Елена Ханова

Ни бродягой, ни музыкантом уличным,

"Над саквояжем в чёрной арке
всю ночь играл саксофонист.
Бродяга на скамейке в парке
спал, постелив газетный лист..."
Б. Рыжий

Ни бродягой, ни музыкантом уличным,
я не стану, не выйду в толпу дудеть.
Под шатание красных трамваев умничать,
когда день доживает последнюю треть.

Но оставив за кадром негромкое прошлое
(что там было, не вспомнить теперь, хоть убей),
у фонтанов заснувших вчерашними крошками
стану серых с ладони кормить голубей.

И пропойце с лицом удивлённым и благостным,
померещится (надо ж) такая вот чудь:
будто ангелов стаи слетаются рядом с ним,
не смущаясь земным притяженьем ничуть.

Колыбельная для сада...Предзимняя.

предзимнее

…ну вот и всё, прощай, мой сад, прощай.
Не буду врать, что стану навещать
тревожа сны, воспоминанья множа.
Листву теряя, чувствуешь ли боль?
Мы стали горше на одну любовь
и строже.

нечаянное

От земли потянет сыростью,
день подёрнется ледком;
вот нечаянно и выросла
неопознанным цветком.
Попущение всевышнего,
да хозяйский недогляд;
синевой серёдка вышита,
лепестков молочных ряд.
Сколько б осы не канючили,
подменяя свет на снег,
разумей меня, колючую,
человекооберег…

Женщина уборкой ворожит

Женщина уборкой ворожит,
воду льёт на острые ножи
(ткань воды расходится бескровно).
Женщина внимательна, безмолвна.
У неё забот – не унести,
семь печалей в маленькой горсти,
спрятаны в другой бинты и йод
(расскажи ей и она поймёт).
За грудиной обитает сад,
ныне в нём ветра и листопад.
Прежде вызревала соком вишня,
но когда ты за грудину вышел,
поселились птицы (птичий ор
по ночам тревожит до сих пор).
Оттого и засветло встаёт,
прибирая мысли и жильё.
В этом есть бесхитростная схима:
вымыть окна, предваряя зиму,
перебрать тарелки и ножи.
Женщина уборкой ворожит…

сад светлеет веточками спилов…

Гамма

До того, как они встретились,
время цедило яд.
Кто-то твердил ей: "моя"
и она не перечила.
Принадлежность даёт чувство стабильности.
Стабильность
ложится каменной плитой на отношения.

Резонируя с музыкой,
она слышала её повсюду: в дожде, ветре,
скрипе фрамуги, цедящей весну в пространство комнаты,
брошенного в глубь шкатулки кольца, движении молнии,
застёгивающей платье под горло, касании перчаткой перил…

Мимоза.
Это всегда про начало…
Тощие веточки в смуглой руке с хищными коготками.
Глаза.
Плотно сжатая линия рта.

Фары редких машин вырывают из мрака одиноко бредущую фигуру,
как фразу из контекста. Чернота вокруг кажется тяжело дышащей клубящейся массой. Тишина такая, что вот-вот лопнут барабанные перепонки вечности, пока женщина медлит в нерешительности, выбирая в каком направлении сделать следующий шаг. И звук, вонзающегося в асфальт острого каблука узкой лаковой туфельки, кажется оглушительным.

Соль.
Казалось, всё посыпано солью.
Снег, вероятно последний в этом сезоне,
переживая метаморфозу преобразования
от острых кристаллов до бусин воды,
преображал всё,
преломляя свет витрин каменного города.
Иллюзорность волшебства, что может быть реальнее?

Лязг трамвая вбрасывает в данность.
Зябко поводя плечами, фигура плотнее запахивает полы пальто.
Переспелая луна льёт на асфальт маслянистый свет,
он густыми ручейками сползает к воде
и растекается по её поверхности жирными пятнами.

Сигнал режет пространство и визжащий вагончик, покачиваясь,
как перебравший работяга, тормозит у переезда.
В квадрате окна видна ухмыляющаяся физиономия кота
и кого-то неопределённого,
впившегося взглядом в темноту улицы.
За полминуты до узнавания
проезжающие удаляются по воле плывущего в депо трамвая.

Дом напротив безлик и мрачен.
Только нервный тик лампы, качаемой ветром у входа в парадную,
подтверждает достоверность происходящего.
Очнувшись, женщина спускается по клавишам ступеней к реке
и отпускает
ветки мимозы.

Сколько зим минует после

Сколько зим минует после,
сколько канет в Лету лет…
Ходит лодочка на вёслах
по реке, которой нет.

Но она-то помнит воду
и пороги-буруны,
и скалистую породу,
и дорожку от луны.

Шествует вперёд отважно,
от того лишь далека,
что борта её бумажны,
нарисована река.

Набираешь на спицы ветер...

***

Листья, листья, лица, лица,
не спеши остановиться.
Все дороги – кольцевые,
петельки все – лицевые.
А изнанка? Что изнанка…
Пропуск, пропуск, ранка, ранка.

***

Набираешь на спицы ветер, туман, осоку,
паутину вплетаешь, запах листвы особый,
недосказанность света, тонкий укол потери,
получаешь одну из высочайших материй.
Полотно проницаемо воздуху, звуку, влаге,
хоть совсем не дыши, пытаясь оборки ладить.
Но когда ты закроешь ряд и отложишь спицы,
образ белого января перестанет сниться…

2024.

Смотри, ныряют синие стрижи...

Смотри, ныряют синие стрижи
в малиновые сумерки заката…
а знаешь что, давай с тобой сбежим,
не пользуясь ни компасом, ни картой.
Маршрут пройдёт вдали от шумных трасс,
по улочкам приморских городишек,
где каждый двор, едва завидев нас,
в кулёк насыплет семечек и вишен.
На великах, попутками, пешком,
туда, где ни телёнка, ни Макара,
где речка серебристым ремешком
луга перехватила, где отары
несметные звенящих комаров
и хор лягушек круче чем Карузо,
кормить пятнистых бархатных коров
початками молочной кукурузы.
В посёлочке, заросшем лопухом
и маками по самую макушку,
за полцены во дворике глухом
на летней кухне снимем комнатушку.
Нас навестит с утра хозяйский кот,
презрительно прищурясь: «городские»?
И мы застрянем здесь на целый год,
и за него десяток добрый скинем.
Ромашково-люпиновый настой
вдыхать легко, любить светло и тихо,
ходить в простом и речью быть простой,
смотреть как солнца алая шутиха
с шипением касается воды,
и в домиках захлопывают ставни…
И хор цикад поёт алаверды
тебе и мне, и лету неустанно.

