самых смелых отловили
остальные - по углам
блохи прыгают без крыльев
царь летит на валаам
на крылатой на ракете
самой мощной на земле
рады бабушки и дети
будет вкусное желе
у великой у державы
что ни осень - благодать
нам кисель красно-кровавый
не впервой варить - глотать
от лихорадки лета к осени выгорел город
у ноября тревожный вид параноика - жди
старше ещё на жизнь, он ржавые вены вскроет
и нарисует кровью красные витражи
старше ещё на смерть, будет смеяться ветер
будет стальные сети рвать, но поймёт - всё зря
больше никто никого в том ноябре не встретит
и разобьётся ветер о витражи ноября
в моём квартале город одинок
гудят пустые раковины улиц
и серые извилины дорог
не помнят, для чего они проснулись
простыло небо, пьёт бальзам и чай
и время на парковку ставит осень
ни в чьих услугах не нуждается печаль
а радость одолжения не просит
в моём квартале эхо гулких фраз
стекает по стене чужого грима
и миллионы равнодушных глаз
невыносимо близко смотрят
смотрят мимо
спрессованная боль - солёный кварц
ты стала слёзы, слёзы стали камни
потерянные мысли и слова
не стали нами
потерянные мы не стали мы
а мы из стали стали, стали немы
упрямо спины выгнули, прямы
врастали в небо древние тотемы
и нам велели намертво врасти
и засиять непокорённым солнцем
прости, мой друг, за всё меня прости
солёный кварц слезами не прольётся
не молчи, старина, спой забытую песню о фавне
на руинах твердынь, провожая потерянный день
серебрится луна, море лижет солёные камни
а седая полынь разбавляет в абсенте мигрень
посмотри - небеса разбросали осколками звёзды
и темна глубина, тихо падает раненый бог
он не верит слезам, да и плакать уже слишком поздно
не молчи, старина, лучше сделай последний глоток
не сбежать и не выдрать глаза
частоколом насажены головы
бреет гладкие скальпы гроза
и горчит раскалённое олово
заливая немую гортань
языки вырезает смотрящий
собирая последнюю дань
на опушке у проклятой чащи
там давно не слышны голоса
только избы прогнившие стонут
облаками плывут образа
по реке - и бросаются в омут
там ордою незваных кровей
ворожат чернокнижники-вороны
и скелетами старых церквей
небеса не распяты - разорваны
упустив предоставленный шанс
прошлогодней трухи бесполезней
ты впадаешь в пожизненный транс
поражённый шаманской болезнью
змееглазы ползут из орбит
страшно чешется треснувший череп
и язык заклинаний горит
огнедышащим лижется зверем
и танцуя - камлая мирам
колотя одурманенный бубен
громко духам кричишь: - хэй-я-рам!
выходите, теперь я доступен
а когда разорвётся тамтам
и дышать не получится чаще
осознаешь - ты жил только там
только там был собой - настоящим
Егору Мирному
любви все сущности - попкорны
и даже сучности порой
легки, глупы и смехотворны
в обёртке с яркой мишурой
обмазав сладкой карамелью
или отсыпав соли пуд
любовь идёт в кино и в келью
употребляя там и тут
взрывные души-оболочки
успевшие сказать - бабах!
смеются чудо-ангелочки
и ковыряются в зубах
есть вечный день - безвыходно упрям
в таком застрянешь - сам себе обуза
назло всем отрывным календарям
короче катета его гипотенуза
он так бессмысленен, так беспробудно сер
так шиворот-навыворот контужен
что даже сотня тысяч атмосфер
тебя не в силах вытянуть наружу
и этот день не помнишь, не живёшь
а моросишь - уныло косолапишь
и косолапит моросящий дождь
среди домов и жертвенников-капищ
и капает на капища душа
раскисшая на теле плащаница
и плачет бог, от мороси дрожа
и вечный день всё длится, длится, длится
здесь рай силиконовой пеной проник
в глаза и открытые рты
растёт, нарывая, кислотный гнойник
нейронные сети пусты
сканирует вяло текущий планктон
мутант-океан биомасс
трансген-аристотель и недо-платон
забыли пластичность гримас
здесь бога не ищут - уже не найти
и ной не построит ковчег
последний герой из эпохи айти
когда-то ты был человек
свиное рыло крутит головой
тупою, словно валенок сибирский
а рот мычит, напичканный халвой
в руках зажаты толстые сосиски
скорее отправляйся на погост
пора убрать зажравшиеся туши
в стране наступит завтра строгий пост
и выдавит из жира наши души
через сто тысяч лет
миллионами капель росы
разольётся вода
там, где травы качаются сонно
я забуду запрет
будто верить, бояться, просить
нам нельзя никогда
и тебя обязательно вспомню
обойду небеса
разогнав босоногую прыть
и найду на земле
тайный знак - он тобою начерчен
но ответ написать
и закрытые двери открыть
через сто тысяч лет
не смогу - будет негде и нечем
однажды тумба-юмбе приснился жуткий сон
как будто он не тумба, не юмба даже он
а облако на небе и сажа на трубе
-ах, мамочка, скорее возьми меня к себе!
взяла на ручки мама любимого сынка
баюкала, качала, давала молока
-не бойся, тумба-юмба, чудесны облака
они детей приносят, пей молочко пока
-а сажа? .. - сажу ветер развеет в решето..
