Ну, все, пора взрослеть, – подумала женщина 50-ти лет и села на качели.
Как хочется достать до кроны деревьев носками ботиночек… но неудобно, вдруг не поймут прохожие с серьезными взрослыми лицами. Скажут: вот она деменция во всей ее красе. Как же хочется не ощущать прожитых лет. Зачем женщине дается не взрослеющая девичья душа. Не всем, конечно, но некоторым везет или не очень? Не знаю. Она ощущает только одно, что все еще мечтается, хочется, да нет, просто требуется чего-нибудь этакого, сказочного и прекрасного. Правда, размеры желаемого с возрастом становятся крохотней и желания приземленней. Тормози, не в ее года быть совсем неразумной, жить на всю катушку, не опасаясь завтрашнего трындеца, который напомнит о годах и об ослабленном вредными привычками здоровье. Девушке 50-ти лет очень хочется не вылететь на обочину жизни. Быть уверенной, что завтра она все также будет нужна и востребована, но… Когда летишь на качелях, все «но» разбиваются в дребезги о силу сопротивления и гомон в ушах от разбушевавшегося ветра. Женщина! Вам никто не говорил, что Вы прекрасны в своей детской непосредственности? Смешная, да? Нет, скорее замученная жизнью и порядкам потрепанная собственной судьбой, но это все внутри, а в глазах только сейчас и в это мгновенье отражается остатки прекрасного детского мира. Пусть ее никто не осудит. Она неподсудна и неподкупна, ее ничем нельзя напугать, нельзя усмирить. Только сейчас, когда она села на качели. Все, что в жизни случается с женщиной, случается не просто так. Пусть даже ей никто не обещал, что да будет с ней счастье. Она его обязательно вымолит, выскребет, вырвет из рук, его раздающего. Пусть кусочек, горсточку, соломинку, пылинку, но обязательно и только для себя. Вы никогда не задумывались, почему у женщин глаза с возрастом обретают особенный свет? Он собрал в себя всю палитру прожитых переживаний, но остался светом. Даже если его гасили, называли его темнотой и пытались перекрасить в черный, он остался светом теплым и всепоглощающим. Мудрость – это еще не конец жизни, но начало заключительного этапа, после которого… Об этом не будем. Мудрая женщина особенно заслуживает счастья, поскольку она незлоблива, умеренна и спокойна. Могу сказать, что даже немного безразлична ко всему, что происходит вокруг. Женщина многое может, но хочет, чтобы часть этого многого кто-то сделал за нее. И это желание нормально. Она все делает не просто так: не смотрит, смотрит снисходительно, улыбаясь, томно отводит глаза со вздохом, проходит мимо, не оборачиваясь, не здоровается при встрече. Так кто Вам сказал, что она просто так села на качели? Не проходите мимо, посмотрите на нее с восхищением, может именно этого она ждет от Вас – прохожего, который забудет о ней через минуту, но точно однажды вспомнит… Женщину, самозабвенно устремленную ввысь, что бы о ней не подумали приземленные и взрослые люди.
В моем саду причал для кораблей.
Ковчег недоисполненных желаний -
Вот мой удел (приют и наказанье),
Во тьме маяк у запертых дверей.
Его цветеньем лечится душа,
Дождями боль потери прибывает,
И кто меня не знает, тот не знает
Как пядь земли моей душе важна.
Горит огонь на кухне, стынет ночь
И кажется, здесь ждут меня на ужин,
Здесь понимаешь, если занедужишь
Одним лишь «мы» сад может мне помочь.
Мы все проходим свой чертополох.
Рыдай навзрыд и падай камнем в бездну,
От этой жизни никуда не деться,
И вой, не вой, все ж этот мир неплох.
Мой добрый сад ты старше стал, а я
Все так же часто делаю ошибки.
Храни подольше мамины улыбки
За всполохами вечного огня.
Отеческую скромную любовь
Не дай забыть, и каждым дуновеньем
Напоминай мне лучшие мгновенья
Из жизни той, что не случится вновь.
Через метель лица не увидать.
Прохожий запоздавший и промерзший
Несет свой крест (не скинуть, не предать)
По улицам столицы полуношной.
Сквозь скверы и бульвары, по кольцу,
Не закольцовывая мысли и надежды,
Идет прохожий, кутаясь в одежды,
А ветры ему хлещут по лицу.
Пусть до рассвета будет мучить ночь
Сограждан в теплых убранных квартирах...
Прохожему начертанным пунктиром
Иные тропы жизнь перечеркнет.
На "стоп" поставят встречи до поры
У перекрестков совы-светофоры,
И будут красть желания как воры
Сугробами укрытые дворы.
Так может быть, когда никто не ждет,
Луна на ночь становится подругой...
Ах, если б мы все знали наперед!
Прохожий под окном моим пройдет,
Как будто мы обещаны друг другу.
Пусть ветра нас откажут кружить,
Презирая мои предпочтенья.
Кто сказал, что жизнь просто мгновенье,
Не хотел ее быстро прожить...
И цеплялся двужильной рукой
За рассветы, закаты, рассветы,
Он ловил жадным взглядом кометы -
Фитильки красоты неземной.
И вздыхал, и опять забывал
Загадать очень важное что-то...
Жизнь - она лишь подобье полета,
Выпускной в неизвестное бал.
Так не жажди прослыть мудрецом!
Как же грустно все знать и предвидеть,
Или просто кого-то обидеть
Понимающим слишком лицом.
И как не было б сутно жить,
Раздроби свою жизнь на мгновенья...
Пусть ветра нас откажут кружить,
Выбирая свои предпочтенья.
Я прошу, напиши мне жизнь
Легкой-легкой, почти воздушной,
Чтоб она не казалась скучной,
Как лесной ручеек послушной,
Не каталась то вверх, то вниз.
Пропиши каждый день и час
По пунктирам лучей скользящих
Мимо штор и ветров журчащих,
Не ревущих и не визжащих,
Слишком думающих о нас.
Расскажи мне про этот мир,
Он каким был бы, нас не зная?
Он меня оттолкнул от края
И тебе подарил играя
В самой крохотной из квартир.
И живем мы плечо к плечу,
Так боясь обрести пространство,
Наш союз – он прочнее братства,
Чтобы нам не пришлось расстаться
За тобой я во снах лечу.
Никогда не давай уйти
Не прощаясь, легко, без боли.
Если можешь гореть – свети!
В осень…в сумерки…без пяти
На моем попадись пути,
Если я захочу на волю.
все что "до боли" давно ощутила б кожей
кода бы не лезла душа наружу
она привыкала и к боли тоже
пускай жилеткой теперь послужит
смиренно жертвенно очертив крУги
на уровне солнечного сплетенья
хотела муки получай муки
разобранные по нотам на еще биения
немного еще погрущу по вальсам
по музыкантам в метро заснувшим
забывшим даже название станции
где их ждала дама в платье воздушном
где были расписаны танцы и ужины
только не выписаны декорации
или не вписаны зря репетировала овации
и до беспамятства талия была заужена
эй да гори оно все в камине
билеты записки и прочие бабские бредни
если ты завтра вспомнишь меня по имени
то я обещаю забыть о тебе к обедни
кстати о боли она мне уже родня
и чем я старше тем ближе и тем роднее
и я живу с ней в соседстве и бронзовею
пока она вовсе не выселит вон меня
женщине в принципе очень к лицу леты
как рябина на коньяке она выдержана и опасна
Пообещала вернуться домой к лету
помолодевшей в дребезги и прекрасной
если придется изобразить зиг-заг
предпочитаю у моря и на песке
выброси ключ если что-то пойдет не так
я обещаю свой путь не делить ни с кем
Женщине около пятьдесят уже не хочется проснуться утром и мчаться на всех парусах на работу. Может быть кому-то, но не мне. Уже не хочется быть кому-то нужной до скрежета в стиснутых зубах. Уже не хочется мечтать и разбиваться о выстроенные замки. Уже не хочется быть просто любимой и в исступлении зависеть от одного единственного, понимая и прощая все, что бы он не вытворял. Хочется всеми силами не мешать детям строить их самостоятельную жизнь, не влезая всякий раз со своими «но» и «если». Хочется быть свободной от обещаний, обязательств и привязки к планам и времени. Особенно от последнего, ну что, побежали – кто кого… Итог прозрачен и понятен, а жаль! Хочется послать все далеко, и чем дальше получится, тем дольше все это не вернется. Хочется мчаться на машине по дороге в бесконечность, и вдыхать полной грудью краски осени, пока все пейзажи безжалостное время и чьи-то корыстные планы не свели к серости плохо уложенного асфальта. Как хочется исполнить все свои стремления, но как-то легко, без особых усилий, похудеть без диеты от счастья, поменять гардероб, не испытывая лишних сожалений, баловать себя ежеминутно, как будто в награду за сознательно прожитые годы. О чем мыслит женщина, стоя около ворот, отпирающих вторую половину обозначенного максимума для жизни времени? Я догадываюсь, что многие вообще не пытаются переосмыслить, понять, оценить прошедший опыт, но все равно эта дата несомненно заставляет, если не испугаться, то задуматься, что же дальше? Мир не стал лучше, добрее, чище… скорее наоборот, и как привести его в чувства, я не понимаю все больше и больше. И чем меньше осталось надежды на то, что все повернется к позитиву, тем отчаяннее хочется что-то поменять в себе. Посредством всемирной паутины прихожу к пониманию, что самореализация возможна и в это переходное время. Женщина, коснувшаяся первой цифры, и сделавшая робкие шаги от «дай пять» до «обнуления», должна быть способна на многое. Как хочется дойти до самой сути самых простых вещей, и со смешным видом, познавшего все стороны бытия, успокоится и просто окунуться в жизнь для примитивного созерцания. Чем дальше прогресс, тем меньше мы ощущаем окружающее, мы разучились жить и видеть на расстоянии вытянутой руки. Безразличие и равнодушие порождает безнаказанность и вседозволенность, а последние, завладев миром, ограничивают нас в свободе выбора и безопасности. Жаль, что именно сейчас я пришла к моменту полного краха стремлений и неверию в то, что за 50 все пойдет не так, все изменится если не к лучшему, то обязательно к лучшему. Немного лукавлю, есть еще надежда на один Белый танец, кто забыл, в нем дамы приглашают кавалеров. И если есть шанс перешагнуть грань полстолетнего рубежа, я приглашаю мир на полный контакт, когда ощущаешь полным естеством партнера, а он ведет тебя по большому залу и ты понимаешь, что ты в надежных руках, хоть сама настояла на этом движении. Женщины, Вы прекрасны в любом моменте, как же я завидую Вам, танцующим и пекущим прекрасные торты, читающие стихи и готовящие вкуснейшие блюда, пускающие в свою жизнь множество народа и получающие от этого искреннее удовольствие. Я не такая, но стремлюсь, а потому дружу с надеждой, хоть она много раз меня предавала. Разве не наивысшее достижение человека прощать и понимать? Женщиной быть не так просто, а мудреющей или стареющей) – еще сложней. Жду, что однажды придет осознание, что мир не враждебен, он просто замер в ожидании музыки…
Даже если все пойдет не так,
Кто решит, кто прав и где не правы?
У какой, ответь мне, переправы
Бьется сердце, подбирая такт
К такту разрыдавшихся дождей
И деревьев тонких и прозрачных
В этот день, что числился удачным
По словами столичных новостей.
А в деревне тишь и благодать,
Даже если здесь совсем нет быта,
Жизнь деревни смята и разбита,
Пусть глазами вмятин не видать.
Город мой безумный, не ропщи!
Я давно хочу тебя покинуть,
Если б можно было просто сгинуть,
По земле пожитки не тащить.
Я в тебе все больше не люблю
Мишуру, приравненную к блеску,
И по швам давно порвался с треском
Тот камзол, что шили королю.
Плюс безумство праздное толпы -
Пир чумной уже напоминает,
Но пока бумажный змей летает,
Огибая крыши и столбы.
Даже если все переменить,
Оставаясь личностью при этом,
Я не полюблю сегодня жить.
Для меня сегодня под запретом.
У чумной эпохи выхлоп свой,
Вскрыты все надломы и нарывы.
Выбор тот, что мы сегодня живы
Не для понта, бунта и наживы,
Каждый оставляет за собой.
а как хотелось о любви
но получилось слишком грубо
еще тепла искали губы
и жадный взгляд кричал "лови"
но все испортила война
мы разошлись на поле брани
и кто из нас убит кто ранен
в итоге все решит она
кому бежать кому стоять
под градом огненным бестрашно
кому с душою на распашку
все пули-дуры собирать
за просто жить за выживать
за каждый выдох полной грудью
за вдох за преданность орудью
к ответу станут призывать
те кто привык повелевать
всем тем что рождено столетьем
в чьей власти мы и наши дети
кому на нас давно плевать
все наши клятвы на крови
и обещанья в вечной дружбе
разбиты в офисах на службе
ты хоть сейчас себе не ври
как наш союз не назови
все отзовется слишком грубо
все марши отыграли трубы
и зацелованные губы
страшатся привкуса любви
Когда нащупать дно у лужи
Трудней чем сгинуть в океане
Я утолю печаль бокалом
И приглашу тебя на ужин
Когда за окнами сомкнется
Седое небо с горизонтом
Я провожу себя на фронты
На те где бой со злом ведется
Я вымолю у вас прощенья
За то что быть могла другою
Скрывать не стану слез рукою
Их соль слизну как угощенье
Я обесточу что искрилось
Во мне и требовало ласки
И сочиню подобье сказки
С седым началом «жили-были»
Когда пойму что выпить море
Намного легче чем влюбиться
Я на себя не стану злиться
И отпущу тебя на волю
Когда закончу все сраженья
Сложу добытые трофеи
И превращусь в пустую фею
Без слез и лишних сожалений
Я позвоню тебе случайно
Вдруг осознав еще ты нужен
Без лишних слов и обещаний
Я приглашу тебя на ужин
А где-то снеги замели мои нехоженные тропы, нет, мы не просто на мели, заледенели наши порты, где ждали бешенный улов, причал баркасу расчищали... мы слишком быстро старше стали, за этот год без дураков. Эй, не шепчитесь за глаза, что вам до нашей горькой доли, мы льды руками раскололи б, лишь бы упасть могла слеза. Мы не боимся проиграть, стоим, ветрам подставив спины, чтоб Вам не заболеть ангиной, дай Бог, Вам боль совсем не знать. Давайте, штормы не пускать до наших душ заледенелых, нас много здесь условно первых, но не испытывайте нервы, тех, кто готов их в клочья рвать... 20-ый год ни дать, ни взять...
мы выживаем каждый как умеет
торопит время чахлую повозку
хоть по ночам душа еще черствеет
как будто ее сделали из воска
а днем горит без жалости и страха
навстречу вЕтрам открываясь настежь
ты что хозяйка без причины плачешь
жизнь только раз боль, приговор и плаха
опять не он, опять ботинком грязным
прошел по всем взлелеянным надеждам
ты не ропщи бросай стирать одежды
которые готовила на праздник
пусть все летит к чертям они уж точно
расставят все ненужное по полкам
ты научись читать скороговоркой
все что с тобой не происходит ночью
все то что мнилось мелким и ничтожным
в квадрат возводят комнаты пустые
и ты приходишь к берегам надежным
что ж Боги они все-таки святые
такое время пауз в междометьях
вот только стало утекать сквозь пальцы
и ищут дали вечные скитальцы
им в сотый раз приказано остаться
за их стоянки после кто ответит?
вот и осень ходит по часам
побежит то вдруг остановИтся
и летят встревоженные птицы
по полям запрудам и лесам
наступил стремительный сентябрь
жжет листву у дома в одночасье
ко всему сегодня он причастен
как бы ты не мучил календарь
в сентябре не кончатся дожди
он хозяин в мире полусонном
где звучит твой голос монотонно
потерпи не бойся пережди
птиц полеты вмиг перечеркнут
все что Бог с утра напишет в небе
как же это все-таки нелепо
тех любить которые не ждут
выключают вечером звонок
чтобы не тревожил понапрасну
как же это все-таки напрасно
обивать в надежде ИХ порог
осенью все видится в сто крат
глубже утонченней и больнее
осень проживаю как умею
и люблю по-детски невпопад
проклиная мучаясь любя
каждый лист упавший мне под ноги
и еще… мне нравятся дороги
что так мало значат для тебя
Сколько жить нам осталось лет,
Сколько мук нам еще достанется?
Даже если душа покаятся,
То спасенья от ссадин нет.
Сколько надо измучить душ,
Чтоб твоей торжеством насытится?
Как хотелось пройти в платье ситцевом
Под оркестр, что играет туш.
Есть мечта - разбивать сердца,
Только слез мне не можно вытерпеть.
Как порой мне хотелось белугой выть,
Век не знать твоего лица.
А в лесах трын-траве цвесть.
Я букетов давно не жду.
Что со мной прекратил вражду,
Я спокойно приму весть,
На десятки? - нет сотню лет.
Не скажу, что в душе весна.
И пусть в мире "нас" этом нет.
Заблестит у крючка блесна.
Хочешь, просто сварю обед
И домой приглашу гостей.
Стану ждать от тебя вестей
Сколько мне обещали лет.
Только женщина может прожить
каждый день в ожидании чуда
и хранить надоевшее блюдо
и не помнить зачем и откуда
просто бережно долго хранить
только женщине все по плечу
ежедневные склоки соседей
унижения в долгой беседе
и звонки по делам на обеде
и свои непоходы к врачу
только женщине ведомо как
ей даются улыбки и позы
и отсутствие в жизни прогнозов
или вместо поэзии проза
когда все происходит не так
только женщине должно простить
все что Вам не досталось когда-то
до момента ее невозврата –
невозможности все возвратить
сколько в жизни не прожито тем
недолюбленной женщиной взрослой…
то что Вы ей нужны были возле
и не важно что было бы после
только женщина знает ЗАЧЕМ
нет америк дальше чем октябрь
отшуршит листвой и испарится
полетят встревоженные птицы
крыльями цепляя календарь
на коленях молча у свечи
день замрет в немом благоговении
и пойдут гулять сердцебиения
как всего земного палачи
накатит зеленая тоска
и начнет стращать зеленым змеем
мы живем и в осень как умеем
ходим по квартире на носках
чтоб не испугать счастливых дней
беззаботно замерших под пледом
я не тороплю тебя к обеду
ты мне в душу сумерек не лей
словно в чашку с трещиной на дне
и с глотком не выпитого кофе
я пройду как будто по голгофе
до иных обещанных мне дней
там все будет «улица, фонарь»
и одна до прошлого дорога
где теряет смысл календарь
потому что так угодно Богу
Мы расстались, почти не встретившись,
Разогнав синих птиц на центральной площади.
Сколько раз я просила Бога о помощи
Исправить хоть что-нибудь в судьбе ретушью.
Вот бы вместе в огонь, иль тащить из проруби
Тех, кого тонкий лед не держал до берега.
Если спросишь, то мне не нужна Америка.
В нашем доме в Россию все окна прорубИ.
Чтобы утром проснуться от соловьиной трели.
Если сердце зайдется, я его догонять не стану.
Для тебя из колодца я именно ту звезду достану,
До которой мы вместе лететь хотели.
Не смотри на меня слишком долго и так пристально,
Вдруг захочется мне, чтобы было лишь так всегда.
Чур, горы счастья всуе не предлагай...
В первый раз никуда мне не деться от выстрела
По мишени, где в центре горит огнем
Мое бедное сердце большое и беззащитное.
И если тебе без очков этой цели совсем не видно.
Я тебе подробно потом расскажу о нем.
И еще, покачай меня на качелях
Словно в детстве, чтобы в пятках жила душа.
Жаль, что в городе не сажают корабельные ели.
Вот бы тема была и не только для шалаша.
Как же мне хочется потрогать тебя рукой.
Почувствовать, что ты есть на самом деле.
Хорошо, что этот безумный безумный мир такой.
Но, как мало в нем есть того, что бы мы хотели.
И даже лучшие из нас бывают худшими из лучших.
Возвращайся. Осень у крыльца
Словно нищий просит подаянья.
Хорошо, что в жизни расстоянья
Не всегда предвестники конца.
Седина тебе к лицу, а мне
Ждать тебя и, может быть, дождаться.
Хорошо, что нам уже не двадцать!
Это я та женщина в окне,
Что всю ночь не выключала свет,
Для тебя держала дверь открытой
И боялась (честно) быть забытой,
А того, что стоило бы – нет.
Приручала вечные ветра
Словно кошек к своему жилищу.
У меня осталось до утра
На душе седое пепелище.
Разбросаю рифмы по листу,
Их собрать получится едва ли…
Хорошо, что клятв мы не давали
Ни себе, ни людям, ни Христу.
уходи уходя
не цепляйся за числа
а захочешь дождя
опрокинь коромысло
не бежавшей луны
с твоего небосвода
и устав от войны
крикни в вечность «свободы!»
что деревья в снегу
перепуганным летом
объяснить не смогу
по народным приметам
знать запуталась жизнь
распустившая нити
упустившая нить
самых главных событий
если долго болит
заржавевшее сердце
от вчерашних обид
и попыток согреться
отпусти удила
пусть почувствует волю
если б только могла
забрала б твои боли
что нас ждет впереди
то случится однажды
не входи в реку дважды
уходя уходи
Не делайте бессмысленных шагов.
Они вам слишком больно отзовутся.
Желаю вам счастливыми проснуться,
Пусть даже в царстве лжи и дураков.
Любите так, как будто в первый раз -
Неистово и честно до озноба,
И продирайтесь к счастью по сугробам,
Когда оно зимой настигнет вас.
Раздайте все, что было про запас
Прохожим, голодающим, бездомным.
Черпайте звезды в озере бездонном.
Добро творите каждый день и час.
Не ждите благодарности потом.
Она не любит эти ожиданья.
Так ждать в любви бессмысленно признаний,
Они, увы, губительны при том.
Не бойтесь дней, не требующих дел,
И так вы жизнь не видите за ними.
Желаю вам, проснувшись, помнить имя,
То, что Господь во сне шепнуть успел.
Не закрывайте окна по ночам,
Не думайте, что ночи равнодушны
К чужим мольбам… Пишите им про душу,
Не относя бессонницы к врачам.
Потеря царства лжи и дураков
Пусть станет самой странною утратой.
По лестницам, в сегодня и когда-то
Не делайте бессмысленных шагов.
и если мне нельзя к тебе
добраться раненною птицей
свои я очерчу границы
в которых проживу в тепле
не улечу когда зима
начет бросать снежки в прохожих
я захочу согреть их тоже
бокалом красного вина
мы будем долго пировать
и разговаривать о многом
потом я путников в дорогу
начну неспешно собирать
и будут птицы – снегири
ждать хлебных крошек как спасенья
ты по моим сердцебиеньям
как пазлы душу собери
и зря не упрекай других
в чем только мы с тобой повинны
все в этом мире половинном
Господь не делит на двоих
До сентября уснули театры.
Свое усталое лицо,
Должно быть, греют на Монмартре.
Бульваров плавится кольцо.
Кому на юг, а мне на север.
Молюсь без продыху дождям.
То здесь, то там порхает веер -
Аксессуар почтенных дам.
И охраняет мегаполис
Ранимость улочек пустых.
Где у бистро смакует новость
Накрытый столик на двоих.
Кусочек маленький Европы
Не изничтожен до конца.
(Мы от рожденья азиопы
И по повадкам, и с лица).
Как пес мой город лижет раны,
Который день горя в аду.
И приглашают рестораны
Испить шампанское во льду.
Московской жаре (2010 г.)
Я как ангиной этим временем болею,
До боли в горле и до хрипоты,
Совсем недавно с ним была на «ты»,
Сейчас с ним жить ни капли не умею.
Мне до озноба жаль забытый город
Не ангелом небесным, а людьми,
Еще недавно были мы близки,
Сейчас для встречи редко ищем повод.
Нет, я люблю его не больше, чем умею
Ведь твердо помню, были мы на «ты»…
Так почему ж сейчас до немоты
Я как ангиной им мучительно болею.
2005
Я до сих пор пишу стихи,
Марая лист в порыве белый.
Дождь за окном идет несмело,
Так, что и сумерки тихи.
Деревья жухлую листву
На землю выкинут кичливо,
А я хочу найти огнИво,
И мне помочь тебя зову.
Так сказки хочется до слез.
Когда за сорок – нет иллюзий.
Мне надоело жить всерьез,
Мне и моей капризной музе.
Так и не пишется. Легко,
Когда искать не нужно рифмы.
Но мой корабль летит на рифы,
А горизонты далеко.
К тому же осень. В переплет
Собрать пытаюсь наши встречи.
Кого (не знаю) время лечит?
К тому ж оно все чаще врет.
Обязательно осени быть!
И по срокам кружить листопаду.
Дай мне парусом синим уплыть,
Но со мной расставаться не надо.
Сдуй меня как ресницу с руки,
Отпусти за ветрами на волю.
На мгновенье застынь у реки,
Что веками струится вдоль поля.
И пойми, этот мир не велик
Даже если его не измерить.
Дай мне счастье как платье примерить
Не на жизнь, пусть хотя бы на миг.
Если б знать, что нас ждет впереди,
Что от нас все на свете зависит.
Шаг за шагом с букетом из листьев
Ты ко мне по аллее иди.
вновь яблочный дождь
у осеннего сада
крадет торжество
***
не жди звездопад,
есть у звезд, очевидно,
желанья свои
***
осень с тобой
вдруг захочет быть слабой,
одень капюшон
***
осколки нашлись,
но не клеились вместе -
уроки любви
***
для бури любой
есть погрешность прогноза:
«на завтра дожди»
Мир будет вечен и тогда,
Когда и нас, увы, не станет,
И вечер медленно растает
В объятьях лучшего врага.
Нет, не изменит, не предаст,
А просто тихо канет в лету.
Пусть будет много этим летом
Вкуснейших яблок, пусть… Бог даст.
И будет наш уход горласт
В сад прилетевшей стаей птичьей.
Пусть мимо проходящий нищий
Тем птахам крохи хлеба даст.
Так, словно не в последний раз
Был щедр к бездумной божьей твари.
Такой поступок он едва ли
Себе позволит напоказ.
И поклонившись до земли,
Пойдет искать себя по свету.
И будут в небе корабли
Считаться доброю приметой.
А в чей-то дом придет беда,
Жизнь под откос пустив в мгновенье.
И станет страшным откровенье -
Мир будет вечен и тогда.
Запал прошел, и свечи догорели,
И локон растрепался у виска.
Вас, взяв под локоть, рядом шла тоска.
Не шла, так, волочилась еле-еле…
Закончен бал. Чего же Вы хотели?
***
В тисках вселенского потока
Людских страстей звенит накал,
Она в метро читает Блока,
А он всегда о ней мечтал.
Их встреча так и не случится
(черства дарующая рать).
Он сгинет в пробках, точно птица,
Которой не дают летать.
***
разбилось и не склеилось, у ног
осколки мира в пыль разбиты были...
- Вы мне писали, что они любили...
- так хрупко счастье... помогай им Бог.
***
Мне показалось... обрела
Тебя - есенинская осень…
И кто меня, скажите, просит
В который раз сгорать дотла,
Ведь где развеяна зола
Тебя, увы, никто не спросит…
Открой окно, впусти холодный ветер.
Пусть он шарфом из шелка поиграет,
И будний день за окнами растает -
Его со льдом по капле выпьет вечер.
Март, словно вирус, краток, но опасен
(лекарство есть, но нет к нему инструкций),
Не о стекло ни капли гулко бьются. -
То врач стучит, ему диагноз ясен.
- Вы принимали солнечные ванны?
А легкой грусти выход не давали?
Для всех соседей Вы вчера пропали.
Они же Вас на день включали в планы.
Судите сами, это лишь начало
Недомоганья, что зовут весною.
Я вам секрет как девочке открою:
В весенних днях причин для грусти мало.
Спешите жить, ведь жизнь – она не вечна
(сегодня я до глупости банален).
Мне кажется, Ваш приступ аморален,
Когда светло, не жгите дома свечи.
Уйдет, вздохнув, набросив плащ на плечи.
Рецепт оставит с почерком неясным.
Прочти его: «Ах, леди, Вы прекрасны!
Любите март, он маг, он душу лечит».
Пусть мы не знаем (знать большая глупость)
Каким маршрутом к нам вернутся птицы.
Давай пройдем по улочкам столицы,
И может с нами главное случиться -
Простим Москве к себе ее нечуткость.
2012 г.
Я стала старше, а мои стихи,
Я знаю, лучше с возрастом не стали.
В них прежде птицы синие летали,
И ночи были сказочно тихи.
В них жило все - от тонкого листа
До неба, задремавшего в колодце,
И мнилось, что писать так лет до ста,
А дальше жить (уж ладно) как придется.
Ходить к реке и Удить карасей,
И после выпускать обратно в реку.
И улыбаться встрече с человеком
Во всей своей немыслимой красе.
Пусть назовут блаженной, не беда!
Мне с высоты лет прожитых не видно
Жестокости людской, но все ж обидно,
Что мир иным не будет никогда.
Да, я иного и не захочу,
Уже в злОбе здесь стало жить привычкой.
Но то, что загорится не от спички,
Я маслом облепиховым лечу,
Прикладывая к язвам на душе,
Жду облегченья быстрого, не скрою.
Бог даст, еще и терем я построю,
Не все же быть счастливой в шалаше.
И разрешу вести меня к врачу
Давно со мной измучившейся дочке.
Когда уже не напишу не строчки,
Я буду делать все, что захочу.
Как скуп на откровения июль,
Пусть даже лето жизни полнокровно.
Мое же сердце к лету бьется ровно
На кухне среди планов и кастрюль.
Быть может, только первый урожай
Раскрасит светлым радости земные.
Я королева грядок, и отныне
Меня еще за это уважай.
Как скуп на многоточия июль.
Вот, то ли осень, где они в фаворе:
Девчушка в ослепительном уборе –
Прекраснейшая Юлия из Юль.
Загадка на высоких каблуках
Плывет по увядающей аллее…
Я осенью всегда о том жалею,
Что не держать синицы мне в руках.
Куда уж там мечтать о журавлях.
Они не знают, что такое город.
Как я ищу его покинуть повод
На самолетах или кораблях.
Не важен способ, главное побег.
Стать, наконец, счастливейшей из смертных,
И мерить наши будни в километрах,
И отсылать прошедшее в конвертах
Весь нам для счастья отведенный век.
Жаль, крыльев нет взобраться на утес.
И жахнуть вниз со всей не бабской дури.
Но молча день улегся точно пес,
Клубком свернувшись, видно, перед бурей.
И стало тихо. Слышен ход часов.
Как будто стрелки тапочки надели,
На циферблатах крутятся недели,
Прошедшее сажая на засов
В чулан души. Вот где царит бедлам.
Пчелиный рой (не думай разобраться).
Не потому ль так хочется взобраться
На тот утес, где вечность мнилась нам.
Как будто он – спасенье от тревог.
Решенье всех у жизни многоточий,
Бессонницы, сворованной у ночи,
И всех надежд искомый потолок.
Что ж, крыльев нет? И день уснул у ног,
Как пес приблудший, спутав ориентиры
Нам, потерявшим в маленькой квартире
Не то, чтоб мир, а то подобье мира,
Что каждый день творит искусно Бог.
Ну, что ж сюжет банален и прост, как все женское. Работы нет, почти одна, дочка выросла и впереди полный океан свободы соленый от слез и бушующий от волнений освобожденной от всяческих обязательств души. Новый день, он наступил или еще продолжается старый – злой и надменный ко всем, кто остался за бортом? Подругам не до тебя. Тому, кто живет около, тем более, а дочерины 18 лишают всякой надежды найти взаимопонимание. Так, что же остается еще не старой, но давно и не молодой женщине за 40, потерявшей почву под ногами, а тем более, когда мир и вправду топит непогода вот уже которую неделю. Апрель, знаете ли, отвратительное время года. Именно этот месяц в последнее время является той кочкой, через которою с периодичностью в несколько лет я налетаю на очередные неприятности. А тут еще за 40. Просто подножка судьбы: опять свободна, ну пусть с оговоркой на почти, а она не принимается в расчет.
