Ольга Кузнецова


про Сашу

не шорох мышиный в большом камыше, 

а шелесты шин по шоссе, -
спешит по ночному прешпекту порше, 
качает мешочек-саше
и тащит промокшего вдрызг атташе
в кафешку, где ушлый Ашот
швырнет в хачапури гостям подшофе
вчерашние яйца пашот. 
бармену дежурное бросив клише
и жахнув шотландского шот, 
в расшитом кашне и плаще, атташе
замрëт, как подвисший скриншот. 
и слепо уставившись в складки плиссе, 
представит, пока не уснёт, 
как шалая Саша бежит по шоссе
и вечную сушку сосёт.

история одной встречи


один из нас, который я, из дома вышел рано.
другой из нас, который ты, наутро сбрил усы.
а удивлённая судьба таращилась с дивана,
и двое сонных ангелят смотрели на часы.

один из нас вошёл в метро, где ветрено и гулко.
другой из нас нашёл ключи и выскочил во двор.
а хитроумная судьба кралась по переулку,
а пара пухлых ангелят не прекращала спор.

один из нас поплыл на свет из дремлющей подземки.
другой из нас нажал на газ, свернув за поворот.
а осторожная судьба уже ждала у стенки,
а двое резвых ангелят во весь смеялись рот.

один из нас приехал в срок, но поспешил немножко.
другой из нас не опоздал, но мчаться не хотел.
и тут коварная судьба подставила подножку,
и двое метких ангелят достали пару стрел.

они попали точно в цель, и упрекнуть их не в чем.
судьба, довольная собой, пошла слагать псалмы.
и тот из нас, который ты, шагнул ко мне навстречу,
и не осталось больше я, и появилось мы.

рыжий лис во дворах...

рыжий лис во дворах
ищет жёлтых заблудших птах.
вечер прячет их след,
задувает небесный свет.
тянет дымом в окно.
и, как в старом немом кино,
жизнь негромко трещит,
и тапер всё бренчит одно...
есть билет на двоих,
но сегодня проектор стих.
расстилаю экран,
и, пришелец из дальних стран,

круглоликий смотритель
идёт, заклиная сны,
с половинной - моей
к половинке - твоей луны.

ноябрь

сгинет солнце, закончатся краски,
кроме серой и черной - на треть.
будет вечер оконной замазкой
в непросохшие окна смотреть.

и не будет ни снега, ни листьев,
ни гостей на полночном пиру,
только осень с повадкою лисьей
унесёт моё сердце в нору.

украдёт, убаюкает, спрячет,
жарко рыжим хвостом обовьёт...
ты не верь, что душа моя плачет -
колыбельную лету поёт.

всё, что есть у меня...

все, что есть у меня -

на пальцах одной руки.
плюс вера в Небесный Свет,
плюс то, что зову надеждой.
но только любовь и способна
сделать всё это живым.
это я вам говорю,
лилии в прозрачной вазе.

дорожное

всё закономерно, прозрачно до хруста,
и мне ли знать, что есть радость взаймы.
вот "или" стоит между долгом и чувством,
вот "и", где увы, не получится "мы".

задачка простая: есть в транспорте место.
кто первый - тот сел, тот и едет свой путь.
а рядом стоять, обнимая за кресло,
устанешь однажды, сойдешь где-нибудь.

но едешь пока, и в окошко то ветер,
то солнышко греет, то вьюга в глаза...
эй, там, машинист, ты еще не заметил,
у этого транспорта есть тормоза?

дорога летит. но угаснет неспешно,
когда у попутчиков кончится пыл.
и спросят меня: ты любила? - конечно!
и спросят тебя... - да, конечно, любил.

Ангел

у меня на плече - свет от его крыла.
у тебя на груди - след от его креста.
этот ангел ничей, ты не думал и я не звала...
у него всякий раз есть дело одно из ста.

у него за спиной и на груди - сума.
у него каждый день неосторожный путь:
перевесит вперед - и мы сходим с тобою с ума,
перевесит назад - и спасите нас кто-нибудь.

у него кроме нас много таких чудных,
но ему не пролить боль из зеленых глаз, -
мы грустим за него, получая судьбою под дых.
и жалеем его, в равновесье хранящего нас.

как это так получается...


как это так получается,
и для чего нам даётся?
длятся и тянутся лучики
дальнего зимнего дня.
мне без тебя не летается, 
мне без тебя не смеётся,
даже светить не получится,
тёплая радость моя.

былью и болью проверено,
штопано белою нитью,
прятано, пролито, встречено
силой земли и огня...
сколько еще нам отмерено
яркого солнца в зените,
если свеченье замечено,
светлая радость моя?

сколько ещё перемелется,
сгинет и снова родится,
станет ли сердце уверенней,
встречи-разлуки кроя...
мне без тебя не сумеется,
мне без тебя не звучится,
мне без тебя не ко времени 
нежность и радость моя.

с птицами

осень, весна ли, на все времена
счастье творимо.
жизнь моя, свет, небеса из окна
с птицами - мимо.

радость ли, грусть ли,
тишины ли росток,
музыка, строчка...
птица летит, и на новый виток
тянется дочка.

гостя ждала ли, гнездо ли вила,
сына жалела...
птица летит надо мной в два крыла.
что ей за дело?

вот бы за нею, назло, поперек,
я ль не достойна? 
каждый сверчок да на свой камелек.
больно-не больно.

не отобрать, но уже не отдать, -
пой, как сумела...
птица летит. и над ней благодать.
что ей за дело?

Леди-блюз

леди устала. леди желает тепла.

мятная бомбочка, пена в изгиб ключицы.
леди всегда понимает, 
откуда текла
эта вода, и куда она будет сочиться.

рыжий ли хвост, тишина ли травы со дна,
нежность кошачья, 
рык ли разбуженной львицы...
леди всегда замечает, когда не нужна,
но и всегда разрешает к себе стремиться.

много ли, мало, но каждому - по судьбе.
выбор свершен. на земной ли, небесной тверди...
леди желает тепла. леди спит в тепле.
леди проснется. и станет сильнее леди.


январский ветер

нет, ничего не обещай -
слова не значат.
когда душою через край -
тогда и плачут.
когда не требуют взлететь -
крыла паримы.
а вдруг попробуешь воспеть -
так сердце мимо.

за горьким запахом торжеств,
за синей ёлкой,
воспринимая из волшебств
тебя и только,
забьётся солнечный родник,
как будто после
мы друг для друга не на миг,
не только в гости.

качает сны и мишуру
январский ветер.
кто научился по уму -
должно быть, светел.
а я парю, горю, дарю, -
фонарик, строчка...
судьбу за всё благодарю.
люблю. и точка.

не про кота


Заполняю пустоты. Вот-вот заведу кота.
Ну, читаем - козу,
но держать её, в целом, плохо:
привязать себя, разве что, крепче к себе, когда
понимаешь, что лучше б свободы, движенья, вдоха.

Дай не перегореть, сотворяй, как звезду - звезда.
По течению плыть - равнозначно истлеть послушно.
Я умею любить очень долго, всегда. Всегда!
Жаль, что это пока никому не бывало нужно...

уже знакомая в повадках...

уже знакомая в повадках
тигриных, лисьих и совиных,
сегодня ночь на мягких лапках
сошла с восьмых и половинных.

еще не хочет шумных игрищ,
о тишину ушами трётся,
и все, что ты сейчас не видишь,
наверно, музыкой зовётся.

я с нею рядом у окошка
спиной пригрелась к батарее,
как одомашненная кошка,
что не мурлыкать не умеет.

сны

иногда под самое утро приходят такие нежные нужные сны,
что проснувшись, долго не хочешь открывать глаза.
хочется вернутся в них, попросить убежища хотя бы до весны,
пообещав быть хорошей девочкой и вовремя жать на тормоза, -
не только не пить много кофе, не есть примерно за три часа перед сном,
а чтобы для сказки над диафрагмой всегда оставалось место сейчас, а не когда-то потом...

многое хочется пообещать, чтоб задержаться в той нереальной реальности, но...
бульник настойчив. глаза открываются. на улице снег. в комнате тихо. 
в чате темно...

пока мы спали

пока мы спали, выпал снег.
сошёл - внезапный, званый, лживый,
заблудший ангел бледнокрылый,
не замечающий прорех

в пустом дворе, в дому ночном,
над перекрестком - нет, не спящем,
над нашим зримым настоящим, 
ручным, не знающим, о том,

что будет воз, и пуд, и соль,
и будет гимн, судьбой трубимый,
и будут трубы, сердца мимо,
и будет роль, в которой боль.

но возращаясь к естеству 
воздушной ангельской породы, -
да будет снег, и время года,
в котором место волшебству


мне отрываться от тебя больно


мне отрываться от тебя 
больно
мне оставаться без тебя 
снова
о как не просто иногда
вольно
в полёт прощальное пускать
слово

казаться в зеркале себе
прежней
мы отраженные вдвоём 
знаем
какой бывает тишина 
нежной
каким горячим обожгло
раем

давай сумеем запереть
двери
давай не пустим на порог
скуку
я сквозь огонь пройти смогу
верь мне
пока я чувствую твою
руку

пока колотит и звучит
пульсом
и сладко тянет под ребром
в солнце
пока наш парус не ушёл 
с курса
пока не чувствует нога 
донце

мне ни о чем нельзя просить
кроме
прощенья выхода ль для нас
свыше
но что-то дремлет у судьбы 
в лоне
и сердце каждого из нас
слышит

колыбельная лету

сгинет солнце, закончатся краски,
кроме серой и черной - на треть.
будет вечер оконной замазкой
в непросохшие окна смотреть.

и не будет ни снега, ни листьев,
ни гостей на полночном пиру,
только осень повадкою лисьей
унесет моё сердце в нору.

украдет, убаюкает, спрячет,
жарко рыжим хвостом обовьёт...
ты не верь, что душа моя плачет -
колыбельную лету поёт.

сентябрь

сорвавшись с насиженной ветки
пристанища дома жилья 
летят золотые монетки 
осенняя радость моя

на солнце янтарны и тленны
беспечны легки мотыльки
цветной надсентябрьской вселенной
танцующие огоньки

природой расставлены метки
творимо паримо быльё
как встречи
воздушны и редки
нехитрое счастье моё

нас учили жалеть других...

нас учили жалеть других. не любить себя.

в этом смысл всех побед на сегодня, и всех невзгод.

если б время вернуть, если б не рифмовать "тебя",

я б, наверно, иначе жила, и другой бы ход


проложила конём ва-банк - на с7 с в5,

а бы сеяла панику, смуту, войну и боль...

но меня не учили казнить. только звать и ждать.

и жалеть. и любить, тех, кто рядом. читай, с тобой.

песня без музыки

завтра буду молчать. и скучать. и - скучать.

и на розу ветров тишину излучать.

мне за дальним тобой и над близким тобой -

жизнь одна. свет один - золотой, голубой.



у меня за душой - ни шиша, ни гроша,

только то, чем богаты душа и - душа.

я тобою дышу, я не знаю причин,

почему среди всех - ты один, ты един.



мне коснуться тебя - только слово шепнуть.

мне поверить в себя - долгий путь, сложный путь.

я как мушка в живом янтаре, в янтаре,

ты свеченье мое, ты мой путь на заре.

небесный окоем прострел души нетленной...

небесный окоем

прострел души нетленной

мы снова заодно

прости меня прости

окна ночной проем

мы отроки вселенной

мы дети мы зерно

проросшее в горсти



неузнанные днем

не спящие без света

который в паре снов

от мира и миров

на что нам окоем

покуда длится это

превоплощенье слов

превозжиганье дров

1/06

Говорю им: вот хлеб, вода, -
никаких гвоздей.
Отвечают: зачем нам еда? 
Мы хотим затей.
Мы хотим лететь, 
этот мир так нов, 
этот ветер крут...


Говорю: примите 
с едой любовь.
И они берут.

рыцарская песня

              Вите Степанову

что там начертано в свитках - увы, не прочесть.
то ли наврал зведочёт, то ль свеча ни о чём.
только у светлого рыцаря верность и честь
в сердце прописаны острым калёным мечом.

склоки ли, сплетни - от скуки скисает вино.
враг наступает. король обольстился другой.
только у храброго рыцаря дело одно -
быть королеве надежной и твердой рукой.

шут обзывается. мантию пробует моль.
свита сбежала из замка в соседний предел.
только для доброго рыцаря - вечная боль,
коль королева пеняет на царский удел.

но не сердись на свою незаметную роль,
гербовый щит и доспехи для битвы надев.
для королевы всегда будет главным - король.
только без рыцарей нет на земле королев.

ах, душа моя...

ах, душа моя - девчушка-пастушка,
всё б на дудочке играть да плясать.
кто-то свыше напевает на ушко,
и не смеет о печальном сказать.

кто-то музычку завёл золотую,
звонкой ниткой протянул - и звучит.
хочешь, грусть твою как свечку задую
и возьму к себе? пускай помолчит.

не спросили у разбуженной речки -
можно ль радость у другого отнять?
скачут по небу овечки-сердечки,
облачковая моя благодать...

уходящая картина

О.


написать тебе по инерции, что люблю,

что болею, что сердце всё - там же, и я - всё та же, -
все равно что скармливать Врубеля по рублю,
добиваясь весьма дешёвого эппатажа.

у меня теперь заповедник из чувств и снов,
и запрет на просмотр и отстрел без лицензий прочим,
но тебе, моё сердце, доверено столько слов,
что твой допуск в руках и по-прежнему многоточим...

я опять не знаю, где выход и где тут брод,
но пока на прудах не устанут селиться утки,
я в картине у берега. то уходящей - от,
то - идущей к тебе и потерянной на минутку.

острожное

опустила три засова на сердце.
не согреться, не согреть - время к ночи.
я и рада бы в весну выбрать дверцу,
только дверца выбираться не хочет.

уравнялись ночь и день - дело глухо.
тишина внутри такая, что ахнешь.
над окном висит луна-молодуха,
под окном моим не стой - не зачахнешь.

ну, а впрочем, расскажи - как там, снизу?
просыпается апрель? стал ли ближе?
грусть котенком прошмыгнет по карнизу
и луну в холодной лужице слижет.

но до Пасхи что ни боль - всё награда.
истекает жизнь по старому стилю.
опустила три засова - и рада.
да и этот опущу. коль осилю.

кармическое



О.Ф.


из цепочки минувших жизней

тихо выросла наша связь -
мы ведь были знакомы раньше,
и похоже, немало лет.
и чем вычурней и капризней
предыдущих рождений вязь,
тем сложнее понять, что дальше
и зачем этот вечный свет.

значит, что-то ещё друг другу
не додали мы в тех мирах,
не закончили сны и песни,
а столкнулись бы налегке, -
может, стали б началом круга,
может, мимо прошли впотьмах,
но навряд ли б остались вместе
на свершающемся витке.

накануне

что ты, откуда, какие сегодня волхвы?

этой зимой даже снег - да и тот под расписку...

год был похож на попытку вернуться на вы 

тех, кто недавно стоял удивительно близко.


город сверкает. его отражение длят

лица прохожих, но праздник и выпит, и прожит.

тот, кто из прошлого был добровольно изъят,

снова вернуться к исходному коду не сможет.


ждёшь ли ты чуда, душа на январском ветру,

свечку в окне зажигая и глядя на небо?

вытру слезинку, стекло от дыханья протру

и поутру непременно уверую в небыль.

декабрьская лодка

любовь и свет в закон соединя,

я повторюсь, покуда засыпаю:

не забывай, любимый, про меня

не потому, что я не забываю,


а потому, что в белом декабре

острей иных

искрит души проводка.

я буду плыть по мыслям о тебе,

я - берега покинувшая лодка,


не нарушая тождество торжеств,

не возражая речи междуречий,

и ни в одном из сбывшихся Рождеств

не находить следа противоречий...


а в целом, ночи в декабре длинней,

но и светлей июльских - Аллилуйя!

и по душе то миро, то елей,

а то воздушный след от поцелуя.

по вечным мотивам

по вечным мотивам


он не прощался у дверей,

смеялся и шутил,

потом ушел за семь морей

и обо мне забыл.


не обещал любить вовек,

но верить наказал,

что как-то раз - в дожди иль снег -

заглянет мне в глаза.


прошло уже немало дней,

и год уходит, стар,

а я всё жду, когда с морей

придёт его драккар.


ложусь в ночи, встаю чём свет,

молюсь своим богам,

чтоб от печалей и от бед

его хранили там.


чтобы однажды на заре

сюда наверняка

с семи морей тугой борей

мне принесла река.


а филин ухает, скуласт,

лисица бьёт хвостом:

ты не нужна ему сейчас - 

не будешь и потом.


а я не верю вновь и вновь,

и вновь ему пою.

я знаю, что моя любовь

спасёт его в бою.


и  на крутые берега

хожу я до сих пор.

а по реке - то труп врага,

а то его топор.

она

она вышивает гладью в моих волосах,

проводит веселой кисточкой у виска,

она ворожит, и времени на часах

едва остаётся до ближнего марш-броска.


химический запах, музыка, яркий свет,

но я растворяюсь в тепле, и её рука

меняет мой облик, не так чтоб на много лет,

а так, чтоб сюда я вернулась наверняка.

храни меня

когда прозрачно и светло, но все же движется к упадку

янтарной осени расцвет, и нет ни сил, ни слёз, ни слов, -

храни меня, моя любовь, не вычитая из остатка 

событий завтрашнего дня несовершенство нежных снов.


твори меня, мой дальний свет. горчащей искрою рябинной 

пальни в пространство наугад, и возгорит, et cetera

и мой закат, и твой рассвет, - весь мир туманный и полынный,

семь клиньев птиц соединят небесным росчерком пера.

на Яузе

короче дни, длиннее паузы,

всё глуше лета отголоски. 

на берегах остывшей Яузы

сплошь заповедные наброски.


рябин рубиновых подпалины,

следы каштановой бомбежки,

шуршащим золотом завалены

велосипедные дорожки.


два рыбака, застывших в осени, -

мои случайные свидетели.

они, похоже, сшерлокхолмсили,

они, конечно же, заметили,


как я стою - картинка с выставки -

спокойна и невозмутима.

а сердце пляшет, мечет искорки

в открытый чат и - мимо, мимо.

лёгкой пушинкой

Легкой пушинкой вдаль улетело лето. 

Хочется к небу, в детство, - читайте, к устью. 

Мысли допеты, песни витают где-то 

и по причине осени просят грусти. 

 

Август глядится в окна высоким оком 

спелой луны. Но легко прорастает семя 

рыжеволосой тоски, и стекла по стёклам 

пыль звездопадов и снов. Так приходит время 

 

странствий, которыми лето упорно ищут 

в доме у моря или у крымских сосен, 

употребляя внутрь алкоголь и пищу, 

но по причине грусти впадают в осень.


Видно и мне не избежать привычки...

Осень крадется лисой из лесов зеленых.

Я ей отдам дум сокровенных спички,

пусть поджигает кроткие кроны клёнов.

письмо

Начинаю писать о тебе - плачу.

Хочешь верь, хочешь нет. Вот опять - в слёзы.

Нет ни солнца в окне, ни луны, значит

Снова будут в душе по тебе грозы.


Я не знаю, когда этот дождь сгинет.

Темноокий Харон пересёк лето,

а за ним на воде горький след стынет,

а за ним третий год без тебя - в Лету.


Мне так хочется мудрой быть и сильной,

И чтоб там, на другом берегу Стикса,

Ты услышал про белый туман, Ильмень,

Чтобы мог каждый день мною

гордиться.


Посмотри, как растут без тебя внуки.

Ты для них ещё жив, но уже выше,

Чем каштан под окном, чем грозы звуки,

Да и дальше любой на земле крыши...


...Утихает гроза, но вода льётся - 

как вчера, поднимает весло кормчий.

И о память и сны мотыльком бьётся

Грусть моя, боль моя, огонёк отчий.


п.с. "Белые туманы" и "Садко" (плывет туман над Ильмень озером) - то, что я слышала с раннего детства в исполнении мамы и отца, дуэтом.

сезон дождей

А после июнь растворится в сезоне дождей, 

на тело и душу - прохладные дни, как примочки.

И нет никаких у вселенной достойных идей,

как только с утра штриховать мир от точки до точки.


И грусти - не вылакать, сердцу - не изменить,

ленивое тело не спрятать под крышей и пледом.

Но можно идти и тянуть это небо за нить,

и с плачущим Богом поддерживать тихо беседу.

одержимость

Ветрено. 

Забываешь, какое число.

А где-то грохочет гром и поспела жимолость...

Не говори мне, что это само проросло -

Медленно

пожирающая 

одержимость.


А помнишь, в прошлом году, через суток пять. ..

Странно - не помню числа, 

а их событийность.

Собственно, отсюда и надо было бы 

не начать,

Чтобы избежать обидную массовость 

и 

стихийность.


Начинаю сердиться. 

Юпитер мой, ты не прав!

Тебе по определению следует веселиться.

Так сколько можно, колени к груди поджав,

Ждать жизни от жизни? 

Но эксперимент продлится.


Бросить бы все на рандом, игральную злость.

Мудрое небо звезды рассудит по рангам.

Грабли и швабры - по боку. Окрепла лобная кость.

Сменить бы прицел 

самонаводящимся 

бумерангам.

вот бы найти сил на грядущий день...

вот бы найти сил на грядущий день.

я не прошу чуда - немного света.

выгляни в май, плащ потеплей надень

и вылетай. и захвати мне лето.


дождь отзвучал. птицы еще молчат.

мудрый Господь прячет в усы улыбку:

"не открывай этот безмолвный чат.

не заходи. не совершай ошибку."

привет Хемингуэйю

Когда все топовые промолчат,

Когда отсветят зеленым глазом,

Когда отпустит кричащий чат

Из всех сражений словесных разом, -


Давайте выйдем из сети - в мир,

И в теплом свете ночной кафешки,

Устроим телу и сердцу пир,

И до последней звезды, без спешки


Давайте жить, от забот легки,

И по завету Хеменгуэйя

В пылу хмельные писать стихи,

А после - править судьбу, трезвея!

весна

полуночный экспромт


и без конца, и вновь без края...

поэт шепнул  - пришла весна.

ну, кто еще, в слова играя,

не рифмовал: весна - без сна?


та, что без страха и упрека,

надежды на иное без,

где растворяешься до срока

в расчетном зареве небес.