Такое лето

***

Такое лето: облака плывут,
по берегу гуляет маламут,
ведёт на поводке хозяйку. Та
бурчит мотив, не размыкая рта.
Тропинка вьётся змейкой между скал,
у собакена дружеский оскал
и кличка Грей ( благодаренье Грину).
Пёс треплет лапой войлочный загривок,
глаза его светлы и холодны
как две ледышки в омуте воды.
И, кажется, ему давно известны
повадки-поводки хозяек местных.

***
…а чайки, это тоже местный клан,
у них, похоже, есть особый план
и каждый приезжающий замечен.

И сколько ты ни прячь от них лаваш,
всё незаметно до куска раздашь
на этом птичьем гомонящем вече.

***

Макает месяц рожки в синеву,
приезжие устали и примолкли.
И кажется, что поезда зовут
за семь морей, туда, где злые волки
кусают то и дело за бока
всех тех, кто не желает спать смиренно,
потом гуртом туман бегут лакать
из бухты мелководной белопенной.
И в полночь, отряхнувшись от воды,
до нового "сегодня" за минуту,
танцуют возле каменной гряды,
чтоб обернуться в белых маламутов.

Сад небрежен как щёголь

Сад небрежен как щёголь, слетевший с катушек,
от трёхдневной щетины травы у крыльца
до напившихся хмеля лимонниц и мушек,
и раздувшейся жабы в тени мокреца.
Он не помнит, что давеча стало причиной
для разгула стихии в безветренном дне,
кто оставил зарубку ножом перочинным
в сердцевине ракиты. Но радуясь мне,
улыбается сонно и смотрит украдкой,
как бреду, отводя паутины зрачок,
и воды зачерпнув из разваленной кадки,
наклоняюсь над грядкой устало. О чём
вспоминается саду в сентябрьской дымке,
когда лета ещё не простыл влажный след
и в высокой космее сверчки-невидимки
разливают по струнам немеркнущий свет?
И звучат, бередя до изнанки, озноба,
эти скрипки печали, печаль высоты.
Мы свидетели и соучастники оба
уходящей натуры – его красоты.

себе ниочёмное...

…давай учиться вместе жить,

раз по-другому невозможно.
И не тянуть друг другу жил,
и не чинить конструкций сложных.
Переиначивая быт,
к весне отмоем те же рамы,
ведь жив, а значит не убит
игрок на поле мелодрамы.
В конце концов какой резон
так тосковать в разломе века?
Закрыт до времени сезон,
сметая в прошлое, как в реку,
героев маленькой страны
(спешите быть, дышите глубже).
Так каждый океан, увы,
однажды станет просто лужей.
И что там, жемчуг или ил
проявится в сухом остатке,
бери без торга и беги
делиться мыслями с тетрадкой.
Зато (ты только оглянись,
для осознания момента),
тебе дана такая высь
ещё в бессрочную аренду.
А ты сидишь на берегу
под истеричный гомон чаек,
не разжимая белых губ
и ничего не замечаешь.

Едва проступает рисунок вечерний

Едва проступает рисунок вечерний,

на липе-растрёпе кормушка-харчевня

вмещает с трудом обнаглевшую стаю

галдящих пернатых. Я книгу листаю

и вижу на первой странице заломы,

где мы, существуя, ещё не знакомы.

Чуть дальше – травинку забытого лета,

в неё словно нитка в иголку продета

реки полноводной прохладная лента,

чуть слышимый оклик из прошлого: «Лена»,

стрижиные хатки из грязи и глины,

вишнёвая изморозь, пух тополиный.

Год с горкою полон и длится, и длится,

и дни в нём мелькают, как петли на спицах.

И солнца клубочек отчаянно-рыжий

скользит неуклонно по шиферу крыши

на отмель, где лодки, толкаясь боками,

парят по воде наравне с облаками…

***

...останься послушать цикад у реки,

смотреть, как танцуют в траве светляки,

ленивые карпы с лучами в хвостах

шевелятся мерно под аркой моста,

качая кувшинки и чёрный камыш,

и падает грозно летучая мышь.

***

…и я распахну тебе настежь вчера.

Останься, такие теперь вечера,

что время густеет, а воздух сластит.

И кажется можно любого спасти,

всего то и нужно – держаться душой,

и малая веточка станет большой.

***

Когда я была ещё только зерном,

мне было уютно в объятье земном.

Когда я травою упрямой была,

дожди отмывали весь мир добела.

Потом, дотянувшись почти до небес,

я думала – мир, это сказочный лес.

А после пришествия первой зимы

мне стало известно, что мир – это мы…

28.01.2024.

Вдыхаешь свет

Вдыхаешь свет и сам светлеешь будто,

всё прочее оставив на потом,

соседский пёс у потемневшей будки

блаженно машет бубликом-хвостом.

Вертлявая сорока ищет нычку,

в овраге просыпается ручей,

весёлую устроив перекличку,

усердствуют пернатые: «Ты чей?».

Собьёшь всю душу в поисках ответа,

неловко пробираясь через тьму,

а выйдешь и зажмуришься от света,

и подмигнёшь неведомо кому.

2024.

Первый снег

Первый снег – не великое горе,

покружил, а к обеду растаял.
Проступил принаряженный дворик,
оглушённый синичьею стаей.

Ну а я так старалась не ранить
этот тонкий прозрачный набросок,
что брела осторожно по грани,
по бетонной бордюрной полоске.

Только раз пошатнулась, теряя
равновесие в сумраке белом.
Оттого ль, что узнала тебя я,
потому ль, что в тебе разглядела?…

2023.

Вить венок

Вить венок из податливых трав,

окунаясь в медовое утро.
На соцветия боль разобрав,
вдруг очнуться спокойной и мудрой.
И смирения тонкую нить -
серебром по каштановой пряди
замечая,
себя не винить
в бесконечном душевном разладе.
И лелеять в себе тишину…

И, кажется, не миновать зимы

И, кажется, не миновать зимы,

и ветки облетевшей бузины
с карминовыми бусинами ягод

почти что вызывающе горят
среди кустов утративших наряд,
среди построек подуставших за год.

Смотри, смотри, не отрывая глаз,
пока есть жизнь, а смерть нам не указ,
пока есть мы, смешливые как дети,

на сад сквозной в туманном молоке,
на птицу, что спускается к руке,
на охру листьев, брошенных на ветер.

Когда-нибудь (а время любит счёт)
и дождь придёт, и травы посечёт,
и станет тьма, печали умножая.

Но здесь, сейчас, пойдём - тебе найду
единственное яблоко в саду,
забытое при сборе урожая…

16.10.2023.