Собрать подруг не получилось как всегда. У одной вечные студенты, занятия и личная жизнь. Вторая в трансе от такой же почти случившейся с ней свободы. Странное, все-таки, время сейчас: умные, красивые женщины в полном рассвете сил оказываются за боротом жизни именно в тот момент, когда, казалось бы, должны быть востребованы в большей мере. То, что сейчас все определяют формы, а не ум и содержание, удручает больше всего. Если вымрут мамонты в очередной раз, мир не умрет, но лишится шарма. Это я о женщинах за… Смотрю на жизнь и понимаю, что становлюсь, если не лишней, то обособленной в своей недооцененности. А жаль. Сколько еще подвигов могло бы быть впереди, сколько гениальных открытий могли бы совершить ученые, наблюдая такой индивид в свободном полете. Но кто теперь занимается открытиями, кому здесь вообще есть до кого дело. Может, не все так безнадежно, не знаю. Но пока резюме раскиданы в просторах Интернета, где требуется и требуется, но… презентабельная внешность в возрасте далеком от критической цифры. Сижу, жду, починяю примус…
О любви не будем, о ней все сказано. Говорили, говорили и наткнулись на тот факт, что ничего в этом направлении уже придумать нельзя. Ничего со времен рыцарей и драконов переиначить не удалось. Ну, может быть, чуть больше цинизма и расчета, но в этом случае понятие любовь себя исчерпало потому, как мы-то с вами знаем, что эти понятия с пылкостью чувств не совместимы, как гений и злодейство. Хотя… мне же за 40, а потому я уже мало что помню об этом, так получилось. Я не виновата, ну, мне так кажется. Все, точка. Об этом больше не слова. А то заплачу еще, а мне нельзя, у меня все только начинается. Что не важно, а важно, что по-старому уже точно не будет. И слава богу.
Звоню родителям и понимаю, что ничего не хочется рассказывать, даже поныть не хочется. Все, взрослею, наконец-то. Вот не тянет расстраивать стариков. Жалко перекладывать свою свободу на их плечи. Удивляюсь и хвалю себя за выдержку. Я же сильная, я же все смогу сама, не важно, что который день хожу вокруг телефона и жду, что вспомнят, что позвонят. Это уже прелести свободы, в один миг перепрыгнувшей на пьедестал условного одиночества. Я не думаю, что я одна такая, кто-то же был в моей шкуре. Был, но по-другому смотрел на мир, и ему повезло. А мне еще надо работать над своим эгоцентризмом со знаком минус. Проклятый возраст! А может, в нем есть своя прелесть, ведь что-то обязательно должно быть. Даже «у природы нет плохой погоды». А жизнь человека, это не какие-нибудь дожди и ветры. Это марафон на длинную дистанцию, в котором предусмотрены остановки, взлеты и падения, ну и приплюсуйте сюда эти погодные аномалии. Смешно, честное слово. Подхожу к зеркалу, а улыбки на помятой физиономии не нахожу. Здрасьте. Все, пора выходить в люди. А то я за Вас, мадам, что-то побаиваться начинаю. Разрешите пригласить Вас на променад. И не отказывайтесь, прошу! Так и пойдем, побалтывая о том о сем, только вот о критическом возрасте ни-ни… Пусть люди не думают, что у нас с Вами приключилось раздвоение личности. Мы же умеем пустить пыль в глаза, знаем, как обходить неловкие моменты. Оденьте наушники, достаньте мобильный телефон и говорите, говорите, а я буду слушать очень внимательно. Впереди самая что ни на есть весна, а весной всякое может случиться. Весне все возрасты покорны и подвластны. Ступайте смело, осталось сделать несколько шагов. Апрель - он не вечен, как ничто в этом мире. И бог с ним, с плохим, пусть оно подождет за дверью. Сначала – надежда на весну, а уж там как получится, как напишется, как устроится.
Но это уже будет совсем другая история.
Мы проиграем эту битву,
Когда не шашки нагало,
Исподтишка по коже бритвой
Покуда жизнь не замело,
Не стало все до капли видно,
Как перед Господом ногих
За все грехи, дела, обиды
Поставят в строй врагов твоих.
Так, чтобы каждая минута
Переживалась сотни раз
Та, что решала: жить кому-то
Осталось день, кому-то час.
Так, чтобы подступала рвота
За все деяния иуд,
И строем шла за ротой рота
На самый честный в мире суд.
Своей спасительной молитвой
Не оживит, но остудит
Боль душ и тел. Здесь нет обид.
Мы проиграли эту битву.
Мне б до священного огня
Перехромать свою судьбину
Среди снегов, взвалив на спину
Все тяготы и тщеты дня.
Переболев до сорока
Любыми хворями и дурью
И, излечившись пыльной бурью,
Просить пощады старика.
А он повременит пока
И оживит в тебе живое.
Откроет - в жизни только двое
Решают все наверняка.
Пока еще живет строка
Дом прирастает книжной полкой.
Как быстро высохнет река,
Из родника родившись только.
Нет! Не сейчас до тех времен,
Когда всё (истины, обманы)
Сольется в вечную нирвану,
И Бог мне вывернет карманы…
Когда там есть и вправду он.
А снега нет. И у луны еще
Не больше прав, чем у того бродяги.
Пьет ром пират из потемневшей фляги,
Три раза сплюнув в ночь через плечо.
Ему в поход по млечному пути,
Но экипаж давно покинул судно,
И, как назло, в порту немноголюдно,
Чтоб честь его от пропасти спасти.
Штормит в душе, и кажется, что вот,
И звезды будут слепнуть в этой бездне…
Пират шагает поступью железной
На свой последний в жизни эшафот.
Как будто спасся он от ста смертей.
Сто первая случилась в эту зиму,
Но выйти в море так необходимо.
Идите к черту тысячи чертей!
ДА, лунный свет тропинкой из лампад
Последний путь осветит мореходу.
Жаль, снега нет и… НЕТ того исхода,
Где за штурвалом примет смерть пират.
На все четыре стороны война.
Дай Бог спокойной жизни вашим стенам.
Который день пульсирует по венам
С безбожной ровной скоростью она.
Среди безумных мыслей и страстей
Так ровно, что озноб бежит по коже.
У поля боя занимает ложу
Сэр - генератор сводок и идей.
И сколько бы батальям не идти,
Он к одному приходит эпилогу:
Маршировать учитесь ровно в ногу,
Не обрывая счет на десяти.
И искалечив тысячи судЕб,
Все будет мало этой жадной своре.
Пройдут тем маршем, оставляя горе,
Сжигая в поле недозревший хлеб.
И чтоб больней – младенческого сна
Испепелят святую безмятежность.
Как молоко оставят женам нежность,
Каленую железом до красна.
И что с того, что это их вина -
Пришедший день уже в ломбард заложен.
Вмиг осознаешь и мороз по коже:
На все четыре стороны война.
Не причитай ты, осень, обо мне.
Не будут больше будни золотыми.
Я этот мир начну делить с другими,
Как делят крохи хлеба на войне.
Минуты боя вечны и горьки,
А я вражды никак не разумею.
И если мы сегодня не враги,
То дай тебя теплом своим согрею.
Цвет белый буду долго подбирать
Ко всем невзрачным краскам и соцветьям.
И будет в дом стучаться кто-то третий,
Чтоб нам c тобой неглавное сказать.
Так пустяки (как водится) в цене,
Как истина давно забыта Богом.
Ну, что стоишь ты, осень, на пороге?
Не причитай, убогая, по мне.
Д.Ч.
Скорей укрой меня своим крылом.
Сейчас я чьей-то волей некрылата.
И я живу с рассвета до заката,
Полеты оставляя на потом.
В твоих глазах читаю приговор:
«Виновна в самых тяжких преступлениях!».
Оставив наше счастье на ступенях,
По лестницам взбираюсь будто вор,
Обворовав бессмысленно себя…
Ну, кто помыслит это преступленьем?
Перед тобой я встану на колени,
Твои порой и глупости любя.
Плюс как запрет полетов полоса
Перечеркнет обугленное небо.
Разлука наша (пусть на полчаса)
Как никогда мне кажется нелепой.
Истинные мгновения. Должно быть (по крайней мере, мне бы так хотелось думать), каждый из нас задумывался, а было ли в его жизни что-то хоть изредка схожее с такими мгновениями. Конечно же, да. Все было. У кого-то больше, у кого-то в меньшей степени. Но я сейчас веду речь не об обыденных моментах истины: любовь родителей к детям, любовь чад к своим предкам, любовь к Родине, жертва во имя. Я говорю о спонтанной истине, которую осознаешь не сразу, не моментально, а по прошествии времени, находясь, к примеру, в метро, на улице, на работе. Как-то вдруг, не в тему и как будто не про нас… Теперь я понимаю, что у меня было такое мгновение, одно уж точно… Сегодня пришло осознание, под музыку в переполненном вагоне.
ПОМНЮ, была осень. Такие дожди бывают только в этот переломный момент в жизни земли по-женски капризный, требовательный и не по-женски скупой на тепло. В этот сезон обязательно чувствуешь некий дискомфорт, приближенный к панике: вот-вот что-то должно произойти, поменяться не в лучшую сторону. В такие дни «верующие» люди стремятся найти поддержку у высших (совсем не осязаемых) сил. Я и моя подруга не стали исключением из правил, и отложив все дела, отпросившись с работы, поехали в Покровский монастырь к Матронушке поплакаться, попросить, помолиться, а может, просто потому что почувствовали, что так надо, пришло время. День выдался дождливым (подумалось, во искупление). К мощам мы стояли недолго, или показалось, что время не ходило вдоль, а проносилось от начала в конец неиссякаемой очереди. Выйдя из часовни, мы отыскали свое место еще в одной очереди к иконе Пресвятой матушки (кто был, тот знает, о чем я говорю) уже на улице. В это время дождь усилился, а время вдруг объявило тайм аут, и потеряло интерес к стоящим под дождем. Прошел час, второй, а мы топтались на месте. Каждый говорил с любимой святой: мужчины кратко, женщины подробно… Вдруг мы одновременно обратили внимание на молодого человека, стоящего немного в стороне от людей, вооруженных зонтами, закутанных в плащи, платки, а иногда водрузивших пакеты на головы. Стоял он под фонариком, ни на секунду не закрывающем его от дождя, и пытался вдумчиво читать акафисты Матронушке. Он, видимо, даже не подумал, что осенью случаются дожди, а потому совсем не был подготовлен к встрече с оными. Вода попадала ему за воротник, он ежился, но продолжал что-то еле заметно шептать себе под нос… Почему-то в тот момент он показался мне совершенно особенным. Я (сердобольная) позвала его под наш зонтик. В тесноте да не в обиде, ну намокнем вместе по плечу каждый. Эка беда. Он, видимо, почувствовав неловкость, поначалу отказывался, но мы уже не слушали возражений. Так и стояли под дождем, смешные со стороны, трое под одним маленьким зонтом. Он как-то особенно бережно держал его над нами, как будто пытался спасти от всех жизненных неурядиц, а дождь был только предлогом. О чем мы говорили не имело значение. О чем могут говорить незнакомые люди. Сказалось долгое напряжение. Нас, как говорится, пробило на хи-хи. Сразу стало теплее, но немного неловко перед окружающими нас сосредоточенными и хмурыми людьми. Незаметно вокруг напряжение стало спадать, и уже рядом стоящие заулыбались то ли от наших шуток, то ли просто поддавшись на "провокацию". Когда через час мы прошли оставшиеся несколько метров, и настала наша очередь подойти к иконе, мы в один голос предложили молодому человеку идти первым, но он наотрез отказался, сказав, что пойдет только после нас. И дальше... уже каждую в отдельности охранял от уже ставшей назойливой осенней непогоды. Я почти не помню его лица, но точно знаю, что оно было светлым. На один час Господь подарил нам ангела-хранителя. Отходя от иконы, я оглянулась. Он долго стоял у нее, прижавшись лицом истово и как-то по-детски беспомощно. В этот момент мне очень хотелось, чтобы Бог услышал его молитвы.
Время от времени нам все так же становится неуютно. Приходит осень, а с ней осознание, что вот-вот в жизни что-то пойдет не так. Как сегодня в метро в переполненном вагоне я опять оказалась в Покровском монастыре, где идет дождь, и мы трое под одним зонтом - замершие в ожидании чуда. Написала подруге: «Тань, а ты помнишь… Было в этом что-то настоящее!». И в ответ: "Да, Тань, конечно же, я помню!".
Как жаль! И это отболит.
Оттополит и канет в осень.
На циферблате необид
Сойдемся вновь на цифре восемь.
Пускай разутыми сердца
По лужам вброд пойдут друг к другу.
Я после даже ход по кругу
Приму смиренно до конца.
Хочу тобой переболеть
До самых страшных осложнений.
Пусть доктора сойдутся в мнении,
Что легче было б умереть.
А тут бессмертье… вот дела:
Не пережить, не подытожить.
Босым сердцам по бездорожью…
Бог дал не даром два крыла.
Мне не сейчас с тобой делить
Минут, часов и междустрочий.
Мир проверяет жизнь на прочность,
И нас, как мы умеем жить.
У наших дней забытый вкус
Китайки, собранной в карманы.
Плюс в хлам разрушившие планы
Шестерка пик, трефовый туз.
Мне не сейчас тебя любить
Как я мечтала до истомы…
Теперь важней не с кем мы, кто мы,
А научиться просто быть.
Послушай струн нестройный лад.
Не так ли мы звучим фальшиво.
Наш Бог (должно быть) в маске Шивы
Придумал летний листопад.
Посвящается...
Нет, человек не одинок.
Есть у него цветы и стены.
Плюс в возрасте впитают вены
Гранатовый ядреный сок.
И как бы станут ни по чем
Шторма давно не в девять баллов,
Опять захочется на Карлов…
Да, он всю жизнь к себе влечет.
Громить все рушащим мечом
Во снах врагов, в кровь стиснув руки.
Из ночи в ночь к плечу плечо
Стремиться в бой не ради скуки.
За тем, чтоб многое понять,
Пусть даже мало, что увидев,
Врагов своих возненавидев,
Простить, но сердцем не принять.
Весной одной переболеть
С глазами, полными надежды.
Не важно, как, в каких одеждах,
А важно: пусть так будет впредь!
Так в жизни все меняет суть,
Когда пойму – есть ты на свете…
Я без тебя и годы эти
Прощу себе когда-нибудь.
И третий Рим однажды, но падет
К ногам вновь испеченного Иуды.
И я легко все правды позабуду,
Когда на раны кто-то выльет йод.
Не с состраданьем (лучше б кинул лед)
А чрез край, чтоб выжгло побольнее,
С издевкой крикнув: «Скоро боль пройдет!»…
Она (увы) чем дальше, тем сильнее.
Да, бог с ней, с болью, если б третий Рим
В своих стенах укрыл от жуткой бойни.
И царь был пусть подавлен, но не сломлен,
Божественною милостью храним.
Но вот беда, сорвался херувим
С одной из башен, пламенем объятой,
И что с того: он первый или пятый.
С его невозмутимости проклятой
Пасть должен не рожденный третий Рим.
Т.Лазаренко
Мой друг, давай не о любви!
Мы столько лет ее не ждали.
И столько клятв не додавали
На чистой девичьей крови.
Не ровен час, и мы с тобой
На пересмотр вчерашних «вместе»
Жизнь отдадим, застыв на месте
Перед единственной чертой.
Как мало каждому из нас
Досталось истинных мгновений...
Детей рожденье и взросленье
Так как случилось - без прикрас.
И пусть не сбудется все то,
Чего безудержно хотелось.
Еще калина не зарделась,
И полпути до цифры сто.
Что почиталось красотой? -
Твои глаза еще топазы.
Жизнь не растаскана по фразам.
И чтобы все не рушить разом,
Ты просто рядышком постой.
Вот она привычка – вместе жить!
Миг один, и письма полетели.
Вроде, и не жили: пили, ели
Вместо… вечерами зори пить.
Так, чтобы начало всех начал
Через муки, праздники и боли.
Перепутав все земные роли,
Бог сценарий им не прочитал.
Через пропасть тонкая доска
Так дрожит, что страх сжимает душу.
Слишком просто мир вокруг разрушить
С ощущеньем дула у виска.
Через боль чужих свою забыть.
Без прикрас, сродни перерожденью...
Бесконечно тянутся мгновенья
Перед тем, как в небе молча плыть.
Мне праздных слов не говори.
Не охладей, когда завьюжит.
В апреле солнце смотрит в лужи,
Как в душу смотрят фонари.
Случайность наших ви-за-ви
Все чаще кажется рулеткой.
Как только выбыл, черной меткой
Отмечен демоном любви.
Так ясно мне, что канет грусть
В размытых силуэтах сосен.
Ты уморительно несносен.
Но пусть ты рядом будешь… пусть...
Все больше мы и меньше Бог
За нашу жизнь теперь в ответе.
Признайся, ты принять не смог,
Что мы давно уже не дети?
Замело неожиданно, вдруг,
Словно вспомнило важное что-то
Межсезонье (не враг мне, не друг,
Так, отсутствие в жизни оплота).
Переправа с сожженным мостом,
А за ней бесконечное поле
Там, где птица почувствует волю,
По неволе скучает потом.
Там бессвязность и мыслей, и снов,
Беспричинность утрами похмелья,
И недоброе льется веселье
По квадратам убогих дворов.
Обостренность вчерашней мечты
Душу теплую колет иголкой,
А по полю скитаются волки
В ожидании скорой беды.
В кабаках загуляла тоска
Так по-русски: пусть будет, что будет!
Межсезоньем курком у виска
На излом проверяются люди.
Не то, чтоб больно, скорее тихо.
Дожди без дела скребут о стекла.
По переулкам гуляет лихо,
Душа в потемках и та промокла.
Так, не зима, а подобье шаржа
На бесконечность продрогших суток
Плюс на пруду силуэты уток
(сей штрих для города тоже важен).
Прохожий быстро ныряет в арку,
Как будто в ней есть от бед спасенье.
И перебоям сердцебиенья
Нашлось одно оправданье – жарко.
Или устал? – А, быть может, просто
Устало сердце от четких ритмов
Или от гонок карьерных ростов,
Или от вынужденных экстримов.
Одно лишь ясно, опять безбожно
Хандрит февраль, все побив рекорды…
Возьми любимые мной аккорды,
Тебе ведь это совсем не сложно.
С.О. (милой и хорошей Ольге)
Можно я к тебе приеду через долгие морозы,
Через лабиринты неба, через тайны звездных троп?
Соберу по магазинам самые живые розы
И при встрече сладко чмокну в непокрытый челкой лоб.
Можно я тебя оставлю для себя как лучик света
В непроглядной тьме вечерних растревоженных дворов.
Может, выпрошу у будней неожиданное лето
И далеких, необъятных, неизученных миров.
Чтобы ты была из сказки самой снежной королевой,
И в глазах твоих огромных целый мир погибнуть мог,
Только ты б его любила и весь год хранила вербу
Ту, что в горестной России вместо пальмы любит Бог.
Можно я тебя не брошу среди тысячи прохожих
И вплетусь в тебя руками словно в мой последний шанс?
Даже если мы не рядом, даже если мы не схожи,
Даже если для сюжета слишком много будет нас.
Помню, как тебя узнала милой девочкой красивой.
И как матери младенцев оставляют ночью спать,
Можно я тебя оставлю, когда ты уснешь счастливой,
Как случайность в изголовье бросив смятую кровать...?
Я все себе верну, когда зима
Войдет в права наследницей престола.
Надену платье длинное до пола,
Налью бокал любимого вина.
Включу Вивальди. Музыку впущу
И в комнаты, и в скомканное сердце.
Я поспешу мелодией согреться
И все в себе безропотно прощу.
Все. Даже то, что и прощать нельзя,
Что мне претит, с усердием святоши…
Меня спасет не огненная лошадь,
А точный ход по клеточкам ферзя.
Кем ход рассчитан, тот уже игрок,
А женщине играть дано от Бога.
Я встану в длинном платье у порога,
Чтоб ты меня, пройдя, заметить мог.
Чтоб закружил декабрь, а январь
Для бренных душ залогом стал бессмертья.
И вы меня, послушав, не поверьте,
Что жизни ход лишь быстрый бег до смерти.
В нем мало что решает календарь.
Все, что не наше, то уйдет.
Возьмет небитую посуду
И будет бить ее повсюду,
Как бьют зимой на крышах лед.
На счастье (каждому свое:
Кому ночлег, кому палаты,
Кому рассветы и закаты
С дыханьем трепетным ЕЕ)!
Готов я от тебя принять
Все то, что ты нести устала.
Ложись скорей под одеяло.
Ты так мечтала долго спать.
Привычки многое за нас
Решают проще норм и правил
И, если б мог, я все исправил
В мгновенье – в этот день и час.
Ты спи, мой друг, и пусть тебе
Приснятся русские метели.
Пусть Новый год, как мы хотели,
Изменит главное в судьбе.
Ну, а пока, все тает лед.
Дожди и оттепель повсюду.
Я это знаю наперед:
Все, что не наше, то уйдет,
Оставив битую посуду.
Сегодня дней не торопи.
Пускай «сегодня» канет в вечность.
В нем мне ладони первый встречный
Водой святою окропит.
Под низким небом стынет даль,
Но мне не холодно нисколько.
Пусть ни луна лимонной долькой
Перелистнет наш календарь.
Я не коснусь твоей души,
Пока моя не станет чище,
Пока она в потемках рыщет…
И ты иным теплом дыши.
Давай кровать не застилать,
Где сны в подушку прорастали.
Все, что с тобой не пировали,
Сегодня станем пировать.
Давай, не заключать пари
(все в этом мире безвозвратно).
Ты мне сейчас не говори,
Что все равно наступит завтра.
Как краток увяданья вздох,
Но сколько в нем еще от Бога!
Как знать, еще одна дорога
Нам суждена из всех дорог,
Которые ведут не в рай,
А чтоб узнать искусы ада?
Одна – спасенье и отрада,
Простое счастье через край.
Упавший лист, к моей груди
Прильнув, познает ли блаженство?
Есть в этом мире совершенство,
Дотла сгоревшее внутри.
Но как же он, шельмец, не плох,
Когда лишь миг все жжет и рушит.
Так краток увяданья вздох.
P.S. Спасите наши души!
Храни меня, мой яблоневый спас
От всех ветров, что рвутся мне навстречу,
И от людей, которых я не встречу…
Но пусть Господь мне обещает Вас.
В саду, где растревожили дожди
Все краски мира после долгой спячки,
Где есть тайник для сигаретной пачки,
Живет пространство лживым словом «жди».
И я ждала б, но на мою беду
Так молниеносна смена декораций.
И чем сильней мне хочется остаться,
Тем крепче вера в то, что я уйду
С дурацкою улыбкой на лице,
Какую носят лишь комедианты,
В безвкусном парике, с нелепым бантом,
Миг разминувшись с Вами на крыльце.
ПОЧТИ МАНИФЕСТ:)
Почему-то пришло на ум. Счастье женщины до сих пор напрямую зависит от мужчин. Нет, не просто от мужчин, а от тех, кто непременно однажды должен был оказаться рядом. Чтобы каждая из нас не говорила, мол, все это давно не так, все можем сами, все сами умеем и никто нам не указ… однако… Почему-то в толпе прохожих мы все время ищем лицо, которое когда-то мечтали ощущать рядом, близко-близко.
Наша жизнь сложилась, так или иначе. Зачастую мы в душе остаемся маленькими девочками, ну, в крайнем случае молодыми девушками в возрасте почтенных леди. В любом возрасте мечта должна иметь место быть. К примеру, моя усаживала меня на колени к сильному мускулистому не вьюнуше, но мужу. Это должно было происходить всенепременно в кругу моей семьи на даче. Эта картина до сих пор не дает мне покоя. Говорят, что если чего-то очень хочешь, это должно обязательно случиться. Могу сказать с убежденностью, на которую только способна женщина, - все это выдумки счастливчиков. Мы лишь солдатики в затянувшейся войне под названием "жизнь". Правила боя диктует главнокомандующий. К примеру, на какие позиции нас в конце концов опрокинет линия судьбы им нарисованная (добро пожаловать в школу оптимистов). Никогда у меня не сбывала ни одна нарисованная богатым воображением картинка. Спонтанные вещи в жизни удаются куда лучше. Но… надежда умирает последней, только она, к сожалению, лживая дама.
Не могу объяснить сама себе: почему в России так много одиноких женщин? Если хоть на минуту представить себе, что счастье в жизни никто и не обещал, то можно задаться вопросом, а в чем тут хундеграбен? Чтобы все это оценить и понять, надо сесть на колени к тому нарисованному воображением красавцу (а может мужчине посредственной наружности, но непременно сильному и надежному) на даче в кругу счастливых родственников. И если позволят набежавшие килограммы оставаться счастливой все оставшиеся годы, чувствуя себя самой желанной, любимой, необходимой и единственной.
Эх, как мало нам дается лет для осуществления наших не всегда осуществимых планов. Милые русские женщины – вы самые лучшие, терпеливые, красивые и уютные. Кому, как ни нам, быть понятыми, услышанными и заласканными, нам, кому так не хватает порой этого всеобъемлющего тепла. В какое странное время мы живем: вот уже скоро 30 лет, как этот мир перевернулся с ног на голову. И это не просто прошло время, а нас топтали по живому. Но мы встали, отряхнули одежды, расправили волосы (хотела сказать – крылья). И вот мы опять молодые, красивые, не разучившиеся мечтать, украшаем эту порой такую нелепую жизнь. Если бы мы сейчас сидели за большим столом (те, кто вышел из бальзаковского возраста и доже возраста бабы-ягодки) и поднимали бокалы с ароматным натуральным вином, я бы сказала тост банальный до жути, но мне он однажды пришелся по душе: «Красивыми мы были, красивыми остались, лишь изменились формы наших тел. Пусть плачут те, кому мы не достались. Пусть стонут те, кто нас не захотел!».
Пи си: несчастливая женщина опасна для общества, потому как она становится (здесь возможны варианты):
а) агрессивной – и тогда трепещите те, кто встал у нее на пути и не удостоил ее взглядом. Сколько вы рискуете узнать о себе интересного, пусть это даже будет сказано за глаза (икота вам обеспечена);
б) нелепо навязчивой - и тогда берегитесь стать объектом ее обожания (есть индивиды, которые, влюбившись, могут поселиться на коврике у вашей двери);
в) и наконец, нелюдимой – и тогда вы много потеряете, поскольку, быть может, именно ее вы мечтали встретить всю жизнь, а теперь пеняйте на себя.
БЕРЕГИТЕ и ЦЕНИТЕ ЖЕНЩИН. И здесь речь не о деньгах: ОНИ ТОГО СТОЯТ.
Как жаль, не красит женщин седина.
Стареют даже лучшие из женщин.
Плюс на судьбе немало мелких трещин,
Когда так жизнь мучительно длинна.
Бокал вина здесь мало что решит.
Лишь на мгновенье мудрость поубавит.
Скажите, что сегодня вами правит,
Коль до сих пор все тянет Вас грешить.
Что грех для Вас? – Обычные дела.
Не возжелай, не укради, не выдай…
Держите душу, как и дверь, открытой,
Но… закусив при этом удила.
Сегодня Вы из сотен королев
Единственная, кто достоин трона.
Так не снимайте с головы корону,
Унынием своим переболев.
А если скажут: «Вспомни, старина!».
Так неучтиво и с презреньем даже.
Пусть будет взгляд Ваш милостив и влажен.
Так неужели Вам и вправду важно,
Что женщину не красит седина?
Адриатический сюжет.
Здесь небо ниспадает в море,
И ветры вечно с камнем спорят,
Жизнь ходит в горы сотни лет
Как старец мудрый и слепой,
Не видя красоты пейзажей.
Он, как на царствие, посажен
Могучей властною рукой.
Вода, усталых древних стоп
Касаясь, отбирает боли.
Не по его ли царской воле
Здесь столько потаенных троп?
Волной с гиганта-валуна
Еще одно катилось лето.
Полуштрихи, полутона
Как незаконченность сюжета...
За преданность предательство прости.
Пусть даже если повода не будет
Остаться подле (здесь решают люди).
Без нити в небо змея отпусти.
Ты вспомни, было: в поле две души
Встречаются светло и беззаботно
И без стыда друг к другу льнут бесплотно,
Как к маме льнут в блаженстве малыши.
А змей уже упущен в небесах.
Мгновенье… и сольется с горизонтом.
Что им гроза? - Укройтесь старым зонтом,
Не доверяйте стрелкам на часах!
Безбожники. В такие времена,
Когда не знаешь в мае, как согреться.
Снести в ломбард растрепанное сердце,
И свято верить – в том не их вина.
Все жечь дотла, но из огня спасти
Еще никем не принятое братство.
Предательство за преданность прости,
Когда расстаться легче, чем остаться.
Переживем семнадцатый сюжет.
Узнать бы, сколько будет их по счету?
Бухгалтер в небе встряхивает счеты,
Стремясь свести с затратами бюджет.
Неистово подсчитывает дни,
Не дав душе хоть изредка согреться.
Есть у людей не каменное сердце,
Которое так мучают они.
Двух стрелок затрудняя оборот,
Штормят ветра в несносных девять баллов.
Мне не хватает старомодных бАлов,
Где вечно вальса музыка живет.
И пусть в «сейчас» билетов больше нет.
Мгновенье, тронет в будущность карета.
А там как неизбежность будет лето,
Даст Бог… и осьмнадцатый сюжет.
Уже не друг - еще не враг.
А память - худшая из женщин.
Мой форт поднимет белый флаг,
Палач как Бог расправит плечи.
Под лай взбесившихся собак
На площадь выведет босую.
Без приговора. Глупо. Всуе.
Ужель здесь все вершится так?
Где сброд безжалостен и груб
Пьет память – падшая из женщин.
Еще немного. Станет легче?
Да, нет… должно быть… люди врут.
март 2009 г.
Сегодня поневоле я твоя,
Как ты не мой, должно быть, поневоле.
Уместны ль здесь слова о женской доле
И об уменьи взнуздывать коня?
Штормит вокруг, но дом еще хранит
Как амулет чуть слышный запах хвои.
Наш каждый вечер мастерски раскроен,
При этом скоро неумело сшит.
И поединок штиля твоего
С моей всепожирающей метелью,
Сыграв вничью, отложим на неделю
И как спасенья станем ждать его.
Который час? – Бессмысленный вопрос,
Когда ход стрелок мало что решает.
И будничность на кухне украшает
Букет, засохший, гордых чайных роз.
Как ночь глупа, когда она нема.
И сколько лжи в нелепых наших позах.
Я так боюсь неточности в прогнозах.
Пообещай, что кончится зима.
По белому изысканно живу.
Как жить (ей-богу) раньше не умела,
И молодость души, увы, не тела
Все чаще ощущаю наяву.
Ценю как есть безбашенность снегов,
Запорошивших жизнь дорогой к храму,
И если часто отключать рекламу,
То можно свято жить без дураков.
С утра безмолвность мраморных аллей
Земной боюсь нарушить суетою.
Сегодня дверь не в будущность открою,
А в череду хрустальных зимних дней.
Переболею яростно тобой
И в сотый раз пойму, что мы не схожи.
Такой финал в сценарии возможен,
Когда играешь все - до запятой.
Изысканность разводит политес
(он, что скрывать, прохожим непонятен).
Чем больше в этом мире черных пятен,
Тем год от года чище пух с небес.
Мы сыграли вничью. Вот и я
Каждый день проживаю «как надо»
(забываю о пристальных взглядах
вслед всем тем, кто взглянул на тебя).
Словно бисер сквозь пальцы – часы
Застучат о неровность паркета.
Душу озера, вычерпав летом,
Мы свою напитали в разы.
Ты сейчас повсеместно ветра
Запрети и бесчинства метелей.
По иголкам, просыпанным елью,
Можно счастье считать до утра.
Но, похоже, ты тоже не рад
Равноправью такого союза.
Может быть… кроме этого блюза,
Что фальшивит для нас музыкант.
Вдруг побежало, запрыгало, понеслось. Тук-тук. Кто там? Часы растопались не к добру. Новый Год - это ожидание чуда, с обратным ходом стрелок. Остановись, время! Так бы и ухватилась за стрелки и держала бы их долго-долго, чтобы не наступал новогодний праздник, не прибавлял время, не отсчитывал года. Хотя…
Нет, пусть будет праздник! Тем более, что в жизни так мало осталось дней, полных детского ожидания, веры в чудо. Кто бы ты ни был, сколько бы тебе ни было лет, какую бы жизнь ты ни жил (не важно, кем ты был в прошлой жизни) - все одно: в этот день, в эту ночь и почти все утро следующего дня ты живешь вне времени, вне дел - слишком важных и не очень, - вне законов и расписаний. Длинные праздники ругают многие, но всегда ждут их с нетерпением, присущим детям.
– Здравствуйте, Мария Ивановна! Вы где Новый год встречаете? Дома? Я к вам обязательно загляну, не сомневайтесь.
