Где-то вдали декабрём зазвучало.
Серый закат и холодный туман.
Ворот плаща приподнявши линялый,
Бродит по городу рыцарь Тристан.
Дёргает ветер щеколды калиток.
Палой листвой захлестнуло дворы.
Кто же, о рыцарь, любовный напиток
Пьёт на исходе осенней поры?
Рыцарь, всему своё время и место!
Бросьте чудачить, вернитесь домой
И позабудьте чужую невесту,
Ставшую чьей-то чужою женой.
Но, зажимая былое, как рану,
Номер Изольды храня не к добру,
Рыцарь айфон достаёт из кармана,
Слышит – Aлло?... – и молчит на ветру.
* * *
Снова осень на восьмом десятке...
Господи, не дай узнать ответ,
Сколько лун со мной сыграют в прятки,
Сколько вёсен впереди и лет,
Сколько зим промчатся белогриво,
Сколько книг смогу ещё прочесть?
Крепок дом – но на краю обрыва.
Ясен ум – надолго ли? – бог весть...
* * *
Давай грозу в кофейне переждём,
Где ароматно, людно, голосисто,
Где нерушим промоченный дождём
Союз аборигена и туриста!
Пока над кофе пар до потолка,
Мы тихо поприсутствуем при действе,
В котором гид гостям издалека
Рассказывает о Святом семействе.
Ах, этот гид! Он слушателям рад,
Забыв, что не оплачена квартира,
Что нездоров, что десять лет назад
В Твери играл он Гамлета и Лира.
Он трудится, всем прочим не в пример.
Он лицедей! Он настоящий профи!
В тепле обсохнув, маленький партер
Внимает, позабыв про дождь и кофе.
– Благая весть... Мария... Назарет... –
Значительно ложится к слову слово,
И ничего важнее в мире нет
Паломникам из Тулы и Тамбова.
Четвёртый день их странствию идёт,
Досталась им гостиница поплоше,
Был долог путь и дорог самолёт,
Но Гроб Господень всё-таки дороже!
Гроза умолкла... В мир иных чудес
Спешит уйти, пересидев стихию,
Девчонка в синей форме ВВС,
Похожая на юную Марию.
Сейчас она перешагнёт порог
– южаночка, кокетка, недотрога! –
И, заглядевшись, русский паренёк,
Поймёт, наверно, давний выбор Бога...
* * *
Поэт, перешедший на прозу,
От долгих усилий устав,
Казался себе паровозом,
Что тянет тяжёлый состав.
Когда-то, не зная предела,
Порхали душа и рука,
Но горестно вдруг оскудела
Былых вдохновений река.
Струна ли какая порвалась?
Иссяк ли звенящий металл?
На свете ли рифм не осталось? –
Стихи он писать перестал.
И стало страшнее напасти,
Мучительней адских котлов
Бессилие складывать страсти
В прекрасную музыку слов...
Но как бы гортань ни болела,
Не может молчать соловей!
В итоге явилась новелла.
Другая, и третья за ней...
Подружка, читая, рыдала.
Друзья целовали взасос.
Суровый редактор журнала
Покашляв, – Беру! – произнёс.
Успех, увенчавший работу,
Раздвинул судьбы окоём.
Да, это был брак по расчёту,
Но дети рождались и в нём.
И всё же, как в сердце заноза,
Мучительный длится сюжет:
Поэт, перешедший на прозу, –
Хоть бывший, а всё же поэт!
Никто не прочтёт на странице
Всех миру невидимых мук,
А он по былому томится:
А может?... а если?... а вдруг?...
п. К.& Ko
Город обезлюдел великаний.
Почему? Да вот поди проверь...
Меж огромных опустевших зданий
Лилипуты бегают теперь.
Площадь густо норками изрыта.
Кто залез – того уж не достать.
Мелкой дряни, очень плодовитой,
Великаньи города под стать.
Эх, раздолье! – на канатах пляшут,
Королю с подобострастьем врут,
Локотками действуют и «нашей»
Землю обретённую зовут.
«Ново-Великания»! – как лестно! –
Аж под сердцем сладкий холодок!
Всё наглей себя считает местным
Новосёлов радостный поток.
Обозрев с прибытием округу,
Личный обустраивают круг,
Письма шлют хвалебные друг другу,
Соблюдая равенство услуг,
За спиной показывают фиги,
Говорить пытаются баском,
Переводят великаньи книги
Куцым лилипутским языком.
Ну а если кто чужой заглянет,
Тем виновный, что не лилипут, –
В ржавые котлы забарабанят,
Запищат, завоют, заплюют.
Дрянь такую изведи попробуй,
Если ты не с флейтой Крысолов...
К лошадям разумным хорошо бы,
Но и там засилие ослов.
____________________________
* * *
В движениях давно уже не скоры,
С остатками ушедшей красоты,
Стареют знаменитые актёры –
Любовники, герои и шуты.
Стареют гранды публики и кассы,
Носители наград и степеней,
Кречинские, Раскольниковы, Вассы,
И с каждым днём их осень холодней.
Век новых отрастил себе кумиров –
Любой певуч, красив и легконог,
А у моих Тригориных и Лиров
Дыханья нет на длинный монолог.
Когда-то в день и пару пьес, и боле
Они играли, не сочтя за труд,
А вот теперь живут на корвалоле,
На юбилеях с кресел не встают;
По месяцам не выезжают с дачи,
А после – чёрных рамок остриё,
Венки, цветы, процессии – и, значит,
Скудеет поколение моё.
И, наконец, в финале представленья
Туда, где ни сияния, ни тьмы,
Все отыграв надежды и сомненья,
С привычной сцены спустимся и мы.
И лишь одну мечту уносит каждый
За горизонты далей и времён,
Что Бог поднимет занавес однажды
И все живыми выйдут на поклон...