Мой терракотовый божок

Мой терракотовый божок
кострищем не обезображен,
а у меня расцвёл ожог,
а у меня и руки в саже,
пока таскала из огня,
так, словно в чём была повинна,
его подобие меня.
И превращала в исполина.

Он рос, и мир трещал по швам,
он застил свет и сам был светом.
Но, возводя на боли храм,
в каркас вплету смолистых веток,
рискнув забыть, что есть вода,
давясь словами до икоты.
Ведь чем прилипчивей беда,
тем зримее он терракотов.

Она смеётся

Смотри, такие яркие стреко…
и девочка в оранжевом трико,
и рыжие холмы, и солнца шар,
и клён, взметнувший лиственный пожар.

Она смеётся: "Чудная игра!
Привет тебе, мой человек-Гора,
моя основа, мой палеолит,
незыблемость материковых плит".
И воздух ловит смуглою рукой,
и выгнут стан сияющей дугой.

И он считает: "Раз, два, три, четы…"
рассматривая тонкие черты,
перехватив страховочный ремень,
подспудно зная, что настанет день
и ветер ей уже не даст упасть,
перемешав густую страсть и сласть.
Она, всплеснув, привстанет на носки,
и станет удивлённее изгиб
бровей, едва очерченных и, ах…
Вдруг, очаруясь, позабудет страх.
И будет ей другая ипостась,
стрекоз и листьев родственная связь,
покуда человекооберег
следит за ней из-под прикрытых век.

И, упреждая, он роняет: "Пять".
И время поворачивает вспять…

20.07.2023.

Сад разорён и оттого высок

***
Сад разорён и оттого высок,
мне слышно, как в стволах густеет сок,
как шмель жужжит встревоженно и грузно
и лопается корочка арбуза,
и муравьёв настойчивый народец
штурмует покосившийся колодец…

***
Закрой глаза и ветреное "ши-и-и…"
настойчиво твердит: "пиши, пиши…".
Но, словно птица хворая, тетрадь.
Склонись над ней и белый сгиб прогладь.
И колыхнётся тёплая страница
тебя узнав, а после отстранится…

***
Обманчиво тепло, а холод лют,
бетонный улей обживает люд.
Заглянешь в сад нечаянною гостьей:
ворона прячет жёлуди в компосте,
в кормушке – шелуха кедровых шишек,
прорежен снег и крестиками вышит
от птичьих лап…и всюду гвалт сорочий.
Калитку оттолкнёшь уйти…, а впрочем…

Нить

«…dream by the sea»

Это предназначено не мне,
отчего тогда, скажи, я знаю,
что в твоём маячила окне
лунная подвеска золотая.
А к утру, поблёкнув и устав,
затерялась где-то меж высоток,
за крылом летящего моста,
за голубизной далёких сопок.
И себе не в силах объяснить,
ни на грош не веря в небылицы,
вспоминал ты тоненькую нить
матовых жемчужин у ключицы…

10.07.2023.

Письмо про лето

Здесь письма пишут на бумаге, а в межсезонье – топят печку…

Свисает бородою ягель с высоких сосен и в скворечне
живут птенцы (похоже трое). В реке – непуганая рыба.
Сюда, от взглядов посторонних, я убегу, мой неулыба.
Чтоб просыпаться до рассвета, пока пустынны переулки,
кормить вчерашнею котлетой кота, пришедшего с прогулки.
Ходить к ручью за ильмаками через соседские покосы,
неосторожными шагами пугая русаков раскосых.
А после, на крыльце нагретом, малину пробуя из кружки,
я напишу тебе про лето. Про неудачницу лягушку,
которую из бочки ржавой спасла, чтоб выпустить в сторонке.
Про то, как корочкой шершавой манила рыжего телёнка
с курчавым лбом и носом мокрым. Про то, как ласково-обманчив
июльский день в открытых окнах. Как облетает одуванчик,
земное притяженье сбросив, привстав на цыпочки для роста.
Как тороплю я дождь и осень, всё потому что мне не просто,
когда мы врозь…Ты прочитаешь, заметив – облетают клёны.
Ответив только: "Вот смешная.
Вернёшься – приходи, я дома."

26.07.20.

Колыбельная для сада... Неделимое.

неделимое

У леса отвоёванный клочок
любим, возделан и облагорожен.
Усилия по сути ни о чём,
но вёрсты отмахав по бездорожью,
заходишь в сад дремотный на постой,
от осени спелёнутый и снулый,
и будто краской нежно-голубой
плеснули…

возможное

…светло-светло. Под пересвист синиц,
сорочьи пляски и фазаний гомон,
роняешь зёрна-буквы меж страниц,
покуда не обучена другому.
А что взойдёт – не велено узнать.
Но я хитрю (оставлена нарочно
под первый дождь потёртая тетрадь).
…возможно.

не говоримое

Хитрость шита ниточками белыми,
а моя – так паутинкой вовсе.
Я тебе слагала колыбельные
птичьим освятив многоголосьем.
А теперь охвачена смятением,
застываю веткой тонкокорой.
Говорил, сиротство - не смертельно.
Ты, который…

я слушаю, как открывает день...

Я слушаю, как открывает день
тяжёлые от сна воловьи веки,
как дробно дождь из своего "нигде"
спускается и обращает в реки
широкие дороги;
голубей,
воркующих о нежности под крышей,
а там, где кромка неба голубей, -
ворчанье грома под цветенье вспышек.
Ещё, сквозь полудрёму-полуявь,
за общим шумом трудно различимо, -
пустую перебранку воронья
и меди звук, плывущий к дому чинно
от колокольни, где собрался люд,
чтоб освятить простое приношение.
А там, где медь и дождь друг к другу льнут,
скрипит фонарь худой и длинношеий…

16.04.2023.

Стрекозье...

На изломе, стрекозье-сонное, предрассветное...

Безмятежно сорваться в облако лёгким выдохом,
задержаться в потоке воздуха огнецветного,
там где тонкий мир отрешённости
мною выдуман.

Позолоченной брошью брошенной в листья палые
шалой осенью,
ожидающей превращения
малахитовых красок августа в ярко-алые,
созерцания отстранённого - в изумление.

Застывающей в сгустке времени каплей солнечной,
украшением совершенного в вензель имени.
Упаду в тебя остро ранящей гранью сколотой,
узнаванием крыльев радужных.
Разбуди меня…

2016.

Аквариумное

Я рыбка, я серебряный малёк,

придонная блестящая позёрка,
и тишины воздушный пузырёк
катаю по песку жемчужным свёртком.