И сами того не понимая (или совершенно осознанно), вы заставляете эту самую Марию Ивановну засуетится, занервничать: что же вам подарить, раз уж напросились? Может, она и чертыхается про себя, но непременно будет ждать вашего звонка в дверь.
Как важен под Новый Год кому-то этот звонок, особенно если больше этому кому-то никто не позвонит! Как иногда раздражают соседи по лестничной клетке! Но именно в этот праздник, как хорошо, что они есть. Какие они милые и дорогие.
На мгновенье задумалась. Где сейчас этот озорной мальчуган. Ходит, должно быть, по лесу, осматривается, оглядывает свои владения. Сколько ему всего предстоит сделать и хорошего и, может статься, не очень. Как быстро он повзрослеет. У него очень короткая жизнь, но какая насыщенная! Наверное, можно было бы и позавидовать, да жаль его, несмышленыша. Ладно, все еще впереди: новые встречи, любовь, рождение детей и даже внуков. И без потерь не обойдется, я знаю. Но пусть их будет как можно меньше. Этого я желаю всем.
- Мам, а можно мне бокал шампанского?
Детки… Как они быстро выросли! Хотелось бы отказать, но… почему-то соглашаюсь. Невеста уже, а ведь на прошлый Новый Год казалась совсем ребенком.
- Что, Дед Мороз уже не придет? - это я у нее спрашиваю.
- Нет, - говорит, - сказки остались в детстве. Ты что, издеваешься?
Умолкаю, а сама думаю, что совсем не прочь очутится в сказке хоть на мгновение. Закрыла глаза… и понеслось: тыква, фея, потерянная туфелька.
Чем-то пахнет с кухни. Боже мой, неужели праздник придется встречать без поросенка? Нет, успела. Тяжелая это работа - встречать Новый Год.
Ну, что? Готовность номер раз: костюмы приготовлены, подарки спрятаны, стол накрыт, словно на бал, съедутся гости… а ты - в бигудях и в тапочках. Хорошо, что Новый Год – это праздник семейный. Будут только свои, самые близкие люди… ну, и еще Мария Ивановна.
Все время кажется, что что-то забыла, что-то очень важное. Ах, да! Хотела повиснуть на стрелках, чтобы время не ускользнуло незаметно. Сколько осталось времени? Где сейчас этот родившийся 2013 мальчуган? И старенького жалко: уйдет быстро-быстро, как будто его где-то очень ждут, и канет в лету. Надо проводить его всем миром по-доброму, хлебосольно. Пусть помнит о нас только хорошее, и мы о нем не забудем, пока память не затеряет его в толпе прожитых лет. Что бы он нам ни принес с собой в прошлую новогоднюю ночь, спасибо ему за то, что он у нас был, и что мы были с ним до конца.
Дочка зовет. Кто-то звонит в дверь. Неужели это Мария Ивановна все перепутала? Ворчу по-стариковски. Что, милая, кто там пришел? Выглядываю за дверь.
- Тебе кого, мальчик? Да ты дрожишь весь. Заходи в дом, погреешься. Заходит, озирается по сторонам, словно ищет кого-то. Куранты на Спасской башне начинают бить полночь.
Раз…садитесь быстрее, надо загадать желание. Два… давайте вспомним самое лучшее. Три… пусть Новый Год будет к нам благосклонен. Четыре… давайте любить и понимать друг друга. Пять… доченька, не сутулься! Шесть… папа, много есть вредно… Семь… давайте сосредоточимся на главном. Восемь… да пусть будет мир во всем мире! Девять… я люблю вас, мои дорогие, и тебя, мальчик, хоть ты еще себя никак не проявил. Десять… долгих лет жизни Марии Ивановне. Одиннадцать…давайте сосредоточимся и наконец-то загадаем желание. Двенадцать… УРА! С НОВЫМ ГОДОМ! Все как всегда, но каждый раз по-новому.
Две женщины. Опущена вуаль
Безоблачного счастья и… потери.
Одна войдет в распахнутые двери,
В надежде посмотрев на календарь.
Другая, на пороге замерев,
С озябшим сердцем тронет ручку двери.
Так замирают перед схваткой звери,
Всю боль свою от ран перетерпев.
Их души, словно в лампах фитили,
Горят, когда на свет надежды нету.
Одна в душе – безоблачное лето,
Другой снега всю нежность замели.
Вы скажете – банальность, дайте срок,
И жизнь уступит перед женской волей,
Скомкав те дни, где было больше боли,
Как мякиши из хлеба для сорок.
Все пережить – не значит выиграть бой,
Но с осознаньем силы выжить проще.
Когда звезда на небе сны полощет,
Они как две березовые рощи
Прекрасны... и, особенно, весной.
Терзаться смысла больше нет.
Потерты памяти страницы.
Вдруг прошлое покинут птицы,
И кто-то им помашет вслед
Знакомый, выйдя на крыльцо,
В период...здесь затерты даты.
Ты будешь знать его лицо
С бездушным именем «Когда-то».
Стирает жизнь (таков закон)
Сомненья в облике прозрений,
В предутренних сердцебиеньях
Заслышав колокольный звон.
Ей, дав безбрачия обет,
Устанешь спрашивать: «Доколе?»…
Есть боль и лишь подобье боли,
Плюс манит переходом поле.
Жизнь – она лучшая из бед.
Скоро осень. У ее щедрот
Послевкусье горькое калины.
Не хватает клиньев журавлиных,
Чтоб понять, как нужен их полет.
Чтоб душой черствеющей принять
Важность перемен такого рода.
Ощутив: жива еще природа,
Дальше станем будни коротать.
Скоро осень высушит дворы,
И в который раз мне жалко будет
Лист горящий, что затопчут люди
По бессменным правилам игры.
Год за годом выпишут точь-в-точь
Солнце, снеги, злое бездорожье.
Жизнь прожить бывает очень сложно,
Все мне в ней могло б казаться ложью,
Если б не взрослеющая дочь.
Любовь бывает взаимная, безответная и безрезультатная. Последняя наиболее обидная, поскольку все могло случиться, но не случилось. Кто виноват? Здесь вопрос спорный, но, видимо, кто-то все-таки был неправ, а иначе результат мог бы превзойти все ожидания. Что теперь рассуждать? Жизнь расставила все на свои места, только места были чужие да и не призовые вовсе. Что послужило толчком для повествования? Сон мамы, прикорнувшей днем между стиркой и готовкой. Звонок раздался весьма некстати, когда печальные воспоминания лишь усиливают хандру, от которой и так не знаешь, как избавиться. «Стеша, ты знаешь, что мне сейчас приснилось?». – «Ну ,что? Не томи!», - буркнула я в телефонную трубку. «Мне тут вдруг твой Гриша приснился. Ну и хорошо, что давно не твой. Ты послушай. Сокрушался, что никто ему не сказал, как много он для тебя значил. С чего бы это? Но не к дождю же, право слово!". Ой как нехорошо, довела-таки родительницу! Но мама не унималась: "Если бы ни Антон, все могло сложиться иначе. Ни себе, ни людям!». – «Ну, почему же ни себе, ни людям? А долгие годы крепкой мужской дружбы? Это чего-то , да стоит». Вроде бы разговор ни о чем, вроде сон и только, а зацепило, да так, что захотелось с кем-нибудь поделиться. Вдруг кому-то пригодится моя история, и вместо намечающегося минуса в отношениях нарисуется жирный плюс (с крестиком не путать).
1.
Класс невозможно было успокоить. Шутка ли, 7 новеньких, из них два мальчика. Так, ничего примечательного. Хотя нет, был среди них один - черненький, круглолицый, с раскосыми глазками. А какие ямочки! И с чувством юмора у него было все в порядке. Слово скажет - весь класс под партами валяется. Учителя его любили: умненький, схватывал все налету. Не могу сказать, что он девочкам понравился, а вот я на него запала… с первого взгляда и на всю оставшуюся жизнь (как потом выяснилось).
И началось… Прогулки после школы до дома, медленно, по «длинным» маршрутам. Девочки впереди, мальчишки через пол улицы вдалеке. Мы знали, что они где-то рядом. Сближение между нами длилось очень долго, если его можно было так назвать. Раньше времена были другие. Девчонок не мерили на 90х60х90, ценили в них индивидуальность. Что во мне было такого особенного в 6 классе? Да внешне- ничегошеньки! Может быть, что-то внутри притягивало парней - все мальчишки в классе были моими. Записки по улицам летали: «Стеша плюс Антон равно…». И как не лень было?! Ну, сами знаете: не все же поменялось, что-то в жизни равно константе. А Антон, он был еще тот гусь.. Сосед мой и «друг» наипервейший. Растрезвонил всем в классе, что у нас с ним «любов», а мы даже ни разу и не целовались. Усмотрел, видно, в новеньком конкурента и начал с ним усиленно дружить. Так у них эта дружба и сохранилась… на всю жизнь. Повезло им! Треугольник получился тот еще: Антон с Гришей, а я побоку. Хотя встречи были, звонки в квартиру по вечерам. Открываю дверь. А там - топот и на двери указатель в виде стрелки висит с надписью «Агитпункт». Где-то стащили. Вот такие были в то время ухаживания. Надо сказать, что скромность и застенчивость в делах любви девушке только вредит. Это я теперь понимаю.
2.
В те, уже не близкие девяностые, словосочетание «поехать на картошку» было знакомо каждому школьнику старших классов и студенту. И не важно, что целые классы ехали пропалывать кормовую свеклу. Все ехали «на картошку». Оторваться на несколько дней от строгого родительского ока, это ли не праздник, не удовольствие? Мне тоже посчастливилось его единожды испытать. Ехали девятые классы. Наш, сформированный из двух восьмых, и профильный, педагогический, где мальчиков днем с огнем не сыщешь. Разместились в ужасных условиях, но уставшие и счастливые. Началась школа непослушания. Страшно вспомнить то внимание, которое мне уделяли в первый день девочки из параллельного класса . Я была в эпицентре действа под названием «воля». У кого-то оказалась с собой гитара. Я, которая не славилась смелостью к общественным выступлениям, пела песни на известных мне пяти «блатных» аккордах. Все сидели и слушали: «Я ухожу, сказал мальчишка ей сквозь грусть…» Может, кто-то вспомнит эту некогда очень популярную песню. Мы тогда мало задумывались над тем, о каких событиях там идет речь. Но душу рвала. Девчонки слушали, затаив дыхание. Когда эйфория улеглась, все разбрелись по группкам. Вечером была намечена дискотека. Надо сказать, что наши мальчики к этому времени уже начали прикладываться к спиртному. Оно отбирало у девочек их внимание. Но дискотека все-таки состоялась. Сколько в молодости на нее возлагается надежд! Стоишь и ждешь – сейчас он подойдет. Нет? Ну, тогда кто-нибудь другой непременно. Но, увы и ах, меня никогда не приглашали на дискотеках. Боялись, должно быть. Моя подруга Соня была поверенной в сердечных делах, как это и случается с недалекими, но добрыми и честными людьми. Лучшего человека отыскать было нельзя. Мы полвечера провели за приготовлениями, думали, что можно одеть, по-моему, мы тогда и не красились вовсе. Никогда не любила «белые танцы», поскольку выказывать свои привязанности не считала нужным. Дурында! А после этого вечера я этот танец, возненавидев, запомнила на всю жизнь. Простояв, подпирая стенку весь вечер и сверля глазами объект своей страсти, изрядно подвыпивший, я собралась, было, уже покинуть не сложившийся вечер. Как вдруг объявляют его , «Белый танец». А что это значит? Дамы приглашают кавалеров! Я прошептала Соньке: «Может, мне пригласить Гришу? Правда, я что-то боюсь!». На что мой закадычный друг, ни слова мне не отвечая, направляется прямо через зал. Я глазам своим не поверила. Стояла как вкопанная и хлопала ресницами, как корова на лужайке. Да, да! Она направилась прямо к нему. Что ею двигало в тот момент, я тогда понять не смогла. Просто бросилась вон из зала. И давай рыдать в подушку. Вот, тоже барышня 18 века. Мне всегда говорили, что я не в тот век родилась: не умела решать вопросы по-мужски. А зря! Надо было уже в тот вечер расставить все по своим местам. В том числе и со своей «лучшей подругой» разобраться. Потом была длинная ночь. Близость комнаты мальчиков не давала девчонкам угомониться. Сидели, ждали: вдруг захотят проведать, поболтать. Но… гуляки так и не шли. Не выдержав, сами отправились к ним тайком от учителей. Пригласили к себе. Те, сделав одолжение, пришли. Расселись по кроватям. Поболтали ни о чем. Гришка сел именно на мою кровать. Я была вознаграждена за неудавшийся вечер. Просто сидела рядом и ощущала его всем своим естеством. Наверное, потому и простила Соньку в тот раз. На радостях.
3.
С годами мои чувства ничуть не изменились. Была одна автомобильная авария. Сплю, и снится мне огромный стол. Народу много, а в центре - Гриша. В одно мгновенье его лицо вырастает передо мной. Вздрагиваю, открываю глаза, а моя мама по телефону с Антошкиной разговаривает: «Антон с Гришей попали в аварию. Лежат в больнице». Вот тебе предчувствие! Поехала в больницу, напросилась. Стою возле Антона, а на Гришу и посмотреть боюсь. Сердце сжалось. Набралась смелости. Подошла. «Привет! Как ты?» Лежит герой, рука вся синяя, но улыбается. Вышла из палаты, доехала до дома, и понеслось: слезы, валерьянка, мама в шоке. Ему еще потом кисть ампутировали, гангрена началась. Девчонки говорили: «Ужас, кто ж с таким теперь будет?». А я не понимала, какое это имеет значение. Я бы за ним вприпрыжку, куда бы ни позвал. С тех пор так и повелось: как его увижу - сразу в слезы. Мечта так просто не становится несбыточной. Ее надо осознать таковой. Хотя сейчас она мечтой быть перестала, но сожаление осталось или жалось к себе. Кто теперь разберет?
4.
Институтские годы – годы веселые: сессии, гулянки, новые люди, новые увлечения, но не тут-то было. С одноклассниками встречи не прекращались. Только становились все реже. Если у соседа кто-то собирался, звонили в дверь и приглашали со словами: «Стеш, пошли, Гриша пришел!». Знали, мерзавцы, пользовались. И я все бросала, приходила. Увижу его, и все внутри переворачивается с ног на голову. Ориентиры сбиваются: и опять школа. Хорошая была любовь, чистая и светлая. Хорошо, что ее никто не опошлил: ни я, ни он. Помню, как-то остались вдвоем на балконе. Стою, курю нервно, пейзаж изучаю в полной темноте. Он- где-то сзади. Стоит, молчит. Вдруг как обухом: «А я скоро женюсь». Вот это откровенность! Все аплодируют. Ну, тут добавить нечего: ком в горле, из глаз - слезы, хорошо еще не рыдаю. Продолжает: «А ты чего замуж-то не выходишь? Что, никто не берет?». Оборачиваюсь (а я красивая была, не лукавлю): «Я похожа на человека, которого никто не берет?». Самолюбие отправило горе в нокаут. «Нет»,- отвечает.- «Ты похожа на человека, которому на всех наплевать (это я еще интеллигентно выразилась)». Вот тебе и вся правда! В тот момент мы уже стояли на разных концах огромной вселенной и говорили на разных языках. Грустный финал сильной юношеской любви. Разве есть в жизни справедливость, когда есть место недосказанности? Всегда ставьте точки над «i»!
5.
В эру безумства социальных сетей никто не ушел от стихийных встреч, бурных воспоминаний и обильных возлияний в кругу уже совсем посторонних тебе людей. Не миновал этого и наш выпуск. Собралось немного народу, но встреча была действительно теплой. Все внимательно изучали друг друга, спрашивали, кто кем стал, с кем живет, сколько детей. Ни для кого не секрет, что требования к женскому полу в последние десятилетия кардинально изменились. Да и не молодеем мы вовсе. От всеобщей любимицы, красивой и стройной девушки мало что сохранилось. Может, только ее индивидуальность, стоимость которой на рынке жизни свелась к нулю. Это сразу стало понятно по тому, каким успехом пользовались на встрече следящие за собой бывшие мои одноклассницы у раздобревших (им-то можно!) и лысеющих мальчиков. Вспомнили, правда: «Кто из нас не любил Стешу?!». Но легче от этого не стало. У меня к моему возрастному рубежу не было шикарной машины, длинных ног, стройной фигуры и простоватой легкости, которая делает женщину привлекательной в глазах современных аполлонов. Это все можно было бы пережить, кроме одного «но»: ОН нисколько не изменился. Образ жизни, конечно, оставил свои отпечатки, но… все тот же искрометный юмор, прекрасная фигура, жгучие глаза. Он изредка смотрел на меня, видимо, недоумевая, как можно было себя так запустить. Итог вечера всем понятен. Еще понять бы, чего или кого мне больше всего было жаль.
6.
История ужасно банальна. Мне даже было бы стыдно писать о таких глупостях. Но все это родилось как бы само собой. Все самые сложные и запутанные жизненные ситуации оказываются чрезвычайно простыми при их детальном рассмотрении, особенно с высоты прожитых лет. У человека никогда не должно оставаться ничего несбыточного. Либо о нем (несбыточном) надо вовремя забывать, либо идти до конца в своих желаниях. В делах любви слово «поздно» несет смысл всемирной катастрофы. Где гарантия, что вас не родили однолюбом? Никаких гарантий! Даже в безответной любви есть сильные положительные эмоции, которые дают импульс и силу. Безрезультатная LOVE STORY делает человека рабом собственных никуда не ведущих иллюзий. Все могло бы сложиться иначе. Но НЕ… Не вкладывайте в это отрицание слишком большой смысл. Это всего лишь неуместное сочетание букв, а не запрет кого-то свыше. Любите и будьте любимы!
Ни на земле, ни на воде,
А где-то между пенных складок
Струится мир красив и сладок,
Еще не уязвим нигде.
И даже тысячью свечей
Его не сделать днем вчерашним.
Мне б принимать его бесстрашно,
Вдруг осознав, что он ничей.
От полных лун скребет в душе
Зверек, запуганный ночами.
Вот-вот порвется между нами
Та нить, что не видна уже.
Мы дети самых светлых грез,
Обугленных в своем начале.
Давай, не принимать всерьез
Все, что нам чайки прокричали.
Что не позволено тебе,
Мне позволяется с излишком.
Май как нашкодивший мальчишка
Босым проходит по судьбе.
Метелью скучных тополей
Наш каждый вечер обусловлен.
Май с первых дней со мной помолвлен,
День ото дня та связь сильней.
Ты не ревнуй. Такой союз
Так краток, как и неопасен.
Исход его логично ясен,
И в том его огромный плюс.
Все отболит, когда листвы
Коснется нежными губами
Июнь. Он станет жечь мосты,
Что возводились между нами.
Когда доверишься судьбе,
Спрячь счастье в банке с плотной крышкой.
Исчезнет ветреный мальчишка…
Что не позволено тебе,
И для меня, должно быть, слишком.
Для того и существует дорога, чтобы отдыхала голова и уставали ноги. Не так важно, куда она ведет, важнее то, где и чем она заканчивается.
Идешь, идешь, и вдруг - знак «кирпич», шлагбаум с надписью: «А дальше – как знаешь!». Сюрприз! И как быть в данной сложившейся ситуации, когда даже в детстве игра «Зарница» для тебя заканчивалась в первые пять минут, а дальше - прогулка по лесу, любование цветочками? И вдруг такие сложности! Но самое главное, что стоит у этого шлагбаума огромный такой мужичок с дубиной в руке и спрашивает у тебя, нерадивого путешественника, по чьей злой воле ты здесь оказался, да так глазами вращает, что сразу хочется найти тысячу причин повернуть обратно: живот схватило; вдруг вспомнилось, что дома ждут; совсем забыл то, без чего раньше спокойно обходился, а вот именно сейчас, ну, никак нельзя. И так с каждым. По этой самой причине за шлагбаум никто и не попадал. И к чему, в самом деле? Деловые все стали, не до подвигов тут… Выбирают изъезженную дорогу, у которой пункт конечной остановки наверняка известен. В идеале, лучше, чтоб она была кольцевая. Вот где везение! Никогда не заблудишься: круг - другой, и на месте обязательно окажешься, не промахнешься. Так и ходят, а чаще гоняют на шикарных авто: кто первый, кто кому нос утрет?
Гляди, ты откуда такой махонький взялся? Что егозишь, а ну-ка, брысь! Нечего тебе среди больших машин с мощным мотором затираться: «Лексусом» все равно не станешь - болел, видно, в детстве.
Да, и не всем везет: разогнался – сам виноват. Кто тут крайний на конструктивный разговор? Романтика дороги – моментальный адреналин. Схватил эмоцию – есть, о чем говорить неделю с родными, близкими и просто случайными знакомыми (тоже люди, может, что и пригодится). Дорога, одним словом. Хорошо, если солнце, погода летная, горизонты манят. А если дождь проливной, не видно ничегошеньки впереди, даже если с полевым биноклем и всякими анти- причиндалами. А тут еще опять этот мелкий из-под колес выныривает. Вот ведь ошибка технического прогресса! Задавлю га…
Ушел таки! Хорошо ему, нырнул - и в дамках (если, конечно не дама за рулем: эти никогда рассчитать не могут или расчет не тот). Так и катаемся: а вдруг, а если, вот если бы не он …
Да, кстати, о той дороге с добрым молодцем, у которого орудие примитивное, но крайне действенное для подвернувшегося ненароком.
Брось думать о несбыточном, идя навстречу к мечте, тебе не обещанной, когда заранее известно, чем дело кончится: видел мужичка-то. Пусть тот, кто первый вышел (кому больше всех надо), судьбу на прочность и испытывает. Ну, чем тебе плохо? Сидишь в тепле, никто тебя не трогает, не агитирует, сказки не рассказывает.
Нет? Да ты, как я погляжу, себе на уме. Шмыгнул из дома, прогуливаешься спокойно вдоль дороги, смотришь по сторонам, впитываешь колорит пейзажа что есть мочи. Глядишь, а мечтатель уже обратно плетется, попутку ловит, чертыхается. Ты его пожалеешь, выслушаешь и приободришь: мол, не один он такой разнесчастный. А ну их, мечты эти людские нереальные! Сколько без них дел важных на земле есть! Помашешь ему, отъезжающему вслед (дурачку), ладошки потрешь довольно, и вперед за своей порцией счастья, на которой не написано, что она твоя, да и где место выдачи наверняка неизвестно, но почему-то непременно кажется, что вся загвоздка в здоровяке этом с хитрой физиономией.
Придешь домой уставший, истоптав сто башмаков (или колес – не так важно), а дома стол накрыт, на нем чай, плюшки и другие сладости, как будто точно знали, когда ты вернешься. Вот где счастье. Сядешь, чайку попьешь, улыбнешься кому-то по-детски хитро. Спасибо тебе, мужичок, за науку: все самое ценное всегда находится рядом, как бы далеко ты за ним не ходил. А дальше - как знаешь!
Я сегодня король. Я тебе обещаю дуэли.
Сколько их? Разве важно, коль дело решает исход.
Я с любимым пажом вышлю список на эту неделю.
Слышал я, дуэлянтов отечески терпит восход.
Я сегодня твой враг. И пока петухи не пропели
Свою ненависть спрячь не под маской вселенской любви.
Ты часы торопи, чтоб они как мгновенья летели,
Но оставь хоть минуту на наше с тобой vis-a-vis.
Я сейчас выше всех. Неужели тебе не мечталось
Бунтовать против власти? Так я тебе повод даю.
Нам с тобой, милый враг, безупречные роли достались.
Так скажи мне сейчас, что хотел бы сказать королю.
Почему прежде мы по душам говорить не умели?
Мне нести это бремя сейчас представляется худшим из зол.
Торопись заказать для себя старомодный изящный камзол.
Я сегодня король, я тебе обещаю дуэли.
Пусть первый выстрел твой
Сразу достигнет цели.
Скоро уйдут метели
К вечности на постой.
Заголосит апрель,
Запричитают ветры
(профи давать советы),
Только ты им не верь!
Реквием по мечте
В такт отбивают руки.
Даже ни ради скуки
Не походи к плите,
Солнечный херувим,
Ты возрожден капелью.
До соловьиных трелей
Мы этот мир храним.
То, что нас не убьет
Делает ли сильнее?
Жаль, что я не умею
Сердцем растаять лед.
Жаль – мы давно не чтим
Кодекса о дуэли.
Выстрел достиг бы цели...
Жаль! Но в конце недели
Я был убит другим.
Прошу, возьми мою беду,
Пускай помается за дверью.
Я как дитя в удачу верю,
Шагая в оттепель по льду.
Гусыня глупая точь-в-точь,
Но не горда и не кичлива.
Всегда мне думалось, приливом
В песок выбрасывает ночь
Раскрытой баночкой чернил,
Потерянной неловким Богом.
Их собирают понемногу,
Рассвету уступив дорогу,
Ветра насколько хватит сил.
Как эта сказка далека
От тех страстей, что нами правят.
Пускай мой стих потом поправит,
Тот, кто все знал наверняка:
Что ни ветра, и нет чернил,
И все банально, хоть и сложно,
И все рассчитано, возможно,
До капель, коих дождь пролил.
Однажды к этому приду.
Стихам, предпочитая прозу,
Я вмиг почувствую угрозу,
И стану призывать морозы,
Ступая в оттепель по льду.
Бездыханность пространства вдруг.
Неба низкого несвобода.
В первый раз задержался друг
У какого (не знаю) входа.
Золотых вереница дней
Как песок утечет меж пальцев.
Вместо солнечных теплых зайцев
Примет полдень игру теней.
Запретит время врать часам,
Закупив батарейки на год.
Не заметишь, захочешь сам
Бросить все и уехать в Прагу.
Как лекарство от серых дней
Есть одно неизменно – театр,
Где Фиалка идет Монмартра,
Всех других оперетт сильней
Для меня… Я задам вопрос,
Ты ответь на него не сразу…
Жаль, букет из садовых роз
Быстро осенью чахнет в вазе.
Здесь каждый, в сущности, артист,
Под маской радости и боли
Согласно отведенной роли
Живи, умри среди кулис.
Антракт никем не отменен
Среди ничем несхожих действий.
Живи, мечтай, дерзай, надейся,
Что будет день и счастье в нем.
Какой сценарий не бери,
Его заучивать нет смысла.
В вечернем небе коромысло
В нем все изменит до зари.
В снах предсказания судьбы
Искать – нелепая оплошность.
Тебе со мной, я знаю, сложно,
А мне с тобой так просто «быть».
В финале пьесы все равны
И победители, и жертвы,
Жаль многоточья километров
Огромной все еще страны.
И тем, кто знал – есть мир иной,
В конце ниспосланы сомненья.
Давай сейчас ценить мгновенья
И выбирать местоименья:
Не ты и я, а мы с тобой.
Не то, чтоб я тебе не рад.
Мне просто радость изменила.
Все то, что сердцу было мило
Ушло в «так много лет назад».
Полушутя, полувсерьез
С разбитой в кровь коленной чашкой,
С видавшей виды промокашкой,
С ответом на любой вопрос
Надменно, нагло: «Потому!»
(с ним становился мир понятней)
Без формул… - N-нное в квадрате,
Скажи, равняется чему?
С недетской верой в звездопад,
Что исполняет все желанья.
Взросленью свойственны терзанья.
Должно быть, это в наказанье:
Мой друг, я сам себе не рад.
Свобода хороша, когда ее
Смакуешь, словно вкусную конфету.
Но чувства к ней как склонность к диабету:
Окажется, давно сел на диету
Тот, кто ее однажды приобрел.
Рассыпано драже: вчера… вчера…
С ним флюгеры ушли за грань эпохи.
Принцессам сладко спится на горохе,
Им ни к чему на балах веера.
И балов нет. Мазурка и фокстрот
Остались частью фильмов про былое.
По ним, признаюсь, сердце редко ноет.
Но знаю я: и эта боль пройдет.
Отпущен змей бумажный в небеса
Уже давно, когда у дочки детство
Ушло во сне к малышке по соседству,
В одно мгновенье срезана коса.
На модные прически и прикид
Сменила жизнь прочитанные сказки,
И мамины обыденные ласки
Ей слишком часто ставятся на вид.
Лишь чашка кофе вечность по утрам -
Единственной останется константой.
И дань за днем (рассветы и закаты)
Рассыпаны драже: вчера… вчера…
Так что она, когда она душа?
Увенчана, обуглена, разбита,
Из бронзы и из золота отлита,
Но на земле не стоит ни гроша.
Под музыку чувствительна до слез.
Над книгами задумчиво-прекрасна.
Для лицемерья, ханжества опасна.
А есть она? – Совсем другой вопрос.
Когда болит не там, где у врачей
На все "а если" есть свои ответы…
Она в одних – безоблачное лето,
В других – зимой не мерзнущий ручей.
А без нее и жизнь не хороша,
Пусть усложняет мелочь многократно.
Ее теряя, гибнем безвозвратно.
Там что есть мы, когда она - душа?
Будто я знаю, что скоро наступит апрель.
Ветер иссушит холодным дыханьем деревья
И по ночам будет долго царапаться в двери,
Словно за ними есть к счастью заветная дверь.
Будто за снегом уснул мировой океан.
Нет, он не тот, что тебе показали на карте.
Он слишком тих и обманчив в бушующем марте,
Но так же преданно служит ему капитан.
Будто не поздно, все можно еще изменить.
Кислой антоновкой осенью силы поправить.
Можно, конечно же, после понять и исправить…
Нужно (пусть поздно) впервые кого-то любить.
Будто, ей богу, меня так легко обмануть,
Если для лжи есть всего-то семь дней у недели.
Этой зимой мне чуть-чуть не хватило метелей,
Чтобы как в детстве счастливой с улыбкой заснуть.
И если даже больно – все не зря!
Смотри, как замели сегодня снеги
Жизнь, что споткнувшись, рухнула с разбега
В последнюю декаду декабря.
Чем запах хвои можно заменить
В моей так мало видевшей квартире?
Она мой страж от бед в подлунном мире,
Где нить души – гирлянды тонкой нить.
Где дрема любит теплый белый плед,
А я его стараюсь дальше прятать.
Какая непосильная расплата –
Жить в ожидании чуда столько лет.
Но нет его, как сказки в мире нет.
Норвежский тролль запрятан в темный угол.
Он самое обычное из пугал,
А для кого-то добрый амулет.
Вчера штормило, от таких ветров
Под вечер жутко делалось и зябко.
Но колокольчик в кухне мирно звякал:
«Я за тебя на многое готов!».
Чем больше лет, тем тише Новый год.
На счет двенадцать шанс надеждам сбыться:
Разбитое старушечье корытце
Гонимо вечной рыбкою плывет.
