Папы нет, и мамы нету,
Пусто стало за спиной.
Одному теперь по свету
Меж сумою и тюрьмой.
Меж обид и утешений –
Кто? Куда? Зачем? Кому ?
Меж признаний и забвений
Продираться самому.
Через джунгли и пустыни,
По капризу, по судьбе,
От рождения к кончинe,
От себя, вперед, к себе.
Поросли надежды былью,
Лишь с наследством повезло –
Только корни, только крылья,
Только мамино тепло.
Неприкаянный как ветер,
Докатился до седин.
Размечтавшись, будто дети
За спиною. Как один.
Geneva 2021
Уж собраны камни,
И ворон кружит.
Ни меди в кармане,
ни слова.
Осталось гадать -
Что Фортуна решит
С наследством моим бестолковым?
Мечтать как мгновенье однажды придет,
И будет повсюду открыто
Стоять в википедиях имя мое,
Чьи рифмы давно позабыты.
А может напротив - в грядущие дни
Мир краской иной заиграет,
И станут цитировать строки мои,
Про автора не вспоминая.
И выбора нет – выбирать обречен.
Стихи иль посмертная слава ?
И сохнуть от жажды над чистым ключом,
Подобно ослу Буриданову.
Спасибо Вам,
планов лихих громадье,
За сказку, поросшую былью,
За то, что утешили эго мое,
И Господа повеселили.
Geneva 2021
Пусть грехи и заслуги отпущены,
От ответа никак не уйти
За забытое прочно грядущее,
За былое, что ждет впереди.
За упущенные столетия,
Непотраченные долги,
И что мимо прошел не заметив
Я протянутой с неба руки.
Отвечать мне по форме и сущности
За намеренья и за дела,
За возможности что упущены,
И за те, что судьба отвела.
Что на вкус, раз не вышло по совести
Фантазировал, действовал, жил,
И влюблялся совсем не в достоинства,
И порок осуждать не спешил.
Не шпаргалкой ведом, а наитием
Я по полной отвечу шкале
За мучительный мой, унизительный,
Восклицательный срок на Земле.
Geneva 2019
КАЗИНО
Полдня ушло, как будто бы пол-жизни,
Как пол-тысячелетия в песок,
Их замыслам, делам, триумфам, тризнам,
Ни места не нашлось, не вышел срок.
По счастью, есть в запасе и другая
От жизни долька радостей и бед,
Куда б ни заносила нас лихая
Фортуна, обгоняя тьму и свет.
По счастью есть чудесное мгновенье
Чтоб камни разбросать, едва собрав,
Сбивать мозоли, наслаждаться ленью,
И сомневаться, если трижды прав.
И разойдясь, судьбу пустить на ветер,
И выстоять в жестоковыйный час,
Когда одним щелчком взрослеют дети,
Чтоб дальше полететь уже без нас.
А нам вступать в итоговую фазу,
Где снится на покое вечный бой,
И счастье, чтя философов наказы,
На всякий случай разбавлять бедой.
И падать, и вставать, смеясь и плача,
И дальше жить, ладонь храня на лбу,
Как в казино, где каждый неудачник
Переломить надеется судьбу.
Geneva 2019
Спасибо жизнь за все, за эту старость,
Где книги, звезды и заросший сад,
И память обо всем что мне осталось –
Январский зной, июльский снегопад.
За завтра, где смышлен хотя и молод,
И дням счастливым не видать конца,
И дети юны и послушны снова,
Внимая знаку каждому отца.
За прошлое поклон, за эту милость
Слова ценить не меньше чем дела,
За ту любовь, что к счастью не случилась,
За ту, что прямо к счастью привела.
За радость, что с бедой делила ложе,
За строки, что витали между строк,
За лишний день, что прежних всех дороже,
Подкинутый Фортуной на порог.
