Что ж! Камин затоплю, буду пить...
Хорошо бы собаку купить.
Иван Бунин
Вот уж две недели
Дождь, но еле-еле…
Грустная картина:
Неба половина.
Тучи низко-низко.
Стол. Салфетка. Миска.
Ландыши. Завяли…
Вспомнишь ли? Едва ли!
Да и я забуду,
Как народ Неруду.
Пошутил, конечно –
Он в сердцах навечно,
Да сердец тех мало…
Тошно как-то стало.
Хряпнуть что ли водки,
Заглушить чтоб нотки…
Есть на то причина.
Муж ведь я, мужчина…
Поднимусь с дивана.
Пять ноль семь – так рано,
Рано так, что поздно….
…Ты ушла по звёздам
В лужах на аллее.
Обернулась резко…
Нет, я не жалею –
Просто выпить не с кем.
***
Наче вирубав я небесний сад…
Пустота така, що вже й ворог – брат…
За душею вже ні кляпà нема…
Просто світ людей, просто світ – пітьма…
Чи вогні в пітьмі, чи пітьма в вогнях…
Я піднявсь, мов хліб на хмільних дріжджàх…
Подививсь за даль, за краї теплà…
Бачу – день згорів в променях до тла...
Бачу – пил несе вітер вздовж доріг…
Щоб нарешті я все згадати зміг…
Як я брів сюди, як рубав я сад…
Як тепер мені уже й ворог брат…
Як дививсь на світ люду і подій …
Як затямив, що – світ не лиходій …
І сокиру я – відпустив в політ…
Вона ж тут лягла – розпустила цвіт…
...отзовутся дальние…
А. Вознесенский
А свет он взял и замер,
Как мир пред образами.
Вернись! – кричу, не ведая,
Чему сейчас… О, Господи!
А где-то площадь белая,
Как отблеск чёрной площади.
Явись, хотя б из прошлого,
Ты часть ведь мироздания.
Как близкого, хорошего,
Я жду чего-то дальнего.
***
Не знаю… Не знаю откуда такие мотивы –
Ведь умерли те, про которых шепнули, что живы…
Но мне показалось, что вновь поманила удача.
И в мире – ни стона уже, ни протяжного плача.
А только весеннее солнце играет на блюде,
Подпрыгнет как мячик – и счастливы, счастливы люди.
И мир бесконечен… А птиц возвратившихся стаи –
Как будто невидимый кто-то страницы листает…
И так хорошо, и свежо, и воистину – классно!
И кажется: жизнь, что напрасно прошла – не напрасна.
И кажется, те, что сегодня как боги воскресли –
Пьют чай... улыбаются... дремлют, раскинувшись в кресле…
И кажется: счастье – простая дорога без боли,
Ведёт и ведёт, и ведёт, и ведёт… Где-то в поле
Она исчезает, становится чем-то далёким –
Прозрачной мечтою, а может, цветком синеоким.
А может… Не знаю… Гадать не хочу и не стану –
Я лучше рукою махну, птиц приветствуя стаю.
ПОВЕРНЕННЯ
І останніх дощів відчуваю невимовну втому.
Дві затяжки лишилось під дверима закритого дому.
Не повернення це – а це втеча крізь роки біди
В оцей дім, де забули тебе назавжди.
Дим останній – гірчить...
Дощ останній – утома...
Дай же, Боже, ключі,
Я вернувся додому.
Переклад Віктора Осадчого
Андрей Поляков
***
Как долго длится эта ночь…
Всё жду, когда же солнце встанет.
Хотел, душа, тебе помочь –
Ни капли больше нет в стакане.
А мрак – плотнее… гуще мрак.
В нём даже свет случайный тонет.
И не найти уже никак
На ощупь номер в телефоне.
Скорей бы луч разрезал даль,
Споткнулся и упал на крышу.
Прости, душа, мне, правда, жаль,
Что я сейчас тебя не слышу.
Miłość
Dzisiaj był taki zimny dzień,
zimna kolacja…
Sprawy niemrawie wlokły się,
złapałem katar!
Kąpię się w wannie, woda drży,
masując ciało.
Nabieram sił, podczas gdy ty
zasnęłaś nago.
Chciałbym się ogrzać, chciałbym, tak…
Chociaż troszeczkę!
A cień ręcznika niczym rak
chwyta za serce!
Dzisiaj był taki zimny dzień.
I noc nie lepsza…
A cień ręcznika – zwykły cień!
Śpisz nie u męża…
Od naszych pierwszych spotkań rok
upłynął ponoć.
Przed bramą dyżur ma twój mąż.
Wezwać na pomoc?
Niech przerwie twój nikczemny sen,
mnie da po mordzie,
bym pojął jak on kocha cię…
Jak kocha, Boże!
Перевод: Lila Helena Metryka
ЛЮБОВЬ
Сегодня был холодный день,
холодный ужин…
Метельных сто никчемных дел –
я так простужен!
Купаюсь… Греюсь… А вода,
дрожит, играя
цветами бледными, когда
ты спишь нагая.
Хочу согреться, да, хочу…
Хочу согреться!
Тень полотенца по плечу,
скользнёт… и – в сердце!
Сегодня был холодный день.
Холодный ужин…
Тень полотенца – просто тень!
Ты спишь не с мужем…
Сегодня нашим встречам год –
густой, как полночь.
Твой муж дежурит у ворот.
Позвать на помощь?
Прервёт пускай твой подлый сон,
мне даст по роже.
И вдруг пойму: как любит он…
Как любит, Боже!
Андрей Поляков
Сегодня был холодный день,
холодный ужин…
Метельных сто никчемных дел –
я так простужен!
Купаюсь… Греюсь… А вода,
дрожит, играя
цветами бледными, когда
ты спишь нагая.
Хочу согреться, да, хочу…
Хочу согреться!
Тень полотенца по плечу,
скользнёт… и – в сердце!
Сегодня был холодный день.
Холодный ужин…
Тень полотенца – просто тень!
Ты спишь не с мужем…
Сегодня нашим встречам год –
густой, как полночь.
Твой муж дежурит у ворот.
Позвать на помощь?
Прервёт пускай твой подлый сон,
мне даст по роже.
И вдруг пойму: как любит он…
Как любит, Боже!
***
Pierwsze słowo jest droższe od drugiego…
Mądrość dziecięca
Nic naszego w nas nie pozostało.
Wspólne drogi rozmyły deszcze.
Serca szybko zdławiła niestałość,
Ale cienie poznają nas jeszcze -
W pogawędkę wdając się miłą,
Rozbudzają dusze na nowo…
Jednak wiara nadzieja i miłość
Wciąż brzmią ciszej niż pierwsze słowo.
Перевод: Lila Helena Metryka
***
Первое слово дороже второго…
Детская мудрость
А нашего в нас ничего не осталось.
Дороги размыли дожди до печали.
Сердца нам сдавила ночная усталость.
И всё-таки тени нас как-то узнали –
Скользнув под ногами, встревожили души:
Те словно проснулись от страха живого…
Надежда, любовь, да и вера – всё глуше,
Всё глуше и дальше от первого слова.
Андрей Поляков
Wspomnienia
Przyjadę,
kochani, przyjadę.
Powrócę, mili, powrócę.
Nie kryjcie się tylko w niepamięć,
I w smutek nie chciejcie uciec!
Znienacka, choć przecież czekany,
Przed waszym zjawię się progiem.
W godzinie pokajań i prawdy,
Że byliście wierni – powiem -
Że szedłem przez słotę, zamiecie,
Dniem, nocą, zmierzchem, świtaniem,
Że więcej wolności na świecie
Nie bywa. Próżne szukanie.
Перевод: Lila Helena Metryka
Воспоминания
Приеду, милые, приеду.
Вернусь, любимые, вернусь.
Не смейте только кануть в Лету,
Не дайте только впасть во грусть!
Явлюсь нечаянно-желанный,
Возникну прямо у дверей.
И в тихий час, час покаянный,
Скажу, что нету вас верней,
Что я прошёл сквозь все невзгоды,
Чтоб только здесь пред вами стать,
Что в мире больше нет свободы
И незачем её искать.
Андрей Поляков
POWRÓT
W ostatnich deszczach zmęczenie dźwięczy.
W drzwiach zatrzaśniętych znak ostateczny.
Powrotu nie ma, jest bieg przez lata,
I dom, gdzie pamięć o tobie zbladła.
Dym ostatni – piecze…
Deszcz ostatni - studzi…
Daj mi, Boże, klucze,
Do domu chcę wrócić.
Перевод: Lila Helena Metryka
ВОЗВРАЩЕНИЕ
И последних дождей ощущаю усталость.
У закрытых дверей две затяжки осталось.
Возвращения нет, есть побег сквозь года
В старый дом, где забыли тебя навсегда.
Дым последний – горчит…
Дождь последний – прямой…
Дай мне, Боже, ключи,
Я вернулся домой.
Андрей Поляков
***
I któż tobie nadzieję wpoił,
Jak zabawkę dał nieśmiertelność?
Niczym baba kamienna stoisz
W polu między niebem a ziemią.
Żywy ogień gorzał w twej piersi,
Lecz przez wieki, jak ty, skamieniał.
Tyś ze wszystkich rodził się pierwszy,
Ale po co? Nie śmiałem zgłębiać.
Перевод: Lila
Helena Metryka
***
И кто тебе
внушил надежду,
Играючи, бессмертье дал?
Ты каменною бабой между
Землёй и небом в поле стал.
В груди твоей огонь роился,
Да за века окаменел.
Зачем всех прежде ты родился,
Хотел понять – и не посмел.
Андрей Поляков
***
Całkiem zwyczajne wszystko było.
Kłamstwa nie miały miejsca tu.
Ona zza mgły się wyłoniła,
Zza małoważnych znaków, wróżb.
Poprzez zasłonę nocy przeszła,
I poprzez dnia przejrzysty cień,
Powstała niczym feniks w wersach,
By tajemnicą dręczyć mnie.
A później obok przystanęła,
Znaczone pustką znikły dni.
Jasnym spojrzeniem mnie dotknęła,
Nie śmiałem wierzyć, że to ty.
Całkiem zwyczajne wszystko było,
Kłamstwa nie miały miejsca tu.
Ona zza mgły się wyłoniła,
Zza małoważnych znaków, wróżb.
Перевод: Lila Helena Metryka
***
Всё было
просто, без обмана.
Обмана не было и нет.
Она возникла из тумана,
Из незначительных примет.
Она прошла сквозь штору ночи,
Она прошла сквозь стёкла дня.
Она возникла между строчек,
Чтоб мучить тайною меня.
Она со мной стояла рядом
Уже не сгустком пустоты.
Она меня касалась взглядом,
А я ещё не верил – ты...
Всё было просто, без обмана.
Обмана не было и нет.
Она возникла из тумана,
Из незначительных примет.
Андрей Поляков
***
Margaricie
Sto lat się z tobą nie widziałem –
Aż cztery dni… aż cztery dni!
Stałem się cieniem, tłumem stałem …
A kim beze mnie jesteś ty?
W mrok uciekałem, a gdy dniało
Znów powracałem, wierny zbieg.
Sto lat rozłąki, czy to mało?
Ty, moja duszo, pewnie wiesz.
Jak zapamiętam świat, odchodząc,
Jego codzienność, zgiełk i rytm?
…Twoja sylwetka… idziesz drogą,
A długość jej – aż cztery dni.
Lila Helena Metryka
***
Маргарите
Сто лет не виделся с тобою –
Четыре дня… Четыре дня!
И стал я тенью, стал толпою…
А ты, чем стала без меня?
Я убегал в конец квартала
И возвращался не спеша.
Сто лет разлуки, разве мало? –
Ответь бессмертная душа.
Каким запомнится в итоге,
Мне этот мир – его возня?
…Твой силуэт в конце дороги,
Длиной в четыре долгих дня.
Андрей Поляков
***
Umarł śnieg. Niech mu ziemia puchem
będzie odtąd aż po dni jaśniejsze.
Pierwszy. Mokry. I był mi druhem.
Czymś podniosłym na mojej ręce.
Umarł nagle. Upadł na drogę.
Skonał lekko, prawie wesoły.
Wiem, powstanie lodowym bogiem.
Zimno bierze duszę w okowy.
Lila Helena Metryka
***
Умер снег. Земля ему пухом
пусть будет отныне до лучших дней.
Первый. Чуть влажный. Он был мне другом.
Был высотой на ладони моей.
Умер внезапно. Упал на дороге.
Мягко скончался, почти светло.
Знаю, воскреснешь ты в зимнем боге.
Холодно сердцу – аж душу свело.
Андрей Поляков
Приеду, милые, приеду.
Вернусь, любимые, вернусь.
Не смейте только кануть в Лету,
Не дайте только впасть во грусть!
Явлюсь нечаянно-желанный,
Возникну прямо у дверей.
И в тихий час, час покаянный,
Скажу, что нету вас верней,
Что я прошёл сквозь все невзгоды,
Чтоб только здесь пред вами стать,
Что в мире больше нет свободы
И незачем её искать.
***
Маргарите
Сто лет не виделся с тобою –
Четыре дня… Четыре дня!
И стал я тенью, стал толпою…
А ты, чем стала без меня?
Я убегал в конец квартала
И возвращался не спеша.
Сто лет разлуки, разве мало? –
Ответь бессмертная душа.
Каким запомнится в итоге,
Мне этот мир – его возня?
…Твой силуэт в конце дороги,
Длиной в четыре долгих дня.
Неизвестно, откуда придёт
И куда, неизвестно, нырнёт...
Было... Было… Сидела напротив,
Отвернулась – как будто ушла...
Грош последний с товарищем пропил,
Как осколок, заныла душа...
Добежал до бескрайнего края,
Тень упала на тучи пятном...
Оглянулся, судьбу окликая, –
Так и замер на месте на том.
***
Я столько бросил слов на ветер.
Я столько вытер их в судьбе.
Нашёл ответ – и не ответил,
А промолчал, как на суде...
Я простоял, как в рот набравши
Воды, и видел: меркнет свет.
Я знал, что мой ответ без фальши,
Да слов уже тех нужных нет.
***
Лишь только музыка окрепла
И к солнцу руки протянула,
Меня легко как горстку пепла,
Ветрами ранними качнуло –
И замер, будто на пороге
Далёкой истины… другой,
Не той единственной, что в Боге…
А той не узнанной, а той…
***
Вот и лето прошло…
А. Тарковский
Вот и лето пришло,
Вот и лето настало.
Солнце дырку прожгло
В небесах у вокзала.
Откипела сирень,
А листва – заиграла.
Облака набекрень,
Даже весело стало.
И мелькают стрижи,
За окном всё мелькают:
Снова летняя жизнь –
Словно мне намекают.
Хорошо на душе!
Только грусть навевает:
Вот и вечер уже,
Вот и день убывает.
***
Первое слово дороже второго…
Детская мудрость
А нашего в нас ничего не осталось.
Дороги размыли дожди до печали.
Сердца нам сдавила ночная усталость.
И всё-таки тени нас как-то узнали –
Скользнув под ногами, встревожили души:
Те словно проснулись от страха живого…
Надежда, любовь, да и вера – всё глуше,
Всё глуше и дальше от первого слова.
***
Из какого ты, судьба, металла,
Из какой невидимой брони?