«Кто это?», - вздрагиваю, едва открыв глаза, и окунаюсь в кромешную темноту комнаты. Почудилось, или, правда, кто-то тихо позвал меня. «Кто ты, кому не спится в такой час?» - закрываю глаза и опять слышу, тихий жалобный голос. «Давай поговорим, мне не спится, вот уже битый час сижу на краю твоей кровати и жаль разбудить тебя, но одной сидеть совсем невыносимо». «Да кто же ты, не пугай меня, пожалуйста». Начинаю подозревать у себя раздвоение личности (ой, как нехорошо). «Я сама не знаю кто я. Мне кажется, я заблудилась во времени и пространстве. Кажется, когда-то давно, я была маленькой девочкой, веселой и беспечной. Мир казался мне большим подарком на день рождения, которое, наступало каждый день, лишь только я открывала глаза. А сейчас…». «Эй, что ты замолчала, ты здесь? Я тебя совсем не вижу, куда ты делась, скажи же что-нибудь, не молчи». «Я здесь, мне не куда спешить, ночь длинная и до рассвета еще далеко. Как я попала к тебе, не знаю, но почему-то мне очень спокойно с тобой. Много лет я не разговаривала с человеком. С трудом вспоминаю слова. Расскажи, как ты живешь. Я не узнаю этот мир. Раньше он казался таким добрым и гостеприимным, а сейчас, я чувствую здесь себя совсем чужой». «Ты, наверное, долго добиралась до нашей планеты, и по голосу, очень устала. Что заставило тебя пуститься в путь, расскажи». «Много лет я не решалась на это путешествие. Все пугало меня: дорога, неизвестность, огромное небо, холодные и надменные звезды. Они такие большие и яркие, когда подлетаешь к ним близко, но какие они холодные, ни от одной не веет теплом. Я долго странствовала, и лишь на этой планете почувствовала человеческое тепло, и вот я здесь!» «А как ты попала ко мне, и почему ты пришла ночью?». «Ты знаешь, видимо, я так и осталась маленькой девочкой, почему-то при свете мне неловко, когда же темнеет, и люди остаются один на один с собой, мне намного проще с ними заговорить!» (Вот эгоизм, а обо мне она подумала?» «Что же ты ищешь? Что гонит тебя по этой огромной холодной вселенной в даль от тех мест, где тебе должно быть привычно и легко?». «Я хотела прикоснуться к жизни, полной непонятных и неведомых мне ощущений, стремлений и желаний. Я хотела понять, что держит людей на вашей планете, в чем смысл их жизни, за которую они так неистово держатся, почему боятся оторваться от земли? Может, ты поможешь мне понять это». «Давай попробую, правда ночью не так хорошо варит голова, тем более только что я видела прекрасный сон, который ты не дала мне досмотреть». «Извини, я не хотела, если ты не хочешь разговаривать, то я исчезну, только скажи», «Да нет, раз уж ты здесь, то может я сама пойму то, о чем ты меня спрашиваешь, давай поговорим… Ответить на твой вопрос и просто и крайне тяжело. Что нас держит на этой планет? (пытаюсь собрать воедино мысли, которые как пчелиный рой жужжат в голове, цепляюсь за одну, тут же подлетает другая, только и успевай отмахиваться) Знаешь много чего (гениальная мысль). Во-первых, постоянно неоконченные дела, которых не становится меньше день ото дня, а обычно их становится все больше и больше, только разгребай. Во-вторых, твои близкие, они держат сильнее самых прочных связей, какие можно только себе вообразить, нет скорее, это во-первых, не говоря уже о детях, которые вообще без тебя пропадут, да и ты без них. В-третьих, это друзья, которым и поболтать будет не с кем, если тебя не будет. В-четвертых, это животные и комнатные растения, которых ты успела приручить, а, как известно, мы за них в ответе. В-пятых, сама эта планета, которая так устала от наших бессмысленных, вредных каждодневных деяний, но, ты знаешь, встречаются люди, которые не оставили еще надежды помочь ей. В-шестых… Эй, да ты не уснула. Что-то я не слышу твоего дыхания!». «Я здесь-здесь… Просто задумалась над твоими словами. Ты знаешь, ты, наверное, права, у людей есть очень веские доводы, чтобы держаться за жизнь, а я просто слишком стара и забыла об этом. Что-то мне стало немного грустно, как будто что-то потеряла невозможно дорогое, может быть, я именно это и искала, именно возможность вспомнить, почему меня потянуло пуститься в путь, и почему среди огромного количества других планет, я выбрала именно эту!» «Я не хотела тебя огорчить, ты сейчас исчезнешь, а я останусь и буду мучиться, что заставила тебя страдать!». «Не расстраивайся, это пройдет, тем более, я сама попросила тебя рассказать об этом. Смотри, уже светает. Мне пора, у меня ведь то же есть дом, он очень не похож на твой, но мы не выбираем себе жилья, у нас каждый получает то, что заслужил когда-то, не помню, правда, когда это было… Когда-нибудь в этой огромной вселенной мы с тобой встретимся, это только кажется, что она бескрайняя, она так же тесна, как и этот мир, в котором живешь ты! Не забывай о нашей встрече, мне будет теплее от того, что кто-то, хотя бы иногда будет вспоминать обо мне. Я улетаю. Как хорошо было бы знать, что мы никогда не встретимся, но, к сожалению это невозможно, и когда-нибудь… Пусть же, оно не наступает как можно дольше, ведь у тебя еще столько дел на этой планете. Прощай!» «Подожди, не улетай. Я еще о многом хочу расспросить тебя! Откликнись!» В комнате светало, за окном зарождался новый день, который, как водоворот засосал меня и выкинул в жизнь, и к обеду я уже за была о том, что ночью ко мне в комнату, наверное, по ошибке заглядывала «неприкаянная душа». Лишь изредка я вспоминала о ней, вглядываясь в ночное небо и пытаясь разгадать с какой звезды она грустно смотрит на меня, припоминая, что же она делала на этой страшно далекой и незнакомой ей планете.
День не задался.
- Девушка!!! Барышня!!! Я загадал желание, скажите Ваше имя. Не то, чтобы я Вас где-то видел, но Ваше лицо мне знакомо, честное пионерское! Сжальтесь, я так просто не отстану, я настырный.
- А еще у тебя плохая память. Мы знакомы. Много раз я видела тебя коленопреклоненным, растерянным и подавленным. Мне хотелось тебя подбодрить, согреть и утешить, но ты так быстро уходил от меня, что даже не дал узнать твое имя. Я верила, что рано или поздно ты снова обратишься ко мне.
- Девушка, Вы не святая? От Вас исходит необыкновенное свечение, как от ангела. Как Вас зовут? Девушка, девушка, не исчезайте так быстро.
…
- Мне кажется, или я заблудился на самом деле? Милая гражданочка, не проходите мимо, не оставляйте человека в беде, и Вам воздастся!!!! Какое название улицы??? В каком это я районе оказался, как меня сюда занесло? Девушка, не откажите в любезности, объясните, в какой стороне метро и, еще, откройте Ваше имя, я тут загадал… Мы, случайно не встречались раньше? Может в детстве вместе во дворе, в песочнице, нет?
- Было, было. Какая короткая память у мужчин. Всякий раз, когда у тебя появлялась мечта, я встречалась на пути. Как ты был непостоянен. Метался от одной цели к другой, тем самым, сбивая меня с толку, путая мои планы. Мне не хотелось разочаровывать тебя, хотя ты и не ощущал моего присутствия, зато взывал к моей помощи неоднократно. Кстати, говорить мне «Вы» - верх неучтивости для старых знакомых.
-Договорились, переходим на ты!!! Как тебя зовут? Ты обиделась, подожди, не бросай тут меня одного!!! О, женщины!
…
-Что-то меня потряхивает, как будто от электричества! Последняя попытка смертного узнать судьбу методом тыка. Девушка… Ой, извините, леди! Мне очень неловко, страх напал или стеснение, пока не понял. Понимаете. Я загадал…, ну, неважно… Мне очень надо знать Ваше имя. Только!!! Не говорите, что мы встречались прежде. Этого я не переживу. Мне сегодня кажется, что я был знаком со всеми девушками в этом городе… Так как? Назовете?
- (Улыбаясь) Встречались, единожды. С тех пор, могу поспорить, ты не на секунду не переставал сравнивать меня с другими . Однажды ты даже захотел навсегда вычеркнуть меня из своего сердца, но нельзя забыть незабываемое.
- Боже, что я за несчастный! Словно кто-то намеренно лишил меня памяти. Ну, скажите мне, как Вас (тебя) зовут и разбежимся по хорошему (хотя я сам уже не понимаю, зачем мне это все нужно?). Вот сейчас мне ясно кажется, что я не могу Вас так просто потерять. Не исчезайте, как… а впрочем, это уже не важно.
- Это важно. Мое время еще придет, но не теперь. Ты не готов сойтись со мной так близко, как тебе того хотелось бы. Я дам тебе телефон. Позвонишь по этому номеру, попросишь Веру. Ты встречал ее не так давно. Помнишь, белокурую девчонку с грустными глазами. Она покажет тебе мир, но не таким, каким ты его видел. Она откроет тебе его таким, каким ты его не знал. Ты переосмыслишь много в себе. И, быть может, даже по капельке преобразишь мир. Это сделает она. Нет, это будет не взаимное влечение двух человеческих сердец. Это будет единение во имя… чего, поймешь позже. Еще никто не смог забыть о ней, проведя в ее обществе хотя бы один полный день. Затем… Вот по этому адресу ты найдешь веселую кучерявую девчонку всю в веснушках. Помнишь, ты окликнул ее на улице. Ее зовут Надеждой, а близкие зовут ее ласково Наденькой. Ты тоже ее так называл. Было время. Так вот. С ней ты долетишь до звезд ночью (днем до солнца лететь опасно), поборешь семь стихий, пройдешь огонь, одолеешь медные трубы. С ней по плечу любая невыполнимая задача. Она никогда не оставляет тех, кого взяла на поруки. Все, что ты загадал, сбудется в скором времени. Это сделает она.
- А…
- Не перебивай, я скоро закончу. Однажды в шумной незнакомой компании, где ты окажешься случайно, ты встретишь меня. Я буду сидеть за столом напротив. Нас представят друг другу. Ты протянешь мне руку и назовешь свое имя. Я назову свое так: «Очень приятно, Люба. Но обычно меня называют Любовью». Вот тогда в одно мгновенье ты познаешь все краски мира и попросишь меня шепотом никогда не оставлять тебя. И, быть может, я отвечу тебе взаимностью. Все будет именно так, и никак иначе. А пока… Дай ручку, я запишу телефон и адрес.
В. Панютину
Почему так больно в октябре
В каждый миг ухода – не ухода?
Вечно недовольная погода
Прижилась как кошка во дворе.
И не сложишь, как ни причитай,
Пары строф в честь точки невозврата…
Самая тяжелая утрата
Мучит душу, как собачий лай.
Свечи, словно лампы фонарей,
По краям дороги догорают.
Почему так рано забирают
Тех, с кем расставаться тяжелей?
Или расставания легки,
Если встречам есть надежда сбыться
(как тонка незримая граница).
Журавлем не названная птица
Беспрерывно просится с руки.
Научи рисовать. Я за кистью пройду
Километры пешком, и в некошенном поле
Уроню как в колодец бездонный беду,
И взамен получу долгожданную волю:
Чтоб по черному яркими красками жизнь
Из кленовой листвы, алой крови калины
И дороги стрелы в непроглядную высь,
Разделившей пространство на две половины.
Чтоб дожди поутру подсчитали часы -
Звонкой каплей (без врак) краткосрочность сезона.
По каким, ты скажи мне, природы законам
Невозможно туманов сомкнуть полосы?
Если жить вопреки, можно даже не знать,
Что концом слишком часто бывает начало.
Птица-осень тебе, улетая, кричала:
«Я вернусь, ты ее научи рисовать!».
Все сложится изысканно для нас,
Для них, быть может, хуже и не будет.
Тот первый луч, что нас с тобой разбудит,
Родится в мире не в последний раз.
Рука в руке – вот вечное кольцо,
Что дарит жизнь ничем не схожим судьбам.
Как лепестки от роз счастливым людям
Бросает листья осень на крыльцо.
Осенняя ирония горька,
Как несъедобна ягода рябины.
Мгновенье – наши души половинны
(тебе ль не знать, бескрылы наши спины),
Когда свободы сделал пол глотка.
Неделимы завтра и вчера.
В это время осень я теряю.
Наш с тобой покой оберегаю,
Я давно ветрам не доверяю,
Тем, что разлюбили флюгера.
Красному закату вопреки
Утро замирает бездыханно.
И пропойца шарит по карманам,
Словно ищет след небесной манны,
А находит только медяки.
Так и мы ни завтра, ни теперь
Возомним, что все здесь в нашей власти.
Только жизнь нам сердце рвет на части
Или же посуду бьет на счастье,
Обойтись не хочет без потерь.
И в августе случаются дожди.
Они, как океаны, бирюзовы.
А мы закроем двери на засовы,
Пытаясь жизнь на завтра отложить.
Не за горами Яблоневый Спас,
И полон сад антоновки незрелой,
Где ходит ночь в вуали черно-белой,
Все разложив по полочкам за нас.
Каких еще мне надобно наград,
Когда скорбит о расставании лето.
Из всех падений, что случались где-то
(оно, должно быть, слышало об этом)
Я снова выбираю листопад.
Немного грустно. Яблоки в саду
Опять грозят надломанною веткой.
Но по листу, расчерченному в клетку,
Я в этот сад дорогу не найду.
Так и останусь время коротать,
Да поминать предательницу – музу
(я что-то помню, было про арбузы)
И этим летом к ней пишу опять.
Про буйство красок, первую грозу,
Про циферблаты, неба безучастье,
Про пять минут безоблачного счастья
И винограда терпкого лозу.
Еще мгновенье – шашки наголо.
Скажу: «Держись, коль не пойдешь навстречу!».
Она вдруг съежит худенькие плечи
И тихо скажет: «Мой приятель кречет
Сегодня утром поломал крыло».
Заплачет, словно девочка, навзрыд.
В мое плечо смущенная уткнется.
Шепнет на ухо: «Знаешь, без обид!
Пока (покажет) здесь еще болит…
Кто знает, чем оно к тебе вернется!?».
Изумрудного лета шатер.
Соловьиных баллад перекличка.
От звезды до звезды, будто спичкой,
Небо долго разводит костер.
Не торопится время ко сну,
И со мной бредит огненным раем,
В ожиданьи чудес замирая,
Все живое в уснувшем лесу.
Окунув в ледяную росу,
Ночь умоет уставшие стопы.
Нет, не спросит: откуда ты, кто ты?
На алтарь душу ей принесу.
На, владей до предутренних гроз
Расточительно и безраздельно.
От ее неземного безделья
Буду мучиться, словно с похмелья,
В ароматах пионов и роз.
То пишется и дышится светло,
То накатИт волной: «С меня довольно!».
Порой бывает, что бывает больно,
И изморозь, когда другим тепло.
Как маяков, которых нужен свет,
Бывает так, что не хватает близких,
Когда рискуешь (нет страшнее рисков)
То потерять, чего в помине нет.
На сколько, может, выглядеть боюсь,
Мне столько лет… хочу соврать (напрасно!).
И между нами решено негласно,
Что я с тобой пока не расстаюсь.
«Пока, пока!» - Вот женское нутро:
Предчувствуя, опережать потери.
Не я держу все запертыми двери,
А просто жизнь устроена хитро.
И если мне так просто изменить,
То, значит, я так мало поумнела.
Хотя, казалось, власть души и тела
Сплетает в сеть уловок женских нить.
Отдам полцарства, лишь бы не хандрить.
И пусть за все изгнания из рая
Твое плечо придвинет ближе к краю,
И будет завтра женщина другая
Бросать мой жребий: быть или не быть.
Излучине моей реки
По-женски свойственны изгибы.
Меж «да и нет» и «либо-либо»
Ее волнения легки.
Между мужчин, среди врагов
Или подруг скупых на честность.
Моей реке досталась местность
В одном из вычурных веков.
Ей, презиравшей берега,
Без меры ставились запреты:
Зимою льды, пожары летом
И дни, когда ни ветерка.
Своих истоков чистоту
Я берегла, как непорочность
(жизнь любит проверять на прочность).
Теперь… мне кажется, досрочно
Я реку иссушила ту.
I.
Перемахнул Федька через забор и… только его и видели дома. Матушка, конечно же, попереживала, да разве его воротишь. Ремень, правда, отцовский на всякий случай (вдруг одумается) припрятала у порога. Федор-то наш больно прыток был, ушел далеко-далеко, сам не понял, где оказался. Только вокруг пни, коряги, в болоте ноги вязнут. Вечерело уже, жутковато в российской глубинке под вечер. Идет, оглядывается, зубами постукивает, дрожит, но идет напролом (дурья башка). Ладно если б за царевной или за смертью кощеевой, т.е. в целях приобретения какой-либо выгоды для себя, а то чешет без особой цели. Странный, честно слово!
Долго ли шел аль не очень, набрел на проселочную дорогу и остановился подумать – дальше идти или к дому поворачивать? Стоял, стоял, вдруг глядь, а по дороге мужичонка едет на телеге, а телега набита всяческим добром, каким не видно, но понятно, что едет мужик по делам. Готовился долго, потому как гора на телеге складывалась не один день. Федька возьми и останови мужичка, мол, подвези куда глаза глядят бедного странника, потому как он (Федор) ног под собой уже не чувствовал давно. Посмотрел мужик на Федю и спрашивает: «А что мне за радость брать тебя с собой, что за выгода? Кобыла моя и так еле тащится, того и гляди, концы отдаст, а мне еще твои кости на телегу взваливать!» Федька, не будь дураком, отвечает: «А ты меня возьми с собой, не пожалеешь! Я тебе точно сгожусь. Я в науках разных не силен, зато силушкой не обижен, понадобиться чего, а я тут как тут!» Подумал мужичонка, почесал затылок и согласился, смекнул, что сгодиться ему парнишка. Сел Федька на телегу, тесно там было, да не пешком же, в самом деле. Даже закемарил ненадолго. Проснулся от того, что холод к нему под одежонку забрался, неуютно стало, нехорошо! «Э, старик, чего стоим-то?», - крикнул Федька, увидев, что телега стоит посреди опушки, старика не видно, а вокруг уже довольно сильно смерклось. Еще чуть-чуть и совсем ни зги не видно будет, хотя… Полнолуние такое, что и без фонаря обойтись можно. Осмотрелся Федька вокруг, как-то не по себе ему сделалось. А старика все нет. Начал Федька аукать, свистеть и вопить голосом почти не человечьим. Вдруг откуда ни возьмись старикашка появляется, ну, прям из-под земли вылез. «Чего орешь-то?», - спрашивает. «Ну-ка, вылезай из телеги и работать начинай, а то, как на телеге кататься, так это вы все орлы, а как дело до работы доходит, так вас не дозовешься!». И пошла промеж них такая беседа, почти интеллигентная, если половину слов из нее выбросить.
- Какая работа, старик, ты что, из ума выжил? Ночь же вокруг. Я вона своей руки разглядеть не могу, не то, чтоб ей по сторонам водить. Какие такие дела могут быть ночью да еще в лесу?! Зачем я с тобой только связался?! Лежал бы себе на печи дома. Матушка пирожков испекла, небось, молока надоила.
- Ты на меня тут голос то не повышай, я тебе тут не просто так стою, слушаю твою демагогию невозможную. Сам сказал, что можешь мне сгодиться, а теперь супротивляешься. Я тебе вот что скажу: я не из ума выжил, а нажил не только ум, но и деньжат каких никаких. Будешь меня слухаться, и тебе перепадет кое-что. Матушке сможешь помочь, сапоги себе купишь, кафтан новый, невесту приглядишь, что побогаче, посватаешься, тестю будущему не стыдно будет в глаза посмотреть. Понял, олух царя небесного? А, ну живо соскакивай с телеги, а не то (замахнулся старик, а в руке-то у него не что-нибудь, а лопата оказалась)…
- Да ну тебя (тут подумалось Федьке, что старик и прибить может ненароком). Говори, че делать то надо? Не сломаюсь, небось. Но утром я домой, нече мне тут с тобой рассусоливать. Супостат окаянный!
Стал старик вводить Федьку в суть дела. У того аж глаза к затылку полезли, если бы не шапка… Оказалось, этот старый сморчок - больших дел мастер, торгует он всякими безделушками, да не просто торгует, а снабжает ширпотребом лесную нечисть: водяных, леших, кикимор, русалкам перепадает, а главные его клиенты - баба-яга, дикий кот камышовый (педант и модник, как оказалось) и даже змей, этот, как его, Горюныч, что ли? Федя сел даже от неожиданности.
- Ты что, старик, ополоумел? Всякой гадости радость доставлять собираешься? Негоже это, русским мужикам обслуживать нечисту силу. Это в мои принципы не входит, мне это, вообче, не приятно и неприемлемо, разошелся удалец. Такой его дар речи обуял, что сам себе удивляется, а старик слушает да товар раскладывает, торопится. Ночь короткая, а товара много набрал, весь и не реализуешь. Федька ему нехотя так помогает, мозгует, как ему про долю свою вызнать. Мозги кипят, руки не слушаются, а вокруг все квакает, агукает, ухает, по озеру луна прогуливается, русалок собирает. Разложился дед, присел на траву, а она мокрющая, сидит, вздыхает, нечисть лесную поджидает. А часов-то тогда и в помине не было, но на все свои приметы были. Ровно (должно быть) в полночь, как поналетело, понаплыло, понапребегало на ту поляну видимо - невидимо странных существ. Федька только рукавом прикрывался, пока не привык к этому диковинному зрелищу. Сидит, притаился и смотрит в оба глаза, а луна как раз над поляной расцвела, как блин на сковороде. Вот как дело дальше было.
II.
Собралось всякого сброду так много, что и поляны мало показалось. Толкаются, ругаются, визжат, ну что свиньи в огороде. Федьке тут подумалось, откедь у тварей лесных деньги водятся, никак разбоем промышляют, у добрых людей последние крохи отбирают. И зародилась у него идея одна, но о ней чуть далее рассказано будет.
Такими они, эти гады, привередливыми оказались! Ходят, ползают, нюхают, и все им не то и не так: зеркала кривые, платки мятые, кафтаны не модные (прынцы и прынцессы прям). Кикимора белил и румян нахватала, лешие рубахи примеряют, топоры щупают (не тупые ли), валенки раздирают, что-то лопочут на своем. Послал старик Федьку к озеру русалкам предложить зеркальца, расчески да сказал на всякий случай мыльца и мочала предложить, хоть они и девушки водяные, но вдруг сгодиться на что. Федька подошел к озеру да так и обмер: смотрят на него девичьи глаза. Темно, а они блестят, как камни драгоценные. Засмущались русалки, волосами прикрываются - давненько, видать, добра молодца не видали. Так с перепугу все и забрали, а за деньгами сказали к Кикиморе идти, потому как она у них за казначея. Федька обернулся, а около него стоит Бабуля Ягуля, нога не костяная, в нарядном сарафане, словно на праздник собралась, под руку с котом камышовым (большой такой солидный). Увидала она Федьку и ну кокетничать, улыбаться во весь свой дырявый рот, губами накрашенными сверкать, а на голове-то, гоподи, три волосины. Красота, одним словом. Федька тут спохватился, что скоро время к рассвету, а он еще свой барыш не заработал, себя никак не проявил. Переступил он через всю свою выросшую до беспредельных пределов неприязнь и начал перед Ягой расшаркиваться, предлагать ей променад до товара. Так разошелся, что Костяная нога прикупила не только кадку и новую метлу (полетов-то никто не отменял), но и согласилась (не понятно, с какой целью) на березовый веник, мужскую фуфайку, прихватила пуд соли и сахара (чтобы жизнь подсластить, как сама на то намекнула). Расставаться с Федькой не хотела, а тот раздухарился так, что старику только и осталось, что удивляться, как быстро товар разошелся. Все расходились довольные, вот только жаль, что Горюныча не было, говорят, захворал. Шапки для него на зиму специально дед заказывал, пропало бы добро, да Федька на эти шапки кота уговорил. Тот поначалу отказывался, мол, куда столько их, но молодец его убеждал: жизнь длинная, про запас аккурат сгодиться. Все остались довольны и разошлись с миром. Ну и выдалась ночка, будет, что в деревне рассказать, только вряд ли кто поверит. Недоверчивый народ на Руси.
III.
Сборы были недолгими. Побросали они оставшиеся пожитки на телегу, сели в нее уставшие, но довольные и тронулись в обратный путь. Кобыла-то как была рада. Полетела по дороге, как молодая. Товар с возу… Дед разговорился, рассказал, как до жизни такой докатился, про семью, жену-голубушку, детей-шалопаев. Федьку чуть не расцеловал. А Федя наш от бессонный ночи, как от браги, охмелел. Едет, носом клюет. Выехали они на дорогу, на которой старик молодца подобрал. Старик остановил телегу, отсчитал Федькину долю, расшевелил парня, тулуп подарил, поблагодарил за работу и отпустил на все четыре стороны. А в какую сторону идти-то ему? А память у Феди была всем на удивление: если где хаживал, всегда назад обратную дорогу отыщет. Утро холодное выдалось. Чем дальше шел, тем больше сомневался, с ним ли все это приключилось. Надел он дареный тулуп, запазуху деньги положил и - откуда только силы взялись - почесал по лесу чуть ли не бегом. А потому, что загадал он одно дельце еще там, на поляне, и пора было за него браться. Шел он не прямиком к дому, а через базарную площадь. Там как раз бойкая торговля разворачивалась. Накупил он на вырученные деньги баранок, сластей, хлеба, сала да окорока прихватил. Столько набрал, что пришлось с проезжавшей мимо повозкой до деревни добираться. Стащил мешки, да давай по домам ходить, особенно по тем, что худо жили, детишек и мамок созывать. Набежали люди, диву дивятся: откуда это их Федор за одну ночь таким добром обзавелся? Никак разбогател. Федька всем все по-честному разделил, угощайся, мол, честной народ, корми малышей да вспоминай меня добрым словом. Долго еще про Федьку слух по родной деревне ходил, какого хорошего парня Агафья вырастила (кто-то, может, и позавидовал, не без того).
Пришел Федя домой, а мать всю ночь не спала, все в окно выглядывала, не идет ли ее сынок. Он и ей гостинца принес – зеркальце и платок расписной, теплый, чтобы вечерами не мерзла. Откуда взял? Ну не без греха, конечно же. Кикиморе не приглянулся: капризная была женщина. Но этот свой грех он трудом ночным искупил да поступком благородным.
С той поры Федор зарекся из дома убегать, нечисть всякую задабривать и ублажать. Зарабатывал своим трудом, женился. Народили они с женой троих ребятишек, построил он дом, матушку почитал, соседям помогал. Кто знает, может, и не было всего этого, не встреть он старика в лесу и не проведи ночь на поляне среди нечисти лесной. Всяко в жизни случается и никогда точно не знаешь, чем это все обернется.
Слишком быстро апрель, но снега не устали кружить.
Напиши мне романс, где поется о скором сближении
Наших душ, у которых еще не отняли мгновенья,
За которые стоит цепляться, сражаться и жить.
Отпусти голубей, пусть для них небо станет родным.
Сотни раз покружив надо мной, они станут счастливей.
Ты мне верность храни до апрельских полуденных ливней,
Обещаю взамен, что ты будешь мной вечно храним.
Это только пока день за днем выбирает минор.
Просит в долг, и ни разу еще я не помню возврата
Драгоценных минут (как последний отъявленный вор),
Я считаю кощунственной горькую эту утрату.
Очень хочется лета, хотя я его не люблю,
Но деревья в саду так пронзительно стонут под снегом.
Даже если дела, бег по кругу - подобие бега…
Это все я сейчас не случайно тебе говорю.
Небо раскрошилось, как стекло.
Брызги по лицу (какая драма).
Взвизгнула рассерженная рама,
И к полудню время потекло,
Стрелками, как шпагами, стуча,
(вот кому не спится днем и ночью)
Медленно, размеренно и точно.
Город обесточен. Где свеча?
Принеси мне плед и молоко.
Март вошел в туманность Андромеды
Через приоткрытое окно.
Что ему земные наши беды?
Пальцы, приложив к щеке твоей,
Я коснусь спасательного круга,
Захочу почувствовать сильней,
Как важны мы стали друг для друга.
Что бы ты потом не говорил,
Что бы я в ответ не возражала...
Ты мне тихий берег подарил,
Я искала лодку у причала.
Музыкальный файл по адресу
http://www.litsovet.ru/index.php/author.sounds?author_id=2885
Души моей святые родники.
Здесь день за днем слюды небесной манна.
Я счастье собираю по карманам,
И эти сборы, ох, как нелегки.
Скорее жить умею вопреки,
Чем просто обывательски спокойно.
Поставив твой цветок на подоконник,
Его убрать мне будет не с руки.
Храни меня мой добрый амулет
(Так не хватает преданного друга).
И если, вправду, жизнь идет по кругу,
Как подсчитать, мне сколько будет лет,
Когда февраль, убравшись за буйки,
Сольется с серой дымкой горизонта,
И время вечных насморков и зОнтов
Отменит все входящие звонки,
Объявит чаепитие вдвоем,
Провозгласив до срока перемирье
(по-женски: миру мир в подлунном мире)
В отдельно взятой крохотной квартире,
Где мы с тобой давно уже живем.
Перекресток уснувших душ.
Параллельны его дороги.
Обойтись бы пока без стуж,
Но его постовые строги.
Там почти не бывает встреч,
Нет ни пробок, ни светофоров.
По обочине время вором
Тащит то, что не смог сберечь.
Если снег, то валит столбом,
Но асфальта, коснувшись, тает.
Там не стаи ворон летают,
А парит колокольный звон.
И его не приемлет Бог,
Даже если он ближе к раю.
Я не знаю, кто выбирает
Параллельность его дорог.
Ты идешь? Я с тобой. Постой!
До чего ж не могу быть третьей.
Бьют дожди по лицу как плети,
Он по осени сер, хоть в петлю…
... но ...
Говорят, он красив весной.
Беззвучен колоколен зов.
Весна скорей бы! Скоро, скоро.
А время что? - Подобно вору
Крадет все лучшее из снов.
Мазками жизнь, а смерть еще
Никто писать не научился.
Здесь все понятно – будни, числа
Плюс обывательский расчет.
Весну впустите в города.
Пусть люди слышат звук капелей.
Стряхнут снега с макушек ели,
Запахнет талая вода.
Жизнь покатИтся колесом
Вдоль горизонта четких линий,
Придет пора холодных ливней,
И небосвод раскрасит в синий,
Как в старой сказке, добрый гном.
А если неизбежен сплин?
И с ним мне будет, чем согреться.
Я забрала с собой из детства
Грусть левитановских картин.
Раскручена история по спирали.
Сегодня ни ветра, метели вчера.
Попробуй без чая дожить до утра.
Без нервов получится едва ли.
Она шла пешком, вы ее видали?
Вся в белом, походкой распутной дамы.
Входили ль в ее на сегодня планы
Твои претензии на мораль?
Когда репутация под угрозой,
Здесь важны, как водится, все детали.
О ней хоть что-то еще узнали
Кроме: «Она ненавидит прозу!».
Капризны снежные королевы.
За драйв отдадут ледяное царство.
Ты ей, наклонившись, сквозь зубы: «Здравствуй!».
Она отмахнулась, мол, ты не первый.
А дальше, мгновенье, и след простыл.
На память фото на развороте
В модном журнале. Умерь свой пыл!
Хотя… возможно… она не против.
ветрам не внушить,
что не верит прогнозам
предутренний штиль
***
у шхуны любой,
почитающей море,
есть рифы свои
***
рука не крыло,
и способны ли крылья
принять все как есть
***
мы Боги почти,
но Олимп уступаем
простым сквознякам
***
захочешь понять
красоты беззащитность -
срежь розе шипы
Привет, Пьеро! Я в танце сбилась с ног.
Ну, что тебя весь век так больно гложет?
Наш диалог комичен, но возможен,
Когда его домыслим между строк.
Не плачь! Я в маске радужных надежд.
Мой час – зима, когда она в опале.
И видит Бог, мы лучшие на бале,
Где каждый – раб иллюзий и одежд.
Смотри, вон там, среди иных эпох
Все так жеманны, вычурны и статны,
И в их речах не искренность, а штампы,
Но утром всех помирит добрый грог.
Решив вчера забыть свое перо
Среди листков исписанных и смятых,
Теперь жалею. Нам ли чувства прятать?
Заварим дома чай душистый с мятой…
Я в танце сбилась с ног. Прости, Пьеро!
Король низвержен, радуется люд.
Кто просто тихим сапом, кто открыто.
Так поделом, мерзавца карта бита
(вся честь его помоями облита)
- А помните, ведь был подлюга крут.
Разбросаны медали, ордена
По пашням, по дорогам и оврагам.
И ну его, родимого, к собакам,
Кто норовит свести к «по морде» драку
К тому ж немало выпито вина.
Как пир среди чумы, ни дать ни взять.
Опомниться б, но кто удержит пьяных.
Страшнее самой дьявольской отравы
(кто разберет их, правы иль не правы)
Свобода слова, мысли, вашу мать.
Король и королева взаперти,
В квадрате самой маленькой темницы:
Она безвольно разбирает спицы,
Он книг любимых желтые страницы
Рукой терзает, Господи прости!
Прости глупцов за их нетрезвый рев.
За то, что честь поругана невинных.
Ей богу, наши души половинны
И так крепки у неразумных спины,
Как у хозяйских племенных коров.
А завтра будет утро. Хмель спадет.
И будут те же позы, те же лица
(так неказиста после бурь столица)
В темнице возле книги дремлют спицы.
Король низвержен. Город казни ждет.
Синица – божия душа.
На пне трухлявом строит замки.
Сухой листвы одежи жалки.
Уходит осень не спеша.
В ней дуновенье ветерка –
Пощечина дурному веку.
В ней слишком мало человека,
И ягода всегда горька.
Полутона, полуштрихи
И тополей сожженных мачты.
Не сожалейте и не плачьте!
Всем воздается за грехи.
Жизнь, словно схватка на ножах,
Когда в игноре все запреты.
В трухлявом пне спасает лето
Синица – божия душа.