Смотри, в саду моём зелёный свет
и лампочка так радостно-фальшиво
тепло обозначает. Солнца нет,
лишь краб танцует многоруким Шивой,

да иногда капроновый сачок
вдруг нарушает мерность постоянства…
Мой рыбий Бог, о если б ты помог,
развеять сон стеклянного пространства!

Но ты являешь редко строгий лик,
готовя многословную прикормку,
и, расправляя радужный плавник,
я терпеливо жду у водной кромки.

И взгляд ловлю, и слово, и пою,
беззвучно раскрывая рот, осанну.
Одна из многих в маленьком строю,
в надежде почерпнуть небесной манны…

Однажды, ненадёжное стекло
даст трещину,
не в силах увернуться,
я буду знать, что время истекло…
Как жаль, мой Бог, что рыбки не смеются…

2017.

Желанье быть...

***

Я в сад хочу. Свези меня в мой сад.
Где край забора ржаво-полосат,
где рабицы густая ячея
лимонником насквозь прошита. Я
могу ходить бесшумно, ни листа,
ни ветки не затронув, чтобы стать
со всеми вровень.
Утро, небо, тишь,
раскинешь руки и почти летишь.
И воздух леденящий – только тронь,
осядет снегом мягко на ладонь…

***
Я быть хочу. Врастая в чернозём,
как дикорос, что с леса привезён.
Не окультурен, гол и голенаст,
но в рост пошёл и распушился враз.
И там, где розы брезговали тенью,
он озарил пустырь своим цветеньем.

***
Любуйся мной, но не неволь ничуть,
я не танцую - на ветрах мечусь.
Со мною многоликие миры
от птичьих гнёзд до полусонных рыб,
от звонких ос до первых зимних мух…
Зови меня, не называя вслух.

31.03.2023.

И нет меня...

Вот спрячусь за ракитой у воды
и нет меня,
гадай теперь, была ли?
Пока осенний сад укутан в дым
и листья пятипалые пылают,
к запруде опускаясь. В ней круги
расходятся по глади бесконечно.
Спешат со всех околиц воробьи
к кормушке, наполняемой под вечер…

Невидима,
но вижу всех и вся:
там сеть плетёт кудесник тонконогий,
в оконной раме жёлтого шмеля,
соцветия настурций вдоль дороги.
Бредёт фазан, в пыли купая хвост,
таится мышь в соломенном настиле,
лохматый беспородный пёс Барбос
выглядывает: "Чем бы угостили…".

На самом солнцепёке у плетня
спит ящерка, недвижима, невзрачна;
все на местах, но только нет меня,
и ты замрёшь, смятением охвачен.
Когда же растревожишься на нет,
совсем нигде меня не обнаружив,
я появлюсь, укутанная в свет
серебряный,
из первых зимних кружев…

С горчинкой

...после ледяного дождя в моём городе,
похоже, не осталось ни одного
уцелевшего дерева.

Пирог с начинкой - боль с горчинкой,
судьба – известная стряпуха.
Пока кудрявую овчинку
зима земле готовит пухом,
остекленевшие деревья
в сугробы оседают тучно.
Я вспоминаю говор древний
и повторяю им беззвучно:
мол, это – жизнь, такая чаша,
невелика, а пьёшь – бездонна;
мол, на миру известно, краше
исчезнуть сирым и бездомным;
мол, райский сад гостеприимен
и в нём зелёными юнцами
взойти легко. Сверкает иней
в ветвях колючими венцами.
И так, сама с собой в разладе,
сбиваюсь на бессвязный лепет…
В оконной раме, как в окладе,
они смиренно-благолепны
земные мерно бьют поклоны.
Стекла в испарине касаясь,
я дорисовываю кроны,
листву и призрачную завязь,
где сколы веток через темень
обращены к смотрящим розно…
И, обманув слепое время,
они растут, держась за воздух.

22.11.2020.

Один день ноября

Утро…

Зубастые крыши с клыками сосулек,
сугробы ноздристы, что пышная сдоба.
Ворона на свалке пакеты тасует
и смотрит на кошку серьёзно и строго:
«Куда, мол, без спросу к чужому застолью?
Итак одолели свои же товарки…».
Песком посыпая дороги и солью,
ползут на пригорок одышливо-парко
машины. Грозит черенком от лопаты
им дворник – прямой уроженец востока.
Щенок длинноногий, смешной и кудлатый,
снежинки хватает, визжа от восторга…

День…

С бельём совладать, так устанешь бороться,
смиряя объятья застывших рубашек.
Ты тащишь их в дом, как ведро из колодца,
они упираются, будто не наши,
хоть ставь к батарее, осядут покуда,
готовые лечь под утюг раскалённый.
Нагладишь привычно, дождёшься остуды
и в шкаф до поры ровной стопкой слоёной.

Вечер…

Чернила и те застывают, не пишут,
пока ты бессонно считаешь барашков,
а звёзды такие восходят над крышей,
как будто по синему полю – ромашки.
И чудится: кто-то гадал по старинке,
от жёлтых глазков лепестки отрывая
и светятся в небе одни серединки
и четверть луны, как ломоть каравая…

2020.

Монохромное

…В косноязычности своей

немея, бредишь подаянием
и воздается по деяниям,
и слов доверенных елей
не утоляя исцеляет…
День ослеплённый угасает
и мечется в сетях теней
упавшим слётком…
Чья-то милость
не умножать твою бескрылость,
расслышав пение в тоске:
ты говоришь, но речь беззвучна,
слова послушны и текучи,
ложатся вязью монохромной
на непонятном языке…

Нас оставят

Нас оставят, всех оставят,

предоставят нас себе.

Бог закроет плотно ставни

в белой глиняной избе.

Где пасутся только тучи

вдоль лазурных берегов,

где Земля, но только лучше,

до паденья, до грехов.

Где живут Адам и Ева

непорочны и слушны,

где евангельское древо

соков полно и весны.

Где незнанье чисто-свято,

ровно столько, в аккурат.

Где трава ещё не смята

и не вызрел виноград.

Бог оденется в простое,

не покроет головы.

Грустно глядя на просторы,

на воздушные холмы,

выйдет тайной тропкой к саду,

мимо флоксов и космей.

Спилит яблоню. Так надо.

И сожжёт гнездовье змей.

20.10.2022.

И всё же

…И всё же, глине не любой

на пользу обжиг в тьме горнила:
из редкой,
масти голубой,
я птиц застенчивых кроила
и отпускала в синеву,
и взглядом провожала долго,
и крыльев выверт на ветру
дрожал потерянно и тонко,
потоки преломляя в ость…

И всё же, глина глине рознь:
в моей - послушной танцу рук -
едва рождаясь,
тает звук,
и, обознавшись в полутоне,
в прозрачности лазурной тонет…

2018.