За миг, что растянулся на два века,
За лжи бальзам и откровений яд,
За сон и явь, где ночь, фонарь, аптека,
Где книги, звезды и заросший сад.
Geneva 2018
Охотник на мамонта, предок мой всласть
На стенах пещеры малюет.
Мечтанья а странном – заразная страсть,
Опасна в эпоху любую.
Другой предок моей
Средь Синайских песков
Бредет в Моисеевой свите.
Златого тельца, и Пророческих снов,
И манны небесной любитель.
В комфортной тени Пиренейской гряды
Приходится третьему туго,
С востока теснят крестоносцев ряды,
Полки мусульманские - с юга.
Уже Ренессанс правит яркий свой бал,
Прапра- моему снова муки,
Давно бы в ряды эти славные стал,
Да Торой повязаны руки.
Двух тысячелетий отеческий дым,
Два берега. Две панорамы,
И виться мне мостиком перекидным,
Соху обручив с Инстаграмом.
И видеть как, Знанья крупицы коря,
Расцвел Homo Sapiens бренный,
И вровень с Богами поставил себя,
Дав смысл заблудшей Вселенной.
Потомок надменный мой, сверхчеловек,
Не знаю уж Бог или киборг,
Каким ты увидишь дестокий сей век,
Что нас в современники выбрал?
Воздашь ли по чести делам и словам?
Спиральны Истории спицы :
Отцов с пьедестала смещать - сыновьям,
Отцам - сыновьями гордиться.
Поймешь ли, меня пожалев и простив,
Как, веры не зная и меры,
Прошел стороной свой отрезок пути,
Малюя на стенах пещеры?
Вот так, не ценим и не понят детьми
И миром (враги исключение),
Листаю придирчиво годы свои
С большим неудовлетворением.
Мои современники с первого дня
С удачей дружны и с победами,
По полной программе они (без меня)
Признанье и счастье отведали.
Я рвался из кожи, из жил, из оков
За ними стремясь, преуспевшими,
Нажив в результате и тьму синяков,
И зависть, давно потемневшую.
Года нанесли слой культурный морщин,
Я брел, колеи своей пленником,
И вдруг осознал, что в забеге один,
Сошли уж давно современники.
Как сладко шагать на своих на двоих,
Поняв, что не понято многое,
Что первый, поскольку последний в живых,
Хотя неизвестно надолго ли.
Тщеславия крылья возносят ко дну
Сквозь хохот и шиканье зрителей,
Потерь не считаю, одно на кону –
Подольше побыть победителем.
И жизнь словно пьесу играя с листа,
Хмельным от росинки от маковой
Сизифом карабкаться на пьедестал
По лестнице лунной Иакова.
Geneva 2017
Кого я призову в последний миг
Счета сводить иль попросту обняться?
Потухла рампа, гул подмостков стих,
И я схожу со сцены, чтоб остаться.
Останутся семья, друзья, враги,
Ученики, плоды трудов научных,
И если повезет, две-три строки,
Естественно, совсем не самых лучших.
Но пропадут: влюбленность школьных лет,
И липкий страх шпаною быть избитым,
Мех-мата МГУ отцовский свет,
Разборки у семейного корыта,
Сестры потеря, вслед за ней отца,
Детей приход, читателей признанье,
И опыт горький, как вода с лица,
И с Родиной как с юностью прощанье,
И этот сплав судьбы, воды, огня,
И страсти эмигрантской одиссеи,
Другая жизнь, семья и колея,
Другие годы, что бегут быстрее,
Все сгинет: что нахапал, что раздал,
Что заработал, получил как милость,
И та слепая ночь, глаза в глаза –
Все то, что описать не получилось.
Ах если б к детям пара строк моих
Пробилась чудом в уши, в души, в двери !...
И даже к старшим, от подруг былых…
Такая чушь, но как приятно верить.
Geneva 2017
Ни взлететь, ни нырнуть, ни уйти,
От Земли до небес только шаг,
Извиваюсь форелью в сети,
Миг свой судный сжимая в руках.
