"Любовь, что движет солнце и светила"
( Данте. "Божественная комедия", пер.М. Лозинского)
Неповторимость жеста и шелеста,
Как голоса и лица.
Всей ствольнокронностью не разделится
На «волостник» или «царь».
Чей каждый взмах оправдан и выверен
По меркам земных причуд.
В ветвях сказавшийся нрав да не выборет
Сквозь листья небес прищур.
Сосуд для птичьего голоса
И царственной немоты.
Равновеличье их полюсов,
Во внемлющий слух влитых.
Судьбинный перст одиночества,
Разлуки земная ось.
Раздумий тягостных зодчим став,
Потерь не воспримет вскользь.
И в чине вдумчивых иночеств,
Став столпником строгих зим,
Он правду клейкую вынянчит
И в чудо преобразит
Ни слова об ухе! – как с кисти снимать
Навязчивый краски излишек.
Как падкий на слухи мир сходит с ума, –
Так он из безумия вышел–
Брать выше. У щедрой на беды судьбы
Фактурен приём мастихинный.
Но небо над равным кровей голубых
Призывно для красок стихийных.
Пробиться в стремительном русле мазка
К слабеющим сумеркам Арля,
Чтоб красный успел напитать облака
Быстрей, чем проступит на марле.
Но нет тромбоцита для боли у той,
Чья бездна беззвёздноколодцна.
Над вазой с глухой горизонтной чертой
Сгорают затмённые солнца
Огнём атанорным. Презрев рубежи,
Сумевший за край перспективы…
В безумстве затворном затвора нажим
Смещается к краю картины.
За окнами хижин, сбегающих в ров,
Пейзаж растворит постояльца.
Последний не сохнет мазок- под ребром.
Но подпись не вытереть пальцем.
Ещё запятую в страницу,
как ту легкокрылку в сачок.
Коль счастью не велено длиться,
жар полдня уже ни при чем.
И сердце, над жизнью вчерашней
рыдая в далёком Монтрё,
по "Облако. Озеро. Башня"
кукушкой считает до трёх.
То ли ангел запутался в крыльях,
То ли демон сильнее грешит,
пока он на пределе бессилья
между павшими в поле лежит.
Кто цены вычитанью не сложит?
И, итожа кровавый расчёт:
то ли жизнь досчитаться не может,
то ли смерть потеряла свой счёт.
Троеравен: Бог, человек и сын,
Сей младенец, спящий в воловьих яслях.
Но настанет срок - и уйдет босым
По крестам дорог в мир, погрязший в распрях.
Будет всё потом, а пока– темно
И горит звезда над окошком хлева…
– Симон, брось свой челн и иди за мной,
Я отдам тебе свой небесный невод
Для спасенья тех, чьи сердца глухи.
Вопреки всему– жизнь любовью свята.
Так, не льют вина в старые мехи,
К ветхости одежд не пришить заплаты.
Спит младенец-царь без земных прикрас,
И небесный хор славословит чудо…
– Здесь один из тех, кто меня предаст,–
Он со мной свой хлеб обмокает в блюдо.
Под теплом живых материнских рук
Неизвестный мир в простоте нестрашен…
Гефсиманский сад.
– Этих крестных мук,
Всеблагой Отец, да минует чаша!
Смерти, как любви, не вместить объем,
Но вместит ладонь роковые «тридцать».
Поцелуй в щеку обожжет огнем.
– Делай, что должно по Писанью сбыться!
Болью и мольбой так глаза полны,
Но спасти себя не имеет права…
– Никакой за ним не признал вины!
Отпустить Его?
– Отпусти Варавву!
Тишина вокруг. Навевает сон
Взмах вселенских век над зрачками ночи…
И пронзит простор страшный крик сквозь стон:
– Для чего меня ты оставил, Отче!?
Троеравен: Бог, человек и сын…
И увидит мир, что пуста гробница.
И уйдет душа за лучом косым
К роднику– любви ключевой напиться.
У жизни судьбочеканное
ремесло.
С рельефных будней соскальзывать
в реверс снов.
Не сосчитаешь количества их.
Отнюдь
За грех паденья не взыщется
тридцатью.
Когда сплошные зазубрины-
горизонт,
Чтоб ложь от правды-на зуб ли брать?
Тот ли сорт?
Подбросишь: реверс сомнения?
аверс вер?
Но вдруг замрёт неуверенно
на ребре.
И вновь за солнечным аверсом
реверс лун.
сколько б не выпало раниться,
на игру
Сходить не будешь копеечную,-
В звёздный займ.
Да и для смерти не время ещё.
Что ж, дерзай!
