Франсуа Коппе (1842 – 1908)
СОЛДАТСКАЯ МАТЬ
С тех пор как сын её отправлен воевать,
Всё так же – на двоих – обед накроет мать,
Нальёт в тарелки суп, плеснёт вина в бокалы
И ждёт, пока бедняк какой-нибудь усталый
По улице пройдёт, чтоб, в гости пригласив,
Досыта накормить. И сын старушки жив.
Обычай тот вдова блюдёт светло и кротко.
Но лавочник-сосед, философ околотка,
Ворчит: "И для чего такая кутерьма?
Все суеверия – отрава для ума!"
("На воздухе и в комнатах", XX)
François Coppée
* * *
Depuis que son garçon est parti pour la guerre,
La veuve met les deux couverts comme naguère,
Sert la soupe, remplit un grand verre de vin,
Puis, sur le seuil, attend qu’un envoyé divin,
Un pauvre, passe là pour qu’elle le convie.
Il en vient tous les jours. Donc son fils est en vie,
Et la vieille maman prend sa peine en douceur.
Mais l’épicier d’en face est un libre penseur
Et songe : « Peut-on croire à de telles grimaces ?
Les superstitions abrutissent les masses. »
("Promenades et Intérieurs", 1872)
Франсуа Коппе (1842 – 1908)
ИЗ "СОНЕТОВ АДВОКАТА", XXVIII
Приснился сон мне дивный пред зарёю,
Что резвым обернулся я щенком:
Сияет грудка метой снеговою,
На шее – бант с шелковым поводком.
Увидя на лужку младую Хлою,
Спешу я к ней, любовию влеком.
Покинув хоровод подруг тишком,
Она играет ласково со мною.
Потом вдруг молвит: "Лишь об нём тоскую…
Где твой Тирсис*? Приди, любовь моя!"
Пытаюсь крикнуть: "Вот он я!" – но вскую.
Она ж, невольной грусти не тая,
Клонит ко мне уста для поцелуя.
…И тут, к несчастью, пробуждаюсь я!
____________________________________
*
Прозвище Дзаппи в основанной им Академии аркадийцев (Рим, 1690). По
сюжету щенок принадлежит Тирсису-Дзаппи, однако в сонете это даётся
понять не с самого начала.
Giambattista Felice Zappi (1667 – 1719)
SONETTI DEL SIGNOR AVVOCATO, XXVIII
Sognai sul far dell'alba, e mi parea
ch'io fossi trasformato in cagnoletto;
sognai ch'al collo vago laccio aveva;
e una striscia di neve in mezzo al petto.
Era in un praticello, ove sedea
Clori, di ninfe in un bel coro eletto;
io d'ella, ella di me prendeàn diletto;
dicea: "Corri Lesbino": ed io correa.
Seguìa. "Dove lasciasti, ove sen gìo,
Tirsi mio, Tirsi tuo, che fa, che fai?"
Io gìa latrando, e volea dir "Son io".
M'accolse in grembo, in duo piedi m'alzai,
Inchinò il suo bel labbro al labbro mio,
quando volea baciarmi io mi svegliai.
Франсуа Коппе (1842-1908)
ЗАМОРОЗКИ
Ночной снежок с утра прибила ожеледь.
На улицу теперь отрадно поглядеть:
Карнизы и забор, балконы и скамейки
Примерили тишком пушистые шубейки.
В примолкнувшем саду земля белым-бела,
А выше небосвод из серого стекла,
Как рамкой, окружён деревьями седыми.
Смотрите – вот закат запутался меж ними
Атласной полосой. И стали розовей
Кораллы хрупкие заснеженных ветвей.
("На воздухе и в комнатах", XXII)
François Coppée
* * *
Il a neigé la veille et, tout le jour, il gèle.
Le toit, les ornements de fer et la margelle
Du puits, le haut des murs, les balcons, le vieux banc,
Sont comme ouatés, et, dans le jardin, tout est blanc.
Le grésil a figé la nature, et les branches
Sur un doux ciel perlé dressent leurs gerbes blanches.
Mais regardez. Voici le coucher de soleil.
À l’occident plus clair court un sillon vermeil.
Sa soudaine lueur féerique nous arrose,
Et les arbres d’hiver semblent de corail rose.
("Promenades et Intérieurs", 1872)
Франсуа Коппе (1842-1908)
ПАРИЖ
Красою чуждых стран меня не покоришь –
Я истово влюблён в обыденный Париж.
При виде снежных гор над морем величавым
Мечтами уношусь на родину – к забавам
Предместной детворы; пригорок вспомню тот,
Откуда наблюдал закатный небосвод;
Лужок на берегу, где меж деревьев ловко
Для немудрящих нужд прилажена бечёвка;
Развешенные в ряд холстину и фланель
И рыбные места на острове Гренель*.
("На воздухе и в комнатах", III)
*Старое название Лебяжьего острова в Париже.
François Coppée
* * *
C’est vrai, j’aime Paris d’une amitié malsaine ;
J’ai partout le regret des vieux bords de la Seine.
Devant la vaste mer, devant les pics neigeux,
Je rêve d’un faubourg plein d’enfance et de jeux,
D’un coteau tout pelé d’où ma Muse s’applique
À noter les tons fins d’un ciel mélancolique,
D’un bout de Bièvre, avec quelques champs oubliés,
Où l’on tend une corde aux troncs des peupliers
Pour y faire sécher la toile et la flanelle,
Ou d’un coin pour pêcher dans l’île de Grenelle.
