гудят газеты – гончие молвы.
…прохожего – толпа не занимает;
бездельник-ветер, влажен и колюч,
спешит туда, где комната немая.
И человек – в замке вращает ключ.




Пустынь

отцу

 

...дрожь мотыльков, кузнечик-прощелыга,

два мужика, не вяжущие лыка

с утра. И время (согнуто в дугу

восточным знаком) – зримей на лугу,

чем скорбь заштукатуренного лика

во церкви ветхой, на краю – у рва;

меж хатами витает слово злое,

дырява кровля, вьюн у аналоя

и прочая безбожная трава...

 

Придя сюда, где своды кирпичами

набрякли, и – прострелены лучами – 

выплёскивают охристую пыль, –

балясину держу, что рыбь – сухую.

Крыльцо меж тем, за слоем вскрыло слой;

гляжу под ноги – выросшая свая

из тьмы подвала – к жалости взывая –

торчит, как зуб старушечий гнилой.

 

...здесь всё полно́ оконченности древней:

и храм и, несмотря на быт – деревня,

и луг по обе стороны ручья;

когда меж мной и будущим – ничья,

минувшее – лидирует с отрывом...

А будет ночь – приму как есть сие –

сливаясь кру́гом с собственною тенью,

замру венком из высохших растений, 

уподобляясь греческой змее.

Fishing Clouds

                                                            А.

 

...за стеною – река. В перспективе, за ней –

плоскогорбой дугою холмы;

облаков в небеси – что в реке окуней, –

солнцебоких, горбатых, немых.

Что ж – иди, порыбачь; (ни судьбы, ни лица –

это бросят в затылок потом),

а пока – запусти в своё небо живца 

и улов придави животом.

 

...как же бьются они, – невесома купель, –

ни изжарить тебе, ни коптить,

и не в перистой проткнутой дело – губе,

да и не в кучевой их – плоти́.

Если хруст плавника станет громом души,

или отяжелеет ведро –

белый корень огня меж их тел прошуршит,

полутьму обжигая хитро́.

 

...а когда отпускать озарённых решишь, –

от колодца сухого крюка, –

помяни их числом в омовенной тиши,

где стена, и холмы, и река...

Lighthouse keeper 

…я не узнал его в рыхлой ночи́ сперва;
форму фигуры привычно делил на два
собственных имени. Впрочем, кому какой
толк от имён на скрещенье прямых рукой...?
Он поднимается в гору без счёту лет
и растворяется в свете – там, на скале,
где даже птица не пробует вить гнезда.
В час, когда ветер лют и не горит звезда
он зажигает свою, указуя кров
местоблюстителям чуда, ловцам даров,
бледного льна собирателям и ткачам.
 
…море гремело внизу. Человек молчал.
Мне показалось – звенели его шаги;
в тянущей мгле, где уже ничего, ни зги,
где и ключи и печати на все пути, –
он поднимается в гору. Чтобы спасти.

Акелдама

…четырнадцать сов и шестнадцать чужих богинь;

на влажном песчанике – след от босой ноги, 

как слепок моллюска. Глядит на зарю Лука

и звёзды следят за поклёвками кадыка.

Лука неподвижен. Он шепчет, слезу тая: 

когда бы не жатва, когда бы не речь Твоя –

лечил рыбарей бы, да жён, да горластых чад…

Но подвиг иной уготовил Ты для врача.

 

…в низине, на ветви, в плену молодых лучей

висел ученик, из любимейших, – казначей.

Тянул богачу потроха, свежевал пяту

внимательный сокол, а рядом – кричал петух.

Воистину – камень, заброшенный позже в Рим

шипел на рассвете слезой – угловат, незрим;

шипели слова, испаряясь, что дождь скупой.

И мир отворялся бегущей к горе тропой…

 

…блестела Афина, мерцала впотьмах сова;

два лика монеты – одна на века молва,

два мужа, два сына, к суду – две больных души, –

один только трепет – как Он их судьбу решит.

…земля благодарна, корми её, все дела – 

изрёк кровопийца, которого смерть ждала;

но дальше участка – неведомо, кто важней

Паллады немой, да совы – в обороте к ней…

Песнь оборотня

…неужто – вновь? Ей-ей – оборочу́

гнусавый мир, запаянный в свечу;

о, лишь бы ты ни капли не седела!

Налью чифирь и запонку замкну, –

не на манжете, – время на кону –

такое дело –

на грубой коже – тёплой изнутри,

где капля пота резалась на три

и шерсть редела.

 

…то – за венцом шмелюга забасит,

то – рой блаженных… Боже упаси

тела их обязать напрасным гнётом;

когда ты можешь сло́ва не макнуть

в елейный воздух – втаскиваешь нуть

с одним ошмётом.

…и флюгер пел – ты помнишь – на юру,

и осень жгла дубовую кору

червонным мёдом.

 

…казённый плащ затёрся о наждак;

кабы не хворь, не гиблая нужда,

не изморось на по́жженных ресницах;

твой голос тут – фантом, а я ищу

его источник, в ком порабощу

глагол жениться.

…беги, беги! Единственный покой –

в обезоружьи. Сломанной рукой –

да не приснится –

 

что сломанным крылом, – и зла не трать, –

петли меж туч, окружности в тетрадь

не описать, не начертить, не вправить;

зачем ты здесь – ужели ты за мной?..

…Ной на горе и душный псковский зной

в сухой дубраве,

и немота, отчаянье, редут, –

я чувствую – за мной уже идут.

Ну да, пора ведь…

 

…запомни, как пронзителен минор

у пламени лампад или менор,

в грязи – или горячей терпкой нефти;

и, обратившись в тень поводырей,

я нюхаю – сквозняк чужих дверей

бумагу вертит.

…и наступает собственная тень,

и я рычу на восходящий день –

любовник смерти…

 


Из Юго-Восточных записок (Squeeze)

                                     К.С.

 

…немое вызревание плода́,

личинки шёлк,

тягучих слов горячая руда –

а месяц, – жёлт, –

ворочается в тучах, – ятаган, –

и режет мрак;

ободранное сердце – донага –

вяжи, дурак.

И каждый всполох красного крыла

запомни днесь,

как то, что здесь – она с тобой была, –

любя – не здесь…


Пасхальное

…взлохмачен март стервозною метелью.

Наушничество родственно безделью, –

крупозный ветер в раковину уха

насыплет глухо

иным – неразличимую усталость,

но – прочим – речь друзей, чьих не осталось

ни праха, ни теней, ни поминаний –

 

лишь ветер – с нами.

 

Календари пропахли сургучами.

А так бывает, разве что – в начале,

где свет скользит ничтожную минуту

по ржи и нуту,

по камню, отверзающему пропасть.

И – ничего, похожего на робость,

среди людей. Незримо и не косно –

 

схожденье в космос...

 

Обыденны весенние гримасы

вне городов. Натравливанье массы

порой приводит к литерным интригам,

к венцу – расстригам.

А ты – летишь домой из невозврата,

от похорон к сакральности парада,

молясь на чудеса – не без опаски –

 

апрельской пасхи.

 

В луче звезды рассветной – тусклой, рыжей –

сырую жесть просушивают крыши,

и время испаряется с базальта,

с песка, асфальта;

твой госпел чаячий – правдивый, резкий –

направит руку к краю занавески.

...и всё-то – звон. Былое бьётся насмерть –

 

для нас... Для нас ведь...

 


Пятое марта

  прадеду

…означением горести пустовремённых судей –
воспаряет оркестр в своей симфонической сути,

не щадя репродуктор на жёлтой стене вокзала, –
овладевает толпой, – как партия приказала.

Пуще лютых гонцов с головами собак на сбруе,
нотный стан восстаёт и навечно покой ворует,

и слеза – что печать на потрёпанной челобитной,
где меняется речь – от восторженной до обидной.

Ты не скажешь, что вдруг – все же люди, все – ожидали;
только шёпот тревожный: он умер – а что же дале, –

соловей разольётся, иль голосом тусклым выпи
съёжит горло тоска – хоть горелого спирта выпей?..

Оттого – тишина горше звона на колокольне;
вызревают пути – кому скорый, кому окольный;

не крылатый мороз потроха клюёт неустанно –
но звенящая изморось в голосе Левитана.

…удлиняется день; вьют минуты поток, что ласты.
Громче прочих певцов – затянул свиристель горластый, –

не в кленовой сети;, не в осу;шенной кроне граба, –
точно кро;ви искал – у густого рябины краппа.

Размыкается круг и гремят по утру засовы
под напором ключей, меж которых один – басовый, –

говорит, что отныне не знает иной любви. Да
открывает собой – покаянный псалом Давида…

The admit

                                                         Л.И.

…осень поздняя довольствует мне выбор
между скорыми слезами леонид
и отчаянным побегом в город Выборг –
город грузный, точно тёсанный гранит.
Нет большого поэтического слова
для его шершавых древних площадей;
в ноябре полным-полно таких уловок, –
время словно погружается в людей…

Счёт на действа не богат. А, хоть и надо –
указать на предложение – нет сил;
и слетают в город капли звездопада, –
в тот, что некогда тебя в себе носил.

Imaginary supremacy

- Who's there?
                          - Nay, answer me: stand, and unfold yourself.
                          - Long live the king!
                          - Bernardo?
                          - He.
                          - You come most carefully upon your hour.
                          - 'Tis now struck twelve. Get thee to bed, Francisco.

                                William Shakespear “Hamlet, Prince Of Denmark”

                                            А.С.

                              I

…вокруг плюща трескочет тишина
неизданным признаньем насекомых;
двадцатый век. Дорога пожжена,
но память выбирается из комы
и рвется прочь – вдоль северных широт.
И – рыбиной дыханье ловит – рот.

                              II

…таков ли год, что кажется немым?
Или – к часам подкралась мимикрия?
Знамёнам преклоняемся – не мы,
не мы – в еврейском имени Мария
стяжаем гексаграммы благодать,
и жизнь готовы этому отдать.

                              III

Растем в размерах, ёжимся в душе;
не человек, но ветер – вскоре станет
хозяином земли моей. Уже
и пыль его жестокими устами
глаголет о свержении вершин,
хоть сами пики кажутся – с аршин…

                              IV

И всё-то – в корм. Благой предвестник Ра
использует тишайший стук просодий
по глиняным таблицам, где игра
набора кодов, посланных по соте –
не более, чем пища острякам, –
так бьётся время больно по рукам.

                              V

…цифирь пуста. Однако, оборот
её к роенью – впрыскивает летний,
точней – библейский жидкий кислород
в худую кровь. Затем – гнилые сплетни,
вселенский спазм, стеклянные зрачки,
и, возле храмов – свечи-маячки…

                              VI

Возникнет луч – расскажут – главостриг,
накроет мрак – сошлются на дурное
во чью-то честь… Будь ты Архистратиг –
и то бы своё войско неземное
построил сам – лекалам супротив –
ключом победы, – жёсток и ретив.

                              VII

Но – не сегодня. Боже, дребедень
со всем своим июльским парафразом
дарует захождение за тень
(читай – за матку жертвенной заразы,
не ту, что забывает грешный люд.
За ту – где на спасение плюют).

                              VIII

И эта дрянь значительно страшней
фантазмов Босха, приступов кальдеры, –
её мокро;ты плавленых камней
и кашля, сотрясающего эры,
страшней напрасной привязи земной.
…Но, не того что сделалось со мной.

                  ______________

                              IX

…и снова тишь – округла и полна
на первый взгляд незначимых гармоний;
невидимая днём – скользит Луна,
сокрыв от глаз манящий лик горгоний, –
а в сумерках – из зелени хвои;
творит окаменелости свои.