Охотники за фазанами,
в мир – распахнутыми глазами,
мы не знали,
что быть нам на поле шахматном
черно-белом,
где всё шатко так.
Что лишь верно:
алфавит и счёт– по периметру–
квадратуре шаткого горизонта.
Каждый шаг, если он и выверен,
Не имеет целей иного сорта,
чем защита, жертва и нападение.
Оттого -то к доске и жжемся.
И трепет ширит свои владения.
С е-два выжили– на авось прорвёмся.
Враги, ближние,-
но ведь всё-равно всем…
Оглядевшись, делаем ход конём.
Вспоминаем Иисуса,
Будду,
И Марка Аврелия.
А времени…,
времени и не было будто.
Как искусен
крадущийся шаг её!
И останется только, свернув пространство,
непростые чувства держать в узде.
Может всё и держится на гвозде,
где крючок вопроса белеть остался?
В битве за душу,
сама она – третий лишний
в борьбе между злом и добром.
Но, ставя вопрос ребром
о яблоке и о Еве –
себя костенит вопрос.
И стынет Адамов торс,
врастая корнями в землю.
С веками – ветвям густеть.
И быть нам, покуда медь
не грянет
яблоками раздора.
Коломбина. Пьеро. Арлекин.
Триединая драма строки.
Эта ниточка так коротка,
(Боль чернильной слезы на рукав)
Что в звенящем его бубенце
Исказится гармонии цель,
В пышных складках его кружевных
Потаённые смыслы темны,
Легкомысленный облик и быт
Пестротою излишней рябит;
И, читаемое между строк
То, как каждый из них одинок.
Изведённый трудом драматург
Нить строки оборвёт в немоту.
И, покуда уложены в ряд,
З д е с ь тела их тряпичные спят,
Т а м свободный от бремени дух
С высоты созерцает Звезду.
a la guerre точка com
Олоферн
Се юдоль. Се Юдифь:
« The love- is…,–
C'est la vie! », –
голове.
Не вскружи, не вскружи,
Этот хмель не к добру!
Лунный серп наливается блеском.
Этот жар. Этот шаг. –И покатится шар,
позабывший язык арамейский.
Отраженье – суть глубины озёрной.
Всеобратный путь в Никуда. Азор ли
Обронённой розе подставит лапу,
Или роза мягко уронит на пол
Свою тень…и вещь проступает сутью.
Так лучи пространству даруют судьбы
Молчаливых витязей на распутье.
Палиндром. Неизбежность путей обратных.
Ты ответишь "да", но не знаешь – ад ли
или рай сулит подошедший вечер,
Что готов вот-вот обернуться речью,
Чтоб назад вернуться к своим истокам.
Голос каплей ёмкой дрожит настолько,
Что "тебя люблю" обретает имя:
Вечный город, который Тибуллом Риму
был подарен, и этим приравнен Миру.
Вечный город- Рим- aеterna urbus
Перекрестье рифм, звук идёт на убыль
В глуби колыбель, чтоб во след SATORу
В чьей-нибудь судьбе стать своим повтором.
***
Чуток слух и отточен.
Игольные уши
ожидают гостей караванных,
груженых поклажей.
Звуки сложатся в строчки,
их пустынные души
мерно тают в пейзаже
тишины первозданной.
Может всё - лишь мираж?
И стекут падежи
к основанью часов
по зыбучести мига,
постигая с азов
слово "Вечность", чей страж-
немота, что лежит
как раскрытая книга.
Заснеженность – января благородный жест.
Отслеживать и сверять беловой сюжет.
Выискивать, по приметам роднить в роман.
Быть искренним, и при этом сводить с ума.
Узорчатость быстротечная – дня мотив.
Твой взор читать и во встречном – себя найти.
Знак тождества между хрупкостью и тщетой.
В снах рожденный. Нежность рук твоих ищет той
Затерянной, каплей тающей в теплоте…
Знать, вверены… Как близка ещё вечность тем
Таинственной сопричастности, новизны
Той истины в сонме частностей дня резных.
***
До востребованья ветрам
Осень в парках слагает письма,
Чья нечаянность слезных истин
В тонком почерке разлита.
Пурпур сердца впитавший в плоть,
Он земным ещё не опознан-
Светлой веры твоей апостол,
Чьим молитвам внимал господь
Этих ветхосквозных миров,
Где повис в немоте вопроса
Тонкий месяц, где «до» и «после»
Постижимей ли их даров?
Оттого ли расчет луча
На приметах их ставит прочерк,
Чтоб начавшийся с новой строчки
День о судьбах земных смолчал.