Алиса выросла

Алиса выросла из платьев,

из дома, улицы и города.

Упрямый локон цвета платины,

тату и пирсинг. Чувство голода

не притупляется походами

в салоны СПА и ювелирные.

Алиса – девушка не гордая

и все размолвки нивелирует.

Безумство Шляпника – в изюминку,

блажь Королевы – в тяжесть скипетра.

Алиса помнит: каждый – уникум,

а жизнь наполовину выпита,

но если чашка не расколота,

то five o’clock – причина веская

и подменяет кофе молотым

невыразимость чая пресного.

День поворачивает к вечеру,

игра в крикет, крокет в менажнице.

Алиса, в общем, гуттаперчева

и на побег едва ль отважится,

живя в режиме ожидания,

где всё пространство запаролено.

Лишь кот, несносное создание,

чеширит здесь, ему позволено.

12.01.2023.

Не про Карлсона

Услышь меня, услышь меня, услышь,

мой Карлсон, я твой плачущий Малыш,
я заперта невыносимой фрекен;
ты обещал "сто тысяч хорошо",
а сам ушёл, ушёл, ушёл, ушёл,
и носишься по крышам зол и вреден.

Размазывая слёзы по щекам,
я обнимаю рыжего щенка
и ложкой ем клубничное варенье;
и жду, с надеждой глядя в небеса,
уже почти не веря в чудеса,
что явится несносным привидением

тот выдумщик в расцвете, враль и плут,
который прилетал на пять минут,
смеющийся, незнамо что творящий.
Но стал мне ближе брата и отца
и я давно простила беглеца,
поскольку с ним быть можно настоящей.

Пусть все твердят, мол выдумка и блажь,
но у меня шестнадцатый этаж,
а я всю ночь гуляю по карнизу;
на это есть немерено причин:
семь пирогов и ни одной свечи
и пара ещё новеньких сервизов.

Когда же ты появишься, когда?
Я строю и ломаю города
из плюшек, остывающих на блюде;
сопит мой щен над миской "Педигри",
а я всё жду, ты скажешь: "Не реви!".
И я не буду…

2019.

Обманное

В самообмане отступленья

и призрака покоя нет...
Сыграй мне, мальчик, во спасенье,
целуя плачущий кларнет.
Баюкай, бойся прикасаться,
вновь припадая – отвергай
с порывом вечного скитальца,
обретшего заветный край.
И я застыну сиротливо
подкидышем в гнездовье рук
и буду слушать, как пугливо
стихает звук…

Это странное время

Саре М.

Это странное время между вчера и завтра,

ты на кухне в Вайнхайме только готовишь завтрак,

я готовлюсь ко сну.

Темноту разбавляет светом фонарь горбатый,

незаметно растут барханы из снежной ваты

и, стекла не коснусь,

но почувствую холод. А помнишь, на склоне лета

мы смеялись, мол, вызрели тыквы почти кареты

и мыши-пажи

обживают чердак. А местный трёхцветный ухарь

так отъелся, что дрыхнет и не поводит ухом.

Это было, скажи?

Отчего же теперь всё кажется детской байкой?

Я стою босиком в пижаме цветастой байки

и мой мир ослеплён.

За окном фейерверков белые хризантемы…

Ты берёшь телефон и в продолжение темы

пишешь: "Здравствуй, Лён".

02.01.2023.

Смотря на снег

Но сделав жизнь размеренной и сытной,

поверишь ли бесчувственной себе,
смотря на снег, что в заоконье сыплет,
припорошив неведеньем семь бед.
И день встаёт торжественен и тонок
в оправе из серебряной слюды,
и, семеня, во двор спешит ребёнок,
и тянутся цепочкою следы.
Вот двор ладонь поспешно раскрывает,
падения смягчая. Улыбнись,
та линия размытая, кривая,
наверное, обозначает жизнь,
а эта, в ответвлениях и петлях,
теряется у белого куста.
Рисуя их, бегут друг к другу дети,
вершителями маленькими став.
На эту кутерьму из закулисья
портьер тяжёлых фыркнет громко кот.
И снег замрёт, качнётся и зависнет,
падение начав наоборот…

Утреннее

На старом комоде творится невообразимое:

бронзовый Будда соседствует с плюшевым зайцем,

жемчуг барочный, броши в плетёной корзине и

танцовщица в пене из кружев на полупальцах.

Снимок людей в оправе стекла и стразов,

пара мензурок с розовым томным маслом.

В зеркале "над" отражается всё и сразу,

и силуэт медлительный в тёмно-красном.

***

В отражении столько света, что раме вровень,

кажется, всплеск руки – он польётся "за".

Солнце повсюду и нет ничего солнца кроме.

Женщина, улыбаясь, отводит глаза.

И мнится, будто пространство тягуче-зыбко

теряет границы

и ты в нём насквозь ничей…

По стенам, бликуя, плывут золотые рыбки

солнечных пятен, теряясь в сетях лучей.

19.12.2022.

Лететь

Она произносит: "Что-то теперь иначе".

За бликом улыбки волнение тщетно пряча.
"Мне сложно идти и я не звучу совсем"…
И дышит теплом на стекло, а потом рисует.

Ты видишь её потерянную, босую
на фоне бетонных стен.

Скорей не её, а тень в полумраке спальни…
Она добавляет: "Ты обещал достать мне
звезду." И смеётся, как будто тебя здесь нет.
И вдруг оживает воздух от мелкой дрожи,
и мотыльки на тающий снег похожи,
спешат отовсюду, словно исходит свет

от тонкой руки, что крепкую держит лесу
к тебе от неё. Однажды вписавшись в пьесу
двуликой любви, ты знаешь, что это – сеть.

И ветер бросает в лицо не пыльцой, но пылью.
Ты чувствуешь, как за спиной прорастают крылья
и смотришь в глаза ей, и тоже готов лететь.

Обратное

…этюдник пуст, в запасе у меня

сюжетов незатейливых немного.
Вот чистый лист подаренного дня,
распахнутый доверчиво и строго.
Я медлю, выверяя каждый штрих,
над частностью любою замирая,
в стесненье жестов сдержанно-скупых
сангину и пастель перебирая.
Мне видится с обратной стороны
ответное неспешное движение,
и столько потаённой глубины
и воздуха в простом преображении,
что проступает видимая связь
никем не обозначенного слова,
спасительной молитвой становясь,
в граничащем с отчаяньем безмолвии…

Набело

Когда теоремы доказаны,

ошибки исправлены,
расставлены знаки препинания,

возникает иллюзия возможности
переписать всё набело -
правильно и красиво.