Уродившись не там и не в срок,
Чтоб добра от добра наскрести
С магистральных сошел я дорог
На сомнительные на пути.
Башмаки и душа сбиты в кровь,
Жил, то шум поднимая то пыль,
И клонился, и падал, но вновь
Распрямлялся, как в поле ковыль.
То обласкан судьбой, то гоним,
Утвердился с годами в одном -
Тот бессмертен, кто незаменим,
Потому их и днем, и с огнем.
Звездный след на стекле молоком,
Жизни нашей причудливый срез,
Как заманчиво, как нелегко
До Земли дотянуться с небес.
Geneva 2017
Такой набатной тишиной
Окутан сад, опутан вечер,
Что миг прекрасный бесконечен,
Как мимолетен срок земной.
Смешалось все – провал, успех,
Любовь, желанье, деньги, время.
Тобой отброшен, принят всеми,
Солдат бумажный для утех.
Ждет подлеца и храбреца
Одно и то же завершенье,
Жизнь не игра и не служенье,
А краткий отпуск мертвеца.
Как ни подсчитывай, а их
Гораздо больше, чем живых.
Виват Фортуне, ведь она
На радость нам и в наказанье -
Тюремный срок за страсть к познанью,
За мысли странные цена.
До дна исчерпан шар земной,
Теснят смиренные кладбища,
И мы покой и волю ищем,
И в этой жизни, и в иной.
Geneva 2017
Жизнь бесконечна, сроки наши кратки,
Как ни крутись, но на исходе дня
Одни воспоминания в остатке,
Единственная собственность моя.
Металл, что ни мехов, ни ожерелий,
Ни хлеба, ни лекарств и ни воды,
Ни табака, ни крыши, ни постели
Не купит. Не укроет от беды.
От лести вялой, дружеских наветов,
Навязанных и вожделенных пут,
От яркой тьмы, зияющего света
Воспоминанья, к счастью, не спасут.
Вдову не обнадежат, гор не сдвинут,
Старения не знают и конца,
Зато подобно драгоценным винам
В цене растут по дням и по сердцам.
Судьба взывала шепотом, набатом,
Но глух и слеп был к истинам благим:
Лишь тем богат, что раздарил когда-то,
И жив, покуда памятен другим.
Жарой февральской, августом морозным,
Через мечты, эпохи и моря
Воспоминанья, как любовь и воздух,
Единственная собственность моя.
Женева 2016
Мы философии учились не за книжками,
За все брались, пускай ни в зуб ногой,
Усвоил через синяки и шишки я,
Что не Господь судья нам, а Другой.
Что, как у Сартра мраморно изложено,
Мы есть, когда Другой на нас глядит -
Костьми ложимся, и душой, и кожею,
Гордыню ощущая, страх и стыд.
Тасует Время встречи с расставаньями,
И каждый день - хвалим, гоним, любим –
Как первоклассник, с сердца замиранием
Оценки жду, поставленной Другим.
Ах этот взгляд–рентген, эфирный, каменный,
Кто Вы, Другой – чужак ли, недруг, брат?
Хранитель мой, Фортуною поставленный?
Мой Черный Человек, мой рай и ад?
Жил, к лишнему стремясь и нужным жертвуя,
К вершине шел ведушей вниз тропой,
И подражад Другому столь усердно я,
Что есть надежда даже стать собой.
На реках Вавилонских…
Растает суета как воды вешние…
Мне столько зим, что видятся во снах
Родни моей стенанья безутешные
На тех, на Вавилонских берегах.
Молиться и мечтать мы были избраны,
Но обернулась бойней благодать,
И из Толедо как из рая изгнаны
В иных краях убежища искать.
То верою ведомы, то погромами,
К земле нас гнули, мы тянулись в высь,
Германскими и Польскими просторами
До матери России доплелись.