Живи как знаешь! В этом ноябре
Все слишком тонко, призрачно и больно,
Нет горизонтов, но с меня довольно
Лишь пары фраз в тетради о тебе.
Не взмах крыла, а руку на плече
Вчерашнего непонятого друга,
Я почитаю средством от недуга,
Когда лечиться точно знаешь чем.
Так белое по желтому – светло
Плюс черный штрих взрослеющих деревьев
(мне б рисовать, как жаль, что не умею…
пока еще дворы не замело).
Оттачивает мастер каждый лист,
Особенно последний, с наслажденьем
Из янтаря. Лети! Еще мгновенье
(и может подвести сердцебиенье)
Пока еще мой лист тетрадный чист.
Ну что? Осиротели вмиг?
Такой ценой приходит осень.
То, что во мне рождает Григ,
Твоя душа едва выносит.
Не разглядев, не различит
Нюансы северных эстампов,
Зажжет свечу настольной лампы
Ту, что всю ночь во тьме чадит.
Спокойно, выверено так
Уходит время до рассвета,
Где вместо строф живет тик-так…
Ты как обходишься без лета,
Где был понятен чаек крик
И всхлип волны: «Ты третий лишний!».
И пальцы, пачканные вишней…
Ну что? Осиротели вмиг?
Ласковая осень ты моя -
Книга, задремавшая у пледа.
Оседлай буланого коня.
Я на нем вчера к тебе приеду.
Время опозданий и обид.
День за днем вне всяких расписаний.
То, о чем еще не написали,
Неужели больше не болит?
Неужели нет иных границ,
Чем граница темноты и света?
Как торопит перелетных птиц
Нас уже покинувшее лето.
Знаешь, это все не для меня.
Я тебя просить хотела в среду:
Оседлай буланого коня.
Я на нем вчера к тебе приеду.
Немного больше хочется дождей.
Скорей бы осень остудила кожу!
Мы женщины, но я ее моложе.
И, может, я как женщина щедрей
На похвалы, на ласки и слова.
И у ее разрушенного храма
Предстану я счастливой, но бесправной,
Меня же встретит холодом она.
И будут непокрытой головы
Касаться листья падшие украдкой
(так воровские свойственны повадки
всему земному в шаге от любви).
Бездомных, бездыханных серых дней
Петля на шее возле бус рябины…
Возможно, я как женщина мудрей.
Она, быть может, в этом не повинна.
Московской жаре
***
До сентября уснули театры.
Свое усталое лицо,
Должно быть, греют на Монмартре.
Бульваров плавится кольцо.
Кому на юг, а мне на север.
Молюсь без продыху дождям.
То здесь, то там порхает веер -
Аксессуар почтенных дам.
И охраняет мегаполис
Ранимость улочек пустых.
Где у бистро смакует новость
Накрытый столик на двоих.
Кусочек маленький Европы
Не изничтожен до конца.
(Мы от рожденья азиопы
И по повадкам, и с лица).
Как пес мой город лижет раны,
Который день горя в аду.
И приглашают рестораны
Испить шампанское во льду.
Давай еще немного о любви!
Пусть наши пальцы – крылья синей птицы
Разглаживают сонные ресницы.
И ты мой вздох предутренний лови,
Как ловит ветер сонный океан
Без трепета, по-матерински нежно.
Все маяки как даты – неизбежны…
Наш тихий берег прячется в туман,
Когда зажег он тысячи свечей
Вчерашних неисполненных желаний.
Там наше счастье сероглазой ланью
Спасается от взглядов меж ветвей.
А ты ее с ладони накорми,
И пусть ночами ей неволя снится,
Забьется в клетке рук моих синица,
Услышав, как курлычут журавли.
Март – птица с искалеченным крылом
(дней череда у вечности в опале).
Ты, правда, хочешь, чтоб тебя узнали
Те двое за обеденным столом?
Смешно, они все покупают в дом,
Когда сданы последние надежды
В ломбард души… и так ли уж безгрешно
Считать их встречи наименьшим злом
Из всех тех зол, что губят города
Под маской самых искренних порывов.
В обеденных коротких перерывах
Они себя теряют иногда.
.........................
Эй, кто там оказался за бортом,
Когда команде прочили удачу?
Не по нему ль ночами тихо плачет
Март – птица с искалеченным крылом.
В надежде не попасть впросак,
Когда февраль все планы рушит,
Лопатой дворник чистит душу
От снега… так ее раз так.
И поминая чью-то мать,
Ворует взгляды у прохожих,
Таких таинственных, не схожих
(чего еще с бедняги взять).
Какой-то редкостный чудак!
Когда бы вы его узнали,
Он мастер уличных баталий,
Чуть-чуть поэт, философ, маг.
Он знает пару нужных фраз,
Но как никто умеет слушать.
От снега утром чистит душу,
О том не спрашивая вас.
Заснеженные сумерки тихи.
Настало время песни лебединой
Февральских дней. В них пишутся стихи
И сразу отправляются в корзину.
Не потому, что среди всех стихий
Одну я ставлю на порядок выше…
Не все решают в жизни маяки,
Где есть еще бессонница и крыши.
Что с нами происходит вопреки,
На безрассудство времени не спишешь.
Прости меня за женские стихи,
Которые ты даже не услышишь.
Меня, жалея, не разбудишь.
Снега влюбились в город мой.
- Ты чай с мечтой о лете будешь?
Пусть не о лете, но с мечтой.
Укроем пледом наши души,
И пусть по комнатам часы
Без остановок ходят. Слушай
Молчанье средней полосы.
Ночное небо смотрит в окна,
Как будто просится к теплу,
И врет пронзительно высОко:
«Ты выбрал женщину не ту!».
Луна, как лодка у причала,
Ждет беглеца... с пробитым дном.
И утро опоздает к чаю,
Уснув в автобусе пустом.
Так, ничего серьезного. Просто одна история пользователя подземелья большого мегаполиса, места пересечения невероятного количества историй, маршрутов и судеб, в конце концов (в продолжение темы о чудесах, творящихся в этом уставшем от человечества мире, терпящем его воистину с божеским смирением).
Чем дальше от совершенства место, где мы обитаем, тем чаще рядом происходят удивительные вещи. Оставим историю о том, как наши обожаемые мужчины стали считать своим долгом пропускать женщину первой в лифт и настойчиво (чуть ли не с глубоким реверансом) уступать ей дорогу из него, не взирая на то обстоятельство, что порою ее габариты не позволяют протиснуться между широких грудных клеток рыцарей без страха и упрека. Соприкоснемся с другой стороной прекрасного в суетном мире подземки, т.е. метро, где одичалые пассажиры мужеского пола, подходя к поезду, вламываются в еще закрытые двери вагонов, заприметив свободное местечко, расталкивают слабый пол локтями и, не успев приземлиться, закрывают глаза, словно сон родился раньше, чем способность человека совершать какие-либо усилия, будь то умственные или физические.
Но безмолвные причитания прекрасной (и не очень) половины человечества были услышаны, кем и когда не знаю, но все чаще и чаще мужчины стали уступать места в переполненном вагоне не только стареньким бабушкам, но и вполне цветущим на вид особам женского пола, чем повергают последних в коматозное состояния до пункта назначения плюс - еще полчаса расспросов на работе у сослуживиц (добрых и искренних) по поводу, случалось с ними нечто подобное или это плохой знак (пора к парикмахеру, визажисту, пластическому хирургу и т.д.).
Рассмотрим ситуацию, не типичную в повседневной жизни.
Двигаясь из дома на работу и в обратном направлении, ни для кого не секрет, что многие из нас ограждают себя от внешних раздражителей посредством наушников, извергающих порой всякую закаченную в телефоны (плееры) чепуховину, среди которой, правда, попадаются весьма достойные вещички. Такой привычкой я успела обзавестись не так давно, и влилась в слегка поредевшую к вечеру толпу под уже порядком поднадоевшие прежде такие любимые песни Ваенги.
Проехав полпути, от нечего делать начала изучать ситуацию в вагоне. Картина была привычная для глаз. Передо мной и женщинами, стоявшими рядом, плотно прижавшись друг к другу, сидела лучшая наша половина: кто спал, кто внимательно изучал сотовый телефон, как будто первый раз его увидел в жизни, кто-то просто вез свое невозмутимое лицо (кто не успел, тот опоздал). Не скрою, эмоции переполняли, хотя, казалось бы, сколько можно удивляться стандартной жизненной ситуации.
Покидая вагон и делая незначительные усилия по переходу с ветки на ветку, в моем арсенале музыкального ежедневного сопровождения настала очередь классики. Скажу честно, тот потерял много в жизни, кто не слушал в метро Лунную сонату Бетховена. Конечно, это было совпадение, конечно классик тут не при чем, но все вокруг изменилось в одно мгновенье и держало до пункта назначения «вам выходить».
Мужчина, вошедший со мной в вагон и быстро плюхнувшийся на свободное место, вскочил и, не взирая на мои возражения, настойчиво усадил меня на свое место. На следующей остановке, вдохновленный, видимо, его поступком, мужчина напротив уступил место молоденькой девушке, которая тоже выглядела слегка шокированной. Дальше повезло еще одной даме, но она в испуге категорически отказалась (видимо, заподозрив недоброе). Лунная соната действовала успокаивающе, кавалеры приглашали дам. Не хватало только бальных платьев и фраков. Что за бред воспаленного воображения – это же метро, а не бал, да и век надо учитывать. Ну, не вагон же был заколдованный, честное слово. Видимо и такое случается в жизни. С кем не бывает.
Весь оставшийся путь я провела с наиглупейшей блуждающей улыбкой, пугая своим видом входящих и выходящих ни о чем не догадывающихся пассажиров повседневно надоевшей московской подземки.
Они не слышали Лунную сонату, они не были участниками короткого действа под названием «будем взаимно вежливы», они много потеряли.
Как много женщины хотят от мужчин, скажете вы. А я скажу: «Как мало женщине для счастья надо!»
Рядом - не значит ближе.
Город - не просто стены.
Хочешь, бежим из плена
По не покатым крышам.
Хочешь снега по пояс?
Планы на понедельник
Словно волной накроет
Вынужденным бездельем.
Знаешь, лекарств дороже
Тех, что не лечат боли,
Выращенный на воле
Бабушкин подорожник.
Завтра забудут святки,
Как доверяли картам.
Словом, улыбкой, взглядом
Скоро мы будем кратки.
Слушать - не значит слышать.
От звездопада в мае
Небо не станет ближе.
Я это точно знаю.
http://www.playcast.ru/?module=viewFull&card=767130&code=5b1e0681338c2daed3c0410175e2c265dbec56c1&mode=full
Небо, упавшее на землю, это так просто… Ангелы не люди, но и у них бывают выходные дни. Должно быть, эти дни выпадают на понедельник, и потому, в этот день небо, обычно, падает на землю. Мы топчем его по пути на работу, по пути домой, по пути от себя, к себе – не важно. Приходит осознание, что мы попадаем на небо еще в этой жизни.
Небо, упавшее на землю, это так сложно. Когда ты не находишь там ангела, то теряется смысл пребывания на небесах, а тем более топтать его грязными сапогами – не самая хорошая идея. Мы не Боги, даже они не позволяют себе такой роскоши. А мы топчем его по понедельникам.
Небо, упавшее на землю, это проза жизни, граничащая с бредом воспаленного мозга отдельно взятого человека. И я никогда бы не поверила, что небо может так низко пасть. Но… В этот понедельник стряхнула его пыль с сапог. Целую неделю ангелы исправляли то, что люди успели сотворить с ним за один короткий день.
А Вы когда-нибудь замечали, что ходите по небу?
Первый снег. Тихий свет. В декабре
Будни пишут московскую сагу.
Если есть снежный рай на земле,
То иного, чем этот, не надо.
Длинных сумерек женская блажь -
Перекроены тысячи судеб.
Даже если нас больше не будет,
Этот вечер – он все еще наш.
К осветившему жизнь фонарю
Тяготеют снега, что есть мочи.
Декабрем, за декабрь, к декабрю…
Кто-то словно к кресту приколочен.
Жизнь бродит древним старцем по листве.
Собрав в гербарий тысячи иллюзий,
К зиме черствеют помыслы и люди.
Они все те же... но уже не те.
А что снега? - Безволие земли
Или безмолвий утренних смятенье.
Зимой бывают лучшие мгновенья,
А мы их в ранг безбожья возвели.
Адреналин безумных городов
Претит, да так, что не спасают сплины.
И кажется предчувствием ангины
Отсутствие приходов и звонков.
Что не смертельно, можно пережить
И перешить все, что давно не в моде.
Ты говорил: «Нам некуда спешить…».
Но вот уже и осень на исходе.
Негромким скрипом обветшалых ставень,
Касаньем мягким листьев о стекло,
В который раз, тепло земле оставив,
Дождями тихо лето утекло.
Его как будто не было в помине,
Лишь изредка полуденным огнем
И холодом забытого камина
Осенний день напомнит вдруг о нем.
Его тепло искать устанут птицы,
Сбираясь в стаи, мой покинут край,
И жизнь замрет…а дома из пшеницы,
Как в старину замесят каравай.
16.07.2005
Осенние настроения
Рыжая бестия. Ваше Высочество.
Не исчезайте так скоро, пожалуйста.
Жаль, мне не знать Вас по имени, отчеству,
И Вам ко мне не испытывать жалости.
В Вашем чахоточно-призрачном профиле
Пушкинских дам узнается величие.
Узы, связавшие нас - полукровные,
Лишь подчеркнули меж нами различие.
Хрупкие связи у быстрого времени.
Где еще встретишь с глазами янтарными
Полубогиню без рода, без племени -
Девушку, женщину, нищенку, барыню…
Город, как свечи, зажег электричество,
Вас изучив до мельчайших подробностей.
Наговорить Вам бессмысленных колкостей
Не позволяйте мне, Ваше Величество.
Осень, как судьбу, не выбирают.
Скоро ожидая листопад,
Я к душе аккорды подбираю,
Чтоб она со мной звучала в лад.
И как в детстве бусы собираю
Из пунцовых бусинок рябин.
Осень, как тебя, не выбираю.
Просто знаю, ты такой один.
А вдвоем, так можно ближе к краю,
Или к раю… Вот моя рука!
Если б раньше знать наверняка:
Осень, как любовь, не выбирают.
Это вздорно, несносно, бессовестно даже.
Нет тебя, я легко улыбаюсь другому.
Есть пространства уже не подвластные слову.
Есть минуты, когда все равно, что ни скажешь.
Есть безумие в нашем с тобой безразличье,
И удар наповал в нежно сотканном взгляде,
Запах губ не твоих на любимой помаде,
И не мой монолог в разговоре о личном.
Ни звонки, ни шаги, ни попытки движенья
Твоих помыслов в мой обитаемый остров.
И обида на то, что давно так непросто
Твою преданность мне собирать по мгновеньям.
Инквизиция города – пытка за верность.
Где упущена грань между правдой и ложью?
Я бы все приняла. Только чувствую кожей
Недвусмысленный взгляд удивленной вселенной.
Не складывайте крылья. Рожденные ползать советами замучают.
Ум женщины - самая уязвимая эрогенная зона.
Так о чем же гласил некролог
(заголовок в бульварной газете
между трепом о том и об этом)?
Я тебе прокричал, если б мог:
«Тридцать первого умерло лето».
Тихо-тихо, скончалось во сне.
За окном трепетали березы.
Дождик лил крокодиловы слезы.
Знаешь, были всегда не по мне
Долгосрочные в жизни прогнозы.
И врачи, констатировав смерть,
Развели безнадежно руками:
Его сердце горело, как пламя,
А ему полагается тлеть
(«се ля ви», говоря между нами).
Завершив поминальный обряд,
Огласили о смене сезона.
Тихий сад был сочувствия полон.
- Что тебе обещал звездопад?
- Ничего, что хотелось бы помнить…
Что может быть загадочней на свете, чем женский ум (девичий или старушечий - данный термин можно применить и к этим возрастным категориям серого вещества, тем более, как известно, душа не имеет возраста, а кто ее знает, где она скрывается у женщин). Представляю, как ухмыльнулись мужчины. Разрешите продолжить.
Она сказала, что между вами все кончено, и пошла на кухню готовить Вам ужин? Она поклялась, что любит Вас до гроба, а наутро забыла, как Вас зовут, что Вас с ней связывало, Ваш адрес, номер телефона? Нет, ну что-то, может быть, она и вспомнила: содержимое Вашего кошелька и марку машины, не более того.
Она сказала, что перезвонит Вам завтра, а Вы неделю ждали ее звонка? Потом решились набрать ее номер, а она уже вышла замуж. Вы не успели опомниться от стресса, а она позвонила Вам среди ночи и сказала, что очень скучает, что ее брак был делом изначально убыточным и эфемерным. Вы не успели найти, что ответить, а она уже звонила Вам в дверь. Бросив у порога чемодан, она, не слушая Ваших «но», начала планировать отпуск, не предлагая Вам право выбора хотя бы зонтика от солнца на непременно дорогом курорте?
Вас удивил тот факт, что она сразу понравилась Вашей маме, и все ваши возражения они парировали уже в два голоса, часами болтая на кухне о всякой милой ерунде, от которой у нормального мужчины (коим Вы, безусловно, являетесь) должен был случиться приступ мигрени на первой минуте этого поистине философского спора о правде жизни применительно к лестничной клетке Вашего этажа, Вашего же дома, с действующими лицами, проживающими по соседству.
Наконец, Вы начали подумывать о свадьбе? И только Вы решили, сколько душевных и материальных затрат потребует от Вас переустройство жизненного уклада, как она исчезла из Вашей жизни, оставив сообщение, что, хотя Вы и были душкой, но не оправдали ее самых радужных надежд (здесь возможны варианты), далее следовала просьба никогда ей больше не звонить и забыть о ней так же быстро, как она забыла Вас. Стоит ли продолжать, все и так понятно, дальнейший сценарий прогнозируем, а потому неинтересен (хотяяя, и здесь возможны варианты).
Вы загрустили? А разве есть повод для грусти. В этом ведь и есть предназначение женщины – быть нелогичной.
Представьте себе, как было бы скучно жить, если бы только на мгновение женщины остановились и подумали (вот-вот, подумали хоть раз), или дослушали себя до конца, не перебивая на первом еще не сказанном (но уже произнесенным про себя вслух) слове:
- она сказала, что любит Вас, и вот уже почти целый век она продолжает потакать всем Вашим капризам, улавливать малейшие нотки недовольства в Вашем голосе и пытаться задобрить Вас настолько, насколько способна любящая женщина;
- она сказала, что уйдет, и ушла, не оставив ни одной мало-мальски известной Вам координаты, где ее можно найти (при желании, конечно). Ушла - и все, не жеманничая, не кокетничая, как отрезала, не дав ей что-нибудь на это возразить. Вот где скука так скука. Грусть вселенская.
Возрадуйтесь, мужчины! Мы (или большинство из нас) не такие.
И вы лукавите, говоря, что понять женщин нельзя, их можно только терпеть до поры до времени. Да не пройдет и дня, как Вы оцените все то, что постоянно происходит вокруг Вас благодаря тому, что Господь создал женщину такой, какая она есть.
На колени, мой друг! На колени, мой рыцарь, пока я не решила, что между нами все кончено. Кстати, что тебе приготовить на ужин?
Ах, как жаль! Слишком быстро. Но вдруг…
Есть еще в этой жизни отрада:
Нераспознаность быстрого взгляда,
Самый старый прочитанный друг.
Неба целого малый лоскут,
Разделенный на тысячи судеб.
И вопрос: «Вы считаете, будет?».
И в ответ: «Все случается тут!».
И дождей небывалый размах
Невпопад, до бессмысленной злобы.
Принимай, ты хотел, было чтобы
Все в твоих не двужильных руках.
Но однажды придется принять
Этот скомканный мир, как награду.
В нем еще есть желание взгляда,
Но уже разучились летать.
Весна обесточена. Вечером теплым
Ласкают листву утомленные ветры.
Приходит пора мерить жизнь в километрах
И мир созерцать через пыльные стекла.
Приходит пора надоевших маршрутов
И белого цвета стареющих яблонь.
Привет. Как дела? Хорошо, что ты рядом.
А мне повезло, что я нужен кому-то.
Садись. Подвезу. Говори, что захочешь.
Любая из тем будет в тему в дороге.
Пускай она станет немного короче.
Пускай нам ее не достанет немного.
Что дальше? Давай позабудем до срока,
Что будут дожди, бездорожье и снеги…
Смотри, у проселочной делят телегу
Из города сгинувшие сороки.
Снег. Новодевичий. Пруды.
У стен ловушки ставит вечность
На ветры (гасящие свечи)
Вчера разбитые о льды.
Лоск золоченых куполов,
Скорбя, не замечает небо.
Здесь дни медлительны и слепы,
А ночь не разбирает снов.
И все так тонко сплетено,
Что может поутру растаять.
Благословенна даже память,
Блудницей ставшая давно.
Весна, пришедшая в Москву,
Осталась за кольцом садовым.
Ни здесь ли мне приснилось слово
Однажды… спасшее строку.
Сегодня пан или... потом
Придется сожалеть о многом.
Укройся под моим зонтом,
Который я брала в дорогу.
Возьми прохожих адреса,
А вдруг захочется согреться.
На полчаса, на полчаса
Включи в спокойном ритме сердце.
Как там у Грига? Мой поэт –
Талант, зацикленный на рифмах,
Убитый ими. Сколько лет
Корабль твой сидит на рифах?
Дорога. Сколько их еще
Осталось с русскою душою.
Так почему же я не в счет,
Поверь, я этой жизни стою.
А твой зиг-заг, скорей излом.
Приближен к вымыслу по срокам.
Сегодня пан… а что потом?
В таких победах много ль проку?
Холодно. Март. Ощущается кожей –
Жадно снежинка прижалась к щеке.
Весны случались длинней и моложе,
Зелено бегали вниз по реке.
Ставили ветви капканы на ветры
Или ветра (разве их разберешь).
Люди снимали перчатки и гетры,
Счастье скупая за ломанный грош.
Ставили сети, забросив их в небо,
Ждали до вечера щедрый улов.
Есть у весны неизменное кредо –
Непредсказуемость действий и слов.
Необъяснимость погрешности в числах,
Отданных ей до скончания дней,
Преданных ею вовеки и присно…
Дай Бог, все это изменит апрель.
Мастер! Опять вы забыли краски.
В небе не синие кружат птицы.
Я бы хотела из старой сказки
К вашему дому с небес спуститься.
Вспомните, вы мне писали письма.
Каждое – повесть о просто людях.
Я узнавала в прохожих лица,
Ближе которых уже не будет.
Вы отрезали мои сомненья,
Как лоскутки надоевшей ткани.
Вы мою боль проживали сами,
Не допуская во мне растленья.
Не отпуская меня на волю,
Благословляли мои поступки.
Мастер, скажите, не ваши ль руки
Мне предлагали буханку с солью
Черного хлеба, что пахнет детством?
Мне разрешали ходить по лужам,
И всякий раз находили средство,
Чтоб я не вздумала занедужить.
Мастер! Вы мне обещали душу
С сердцем нейлоновым. Половинно
Все в этом мире: вода и суша.
Скоро ли берег? – Его не видно.
Все было б проще, если не летать.
А тут еще дождем прибило крылья.
И все, что в мире кончится на «ятъ»,
Уже не будет почетаться былью.
Вчера вода, сегодня гололед
Плюс счастье без резиновых набоек.
Есть время свадеб у людей и соек,
Но время даты этих свадеб врет.
И кажется, что знаешь наперед,
Когда и где тебе назначат встречу.
Судьба-портной, иголку взявши в рот,
Ткань, не моргнув, по-своему расчертит.
И пуговицы выберет, и цвет
У ткани, что давно из моды вышел.
Да, вот еще... не хочется по крышам
Гулять, как будто их в помине нет.
День храним на запястьях рук,
Как янтарь в дорогой оправе.
Хочешь мук? - Так возьми же мук
Столько, сколько ты взять их вправе.
Города покидая в ночь,
Как в чернила, макаешь душу
В воды, что охраняют сушу,
Словно спящую тихо дочь.
Нет, не дождь. Это небо вдруг
О твоей пожалело доле.
А в квартире норвежских троллей
Домовой изгоняет дух.
И на мне не сомкнется круг
Беглеца… и сейчас я вправе,
Как янтарь в дорогой оправе,
День носить на запястьях рук.
Не пропоют бравурных маршей,
Но тихо отыграют вальсы.
И будут долго помнить пальцы
Прикосновенье пальцев Ваших.
И побредут устало люди
По кабинетам и по залам,
А дальше суета вокзала,
Прощальный взгляд, и будь, что будет.
Однажды встречи, реже дружба,
Любовь – отжившая ненужность.
Когда успел он занедужить?
А ведь любил гулять по лужам.
Совсем ребенок, право слово.
Вы говорите: сед и запил…
Так вот, что значит жить без правил.
Нет, не геройство! Все не ново.
Громово начал – кончил плахой.
К мазурке бал казался мукой.
Он Вас воссоздавал по звукам.
Прикосновенье пальцев, запах…
Тобой и заболеть не жаль.
Когда все наше станет прошлым,
Моя покатится печаль
С руки, как пригоршня горошин.
Перечисляя города,
Я словно проверяю память:
Стокгольм – морозы и вода,
И Осло начинавший таять.
Спешить – не худшее из зол.
Приговорен, но не повешен
Тот, кто не преступив закон,
Нас по пути друг к другу спЕшил.
И как ты в пол не жми педаль,
На тормоз давит кто-то свыше…
Я не жалею. Так уж вышло.
Тобой и заболеть не жаль.
Есть что-то больше, чем душа
(безбожье не страшней безверья).
Когда судьба - воздушный шар,
Ей ни к чему замки и двери.
Ей чужды правила игры,
Где каждый день, как ход последний,
И среди тысячи бессмертий
Живут реальные миры.
Где я, всю жизнь к тебе спеша,
Теряла туфельки на бАлах.
Где я вчера еще не знала –
Есть что-то больше, чем душа.
А мне захочется сирени
И неба штопаного ситца,
Неразделенной точки зренья
На ночь, в которой мне не спится,
Немного детства (чайной ложкой
навряд ли можно им напиться,
В нем счастье связано на спицах),
Да звезд разбросанных, как крошек,
Однажды утром возле дома
С судьбой транзитного причала,
Желанья начинать сначала
Не для того, чтоб по-другому,
А только так - одно и тоже...
Пусть скажешь - неразрывны звенья.
А мне захочется сирени,
Ведь ты и это, знаю, можешь.
Так изящно. К лицу декабрю
Вечера камышового цвета.
Незаметно закончилось лето,
Не пресытившись жизнью в раю.
В увядании трав потрясла
Расточительность этого года.
Дали нам два бумажных весла,
Написали на лодке "свобода".
Листья – чайки. На мой материк
Их полет не похож на паденье.
Между нами возможно ль сближенье?
Ни на век?- Хорошо. Пусть на миг.
По прожилкам руки, убегающим в прошлое,
По морщинкам в еще не рожденную будущность…
Собирала судьбу долго хлебными крошками
И как в детстве изюм ковыряла из булочек.
Было время однажды забыто в песочнице
И с огромной погрешностью врет расписания.
Если б знать наперед, чем все это закончится:
Год, число, даже время рассылки издания.
Что ж, в архив? – Подскажите, возможно, Вы помните:
Город Н, время Ч. Как гласит содержание,
В самой длинной и скучной главе «ожидание»
Я полмира к тебе прошагала по комнате.
Ни завтра, ни теперь - однажды будет осень,
И птицы воровать повадятся в мой сад
Для гнезд своих у дней нескошенных колосьев
Не собранный букет... не мной... не жизнь назад.
Все будет про запас - и холодность, и хладность,
И первый поцелуй у ветра на губах,
Не принятые вдруг туманности, как данность,
И мама на крыльце в отцовских сапогах.
И будут лужи вброд, неуязвимость сосен,
И череда дорог, ведущих прямо в ад…
Ни завтра, ни теперь - однажды будет осень
Нелепо, неумно, по-детски невпопад.
Ты дрожишь? – Так входи, на пороге не стой.
В сентябре каждый миг и тревожней, и горше.
Наше счастье горстями мельчайших горошин
Разбросал долгий день по дороге домой.
Холоднее. Но угли заката еще
Жарко тлеют за лесом и вряд ли остынут
До утра, где рукой тронет бархатный иней
От него не укрытое в спешке плечо.
Будем дни коротать и любить вечера
Так неистово, как только сердцем умеем…
Дверь открою, и ластится преданным зверем
ОСЕНЬ – та, что в наш сад приблудилась вчера.
Капли-дни в паутину собрав,
Как паук, август ставит ловушки
На еще неокрепшие души
От дурмана нескошенных трав.
А в саду нашем птицы пока
Не оставили теплые гнезда,
Но давно осыпаются звезды
Штукатуркою с потолка.
И горчит каждый вечер до слез
Средь неоновых дум человечьих…
Август больше сегодня НЕ ВЕЧЕН,
Чем вчера был мной принят всерьез.
Владимирско-Суздальской земле
Теперь я знаю – сложно жить в раю,
Когда июль и всполохи рябины,
Там словно кошки выгибают спины
Дороги, не ведущие на юг.
Там брошены горстями купола
На землю благодатную для всходов,
Но то ли от немыслимой свободы
Земля здесь эти всходы не дала.
А может, от невиданных щедрот
Благословила звонкую монету,
Что за беда, коль будет меньше света,
Зато вольготней станет жить народ.
И кто-то свыше затянул петлю
На шее предприимчивого Града,
Ну, и чему ты, глупенькая, рада,
Узнав, как это сложно - жить в раю.
Закаты с привкусом Бордо.
Еще Россия – росы, версты…
Нет, километры серых сосен,
И день за днем – не там, не то.
Дорога к морю не в сезон -
Обратно в город еле-еле.
Зимой метели - реже, злее,
Да с колоколен мерный звон.
Петлей на шее вечеров
Туманы… половодье речек.
Души остатки человечьей
В пространстве скомканных миров.
И жизнь, меняя на шмотье
(с известным брендом, между прочим),
Еще Россия зыбко очень:
Давно не та, в ней все не то.
Этот город похож на большой дилижанс,
Что все время в пути по привычным маршрутам.
Расписание врет (не часы, так минуты),
И опять места в нем не хватило кому-то,
А ведь он для него был единственный шанс.
Тот чудак попытался пролезть с багажом,
Матерился, да так, что неловко соседям,
А в пути (правда, редко) встречаются леди,
И куда он с карманами полными меди,
Хоть одет, как заправский столичный пижон.
Те, кто платят сверх меры, диктуют маршрут,
Те, кто платят по счету – живут ожиданьем,
И ругают проекты роящихся зданий
(так, скорей по невежеству или незнанью…)
и в дороге, как водится, горькую пьют.
Разговоры за жизнь (позабыв о делах,
Успевают найти даже общих знакомых…):
О рыбалке, о женщинах, новых законах,
О тенденциях в моде, таинственных клонах,
О далеких никем не открытых мирах.
Остановка – закат, остановка - рассвет,
Остальное, как все в этом мире, дорога.
Вы выходите? – Нет, я проеду немного,
Мне еще далеко до острога и Бога,
И моей в расписании станции нет.
Я же знаю - и ты не спишь,
Ожиданьем разлуку лечишь.
Жаль, изогнутых спин у крыш,
Как у кошек, почти не встретишь.
Тополей разделяя грусть,
Я июнь обниму за плечи,
Вечер в окна впущу, и свечи
Словно звезды рукой зажгу.
И ладонью щеки коснусь,
Холодок... сразу станет легче.
Я к тебе от тебя вернусь,
И обрадуюсь нашей встрече.
Ты не спрячешься, не сбежишь,
Ближе к небу – не значит выше
(И к чему вспоминать о крышах?)…
Я же знаю, что ты не спишь.
По лесу летает ступа.
Леший злой – три дня без супа.
Зубы сводит у кащея,
Нет его в лесу тощее.
Водяной водицу мутит,
Сеть плетет, рыбешку удит.
А Яга с наивным взором
Собирает мухоморы.
А случится с кем беда -
Есть полынь и лебеда.
Замечательные травы –
Не смотрите, что отрава.
Если путника приметят,
Пирогом с брусникой встретят.
Окалдуют, одурманят,
В чаще леса жить оставят.
Только тот их не боится,
Кому ночью сладко спится.
Залезай под одеяло,
Сказку я начну сначала.
Водяной летает в ступе,
Леший вечно воду мутит.
У кащея жалкий вид.