                              X

По мне же – обращается одно
и тоже время – в Китеж и Помпею;
равновелики облако и дно,
Сизиф ра;вно ничтожен скарабею,
и вечность не удастся обойти, –
считаешь только дни – до девяти…

                              XI

Понятно, что стихий водоворот
царёву изъявлению послужит,
а свежий срез – больнее у ворот,
когда стоишь безропотно снаружи,
ногтём вдоль досок струганных скользя,
и зная, что к минувшему – нельзя…

                              XII

Плюс – жутковато. Зрение – дано,
но сам – незрим. Прямым ударом в печень
нечаянно кольнёт веретено;
ты жив – и в этот раз – не изувечен.
Однако, наносивший тот укол
сойдёт с ума, усаженный на кол.

                              XIII

…не ходишь – рыщешь лики, что вокруг
явились сразу всеми возраста;ми, –
вот на одре – досужий лучший друг
лепечет нарождёнными устами
прелестную и злую чепуху,
и обращает мужество в труху.

                              XIV

И, он же, – на поминках у жены
кричит – твоей, – что падок был до тела,
что не хотел, что больше не нужны
залёты в угол – как она хотела…
А между тем – за этим подлецом
стоит она – с заплаканным лицом…

                              XV

Вот – прадед тонким юношей глядит
внимательно и прямо, как на фото;
и незнакомо холодно в груди –
душа еще предчувствует кого-то
растёт из трав навязчивый ответ,
и ночь спешит сменить кромешный свет.

                              XVI

…на краткой встрече двух земных светил –
всё пропадёт – ты снова на природе;
и только пёс, что у тебя гостил
пятнадцать лет – соо;бразно породе
готов и защитить и облизать.
Но, и ему – минута исчезать…

                  ______________

                              XVII

…и вот – один; белёсые поля
похожи на разлитое парное
коровье молоко. Сама земля
противится шагам. И всё дурное
под звёздным растворяется дождём.
И это значит – ты освобождён…

                              XVIII

Теперь – глагола тихого «прощать»
становится ясней прикосновенье;
вращаемая юношей праща
врага едва царапает по вене,
набухшей под колючей бородой:
«…и, слава Богу!» – шепчет молодой.

                              XIX

…а тишина становится втройне
прочней щитов, брони любого войска.
Но, слышно – по облупленной стене
сползает ручеёк свечного воска,
твердея на часовенном полу,
где время превращается в золу.

                              XX

…прощение, незнамое досель,
отчаянно прокалывает кожу,
стремясь как можно больше – по росе
собрать друзей, возлюбленных, прохожих, –
которых души – стаи светляков;
и ты – у цели. План Его таков.

                              XXI

…уже пределы розовой зари
вращают мироздание на запад.
хоть небосвод болидами сорит,
ты забываешь облики и запах
всего, что волновало до сих пор.
А впереди дорога и Собор.

                              XXII

Последний оборот, последний взгляд,
последнее прощанье с тишиною;
там, вдалеке – приветственно трубят,
ведя в существование иное,
и плоть твоя, смущённа и бела,
приветствует великие дела.

                              XXIII

…и тут – лучом сечётся плоть земли,
где ты уже прозрачен, беззаботен;
я возвращаюсь в место, где могли
таких как ты – родиться много сотен,
но вижу преднамеренность пути –
таких как ты – мне больше не найти…

                              XXIV

И я ныряю в ту же тишину,
что некогда делилась нами равно,
не торопясь сошествую ко дну
но вдруг – смекаю – кровото;чит рана
у левого четвёртого ребра…
Ну что же, друг – пора. И мне – пора.

Smooth aftertaste of the victory

…шумит весна, неся косноязычие

занудам, красноречие – педантам.

Дивертисмент играет, по обычаю,

в обритом парке – классика анданте.

Резьба теней, что плед – тепла и клетчата;

и – нету смерти майскому народу,

и утомлённость будничного вечера

не крайнего солдата бьёт – а роту.

Ещё дымятся гулкие развалины

кирпичных кирх, дрожа колоколами, –

в каких местах доселе не бывали мы –

решалось всё наречьем и делами.

 

…рёв дизеля и мин хлопки останние

корчуют обнажившиеся корни,

и лагеря последнее восстание

по времени – что ветхий пепел горний.

 

…поволжская гармонь и сумрак ельника;

меж готики – танкисты на привале, –

история святого понедельника,

в которую ещё – не наплевали…

Среди обезоруженного хаоса

заходит солнца тающее блюдце,

 

и нависает длительная пауза

во времени, где мёртвые – смеются.


Три письма на далёкий остров

                                                          И.П.

 

               ПИСЬМО ПЕРВОЕ

           (отправитель – гностик)

 

…пиши сырые дневники –

пусть сохнут медленно чернила,

и оперённой тень руки

растёт из тёмного горнила.

Пусть изменяется строка,

слова в эфир перетекают,

и жизни всей – до сорока

постыдных лет – не предрекают!

…вода тиха. Встаёт нила́с,

и ты крадёшься в город снова, –

где нет ни радости, ни ласк, –

где нет дыхания родного.

…возьми в ладонь обмылок – льда,

и – через солнца лучик глупый,

огонь крушений и труда –

раздуй холодной тонкой лупой!

…а день спустя ты будешь спать;

и снегопад, что суше мела,

твой сон начнёт переступать,

и биться в стёкла – очумело…

 

                        _______

 

               ПИСЬМО ВТОРОЕ

            (отправитель – циник)

 

                                1

 

…я нахожу это место

славным

по

стечению

трёх

 

линий фортуны –

изобилия

юных,

смешных

дурёх,

 

ищущих здесь приключений,

известной близости центра

и –

что обнаружился курс

на уверенный

рост

цента, –

 

значит, ближайшее время стабильно арендной ценой;

всё это –

вместе взятое,

плюс – лубочный пейзаж

с луной

 

по вечерам и ночам доставляющий

с ветром –

сплетни, –

мне будет скрашивать всякий сезон.

Особенно – летний.

 

…сперва – напишу, как в парке волнуется бризом трава,

(кстати, когда ты прочтёшь письмо,

тебя будут звать – «вдова»)

 

так вот, о траве – её волны,

до усеченья косой

шумят, как лесное озеро,

враз

застигнутое

грозой,

 

шумят, как сама гроза –

откатываясь

за нагорье,

 

вниз швыряя разряд –

одним – на́ смех,

иным же – на го́ре…

 

                                2

 

…ещё – здесь прекрасен пруд с островком из густой осоки;

в парках, подобных Гельвеции, множество невысоких

серых домов для хранения ветхого инвентаря

по уходу за флорой. Здесь нету мачт фонарей – горят

по ночам только звёзды. И бодрый с излучины ветер

сгоняет гуляк под навес кафе, в неоновом свете.

 

                                3

 

но главная радость – данный

неоспоримый лимит

нахождения в этом раю.

Кухарка пускай клеймит

государство за слёзы

при

покупке медикаментов;

ей, скорее, потребен – импульс

(на латыни – momentum).

В то время, как я

вполне довольствуюсь годом,

что свыше

мне бросили костью…

Воет собака…

Хозяин вышел…

…Боже, позволь – когда цепи под пень

укоротят сосну –

я уже буду день, как ничей.

Только – Твой.

То есть – усну…

 

                        _______

 

                ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

              (отправитель – лирик)

 

…здравствуй! Ты напрягаешь врезное нутро замка́

дерзким ключом, точно спиритуозом – печень;

раньше – мои позывные спешили внутрь – за МКАД,

со стороны лесов – в город, который вечен.

Нынче – всё изменилось. Замо́к – он стал навесным.

Дверь – деревянной. Доро́г же – не стало вовсе;

суровый круговорот. В сарме́ – эмбрион весны, –

но, она быстро стареет. Значит – готовься

пить из ладоней влагу, что колет надвое зуб,

долго смотреть на поздний восход и на трубы

старых пустых посудин, и ветер солить в глазу,

и в шёпоте рвать потрескавшиеся губы.

 

…я расскажу, как в месте, где я и тружусь и сплю –

снег обладает способностью выжечь очи

даже если термометр напрочь забыл про плюс!

Здесь – очень долго и сильно желаешь ночи.

Ночь упраздняет необходимость в лишних словах.

Впрочем, ландшафт сам препятствует болтовне. Я

часто тебя вспоминаю, речь ущемив в правах

и осознавая, что тишина – главнее.

Порой – ты мне снишься. Но образы столь тяжелы

для восприятия, – после всено́щных бдений, –

что кажется, сфера ночная хохочет из мглы,

звёзды на фирн отбрасывают свои тени…

…и, длинная жизнь, что досталась двоим, то – мошна,

и всё происходит с кем-то другим – не с нами.

Однако, я знаю о правде. И правда смешна.

…всё излечимо… Не смей

обольщаться снами.

 

                        _______

 

…паро́м качает пресных кровей волна.

В белое небо взлетает незлая ругань

местной шпаны. Меж ней и водой – она

спешит за письмом, – как стрелка спешит по кругу.

 

…во́лос седой, ничем не прикрытый здесь, –

видится лесой, заброшенной в ностальгию;

время легко. Но здание почты – весть

держит в секрете – в прекрасные дни такие…

 

…шаг невесом – да, только что вскрыто дно;

в клочья конверты… Накал экономит лампа;

день умерщвлён, исправленный на одно

слово из бланка – под прессом синего штампа…


An escape of Love

                                                         K.C.

 

…гудит костёр. В озябшем теле – дрожь.

В руках – пиа́ла.

Расхожий ум – душе бросает: что ж,

она устала;

вас двое, только ты не беспокой

её напрасно

за всё тепло, ушедшее с рекой,

с потоком красным.

Вас двое. Но от этих мест – она,

в тоске воловьей,

продолжит путь – теперь уже одна.

Не прекословь ей.

…К тебе придут степные холода

и знак грамматик,

ты письма будешь слать ещё, – сюда, –

на автомате.

Однако ж – сколь безгласна пустота

на длинный зуммер;

ты разорвёшь набрякшие уста

глаголом – умер,

и дале, следом вывернешь карман,

изнанку гладя,

встряхнув вещей забытых закрома –

всё – на ночь глядя…

 

…гудит костёр вселенскою молвой,

огня разрядом –

вместилище её, как таковой –

во тьме, но рядом.

Она летит под звёздной шелухой,

над рыжей степью;

и ты – свой голос жертвуешь глухой

побегу с тенью.

Ты принимаешь тождество пути –

искомой цели,

и в этом шанс пытаешься найти,

покуда целен.

Она, меж тем, уже обнажена

пред Их престолом;

не будь твоей – небесная жена

мела б подолом…

Но совершенство глиняных телец

в платке из хлопка –

то лишь обман, открытый наконец,

жаль – поздно, робко…

Ты совершаешь действие рукой,

и жест – столь нежный, –

дрожанье кисти. В степь идет покой.

И свет безбрежный.

 


Смерть Тиртея

                                                 А.С.

 

…теперь мы все – дешевле пеланоры,

хоть дом самих – богат и родовит:

не вовремя каза́ли волчий норов,

вгрызаясь в корень, – тот, что ядовит.

и ярь земли, покорной имяреку,

в обычае, – скользит по площадям

оружием, грозящим смертью греку, –

и устрашеньем – варварским вождям…

 

                    *       *       *

 

…лёг пепел; мы – темнее всех ущелий,

и горше их иссохших родников,

и нет лесов, – Лаконики замшелей,

слабее рук, – не ведавших оков.

будь время милосерднее для мифа, –

оно бы нарастило нам крыло

а так – шаги… крошится в море кифа

и это значит – нам не повезло…


Взятое у края земли

                                                               О.С.

 

…встретив тебя однажды где-то на беглом севере,

в месте, что метит душу, словно клеймо – быка,

видел, как бывшие пьют ра́жно мужья и девери,

и как зарастает льдом медленная река.

видел, как хмурят брови поморские корабелы;

мрачно-немногословны родственники твои,

думы их неизменны. и – вечное para bellum

подогревает воздух, там, где пройдут бои…

 

…время сокращено – ты будто живешь в преамбуле;

целого не увидеть. многого – не посметь.

местный аттракцион – служенье стеклянной ампуле, –

и отправляет письма не человек, но – смерть.