где всё, что выдумало сердце - 

в случайном снеге над листвой,

и сердца крошечное скерцо

гремит над майскою Москвой.


...рассвета злая колесница

летит по встречной полосе.

и ты - лишь тоненькая спица

в ее священном колесе.

когда любовь...

когда любовь захватывает нас,
когда слова и чувства неделимы,
я повторять готова каждый час
люблю тебя, люблю, люблю, любимый...


как будто мир ослеп или оглох
без этих слов наивного признанья.
и каждый день, как музыку, как вздох,
я повторяю, словно заклинанье:
люблю тебя.


как буднично звучит
и как привычно. только вот кто знает,
от скольких бед оно меня хранит
и от каких невзгод тебя спасает.


вербное

друг за другом с усмешкой печальною -

тяжкий март и недобрый апрель...

но Страстная пройдет, и пасхальная

разольется в душе акварель.


и от Ангела добрая весточка - 

каждый будет любим и храним.

в мягких капельках тонкая веточка.

вход Господень в Иерусалим.


эти люди

Эти люди - скелеты из прошлого -

Стерегут ваши ночи и дни.

Только вы им не верьте, хорошие, -

Их глаза равнодушней брони.


Вы не верьте им, сильные, смелые

С лихорадочным блеском в сердцах!

Их душонки, от власти дебелые,

Будут вечно нуждаться в бойцах,


Чтоб за ниточки дергая танчики,

Самолетики выпустив в бой...

Нет, не верьте, не верьте им, мальчики,

Возвращайтесь, родные, домой!

качели

Говори, говори мне хорошее.

Я поверю тебе легкой верою.

Потому что любовью заброшена

В мир, где меньшей не меряют мерою.


Обещай, даже если не сбудется,

даже если и знаешь, где скомкано.

Пусть с плеча постепенное рубится,

но мечту пусть не ранит осколками.


О, какие качели качаются:

то до звезд мое сердце, до неба, и...

приземляешь меня, сны кончаются.

Будто в них мы ни разу и не были...

плюс минус

это, в целом, плюс, что короче ночи.

дни расстреляны каплями многоточий.

буквы вязнут в строчках, горят и - гаснут,

их смывает дождем. а сказали - ясно.


от бессонниц белый рассвет встречаю.

невозможно вечно твердить: скучаю.

это кач пространства, микстура речи.

слово сердце бодрит - но, увы, не лечит.


тишина - это плюс. но, пожалуй, минус

то, что некому петь, починяя примус...

март прессует снег за оградой града.

дождалась весны. ну, чего ж не рада?

за час до весны

мой любимый

февраль доживает последний 

день и час. так посмотрим назад: 

не скорбя,

мы зиме отслужили такие обедни,

что возьмись повторить - и не сможешь. 

любя,

нас поили таким неразбавленным светом, 

что снега и сомнения стали тесны.

я ушла из зимы в направлении лета.

я осталась с тобою.


 за час до весны...

февральское


когда в запасе у зимы полно метелей,

когда тоскливо, будто мы осиротели,

когда на всех рычишь, как тигр, укрывшись пледом,

я знаю - нужно вспомнить мир, где было лето.


там дом - не низок, не высок, там свет из окон,

там лес спиною на восток, а к дому - боком, 

там васильки плывут, звеня, в волне пшеничной,

там жгут огонь, там ждут меня из тьмы столичной.


там обнимаются лоза и старый провод,

там время есть смотреть в глаза и в небо - повод.

там хор пчелиный поутру, и кот-мурлыка,

там всё по сердцу, по нутру, всё Боголико.


там дремлет яблоня в саду, стара и гнута,

под ней кувшинками в пруду стоят минуты,

там мы, живя не по часам, не замечаем,

как утром ангел сходит к нам на кофе с чаем.



очень новогоднее

старый год остывает в разрезе борща.

новый - в путь наряжается, сумерки тща

обещанием чуда и будущим, но

мы пока не о нём, мы пока - заодно.


я повешу картины, ты выложишь пол.

боже мой, до чего человек бы дошёл,

не имея желания бить через край,

создавая вокруг комфортабельный рай!


это долгое соло с повторами тем.

мы согласны на праздник, мы знаем, зачем.

только помнит небесных кровей атташе,

что с любимыми рай. рай в любом шалаше.


мы украсили ёлки. гостей позови!

это проще, чем быть тет-а-тет, виз-а-ви,

или как там еще? чтобы ты и душа.

чтобы вдруг не спугнуть, не сморгнуть, не дыша...


нет, все будет не так. засияет погром

у меня - серебром, у тебя - серебром.

и на утро - мохито  живительный ром. жизнь-привычка. и спящих гостей полон дом.

разговор с солнцем

послушай: мне грустно и страшно -

сбываются сны и мечты,

как будто бы с жизнью вчерашней

мы с "Вы" переходим на "ты",

как будто сейчас удается,

но спросится после - с лихвой...


и красное зимнее солнце

кивает большой головой.

пятница

не уснуть опять. 

что мне делать вот с этим здравствуйте?

слишком тихий час, 

или день во вчерашниий пятится?

что б там ни было, 

но случилось уже, так властвуйте

над моей душой

стаи ангелов, духи пятницы.


я люблю тебя. 

и без этой оси не вертится,

ничего, что я 

близоруко могу нанизывать

на ближайший день,

и Бог знает, во что мне верится,

когда жить учусь 

без тебя, но с тобою, сызнова...


прошлый день за год. 

да и что нам с тобою праздновать

кроме счастья плыть

( как те двое во ржи ) над пропастью,

кроме белых снов, 

что надёжнее будут связывать,

чем воздушный винт

с равномерно гудящей лопастью?


будет новый год.

пусть умножится, что имеется!

всех нас Добрый Дед

одарит по делам и помыслам.

загадаешь ждать - и получишь, на что надеяться.

загадаешь жить - и последуешь Его промыслам.



СПб

не в себе, не с тобою, - в старинном нелепом свитере,

растянувшимся будто бы день накануне празднества,

я по дому брожу и стараюсь молчать о Питере,

а он Невским и мерзким предзимьем с картинок дразнится.


не скучаю по СПб, но каким-то принципам

современного тренда любви к нему слепо следую.

я с таким же успехом могла в Краснодар влюбиться бы,

или в белый Архангельск, - к чему еще страсть наследуют?


но зачем-то пою про дворы с глубиной колодцевой,

про мосты-неразлучники, крыши его и паперти,

будто правда Игла та отравлена, не уколоться бы,

да на сердце - Нева накрахмаленной ломкой скатертью.

и тот поймет...

и тот поймет, кто небом был отмечен,

в ком ярче полнолуния печаль:

я песню написала бы о вечном,

о том, чего так хочется и жаль.


любая жизнь достойна перспективы,

но в октябре особенно горьки

кофейные-коньячные мотивы

в отсутствии пожатия руки.


и сдвинув наступление на фланги,

циклон тоски дождем разбиться рад.

а осень все приносит бумеранги,

упущенные много лет назад.

золотая булавка

и тогда ты себе говоришь: ну и что же!

и как будто вгоняешь булавку под кожу.

и не кровоточит, не мешает, не жжется, -

знаешь, радость забвенья не многим даётся.


чудеса запаролены. чувства - под ноготь.

остывающей ночи октябрьской дёготь

протекает в зрачки, и не выдашь ни звука, -

холодна и логична молчанья наука.


но когда никаким кипятком не согреться -

вынимаешь колючку из самого сердца,

и горячая радость вернувшейся боли

размыкает уста и ломает пароли...


осень золотом жжет. повышаются ставки.

сколько жизней у этой священной булавки?

память

Сереже и Лизе Геворкян, и Леве Болдову


лето, когда я сгорела дотла,

ссохлось. иссякло. и сжалась до хруста

память на вещи, цвета и ветра,

сны, понимание, мысли и чувства, -


сгинуло всё. а казалась мудрей

соль на спине, и беззубо ощерясь, 

волны густых августовских кровей

нашими инями-янами грелись...


помню о вас, приносивших с собой

чистое слово и долгие речи.

разве ж мы знали тогда, что прибой...

разве ж мы ведали, что не до встречи...

песня о

а утром, в себе ощутив силу, 

я вдруг рассмеюсь - посмотри, милый, 

ты тоже встаешь без пяти осень, 

ты просто готов оземь 

удариться, чтобы не стать принцем, 

но только затем, чтоб держать принцип, 

который - ты прав - нерушим, ибо. 

и мы 

не смогли 

бы... 

 

но что так в тебе отдает эхом, 

когда у меня - смех смехом, 

когда у меня свет светом?

и ты не рожден летом, 

в котором живешь, а когда грустно, 

ты прячешь за скобки свои чувства, 

ты думаешь, что за твоим бегом 

душа 

избежит 

снега. 

 

игра - не игра, жизнь одна, слышишь? 

я точно не то, что ты там ищешь, 

и все хорошо до тех пор, если 

мы будем играть вместе. 

такой поворот - не сдавать сердце, 

а общем - о'кей - закрывай дверцу, 

спасайся, беги, управляй небом... 


придешь - 

накормлю 

хлебом.

время яблочных пирогов...

время яблочных пирогов 

и вишневых пуншей.

этот день навсегда прирос 

к облетевшей груше.


не за дальним ли протянув

в ожиданьи руки,

я ловлю искаженный хруст

то пиров, то скуки?


так и, кажется, проживу,

убеждая сердце,

что все сбудутся, все найдут

в эту осень дверцу.

дурочка

наверное, слишком

дурили метели.

и вдруг понимаешь, что любишь - апреле,

в июне, и в августе...

спят менестрели,

сердца запирают и прячут свирели...


и вот уже птицы на юг полетели,

и утром без кофе не встать из постели,

а я еще дурочкой с дудочкой, трели

которой не громче той глупой капели.

30-е августа

в этот день мы всегда покупали арбуз
в семь кг (папа выбрать позвонче старался)
в этот день не казался мучительным груз,
тот, что крепкой семьей у родителей звался.


сорок два с лишним года. гремучая взвесь
взрослых тайн и довзрослых моих заблуждений.
а теперь все мы врозь: папа - там, мама здесь,
где-то - я... наше прошлое - из сожалений.


и так больно еще от недавних потерь.
да и сахарных мало арбузов теперь.


Ассоль

Ольге Сухановой


пей свой бессмысленный кофе,

глядя в окошко не плачь!

ты в ожидании -  профи,

тертый разлукой калач.


снова затянет болячку

йодом и ветром с морей.

дура. гордячка. морячка.

где он, твой сказочник Грей?


и был у отца сад...

и был у отца сад.

и яблонь в жару - сень.

в саду был зарыт клад,

и там он по сей день.


и был у отца дом -

из досок простых храм.

и спрятал отец в нем

секрет, что познал сам.


и был у отца брат,

что рядом чудил-жил,

но оба лежат вряд -

сокровища могил.


и есть у отца сын.

и дочери две есть.

но клад ни к чему им.

секрет им зазря здесь.


смородинный дух скис,

и яблонь не мил кров

жене, что лозой -  вниз,

и внукам, чей мир нов.


малины стена в рост.

фонарь над крыльцом слеп.

лишь те же зрачки звёзд 

на тёмный глядят склеп.


и старый сосед-друг,

на сон заварив чай,

о прошлом вздохнет вдруг,

расплачется невзначай.

веселись, негритянка

пой, негритянка, 

пой и пляши.
сердца изнанку 
вышей с души. 

радуйся солнцу, 
жди и влеки, - 
жгучи колодцы, 
реки горьки. 

цапли, лягушки, - 
сказки красны... 
пой, безделушка, 
в память весны.

миниатюра

душа моя - сад. там, где яблока профиль

размыт, и пшеничное поле вдали,

где каждого дня обжигающий кофе

рождается в глиняной джезве любви.

упало яблоко

упало яблоко потом пропел петух

в траве негромко заиграл кузнечик

полёт шмеля и облачный пастух

погнал к реке медлительных овечек 


но хлопнет дверь и зашумит сосна

и пропоет журавлик у колодца

и я увижу сквозь завесу сна

как новый день лозой упрямой вьется


чёрное зеркало

однажды во времени оном,

не сдюжив чудесного крафта,

окажешься зеркалом черным,

живущим сегодня и завтра,


вайфаем с логином-паролем,

доступным для лучших и близких,

и скутером, дактилем, кролем

минуешь любой переписки


с молчащим и вечно спешащим 

в своих запредельных вселенных, -

пусть станет неслышным, неспящим

в движеньях бессмысленно верных.


и честно разбившись о камень,

приведший пейзажи в движенье,

твой мозг возродится не в пламень,

а в точку его сохраненья.

сегодня был ветренный день

Сегодня был ветренный день.

Сплетя камышовые нити,

Безвременья грузный тюлень

Держал мячик солнца в зените.


И было спокойно. И так

Покорно и тихо в излишке,

Как будто холодный пятак

Помог пламенеющей шишке.


А после случился закат.

Ничто и не прочило грусти,

Но ночь наполняет стократ

Её бледно-желтое устье.

звёздная колыбельная

Соне и Роме


ангелы спят. день окончился в срок.

облаком теплым белеет перина.

высохли слезы, и жребий высок

грустных Гиад из созвездия сына.


гнев ли богов, или горечи яд 

пусть обойдут их без всякой отсрочки.

светом далеких спасенных Плеяд 

тихо качает созвездие дочки.


им, что за словом не лезут в карман,

вечно упрямым и часто бодатым,

оком оранжевым Альдебаран

пусть подмигнет в этом небе когда-то.



солнечная сторона моего лета

Ольге и Виктору Трушиным


павловским яблоком день опустился в ладонь -

ранний, зеленый, еще не напившийся света.

счатье так просто, пока в очаге есть огонь 

в солнечной 

стороне 

моего 

лета.


здесь я умею дышать и любить неспеша -

божья коровка в краю негорелого хлеба.

ангелы зримы, покуда блаженна душа

в ветренной 

стороне 

моего 

неба.


нет ничего, только эта глубокая тишь.

горькая Русь с журавлиной тоскою колодца.

время ничто. есть земля, на которой стоишь.

и синева. 

и текущее 

вверх 

солнце.

вода из колодца

а то знаешь... приезжай. напою тебя водой 

из колодца,

где в жару на самом дне стынет крошечною точкою 

солнце,

там, где капелька звезды на колодезном ведре 

задержалась,

там, где травы и цветы одного из нас с тобою 

заждались...


только разные ветра перепутали дороги 

и даты.

мы расстались навсегда или встретились с тобой 

на когда-то?

с разных краешков страны улыбаемся друг другу 

из чатов.

а ведро полно воды. не расплескано стоит, 

не почато.

достучаться до небес

понимаешь, так накрыло, что беда.

так замкнуло, что хоть плачь, а хоть пляши.

то ли солнце по небесным проводам

дозвонилось до пустующей души,


то ли сердце умирало в тишине,

и теперь вовсю гудят колокола 

по причичине описуемой вполне,

не щадящей ни двора и ни кола.


и мне до смерти, до жути, позарез,

избегая новых жертв и скользких тем,

нужно срочно достучаться до небес 

и спросить "за что?" а может и "зачем?"

Полнолуние в солнцестояние

оно случится не однажды

и будет тихим виз-а-ви

как обещанье вечной жажды 

здесь не прощаемой любви


и под его упрямым оком

живым серебряным клеймом

пометят нас сердечным током

и чисто вымытым умом


и будет ночь как вздох случайный.

и бесконечно белым день

как спящий лев, как слон печальный

и уходящий вдаль олень

Слово


ищу слова для прощания -
выходит всего одно -
незримое, как дыхание,
и терпкое, как вино.

бездонное, как вселенная,
и жгучее, как чеснок.
как море - у пирса пенное,
и тихое - сквозь песок.

как дудочки трель над росами,
как вечный глубокий Ом.
как свет золотой, полосками
стекающий от икон.

как лотос, случайно выросший
в кувшиночьей глубине.
как Ангел, еще не вынесший
меня от тебя - ко мне.


один день

три корабля, две чайки, селезни на воде...

вечен и неприметен летнего дня пейзаж. 

так вот на грани отчаянья вдруг выгорает день,

и обретает краски давнего сна мираж.


где-то за этой гранью -  сутолока, суета,

где-то над этим морем мирный блеснул огонь,

и опустилась с неба блаженная немота - 

теплая, как прощанье. и как твоя ладонь.

замри

всё замерло. всему сказали "стоп". 

прохожие, метро, автомобили, 

как будто в соляной недвижный столп 

за Лотом лето словом превратили. 

 

вода из крана, кофе на плите, 

в дверном проеме бесконечный вечер, 

и птица, до гнезда не долетев, 

и звук дождя за окнами, и ветер, - 

 

все встало, обесточилось, засты... 

как в детской приснопамятной забаве. 

с субботы до немыслимой среды 

затихло всё, что затихать не вправе. 

 

и не пойми зачем вскочивши в три, 

я слышу, как пульсирует и бьется, 

боясь проспать команду "отомри" 

в груди моей встревоженное солнце.

Куликово Поле (посвящение ежегодному фестивалю АП)

все пройдет, но останется след на воде

и степенная эта степная тоска 

по полынному слову, по взросшей орде

ковылей, по стекающей капле с виска.


голубиною почтой отправлю в закат

пару скомканных памятных суетных дней.

и вихрастые ивы запомнят мой взгляд 

в отраженьи непрядвенных правд и скорбей.


будут жаркие лошади загнанных лет

с полуумершей памяти пыль поднимать.

и над выжившим  полем тяжелый рассвет

выйдут новые воины криком встречать.

По правилам игры (романс)

Уже взошла луна,­

как будто наудачу.­

На кончике иглы­

еловой  день угас.­

Не остаюсь без сна,­

не жалуюсь, не плачу­

по правилам игры,­

придуманной про нас.­


В отсутствии тебя­

живу намного тише­

по образу травы,­

подобию воды.­

По самой кромке дня­

растянутся на крыше­

гривастых облак львы­,

и... промолчат, где ты.­


И я себя прошу:

упорней будь в молчанье!

На частоте любой­

сигналы хороши,­

но... вновь тебе пишу­ -

порывисто, отчаянно­

по правилам одной­

сорвавшейся души.­

31 мая

Белье на ветру хлопает,

как-будто снялась стая.

В седой голове тополя 

мой ветреный май тает.


Сирени от клякс вычистил,

каштанов задул свечи,

как будто бы сам вычислил 

минуты до той встречи,


когда соловьев цоканье 

заставить взлететь в стремя 

горячее, темноокое,

нездешних кровей время...


А ты береги искорки,

небольно стегай сердце,

покуда стрижи искренни 

и звонко дождей скерцо,


а ты колоском хлеба ли,

вьюном, васильком к свету

тянись и твори небыли

о том, что пришло лето.



я тоже вижу этот сон...

Я тоже вижу этот сон: 

проем окна, крутые бревна, - 

так издревле слагают дом 

за шагом - шаг, за ровным - ровно. 


мы говорим почти сто лет. 

и ни одной души в округе. 

медвежья шкура, белый плед 

нам соглядатаи и слуги, 


и запах струганых досок. 

и разговора нить незрима. 

но я проснусь совсем не в срок 

неузнана, невозвратима. 


и ты проснешься и поймешь 

(немногим позже, в воскресенье), 

что ты пойдешь. со мной пойдешь 

куда угодно. без сомненья.

после дождя

тёплое утро после дождя.
в небе снуют стрижи.
как это жить, любовь отведя?
сердце мое, скажи!

все преходяще, - радость ли дней,
грусть ли рисует кисть...
слышишь? мне трудно в мире дождей!
солнце мое, проснись!

Еще одна песенка

оставляя блуждание  в поисках света,

прекращая метания в поисках смысла,

я прошу - хоть немного замедлись, планета,

или лучше - запутай все даты и числа.


чтобы время вернулось лет эдак на двадцать,

только рядом - все те, кто родился недавно, 

чтобы в доме и в судьбах все было исправно 

или просто не стало б стареть и ломаться.


чтобы мамина мама, светло и устало 

провожала бы, крестным теплом укрывая, 

от порога, и ангельских крыльев хватало б,

чтоб взлететь в красно-желтый вагончик трамвая. 


чтобы папа на даче растил облепиху,

и чтоб мама ворчала, что мало картошки 

(и пусть внуки привозят бардак и шумиху,

но так радостно с дедом их ждать у окошка...)


чтобы дочка и сын подрастали не быстро, 

чтобы дней на беспечное детство - не счесть им!

а покуда взрослеют, то Hasta la vista 

в новой жизни, где будем мы взрослыми вместе.


чтобы те, кого видишь теперь лишь под утро

в горьких снах, не ломая небесных законов,

были б живы. но только вот не перепутай

адреса, а еще номера телефонов...


только просьба моя - навсегда без ответа.

и безжалостно время, и неистребимо

это детское чувство, и мчится планета

в моём маленьком  космосе звезд моих мимо.

Ветка сирени

И ветренен вечер, и день был ненастен и хмур.

Но город подвыпивший в пятничной светел харизме.

И льётся по жилам его проводных гарнитур

Нездешняя песня о лучшей непрожитой жизни.


Назойливый запах ползёт из набитых кафе,

В которых (завидую) каждой текиле - по паре.

Там хочется пить, и на простыни белой салфе-

тки что-то писать в поэтическом пьяном угаре


О том, что весна. И что маяться в мае - не грех.

Что вечно бегущие тоже достигнут нирваны...

А счастье - оно одинаково, в целом, для всех,

И каждый знаком с ним в пределах наполненной ванной.


Что ветка сирени, поникшая после дождя...

Но плакать не нужно. Нелепо. Не стоит. Нельзя.


Бесконечная песенка

влюбленные люди

живут и не дышат,

влюбленные люди

летят и не слышат,

влюбленные люди

не знают, откуда

приходит влюбленности

легкое чудо.


влюбленные люди

не знают, не верят

в закрытое сердце,

в забитые двери.

влюбленные люди

узнают не сразу,

что будет в итоге

господствовать разум


над миром и чудом,

над крошечной дверцей

в бездонное небо,

в огромное сердце.

влюбленные люди

научатся тише

любить. и летать

станут ниже и ниже.


и прежние дни

заключая в кавычки,

привыкнут гасить

незажженные спички

влюбленные люди,

которые знают,

что вечной любви

на земле не бывает.