Ты выбираешь лист, шрифт, стиль;
новая страница – ледяная и лощёная,
события - приглаженные,
слова - выверенные.

Но сказанное – пустое /читай мёртвое/,
нет в нём мятежности /читай жизни/.

И только стопка старых писем
на пожелтевшей бумаге
неровным летящим почерком,
буквами, перегоняющими друг друга,
корявостью фраз,
напоминает разноголосье птиц…

Кажется - дотронься
и они вспорхнут,
как стайка слётков,
тёплых, галдящих, весёлых,

оторвавшихся от гнезда,
но так и не решившихся
на свободный полёт…

Картинка цветная

Щегол голенастый, картинка цветная,

я птица чужая, чужая, чужая.
Ни рук, ни прикорма, ни праздничной клети,
не нужно, не важно. На ветер, на ветер
слова и коленца нещедрого пенья,
на ветке безлистной полночное бденье,
где звук обозначить явленье не хочет,
и в горле саднящем клокочет, клокочет.

И мягок свет...

И ты умрёшь, и я умру,

и ничего тут не попишешь.
Хранятся, словно в зиму лук,
у старика в небесной нише
вязанки душ. И золотист,
и мягок свет от них идущий,
покуда не столкнули вниз,
в мирскую тягостную гущу.
Потом, потом, сдирая наст
и дуя в ледяные ранки,
сведёт старик никчёмных нас
для совпаденья и огранки.
Мешая глину, чернозём
и вынимая рёбра слева,
с тем чтоб раздельно ли - вдвоём,
всё прикипало и болело.
Но только воле вопреки
ряды ослушниц пополняя,
я, уклоняясь от руки,
покину сад земного Рая,
и прорасту в твой кровоток
теснее, сопредельно, ближе,
как только Бог один и смог.
Чтоб вызнать, что тобою движет.

Насмешливое

Ах, какая плещет музыка

в переходе в выходной,
где торгуют кукурузою
и оранжевой хурмой,
да старинными монетами
в окружении зевак.
Я бреду в обнимку с летом и
раздаю слова "за так";
это - звонко и насмешливо,
невесомо то, как пух,
столько их во мне намешано,
унести не хватит рук,
от обрывков до мелодии
(кто бы слушал щебет мой?).
…как она поёт, выводит-то
про печальное гармонь…
Площадь полнится туристами,
всё для них здесь новизна,
брякнет мелочь неказистая –
настроению цена.
Дед попыхивает трубкою,
опираясь на скамью…
я кладу купюру крупную
и лукавый взгляд ловлю.
Город – яркая шкатулочка,
было горько – отлегло…
гармонист решит: "Вот дурочка,
знать даётся ей легко"…

с-м Маргариты

"он не заслужил света, он заслужил покой…"

М. Булгаков.

Там, в параллельном мире, где в стынь гранита
реки впадают, кромсая на части город,
я тебе – вера, спасение, Маргарита,
ты мне – отступник, молчание, новый повод
броситься в небо.
Но за века сгорания
по остановке пульса, дыхания, времени,
знаю тебя любого на расстоянии,
считывая от хаоса до сотворения.
Если слепое приятие-великодушие –
явный отсыл к падению в пропасть адову,
то я – слепа,
вырываясь из чрева душного
чёрного мегаполиса тешить, радовать
явь себялюбца. Рой окон мне в спину пялится,
но не сморгнуть, не захлопнуть плотнее рамы
даже не смеет. Я – вольница, я – скиталица,
если невидима, значит с тобой на равных.
Ищешь покоя? Возьми его полной мерою.
Рукопись – это я, от листа до пламени!
Одушевлённой сделав мечту-химеру,
кормишь зверей своей ненасытной памяти.
Только однажды, когда изойдёт до пустоши
жалкий февраль в отметинах острых веток,
ты убоишься содеянного и отпустишь их,
и обернёшься, ошеломлённый светом.

08.04.2022.

А потом ты найдёшь поломанную иглу...

…а потом ты найдёшь поломанную иглу,

будешь долго в руках вертеть, вспоминая чья.
Наблюдая за стайкой рыб, что ныряют в глубь
невозможную фиолетового ручья.
Гребни елей, петля дороги, крапивы куст,
край деревни, белёный домик и запах щей,
по низине туман сползает, космат и густ.
И руками всплеснёшь: "Ну где же ты есть, Кощей?".
Тишина тяжела, лишь сердца неровный стук.
Станешь тщетно искать, не слышно ли вздохов где…
На корявой осине открытый висит сундук,
да ленивая утка вразвалку идёт к воде.

25.03.2022.

Так каждый раз

Так каждый раз, когда приходит тьма,

мне хочется сказать: "Не прячь окна,
не трогай шторы."

Придвинуть кресло, сделать мягче свет,
представить, что меня здесь больше нет,
смотреть, как в штольне

проулка зачинается пурга,
ворочая намётные бока
сугробов тёплых,

похожих на потешных медвежат,
они у стен заснеженных лежат
и дышат в стёкла.

В просвете вырастает странный лес,
из кружев, птиц, таинственных словес
переплетение,

взмывает выше серебристый пух
и будто слышен колокольцев звук,
гуляют тени.

Побыть одной из бессловесных тех,
кто одевает землю в белый мех,
то есть – причастность…

Когда я отстранённо-далека,
смотрю, как проявляется строка,
позволь молчать мне…

Время покупать календари

Время покупать календари,

в магазинах книжных не пробиться.

Что тебе на память подарить,

странная взъерошенная птица?

Постеры с цветочными панно,

видами на светлые заливы…?

Всё тебе для радости дано.

Что ты отстраняешься пугливо?

Словно знаешь – будущее в нас,

как стеклянный шар на ёлке, хрупко.

И не сводишь с неба тёмных глаз,

а оно бросает белой крупкой…

22.11.2022.

Упрямое

То яма, то канава, то ухаб,

просеешь муку, сбудется мука,
посеешь слово – сложится легенда.

Бреди, бреди, мой ослик-горбунок,
ведь путь порой единственный предлог
не заплутать отброшенному кем-то.

Поклажа, слава Небу, тяжела,
а значит, будем дальше доживать,
жевать медовый пряник, плеть минуя.

Упрямо пробираясь напрямик,
не можешь изменить, тогда прими,
тропа узка, так выйди на другую.

***

Когда луна особенно желта,
как репка, приготовленная в масле,
приходит с неба Боженька шептать
про доброе. Шуршит солома в яслях,
от древесины сточенной жучком
идёт тепло и мягко пахнет прелью.
Лежит мой ослик у двери ничком
и грусть его, похоже, запредельна.

