Светлана Кащук


Схватка

Схватка 

Мимо носа муравья
Шкурку длинную червя,
Шкурку длинную червя
Волочил паук не зря.

Муравьишка дело знал,
Нипочём не отступал,
Никогда не отступал -
Что увидел, то хватал.

Кожица червячья
С двух сторон прихвачена,
С двух сторон прихвачена.
Находка преудачная!

В честной схватке на дорожке
Тащат челюсти и ножки,
Делят челюсти и ножки
Червячиные одёжки.

Кто родился семи жил,
Тот награду заслужил.
Паучишко влево - шлёп!
Муравьишка вправо - топ!

И сопели, и кусали,
Ни за что не уступали.
Топ! Шлёп! Топ! Шлёп!
Трали-вали, разорвали!


__
рисунок взят в сети


Весенние тени


Весенние тени

Солнцу навстречу
        от линии к линии
тени за пятками
        бегают длинные,
и в подворотни
        сырые весенние
ведут большеногие
        многие тени.

Тени-студентики
       с сумками-книжками,
тени-квадраты
        входящих и вышедших,
в светлых углах
        стены все перевившие,
и неприметные -
        кошкины-мышкины.
   
           
      А во дворе по центру прямо
      Чудо-юдо голосит:
      - Люди, выцвела пижама,
      Кто пижаму обновит?



___

фото  - Васильевский остров, 2-я линия, авторское





Осенний пейзаж



Ветер тычет веткой
в северо-восток.
В почерневшей клетке
мечется листок.

Вьётся бестолково
он за кругом круг.
Шелухой дубовой
щёлкает каблук.

Гнётся мокрый прутик
о помятый зонт...
Сгинет всё, но будет
чётче горизонт.

Клумбы ковыряют
поздние скворцы.
Плечи расправляют
сонные юнцы.

Сочиняет осень
новую главу,
не концовку вовсе.
Лодка - на плаву.


фото моё


Лужи

Лужи

Полны петроградские лужи!
Не шире они и не уже,
чем лужи в иных городах,
и ежели ты - в сапогах.

А в лужевых этих окошках -
рябая гранитная крошка,
фонарь с позолоченной птицей,
нескучных фасадов глазницы

с волютой и в щедрой лепнине;
здесь кубик базальтовый синий,
как нерпы блестящее темя...
Забавное мокрое время!

Как в зеркале, споро и скромно
сощурят глаза маскароны
и - пасти скривят от испуга,
хотя не туман и не вьюга.

Не шторм и не землетрясенье,
лист валится в лужу осенний,
и в чудное это мгновенье
ограды дробятся на звенья.

А после в неё приземлится
ненасытная серая птица,
и встроится в облик столичный
мгновенный узор мозаичный.

___
Фоторабота - Константин Витол


Над Смоленкой

Над Смоленкой

Над Смоленкой, над Смоленкой
взлетели утки, поджав коленки.
Навстречу уткам, в наклон ссыпаясь,
сизоголовых промчалась стая.
 
Над Смоленкой, над Смоленкой
в Шестом трамвае дремала Ленка.
А ей навстречу - Сорокового
вагон катился. И - дядя Вова.
 
Обоим есть ли до птичек дело,
какая стая куда летела?
Ведь разминулись над той Смоленкой
два пассажира, эх, Вова с Ленкой.

Быть может, Вова читал газету,
привычно Лена витала где-то,
Возможно, оба впились в смартфоны...
А над Смоленкой горел зелёный.


По улице Садовой...


По улице Садовой,



По улице Садовой,
по узкой переправе
бежит трамвайчик новый,
заложник строгих правил.

Под царскою короной
сверкает Янус-птица,
и деловито мчится
с добычею ворона.

Здесь запах липы стойкий,
чугун венчает камень,
качает лодку Мойка...
И, думая стихами,

в саду фехтует Пушкин,
Крылов спешит на Невский,
Чайковский бьёт баклуши,
пьёт кофе Достоевский

и креативит Бренна,
а Мусоргский - болеет...
Все души непременно
встречаются в аллеях,

проходят друг за другом,
сплетают быль и небыль.
В единстве с красным небом
и с пыльным царским лугом.



__
фото автора





От Смоленки до Фонтанки

...............Арине Обух

Когда заржавела листва,
и то и дело
с утра туман,
и с неба морось полетела,
погожих дней расход
подсчитывает осень:
два-три достаточно
на хмурых двадцать восемь.

Весенних улиц суету припоминая,
опять отчётливо
звучат сердца трамваев.
Сверкают жабрами дверей,
туман глотают.
Из каждой токовой струны:
"Моя Золотая,
дай тебе погадаю..."

По мановению
пера Островитянки
трамваем едем
от Смоленки до Фонтанки,
вагончик - ретро;
от реки и до реки
по берегам сидят
большие судаки.

Преодолеет он неспешно
остров длинный,
где померещатся
усталый шаг лосиный,
навеки скорбное
биенье метронома
и шёпот ясеней
у стен родного дома.

*
Шёл трамвай по Голодаю.
Плыл туман по Голодаю.
Над трамваем из тумана -
легионы фонарей,
как драже.
И вот уж тают,
кто прошли по Голодаю.
Были - сплыли!
Без обмана.
Уходи и ты скорей!

А за Невою - Летний сад
в ограде чудной;
очередные терпят
модные причуды
седые липы,
и блестящие фонтаны,
и мокрый чижик,
и лепные стариканы.

*
Дррр!..- на мосту машина,
долгий путь, не гладкий.
В домике-прицепе
едут две лошадки.
А лошадкам страшно,
а лошадкам туго,
и они хвостами
обняли друг друга.

Трамвайчик в сторону свернёт
и по Садовой
безостановочно помчится
в край не новый.
И остановится прекрасное мгновенье.
Там помолчать черёд.

*
О-хо-хо, э-хе-хе,
старый ангел в котелке.
От Обухова моста
за Калинкины мосты -
непростые две версты.


__
*Арина Обух - писатель и художник, петербурженка.
Стихотворение посвящено нашему знакомству на выставке памяти петербургского художника,скульптора,кукольника, автора Петербургских ангелов Романа Шустрова(1959-2020)
__
Фоторабота с выставки - моя.


Михайловский замок


На французской стороне
Павловского замка
Восседает кот в окне,
Словно в фоторамке.

Вскрики чаек выдают
Водное соседство,
И сизари не отстают,
Нет такого средства.

Отражает мост вода,
Арочные марши,
В круге мнимого гнезда
Жмутся тени наши.

Летний срок - особый шик,
Мистика да слухи.
Эй, художник, опиши
Белый лик старухи!



___
художник Алиса Юфа, Санкт-Петербург


Пленэр под Петербургом

                экспромт

Комар писклявый тешится,
прохлада в комнатёнке,
фанерная столешница,
палитра на клеёнке;

и мёдом пахнут мисочки,
и вновь, и вновь - иначе
холсты
          румянит
                    кисточкой
художница на даче.

Уютом проникаются
досужие холсты.
А ночью
вспоминаются
крылатые
мосты.

___

Художник - Алиса Юфа


Мартовский экспромт

Пусть ледяных оков и снежных
пока весне не одолеть,
она плетёт из веток нежных
давно обещанную сеть.

Там созидается корзина,
пернатой жизни колыбель.
Сливаясь с желчью тополиной,
возобновляется капель.

На месте новом и надёжном
ворона ярая орёт,
а в тёплой плеши осторожный
мушиный отрок лапки трёт.
 
Поманит пыльная лавчонка
Весьма обманчивым теплом -
присесть и с радостью ребёнка
скрошить всю льдинку каблуком.

___
фото моё
Санкт-Петербург,
Румянцевский сад










Зимняя прогулка в Петербурге

Ясный день, морозец ладный.
С псом и с гаджетом в руке
мы выходим из парадной
на коротком поводке,

потому что нюх тревожит
слишком чистая земля,
и смартфон внезапно может
разрядиться до нуля.

На широком Стрелки блюде
свежих вмятин серпантин,
только мы держаться будем
экономного пути.

Здесь ничто не умаляет
циклонических проказ,
так что мы приобретаем
синтетический экстаз.

Дева ростра побледенела,
как на собственный трофей,
ей на спину кучно село
все потомство сизарей.

Крепче крепких эта птица!
Ох, собачий холодок,
не пора ли возвратиться? -
натянулся поводок.



Художник Алиса Юфа






Бабульник

*
Именины у Фаины!
По тарелок белизне
Растаращились павлины
С гобелена на стене:

На эклеры в шоколаде,
Торты, россыпи конфет...
В подобающем наряде  
По периметру - совет.

Чай остыл на удивленье,
Всё азартней и чумней
Обсуждается явленье
Биологии полей.

 И в пылу эксперимента
Зарождается пари:
- Приготовить инстументы!
Раз! И два! И три! Замри! 