Снова в письменность обращай
Всё, что день нашептал изустно,
А разлив беспричинной грусти
И бессонной души печаль
В умолчание облеки…
Пусть они, замедляя почерк,
Погружаются в многоточье
Долгих ливней в конце строки…
То к краю млечному,
То с края – бросится.
То сердце – встречному,
То с жаром по сердцу.
Вы были мечены
Иными знаками:
Снегами венчаны,
Дождем оплаканы.
Ветрам открытые,
Скитальцы, мытари,
Чей путь пролитыми
Слезами выторен.
В стихов адажио
Вы душу выжали,
Сгорали заживо,
Но чудом выжили,
Чтоб в дали манящей,
По морю ль? посуху?
Искать пристанище
С чернильным посохом.
2005
***
Переосилив каприз карнизов,
Тяжелой каплей сорвется вниз,
Чтобы пролиться в туманах сизых
По легким складкам зеленых риз,
Чтобы промчаться густым потоком,
А после, ночью, у кромки луж
Стать отраженьем горящих окон,
Хранящих тайну бездонных душ.
2004-2005
***
Стремительные Пегасы!..
Дорога мечты– прекрасна.
В ритмически–легком беге
Клубится и тает пыль.
Стремительные Пегасы!..
Душа над душой– не властна,
Судьба над судьбой– не властна,
Не властна над сказкой быль.
Покуда открыты дали–
Навстречу ветрам и веснам,
Покуда открыты дали
И сердце внимает им,
Сквозь толщу земной печали
Домчаться к просторам звездным–
Сквозь толщу земной печали–
За времени млечный дым.
Но знай, не сдержать полета
Ни силой, ни зовом слезным,
Когда в бубенцовом ливне,
Промчавшись в последний раз,
Растают за поворотом
В предутренней мгле морозной
И утро рассветом дымным
Коснется печальных глаз.
Но отзвук, такой знакомый,
Вернется из далей лунных
Серебряною подковой
Ещё не рожденных строк,
Чтоб песней пролиться новой
В звенящих напевах струнных,
Ведущей к родному крову
Сквозь дали земных дорог.
2004-2005
***
Весь день без устали звучали,
Дробились, в сумрак уходя,
Запавшей клавишей печали
Аккорды краткие дождя,
То робко, то не зная меры,
Стремясь к мелодии C–Dur...
Прощальный вальс, пустые скверы,
Листы осенних партитур.
2005
Глыбы тяжелые слов
из недр раскаленного сердца –
наружу –
В упрямую стойкость основ
с отчаяньем иноверца:
«Ну же!»
И снова:
темные арки мостов,
домами распятые лужи
В белую гладь листов
Ринут отчаяньем слов:
«Б о л ь ш е т е б е не н у ж е н!»
И, равное им: «ЛЮБЛЮ!»
В смятении сбились мысли.
Сердцу,
в волнах разбитому кораблю,
гавань ли? мыс ли?
Прогремевший, пронзив зарю,
У бессилия на краю –
в ы с т р е л
***
Плач скрипучей подводы,
За душой – ни гроша:
У цыганской свободы
Вороная душа.
–Не удерживай руки!–
Сквозь преграды прорвусь!
У цыганской разлуки
Семиструнная грусть.
Никакая из виду
Не сокроется лесть:
У цыганской обиды
Стоклинковая месть.
Удальства не жалея,
Пляски множится свист.
У цыганского хмеля
Тонкозвонность монист.
Были плечи к запястьям
Зацелованы всласть:
У цыгана для страсти
Только красная масть!
***
Поворот, ступень, и– выше,
Ожиданью вопреки,
Новый день сорвется с крыши
На окраину строки
Звонкой рифмой, а оттуда–
Вниз– запутывать следы,
Слушать всплески–пересуды
Несговорчивой воды,
Убежать, завязнув в кроне,
За Садовое кольцо,
Там, где солнце, как в ладони,
Прячет в облако лицо.
Разглядеть и удивиться–
Мир распахнут и велик!
Точка. Новая страница.
Утра розовый двойник
В пестрых лужах арлекином
Пляшет в солнечных лучах,
И, с мирами опрокинув,
Держит небо на плечах.
***
Сегодня всё совсем иначе –
Сегодня выскользнул из рук
Последний день в осеннем плаче,
В осенней жалобе разлук.
А сердцу так хотелось сбыться
(Как солнцу– в золоте рябин)
На белизне пустой страницы
Всем полноводием глубин.
Но даже в час последней жажды
Не зачерпнуть воды рукой.
Жизнь оторвёт, как лист бумажный,
День с недописанной строкой.
2005