Александр Емельянов
Горы-облака
Давным-давно, в забытые века
Отяжелели тучи-облака
И медленно на землю опустились,
Решив на ней передохнуть слегка.
Однако притяжение Земли
Потом осилить так и не смогли
И замерли, и в горы превратились,
И камнем понемногу обросли.
Но контуром причудливым они
Тем облакам по-прежнему сродни.
И может быть, мечтают оторваться
И выпорхнуть из этой западни?
Чтоб камни, что покрыли за века
Их некогда воздушные бока,
Посыпались, не в силах удержаться,
Не выдержав внезапного рывка.
И будет это зрелищем богов,
Как отряхнутся горы от снегов,
Как реки переполнятся водою,
Ломая бастионы берегов.
А те из гор, что всё-таки смогли
Осилить притяжение Земли,
Соря травой, корнями и рудою,
Поднимутся и скроются в дали.
Море шумело
Море шумело, гудело, ворочало
Сине-зелёные пенные складки.
В жертвы себе беззастенчиво прочило
Редких прибрежных растений заплатки.
Волны, срываясь порой на истерику,
Стаей ломились упорно и грубо
К плоскому, серому, мокрому берегу,
В кромку вонзая солёные зубы.
Небо вело себя непредсказуемо,
Часто своё настроенье меняя:
То вдруг нахмурится неописуемо,
Солнце скрывая и капли роняя.
То разорвёт надоевшее облако,
Пригоршню солнца на голову выплеснет,
Резким, надежду вселяющим отблеском
Весь горизонт легкомысленно высинит...
Мысли всё мечутся, всё беспокоятся.
Мы наблюдаем в восторге и в панике
Как среди волн то возникнет, то скроется
Стройная девушка в красном купальнике.
Пустая церковь
Большой реки петляет лента плавная,
Домишки, как костяшки домино.
А на пригорке - церковь православная,
Забытая людьми давным-давно.
Как после боя, крыша продырявлена,
На окнах - доски, двери на замке.
Нет прихожан, но богом не оставлена
Пустая церковь на большой реке.
От потускневших, потемневших лиц икон
Ещё исходит чуть заметный свет.
Бог здесь живёт, хотя на половицах он
Не оставляет даже лёгкий след.
Что за беда, что скрыт за паутиною,
Как за гардиной, треснувший престол,
Что пыль сантиметровою периною
Легла на окна, жертвенник и пол?
Ни звука за дверями кособокими:
Давно иссяк сюда людской ручей,
И пламя не мерцает над убогими
Оплывшими огарками свечей.
Но бог есть бог. Он, крыльями любви несом,
Не может отыскать души живой:
Войною люди заняты и бизнесом,
И бизнесом по разжиганью войн.
Они умны. И доводами вескими
Всё оправдать сумеют без труда.
А он их ждёт, он ходит между фресками...
Дождётся ли? Он верит в то, что да.
Пускай терзает слух возня мышиная
И стук копыт раздвоенных в ночи,
Но масло он на тряпку льёт машинное
Чтоб смазать им церковные ключи.
Возможно...
Над гладью водной панорамы
Июльский день, как бриг, плывёт.
Возможно, даже тёплый самый
За этот бесконечный год.
В таверне в маленьком алькове
Сидит мужчина в пиджаке
И пьёт вкуснейший чёрный кофе,
Возможно, лучший в городке.
Застыло в полуобороте
Лицо. А мысли далеки.
Он что-то чёркает в блокноте,
Возможно даже, что стихи.
Напишет строчку и поднимет
Глаза к закатной полосе.
А кофе потихоньку стынет,
Возможно, уж остыл совсем.
Природа сумерки сгущает
Недолго и до полной тьмы.
Кому он строки посвящает
Возможно, не узнаем мы.
А день, как бриг, обходит рифы
Густых закатных облаков
И то, что пишет он, от рифмы,
Возможно, очень далеко?
Нам содержание блокнота
Не разобрать из-под руки.
Вполне возможно, это ноты,
Возможно, формулы значки...
Задело солнце осторожно
Далёких синих гор края.
И вся история, возможно -
Одна фантазия моя.
Что надо, чтобы быть счастливым?
Что надо, чтобы в жизни быть счастливым,
Чтоб не брюзжать, не предаваться сплину?