здесь, с приходом весны, отторгается часть плаценты

длинных полно́чных бдений, –

мятых снегов залог,

и тебя увести с собой – мне не дают проценты –

соль оседлости, или –

памяти узелок…

 

…ты не станешь писать. и я позабудусь обликом.

да и твоя картинка – не сохранит лица.

 

…но над большой землёй ты вспыхнешь – перистым облаком, –

с высот наблюдая мир взором его Творца…


Joan's dream

…дитя, узри горящий хлев,

где агнец – стены. Пламя – лев,

где жар, танцуя на костях,

целует крест в твоих кистях.

 

…что есть пустыня и огни

светил далёких? Суть – они

намёк на сальность бытия;

твой камень – плоть, и в камне – я,

 

и всё, что рядом – тоже – я;

где в три кольца – одна змея,

и яд из желтого клыка

кровь остудит наверняка…

 

…летит в туман единорог –

где нет селений, нет дорог;

и вновь – пожар. И с ним в борьбе –

горит младенчество в тебе.

 

…дыханье матери и дня

ты сбережёшь, в устах храня.

…везде – костры, в глазах рябит…

и Ангел отповедь трубит.

 


Cruel romance

                                                                         K.C.

 

…сегодняшний ветер сильнее привычного в этом

отрезке сезона. Вскипает вода меж Чухною

и берегом русским. Наружность – что версия-бета,

что наша любовь, умерщвлённая чьей-то иною…

…всё мнится чужим - словно цепи волшебному дубу,

и миг ожидания – вещая, умная сказка;

но вместо жар-птицы – я вижу знакомую ступу,

и где-то метла, и тевтонская ржавая каска…

 

…проникнуть шагами чуть ближе к спасительной дюне –

наречь себя трусом, что всякой вороне картавить;

глаза по́лны соли (балтийской, в холодном июне

разбавленной пеной залива…) Да пена – не та ведь…

…и море – не то. В прежнем было хоть что-то от греков –

картографов мудрых… Я снова сутул, но свободен…

…что – дуть в горизонт – если плюнуть в минувшего реку –

сродни искупленью! А ветер кончается, вроде…


Quiet motherhood

                                                               И.П.

 

…вздохнула жизнь, что бабочка вспорхнула,

ложась на ветер;

во счастье тихом – женщина всплакнула,

но, взор был – светел.

Он кротко и смиренно доставался

всему на осте;

роженицей младенец любовался,

молчали гости,

дрожал очаг их ветхого приюта,

звала дорога.

 

…как тишиною пользуются люто

любимцы бога!..

 

…прошло немало лет и дел – немало;

старела матерь,

а проповедям отпрыска внимала

толпа в закате.

 

…неслись минуты, – крылья насекомых

с дурманом хлебным, –

к холму, где трех людей, с бичом знакомых,

кусали слепни…

Метрополийцы мучились охраны, –

четвертый, пятый

час зноем. Ждал своей последней раны

один распятый.

 

…случается, раскаянье сильнее  

чем власть и вещи;

благочестивец из Аримафеи

взял в руки клещи

и – о́тнял у креста его добычу,

сошел ко тверди, –

из всех речей казненного, он вычел

лишь слово – «Верьте!»

 

…а мать – что тихий свет из Галилеи,

в объятьях ночи –

стояла и молчала. Не имея

к иному мо́чи…

 


To fictional bride

                                                                              Ю.Ш.

 

…не целуй мои руки, сомнений шепот зашей;

я был столько раз проклят, – и столько – выгнан взашей, –

 

что третье замужество – мне – целомудрия верх –

да не вскроется память людей, перепутий, вех.

 

…мне стяжать не славы прогорклой, но буквицу несть,

за дутой чужой медалью – Господь, упаси полезть!

 

Твои кроткие речи – наносимый на фреску нрав;

человеку не нужно время – и это значит, я прав…

 

…в асимме́трии линий лжи – скрыт лишь бытовой надстрой;

факт общения с Духом – хвали, если хочешь – утрой,

 

но – шальной седой голове – позор тяжелей нести;

ты проводишь меня до калитки, и – отпусти.

 

…и любви твоей жаркой, что плоть, что уголья, что чай –

не предлагай, родная, тем более – не обещай,

 

ибо пришедшие ночью на сговор с благим огнём –

слишком часто под солнцем, начнут забывать о нём…


Платон (из диалогов)

                                                                      А.С.

…в мотеле дешевом, примерно за треть пути
(где вёрсты – что срок) – до милости метропольной
ты смотришь в стакан, опасаясь его поднести
со всем содержимым ко рту… Огонёк напольный
гуденьем в миноре приветствует дикаря
в треснутом зеркале, – с миной, еще плачевней,
чем в помутневшей стекляшке – подлинность вискаря,
или – меню а ля карт в придорожной харчевне.
Грезишь – нехватка сил, может – чего-то еще;
вечер похож на кровь под ногами Атиллы, –
Утром - если очнёшься - хромая казашка счёт
пожалует за ночь, которой тебя мутило…

…а пока ты лежишь на номерной простыне,
пахнущей стиркой. И стебли под ветром гнутся.

И звери из зодиака тянут к тебе во сне
все свои жала – чтоб ты не сумел проснуться…

Плач лысухи

                                                                      И.П.

 

…плач лысухи, тоскливый – на загородном пруду,

в тростнике, на закате, в давно отжито́м году…

 

Нету птицы печальней, чернее и белоклювей,

что предпочла осоку, не ведая про аллювий…

 

Язык ее жалоб в вечернем сыром тумане –

не вычурных леших, не бледных русалок ма́нит –

 

он – памяти долгой удильщик, губитель сердечный.

…и птица кричит, призывая слететь быстротечный

 

летний сумрак ночной со свитою небольшою –

из летучих мышей, цикад, из любви, – душою

 

человека однажды отверженной, но, воскресшей, –

дабы жалить могла. Пусть из узких заборных брешей…

 


Одиннадцать катренов Архангелу

                              I

                 

…ветер гулко бьет черемухой в стекло,

только чуется – не ветви стук, но гостя, –

хоть и время, что меж нами пролегло,

обнажило человеческие кости.

 

                              II

 

Мерный шум рябин; естественный – земной

тусклый спутник проникает светом в вену

энтропическим уколом, (и больной

славит яд, уподобляясь Демосфену).

 

                              III

 

Верно знаю – то лишь дерево зовет

приоткрыть окно позорных взрослых фобий.

Но – часов наручных суточный завод

враз иссяк, в копьё смежая стрелки обе…

 

                              IV

 

…ты пришел. И, безусловно – ни при чем

ароматный бой кистей тяжелых, белых;

проходи, мой гость, удваивай мечом

сферы яблок – угощением незрелых.

 

                              V

 

Режь балык, попробуй сдержанный шабли,

успокой свои израненные перья, –

в этот час всё одиночество земли

замирает за моей входною дверью.

 

                              VI

 

…сроки битвы, вместе с датами родства

наших бедных душ небесного розли́ва

с виночерпием вселенной – лишь слова.

…Ну, а мы же – помолчим. Неторопливо.

 

                              VII

 

Намекни мне шевелением плеча –

так ли горестно в ночную мглу смотреться,

и минуту, когда выдохнет свеча

свой последний отсвет – грешнику согреться.

 

                              VIII

 

Покажи живым сиянием зрачка –

черноты неизмеримой и незнамой –

будет рубище ль? Неспешная река

поглотит раба, хватающего знамя?

 

                              IX

 

И наклоном головы – предвосхити

языка моих каракуль – хор, забвенье,

и ничтожество пред таинством пути,

но – глагола – пусть нехитрое творенье?!

 

                              X

 

Запоздалых собеседников чреду,

низверженье, вознесение – ты знаешь, –

тот, кому ты отрядил царить в аду –

очень часто – между нами… Понимаешь?

 

                              XI

 

Вижу – время. Ты торопишься. Прощай.

Да минуют испытаний твои латы;

 

Вы, Архангелы быстры – как та праща…

 

…но и люди попадаются – крылаты.


Rift

                                              А.К.

…на утро – комната,
как по линейке,
расчерчена тончайшим, паутинным,
дрожащим светом –
так художник некий
мог скрасить пробуждения рутину.
…но – просто свет
и взвесь квартирной пыли
сквозь теплый воздух,
занавесей клещи;
мы ничего
с тобою не забыли, –
ты достаёшь из
шифоньера вещи,
изящный наполняя
чемоданчик;
вещиц немного. Взгляд же
мой бесстрастен;
под липами жигуль
заводит дачник,
соседям проходящим
буркнув: «здрасьте!»
…всё на местах.
И тикают без нерва
стенные часики,
и скрип – мурчаньем
у половиц. Наверное
ты – первой
опередишь меня
своим молчаньем…
…так не бывало раньше.
В память – сноску
беру за скобку;
время бесполезно –
считать трофеи.
Или пленных... Мозгу –
Всё есть – число.
Пусть будет тебе лестно…
И вскоре провернет
два оборота
внутри мой ключ.

…прощанье – пропасть, боль же!
Но шепчет азиатская порода,
что, всё-таки –
свободы в этом больше!

Пискарёвское Мемориальное

                                          anima vagula, blandula
                                          Publius Aelius Traianus Hadrianus

…падает солнце за бархатцы,
дли́нны – курганы-холмы;
соединяются пар концы,
низких могильников – тьмы.
Шумная ярость столетия
рыла больной глинозём,
чтобы всходили соцветия
бархатным полем на нём.

…в пору январскую, вьюжную,
летом, где жжет тишина –
скорбная женщина в южную
сторону обращена;
смотрит на тропы всепомняще,
низко склоняя венок.
…сколь же молчится беспомощно
у её бронзовых ног!..
Кажется – выстрелы, выстрелы,
псарный глашатай погонь;
медленно в о́бступи, быстро ли –
прячет пришедших огонь,
и согревает до толики
переступленья тоски,
и на гранитах – символики
кровью стучатся в виски.

…будни – не праздники людные –
в озере птицы кричат.
…дни забываются лютые,
бледная гаснет свеча.

Те, что курганы заполнили
мерно волнуют траву;
вспыхнут в сознании молнии
и – пропадут наяву.
...живы ли клятвы набитые
резчиком каменных плит,
правда – ничто не забыто?.. И, –
верно,– никто не забыт?..

Sunday punch

…пестро́ тропинка вьется,

все глуше лес вокруг –

идущий не сдаётся,

ему чащоба – друг.

от всех сплетений хитрых –

шагами глушит боль.

…вчера взорвался Хитроу,

позавчера – де Голль.

сегодня – слишком рано –

лишь пять, без десяти;

свинец остывший рана

пытается нести,

и капельки брусники

из живота – в траву.

…он помнит лица, ники,

цифи́рную халву:

четырнадцать – на коде,

четырнадцать – в эфир;

звезда людей восходит,

подогревая мир.

…он замедляет шаг свой,

роняет автомат;

у Родины и шахства –

нетленный аромат...

 

…идущий стал лежащим,

мелькали сотни тел,

и реквием из чащи

загрохотать хотел…

…он улыбнулся тихо,

водой плеснул в лицо –

«смотри-ка – облепиха…», –

 

и – дернул за кольцо…

 


Eboraciceras subordinarium

                                                                    Н.Г.

                                         I

…в непосредственной близости от удушающих лап
первого летнего месяца, я – не циркач, не вольник,
весело бью по кушетке ладонью – садись, эскулап,
сколько еще нам с тобою глазами сражаться – слаб
мой тонический строй – знать, пора выходить за дольник…

                                         II

Ты не крути – одержимость дыханьем теряет вес,
плюс – в саду, за окном – свой могильник возводят термиты;
ты приходишь ко мне, как младший апостол ходил в Эфес.
(Горожане жгли книги, не зная изнанки чудес,
и горело от гнева лицо худой Артемиды.)

                                         III

…ты расскажи, как в аорте сжимается кровь. И раб
от почти ежедневных утрат – вычленяет твой толос
из понятий о способе жизни. Так использует краб
океанские пляжи. И размолвка стихий, – дыра, –
для кого-то – строфа, подменившая эхом голос.