----
*За название благодарю Н.Мирзоян и А.Юфа - "Привет,бабульник!"Союзмультфильм 2020


В трамвайчике на Карповке...

***


В трамвайчике на Карповке полным-полно огней.
Летят они, звенят они час от часу шумней.
Спешат и рассыпаются по небу и воде,
прохожий спотыкается: такого нет нигде!

Но вовсе не торопится отсюда никуда,
как ночь, густая, чёрная, усталая вода.

Как отзвук зноя летнего на Карповке-реке,
Мелькнёт листок кокетливо на женском каблуке,
трамвайчик звякнет бдительный, 
и стая серых птах 
взлетит незамедлительно
- Ах, Каррр-повка! Ах, ах!
___
Фоторабота собственная


По бескрайней воде

Плывём - на шхерах
в оплетах сосен,
вода бескрайна,
глубин глубинней.

Идём из лета
туда, где осень,
туда, где север
сапфирно-синий.

А кудри в небе
легки, как пена,
волна играет
хвостами радуг

и говорит нам,
что очень рада
и любит скалы
самозабвенно.

___
фоторабота моя здесь http://fotokto.ru/id86015
Ладожские шхеры


Бабушка

Лозовая, узловая...
Глаз неделю не сомкнуть,
самолётов вражья стая
в клочья рвёт железный путь.

Неожиданно и страшно –
хата, улица, село,
быт привычный, мир домашний –
всё утрачено, ушло.

Дни и ночи душно очень,
где бы взять воды глоток;
люди крестятся, хлопочут,
едут, едут на восток,

у вагонов ожидают –
измождённым есть ли счёт?
Украинка молодая
свёрток бережно несёт.

Как летят осколки в поле –
это память не сотрёт,
как в плену родильной боли
оказалась в свой черёд.

«В тыл», «на фронт» – сигнальщик машет,
дай везения и сил.
Наклонив лицо, мамаша
шепчет «господи, спаси».

Ужас авианалётов,
оккупации тиски,
с фронта нет известий что-то,
надо выжить – вопреки.

Лозовая, узловая,
привокзальный мирный шум.
Украинку эту знаю.
Но уже не расспрошу.      

           
 https://vk.com/photo309029055_457271228?rev=1
Письмо моей бабушки


Рыбы-слоны на Фонтанке

Рыбы-слоны на Фонтанке


Быть может, вы удивлены:
в Фонтанке водятся слоны,

их на поверхность иногда
выносит невская вода.

Как будто воплощеньем снов
творится сказочный улов.

Счастливцы пляшут и поют,
удачу празднуют свою,

всё вкупе с радостью котов
достойно масляных холстов.

Эх, знать бы им наверняка,
где прячет рыб-слонов река!

__
Источник вдохновения - картинка Алисы ЮФА https://vk.com/alisa_yufa 


Не люблю


Месяц рожки намывает
нежной пеной облаков,
лес туманы распускает
и зевает широко.

Голова нашла подушку,
время катится к нулю.
Я шепчу в твою макушку
"не люблю".


Будем жить от чая до чая

Клонится камыш медный, медный.
Каждый день - малыш бледный, бледный.

Башенки, мосты и колонны
издали скромны и картонны.

Блеск и яд воды вездесущей.
Холод, как печаль, гуще, гуще.

Вдоль дорог и стен - вспыхнуть стрелам:
солнце где взошло, там и село.

Драму перемен замечая,
будем жить - от чая до чая.


Горельеф


Птичку жалко, птичке тошно,
не даётся крыльям взлёт!
Архитектор был хороший,
всё продумал наперёд:

на фасад - не козьи рыла,
не головки старых дев,
ставку сделал он, бескрылый,
на крылатый горельеф.

Как же весел путь в начале!
Как ярка за далью даль!
Но свершённое печалит,
и утраченного жаль.

Ощутить себя изгоем -
в этом ты, и я, и он.
День за днём на месте стоя,
шире клюв держи, грифон!

___
Фоторабота - Виктор Потёмкин


Секрет петроградца

Над
   Петроградской
            стороной
зевает
     облако
         зимой,
роняет
     свет.

Он оживляет
        невзначай
лоскут
     стены,
проём
    дверной,
в окне
     букет...

Тут петроградец
           добрый
            мой
отставить
       не преминет
            чай
и свой
     омлет.

Что
   для себя он
          замечает,
чего
    не ведает
          иной

в ограде
      с сорною
            травой,
на ржавых
       кровельных
            плечах,
в игре
     внезапной
           световой -

большой
      секрет.

___
Фото автора


Дремлет солнце мутным коконом ...

***

Дремлет солнце мутным коконом
в складках тёмного холста.
Разлюбила ива локоны
до последнего листа.

Всё опрятней утро – с инеем,
но короче и грустней.
На озёрах птицы синие
в искрах северных морей.

Верит всхлипам и рыданиям
сероглазая заря
в терпеливом ожидании
молодого января.

___
Фоторабота Владимира Аржанухина, Белое озеро в Гатчине(с согласия автора)


Её храни

Лето жаркое, лето зрелое

прошагало свой путь, и вот

петербурженка загорелая

в одиночестве кофе пьёт.

 

Не торопится никогда, нигде,

двадцать первый век ей не чужд!

только вот ещё: в сильном городе

одинокость – одна из нужд.

 

На соседней скамейке с пледами

спит котяра, уткнувший нос,

неотвязно смартфон исследует

любопытнейшая из ос.

 

Этот сложный букет с гвоздикою

и с корицей и шоколад –

для Психеи, для Эвридики,

для Дидоны на новый лад.

 

Для иного переживания

иногда наступают дни,

для спокойного созерцания,

Гений места, её храни.

 

Лишь когда будут туфли сброшены

и закружатся сны легки,

ночь внесёт фонарей горошины

многоточиями в стихи.







Перемьера весны в Петербурге

Сиплой чайки голосок,
Стрелки вид наискосок,
ледяные плоскодонки,
уносящие песок.

Под весенний всхлип волны
здесь у тёплой у стены –
три скульптуры малой формы
с Петроградской стороны.

Так на питерский манер
загорает кавалер:
вместе с дамой – на куртине
в пору солнечных премьер.

Мизансцена без прорех,
ритмом – стены, башни, снег,
стайка птиц да Гименея
пышнотелый оберег.



___
Ссылка на источник вдохновения:
Алиса Юфа
https://vk.com/photo16500654_456241766?all=1



Двор глубокий и старинный...

/экспромт к графике Алисы Юфы, Санкт-Петербург/


***

Двор глубокий и старинный – петербургское панно –
принимает субмарины
с утомительной вершины
на темнеющее дно.

День окончен, капитаны

этих странных кораблей
пересели на диваны
и в комфорте строят планы
жизни завтрашней своей.

И в незримой чьей-то власти

без сомнения и страсти
охраняет экипаж
стая птиц особой масти,
из гранита блю визаж.




___

Ссылка на источник вдохновения - Алиса ЮФА, Санкт-Петербург

https://vk.com/photo16500654_456241228?all=1




Кого приносит снег

.................. дождь из кошек и собак (англ.)


Фонарь качается слепой
над снежной целиной.
В снегу теряется тропа,
твоя сбивается стопа,
но нет тропы иной.

Фигуры веток и теней
то ярче, то слабей.
И – в яви той и – в этом сне
котов и псов приносит снег
и вечных голубей...


___
Ссылка на источник вдохновения - Алиса ЮФА, Санкт-Петербург
https://vk.com/photo16500654_456241375?all=1



Птички на Мойке

Птички на Мойке

Тра-та-та, тра-та-та,
птички прыгают с моста.
С Инженерного моста,
и – с Садового моста,
и – с Зелёного моста,
и – с Фонарного моста...

По замёрзшей речке
бродят человечки.
Странные привычки!
Вот и скачут птички.


***
Ветер дует, снег летит,
музыкант в трубу пыхтит.
Почитателей – крупицы,
сострадают только птицы.

Вечер, улица, вороны...
Спорьте, снег и обертоны!
Всё – не гаснущий фонарь –
повторяется, как встарь.

___
Ссылка на источник вдохновения - Алиса ЮФА (Санкт-Петербург)
https://vk.com/photo16500654_456239405?all=1




Без слона на голове

Десять тучек в синеве,
десять льдинок на Неве
избавляют от печалей –
нет им места в голове.

Как шагается легко,
мир знакомый – незнаком,
изгибается кустарник
в небо каждым позвонком.

Даже в редкостной глуши,
где до неба камыши,
изумрудные царевны
веселятся от души.

И гудит у берегов
эхо давешних снегов –
отпущеньем и забвеньем
всех неправильных шагов.

Город солнцем ослеплён,
каждый прутик удивлён:
крылья бабочек лиловых
разворачивает клён.

Придорожные цветы
так отчаянно желты,
скромный уличный диванчик
привлекательней тахты.