С ней столько было прожито и пройдено,
Но на изломе судеб, мест, времен,
Швейцарский санаторий нынче Родина,
Питание, покой и сладкий сон.
Жизнь - крестный путь от будущего к прежнему,
Не потому ль являются во снах
Младые слезы, звонкие надеждами,
На розовых Московских берегах.
Младые слезы, звонкие надеждами,
На тех, на Вавилонских берегах.
***
Не под фанфары - вьюжным полем минным,
То наваяв, а чаще наваляв,
Земную жизнь давно за половину
Прошел, так ничего и не поняв.
Мечтанья юности расплывчаты и сладки,
Но в круговерти праздников и дел
Не закрутил амуров с азиаткой,
И с негритянкой тоже не успел.
Дна океанского рукою не касался,
В других не разобрался и в себе,
И как у Буридана, не решался
На перемену в жизни и в судьбе.
Над правдой хохотал, над сказкой плакал,
Друзей вернейших метил как врагов,
И от детей от первого от брака
Сто тысяч лет не слышал добрых слов.
Живут же люди гладко, без помарок!
К чему грешил, метался и любил?
Когда бы мне другую жизнь в подарок,
То непременно все бы повторил.
Женева 2016
То подарком слывя, то бременем,
Напролом, поперек пути,
Мчал по жизни Машиной Времени,
Грезя место свое найти.
Меж закатами и рассветами,
Меж событьями дней иных,
Между песнями недопетыми,
Меж любимых, давно чужих
Прожигались дни как горючее,
И врагов держал за друзей,
И чем хуже было, тем лучше мне,
А чем лучше, тем тяжелей,
Остановленные мгновения,
Шарик вертится голубой,
Жить Машиною Безвремения
Сладкий, каменный жребий мой.
Geneva, 2016
Морг
А люди уходят отсюда
Туда, в никуда, в зазеркалье,
Уходят беспечно, как будто
Нашли что так долго искали,
И в сладком отечества дыме,
Обиды на после оставив,
Уходят дождями косыми,
Чтоб в радужной арке растаять.
И я в этом вечном потоке,
Где обло, стозевно и лаяй,
Где место рожденья и сроки -
Вот все, что с собой забираем,
Веленьем судьбы иль случайно,
Каникулы спутав и будни,
Но именно в храме печали
Поняв, что иначе не будет,
Что знанье рифмуется с мукой,
Просветы сменяют ненастье,
Что страсть предвещает разлуку,
И счастью не быть без несчастья.
Потому что месяц здесь вверх ногами,
И конец декабря означает лето,
И повсюду папоротника пламя,
A преступности и в помине нету,
Из Европы лета целая вечность,
Пояса часовые стянув потуже,
Крестный путь, что казался когда-то Млечным,
Сладкий сон что кому-нибудь стану нужен.
Потому что гейзеров и вулканов,
И ручьев подземных здесь не считают,
Я слыву то гномом, то великаном,
Из воды в огонь что ни день ныряя.
То бесился с жиру, то лез из кожи,
Был любим-гоним в этом мире тесном,
Потому Фортуной сюда заброшен -
Это время ставит все на свое место.
Auckland December 2015
****
На Краю Земли
Так и сдох бы невеждой,
Не увидев однажды огни
Мыса Доброй Надежды
Синеглазой старухи Земли.
Здесь когда–то несмело,
Занесенные розой ветров,
Стали в ряд каравеллы
Расписных португальских купцов.
Кабальеро да Гама
Курс на Индию держит, упрям,
Узел двух океанов
На ходу разрубил пополам.
Жернова из вопросов
Одиночества, ссоры, любви,
К мысу этому нес я
Чуть живые надежды свои.
Но ответила гулом
Океана колючая гладь,
И мечта упорхнула,
Чтобы снова сиреною стать.
Вся в духах и туманах
Атлантида проходит вдали,
Тайна двух океанов
Синеглазой девчонки Земли.