и будут идти

по обычной дороге,

обычные дни

подминая под ноги,

обычные люди,

которым обычно

не видно, что сверху

легко и привычно


влюбленные люди

летят и не дышат,

влюбленные люди

живут и не слышат...


и дальше до бесконечности...

этот миг - для души вечной...

этот миг - для души вечной.
этот дождь - золотой пудрой.
обмелеет залив млечный,
и коснется небес утро.

и наступит опять завтра.
и расписано дня скерцо.
но покуда звучит Crafter,
значит, помнит крыло сердце.

значит, там, в синеве мая,
выше самой большой крыши,
звуки снова зовут в стаю.
и я знаю - ты их слышишь.

когда над Тобой потешались...

моим детям


когда над Тобой потешались,

мы новую мыслили шалость.


когда Тебя распинали,

мы мяч во дворе пинали.


когла Твои кончились муки,

мы мыли чумазые руки.


покуда снимали с Креста,

мы пели, не помня поста.


когда над Тобою стенали,

мы грязные джинсы снимали.


покуда Тебя хоронили,

мы луковый варень варили.


когда Тебя запирали, 

мы яйца в отвар опускали,

смотрели, как пухнут в печи

воздушные куличи.


когда не нашли на месте

Тебя, мы-то знали - воскрес Ты!


мы мало еще понимали,

мы толком не верили - знали,

что Тихою станет суббота,

что Храма наполнится сота,


что мама с трескучим огнем

и мы - никогда не умрем!


*позже объединю в диптих со "смотри на Неё, смотри..."

смотри на Нее, смотри

маме и папе посвящаю


смотри на Нее, смотри.

еще не настало утро.

еще не проснулся тот

который Тебя предаст.

прими из Ее груди,

Младенец смиренномудрый,

грядущего дня восход

и ангельский слушай глас.


еще тридцать лет и три

до той неподъемной чаши,

до тьмы над Твоим Крестом

и света в глазах Отца.

смотри на Нее, смотри,

пока Она рядом, чаще,

пока не коснулись боль

и слёзы Ее лица.


еще далеко пока

до Лазаревой субботы.

звезда мудрецов ведет, 

дарами сума полна...

смотри же, как Мать легка,

уставшая от заботы,

и как тебя любит тот, 

с которым пришла Она.

мальчиш-кибальчиш

Не возьму - мне чужого не надо!
У самой - не отдать, не отнять.
Мне достаточно чувствовать - рядом,
Даже если рукой не обнять.


Мне достаточно слушать, и слышать,
И ходить, не касаясь земли,
Потому что по-прежнему дышат
Парусами стихи-корабли.


Ни малейшей причины для грусти!
Я, бесспорно, мальчиш-кибальчиш.
Я не вру. Ну, почти что. Допустим,
Не люблю, когда долго молчишь.


Май


Небес заутренних слюда
и сна скупая позолота, -
так начинается всегда
моя привычная забота.
Покуда дворники метут,
и петухи давно пропели,
я начинаю вечный труд
отмежеванья от постели.
И сквозь туманные глаза
завороженных маем окон
я вижу - утра стрекоза
превозмогает ночи кокон.
И впереди так много дня,
так много солнца, неба, лета,
что хочешь быть не только для,
а потому что, с кем-то, где-то.

Новая бессонница

С.С.

Сон, в котором сна не замечаешь.
До утра в бессильной незлобе,
то ли это ты по мне скучаешь,
то ли я скучаю по тебе...

Ночь меняет лица: львица, птица...
Потолок не низок, не высок.
И, похоже, можно застрелиться,
выстрелив будильником в висок.

О, как этой ночи удается
медленное аутодафе, -
я уже почти что вижу солнце
на последней сбившейся строфе.

Несостоявшийся полёт

я стою и смотрю в ночь.
ах, какая в душе тишь.
ничего не хочу, точь
в точь, как будто и впрямь спишь.

будто можно, продлив сон,
разупрямив крыла влёт,
полететь из всего - вон,
не разбившись о злой лёд.

но чего у меня нет -
это силы на шаг вниз,
потому что люблю свет,
потому что ценю жизнь.

и к тому же из всех вас,
кто хотел и помочь смог,
лишь Один подарил шанс
милосердно списать долг.

утренняя мантра

сбились мои оси.
нервы с утра тоньше.
хочется всё бросить.
нет моих сил больше.

но я встаю фертом,
чтобы принять меры.
жить - это быть центром
каждой своей сферы.

жить - это слыть легче
в пуховике пуха,
будто искать не в чем
немоготы духа.

на молчание

я не ведаю, где ты и как ты.
до бессмысленных снов сочтена,
отмеряет бездушные такты
тишина.

ветер путает явки, пароли.
так рисуют не сказку, а быль...
мы теперь молчаливы до боли,
но - одни ль?

нет, не будет и не было. пусто.
что бы там ни стучало в виске.
древнерусское вечное чувство -
быть в тоске.

баба-жизнь, удержавшая повод
на загривке твоём и моём,
потушила немыслимый повод
быть вдвоём.

счастливая песенка



счастливы те, кто родился не в пост.
счастливы те, кто в страстную субботу.
счастлив и тот, кто понятен и прост.
счастлив в посильную впавший заботу.

счастлива пуля, настигшая цель.
счастливо небо, постигшее птицу.
счастливы те, кто не знает потерь.
счастливы те, кто потерь не боится.

счастлив амур, зарядивший колчан.
счастлива я, заварившая кофе.
счастливы те, кто безудержно пьян.
счастливы зрящие свет на Голгофе.

счастливо сердце от слова "люблю"...
счастливо то, что не в силах заметить:
все в этом мире стремится к нулю -
к самой счастливой отметке на свете.

мне и времени жаль, а и хочется взять и проспать

мне и времени жаль, а и хочется взять и проспать
этот бреющий дождь, эту осень. с улыбкой маньяка
осторожный фонарь молча смотрит в окно, и кровать
не расстелена, и виртуозна строка Пастернака.

кто придумал, что я это время люблю, тот теперь
потирает довольно ладошки. у вымокших клёнов
нет ни душ, ни сердец, и как следует, мало потерь
кроме листьев, пока еще звонких и слишком зелёных.

нет ни лета надежд, нет ни весен несбывшихся дней,
даже стрелки уснули на вечном одре циферблата.
только дождь, только осень особо прозрачных кровей,
точно мне и тебе за мечтания наши расплата.

Ночь

гулко булькает ночь
кипяченой водой в стакане.
за окном синева
августовских прощальных снов.
спит за стенкою дочь,
и сынишка, почти в нирване,
бормотает слова
неизвестных своих миров.

что мне в жизни дано?
эти звезды на склоне лета.
эти тонкие пальчики,
нежные капли век.
милый Боже, давно
я и верить не смела в это,
в эти тайные ларчики,
в их васильковый смех.

и теперь я живу
и не знаю, за что спасибо -
за молчание уст?
за сладчайший обет - люблю?
об одном лишь молю -
научи меня, Боже, ибо
не умею, не помню,
не ведаю, что творю.

небо

небо цвета контактных линз,
сердце - цвета бордовых астр.
тот, кто выдумал эту жизнь,
несомненно, великий ас.

в благодарность ему за то
я забуду далёкий Понт,
я с разбегу нырну в метро
и отправлюсь за горизонт.

только как ни спеши вперед,
как ты ни исхитрись в пути,
вроде, близок небесный брод,-
не приблизиться, не перейти.

и тяжел за спиной рюкзак,
и оставленный дом - любим,
и в игольный глазок - никак,
кроме как обратившись в дым...

Я не самая лучшая, но...

Я не самая лучшая, но
без стыда и злорадства замечу:
я ушла - и не в радость вино,
я вернулась - и празднуем встречу.

Я не самая умная, нет,
у меня нет рецептов от боли,
но смолчала - ты ищешь совет,
улыбнулась - ты тоже доволен.

Я, конечно, не самая. И
почему-то я чувствую кожей
свет твоей восходящей любви,
свет, который не сбыться не может.

всё переписано...

Всё переписано, перерифмовано,
слов для списания нет.
Даже любовь - исключительно новая -
Спета за давностью лет.

Всё обусловлено, все расшифрованы. -
кто и за что нам воздаст...
Луны истоптаны, камни распроданы,
Вызубрен Экклезиаст.

Счастье испытано, горе изучено,
Новые строки пусты.
Вечной реки изучаю излучины,
Помня, что главная - Ты.

Летучий корабль

все утро небо
валится из рук,
а я латаю,
штопаю, - летаю.
в височной доле -
молоточков стук
по чьей-то воле
собираю в стаю.

сдержав порыв,
остаться при своих,
какой бы жизнь
не показалась пресной?
ответом - ключ,
три буквы на двоих,
шифр, никому
из прочих не известный...

так и молчит,
сорвавшись с корабля,
острее астры,
горче георгина
мой позывной
"земля! земля! земля!"
разбившись в пух
и прах о крах плагина.

четырем углам в пояс кланялась...

четырем углам в пояс кланялась,
запиралась в сонном дому.
зарекалась я, заупрямилась
дверь открыть ему одному.

я ночей не жгла. с терпеливостью
все ждала негромких шагов.
"сохрани его Божьей милостью
от печалей и от врагов!"

вот истаяло время вязкое,
на любовь сменило вражду...
он вошел ко мне. смотрит ласково...
где же тот, которого жду?

вороны

начиналось - не закончилось.
отзывалось - не спалось.
то ли сердце обесточилось,
то ли время не срослось...

под его угрюмым натиском
мы, прекрасны и мудры,
пали жертвами предательской,
необъявленной хандры.

жизнь незло разводит в стороны.
в небе - снег. на сердце - снег...
эх, не зря мне снились вороны
со среды да на четверг!

Конец неоромантизма

мой Нео-романтик, последний, рожденный стихией,
привычно врастающий в матричный серый планктон,
в твои сорок с хвостиком трудно казаться мессией,
и очень давно по звонку не спасает айфон.

и вроде затейлива жизнь у цветного окошка,
и пифии врали - ты выглядел на тридцать три.
но снова и снова крадется коварная кошка,
и ложка не гнется, смотри на нее, не смотри.

вид на осень


выбрать вечер и плащ для прогулок,
одиночество - на двоих,
чтоб любой оголтелый проулок
ударял тишиною под дых,

выбрать осень такую, чтоб пелась -
отпевание мертвых душ -
безрассудная рыжая смелость.
одинокости скорбный туш.

чтоб во всех словарях многотомных
в обострившемся сентябре
стать причисленным к своре бездомных
листьев, гаснущих в позднем дворе.

загадываю сны

лежу, загадываю сны:
тебя увидеть этой ночью.
но ты уныл, и обесточен.
и не согласен на визит.

на посещения лимит,
похоже, наглухо просрочен.
я растворяюсь в многоточьи...
минуты ночи сочтены.

Воскресная зарисовка

душистой травою и колким приветом каштана,
размытое брызгами от поливальных машин,
горячее утро встречает меня, непрестанно
горючую лень проливая с горящих вершин.

сидящий напротив попался на удочку лета, -
застыл, и, похоже, смотреть бесконечно готов,
как рыжая девочка в платьице желтого цвета
вплетает в венок из ромашек и прочих цветов

вьюнок и цикорий, а значит, июль на излёте.
и время неспешно, и к морю не куплен билет...
и только стрижи на последней сорвавшейся ноте
пронзительно врут, что для осени повода нет.

мы пили...

Мы пили чистяк, заливая июньской водой
красивые сны о каком-то заоблачном чуде.
Мы пили за то, что над поздней колючей звездой -
иные миры, от которых спасенья не будет.

Мы пили взахлеб до взорвавшихся первых лучей -
За святость иллюзий. От птичьей расстроенной мессы -
до чистого неба. От слов "я - ничья", "ты - ничей" -
за прожитый акт гениальной несыгранной пьесы.

Мы пили навзрыд. И пока расходились круги
на горькой поверхности утра в гранёном графине,
ты первым услышал тяжелые злые шаги
ушедшего и невозможного счастья отныне.

Я подожду порыва

я подожду порыва
чистого - для искусства,
теплого - для смущенья,
горького - для прощанья,
сердца на грани взрыва,
тела на взлёте чувства,
я подожду движенья,
рвущего растоянья.

ты не спеши, я стою
этой нелепой траты.
хоть и стою не фертом,
хоть и гремлю словами,
я ото всех сокрою
явки, пароли, даты,
странный предмет оферты,
принятой между нами.

нет, не любой ценою.
нет, не в ущерб любимым, -
если бы было можно
так договор решить
белой больной весною
чувством неистребимым
ветрено, неотложно,
в полную силу жить!

Вербное в Смоленске

Я помню Вербное в Смоленске.
Собор. Высокая ступень.
Из-под небесной занавески
весенний пробивался день.

В одном порыве неделимом
под колокольный апогей
над пятиглавым исполином
взметнулась стая голубей

(им прихожанин боговерный
крошил черствеющий ломоть...)
И на протянутые вербы
Глядел, задумчивый, Господь.

Амплуа - экстраверт...

Амплуа - экстраверт. Я к душевному склонна стриптизу.
Мне легко удаётся внезапный живой монолог.
И на третьих ролях я умею держать антрепризу
так, что сам Станиславский поверить, конечно бы, смог.

Но простившись с толпой идеально сидящей улыбкой,
я снимаю её, как нелепо наложенный грим.
Я свой истинный домик влачу осторожной улиткой,
И туда контрамарок не выдано даже своим.

Когда тесны сердца...

Когда тесны сердца,
и кольца, и браслеты,
когда налажен быт,
а музы холодны,
тогда стремятся в ночь
печальные поэты,
за тридевять земель
из чуждой стороны.

Они бредут сквозь все
ветра и перекрестки,
они находят смысл
в трагическом пути,
им хочется любви,
их тянет на подмостки,
им нравится страдать
и снова прочь идти.

И что им до того,
что рвется там, где тонко,
что печень жарит бес,
а волосы в золе,
что крохотной слезы
несчастного ребенка
не стоит ни одна
поэма на земле...

Поющий снег

Идти сквозь ночь. Не думать ни о чём.
Заметить, как у запертой кафешки
косматый клён, ссутулившись, плечом
подпёр фонарь. И далее, без спешки

шагать, легко подбрасывать носком
ушедший день, просыпанный под ноги,
пересекая поздним марш-броском
уже безлюдных улиц эпилоги.

Через, назло, упрямо, сквозь - брести,
смотреть вперёд без страха и упрёка,
до хруста сжав в горячечной горсти
осколки слов, растраченных до срока.

Идти на зов, как в детстве, как во сне,
и эту жизнь проспав до середины,
услышать снег, поющий в тишине,
и заучить, что не ломтём единым...

Метель

черти, метель, размокшим мелом
фонарный выцветший анфас...
скажи, зачем я так умело
могу предсказывать на раз
одним движеньем сонной брови
в слепом морфеевом бреду
себе - ненужные любови,
тебе - грядущую беду?

Снежинка

"...на свете нет тоски такой,
которой снег бы не вылечивал..."

(Б.Пастернак)



В городе сером - холод. В городе скучном - вечер.
Прожили день беспечно, осень моя, - прощай!
Будет смотреться в окна вечный восточный ветер
И намекать на что-то крепче, чем горький чай.

Завтра - зима без снега (в небе опять заминка -
всё в этот год некстати, боком и невпопад).
Только при ярком свете крохотная снежинка
кружится, примеряя платьишко в детский сад...

Взлётное

Сонное мое утро.
Притихшие голоса.
Вечная песнь турбины -
гортанный звериный рык.
Переживаю трудно
движение в небеса,
вижу, как выгнул спину
сбесившийся материк.

Господи, Боже, Отче,
Сущий на Небесех!
Общей беды солонку
смилуйся, пронеси
мимо. И днем, и ночью
Ты подстели для всех
тоненькую соломку
посадочной под шасси.

Про любовь

весь из складок мятного тумана,
сладкий, взбитый, словно творожок,
примостится на краю дивана
кучерявый пухленький божок.

он стрелу достанет из колчана,
сузит глаз, наморщит хитрый нос,
а рука, как будто бы случайно,
отправляет стрелы вкривь и и вкось.

ах, как тщетно всё его старанье
раскачать мой клетчатый альков -
я-то слышу ровное дыханье
в животе уснувших мотыльков.

Два человека

в начале нынешнего века,
в почти случившейся зиме
два незнакомых человека
друг друга встретили во сне.

и сон был странным и тягучим,
как и положено быть снам,
и был невероятен случай,
двоих соединивший там.

и время пробовало сжаться,
и разговор тянулся вспять,
и было трудно просыпаться
и слишком глупо засыпать

на разных краешках планеты,
друг друга трогая впотьмах
нелепой просьбой без ответа
"прошу, не снись мне в грустных снах..."

История одной ночи

Я лежу. Без шести час.
В голове - тишины звон.
Точно хитрый живой газ,
улетучился весь сон.

Я сижу. Без восьми два.
Катит сытой луны диск.
В доме спят. Я ищу слова,
будто встречный строчу иск.

Я встаю. В кухне (три) - чай,
в холодильнике есть сыр.
Растолстеешь - ну, что ж, знай,
как коварен ночной мир!

Телевизор - сплошной бред.
Почитать - не ловлю суть.
Скоро пять. Я тушу свет.
Завтра будет денек - жуть...

Я хожу. Я (без трёх шесть)
энерджайзер, ни дать, ни взять!
Я совсем не хочу есть,
я мечтаю пойти спать!

Я лежу! Наконец! Всем
полусонный привет шлю
и... будильник поёт семь.
Да встаю я уже, встаю...

Урок графомании (Безнадега)

Вопрос.

Итак, предстоит проблема,
достойная диалога:
доказана ли теорема
удачного места слога?
Всегда ль времена и нравы
диктуют стихи и песни,
и если слова не правы,
то главное слово - "если"?

Ответ.

Поскольку процент соитий
согласных в случайной строчке
стремится к числу событий,
ведущих к исходной точке,
то значит, путём сложенья
желающих под раздачу,
мы чётко придём к решенью,
что нам не решить задачу.

День

вот он снова - ни свет, ни заря,
весь промокший, стоит у порога -
остывающего сентября
недописанная эклога.

неподвижные, как муляжи,
мы плывем в без пятнадцати восемь...
что принес ты сегодня, скажи?
отвечает: конечно же, осень..

Вода

Вспоминаю тебя легко.
Очень редко - с вином. С виною.
Только будто всё - далеко
и как если бы не со мною.

Вспоминаю без нот, без снов,
без случайного диалога,
будто ты - от других основ.
Будто было совсем немного
или не было никогда.

В этом знании лёгком - сила:
все, что схлынуло - то вода.
Я забыла тебя. Забыла.

холодным рассудком

Холодным рассудком сложены,
к восторгам души глухи,
причесаны и ухоженны
отныне мои стихи.

Забывшие легкость почерка,
забитые в серый гроб,
(в который уже три ночи, как
глядишь, подпирая лоб)

Спокойные, без истерики,
не срубленные леса,
открытие новой америки
проспавшие паруса...

Как взгляд, не раскрытый в вечное,
как стёкшего неба синь,
бессмысленные, беспечные,
как птицы. Как сны. Как жизнь.

не смотри в окно...

не смотри в окно, -
этот ветер лжет,
донося тепло
из моей глуши.
среди всех путей
самый скверный - тот,
что ведет назад -
не его ищи,
потому что все,
что осталось там -
за седьмой горой
за седьмой водой -
ни моим друзьям,
ни твоим врагам
не забыть, ни дать,
и не взять с собой.
потому что здесь,
за холстом окна,
так покоен сон,
что из всех обид
есть всего одна,
да и та - пуста.
а в пустой душе
разве что болит?

от меня до тебя

От меня до тебя - звук.
От тебя до меня - слово.
Сколько надо связать букв,
Чтобы ближе не стать снова,

Чтобы вытравить вязь нот,
Чтобы всходом взрасти горним?
Толь тебя перейти вброд,
То ли вырвать себя с корнем...

Может, вызубрить: враг? друг?
Может, зелья сварить злого,
Чтоб другим не читать вслух,
Как болит по тебе слово?

То ли камень с души снять,
То ли с глаз не срывать ленту,
То ли имя тебе дать,
Чтобы стать для него чем-то:

Если звуком - то пусть "до"
Если словом - то в два слога,
Если миром - то пусть до
Оставления им Бога.

я оставлю тебе на прощание...

я оставлю тебе на прощание:
слова латунь,
теплоту редких встреч,
частоту электронных вторжений,
память крыльев и неба
и невероятный июнь,
вкус недолгого счастья
и спелую гроздь сожалений...

я останусь с тобою
в твоем необжитом дому
черноглазой черешней,
не убранной в спешке постелью,
чайной парой на кухне,
и тем, что тебе самому
не понять, не назвать,
может быть, не достигнутой целью...

я оставлю себе на прощание:
лучик в окно,
поцелуй, горький взгляд,
раскачавший упрямое сердце, -
всё оставлю себе.
и оставлю тебя все равно
не случившимся сном
за неплотно закрытою дверцей.

Голубиная песня

Летним вечером, вечером длинным
На печаль, на судьбу, на беду
На наречьи своем голубином
Эту песнь о себе заведу:

Как на первой раскачанной ветке
Не сидеть мне уже всё равно -
Здесь две птицы различной расцветки,
И её изменить не дано.

Как на ветке второй, незнакомой,
Мне поётся легко и впопад,
Но назвать её домом искомым
Можно только, увы, наугад.

Как на третьей - единственной - ветке
Мне спокойно и вольно. Но здесь
За свободу берутся монетки,
И конца тем монеткам не счесть...

Вот и мечется певчее сердце,
Вот и бьётся с размаху в ребро,
Выбирая открытую дверцу
В сад, где сыплется звёзд серебро.

Бумажный кораблик

Поболело б оно, промолчала б -
вот и все, и закончился день.
Но уже отошла от причала
неживая нездешняя тень.

Не смолчала - волну раскачала,
сбила парус, сломала весло...
Что-то чайка вослед прокричала,
и по ветру печаль понесло...

И под утро, легко и отважно,
в неоглядной туманной дали
молча тонет кораблик бумажный,
еле-еле заметный с земли.

Сказка сказок

Все готово - обед, паркет,
и разобрана чечевица...
Тыква, мыши, а феи - нет,
да откуда ж ей появиться?

Сказка сказок... Не зря тебя
звали в юности Синдереллой, -
Принц пришел за тобой. Любя,
башмачок предлагает белый.