                                         IV

…я улыбаюсь тихо – на твой глядя фонендоскоп,
твой халат белоснежный, очки, на стило и на улей
третьекурсниц в соку… У нас – сколько ж связей, и скреп, и скоб,
что, кажется на войне, – посади нас в один окоп, –
будем оба убиты одною залетной пулей…

                                         V

Однако, присядь. Так ли надо бедных русалок жечь,
что меняют простынки, колют руки, зовут на пытки,
очищающим взглядом? Или, когда подступает желчь,
напротив – гладить им локти, прося поубавить печь,
и, что б ни случилось – русалки покорны и прытки…

                                         VI

…скажи мне змеиное слово хоспис, что ты припас
для конца политеса со мною, себе облегчая
всё короткое «вместе» в остатке… Лучший иконостас –
это кафель стены, под которым – расхристанных – нас
Серафим в человечьем обличье хмуро встречает.

                                         VII

…Смородина вечно течет под мостом. И глубина
ее неизвестна. Вопрос – рыбна ль она, судоходна ль –
останется только вопросом, мой доктор. Ибо она
молчалива, черна, потаённа. И радости сна
для подобных тебе – поднесет весьма неохотно…

                                         VIII

…впрочем, бросим болезнь! Я тебе посоветовать рад
обратиться к прочтенью деяний великих ушедших;
за подобным занятием – весь больной, госпитальный смрад
иносказательно тает. И смерти – сам черт не брат,
и тоска обреченных – это тоска сумасшедших…

                                         IX

Вот – хоть бы я – лишь в тобой перелитой крови, – еврей, –
во остатке – русский совок; прошу тебя, – не для вида –
для души своей ласковой, – стрекочет песочек, скорей, –
посмотри на деяния ветхозаветных царей!
…если с выбором трудно – начни хоть с царя Давида…

Хатынь

…не занавешивай зеркал, когда уйдут,

когда тела в иной очнутся ипостаси,

когда растоптанных известием чреду

голодных лиц – внезапно таинство окрасит.

Дни не считай до сорока, не воспроси

у древа черного, что здесь ночами стынет, –

“по что же так?” украдкой… “Господи – еси!” –

не изреки. Смолчи. Ты – на земле Хатыни.

 

Здесь нету душ уже, метавшихся в костре,

Угли́  сарая стихли и окаменели;

не от того ли нынче ненависть острей,

что из убийц последний – умирал в постели,

что просто время бренно вскинуло свое

очередное стариковское никчемство

себе на плечи? И военных лет жнивьё

смололо в перхоть его сытое потомство.

 

Но, ты – смотри, смотри – ты дома, не в гостях, –

в ногах – ковыль, далёко – небо голубое;

и, голых пращуров твоих священный прах

передает босой душе кусочек горя…

И кто бы знал, быть может этот окоём, –

и зыбь и тишь, в полесье дремлющая птица?..

…не трогай зеркало платком – быть может, в нем

твое измученное сердце отразится…


The melancholy math

                                                K.C.

Мы с тобою выпьем кофе, поболтаем
и вольемся в дождь, достав свои зонты;
наш счастливый остров стал необитаем…

Время за полночь. Проклятые мосты…

Ты исчезнешь светлым пятнышком на юге, –
ночью теплый ливень скор и невесом, –
и тебе вослед плывет кораблик-флюгер,
ангел дарит свою долю хромосом…
…я дождусь такси – в отчаянном побеге
вдоль глубокой, вдоль светлеющей реки,
где мосты, что каторжане, – злы и пеги, –
берегам не подают своей руки.
…при мерцающем восходе – смыслы, вескость –
все теряет свой избыточный надстрой;
и страшнее расставанья – неизвестность,
у счастливых незаметная, порой…
…дверь откроется. Собака не проснется.
Желтый день вползает в пригород немой;
Геометрия... Двум точкам остается
плоскость жечь в концах Евклидовой прямой…

На улице Турку

                                                Ивану Зеленцову


…на улице Турку – города-побратима, –

в забытой квартире висит на стене картина,

в пределах которой – кормящая мать с младенцем,

согбенный старик и жена его с полотенцем.

И множество лет ту квартиру не отмыкали;

двери соседей – броня без сварных окалин,

хоть обветшалый дом – люди свои квадраты

держат окопно – как лютой войной – солдаты.

…но, если свет проникает сквозь занавески,

блеклость обоев пылает пожаром резким –

только холодным по градусу и по сути,

не напрягая расчерченный столбик ртути.

…здесь жил учитель – вернее сказать, – наставник;

хлопали двери книжных шкафов, что ставни,

так, иногда до темна, до ночи́ сгущений

впитывал гость разрешимость чужих учений.

 

Много прошло с той поры, но висит картина

в квартире на Турку – города-побратима.

А когда птаха, сидит у стекла, снаружи –

зноем ли битая или же хрустом стужи –

видно, как мать прижимает сильнее кроху.

 

…и холст мирото́чит. И сил не хватает вдоху…


Вместо

…пахнет хвоей к морю рыхлая дорога,

плеск отлива, хрипло иволга поёт;

видишь, мама, даже смерть моя убога –

как последнее пристанище моё.

…тростниковый ли, соломенный шалашик –

нет нужды в уничтожении следа;

я устал – больная совестливость наша

не достойна ни презренья ни стыда.

…было странно, что за изгородью рая –

также прошлое давило на виски;

мама, знаешь, человек – он умирает

чаще прочего – от вскрывшейся тоски…

…может, раем тем – был узел у затылка;

так хотелось, чтобы всё прошло само…

 

…смятый лист, пустая винная бутылка –

точно кто-то уже вытащил письмо…


1998

The world outlook absorption

                                                     А.А.

 

…вот – единица, ей в пику – пиит расейский;

алчущий слова – нехитрый народец сельский –

слова простого, что пуля в военном тире,

легкого – пыли подобного днем в квартире…

…но арифметика – вещь из другого теста,

в ней между первыми цифрами – вечность места.

ряд бесконечен. Глаголы – они же – зерна

для ремесла, что по милости – словотворно.

 

…вот – сторона, где поэта колосс огромен, –

словописанием строек мартен и домен;

сделал любовь – троеточьей, а путь – неторным,

хелис свой черепаший сменив на волторну.

Дно океана вскрыл, твердь облетел за часик, –

он современник – стихом – верней – соучастник;

есть на земле евразийской массив – и эта

сумма вершин – всяко меньше строки поэта…

 

много ли разума в споре ростка и глыбы, –

первый – под нож, над второй будут плавать рыбы.

Дело лишь в сроке – единственном злом мериле –

что б не кричали о нем, что б не говорили.

Время – секатор для имени и для вирши

хроносу ра́вны и тризна и пошлость пиршеств,

ибо земля будет Цербером трехголовым

охранена́ от возвышенности над Словом…

 


Отточия

                                                                           С.З.

…твой зовущий клич протяжно съедет с фа на ми,
«жигулёк» еще впотьмах порыщет фарами,
еще сердце врежет бешеной синкопою,
еще встанешь у дороги – словно вкопанный.
Непослушный вдох не сможет ветра выловить, –
а услады жаркой время – скажешь – было ведь…
…нынче ж – крик, неразбериха, околесица, –
точно к свету нескончаемая лестница,
да прилипла вот, былинка – меткой к лацкану,
с незнакомою – иной, природной ласкою.

…Заглуши;шь мотор и выдохнешь отчаянье:
станет проще, да не лучше…

Знаешь, чай и мне
приходилось возвращаться в летней но;чи звук –
не к веселью, бедный друг мой, – к одиночеству…

…Месяц тянется к окладам позолоченным;
ты присядешь бессловесно у обочины,
изомнешь пиджак, подумав: «на черта ей я?»
…и – увидишь старой церкви очертания.

Осенит тебя – не сущность триединая,
не рука любимой – Господом водимая,
но – свобода…

В поле рдеет новый день. И я
воспою, скорбя твое – высвобождение…

Мой друг

                                                                            В.Р.

…ушел мой друг. Сегодня – в восемь тридцать…
Горчи полынь, грей солнце, ветер вой, –
он в лучшем из миров. Родным – молиться.
Врагу – молчать – до мести роковой.
…его не стало утром. Позолотой
уже слегка подернулась листва,
когда плевок чужого миномета
остановил пытливость естества.
Еще одно короткое мгновенье,
одним сухим дыханием схватив
легчайшего борея дуновенье –
скатился в яму, жизни супротив…

…Ему еще доступны были сутки -
лежать в брезенте в полузабытьи;
и словно с чувством вынужденной шутки
шепнул: «молчите..? Стало быть – свои...»

И все прошло.

…но отчего, встречая
который год холодную зарю,
я на граните буквы изучаю
и – как с живым с ним тихо говорю?..

1995-1998

The new time's Argonauts

                                                     Наташе

…чьим лакомством – число потерь в бою –
тому страшней порой шептать – изыди;
на розе ве́тров, верно – проклят юг;
зверь вездесущ – с того и ненасытен.
И видит глаз, утративший цвета
все чаще – воздух густоты чернильной;
ползет дорога степью, – правота
и гибели и жизни ювенильной…

…ладонь перестает быть кулаком,
а жалость состраданию – не ровня…
И мир вдруг обращается куском
никчемной шкуры сказочного овна,
где явь опережает вещий сон,
броня – бельем становится нательным…

…плывет в свое бессмертие Ясон
под сгнившей древесиной корабельной.

Новые апрельские тезисы

                                                             А.С.

 

                                I

 

…однако, медленный апрельский снегопад,

той густоты, что вызывает раздрожений

коллапс гностический – у азиатских масс

 

народа, гибельно метущих Петроград, –

не с высоты колониальных поражений,

(так – все же Кифы строй – не Китеж, не Миасс,

 

не Снежинск) – но с мазком метлы – хитро́,

увещевает проредить метро.

 

                                  II

 

…тут бисиклет утильный, тюркский говорок;

тишайший вечер греет согнутую руку,

капель звонка причинно-следственные, – рвёт, –

 

казалось, родственные связи. А Пророк

решил гонять царево детище по кругу…

…не бьется пульс. Ручной тонометр не врет…

 

А было время – даже с бешеного льда

текла живая – до голодных душ, – вода…

А было время – даже с бешеного льда

текла живая – до голодных душ, – вода…

 

                                  III

 

Теперь – оранжевая тень тревожит глаз, –

скрипя педалями, побрякивая цепью, –

она сквозь молчную метель обрящет кость,

 

и плоть, и верность… До поры, швеи игла с

продетой нитью – лишь шитье имеет целью,

но, палец встретит – тотчас ею станет гость;

 

и сотни незаметных мастериц,

которых Слово обращает ниц.

 

                                  IV

 

…остановился снег за по́лночный рубеж

плескали лампы светом в выметенный дворик

и отчего-то сразу сделалось грустней.

 

Вся жизнь свернулась в именительный падеж, –

ты тихо пепельнице бросишь: “…бедный Йорик!..”,

и монолог читать бесстрастно будешь к ней.

 

…и вечный легион кулисных харь;

Et Ave Caesar! Славься, Государь!

 


First step by

                                            Н.Г.

…ключи, звеня нащупали замка
извилистое лежбище врезное;
пахнуло бытом. Крепкая рука
скользнула к выключателю. Со зноем
от пыльных ламп, читавших мир любым –
в горниле повседневности, – горело
в груди, левее, радостнее. Тело
знакомилось с абстракцией – “любим”…

…он рухнул в кресло, потушил торшер,
крутило поясницу после смены;
еще не зрело таинство измены
в заманчивом словечке – адюльтер…

                      _______

…уснул к утру. К душе его больной
спустилась сновидения химера;
он слышал голоса, но ни одной
не видел формы, образа, размера…

он беспокойно, истово шептал –
“лишь только так, ты слышишь – не иначе!..”

…и ужас был признанием, что стал
на жизнь беднее. И на смерть – богаче…

Draft

                                                K.R.

