самых смелых отловили
остальные - по углам
блохи прыгают без крыльев
царь летит на валаам
на крылатой на ракете
самой мощной на земле
рады бабушки и дети
будет вкусное желе
у великой у державы
что ни осень - благодать
нам кисель красно-кровавый
не впервой варить - глотать
от лихорадки лета к осени выгорел город
у ноября тревожный вид параноика - жди
старше ещё на жизнь, он ржавые вены вскроет
и нарисует кровью красные витражи
старше ещё на смерть, будет смеяться ветер
будет стальные сети рвать, но поймёт - всё зря
больше никто никого в том ноябре не встретит
и разобьётся ветер о витражи ноября
в моём квартале город одинок
гудят пустые раковины улиц
и серые извилины дорог
не помнят, для чего они проснулись
простыло небо, пьёт бальзам и чай
и время на парковку ставит осень
ни в чьих услугах не нуждается печаль
а радость одолжения не просит
в моём квартале эхо гулких фраз
стекает по стене чужого грима
и миллионы равнодушных глаз
невыносимо близко смотрят
смотрят мимо
спрессованная боль - солёный кварц
ты стала слёзы, слёзы стали камни
потерянные мысли и слова
не стали нами
потерянные мы не стали мы
а мы из стали стали, стали немы
упрямо спины выгнули, прямы
врастали в небо древние тотемы
и нам велели намертво врасти
и засиять непокорённым солнцем
прости, мой друг, за всё меня прости
солёный кварц слезами не прольётся
не молчи, старина, спой забытую песню о фавне
на руинах твердынь, провожая потерянный день
серебрится луна, море лижет солёные камни
а седая полынь разбавляет в абсенте мигрень
посмотри - небеса разбросали осколками звёзды
и темна глубина, тихо падает раненый бог
он не верит слезам, да и плакать уже слишком поздно
не молчи, старина, лучше сделай последний глоток
не сбежать и не выдрать глаза
частоколом насажены головы
бреет гладкие скальпы гроза
и горчит раскалённое олово
заливая немую гортань
языки вырезает смотрящий
собирая последнюю дань
на опушке у проклятой чащи
там давно не слышны голоса
только избы прогнившие стонут
облаками плывут образа
по реке - и бросаются в омут
там ордою незваных кровей
ворожат чернокнижники-вороны
и скелетами старых церквей
небеса не распяты - разорваны
упустив предоставленный шанс
прошлогодней трухи бесполезней
ты впадаешь в пожизненный транс
поражённый шаманской болезнью
змееглазы ползут из орбит
страшно чешется треснувший череп
и язык заклинаний горит
огнедышащим лижется зверем
и танцуя - камлая мирам
колотя одурманенный бубен
громко духам кричишь: - хэй-я-рам!
выходите, теперь я доступен
а когда разорвётся тамтам
и дышать не получится чаще
осознаешь - ты жил только там
только там был собой - настоящим
Егору Мирному
любви все сущности - попкорны
и даже сучности порой
легки, глупы и смехотворны
в обёртке с яркой мишурой
обмазав сладкой карамелью
или отсыпав соли пуд
любовь идёт в кино и в келью
употребляя там и тут
взрывные души-оболочки
успевшие сказать - бабах!
смеются чудо-ангелочки
и ковыряются в зубах
есть вечный день - безвыходно упрям
в таком застрянешь - сам себе обуза
назло всем отрывным календарям
короче катета его гипотенуза
он так бессмысленен, так беспробудно сер
так шиворот-навыворот контужен
что даже сотня тысяч атмосфер
тебя не в силах вытянуть наружу
и этот день не помнишь, не живёшь
а моросишь - уныло косолапишь
и косолапит моросящий дождь
среди домов и жертвенников-капищ
и капает на капища душа
раскисшая на теле плащаница
и плачет бог, от мороси дрожа
и вечный день всё длится, длится, длится
здесь рай силиконовой пеной проник
в глаза и открытые рты
растёт, нарывая, кислотный гнойник
нейронные сети пусты
сканирует вяло текущий планктон
мутант-океан биомасс
трансген-аристотель и недо-платон
забыли пластичность гримас
здесь бога не ищут - уже не найти
и ной не построит ковчег
последний герой из эпохи айти
когда-то ты был человек
свиное рыло крутит головой
тупою, словно валенок сибирский
а рот мычит, напичканный халвой
в руках зажаты толстые сосиски
скорее отправляйся на погост
пора убрать зажравшиеся туши
в стране наступит завтра строгий пост
и выдавит из жира наши души
через сто тысяч лет
миллионами капель росы
разольётся вода
там, где травы качаются сонно
я забуду запрет
будто верить, бояться, просить
нам нельзя никогда
и тебя обязательно вспомню
обойду небеса
разогнав босоногую прыть
и найду на земле
тайный знак - он тобою начерчен
но ответ написать
и закрытые двери открыть
через сто тысяч лет
не смогу - будет негде и нечем
однажды тумба-юмбе приснился жуткий сон
как будто он не тумба, не юмба даже он
а облако на небе и сажа на трубе
-ах, мамочка, скорее возьми меня к себе!
взяла на ручки мама любимого сынка
баюкала, качала, давала молока
-не бойся, тумба-юмба, чудесны облака
они детей приносят, пей молочко пока
-а сажа? .. - сажу ветер развеет в решето..