У Яги десна болит.
Кто-то суп три дня не видел,
Добра молодца обидел…
Так ведь можно до утра...
Маме тоже спать пора.
Не дуй на пламя. Тихо, но гори.
Весенних дней, что может быть опасней
Для двух сердец… наш запоздалый праздник
Торжественно объявят фонари.
Расплачутся короткие дожди.
И по пунктирам вымученных правил
Все, что возможно, мы с тобой исправим,
Что невозможно, то поправит жизнь.
Мы станем пировать не до зари -
До той поры, когда пожухнут травы…
Пусть даже в этом будет мало правды –
Не дуй на пламя, тихо, но гори.
Включило время счетчик - по нулям…
Вчера и завтра в этот счет не впишешь.
И ты сейчас не первый, и не лишний,
И жизнь сыграть вничью уже нельзя.
И ничего не происходит,
А между тем уже апрель,
И серп луны по полю ходит
Расколосившихся недель.
И день горчит необъяснимо,
И расписанья переврав,
Все поезда проходят мимо
Важнейших в жизни переправ.
Один лишь взгляд, и стало б легче
Весной былое коротать.
Скажи, ужель меня за плечи
Тебе не хочется обнять?
Опять кривая нас разводит
Равно за тридевять земель,
А между тем, давно апрель,
И ничего не происходит.
Беспробудно искали март…
Ну, а он тяготел к апрелю,
Собирая, как сок, капели,
Чтобы ожил нескучный сад.
Птах блаженно прижав к груди,
Торопился согреть дыханьем,
По утрам жил одним желаньем -
Сливки сумерек растопить.
Потакал всем капризам дам,
Управляя стрелой Амура,
И к одной ускакал аллюром
По вчерашним твоим следам.
С ним тягаться не хватит сил,
К ней во сне он уже являлся…
А сегодня... мне показалось? –
Ты и это ему простил.
А в итоге все тот же пинг-понг,
Только шарик не вовремя брошен,
И соперник не то огорошен,
А не то без труда побежден.
- Что дружок, неужели болит?
А казалось, что сделан из стали…
Не тебе ли вчера предлагали
Компенсацию прошлых обид?
Так давай, мы сыграем на счет,
И поверь мне - пощады не будет…
Если только судья не засудит,
Тот, что счет нашим встречам ведет.
Весенний минор...
Было небо как глянец, но сад все равно замело.
Слишком жадно деревья ловили небесную влагу.
Мне вчера была дадены к совести честь и отвага,
Только время для подвига в жизни уже не нашлось.
И скулили ветра по дворам, да душили тоской,
Но немало бродяг в этой песне нашли утешенье.
Мне вчера была дадена вечность… минута… мгновенье -
До последнего снега как девочке бегать босой.
Важно после - себя ни за что никогда не винить,
Или просто забыть (если б это хоть что-то меняло)…
Посмотрите, я вышла к вам в тапочках и в одеяле,
Не такой же меня, в самом деле, себе представляли,
Господа, головы мне своей не сносить.
И все бы было ничего,
Есть эта ночь - мне в ней не спится,
И строчка бьется словно птица
О запатевшее стекло.
Хмарит февраль, закрыв глаза
На проволочку с переправой,
И разбивает жизнь на пары
Все то, что разбивать нельзя:
Меня с зимой, одной реки
Двух берегов переплетенье,
И нераздельное мгновенье
Пожатья трепетной руки.
И все бы можно оправдать:
И что февраль, и что не спится…
Но строчка бьется словно птица,
А я ей не даю летать.
Все в мире происходит вопреки,
Пусть даже шар по прежнему кружится,
Пускай в руке, синица тоже птица,
Попробуй-ка кормить ее с руки.
И новый день уйдет на пустяки,
Вот за стеной сосед затеял ссору.
И чье-то счастье складывают воры
В огромные потертые тюки.
И хочется забраться за буйки,
Нарушив все условные запреты.
А что еще? – Пусть утром будет лето
Всем "...завтра? Невозможно!" ВОПРЕКИ.
Морозы собираю в вазу.
Из красок выбираю белый.
Днем перечеркиваю мелом
Дела не сделанные разом.
Кормлю с руки метель как птицу,
Свободы ей не обещая,
И каждый раз луну прощаю,
За то, что ночью мне не спится.
И забываю в одночасье,
Что был январь суров и колок,
Когда весна кольнет иголкой,
Забытой новогодней елкой…
И я решу, что это к счастью.
Воскресный вечер. Сумерки. Зима.
Ворчливость недовольного паркета.
И к разобщенным комнатам без света
Подходит, торжествуя, тишина.
Гармония здесь долго не жила.
Глоток вина, и потолок кружится.
И полетело: судьбы, люди, лица -
Все то, что собирала, как могла.
И можно переехать, разменять,
Но счастью адрес точный не присвоен.
Живя в плену междоусобных воен
Раздельных комнат, трудно не бежать.
На первый взгляд потеря не видна,
Когда б не плач старинного паркета…
По полю битвы в сумерках без света
Проходит, торжествуя, тишина.
«Вы заметили, как она похорошела?», – он имел неосторожность сказать это при всем честном народе. И началось, и побежало по цепочке. На следующий день ему было доложено в подробностях, что он отстал от моды, а она ушла далеко вперед. Что брюки такого фасона, как у нее, уже давно никто не носит, что иметь такую безобразно бесформенную грудь и выжженные гидроперитом волосы – вверх неприличия и расхлябанности. «Посмотрите», - сказала одна, - «как она ходит, такая походка встречается, ну разве что, у пингвинов или слонов. «А знаете», - заметила вскользь другая, - «мне говорили, что она живет вместе с родителями и братом алкоголиком в крохотной двухкомнатной квартире. Ко всему прочему, она страшная неряха, да и со Степан Федоровичем у нее что-то было. Он ее бросил, а она чуть не покончила с собой, бедняжка". Третья не преминула заметить, что ума у нее меньше, чем у курицы, а как готовит, даже нюхать ее стряпню невозможно, не то, что попробовать с риском для жизни. Кто-то зашел в кабинет и спросил, не слышал ли он, что вчера видели ее до неприличия пьяной, висящей на шее у бугая подозрительной наружности. И вообще, кто-то когда-то намекал, что у нее есть дети, и не то, чтобы один или два, а есть подозрение, что их намного больше, только она это усиленно скрывает. А еще (что ни в какие рамки не лезет), что она кому-то по секрету сказала, что мечтает соблазнить начальника и повесить на его шею все свои проблемы вместе со своими родственниками.
Он шел ей навстречу, она улыбнулась ему скорее из вежливости, но ему показалось, что на его свободу посягают. Он опустил глаза и еще долго избегал встречи с ней.
Хорошо, что мир не без добрых людей.
Усни, усни и ты. В январский непокой
Однажды мы с тобой как в поезд не успеем.
И все бы ничего, но высушат аллею
Колючие снега, не лучший жребий твой.
Ты сбереги тепло. Штрихами по стеклу
Узоры создавай о главном и не очень.
Смотри, уже теперь весь город обесточен
Разрывом проводов, натянутых в струну.
Ты дверь не открывай, когда я позвоню.
Пусть будет все, как есть: грозово и непросто.
Мы среди зимних вьюг оставим этот остров,
И объяснить себе не сможем, почему.
Ты мне не обещай того, что никогда
Во имя ль, вопреки исполнить не сумеешь,
Когда придет январь… и выбелит аллею,
Как душу после бурь, случайный снегопад.
Больничное
Московский вечер движется окрест…
Луч солнца подытоживает сутки,
На водной глади вздрагивают утки,
Как будто смысл в их испуге есть.
По нервам бьёт обыденность минут.
Храни Вас Бог, когда Вы так ранимы.
О жизни знают много пилигримы,
И мудры те, которые их ждут.
Порвав крыло, всё хочется взлететь!
Там за стеклом, отнюдь, живут не Боги,
И как наркотик мучает дорога
Которая не сбыться может впредь.
Как я, забыв о перемене мест,
И скучно жизнь, итожа поминутно,
На водной глади вздрагивают утки,
Как будто смысл в их испуге есть.
Вас примет малахитовая осень –
Хозяйка медно-лиственной страны,
Где день затерян тенью между сосен,
И сумерки печальны и длинны.
Случайный путник - пленник добровольный
В ее палатах, щедрых на дары.
Здесь каждого встречают хлебоосольно,
Не объясняя правила игры.
Осыпав златом, имени не спросят,
В туманы, словно в сети завлекут…
И в забытьи оставят между сосен,
И кто-то крикнет: «Где Вас только носит,
Когда метели третий день метут».
Собрали ворох ярко желтых листьев…
И, одевая паузы в слова,
Звенело время отгоревших истин
В шальных от несвободы головах.
Все на двоих: и будущность, и вечность.
Но задержавшись в шаге от любви,
Мы охраняли хрупкость нашей встречи
От неизбежных после «се ля ви».
А утром за окном все та же осень
(и день вчерашний вспять не обратить).
Ошиблись мы, не той, доверив оси
Попытку в нас хоть что-то изменить.
- Что, скажите, болит? – Понимаете, осень!
Среди вечных дождей первый снег на асфальте.
Вы меня от нее излечить не пытайтесь,
Даже если вас очень об этом попросят.
Не варите мне трав, это кончится скоро.
Посмотрите, метет! И на кончиках пальцев
Влажный след от лобзанья небесного глянца
(Вы как будто не знали?) - сродни приговору.
Что вы скажете, доктор? Опасно, быть может?
Сильно в горле першит от вчерашнего сплина.
- Это очень похоже на просто ангину,
Только вряд ли лекарство Вам быстро поможет.
- Ну, а если я вовсе лечиться не буду?
Как же это прекрасно – болеть листопадом.
Доктор, сядьте со мной (и не бойтесь Вы) рядом…
Чем Вам это грозит? – Разве только простудой.
Время сбивается: так, да не так,
Пульс с перебоями: чаще и тише -
Это за окнами движется, слышишь,
Ранняя осень не слушая такт.
Дождь затяжной – верный признак простуд,
Что ей предсказаны августом были,
Смотрит в лицо: это Вы ли, не Вы ли
Мне этой ночью пригрезились тут?
Немудрено, сколько дней утекло,
Город мне Вас преподнес на ладони,
Скоро в унынии будней утонет
Ваша душа, отдавая тепло.
А в октябре мне захочется вдруг
Вас одарить листопадом как златом,
И не смущайтесь, то будет наградой
Вам, мой единственный преданный друг.
И кроме нас в этой жизни пустяк -
Все, даже то, что ниспослано свыше…
Разве, что время торопится слишком,
Не попадая настойчиво в такт.
Сезонность наших суетных пристрастий
Сродни смерчам, губившим города,
В ней не душа скрывается от страсти,
Скорей ее преследует она.
Где полчаса безумному на счастье –
Глоток у жажды, вырванный плетьми,
Сезонность наших суетных пристрастий
Дай Бог, бесстрастно нам перенести.
В восторженность не верю. И подчас
Сплетаю жизнь из непреложных истин.
Не в линию, в один лишь день и час:
Вчера чуть проще, чуть больней сейчас,
Да под ногами ворох желтых листьев.
Не суждено? – А писано для нас:
Сценарий, где возможны варианты.
Но то ли не смелы комедианты,
Или судьба опять играет в фанты,
Где мне с лихвою выпал трагифарс.
Где форс-мажор ничем не восполним.
И утром воскресаешь на Садовом,
Оттуда сразу в вечер, но не с ним,
А вечно с недовольным и чужим,
В тебя к тому же даже не влюбленным.
Я в искренность не верю. Но подчас
Не страшно ошибаться снова в людях,
Которых ближе, видимо, не будет,
Плюс параллельность наших схожих судеб…
Давно ли Бог здесь все решил за нас?
Пусть даже, если губишь, то легко,
Мое как клятву повторяя имя,
Не вопреки, по злобе, а во имя,
Так, чтоб меня всю жизнь к тебе влекло.
Свободу дай, но ни на час один
Ты тень мою не упускай из вида,
А я к тебе тайком из дома выйду,
Как никогда не вышла бы к другим.
Шепну: «Владей души моей теплом!».
И жизнь не прекратится с листопадом,
Когда однажды ты пройдешь по саду,
Где наше счастье к сроку отцвело.
Моя муза бледна и бескрыла,
Точно ангел в пожухшем саду,
Сколько раз ее след заносило
Листопадами фраз на ветру.
Сколько раз ледяного пространства
Растопить было ей не дано,
И пугало одно - постоянство
Черно-белого жизни кино.
Где сюжет и банален, и скучен -
Оператор-актер-режиссер.
Вечно голос за кадром измучен,
Плюс гроза - меткий выстрел в упор.
В тексте подло главенствует «было»,
Да и с ним я сейчас не в ладу...
Моя муза бледна и бескрыла
Словно ангел в иссохшем саду.
Сиюминутность в жизни городов –
Одно на всех изменчивое небо.
Ты был свободен? – Нет, ни разу не был,
Хоть презирал невысказанность слов.
Любил смотреть, как утро голубей
С веселым свистом разгоняет с крыши.
Ты верил в счастье? – Да, и я не слышал,
Чтобы оно не верило в людей.
Здесь ветры в спину чаще, чем в лицо,
Но каждый шаг с усилием, как в гору.
Ты был влюблен? – Любовь подобна вору,
Ей в наказанье дарено кольцо.
Сиюминутность не приемлет лжи,
Но в ней как в жизни истинного мало.
Ты был моим? – А я тебя не знала…
Ты мне о том, что было, расскажи.
* * *
Осенняя растерянность небес.
А говорят, что ангелы не плачут.
Вчера еще мне верилось в удачу,
Сегодня планы все попутал бес.
Ветра воруют яблоки с ветвей,
Их, разбивая вдребезги о землю,
В такое время кто-то лезет в петлю
С надменностью вельможной королей.
Иные пьют и матерят дожди,
Как будто в бедах мелких и досужих
Одни повинны их большие лужи,
Что словно море в брод не перейти.
Уныние – не плата за грехи:
Штиль полумрака, чад свечи на блюде.
Спасает плед – свидетель многих судеб,
Немного меньше – книги и стихи.
Да горизонты крепко держит лес
(как будто в мире может быть иначе).
Осенняя растерянность небес…
А говорили - ангелы не плачут.
Роняет капли яблоневый дождь,
По вечерам в саду живет прохлада,
Неуязвимость мира чаще ложь,
Но все в итоге сбудется. Так надо.
Изгибы веток (трепет женских рук),
Вокруг потери сходятся упрямо,
И обрывает сердце гулкий звук,
Но утро греет воздух сладко-пряный.
А к осени уже не разберешь,
Зачем душа не принимала слепо
Июньский ранний яблоневый дождь
Под чистым небом нынешнего лета.
Нас не любило небо цвета беж
И рядом не удерживала осень.
На циферблате пропасть цифрой восемь,
Ни день, ни ночь - мгновенье где-то меж.
Ни снег, ни дождь, две капли на лице
Сплошная блажь капризного сезона,
Как путника в дороге город сонный
Ветра терзали в средней полосе.
И мы не убегали от тепла,
Скорее с клином стаи перелетной
Мы обрести надеялись свободу,
Похожую на птичьих два крыла.
Вдруг стало откровеньем - цвета беж
Все чаще память одеянья носит,
Да осень неразрывна с цифрой восемь
Ни в будущем, ни в прошлом – где-то меж.
Есть это небо без границ
С отливом высохшего глянца,
И не круженье наше в танце,
И непривычность наших лиц.
Твои ветра, мои цветы,
Закаты больше, чем рассветы…
И не вращение планеты,
Когда разводятся мосты.
Касанье рук, безмолвье плеч,
Когда пол вздоха до объятий…
И я в коротком летнем платье
Не в силах этот миг сберечь.
Который час? – А мне пора,
Сожми сильней мои ладони,
Пускай бессонница не тронет
Тебя до самого утра.
Там будет небо без границ
С отливом высохшего глянца,
И не круженье наше в танце,
И непривычность наших лиц.
Нерешенность любых теорем.
Сердце этим открытьем не тронуть,
Но с росой летний ветер уронит
Ранний запах в саду хризантем.
Новый день начиная с нуля,
Облака белой птицей над домом
Закружат и как пух невесома,
Под ногами качнется земля.
А потом сколь судьбу не проси:
- Мол, давай, поиграли и будет!...
Этим пыл ее вряд ли остудишь
(головы мне своей не сносить).
Нерешенность любых теорем –
Невезенье, быть может… кто знает!
И с росой слишком быстро растает
Ранний запах в саду хризантем.
У подножья забыта грусть
Расплескавшего синь апреля.
Здесь недавно дожди не смели
Беспричинно тревожить Русь.
И на самый крутой утес
Уставая, садились тучи.
Непоседа, бродяга-случай
Их в ладонях по полю нес.
И бежали ветра легко
Над пространством, забытым Богом,
Не пылила еще дорога,
Уходящая в далеко.
Но вздохнув полной грудью: «Пусть!»,
Города растворялись в небе,
Расплескавшего синь… В апреле
Слишком быстро забыта грусть.
Небо с лицом неулыбчивой женщины.
Светом чуть зримым расцвечены волосы.
Бабская доля, но в церкви не венчана,
Жизнь черно-белая - полосы…полосы…
Шаг до цветения, в прошлом распутица,
Только еще все заносит метелями
Рядом растущую юную спутницу
Больше, чем девочку, все еще пленницу.
Небо с судьбой по-обычному пройденной
Кем-то когда-то, не вспомнить до вечера,
Жаль, но лица ее так и не вспомнить мне -
Женщины… матери… в церкви не венчанной.
Краткие дни – перелетные птицы.
В небе перо, не опомниться даже,
Взгляд у прощаний печален и влажен
(плюс невозможность назад возвратиться).
Вечных скитальцев и быстрых уходов
Сколько - по имени после не вспомнить,
Ветер последнюю фразу уронит
Звонко в купель ледяную восхода.
Краткие дни. Беглый взгляд по страницам
Саги с судьбой недочитанной книги,
Жизни, в итоге приравненной к мигу
(плюс невозможность назад возвратиться).
В саду моей души как прежде осень.
Да нет, шторма до срока улеглись,
Полета она больше не попросит
И с крон пушистых корабельных сосен
Сбегает вниз.
Как дым из труб твое растает имя,
И день один присутствие твое
Перечеркнет. Так убивает иней,
Просеянный с небес холодных синих,
Земли тепло.
Не верь, что я предам тебя с другими,
Пока в саду не заметен твой след,
Пока душа горда, но половинна,
И каждый день твое здесь носит имя
Так много лет.
Не услышишь. Зови, не зови.
Безучастно январь вечереет.
И скулят на стареющей шее,
Отгоняя ветра, фонари.
В первый раз не разгадана грусть:
"Эй, седая, что ходишь по кругу?
Я не еду к старинному другу,
Не тебя ли, плутовка, боюсь?".
Налетишь. Сколь потом не кричи,
На тебя не найдется управы,
И поди, отыщи переправу
В занесенной снегами ночи.
Не куражься. Тебе ли к лицу
Вероломство, присущее людям?
Хочешь, северный ветер на блюде
Я к крыльцу твоему принесу?
Мне хочется в Париж или в Брюссель,
Мне Амстердам ночами часто снится,
Как жаль (так говорят), что я не птица,
Меня б искал за тридевять земель.
***
Мне нравится Сталлоне! Бельмондо
В моей машине б выглядел не очень.
Что ж ты меня, мой миленький, морочишь
В потертом древнем папином пальто.
***
Есть у меня и вилла, и бойфренд,
И мажордом, которому «сто» лет,
Так, не хватает махонькой детали –
(и как это по-русски?...) счастья нет!
А Вы его когда-нибудь видали?
Его уже кому-нибудь продали?
***
Скажи, подруга, по какому кругу
Ты бегаешь сегодня в магазин?
Недавно ты писала мне о друге.
Он у тебя действительно один?
***
Простите, я Вам свет не загораживаю,
Пока того блондина завораживаю?
Январь, измученный дождями.
Здесь у разбуженной травы
Низвержены ворота рая,
А страждущим был избран ты.
Здесь ветер хмарь, что воду носит
Из русла высохшей реки,
Такая даль сквозит меж сосен,
Так ярко прорастают мхи,
Стволы берез, окутав мехом,
Желанье полетать в санях
Удвоено желаньем снега
На этих скучных берегах.
Не то, чтоб рая мне не надо
(коль за грехи воздастся всем),
Здесь лунный свет, как свет лампады,
Чадит в плену унылых стен.
Навеяно ожиданием снега
Лунный диск, словно в горле комок
У безжизненно серого неба.
Был ли доктор? – Вы знаете, не был.
Говорят, он в пути занемог.
Столько верст, и вокруг ни души,
Может, он перепутал столетья…
Так коня бил изодранной плетью,
Да, выходит, напрасно спешил.
И кружило над ним воронье,
Вот, кому в радость горечь потери,
Только тот, кто в приметы не верит,
Поле жизни легко перейдет.
А сегодня, как в горле комок,
Невозможность принять это небо…
Доктор был? – Вы же знаете, не был.
Говорят, он в пути занемог.
Здесь диск луны покоится на гнездах
И вечно ожидание весны.
Жаль, в ноябре прозренье слишком поздно
(и что ему ошибочность прогнозов)
Приходит в неразгаданные сны.
Как суетно пролистывают даты
Никем не прирученные ветра,
Здесь нехотя случаются закаты
(ужели были яркими когда-то?)
Не подытожив, в сущности, вчера.
Не отыскав желанного приюта
Среди привычных и надежных стен,
Все также сердце бьется по кому-то,
Растрачивая силы поминутно,
Не ожидая ничего взамен.
Всем естеством вбираешь обреченность
Туманности не прожитого дня…
Приходит, презирая межсезонность,
Во искупленье поздняя влюбленность
И жертвенного требует огня.
- Не уходи, останься до утра!
Мне показалось? - Музыка звучала.
- Нет, это я в двуколке пролетала
По тихим запорошенным дворам.
- Как ты прекрасна! Это ль может быть?
Твоих шагов я различаю звуки…
Мне кажется, или кольцо разлуки
Вмиг превратилось в тоненькую нить.
Здесь без тебя такая кутерьма,
Не разберешь - закаты и рассветы.
- Когда с тобой, мне не страшны запреты.
- Когда не вместе, эта жизнь тюрьма.
- И что душа, когда вокруг бело,
Как будто ангел мир укрыл крылами…
Ты верно знаешь, что же будет с нами,
Коль прошлое снегами замело?
- Раз суждено, иного нет пути,
Как стать друг другу доброй половиной.
Клянись меня мгновенно не покинуть!
- Клянусь, не попрощавшись, не уйти.
- А тот мотив, что слышу и сейчас?
- То стук колес по городу двуколки,
Да в сердце ноют старые осколки
Из сказки, что писалась не о нас.
Позолоту тронуть не спеша,
Воплотилось желтое на белом.
Эх, жива же русская душа
В этом сочетании нелепом.
Сохраняя редкую листву,
Утро солнце бросило на плаху
За грехи. Из клетки в небо птаху
Выпустил безумец на мосту.
Он, чудак, и вправду, был блажен,
Коль считал, что ей дороже воля,
Тихо молвил: «Господи, доколе
Божьей твари жить в плену у стен!».
Было ль в том спасенье иль беда,
Но она метнулась в небо к свету,
Чудакам не ведомы запреты.
Если жизнь, то пусть горит дотла.
А на белом яркий цвет листа
Сквозь изгибы смоляные веток.
Есть еще безумная мечта -
Доброта, которая так редко
День спасает (что его покой
Пред светилом, брошеным на плаху),
Где блаженный выпускает птаху
Жизнь и смерть дарующей рукой.
Последний вздох у осени сорву,
Как поцелуй с закрытыми глазами,
И буду жить, довольствуясь снегами,
Однажды вспомнив: «Я была в раю!».
Был город мой крылат как херувим
В янтарном ливне облетевших листьев,
Как от любви здесь мало, что зависит,
Еще мгновенье станет мир иным.
Уйти столь грациозно и легко…
Лишь избранным дана такая благость,
Осталась только томная усталость,
Смотри, уже от сердца отлегло.
И слишком скоро вспомнится едва ль
О том, что лишь недавно было с нами:
Купель небес, хранимая ветрами…
И день, перелистнувший календарь.
Блестит слезой октябрьское утро,
И, зябко пальцы кутая в манто,
Уходит небо цвета перламутра, -
Все то же в мире, да уже не то.
Затерян в продолжительных контрастах
Последний всполох прежнего тепла,
Что в этой жизни может быть опасней
Осенних дней, не выжженных дотла.
И в воздухе, звенящем столь высоко,
Туманной дымки тает полоса…
Ах, как заре, рожденной на Востоке,
К лицу простая русская краса.
В предверии...
И заметет легко зияющую мглу
Осенний первый снег плетеньем невесомым,
Набросив легкий плащ, я выбегу из дома,
Как будто поступить иначе не могу.
Как будто первый снег не признает измен,
И встречи миг со мной ему и вправду важен,
Ах, первый поцелуй - он холоден, и влажен,
Не он ли звал меня бежать из этих стен.
Октябрь уже к концу, и снег в его руках
Лишь скромный аргумент для скептиков досужих,
Пусть легкий пух небес исчезнет в темных лужах,
Наутро в них замрут седые облака.
Едва дыша в окне, как девочка замру,
А там кружится день светло и невесомо,
Набросив легкий плащ, я выбегу из дома,
Опять я поступить иначе не могу.
Теперь все кончено, прощай!
Ты будешь кофе или чай?
***
Я все в тебе боготворю...
Ты! Слышишь, что я говорю!?
***
Она его почти любила...
А как зовут спросить забыла.
http://www.playcast.ru/playcasts/view.php?card=370618&code=77b3a21faf966b215289e79e9e6f901c6a778ca2
Когда небо затопит корабль в тихой гавани,
И шторма будут биться о стекла неистово,
Вы, прошу, не забудьте сказать что-то главное,
Что в часы роковые сказали бы близкому
Человеку, чье имя заучено намертво,
И кому перед смертью доверили б исповедь,
Если около Вас это место не занято,
То давайте мы вместе попробуем выстоять.
Не в угоду ли небу корабль терпит бедствие?
Хлещут волны о борт несговорчивой памяти,
Можно вытерпеть все, если выплывем вместе мы,
Даже если потом проведем жизнь на паперти.
Перед тем, как лишиться единственной гавани,
Где шторма будут в души стучаться неистово,
Не забудьте сказать что-то самое главное,
Что могли бы открыть только самому близкому.
Дорога серой дымкой в небеса,
Из города влетаешь сразу в осень,
Ее не проживаешь по часам, -
По километрам, белым полосам
И по столбам вечнозеленых сосен.
А по краям цветная ткань кулис,
Как будто лес извечных таинств полон,
Горит в тумане красным цветом лист,
И ощутимо свежий воздух чист,
Теперь ты знаешь? - Есть на свете воля.
Чем дальше от Москвы, тем ближе Русь,
С ее похмельным, неприглядным бытом,
Не еду по дороге, а несусь,
Как будто обогнать пытаюсь грусть,
Что осенью не мной была открыта.
Дорога полосата, словно жизнь,
Здесь нет равнин, падение за взлетом,
И Бог не время, тающий бензин…
Лишь легкие туманности низин
Снижают ощущение полета.
Нет расписаний, дел привычных нет.
День ото дня все осень…осень…осень.
И как душа заблудшая выносит
Ее багряный праздничный расцвет.
Все, отпустив на «так тому и быть»,
Готова ваза для рябин и кленов,
Сухой букет ушедшего сезона
Его способен в вьюгах оживить.
Ну а пока, горит листвой рассвет,
Ее в ладонях робко ветер носит.
День ото дня все дальше осень…осень.
Нет расписаний, дел привычных нет.
От «безучастно» до «немного жаль»
Все реже больно, слишком много «если»,
Когда б могла сложить об этом песню,
Жила бы в ней вселенская печаль.
Еще спасает старенькая шаль
От тех ветров, что льнут к озябшей коже,
И душу от штормов спасает тоже,
Как будто мне ее и вправду жаль.
Еще вцепиться хочется в рассвет,
И день за днем, сбирая жизнь в охапку,
Под новый год у ели тронуть лапу,
Как будто игл в пожатии том нет.
Еще смиренно терпят небеса
Неправедность в них брошенных упреков…
И вечно не хватает полчаса,
И тает белой дымкой полоса
Тобой едва намеченных полетов.
У осени в долгу. Опять бежишь из дома,
Слова, что брошу вслед, застынут на лету,
Лист упадет на грудь пушинкой невесомой,
Умея потерять, я много ль обрету.
Не потому ль судьба заношена до дырок,
Гремит в карманах жизнь (сплошные медяки),
Влетели мы в любовь мгновенно без притирок,
По крохам создавать рай было не с руки.
Зачем тебя несет из дома в эту осень,
Дороги - это блажь, желание забыть.
И выжженной листвой твой свежий след заносит,
Уходишь все равно? Что ж, так тому и быть.
Раздам твои долги вечерним ожиданьям,
Бессоннице, я ей успела надоесть,
Той станции, где ты начнешь свои скитанья,
И той, где ты решишь когда-нибудь осесть.
У осени в долгу. Какой нелепый повод
Всю жизнь перечеркнуть пунктирами дорог.
И стынет на ветру несказанное слово,
Да ты его теперь расслышать и не мог.
Легкий иней в волосах. Циферблаты
Время жжет в преддверии будущих вьюг,
Осень – это нежеланье утраты,
Осень – это и не враг, и не друг.
Осень – это ледяные рассветы,
Это неба редкий звездный чертог,
Осень – это нереальное «где-то»,
И листок, сгоревший быстро у ног.
Осень – шаг от всевозможных иллюзий
До крушенья самых смелых надежд,
Осень то, что было дадено людям
Ощутить душой сквозь ворох одежд.
Осень – вечное сраженье за солнце
С ветром, что все чаще резок и лют,
Осень - птица, что с тобой остается,
Бросив стаю, улетевших на юг.
От себя и опять до себя
Километры бескрайнего неба,
Иногда только миг, где б ты не был,
Тебя все еще носит земля,
Но все крепче сжимает петля –
От себя до себя.
Не любя, а быть может, любя,
В жизни все или чет, или нечет
Целый мир, опрокинув на плечи,
Тащишь груз, закусив удила,
Но дорожка опять пролегла
От себя до себя.
Целый век, если вдруг повезет,
Целый срок, отходив человечий,
Тебя вечность покоем излечит
И еще сто причин назовет,
Почему ты цеплялся за тот
В жизни самый крутой поворот,
Тот, что вел от себя до себя.
Виражи, вспомни, были покруче,
Этот ход тобой слишком изучен,
Чтобы вмиг отпустила петля.
Как тебя еще носит земля
От себя до себя.
Который час? - Сентябрь без пяти.
В календаре сплошь прожитые даты.
И как еще надеются закаты
Себя в дождях бескрайних обрести.
Который день? - Жаль, в солнечных часах
Бессменно вечность крутит шестеренки,
И вой ветров похож на плач ребенка,
Что треплет память в беспокойных снах.
И желтый лист у мамы в волосах…
Ужель и вправду скоро будет осень?
Скажи, какое время на часах? –
В ответ услышу: Август… вечер… восемь.
До сентября, мой друг, до сентября,
До родника, берущего начало
Из тех времен, где птица прокричала:
«Я не хочу терять тебя земля!».
Где лист горит особенным огнем,
Холодным, но божественно прекрасным,
Где на рисунок в красках желто-красных
Роняет небо капли светлым днем.
Где незаметно стынут вечера,
И звонок воздух, дышащий ветрами,
Где каждый миг, взлелеянный веками,
Записан будет в лучшие вчера.
Где ты поймешь, я больше не твоя,
Когда душа парит, поправ границы
Всего земного, перелетной птицей,
Тебе лететь с собою не веля.
Где каждая сгоревшая заря
На день один сближает с листопадом,
Где твоего я не увижу взгляда,
Теряющего мир... до сентября.
Не возвращайся, не хандри,
А только дальше, дальше, дальше…
Жизнь – это нить. Пусть будет нить,
Но не моток игры и фальши.
Пусть будет снег и будет в срок
Дождь, затопивший наши планы,
Пусть вылечит один звонок
Незаживающие раны.
Пусть будет тысяча дорог
И ни одной с моей не схожей,
Пусть ляжет множество тревог
Морщинками на гладкой коже.
Пусть будет рай и будет ад,
С земными «но» еще в придачу,
И ласки самый быстрый яд,
И поцелуй, что мало значит.