На зелёном кирпиче
муха нежится в луче,
две волнуются голубки
у поэта на плече.

Зная холод, зная тьму
и холодную весну,
зверь черёмухи проснулся,
подойду и обниму.

Десять тучек в синеве,
десять льдинок на Неве.
Где ж усталая девчонка
со слоном на голове?


___

дружеский шарж на этот стих от Родиона ТАНАЕВА -

https://vk.com/photo498471616_456239306?all=1





С веслом


/к автопортрету/

Распахнутыми держит лето двери,
уводит дальше, дальше от крыльца –
увидеть, как сиреневые звери
без сожаленья душу отдают
неспящему июню.
Их потери
не означают
всё-таки
конца.

Под песенку слезливого Тельца
из пены одуванчиков – скульптуры,
как дети неразумного отца,
богине жизни почесть воздают.
И с ними в шляпе из макулатуры –
стою
с веслом
у входа
в парк
культуры.

___

ссылка на авторское фото по теме - https://vk.com/photo309029055_456252250



Метели в апреле


***

Метели в апреле, метели в апреле!
В безудержном танце округа дрожит.
– Вот это сюрприз! Это – нам? Неужели? –
изрядно волнуясь, стрекочут чижи.

Бедово – как будто не пили, не ели –
взахлёб колдовали, работу кляня,
сопели метели, сипели метели
с утра и до ночи, три ночи, три дня.

Пропали в метелях берёзы и ели,
не ново терпеть им капризы весны,
овраги неслыханно разбогатели
и стали дорожные ленты тесны.

Редели, смелели, светлели, темнели,
сбивались, срывались с ветвей лоскуты!
Их юные ветры кидали бесцельно,
навыворот – дамам – сминали зонты.

Устали метели писать акварели,
под елями бредит большая вода.
Струною таинственной виолончели
гудит о любви, о любви навсегда.

__

авторские фотоработы  см.  http://fotokto.ru/photo/view/4858003.html


Туман в Петербурге

В исключительном по щедрости тумане

скрылся город, пооглох, и присмирел,

всеми арками – глазницами букраниев,

как на истинную невидаль, смотрел.

 

О началах и концах умолкли споры,

заморочило отменно целый свет.

Без моста стоят гранитные опоры,

да и берега другого словно нет.

 

Рать морская всё охотнее зевает,

спит Меркурий, к Навигации приник.

То возникнет отдалённо, то растает

бледно-синий Исаакия двойник.

 

В заповедность заколдованную – веришь!

Вот огни плывут и гаснут навесу.

Или это заблудившиеся звери

серый мох на головах своих несут?

 

Два фиванца по-над каменным карманом

не заглядывают в Невский водоём,

до отвала наедаются туманом,

этим мутным отрубейным киселём.

 

Скучно липы проступают из-под плёнки
как замученный гербарный архетип.
Псина – бережно расходует силёнки
в узнавании привычного пути.


То сожмётся, то затопчется тревожно –

сердцу тошно на пустынном берегу.

Гонит морок, кислый морок, невозможный –

в узы пледов и халатов, к очагу.

 

Всё покажется приветливей, живее

двор-колодец, непарадный островок.

Дикий Кронос никого не пожалеет.

Срочно мёда в звонких чашах арт-нуво!

 

Сочинить ему одических хвалений,

с пиететом позабавить старика.

Пусть куда-нибудь летит без сожалений

и сокрытое вернёт наверняка.

 

Вновь проявятся в орнаментах и шпилях
оба берега разбуженной Невы.
Их в молчании торжественном хранили
ни на миг не одураченные львы.

Все засовы бодро Питер открывает,
направляет вечный ток железных тел.
В полдень без толку висит луна кривая,
будто с ветром чей-то шарик улетел.


Прогулка

Городские аллеи опрятные

исходил я с подругой приятною.

На её голове

одновременно две

папильотки торчали занятные.

 

Босиком танцевали под ивою,

ждали с удочкой рыбку пугливую.

Жаль, что серьги – на дне,

но беды в этом нет,

кто-то вынет находку счастливую.

 

Жёлтой шляпой с пером канарейки

я ловил комаров на скамейке.

Из ботинка без спешки

ели с белкой орешки –

потому что одна мы семейка.

 

Мы сильны в самокатовождении,

а на роликах – полные гении.

Пели мы "трам-пам-пам",

было весело нам –

как на свадебке или рождении.

 

Посетили мы йога-собрание,

в позе "лотос" прочли заклинание.

Отражён безупречно –

в Инстаграме, конечно,–

каждый пунктик чудного гуляния!

 

Шелестела округа древесная,

продолжалась прогулка совместная.

Кто бы нам не встречался,

от души восхищался:

до чего же мы пара прелестная!

___
Фоторабота собственная


Даная. Каприччио

1.

Лежит в канаве творческая личность

и посылает поцелуй – Данае.

Торжественно Даная проплывает

по ткани облаков, как мёд сияет;

позёвывая, личность подмечает –

точнёхонько на грудь уселась птичка,

и с птичкой путь Даная продолжает.

 

2.

В шафрановых еланях спит Даная,

как лепестки, дрожат её ресницы,

и чувственный и смелый сон ей снится –

что вот холстина неба оживает

не облаком, а формами девицы.

И в чём секрет успеха – толком знает

бесёнок резвый с крылышками птицы.

 

3.

Известна всякому одна забота птичья –

по зёрнышко она перелетает,

где только можно съесть; не прозевает

она руки дающего, но знает,

что дождь и к ней – как золото – слетает!

А мы обводим рамками приличий 

себя, и живописца, и Данаю.



Конкурс ДК-4 Питерские считалки

1.

Над Невой мосты разводят,
по Неве суда проходят,
и – пока мы крепко спим –
малый срок даётся им.

Миновали без помарок
ровно девять чудных арок,
шесть поменьше – в рукавах.
Завершилась ночка, ах!


2.

Скачут кони от моста,
скачут кони неспроста,
их дорога такова:
в кузню – два, из кузни – два.

Крепко держат под уздцы
непокорных кузнецы,
кони – дики, руки – ловки.
Сосчитаем-ка подковки!


3.ЧИЖИК-ПЫЖИК

Раз, два, три, четыре, пять,
вышел Чижик погулять –
без мундира и без шапки
он в Фонтанке моет лапки.

Чижик-Пыжик, ты не в клетке,
и несут тебе монетки
даже дети и старушки.
Получи-ка по макушке!


Невские карусели

От причала, от причала

наш проспект берёт начало.

По проспекту взад-вперёд

ходит толпами народ.

 

Если только не свернёте –

за часок его пройдёте

по тенистой стороне:

мимо князя на коне,

 

от моста и храмов смежных,

от Гончарных да Тележных,

от слобод мастеровых –

в мир кварталов деловых.

 

Через площадь у вокзала,

что лучи дорог связала.

От метро и до метро –

мимо банков и бистро.

 

Друг за другом – три канала,

не пустующих нимало.

Чтоб идти не уставать,

можно что-то напевать.

 

…………………………..«Чижик-Пыжик,

…………………………..где ты был?..»

 

От причала до причала

наш проспект берёт начало,

и проделать этот путь –

словно в книгу заглянуть.

 

В меру шумен, в меру тесен,

безусловно интересен.

На соблазн ему подстать

самых стойких испытать.

 

Сладкий «Север» с «Берегами»

зазывают пирогами,

как причуда, на углу –

арт-кафе и кофе-клуб.

 

Но душа ведь не из теста.

Есть другое в свете место.

Погляди во все концы –

театральные дворцы,

 

вдруг – скрипичный голос слышен,

вот – музейные афиши,

шквал культурных новостей

и не только для гостей.

 

Собирают птичьи души

молчаливые картуши.

Эх, облику кариатид

добрый душ не повредит!

 

Сообщает о погоде

и о том, что нынче в моде

пляска ленты новостной.

Вот – автобус расписной,

 

вот и сад, стихом воспетый…

А будет лишняя монета –

забирай и в пир и в мир

самый лучший сувенир.

 

Не удерживайте вздохи,

здесь соседствуют эпохи:

Двор – Гостиный, мост – литой,

а кораблик – золотой.

 

Шпиль блестящий метит в тучу,

дан ему особый случай –

веретёнцем быть особым

в этой пряже высшей пробы.

 

Вновь – причал. И в оба края

стелет путь вода большая.

Если влево повернуть –

можно Землю обогнуть.

 

Если прямо захотите –

снова берег для открытий!

Кто направо повернёт,

тех излучина вернёт,

 

и начнётся путь сначала:

от причала до причала,

от Невы и до Невы –

до круженья головы!

 

 



В облаках

В столпотворенье облаков

зевает лев голубоглазый,

он проглотил двух чаек разом

и съел бы дюжину легко.

 

Вот попивает молоко

семейство хмурых каракатиц,

а рукава их рваных платьиц

побиты тучею жуков.