По дорогам годы разметала,
Расплескала ненароком дни.
Ждёт ли сила прочная в итоге?..
Памятью своею дорожа,
Посиди, как в детстве на пороге
Дома, под названием: душа.
***
Никаких запретов не нарушу,
Если крикну прошлому: «Забудь!»
Исхлестал мне дождь бессонный душу –
Ноет, ноет, ноет, ноет грудь.
В окна стукнет ветер-недотрога.
Дождь – стеной, а дальше – пустота.
Где когда-то вдаль вела дорога,
Промелькнёт дорога, да не та.
Улыбнусь внезапному виденью,
Занавешу быстро пустоту,
В сторону отпрыгнув резкой тенью…
И присяду медленно на стул.
Никаких запретов не нарушил,
Но сомненье мучает уже.
Слушаю, как бьются в стёкла души
На моём высоком этаже.
***
Ты смысл вещей хотел понять?
У мира смог его отнять,
Поймать его живую ртуть,
В пробирке над огнём встряхнуть,
И колдовать, как над строкой,
Дрожать над ним, над каплей каждой,
И вдруг отбросить – никакой!
А ведь он был когда-то жаждой!
***
Это ж надо такому случиться:
Из-за дальних далёких морей,
Прилетела заморская птица
И в груди поселилась моей.
И теперь я пою вместе с нею
О какой-то туманной стране
И от слов непонятных хмелею,
В чужеродном сгорая огне,
Воскресаю из пепла и снова
Повторяю чужие слова…
А своё драгоценное слово,
Я давно порубал на дрова.
* * *
Зашто ли нада мном у даљини ноћној
плове златне лађе, плове, плове моћно?
Не једном се ближих душом пред свитање
њима, ал гаснуше - и згасну питање.
Ни за чим посезах, у неправи час,
ни до чег не стигох што је за све нас.
Ја знам да високо над земљом небелом,
има светло поље застрто пепелом.
Знам, тамо, у ноћној даљи конвој плови,
плове, плове лађе, и златни бродови.
Светло поље - час је сјај, а час поникне.
Нема њега... Нема... Њега нема... Нигде.
И ипак, верујем, то поље стражари.
Угљен у пепелу кад неко ражари.
У поноћној даљи, сред Кумове сламе,
плове златне лађе, без нас плове, саме.
* * *
Зачем надо мной в полуночной дали
Плывут золотые, плывут корабли?
Я к ним приближался душою не раз,
Но гасли они и вопрос этот гас.
И я уходил к ничему и ни с чем,
И мне ни к чему, что назначено всем.
Я знаю, что там, высоко над землёй,
Засыпано светлое поле золой.
Я знаю, что там, в полуночной дали,
Плывут золотые, плывут корабли.
А светлое поле – и свет, и не свет.
Ну нет его… Нет его… Нет его… Нет.
И всё-таки поле, я верю, лежит.
И угли в золе кто-то вновь ворошит.
И Шляхом Чумацким в полночной дали
Плывут золотые, плывут корабли.
* * *
Доћи до свега - сам, сам се упити...
Гле - међ три бора стојим. Онда клонем:
блато. Мрак. Ваља у село хрупити,
где има чаја, код три сестре оне.
А сјутра оштром секиром, уз опој,
посећи цео вишњик, док се може.
Па одлутати, ко сред мисли лопов
који украде, ко зна што, реч „стожер“.
Оригинал:
* * *
Добраться сам пытаюсь до всего…
И вот стою – запутался в трёх соснах.
Грязища. Мрак. Нагрянуть бы в село,
Где чай, уют – запутаться в трёх сёстрах.
А утром взять отточенный топор,
Вишнёвый сад весь вырубить под корень.
Уйти бродить, как бродит в мыслях вор,
Укравший для чего-то слово «шкворень».
Стаза
Играла се валом крај кеја ко сјај,
њом у собе месец улази и плива,
сваком срцу нови почетак и крај,
чворак што пролеће - све то она бива.
Стазо... Земље немаш, чак ни потлеуше,
тек туга и некуд, још, зовућа даљ.
Сина нам у име Оца васкрснуше,
и ми потрчасмо вечно гладни: „Дај!“
А небо! А небо... Ко над Нојем, дуго,
још подсећа душу на ту исту глад.
Ваљају се вали... Али друго, друго,
друго у ноћима већ сањамо сад.
Стазо, стазо... Бива стварност немогућа -
нико да помогне, не може помоћи.
Подељена на два слога неропћућа,
а тако бескрајна, дуга као ноћи.
Оригинал:
Дорога
Играла волною у края причала,
И в спальню по ней приходила луна,
И каждое сердце, конец и начало,
Скворец перелётный - всё это она.
Дорога, дорога... Ни хаты, ни тына.
Тоска да куда-то зовущая даль.
Во имя Отца воскресили нам Сына,
И мы прибежали голодные: «Дай!»
А небо! А небо... Ты было при Ное,
О чём и напомнило снова душе.
И катятся волны... Иное, иное,
Иное ночами нам снится уже.
Дорога, дорога... Бывает так плохо -
Никто не поможет, не вправе помочь.
На три разделилась безропотных слога
И так бесконечна, как долгая ночь.
* * *
Ко ули наду, коме треба
бесмртност што у игри наста?
Камена жено измеђ неба
и земље, пољем што урасташ.
Ватру је твоја груд плодила
ал скамени те време ледом.
Што си се пре свих нас родила,
хтедох да схватим, и не смедох.
Оригинал:
И кто тебе внушил надежду,
Играючи, бессмертье дал?
Ты каменною бабой между
Землёй и небом в поле стал.
В груди твоей огонь роился,
Да за века окаменел.
Зачем всех прежде ты родился,
Хотел понять – и не посмел.
* * *
Душа пытается расти,
Ей тесно у меня в горсти.
Она б могла меня оставить
И миром бесконечным править.
Она бы мне швырнуть под ноги
Меня же самого могла.
Но всё за нас решили боги –
И свет в ладонях прячет мгла.
* * *
И кто тебе внушил надежду,
Играючи, бессмертье дал?
Ты каменною бабой между
Землёй и небом в поле стал.
В груди твоей огонь роился,
Да за века окаменел.
Зачем всех прежде ты родился,
Хотел понять – и не посмел.
* * *
Зачем надо мной в полуночной дали
Плывут золотые, плывут корабли?
Я к ним приближался душою не раз,
Но гасли они и вопрос этот гас.
И я уходил к ничему и ни с чем,
И мне ни к чему, что назначено всем.
Я знаю, что там, высоко над землёй,
Засыпано светлое поле золой.
Я знаю, что там, в полуночной дали,
Плывут золотые, плывут корабли.
А светлое поле – и свет, и не свет.
Ну нет его… Нет его… Нет его… Нет.
И всё-таки поле, я верю, лежит.
И угли в золе кто-то вновь ворошит.
И Шляхом Чумацким в полночной дали
Плывут золотые, плывут корабли.
* * *
По возможности стань добрее –
Сам себе говорил-говорил.
По возможности стань бодрее,
Стань честнее – сверлил и сверлил.
По возможности стань светлее,
И живи, просто так лучась.
Стань над пропастью, стань смелее –
Умолял сам себя подчас.
Всё напрасно – не стал добрее
И бодрее, честнее не стал.
Всё напрасно – не стал светлее,
Но над пропастью всё же стал.
И за край заглянул смелее –
Вмиг прижался к скале плотней.
Так приклеился – не отклею
Жалкий дух от её камней.
* * *
А я твоим словам не верю,
Хоть верю, верю я словам.
А я твоим глазам не верю,
Хоть верю, верю я глазам.
А я твоим слезам не верю,
Хоть верю, верю я слезам.
Ведь самому себе не верю,
Себе совсем не верю сам.
Ещё я ветвь, но буду корнем.
Пойду бродить в иной дали.
А голоса: «Тебя мы помним» –
Туманом лягут вдоль земли.
Подземный шум их не заглушит,
Подземный гул их не убьёт.
Шепну: «Спасите наши души!» –
И корень жизнь свою найдёт.
А после силою чудесной,
Отыщет позабытый след –
И станет ветвью поднебесной:
«Так вот он тот, тот самый свет!»
1.
Уже не имея ни силы, ни шанса,
Увидев бездонную пасть,
Хотел бы и я во спасение вжаться,
Всей сутью своею припасть
К тому беспощадно-зовущему краю,
Что сам лишь собой дорожит.
Ни к аду ещё не готов и ни к раю,
Но мир под ногами – дрожит.
И кажется – всё не подвластно покою
И тянет туда, за черту…
Хотел бы и я удержаться рукою,
Схватившись душой за мечту.
2.
Хотел бы я не только чтоб вначале,
На перекрёстке судеб и дорог,
Чтоб и в конце, где годы за плечами,
Хотел бы я, чтоб Слово было Бог.
* * *
Что только ты не делал с нею:
Топтал, душил, на части рвал.
И даже жизнью, даже всею
В глаза глядел и тут же врал.
Пытал её, сжигал, морозил.
Смеялся над её бедой.
И прямо в ад бездушный бросил.
И там, в аду, не дал одной,
Лишь ей одной не дал ни капли
Надежды, веры и любви.
Её одну швырнул на камни,
Спасаясь на её крови.
* * *
А мне уже – ни спать, ни есть.
В душе одно – разбой… Разбой.
Перекуём любовь на месть,
Ветхозаветный примем бой.
Ну где здесь рай и где здесь ад
И где пророка вещий глас?
В каких садах затерян Сад,
И жив ли Тот, кто помнит нас?
Кружусь по комнате, как смерч.
В себя втянул весь ужас дня.
Хотел взять жизнь, а выбрал смерть.
Мне дали душу без меня.
Себя ощупаю сто раз,
Так вот же я – хватай, лови!
Листаю мир затертых фраз –
На месте всё, лишь нет любви.
Душа стремится к чудесам,
Как шар воздушный к небесам.
К чему ещё ему стремиться?
Он шар воздушный, а не птица.
А птице хочется лететь –
Не просто так лететь над бездной,
А так лететь, как будто петь,
Ей надо петь, чтоб стать полезной.
В руке сжимая прах победы
(Вчера я сжёг свой лучший стих),
Стоял и думал: праздник – светлый,
Коль где-то мир есть снов моих.
Там ночь на грани у излома,
У главной, может быть, черты,
Стоит, как на пороге дома,
А в доме том – там вечный ты.
И ты со всеми там в обнимку.
И ты воздушный там такой.
Ты пьёшь вино, глотаешь льдинку.
Кому-то машешь вдаль рукой.
И, может, думаешь об этом…
А я сейчас у грани той,
Где тьма уже играет светом,
Как свет играет темнотой.
Где мы с тобой живём в обнимку –
Пусть не написанной строкой,
Где ветра я глотаю льдинку
И вдаль машу себе рукой.
Это время так медленно движется,
Или это усталость в крови?
Мне попалась про счастье книжица,
О какой-то беспутной любви.
Почитал. Полистал полусонную
Повесть ту, что про счастье врала,
Вспомнил юность, тебя не влюблённую.
«Да, – сказал сам себе. – Ну дела!»
И захлопнул на самом неузнанном
Томик самых правдивых страстей…
Неужели когда-то был узником,
Да таким, что был счастлив лишь с ней?
* * *
Я, может быть, тоже неведомый странник,
Не ведаю сам, что хочу.
Бреду по дороге – неузнанный, странный.
Бреду, как лечу.
Лишь тень под ногами змеится игриво,
И ходит земля ходуном.
Как грустно, что всё, что не умерло – лживо,
И будет потом.
А нынче так просто: из прошлого – в ныне,
Из этого – да в никуда.
В своей ли, в чужой невозвратной пустыне,
Я сам – лишь вода.
И пью, а напиться не в силе… Не в силе.
И плачу то явью, то сном.
Так много песка! Для чего наносили?
И плачу… Песком.
Бегущий к сумеркам своим,
День в отдаленье замер будто.
Мы долго любовались им,
Забыв, что прежде было утро.
А день уже сползал в овраг,* * *
Не спи, не спи, художник...
Б. Пастернак
А грех не в том, что жизнь грешна, –
Иного хочется рожна.
А грех не в том, что жизнь – княжна,
Не в том, что каждый день нужна.
А грех не в том, что грош цена
Всему, что выпито сполна.
А грех не в том, что нет вина
Пьяней, чем личная вина.
А грех не в том, что всюду грех,
Что крепок он своим нутром.
А грех не в том, что грех – не смех,
Что он всегда стоит на том.
А грех не в том, что выпал снег,
Не в том, что дом пошёл на слом.
А в том, что грех один из всех
Душе спастись позволил сном.
* * *
Никогда не требовал награды,
Не ценил пустой нагрудный знак.
Но ворвались в душу листопады
И дождей мне дали надурняк.
Золотое в обрамленье света,
Обложное в окруженье дня.
Господи, помилуй и за это,
За награду жизни для меня.
Кто решил в судьбу мою вмешаться,
Кто мне руки к небесам воздел?
Господи, я умоляю, сжалься,
Я соврал – всегда наград хотел.
* * *
Будто пил, да притом в одиночку
Из горла, как не пил никогда.
Потерял невозможную строчку
О любви, что сказала мне: «Да!»
Может было, но всё понарошку.
Вечным снегом засыпало путь.
Протоптал бы к любимой дорожку,
Но услышал сквозь вьюгу: «Забудь!»
Ты откуда свалилась такая?
Помню, как в ледяной тишине,
Прошептала: «Я слишком плохая,
Да, любимый, забудь обо мне».
Я заблудился, сидя в кресле,
Во всём, что выдернул наружу:
Стихи, дороги, чувства… Если
Копнуть ещё – зацепишь душу.
Я заблудился, между прочим,
Не между севером и югом,
А между нынешним и прошлым,
Своей возлюбленной и другом.
Теперь я сам – как день вчерашний.
И кто меня найдёт такого?
Сижу в какой-то дикой чаще,
Где рыщет в дебрях только слово.
* * *
Как ты посмел – сам себе говорю –
Жалкий, ничтожный плебей,
Как ты посмел, ты не встретил зарю,
Слева – вон там, чуть правей.
Как ты посмел наступающий свет,
Волей задернуть своей.
Ты не попался в небесную сеть
Жизнью никчемною всей.
Как ты посмел ускользнуть, улизнуть,
В нору забиться ночей?
Был у тебя твой единственный путь –
Из негасимых свечей.
Глупою бабочкой к свету припасть
Мог, как всегда мельтеша,
Пламя вдыхая, почувствовать страсть,
Слева – вон там, где душа.
Пытаясь вырвать с корнем ночь,
Не вывернуть бы наизнанку,
Что не ушло из сердца прочь,
(Як в Україні кажуть: зранку),
Не ранку даже, не надрез –
А тонкий след, едва заметный,
Как за семь вёрст отсюда лес,
Где заблудился луч рассветный...
1.
Не то чтоб прошло это жаркое лето,
Не то чтоб его унесло,
Не то чтоб оно, словно песенка, спето,
Без музыки спето и слов.
Не то чтоб оно закатилось куда-то,
В какую-то дикую даль,
Не то чтоб исчезло навек без возврата,
Оставив на сердце печаль.
Не то чтоб растаяло, сгинуло, смылось,
Не то чтоб загнулось от бед.