Пусть будет доброю молва,
Та, что легко о главном судит,
Пусть будет все, что с нами будет
Назло несбывшимся «вчера».
Дела отложены на завтра
(Кастрюли, стирка и хандра),
Я отдана сейчас закату
В отместку скучному вчера.
Он небеса раскрасил нежно
Багрянцем канувшего дня,
Мне ветерком шепнул в надежде:
«Я это сделал для тебя!»
И где-то между звездопадом
И света тонкой полосой,
Он грел меня небесным взглядом,
Открытым, с кротостью земной.
Он так хотел меня коснуться,
Но видно, слишком робок был,
Лишь солнцем в реку окунулся,
Подняв со дна столетний ил.
Остыл от чувств, шагнув в нирвану
Мир поглотившей темноты,
Его уход меня не ранил,
Но вот вопрос… Кто утром рано
Оставил на окне цветы?
Ты посмотри, как хрупок этот мир -
Еще мгновенье, и не счесть осколков.
Иль может позже… долго... потихоньку
В одной из мирно дремлющих квартир.
Как хрупок мир, где редко воздух свеж,
Хрустальным шаром брошенный о землю...
Где безрассудность стягивает петлю
На шее разгулявшихся невежд.
Где все живет надеждой удержать
Стекло в руках... шаг в пропасть по канату.
Что за спиной? - Ушедшее в "когда-то".
Что впереди? - Попытка устоять.
Но в пику страхам вновь хватает сил,
Чем дальше от земли и ближе к краю,
Его я беспричинно обретаю…
Ты посмотри, как прочен этот мир.
Однажды утром осень чиркнет спичкой,
Укутав плечи в тающий туман,
Нет, не со зла, скорее по привычке
Начнет кидать листву к моим ногам.
Однажды осень высушит деревья,
И день придет, окрашенный в оранж,
Захочется все бросить и в деревню
Никем не запримеченной сбежать.
И без причин захочется однажды
Собрать охапку прожитых минут
И в воду ту, куда не входят дважды,
Как в омут, сбросив прошлое, нырнуть.
Так скоро осень спичек не отыщет,
На ощупь утро к дому моему
Придет босое, как последний нищий,
Холодное, оставив пепелище,
И я его безропотно приму.
Звучно падает яблоко оземь
Раньше срока в притихшем саду,
Скоро будет куражиться осень,
Скоро стану угадывать просинь
В небесах, но едва ли найду.
Как июль быстротечно изменчив,
Мне его полюбить не дано,
Вечерами накину на плечи
(Говорят, время многое лечит…)
Мамин старый, пуховый платок.
Ни души… холодеет пространство
Длинных сумерек долгого дня,
Жаль, не знают ветра постоянства…
Надо мной это лето не властно,
Раз оно не жалело меня.
Вдруг покажется, все уже было –
Ожидание нового дня,
Долго я по дорожкам ходила,
И о многом с тобой говорила,
Когда не было рядом тебя.
Звучно падало яблоко оземь,
Веткой в окна стучались ветра,
И казалось, что близится осень,
Но меня она вряд ли попросит
С ней всю ночь просидеть до утра.
Здесь июль что-то сделать бессилен,
В жизни все изменяется в срок…
Я его не о чем не просила,
Но сегодня весь вечер носила
Мамин старый, пуховый платок.
Хочу до утренней звезды
Июль держать в своих объятьях
И щеголять в нарядных платьях,
И в волосы вплетать цветы.
Смотреть в огромные глаза
Небес фиалкового цвета,
Жить в вечном сговоре с рассветом
И знать о чём молчит роса.
Утрами слушать пенье птиц
Через распахнутые окна,
Перед листвой, что вся промокла
Благоговейно падать ниц.
Любить июль, как если б он
Дал шанс надежды на взаимность,
Успеть услышать чьё-то имя
На перепутии времён.
Хочу в безмолвии ветров
Ловить мельчайшие движенья
И босиком ходить к деревьям,
Как в храм с молитвой на поклон.
Хочу до утренней звезды
Писать стихи при лунном свете
И с наступлением рассвета,
Как в детстве спать, не видя сны
Я в первый раз пред осенью в долгу,
Перед листвой изменчивого цвета,
Опять встречаю с радостью рассветы,
Которыми напиться не могу.
Из родника, врачующего плоть...
(Что о душе, когда она бездушна)
Твержу себе без веры: «Все пройдет»,
Но видимо, уже не в силах слушать.
И в отраженьи медленной реки,
Как в зеркале ищу себя другую,
Должно быть, я себя еще ревную
К прошедшему, как сумерки легки,
Так легок шлейф у платья королев,
И величавы росписи на ткани,
И если осень может больно ранить,
То с летом можно боль преодолеть.
Я потому у осени в долгу,
Что как росток живу стремленьем к свету,
И пью до исступления рассветы,
Да все никак напиться не могу.
У входа в лето сеткою дождей
Ворует небо каждую минуту,
Остановись, одумайся, кому-то,
Возможно, в это время ты нужней
У входа в лето… ветер рвет листву,
Ужель она во всех грехах повинна,
Ведь не найти их даже половины
У той, что тихо стынет на мосту
У входа в лето… лист припал к щеке,
Прижался так, как будто в миг последний,
Как он хотел ее укутать пледом,
Но кинулся к задумчивой реке
У входа в лето… возгласы тихи,
Вчерашних гроз, отложенных на завтра…
Признайся, дождь не худшая расплата
За все земные прошлые грехи.
Как женщина, уставшая болеть,
Измученная длительным недугом,
Бесилось небо, и над всей округой
Хлестала молний режущая плеть.
Мой вечность поглощающий покой
Дождь бередил от края и до края,
В последний день сбегающего мая,
Прощальный жест оставив за собой.
И стены не спасали от грозы,
Когда, казалось, сил уже не стало,
Душа моя безмолвно ликовала
В предчувствии взирая на часы.
Я Вас прощаю, только вот одно,
Простить по Божьи вовсе не умею,
Я от предательств все еще болею
Так искренне, как малое дите.
И вновь спешу обжечься побольней,
Как если в этом было много смысла,
Но той звезде, что надо мной зависла,
Вся жизнь моя до донышка видней.
Я Вас прощаю так, как я живу,
Или пишу - ни слова между строчек,
И не ищу поблажек и отсрочек,
Да оправданья Вам не нахожу.
Нет, я прощаю, только вот одно,
Вас называть по имени не смею,
Должно быть, Вами я еще болею,
Так искренне, как малое дите.
Рассудочность холодного апреля,
Не шатко и не валко длится день,
И что мне это время, в самом деле,
Еще одна из множества ступень.
Еще одна весна уйдет в былое
Без проку, безболезненно светло,
Отговорит, и ей на добром слове
Спасибо - как от сердца отлегло.
Еще одно… и май не за горами,
А там пойдет такая кутерьма,
Что лето с его щедрыми дарами,
Тоской иссушит душу как тюрьма.
И, слава Богу, есть еще минута,
Еще одна не прожитая мной,
Когда, тоскуя сердце по кому-то,
В весне отыщет левый берег свой.
Устав от бесконечности скитаний,
И от желанья знать на все ответ,
Заменит на константу расстоянья
До траекторий рвущихся комет.
И презирая прошлое безверье
У звездопада выпросить мечту,
Я в первый раз безропотно приму
Рассудочность холодного апреля.
Выбирай или ад, или рай,
На земле невозможного нет,
Это только похоже на край,
Но всегда есть надежда на свет.
Перекрестки, перроны, пути
И железо бездушное рельс,
Ты меня от себя отпусти,
Привыкай к непривычному «без».
Это только вначале легко,
А потом будет горше на треть
Уходя уходить в далеко,
В одиночестве долго стареть.
Не считать в ожидании дней
Перепутав к себе адреса,
И кому же ты скажешь: «Налей,
До краев, не скупись, старина!»,
А потом, что ни ад, что ни рай,
Все одно, лишь бы совесть чиста,
Это только похоже на край,
А, по сути, начало листа.
Перекрестки, перроны, пути:
«Это жизнь, не ворчи, старина!
Ты налей мне от сердца вина
И легко от себя отпусти!».
У межсезонья девичья краса,
По линиям чарующих изгибов
Деревьев обнажившихся стыдливо
Струится щедро неба бирюза.
Обострены все чувства, и слова
Ворует воздух, растворяя звуки,
Томится сердце с разумом в разлуке,
И от надежд кружится голова.
У межсезонья странная судьба,
Бывает, дни обручены с дождями,
О том, что было на Земле не с нами,
Отговорит за окнами вода.
Все тайные желанья воскресив,
Построит замки на озерной глади,
И оживит набросками в тетради
Благих свершений в будущее нить.
За все, чему свершиться не дано,
Простит весну без долгих сожалений…
Есть у нее особые мгновенья,
Когда душе и плачется светло.
Прямым попаданием в сердце, весомо
Дожди барабанят в оттаявшем марте,
Скажи мне, где ближе есть место на карте
Земли обездоленной и хлебосольной.
Здесь россыпь деревьев средь долгой равнины
Гудит по ветвям-проводам ежечасно,
О том, что весна, и, выходит, напрасно
Так долги сражения сумерек зимних.
Здесь нет оправданья вселенскому быту,
И все слишком сложно назло ожиданьям,
Здесь даже прощенье подобно прощанью
С землей от ошибок былого изрытой.
Здесь часто душа обжигается больно,
Но верит во все, что постичь невозможно,
Здесь даже в извечной пыли придорожной
Идется и дышится слишком привольно.
Здесь небо все чаще к мольбам безучастно,
И если решил: «С меня хватит, довольно!»,
Скажи мне, где лучше есть место на карте
Земли обездоленной и хлебосольной.
Отшлифованы звуки весенних капелей,
И извечен маршрут, возвращающий птиц,
Ах, нельзя ничего изменить неужели,
Неужели хоть что-то нельзя изменить.
Взбудоражены лица прохожих спешащих
По делам, по делам и опять по делам…
Если это зовется сейчас настоящим,
За него и рубля в красный день я не дам.
Жизнь расписана с невероятным азартом,
Что, устал, старина, не канючь, подожди,
Ты так много сегодня поставил на карту…
А меж тем за капелью все те же дожди.
Да, на улицах больше не видно трамваев,
Словно кто-то порвал проржавевшую нить
Проводов… изменяемся мы… изменяем...
Но не в силах уже ничего изменить.
Все могло быть иначе… и мне б посвятил пару строк
Первый встречный, случайный прохожий, совсем не знакомый:
«Как спокойно лицо, безмятежно, как будто с иконы,
Создает же творенья, подобные этому Бог».
И встречали б меня по одежке, но выйдя за дверь,
Удивлялись, откуда такие глаза, словно два океана бездонных,
Непременно в иные века с них писали мадонну,
Но не те времена, даже взгляды иные теперь.
Я хотела б любви неземной, в день один как один умереть,
И делить небеса, что бескрайны, от края до края
На двоих, и от вечных сомнений и мук безрассудно сгорая,
Продлевать каждый день, каждый час, не надолго, хотя бы на треть.
Я жила бы тогда эльфом сказочным в дивном саду,
Где от этого мира остались лишь пара заученных штампов
О любви, и светила ночами луна, как настольная лампа,
И писались стихи вдохновенно, как будто в бреду,
И учились ветра шлифовать по наитью эстампы,
Оставляя в росе мне разгадывать их поутру,
Как могло быть иначе…
Я решилась, ты только не трусь,
Талый снег – он все та же вода,
Лишь немного походит на грусть
Беспросветная эта хандра.
Изменить, разрубить, разметать...
Заучила почти наизусть,
Как тебя мне хотелось понять,
Но не в силах, а может, боюсь.
По весне ощущаешь сильней,
То, что снегом зимой занесло,
Как не хочется, чтобы больней,
Посмотри, и меня понесло.
Я тебя отпускаю, не трусь,
Разруби, измени, разметай…
А в груди учащается пульс:
"Пощади, пожалей, не предай".
Я отпущу тебя на волю
Ручной пичугой по весне,
Лети, живи своей судьбою,
Лети… и помни обо мне.
Живи отныне птицей вольной,
Смотри, высоки небеса.
А я? С меня того довольно,
Что так блестят твои глаза.
И благодарностью не мучай,
Прощанье худшее из зол,
Что дальше? Пусть решает случай,
Ты криком душу мне не тронь.
Зачем держать тебя в неволе
Ручной пичугой по весне…
Лети, я дверцу приоткрою,
Лети… не думай обо мне.
Полшага до весны… скажи, чему ты рад?
Что знаешь ты о ней, чего бы я не знала,
Поверишь, я к тебе на крыльях прилетала,
Но запорошен был снегами старый сад.
Метели я звала по имени, и в них
Пыталась уловить зимы перерожденье,
Остались до тепла короткие мгновенья,
Зачем же старый сад предательски затих.
Как будто нет ему спасенья от снегов,
Иль может, естеством почувствовав угрозу
Нескорых перемен, он также ждет морозов,
И душу рвут ветра отжившею листвой.
Чем ближе, тем сильней, в полшага до весны,
Желание бежать от сумерек и сплина,
Но сад мироточив остатками калины…
И снова снегопад… твои стирает сны.
О звезде, что горела в ночи маяком,
И о том, что закат жег малиновым светом,
Я писала, а он мне пророчил потом:
«Ты не станешь, пойми, настоящим поэтом».
Ветер долго играл пожелтевшей листвой,
Выбивали дожди по земле телеграммы,
И просилась душа у судьбы на постой,
Та пыталась лечить ее старые раны.
И смотрела метель лютым зверем в глаза,
Находили осколки открытое сердце,
Забывало оно, что такое - слеза…
И потом не могло еще долго согреться.
Как всегда невпопад, начиналась весна,
И на лицах девичьих загадкой Джоконды
Оживали бесхитростно ночи без сна,
Что даруются лишь безнадежно влюбленным.
И еще… по палитре цветенья в саду
Сотни замыслов смелых сбирались в букеты…
Как понять, что принять для себя не могу –
Жить Россией, не став хоть немного поэтом.
Мой лучший друг, Димка, решил проверить меня на «слабо». Нет слова в русском лексиконе, действующего на человека столь безотказно. Фраза: «Ну, что - слабо?», - заставляет совершать самые невероятные «геройства», о которых частенько потом приходится жалеть. Но в момент, когда тебя упрекнули, что ты чего-то не можешь или боишься, об этом как-то не думается. Так вот, именно в момент, когда Димке вздумалось засомневаться в моей смелости и решительности, я видимо, решил, что ничто на свете не стоит того, чтобы в тебе сомневался твой лучший друг.
- Слабо спрыгнуть в снег с этого гаража? - спросил Димка, и прищурился так, как будто знал, что я не стану этого делать.
- А сам-то когда-нибудь прыгал, что ли? – обиделся я на его вызывающий тон.
- А как же, мы с ребятами со двора сюда каждый день приходим. Знаешь, как сторож один раз за нами бегал, кричал, как ошпаренный, обещал, что ружье солью зарядит и всадит кому-нибудь в мягкое место. Врет, наверное, откуда у него ружье. Это раньше сторожа с ружьями ходили, а сейчас…
- Да, брось ты, - говорю, - может и пульнуть, разве это дело прыгать с крыши, давай лучше в снежки поиграем или еще чего-нибудь придумаем, что тебе сдались эти прыжки, толку от них никакого, и вовсе мне это не интересно.
Я собирался уже слезать с крыши, как услышал язвительный шепот Димки: «Я так и знал, что слабо…». У меня даже дыхание перехватило, так стало обидно, знаете, так бывает, когда сам себе дал слово и не сдержал.
- Ничего мне не слабо, что ты привязался ко мне, тебе надо, ты и прыгай, - сказал я со слезами на глазах.
- Слабо, слабо…, - не унимался Димка, ему видимо нравилось меня дразнить, - Ладно, давай слезать, пошли домой, а то тебя, наверное, мама заждалась, не созрел ты еще для серьезных поступков.
Этого я пережить уже не мог, в глазах потемнело, как будто ночь неожиданно наступила, или свет кто-то выключил. Ноги дрожали, руки сжались в кулаки, зубы стиснулись так, что я почувствовал их скрежет. Я, словно цапля, подошел к краю крыши, посмотрел вниз. Сугробы были большие. Взглянул на Димку и крикнул: «Мне не слабо, смотри и учись!". И… спрыгнул. Последнее, что я услышал, был крик Димки. Звал ли он меня по имени или на помощь я не помню. Как тогда уцелел, осталось для меня загадкой. С Димкой я дружить не перестал. Пришел он ко мне, несчастный такой, и долго извинялся. Оказалось, что сам-то он с крыши никогда не прыгал. Что-то нашло на него в этот день, и решил… меня…. на слабо…
Много чего со мной происходило в жизни потом. Были и падения, и взлеты, долгие путешествия и безрассудные поступки. Но одного не было точно – друзей, которые говорили мне: «Ну, что – слабо?».
Нет сроков у весны, и неспроста
Смотрю на март глазами Левитана,
И впитываю полдень, как ни странно,
Давно уже не с чистого листа.
Не в толчее привычной городской,
Среди снегов слезящихся от света,
С желаньем жить с заката до рассвета
Бесхитростной и праведной судьбой.
Где у крыльца чуть зримо тает день,
А в пробужденье слышится усталость,
Где март живет в картине Левитана
Степенным бытом русских деревень.
И опять замело, но колдует Январь
В этот день неизбежное женское счастье,
Шепчет тихо Татьяне: «Давайте встречаться!
Ну, откройтесь, меня Вам уже ли не жаль».
И спешат каблучки по неровному льду,
И румянец не скрыть, всем известно как будто,
Что девчушке сегодня обещано чудо
Фразой той, что Январь обронил на ветру.
И не холодно ей, словно ангел крылом
По-отечески сердце укрыл от мороза,
И читает в стихах жизни вечную прозу,
Сидя другом старинным за круглым столом.
Вы сказали - метет? Что пророчит Январь?
Неужели опять пресловутое счастье…
Шепчет тихо Татьяне: «Давайте встречаться!
Мне терять Вас сегодня мучительно жаль».
Молодость – это битва на выживание с собственными ошибками.
Зрелость – это битва на выживание с "ошибками молодости".
Старость – это сомнительный приз победителю.
***
Жизнь, что разменная монета,
Копить ее - напрасный труд,
Мы на последний свой маршрут
В вагон влетаем без билета.
***
За невозможностью простить
Стоит болезненное ЭГО
И нежеланье человека
Его пытаться исцелить.
***
Не зарекайся, что устал,
Что в этой жизни мало проку,
Пойми одно, в последнем вздохе
Шанс на спасенье слишком мал.
***
Когда решим, что время жечь мосты,
Мы в тот же миг сто способов отыщем,
Над судьбоносным стоя пепелищем,
К прошедшему иные возвести.
***
Жизнь может быть и долгой, и безбедной…
Коль ей итог – на каменной плите
Нехитрых фраз скупая откровенность
О лучшем человеке на земле.
***
Словоохотливость в любви
Сродни немому безучастью,
В своих желаньях видеть счастье
Мы часто глухи и слепы.
***
Он шел по жизни в ногу с веком,
Не слишком смел и не труслив,
Что был приличным ЧЕЛОВЕКОМ
Узнал, безвременно почив.
***
Немало тех, что мнили чудаком
Того, чей лик потом взирал на них с икон.
***
О планете Земля
Вот парадокс - еще исправно вертится,
А, кажется, сейчас замедлит бег.
Что ж, видимо, она как человек
По глупости на лучшее надеется.
Не торопись, еще не гаснут звезды,
На дне колодца дремлющего неба
Блестит монетой, брошенною в воду,
Душа вселенной, вытканная светом.
Смотри, опять не видно горизонтов,
И длится ночь со знаком бесконечность,
Где отрицать влияние сезонов
На эту жизнь, лишь детская беспечность.
Засеребрило, выбелило сажу
Унылых изнурительных бессониц,
Свою давно забытую пропажу
Из глубины души достала совесть.
Из глубины веков вернула память
То, что давно и мучить перестало,
То, что уже не может больше ранить,
И до чего, по сути, дела мало.
Не уходи, когда еще придется
Увидеть душу, вытканною светом,
Схороненную в глубине колодца
Ночного неба брошенной монетой.
Куранты бьют… что нынче мой удел?
Горят вдали мосты и переправы,
И в рассужденьях: «правы иль не правы…»,
Скользит подтекстом сотни праздных тем.
А в будущем все тот же трагифарс,
И на бульварах чопорные лица,
Но что поделать, все-таки столица,
Ни дать, ни взять: вот профиль, вот анфас.
Иная жизнь, на пригоршни монет
Разменяна и совесть, и удача,
И жизнь уже не мыслима иначе,
Как в мишуре, в которой смысла нет.
И от гульбы и празднеств затяжных
Чуть больше сходства бедности и барства,
Все реже мы избитым словом «братство»
На кухне другу душу теребим.
И кажется, никчемен твой уют,
Те, кто остались, верно, были правы?
У ног твоих пылают переправы…
Но жизнь идет.. опять Куранты бьют.
Прости меня, мой ласковый декабрь,
Твоим снегам как прежде я не верю,
Все чаще с ощущением потери
Я долгий твой листаю календарь.
И не хочу упреков и обид,
Давно ль к тебе испытывала нежность,
Быть спутницей твоею неизбежность
Теперь мне только душу бередит.
Прости меня, мой самый верный друг,
Благословивший ранний час прихода,
Такого я не мыслила исхода –
Быть безучастной к песне первых вьюг.
И если сможешь, всуе не суди
О ветреном моем непостоянстве,
За то, что на до мной сейчас не властен,
Прости меня, мной преданный, прости.
Безвременье... в заснеженной аллее
Небес ладонью осязаю высь,
Не потому ли мне сейчас милее
Те думы, что когда-то не сбылись.
Порхает время птицей белокрылой
От ветки к ветке девственных берез,
Под сапогами с поднебесной пылью
Моя дорога в сумерки идет.
Кто ты? Отклинись, путник или пленник,
Безвольный раб безбрежности снегов,
Тебе ли знать, что завтра понедельник,
Тебе ли знать… а впрочем, знает Бог.
Мой краток путь – лишь белая аллея,
А дальше жизнь в полоне суеты,
Не потому ль от воздуха пьянею,
Не оттого ль чужой мне дорог ты.
Быть может, я забуду и не вспомню
Пыль звездную сгорающего дня,
И глаз твоих печально-богомольных,
С сочувствием смотрящих на меня.
Слышишь? Я зову тебя по имени,
Утренней не ранив тишины,
Я сейчас у будущности вымолила
Право знать, что будет впереди.
Право быть любимой и единственной
В сумерках бесправных ноября,
Объяснять мне кажется бессмысленным,
Почему я выбрала тебя.
Помнишь? Я крала тебя у вечности,
Что вольна в пунктирах двух дорог,
Точку перепутать с бесконечностью
Самых злых волнений и тревог.
Помнишь? Я звала тебя по имени
Где-то на исходе ноября…
Я сейчас у будущности вымолила
Прошлого далекого ТЕБЯ.
Где ты ходишь по свету, мой маленький принц,
Среди пыльных планет ищешь детское счастье,
Где до черствых сердец не легко достучаться
С болью, что у тебя нет возможности скрыть.
Обожжешься, и вновь свято веря в людей,
Им вверяешь свои сокровенные тайны,
Ты для них в этом мире прохожий случайный,
Просто маленький мальчик средь многих детей.
Удивляет одно, как узнав этот мир,
В неизбежность исхода счастливого веришь,
И стучишься в совсем незнакомые двери,
Что ты ищешь в квадратах похожих квартир?
Показалось на миг, что ты рядом сидишь,
Здравствуй! Сколько же лет мы знакомы друг с другом,
Может, дочке моей станешь искренним другом,
Мой загадочный вечно далекий малыш.
Во мне живет невнятная тоска
По холодам, распутице, метелям,
По тихим в лед закованным неделям,
И небу с сединою на висках.
Где у истоков краткой мерзлоты
Стоит зимы святая первозданность,
Что принимаешь с трепетом как данность,
С ней, становясь стремительно на «ты».
По чистому несмятому листу
Проляжет след строкой от дома к дому,
Быть может, почерк будет незнакомым,
Быть может, строчки сгинут поутру.
В ночи глухой объявит снегопад
Свой первый венценосный, белый танец,
И будет жить свеченьем снежный глянец
Обыденно, как много лет назад.
И мир, сгоравший сотни раз в тисках
Огня осенней долгой канители,
Отдастся в плен сосулькам и метелям,
И небу с сединою на висках.
не лучше ль знать,
что твой полет прервали,
чем жить без крыльев
День осенний прошит тонкой нитью дождей,
Подытожена жизнь, день за днем пересчитан,
И опавшей листвой путь до снежности выткан,
И обвенчан ноябрь неизбежностью с ней.
За оконным стеклом силуэты берез
В свете улиц ночных утонченно печальны,
И воруют ветра звуки песни венчальной,
Раструбив по дворам тайны девичьих грез.
Перепутав эпохи, забыв адреса,
Дождь волнует сердца потаенностью звука,
Он кого-то без умысла держит в разлуке,
Возводя в бесконечность круги на часах.
День осенний блажен как отшельник-монах,
Все забывший, себя свято вверивший Богу,
Что до срока с котомкой стоит у порога
С веткой спелой калины в озябших руках.
Я напился? Да, что Вы, я весел и свеж!
В голове моей ясно, безветренно, звездно…
Или это в глазах? Ну, а если серьезно,
Я последний из самых заблудших невежд.
Извините, коль я Вас толкнул невзначай.
Не штормит? Мне казалось, земля пошатнулась…
Эх, фортуна сейчас от меня отвернулась.
Это Вы мне на водку? Смеетесь… на чай?
Вы ко всем такой добрый, иль, может, во мне
Вы узнали забытого старого друга?
Был такой… Как названье, простите, недуга?
Говорите… да что Вы, аж дрожь по спине.
Ну а я… Что ж Вы правы, не молод и смят,
В голове чаще сумрачно, ветрено, снежно,
Я, конечно, погибну совсем неизбежно…
Сколько лет мне? Не полных всего пятьдесят.
Я, пожалуй, пойду, как шумит в голове!
Не жалейте меня, не давайте мне денег,
И забудьте, что с вами ханжа и бездельник
В первый раз, протрезвев, говорил о себе.
Ты только у меня не укради
Мной издавна прирученную осень,
И кто меня, скажи на милость, просит
Стремиться знать, что будет впереди.
Ты только ничего не отвечай,
Когда тебя я буду этим мучить,
Скажи мне так, мол, все решает случай,
И больше ничего не обещай.
Ты только мне сейчас не говори,
Что эта осень слишком мало значит…
(Она ханжа, к тому же часто плачет)
Моим ее ты именем зови.
Ты только не вручи меня ветрам,
Что славятся своим непостоянством,
И дай мне шанс владеть твоим пространством,
Я эту осень в дар ему отдам.
И в миг, когда я стану вдруг бедней
На эту, мной потерянную осень,
Ужель меня ты даже не попросишь
Хоть ненадолго задержаться в ней.
Небо дарит последние крохи светло-синего непостоянства,
И сентябрь до последнего вздоха заполняет собою пространство.
Пусть от красок его пепелища все уверенней веет прохладой…
В сентябре я бродяга и нищий, ничего от него мне не надо.
Ничего… кроме сумерек кратких спичкой гаснущих в отблесках меди,
Да еще гроздьев спелой калины, самой горькой из ягод на свете.
Да листвы, сентябрем опаленной, не в угоду ли листопаду…
В сентябре я один из смертных, от него мне немного надо.
Меня сентябрь к себе приворожил
Так накрепко, без умысла, без злости
На то, что мне не доставало сил
Свой скудный мир ему в угоду бросить,
Развеять, подытожить, разменять
На листопад, на ветреность и слякоть,
Он мог меня, услышать и понять,
Но лишь просил: «Не надо больше плакать…».
Искал меня среди пустых аллей,
Не находя, взывал к озерной глади,
И не жалел, ни капли не жалел,
Безмолвствовал, чего не знаю ради.
Листву кидал опавшую к ногам,
Сулил дарить земную благосклонность,
Уверен был, что я ему отдам,
Пусть не любовь, но пылкую влюбленность.
Просился в сердце, душу бередил,
В окно стучался веткой и дождями
Не думаю, что он меня любил,
Но что-то, верно, было между нами…
СОЛОВЬИНАЯ ПЕСНЯ
«Спой песню мне соловушка, дружок», -
Сказал однажды старый черный ворон:
«Давай с тобой слетаем на лужок,
Мне так претит бездумный птичий гомон.
Там на лугу вдали от птичьих стай
Ты мне подаришь сладостное пенье,
Я так устал, я одинок и стар,
Укрась мои последние мгновенья».
«Летим вдвоем», - ответил соловей:
«К твоим годам я чувствую почтенье,
Услышишь ты в мелодии моей
Всех грез твоих живое воплощенье.
Услышишь ты, как бьется океан,
Как безмятежны горы и долины,
Как исчезает утренний туман
Под звуки сладкой трели соловьиной.
Коснешься слухом неземной любви,
Что исцеляет старость и недуги,
Не даром говорят, что соловьи
Души уставшей лекари и слуги.
Так полетим!»… Но ворон отвечал:
«Быть соловьем – нет в жизни выше счастья.
Я долго жил, но мало что видал,
Лети один, я должен здесь остаться.
Я черен, стар, мой слишком прост удел,
Я даже петь, как птица не умею,
И с радостью с тобой бы полетел,
Боюсь, я этот путь не одолею.
Казалось раньше, все о жизни знал,
Выходит, к ней я не коснулся даже…
Я полечу, мне плохо, я устал,
Что было белым, то покрыто сажей».
Сказал, взмахнул потрепанным крылом
И восвояси тихо удалился,
Он не жалел о встрече с соловьем
И на судьбу не слишком долго злился.
…………………………………………
Вот так и мы, иную жизнь узрев,
Подчас свою спешим возненавидеть,
И проклиная горестный удел,
В своих свершеньях проку мало видим.
Мораль сей притчи вкратце такова:
К чему воронам песни соловья?
***
ОСЛИНЫЕ УШИ
Ослу подумалось однажды,
Что он не лошадь лишь по злой ошибке,
И раз такое откровенье вышло -
Решил, что жизнь приветствует отважных.
Хозяина у стойла ожидая,
Копытом бил, пытался ржать призывно
И было ему горько и обидно,
Что раздавалось громкое "и-а",
Когда до дверцы сказочного рая
Ему осталось сделать два шага…
Мешали только уши, в них отныне
Он видел двух опаснейших врагов,
И жизни без угроз и тумаков
Ему казалось, он лишен отныне.
Так далека была…
Как вдруг, ему на спину
Взлетел соседский молодой петух,
И разговор, что он с собой вел вслух
Услышав, вмиг скроил такую мину,
Что ослик наш встал мигом на дыбы,
Набросился в сердцах на бедолагу,
Решившись обо всем поведать махом,
Открыл соседу все свои мечты.
Тот усмехнулся, вымолвил: "молчи",
И с важным видом мудреца седого,
Сказал ему, вот от слова до слова:
"Я на веку знал много лошадей...".
Конечно, он лукавил, даже слишком,
Он был хоть славный малый, но врунишка,
Но верил свято в искренность речей,
Не различая, где святая правда
Перетекала плавно в злую ложь,
Но что с него пернатого возьмешь,
Когда и так с умишком скудновато.
Так вот, а наш осел ушел весь в слух,
Не пропускал ни слова,
И речь его казалась столь весомой,
Как если б был оракулом петух.
Тот продолжал, входя все больше в раж:
Мол, нет глупее лошади создания,
Им жизнь не жизнь, а просто наказанье,
Таскать весь век скрипучий экипаж,
Участвовать в нелепых состязаньях,
Нужны ли для того, скажи мне, знанья?
За это ты свой жребий не отдашь...
Ты не того, поверь, полета птица,
Тебе такая жизнь едва ль сгодится,
Оставь, твои мечты сплошная блажь.
По мне, так нет на свете зверя лучше,
Чем ты, трудяга… брать с таких пример,
Хранителей изысканных манер…
Ты мне поверь, твои прекрасны уши!
И прочь пошел с особо важным видом…
И рассуждал при всем честном народе,
Вот, дескать, и в семье не без урода,
И что-то об упрямости ослиной…
Вот так и в жизни, стоит раз взлететь,
Мечтой своей с коллегой поделиться,
Он на тебя не будет долго злиться,
Начнет хвалить, но приготовит плеть…
Когда поймешь, что ты всего достиг,
Увенчанный признаньями пустыми,
Остановись на время и остынь,
Подумай только, в этот самый миг,
Коллега твой, взведенный в степень друга,
Так о тебе злословит за глаза,
Что хочешь или нет, а звание осла,
С руки его ты носишь по заслугам.