 

Рыбёшки круглые с боков

на горизонте расплясались

вечерней зорькой – оказались

в объятьях огненных быков.

 

Я знаю – те, над головой, –

родятся из дорожной пыли,

в роскошной поросли ковыльной,

ещё в тумане над рекой.

 

Вот цепь не познанных трудов

и безусловных изумлений,

часы нескучных представлений

и пир без толики следов!



Загадка

От рассвета до заката

брат разыскивает брата,

Как отыщет – будет пир:

вверх тормашками весь мир!

Ух, задуют, ух, засвищут

ураганные...



Три улитки у калитки...

Три улитки у калитки 

измеряли прутья-нитки:

- Эта - слишком коротка,

та - совсем до потолка.

Вот - казалось - не плоха,

но не в цвете и суха... 


И пока они радели, 

исхудали, поседели -

капризные улиточки 

в травке у калиточки!

Иней выбелил забор,

и окончен долгий спор.


Чёрное на белом

 

Раньше сны являлись мне

то и дело,

только вдруг копилка снов

опустела.


Но пропасть не могут сны

безвозвратно,

у кого-то погостят

и обратно.

 

А пока на грёзах ставится

точка,

для стихов пускай бессонная

ночка,


объяснимое вполне

поведенье.

Мать честная, в каждой строчке –

виденье!


В любопытном сокровенном

сюжете

столько пользы от неясностей этих  –


и утешиться,

у вновь удивиться.

Мне теперь на белом чёрное

снится!



Мой едкий смех...


Мой едкий смех и слог сакраментальный

в тебе рождают страсть к дороге дальней.

От щедрости упрёков и сомнений

ты ноги делаешь и в кровь дерёшь колени.



Белая ночь для львов

На острове Елагином

на пьедестале каменном,

где два широких рукава

в заливе спрятала Нева,

стоял, окаменев,

большой серьёзный Лев.

 

Вёл речи обстоятельно

собрат его сиятельный,

что острова ему милей,

чем блеск центральных площадей.

Он знает о столице

не от случайной птицы.

 

Уже порой закатною

над гривой аккуратною

румяных туч бегут стада,

а с ними думы Льва – туда,

где всё до одного

сородичи его.

 

- Привет, друзья любезные

гранитные, железные,

могучий Невский львиный род

у стен парадных, у ворот,

садов и чудных рек

бессменный оберег!

 

Венчает ночка белая

макушку слишком смелую.

Явился знатный львиный строй

и встал как лист перед травой.

Два брата гордеца –

от главного дворца.

 

Кто парой, кто компанией -

почтить его вниманием.

Все двадцать девять стариков

с комплектом собственных оков –

из Охтинской обители.

Музейных два хранителя.

 

И водный путь осилили

белы, как их намылили,

четвёрка стройных близнецов

замкнула круг лицо в лицо;

орхестра их пуста

у Львиного моста.

 

На радость Лев даёт добро.

– Готово поле, вот ядро.

На острове Елагином

все нынче в лапы флаги нам!..

Азартней не было игры,

летели в лунку все шары.

От пяток до носов

коты ловчее псов.

 

Уходит ночь безропотно

на третьем слове шёпотном.

Её черёд как взмах крыла,

и вновь – привычные дела.

Но чудеса бывают,

и львы об этом знают.




Екатерининский канал

Екатерининский канал чертовски прав
и величавостью и привкусом расправ.
Его излом природный бережно хранит
счастливцев души, обращённые в гранит.
Блестящий, чудный, многоликий и живой,
летят шары и купола над головой;
фигуры в бронзе у фонтанов и колонн,
"чего изволите" – на крыше саксофон…

Но дело – после, и о суетном – потом,
бегу решительно в судёнышке простом,
сегодня весел бородатый рулевой,
сам вдохновлённый за штурвалом Ахелой.
Сжимаю мелкую монету в кулаке,
легко пройдём от "перспективы" по реке.
И тут себя вполне уместно ущипнуть,
квартет грифонов золотых укажет путь.
Знакомых улиц на витке очередном
нам открывается рукав за рукавом,
где от парадной до другой всего-то век,
и безнадёжно жив мечтатель человек,
где слух и зрение свободны от толпы,
но слышен топот поистёршихся копыт.
Окно, другое оживляет силуэт –
герой, как призрак, и в молчании - поэт.
Над лёгким мостиком четвёрку белых львов
завидный мастер умудрился рассадить,
вот-вот коснутся молоточки их голов –
не опечаленную струнность разбудить.
Вот – прежний рынок обрядился в изумруд,
о нём исполнен мемуарный чей-то труд,
а гиды тычут не туда, твердят не то,
им навсегда известно, сколько здесь мостов.
Стремится к небу, словно рощица весной,
фарфор торжественных фасадов расписной,
ныряет в облако румяный, смелый "шпиц" –
весьма разумное роскошество цариц.
Екатерининский канал чертовски прав,
не отыскать нигде волнительней "канав".
Здесь самый сонный из устроенных углов –
свидетель многих озарений, дел и слов.

Вдруг ненадолго отлучится Ахелой
(кормило чуткое оставит мне одной) –
с прелестной Терпси тет-а-тет поговорить,
всё Мельпомене слово в слово повторить.
На обстоятельства их бед махну рукой,
не полагается мифическим покой.
Пусть будет тайное в судьбе нескучной их –
для настроения романсов городских.

………………………………..Липы шепчутся запылённые,
………………………………..реки водами движут сами,
………………………………..бабы крестятся не влюблённые,
………………………………..и молельщицы все с носами.
…………………………………………………………….........................

Но в час заветный осмотреть водораздел
выходит мастер корабельных славных дел.
Он снова слышит, на минутку загрустив,
воспоминаний дальних собственный мотив.
Жаль, это русло не встречается с Невой,
он сел на ростру бы не спящею совой,
и растревожил эту ткань стеснённых вод,
и распахнул бы всех мостов пологий свод,
направил парус снисходительных богов
к черте "полунощных" и диких берегов!

Настал черёд, и невозможное сбылось,
он отправляется!  – в туман, как повелось.
А тот, кто выстроил легенду и сберёг,
опустит в детскую ладошку якорёк.


___

Фоторабота собственная ,

Львиный мост



Творчества недуг /полиптих/


____________________________________То бог, то арлекин, то Марс, ____________________________________то Мом…

____________________________________А.Пушкин

 

 

***

 

Пир,

        драма,

                    мом,

                           причудливый пейзаж, –

не спать поэту,

мечется бедняга,

термометром подмышкой – карандаш,

подушкою, всё терпящей, – бумага.

 

  

__________________________________И на черта мне эти заморочки!

________________________________________________Один художник

 

 

***

 

«И на черта мне эти заморочки!»

 

Чухонке-вышивальщице – платочки,

кнут – пастуху, извозчику – кобыла,

кривому мяснику – свиное рыло,

да каждому ведь – свой Сизифов труд

и божья милость!

 

Но только для художника – могила,

когда засохла кисть и мысль остыла,

покуда он, скрипя зубами, чинит

на кухне примус...

 

  

ВАЯТЕЛЬ

 

Бедный певец каолина!

Что-то Первое* зная,

он горы сминает

во славу Акрисия,

 

но вот выйдет Даная,

прекрасна, невинна,

и пуще царя засверкает

Дионисия.


_____

*«первоначало» всего сущего



ВДОХНОВЕНИЕ

 

Призадумалась, озадачена:

– Где та нитка, что предназначена,

предназначена, предначертана,

где иголка, что с ней сочетана?

И питает строку твою чудную

вдохновения жилка подспудная.


***

 

Мысль о счастливой жизни

иллюзорна,

мы счастливы по случаю

и вдруг –

пусть через скромный

опыт стихотворный,

когда терзает

творчества

недуг.



***

 

Уже бледнеет неба океан

и розовеют щёки облаков…

 

Зачем мне зуд природный этот дан –

выкладывать мозаику стихов?




Дцатый кадр


 

Случится негромкий стук. Ветер приоткроет дверь, и с потоком холодного воздуха осязаешь вдруг чьё-то присутствие.

Неспешный диалог начнётся взаимным созерцанием причудливых линий и их цветового и фактурного контраста.

Вошедший, как правило, светлых холодных тонов, фосфорический и скользящий. Он вроде бы вносит в тесноту и полумрак жилья фрагмент того безмерного, что принято называть небом и воздухом, но не землёй и водой. Себя же ты видишь со стороны – как бы исполненной детскими руками пластилиновой болванкой. В верхней части ты вытянут, снизу тяжеловат, серый или коричневый и без сияния. Но, странным образом, оба осознаются одинаково плотными и весомыми.

Предок (а это он!) становится как бы телом, а ты – тенью. Тело без тени, и тень – без тела…Ты обратился в зрение и слух, он – в движение. Диалог продолжится.