 

…она зашла в кафе, где пять углов

три улицы собой объединяют

в широкий плоский город… мой улов –

кириллицы мальки; я не пеняю

на скудость. Это чувство дикаря

впервые оказавшегося в море, –

без признаков земли… Благодаря

такому положению – не спорю,

едва бы кто рассудок сохранил.

Но спас нюанс – богиня обернулась…

И дальше, в наводнении чернил –

герой терял и робость и сутулость, –

 

был бледен, прям, торжественен и горд,

как траурный шопеновский аккорд…


Из Севастийских записок

                                              Я.Х.

                            I
…тумана плоть тепло седой земли
приподнимает к по́логу дубравы,
перемежая с чуткой тишиною –
в ожившей церкви пение молитв,
журчанье неглубокой переправы,
да времени дыхание иное, –

неясные, тревожные века
вперед толкает мелкая река…

                           II
в былые дни возвышенность холма
венчалась вексиллу́мом Фульминаты
что крепко вколот был в ершистость дерна
и римляне, сходящие с ума
от скуки, позабывшие, что фатум –
лелеять Весте – в том числе и зерна –

швыряли рожь, хмельно смеясь на дым
костров – как жертвы лошадям гнедым.

                            III
…три с лишним сотни лет – глянцуя пасх
счастливое, опасливое “надо”,
толпа не отступает от кострища;
язычник – хмурый тощий волопас –
и тот, пересчитав воловье стадо
садится зреть, (и в зрении есть пища), –

как люди поцелуи воздают
друг другу – за божестенный приют.

                            IV
Он смехом морщит смуглое лицо,
являя ртом рубеж гнилых развалин,
и счастлив сонной сбивчивости жвачных,
клонящей мысль – подальше от отцов,
традиций… Помня тех, кто восставали –
худой пастух вдруг делается мрачным,

и – что безумец – не осознает
изменчивое тождество свое.

                            V
…свистит стервятник, солнце греет склон,
вода бежит, окрестность орошая
той влагой, что родительна земному –
всему земному. И над этим – Он –
всесильный собиратель урожая,
влекущий души к истинному дому,

что шепчет утешенье в смертный зной –
не голосом – одною тишиной.

Invention of the hell

                                                       А.А.

…казалось – изощренней он, и глубже –
(насколько же фантазия щедра
на лики смерти! Видимо, из лужи
черпалась муть для лживого пера…)

…безмолвие и свет – ни капли фальши,
плюс – память жгут бесплотные нули;
вдруг – тихий голос молвил: ну, ступай же –
в любой конец оставленной земли.
В любой предел, к источнику любому,
к любому океану ли, реке,
к любому обезлюдевшему дому, –
ты долетишь мгновенно – налегке…

Не понимая – ярость или милость,
швырнула на черневший гарью лед,
где собственная тень в огонь стремилась;
воистину – мгновенным был полет…

…Вокруг – сорняк, да колья от ограды,
да валуны, разбиты ледником.
Немой дендрарий брошенного сада,
печальный сруб – замшел и незнаком, –
и ни души… Отчаянным левкоем,
здесь пахнет воздух, цветом и тоской…

И веришь – наказание покоем
страшнее крестной гибели людской…

The last circle

                                                     А.А.

…восход являет догмы вечности. Игра
растений тонких, гибких – тешится роса
своим могуществом живой воды; пора, –
всему – пора. Грядет иная полоса,
грядет срезание теней, но, дальше – в рост,
сквозь прохождение зенита, – капля в мир,
предвосхищение – по кожице мороз…
Но, шар вращается; и – пропасть, и – надир…

…и млечность купола, и первенство луча,
чужих созвездий, преломления зеркал, –
и всюду – хор. Ты слышишь поворот ключа,
и свет из скважины – как Он и предрекал…

Open eared one retirement

                                                          Б.О.

…он, запершись в своем картонном метраже,
где стены врут, что делят целое на части –
сквозь злую чуткость их, на крайнем этаже –
внимал дождю, и неестественному счастью, –
в его прочтении, – промокших юных – двух,
чей голубиный шорох, шепот подчердачный
щипал, дразнил запрограммированный слух…

Седой щетиной, что бумагою наждачной,
осклабясь, тер дверной облезлый дерматин,
Крестом Андреевским к сухой доске прибитый;
и ощущалась пыль повсюду – меж гардин,
и между потным злым квохтаньем: “…да, иди ты!...”
Закончил дождь свою священную игру
на водостоках, и на кровельном металле…
Ему (внимавшему любовь) – не по нутру
вдруг тишина и невостребованность стали;

и, скрючась в немощи, в заученном аду,
нет – не молил – истошно требовал прощенья, –
за телефонный шелест, чисел череду –
квартир, имен, фамилий, знаков сопряженья…

Spring Choice

                                                   А.А.

 

…где комната, со всем своим приданым –

пьет мир двора – распахнутым окном,

ни Пасха, ни хожденье Иорданом,

ни даже Лик, владеющий сукном –

не изорвет внимания в детали, –

такой лубочной, временной, мирской –

обратно птахи в город прилетали,

взбивали воздух – йодистый, морской…

Так, оглядев пространство книгочея,

вдруг сознаю – подарок постижим;

и сразу же – не требуется – чей я –

шептать в ответ завистникам чужим.

…дыханье тратить – мелкая забота,

живя которой, может быть – и я

рекомой каплей – слез, крови́ и пота

раскачиваю плот небытия…


Рождество по обе стороны

памяти Соловьевой Ольги

невидимый глазу - шипит горизонт,
и пена у ног улеглась,
звезда погружает империю в сон,
а вот – и вторая зажглась.

вот – эхо летит от песка и до скал,
квартеты имен выводя;
здесь так исступленно ты камень ласкал
под шепот ночного дождя…

здесь пресные слезы мешались с водой,
горела пузато луна;
весь мир неотступно следил за звездой,
как бронзовый царь с валуна

следил за мостами, за дымом кадил,
за звоном мечей и монет,
и рушился мир… а ребенок входил
в пространство, которого нет.

2008

Страва

                                                 А. С.

…жесток сарказм – да нынче саранча
недурственно освоила костюмы,
плюя в толпу то феней, то лузгой;
плечом к плечу – не чувствую плеча, –
как будто бы, коллизии Хартума
читал с камней не я – читал другой.

И слово от родного языка,
заплесневев и съеживаясь в сексты,
дано наибам в варварский дележ…

А было время – левая рука,
крутя пером – набрасывала тексты
святым арканом; – идолов не трожь!

…теперь же, столь грубы истопники
исконной речи – хочется собраться
и, крайний залп глагола отпустив
в тугую вечность, – стиснувши виски,
припомнив хлам вербальных репараций, –
стереть себя к Отцу на пол-пути!..

Фонари

                               Мандельштаму


…я читал илиаду под шелест света;
ночь была коротка, тепла, тиха.

Разум желал продолжений стиха,
кружения музы слепого поэта.

И греческий берег мерцал вдали,
и город вздымался подобно вулкану,

и шли корабли. И шли корабли
к востоку, который вознесся – и канул.

…бреду через сумрак навстречу бездне,
киваю на пятна – фонарный сонм

греет щербатую тьму в унисон
светилу, вползающему в поднебесье.

А свет фонарей из балтийских гроз –
угасал по утру. И парад, столбами

удлиняя конторы, вокзалы, бани,
вместе с тенью их уменьшался, рос,

наконец, исчезал, что строптивый жених
перед загсом… (увы – VITA NOVA);

впрочем, дворцов, где союз - основа, –
до обидного мало. Кумирен же, их –

напротив, – с избытком. И вот, огни –
запасной ориентир для чужих бессонниц,

прирастают ночною подсветкой звонниц –
что тихо и просто. Тогда они

обращают накал и свеченье газа
на транспорт, асфальт, на торцы домов,

избегая восторженной влаги глаза,
сухого расчета людских умов,

стекая лучами во двор. Моим
доверяя словам, может быть, вернее,

чем клятвам в подъезде, цветам на окне и
апостолам веры – на чем стоим.

Так было. Так есть. Этим утренним часом
они превращают созвездья в дым,

и так остаются – ко всем безучастным,
входя своим светом в дома, в сады.

Но даже недвижно, лицо церквей
разбавляя расплывчатой светлой охрой,

окажутся между Невою и Охтой –
длиннее фонарной жизни своей.


2000

Ночник

                                                                  О.Т.

…ты дойдешь до окна, и малыш мне пошлет поцелуй,
забурлит новострой, но любовь и спокойствие – вески;

убери мою пыль, заготовь для растений золу и
оберни мою тень в теплый шорох сухой занавески.

написав мне письмо, не узнаешь – того ли хочу;
но, однако и это меня освещает лучами,

мне до шпилей тянуться, подобно тому же лучу,
всяко легче весной осторожными к свету ночами.

ты увидишь меня и проглотишь слезу точно медь,
ты махнешь рукавом и по-птичьи спорхнешь до скворешен…

но, земля тяжелей – а летать еще надо уметь,
да и так уж ли в небе полет человечий безгрешен?

удивись, отдохни, отойди от окна и начни
нашу жизнь рисовать исходя из листа и гуаши;

я к тебе прилечу. зажигай мне почаще ночник,
зажигай, потому как полет освещенный – нестрашен…


2008

Гости

                           посвящается отцу


…вороне, слетающей с крыши,
Ракете, плывущей к луне, –

о, горы мои, мои мыши, –
ко мне, поскорее ко мне!

Рассядьтесь рядами отточий!
Вас много. Легко и умно́ 

стирается грифель рабочий,
гремит в полутьме домино,

аргентумом блещет кифара.
…Друзья, будут хлеб и вода,
и желтый пузырь самовара, –
друзья, поскорее сюда!

Чужие припомним заслуги,
(да сгинет изнеженный льстец!)
Зову вас к своей центрифуге –
мой дом – ускоритель сердец!

Здесь всякое время – зернишко,
найдет по себе жернова!
Друзья, это было бы слишком –
транжирить такие слова…

Здесь вас ожидают. И «кто ты
по роду» не спросят – не суть;
фигурками из терракоты
увенчан капроновый путь.

Любимцы богов и созвездий –
скорей к моему очагу!
Поклонимся Фавне и Весте,
их знакам на каждом шагу.

Успейте! Без тени каприза
сорвите словес бахрому!

…Начало – от верха до низа,
Язык же – пределом всему…

1993

Ариадна

                                                      К.Р.


…созвездие, что в сумерках распнет
какого-нибудь эллинского бога,

очерченного контуром тенет,
сойдет к тебе распутывать клубок. а

дождавшись всех, взошедших, остальных,
поочередно ввинчивавших мифы

в небесный свод, посредством не дверных –
петель вязальных, – первая, вскормив и

умывши ночь хрустальным молочком,
доступным, внятным зимними часами, –

будь там, внизу – упала бы ничком,
вслед за царем, убитым парусами…

война стихий – жестокая швея,
ее покров – неистовство раската;

вот видишь, значит, ниточка твоя
по ней идущим – тонкая рокада.

и не герой, кто вышел вновь на свет,
ни даже плебс – свободный и печальный,

не осознают брошенного «нет».

…а нить звенит, как промысл случайный.


1998

Крещендо Ноль

…он постучал в твое окно из февраля,
припомнив музыку крещенских кварт и терций,
когда земля (если под снегом есть земля)
зовет весну (если весна имеет сердце).

Сказал – замерз. И стук – он не оконный, нет –
грудной, утробный, настоящий, одинокий –
твой мучил слух. А снег кружился по стране
в небесном вальсе, укрывая его ноги.

Ты не открыла. Хоть до памяти твоей
я знаю – скальпель вьюжных лет не дотянулся.
Не хирургия, но безлюдное фойе –
твой коридор ночей - откуда он вернулся.

И роскошь слов, что так и не произнесла,
упав на стул и (только - как ушел) – заплакав, –
апофеоз слогов. Апофеоз числа,
что для любви и для забвенья – одинаков.