Не то чтоб свою драгоценную милость
Оно не явило на свет.
Не то чтоб его не запомнили руки,
Не то чтобы взгляд не засёк.
А просто осенние лёгкие звуки
До боли сдавили висок.
2.
Этот город – горячие стены –
Жаром полдня ударит в висок,
Доведёт от любви до измены,
Чтоб я понял, как мир одинок.
Этот город – все форточки настежь –
Неизведанным чем-то храним,
Как живёт он и в пору ненастья,
И когда столько солнца над ним?
Но смогу ли, как верному другу,
Свой раскрыть непростой интерес
И спросить:
«Как пробился сквозь вьюгу?
Как расцвёл?
Как сумел?
Как воскрес?»
Это как-то неправильно – плакать,
Это просто совсем никуда…
Облетают деревья и память –
Ни листочка уже, ни следа.
Это как-то неправильно – полнить,
Говорят, что точней – наполнять.
Это как-то неправильно – помнить
Только то, что уже не понять.
Это как-то неправильно – в холод,
До распутья добраться сюда,
Повернуть не туда, где ты молод,
А где дождь ледяной навсегда.
* * *
Как и жить мне с этой обузой,
А еще называют Музой...
А. Ахматова
Может, когда-нибудь станет обузой –
Ну а пока называется музой,
Ночью бессонною, ветра глотком,
Требует жизнь отложить на потом.
Это «пока» – не даёт мне покоя,
Будто за стенкою кто-то ревёт.
Ждешь: вот нагрянет и будет такое –
Только лишь правду одну и соврёт.
Кто мне ответит, зачем эта мука?
Воздух глотаю, а в нём пустота.
Слышишь, срывается капелька звука
В бездну листа…
* * *
Умер снег. Земля ему пухом
пусть будет отныне до лучших дней.
Первый. Чуть влажный. Он был мне другом.
Был высотой на ладони моей.
Умер внезапно. Упал на дороге.
Мягко скончался, почти светло.
Знаю, воскреснешь ты в зимнем боге.
Холодно сердцу – аж душу свело.
* * *
Всё было просто, без обмана.
Обмана не было и нет.
Она возникла из тумана,
Из незначительных примет.
Она прошла сквозь штору ночи,
Она прошла сквозь стёкла дня.
Она возникла между строчек,
Чтоб мучить тайною меня.
Она со мной стояла рядом
Уже не сгустком пустоты.
Она меня касалась взглядом,
А я ещё не верил – ты...
Всё было просто, без обмана.
Обмана не было и нет.
Она возникла из тумана,
Из незначительных примет.
Из дома, стенами томим,
Шагнул во тьму легко.
И сто дорог легло пред ним,
И сто за ним легло.
Побрёл… Сначала наугад,
Потом – на дальний свет.
В дорогу взял то дождь, то град.
Как пёс, взял чей-то след.
А сто дорог сплелись в клубок.
Прошло немало лет...
И он ступил на свой порог,
Придя на дальний свет.
* * *
Он был хозяин славы,
Да подошёл к концу.
И слава, словно сабля,
Скользнула по лицу.
Лицо зажав руками,
Всё вспомнил, что не знал:
- Скажи мне, Боже Правый,
Кто в смерть меня позвал?
И глаз поднять не смею,
Горю, а не в огне.
Я славу брал в дорогу,
Где взять дорогу мне?
Над бездной – всё это не случай –
Уже не дано обрести...
Неведеньем тело не мучай,
А душу ничем не спасти.
Безбожник, безденежник лютый,
Ты сам замыкаешь свой путь.
Но этой щемящей минуты,
Тебе, как души, не вернуть.
Тяжёлые камни укора...
Внезапной догадки обвал...
И вечность тебе не опора...
И только в сознании снова:
Не здесь ли, о Русское слово,
Поверженный Демон летал?!".
1.
Что делать мне с моей тоскою,
С моей тоскою вековой?
Лежащей дымкой над рекою,
Над летней, в общем-то, рекой.
Пусть никогда не канет в Лету
Та невесомая тоска.
Смеясь, в забвенье брось монету
С балкона… Замка из песка.
2.
Я стал завидовать простым вещам,
И радоваться солнечному свету.
И так, наверно, духом обнищал,
Что принял жизнь за чистую монету.
Разрушу сам свой замок из песка.
Вдруг истина откроется простая:
Мне нравится воздушное «Пока!»,
Пока оно как дымка не растает.
* * *
Из варяг согласен и во греки,
Только б Вию не подняли веки,
Только б сны не стали погремушкой,
Навсегда забытой под подушкой.
Сколько в слове каждом скрыто неги,
Не идУт, а Идут снова снеги.
Где-то колокольчик выпускного
Вечера звонит зачем-то снова.
1.
Я от чувств запоздалых обмяк.
Закружилась листва надо мной.
Тихой осени тихий сквозняк
Потянул мою душу домой.
Потянул только мыслью одной…
Я листом на ветру трепетал.
«Не спеши, оставайся, родной», –
Сам себе безнадёжно шептал.
2.
И ветер протяжно гудит,
И полночь в оврагах ревёт,
И прошлое спать не велит,
И память житья не даёт.
То дождь, то кисельная грязь,
То листьев тревожная дрожь...
И цепкая мука впилась,
И вкралась правдивая ложь.
И жизни прилёг караван,
И греет боками песок -
Он видел две тысячи стран,
И всё-таки он одинок.
Но чувства и судьбы сошлись,
Сидят у ночного костра.
Нам снова подарена жизнь,
И мы доживём до утра.
По билету и по праву
Сели все без лишних слов –
Поздней ночью на Полтаву
Курсом шёл автобус «Львов».
Беспокоилась бабуся:
– Ой, водителю, ой, страх,
Я Лубны проспать боюся –
Разбуди меня в Лубнах.
Не забудешь, а, сыночек?
Нет, – сказал он и умолк.
Села бабка в уголочек,
Прилегла на левый бок.
А водитель за Лубнами
Спохватился: виноват!
Развернул автобус с нами
И везёт её назад.
Чертыхается. Не в духе.
Сам себя клянёт: забыл!
Подъезжаем. Он – старухе:
– В ы г р у ж а й т е с я! Лубны!
А она из уголочка:
– Едь, сынок! – рукою мах –
Мне таблетку выпить дочка
Приказала лишь в Лубнах.
Степан Олійник
Йшов автобус на Полтаву
По білету і по праву
Кожен зручно в крісло сів.
Проти ночі на Полтаву
Курс узяв автобус «Львів».
І висловлює бабуся
Водію тривогу-страх:
– Я Лубни проспать боюся,
– Розбуди мене в Лубнах!
Не забудь лише, синочку!
– Добре, добре! – той прорік.
Сіла бабка у куточку
І схилилася набік.
Та водій – аж за Лубнами
Спохвативсь, що винуват.
Розвернув машину з нами
І везе стару назад!
Чортихається, не в дусі
(Хочь із власної вини!).
Врешті став і до бабусі:
– Вигружайтеся! Лубни!
А бабуся із куточка:
– Їдь, синок! – рукою мах. –
То казала мені дочка:
«Вип’єшь ліки – у Лубнах!»
Полсела собралось на веселье,
Прилетела также и сестра.
Дни и ночи в хате слышно пенье –
Провожали в армию Петра!
Пел баян, и пели две гитары,
Вместе с ними – пьяная кума.
«Так служи, чтоб выйти в генералы», –
Свой наказ долдонил дед Фома.
Мёд-вино допили в ночку третью,
А наутро сели на «газон»
И помчались, провожая Петю,
Аж туда, где станция, перрон…
Снова пили «красное» в буфете,
Но сквозь хмель услышали: Фома
Затрезвонил: «Не видали Пети,
Внука – нет, не видела, кума?»
На вопрос серьёзный военкома
Дед серьезно выкатил глаза:
«Извините, может, Петя дома?» –
И в глазах затеплилась слеза…
Привезли – доставили родного.
И втолкнули в поезд на ходу…
Служит он вдали уже от дома,
Шаг чеканя в боевом ряду.
Служит честно. Принял он присягу –
Знать пришла исполнить долг пора.
А в селе поныне варят брагу –
Провожают в армию Петра!
Степан Олійник
Проводжають в армію Петра
Півсела зібралося на свято.
Прилетіла з Криму і сестра...
Три доби не спали мама й тато –
Проводжали в армію Петра!
Грав баян. І дві гітари грали.
Знов співала мамина кума.
– Так служи, щоб вийти в генерали! –
Свій наказ чеканив дід Хома.
Мед-вино хилили нічку третю...
На четверту – сіли на “газон”
І махнули проводжати Петю
Аж туди, де станція, перон...
Як пили шампанське у буфеті,
Спохватився раптом дід Хома:
– Підождіть, бо щось не видно Петі,
Внука-новобранця десь нема!..
На рішучий запит воєнкома
Руку дід приклав до картуза:
– Вибачте, забули його дома! –
І в старого капнула сльоза.
Привезли забутого в машині.
Сів у поїзд майже на ходу...
Вже давно Петро в своїй частині,
Вже крокує чітко у ряду.
Служить вірно... Вже приймать присягу
Надійшла, мабуть, йому пора,
А в селі ще й досі хилять брагу,
Проводжають армію Петра!
Деревянные руки и ноги.
Древний идол – трухлявый старик.
Деревянные люди и боги.
И душа… и разлука… и крик.
Ми всі з села...
А. Педяш
Когда настанет время
Тех летних тех забот,
Поеду-ка в деревню,
Туда, где мой народ.
Народ тот не безликий
И птицу бьющий влёт,
Простой народ великий,
Он там, в глуши живёт.
И веря постоянству,
И веря в край родной,
Он мне, как постояльцу,
Предъявит счёт земной.
Он скажет мне – уехал.
Он скажет – навсегда.
Всё это, брат, со спеха,
А спех – он как беда.
Он как неверный случай:
Обманет – и прощай!
Ты пей, брат, пей да слушай,
А жизнь у нас прошла.
А у тебя – квартира.
А у тебя – дела.
Твоя здесь бабка жИла.
Исправлю их – жилА.
И вдруг пойму до боли,
Что суть не в ударенье.
Хотелось сердцу воли,
Так что ж теперь, как тень, я?
Пусть вьётся над трубою
Воспоминаний дым.
Хотелось быть собою…
Поеду лучше в Крым…
* * *
Слева – берег. Справа – берег.
Не копил и не хранил
Ни судьбы, ни слов, ни денег...
Просто тратил, просто жил.
Просто плыл – и по теченью,
Просто плыл – и поперёк.
Доверяя вдохновенью,
Вдохновенья не берёг.
Слева – берег, справа – берег.
Нам, как видно, по пути.
Ни судьбы, ни слов, ни денег,
А вокруг кричат: «Плати!..»
* * *
Словно вырубил я небесный сад…
Никого вокруг – и врагу я рад…
Ничего уже за моей душой...
Просто мир людей, просто мир большой…
Просто ночь в огнях или свет в ночи…
Приподнялся я, как пирог в печи…
Заглянул за даль – за её предел…
Вижу – день в лучах до золы сгорел…
Вижу – пыль несёт ветер вдоль дорог…
Чтобы вспомнить я наконец-то смог…
Как я брёл сюда, как рубил я сад…
Как теперь уже и врагу я рад…
Как смотрел на мир, просто мир людей…
И как понял вдруг, что не мир злодей…
Опустил топор – отпустил в полёт…
Он упал у ног и лежит – цветёт…
1.
Что за камни лежат на дороге?
Их ни тьма не сокроет, ни свет.
Спотыкаюсь. А ноют не ноги,
А душа, спотыкаясь в ответ.
Я бы мог ей сказать: «Между прочим,
Ты сама выбирала свой путь.
Хнычь, конечно, да только не очень,
Так, чтоб так не сжимало мне грудь».
Но молчу. Спотыкаюсь – и снова…
Видно время пришло собирать
Камни те – то случайное слово,
Что когда-то поранило мать.
2.
Я ранил, ранил человека,
Не безымянным не свинцом.
Я ранил, ранил человека,
Не словом даже, а словцом.
Я ранил, ранил человека –
Так умолял его: "Держись!".
Я ранил, ранил человека...
Теперь себя спасать всю жизнь.
Каждый день
по капле
выдавливал из себя раба,
Так и не заметил,
как стал рабовладельцем...
Сад. И свет нездешний.
Вот и дали сдачу –
Там, где крал черешни,
Там теперь я плачу…
* * *
Видно, мы опустели с тобой,
Опустели, как рощи осенние.
Нам и ветра горячий прибой
Не принять, словно весть о спасении.
Только ветер ничем не унять,
Не закрыться рукой, как от пламени.
Листья кружит он в сумрачной памяти...
Не закрыться. Ветвей не поднять.
Прилетели злые птицы,
Сели стаей за рекой...
Что ж, душа, тебе не спится
В этой сказке ледяной?
Прилетели злые птицы,
Птицы холода и тьмы -
Человеческие лица
В быстрых сумерках зимы.
Это сказка, но не чудо.
Эти птицы - ночи дым...
Спи, душа!
Себя покуда
В лапы им не отдадим.
Лапы их - деревьев ветки.
Крылья - дальние луга.
Взгляды их, как стрелы метки, -
Нет пощады для врага.
Это сон, земные тени.
Стоит ли бояться их?
Спи, душа!
Родные стены
Не оставят нас одних.
Долго ль сказке этой длиться? –
Есть дела и поважней…
Улетит за птицей птица,
А без них ещё страшней.
1.
Мы слушали - птицы кричали,
Мы слушали - клёны скрипели.
Зачем столько сердцу печали,
Ведь рощи ещё зеленели?
Ещё далеко до разлуки,
Но мудрость холодного лета
Дарила прощальные звуки,
И свет был прозрачнее света.
Он был как беспечная юность,
Которой и мрак - не расплата.
И сердце травинкой тянулось,
Тянулось, тянулось куда-то.
2.
Что пророчат унылые звуки
Птиц, поднявшихся в небо с утра?
Улетают, не зная разлуки.
Просто осень, а значит, пора.
Ни мечта, ни любовь, ни измена
Не зовёт и не гонит их прочь.
Отряхнуть бы с души моей смело
И усталость, и прошлого ночь.
Встрепенуться и в небо подняться,
Закричав ни о чём, просто так.
Высоты и себя не бояться -
Это, впрочем, совсем не пустяк.
И лететь, и лететь в голубое,
В грозовое, попробовав сметь.
Счастья нету, как нету покоя,
И свобода пугает, как смерть.
* * *
Прекрасна разлука дождливой порой,
Что было судьбою - то станет игрой,
Что было слезою - то станет одной,
Пускай и небесной, но всё же – водой.
Но голос, но голос единственный твой,
Но взгляд одинокий, но взгляд ледяной,
Но грусти нетленной огонь вихревой -
Ни воды, ни годы не смыли волной!
И только сквозь время,
сквозь сумрак,
сквозь зной,
Как луч мимолётный, внезапно-сквозной,
Предчувствий залётных мучительный рой:
Прекрасна разлука дождливой порой…
Что было слезою – то станет виной.
Несли, несли и выносили
На берег удалью скупой,
Туда, где травы не косили,
Туда, где небо и покой.
Туда, где даль открыта взору,
А взор иным открыт мирам.