Собеседник успел занять пространство вокруг тебя, обволакивает, не касаясь, слегка колышется. Ты мысленно пытаешься пририсовать хорошо известные тебе черты родного лица, но тщетно. По-видимому, в данных обстоятельствах возбраняется видеть лицо того, кто перенёсся в сны и воспоминания.

Вошедший видит и слышит твою правду, вне сомнений… Он не спрашивает и не принимает ожидаемых поз. Гость также правдив – тем, что он рядом. Это действует сильно, сильнее слов и жестов. Вот только кто – этот посетитель? И каково теперь его имя?..

О чём диалог? О потере или об обретении? О прошлом или о настоящем?.. Да, собственно, обо всём: на каком фрагменте явного сна визитёр застанет, о том и речь. Внутри тебя странный диалог… И – страшный! Отчаянное, с повторениями, бесконечное сопротивление! Чему? Бегу времени – с его жестокими пытками и изощрёнными издевательствами!..

Тсс… Не стоит так волноваться, когда оказался нос к носу сам с собой! В доме есть дверь, она скрипнет, и вошедший станет ушедшим…

Серо-коричневое и серо-голубое сменяет палитра – глаза разбегаются. Волнуют запахи, и утренний кусок, и орган равновесия… А как иначе?

Всего-то движение по спирали, моменты жизни.

И её …дцатый кадр.

 



Исаакий-сердце


 

То не Deutscher Dom встревоженный,

притязательный, барочный,

не Basilica всехоженый,

un bambino славных зодчих –

 

всё не сердце, а предсердия.

 

Это русский парк усадебный,

это топи придержащий

Пютерлакский храм-громадина,

сановитый и молчащий –

 

о кафтане «за усердие».



12 месяцев Нева

***

 

В апреле Нева – прилётка

синекрылая, нетерпеливая.

 

В мае Нева – походка

размашистая, шкодливая.

 

В июне Нева – селёдка

искрящаяся, спесивая.

 

В июле Нева – сумасбродка

кипящая и счастливая.

 

В пир августа входит – молодка,

пурпурной фасонит гривою.

 

Нева в сентябре – красотка,

нарядная, горделивая.

 

Нева в октябре – тётка,

румяная, хлопотливая.

 

Нева в ноябре – сиротка,

тускнеющая, слезливая.

 

В подряснике строгом Нева –

декабрьская тоскливая.

 

Нева в январе – дремотка

покинутая, молчаливая.

 

Февральской Невы бородка –

старушечья, ломливая.

Считает мгновения кротко,

смирённая льдом и ревнивая.

 

А в марте – невская нотка –
страстная, жизнелюбивая. 


Халва по-питерски


Денёк был светел, дождик – деликатен,

и, не страшась общественной молвы,

я в облаках летел в цветном халате

к тебе на чай с кусочком пахлавы.

 

Пускай мой promenade слегка плакатен,

а светлые надежды не новы,

я целый город заключил в объятья

с изнаночных сторон и лицевых.

 

Но вот над садом венценосной Кати

вдруг повстречал с брикетиком халвы –

коллегу твоего в домашнем платье,

он подал знак движеньем головы,

 

сияя - как заря - игрою пятен.

А вскоре у излучины Невы

твой встретился сосед как будьте-нате –

с букетом экзотической листвы…

 

В сомнениях я очень аккуратен,

но совпаденья слишком роковы,

казалось бы, вот город необъятен,

но как пределы оные тесны!

 

С несладкой думой сладость стал жевать я,

развязочка не шла из головы:

пить станем чай в приятельском квадрате

или раздавим на троих… (халвы)?

 

Уставился я вниз и вспять – туда, где

на каменных хвостах приткнулись львы,

ход мыслей становился не печатен

в финале этой жизненной главы.

 

Денёк был светел, дождик – деликатен,

я ж был таков, и были таковы –

чугунный лев, пижонящий в халате,

сосед, коллега и брикет халвы.



___

Картинка - Геннадий Иванов


Суть дружбы нашей...

***

Суть дружбы нашей
обозвал ты песней,
я (наперёд) – соитием творцов.
Ах, как астральный круг бывает весел,
когда он сводит «дочек» и «отцов»!..

– Попробуем?..
– А надо?..
– Знаешь, надо, «несть страшного»…
– Конечно, не война!..
Есть звёздный час гармонии и лада,
а что без них – в иные времена.


Октябрь в Гатчинском парке

 

Серебряной чашкой какао – остывшее озеро.

Одичанию и неухоженности – в прозе ор!

Во внимающей позе малокровные ивовые, берёзовые

шепчут устало – в суетливую высь на закате изжелта-розовую,

на нагую луну толсторожую, срам не прикрывшую,

и в зияющие водомоины, что небесные вертят сорочки

бесшовные – на псов надевать, приходящих здесь 'дохнуть.

 

Вот несытая первая пташка упала, не дышит,  –

в барабан нескончаемой стирки, предписанной свыше …







Дорожные строки

Жигой* скачет по рельсам в потёмках
железная клеть-колыбель,
порастёкся туман, как кисель,
у соседа в руках газетёнка
опускается низко-низко,
и всем спится, ведь путь не близкий –
больше дюжины станций по списку.

В словаре, что пылится на полке,
мудрость есть о работе и волке,
слово первое, вечное
греет душу беспечную
и – с почтеньем к разумному волку!

Заведу-ка я лучше котёнка
от рыжей-прерыжей киски,
сошью ему килт и кошель,
все прескучные дни недели
мы будем плясать и пить Whisky,
пошла на фиг моя работёнка –
беспросветная канитель!

От заботливой, щедрой хозяйки
кошка сдуру ушла в попрошайки,
но одумалась кошка,
поскитавшись немножко,
и вернулась на службу к хозяйке.


_____
*Жига – быстрый барочный танец, произошёл от британской джиги







    Кукла

    В пальцах цепких паутины
    мир чердачный предстаёт,
    и подробности картины
    луч случайный узнаёт.

    Вот в чумазую ладошку
    Кукла шепчет понарошку,
    грустно шепчет, ротик вкось:
    – Нынче платье порвалось…

    Все игрушки заводные
    слопал старый Чемодан,
    на гвозде Часы немые
    не от Charles-Henri Meylan*.

    Не спалось и не игралось,
    Ветер выдернул засов,
    и Луна не задержалась,
    укатила колесо.

    А вчера была здесь Кошка,
    грызла клоуна Антошку,
    зимовал он на полу;
    деревянные – в углу

    Сани сохлые трещат,
    в самоварный бок глядят,
    только Он совсем потух,
    наглотался дохлых мух.

    Наш приют глухой и пыльный
    будоражит ор Кота:
    «Эй, проснись, шалаш утильный,
    здравствуй, домик – сирота!»

    Не от стужи сердце сжалось,
    бедный мартовский вертеп**, –
    тьма неведенья досталась
    на замену темноте.





    ___
    *Шарль-Анри Мейлан – именитый часовщик
    **Приют, гнездо, убежище






    Сны розовые шлёт и шлёт Морфей...



    Сны розовые шлёт и шлёт Морфей,
    с ним белый конь, он атрибутом счастья,
    не надо змей жемчужных на запястья,
    а дай бесценных, истинных друзей!

    Ткань жизни – фижмам следует суровым,
    и строже только мумии костюм,
    во сне живёшь ты безнадёжно юн,
    а наяву – старухой стопудовой.

    Сырого неба мутное стекло –
    как труден день под этим колпаком,
    ручьём незримым время потекло
    и топит, прячет искры жизни в нём.

    Нет пульса в металлических запястьях,
    ноябрь – скряга, нудный старикан,
    но роза-сон на то тебе и дан,
    чтоб разорвать холодные объятья

    и выйти за пределы злого круга!
    Так в добрый путь, я вновь туда иду,
    где конь мой белый с жемчугом во лбу
    стоит в конюшне истинного друга.


    Arleccinata /полиптих/

    1

    Цирк приехал,
    потеха,
    софиты зажигает,
    клоун страдает,
    подло отравлен,
    зал дружно икает
    от смеха.




    По впечатлению от картины «Дилемма»
    Галки Нечаевой (Саратов)



    2

    День будет, «будет буря, мы поспорим»!*
    Но в этот час истомок лицедей
    освобождён для собственного горя,
    виновен-прав на собственном суде.





    3

    Бушуют бывшие, шелестят,
    а нынешние, ликуя – летят
    в муфточках, кофточках наизнанку
    от самого темна, спозаранку,

    а куда летят, как сговорены,
    отчего настежь глаза отворены?
    бесят ловить и отпускать тоже,
    и это ни на что не похоже.




    _____
    *Строка из Н.Языкова, «Пловец»


    Между людей и птиц - поэты...

    ***

    Между людей и птиц – поэты.
    Объятьем невидимок Муз
    в воображении согреты,
    дыханием желанных уз.