Три куста ярко-алых роз.
Три дошитых под утро платья.
Но лицо утерев от слёз,
помнишь только его объятья,

И опять, заколов нутро
горьким жалом стальной булавки,
ты себя познаешь в метро,
в молчаливо кипящей давке.

этот город

этот город лежит в огнях
над огнями - тучи постелены
а над тучами - боль и страх,
то, о чем говорить не велено

высоченный москвич ночной
бросил в воду цветные полосы
и сказать, что сейчас со мной,
мне не хватит, пожалуй, голоса

Шахматы

Мы играем с тобою в шахматы.
Мы упорно гнем свои линии.
Но то я пропускаю шах, то ты
Удивляешь заходами длинными.

Можем даже на мат отважиться, -
Вон, какими мы стали смелыми!..
Но постой, а тебе не кажется,
Что мы оба играем... белыми?

Ноктюрн (подражание романсу)

Звучи, звучи
ноктюрн моей тоски,
снимай с души податливую стружку,
случайных слов пустую погремушку
оставь в утеху гаснущей
ночи.

Спеши, спеши
за призрачным своим,
не обещай и ныне ждать, и присно...
За всё, за всё награда - эти письма -
прикосновенья теплые
души.

Прости, прости
мне эту немоту,
но и она из рода птиц печальных,
что сердце рвут предчувствием прощанья,
но продолжают по небу
нести...

Звучи, звучи...
Спеши, спеши...
Прости...

По течению

Молчу, забываюсь, сонно
плыву по своей судьбе...
Несбывшихся мыслей - тонны,
но первая - о тебе.

Метнуться, растечься мысью,
Вину утолить в вине...
Но ты засыпаешь с мыслью -
последнею - обо мне.

И вечер ступает тише,
и тоньше за шторой свет,
и нет нас с тобою ближе,
и дальше, пожалуй, нет...

Заговор

Приходи, апрель, открывай окно, -
душно в комнате...
Отведи вину, успокой вино,
Крикни: "Полно-те!"

О зиме его, о моей весне
не звени - молчи!
(Отпусти меня, забери к себе -
только - вылечи!)

Не зову его, не хочу, не жду,
сердце вымою...
Только так кровит, только так звучит, -
Ой ли вымолю...

На грани весны

Пью до утра, пью
терпкий гранат ночи.
Спи, говорю, спи,
хватит уже пить.
Сон для тебя шью, -
ах, как легка строчка!
Только во снах и
будешь теперь жить...

Пой за меня, пой,
мой неживой голос,
нитью в ночном льне
тонко вплетай сны...
Март этот - бред мой,
колкий тугой колос
в жертвенном ог-не
завтрашней вес-ны.

Солнце

Иной раз взглянешь -
вечер наступил,
в окне напротив
помидорной долькой
одно из двух
известнейших светил
стекает густо.
Кетчуп, да и только!

А у меня,
как солнечный рассвет, -
так по утрам
сплошное наказанье:
проснется дама
непонятных лет
и начинает
тонкое вязанье.

Она плетёт
невидимую нить,
у ней одна
нехитрая забота -
в мой спящий дом
проникнуть, разбудить
всех тех, кому
наутро спать охота.

И метод прост
и действенно жесток,
и золотые
тянутся волокна...
Но сколько помню -
столько на Восток
живу и не
зашториваю окна!

Выдох

глубокая моя,
солёная, как море...
обкатывая слов
тугие голыши,
я выдохну тебя
в привычном я-миноре,
я выдохну тебя,
а ты во мне - дыши.

я выдохну тебя.
как перед смертью птица.
гортанный горький звук
взорвёт пустую тишь...
а после - буду жить.
так долго, как случится,
так счастливо, как ты
мне вряд ли разрешишь.

Бабочка

Бабочка Мёртвая Голова
в зимней ночи расправляет крылья.
Бабочка Мёртвая Голова,
В рамке, украшенной скучной пылью.

Так ли уж верно сулит молва
Муки - за тех, кого приручили?
Бабочка Мёртвая Голова,
Разве тебя выживать просили?

Бьёшься в стекло. И летишь на свет.
Истово лжёшь: "По себе - не мерьте!"
Крылья - на взлёте. Движенья - нет.
Видимо, так возвращают к смерти.

Цыганочка (с выходом)

А сегодня так хочется петь!
Огневой семиструнною взвиться,
Будто тонкая жадная плеть
Понукает всю ночь веселиться.

Длинной юбкой костры ворожить,
Две руки - две трепещущих птицы,
И забытую страсть ворошить,
И судьбу - ту, которой не сбыться,

И пылать так, что взоры туши
В час, когда проливаются даром
Сквозь отверстые бездны души
Многоперстые тайны гитары...

Будто угли еще горячи,
Будто кольца легки, и браслеты,
Будто в этой горячей ночи
Мне цыганочка выдаст ответы.

к морю

боем курантов
ссорам вчерашним
сумрачно вторя,
время крадется
по черепашьи
к простывшему морю,

к вымершим пляжам,
к серому мысу,
к спятившией пене,
к горестной вести,
к сбывшейся мысли
о тайной измене;

в вечную память,
в горькие строки,
в давние страхи,
в прежние жизни
в скорые сроки
расшитой рубахе;

туда, где тяжелый
знаньем о Рае,
падает штрифель,
Черное море
штормом марает
Божественный грифель...

ноябрь

изъяв из адова веселья,
ноябрь, верни меня на место,
туда, где день - не для похмелья,
где из другого скомкан теста
мой мир, где так же бесшабашно,
но бес не дергает за нитку,
где жить и умирать не страшно,
и вечер не похож на пытку...

душа - сосуд, который бьется.
любовь - сосуд, который полон.
ну, что тебе опять неймётся?
зачем плясать на грани фола?

ни о чём

Мысли. Опять по кругу.
Мыслей не превозмочь.
С какого-то перепугу
Снова не сплю всю ночь,

Снова листаю сонник,
Снова: река... весло...
А хочется - на подоконник,
Твёрдо встать на крыло,

Хочется - над рассветом
Хрупким морозным днём...
И не умирать над ответом
К вопросу "о чём живём?"

Танго

деревья волнуются. осень танцует на стеклах
прощальное танго горячих нездешний кровей,
и танец летит, отражаясь в оконных моноклях,
и взгляд невозможно отнять от горящих ветвей...

и пусть за последним движением жаркого транса
на мир упадет ослепительно мертвый покой,
и в белые вальсы, и в долгие скучные стансы
я стану впадать остывающей легкой строкой.

и ни слова, ни даже полслова...

и ни слова, ни даже полслова...
все, что было - быльем поросло.
от червового дома отцова
по разливу к другим понесло.

понесло, поносило, просило
петь погромче, позвонче молчать
(пианиссимо - страшная сила,
если правильно звук раскачать)

жизнь сложилась. вино настоялось.
да. имею. довольна. полно.
пела. видела. знаю. встречалась.
не знакома. не значилась. но...

всё сильней, от заросшего донца
оттолкнувшись, тоскует весло.
мать с отцом у родного оконца.
и ни слова теперь. ни полсло...

жизнь

жизнь прекращается однажды,
когда молчание - спасенье,
непонимание - привычно,
когда движению вперед
предпочитаешь сухость жажды
сомнений, в коих нет значенья,
нет слов и слез, а ты цинично
исследуешь любой исход.

жизнь - будто бы игра в пятнашки,
все просто - кто, куда, откуда,
ты всю прошел ее заочно,
точнее, выиграл затак.
и если склеенные чашки
по-прежнему считать посудой,
то уж тогда получишь точно
по жизневеденью пятак.

жизнь прекращается. куражем,
паденьем, взлетом - да не важно,
искать целебные припарки
или волшебную траву
уже не хочется. и даже
уборкой не намоешь влажной
другую жизнь, где так же марко
и так же маятно к утру...


не надо...

не надо хвалить меня за то, что я сигаретою не дымлю -
я себя год за годом отравляю другими привычками.
например, открываюсь нараспашку тем, кого сильно люблю,
а потом они шастают где-то в потемках и мусорят сгоревшими спичками...

наверное, в итоге я тоже сорю им за это с лихвой,
неосознанно, специально ли... дело же совершенно не в этом,
все равно день за днем зарастает чертополохом и сорной травой
то место души, где любовь не казалась таким вот неласковым летом.

вот и думаю - надо научиться: впуская, оставлять зажженным свет,
слегка приоткрывать дверь, чтобы было проще провожать на волю...
а лучше было бы - начать курить. по-черному. где-то с двенадцати лет.
и никого никогда не любить, что ли...

у меня за спиной - дождь...

Соне



У меня за спиной - дождь,
у тебя за стеной - лес,
и ты так же, как я, ждешь
от грядущего чу-дес.

У меня за окном - ночь,
у тебя за дождем - тишь,
я качаю в ночи дочь,
ты, похоже, почти спишь.

У меня на душе - инь,
у тебя за душой - свет,
у тебя впереди - жизнь,
у меня позади - две...

Вино, кино, домино

Перебирать нефритовые чётки,
Потягивать сливовое вино
И видеть, как изысканны и чётки
Картинки из любимого кино...

А под рябиной вызревшее лето
До ночи забивают в домино...
И вроде бы отбился от дуплетов,
А выпадает рыба всё равно.

Дурные приметы

рыбака рыбак узнает в проплывающей по
или против теченья спине своего врага,
а когда поплавок ныряет, то рядом с сельпо
тихо звякает колокол, гнется в телеге дуга...

по походке шаткой найдет моряка моряк,
по бушующей музыке в раковинах ушных,
по морям-океанам, в которых то ром, то коньяк,
и количество миль соразмерно глубинам штрафных...

а стрелец стрельца узнает по овалу лица,
по полёту стрелы, равнодушно отпущенной в цель,
по тому, что читается книга обычно с конца,
и история движется вспять: от прощанья - в постель.

Так случилось

ни плохого в том, ни хорошего:
так случилось - плечом к плечу
оказались в гостях у прошлого,
о котором почти молчу,

августовским медовым вечером
по пути не к себе домой...
и настолько сказать Вам... нечего,
что не верится и самой.

Это, видимо, разум...

Это, видимо, разум, в горячке забредший за край
бесполезных метаний, внушил нам бредовые вести,
и нам кажется, Крым - это наш досягаемый рай,
в нетипичном разрезе и кем-то показанном месте,

где позволено многое, где не бывает счетов
за про-петое,-питое, про-убиенное время,
и нам кажется, жизнь - это вина из местных сортов,
а наутро - прохладные волны компрессом на темя.

Это, видимо, разум. Но где-то в подкорке души,
загрубевшей в столице, колотится горькое чувство,
что ничто никогда не поется в квартирной тиши
так, как слово о море, и в этом - истоки искусства.

Что никто никогда не найдет подходящий совет,
избавляющий от суеты, обреченности, быта,
и ты мечешься, мчишься, хватаешь последний билет
и несешься туда, где тоска будет временно смыта,

где движение в Рай, бесконечно похожий на Крым,
символически сужено точно в районе Сиваша...
И мой поезд летит, оставляя от разума - дым,
к берегам, где рифмуется с морем солёная чаша.

в зените дня, сбежав от жажды...

в зените дня, сбежав от жажды,
ныряешь с головой в стакан...

скупой за пивом ходит дважды,
а в дом приносит баклажан,
и вечер, хрупкий, как галета,
и солнца спятившего круг...

размазанный пятою лета,
как жадный колорадский жук.

приснилось, что завтра - август

приснилось что завтра август
что лета осталось мало
что скоро и я отправлюсь
к горам голубей опала

к воде солонее крови
к песку золотей осота
к лозе удивлённей брови
марины на старом фото

к луне веселее брюта
к полыни горчей чем нежность
с которой проснулась утром
легко обретя мятежность

километры слонов, миллион лошадей...

километры слонов, миллион лошадей,
вереницы унылых баранов...
что придумать еще, чтоб у ночи моей
привкус был васильков и шафранов?

умирает луна - белоглазая чудь.
отрекаюсь от слуха и зренья...
но гудит, до утра не давая уснуть,
заводная пчела вдохновенья.

Недолгая история короткой любви

Был выпит полусладкий май.
В чаду сиреневых мигреней
я не заметила ступени,
ведущие из мая - в рай.

Июнь запомнив со стрижей,
я до июльского сухого
тобою сказанного слова
не просыхала от дождей.

Но к середине сентября,
добив креплёные закаты
краплёной августовской картой,
я вдруг очнулась от тебя.

Так зародилась путеводная вода
В глазах моих. И мы расстались. Навсегда.

светает...

Светает. печального дерева крона.
из птиц просыпается первой ворона.
за нею - соседский негулянный пес.
предметы становятся четче и ближе.
ты спишь на боку и отрывисто дышишь,
как будто бежишь под откос...

Светает. желание спать истребимо,
когда, в сотый раз повернувшись на спину,
я слышу, как хлопает дверь за стеной.
и сны, как истертые простыни, рвутся,
за окнами ветки подветренно гнутся,
а кажется, рядом прибой...

Светает. приходит с игрушками дочка.
смешным медвежонком ввалилась - и точка! -
попробуй отправить обратно в кровать...
светает. и в теплой безвольной ручонке -
весь мир мой, как в крохотной легкой лодчонке...
и нежности не передать...

Знаки

Оля, Оличка, Олюнчик...
Сколько знаков у судьбы!
Я, пожалуй что, везунчик,
Только если б да кабы.

Называй меня хоть печью,
Да горшков в огонь не ставь.
Тёплой, чистой, русской речью
Удиви меня. Потрафь.

Богоизбранный самородок...

Богоизбранный самородок.
Многоизданный профиздат.
Чисто выбритый подбородок.
Предпоследний аристократ.

Многословен всегда не в меру.
По обычаю вечно пьян.
В правой длани – земная сфера.
В левой – чей-нибудь тёплый стан.

«Муза, девочка, мы стокрылы!
Над богами парим с тобой!»
А глаза желты и унылы,
Как огни над рекой Москвой.

Письмо в Крым

Родные мои, хорошие,
ну, что вам сказать? В разлуке
три года почти что прожито.
И новой судьбы творец,
я музой не больно брошена,
любовью взята на поруки,
и, в общем, живу без прошлого,
но с будущим, наконец.

Я знаю, и вы скучаете.
До вас слишком много суши...
А море во снах качается,
и я по нему бегу...
И если где повстречаете
мою белобрысую душу,
шепните ей, пусть возвращается,
я петь без неё не могу.

Октябрь - это...

Октябрь
- это область повышенного давления
времени в сутках, воды в трубах, крови в сосудах,
временная остановка на вечное поселение,
новые планы на прошлое, нагромождение абсурдов;

- неоправданно долгие ночные бдения
с мысленными диалогами и бессмысленным мытьем посуды,
война без предупреждения и предубеждения
за ожидание лучшей жизни, в которой снег как чудо;

- это прекрасный повод для всякого самосожжения,
ибо все, что знаешь об этой жизни – на смех курам,
но ты всё копишь и копишь ее изображения,
как ненужная, но некогда нашумевшая камера-обскура.

выражаясь образно

говоря откровенно, я ведь была готова,
выбирая сознательно радость прямохождения.
только что-то тоскливо от несовершённого слова,
как преступнику без преступления и осуждения...

выражаясь образно, я теперь - вор в законе
на допросе у опера. хмурюсь, даю показания.
говорю, что стихи не с небесной беру ладони,
а тяну из кармана у прошлого, как наказание.

ПОСТмоМентальное

А то ли и правда время такое, но голова который месяц и впрямь, как колокол -
гудит-звенит, и звону, как в пустой металлической бочке -
много, да толку... Вот и колотишь время от времени - кол о кол -
то есть, вышибаешь клином клин, чтобы хоть как-то сдвинуться с безжизненной точки.

Кстати, если действительно верно то, что содержание в итоге определяет форму,
то внутри меня теперь должна быть исключительно савойская капуста.
Почему савойская? Не знаю, наверное, потому что слово какое-то вздорное:
звучит по-свойски, а глаза закроешь представить, и ничего не увидишь - пусто.

Значит, содержание... Впрочем, попытка разобрать-собрать себя по кирпичикам -
это все равно, что составить оглавление, пока еще не закончил книжку.
Вроде бы, все логично, доступно, на обложке - ты с интригующим личиком,
а откроешь - сплошные несоответствия. Короче, кто пробовал - рубит фишку...

Так о чем я? О том, что, наверное, многое бы в своей жизни подровняла.
(В детстве почему-то страшно хотелось иметь другие фамилию, имя и отчество.
Теперь не хочу - привыкла.)Но боюсь, что если и попадется навстречу чудесный меняла,
так толком и не скажу, с чего надо начать и на чем конкретном сосредоточиться...

распутывая сети интернета...

распутывая сети интернета,
увязла в них, как в грёзах институтка...
и будто бы под дулом пистолета
сижу до помутнения рассудка.

у всех ночей - исконные привычки
заламывать сознание за cookie...
свобода, занесенная в кавычки,
не ведает ни совести, ни скуки,

потворствуя утробному урчанью,
как вискаса объевшийся бенгалец.
но я склоняюсь к гордому мычанью,
к сухим губам прикладывая палец.

и вроде бы ревнива и печальна
помноженная надвое разлука,
но... так тягуча, так необычайно
сладка, что и не выдавишь ни звука...

Ирония судьбы

А может, и правда что-то случилось с глазами когда-то счастливых подруг?
И почему-то всюду опаздываешь, бываешь не там и не с теми...
Ирония судьбы? Колесо фортуны? Банальный, как яичница, замкнутый круг?
Да нет, скорее всего, очередной внезапный переход на летнее время.

Ну и что, что без крыльев... А разве обязательно всем до конца жизни толкаться у крыш?
Между прочим, так даже легче для натруженной сердечной мышцы -
свободнее ходишь, носишь куртку на пару размеров меньше, без надобности не говоришь,
да и, честно признаться, спится и любится крепче. И гораздо спокойнее дышится.

В общем, всё хорошо, только вот синоптики внаглую врут какую неделю подряд -
мол, потерпите, уважаемые граждане люди, вот-вот, да и случится лето...
И я все набираю его номер, а мне вновь и вновь поставленным голосом говорят:
This subscriber is not available now, please,
call
back
later.

Вот и представь, что проснешься...

Ольге Филатовой




Вот и представь, что проснешься, а в окна - весна!
Солнце с шести над разношенным мартом потеет:
Штопает небо, утюжит измятый весьма
Город - боится, до Вербного дня не успеет.

Вот и забудешь, что с ночи боялась беды.
Сонную бровь изогнешь удивленной травинкой...
Так истончаются самые прочные льды,
Так отмеряется счастье дырявой корзинкой.

Ангел Проказник тихонько развяжет шнурок.
Ангел Обманщик по водам пути нарисует.
Ангел Предатель глухой приготовит мешок.
Ангел Хранитель спасет и споет "Аллилуйя!"



2005 г

"отключите радары..."

отключите радары,
сегодня меня не найти, -
я творю мемуары,
пройдя половину пути,

я стираю полотна
истраченных молью страниц,
забывая охотно
события давних седмиц.

все, что прежде верстала,
согбенна, как ветхий друид,
я листаю устало,
и сердце приятно сбоит:

что-то прошлое застит,
не так, чтобы мне наплевать...
это, знаете ль, счастье -
ненужное все забывать.

если память не гложет,
то будто и совесть чиста,
будто это поможет
начать с нулевого листа...



Песни осени

Жухлыми мыслями
желтые дворники
жжеными листьями
в жалкие дворики
тянутся заживо
осень налаживать,
жалобы каждого
метлами сглаживать...

Перенеси меня, осень, над пропастью
легкой каштановой лопнувшей лопастью,
перероди из безропотной робости
яблоком, помнящим Рай на земле.
Переведи мои имя и отчество
на языки твоего одиночества,
приговори меня капельным зодчеством
к звонкой бесснежной зиме.

Старость с тяжелыми
жухлыми веждами
жалит дешевыми
злыми надеждами,
штопает ржавыми
жалкими мыслями
осень с лежалыми
падшими листьями.

Так и живем
в ожидании вечности
жарким жнивьем,
прогорающим в вещности,
жарим уют,
где прожженые дворники
жадно метут
пожелтевшие дворики.

Старое фото

Моим родителям


Не убеждай меня, не надо,
я и сама хочу туда,
где в складках яблочного сада
стоит остылая вода.

Где тишина и отпечатки
возлеусадебных работ:
ведро, садовые перчатки,
тележка с щебнем у ворот...

Но рай забыт, забиты ставни,
заставлен дом инвентарем,
лишь мы на снимках стародавних
стоим, счастливые, втроем...

Но возвращение чревато,
и обещание старо...
И осень прячет виновато
свои кленовые таро.

пришла пора

пришла пора говорить слова
о том, что я не всегда мудра,
о том, что если горчит халва,
то это не повод хандрить с утра.

пришла пора говорить - пора
рубить дрова на траве двора,
крошить батон и качать права,
иначе зачем еще голова?

а может, просто смолчать сперва,
стерпеть нелепые те слова,
ведь это просто, как дважды два:
признаться - я, в общем-то, не права.

расклад простой: Магомет-гора,
но я нема, как земли кора,
и скучный день птицеликий Ра
качает, и лодка его остра.



Повод

Нам до лета теперь, как до той восходящей звезды -
мириады часов световых в направлении встречном
зарекаться от денег, свободы и прочей беды.
А сентябрь - исключительный повод подумать о вечном.

То ли небо из глаз, то ли время быстрей потекло
с продуваемой, сотней ветров перекошенной тверди...
Будут силы для счастья - давай не растратим тепло.
Ну, а жизнь - наш единственный повод подумать о смерти.

в этом времени года...

в этом времени года
есть один только плюс -
на такую погоду
я с балкона плююсь.

я валяюсь, как овощ,
как подкисший планктон.
нет гостей - будда в помощь,
отключай домофон!

мне безделье - награда,
я блаженно туплю.
пива нет - и не надо,
все равно я не пью!

наплевать, что без денег
телефон замолчал.
мне плевать - я бездельник,
я - начало начал!

твой провайдер - Акадо,
мой - ЖулебиноNet...
"писем нет" - и не надо!
оттттрубай интернет!!!!

Колыбельная доченьке

каплями на веточках
звездные горошины, -
небеса бездонные
августовской ночью.
баю-баю, деточка,
что не спишь, хорошая,
что ты глазки сонные
закрывать не хочешь?