Несли, несли в такую пору…
Зачем несли, бросая там?
Ответ какой подвластен силе,
Стихии сумрачной какой?
Зачем несли и выносили
Из глубины песок морской
На этот берег? Что просили
За небо это и покой?
* * *
Зачем та музыка в ночи
Глухое сердце волновала?
Зачем незримые лучи
Так расточительно роняла?
То негодуя, то шутя,
Из бездны мрака возникала.
Как неразумное дитя
О днях грядущих тосковала.
- Что тебе не спится? Дышишь тяжело...
- Колется подушки лёгкое перо:
Слово, что обратно никогда не взять,
Женщины любимой невесёлый взгляд,
Дальняя дорога, одинокий след,
Те, кто были рядом… и кого уж нет...
* * *
Вина – проступок, прегрешение, провинность...
Словарь Ушакова
И каждый вечер в час назначенный,
Иль это только снится мне,
Пивка хлебнув, как озадаченный,
Ты снова шепчешь о вине.
И медленно пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна –
Меня замучит напрочь ямбами:
"Налей не пива, а вина!"
И веют древними поверьями
Её упругие шелка.
А там, на улице – неверные,
Но православные пока.
И странной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль.
Вчерашней жизнью окольцованный,
Мне даже водки ей не жаль.
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Не куликовское попоище,
Но всё ж приличное вполне.
1.
Мне бы вымолвить это слово.
Мне бы вымолить этот звук.
То, что прошлому было ново,
Настоящему – просто лук.
И куда мне стрелу золотую
Запускать, если немы сердца,
Если строчку о счастье простую
Не мечтают прочесть до конца?
Где найти хоть песчиночку смысла,
Пьесу всю расписав по ролям?
Что-то в нас безнадёжно зависло –
Конь Троянский виной иль троян?
2.
Я весь, я весь – лишь солнечная взвесь,
Завис, как в лифте между этажами,
Где эхо притворяется шагами,
Где хлеб насущный – продержаться здесь.
* * *
Что там будет за углом,
За сараем, за черешней,
За судьбой? – забытый дом,
Из далёкой жизни прежней.
В сенцах вспыхнет мрачный свет,
И за дверью скажут глухо:
– Нет, таких на свете нет!..
И заплачут. Будто вьюга.
1.
Оркестр. 1941 год
Играл оркестр, презрев заботы
И суету привычных дней.
Играл оркестр, смотрел не в ноты, –
В глаза собравшихся людей.
Играл оркестр без фальши – чисто.
И ветром музыку несло
Туда, где за спиной флейтиста,
Уже по-летнему цвело.
Субботний день… Июнь… И лица…
И «Пляска смерти» Франца Листа…
И 21-е число…
2.
22 июня
Человек упал в траву.
Человек шептал: «Живу!» –
Человек шептал: «Я вижу,
Что мне в жизни суждено –
Белый голубь сел на крышу,
Смотрит женщина в окно».
Человек закрыл руками
Холод ссор, огонь обид.
«Пусть горит перед глазами
Только то, что между нами,
То, что сердце говорит». –
Человек был очень юным,
Был ещё немного шумным,
Жил, как в жизни повезет.
Он лежал в траве, в июне…
Пуля здесь его найдет.
3.
Пуля летела прямо…
Пуля попала в грудь…
Губы успели шепнуть,
Как в детстве: «Что скажет мама…».
4.
Дяде, Василию Полякову, погибшему
в сорок третьем году в 26 лет.
Собака выла у дверей.
Кряхтя, с постели бабка встала.
«Собака воет во дворе
Всегда к покойнику», – сказала.
Перекрестив угрюмо рот,
Легла и в темень зашептала:
«Наверно, завтра он придет…»
А завтра – сорок, как не стало.
1983
5.
Портрет
Я помню в глухой стороне,
На белой крестьянской стене,
Портрет молодого солдата.
В том доме я медленно рос.
Мы жили тогда небогато,
Нам горя хватало и слез.
Потом я уехал навек.
Дороги замел туда снег.
Я вырос легко и крылато.
И звонок мой радостный смех.
Портрет молодого солдата
Привез мне седой человек.
Портрет я поставил на стол.
Портрет тот глазами повел.
И дрогнули губы родные,
И глухо солдат простонал:
– Как быстро растете, живые,
Внучок, я тебя не узнал!..
6.
В предчувствии близкого лета
Весенние вишни цветут.
В них столько надежды и света,
В них столько нездешних минут.
Могу среди них затеряться,
Могу среди них вспоминать,
Душою над ними подняться,
Увидеть и детство, и мать
Еще молодую, и деда.
Он тоже в предчувствии лета.
Но густо виски лепестками
Засыпали вишни ему.
Он зимними смотрит очами
Туда, где полмира в дыму,
Туда, где большие невзгоды,
Где алые слезы цветут,
Где в серых шинелях сквозь годы
Убитые братья бредут.
7.
Рассказ ветерана
Их расстреляли весной сорок второго.
У братской могилы люди посадили три березки.
Как они выросли!
Каждый раз, когда я прихожу сюда,
Птицы воспоминаний садятся на ветки…
Хорошо, что есть леса на земле,
Которые растут просто так.
* * *
Такая бурная река -
Ни капли нет спокойной глади,
Вольна погладить облака
Своей какой-то цели ради.
И тут же - смирная река.
В саму себя светло стремится.
Лишь рябь скользит от ветерка,
И тень свою проносит птица.
Живая памяти река
Бурлит, кипит - и тише, тише.
Она бежит, бежит пока...
Над ней и небо вроде выше.
Ревниво прошлое храня,
Уносит жизнь мою куда-то
Назад, подальше от меня -
Туда, откуда нет возврата.
1.
Всходил так долго на вершину...
В сугробах мой терялся след.
Взошёл. И жуткую картину
Увидел вдруг: тут жизни нет.
И вольный ветер - гость вселенной,
Приставший, будто бы зуда,
Не мог поверить дерзновенной
Мечте моей - взойти сюда.
2.
Прошёл далёкие просторы
И заглянул в земные норы -
Увидел то, что мог увидеть,
Унёс, что смог душой познать.
Хотел на камне имя выбить,
Да позабыл, себя как звать.
К солнцу робкое движенье.
Первых листьев липкий цвет.
Чувств и мыслей озаренье -
Смерти не было и нет.
Ветра северного пенье -
От зимы ушедшей весть.
Чувств и мыслей озаренье -
Смерть была и вечно есть.
Как хорошо в моём саду!
Здесь все деревья на виду
(Давно мы вырубили сад).
Здесь вечно длится листопад.
Здесь пять минут всего ходьбы,
Вернуться чтобы смог назад…
И прохожу сквозь этот сад,
Не поломав ничьей судьбы.
1.
Листва послушная опала.
Цветы доверчиво увяли.
Пришла пора, пора настала
Дождей дремотных и печали.
Задули ветры солнца свечи.
И то ли утро, то ли вечер -
Душе не ясно до поры...
Но расцвели в садах костры.
Полнеба пламя охватило.
Полбездны пламя поглотило.
Земные все затихли звуки...
Пришла пора согреть нам руки.
2.
Как солнца луч играет!
Весёлый ветра свист.
Сгорит, а не растает
Осенний сирый лист.
Сгорит, а не растает...
Он в памяти растёт.
Бывает так, бывает:
Он сам себя спасёт.
Бывает так, бывает.
Кто скажет: почему
Горит, да не сгорает,
Как мы, по одному?
Горит, да не сгорает,
В огне живёт огнём...
Пусть солнца луч играет
И не грустит о нём.
3.
Тихо-тихо... Тихо за окном.
Никого... И только листопад
Вздрогнул вдруг беспомощным листком
И качнул, как зыбку, спящий сад.
Ночь дохнула свежести волной.
Мелкий дождь сорвался – и повис.
Тихо-тихо... Тихо надо мной
Пролетел беспомощный тот лист.
На стекло мазками ляжет свет.
Сплёл я сон, да начал распускать.
Никого во всей вселенной нет,
Кто бы смог былое отыскать.
1.
Человек, он и сам перекрёсток.
И куда ему дальше идти?
Не разгадано всё... И не просто.
Он один - у себя на пути.
2.
Догорают леса октября
Далеко, далеко от тебя...
Человек, по ладони равнин
Что читаешь, блуждая по свету?
В одиночестве ты не один,
Много нас, только ближнего нету.
Мы случайны. Случайно и здесь
Отыскали и слово, и дело.
Неизбежное всё-таки есть!
И зарёю оно заалело.
Земляки! Бесприютные братья!
Не обманет дорога уже.
На распутье откроем объятья,
И душа прикоснётся к душе.
Разойдёмся неосиротело.
Человек, ты внутри у меня.
Не печалься. Заря догорела.
Выйдет лес молодым из огня.
1.
В старый дом вернусь. Когда-то
Всех встречал он по-другому.
Было песенно, крылато.
Непросторно было дому.
А теперь? Не мучить лучше
Душу чувствами больными...
На шнурке ненужный ключик
Между рамами двойными.
2.
Где дом стоял - там дом стоит.
Где сад шумел - там сад шумит.
Где поутру звенела птица,
Там поутру она поёт.
- Чего ж душа твоя томится?
- Покой покоя не даёт!
3.
Это каменное небо,
Это каменное поле -
Это комната моя!
На столе краюха хлеба.
Слава Богу, просто хлеб...
4.
А тень моя змеёю обернулась,
Лишь только солнце село за плетень.
В дом уползла, покинув сумрак улиц:
«Бог дал хозяина, Бог даст и новый день».
Ничто её, земную, не тревожит...
И жизнь уйдёт, забрав меня с собой...
- Я тень забыл... А тень забыть не сможет -
Настанет день, да без любви былой.
5.
Сумрак поджёг он мерцаньем лучины -
Вспыхнула даль за окном.
– Что ж ты, тоска без конца и причины,
Мой не покинула дом?
Сгорбилась тень, поднялась неуклюже -
Вспыхнула жадным огнём...
Взглядом сказал: - Неужели я нужен
Буду кому-то и днём?
Туда, где гром, туда, где дали -
Плывут. Плывут...
Куда? Зачем?
А между тем сады опали
И отпылали между тем.
За дымом тянутся дома.
И дальше... Дальше...
Выше... Выше...
Горят огнём предсмертным крыши,
А дым всё тише, как туман.
* * *
И только небо не предало...
И только мать не предала...
Я начал жизнь, как все, с Начала.
Искал звезду. Вершил дела.
Дела исчезли в шуме дня.
Звезда мелькнула и... пропала.
И вот на жизнь смотрю устало:
Когда ж она предаст меня?
Будто падаю куда-то…
Как на землю… Как лопата…
А мечтал прожить крылато…
Чем трава не лес?.. Примята…
Заскочили шестерёнки
Или что-то отвалилось?
Землю сдвинуть нет силёнки.
Может, я попал в немилость?
От себя ответ скрывая,
Вдруг и я дитя науки?
Я – лопата штыковая,
Взять себя пытаюсь в руки.
1.
И жизнь свою пуская под откос,
Чему в ответ вдруг улыбнулся криво?
– Сейчас бы водки, да ненужный тост:
Овилтсачс, друг, ну, в общем, гурд, счастливо!
2.
Что осталось – итог, без итога.
Кто-то снова подводит черту –
Горизонт вдалеке… Но иного
Не познать, как и дней череду.
Перед зеркалом, словно у входа
В неизвестное то, что за мной,
Я пытаюсь понять, где свобода,
Ну а где отражённый лишь зной.
Зазеркалье совсем не зеркально.
В непроглядной его новизне
Всё разгадано мной, всё реально,
Как паук, что прижался к стене…
Какие лужи во дворе, какие лужи!
Не переплыть… Не перейти до новой стужи.
Брожу по кругу, как дурак, причём последний,
Не выходя за горизонт своей передней.
Я думал раньше: как бы так прожить, не тужась.
Но в лужу стал, и сразу – бах, какой-то влужас!
И удивляя, и врачуя,
Не парус ли мелькнёт вдали?..
Пускай на миг, но так хочу я
Застрять внезапно на мели.
Чтоб никуда не уносила
Времён бессменная волна,
И чтоб во мне дремала сила,
И всё-таки была вольна
Решить, когда сорваться с места,
Нащупав ручку под рукой –
Из темноты шагнуть подъезда,
Как будто в буднях есть покой.
* * *
Я тебя никогда не увижу…
А. Вознесенский
Попытаться вернуться обратно
По своим невозвратным следам…
Тот же мир. Тоже солнце… и пятна…
Я тебя никому не отдам.
Незаметно земное начало
Белый свет разольёт по садам.
Помню, как ты глазами кричала:
Я тебя никому не отдам!
Но рванувшись внезапною птицей,
Был уже и не здесь я, ни там…
Разве так воздаётся сторицей?
Я тебя никому не отдам.
Возвратился – и так уже много.
Ненапрасным поверил годам.
И себя не прогнал от порога:
– Я тебя никому не отдам!
Как пугливая даль - не подпустит.
Над землёю, где морок дрожит,
Мерклым светом нахлынувшей грусти,
Ночь познавшее небо горит.
Одинокая птица мелькнёт.
Эхо вскрикнет прощально, тоскливо.
И почудится: ветер несёт
Пыль разлук вдоль дорог торопливо.
Безысходность. Понять до конца,
Видно, я никогда не сумею
То, пред чем и дрожу, и немею.
Лист сорвался.
Коснулся лица.
* * *
Покрылось мурашками тело,
Запряталась в пятки душа.
Такое вокруг засвистело,
Тревожно листвою шурша;
Такое вокруг заалело
За дальним туманным холмом,
Так в кронах живых загудело,
Завыло за ближним углом,
Что память испуганной птицей
Рванулась, не зная куда…
И наши случайные лица
На миг отразила вода.
И хрустнуло вдруг под ногами,
И треснуло где-то вдали,
Помчалось кругами, кругами,
Уже не касаясь земли.
И скрылось, и стихло, не стало…
Душа возвращалась назад.
Забилось и затрепетало,
Качнулось…
Октябрь.
Листопад.
* * *
Потемнело вокруг. На глаза
Будто кто-то ладонь положил.
Зашептались вокруг голоса:
– Почему ты не жил?
Это чьи голоса? И зачем?
Для чего так тревожить меня?
В ожидании нового дня –
Отпустите глаза насовсем.
Мне без них в мире этом черно.
Страх не в том, – упаду ль, пропаду.
Не держите глаза. Всё равно
И на ощупь я небо найду.
И увижу немеркнущий свет.
Что ладонь? – ведь она как стекло…
Страшно если и солнца там нет,
И до жизни ещё далеко.
* * *
Не просто так закат пылал,
Не просто так, поверь.
Не просто так любви алкал
Дремучий, жадный зверь.
Не просто так мело вокруг,
И снег засыпал дверь.
Не просто так коснулся рук
Дремучий, жадный зверь.
Не просто так сковал испуг
И тьму разрезал свет.
Не просто так один из двух
Сказал, чуть слышно:
Нет!
* * *
Подумать только: всё ещё в начале!
В начале жизнь, которая была.
И те грачи, что счастье обещали,
Ещё в начале – в задумке крыла.
И сад в лучах, далёкий от печали,
И дом в саду, далёкий от беды,
И та беда, – они ещё в начале,
В начале дня, и солнца, и воды.