("Promenades et Intérieurs", 1872)
Франсуа Коппе (1842-1908)
ВОСПОМИНАНИЯ
Как некогда Руссо смахнул с лица слезинки,
Воспоминаньем полн о голубом барвинке*,
Так ведома и мне отрада из отрад:
Какой-то пустячок – забытый аромат,
Улыбка, время дня иль ветра дуновенье –
И вот я сызнова во власти впечатленья
Минувших радостей и счастья бытия!
И потому вполне бываю счастлив я,
Но счастье то совсем особенного рода:
Пять вечера, октябрь и купол небосвода.
("На воздухе и в комнатах", XXXII)
*Имеется
в виду следующий фрагмент "Исповеди": "Приведу из этих воспоминаний
один пример, по которому можно судить о их силе и правде. Когда мы в
первый раз отправились ночевать в Шарметты, маменька села в носилки, а я
сопровождал её пешком. Дорога шла в гору. Маменька была нелёгкая, и,
боясь слишком утомить носильщиков, она приблизительно на полдороге
решила сойти, чтобы остальную часть подъёма пройти пешком. Вдруг она
видит за изгородью что-то голубое и говорит мне: "Вот барвинок ещё в
цвету!" [Voilà de la pervenche encore en fleur.] Я никогда не видал
барвинка, но не нагнулся, чтобы разглядеть его, а без этого, по
близорукости, никогда я не мог узнать, какое растение передо мной. Я
только бросил на него беглый взгляд; после этого прошло около тридцати
лет, прежде чем я снова увидел барвинок и обратил на него внимание. В
1764 году, гуляя в Крессье со своим другом [Пьером-Александром] дю
Пейру, я поднялся с ним на небольшую гору, на вершине которой был
маленький павильон, который он справедливо называл "Бельвю". В ту пору я
уже начинал немного гербаризировать. Подымаясь на гору и заглядывая в
кустарники, я вдруг испускаю радостный крик: "Ах, вот барвинок!" [Ah !
voilà de la pervenche !] И действительно, это был он. Дю Пейру заметил
мой восторг, но не понял его причины. Он поймет её, надеюсь, если
когда-нибудь прочтет эти строки. По впечатлению, произведённому на меня
подобной мелочью, можно судить о том, как глубоко запало мне в душу всё,
что относится к тому времени" (Руссо Ж.Ж. Избранные сочинения в 3 т. Т.
3: Исповедь. Прогулки мечтателя. М.: Государственное издательство
художественной литературы, 1961. С. 201-202. Перевод М. Н. Розанова).
François Coppée
* * *
De même que Rousseau jadis fondait en pleurs
À ces seuls mots : « Voilà de la pervenche en fleurs, »
Je sais tout le plaisir qu’un souvenir peut faire.
Un rien, l’heure qu’il est, l’état de l’atmosphère,
Un battement de cœur, un parfum retrouvé,
Me rendent un bonheur autrefois éprouvé.
C’est fugitif, pourtant la minute est exquise.
Et c’est pourquoi je suis très heureux à ma guise
Lorsque, dans le quartier que je sais, je puis voir
Un calme ciel d’octobre, à cinq heures du soir.
("Promenades et Intérieurs", 1872)
Франсуа Коппе (1842-1908)
СЧАСТЬИЦЕ
Простого счастьица наивна благодать:
Помощником кюре недурственно бы стать
В затерянной глуши, в провинции предальней,
В старинной церковке с резной исповедальней;
От паствы получать, не знаючи нужды,
Компоты, сладости, соленья и плоды;
Слыть лакомкой большим и знатным латинистом;
И всякий Божий день просёлком каменистым
Тащиться кое-как на сослуженье в храм,
Чтоб мирно подремать под бормотанье дам.
("На воздухе и в комнатах", XXI)
François Coppée
* * *
N'est-ce pas ? ce serait un bonheur peu vulgaire
D'être, non pas curé, mais seulement vicaire
Dans un vieil évêché de province, très loin,
Et d'avoir tout au fond de la nef, dans un coin,
Un confessionnal recherché des dévotes.
On recevrait des fruits glacés et des compotes ;
On serait latiniste et gourmand achevé ;
Et, par la rue où l'herbe encadre le pavé,
On viendrait tous les jours une heure à Notre-Dame,
Faire un somme, bercé d'un murmure de femme.
("Promenades et Intérieurs", 1872)
"На гору с нами не идёшь, Белаква*?"
Нет, не иду
–
что толку от похода?
Далёк да пылен путь к преддверью Славы,
а добредёшь – придётся ждать у входа.
Куда милее малые забавы:
цикадный смех на солнце у канавы
да причет лягушачий "acqua, acqua!"
*Белаква (по некоторым источникам, наст. имя Дуччо ди Бонавиа) – флорентийский мастер по изготовлению струнных щипковых инструментов, приятель Данте, персонаж "Божественной комедии" (Чистилище, IV). Белаква слыл большим лентяем, отвлекавшимся от ничегонеделанья только чтобы поесть или поспать. В оправдание своей лени он ссылался на аристотелевский тезис "в сидении и покое душа делается мудрой", на что Данте якобы сказал ему: "Ежели мудрецами становятся от сидения, то нет большего мудреца, чем ты".
("Восторги поэта", IV)
Giovanni Pascoli (1855-1912)
GLORIA
"Al santo monte non verrai, Belacqua?"
Io non verro': l’andare in su che porta?
Lungi e' la Gloria, e piedi e mani vuole;
e la' non s'apre che al pregar la porta,
e qui star dietro il sasso a me non duole,
ed ascoltare le cicale al sole,
e le rane che gracidano, Acqua acqua!
("Le gioie del poeta", IV)