баю-бай, совёночек,
баю-баю, маленький,
подрастешь немножечко -
многое узнаешь.
засыпай, ребёночек,
спи, мой цветик аленький,
распахни ладошечку -
звездочку поймаешь.

баю-баю, доченька,
баю-баю, Сонечка.
посадили семечко -
вырастим большо-ое...
будет доброй ноченька,
будешь спать тихонечко, -
кружит сон над темечком,
Ангел - над душою.

Сад (эскиз)

на алых губах гибискуса
и в синих глазах цикория
улыбка ночного искуса,
любовная всё история.

на влажных щеках шиповника -
ответы на все сомнения,
в ежовых руках крыжовника -
награда за все смятения...

за то на корню и режутся
с утра георгины-лодыри,
что только и могут нежиться
да пить этот день до одури.

а впрочем, их ленность радует
и запросто переносится,
коль яблоки сами падают
и сливы в тарелку просятся.

и груша слегка сутулится,
и небо отмыто до сини
и весь этот сад рифмуется,
звенит и стремится к осени.

Такой вот нынче август

такой вот нынче август привередливый -
всю ночь гонял по небу большегрузы
свинцовых туч, и мухой надоедливой
гудел с утра над коркою арбузной.

такой характер - не сказать, что б скурвился,
но отчего-то стал бесить привычкой:
то жарил так, что солнца блин обуглился,
то льет весь день, начиркав молний спичкой.

то небеса распахивает омутом
и голубой баюкает нирваной,
то за ночь так выстуживает комнату,
что отогреться можно только в ванной.

то в винных брызгах, то в слезливой россыпи, -
у августейших вечно закидоны...
но что за стать и неизбежность в поступи,
и что за звезды падают с короны!

и каждый день такой, что не поместится -
за Спасом Спас - в кулончике на шее.
и ты прощаешь прожитые месяцы
и понимаешь глубже и острее.

Вид на жительство

Горнилом адовой пасти -
огненные пятна
заходящего солнца,
отраженные в окнах
дома напротив.

Над ними дымом
от миллионов сжигаемых -
низкие клубящиеся облака.
Сизые,
тяжелые,
страшные,
как все грехи
человеческие.

И где-то
далеко-далеко
у горизонта -
спасительная лазоревая полоска.
Узкая тропинка
для идущих в Рай...

Несоразмерное


* * *

утренний сон живет в животе.
дынные семечки
напоминают - август.


* * *

любовь отменяет разум.
она как ромашка в степи:
увидел - и счастлив.

Дорогая моя, несравненная леди

Дорогая моя, несравненная леди,
Мы с тобою к далекому морю поедем,
Мы поселимся в доме под старым платаном,
Будем рано вставать и ложиться не рано.

Чтоб носы не сгорели, наклеим бумажки.
В море будут плясать озорные барашки.
Станем жить обострившимся зреньем и слухом,
Ежечасно крепчая и телом, и духом.

Мы увидим постройки, развалины, храмы,
Мы услышим барокко небес и тамтамы
Позабытых исчезнувших цивилизаций,
Задремав под узорчатой тенью акаций.

Мы в кафешке наловим рапанов и мидий,
Полистаем, о чем там лукавил Овидий,
Позабудем к концу, что читали в начале,
И пойдем слушать чаек на мокром причале.

А когда небо звездною станет периной,
Мы увидим Ассоль, повстречаемся с Грином,
Мы забудем о дате в обратном билете,
Дорогая моя, несравненная леди.

Мы получим на жизнь эту временный пропуск,
Будем ездить в Москву на неделечку в отпуск
К Рождеству или к старому новому году,
Захватив всем друзьям Бастардо и погоду.


это просто - закроешь глаза...

это просто - закроешь глаза
и почувствуешь: счастье в кармане.
дождь стеною, слепая гроза
и веселая жидкость в стакане...

в общем, можно вполне утверждать,
что пока небеса не отмоют
этот город, мы будем не спать,
мы сегодня ночные с тобою,

потому что не спится из-за
электричества в небе и теле,
а потом... открываешь глаза,
видишь - утро. стрижи полетели.

Я живу - как у Бога взаймы...

Я живу - как у Бога взаймы.
Созидаю воздушные замки.
Взять бы легкие звонкие санки
Да скатиться с небесной горы!

Разучиться б летать и пойти,
Стылой тверди касаясь ступнями.
Жизнь считать не годами, а днями,
Помнить все, что случилось в пути.

Странно чувствовать радость и страх.
Только страха полет не приемлет.
Опусти меня, Боже, на землю,
Я устала витать в облаках.

Потому что не больно в груди -
Все стекает водою сквозь сито.
Потому что полжизни прожито,
А как будто вся жизнь впереди...

Или так - отпусти погостить.
Но назад Ты захочешь впустить?

Вспоминая Мориц

и денно падая, и нощно,
уже который век подряд
дожди зачеркивают площадь
и заштриховывают сад.

согласно утренним прогнозам,
на лето выбор наш таков:
сменить засушливую прозу
циклоном плачущих стихов.

но не осилить даже строчки,
и зарифмованная вскользь,
она теряет буквы, точки
и уплывает вкривь и вкось...

и молчаливые, ручные,
с упреком смотрят на меня
то птицы черные, ночные,
то голубые птицы дня...

хорошо, что перо...

хорошо, что перо обтрепалось!
хорошо, что иссякли чернила!
вот теперь вымыть душу осталось
крепким взваром дегтярного мыла,

чтобы чувствовать: нет и в помине
ни пыльцы драгоценной обузы,
чтоб сказать: я не знаю отныне
никого с этим именем - Муза.

Напишу тебе - выберу вечность...

Напишу тебе - выберу вечность.
Парой строф обозначу сюжет.
Не жалей, что уходит беcпечность, -
Ничего долговечного нет.

Наша карта - испытанной масти.
Слава Богу, еще день прошел.
Спит твое сероглазое счастье.
Всё у нас хорошо, хорошо.

Время ангелов

* * *

я отныне живу не по времени,
я тебе одному расскажу,
что росточек ожившего семени
в самом центре вселенной ношу.

если сбудутся сны и пророчества,
если ангелы примут мольбу,
мы дадим ему имя и отчество,
а Господь - красоту и судьбу.


* * *

и все сбылось. в забытой стороне
мне снилось это, помнится, под праздник:
начало лета. ветер. сон во сне,
и вечер тих и светел, как причастник.

свет лампы отражается в окне,
и тени так нежны и бессловесны,
и дочка улыбается во сне,
как будто слышит ангелов небесных.


За все, за все Тебя благодарю...

За все, за все Тебя благодарю.
За эту жизнь, которая не дважды,
За тишину, которую пою
И отпускаю лодочкой бумажной.

За плоть и кровь, которые творю,
Чтоб подарить весне в любви и муке...
Еще за то Тебя благодарю,
Что позволяешь быть с Тобой в разлуке.

"хочешь смотреть - смотри..."

хочешь смотреть - смотри
слезы всегда вода...
сколько глаза не три,
я + ты будет два.

ты минус я - никак,
как и я минус ты...
сделаем лучше так:
ты + я будет три.

страшно спугнуть сон

* * *

страшно спугнуть сон
жаль прозевать день
летних дождей звон
утренних тел лень

в нежность твоих губ
кожей врасти так
чтобы в один сруб
чтобы всегда в такт

поздней звезды свет
вечных небес сень
чтобы на сто лет
чтобы в один день

предутренние стихи...

долгое утро.
колкою пудрой
сыплет рассвет.
вышить нетрудно
сны перламутром -
тайны-то нет...

но город вбивает
гулкую сваю
нового дня...
глаза открываю.
крылья снимаю.
слышу Тебя.

"Бывают сны прозрачней лени..."

Бывают сны прозрачней лени -
Легато утренних часов,
Когда понятна суть явлений
И упованье голосов.

Как-будто вынут был от места
Твой грех заштопанным сачком,
И ты отныне - часть оркестра,
И связан с ветреным смычком.

Теперь одна тебе забота -
Качать упругую струну
Три раза по три долгих ноты
В такт залигованному сну.

И день приветствуя улыбкой,
Читать с листа судьбы клавир,
Покуда крохотною скрипкой
Звучит в тебе оживший мир.


"В октябре не жалко воды..."

В октябре не жалко воды, -
по предмету осень зачёт.
Плачешь не от страшной беды -
от того, что время течёт
с веток по плащам и зонтам,
с неба по дырявой судьбе -
тихий заунывный там-там,
вечно говорящий в тебе
голубем, стучащим в окно,
голосом, слетевшим на хрип...
Туч нерукотворных панно
дерева срезает изгиб.

Хочется замкнуться в углу
на исходе трудного дня...
Вот мы и сидим ни гу-гу,
втихомолку осень кляня.

Мимолетное о вечном

написать стихов много-много
и развесить их по деревьям,
чтобы все опавшие листья
заменили листы тетради.
что сбывается - все от Бога.
и других мне не надо истин,
кроме счастья любить и верить
просто так. не чего-то ради.

"если проснуться - то где-нибудь далеко..."

О.Филатовой



если проснуться - то где-нибудь далеко,
в жесткой постели - душной, как Палестина,
старого времени скисшее молоко
переплывая пoд пение бедуина.

если запомнить - то вечный изгиб горы,
свет, удивленье, голубя над водою,
тени волхвов, несущих Ему дары,
ангелом ли ведомых, или звездою.

если шептать - то четырнадцатый псалом
в белом полудне, выжатом из жасмина,
там где горячий ветер шепнет "Шалом..."
вслед за твоим "Во имя Отца, и Сына..."

"Дождь рождает звук..."

Дождь рождает звук.
Звук рождает боль.
Боль пронзает слух,
длится дни и месяцы...
Напоём судьбу
с чистой ноты соль
И начнем свой путь
по зеленой лествице.

У тебя челнок.
У меня челнок.
Мы плывем во сне,
нас качает временем.
Сто морских путей,
сто земных дорог
Мы пройдем, в рассвет
упираясь теменем,

По жестянкам крыш,
по каналам снов,
Так - рука в руке -
существо единое -
На семи ветрах,
до семи часов,
Ночкой темною
Да дорогой длинною.

Время жить


Распускаются яблони. Нежные всходят слова.
Изменяется почерк - писать отвыкает рука, -
За молчанье и ленность теряешь натруженный бонус...
Мы душой не калеки, но чаще болит голова
От вечернего рома и дня-утра-ночи сурка,
И давно не спасает холодый грейпфрутовый "Тонус".

Время жить не проходит, покуда есть время любить,
Укрываться от мира одним одеялом в ночи,
Растворяться друг в друге с утра невесомой улыбкой
И не думать о том, что вчерашнее зелье - горчит,
Что не каждый засов отпирают слова и ключи,
И что жизнь - только с яблони цвет за небесной калиткой.

"Словно музыка на бегу..."

Словно музыка на бегу,
Словно зарево на снегу,
Колокольцем из серебра
Звон во мне твоего ребра.

Не спеши, говорю, - сгорю!
Отпусти меня, говорю,
Дай пробиться в тебе травой,
Ключевою водой живой,

Чтоб любить из последних жил,
Чтобы помнить, как Он вложил
Изначальный закон для двух:
Плоть - от плоти, от Духа - дух.

То ли еще сбудется...

То ли еще сбудется,
Так ли судьба сложится...

Счастье моё жмурится,
Радость моя множится,
Будто грейпфрут, терпкая,
Словно халва - разная...

Мерит крутой меркою
Солнце моё ясное.
Может, не всё сходится, -
С нас, непростых, станется.

А ниточка, как водится,
Знай, за иглой тянется...

Черноморская прощальная

Плакать не будем - мы отошли от запоя.
Прошлой бедою больше меня не лови.
Там, за спиною - черное Черное море.
Здесь за душою - радость о светлой любви.

Нет и не будет больше на сердце печали.
Разные ветры наши ведут паруса.
Разные лодки к новым причалам причалят.
Разное счастье смотрит теперь нам в глаза.

Это не штормы нас разлучили с тобою.
Это не чайки плачут надсадно вдали...
Это укрыло мудрое Черное море
Все, что не стало правдой о нашей любви.

Осень - время рыжих и блондинок...

Осень - время рыжих и блондинок.
У брюнеток всяческих мастей
Сердце состоит из половинок,
А у нас - из тысячи частей.

У других, чья жизнь без тараканов,
Осень - время грусти прозапас,
А у нас от кленов и туманов
Ярче проявляется окрас.

Что ни день у нас - то завитушка,
Что ни вздох у нас - все невпопад...
Оттого и осень нам подружка,
Что летит взахлёб и наугад.

Оттого не видно сожалений,
Потому шаги всегда легки,
Что из всех возможных изменений
Выбираем те, что не с руки.

ОСЕННИЙ АПОКАЛИПСИС

То ли в дождь, то ли в тяжкие сумерки,
Оставляя других в меньшинстве,
Спишь и видишь - все умерли, умерли,
Или спят, как при злом волшебстве

За колючей стеною шиповников,
В тридесятой недоброй стране...
И уже не отыщешь виновников,
И, увы, не припишешь войне

Тишину в этом каменном градище,
Эту красную вязкую мглу,
Где души твоей душное капище
Не сокрыть никогда никому.

Спишь, и видишь - все сбудется, сбудется,
Иоановы страшные сны.
Но пока еще женится, любится,
Пьется, естся, дается взаймы...

И разбужен архангельской конницей,
Понимаешь - случиться беде.
И постылые музы сторонятся.
И отчаянье имя тебе.


УТРОМ ПО СТЕКЛАМ ИСПАРИНА

Утром по стеклам испарина,
сумрачные небеси.
Что тебе, девка, подарено,
то без печали носи.

Узел, заплата да вмятина...
В зубы не смотрят судьбе!
Что тебе, глупая, дадено,
то и по росту тебе.

Что ж ты не думала смолоду?
Что ж теперь ломит виски?
Воешь, как волк. Не от голода.
От запредельной тоски.

ИЗ ОСЕНИ

Ксюне


Напиши мне из осени - как там, дожди в сентябре?
Что там нынче листают, о чем говорят на досуге...
Знаешь, все мы когда-то читали в своем букваре -
"Осень - время, которым уходят друзья и подруги".

Это падают листья. Их шелест мешает уснуть.
День за днем гаснет небо, как будто и не было лета.
Напиши мне, ну что тебе стоит две строчки черкнуть,
Мол, здорова, жива, жаришь мужу на ужин котлеты,

Сын подрос, любит школу, и в общем-то, жизнь удалась...
Мне бы, знаешь, хватило, чтоб снова найти оправданье,
Почему не звоню, не пишу... Только небо из глаз
Упадает дождями, и боль не находит названья.

Напиши мне из осени...

ЗА ТЫСЯЧУ ФРАЗ ДО ВСЕГО


за тысячу лет до любви
мы шли в направлении встречном
мы помнили только о вечном
за тысячу лет до любви

за тысячу дней до зимы
мы строили замок песочный
и был он смешной и непрочный
за тысячу дней до зимы

за тысячу снов до разлук
прощание было спасеньем
и боль не имела значенья
за тысячу снов до разлук

за тысячу фраз до всего
что не было понято нами
мы стали стихами и снами
за тысячу фраз до всего


СТИХОВ ОСЫПАЕТСЯ ЗОЛОТО

Стихов осыпается золото.
Сады высыхают висячие.
И вечером хмелем и солодом
Глаза продираю незрячие.

Спокойные сны запаролены.
Надежные явки провалены.
Подушка и простынь просолены.
Любимые книжки засалены.

Тебя заменяю вкушением
Бодрящего крепкого варева,
И думаю, что за прошением
Прощение будет подарено,

Что слово возьмет - да исправится,
А вот не случается повода...
По пальцам стекает и старится
Стихов перетертое золото.


вкус неразборчивой простуды...

вкус неразборчивой простуды
в лимоне выжатого дня.
такие медленные губы
такого липкого огня...

непонимание повторно.
любовь единственна, и смерть
в одном движении упорна,
но не способна поиметь.

до середины и обратно...
мой список краток и летуч,
и полусонные фрегаты
от речевых отходят круч.

и зведы падают попарно
за градус вечной мерзлоты,
и принимаю благодарно
пилюлю спелой темноты.

"Золотая моя, белоствольная..."




Золотая моя, белоствольная,
Паутиной дорог опоясана,
Я люблю тебя, легкая, вольная
Осень яркая яснополянская!

Сшей-ка мне сарафан разухабистый
С темно-алой кленовою выточкой -
Разучусь быть тихоней покладистой,
Стану первой столичною выскочкой!

Позабуду слова заграничные,
Выпью чарку-другую до донышка!
Стану песни слагать горемычные
О своей непутёвой сторонушке.

Буду речи рябиновой горечи
На осипшие связки нанизывать,
А потом в замолитвенной полночи
Пересохшие губы облизывать.

Стану птичьими славить языками
Рождество Пресвятой Богородицы, -
Пусть душа разрешается криками
И малиновым звоном заходится!

Пусть небес остывающих олово,
Словно длань, почивает на темени,
Избавляя от всякого полого
Несчастливого долгого времени.


"живешь без проблем, без печалей..."

живешь без проблем, без печалей,
вкушаешь любовь и мускат,
на мокром и рваном причале
по ветру плывешь наугад -

Судак, Партенит, Балаклава...
что хочешь, душа, выбирай!
какая-нибудь баба Клава
продаст вам посуточно рай.

ТЕМА БЕЗ ВАРИАЦИЙ

и небо в барашках, и моря знакомый изгиб,
и вкус магарачской лозы, обвивающей разум...
сюжет многократно заверен, измерен, избит,
но хочешь по-прежнему видеть сощуренным глазом,
как падает чайка в волну, намечая улов,
и чувствовать счастье, и легкое сердце ошую,
и долго молчать, понимая, о чём из веков
колотятся волны о раковину ушную...

"За спиной горят города..."

За спиной горят города.
Там гнезда, кукушка, не вей!
Говоришь, жестокая? Да,
Я не вол по крови своей.

Вкривь и вкось ушла борона, -
В одиночку ль сладить с ярмом?
Знаешь, мне чужда сторона,
Где плюют в амбары с зерном.

Там жуют пустые слова,
Запивая брагою брак.
Там любовь растет, как трава,
И скажи, что это не так!

Впрочем, хватит. Было - нехай!
Чем больнее сердце, тем злей.
Не печалься, милый! Порхай, -
Ты же птах по сути своей...

УТРОМ

теперь написать то, о чем не болит:
вишневый рассвет. потерявшийся сон.
и солнце - ползущий по крышам болид
в застывшем с ночи глицерине окон.

рябина цветет. закрываю псалтирь
звенящих весенних доптичьих часов.
спи, город - заросший домами пустырь -
до шелеста шин и чужих голосов...

лучами с небес намечается путь,
и день невесом, как дитя у сосца,
и можно так сладко, так тихо уснуть,
и слышать дыханье твое у лица.

~ ~ ~

такой вот теперь расклад, -
как хочешь - так понимай:
и ты по пути не в ад,
и я по пути не в рай.

ни дома, ни малыша,
ни надписи на песке,
а только прибой в ушах
да вишенка на соске...

а так ли оно болит,
как хочется рассказать?
приятно вино на вид,
да вяжет язык лоза, -

молчат и душа, и плоть,
и ангелы на небеси...
и скорбно глядит Господь
о чем Его ни проси...


откуда ты...

откуда ты от какого дня
тепло твое и любовь и Боже
когда бы мне твоего огня
и я смогла бы тогда я тоже

забыла б все отпустила б всех
чужих планет потеряв орбиты
о сердце сердце мое ты стерх
затравленный и давно убитый

ПОСЛЕ ВСЕГО

Вот и все. Вот и высохли звуки.
Начинаю себя с тишины.
Отдаю в осторожные руки
Жизнь мою - середину весны.

Забываю тебя, пыльный город.
Ты и был, ты и будешь чужим.
Я прощаю тебе боль, и холод,
И застенный тоскливый режим...

Вот и все. Перечеркнуто. Стерто.
Нам отпущено прошлое в срок.
День Безветренный. Месяц Четвертый.
Год Глядящий с Холма на Восток.

ВЕЧЕРНИЙ ДОЗОР


на колючем наречьи
и на птичьих правах
снова выгорит вечер
о семи головах

в этот час все возможно
мастерок или кисть
начинай осторожно
реставрировать жизнь

этот метод рискован
но кому-то помог
кубик рубика сломан
комбик ричарда сдох

жаль что съедены шашки
и уложены в гроб
собирай хоть стекляшки
в старый калейдоскоп

то ли дождь, то ли виски
искажают анфас
и соседская фриске
как всегда против нас

душный тысячеглазый
нестареющий спор
кухня полная газа
и вечерний дозор

все уйдет вместе с талой водой...

все уйдет вместе с талой водой
не исправишь, не переиначишь
наша жизнь - анекдот с бородой
не порадуешься, не поплачешь...

стих за стих, глаз за глаз, день за два
я устала от старой считалки
все, о чем ты подумал едва -
мне знакомо (не бегай к гадалке)

жизнь играет на медной трубе
всходит солнце - неоновый мячик
только сердце моё по тебе
все молчит - понимаешь? - не плачет

ВЕСНА, И НЕТ НИ СНА , НИ ПРОКУ...

весна и нет ни сна ни проку
от этих траурных часов
какому вверено пророку
избавить душу от лесов

маршруты линий на ладони
карманный метрополитен
узнай кого когда догонит
тоска по дальним и по тем

кто держит утро за попытку
проверить вечера IQ
и оборвать не может нитку
своим игольным I love you

"ПРОСНУТЬСЯ РАНО..."

Проснуться рано.
От Морфея
скользнуть в кофейный парафраз,
где безотказна панацея
твоих спокойных серых глаз.

Долой сомненья!
Будь что будет!
По жилам солнцем полоснув,
напиться неба, выйти в люди
и, как мышьяк, принять весну.

БЕЛОСНЕЖНАЯ ВИШНЯ

Так все было давно, что не вспомнить уже -
Год за годом сложней возвращаться к началу...
На краю тишины в золоченом ковше
Над вечерней землей меня мама качала.

Звезды падали в снег, облетая с ковша,
Тонкий месяц звенел, спотыкаясь о крыши...
Мама пела мне песню - легко, неспеша,
И цвела в декабре белоснежная вишня.

