Вечер печален и нежен,
В небе знакомый овал.
Кажется, будто и не жил,
Лишь пригубил свой бокал!..
Лист пожелтевшей бумаги…
Вечера – грусть -голуба…
Капелька терпкая влаги,
Горечи вкус на губах…
«Все от любви, во всем – любовь».
Словам согласно внемлет тишь.
А ты лишь вскидываешь бровь
И чуть насмешливо молчишь.
Мир без любви уныл и пуст,
Как город , где ни стен, ни крыш!
А ты не размыкаешь уст,
Лишь вдаль задумчиво глядишь.
«Скажи! Скажи, что видишь ты
В тебе лишь ведомых мирах?
Любви прекрасные цветы?»
«Я вижу тлен, я вижу прах».
Ты не идешь на компромисс
В вопросе главном бытия,-
И жизнь теряет всякий смысл,
И зря вращается Земля…
Новотроицкое
Перекрестье трех дорог.
Не жалей прохожий, ног
И в любую область света
Попадешь из точки этой.
Только где нас очень ждут?
Наша родина ведь – тут.
Сельский вид обычен, прост:
Избы в россыпь, речка, мост,
Неизменный сельсовет,
Рядом школа. Церкви нет.
Но село людьми богато,
Сохранившими, что свято:
Ратный подвиг, мирный труд
В светлых душах берегут.
Помнят Хаустова: он
Был в поэзии силен;
Им Колчанов так же свой…
Те, кто умер, иль живой,
Не забыты ими… Здесь
И теперь таланты есть:
Музыканты и певцы,
Вечных истин мудрецы-
Земледельцы, скотоводы,
Как ручьями полнят воды
Русло главное: Руси.
(Кредо их:- поднял - неси).
Два колхоза у реки,
У реки Паозер,
Где заря, как ручейки,
Льется соком в озимь.
В поле парень – тракторист,
Он же в праздник – гармонист:
Кто трудами правит путь,
Тот умеет отдохнуть.
Реже, глуше нынче праздник.
Как правитель – так проказник!
Заграничных ворожей
Расплодилось, как ужей.
Дружно учат, как нам жить,
От какой пахать межи.
Как посеять, что пожать,
И в какие дали гать
Нам в дальнейшем пролагать…
Но, как в тучной ниве рожь,
Подрастает молодежь,
И на всякого ужа –
Будет доброго ежа.
Над Россией – неба синь.
И куда свой взор ни кинь –
Всюду Родина большая,
Радость с грустью мешая,
Правит путь свой. Но она –
Малой родиной сильна.
Было. Будет. Так и есть.
Крона где – то, корни здесь.
Я пью из колодца с живою водой,
Мне с каждым глотком жизнь милее,
Но годы подходят сплошной чередой,
И он постепенно мелеет.
Казалось, колодец – бездонно глубок,
Плескал я водою со смехом,
И вот на зубах скрипнул первый песок,
И глуше аукнулось эхо…
Быть может, на чей-то отчаянный крик,
И жизнь моя -долгое эхо…
А мир окружающий – радужный блик
На брызгах вселенского смеха…
Быть может, с последним желанным глотком
Наступит противостояние:
На небе распустится дивным цветком
Звезды незнакомой сияние!..
Снова ночь оперение пыжит,
Словно сыч с перебитым крылом.
Снова в сумраке призрачном вижу
Чей-то профиль за черным стеклом.
Может, совесть больна, может, трушу.
Но как только останусь один -
Кто-то злой заглянуть в мою душу
Норовит из-за вязовых спин!..
Под деревьями в свете неверном,
Он сутулит угрозливо тень…
А за городом – умер, наверно,
Хищной птицей растерзанный день!
С этой ночью я накрепко связан!
Гонит ветер ушедшего прах.
И все видит кого-то под вязом
В моих генах накопленный страх…
Россия — сумеречный край...
Под гулким сводом тишины
Лишь иногда собачий лай
Ударит в колокол луны
И вновь отпрянет. И поймешь,
Что Бог далек, что здесь не рай,
А рок безжалостен, как нож...
Россия — сумеречный край!
Но рдеют искорки Стожар
Под пеплом выжженных небес;
Таит рябиновый пожар
Чернеющий угрюмо лес;
Багряным ветром за сарай
Осин уносятся листы...
Россия — сумеречный край,
И в прошлое горят мосты.
И над просторами встает
Зари сатиновый кумач,
Летит к поживе воронье,
Грядет улыбчивый палач,
Кричит пророчески петух,
Топорщит пламя гребешок...
Обуглен век. Угарен дух.
Доволен Дьявола смешок.
И вновь: за далью сосняка,
Не гаснет, ширится закат,
И чья-то слабая рука
Ударить силится в набат...
А за кладбищенской стеной
Разломлен горький каравай...
Склонилась скорбно надо мной
Россия — сумеречный край
Спит на бульваре усталая женщина.
Рядом грохочет трамвай.
Море икоты, зевоты, похмельщины...
- Мамочка, мама, вставай!
Кофточка рваная. Туфли потертые.
Смотрит с укором на мать.
Мать запрокинулась: пьяная? мертвая?
— Мамочка, надо вставать!
Бантики бабочкой. Кукла тряпичная.
Ранняя строгость в глазах.
- Ишь ты, идиллия алкоголичная!-
Походя кто-то сказал.
Ты ли, Россия, грешком припорошена,
Кривишь ухмылкою рот?
Сколько тобой рождено их и брошено-
Нищих, убогих, сирот!
Сколько тобой разворовано, пропито,-
Матерью только звалась!
Девочка с видом огромного опыта:
- Мамочка, зря напилась!
Скоро и ночь обступила в коричневом.
Звякнул последний трамвай.
Девочка куклу качает тряпичную:
-Баюшки, деточка, бай!..
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
(О. Мандельштам).
Не гадюка в траве - стометровый удав –
Мера склеенных кровью лет.
Как живуч и могуч этот век - волкодав,
Перегрызший певцу хребет!
Он смыкает клыки
с мертвым хрустом слюды
На загривках людских судеб.
И, дробя позвонки, вновь уводит следы
В буреломную Времени крепь.
Там - в укромном углу,
за трухлявым пеньком,
Завывая в немую твердь,
От рожденья Христа XXI щенком
Разродится матерый зверь.
И как ночь с белым днем
соком клеит заря,
Склеит кровью разрыв эпох,
И у пня-алтаря жертвой духу зверья
Слепо ткнется оскалом в мох.
И вкусив с молоком сладкой крови сосца.
Возмужает щенок - волкодав...
Не гадюкой в траве зазмеится тоска –
Смертно стиснет кольцо удав.