    Сирены пением волшебным,
    виденьем Фавна роковым,
    Хирона бегом ловким, нервным… –
    не вдохновляются иным!

    Как Сфинкс, мощна одна идея,
    душевной нитью соткан слог,
    замрут иные, онемеют,
    но и собьют порою с ног.

    Вспять не текут большие реки,
    как не иссякнут родники,
    но, огорчённые навеки, –
    всё пишут светлые стихи.

    Ценой вопрос не унижают,
    не допускают суеты,
    но и себя не сберегают
    от варварства и клеветы.

    Между людей и птиц – поэты,
    им ведом крыльев точный взмах,
    все краски – в руки им за это
    во всех мирах, во всех мирах.


    Unisono*



    Быть может, он не одинок – в лесу идущий,
    когда душевно занемог, но верит кущам.

    Бредёт куда глаза глядят, а, может, с целью –
    в густом тумане, и в грозу, или с метелью.

    Как мать теплом усталых рук дитя смиряет,
    так лес в любые времена нас исцеляет.

    И unusono будет вдох и выдох будет,
    а после, после он подумает о чуде!








    ____
    *В унисон (итал.), полнейшее согласие


    Поэты


    1 ironia

    Кому – как нам – неровный сердца стук
    понятней и милей эпиталамы?
    Нам святы зёрна авторских потуг
    и собственной неповторимой драмы.

    2 alte

    Кому – как нам – сердечный перестук
    понятней и милей эпиталам;
    у собственных неповторимых мук
    в котле страстей и небывалых драм,
    у авторских потуг – особый штамм!

    Сумей-ка ты побыть душёной птицей,
    истяготиться бременем разлук,
    пасть замертво и – снова возродиться,
    чтобы свободно и сердито вдруг
    расправить образ, ритмику и звук!

    Так отпусти на покаянье душу,
    и пусть творит с утра и до утра,
    её гобой чудесный не нарушит
    расхожих истин фальшь, и плен, и страх –
    круговорота в правильных мирах.


    Триера "Ir."

    театральному режиссёру Ирине Сгибневой


    …Держит руль рукой умелой…
    М. Кузмин

    Когда покинут Рыжие Скитальцы*
    неверный путь,
    Луна – предложит масляные пяльцы
    кому б -нибудь,

    когда вспылит едва наполовину
    фонарь-горбун,
    погонит в ночь Пастух Неутомимый
    листвы табун,

    когда в свой час Поток Каприс прилежно
    пассаж свершит,
    Aстрея-дева – Улей Млечный нежно
    растормошит, –

    тогда не вдруг отступит верный Дрёма
    Болиголов,
    и, шутки прочь, проймёт вернее грома
    Природный Зов:

    не тщетный поиск дивных откровений
    ведёшь ты вновь,
    несчётный ряд причудливых творений,
    и все – Любовь.

    Тяжёл и сладок, жалит, бьёт, кружится
    Упрямец Мир,
    нарочно и по случаю садится
    в триеру «Ir.»

    Пронитью красной парус твой пронизан,
    а Конь Морской
    противится тому, что берег близок,
    подать рукой.

    «Перо руля» хранишь и непременный
    встречаешь вал,
    ты с Ветром в паре мчишь под шёпот пенный.
    Достойный бал!



    ______

    * листопад


    Слёзна ночь... /одному фотохудожнику ко Дню фотографа/

    ***

    Слёзна ночь и день без солнца,
    подворотня не на ять,
    тяжко, тяжко зачинать
    подмалёвок верный, донце…

    Впрочем, трубку и перо!
    Будем жив, будем живы,
    суть одна, не всё ль равно –
    «золотые» объективы

    или истина в вине,
    коль художник на коне?
    Ночью слёзной, ночью белой
    веселиться – наше дело!


    Некто необходимый...

    ***


    Некто необходимый –
    жаль, что покинул,
    а мог бы повременить!
    Тропу, что прочерчена мимо,
    подтвердил он и сгинул.
    Оставил памятью жить.


    Листок календаря

    Февраль на Финском заливе

    Кто смел, тот и надышится,
    хрусталь пронзает грудь!
    Вот по бескровью пишется
    сердитый санный путь,

    вон там неверно стелется
    крупа для мертвеца,
    на клочья облак делится,
    и древо ждёт конца.


    Март

    Облак (вербная ты душка во младенчестве)
    летел,
    стыли в мартовских подушках черви-тени
    синих тел.


    Апрель

    Ледяные капли падают,
    скачут градины разрозненно,
    из-за углый ветер – с кознями
    с часу раннего до позднего,
    на себя порой досадует;
    облака глаза царапают –
    так светлы они, серьёзные.
    Но весна, терзая – радует!


    Июль

    Тяжело наклонился жасмин,
    лепестков мишурой по-июльски
    бойко ветер играет один,
    и дождливо всю ночь…


    Август

    Песочница пуста,
    на даче нынче дети,
    играет с ветром пух,
    то вял, то оживлён.

    Уныло группой коз
    повытаптан газон:
    та-та-та-та-та-та…
    И щедро солнце светит.


    Вдохновение /Оно выживает и в переполохе.../



    Оно выживает и в переполохе,
    оно – немота и безудержный вой,
    оно – в безусловном, бесхитростном вдохе
    и в чистом падении вниз головой.

    Оно ненасытно, и лжёт предвкушенье:
    создать – безнадёжно, утратить – пустяк,
    пьянящим потоком струится под кожей,
    и сверлит виски, и коверкает шаг.

    Едва ли мученье, оно – сокричанье,
    свежо и нарочно, попробуй отринь!
    Как втуне исчезнет – ты съеден печалью,
    а вот уж вернулось, есть жизнь, и amen.


    Заманчиво побыть английской Мэм...

    ***

    ................................В час отлива возле чайной
    ................................я лежал в ночи печальной,
    ................................говорил друзьям об Озе и величье бытия.
    ................................Но внезапно чёрный ворон
    ................................примешался к разговорам,
    ................................вспыхнув синими очами,
    ................................он сказал: «А на фига?!»
    ..........................................................................А.Вознесенский


    Заманчиво – побыть английской Мэm!
    Вкусить, проснувшись, маффин и грейпфрут
    (овсянка забываема совсем)
    и посягнуть на королевский труд:

    с полсотни шляп отвергнуть с пониманьем,
    десяток подданных отслушать со вниманьем,
    вздохнуть о «Саде на воде»* по фото
    и летний утвердить бюджет охоты;

    назначить ордена за песни, за пиратство,
    за то да сё, распорядиться вкратце
    поминками, крестинами, вздремнуть
    старухой... «Nevermore!»** – икнуть.

    ______
    *Королевская резиденция в Шотландии «Рай в горах»
    **никогда больше (англ.)


    Русалочьи забавы /полиптих/

    ***

    Не позарься, любезный дружок,
    на русалки ржаной пирожок,
    чары дев – беда всё одно,
    ждёт-пождёт она прошептать
    «ах ты, душка»;

    не узнай роковой смешок,
    а подашь спроста гребешок, –
    в сеть волос тебя и на дно
    некрещёных младенцев встречать,
    глупый служка.


    ***

    Доплеснула – морочь, заигрался сердечный,
    поделом ему тронуть нечесаных дев!
    Нынче этот посмел хлопотать о тебе –
    самый чуткий, талантливый (грешный),
    но избавься, когда-то к нему охладев.


    ***

    Мрачных не задев перил,
    тень Авроры пролетела.
    Ты курил и говорил,
    я на профиль твой глядела.

    Пой, Орфей, другому дню!
    Я Сиреной пылкой стану
    и назавтра изменю
    Мировому Океану.


    Натюрморт


    Вот Белые Лилии в свежих чепцах,
    тра-ля-ля,
    и спелые Груши, пречудные сбоку
    (ого!) 


    На столик, на столик их все!
    Да что в этом проку:
    вот ветер подует и – ах! –
    сбегут погулять.


    Сэр Питер Бург вас приглашает...

    ***

    Сэр Питер Бург вас приглашает в гости!
    Вы взяли трости?

    Коль вы беспечны – после не взыщите!
    и зонт ищите.

    Уместна шляпа, туфли без изъяна,
    вернётесь… рано!

    Внимать канве крылатых выражений
    влечёт вас Гений.

    Он даст сполна потерь и обретений,
    и несть сомнений.

    Снесёт Борей бедовую лодчонку,
    садись, девчонка!

    Сэр Питер Бург
    вас приглашает в гости…


    Белая Ночь на Фонтанке

    Причитала над Фонтанкой дама Ночь дезабилье,
    обронила Ночь в Фонтанку драгоценное колье,
    обронила не подарок, обронила талисман,
    заклинания шептала,
    на воде огни считала:
    – Ах, обман, опять обман!