Этот долгий напев, эту звездную взвесь,
Полуспя в молоке упоительной лени,
Я учила и знала: покуда я здесь -
Мне известны все тайные лики явлений.

Но достав из тумана мерцающий нож,
Месяц сон оборвал, полоснув пуповину,
И отныне высок опрокинутый ковш,
И небесная твердь меньше, чем в половину,

И сокрыты давно от созвездий ключи, -
Я теперь среди звезд гость не редкий, но лишний...
Только мамин напев все звучит и звучит,
И, как прежде, цветет белоснежная вишня.

"День, прожитый мной невпопад..."



День, прожитый мной невпопад...
За окнами - синие сумерки.
Событий нехитрый расклад
Смешался, как детские кубики.

Тоску поднимая со дна,
По дому слоняюсь рассеянно
И лечь не решаюсь одна
В постель, что двоим нам расстелена...

БОЛЬ




Для сердца - боль.
Для пониманья - пыль.
Для чувств - удар.
Для мысли - откровенье.
Для пьесы - роль.
Для мирозданья - быль.
Для музы - дар.
Для песни - вдохновенье.


"А утром со снегом воротится в сердце покой..."




А утром со снегом воротится в сердце покой.
Забудется многое, многое станет не важным,
Когда, оттолкнувшись от прошлого первой строкой,
Захочешь любить - в настоящем, а жить - не бумажным.

Когда ты с собою научишься быть начеку,
Тогда и поймешь, что судьбу не забелишь стихами,
И все, что случилось с тобою на этом веку,
Ты сделал по воле небес, но своими руками.

написать бы мне пару строк...

написать бы мне пару строк,
написать - и к стороне боль...
да вот только рот - на замок,
да вот только смелости - ноль...

до весны - какой-нибудь век.
до любви - коснуться ресниц...
что ж ты, милый, смотришь поверх?
что ж так сердце - чувcтвуешь - ниц?..

то ль глаза не верят глазам,
то ль душа не просится вспять...
оттого и жму по газам,
оттого и нечего дать...

"Сберегу себя для того..."


Сберегу себя для того,
Кто сумеет душу согреть.
Буду ждать его одного,
Одному ему стану петь.

У него готовы ключи
От пяти заветных дверей,
Ключ шестой - от этой ночи,
Ключ седьмой - от плоти моей.

Он мне скажет: я тебя ждал,
И подарит тонкий браслет,
И прохладный белый металл
Свяжет нас на тысячу лет.

В жизни будет много чего,
Но любовь в глазах - каждый миг.
И пойму, что только его
Я всегда искала в других.

Станут годы легче, чем дым,
Мы оставим взрослых детей,
Будем жить на острове Крым
И счастливых ждать новостей.

И однажды в тени олив,
Опрокинув жизни сосуд,
Мы, по-детски руки скрепив,
На Последний двинемся Суд...


...Ты посмотришь с грустью - мечтай!..
И к концу морозного дня
Будешь вновь заваривать чай
И жалеть, и слушать меня.






ПРЕДНОВОГОДНЕЕ


Значит, время прощаться с прошлым и строить лодки.
Значит, время прощать долги, оставлять врагов...
По ступеням с неба детской смешной походкой
Сходит новый год. Мы не слышим его шагов.

Далеко на краю земном на оленьих тропах
Бродят сны и сказки, вечно лежат снега...
Наш с тобою год - нерожденный, неясный шепот
В колыбели до срока покачивает пурга.








"Так, наверное, сходят с ума..."



Так, наверное, сходят с ума.
Так из крика рождается Слово...
Я зову тебя. Снова и снова
Из тягучего, клейкого сна,

Где акации прямо у звёзд
Раскачали небесные дроги,
И печально глядит алконост
На размытые небом дороги.








"наш мир - это огромный спелый арбуз..."



наш мир - это огромный спелый арбуз
в прозрачной авоське, подвешенной на безмен.
с любой стороны пожно подойти, отведать, какой он на вкус,
расспросить об условиях и порядке скидок и цен...

теперь ты там, где пустыня и жёлтый Нил,
и можно увидеть - всё, и услышать - всех...
но если бы ты мне оттуда сейчас позвонил -
Египет по самую маковку сфинкса засыпал бы снег...







"Живешь - забываешь..."

Живешь - забываешь
столетия, годы и дни.
Стирается всё.
Остаётся лишь
выдох и вдох...

Но там, где ты
вместо бездушного
"ну извини"
прошепчешь "прости" -
начинается
твой
Бог.

ПРОСТИ-ПРОЩАЛЬНОЕ




Похоже, что ангелы наши простили нам рай...
О, если бы сны и долги нам прощались авансом!
Теперь забывайся, в любимых поэтов играй, -
глядишь - может, что и сравнится с немыслимым шансом

вернуться туда, где к нам в окна заглядывал снег,
горела свеча, где-то пахло рождественской уткой...
И было "прости". И прощенья хватало на всех,
а слово "прощай" было самою страшною шуткой.



БЕССОННАЯ НОЧЬ


Бессонную ночь узнаёшь по кошачьей повадке,
По жесткой, как камень, подушке, по запаху капель,
По плачу за стенкой чужого ребенка в кроватке,
По длинным гудкам, телефонный терзающим кабель.

Еще узнаёшь ее в тихих послушных овечках,
Которым не лень перепрыгивать через верёвку,
По стаду слонов, по короткому злому словечку
Нетрезвых юнцов, на ночную спешащих маёвку.

Бессонная ночь на облезлых обоях пылится,
Острит - намекает, что сон далеко, как зарплата,
Жестоким психологом тянет из прошлого лица,
И рвётся по швам на залатанном сердце заплата...

И ближе к рассвету любая строка - как награда,
И веришь, что сон, несомненно, осилит лежащий,
И долго наутро стремишься тяжелому взгляду
Придать поволоку спокойно и нежно смотрящей.




АНТРАЦИТОВЫЙ ВЕЧЕР




Антрацитовый вечер мажется
По ожившим осенним лужицам.
Почему никому не кажется,
Что нам просто беспечно дружится?

Из созвездья Большой Медведицы
Подмигнула звезда-пророчица...
Знаешь, мне и самой не верится
В то, что нам ничего не хочется. :)

ОСЕННЕЕ...



Мы с ней повстречались вчера на пустой остановке.
Мы ждали автобуса. Или какого-то чуда.
Мы обе смотрели на месяц чуть тоньше подковки,
А глупые звезды таращились из ниоткуда.

Мне было не важно, о чем ей грустится привычно.
Точней, безразлично, поскольку и мне не плясалось.
Наверно, решись, подойди - это будет прилично,
И нашей тоски на двоих вдвое б меньше осталось...

Сутулые спины спешащих осенних прохожих.
Зависшие сумерки. В души наведалась слякоть...
Я вдруг понимаю: мы с женщиной этой похожи
Упорным желанием прямо сейчас не заплакать.

Я вижу, как светлые пряди она поправляет
Каким-то до боли знакомым небрежным движеньем...
Автобус уходит. А женщина не уезжает.
И я понимаю, что это - мое отраженье.



"Мой индиговый август..."

Мой индиговый август
ссудил сентябрю
завершить ярко-красный
обряд расставанья...
Не жалею. Не радуюсь -
благодарю. За прозренье.
За боль. За любовь.
За молчанье.

ДО ПРОБУЖДЕНИЯ



Я ни о чем еще не знаю.
Я сквозь июльский сон бреду
Туда, где море пеленает
Мою неверную звезду.

Все ярче свет, все ближе звуки,
И я видения гоню,
Не сплю, и расправляю руки
Навстречу ветренному дню.

И от разбитого причала
День отлетает, словно вздох...
Как жизнь - безгрешная сначала.
Как детский смех.
Как "С нами Бог".


ПЛОТЫ УПЛЫЛИ


Плоты уплыли. Плоть осталась стыть.
Библейский плотник сжёг на небе стружку.
Мы научились просто, мудро жить -
Смотреть на звёзды и прощать друг дружку. :)

Второй июль не выпросишь доски
У влажных глаз усталого возницы...
Когда б вы знали, из какой тоски
Растут слова, способные молиться!

"Под сердцем вынашивать Слово..."



Под сердцем вынашивать Слово,
Словно живого ребенка.
Думать снова и снова,
Какого цвета пеленка
Ему подойдет ко сроку -
Розовая? Голубая?
А он повернулся боком,
На этот свет не желая.

А он вместо звонкого крика
Родится с гримасой суровой,
И будет мне горько и дико
От мертворожденного слова.


ДОРОЖНОЕ

выдох и вдох.
движение в сумерках.
день занемог -
два выдоха, умер как.

до точки А
станции-бусинки
нижутся на
подземные усики

выдох. зевок.
что ты отдашь ему?
долгий нырок
по-черепашьему

в толщу колец,
спаянных панцирем?
колок венец
новой дистанции...

качка. вагон.
"в лес за орехами..."
здравствуй, перрон.
вот я. доехала.

ДРУГАЯ ИСТОРИЯ


Виновато взглянула, промолвила : Съешь его!
Поцелуем отерла стекающий сок...
И змеилась дорога из Cада - нездешнего -
По сиреневым сумеркам наискосок.

...Мы стояли под кроной другого дерева.
Зрел в глазах твоих ветхозаветный обман...
Не смотри так! Ну, где я возьму тебе, где его?
Я не дам тебе яблоко! Жуй свой банан!

"Я НАДЕЮСЬ, ЧТО ЭТО - НЕ НАВСЕГДА..."


Я надеюсь, что это - не навсегда,
и наутро вспомню с улыбкой,
как ложился снег, а текла вода,
твердь земная казалась зыбкой...

Но фонарь головой качает:
"Абонент не отвечает..."

НЕНАЧАТОЕ

.............................

и слабость питать к заказным поездам.
Огни - подмороженной клюквой.
А в небе дырявый повис ...аасдам
С откушенной первою буквой. :)

КОЛОМБИНА



Коломбина, что ты плачешь?
Окольцована удачей,
Что за взгляды? А наряды?
Что для счастья кукле надо?

Что ты хочешь, Коломбина?
Ты убила Арлекина,
Ты отвергла всех на свете...
Так по ком же слёзы эти?

Коломбина, Коломбина,
Вам с Пьеро родить бы сына
И оставить балаганчик...
Да не так решил шарманщик.

Жизнь - нелепая игрушка,
Дорогая погремушка.
Сыграна до середины...
Что же есть у Коломбины?

НА ПРОЩАНИЕ

Н.


Лёгкий-лёгкий укол грусти
Колокольчиком - динь - в сердце...
Если в душу кого впустишь,
Никуда уже не деться.

Чередою пройдут луны,
Обмелеет зимы устье.
Будут ровно гудеть струны
И чужие щадить чувства.

Будет небо играть цветом
И ромашковым стыть чаем...
Приезжай же ко мне! Летом.
Я свидание назначаю.

МОЯ АЗБУКА

Повторяй за мною по буквам: аз, буки, веди,
глаголь - говори же - добро ( оно есть на свете! ),
за буквой живете живет железная леди -
твоя любовь в зажелтевшем лете;
дальше - земля, на которой у меня когда-нибудь будут дети...
А пока на подаренном мне лотерейном билете
не цифры - даты
ночей, когда ты
не спишь, не пишешь, не читаешь книжицу,
все думаешь, куда наше чувство
движется,
и рукой подать до рассвета, но еще далеко до
ижицы...

А с рассветом выпадет снег
и подымет на смех всех,
кто иже мы - печали ниже...
А скоро люди достанут лыжи
и поедут туда, где небо кажется
ближе.

Смотри, это - мыслете.
А мне не дают покоя мысли те,
что нас на земле не двое,
и подумать все-таки стоит:
а вдруг твое слово и впрямь так же твердо,
как и то, что на Илию непременно бывает вёдро?

Читай дальше: оук...ци...еры...ять...
Ну что я еще могу тебе дать,
кроме праздника грустного снега,
кроме воды и ночлега,
кроме того, что я - твоя альфа и омега?...
Вот разве что, сойти с воза - и
легче пойдет телега...

ПРОСЬБА

Научи меня жить, любя!
Я ведь знаю - Ты можешь чудо!
Наши ангелы не трубят,
Наши ангелы бьют посуду.

И душа - как огонь на ветру:
То любовью весь мир наполнит,
А то кажется, что умру -
И она ни о ком не вспомнит...

"Покуда осень..."

Покуда осень собирает двор
Подобно монохромному коллажу,
Течет по стеклам долгий разговор,
Мы времени не замечаем даже.
Среди беспечных дней и теплых вод
Мы заблудились-где-то там -вначале,
Где наших уст еще не ведал плод
От Дерева Познанья и Печали.

СЕГОДНЯ

Сегодня в нашем подъезде
бился о стекло голубь.
Он был теплым, напуганным,
как чьё-то трепещущее сердце.
Я взяла его в руки, сказала:
не бойся, глупенький!
и выпустила его на улицу.
И он пошел себе, потом полетел,
а я вдруг подумала:

а ведь если ты меня выпустишь,
скажешь: лети, птица! -
Мне некуда будет деться...

ИГРА В ПОДДАВКИ

Игра в поддавки. Дотемна.
В тиши. С тишиной. Наудачу.
Уменье играть - не вина.
Подыгрывать - наша задача.

А знаешь, нет сердца - без дна.
Побед и печалей - без правил.
... Когда я осталась одна,
Ты знал, Кто фигуры расставил.

"Я водила по улицам грусть..."

Я водила по улицам грусть.
Я купила одиннадцать астр.
Я придумала боли твоей
Сто простых оправдательных фраз...

И просила у осени - пусть
Это щедрое Небо подаст
Нам с тобой столько солнечных дней,
Сколько есть у него про запас!

"Провожала. Смотрела, как рыжие..."

Провожала... Смотрела, как рыжие
Фонари отплывали ко сну.
Я разлуку молила: услышь меня,
Разбуди в его сердце весну!

Заклинаю тебя, неизбежная,
Глубиной голубиных очей -
Пусть любовь его - девочка снежная -
Станет горького дня горячей!

Не затем, чтоб меня, несвободную,
Отравила отваром вины -
Чтоб сберечь его ночью холодною
От зимы, от тюрьмы, от сумы...

"Тополя потеряли осанку..."



Тополя потеряли осанку.
Под окном невесомой метлой
Осень листья метёт спозаранку
И сшивает холодной иглой

С невесёлой дождливою ниткой
Медно-жёлтые ленты разлук.
И, как Золушка, смотрит с улыбкой,
Не стесняясь натруженных рук.

МАЛЕНЬКОЕ ЭРОТИЧЕСКОЕ


Мобилочки на узенькой скамейке
Уснули батарейка к батарейке.

То не к вечеру солнце катится...



То не к вечеру солнце катится, -
То головушка на руки падает.
Ты не жди, когда с Неба хватятся, -
А от нашей любви даже сада нет -

Ни травиночки, ни кровиночки, -
Тодлько ветер над пропастью носится...
Свечку долгую запали в ночи,
Расскажи все, что на сердце просится.

Ты судьбу свою не выспрашивай -
Что написано - то да исполнится.
Ты любовь мою не изнашивай
Пло пословицам и по бессонницам.

Хочешь, ангелом, хочешь, стервою -
Кем полюбишь - такой и утешишься.
А коль выпало стать не первою -
Так зачем быть последнею грешницей?

Я жена тебе, не затворница...
Пусть не знает душа мрака адова!
Что не сказано - да запомнится
Все, как есть. Ну, а нет - и не надо нам!


Соль из глаз - нахваталась моря...

Соль из глаз -
наглоталась моря.
Начиталась Гомера.
Троя
догорела за той горою,
что стоит одесную
нас.

Ты стоишь
и глядишь на воду.
Не суёшься, не ищешь
броду -
ты-то знаешь: мою породу
сходу словом не
приструнишь.

Соль из глаз...
Нахваталась неба,
нахлебалась вина без
хлеба,
и теперь мне одна потреба -
вечноженский хмельной
экстаз -

порыдать
об устройстве мира.
На пустеющем пляже
сыро.
И тягучее лунное миро
на ночную стекает
гладь.


День повис на небесной лебёдке...

* * *

День повис на небесной лебёдке.
Обивая траву у ворот,
Ожидаю счастливой пролётки,
Что с собою меня заберёт.

Тройка-троечка, где же ты, где ты?
Приникаю к горячей земле,
И звенит равнодушное лето
Бубенцами в моей голове.

Наливается яблоком гладко
Время в шумных ладонях садов...
Отчего ж я так трепетно-падка
На оскомину горьких плодов?

Жизнь пылит и проносится мимо.
Этой песне не будет конца...
За спокойной улыбкою Сына -
Грозовое молчанье Отца.

Если солнце по-прежнему метит
Каждый день в этом трудном году, -
Что же ангелы плачут, как дети,
В зацелованном райском саду?

Посели меня птицей...

* * *

Посели меня птицей в твоем
райском саду –
Стану петь тебе песни о том,
что далеко,
Согревать тебя пухом
все белые дни в году,
Заговаривать стужу
и птичье давать молоко.

Заточи неразменным сердцем
в своей груди –
Я тебя не предам, я не стану
в тебе болеть,
Я смогу безотказно
работать, стучать, идти,
Заходиться от счастья
и даже в печали петь.

Постели меня степью в твоих
васильковых снах,
Опрокинь меня небом
в пернатой твоей душе…
Только полон твой сад,
без меня в нем поет весна.
Да и сердце в груди
есть у тебя уже.

САМАЯ ТИХАЯ ПЕСНЯ

Кириллу

Ветер качает растенья.
Звёздными правит часами.
Скоро ль твоё пробужденье,
Мальчик с моими глазами?

Самая тихая песня
В горле карманной синицы…
Как тебе там, в поднебесье?
Что тебе, светлый мой, снится?

Донги ли жёлтого Будды,
Шелест ли крыл серафима?
Кем ты проснёшься под утро –
Ангелом или мужчиной?

Вкус твоих снов горьковатый.
Гаснут за степью зарницы.
Мальчик, зачем тебе латы –
Легче ли крылья синицы?

Слаще ли Божьего хлеба
Память ковыльного лета?
Кем ты вернёшься на Небо –
Воином или Поэтом?

…Крошево звёздного сора
Утро сметает с оконца.
Спи, пробужденье не скоро -
Скоро поднимется солнце.

СКАЗКА О РЫБАКЕ И РЫБКЕ



Нет и тени ошибки -
так, всего пустячок:
ты меня, словно рыбку,
подсадил на крючок

и стоишь имяреком
в философском дыму:
то ли выбросить в реку,
то ли съесть самому...

ОПАСНЫЕ ИГРЫ




Я снова играю в опасные игры,
Тяну потихоньку небесную скатерть,
А ты высекаешь мне буковки-иглы,
Ты шепчешь мне:
Хватит!

Я вижу летящие в сумраке стрелы,
Я чувствую воздух, которым ты дышишь,
Я знаю, когда ты прощаешься первым,
Но шепот -
Не слышу!

Ты кажешься птицей - не светом, не телом -
Ты просишь, ты учишь движению выше,
Ты - лестница вверх, нанесенная мелом
На белые крыши.

Я помню о Небе, я плачу о Небе,
Я Небо сжимаю беззубо и больно,
Я Небо пою и играю, и мне бы
Услышать:
Довольно!

Конечно, конечно, всё, в общем-то, просто -
Ты станешь мне другом последним и первым,
Я просто боюсь не найти этот остов -
Мучительно верный.

Я знаю, поверь, что дорогу до Рая
Нельзя прошмыгнуть незамеченной мышью.
Не бойся, смотри - я уже не играю.
Я - СЛЫШУ!


МНЕ СНИЛСЯ ДЕНЬ


Мне снился день. Зеленая вода
И золотые пляжи в Новом Свете.
А мы с тобою - маленькие дети,
И над землей не властны холода.

Мне снился юг. Влюбленная лоза
Твою, склоняясь, пробовала кожу.
На что тогда любовь была похожа,
Когда в глазах плескалась бирюза?

Мне снился Рай, в котором мы вдвоем -
Ученики Господней высшей школы -
Рисуем мир, крылаты и бесполы
В счастливом созерцании своем.

"Выжигаю стихи с лицевой стороны души..."


Выжигаю стихи с лицевой стороны души,
А изнанка сокрыта от взглядов, потому что темна и убога.
Было мало слов - я за партою грызла карандаши.
А теперь грызу оттого, что слов слишком много.

Научусь удивляться - и время покатится вспять.
Парой легких коньков заскрипит по непрочному первому снегу.
Слишком много слов. Я боюсь что-то не досказать.
И опять грызу карандаш. И готовлюсь к разбегу.

2003

Л.Болдову




Это лето такое, что стынет в бутылках вино.
Белобрысые волны, нахохлившись, жмутся друг к другу.
Только наши бездомные души сквозь дождь все равно
Перелетные ангелы гонят к остывшему югу.

Это лето такое, что солнца не помнит трава.
Алым парусом в небо плывут черепичные крыши.
Твой шарманщик опять перепутал века и слова,
И стареющий Грин проводить нас под утро не вышел.

...Будет легкой разлука. Соленые души марать
Мы вернемся в Москву и до дыр в эту зиму износим
Чей-то странный мотив: "я приеду сюда умирать..."
И горячие звезды. И сердце, отверстое в осень.


ТАЙНА РОЖДЕНИЯ

А на самом деле нет меня, нет,
просто мама очень дочку хотела
и молила, чтоб в расцвет ее лет
жизнь вложил Господь в уставшее тело.

Был охотником мой добрый отец.
Он расставил в небе ловчие сети,
чтоб и в наш полуподвальный дворец
постучались легкокрылые дети.

Чтоб расколот был покой пополам
перетянутой на кухне пеленкой,
чтоб ходить по потолкам и полам
с вечно плачущей болезной девчонкой,

чтобы время незаметно текло,
чтобы бабушки без дел не сидели,
чтоб в квартирное сухое тепло
сероглазые стучались метели,

чтоб бутылкой с голубым молоком
заменить младенцу вольное небо.
Чтоб не помнил - ни теперь, ни потом -
будто прежде никогда там и не был.


ПАДЕНЬЕ

Постигаю равновесье,
как сложнейшую науку.
Устремляюсь в преднебесье,
перестраиваю руку,
чтобы правила полетом,
не покрывшись опереньем,
и вальсирую по нотам,
и фиксирую паденье.