В начале всё – от края и до края!
До смерти – вдох (что пишут на лице?).
Пожить бы так… Вот так… Не выдыхая…
Ещё в начале всё, и всё – в конце.
Было время – ждал чего-то.
Может, время ждал.
Слезла с ложки позолота,
не её, а жаль.
Я набрал бы в ложку дёгтя,
прямо до краёв.
Как вы милые живёте
без моих раёв?
Не отбились ли случайно
от мужицких рук?
Мир – театр? Скорее – чайна
я – не я, лишь звук.
Кто теперь меня отыщет,
Эхом возвернёт?
Чай – хана… Прости Всевышний,
что забрёл в неё.
* * *
Откуда страх земной и удаль?
Откуда звук? Откуда цвет?
На дне двора стоит Иуда,
Глазами ловит низкий свет.
Он изгнан тоже был когда-то…
Теперь он близкий наш сосед.
Он загубил однажды брата…
И вот глазами ловит свет.
Живёт, как видно, небогато -
То продавал, то предавал.
Ещё не всё в душе распято -
На Рождество колядовал.
Покоя вечного не зная,
Стоит осиной под окном.
На миг лишь сердцем прозревая,
Две тыщи лет я с ним знаком.
А всё уже давным-давно,
Давным-давно и так,
И так похоже на кино,
Где суть вещей – бардак.
Где я из сотни кинолент
Всегда смотрю одну –
Меня ведут на постамент,
Но прежде на войну,
Где я сражаюсь, как дурак,
За чей-то идеал,
Где я живу в кругу атак,
В кругу, чтоб не удрал.
Но день настал, и в полный рост
Я встал, ведь я дурак,
И тем нарушил чей-то ГОСТ,
Но прежде – чей-то мрак.
И я сказал чуть слышно: – Нет!
Но громче батарей.
Я так сказал: – Добудем свет,
Да будет свет скорей!
И вышел я, оставив зал,
Свой самый лучший ряд…
И это всё, что я сказал, –
Так в фильме говорят.
1.
Не то чтобы время вышло,
Но мир бесконечно пуст.
И вспомнилось: детство, вишни
Ещё не созревшей вкус.
И ты одиночеству рада.
И я пониманью рад,
Что мне ничего не надо -
Люблю, но люблю, как брат.
2.
Я не прошу тебя: «Останься
Любовью, памятью, виной».
Но я прошу тебя: «Останься
Хотя бы небом надо мной!»
3.
Так сладко музыка играла
И за душу брала, брала...
Хмелея, ты меня обнЯла,
К утру проспавшись - обнялА.
Чужой любовью были сыты.
Но я-то знал, и знала ты,
Что мы на русском были квиты,
На украинском же - цветы.
* * *
Я, словно в пропасть, падаю куда-то.
Лечу, как птица, всё-таки лечу!
Всю жизнь мечтал - чтоб вольно и крылато,
Всю жизнь мечтал - что снова захочу.
Я падаю, я падаю - ни звука.
Всё замерло - я падаю один.
Любовь, надежда, вера и разлука...
Кому из вас я так необходим?
Ну, кто сейчас погнал меня по кругу
Да вертикально круг тот развернул?
Я падаю сквозь запад и сквозь вьюгу.
Хотел свернуть. Хотел, но не свернул.
И падаю... И падаю... Испуга
Я наглотался, как речной воды.
Коснулся дна. Взлетаю - тоже вьюга,
Зато восток, и поле, и сады.
Лететь - лечу, хоть сердцу жутковато.
А чувства (птичьим разве что под стать)
Внутри иголкой колят: «Без возврата...
Тебе от стаи только б не отстать!»
Не знаю сам, откуда,
Откуда всё взялось.
Вчера была простуда,
Сегодня – новый гость.
О том, о сём болтает
И смотрит сквозь меня:
– Там тает снег?
– Не тает!
– Добавить бы огня…
И быстро так моргает.
И шепчет, как шипит.
Политиков ругает
И пиво пьёт «Пиит».
Откуда он, откуда –
Я головой верчу:
– Ты, может быть, Иуда?
– Иудой не хочу…
– А кем ты, тайный, хочешь?
– О том лишь я молчу!
– Не то чтоб ты уж очень
Был хитрый – хохочу.
– Не то чтоб очень хитрый,
Но не овца овцой.
Заманишь и пол-литрой,
Ну той, что с хреновцой.
– Да ты, как видно, ушлый,
Всё знаешь – что и как.
– Я покупаю души
За вечный за пятак.
– Продай! Тебя не трону,
Ведь наша жизнь, как дым…
– Сниму-ка я икону –
Посветим, поглядим.
Сорвался гость незваный
И прыгнул прямо в сад.
Я думал, просто пьяный,
Чего надумал, гад!
Видно, впрямь заведено навеки
Жизнь свою выбрасывать на ветер.
Видишь, как она летит по кругу –
Мы опять должны с тобой друг другу.
Оглянись на самом повороте…
Оглянись на самой высшей ноте…
Оглянись на самом невозможном…
Оглянись на самом-самом прошлом…
Видишь, там, где буря мглою кроет,
В снежном поле пень по-волчьи воет.
И за раем вьются, мчатся бесы –
Как и мы, такие же повесы.
* * *
Ну, чем душа не тёмный лес?
И грыз в лесу меня,
Не червь сомненья – хитрый бес,
А бес живого дня.
Он сто соблазнов мне открыл –
Калитку в никуда.
За ней мелькали сотни рыл,
Был слышен свист кнута.
Таких не видел прежде стад.
Их скотский интерес,
Внушал мне ужас, будто ад
Сжимал меня, как пресс.
И я задёрнул штору дня.
Себе сказал: – Беги!
Огонь не только от огня.
Среди друзей – враги.
На два замка закрыл свой дом,
Во тьме зажёг свечу.
И стал своим прозрачным сном,
И сам себе свечу.
И если снится вам порой
Знакомый отблеск дня,
Не называйте сон игрой,
Простой игрой огня.
* * *
Пугают ночи темнотой...
Не темноты душа боится.
Кричит в саду ночная птица -
Невыносимо быть одной,
Как и душе среди простора,
Неудержимого, что звук,
И ускользнувшего из рук,
И льнущего к щелям забора.
Дыша прохладою речной,
Ночной простор вползает в щели,
И ни души вокруг иной,
Одна твоя, но еле-еле...
* * *
В небе прозрачном живут облака.
Замерло время. В листве затаилось.
Речка блестит, словно нить паука.
Детство далёкое снова примстилось.
Годы уходят, как рыба ушла.
Где-то клюёт у других берегов.
Что же мне делать с тобою, душа,
В этом забытом краю сквозняков?
Может быть, сучья сухие собрать,
Лечь у костра, у огня - у истока.
Не вспоминать, не любить, не страдать -
Слушать, как ветер гудит одиноко...
Птицы с криком покинули сад.
Надо мною встревожено вьются.
Мне уже не вернуться назад,
В этот сад никогда не вернуться.
В двух шагах от него - далеко.
Не кричи - не услышишь ответа!
Здесь просторно и так высоко -
Край земли - одинокое лето.
Скоро дождь ледяной - на лицо.
Скоро небо бесцветное - в душу...
Выйдет мать, пробудясь, на крыльцо.
- Ты не бойся, я, мама, не струшу.
Ты не бойся, я сам не боюсь.
На краю бесприютного лета
Постою. Сам с собой разберусь:
Для чего неприкаянность эта?
На закате домой возвращусь.
А казалось, ушёл безвозвратно.
На иконку лишь пе-ре-кре-щусь:
- Нынче с птицами что-то неладно.
Вагон шатают сквозняки,
И занавески в окна бьются,
И чай плывёт, и пляшут блюдца.
И мы, законам вопреки,
Летим, летим быстрее света.
А за окном застыло лето
И вьются птицы у реки.
И ветер катится волною.
Куда несёмся налегке?..
На миг возникла предо мною,
Со мной растаяв вдалеке.
Сказка - ложь, да в ней намёк...
Вечно тлеет уголёк.
Слово зреет в тишине.
Рыщет Серый волк во мне.
Год за годом, день за днём,
Слава Богу, что живём.
И полцарства получили,
И в полях не полегли,
И в темнице не почили...
Жаль, коня не сберегли.
Книги мудрые листали -
Что порвали, что прожгли.
Из копытца пить не стали -
Вслед за стадом не пошли.
В узелок пути связали,
За предательство простили...
Правда, яблоко украли
И коня не оживили.
* * *
Проскользнуло. Ушло в песок.
Вот и жизни моей волосок.
И висит на слепом волоске,
Что растаяло в топком песке.
Ничего не осталось в руках.
Да и руки - не руки, а взмах.
И парю высоко в небесах.
Ах, как сладко, как трепетно, ах!
На своём здесь уже не стоять,
И себя у себя не отнять.
Как трава, голос чистый высок.
И по ветру летит волосок.
Рассказать, как даль чернела,
Рассказать, как дождь шумел,
Как с ума сводило дело -
То, которым не владел.
Рассказать, как уходила
Та, которая любила,
Та, которой всё равно:
Снег - на плечи,
Снег - в окно...
Не осталось ни листочка,
Ни былинки про запас.
Только точка, точка, точка.
Многоточие - про нас.
* * *
Что ж так осень выглядит устало?
Выпал снег и тает, не спеша.
В поисках вселенского начала
Истомилась чуткая душа.
Бродит ветер, тени поднимая,
Мёртвых листьев нарушая сон.
До конца себя не понимая,
Прошлое глядит со всех сторон.
В мире этом время бесконечно.
Где начало скучных серых дней?
Снег растаял. Жизнь так быстротечна.
После смерти вспомнить бы о ней.
Подумал: может, снится?
Калитка, сад, луна,
Ночная в небе птица
Над бездною окна...
Кто в бездну провалился,
Того растаял след.
И всё-таки пролился
Из дальних комнат свет.
Щеколда в сенцах охнет.
В раю ли так? В аду?
Чуть слышно сердце дрогнет,
Хоть жутко, а войду!
Наша дорога осталась вдали.
Ночь - на пороге, а листья - в пыли.
С нами надежда осталась - усни!
Сон потихоньку ведет в неизвестность -
Дальше и дальше... А новая местность
Очень похожа на прошлые дни.
Вместе уснули - и снова одни.
Каждую ночь уходить - неизбежность.
Солнце мелькнуло - забытая нежность,
Если не нас, так хоть сон сохрани.
* * *
Я не знаю, зачем и откуда взялась
Эта страсть к высоте,
Ведь звезда пронеслась...
Пронеслась в пустоте.
Я не знаю, зачем эта звёздная связь.
И рыдает душа в темноте.
Кто оставил свой след, пролетая сквозь нас,
И растаял неведомо где?
Я не знаю, зачем, я не знаю куда,
Я не знаю, и сам я откуда...
Вновь и вновь умирает под сердцем звезда,
Воскрешая надежду на чудо.
Как по улице на тройке
Ехал барин удалой.
Ехал барин через Мойку
По дороге снеговой.
Мимо строгого дворца,
Мимо царского лица.
Ехал барин, ехал барин -
Весельчак, игрок хмельной,
Завсегдатай женских спален,
Страшно юный и живой...
Сердцем не заледенеть.
Только легче умереть,
Чем носить в себе смешок,
Тот засаленный слушок,
Встречных взглядов злую хлесть
Лишь за то, что в мире есть
Голос твой, и честь, и слог,
И за то, что равный Богу
Только равный, но не Бог...
Снег ложился на дорогу.
Снег российский, что он мог?..
Когда-нибудь настанет навсегда.
Сойдёмся все в одном каком-то месте.
И Нет войдёт в раскрывшееся Да,
И новый смысл родится в старой песне.
И Данет будет, может быть, вождём.
А может быть, пророком будет Данет.
«Я выведу!» - он скажет... И пойдём...
Пойдём, пойдём - и всё, как прежде, станет.
* * *
Ему казалось, жизнь ушла,
И всё иным теперь казалось.
Его эфирная душа
Небес тихонечко касалась.
А он метался, ждал суда...
Душа в своём углу сидела
И, подбегая к никуда,
В окно как будто бы глядела.
* * *
Я суетно свою ощупал плоть -
Имею то, что всё-таки имею.
Запретный мне уже несладок плод.
К нему подкралось очень близко - плот...
Я чей-то раб - не плыть ведь я не смею...
* * *
То, что жило не со мною,
Чудом ожило во мне.
Захлестнуло вмиг волною,
Закачало на волне.
Отразилось: там, где дали,
Дольней дымкой проросло.
Что хотел, то мне и дали, -
Непростое ремесло:
Где журавль - там и синица;
Там, где плот - там и плотва;
Что не киснет - не кислица;
Что без Бога - не слова.
Уже веселье – не веселье.
Уже забава – не забава.
А утром – горькое похмелье,
А утро – сладкая отрава.
Перешагнув свой юный возраст,
Понять пытаюсь, что же стало
С душой, которая свой возглас
В груди молчанием сковала.
Весна возьмёт – раскроет почки,
А осень примет плод устало,
Но эти ягодки – цветочки...
И всё же, что с душою стало?
Кто там в сумраке летает,
Жутким голосом поёт?
Кто надежду обещает
И надежды не даёт?
В этом хаосе осеннем
Дело валится из рук.
Что пожнём, то и посеем.
Всколыхнувший душу звук...
Чего ещё не ведаю, но жду?..
Развёл, как спирт, старинную вражду.
Вступил в такую сумрачную схватку,
что нет уже на улице порядку.
Что нет уже и звёзд над головой,
и неба нет, и птиц, вовсю свистящих.
Упала с полки книга – «Труп живой»,
а тело хочет девок настоящих.
Верблюд не лезет в узкое ушко,
пытался бить – он лезет целоваться.
И что ещё не навсегда ушло,
в пивнушке дохлой хочет оторваться.
1.
Мы живём вдалеке от дороги.
Но иные пути пролегли
Поперёк нашей давней тревоги
Здесь, у самого края земли.
Здесь, у самого края тревоги,
Не играем, как прежде, с огнём.
Вдалеке от проезжей дороги
В мирном доме живём и живём.
Выходя за порог нашей воли,
Где не властны уже над собой,
Мы ещё только дерево в поле,
Вдалеке от дороги земной.
2.
Душа ушла и стала в поле -
Высоким деревом стоит.
Она хотела жить на воле -
С ней только ветер говорит.
Ей даже прошлое не снится.
И сбившись в стаю, вороньё
На душу запросто садится
И держит лапами её,
И не даёт ей возвратиться,
И тело мучает моё.
1.
Я выбрал дело непростое
И на сейчас, и на потом.
Я должен мир себе построить –
И будет где построить дом.
2.
Я пришёл к вам с миром…
3.
А этот мир... Он всё-таки единый...
Моей дороги посох журавлиный.
Так похож этот мир на меня,
Из того же он создан огня.
То молчит, то вокруг завывает.
То поёт он, то печью гудит.
И небесные бездны скрывает,
Из которых навстречу летит.
Дотлевает за окнами вечер.
Жар исходит от летней реки.
Наши руки пылают и плечи,
Мы горим, но согреться нам нечем -
Друг от друга мы так далеки.
* * *
- Как небо, путь широк,
Что ж ты сидишь на печке
И смотришь в потолок,
Свивая дым в колечки?