Ноябрь 2021.

Созерцательное

Все умрут. И божия коровка

знанием таким наделена,

падает в бетонную коробку

через щель открытого окна.

И фарватер комнаты проверя,

всяческий утратив интерес,

забирает несколько правее

и оттуда созерцает лес.

Будто никогда не знала раньше

этот свет, сочащийся в проём.

Он сегодня огненно-оранжев,

как крыло пятнистое её.

24.10.2022.

Давай с тобой на "мы"

Давай с тобой на "ты", а впрочем нет,

коль вышло, что друг другу не чужие,
давай на "мы". И наберём конфет,
и чаевых в кафешке не зажилим.
Пойдём на берег, там ползёт туман,
как партизан в молочном камуфляже
и спят подслеповатые дома,
и улочки-тихони спят, и даже
фонарь на тонкой ножке, с завитком
у самой лампы (Пуаро знакомец)
уснул почти. И солнца бледный ком
пастозно вызревает у околиц.
И только голодранец-нищеброд
в потёртом фраке местного пошива –
орущий о любви паршивец кот
гундосит в нос, безжалостно фальшивя.
И в самом захудалом из ларьков
ты купишь нитку красного коралла
за поцелуй, за нежность без оков,
за то, что увела, но не украла…

13.08.2022.

Отражение

Что для одной очаг – для другой костёр,

не развести никак этих двух сестёр.
Смотришь на первую, чувствуешь благодать,
а про вторую можно и не гадать,
ведьма она и есть, первородный грех,
чёрного неба месть, колдовство утех.
Та, что потише – мелкая заводь, свет,
нянчит детишек, варит тебе обед,
кротко вздыхая: "Где же ты, мой Адам?";
вспыхнет другая: "Что заслужил – воздам!"
(Ты и не против, пусть оно всё горит,
раз не отводит тёмных очей Лилит.)
Благо к утру проходит бредовый хмель,
глядь, а ковчег ведомый попал на мель;
но подоспеет Ева и подсластит
всё, что в сердцах напела тебе Лилит.
В этой борьбе сменяются день и ночь,
их примирить, что воздух в горшке толочь,
чёрное с белым, искра и мягкий трут,
ангел и демон порознь-то не живут…
Позже, смеясь, любуются у зеркал,
(жаждой томим, которой бы ты внимал?)
Чьих они рёбер?...но по всему – родня.
Смотрятся обе, а отражаюсь…я.

2020.

Доброе

…неба прозрачность такая, что виден Бог,

мне отчего-то важно, что он там есть,
будто среди оранжевых облаков
светлая песнь;
он обещает зиму и лёгкий снег,
я безусловно верю его словам
и наблюдаю, как невесомо вверх
тихо летит листва
прямо к его порогу… такой ковёр,
чтобы ходить бесшумно, не мёрзнуть чтоб,
ветрено там, поди он простыл и хвор,
даром что Бог;
чаю с малиной поздней, да солнца мёд,
дольку луны для вкуса, тумана сласть,
будет ему уютно, "Добро" - кивнёт,
смеясь;
и, подпирая щёку большой рукой,
станет спокойно слушать осенний шум…
вот заберусь отважно в его покой,
всё расскажу;
он, поправляя звёзды, затеплит ночь,
где-то в лучах морщинок мелькнёт печаль,
и улыбнётся только: "Да полно, дочь…
пойдём пить чай".

2018.

Янтарное

Янтарной каплей отмеряя срок,

с пушистой хвои терпкою слезою
стекает время. С верхом водосток,
воды медовой... Зачерпни рукою;
смотри на свет, как льются ручейки
сквозь пальцы, оставляя позолоту;
как над отлогим берегом реки
летают пчёлы, заполняя соты
дней уходящих россыпью минут...

Как плавится вечерний небосклон
в предчувствии грядущего заката.
И долог день, а жизнь всего лишь сон
от вдоха и до точки невозврата…
Смотри в меня спокойно и всерьёз,
узнай моё дыханье среди прочих.
Мой след в краю, где горькою смолой
деревьев боль янтарно мироточит…

2016.

Ни сказать...

Никакой манерности больше, Господи, никакой,

никаких "услышь мя, заметь, подай"…
Если сходит с неба такой покой
и без слов понятно, что вот он – Рай.

Если лист, упавший в речную гладь,
в отражённых путается облаках;
если ветер влажный готов обнять
и качать в прозрачных своих руках,

и легко целуя глаза, виски,
говорить застенчивой тишиной.
Если ветви каждой тугой изгиб
повторяет смысл и образ твой.

В этом слышно даже, как сад растёт,
как в скорлупку почки толкает цвет.
Ты воздушен, призрачен, распростёрт,
перевит лучами, как сотней лент.

Тень от птицы мягко скользит к траве,
остаётся только поднять глаза…
и такая нежность коснётся век -
ни вздохнуть, ни выплакать, ни сказать.

2020.

Про нити

"…Рукоделие, знаешь, занятие для терпеливых,

я как раз из таких и каждый мой жест отточен;
если ночь – значит нити с оттенками чернослива,
если день, то немного лайма в рассвет молочный,
если ветер, то белым…
(и бережно бисер нижет),
для воды – васильковый, для неба, пожалуй, тоже."

Она держит устало пяльцы, склоняясь ниже,
чуть пульсирует жилка под тонкой прозрачной кожей,
выбивается прядь…
Казалось, о чём грустить ей?
Кот гоняет катушки, в окно заползает солнце…

"…а любовь вышиваю привычно суровой нитью,
это, знаешь, надёжней – другая всё время рвётся…"

2020.

Колыбельная для сада...Три сезона одного дня.

"Стань гостем мне и саду моему..."
Полина Тау.

временность…

Заставь меня умолкнуть – я умру.
Так открываешь двери поутру
в осенний сад, а он уже не дышит.
Деревья голы, голуби хандрят.
И ветви долу к лужам пустыря.
И только небо выше…выше…выше…

Ещё пождёшь, вот-вот и запоёт
в скворечне за заброшенным жильём
отбившийся от стаи переросток.
А он молчит. И тянутся лучи,
оранжевые грея кирпичи,
ведущие к забытому погосту.

И ляжет в изголовье немота,
все звуки прогоняя мимо рта,
и сад качнётся с ласковым укором:
"Зачем ты так усердно нелюдим?
Что стало ныне, только погляди…".
И снег падёт в распахнутые створы.