1999

Isolophobia

…чигирь дотоле утренней была,
пока не занялась паскудством вьюга.

Несло корицей с кухоньки, что с юга,
верблюжий плед квадратами пылал;

ты наливала кофе. И ручей
твоих секретов тек, впадая в семьи.

Дневная мгла сходилась надо всеми,
опережая длительность речей.

…когда ушла, я долго вспоминал
все имена, бесценные когда-то.
И ненавидел эти имена…

Так, в календарь вползающая дата,
осколок мечет в прошлое твое.

…мело окрест. И сумеречный полдень
благословлял, играя на щеколде,
пришедших к воскресению вдвоем.


                                             2009

Наблюдатель Custodio

                                                              Кате К.              

                         диптих

…и вычеркнут из всех календарей
твоих, из неслучившихся событий;
каденция зимы. хотя скорей
ее убийство, – варварский обычай.
окно открыто выкрику в холмы,
дверной засов зловеще отодвинут,
и – пустота, безмолвие, где мы
сосуществуем – лишь наполовину.

ни случай, леденящий потроха,
когда слеза глазницы не покинет,
ни бремя нерожденного стиха –
ничто не бьет. ни счастья, ни тоски нет…
есть только день. есть облако. верни,
напор шагов. но - режет свет кулиса.
и жизнь твоя покажется сродни
двадцатилетним странствиям Улисса.

                                * * *

время – двигай вперед! существа распахнуты счастью,
словно платье твое над решеткой у мулен ружа
(этот кислый Париж…) - где событий галоп отчасти –
это тонкость бокалов, простецкая пена с кружек.

это выхлоп турбин, и хрустящий крахмал постели
это кружево фарта, фаллических знаков стебли,
это ужин в бистро, это мел, акварель, пастели,
это «…только с тобою!» и только потом – «…а с тем ли..?»

впрочем, грубостью нот, что заполнили миг домашний,
не размелешь ни зерен кофейных, не смажешь рану,
и теперь, от песчаных фортеций остались башни,
испещренные оспой прилива. да ну ли! странно?..

…Пенелопа ушла. Телемах, не без чувства такта,
изучает тебя, что растение видовое.
всюду строят дома. взгляд направлен на воздух. так ты
постигаешь пространство. пространство, как таковое…

Dovlatov's Share

…упреждая твое «что же так» – поведусь на стиль,

на ботинок высокий и шарфик бодрящий выю;

раз уж выпала честь Полифему овец пасти –

пусть готовит и пир. Но Улисс свое войско вывел…

                              __________

 

…мой катрен для тебя – точно тихий удар весла

о дымящийся штиль, точно мудрости у мирского –

больше той, что без веры стучала, – в колокола –

имяреку – из тех, кто приняв ее – умер в скорой…


The memory remains

                                          А.С.

 

…вот – улочка вьется кривая,

темнеют моря на луне,

фонарик забавно кивает

китайским болванчиком мне.

Бумажная сфера – от бриза

приходит в волнение. Лишь

гнусавые ибисы из-за

кустарника – трогают тишь.

…Безлюдный проход в ресторанчик

увит африканским плющом;

я помню, что здесь было раньше,

и много что помню еще…

 

              _______

 

…я помню оргазмы петарды

на свадьбе. Атлантики вой,

грудное камланье гитары

и радугу над головой.

Я помню, что все это разом –

накрыла свинцовая тьма;

жених на панели – без глаза,

невеста – сбегает с ума,

прострелянный горб инвалида,

чума от разрыва во рту…

 

              _______

 

«…хорошая девочка Лида» –

читаю свою правоту…

…неделя – и посвист «Илюшек»

останется где-то в аду,

но – горло становится суше,

и – будто бы память краду…

 

              _______

 

…а нынче – всего лишь морщина

порезала твердь под ногой…

Любуюсь – прекрасна лощина,

и дуб – десять лет как – нагой…

 


Ask Hippocrates

Юле

…скальпель сечет эпителий. Асклепий, брат,
сколько же мусора в людях! О, сколько сора…
…выскреби память, сотри ее в пыль! Я рад
в себе быть юнцом… Но, этому телу – сорок…
Прихоть ума – не построить воздушный док
с целью принять эскадру небесных корветов,
но – на земле отнять, отделить, – все, что до
нашей с тобою эры – от ветхих заветов.
В неге эфирной, и от суеты теней
трех эскулапов в лучах многоглазой лампы
вдруг – кинешь богу о жизни: «да черт-то с ней!..» –
и вечность тебя погладит холодной лапой.
Дальше – в поту, как в рождении новом, зов
тело исторгнет – для означенья прихода
вновь в этот мир. И - себя постигать с азов,

и тебя – до незримого смертным года…

Иное прочтение Бима


                                                   Юле

 

…басила выпь, осоку мял восточный

студеный ветер. Пахло сосняком

и грязной пеной… Рукопись – со строчной

вводила в мир, что жил особняком,

что жил – глумясь над робостью молчащих,

над рабством слова, брошенного псу…

Писатель покидал пределы чащи,

шел к озеру в реликтовом лесу;

он шел, а в голове его стучала

упрямым пульсом вывернутых строк –

мелодия кипящего начала,

рождения, случившегося в срок.

И неказистость пасмурной природы –

была сродни наказанной Лилит;

(сюжет – лишь добирает обороты,

за остальное – сердце не болит).

              ____________

 

…и вдруг – разверзлись про́клятые хляби,

вода накрыла местности предел,

и по озерной выщербленной ряби

бумажный флот в забвенье полетел.

А человек с винтовкой и блокнотом

стоял никчемен, мал, опустошен, –

трагедия игралась не по нотам,

пространство заливало капюшон…

Сходились звезды ветхих зодиаков, –

невидимы – в дневной ненастной мгле;

писатель осознал, что одинаков

его – и, путь собачий на земле…

                ____________

 

и – естество, – озерным верхним граем

кружилось над потерянным стрелком;

он уходил из выжженного рая –

свершившимся раскаяньем влеком…


Hyperost

…вентилятор кромсает воздух под потолком.

Жарко немыслимо. Командующий полком

бомбардирует карту каплями пота,

стирая следы воронок зеленым платком.

Штабные шепчутся бранью – какого черта

аэропорт не взят, в капсюльный дым не стерта

горстка бойцов из обреченных сословий –

что это – месть судьбы или высокой порты?!

Или обеих сразу..? Впрочем – кругом восток.

А потому – и цену смело дели на сто;

здесь не взрослеют – сильно мешают пули, –

а в остальном – драки, – просто базарный восторг!

 

Пат и конфуз. Изредка, гочкиса трескотня

бодрит окрестности. Ночь. …Стало быть, и меня –

думает мрачно немолодой полковник, –

скоро среди этой химеры ждет западня!

…и внепричинно, в благословенном июне

пахнет магнолией, цедрой… Память…

В Рангуне

так пахла женщина. Только ее больше нет –

благодаря стволу, – и записной лакуне…

 

…Он сносит маркеры, и наливает яду

в тянущий прошлым сосуд, упредив наяду

в скотском вещизме, в раковине и в отраве, –

что нынче прикрепит его к скорбному ряду…

 

…Столько железа по небу еще не мчалось;

борт, уносящий спасшихся (коих малость

так характерна природе восточных руин)

тянет Шопена, множа что скорость, что жалость…

 


Explorers II

                                                        Е.К. 


…хлопок – и зима. От горького дыма труб

тень улетает в лето, в отравленный дым папира,

знамо куда, что писательский тихий труд

обращает в озноб, – только брякнет степная лира.

Мне, за пылью Кусы, за казахским столбом, –

открывается мир, целовавший ступни Тимура;

ты – в эллинский рай – транзитом через Тамбов,

каботажному понту в закат салютуя хмуро.

Стоит ли свеч, твоей неземной наготы, –

европейский синдром прикрывания гениталий?

Прикуси же язык, ведь зашитые рты

стоят ключей от ратуш, побед в череде баталий…

Или – восток, что тать, обезумев от зла,

сотворяя кумира из легкой стрелы с заразой,

(чем и – прекрасен), вдруг дернет из-за угла

позабытый колчан – и словарь усохнет до фразы.

Вот и решай, где нынче граница ума, –

где мера пространства для практик на велосипеде;

и разница в сути – как изучать тома –

сквозь агат черепов или горький язык трагедий?..


Одуванчик

  …твоей метаморфозы чудо –

непостижимо.

От лепестка – до парашюта,

и дальше – мимо,

 

подобно плану диверсанта –

сносим зефиром;

всё – до земли. В которой сам ты

сольешься с миром,

средь корневищ и насекомых,

 

где пуповину

событий тянет род, – искомых, –

к Отцу от Сына…

 


Пироэйс

...далеко не всегда это – тир. Подволакивать ногу

можно просто от судорог; много ли бед еще…

 

Длиннотелое время глотает тебя понемногу,

и теплая каплет

соль

со снегом натертых щек.

 

…ты выбегаешь дышать в неухоженный палисадник,

между голых рябин и воскресной возней шоссе;

зимний воздух сбивает, как снайпер. И легкое са́днит,

и кровь из ушей – как на прифронтовой полосе.

 

…но, разрывов не слышно. Лишь хруст безразличного наста,

и – снова глаза к облакам, И смеешься, что – цел.

 

…месяц снега. Ты жив. И готов спорить жизней хоть на́ сто,  

что лучше того, кем ты раньше был виден в прицел

Новый Васнецов

                                                                             Оле С.                         


…синица дернется с руки – не удивитесь,

журавль в пятом океане – все ли вам?

 

...Отнюдь не сказочный – распутный, хмурый витязь

уже бессилен внять пророческим словам.

 

Он булавою шурудит в земле замшелой,

он трёт ладонью покосившийся шелом,

и тусклым взором изучает камень целый –

и не находит ничего... И – поделом.

 

Сердечный сумрак, новым выбором разъятый,

канон запрячет во вращающийся дым;

здесь тлела жизнь…

 

…Под головою – зелень мяты,

и где-то там плодами рушатся сады…

 

И желтый свет звезды взошедшей вас пронзает!

 

…Герою хочется молиться и грешить.

Возможно, так стиху завидует прозаик,

сдирая кожу с зарифмованной души…

 

…упрется лучик в глаз заплаканный, но гордый,

часы ворвутся с боем в дом.

И на простой

звук человечьей речи – жмет свои аккорды,

как отклик – время,

породнившись с пустотой.


Другу

                                                            Я.Х.

 

…неужели ты – здесь?.. время года – рысцой

неуклонно бежит к январю.

невозможность тепла – это только крыльцо;

я – в избе, я – дровами горю…

мой язык, что когда-то слова шевелил,

погрузился в трескучую зыбь.

я не помню, была ли нехватка чернил,

но, уверен – писалось – в разы!

когда рядом, в жару, между стрельбищ смолы,

под огнем, в диком жерле печи,

ты один, как всегда избегал похвалы,

но, был ясен – слагай! не молчи!

и горели дрова, и горела не зря

в исцеленьи больная душа.

заползала на зимнее небо заря,

ныли пальцы от карандаша.

 

…приходи же ко мне, этот кубок тоски

пригубим, как бывало – прошу!

…и ответствует вечность, сжимая виски, –

по кому серый грифель крошу.

 

Письмо

…не правды жар, но честности ручей –
(когда бы ни привал) – я ждал как нови.

…Открыв конверт, узнать – уже ничей
красивый почерк жизнь не остановит,

и острота свободы, подступив
к гортани, криком радуется фальши;

что твой солдат, – единожды убив,
спокойно посылает пули дальше.

Из Юго-Восточных записок (breath)

                                                                   Е. К.

 

…на подоконнике – дубовый шелкопряд;

его взросления крылатое имаго

обобществляет сутью дремлющий Ханой –

 

лачуги сходствуют с построившимся в ряд

полком чернильниц. там, где писчая бумага

вся, до чрезмерности – полна тобой одной,

 

пигмент пыльцы – два взгляда бренности; в упор –

при смычке крыльев, и к зениту – при размахе.