- Свивая дым в колечки,
Смотрю я в потолок.
Просторно мне на печке -
Я шире всех дорог.
* * *
То не ветер дует в спину,
То печаль сбивает с ног.
За Двину закат задвину, –
Раньше этого не мог.
Млечный путь бродил по свету,
Где-то свет свой забродил.
По ту сторону, по эту –
Лишь поэту и светил.
За окном шаги почуяв,
Стану сердцем у ворот.
Пусть всё то, чего хочу я,
Мне в лицо безбожно врёт.
Терзают сердце строки,
Как в них же скрытый срок,
Пришли ко мне пророки:
- Идём на суд, пророк.
Легко сорвался с места,
Всех ближних возлюбя:
- И всё же интересно,
Судить кого?
- Тебя!
А ты взяла и за меня взялась –
И прямо в сердце на метле влетела.
Бессмысленна твоя земная власть,
Божественно твоё земное тело.
Что делать мне с безумием таким?
Я думал раньше: никогда не струшу.
Не ведаем с тобою, что творим,
Кому сейчас закладываем душу.
Какие черти прыгают вокруг?
Не только руки - волю нам связали.
Круг очерчу - и спрячу свой испуг.
Ну что, родные, просто так не взяли?
Дождаться крика третьих петухов,
Сорваться с места – после будем бриться.
Подругам скажешь: был! И был таков...
А мне теперь всю жизнь с тем кругом биться.
... И снится сон: я - каменная баба,
Стою и жду. И вечно надо мной
Всё то же, то же каменное небо...
В живых остался только Бог.
1.
Я имя твоё написал на песке.
Ушёл - и забыл имя там...
А имя осталось лежать на песке,
Забыв обо мне навсегда.
2.
Я словно в тумане, я словно в тумане...
Я снова обманут шагами твоими.
Тебя потерял я...
И всё, что мне надо, -
Твоё только вспомнить забытое имя.
3.
Я имя придумал и стал имя звать.
Пришло ко мне имя и вот
Спросило меня: - Ты кто, одинокий,
Забывший так просто себя?
4.
Я - тень под ногами твоими.
Я - пыль...
Я - всё, что разрушил своими руками,
Ведь имя твоё я забыл на песке...
Смотри, не споткнись: это сердце - не камень...
5.
Я долго бродил - и нашёл берег тот.
И что ж я увидел: склонился мальчишка
Над стёртым волною дыханьем твоим...
И не было сил написать всё сначала.
* * *
Не помню, Господи, начал!..
Где был? Куда несёт и ныне?
Земля моя, ты мой причал,
Мой храм, воздвигнутый в пустыне.
Не помню, Господи, начал!..
Откуда падаю лучами?
Петух три раза прокричал,
А грех мой там же - за плечами.
Не помню, Господи, начал!..
За что был изгнан, я не знаю.
Отца, себя ли омрачал?
И, ставши мраком, весь пылаю.
Не помню, Господи, начал!..
Но вспомню, может быть, когда-то
И ужаснусь: горит очаг,
А я вернулся в дом без брата.
* * *
Не помня дней своих и лет,
Не зная, что к чему,
Он брёл и брёл... Он брёл на свет,
Сквозь день и ночь во тьму.
Сквозь жизнь и смерть вела стезя.
А прах земных побед
Ему шептал: - На свет нельзя -
Он вестник новых бед.
- Какая новая беда
С дороги не свернёт,
Какая новая звезда
С пути меня собьёт?
Ведь я не помню дней и лет,
Не знаю, что к чему.
В моей душе не меркнет свет,
И я иду к нему.
* * *
Ты смысл вещей хотел понять?
У мира смог его отнять,
Поймать его живую ртуть,
В пробирке над огнём встряхнуть,
И колдовать, как над строкой,
Дрожать над ним, над каплей каждой,
И вдруг отбросить - никакой!
А ведь он был когда-то жаждой!
Про то, что так, а не иначе,
Но всё-таки меняло суть.
Про то, что ехало на кляче,
А после оседлало путь.
Про то, далёкое в начале,
Но близкое в концов конце.
Про то, что силой отлучали
Не от луча ли на лице?
Про то, что легче вспышек снега,
Когда он падает на грудь.
Про то, что сердцу человека
Ещё без слов сказало: «Будь!»
У мира - и взгляд не ранимый,
У мира - и верная рать.
Мой Ангел, ты мной не хранимый,
Ну как без тебя умирать?
Во имя Сына и Отца
Я кровь врага сотру с лица
И залижу былую рану -
Другим отныне, может, стану.
Но будет мучить, будет жечь
Врага живая, злая речь...
Ах, сабля, сабелька моя,
Гуляй во все свои края.
Моря? Ей по сердцу моря,
Моря, как шёлк на бант, кроя.
Ей больше нет ни в чём отчизны,
Она мой главный судия.
Я шёл к врагу на праздник тризны
И вот пришёл... Стою... Не я.
Ну что ж, придётся самому...
Поверю сердцу и уму.
Душе скажу: - Расправим крылья,
Летим за тридевять земель,
Волшебных слов там изобилье,
Там слов единственных метель.
Простим угрюмство... Человеку
Не воевать, так горевать.
Я должен вновь зайти в ту реку,
В которой дважды не бывать.
* * *
Нету силы подняться выше.
Над землёю застыла тьма.
Звёзды словно навстречу вышли -
Утешение для ума.
Только вряд ли они заметят
И меня, и приветствия знак.
Светят звёзды, так близко светят,
Обнажая всё ярче мрак.
* * *
Я будущих не помню дней,
Но их не сбросить с плеч долой.
Домой, домой... Среди людей
Одна лишь мысль: домой, домой!
Туда, где сумрак летних снов,
Где в спальне ватный бой часов,
Туда, где раннее вино
Ещё свежей, чем виноград.
Туда, где умерли давно
Все те, кому так был я рад.
Я будущих не помню дней.
Где жил я - больше нет жилья!
Домой, домой – тут сад из пней…
Там – август… речка…. луг… Илья…
* * *
Трудно верить сердцу в перемены.
Пусть они - надежда для других.
Для чего мне склоки, да измены,
Да любовь, как койка на двоих?
Я брожу по городу случайный.
Думал - сам, а вышло - сам не свой.
Слышите: не дикий, а печальный
У созвездья Псов звериный вой.
Это то, что названо тоскою,
Что живёт и там, и на Земле.
Если я хоть каплю жизни стою,
Перемены жизни не по мне.
Странно понимать, что высыхает
Прямо в сердце бурная река,
Что кому-то снова не хватает
Силы для последнего глотка.
Как подступает всё, что сгорело,
Всё, что увяло и облетело,
Всё, что ушло, что исчезло совсем.
Как подступает всё, что сияло,
Всё, что манило и обещало,
Всё, что ушло, что исчезло совсем.
Так же терзают душу и тело
Всякая малость и каждый пустяк!
Ветка, спружинив, больно задела,
Видно, за дело, а может, и так.
* * *
Ничего не исправить уже.
И смотреть нету силы на это:
Как промчалось беспечное лето
И приблизилась осень к душе.
Мы живём на шестом этаже.
Ничего не исправить уже.
Друг уходит, а враг улыбнулся
И затеял с тобой разговор...
Жил, как будто не жил. И очнулся -
Всё украл у себя, жалкий вор!
Всё, что было любовью согрето,
Всё, что раем звалось в шалаше...
Мы живём на шестом этаже,
И смотреть нету силы на это:
Ничего не исправить уже.
1.
Усталость кажется пустой...
Как будто прибыл на постой.
Хозяйка шепчет мне: «Постой!»
А за окном за слоем слой -
То падь, то бусъ, то сгонъ, то зной.
Бегу по улице, как зверь.
Пугаюсь каждой встречной тени.
Во мне чуть слышно скрипнет дверь -
И в глубь души ведут ступени.
Блуждаю искрой в темноте,
Не в силах превратиться в пламя.
А тени, тени! Всё не те.
Не знает их земная память.
И что за странные места?!
Хозяйка уст - и та не та.
И не легко мне оставаться,
Где тяжесть кажется пустой...
Всю жизнь хотел сюда добраться,
Но этот мир лишь верхний слой.
2.
И мир мой начал исчезать,
И стал я в поле Бога звать.
А в поле лживая дорога
С печалью сердца заодно.
Я никогда не верил в Бога,
Но Бог есть свет, а мне - темно.
Мне даже лиц земных не видно,
Как будто птицы вместо лиц.
Как будто зверь мне душу выдрал,
И я упал от боли ниц:
- Мой Светлый Боже, Боже Правый,
И справа Ты, и слева Ты.
А я у этой переправы
Свои же вытоптал следы...
Я заблудился в жизни этой.
Куда глаза мои глядят?
Прислушаюсь: вдали над Летой
Не гуси ли во тьме галдят?
3.
Как будто ночь... Как будто тень чужая...
Как будто я на неком рубеже
Запретное, чуть вздрогнув, обнажая,
Уже не в силах вымолвить: «Уже».
Уже, уже... Со мной ли это было?
Пора, мой друг, мне слышится, пора!
Двенадцать раз, двенадцать раз пробило,
Что ждать осталось только до утра.
Но я не верю тёмному виденью,
Хоть бой часов и главный в жизни бой.
День может быть сияющею тенью
Прошедшего внезапно над тобой.
* * *
Разучились вЕсти разговор вестИ.
Ёрзают на месте, как вода в горсти.
Им неинтересно в нашем закутке.
Неуютно, тесно... Рябью по реке
Мчатся, как с испугу. Лезут на рожон.
Поднимают вьюгу. Клонят небосклон.
Ливнем заливают. Мечутся гурьбой.
Печью завывают. Вьются над трубой.
Сердце разрывают. Ум ведут с ума.
Смысл свой забывают. Лезут в закрома.
Окна закрывают. Говорят: «Поверь!»
В землю зарывают, как добычу зверь.
В душу смотрят строго тёмные, как лес:
«Троп на свете много, но нельзя нас без».
* * *
Прижать к лицу осеннюю траву,
Вдохнуть её неистребимый запах
И вдруг услышать, как на мягких лапах
Крадётся шёпот: - Господи, живу!
Всему на свете можно удивиться.
Чей это шёпот - мой или травы?
А может, это выдохнула птица,
А может где-то выдохнули Вы?
Дышать, дышать, душистое подспорье
Сомненьем не разрушив до конца,
В травинке каждой скрытое раздолье
Увидев каждой клеточкой лица.
Стихи - безлюдная улица,
В конце которой пожар.
Табак отсырел - не кУрится,
Глазами его пожрал.
Поэт почему так хмурится?
КурИтся то, что горит.
Но прочь убегает улица,
Но дым на губах горчит.
Сегодня стихи не пишутся.
Сегодня не тот накал.
Откуда-то люди... Движутся...
Не смог, а другой - украл.
* * *
Есть мутный воздух пустырей -
Он в наших душах, как репей.
В тот сумрак дважды не войдёшь.
Там страх за каждой кочкой малой,
В травинке сгорбленной, усталой
И в том, чем после прорастёшь.
Здесь только ветер всех мудрей,
Он просто пробегает мимо,
Ему не страшен зов корней,
Он соткан из мечты, из дыма.
Он взгляда не боится дней
Твоих, заботою убитых
И здесь запрятанных, зарытых
Под сердцем прямо, где больней.
* * *
Чем заплачу себе за боль,
За ту прошедшую любовь,
За каждый день, что мной забыт,
За путь, который был закрыт,
За всё, погубленное мной,
За крик, не ставший тишиной,
За след на утренней тропе,
Косым дождём размытый след,
Чем заплачу себе (тебе?)
За всё, чего на свете нет?
* * *
Я не знаю, сколько стоит
Улыбнуться просто так.
Всё вокруг насквозь пустое,
И цена ему - пятак.
Ах, как манят налитЫе
Солнцем осени плоды...
И они насквозь пустые,
Хоть и вкусные, как ты.
* * *
Видно, я ничего не стою
И стою у себя на пути.
Но бесценное чувство шестое,
Как песок, у меня в горсти.
Я пролью тот песок случайно,
Заглянув для чего-то за край...
Разольётся по миру тайна,
И не хочешь - иди собирай.
ПТИЦА
Маргарите
1.
Как сладко: закончить дела,
Холодной водою умыться,
Сложить два огромных крыла,
Прижать, как уставшая Птица.
Накинуть домашний халат,
В ответ на вопрос улыбнуться:
“Неволей, как волей, богат -
Я мог, да не смог не вернуться”.
2.
Холодный, беспомощный чай.
Погасшее небо в оконце.
Любимая, не обещай
Затмить навсегда моё солнце.
3.
Как сладко: закончить дела,
Вернуться к тебе, понимая -
Ты больше, чем счастье, дала,
Пугливая Птица ночная.
4.
Не вышло время Птиц. Не все грачи пропали.
Знакомых светлых лиц неугомонный рой.
И кажется порой, что все Мы, как вначале.
И кажется ещё: лишь ближних дорог строй.
Ах, как горит рассвет! Не помутнели дали.
И не горчит полынь, и сладок свежий хлеб.
И я кричу с небес: - Не все грачи пропали!
А мне кричат в ответ: - Неужто ты ослеп?
Неужто с высоты не различишь детали,
Грачей от воронья не можешь отличить?
И зря кричишь с небес: «Не все грачи пропали»,
Тебя-то мы, поверь, успеем приручить...
Покуда не прошла пора весенней Птицы,
Не властны надо мной ни вы, ни вороньё.
Закрою вдруг глаза - и мне земля приснится...
Далёко-далеко, как будто нет её.
5.
С деревьев ночью птицы улетели,
И листья все исчезли как-то вдруг.
И так внезапно рощи опустели,
Что нам заметен стал души испуг.
Куда они?.. Зачем?.. Ещё метели
Не скоро налетят со всех сторон.
С деревьев ночью птицы улетели -
И небо стало чёрным от ворон.
6.
Устал. Устал. Звезда моя не светит.
Она смогла погаснуть навсегда.
Так много звёзд... Никто и не заметит...
Никто. Никто. Ни песни... Ни следа...
И только Ты, любовь моя и мука,
Заметишь эту злую темноту.
И вскрикнешь Ты, как птица, от испуга,
И вздрогнешь Ты всем телом на лету.
«Устал... Устал», - Ты скажешь, подлетая.
И крыльями обнимешь, не спеша.
- Что сделал ты с душой своей? Не зная
Ответить что, скажу: - Болит душа!
И долго будешь плакать на рассвете:
«В душе твоей - ни веры, ни огня»...
Как хорошо, что солнце снова светит -
Последняя надежда для меня.
* * *
Я жил в твоей свободе
Скорее наугад,
Где стансы были в моде,
И страсть, и снегопад.
Ночей клубились тени,
Рвалась воды слюда.
Я был как дух весенний,
Нагрянувший сюда.
И были мне наградой
И память о былом,
И за глухой оградой
Забытый всеми дом.
* * *
Любовь звала, чего ж я медлил
И не решался к ней прийти?
Её как будто не заметил,
Столкнувшись с нею на пути.
Как будто взгляда я не понял,
В ответ как будто не кивнул,
Платок уроненный не поднял,
Навстречу счастью не шагнул.