Чтоб радость в этом мире суетливом
Вращала в теле мощную турбину?
Что надо, чтоб любимым быть друзьями,
Чтоб спорилась и ладилась работа?
Чтоб удавалось будничными днями
Творить небесполезное чего-то?
Возможно, нужно утром кофе выпить,
Потом плеснуть в глаза водой студёной
И пяткою босой чечётку выбить,
И стать для мира белою вороной.
И что-то необычное построить,
Пусть это будет хоть песочный замок.
В нём, если буря мглою небо кроет,
Иметь дровишек несколько вязанок.
Чтоб мясо вкусно жарилось на гриле,
Чтоб красное вино в бокале рдело.
И чтоб друзья порой тебе звонили
Так просто, без какого-либо дела.
Когда же гаснет свет в оконной раме
И листья опадают в темпе вальса,
Чтоб кто-то очень близкий вечерами,
Как день прошёл твой, интересовался.
И новый день, приветливый, как уиппет,
Придёт, блистая солнечной короной...
Теперь осталось только кофе выпить
И стань для мира белою вороной.
Монолог холостяка, ожидающего гостей
Утро, вроде, доброе.
Как пружина, собран я
И мечусь по дому я
Так, что свет не мил.
Голова загружена,
Дел различных дюжина:
Будут гости к ужину.
Чтобы я так жил!
С амплитудой чёткою
Пыль гоняю щёткою,
Стёкла тру бархоткою...
Нудно, но зато
Мебель протирается
И бельё стирается...
Вот мужик старается!
Оценил бы кто!
До чего же шустрый я!
Вытер даже люстру я.
Вдохновенье чувствую.
Вот ведь я каков!
И с улыбкой гордою
Бью рукою твёрдою
По нахальной морде я
Мух и пауков.
Нянчиться не буду я
С грязною посудою,
С этой жуткой грудою
Надо поспешить.
В общем, плоть от плоти я -
Чадо чистоплотия.
Впредь в таком болоте я
Не желаю жить!
Будут гости к ужину:
Водочка остужена,
Скатерть отутюжена,
Выдраен стульчак.
Сколько грязи вымыл я,
Сколько пыли вымел я!
Знает цену стимулу
Каждый холостяк.
При свете лампы
Задёрнув поплотней на окнах шторы
И дверь закрыв на ключ и на цепочку,
Порой пригубишь водки в одиночку
При свете лампы, в тусклой тишине.
И не нужны пустые разговоры,
И ни к чему продуманные тосты.
Всё так уютно, благостно и просто.
Безмолвие приемлемо вполне.
Опровергает захмелевший разум
Неспешно, постепенно, по глоточку
Иллюзию, что пьёшь ты в одиночку,
В объятьях добродушной темноты.
А в мыслях возникают раз за разом
Совсем недалеко, за кромкой света
Знакомые до боли силуэты,
Не тронутые временем черты...
И вот уже мы вместе наполняем
Хмельною влагой звонкие бокалы,
Под лампою уютней сразу стало,
И вечер на общение не скуп.
Легко невероятность устраняем
И можем положить на плечи руку,
И предаваться праздному досугу,
И говорить, не разжимая губ.
Воображенье оживляет лица,
Глядящие со старых фотографий.
Вот так расшевелить прибрежный гравий
Настойчиво пытается прибой.
И вовсе нет желания напиться,
Тем более напиться в одиночку.
Ты право дать забвению отсрочку
Сегодня оставляешь за собой.
Учусь я выбрасывать вещи
На грани сердечных увечий,
На грани безумных усилий,
На грани душевных потерь
Учусь я выбрасывать вещи,
Что раньше так дороги были
И лишними стали теперь.
Они не утратили вида,
Они сохранились неплохо,
Но времени жалость чужда.
Какая, однако, обида:
Ушла безвозвратно эпоха,
И в чём-то отпала нужда.
Хранятся годами на полке,
Теряя с текущим контакты,
Укутаны в мягкую пыль,
Без прока, без пользы, без толка
Ушедших времён артефакты,
Как мусор, как хлам, как утиль.
Кривясь, как боксёр после хука,
Инстинкты давя человечьи,
Я чищу свои закрома.
И мне эта злая наука,
Наука выбрасывать вещи
Даётся непросто весьма.