С новой силою пытаюсь
изменить свою породу,
но, сорвавшись, возвращаюсь
к нелетальному исходу,
где в тела врастает лето,
где пульсируют растенья,
где ты думаешь, что это
возвращение, возвращенье.

Отражаю притяженье.
Снова вскидываю руку
и знакомое движенье
постигаю, как науку.
Устремляюсь в преднебесье
и вальсирую по нотам,
чтоб, достигнув равновесья,
научить
тебя
полету.









ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ

(перед отправлением поезда Москва-Феодосия)



приливы-отливы встречи-разлуки
слова перебираю попарно
амуры ломают стрелы слагают луки
влюбляются легко и бездарно
и я забываю имя отрываю корни
и срываюсь ненадолго в этот город
который полынным соцветьем побегом упорным
булавкою к сердцу приколот

глаза закрываю и слышу волны
их шум перекрывает границы
и нет ни толпы ни гама не звонят телефоны
стираются очертанья столицы
и там где тяжелым всходом высотный остов
покрывается стеклом и бетоном
я вижу корабль покидающий полуостров
и чаек над морем сонным

и хочется поездом тупо вгрызаться
в просоленную корку Сиваша
лишь бы дотянуть додышать дорваться
приникнуть к нескудеющей чаше
и пить принимая за счастье любую отраву
настоянную на лозе и любови
и знать что на взаимность увы не имею права
а уж на верность тем более


СЧАСТЬЕ



Ясным ли днем, вечером
долгим, когда речь его
тихо звучит - нечего
ждать от меня бед.
Хочешь - бери, ешь меня,
хочешь, бери, режь меня,
но от обид прежнего
даже следа нет.

Я не твоя музыка,
я не твоя муза, я
временная луза для
гладких его слов.
Платье его пестрое,
чувство его острое,
и на земном острове
много о нем снов.

Я бы его берегла,
будто пролив Беренга
накрепко два берега
вяжут в тугой жгут.
Только его девственность
гасит ума действенность,
и на мою ветренность
будет его кнут.

Но все, что им создано,
нам на двоих роздано,
рано или поздно, но
наши пути скрещены.
Я не твоя музыка,
я не твоя муза, я
только держу узы,
я просто
твоя
женщина.

Краденое солнце




вот и в город моего прошлого
завтра войдет зима
так уж вышло смотри-не смотри
в стекляшку любого цвета
все равно будет хлюпать в душе
а в ушах в утешенье
назойливая зурна
"Я не то, чтобы сошел с ума,
просто устал за лето..."

сесть в автобус поймав неживой
поцелуй ноября в висок
за пятак получив сухость собственных
старых осенних ботинок
через пару остановок выйти
и дальше наискосок
перейдя перекресток
уткнуться глазами
в пустой продовольственный рынок

и пройдя меж рядов
где осколки тепла выдает
за подтаявшую хурму
черноглазый туземец в телогрейке
землистого цвета
купить пару краденых солнц
и с дурацкой улыбкой сказать ему
так это из-за вас в уходящем году
было
дождливое
лето











"

"Ничего о тебе не хочу знать..."

* * *


Ничего о тебе не хочу знать:
Из каких ты морей, от каких гор...
Хочешь - выведи в лунную степь рать,
Хочешь - в темную ночь прошмыгни, вор, -

Не поднимешь на крик, не приму бой,
Хоть перчаткой стони у моих ног.
Я не стану теперь для тебя той,
У которой сегодня другой Бог.

Я могла бы отнять у тебя всех!
Не держи надо мной золотой нимб!
Я земнее земных - твой живой грех,
Мой щербатый порог - твой святой Олимп.

Только глаз не поднять. Не сомкнуть уст.
Уготованный пуд не рвануть с плеча.
Что украсть может вор, если дом - пуст.
Для чего тебе рать, коль всегда - ничья?




"Мое созвездие - Лебедь..."

* * *

Мое созвездие - Лебедь,
Таинственный млечный крест.
Мне лет без малого - девять.
Сознательных - только шесть.

Мне нравится быть ребенком,
Мне хочется знать с нуля,
Как в небе на нити тонкой
Удерживается земля.

Я взглядом тянусь упрямо
К загадке и выше - за
Ответами. А у мамы
Зеленого цвета глаза.

Мы обе не помним снега,
мы в летней стоим ночи,
И где-то над нами Вега
Топорщит свои лучи,

А выше - над всеми - Третий,
Невидимый нам двоим,
Которому обе - дети -
Мы слепо в глаза глядим.




За волны было страшно заглянуть...


За волны было страшно заглянуть
С летящего бетонного причала.
Я прошлому упала бы на грудь,
Когда б оно прощенье означало.

Когда бы я, как в детстве поутру,
Рыдая под пеленками сырыми,
Душою узнавала только ту,
Что подарила эту жизнь и имя;

Когда бы мне, не знающей конца
Земных судеб, не помня их начала,
Казались правдой выдумки отца,
Когда б как прежде, бабушка качала, -

У лет моих, у каждой из беды
Пошли бы врост совсем иные крылья,
И я б не знала ужаса воды
И глубины бетонного бессилья.

А так - вся жизнь - вишневая слеза,
Свеча за рубль перед образами...
И обо мне печалится лоза
Из темноты библейскими глазами.

Сегодня, в четверг...

* * *

Сегодня, в четверг, стану читать ночь по сиреневым грозам,
Как будто это не свод, не купол, а большая раскрытая книга.
И если стихия морей - стихи, то небо - скорее проза,
Большой философский камень времен высокого звездного ига.

И пока Волопас, волоокий Арктур, влюбленный в Медведицу с детства,
Все тщится поймать за кольцо в ноздрях быка равновесья и счастья,
Я буду думать, что скорее всего, мы с небом живем по соседству,
А море - недуг желанью сродни - такой же соленой масти.

Конечно, можно поспорить о том, что вторично на этом свете,
А можно плюнуть на море и небо и оставить к утру многоточие...
Но когда у меня, как у всех на земле, родятся бессонные дети,
Я не стану делить ЛЮБОВЬ на любовь и место ее средоточия.

ИЗ ПРОЧИТАННОГО

А.Кабанову

* * *

Бессонница. Гомер.
Который час с руки
притихший дом пою
безалкогольным пивом.
Поэту надо в цель
выплевывать стихи,
чтоб никогда без них
не выглядеть счастливым.

Иначе - ты не царь.
Иначе - вот порог.
Иначе - не один
столпом во всей вселенной.
Поэту нужен дом
на стыке всех дорог,
чтоб заходиться в нем
тугой бумажной пеной,

чтою говорить векам,
сжигая города,
чтоб музу за крыло
швырнуть с размаху в стенку...
А после смерти в гроб
ей складывать года.
И начинать с нуля.
И выдыхать нетленку.


ЛЕТО С ПОМАРКАМИ

КИЕВУ: Лесе, Саше, Снежане, Андрею, Ирине, Юрию Каплану


Как ты назвал меня –
гостьею прошенной?
Нет, это ты ко мне,
вымытый дочиста
небом июневым
в липы заброшенный
встал и назвал
свое древнее отчество.

Ты не узнал меня,
ласково встреченный.
Зелены очи
каштаново-колкие…
Я говорю
на нездешнем наречии,
песни пою
невеселые, долгие…

Так неужели же,
Господи, наскоро
стану любовницей
городу пришлому,
стану в подол
пеленать его сказками
и не считать себя
первою лишнею?

В бури, в безветрие,
лыбидью, соколом, -
лишь бы успеть
до Успения вымолить
тезкою каменной
стен твоих около
лучшую боль
для любимого имени!

Я остаюсь.
Заморожена в южности
глаз твоих, губ.
Восковыми огарками
вишни горят. Стонет Днепр.
От недужности – липы.
Прощание. Лето с помарками.

2 июля 2003

"Не скрывай от меня тоски..."

Не скрывай от меня тоски -
Мне самой ее пить до лета,
Сквозь дверные смотреть глазки
На тяжелый пятак рассвета.

Я вернулась вчера с войны,
С беспощадной, бескровной сечи.
Я забыла мотив страны,
Разучилась родимой речи,

Я не помню исхода битв,
Но врага узнаю по следу,
По тому, как с утра болит,
Если он одержал победу,

По тому, как в холодный прах
Крошит душу, и где-то слева
Шевелится свинцовый страх
Никогда не увидеть Неба.

Бог, ты, я.

Если ветка к земле клонится,
если к небу летит пыль,
значит, имя мое - звонница,
значит, имя мое - быль

Если радость слезой сменится,
если время течет ввысь,
значит, имя твое - мельница,
значит, имя тебе - жизнь.

Если тень за окном крутится,
если в темных глазах соль,
значит, имя мое - спутница,
значит, имя твое - боль.

Если бесы в ночи бесятся,
если ангел трубит в рог,
если люди на гром крестятся,
значит, имя ему - Бог.

МОСКОВСКИЕ СТРОФЫ

1

Скажи мне однажды кто-то,
Что снег отряхнув с пальто,
Я буду стремиться в грохот
И вечный сквозняк метро;

Что буду трястись в вагонах,
Стальной миновав зажим,
Не думая о поклонах
Читающим и – чужим;

Что, помня названья станций,
По-детски наморщив лоб,
Я буду спешить расстаться
С теплом подземелий, чтоб

Швырнуть в наводненность улиц
Улыбку и сонный взгляд,
Что, провинциально щурясь,
Я не обернусь назад –

Сказал бы мне кто, что город
Я этот приму, любя, -
Поверила б, только скоро
Поверит и он в меня.


2

На Дмитровской – запах весны.
На Дмитровской – солнце, похоже,
Стремится на лучик блесны
Вылавливать скучных прохожих.

На Дмитровской плавится снег,
И небо под ноги ложится,
И гонят троллейбусы всех,
Кто хочет с весною ужиться.

На Дмитровской – птичий кураж.
Собакам не спится под крышей,
Им нравится новая блажь -
Им по сердцу с птицами – выше!

На Дмитровской утро журчит,
И на Менделеевской – тоже,
И солнце довольно шкварчит,
На блин золотистый похоже.


3

Покорить – охладеть, забыть,
Поиграть и наутро – бросить.
Я пришла не царить – любить
Вековых переулков проседь.

Я пришла не желать – жалеть
Белокаменных башен груды,
Не сжигать – а слегка согреть
Уходящее в землю чудо.

Не высмеивать – объяснить
Обозлившимся иноверцам,
Что предать – не любовь казнить,
А свое обескровить сердце.

ДИАЛОГ О ЛЮБВИ

- Ты помнишь девушку – вон ту,
С большими грустными глазами?
- Да, помню, милая… Умру,
А буду течь ее слезами.

- А помнишь ту – волос копна,
Чьи письма проросли в романе?
- Да, помню, милая, одна
Теперь лишь пропасть между нами.

- А та, которой с нами нет…
О ней ты, милый, часто плачешь?
- Ей было слишком мало лет…
Я б жизнь хотел переиначить!

- А помнишь девочку-цветок,
Еще тоска твоя не смолкла?
- Да, помню, милая, ни вздох
Я не забыл, да что в том толку!

- А будешь помнить обо мне?
Нам своего не знать удела…
- Да что ты, глупая, тебе…
Постой, ты плакала?..
- Я пела…

ПОСВЯЩЕНИЕ

Мне с тобой говорить не о чем.
Подарить мне тебе – нечего.
Видно, так и умру неучем,
Самодельным клеймом меченным.

Что мне парки твои – вымерли.
Что Нева – ледяной скатертью…
Не Петровым – стальным именем
Пригвоздили меня к паперти

Горожане твои строгие.
Нахлобучив дома воротом,
Созидали тебя многие,
Называли своим городом.

Только мне здесь искать нечего –
Я ружейным твоим пасынком
Рождена была, изувечена,
Окольцована злым классиком.

Белизна площадей – обухом.
Мертвым оком цари – по сердцу.
Вот бы вылить живой колокол,
Вот бы камнем на дно броситься,

Только держат меня, крепкие,
От объятий твоих вымокших.
Я другими дышу слепками
Мостовых, до тебя выросших.

БЕЛАЯ ПЕСНЯ

Белая музыка кружится, кружится…
Белый корабль умирает на пристани.
Тянется по небу снежное кружево.
Чайки над скалами плачут неистово.
Белые сны прорастают из семени
Давних пророчеств, лишенных внимания…
Ты объясни, от какого мгновения
Мы начинаем свое начертание
Белой тоски прилетающих с севера
Мыслей немыслимых?.. Волнами, строками
Вот они пляшут у сонного берега,
Память пронзая веселыми токами…

Эта тоска не имеет названия.
С этой строки начинается прошлое.
Мы, как забытые Богом создания,
В белые зимние сумерки брошены.
Белые лилии, старясь без времени,
Ластятся к стеклам двойными узорами,
И до утра, наплывая из темени,
Душат соленые слезы, с которыми
Мертвыми ребрами чувствуя оттепель,
Белый корабль на заснеженной пристани
Грезит о ветрах и штормах, так что теперь
Душам до споров, рождающих истину?..

Белая музыка кружится, кружится…
Белый корабль умирает на пристани…
Белые лилии вянут без времени…

Закройте глаза...

* * *

Закройте глаза,
И под снегом постойте -
Недолго!
Тяжелые руки,
Как крылья, раскиньте
Навзлет.
Не надо искать
В этом жесте особого
Толка,
Не надо бояться,
Что кто-нибудь вас
Не поймет,-
Забудьте о мимо
Идущих - таких же -
Бескрылых,
Уйдите на время
От жизненных ваших
Сует.
Вы скоро вернетесь
В течение
Неотвратимых,
Отмеренных Богом,
Лишь вам уготованных
Лет.
Пусть вы не увидите знака,
сошедшего свыше,
И пусть не измените
скорость вращенья земли.
За это мгновенье
вы, может не станете чище,
Вы просто коснетесь
дыханья
вселенской
любви.

ДВА ВЗГЛЯДА

Два взгляда прощались. Неискренне,
Играя беззвучностью слов,
Проспавшийся ветер заискивал
Пред строгостью серых домов.

Два взгляда. Черемухой спелою
Зрачки выгорали дотла.
И грустной улыбкой бестелою
Белела над ними луна.

Прощались. Не долго. Не надолго.
Без пламени памятных фраз.
Казалось, что в жизни им надобно
Лишь это кричание глаз.

1995

Недопетое, давнее, дальнее...

* * *

Недопетое, давнее, дальнее...
Где ты, вешняя суетность дней?
С каждым годом светлей и печальнее
Седина на висках тополей.

Осень сыплет былыми надеждами.
Дни летят. Опадают года.
Из-под листьев, служивших одеждами,
Рвется в небо ветвей нагота.

Сколько дней, огорчая и радуя,
Память лет вырывает из тьмы!
И кружат, то взлетая, то падая,
Листья, лица, события, мы...

Время тает, собой невесомое,
Как снежинка, над бренностью лет.
Жаль, что формула жизни искомая
Только в том, что другой у нас нет.

1996

В ДЕКАБРЕ

Шаг из подъезда, и кажется, вмиг
Из подворотни, ощерясь, накинется
Ветер, и в горле почувствовав рык,
Улица тощей дворнягой щетинится.

Вспышки холодных неоновых солнц
Тычут повсюду колючие полосы.
Комната цвета колодезных донц.
Спутаны сном вероникины волосы.

Вечер трещит, расползаясь по швам,
Долго уходит, скрипя половицами.
Холод вплетает в стекло кружева,
Тускло блеснув серебрёными спицами.

Нищенкой в низкие окна стучит,
Слепо глядит в утепленные форточки
Ночь, и не зная, где прячут ключи,
Шарит в снегу, приседая на корточки.

ВРЕМЯ К

Себе лет через пять

Когда тебе
чуть больше тридцати,
земные дни
почти у середины,
и ты всего лишь
петелька в цепи,
где жизнь и смерть
равны и неделимы.

Когда пять лет
минуло, словно год,
а ты стоишь
за сто шагов до старта,
не прочен плен
родительских забот,
и нет в крови
беспечного азарта.

Когда семья,
как глиняный сосуд,
налитый Богом
на две зыбких трети,
сквозь боль и радость
смотришь, как растут
у тех, кого
ты прежде нянчил, дети.

Когда судьба
играется с листа,
вверяешь дни
небесным поселенцам,
и смотришь на
соцветие креста,
а видишь
женщину
с младенцем.

Бросишь меня, как монетку в море...

* * *

Бросишь меня, как монетку в море,
И позабудешь назад вернуться…
Вот и ищи теперь ветра в поле,
Вот и лупи на здоровье блюдца.

Счастье безлико. Оно не бьется.
Не уронить, ни потрогать – где там!
Если оно просто так дается –
То уж не мне.
И никак не летом.

От тебя ни любви не прошу...

* * *

От тебя ни любви не прошу,
Ни прощения, ни возвращенья.
Обреченно под сердцем ношу
Отречение – не обрученье.

Никогда ни о чем не просить!
Я молила всесильного Бога:
Лишь бы жить без тебя, лишь бы жить,
Но и это уже слишком много.

"Продли, Господь, весну мою в раю..."

* * *

Продли, Господь, весну мою в раю.
Пошли снега, но только не изгнанье!
Какие птицы легкие поют -
Ни серебра не просят, ни признанья...

Позволь и нам такою верой жить,
Чтоб не стенать у запертой передней,
И в черный день давать, а не просить,
И ни о чем не сожалеть в последний.

ОСЕННЯЯ

Нищему - милость,
Блаженному - рай.
Ночь легла на погост.
Шелестом ветра бокал наполняй,
Скажем усопшей тост.
Выпьем за то, чтоб ей слаще спалось
В ложе из мертвой травы.
Брось ей в дожди, словно в пряди волос
Красные листья-цветы.

Страннику - ветер,
Заблудшему - путь.
Утро проснулось, смотри!
Небом холодным пролитая ртуть
Мечется в теле реки.
Солнце устало. Не злись на него,
Пусть отдохнет до весны.
Вместо него полыхают огнем
Рыжих кленов плевки.

Падшему - руку,
Прощенным - любовь.
Жизнь паутинкой вдаль...
С бабьего лета до первых снегов
Осень искрит шаль.
Грешным - прощенье,
Голодному - хлеб,
Слову - дорогу к сердцам,
Осени прелесть,
Памяти - след,
Радость свершений - нам.

1993


ЖУРАВЛИ

Прощайте! Над черной сутулой избою
Привычной дорогой своей
Летите, и полно тянуть за собою
Тоску опустевших полей.

Вас помнят слепые безликие версты,
Унылые скрипы телег…
Прошу, не рыдайте над сирым погостом,
Простите себе свой побег!

Прислушайтесь: в срубах глухого колодца,
Где ключ оборвался, затих,
Журавль деревянный печально смеется
Свободе собратьев своих.

"Я ревную тебя к прошлому..."

* * *
(Еще одна попытка ревности)

Я ревную тебя к прошлому,
потому что в нем нет меня,
потому что любовью брошена
в этот город – чужой и серый,
потому что в осеннем Болшево
на исходе ненастного дня
я себе не желала большего,
чем быть в сердце твоем первой.

Я ревную тебя к памяти,
потому что в твоих снах
Коктебельский рассвет бусами
ты не мне одевал на шею;
потому что не мне - памятник,
потому что не мой – прах,
потому что не я – музою
покидала твою Помпею.

Я ревную тебя к вечности,
потому что не я - в ней,
потому что не мне бисером
вышивал полотно тетради…
Потому что на дне млечности
и на взлете моих дней
я забыла с тобой истину -
то, чего я живу ради.

"Я чувствую осень, как первый свой день на земле..."

* * *

Я чувствую осень, как первый свой день на земле,
Как тихую радость вкушения таинств причастья,
И все, что сгорает в мятущемся рыжем огне,
Во мне возрождается силой ее соучастья.

С чела опадают печати коллизий и дрязг,
И слух, вопреки воспаленному воображенью,
В дожде различает не листьев ржавеющих лязг,
А чистый аккорд клавесинного сопровожденья.

В бессонницах, бредящих нервным шуршаньем бумаг,
В движениях тела, что утром становится тоньше,
Я чувствую легкость, которая светит во днях,
И мера вторжения осени кажется больше.

Я слышу, как дышит ночами ее механизм,
Земным объясняю внезапное преображенье,
Но мне не понятен случившийся анахронизм,
Смещающий тлен увядания в свет пробужденья.

Я чувствую осень, как чувствуют правду во сне,
Как скорый исход разрешающихся одиночеств,
И все, что когда-то казалось умершим во мне,
Рождается заново светом сошедших пророчеств.



СОЛОМИНКА

Секунда, прима, тоненькая тоника –
Ни зла, ни проку – плавающий звук…
Наверное, ты сильная, соломинка,
Коль так легко не просишься из рук?

Любовь твоя – заморская диковинка,
Меридианов стянутая клеть…
Наверное, ты смелая, соломинка,
Коль не боишься и теперь сгореть?

Ну, как тебе у карточного домика –
Не слишком много в хрупких стенах дыр?
Какая же ты глупая, соломинка,
Решила, что одна удержишь мир!..

"Оркестры осенней поры..."

* * *

Оркестры осенней поры,
Басов вдохновенные вздохи.
Волшебны приемы игры,
Гармонии сказочно-строги.
Смычки безутешно грустны,
Минорны лады листопада,
И все-таки мы влюблены
В адажио желтого сада.
Аллеи блаженства полны,
В листве утопают скамейки.
Еще далеко до зимы,
До длинной тоскливой жалейки.

Пламя играет куском стеарина...

* * *

Пламя играет куском стеарина.
В комнатах пусто о часе втором.
Строгая девочка с бантом – Марина –
Ты уже чертишь в тетрадке пером?

В складках у рта – роковая морщина.
Буквы растут, предвещая года.
Странная девочка с бантом – Марина –
Что ты себе пожелала тогда?

Вырастить дочку и вымолить сына…
Тени грядущего тянутся в дом.
Смелая девочка с бантом – Марина –
Ты уже знаешь, что будет потом?

…Каплями крови прогоркла рябина.
Таяло утро кусочками льда.
Гордая девочка с бантом – Марина –
Что ты еще не сказала тогда?

ПАМЯТИ ПАСТЕРНАКА

На даче спят, укутав спину,
Как только в раннем детстве спят…

Б.Пастернак


В доме спят. Темнота неделима.
Две гвоздики. Распятье в углу.
Спят, по-детски укутавши спину.
Спят, по-старчески глядя во мглу.