несвоевременность…

Что, домик мой в соцветьях тубероз,
дождались всё же первых белых ос?
Беспомощны – ужалят и растают.
И появились-то всего на час,
но нежный флокс поник и враз зачах
и слюдяная ветреная стая

стрекоз спорхнула с тёплого песка.
Пойду теперь к завалинке искать
ненастьем перепуганных трёхцветок,
да собирать промокшее бельё…
Вот только сад был снегом убелён,
а посмотри – сползают капли с веток.

данность…

В дому тепло и пахнет разнотравьем,
в печь для просушки ягоды поставлен
широкий таз с шиповником, ещё
цвет липы золотится на подложке,
варенье остывает в медной плошке.
Любой пришедший будет угощён
рассказами и выпечкой с брусникой.
А после до утра (поди усни-ка,
пока такая ночь в соцветьях звёзд)
здесь вспомнят и ушедших, и живущих,
когда котёнок (на ночь в дом запущен),
волчком крутясь, пушистый ловит хвост.

23.02.21.

Само совершенство

Говорит мне: "Подвинься…" и мой занимает стул,

принимает серьёзный вид, деловито пишет…
Я смотрю удивлённо: растрёпан, небрит, сутул,
не мальчишка давно и веса чуток излишек…
Как он только летает? Пропеллеры? Парашют?
Ничего не заметив, роняю: "Ты правда…Ангел?".
Он обиженно хмыкнув, сверяет с два-Гис маршрут,
улыбается нагло,
мол, примите под роспись, любите таким, как есть.
"Чаю будешь, Хранитель?". На время бросает гаджет.
(Неудачная шутка? Коварная чья-то месть?…
Ворошу варианты…). Он блинчик вареньем мажет.
Произносит: "Ты это, жалуйся, если что,
подсоблю, чем умею, приставлен к тебе за этим".
Умиляет донельзя его благосклонный тон –
снисходительное терпение к малолетним.

Не ругаться же с ним. Всё меньше гора конфет,
рядом ворох обёрток. Повторно наполнен чайник.
И чему удивляться, привыкшей к заботам мне,
"чудо в перьях" доверено небом едва ль случайно.
И теперь мы с ним рядом. И кто из нас кем храним?
Но когда мне дождливо, он молча умеет слушать.
Раскрывая с поломанной спицей узорный нимб,
бережёт, как зеницу и следом бредёт по лужам…

02.11.20.

Твоё лишь...

…Смиренья ради и забвенья для,

так и живёшь всё время где-то между,
но видишь, как вздымается земля
на копьях трав,
как издавая скрежет
река ломает панцирь ледяной,
камлая в исступленье первобытном.
Мне помнится – случилась не со мной
вся эта жизнь, в падении открытом
с ладони чьей-то, семечком к меже,
в одни для всех вселенческие ясли,
где я,
к тебе предвосхищая жест,
сорю словами светлыми напрасно.
Но перестать, как будто пережать
упрямый трепет жилки у ключицы…
Качает небо первого стрижа,
тень от порога явственней ложится;
и ты порой не сразу узнаёшь
себя во встречном,
а узнав – уходишь,
туда, где одиночество вдвоём
твоё лишь…

2019.

Мне был обещан снег...

Мне был обещан снег, и я ждала,

посуду убирая со стола,
сметая крошки старою тряпицей;

но минул день, за ним пошёл другой,
зима была бесцветной и скупой,
и оставалось только отступиться

и перестать смотреть в белёсый мрак.
Кормить кота, оглаживать собак,
мириться с ежедневною рутиной,

листать тетрадь, терзая словари,
вздыхать над книжной жизнью Бовари…
привычная домашняя картина.

Но стал февраль, как идол, на порог,
и замело от неба до дорог,
и город стал подобен лазарету,

где сколько ни саднила бы душа,
идёшь в бинтах метельных, не спеша
на свет его и всем молчишь об этом.

2020.

Заговорное...

…От меня пойдёшь и начнёшь плутать

вокруг трёх осин среди бела дня.
Через зыбь болот пролегает гать,
да сидит сова на осколке пня.
Сторожит ларец, в нём тревожный сон,
о семи замках, да печать – сургуч,
чуть поодаль тын огибает дом,
на крылечке кот, под ступенькой ключ.
Отомкнёшь – войди, пусть высок порог,
на печи кипит травяной отвар,
зачерпнёшь ковшом, отопьёшь глоток,
потемнеет свет и охватит жар.
Промелькнёт вся жизнь, уместившись в день,
обернёшься и не узнаешь явь…
От окна к тебе вдруг метнётся тень,
узнаёшь поди ? -
это снова я.

2019.

Колыбельная для сада... За час до осени.

малина…

…в какой руке? Но только не хитри!
Считаю, улыбаясь: "Раз, два, три",
ладони раскрываю, там – малина.
Последняя, а значит – слаще нет,
проси теперь, иди теперь ко мне,
покуда предлагаю половину…

ранетки…

Стрекозье племя, мотыльковый пляс,
до осени всего какой-то час,
кузнечики провозглашают: "Ave!".
Бесшумно Бог спускается в сады
и выглядит так странно молодым,
что сложно на мгновение представить
его другим. Плывёт который Спас,
ранетки заполняют с горкой таз,
теряет капли рукомойник медный.
Оса в припадке бьётся и звенит…
Бог поднимает яблоко с земли
и нам бросает, предложив отведать.

12.09.2021.

Третий круг...

…заходи на третий круг,

крылья складывай,
осень жертвует собой
листопадово,
сколько золота теперь,
разве вынести,
за порог, за душу, за…
взять и вымести,
все, что было не тобой,
все, что чуждое;
тень над солнечной стеной
вьётся кружевом,
выгорает синева
до прозрачности,
небо вспыхнет за окном
и расплачется…

Неприметное...

А возле дома ждёт поющий куст,

взъерошенный до самой тонкой ветки,
и каждый воробей в нём - златоуст
чумазый,
незатейливой расцветки.
Лучами позолоченный хорал
под зимним небом звуками расплёскан...

Пусть певчий каждый - неприметно мал,
выводит трели звонким отголоском,
но сердце поскользнётся на ходу
и я качнусь,
как деревце от ветра,
когда едва дыхания найду
для полного молчанием ответа…

2019.

Под занавес...

…под занавес смолкают голоса,

есть повод заблудиться и остаться,
когда бы не котомочка скитальца,
когда бы не саднила полоса
на стыке лета, где осенний сплин
ежеминутно кутает ожоги
от солнечных объятий,
в ветхой тоге
состаренных летящих паутин,
и серебристый месяц тонкорог,
вываживает звездную поклевку,
позволив эту детскую уловку,
не преступать условленный порог …

2017.