Избавь нас Бог от милой болтовни,
Ослиные что воспевает уши,
Пускай порой ее приятно слушать…
Да здравствует, безумие мечты!
***
О ПОРЯДКЕ ВЕЩЕЙ
И начался в миру переполох,
Лев объявил без всяких проволочек,
Что он с себя снимает полномочья
(Бессмысленнее поступить не мог).
Пошла с тех пор такая кутерьма,
Всяк мнил себя царем, а то и круче,
Вчера слыхали? Еж на горной круче
Корону с тайным смыслом примерял.
Забыли звери, что гласил закон,
Мол, кто есть царь означено природой,
Давно известно он из чьей породы,
А без породы, право, что за трон.
С тех пор одно, что день иная власть,
Всех на поклон и ну строчить законы,
А там они законны, не законны,
День прожит… Кто тут временное? Слазь!
Так много ль, мало ль времени прошло,
Лев, отдохнув от бремени и власти,
Решил вернуться все же восвояси,
И… будь, что будет, раз на то пошло.
И что ж наш царь, развенчанный узрел?
В краю, где жил в почете, уваженьи,
Вмиг он познал и горечь, и смятенье,
Как жалок царства милого удел.
Быть может, враг здесь все спалил до тла?
Разорены и норы все, и гнезда,
И если говорить серьезно,
Поизносились, выцвели меха,
Не видно лоску в прежней вольной братье,
Попрятались, ни носа со двора,
Такая приключилась, царь, беда
В рядах тобой покинутых собратьев.
Взмолились звери, чуть завидев льва:
«Прими обратно царство и корону,
Мы жить хотим по писанным законам,
Природа, знать, она всегда права».
…………………………………..
Мораль сей притчи вкратце такова:
Царю не гоже отходить от власти,
Когда страшнее дьявольской напасти –
Не царская в короне голова.
***
Так не судите, то не ваш удел.
Сама судила, каюсь, каюсь, каюсь!
И этим я сегодня оправдаюсь.
А, может, я по-женски наслаждаюсь,
Что монолог мой искренен и смел.
….
Лев объявил мартышку вне игры.
Она была ранима (даже слишком).
Да, что с нее возьмешь, когда мартышка…
А он (как в детстве, помнишь?) царь горы.
Она гримасы корчила смешно,
Чесала до беспамятства затылок.
Ее протест комичен был и пылок,
Смеяться ж над убогими грешно.
Но рать уже готовила клыки:
- Ату ее, коль выбилась из стаи.
Здесь просится не точка - запятая
Плюс лозунг о заплывах за буйки.
Кто правит в стае, тот творит закон.
Попавший в списки, попадает в рабство,
У них (меж строчек) то зовется братством.
Кто не рабы, извольте выйти вон.
Так и с мартышкой вышло невзначай.
Она, приняв комическую позу,
Решила стае создавать угрозу
Бездельем и зазывом всех на чай.
Какой там чай, коль мир кипит войной.
Давно ей подобрали униформу.
Она же надышалась хлороформом
И отдых объявила затяжной.
Не дать, не взять – предатель налицо.
Составили портфолио иуде.
И так бедняге чистили сосуды…
Сказать точнее: лили «говнецо».
Мартышка безобидна как дитя.
Погоревала искренне с надрывом.
А в этом инциденте некрасивом
Все косяки сводились к букве «Я».
Так и остались каждый при своем.
Мартышке тоже было, чем согреться.
Да, и у львов не каменное сердце.
- Вы заходите, вместе чай попьем.
Когда судьба разводит в два угла
(хотя, о чем я?). Мир – он бесконечен.
Не каждый в нем до гроба обеспечен.
Не все решают личные дела.
….
Как иногда гримаса на лице
Судьбы, увы, гримасу принимает…
- Вы не из тех, кто это понимает?
Чай с облепихой всех объединяет.
Входите в дом, не стойте на крыльце.
***
ВОЛК и ШАКАЛ
Сказал шакал стареющему волку:
«Что твой оскал, в нем право мало толку,
Всю жизнь провел ты в праведных бегах,
И весь твой ум в натруженных ногах.
Ты санитар, слыхал, хранитель леса,
Но в жизни ты не смыслишь ни бельмеса.
Вот то ли дело я, лишь чую запах гнили
Так за спиной, что вырастают крылья.
Не пыльная работа и не зря
Всегда спокойна за меня семья,
Ни драк смертельных, ни шальной погони
Милей мне запах трупный - запах вони».
(Так разошелся, словно был учен,
Да в рассужденьях слишком изощрен)
Тут старый волк оскалил злобно пасть
Казалось миг, шакалу не удрать.
Но вспомнил о сединах и остыл:
«Когда бы в том удел мой горький был,
Так я скорей бы лучше удавился,
Шакалом жалким хуже нет родиться,
Не зли меня, запомни наперед,
Я падалью набить пустой живот
Считаю гадким и постыдным делом,
Отвратней доли нет на свете белом.
Я лучше буду есть траву и мох,
Он на без рыбьи, думаю, не плох».
И есть ли смысл с шакалом спорить ВОЛКУ
В дальнейших ссорах он не видел толка.
***
ГЛУПЕЦ и МУДРЕЦ
Глупец, однажды, встретив мудреца,
Решил сказать ему для красного словца:
"Всю жизнь ты ищешь философский камень,
Ты согласись, что способ слишком странен.
Свой век потратить на сплошные муки,
Так, не познав единственной науки,
Что жизнь дается для простого быта
Ты ж море черпаешь худым корытом,
Как будто камень тот на самом дне,
Неведом всем, доступен лишь тебе.
Ты посмотри, уж высох твой родник,
Я говорю, что ты почти старик,
В твои то не совсем седые годы,
Живут же люди этакой породы.
И вправду говорят, в семье не без урода…".
Мудрец вздохнул и отвечал глупцу:
"Сужу людей давно не по лицу,
И путь вершу совсем не ради славы,
Нет в этой жизни горестней отравы.
Мне мало надо - хлеба и воды,
Да результат за долгие труды,
Чтоб жил ты беззаботно и безбедно,
И мнил себя счастливейшим из смертных,
И верил, что дошел до сути сам,
Постичь, что не под силу мудрецам...".
Так в мире повелось из давних пор -
Глупец не редко с мудрецом вступает в спор
И чувствует свое с ним в споре превосходство,
Так воздадим ему за редкое упорство.
Он без потерь пройдет огонь и воду,
Считая вкруг себя всяк умного уродом.
Споткнулась, вспомнить бы о какую ногу… Если о левую, непременно жди беды. Да, как день не задался, так не жди от него ничего хорошего, все в пустую, или не все… Говорю себе «стоп» и удаляюсь на небольшой перерыв на обдумывание сложившейся ситуации. День, как день, да и что, собственно, произошло, ну споткнулась, ну попалась левая нога, с кем не бывает, что за пережитки, не серьезно это все… И двигаюсь дальше, даже плюнуть забыла через левое плечо… Вот тетеха. А тут из подворотни черная кошка. Это точно не к добру, ладно бы белая, ну на худой конец полосатый какой-нибудь Васька, а эта прямо какая-то угольная, как из шахты, и откуда они только берутся эти черные кошки. Портят только людям настроение и все, прощай надежда на счастливый исход любого предприятия. Нет, но теперь то я плюнуть не забуду, поворачиваю голову и смачно так сплевываю три раза. Сзади слышится голос: «Аккуратней нельзя, вы мне костюм испортили…». « Ну, вот», - думаю – «началось!». Прибавляю шагу, а сама по сторонам оглядываюсь, вдруг машина выскочит, или что-то с верху на голову… Чего в жизни не бывает, особенно в такое утро. Иду, вроде бы ничего не происходит, только вот погода испортилась, а я в белые брюки вырядилась, все-таки не везет мне сегодня. Начинаю забывать о своих злоключениях и даже что-то мурлыкаю себе под нос, а тут… Смотрю на встречу идет бабуля, и что ее понесло с утра мусор выбрасывать, нет чтоб сначала убраться по дому, обед приготовить, нет надо ей было идти именно этой дорогой. Ладно бы если с полным ведром, а то идет налегке, ведром раскачивает. Начинает закрадываться мысль, не повернуть ли обратно к дому, раз такой день выдался.
«Ладно», - думаю, - «идти недолго, прорвусь как-нибудь без потерь…». Прибавляю шагу, уже почти бегу, кошек обхожу, ноги поднимаю, как солдат на плацу, от бабок шарахаюсь, а тут еще время пожимает, чувствую, опаздываю на работу, еще премии лишат за несоблюдение распорядка рабочего дня ко всем остальным неприятностям. Влетаю в здание, рвусь через охрану, замечаю, что они как-то странно на меня смотрят. «Стойте!», - грозно говорит старший, - «куда это Вы так спешите?» Начинаю судорожно искать уважительную причину опоздания, но ничего придумать не могу. Вот что значит, не везет. «Извините», - говорю, - « с кем не бывает. Сами знаете, как транспорт ходит, то пробки, то авария, а иногда и пешком приходится, не получается точно рассчитать время, но больше такое не повторится…» Смотрю, шушукаются, видимо не убедительно вру. «Знаете», - говорит, - «идите домой, отдохните, наверное, перетрудились за неделю, к чему в субботу на работу приходить, в понедельник все сделаете, что не успели». Тут я на него уставилась, как на явление природы, смерч или еще что похуже. Стою и думаю, всего ждала, но то, чтобы в субботу и на работу рваться, это уже из области фатального невезения. «Извините», - говорю, - «я лучше, действительно, в понедельник приду». Вышла на улицу, стыдно невыносимо… Побрела по пустым улицам, как-то спокойно стало, спешить некуда, солнышко светит, птички поют, а впереди целых два дня беззаботной жизни. Повезло!
Сотвори меня кистью осенних ветров,
Средь пожухшей листвы в красках бледно лиловых,
Не спугни образ мой необдуманным словом
В серых сумерках зябких московских дворов.
Сотвори меня вечной загадкой ночей,
Звездный путь мой отмерь от тебя до порога
В ту обитель, где будем мы приняты Богом
В царство смелых надежд в робком свете свечей.
Сотвори, а потом по безмолвью аллей
Увлеки меня в мир отживающих истин,
Где еще от любви слишком много зависит…
Ты меня воссоздай по рисункам дождей.
Вот так и мы приходим ниоткуда
И неизбежно канем в никуда,
Безжалостно стирая веру в чудо
Водой из крана капают года.
По темечку, чем дальше, тем сильнее
Так бьют по цели, хоть кричи, хоть плачь
Мы ловим их в ладони неумело,
Не избегая мелких неудач.
За суетой не видим расставаний,
Когда беда сама стучится в дверь,
Разлуку измеряем расстояньем
От радостей сердечных до потерь.
Из осени ныряем прямо в осень,
Осиротев стремительно на год,
У образов себе прощенья просим,
Не веря свято, что оно придет…
А на столе немытая посуда,
Посуда, что посуда – ерунда,
Пусть даже мы приходим ниоткуда…
Как жаль, что исчезаем в никуда.
п. Витязево (июнь 2005г)
В краю, что грезит Парфеноном,
Где знают толк в науке винной,
Взгляд голубых небес бездонный,
И чей-то след вдоль моря зыбкий.
Туманный образ Афродиты,
Морскою пеною рожденный,
Благоговейно, неприкрыто
Боготворит юнец влюбленный.
Ей равных нет средь женщин смертных,
И манит близость идеала
Мечтою в сумерках рассветных
Безмолвия земного рая.
Как нагота ее безгрешна,
И как божественны капризы…
В бокалах теплится надежда
В плену искусов Диониса.
По комнате тихо-тихо
Ходит в тапочках время,
Сначала носилось лихо,
А нынче совсем поседело.
Вздыхает, ворчит несносно,
Придирчиво и кичливо,
Куда-то его заносит,
Все чаще оно плаксиво.
Похоже, совсем устало,
Так, шаркает по соседству,
Боюсь одного, не впало б
По-стариковски в детство.
Тихой мелодией выткано кружево
Тюли прозрачных дождей за окном,
И по ночам чей-то голос простуженный
Чаще и чаще грустит о былом.
Кто-то уверенно тонкими пальцами
Трогает каждую струнку в душе
И вышивает картины на пяльцах
Мне с позабытым сюжетом уже.
Словно сверчок - невидимка на скрипочке
Где-то в углу свой играет концерт…
И по квартире кружится на цыпочках
Память – девица не узнанных лет.
Все ничего… Только голос простуженный
Спорит все чаще с дождем за окном…
Тихой мелодией выткано кружево
Странной привычки – грустить о былом.
Свечей зажглась надежда. Образа
Земны сейчас, и кто-то верит в чудо,
В церквах с утра так необычно людно,
В глазах соринка? Нет, и впрямь, слеза.
В корзине вербы скромная краса,
Мехами в срок опять оделись почки.
Строфу о ней… Но в голове ни строчки.
Глазами предков смотрят образа.
Все ближе к Богу… Губы «Отче наш»
Твердят с какой-то незнакомой болью,
А за Страстной - желанное застолье,
Светить кулич людской ажиотаж.
Пока же хмурым утром купола
Горят каким-то пламенным свеченьем,
Москва торгует вербой во спасение,
Как никогда блаженна и светла.
Вы слышали? Апрель покинул город
Последней электричкой из Москвы,
Он думал так: ему не нужен повод...
И за собой беспечно жег мосты.
Среди берез в предутреннем тумане
Жил лесником, не узнанный никем,
Ветра гуляли у него в карманах,
С лесным зверьем болтал на сотни тем.
Пил с наслажденьем сок с коры по капле,
Прокладывал тропинки меж кустов
И проявлял не дюжие таланты
В делах, ему доверенных весной.
Слыл чудаком, каких бывает мало,
Уехал в срок, окончив все дела,
И кто-то утверждал, что на вокзале
Весна была печальна и бледна.
Укрылась теплым пледом от тревог,
От мира, оградившись занавеской,
Впустила ночь седую на порог,
Я ей была не дочкой, не невесткой.
Мы не нашли с ней сразу общих тем,
Несказанность нас мучила до боли,
Я, цепенея, думала: «Зачем?»,
Она ж вздыхала старчески: «Доколе?».
Я чай накрыла наспех на двоих,
Боясь обидеть гостью безучастьем,
Она на миг мне свой явила лик,
Почудилось? Быть может, это к счастью.
Она была черства, не в этом суть,
Все ворожила, карты бросив на стол,
Так не дала мне, старая, уснуть,
Была над ней я, видимо, не властна.
Она ушла за песней ранних птах,
А я за ней закрыла плотно двери,
Остался след от воска на руках,
Колода карт… которым я не верю.
Ширь небес зачерпнуть ладонью,
Приручить бесприютный ветер,
И дыханием теплым тронуть
Неуютно прохладный вечер.
Заблудиться средь белых яблонь,
От росы ледяной продрогнув,
Воздух чистый, цветочно-пряный
Пить единым, глубоким вздохом.
И в объятьях сжимать пространство,
Прислонившись к плечу родному,
Это ль будет не постоянством
Жизни краткой уже не новой...
На даче Б. Пастернака
А сосны все помнят, а сосны все знают...
И каждая пядь здесь историей дышит,
И птицы весной в этот край прилетают,
Но утром их щебет хозяин не слышит.
Здесь билась строка о жестокость эпохи,
И труд кропотливый пылился на полке,
Жизнь – мизерный дар, что обидная кроха,
И та завершилась нелепо до срока.
Звонарь по привычке тревожит округу,
И колокол лечит уставшие души,
А поле, что мнилось философом-другом,
Лишилось возможности преданно слушать.
Но сосны все помнят - весны увяданье
Пред буйным цветеньем обычного лета,
Все было потом: и любовь, и признанье,
И трепет души у могилы поэта.
А, помнишь, ты когда-то говорил, что звезды, как люди, холодны и далеки друг от друга. В огромном пространстве вселенной им одиноко и неуютно, как в большой квартире, где живут скитальцы, связанные одним пространством и ничем другим, кроме этого пространства. Помнишь, ты говорил, что, погаснув, они устремляются в бездну, и никто никогда не вспомнит, что где-то в огромном небе светила бледным светом одна из множества других таких же звезд. А я еще пыталась возражать тебе, говорила, что это только так на первый взгляд дилетанта, а на самом деле, все намного сложнее, как и все в нашем безумном мире. Что звезды не всегда были такими, что, наверное, когда-то они согревали своим теплом какую-нибудь молодую вселенную, и там жили люди красивые, молодые и обязательно счастливые, мне кажется, что это было именно так (тоже мне астроном). Просто со временем все приходит к одному итогу, как на небе, так и на земле, только вот времени у людей намного меньше на то, чтобы дарить друг другу тепло. Мало времени, чтобы понять, что жизнь это не только блуждание в этом мире от рождения до глубокой старости, но и еще что-то очень важное, о чем мы давно уже забыли или умело делаем вид, что это нам не важно. Ты как-то сказал, что звездам совсем нет дела до нас. А я подумала, что ты либо обманываешь сам себя, либо совсем забыл, сколько радости и юношеской восторженности может принести в жизнь обыкновенная звездная ночь, приютившая два любящих сердца. Как в августе люди упрямо всматриваются в небо, а в голове кишит огромное множество желаний, одно вытесняеть другое, приписывая себе первенство над всеми остальными. Сколь влечет оно романтиков (а такие, к счастью, еще существуют) своими вечными тайнами. Нет, ты был не прав, звезды не холодны, они мудры, как мудры старики Востока, сохранившие все знания ушедших веков. Они мудры и снисходительны к нам, людям, разрешая прикоснуться к незыблемости вечного пространства. Это они пересекли наши пути в то день и час, когда, казалось, мы не могли с тобой встретиться в этом огромном городе. Это они предугадали, что нам будет хорошо вместе, и не ошиблись. Ты помнишь, так и было. Зачем же сочинять эту нелепую сказку о том, что мы неизбежно должны стать далеки друг от друга в одном пространстве нашего мира, который сами создали однажды. Помнишь, был вечер и ты долго не приходил домой, тогда, я думала, что если ты не придешь, то мне не зачем больше жить. Я смотрела в окно и молилась на звезды и, знаешь, они мне не показались холодными и чужими. Казалось, они понимали меня, и я поверила в тот момент, что они слышат мои молитвы… Ты пришел. Я потом благодарила их за то, что они вернули мне тебя. Никогда не говори, что мы одиноки в этом мире. Подойди к окну, смотри, какое безоблачное небо сегодня. Представь хоть на минуту, что эти звезды зажглись сегодня для нас. Что в этот час им просто необходимо знать, что все не зря, что нам это действительно нужно – огромное звездное небо над головой. Подойди к окну, возьми меня за руку, пусть они видят…
Давай помолчим в час прихода Весны,
Душой, прикоснувшись к дыханью живого,
И жадно ловить станем каждое слово
У той, чьи деянья светлы и честны.
Давай будем жить лишь рождением трав,
Лелеять росток, устремившийся к свету,
Что первым лучам так доверился слепо,
Законы снегов, безрассудно поправ.
Давай будем пить воду из родников,
Что жизнь дарят рекам, спешащим куда-то,
Давай будем жить от рассветов к закатам,
В пространстве, где нет ни дверей, ни замков.
Давай наши помыслы будут чисты,
Пусть жизнь иногда, что хмельная отрава,
А воздух апреля прозрачный и пряный,
Давай просто «быть» в час прихода Весны.
Мне в хоромах твоих места нет, мой король,
И корона претит и богатство не в радость,
Не такую себе я пророчила старость,
И иную себе я готовила роль.
Ты рожден для сражений, блестящих побед,
День прошел и коня ты седлаешь в дорогу,
Для меня оставляешь лишь взгляд у порога
Да хранивший когда-то тебя амулет.
Мне не надо трофеев, добытых в бою,
Ни подарков твоих и ни подвигов ратных,
Я живу лишь когда ты вернешься обратно,
Только этим минутам я верность храню.
Мне в хоромах твоих жизни нет, мой король,
Ты прекрасен как Бог – мне и это не в радость,
Я б за счастье сочла нашу долгую старость,
Но иная тебе уготована роль.
Что роптать на судьбу, даже если все чаще дожди
Долгой точкой-тире посылают тебе телеграммы,
Счастью скупо отмерены в жизни ничтожные граммы,
И листвой шелестит невозможно протяжное: «Жди!».
Жизнь играть день за днем, получается, нужен талант,
Раньше думалось, жить бы лет сто, а случится и двести,
Но звучат в переходах судьбы те же самые песни,
Что фальшивит душа – изможденный слепой музыкант.
Жизнь писать день за днем, получается, нужен сюжет,
И не эти дожди, а роман у лазурного моря,
Кто ж не хочет его? Я об этом мечтала, не скрою,
Но в сюжете моем, о морях строчек, видимо, нет.
А дожди, что дожди? Просто неба капризного блажь
Одного не пойму, ну, зачем так упрямо бить в стекла,
А душа, что душа? Хоть в тепле, но до нитки промокла,
Написать бы… пусть строчку, но лень заточить карандаш.
Что-то кроется все еще в нас
От времен нереально далеких,
Если отдых, то все же Кавказ,
В кружевах до прозрачности легких.
А любить, так сгорать до конца,
Презирая злословье и толки,
Вопреки всем запретам отца -
Прочь из дома с любимым в двуколке.
И блистать, будоража сердца,
На балах в ослепительно белом,
Пощадив только чувства юнца,
В коих он так признался несмело.
В вихре Вальса кружиться не раз
В кружевах до прозрачности легких...
Что-то все еще кроется в нас
От времен нереально далеких.
Оторвись от меня, ты же видишь, что мне не легко,
На куски, поделив эту жизнь - на сегодня и завтра,
В сотый раз без причин безоглядно уйду в «далеко»,
И запутаюсь так, что не вспомню дороги обратно.
Не держись за меня, я лишь тень наступившего дня,
И сейчас до меня километры бескрайнего неба,
Мою тень различишь лишь при всполохе ярком огня,
Я ж незримо останусь с тобой, где б ты не был.
Не держись за меня, в этот час мне тебя не найти,
Не доплыть, мой корабль дал течь, видно, вышли все сроки,
Ты меня отпусти, чтобы легче мне было уйти…
Но однажды в письме я пришлю свои лучшие строки
О ТЕБЕ…
Подари мне весной белоснежных ромашек букет,
Как мгновенье тепла средь снегов воспаленного марта,
Вновь зиме удалось получить свой счастливый билет,
Все в азарте бессмысленном, правда, поставив на карту.
Подари мне ромашки, сейчас невозможного нет,
Это раньше весной появлялись как чудо тюльпаны,
Мы встречали ее, словно в жизни последний рассвет,
Ощущая душой, что открылись все старые раны.
В этот день все не то - время вечным стремленьем вперед
Что-то мне дорогое опять не поставило в планы,
Сердце хочет ромашек? Оно, невозможное, врет,
Ты же знаешь его… Оно все еще просит тюльпаны.
Какая музыка звучала!
Казалось, звук рождался небом,
Все было в ней, сплелось отчаянно
И в воздухе блуждало слепо.
То, еле слышно, чуть весомо,
Взбивались в пену волны звуков,
То, сотрясая стены в доме,
Испепеляло душу в муках.
Какая музыка звучала!
Какая страсть касалась слуха,
Она с веками обвенчалась
И о реальность билась глухо.
Как виртуозен был маэстро -
Слуга извечный у таланта…
Бессмертье вверило оркестрам
Судьбу глухого музыканта.
Февральские морозы не спроста…
Зима лютует, чувствуя капели,
Ей срок теперь не месяцы – недели,
И грусть ее сурова, но чиста.
Как на листе, что бел еще, не смят,
Ни строчки не написано доселе,
Но первая строка теплом весенним
Провозгласит: «Уже грачи летят!».
Зима – старуха дряхлая с клюкой
Пойдет по свету в поисках приюта,
И постучится в сумерках к кому-то
Слабеющей и сморщенной рукой.
Но повода остаться не найдя,
Забрав с собой сосульки и метели,
Уйдет совсем, ступая еле-еле,
В последние мгновенья февраля.
Жизнь канула не в землю, так в былое,
Не раз травой и кашкой поросла,
О сокровенном говорить с тобою
Опять меня тропинка привела.
О чем-то незначительном, быть может,
Вот раньше бы… моя ли в том вина?
Когда была ты рядом и моложе,
Я безрассудно ветреной была.
Теперь твои угадывать желанья
Не мой удел… Того, кто у плиты
С отеческим теплом и состраданьем
Сажал твои любимые цветы…
***
Пускай моя боль тебя больше не тронет,
Ты облачком легким растаяла в небе,
Пускай кто-то в мыслях тебя похоронит,
А мне бы в тебе раствориться, а мне бы…
Не дать, не пустить, ухватиться руками,
За все уходящее в облике милом,
Пусть люди становятся «там» облаками,
Они проплывают безжалостно мимо.
Но я не смогла удержать тебя рядом,
Ты бросилась в небо искать облегченья,
Тебя провожали с отчаяньем в взгляде
Все те, что молили тебя о прощении.
Ты облаком легким растаяла в небе,
Мне кажется так… я придумала повод,
Чтоб боль отпустила на время... а мне бы
Твой лик уловить на пустом небосводе.
***
А помнишь, в нашем городе весна,
Стена дождей и яркий свет повсюду,
Все чаще становилось не до сна
Не в шутку растревоженному люду.
А помнишь, трели птиц в рассветный час,
Как на деревьях набухали почки,
И безудержно радовали глаз,
Чуть различимы - первые листочки.
Ты как ребенок, в предрассветный час,
Пришедший день встречала с ликованьем,
И начинала пламенный рассказ
О ежедневных Господа деяньях.
Ты жизнь любила каждым волоском
И миру настежь смело открывалась,
Все так и было, только вот потом...
С одной весной ты так и не рассталась.
***
Когда-то мамы девочками были,
Отцы гоняли в лужах корабли,
Они о том почти совсем забыли,
Остались фотокарточки одни.
И бабушка прекрасная, как дама
Из кинофильмов тех далеких лет,
А жизнь – война… Ее узнала рано,
Но в пору ту ее увидел дед.
Военный видный, и по гарнизонам,
Судьба на чемоданах, плачь - не плачь,
Досталось ей, как всем военных женам,
Бросала жизнь по свету, словно мяч.
Когда я ей одну лишь песню пела,
Хочу, мол, за военного пойти,
Она об этом слушать не хотела,
«Я у тебя улягусь на пути!»
Потом вздыхала долго и молчала,
Припоминая жизнь свою, затем,
Альбом старинный где-то доставала,
С ним разговор на сотни разных тем.
О детстве, о детишках, о работе,
О городе, где дому сотня лет,
О всех своих падениях и взлетах,
О том, чего так хочется, а нет.
Я тот альбом листаю год за годом,
Ее уж нет, но кажется, что вот
Она ко мне с привычным разговором,
На кухню тихо вечером придет.
Ты, Сережка, брось дразниться!
Что ты рожи корчишь страшно?
Если я устану злиться,
Ты послушай, это важно,
Вспомню все обиды, точно,
И тогда спасайся бегством,
Не приму потом ни строчки
В оправданье, не надейся.
Вон, Андрюшка, славный малый,
Перемена – смотрит в книжку,
Про него вчера узнала,
Что серьезный он мальчишка.
Он девчонок уважает,
Место бабушке уступит,
И Наташку провожает
С видом, правда, очень глупым.
Дарит к празднику конфеты
Всем, кому считает нужным,
И дает смотреть ответы
Тем, с кем в классе нашем дружит.
Так что ты держись, Сережа,
Мне Андрей сказал украдкой,
Если будешь строить рожи,
То тебе не будет сладко.
Он Наташку бросит тут же,
И свиданье мне назначит.
Ты все понял? Я не в шутку…
Ну, смотри, потом не плачь!
***
Девчонка молча тащится с портфелем,
Мальчишка чуть поодаль с важным видом,
В себя он, без сомнений, слишком верит
И никому ее не даст в обиду.
Она же обернется, между прочим,
Случайный взгляд уронит на героя,
А он в ответ гримасу грозно скорчит,
И стыд его соседний двор укроет.
А в школе на нее совсем не взглянет
И будет делать вид, что знать не знает,
И от нее с волнением отпрянет,
Когда она к нему за парту сядет.
И будет класс, как улей всполошенный,
Записки самолетиками всюду,
И приговор, внезапно оглашенный,
Что Иванов давно, мол, любит Люду.
Пройдут года, и мы их не узнаем,
Она – жена, и он – живет, не тужит,
И как же в жизни все-таки бывает,
Что сын ее с его дочуркой дружит.
Она, вздыхая, тащится с портфелем,
А он идет поодаль с важным видом…
***
Раз ко мне подходит дочка:
«Научи меня готовить!
Я же взрослая, и точка,
И прошу со мной не спорить!
Мне же замуж надо выйти,
Кто меня возьмет такую,
(От такой немею прыти)
Доставай скорей кастрюлю».
Книжку важно развернула:
«Борщ сама готовить буду!"
Все верх дном перевернула:
«Что за прелесть это блюдо!».
«Мама, ты порежь морковку,
И натри побольше свеклы,
В книжке этой мало проку,
Положи ее на полку».
Я ответила: «Давай-ка,
Все сама, я только в помощь,
Вот, продукты доставай-ка,
В супе важен каждый овощ».
Дочь вздыхает: «Дело плохо,
Мне уроки делать нужно,
Надо отдохнуть немного,
В школе день весьма нагружен.
Мне, наверно, рано замуж,
Мне забот и так хватает,
Я скажу Андрюшке: «Знаешь,
В жизни всякое бывает!».
«Жалко, правда, если в Веру
Он надумает влюбиться,
Есть у нас еще Валера,
***
«Это что за коромысло
в небе в точечку повисло?
И никто не ищет ведра...
Быть должны, я знаю твердо.
Небо кто-то красил ваксой?
Кто-то двоечник и плакса.
Дайте мне мочалку с мылом
Я его отмою мигом.
Может это трубочисты
Сажу смыли чисто-чисто.
И не видно стало неба
Мне туда забраться. Мне бы...».
«Ну-ка спать», - сказала мама.
«Доставай скорей пижаму.
Опрокинул ведра кто-то
И земля насквозь промокла.
Утром встанешь, небо чисто,
Светит солнышко лучисто.
Залезай под одеяло
Спать совсем осталось мало.
Это ж надо – небо в точку…
Подожди, возьму листочек».
«Мне заснуть мешают мысли…
Кто отыщет коромысло?
Буду спать, а утром гляну…
Как тепло под одеялом!».
«Скоро, детка, за окошком
Коромысло станет плошкой.
Ты вздохнешь, а где же кошка?
Подрасти еще немножко»…
***
За печкой старенькой сверчок
Чинил поломанный смычок,
И дом заснул спокойным сном,
Затих, да так, что домовой
Прошелся вдоль и поперек
Никак, бедняжке, невдомек,
Кто дрему в сени запустил,
Да, видно, след его простыл.
Вдруг слышит, кто-то хнычет: «Ох,
Ну, кто бы мне сейчас помог,
Что за скрипач, когда молчит
Смычок, что тешит слух в ночи.
Эй, кто-нибудь, спаси меня,
Не льется музыка моя».
«Не плачь», - ответил домовой, -
«Как хорошо, что ты живой!
Ну, что за горе? Не беда.
Скорей, дружок, иди сюда.
Да не печалься, дурачок,
Смотри, дарю тебе смычок.
Сыграй, порадуй старичка…».
И слушал он концерт сверчка,
Да восхвалял его талант:
"Какой великий музыкант!".
А вместе с ним не спал весь дом,
Рассвет встречая за окном.
***
Засыпай, мой малыш, пусть приснится тебе
Море полное звезд, щедро брошенных небом,
Стаи рыб золотых, что горят в глубине,
И тропа на воде серебристого цвета.
Пусть приснится тебе захороненный клад,
В нем томится давно в почерневшем сосуде,
Средь несметных богатств, что награбил пират,
Позабытое взрослыми детское чудо.
Пусть дорога к нему сотни лье под водой,
Пасти страшных акул и волнение моря,
Ты сосуд отыщи и его приоткрой,
Я ж тебя одеялом получше укрою.
Я на помощь приду, мой отважный малыш,
Коль в неравном бою ты окажешься с ночью,
Мы отыщем тот клад… Чу, да ты уже спишь…
Баю-бай, мой герой, я люблю тебя очень.