Кейптаун. Март 2013
Году 2009
Сладко-горького выпало поровну,
Но маячит несбывшимся сном -
Как назло и обидам, и гонору
Ты войдешь с перебитым крылом.
Детским смехом растают мечтания,
Не сойдутся в пасьянсе пути,
От отчаянья и до раскаянья
Жизнь прожить, до себя не дойти.
Безвременья герои и пленные,
Ни ума не нажив ни палат,
Ждем - пождем что потомки надменные
Нас поймут, пожалеют, простят.
Модерновые, злые, трехжильные,
Но прикроем глаза и летим
Наугад, с перебитыми, крыльями,
Вдаль от прошлого, следом за ним.
Женева. Декабрь 2008
Год 2008
Годы - мера ненадежная,
Как узоры на окне,
Сколько их, меж пальцев прожитых,
Где-то числится на мне.
Сколько смеха, пота, лени,
И задумок, и могил,
И конечно же мгновений,
Тех что не остановил.
Потому-то в час мой судный
И в грязи, и на коне,
Занят в праздники и будни
Собиранием камней.
Чтобы каждым Новым Годом,
Под предлогом под любым
Жизнь встречала нас у входа
По иронии судьбы.
***
Терял чего не находил,
Вопросы подгонял к ответам,
И уходя не уходил
От этой женщины, и этой.
Дворцы знавал и шалаши,
Триумфа горечь, сласть опалы,
Заботы плотские души,
Углы, ушедшие в овалы.
В надежду с верою влюблен,
Хоть имена и переменны,
Проходит все, но тот же сон -
Уже исчезнув с нашей сцены,
В две тысячи ином году
Шутом, обманщиком, поэтом
Нарезом по сердцу пройду
У этой женщины, и этой.
Женева, январь 2014
***
20 лет в Швейцарии
Двадцать лет, отнюдь не мушкетеры,
Мы боролись на своих двоих
За луга альпийские и горы,
Прописаться чтобы среди них.
Поменяв одежду, кожу, имя,
Поперек судьбы и колеи,
Для своих в итоге став чужими,
Для чужих не выбившись в свои.
А когда подступит к горлу старость,
Вывернуть карманом жизнь свою.
Глянь, кукушка, сколько нам осталось
Пировать у бездны на краю?
Звездочеты, пахари и воры
Скучены у времени в гостях...
А спасибо нам за эти горы
Скажут дети, двадцать лет спустя.
Женева 28 октября 2009
****
Как мало осталось, хоть жизнь бесконечна,
И слово родится из глины и стали,
Оплакивать будут не жены и дети,
А те, кто меня настоящего знали.
Что мечены ангелом женские слезы,
И время дробится на сроки и строки,
Я понял в краю, где история –воздух,
Где небо так близко, а боги далёки.
Фортуне доверившись лично и в массе,
Хвала райским джунглям свободного рынка,
Понять и принять, как говаривал классик,
Что счастью несчастья нужна половинка.
Чтоб в день что назначен,
колонной нестройной,
Под ритм сумасшедшего вальса иль гимна,
Герои мои, как и дети, и жены,
Меня помянули. И я их, взаимно.
Афины, Рим. 2013
***
Признаться, я ее уже не помню,
Хотя, как говорится, плотью-кровью,
Любой прожилкой, черточкой любой
Казались так на свете неразлучны,
Что было всем неловко, душно, скучно
От страсти этой, к прочему слепой.
Давая непосильные обеты,
По лжи и правде, по друзьям, по свету,
По времени и трупам шли с тобой,
И свечку нашу с двух концов сжигали,
И никаким советам не внимали,
То случаем гонимы, то судьбой.
Как это просто было и как странно:
Уверенней чем времена и страны,
Надежнее чем патока и яд
Нас горстка хрупких слов разъединяла,
И было все, и все казалось мало
Каких-нибудь пять зим тому назад.