и больше тумба-юмбе не страшен был никто
а родина печально уходила
под громкий свист и колокольный звон
смеялся вслед очередной чудила
пристроив под биде великий трон
и вот ушла - и мало кто заметил
что в серый сумрак обратился день
прощай, россия, был твой облик светел
но догорел - осталась только тень
искрой газпрома подожгла паникадила
но не восстала, огненный грифон
в гэбэ гундяевский креститься угодила
и вместо ладанки повесила айфон
на большом воздушном шаре
свежим утром по весне
двое странных убежали
улетели в белом сне
и небесные потоки
уносили их, легки
в мир, где не были жестоки
лица, мысли и стихи
где нет сумрака за краем
позаброшенной земли
море грёз не замерзает
и не тонут корабли
где луна шальным шакалом
не изгрызла сотни ран
где искать не перестала
герда кая в сотне стран
где нет линча и хичкока
и не умер уолт дисней
не забыли джон и йоко
земляничный вкус полей
и с улыбкой глуповатой
машет старый ринго старр
одиночная палата
шприц
уколы
санитар
так умер мир - из окон сумрак вышел
и грани смысла серой лапой стёр
и плакал бог, когда увидел свыше
как чудо-птицей, брошенной в костёр
сгорала быль и становилась небыль
седою пылью с дряблою рукой
печальным дымом, облаком на небе
забытым сном за белою рекой
а у кого-то на дворе
опять весна и полнолунье
искрят чернила на пере
и рядом верная колдунья
а у других - очередной
экстрим с походом на голгофу
и плащик бел /кровав подбой/
и шоу - радость лимитрофу
а ты идёшь - и мрачен свет
в последнем грустном каламбуре
не брит, не мыт и не отпет
пустые строки в партитуре
и поступь гаера легка
для невнимательного глаза
ногами двигать облака
непросто, если путь заказан
но ты идёшь, хромой пегас
туда, где рыцаря доспехи
где правды голос не угас
не растворился в горьком смехе
идёшь - и рядом чёрный кот
и кепка нимбом в изголовье
среди своих - всего фагот
среди чужих - всего коровьев
когда доеден был последний мухомор
нам стало ясно - этот город умер
но так и не заметил до сих пор
и ехал дальше, будто чёрный бумер
водитель позабыл про тормоза
мы молча на обочине стояли
из бумера смотрел иконкой сталин
и хитро щурил карие глаза
а из толпы испуганных прохожих
на главной площади, мобильником звеня
пел псих юродивый, на путина похожий
- о боже, боже, не оставь меня
улыбайся, ступая по облакам
и закатам густым, утопая в пожарах
прикасайся к протянутым тонким рукам
и губам на истлевших пустых аватарах
невесомо плыви, странный утренний сон
достигая заветных камней атлантиды
бейся пульсом неровным, играй в унисон
неоконченный реквием и панихиду
становись и земля, и небесная твердь
изливайся водой и солёной, и пресной
улыбайся тому, что нельзя умереть
можно только воскреснуть
в дырявых штиблетах, махая авоськой
он вышел во двор и пропал
ушанку забыв, на разбитой повозке
уехал по рельсам без шпал
затих бунтарём из больничной палаты
замёрз алкашом в полынье
в рулетку сыграл, ожидая расплаты
мотором заглох в колее
уснул, обездвижен, контужен гранатой
но выжил - не волк - человек
родной мой, любимый, проклятый, двадцатый
навеки исчезнувший век
из маленьких кухонь затёртых квартир
где рядом дежурил конвой
мы так не хотели мишенями в тир
и стены разбив головой
умчались навстречу безумным ветрам
чей воздух пленительно свеж
играли в театре абсурда и драм
актёрами белых одежд
не жили - а пели, до боли и слёз
и табором шли молодым
украли волшебное золото звёзд
а утром развеялись в дым
ночью у чёрной реки полупрозрачные феи
белые рвут лепестки - траурные орхидеи
крылышки быстро шуршат - им не успеть до рассвета
слышится пение жаб, а над могилой поэта
грустно молчит соловей, шепчется серая гнилость
дождь проливает червей - или всё это приснилось?
они пришли - торжественны и строги
когда упала первая звезда
не берегли свои босые ноги
и не боялись страшного суда
пришли не первые, и даже не вторые
забытые навеки голоса
и закричали там, где на обрыве
дороги, уходящей в небеса
печально плечи обернула схимой
проросшая из бреда лебеда
и прочь от лёгкости тоски невыносимой
бежала жизнь и талая вода
плачешь ли ты, или это смола выступает на соснах?
слышу ли я? слышит ветер, срывая смолу
ты меня унесёшь на заброшенный маленький остров
будешь нежно ласкать, прижимая к большому крылу
помнишь ли ты, или это цветы вырастают на камне?
верю ли я? верит солнечный луч, согревая цветы
я тебя не спрошу, и ответа не дашь никогда мне
любишь ли ты?
когда сладкий кончается клевер
наполняя тоской молоко
все коровы уходят на север
далеко-далеко
там на белой пустынной равнине
у конца и начала дорог
в старой грязной рванине
бог
и по локти забрызганный кровью
над корытом для светлых идей
вынимает он души коровьи
людей