Тоской как будто не заполнил
Всю жизнь, доставшуюся мне,
Как будто вовсе не запомнил
Тот луч, единственный во тьме.
Как будто я и впрямь из глины
И сердце высохло давно.
Как будто нету половины,
А только целое одно...
* * *
Прах моих воспоминаний к праху
Одиноких дней твоих - скажу.
На твои колени, как на плаху,
Голову повинно положу.
Мягко губы дрогнут: - Не погубишь...
Бросишь взгляд увянувший и злой.
Вспомнишь что-то. Вскрикнешь. И отрубишь -
Навсегда закроешь дверь за мной.
И были дни. Сначала - пять.
Трудился я, забыв о хлебе.
И создал мир, забыв о небе...
Мог и прибавить, и отнять.
И всё давалось мне легко,
Как будто вовсе не сражалось
В тот миг, что мною создавалось,
Да камнем на душу легло.
А может, просто показалось?
А может, просто боль в груди?
Ведь сердце так в те дни металось,
Любым идеям откликалось,
Любые славило пути.
Спокоен был мой день шестой.
Я о своём не думал хлебе,
Не вспоминал совсем о небе
И о душе своей пустой.
Печален был мой день седьмой...
Что было свято - вновь распято.
И нету неба надо мной,
Не колосится хлеб земной,
И камень мой мне ближе брата.
1.
Этот мир от себя попытался спасти.
Только сам же и стал у себя на пути.
Замахнулся мечом, чтоб преграду снести,
Но родней никого на земле не найти:
- Отойди, говорю, не мешай воевать.
Здесь, под небом, двоим никогда не бывать.
Ты разрушил меня, и теперь я пустой.
Отойди, говорю... Он в ответ мне: - Постой!
Ты зачем обнажил свой неправедный меч?
Как посмел ты себя для меня не беречь?
Я разрушил тебя? И теперь ты один,
Только ветром слепым по дорогам водим?
Неужели тебе не вольготно вот так:
Слева - свет молодой, справа - суетный мрак.
В центре огненных солнц ты, как прежде, живой.
Для чего ж захотел ты рискнуть головой?
Для чего обнажил свой неправедный меч?
В этой битве двоим суждено нам полечь!
Я вернулся к тебе. Ты и вправду пустой,
Как из глины болван...
Я ж душа твоя...
- Стой!
2.
И пришёл он и стал предо мною стоять.
Говорил: - Ты собою не пойманный тать.
Говорил: - Ты любимых забыл имена.
Говорил: - На посту... Говорил: - Ты - война…
Говорил: - Я тебя отряхну ото сна.
Ты заснул не во сне, но вина есть вина.
Ты ушёл на войну. И ты стал воевать.
И тебя никому с той войны не забрать.
Воевал ты, как бог. И войною ты стал.
Отступил и огонь, отступила и сталь.
Ты ушёл на войну, чтоб остаться войной.
И не мёртвый с тех пор ты уже - не живой.
Потому я пришёл и стою пред тобой,
Чтобы ты не прошёл, чтоб оставил свой бой.
Чтоб увидел меня, словно свет поутру,
Как, сражаясь с тобой, за тебя я умру.
* * *
Чем ближе к могиле, тем дальше от смерти,
А может быть, в пасть прямо к ней.
И на ухо шепчут безумные черти:
«Без веры, поверь нам, верней».
А ну-ка, расселись - я тряпкою вытру
И стулья, и стол поскорей.
Из сердца их шёпот пронырливый вырву,
Пока он ещё без корней.
Ступайте отсюда дорогой своею,
Наживкою хитрой маня.
Душе я и слова промолвить не смею,
А вам бы всё слушать меня.
* * *
И случится поздно или рано.
Жизнь пройдёт внезапно, как испуг.
Выйдет месяц, выйдет из тумана,
Вынет нож: - Ну, где мой лучший друг?
Промолчит и царь и королевич,
Промолчит сапожник и портной...
А квадрат, что написал Малевич,
Станет ли проглядной темнотой?
* * *
Я будто начал пропадать,
Как снег пропал однажды,
И в цель всё реже попадать,
И повторять всё дважды.
Я будто стал, как мир, другим,
Собой неузнаваем.
А шестикрылый Серафим
Почти стал осязаем.
А Бога глас: «Восстань, пророк!» -
Душе не просто милость...
И всё же что-то между строк
Упало, закатилось.
Вышел в поле, а птицы – кругами.
Быстрый ветер догадку принёс –
Ты увидел прообраз колёс,
Он парил высоко над веками.
Дважды два не четыре, а пять.
Можно к небу вернуться опять.
Всё учёл. Подсчитал. Начертил.
Колесо своих дней запустил.
И вращаться ему и вращать…
Только птицы, пока ты творил,
Научились летать.
Стреляют всё же чаще в спину.
…И время выдохнет: - Беги!..
Нельзя убить наполовину.
Чуть-чуть. Слегка. Не как враги.
Но, замедляя шаг последний,
Ещё постой, повремени.
Накинь пальто, побудь в передней
И разговор перемени.
Представь себя под сенью сада.
Присядь, а хочешь – закури.
Побудь ещё, пойми: так надо.
И говори, и говори.
* * *
Что-то случилось с душою моей -
Холодом осени не опалила,
Небо бескрайнее взору открыла,
Ветром незримым сорвала с ветвей.
Что-то случилось с дорогой моей -
Вывела в поле и в поле пропала.
Много я видел богатых полей,
Легче от этого сердцу не стало.
Что-то случилось с любовью моей -
Сладкой водой ключевою поила,
Нынче же солнцем сожгла до костей,
В камень безмолвный меня превратила.
Что-то случилось с судьбою моей -
Страшно и весело, Господи, стало!
Может, когда-то начнём всё сначала
И соберём хоть немного камней.
Осенний холод обнажает
не только леса и поля,
но и душу.
В леденящей тишине
восходит сиянье стихов,
которые написал не ты:
аз буки веди
глаголь добро
есть
живете зело земля
иже і како люди
мыслите
наш он омега покой
рцы слово твердо
ук ферт хер
от цы
червь ша ща
ер еры ерь
ять
ю
я…
Холодно и высоко.
* * *
Дороги, которые нас выбирают,
Над нами прозрачною тенью витают
И, с нами играя в суровые игры,
В сердца нам вонзают холодные иглы.
И трудно стоять на ветру, понимая,
Что годы уходят, лишь пыль поднимая.
И нету опоры в просторе великом
Хоть в небе высоком,
Хоть во поле диком.
И последних дождей ощущаю усталость.
У закрытых дверей две затяжки осталось.
Возвращения нет, есть побег в никуда.
Есть побег и у нет, есть побег И у да.
Дым последний – горчит…
Дождь последний – прямой…
Дай мне, Боже, ключи,
Я вернулся домой.
1.
А я сегодня будто бы чумной
И будто бы наелся не того я.
Стучали в дверь - подумал, что за мной, -
Соседа взяли - олуха и гоя.
Ушли совсем. А Стук остался жить -
Стучит и час, и два стучит проклятый,
И день, и ночь... К двери устал спешить,
А Стук стучит, ни клятый и ни мятый.
Я дверь сорвал, я оторвал засов.
Я прошлое своё забил ногами.
А стук не стук уже, а вечный зов,
Не нить натянута, а горизонт меж нами...
Устал бояться. Некуда бежать.
Живу, как жил. Плевать люблю с балкона.
След самолёта в небе как межа,
Межу перелетевшая ворона.
2.
Будущее за нами
Трётся в углу прихожей.
Мир, на меня похожий,
Снова торгует снами.
Было когда-то с нами
То, а потом и это.
В двери стучат - за нами?
Память страшней, чем гетто.
Вот я иду к оврагу -
Чёрные тени рядом...
Вот я беру бумагу -
Мог быть Адам и Адом...
Кем-то расщеплен атом.
Кем-то вся правда скрыта.
Снова пришли за братом.
Что ж так встревожились мы-то?
1.
И вышел судья.
И зачитал приговор.
Всех приговорённых к смерти
построил по правую руку палача.
Остальных, приговорённых к жизни,
по левую руку.
И стоял палач на границе
жизни и смерти,
врастая в землю виселицей.
И не было у него пути
ни вправо, ни влево,
потому что у него
вообще не было пути.
И его не было,
как не было судьи, приговора,
жизни,
а была только смерть.
2.
Помоги в немой борьбе...
А.Блок
Кричу, кричу - не слышат.
А только тут и там
В затылок грубо дышат
И ходят по пятам:
- Скажи, поэт, словечко,
Ведь это пустячок,
Продай, поэт, сердечко
За медный пятачок.
Сыграй, поэт, на лире
О нашей суете,
О самом бренном в мире...
Иль мы уже не те?
А может, труд покорный
Тебе не по плечу?
О чём же ты, упорный,
Кричишь опять?
- Кричу!..
1.
А там, где облако вдали,
Как звонкий зимний след,
Иные судьбы пролегли,
Иной струится свет.
И тень раскинула крыла
Над крайнею из хат.
Ступеньки старого крыльца
Пути ведут назад.
А в хате чистый дух стоит,
Славянства давний дух.
И мне руками дед кричит,
Что мир в очах потух.
И мать бежит из прошлых лет
На крик... И стонет дверь...
Такой далёкий близкий свет
И детства, и потерь.
2.
Наклонилась изба над оврагом.
Наклонилась над жухлой травой.
Клён казался предпраздничным флагом.
Пахло пылью в чулане и брагой,
Детством, осенью, жизнью самой.
Дед на лавочке – помню – живой…
Ничего, ничего не забыли.
Не успела листва облететь –
Мы на кладбище деда зарыли,
На войне его сына убили,
Не хотелось на землю смотреть.
Клён казался опущенным флагом.
Не успела листва облететь –
Наклонилась изба над оврагом…
Стало места в ней больше на треть.
* * *
Я - морщинка улыбки твоей.
Улыбайся, любимая, чаще!
* * *
Теперь уже не вырваться из плена
Обид случайных и случайных дел.
Садится солнце тихо, постепенно
За видимый, чуть видимый предел.
Не медлит ночь. Прощально вскрикнет птица.
Крик улетит, сгорая навсегда.
Из пепла ночи он не возродится,
Не возвратится окриком сюда.
Забвенья нет, а есть ночная мука:
Тревожным криком полнить небеса,
Безумствуя, вдруг связывать со звуком
Любимых и забытых голоса.
* * *
Пройдёт, промчится без возврата...
И только вспомнишь: «А когда-то!..»
Всё на земле и прах, и ложь.
И не поймёшь: как жить отныне?..
И вновь ответа не найдёшь,
В себе блуждая, как в пустыне.
Я сам себе придумал эту роль
И в бой пошёл с самим собою.
И воронья слетевшегося рой
Сгустился, стал глубокой тьмою.
Но видел я и зал, и чьи-то тени,
Незримый меч взлетел над головой...
Мы долго ждали. Мы всегда хотели.
Руби же, меч, руби... Вот он, противник твой...
Удар последний. Смерти голос тонок.
У ног моих - поверженный ребёнок.
* * *
Я устал убегать за тобой, и себя нету сил догонять.
Странно мир наш устроен земной: понял всех, а себя не понять.
Разучившись любить - полюбил, научившись летать - не летаю,
Что запомнил - теперь позабыл, а мечта? - я о ней лишь мечтаю...
То ли зеркало смотрит в меня, то ли я в нём сейчас отражаюсь?
Сколько в холоде лютом огня! На земле я, а с ней не вращаюсь.
Два пути впереди и за мной те же два. И что делать - не знаю?
Убегаю вперёд за тобой, возвратившись, себя догоняю.
* * *
... Это Слово над миром сияет
И - покуда душа не пуста -
Снова силой незримой смыкает
Говорливые наши уста.
* * *
Встретил в поле старика.
Говорит лукаво:
«Так землица глубока,
Так непрочна слава!
Много зёрен подобрал,
Только жаль, что с краю.
Только жаль, что потерял
То, что вновь теряю.
Для чего торопим час
В этом диком поле? -
Вдоль прошёл его не раз,
Поперёк - тем боле...
И куда б ни завлекло,
Далеко ли, близко:
Если крикнуть - высоко,
Если падать - низко.
В поле столько есть дорог,
Выберешь любую...»
И пошёл наискосок
В сторону другую.
* * *
И мирозданью форму придавая,
Себя загнал я в угол бытия.
Сижу как мышь, тоски не выдавая,
Такой вот Гамлет – быт и я.
* * *
Добраться сам пытаюсь до всего…
И вот стою – запутался в трёх соснах.
Грязища. Мрак. Нагрянуть бы в село,
Где чай, уют – запутаться в трёх сёстрах.
А утром взять отточенный топор,
Вишнёвый сад весь вырубить под корень.
Уйти бродить, как бродит в мыслях вор,
Укравший для чего-то слово «шкворень».
Молчи, скрывайся и таи...
Ф.Тютчев
Я сам в себе, как возраст мой.
Я - дом, засыпанный листвой.
Горит огонь, и печь гудит,
Но на дверях замок висит.
Прохожий, мимо проходя,
Не нарушай мой тёплый сон.
Там, за окном, в сетях дождя
Есть я - другой. Но я - не он.
А он открыт со всех сторон,
Ещё он дум высоких полн,
Во всём волшебник он и маг,
Себе - не друг, другим - не враг.
Он возвращается домой,
Но дом его лишь дом родной.
И долго... Долго по ночам
Он смотрит в окна темноты
И быстро пьёт остывший чай,
Шепнув кому-то: - Где же ты?
А я... я рядом, за стеной.
Я по соседству дом забытый,
Крест-накрест накрепко забитый
И потому ещё живой.
Лягут ранние снега
На Матрёнины поля...
Лягут поздние поля нам на лица.
Как ты, память, глубока!
Мне бы только два глотка,
Чтобы заново родиться.
Чем по-прежнему жива?
Есть в тебе и «Да», и «Нет»...
Где-то в сердце жернова
Запускает белый дед.
Боль такая - хоть кричи!
Дед и глазом не моргает,
Муку мелет, а в печи
Наши судьбы выпекает.
Накрывает светлый стол.
На рубахе коркой соль.
Что темнишь ты, странный дед,
Накрывая стол снегами?..
А по скатерти мой след
Вышит чёрными крестами.
Мне никогда не вырваться наружу...
Сорвался ветер и пустился в пляс.
Кого спасать? Спасу хотя бы душу!
И бьют часы. Который нынче Спас?
* * *
Задумался: и всё-таки зачем я?
В чужом саду чужих цветов не рвать.
Не предавал?.. Тому придал значенье,
Что нам в себе уже не умирать.
В себе живём. А умираем в близких.
И в дальних умираем день за днём.
Зажмуришься - и солнечные брызги
Летят, летят... Напомнят ли о чём?
Как хрупок ближних луч неуловимый,
Блуждающий в тебе не просто так.
Пока он там - ты целый свет единый,
Погаснет он - и воцарится мрак.
* * *
Погасишь свет - и мир ночной войдёт
В окно, как в дверь. И станет пред тобою.
Ты - нищ и гол... Душа твоя уснёт,
Уснёт и тело, требуя покоя.
Уснёт и дом в усталости кольце.
И только сразу мысль уснуть не сможет,
Она все «за» и «против» подытожит
И вывод свой напишет на лице.