    И сама-то заварила, и расхлёбывай сама…
    Равнодушно проходили люди поздние – в дома,
    им, усталым, безразлично, как утрачено добро;
    любопытствовали – кони:
    на Аничковом на троне
    не лежит ли серебро?

    В этой горести бледнея, поубавила часок.
    Лился злее и смелее соловьиный голосок,
    за оградами белели безучастные к труду
    изваяния в аллеях –
    словно зубы Гименея,
    задремавшего в саду.

    Время Ночи на исходе, на исходе чудеса;
    уложила шёлк восточный на сплетённых волосах
    и, задумчива, не сходит с безупречного холста –
    там, где кованая рамка
    у неправильного замка
    и фальшивого моста.

    ___
    Коллаж собственный


    Шляпные страдания /к автопортрету/

    к автопортрету

    ***

    Взять ли мне заветну шляпку
    да на Средний на проспект?
    Всяк профессор бросит папку,
    чтобы высказать респект!

    Если ж вдруг навстречу милый,
    наизнанку макинтош, –
    устоять никак не в силах,
    по-купальски* запоёшь!



    ***

    Моль подавится ушанкой,
    мне не страшен ледоход,
    прошвырнусь на пляж в панамке,
    пусть под утро минус пять.



    ***

    Не печаль, сырая туча,
    не студи коленки, ветр,
    милым к сердцу найден ключик –
    на макушке шляпка-фетр.



    __________
    *Семейно – бытовая обрядовая поэзия (в частности, свадебная песня) с образом Купалы, как покровительницы, заступницы женщин.


    Господин с жёлтыми усами

    шарж на художника-оформителя В.Потёмкина


    Жил у берега Фонтанки,
    как у взлётной полосы,
    господин честной осанки,
    бледный, жёлтые усы.

    С ним жила седая дама;
    нету доки на грешки,
    господин cвивал упрямо
    философию – в стишки.

    Был в забвенье оформитель,
    но сдаваться не хотел
    и на мир взирал, как зритель –
    на абсурд и дефиле.

    Пусть опаздывал нередко,
    но на службу приходил,
    там сидел на табуретке
    и без продыху курил.

    Был он снобом, если честно,
    мог на грудь слегка принять,
    обожал эскорт известный
    над Фонтанкой созерцать.

    Но, однако ж, часто, часто
    шёл слабеющей ногой
    (не суди его пристрастно)
    в город тёмный и больной:

    с летней площади фонтанной,
    вспять от Мойки, как домой, –
    вдоль Кривуши брёл желанной
    с неизбывною тоской.

    Господин ценил трущобы
    и, вверяясь всем летам,
    он считал, что верной пробы
    жизнь бывает только там!

    Господин честной осанки,
    бледный, жёлтые усы,
    жил у берега Фонтанки,
    как у взлётной полосы.

    …Лики «Евы и Адама»
    не рождённые – белы,
    дома кисти, гипс и дама,
    все заполнены углы.


    Городские галки


    То веером, то кольцами, то шалью –
    фигуры строя, в небе галки мчались.
    Как будто с сожаленьем и печалью,
    согласно волновались и кричали.

    Был вечер только окнами расцвечен,
    был дом – очаг усталый, в сон идущий,
    не птицы – пепел взмётывался к тучам,
    а покрик раздавался – человечий.


    Под крыльями земля синела днищем, 
    из края в край искрилась, остывая.
    А лёгкая, манёвренная стая, 
    о непернатых что-то понимая, 
    в эфир несла свою заботу птичью.


    После представления

    Художнику-cценографу Родиону Танаеву (1963-2018)

    В лугах занавесной парчи

    золотые мерцают цветочки.

    Притворщик в дырявых носочках

    без туфель – отменно молчит.

     

    В тот час уже не скрипит

    у выхода половица,

    дрожит секундная спица,

    сироткою шар висит.

     

    Забавы и фальши знаток

    приметил в окошке движенье,

    не публик имущих скольженье

    туда, где оплачен биток.

     

    Мальчонка, измотан уже,

    как arlecchinata он хнычет

    для няньки и пальчиком тычет

    в коробочку из-под драже:

     

    – Ведь клоун конфетки не съел?

    Скажи, а не болен он, няня?

    Мышонку не страшно в кармане?

    Быть может, удрать он успел?

     

    Ах, няня, мне надо бы знать,

    что пёсика не запирают,

    вернёмся! – И он уж рыдает,

    а няньке его утешать.

     

    В окошке – движенье.

    Притворщик в носочках,

    Секундная стрелка …

    Нет, занавес!







    Нева-Невейна



    Нешуточное Невских вод смеженье,
    участливые всхлипы с продолженьем,
    то здесь, то там волна, поспев, дробится,
    и как условны берегов границы!

    Всегда готова час-другой оспорить
    и держит ноту «Va, pensiero» в хоре*
    на берегу чухонского бассейна
    чревоугодная Нева-Невейна.












    ________
    *«Лети, златокрылая мысль», «Набукко» Дж. Верди


    Эта женщина права

    Ирине Сгибневой, театральному режиссёру/Рига/



    Гаснет свет (изъян эпохи), но Мадам хватает кисть:
    клоун, карлик кособокий – акварелью налились.

    Не снимай, паяц, улыбку, дай в сырой ночи ответ:
    этой хрупкой Дамы скрипку ты расслышал или нет?

    Ты, мерзавец и опоек, не освистан, не польщён,
    над твоей могилой воет эта Баба, дух твой вон!

    Тем – начну… С цуккини нежным, что сулит здоровью рай,
    Леди в поисках прилежных путешествует online.

    За окном взбесилось море, чахнет в садике трава.
    С «Миром»* всем о вкусах споря, эта Женщина – права!

    Надкусив макушку кекса, Госпожа вперяет взгляд:
    – Нет беды, священней секса, нет весомей – клоунад!

    Мир падёт и вновь воспрянет, сути следуя мужской,
    но вполне приличным станет лишь под женскою стопой.

    Так пускай себе глотает золотую пыль торгаш!
    Что Мадонна нынче справит, знать, возьмёт на карандаш.

    Что, как душу продал Диве? Что, как жизнь – не для услад?
    Секса нет, любви правдивей, нет священней – клоунад.

    __________
    *Социальная сеть МОЙ МИР@mail.ru


    Кариатида и Атлант

    – Ах, оставьте, ах, оставьте,
    переплавьте и разбавьте!
    Ваши пламенные речи
    для другой держите встречи,
    сбавьте гнев, в глазах горящий,
    грозен он, вулкан не спящий,
    разнимите рук сцепленье,
    скройте резкое движенье,
    жалких стонов избегите,
    аргумент приберегите,
    губы-струны разожмите,
    штрих бровей восстановите,
    переплавьте гнев на милость,
    наша встреча вам приснилась!

    – О, довольно! О, доколе!
    В вас желал я лучшей доли:
    как с Мадонной – умиленья,
    как с Эвтерпой – упоенья,
    и – как с Нимфою – томленья,
    но пред вами – фавн для мщенья!
    Скоро ж гаснет чудный пламень,
    вновь душа хладна, как камень!
    Я раздавлен, вспорот, скован –
    вами, вами околдован!
    Но, однако, погодите,
    всё подвластно Афродите,
    «ах, оставьте, ах, оставьте...»,
    сгину пусть! – со мной лукавьте.



    Марш



    Посвящаю деду, П.П.Кащуку (1915-1986)
    http://moypolk.ru/soldiers/kashchuk-pyotr-porfirevich

    Дрогнет сердце пятым тоном –
    с Ленинградским метрономом,
    точен шаг его и скуп,
    «бу, туп, бу, туп, ...» –

    для скорбящих не умолк.
    Марширует в День Победы
    братство прадедов и дедов –
    полк, полк, полк, полк.

    Голос комнат опустевших
    и руин оледеневших,
    лом в охвате бабьих рук –
    стук, стук, стук, стук.

    Под крылом кровавым стяга
    испытать несметных тягот
    их принудила война –
    сполна, сполна.

    Отдавали жизнь солдаты
    за Отчизну, как за брата,
    за поруганную честь –
    месть, ...

    Не опишешь на бумаге,
    как от Грозного до Праги
    тяжко землю вызволять –
    километр, метр, пядь.

    Нам хранить наследство деда,
    совмещая след со следом,
    и о чём не смел сказать –
    знать, знать, знать, знать.

    Дрогнет сердце пятым тоном –
    с Ленинградским метрономом,
    точен шаг его и скуп,
    «бу, туп, бу, туп, ...»

    Боевых походов ленты
    сплетены одним моментом –
    всех бессмертных поднимай,
    Май, Май, Май, Май!


    Bestia Петербург

    Прострелом в спину – здравствуй, Петербург,

    дар,  fat, душа и вечное проклятье,

    и счастья и предательства печать ты.

    Стреляй же точно в спину, "Питер-БУРХ"!