и больше тумба-юмбе не страшен был никто
а родина печально уходила
под громкий свист и колокольный звон
смеялся вслед очередной чудила
пристроив под биде великий трон
и вот ушла - и мало кто заметил
что в серый сумрак обратился день
прощай, россия, был твой облик светел
но догорел - осталась только тень
искрой газпрома подожгла паникадила
но не восстала, огненный грифон
в гэбэ гундяевский креститься угодила
и вместо ладанки повесила айфон
на большом воздушном шаре
свежим утром по весне
двое странных убежали
улетели в белом сне
и небесные потоки
уносили их, легки
в мир, где не были жестоки
лица, мысли и стихи
где нет сумрака за краем
позаброшенной земли
море грёз не замерзает
и не тонут корабли
где луна шальным шакалом
не изгрызла сотни ран
где искать не перестала
герда кая в сотне стран
где нет линча и хичкока
и не умер уолт дисней
не забыли джон и йоко
земляничный вкус полей
и с улыбкой глуповатой
машет старый ринго старр
одиночная палата
шприц
уколы
санитар
так умер мир - из окон сумрак вышел
и грани смысла серой лапой стёр
и плакал бог, когда увидел свыше
как чудо-птицей, брошенной в костёр
сгорала быль и становилась небыль
седою пылью с дряблою рукой
печальным дымом, облаком на небе
забытым сном за белою рекой
а у кого-то на дворе
опять весна и полнолунье
искрят чернила на пере
и рядом верная колдунья
а у других - очередной
экстрим с походом на голгофу
и плащик бел /кровав подбой/
и шоу - радость лимитрофу
а ты идёшь - и мрачен свет
в последнем грустном каламбуре
не брит, не мыт и не отпет
пустые строки в партитуре
и поступь гаера легка
для невнимательного глаза
ногами двигать облака
непросто, если путь заказан
но ты идёшь, хромой пегас
туда, где рыцаря доспехи
где правды голос не угас
не растворился в горьком смехе
идёшь - и рядом чёрный кот
и кепка нимбом в изголовье
среди своих - всего фагот
среди чужих - всего коровьев
когда доеден был последний мухомор
нам стало ясно - этот город умер
но так и не заметил до сих пор
и ехал дальше, будто чёрный бумер
водитель позабыл про тормоза
мы молча на обочине стояли
из бумера смотрел иконкой сталин
и хитро щурил карие глаза
а из толпы испуганных прохожих
на главной площади, мобильником звеня
пел псих юродивый, на путина похожий
- о боже, боже, не оставь меня
улыбайся, ступая по облакам
и закатам густым, утопая в пожарах
прикасайся к протянутым тонким рукам
и губам на истлевших пустых аватарах
невесомо плыви, странный утренний сон
достигая заветных камней атлантиды
бейся пульсом неровным, играй в унисон
неоконченный реквием и панихиду
становись и земля, и небесная твердь
изливайся водой и солёной, и пресной
улыбайся тому, что нельзя умереть
можно только воскреснуть
в дырявых штиблетах, махая авоськой
он вышел во двор и пропал
ушанку забыв, на разбитой повозке
уехал по рельсам без шпал
затих бунтарём из больничной палаты
замёрз алкашом в полынье
в рулетку сыграл, ожидая расплаты
мотором заглох в колее
уснул, обездвижен, контужен гранатой
но выжил - не волк - человек
родной мой, любимый, проклятый, двадцатый
навеки исчезнувший век
из маленьких кухонь затёртых квартир
где рядом дежурил конвой
мы так не хотели мишенями в тир
и стены разбив головой
умчались навстречу безумным ветрам
чей воздух пленительно свеж
играли в театре абсурда и драм
актёрами белых одежд
не жили - а пели, до боли и слёз
и табором шли молодым
украли волшебное золото звёзд
а утром развеялись в дым
ночью у чёрной реки полупрозрачные феи
белые рвут лепестки - траурные орхидеи
крылышки быстро шуршат - им не успеть до рассвета
слышится пение жаб, а над могилой поэта
грустно молчит соловей, шепчется серая гнилость
дождь проливает червей - или всё это приснилось?
плачешь ли ты, или это смола выступает на соснах?
слышу ли я? слышит ветер, срывая смолу
ты меня унесёшь на заброшенный маленький остров
будешь нежно ласкать, прижимая к большому крылу
помнишь ли ты, или это цветы вырастают на камне?
верю ли я? верит солнечный луч, согревая цветы
я тебя не спрошу, и ответа не дашь никогда мне
любишь ли ты?
они пришли - торжественны и строги
когда упала первая звезда
не берегли свои босые ноги
и не боялись страшного суда
пришли не первые, и даже не вторые
забытые навеки голоса
и закричали там, где на обрыве
дороги, уходящей в небеса
печально плечи обернула схимой
проросшая из бреда лебеда
и прочь от лёгкости тоски невыносимой
бежала жизнь и талая вода
когда сладкий кончается клевер
наполняя тоской молоко
все коровы уходят на север
далеко-далеко
там на белой пустынной равнине
у конца и начала дорог
в старой грязной рванине
бог
и по локти забрызганный кровью
над корытом для светлых идей
вынимает он души коровьи
людей