…муссон колотит с моря в липкое стекло

 

оконной рамы. раз бумага до сих пор

терпела пламя, уж позволь развеять страхи

твоих отсутствий – их терзание ушло…

 

…покуда опий переносит на потом

зуд в щуплом нерве мракобесием экстаза,

звенит бубенчик двери; ключиками – щелк!

 

ты точно рыба на постели ловишь ртом

любви ушедшей кислород. а метастазы

 ее во всем, чем дорог насекомый шелк.

 

а после – пальцы шарят в теплом колтуне

сырых волос. душ зашипит кипящим маслом,

и тело вздрогнет от живительной струи.

 

грядущий день крадется призраком извне –

оттуда, где уже одна звезда погасла,

теряя разом все пророчества свои…

 


Ascending

                                      Я.Х.

Он шел среди осени дряблой
На запад, что кленами рдел,
И запах антоновских яблок
Воздушным пространством владел.
Синицы пищали елейно,
Эфир был взволнован и лют;
Он шел мимо старых церквей на
Которые крестится люд.
Ступал невесомой походкой,
Щадя облетевшую злать –
И миру дышалось в охотку,
И явь не вязала узла…
Внезапно, под корнем осины
Приметил, сойдя с алтаря –
Лежала израненной псина,
Последние вдохи творя.
Вот – стихла. И влага у глаза
Застыла. Душа – к небесам.
И имя ей было – не Лазарь,
А то, что положено псам…
Он молча присел – точно раны
На лик Его светлый легли,
Ударили в колокол храмы,
Деревня возилась вдали.
Кто в скорби, кто в счастье, кто в лени,
Кто в крике, кто в смертном грехе
Стремились, согнувши колени,
К Его прикоснуться руке.
А Он, постояв, легче птицы
Поплыл сквозь редеющий лес.
Он ведал, что не сотворится
Одно из великих чудес.
И не потому, что ненастье,
Что дождь начинал моросить
Он знал, что с Голгофы во власти
Лишь только себя воскресить…

23.01.1924

…жизнь удлиняется ровно на полчаса;

поезд торопится, рвет удила гнедая,

старый извозчик, руганью не попадая            

в яблочко совести, плачет у колеса.

мерзнет кумач, бездонно черна парусина,

иней в зрачках у рабочего и врача.

фонарь паровоза в гиблый туман – свеча;

(дрожит огоньком, задыхаясь без керосина.)

звук торможенья похож на выдох кита, –

всплывшего за припай где-нибудь в море Росса;

Саратовский – тих, и шепот дробит вопросы

на корень слов, вылетающих изо рта.

 

…губернии крестятся. Китеж сравним с Москвой.

траурный марш и камланья вождей под гроб –

собственно – действо истории; только что б

не разозлить, не обеспечить целью конвой.

прах деклассирован. впрочем – не то. прах – вне,

прах станет над, и перекочует в монеты,

топливом станет одной суеты планеты

перед другою – всецело и наравне…

 

…поезд пришел. диктатура январской стужи

обретает сакральную сущность – за то

нахождения у – делит народа ток

на тех, кто обмерз, и тех, кому жар не нужен…

 


Shut

                                                                       K.R.

…шоколадный комок не растает в твоей ладони,
от того, что озябла она, затекла, остыла;

исполинский цветок с лилипутом растет в картоне
на стене мастерской. чьи-то музы заходят с тыла.

ты возьмешь табурет, не дождавшись, что пододвинут
и попросишь стакан – и утопишь слезинку в чае

и прошепчешь ему, что скорее за половину
уже все решено. что не справилась. что скучаешь.

…звуки точно спеклись.

лиловая облачность – низко,
(так, рисуя ее, карандаш уступает чуду).

тишина может выть, крошить лабрадор обелиска,
может просто убить… но об этом, прости – не буду.

…посмотри на него, чья кормушка для птах нездешних
на осколе стекла опустеет с твоим уходом,
на него, чей безгрешный посыл для счастливых грешных
станет желтым вином с непотребным к застолью годом.
оглянись на него, хоть бы нехотя (не лениво
разве – с болью немою, так то ж – не в письме помарка)
твой уход – пеплом ставшая кровь – его плоть – огниво
его мир без тебя – Карфаген, после встречи с Марком.

…что же медлишь? теперь, как все сказано и излито,
здесь опасно одной – то ли демоны мчат на вече,
то ли воздух обрел диалект; огнем Гераклита
старый аэропорт жжёт в ночи фонари как свечи…

…если ты убежишь, улетишь, уплывешь как в песне –
стрелка встанет в часах, стрелка тонкая на шарнире.
…если ты замолчишь – это дань онемевшей бездне
и исчезнешь когда, красоту расточая в мире,

но его силуэт у плетеной ограды сада
не привел ни к чему, кроме радости – был ли? Нет ли?..

ни твоя правота, ни блуждающая досада
ничего не замкнут. Разве – заново скрутят петлю.

…посмотри на него, на бумагу, экран, на знаки
препинания за «никогда», "ни за что", за «или»…

…Посмотри,
купидон, что твой Раптор, готов к атаке!

защищайся от мест, где вы были, любили, жили…


2008

Антарктический ноктюрн

декабрьская сказка полярного дня. лагерь
в реликтовом льду. кабы здесь петухи пропели

зарю... с востока метет под сухие лаги,
на флюгере тонко звенит жестяной пропеллер,

антенная мачта вторит ему фаготом;
красиво до боли. и страшно до жути… вот как.

…идущий в снегах, хвалу процедил работам,
сложившим маршрут, замерзая в походных шмотках.

один дистиллят от моря скругляясь в купол –
повсюду. и не отличишь версту от сажени.

часы отпускают будущее так скупо,
как только способны. и против любых сложений

здесь вычитание будет серьезней. роза
ветров постоянна, как ток и пейзаж в оконце;

если ты в силах открыть завтрашний день, то за
ним ничего – горизонт поднимающий солнце!

сколько же тут тишины – ею можно мыться!
в ней сам человек обретает крещенский трепет,

слышно как сердце вздыхает болотной птицей,
и как тает снег. и как волосы ветер треплет.

единственный звук, который, врастая треском
в морозный денек, может тут новичка, как вора

заставить вздрогнуть и в пол-оборота резко
взглянуть чуть назад – это тихий щелчок затвора

импортной камеры. и никакой надежды
на продолжение действия за настоящим

нету. и вместо меня выпытывать – «где ж ты!?»
решает, оскалясь, вмороженный в шельфы ящер…
 

Дионису

…хотя б за то, что я, двуногий,
брожу, дышу –
симпатизирую вам, боги;
 я – вам пишу!

пускай отрывок гимном не был –
не в том расчет –
я шлю письмо с земли на небо –
чего ж еще?!

во имя сотен милосердий
и тысяч зол,
вновь отрывается от тверди
слепой глагол!

…где тишина одноименна
служенью тьме,
я слышу – шелестят знамена,
и страшно мне…

так, словно свистом окликает
тебя Селен;
везде гармония такая, –
и рай и тлен…

одно – над пиршеством глумливым,
добром и злом –
ждет в ветхой лодке из оливы
старик с веслом…

2005

Вдогонку

Л.И.

…да, так и не увиделись с тобой мы…
Всему виной – заполненность обоймы,

ее разряд в кладбищенскую клумбу;
всему виной – тяжелый, вязкий плюмбум…

…да, так и не увиделись. Не стали
ни выше звезд, ни закаленней стали –

но – разделились вспышкой термояда,
сгорели, – я – не твой, и не моя – ты.

И так бывает.… Нынче же – уверуй –
мы – мягче снов и легче атмосферы.

…и пустота овладевает мною, –
не смерть, но – жизнь. Она всему виною…

Сказка средней полосы

отцу

окунаю перо в пустоту ночную.
выползаю на берег, где мы коптили

первых щук. нашей лодки весло качну и
удивлюсь, что мы были здесь до рептилий…

не надежда влечет, но – ее потеря,
и не время – то сами мы виноваты;

мы бежали, горели в огне, потели
от романа ушей с медицинской ватой…

я живу этим ритмом – твоим (теперь уж
только голосом – больше – и не имею…)

…я шепчу тебе что-то, а ты – мне веришь..?

это щучий развод – помяни Емелю…

Simile

 …риторика стиха – не удаль, не показ,

но, вечером – стежок, и ночью – откровенье.

Работа шелестит в подкорке. А пока –

тяжелый сгусток мышц гоняет кровь по вене.

 

…и удивленья – нет, когда немой Харон

ладонь вонзит в плечо, не требуя ответа.

…От места рождества – до места похорон –

звучит триумф лозы… Но чаще – пустоцвета.


По среднеевропейскому времени

                                             K.R.

…теперь – зима. Которая по счету –
уже не помню. Водорослей шерсть
на берегу, где виделись по четным,
покрылась льдом. В безоблачную, в шесть –

медведицы бредут восточным трактом
над головой. Скрипит сырой сосняк.

Каблучный стук с веранды каждым тактом
довольно лжет, что обуви не сняв,

приходит…


...да, наверное, так надо.

Пронзительно тоскливо...

Но, и там, -

летит до встречи
бешеный торнадо

за мыслимым конечным

по пятам...


2009

Мысли на холме

…от Ипатия Костромского,
до Ипатия-у-хребта –
триста весен звенит подкова.
триста зим не раззявить рта.

разлопачена вширь воронка,
нимбы тлеют поверх голов.
…но – испуганный плач воренка –
в вязкой меди колоколов…

…не заснуть ни Петру, ни Павлу,
в чьих хоромах гробов приют –
точно с неба звезда упала,
или черти в кагор плюют.

когда воплем родильным жено
переполнит мирской сосуд –
тотчас – грешник сойдет в геенну,
мироносицу – вознесут.

…и вошедший, и уходящий 

(каплей – век да ручьем – вода) –
обретают свой облик вящий
для схождения к нам, сюда…

триста – много. и, триста – мало;
полушарие окрестив,
от Владимира до Ямала,
и до площади сократив,

чередой на пятак обманов,
пантеоном богов чужих, –
Аллилуйя, юнец Романов!
Аллилуйя, твой ветер жив!

…а по Волге – рыбачьи косы
спорой сетью расплетены.
и кресты отправляют в космос
покаянье и прах страны…

Троянский этюд

…залив играет заразительный ноктюрн.
шипенье пены – бенефис апплодисмента;

за те полгода, что пришпилила к ногтю
меня чухна – природа сделалась бессмертна.

сосна как в юнь зовет в свои колосники,
фильтруя радугу игольчатым софитом.

и собираются сюда выпускники
побыть в гнезде так много лет тому как свитом.

и то созвездие, что вечером в пути
над горизонтом, осветит на миг исчадье

пространства, коему не скажешь – отпусти,
подобно Гектору, взывая о пощаде…

125

                                                                           поколению 872

…от ростральных колонн до магических крыльев моста,
против воли ветров, стиснув зубы, считая до ста,
наступая вперед, на морозный январский простор,
на диковинный город во льду – жутковато-простом –
на свиданье с заводом, дымящимся стылой горой,
позабыв календарь, открывающий сорок второй,
неизведанный год…

и обратно – меж транспорта глыб
в вымерзающий дом, чем-то больно зовущий из мглы,
бечевою саней, полосуя ладонь до кости –
чтоб к ребячьим губам бриллиантовый хлеб поднести…

Лестница

…поднимись ко мне, – на девятый,
пытку лестниц превозмоги,

чтобы жадно, светло и свято
я считал бы твои шаги!

Не разбуженный грохот лифта
дома позднего посреди,

но – капроновый шелест лифа
на дрожащей твоей груди.

И не двери площадок темных,
не их пристальные глазки,

но – безумство, куда уйдем мы,
и – одежды, что вдруг узки…

Пусть ступени тебе напомнят
(и помогут забыть, скользя

вдоль пролетов), магниты комнат,
из которых уйти нельзя,

превращение тела в уголь,
в раскаленный пурпурный ком.