Чем объяснить что с нами приключилось:
Месть ангельская, дьявольская милость,
Везение, заслуга ли, вина?
И, прошлое надежно вырвав с корнем,
Я счастлив, что ее уже не помню,
Но точит червь – а помнит ли она?
Лозанна, 1995
Мое поколение
Это ловушка, брешь или клапан?
Словно коты с раскаленной крыши
Мы удираем на Дальний Запад
И на Восток, бесконечно ближний.
Лавой кипящей течем по свету,
Ищем триумфы, находим тризны,
Все мы - лакеи, вруны, поэты -
Дети застоя и прочих – измов.
Все языки на Руси великой,
Богом науськаны или Чертом -
Едут тунгусы, финны, калмыки,
Некуда только славянам гордым.
Гонит нас кнут, или пряник манит?
Кто пожалеет нас, кто осудит?
Все мы - евреи, немцы, армяне -
Здесь до могилы русскими будем.
Юность осталась там, за порогом,
Как велика за прозренье плата,
Мы обрели бесконечно много,
Но и не меньше наши утраты.
Лозанна, 1993
Две женщины
в душе моей колдуют,
Себя да и меня
на части рвут,
И в воду смотрят, и на пламя дуют,
И зелье варят, и заклятья шлют.
Две женщины из разных поколений,
Полярных вер, наречий и планет,
Московских дней тиран и добрый гений,
И рыжий лучик предзакатных лет.
Войдя мне в плоть и душу, кровь и кожу,
В делах моих маяча и мечтах,
Настолько в главном меж собою схожи,
Что несовместны даже в пустяках.
Две песенки, два берега счастливых,
Магниты, меж которыми кручусь,
От одного отчалил я насилу,
К другому все никак не прилеплюсь.
Для них я друг, мучитель и любимый,
Сухой наставник, скверный ученик,
Друг другу мы порой невыносимы,
Как и необходимы через миг.
От веры и неверия спасая,
Соавторы всех лучших моих строк,
Две женщины меня сопровождают,
Не потому ль я вечно одинок.
Лозанна, 1993
***
Это в воздухе дело, в бумаге,
В бесталанности, возрасте, сплине ?
Но веселые прежние книжки
Уж давно не стекают с пера.
Не от яда умру, не от шпаги,
Не от старости, а на чужбине,
Поседевший еврейский мальчишка
С Чистопрудненского двора.
Обретает себя неизменно
Сверстник мой то в бою, то в парадах,
В пышной хижине, скромных хоромах,
На волне и среди облаков,
На просторах Чикаго и Вены,
И с обеих сторон барикады
У Московского Белого Дома
И у прочих росскийских домов.
Ну а мне, разуверившись в вере,
Заблудившись меж былью и сказкой,
Карты все перепутав и сроки
Остается с ладонью у лба
Задыхаться в комфортном вольере
Горбоносых бульваров Лозаннских,
Бормоча свои лучшие строки,
Те что мне записать не судьба.
Лозанна, 1993
***
Рыжий кораблик
Офре
Еще одна любовь, опять наитие,
К вершине падать, подыматься в бездну,
Сближение сердец - всегда открытие,
Но знание - к печали, как известно.
Ты мое солнце, осень моя рыжая,
В веснушках вся – улыбка, кудри, руки,
Легко на сердце, лишь тебя увижу я,
И грустно от предчувствия разлуки.
Я цветом этим начисто отравленный,
Лукавым, колдовским, слегка косяшим,
Пусть в радуге покуда не представленным,
Но на поверку самым настояшим.
Приметы отметая как безделицу,
В неверии своем яснее вижу –
Лишь только в сердце этот цвет поселится,
Как самого меня объявят рыжим.
И все-таки мечта мне ближе истины,
И как кораблик, со стихией споря,
В жестокий шторм отчалю я от пристани
Спасения искать в открытом море.
Лозанна, 1993