     

    Ты, бледный и больной, всё так же нужен –

    и стёртые о цепи зубы львов,

    и псов твоих осипших лай по стуже,

    всяк час я сострадаю мощь оков.

     

    Новы, знакомы (как же пахнут дурно!)

    все коридоры-улицы твои,

    строги их лики там, а здесь – сумбурны,

    каким сваял тебя творец, живи!

     

    Вериги белых суток не ржавеют,

    здесь дамам кавалеров приглашать,

    Минерве, да, Кассандре, той, с Энеем, –

    profanum vulgus зрелищ подавать.

     

    Здесь ветром подпоясан, век в молчанье

    царь Пётр не склонит медной головы,

    когда мелькнёте крошечные вы,

    совокупясь в регистре иль венчаньем.

     

    Не упусти же ветра шлейф коварный,

    терзание чахоточных и дам,

    о, bestia благословенный, странный,

    бог эпитафий и эпиталам!







    Грабли


    О, здравствуйте, те же грабли!
    Вас ругают, вас не ценят ни …грабельки.
    Не огорчайтесь, по-человечески трудно вас понять.
    Вы – всё те же, никакого разнообразия, даже занудство, разлеглись…
    Существует ли перерождение кого – в грабли?
    Как-то глухо пишут…
    А вот, если, даже интересно.
    Люди всегда меняются: гардероб, сильно оплаченный окрас волос, новые зубы, много всего, так хотят, алле-оп!
    Вы – всё те же, не доступны пониманию.
    Вы – как gadgets, но никогда не в моде.
    Cказано: на вас наступать – это и есть опыт, целебный, может стать!
    Опыт – это возможность помудреть, если помножить на ум, говорят.
    Видимо, есть кому интерес – настойчиво раскладывать и раскладывать вас на тропе жизни.
    Может показаться несправедливым, что кому-то многовато, а вот…
    Иным – плевать и не обидно.
    Недавно в газете было: «Трижды уронили честь мундира…»
    Злятся, увы и ах, а надо бы благословить.
    Общие на всех грабли, аллегория возможности
    (ум помножен на опыт),
    цвет отсутствует,
    не пахнут.
    То-то и оно-то…


    Орех


    По инею скачут вороны
    на школьном на поле:
    орех притащили,
    то лапкой, то клювом его
    (до первых снегов
    им охота насытиться вволю!),
    и вот с тридесятой попытки
    орех раскололи,
    но тут огорченье:
    под панцирем нет ничего.

    Ничтожен конфуз,
    и надежда, как птица, крылата:
    достанется впредь
    не труха и сухой червячок
    тому, кто бодра, терпелива,
    нагла, ноздревата!..
    Газон не пустует,
    уже прибежали ребята,
    откинуты бутсой
    скорлупка и мокрый сучок.

    Коронным прискоком
    вороны закончилось дело.
    Однажды случится весна
    и иссякнет мороз,
    напористый, звонкий ручей,
    и вожатый умелый,
    и бот рукотворный –
    завертятся споро и смело.
    В путь, «Крепкий Орех»,
    и да здравствует me-ta-mor-phose!



    В галёрке – людно...

    ***

     

    В галёрке – людно, в партере – ленно,

    в буфете – пусто, в кулисе – душно.

    Качнулась сцена обыкновенно,

    упал и умер актёр мгновенно.

     

    Оркестра звуки ещё взлетают,

    и Quanto e bella* все ожидают,

    и всё картинно, и ночь степенна,

    луна лишь знает, она кивает.

     

    Толпа свистела в пылу протеста,

    а после тело снесли на место.

    И был персона уполномочен,

    в делах удачен, в расчётах точен.

     

    С мерцаньем света поликандильным

    вздыхалось чинно и изобильно.

    Не только музе радеть о дельном –

    о бедной маске, о Quanto e bella»!

     

     

     

     

     

     

    _______

    * «Quanto e bella» – песня из оперы Гаэтано Доницетти «Любовный напиток»

     




    "Те-перь на-всег-да!"


    …Спешит по улице невзрачной
    любовник старый и красивый.
    Полночный поезд новобрачный
    плывет в тоске необъяснимой.
    И. Бродский



    Уложены вещи. Закрыт саквояж.
    Вот-вот и помчит на вокзал экипаж.

    Под бледной рукою трещит телефон…
    – Я Вас не прошу прибывать на перрон.

    Почтовые карточки примет камин –
    охотней, чем их посылал господин.

    Кривится сквозь тюль золотая луна,
    о да, обновится не только она!

    Перчатки и шляпу, на лестницу – вон,
    отель Ваш – тесней, чем купейный вагон!

    Вернуться сулит дождевая вода?
    Нет! Сердце стучит, что те-перь на-всег-да!


    Песня нереиды

    Я нимфа, нереида,
    в речном родном краю
    на валуне зелёном
    уселась и пою.

    Щекочет мне колени
    блестящей рыбки хвост,
    она всё ловит тени
    порхающих стрекоз.

    Сестра моя наяда
    из горного ручья
    шлёт лепестки к нарядам,
    их собираю я.

    Я нынче шью на диво
    тунику из листвы,
    вот облачусь под ивой
    и в волосы – цветы.

    Нежна и беспечальна,
    от грота моего
    назавтра отлучаюсь
    сопровождать богов.

    Возлюбленной женою
    пирующим явлюсь,
    рождение героев –
    удел наяд и муз.

    Капризы властелинов –
    не шутки наших дней,
    но их сердца – в долинах
    таинственных напей.

    Здесь чутких дев круженье,
    их песни, игры, смех,
    и всё – для настроенья,
    для грёз и для утех.

    Я нимфа, нереида,
    в речном родном краю
    на валуне зелёном
    уселась и пою.

    Лови, подруга рыбка,
    серебряную нить,
    и вот ещё улыбка –
    запомнить и забыть.


    Однажды в погоне за пеной морскою...

    ***

    Однажды в погоне за пеной морскою
    река потеряла названье своё,

    зато познакомилась с шумным прибоем
    (как спутницам он вдохновенно поёт!),

    минутку с приливной волной веселилась,
    щекою коснулся громада-утёс,

    и – в бездну за сонмами искр опустилась,
    а соло прощальное ветер унёс.


    Колыбельная ДК, на конкурс

    Спи, усни, родной сынок,
    нежная ладошка,
    забралась под тёплый бок
    плюшевая кошка.

    Ночью в ящике стола
    шепчутся рисунки,
    паровозик из угла
    прозвенит на струнке.

    Куклы в доме заведут
    тихую беседу
    и у ног присесть дадут
    зайчику-соседу.

    Наконец-то сон возьмёт
    мишку заводного,
    греет душу и ему
    ласковое слово.

    Птичка щёлкает в часах
    тише, тише, тише,
    из укромины впотьмах
    верный Дрёма вышел.


    Спи, усни...


    Одиночество в дюнах



    Где счастье, дело жизни, где любовь?..
    Кто рассудил, что скучно в одиночку?
    Вычерчиваю взглядом вновь и вновь
    единственную горизонта строчку.

    Неспешно берег меряет волна
    в локтях, саженях,
    шепчет и ворчит,
    Здесь тайны поднимаются со дна,
    здесь каждый камень золотом блестит.

    Из жизни чьей скруглённый черепок
    меня на дюнах царственных нашёл?
    Вдруг чайка – ах! – язвительный смешок –
    кричит, что кто-то пожил хорошо.

    Ей невдомёк, что тошно в одиночку
    сидеть, уставясь в горизонта строчку...


    Тих и душен угол съёмный...

    К картине «Клоун» Василия Шульженко (Москва)


    ***

    Тих и душен угол съёмный,
    чердака полночный плен,
    непременный стон колен,
    многоточие помпонов...

    Здесь в разгар небесной тризны*,
    сам-то цел и невредим,
    белолицый Никодим
    всё вздыхает с укоризной:

    – Эх, сердечный мой напарник,
    где ты странствуешь теперь,
    шапито открыта дверь,
    жив-здоров инспектор-скарбник,

    место свято на канате
    на везенье, на беду,
    по душевному стыду
    помянул тебя, приятель.

    А по крыше тихо катит
    запоздалая луна,
    не противится она
    ветра зову и объятьям.


    На межзвёздном на манеже –
    та же тризна, вечный пир,
    но уже свой балансир
    милый друг надёжно держит.


    ___
    * беспокойство


    Сон


    Глаза закрою, вот он –
    Поезд Времени,
    вокруг ни признака
    живого племени,
    да сам-то пуст
    и движется ли он?

    Всё вдаль жилище ночи,
    мне измерить ли?
    заволокло густым туманом в прерии
    один конечный нежилой вагон.

    Но, боже правый,
    стоит ли разгадывать,
    куда и свет
    и звёздный вихрь исчез?

    Открыть глаза!
    и больше не разглядывать
    немой и прочь скользящий
    Тайм-экспресс.