И в седой паутине угол
меж стеною и потолком…

Поднимись, сознавая каждый
из оставшихся этажей,

как предательский приступ жажды,
как термитник чужих мужей.

И тогда – холодна, и ро́бка,
и прекрасна – твоя рука

обозначит полет. И кнопка
пресечет немоту звонка.

Ночь в Кейптауне

  

                                                   K.R.

                        I

…в ночи́,
среди тусклых волн,
            дичает любая тварь.
Африканский муссон полоскает
            флажки
                  до рвани;
         
                       II

если ты научилась смеяться –
            тогда
                  давай
посмеемся вдвоем,
как гиены в глухой саванне!

                      III

Ты разучишь полет,
         чтоб на крыльях нести беду,
                      коей слаще – и нет!
И не надо,
          не надо слаще!

                      IV

Невозможно помыслить,
          как я от тебя
                        уйду
дальше чем до дверей,
          что глазок в темноту таращат…
                       
                      V

Спотыкаясь о грунт,
          вскрытый молом
                        (читай – кротом),
я шагаю на север,
          который меня
                        поднимет.

                      VI

Перевернутым звездам хочется
          крикнуть
                        о том,
Как же мы неестественно сиры,
          ходя под ними!

                     VII

Ты – еще один звук
          тех господних усталых слов,
что ваяли весь мир, заменяя лишь счастье –
          глиной.

                     VIII

Помянув парадиз,
я предчувствую прайды львов, –
          они прыгнут на полку
          от лестницы красно-длинной…
   
                     IX

Мой резон говорить
          разбивается о года,
где я столько молчал, истребляя гордыню в самках.

                      X

Мой черед говорить –
это –
          классика «никогда»,
невозможность терпеть стратосферу воздушных замков.

                     XI

Но, теперь,
          я допущен до речи тобой одной,
Как бы ни был мой слог в лорелеевы косы
          впутан.

                    XII

Африканская тьма
         и полуденный горный зной
достаются тебе – моей дерзости атрибутом.

                    XIII

Не припомню, что значит –
         знобящий глагол
                      «скучать».
Тяжело возвращать его пульс,
чтобы бился пуще.  

                    XIV

Но, глотнув пустоту,
         сознавая ее печать –
                     я пишу тебе Это.
Смотри, а ведь он – запущен!

                    XV

Я раскрашивал дни.
        Календарный альбом зовет
                    в каждых сутках отметить хоть что-то, чтоб стать короче.
 
                    XVI

И, пожалуй он прав!

Океанский прибой ревет, –
мой означенный лев... Для тебя – безобидный, впрочем.


...в краю

…в краю непуганых мишеней,
в которых бог, душа и тлен –
сходились в поисках решений
людишки, вставшие с колен…
Ни гильзы мизерный сосудец,
ни кокон жгучего свинца –
им не мешают – робко судят
о неизбежности конца.
О вероятном знаке свыше,
о всяко сущего тщете, –
и, вот однажды, их услышал
изображенный на щите…

Земля чернела и чумела
от страшных ангельских погонь.
…а человеки неумело
шли добывать себе огонь…

9 Days beside

  

                                                          Кате К.

 

…сюда лишь – ты приходишь иногда, –

на кромку пляжа, в тихом предзимовье,

когда наутро пресная слюда

хрустит, считая птичье поголовье.

 

…ты вертишь шарф в игрушечных руках,

и смотришь вдаль, в залива индевелость;

а сзади – город, хищен и лукав:

с дымяще-дребезжащим мото-вело…

 

…вокруг, ловя кручение ветров,

тебя с четвероногим домочадцем,

твоя улыбка выпестует кров,  

в который сердцу радостней стучаться.

 

…ты этот мир, вдыхающий смолу

прибрежных сосен, выстроенных в строчку –

разложишь теплым пазлом на полу

своей фатеры; позже, в одиночку,

 

меня помянешь взрывом хохотка,

и – тут же каплей, столь, соленоокой,

что от лица подернется рука

к любви – астрономически далекой…


Woman, dream and old ant

  

                                                     Ю.В.

                              I

 

…где мысли нынче? В сумерках, (когда

звезда волхвов разливы солнца гонит),

в ночи, (где та же самая звезда –

уже средь многих)? …Стало быть, в ладони

зажав трофейных лет бинокуляр,

ответа ищет новый юбиляр.

 

                            II

 

…рябит асфальт, качается трава,

Поволжье убегает от востока;

студеный ум впивается в слова,

что клещ весенний в жилу кровотока;

припудрен мох, ручьи ползут в луга,

и память вновь раздета донага.

 

                            III

 

Не пламя жжет, но борзопись минут,

где с каждым тиком явственней и строже

гудит молитва… если окунут

слова в могильник ревности – то кто же

кроме тебя, строкою дорожа,

со мной схлестнется честно, от ножа!?

 

                            IV

 

Пожалуй, смельчаков наперечет;

раз, духом цел – считай, что не калека…

…Но вот, туда ли времечко течет?..

Вопрос – для дорогого человека,

чей влажный глаз своей голубизной

направлен в растекающийся зной…

                                                     

                            V

 

…Единство дней мне кажется сродни

латунному молчанью циферблата,

изяществу цифири. Мы – одни,

и видится законная расплата

за счастье, кое сталось налегке –

числом в математической строке.

 

                        VI

 

Вокруг – базар. Стенают торгаши.

Их дети убегают в переулки,

сжав город до затяжки анаши, –

и бьется пульс в отправленной цидулке

посредством соты, шни, карандаша –

вот с чем, порой, соседствует душа…

 

                        VII

 

…в степи меняют смокинг на кафтан;

здесь ожидают практик в глазомере.

И, если на заре твоя тахта

вся – под тобой, тогда, по крайней мере,

ты не пустил залетного грача

туда, где утром часто – каланча.

 

                        VIII

 

Все это – боль. Разбавь мои грехи

словоохотства чем-нибудь замужним!

однако, коли, пробуя стихи

на мудрый зуб возрадуешься – «уж не

мою ли лодку тянет водяной?!» –

припомни все, что связано со мной.

 

                          IX

 

Далекий плес, злаченая вода,

следы и запах прелого покоса…

И – вновь звезда. Та самая звезда.

Рука дрожит. В бинокле старом косы

плетут лучи рассветных скоростей,

и слышен плач разбуженных детей.

 

                            X

 

Я в бычий час смотрю немного вниз –

так, будто овладел святым пареньем;

а люди.… Как же счастливы они с

предубежденьем о Творце, твореньи!

В сердцах их нет корыстного червя,

что жизнь влачит, ужалить норовя…

 

                          XI

 

…светло теперь – пора крутить строку,

как лесу с ожидаемой добычей;

Вот – тают сны, но ангел – начеку,

и, крылья, распустив, (таков обычай)

стихает серой цаплей в тростнике.

 

и льется мед по медленной реке…


Сизифов комплекс

…прости, но тебя не осталось почти
в длиннотах декабрьского дня,

где я равнодушно бросаю: «…прочти.
Прочти и забудь про меня!»

Ты можешь быть певчей, и можешь – немой,
Но, все это - стоит ли свеч?

Тебе, полагаю, хватило самой
привычки прощаний и встреч.

А миг, с коим хохот ворвется в дома, –
свободным числом назовешь!

И будешь ваять свое счастье сама.
И рушить. Покуда живешь…

Gloria

                                                                 K.R.

входя в свою комнату, быстро минуя свет,
ты обезглавишь шум, как богиню Нику –

пестуя цену. топчана сухой вельвет
впитает тебя - так стеллаж поглощает книгу.

станешь болеть, упреждая родства угли,
кувыркаться в безумии – душном и одиноком,

где лишь звезда, наблюдаемая с земли,
будет гореть, выжигая слезу под оком.

Independence

…привет, дружок. Я пью вино в местах где Шли-
ман рыл песок, и преуспел. Ты знаешь, ко-
рабли твоей мечты давно уже ушли
за семь морей… А это – очень далеко.

В мир средиземных бальзамических приправ
себя впустив, вдруг обнаруживаю – жив!
Скажи теперь, что ты права, что я не прав,
что миг лишен короткой радости, скажи!

Кругом суглинок, терракоты черепки,
здесь любят пир, а мясо пробуют с ножа.
Земля здесь пахнет руслом высохшей реки –
реки времен, прости мой пафос, госпожа!

Что было прежде - недокормленный костер,
все наше «помнишь?» - превращается в «забудь»,
и были Боги… Впрочем, твой язык остер,
Так, обрати его еще к кому-нибудь!

С тобой исчез и вулканический посыл,
и театральная изысканность интриг,
и даже смерть… Щебечут райские часы,
а в море – парус. Да им несть числа, смотри!

Кому отверстые пещеры пропоют
сакральным раструбом немыслимое до –
мне неизвестно. Но я проклял наш уют
по возвращенью в инкубатор городов.

Тут нет косцов для позолоченной травы,
и вряд ли потом напитался перегной;
иная соль. Иное действие, увы.
Иное время, проистекшее со мной.

Век пахнет атомом, у вечности же цвет
и запах музыки. Попробуй, докажи
пропажу радости, избыток в синеве
сырого йода. Понимаешь – это жизнь!

Я не забыл тебя. В покое, в суете –
я помню все. Я не пропал по мелочам.
И – славлю память, да простят меня все те,
о ком, любя и ненавидя – промолчал.

Сократ - Ксантиппе

А.Н.

...не усмотри в словах моих ни желчи
(ее в них нет),

ни бисера сомнений - (...мелкий жемчуг);
мне тридцать лет.

мне – тридцать. из которых было десять –
одной строкой...

и это время не пытайся взвесить
своей рукой.

оставь полет – крылатым. а бескрылым –
скалу и пни.

я рад, что все прошло. что это было
Любви сродни.

не застывай в скольжении пологом
своих рамен.

я был никем. а стану – монологом
тебе взамен.

Финское интермеццо

…закат всегда отличен от заката,
так - непохожи лица у людей!

И конских ног весеннее стаккато,
и микрофоны в форме желудей,

и лавочки, покрытые лузгою…
Ты помнишь, о закатах говоря,

сравнил им лица..? Это – городское,
и взятое почти из словаря,

не новое, болевшее Европой,
спокойное афейское чутье!

…Прыжок коня – и сваливаюсь с тропа,
как всадник через брусьев громадье.

А разговор курортного прилива
берет свое, шипящие сложив

в такую муку радости пытливой,
что даже и не верится, что жив!

Любовь

                                                                 М.И.

…единственный ход, оставшийся на доске –
то ход короля. Март бушует чужим циклоном;

следы на снегу, следы на сыром песке –
серпантин в никуда. И пахнет одеколоном.

– Где твой катер, Рябой?! Мы промокли!
– …сюда!
–…да, куда же?
– …вон коновязь. Сходни – рядом. Ну, скорее же!

…Зрение, как слюда
пеклось по слоям, улетающим в бой снарядом.

...А внутри, в тишине, в тепле, снимая шарф,
согревая зрачок ресницами и слезами,
темноту рвала шепотом, губы зажав
своими губами. И звезды с небес слезали.

И, когда рассвело, и – когда впереди
заклубилась тоска бутоном на львином зеве,
– …Рябой, береги ее! – что дух из груди.
Земля почернела. Конвой уходил на север.

Персидские пчелы

Сколь радостно сердцу вершить кровоток –
Персидские пчелы летят на Восток!

Где время личинкой сгорает на сотах
И в ульи стучится чужой молоток.

Где сказкой ночною – цветочный снаряд;
Персидские пчелы не любят наяд –

Они, покидая песок побережий,
Нектар расщепляют на воск и на яд.

Их голос подобен несущим винтам.
…А утро все ближе, все ближе; и там,

Внизу, в междуречье, они свои жизни
Поделят неравно – врагам и цветам.

Их песня восхода – свободы глоток,
И вот – превратился в купину росток,

И в небе зарделись созвездия роем
Усталым подранкам и новым героям

И снова горит медоносный цветок!
Персидские пчелы летят на Восток!