А утром, глядя в зеркало рябое,
Себе захочешь искренне соврать:
Все «за» и «против» - это не чужое,
Но силы нету маску не сорвать.
* * *
Тень свою приоткинь - и увидишь провал.
В том провале никто не бывал, не блуждал,
В том провале никто не дышал темнотой,
Не сквозило оттуда могильной тоской.
И покуда по свету бредёшь невредим,
Как звезда над колодцем, ты будешь над ним.
Отраженье твоё - эта тень возле ног
И скользит, и плывёт вдоль проезжих дорог.
Тень свою приоткинь, в смертный час не скорбя,
И увидишь, что там ни звезды, ни тебя.
* * *
Такое холодное лето.
От ветра не скрыться никак.
Душа только мною согрета -
Я старый и верный пиджак.
Живу в ожидании счастья,
Быть может, прожил бы и так.
Разбил даже время на части -
От ветра не скрыться никак.
Хоть песня любимая спета,
Но жизнь, как магический знак,
Поймала меня - и от ветра,
От лета не скрыться никак.
* * *
И снова колдую над счастьем,
Всем срокам его вопреки.
Всё чаще душою, всё чаще
Владеют одни пустяки.
Нет силы от них отмахнуться.
Усталость не сходит с лица.
И нити, которые рвутся,
Не рвутся уже до конца.
Любимой заветные руки
Взлетают, как прежде, крылаты -
То в ближнее небо разлуки,
То в дальнее небо утраты.
1.
Древний ворон в небе тонет...
А по речке лист плывёт -
Ветер, пролетев, не тронет,
От воды не оторвёт.
Понесёт волна, закружит -
Сгинут вместе без следа...
Древний ворон с небом дружит,
Только небо, как вода,
Понесёт его по свету
Мимо чащи вековой.
Глянет вечность - птицы нету,
Триста лет сошли водой.
... Я стою и поневоле
Жду своей чужой воды.
Понесёт. Развеет в поле.
Нет ни дна, ни высоты...
Ворон - мерными кругами,
Лист, как плыл, так и плывёт.
А над ними... нет, над нами
Кто-то в чёрном солнце пьёт.
2.
Мне нужно знать, что жизнь моя со мной,
Что чей-то вздох не просто наважденье;
Что есть ещё соседство за стеной:
И мука, и тоска, и отчужденье;
Что этот звук живому лишь сродни,
Живой живого, может быть, расслышит...
И не беда, что мы сейчас одни,
Что занавески ветер не колышет,
Что эта ночь как берег роковой:
Плывёшь, плывёшь, уже не веря в чудо,
И вдруг крушенье - ты один живой.
И этот вздох неведомо откуда.
* * *
Кто видел жизнь свою с конца -
Свою же тень смахнул с лица,
Свою презрел былую лень,
И встретил свой вчерашний день,
И сел за свой высокий стол,
Широкий столь и дружный столь,
Что пошатнулся враг его -
Не просто враг, а враг всего.
Всегда бегущий на ловца,
Начавший жизнь свою с конца.
1.
Может, любила, а может, лгала...
Осень внезапно раскрыла крыла -
Из непроглядных заречных полей
Жгучею стужей дохнуло сильней.
Щёлкнуло что-то и стихло в часах.
Время пропало, а пульс продолжался.
Только прижался - тепло на губах,
Глянул вослед - навсегда распрощался.
Холод и звёзды. Сломалась свирель.
Дуешь, а звук будто стонет старуха,
Плачет ребёнок и воет метель...
Чёрные дыры Вселенной. Разлука.
2.
А я любил - как будто не любил,
Как будто в доме временно гостил.
Как будто стол - не стол моей тоски.
Как будто пол - не пол моей тревоги.
Казалось мне, что мы не одиноки...
И я гостил, всем чувствам вопреки.
И стол забыл отчаянье руки.
Я так порхал над чистыми полами,
Что сам теперь, как горе, между нами...
Ещё любовь лучится на окне...
Когда тебя за плечи обнимаю,
Мой милый дом, я тихо повторяю:
Душою светлой повернись ко мне.
1.
Не страшно лечь - и пробудиться,
А страшно лечь - и заблудиться
В ночном саду, в чужой печали.
Вы замечали - и не раз! -
Что снов своих не замечали.
Они прожили жизнь без вас.
Они одни имели власть
Вернуть, что умерло однажды.
И снова снится змей бумажный...
Не страшно лечь, да страшно - пасть.
2.
Я сны свои придумал сам.
Придумал сад, и дом, и лица.
Загубленная в детстве птица
Скользит по зыбким небесам.
Там целый мир живёт иначе:
Меняя лик свой иногда,
Со мною вместе горько плача,
Оттуда просится сюда.
И это странное сплетенье
Моей души с душой иной,
Кому не знаю, но спасенье
Хотя б на миг, на миг ночной.
* * *
Всё это боль. Но суть не в ней самой.
Всё это - ночью, ночью, до рассвета,
Сближение с нездешней темнотой,
Сближение до крика... Силуэта.
До самого последнего листа,
Исписанного почерком несмелым.
Не спится телу - сосчитай до ста.
Душа, не спишь? Ты этого хотела!?
Всё это бред. Игра наполовину.
Со тьмой слились за окнами дома.
Лицом к стеклу - чтоб не смотрели в спину.
Лицом к любви - чтоб не сойти с ума.
* * *
Для чего эти дали со мною срослись?
Для того ли,
Чтоб, отпав, как от ветки увянувший лист,
Я совсем не почувствовал боли?
Для чего эти дали, прощаясь со мной,
Зашумели ветрами?
Для того ли, чтоб крикнуть вдогонку: - Постой,
Ты летишь над кострами!
Для чего эти дали над прахом моим
Налетевшей грозой почернели?
Для того ли, чтоб мой остывающий дым
Вы уже разглядеть не сумели?
* * *
Ты в память крови приходила
И властным голосом звала,
Своим законам научила
И прямо в руки жизнь дала.
Сказала так: «Таится сила
Не только в крепости гроша...»
Хочу бессмертья - отступила.
Хочу быть богом - прочь ушла.
1.
Эта тьма страшнее ночи.
Эта тьма любви страшней...
... Дым табачный, между прочим,
С каждым часом злей и злей.
Снова песни под гитару
О тоске, что сердце рвёт.
Про царицу про Тамару
Чей аккорд безбожно врёт?
Кто за каждый шаг ответит?
В этот раз, наверно, мы...
Эта тьма, как солнце, светит,
Свет её страшнее тьмы.
2.
Грянул гром. Перекрестилась.
Дверь открыла в ночь густую:
Как прозрачна! - удивилась.
И суму взяла пустую.
А когда пред Богом встала,
Глаз от глаз не отвела...
Неужели там бывала,
Мне сейчас не соврала?
* * *
И враг народа Михаил,
И враг народа Анна...
Спаси, Господь! И Он хранил.
А жизнь - и смысл, и тайна.
Судьба меняет адреса,
Но не меняет сути.
Их молодые голоса
Неуловимей ртути.
Творец в России не у дел,
Хоть плоть, как плеть, тугая.
Она мечтала. Он хотел.
Душа стоит нагая:
«Смотрите, люди, вот удел
Писателя от Бога.
Жаль, Мандельштам не уцелел,
Володька и Серёга...»
Обложили уставшего, нервного.
- Не плясать мне под вашу дуду.
По тоннелю ствола револьверного -
Но от вас всё равно я уйду!
* * *
Мир полон слёз. Но веры нет слезам.
И я, не веря, плачу безутешно,
Ведь сказано: «За всё воздастся вам!
За этот мир - за этот мрак кромешный».
Получит каждый, каждый, но своё!
Разлад с душой поистине опасен.
И чёрное земное вороньё
Всего на миг, взлетев, рассвет погасит.
И снова свет прозрачный, как слеза...
С каких небес на землю нашу льётся?
Кто плачет там, навек закрыв глаза?
И кто в ответ так дьявольски смеётся?
И зависть мучает меня:
Там есть огонь, где нет огня;
Начало есть, где нет начала;
Я создал то, что погубил, -
Так тишина во мне кричала,
И кол о кол всё бил и бил.
Только ты стоишь перед глазами,
Как звезда стоит перед землёй…
Ю.Кузнецов
Я стоял среди мёртвого неба
В окружении лунных теней.
Ни воды не осталось, ни хлеба,
Только память осталась о ней.
Я губами ловил нервно губы,
Я руками по далям скользил,
Но молчали небесные трубы,
И в земные никто не трубил.
И покой разливался... Покоя
Не хотел чуткий разум принять.
Он страдал... Под моею рукою
Начал дальний огонь полыхать.
Заметались безгласные тени,
Заметались во мне и вокруг -
И приблизились отчие стены,
И окно обозначилось вдруг.
Сквозь стекло (почернело от пыли)
Я увидел: сидишь за столом.
Ты сказала: - Когда-то мы жили,
Для чего ты покинул свой дом?
Ты ушёл - только свет не гасила
И ждала: возвратишься опять.
Что за сила по свету носила,
Ведь себя никому не понять?
Заходи - и мне двери открыла,
Заходи, если сможешь зайти.
Как когда-то тебя отпустила,
Умоляю - меня отпусти.
Я шагнул - и рассыпались стены.
Я шагнул за порог в никуда...
И холодное небо измены,
Как орех, расколола звезда.
Чашу эту мимо пронеси...
Б.Пастернак
Гул затих, я вышел на подмостки.
Что я знал? Не ведал даже страха.
Вычищены, выскоблены доски.
Мне - дебют, кому-то - это плаха.
Бледность губ чужих и рук усталых
Палачу - лишь блик на вазе ночи.
Раз - и вытер... И судьбы не стало.
Кланяюсь - закрыть бы жертве очи...
Бесконечна дорога земная...
Выйдя из дому, в дом и придёшь.
Край земли, не имеющий края,
Возвратившись, ты дома найдёшь.
На пороге родного уюта
И любви, что разлуки верней,
Блудный сын, как однажды Иуда,
У своих ли стоишь ты дверей?
О спасении помня и зная,
Как спастись, ты откроешь ли дверь?
Постучи! Ведь стоишь ты у края...
Отчего же ты медлишь теперь?
* * *
Эти птицы долгого полёта
Долго не умеют горевать...
Только выйдет солнце за ворота -
Надо петь и надо улетать.
Над простором тонкого тумана,
Над росой некошеных лугов
Пролетают птицы рано-рано,
Оставляя необжитый кров.
Так и ты, мечта моя земная,
Всё боишься небо потерять.
И душа молчит, изнемогая:
Надо петь, да время улетать.
* * *
Настанет час - и ты придёшь,
Пройдя весь путь земной.
И скажешь мне, что дождь - не дождь,
Шумящий за стеной.
Ты скажешь мне, что снег - не снег,
Летящий за окном.
Что этот мир един для всех,
Но смысл вещей в другом.
Что этот смысл сокрыт от глаз,
А истина проста.
Что в эту ночь один из нас
Опять предаст Христа.
* * *
Победоносно грянул гром.
Победоносно клён качнулся.
Победоносно в отчий дом
Не блудным сыном я вернулся.
Победоносно взвыл сквозняк,
Взлетели шторы, с ним не споря.
Победоносно глянул так,
Что мать заплакала от горя.
- Где твой брат? - меня спросил сосед.
- Он ушёл, не выключая свет.
- Где твой брат? - звонят с его работы.
- Мне бы ваши тщетные заботы!
Я друзей на улице встречаю.
- Где твой брат?
Друзьям не отвечаю.
- Где твой брат? - ко мне вина пристала...
- Где твой брат? - в глаза не смотрит мать...
- Где твой брат? - искать душа устала....
- Где твой брат? В каких веках искать?..
- Где твой брат?
Слова, как нож вонзаю:
- Я не сторож... Им сто раз быть мог.
- Где твой брат?
- Одно лишь твёрдо знаю:
Жертву примет, всё-же примет Бог!
* * *
Я тот, без кого мне уже не прожить,
Кто нить оборвал, чтоб связать ту же нить.
Кто волен уйти и вернуться назад,
И вырастить сад, чтобы вырубить сад.
Кто спрятаться может легко за словами,
Ведь слово, как дело, всегда под руками.
Кто Авелю Авель - единственный брат,
Кто в смерти своей будет сам виноват.
* * *
Помню: давно это было...
Ночь. Я залез к соседу в сад.
Крыжовник поспел.
Набиваю карманы мясистыми ягодами.
Они шевелятся, как жуки.
Тишина стоит. Но сквозь глухую сельскую
тишину - дыхание за забором.
Страх провёл своей
холодной рукой от шеи до пяток.
Еле голову повернул.
Кажется, и доски от страха плотнее
друг к другу прижались.
Пальцы нащупали отверстие
от сучка в доске,
щека прижалась к древесине,
пахнущей осенним небом.
Я заглянул в дырочку.
А там... ночь глубокая.
И звёзды... Звёзды...
Набрал бы звёзд,
да карманы крыжовником набиты.
В горсти нести нельзя - сразу мама поймёт,
что в сад лазал.
Помню ещё пальцы исколотые - огнём горят.
Прошли годы. Нету той дырочки от сучка
в заборе, нету того забора,
за которым звёзды близкие.
Забылся вкус
того крыжовника, а гляну
в небо ночное - пальцы огнём обжигает.
* * *
Играла волною у края причала,
И в спальню по ней приходила луна,
И каждое сердце, конец и начало,
Скворец перелётный - всё это она.
Дорога, дорога... Ни хаты, ни тына.
Тоска да куда-то зовущая даль.
Во имя Отца воскресили нам Сына,
И мы прибежали голодные: «Дай!»
А небо! А небо... Ты было при Ное,
О чём и напомнило снова душе.
И катятся волны... Иное, иное,
Иное ночами нам снится уже.
Дорога, дорога... Бывает так плохо -
Никто не поможет, не вправе помочь.
На три разделилась безропотных слога
И так бесконечна, как долгая ночь.
1.
И падал, падал, падал снег –
То вбок летел, то прямо...
Он был тогда один на всех -
Глубокий, словно память.
Он был тогда как волшебство
Заброшенного сада,
Когда и нету никого,
И никого не надо.
Он был тогда как благодать,
Даруемая снами.
И страшно было наступать
И мерить боль шагами.
2.
Когда же это было?
Почудится - вчера.
Метель с ума сводила
От ночи до утра.
А утром - что за сила
Бросала в круговерть?
«Приди!» - любовь просила.
«Вернись!» - просила смерть.
И раннее начало
Тоски на целый свет
Имён не называло,
Не нарекало бед.
И снова моросило.
Снегам не быть уже.
Однажды это было -
Всю ночь мело в душе.
* * *
Уже не хочется разлуки.
Я с миром целое одно.
Созрел мой дождь, и стихли звуки.
И камнем в ночь летит окно.
На дне высотного колодца
земные тени вьют гнездо.
Поётся так, как будто пьётся:
СИ, ЛЯ, СОЛЬ, ФА,
МИ, РЕ,
но ДО
начала дней моих вчерашних
ещё прожить мне надо век,
где тяжесть дней пустых
и зряшных,
как шар воздушный, тянет вверх.
Стою, непризнанный богами,
познавший власть иных огней.
А мир кругами,
мир кругами
и ниже, ниже... ДО корней.