Рядом спят, и друг друга не мучат,
Долгий сон оставляя в залог
Уверенью, что лучшая участь –
Неизведанность Божьих дорог.

Мы искали. Он не дал нам знака.
Солнце тёрлось щекой о сосну.
Над могилами не было мрака –
Тихий свет отошедших ко сну.


Июнь, Переделкино

ВОСПОМИНАНИЕ ОБ АЛЬГАМБРЕ

Не воздух – медленная лава,
не солнце – выгоревший бубен,
цыганок бешеные пляски,
и звон гитар, и кастаньеты
летят, как скорлупа орехов,
и ударяются о камни.

Вверху, над площадью соборной
ни облака, лишь око Божье.
Под ним бесстыдная цыганка,
хитро подмигивая, чертит
кривые линии, квадраты,
кресты и прочую мороку
в ладони молодой девицы,
а та, не видит и не слышит,
как цыганёнок осторожно
из сумки вытянул банкноты
и, незамеченный, уходит.

В тени акаций смуглый мальчик
меня касается несмело,
и улыбается, и плачет –
еще душа не знала страсти.
Мой бедный выросший ребёнок,
я разучилась жить по сердцу,
а ты проснулся слишком рано,
чтоб петь о счастье и разлуке.

Два голубя, сорвавшись с крыши,
летят сюда, где у фонтана
я хлеб крошу им и не помню,
откуда у меня фиалки,
и эти яркие одежды,
и взгляд испуганной газели.

19 июля 2002 г.

СТАРЫЙ ЛЕТНИЙ СОНЕТ

Звучала в комнате сирень,
Дремало небо в теплом блеске,
И трепетали занавески,
Твою не узнавая тень.

В окне напротив свет погас.
Ограды в ночь, казалось, влиты.
Сквозь них во тьме тянулись липы,
Не открывая сонных глаз.

И только лунная тоска
Роняла желтые монеты,
И бились бабочкой сонеты
У изумленного виска.

И лилось много долгих лет
Тепло из тех далеких лет.

Завершая земную дорогу...

* * *

Завершая земную дорогу,
Повидав и тюрьму, и суму,
В сотый раз отдаляясь от Бога,
Неизменно приходим к Нему.

В запоздалых слезах покаянья
Под печатями смертных страстей
Умоляем смягчить наказанье
За безверие прожитых дней.

Вопрошаем, безумцы, тревожно,
Устремляя мольбы свои ввысь:
"Не грешить на земле невозможно,
Так позволь, Милосердный, спастись!"

Что ж, заблудшая в поисках веры,
Ты свободна, душа, - выбирай!
Только Ад переполнен без меры
И не найден спасительный Рай.

"В память былых лет..."

* * *

В память былых лет
Нескольких строк взлет.
Не от земных бед
Сердце тоску льет,
Не от обид стон.

За белизной стен
Дождь растерял звон
И заточил в плен
Звездных дорог пядь.
Мокрых волос медь

Ты отведи прядь
И не грусти впредь.
Не поднимай век, -
Светел и чист лик.
Видно, за весь век
Ждем мы всего миг.

Может, и мой сад
Стал от дождей сед?..
Пара простых фраз
В память от тех лет.

"Дни идут, и в безызвестность движется..."

* * *


Дни идут, и в безызвестность движется
Каждый год, отмеченный судьбой.
В этой жизни кто я? Белокнижница,
Не в ладах ни с миром, ни с собой.

Кто из грешных слышал заклинание
В зимний день, когда рождалась я?
Мне избрали вечное скитание
В бесконечных поисках себя.

Знать, теперь сбывается пророчество.
Но свой крест не выдам никому.
Для чего мне в людях одиночество,
Я сама когда-нибудь пойму.

Если б знать, что в жизни с нами станется!
Я б на свет явилась не такой.
В этой жизни кто я? Бесприданница
Без гроша обиды за душой.

ЗОВ КРОВИ

Я безумно люблю свой город.
До удушья. До пьяных слез,
Узнавая кузнечный молот
В наковальне июльских гроз.

Я храню его воздух серый
В каждой складке своих одежд.
Я дышу его улиц серой
И болотом больших надежд!

Здесь дожди холодней и дольше,
И для дел не хватает дня,
А в далекой-далекой Польше
Кто-то помнит другой меня.

Кружит флюгер над старой башней,
И с шеста золотой петух
Смотрит пристально в день вчерашний
И меня окликает вдруг.

Я спешу. Я теряюсь в гуле,
По живым мостовым плыву,
Позабыв, что иду по Туле,
Что с рождения здесь живу.

Если б нам раздавали детство,
Мне бы выпала эта твердь.
Дорогое мое наследство -
Пыльных улочек полусмерть.

Город в небо вонзает грубо
Цвета воронова пера
Заводских монополий трубы
И пронзительный взгляд Петра.

НЕмое КИНО

Андрею Коровину



1.

Когда отпускает прошлое –
Приходят цветные сны.
Не так, чтоб совсем хорошие,
Не то, чтоб из той весны.

Но вдруг на мгновенье кажется –
Нет больше прощальных слов,
И что-нибудь да окажется
В смешении всех цветов.

Но то – дорогое, истое,
Находит тебя само.
Движения слишком быстрые,
Как в старом немом кино…

Мелькание дней, и свитеров,
И музыка вместо фраз,
И в ярких огнях юпитеров
Сияние милых глаз…

И снова тоска экранная
Накроет волной, хоть вой!
Но плавится плёнка рваная,
И кинщик ушёл в запой,

И ленты цветные, с голосом,
Как эти глаза – немы.
И бродят по кинополосам
Не люди – а так – не мы.


2.

Тапёр был пьян, И пальцы гасли на лету.
Трещала лента, и в дыму тонули страсти.
И чёрно-белая – в манто и с какаду –
Мадам заламывала тонкие запястья.

Он был высок. В его тропических глазах
Кипело море, опрокидывая шхуны.
Он уезжал, оставив женщину в слезах,
Их этой долларами купленной лагуны.

Мадам беззвучно содрогалась у стены.
Швыряла на пол фотографию супруга
И не могла бежать с матросом из страны,
Оставив сына, деньги мужа и подругу.

И чем же кончился классический роман?
Мадам покончила с собой. Муж с горя спился.
Матрос уплыл. И лишь тапёр был в доску пьян
И, не дождавшись хэппи энда, отключился.

"Астры, как звезды, гаснут..."


* * *

Астры, как звезды, гаснут.
В доме светло и пусто.
Ветер шептал напрасно
Сказку о тёплых чувствах.

Осень отвесно пала.
Стынут слова и плечи.
Тонким стеклом бокала
Выпит дождливый вечер.

Тускло горящей люстрой
Сон был незло обманут.
В доме светло и грустно
Астры, как звезды, вянут.

"Мгновенье. Вечер. Вечность.Сон..."

* * *

Мгновенье. Вечер. Вечность.
Сон
Разлитой в комнате сирени.
Вздымались медленно ступени
Спиральной лестницы времён.

Дыханьем дремлющих цветков
Прохлада майская звучала
И повторялась от начала
На новом уровне витков.

Пел ветер поступенность гамм,
И мир внимал порывам сонным.
А мне казалось – это волны
Спешат к вселенским берегам.

ДОЖДЬ В КРЕМЛЕВСКОМ САДУ

I

Шальным падением дождей
Воды пленительная сила
В изломе выгоревших дней
Меня с собою уносила.
И с каждой быстрой каплей вниз
Душа, срываясь, разбивалась
Н а сотню незаметных брызг
И снова к небу поднималась.

О, молний пагубная страсть,
Пошли мне Божие знаменье:
Дождей твоих волшебных власть
Мне испытанье иль спасенье?


II
ВЫБОР

Так неумело и нелепо
Судьбой поставлен был вопрос.
С каштановой аллеи в лето
Сорвался ветер чайных роз.
Травинок легкое волненье
Пробило плиты тут и там.
Мы находили объясненья
Еще не сказанным словам
И как монетки их копили,
Копаясь в солнечной пыли.

А можем выбрать только "или"
И никогда не сможем "и".




III

Как больно бьются мотыльки,
Доверив жизнь оконной раме.
Увядшей розы лепестки
Грустят в задумчивом стакане.
Возможно, им безумно жаль,
Что мне - прямая неизбежность
Пить неба вымокший хрусталь,
И Ваших глаз печальных нежность

ВО ВРЕМЯ ДОЖДЯ

( квартирная зарисовка )

Капли... Запах бензина...
Видно, чья-то машина
В поисках дома блуждает.
Запах медленно тает.

Люстру включили в зале...
Теплится пыль на рояле
Мягким недельным налетом...
В книге зевает дремота...

Свежесть струит по квартире...
Буквы похожи на гири.
Странная фраза, не так ли?
Капли...

О ЛЮБВИ

Потерянное ищут, но не долго -
Пока ему замены не найдут
И новое (похожее) несут
С сознанием исполненного долга,
Но искорки любимого осколка
Хранят в душе безумно много лет.

Потерянное помнят очень долго,
Когда ему ни в ком замены нет.

"Ты был со мною столько, сколько не был..."

* * *

Ты был со мною столько, сколько не был.
Не правда ли, нелепейший курьез?
А в августе - рукой подать до неба
И так отчаян запах чайных роз.

Ложусь под утро (вредная привычка ).
В уснувшей лампе - бабочек ночлег.
И в стержень ручки вставленная спичка -
Несоразмерность: вечный мой огрех.

Все нереально, все как будто небыль,
Рассказанная кем-то невсерьез.
И слышно, как ветра латают небо,
Вбивая золотые гвозди звезд.

"Хлесткими ливнями в клочья изодраны..."

* * *

Хлесткими ливнями
в клочья изодраны,
Вспышками длинными
сумерки взорваны.
Водными стенами,
жгучими плетками,
Рушились белыми
каплями - четками.
В жуткой мистерии
черного города
Улиц артерии
бешено вспороты.
Ломкими бритвами
площади выбриты,
Жесткими ритмами
из ночи выбиты.
Небо пронизано
яростно бивнями
Молний и изново
штопано ливнями.

"Мы с тобою словно мысы..."

* * *
Мы с тобою словно мысы,
Словно скалы у прибоя,
Прибывающие в мысли
О единстве под луною,

Словно ялики безмолвны,
Так далеки и похожи,
Как две раковины полных,
Как две родинки на коже,

Как две точки на планете,
Как два острова вселенной,
Где один и тот же ветер,
И волнение, и пена...

Как цветы и кипарисы
Сообщенны меж собою.
Мы с тобою - словно мысы,
Разделенные водою.

ВИШНЕВЫЙ ВЕЧЕР

День стекал по оградам града.
Оплывали каштанов свечи.
Над остывшей жаровней сада
Разметался вишневый вечер.
Падал час, и рождались тайны.
Удивленно цвели жасмины.
Взгляды были почти случайны,
Поцелуи - почти невинны.
Покрывались смолою срубы.
Цветники источали счастье.
Мотыльками летели губы
В пепелище запретной страсти.
И луна растворялась в стонах,
Как обрывки бессвязной речи.
Таял вечер в вишневых кронах.
Оплывали каштанов свечи.


"Когда я стану старой и спокойной..."


* * *

Когда я стану старой и спокойной,
Я брошу все, и взяв мольберт и кисть,
Уйду туда, где травы у затона
Качают желто-розовую высь,
Я кисти обмакну в палитру неба
И старческой, но легкою рукой
Я нарисую свет и запах лета,
Седой туман над теплою водой;
В моей картине будет шепот листьев
И пряный дух от тысячи цветов,
И окунув в дожди и ветры кисти,
Стряхну я капли птичьих голосов.
Остынет солнце в дремлющем затоне.
Взойдет июль. Ночь запалит звезду.
В высоких травах будут мчаться кони,
В сплетенных гривах унося мечту.

"Симфонии ночи восторжено внимая..."

* * *
А.Бекетову

Симфонии ночи
восторженно внимая,
стекают капли звезд
с заснеженных аллей.
И лунные стихи
я снова посвящаю
хранительнице грез -
бессоннице моей.

В январской белизне
взметнувшаяся вьюга
до млечного пути
торопиться достать.
Мы все, придя извне,
зависим друг от друга,
нам страшно обрести
и больно потерять.

Заснеженная ночь,
ссутулившись убого,
в лохмотьях облаков
припала к алтарю.
Нам некому помочь,
и мы берем у Бога
на грани двух веков
взаймы любовь свою.

"Последний выдох лета..."

* * *

Последний выдох
Лета. Август. Ночь.
Уснувший сумрак.
Мягкий войлок лампы
И тени вывих.
Бледные эстампы
На мокрых стеклах.
Сон, гонимый прочь.

Кольцом затмений
Взорванный эфир.
В сдуревшей трубке
Шорох идиотский.
Чужих владений
Запредельный мир.
Негромкий голос.
Лето.
Август.
Бродский.

ВЫ

В моем пустынном заточенье
Вдали от ветренной Невы
Теперь Вы - только сновиденье,
Но как реальны были Вы!

Вас псы встречали у порога,
Весь дом отчаянно подняв,
Вы им казались, верно, богом
За ясный взор и добрый нрав…

Но Ваших пальцев нервный гений,
Ломая радужную кисть,
Вас гнал с простуженных ступеней,
Он увлекал с парнаса вниз -

Прочь из-под гнета тленной вещи
В иные - вечные мечты.
И были ласковы и вещи
В саду дремавшие цветы,

Они вытягивали выи,
Стремились Вашей головы...
Ветра выспрашивали: Вы ли?
И травы вздрагивали: Вы!

И долго-долго лунным светом
Боль врачевали небеса...
Вы возвращались в дом с рассветом,
С букета капала роса,

И сон дышал глубоким счастьем
Садовых маков.
Но увы!
Влекомы питерским ненастьем
Все тише, тоньше были Вы,

И вот истаяли... Незримо,
Как капля утренней росы,
И лишь во всех идущих мимо
Вас чают, вздрагивая, псы.

"Одиночества нет. Просто небо на улицы пало..."

* * *

Одиночества нет.
Просто небо на улицы пало.
Просто птицы устали, на юг завершив перелет.
Просто сердце от общего ритма отстало и стало,
Или, может быть, даже слегка убежало вперед.

Одиночества нет.
Просто ветер седыми ночами
Безыскусно поет, не давая ни встать, ни уснуть,
Просто бродит по городу память с твоими очами,
В сотый раз повторяя однажды проложенный путь.

Одиночества нет.
Просто годы несутся некстати,
И все чаще друзья не находят тропинку домой...
Просто в хаосе лет, по копеечкам душу растратив,
Не заметив Христа, остаемся с самими собой.

БЕССОННИЦА

Свечою свет звезды далекой,
зажженной впрок.
Плачу бессоннице жестокой
крутой оброк.
Часы, минуты повсенощно -
наперечет.
Велит хозяюшка мне точный
держать учет.
Все отдаю незванной гостье
моих ночей,
Как перед смертью на погосте -
до мелочей.
Зачем сударушке богатой
лихая длань?
Кругом по лавкам лица, даты -
куда ни глянь.
Чего ж ты ждешь? Мелка монета?
Скучны грехи?
Ну, что ж, тогда возьми и это -
Мои стихи.

"Звенит живая нить. Союзницей инстинкта..."

* * *

Звенит живая нить. Союзницей инстинкта,
Что мне дана заботливой судьбой,
Из темных тупиков в коварстве лабиринта
Хранит меня и манит за собой.

Со мною тень. След в след. В сложившемся альянсе
Мы движимы одной идеей "фикс",
Мы с нею заодно, упорны в этом шансе
Добраться до загадочного "икс".

Нить скрылась за углом и снова показалась,
Растет, растет спасительный клубок!
Мы столько дней в пути, нас с ног валит усталость…
Давай же, тень, осиль еще шажок!

Но сон моих ресниц так нежно и так властно
Касается своим горячим ртом…
Тень ластится к нему, и я почти согласна
Оставить ребус жизни на потом.


"Я утром пересаживала розы..."

* * *

Я утром пересаживала розы,
Кормя пустой горшок сырой землей.
Мне жизнь цветов, далекая от прозы,
Казалась удивительно смешной.

Но все в единый миг перевернулось,
Стал мир цветов похож на мир людской…
Я видела: судьба мне улыбнулась,
Придерживая бережно рукой.

ОCТРОВ МАЙНАУ

ОСТРОВ МАЙНАУ


1

Разрушив вязь томительного плена,
Оправившись от боли и обид,
В душе моей случилась перемена:
Меня к себе отныне не манит
Подводная загадка Атлантид,
Ни стройная воинственная Спарта,
Ни плеск Венецианских вечеров,
Ни блеск янтарных россыпей Монмартра,
Ни золото египетских богов,
Ни "Sunday times" с ее крикливым "Now!.."
В душе моей проснулся нежный зов,
Волнующий, как шепоты цветов
Таинственного острова Майнау.

2

Мой друг - ботаник. Он твердить готов:
Тела растений не вмещают души.
Не знаю, есть ли голос у цветов,
Но у меня-то есть, поверьте, уши!

Вы будете слегка удивлены:
У васильков - наивный голос детства,
И среди роз с их бархатистым меццо
Они, как капли радости, слышны.
У ирисов - приятный баритон,
Они б могли легко давать концерты.
Фиалки же - напротив, интраверты,
Их разговор похож на тихий стон.
У георгинов - гений Паваротти!
Их не пугает сложность тесситур.
Легко узнать нарцисс по легкой ноте
И утонченной бледности натур.
У маков - бас влюбленного тирана,
Которым, впрочем, правит эгоизм.
У белых астр - холодное сопрано,
У синих - романтический лиризм.
У нежных лилий - стройные дисканты,
Герань - брюзжанье доброй старины,
И только калл точеные гиганты
Звучат спокойным вздохом тишины.

Мой друг - ботаник. Он твердить готов:
Тела растений не вмещают души.
Не знаю, есть ли голос у цветов,
Но у меня-то есть, поверьте, уши!


ВОЗДУШНЫЕ ШАРЫ

ВОЗДУШНЫЕ ШАРЫ

Под музыку захожего шарманщика,
Придуманные, видно, для игры,
Качаются в шумихе балаганчика
Беспечные воздушные шары.

Цветные, перетянутые нитками,
На солнышке сияют без забот,
Снедаемые тщетными попытками
Добраться до неведомых высот.

Но тот, кто с ними строго обращается
И крепко держит ниточки рукой,
Сказал, что никогда не возвращается
Покинувший привычную юдоль.

И помня это страшное пророчество,
Друг к другу прижимаются тесней
Не купленные счастьем одиночества,
Единые несхожестью своей.


"Скажи, зачем тебе свирель..."

* * *

Скажи, зачем тебе свирель,
Моя печальная пастушка?
Ее волнующая трель
Для мира - глупая игрушка.
Зарею тронутый восток
Готов внимать напевам длинным,
Но одинокий голосок
Не слышен в шуме балов дымных,
И средь грохочущих пиров,
Провозгласивших святотатство,
Сожрут с начинкой пирогов
Твое нехитрое богатство...

Нет, не укроет от потерь,
Увы, непрочная избушка.
И треснет бедная свирель,
И станет нищенкой пастушка.


"День безудержно гас..."

* * *

День безудержно гас,
Над домами наметились складки
Набухающих звездной прохладой ночных облаков.
Мне б хотелось найти
Этот маленький ключик к разгадке,
Отделяющий наше сегодня от прошлых веков.

Чтобы прямо с порога шагнуть
В золотое свеченье
И с толпою зевак очутиться у чьих-то ворот.
- Здесь живет Пастернак…
- Как зовут?
- Не имеет значенья…
Говорят, у него некрасивый и чувственный рот…

А потом, не спеша,
Миновав подворотни и сплетни,
Сквозь акацией брызнувший вечер спуститься к реке,
Заблудиться в огнях,
И о том, что случилось намедни,
Размышлять в одиночестве с тонким блокнотом в руке.

«Ветер скомкал закат.
Из гостей разъезжаются. Лето…»
Но двухтысячный март беспощадно ударит под дых…
Все же как это верно,
Что память умерших поэтов
Бесконечно живее надуманной славы живых!

"Мне видится, и я тебе не лгу..."

* * *

Мне видится, и я тебе не лгу,
Что мир похож на вогнутую плошку,
Которая ночную синеву
Черпает из Вселенной понемножку,
И там, среди безбрежной тишины,
На самом дне безмолвного эфира
Светила,
и они отражены
Поверхностью вдыхаемого мира.
Их чья-то незаметная рука
Несет ко рту замедленным движеньем,
Готовясь в кратковременность глотка
Вместить привычных сфер отображенье.

Но бесится клубящийся поток
И обжигает яростно и грубо,
И дуют на бурлящий кипяток
Огромные невидимые губы,
Желая остудить дыханьем жар,
Вкусить без отвращенья иль блаженства
Затем лишь, чтобы пламенный отвар
Вселенной довести до совершенства,
Добавить бесконечную любовь,
И напоить остынувшую млечность,
Вливая исцеляющую новь
Во время, обреченное на вечность.

МОЙ ГОРОД



Мой город здесь, но не такой -
На рубеже иных столетий
С высоким небом на рассвете,
С прозрачной полною рекой,
В мельканье праздничных лотков,
В делах текущих и случайных,
В манящих булочных и чайных,
В веселье винных погребков;
С улыбкой бедной и простой,
С пасхальным звоном колоколен,
С кремлевским сводом, солнцу вровень
И гулким эхом мостовой;
С размахом праздничных затей,
С трудом привычных черных будней,
И с опьяненной сном полудней
На крыше стайкой голубей;
Со славой дел мастеровых,
Глядящий в мир открытым взглядом
И не представленный к наградам
За боль грядущих мировых;
Без искаженных злобой лиц,
Без красных зарев, без репрессий,
Без скорбей траурных процессий
И лживых надписей гробниц;
Без отрешенных мертвых глаз,
Без идолов зловонных гнилищ
Без страха будущих судилищ
За память прошлого.
Без нас.

СТАРИК


На ржавом ведре, как на троне,
Окрестных помоек король
Бормочет облезлой вороне
Давно позабытую роль.
Отдавшись до самозабвенья
Игре полупьяной своей,
Без лишнего чешет стесненья
Пристанище мыслей и вшей.
Осколки беззубых ухмылок
Свисают с разбитой губы:
Сегодня брильянты бутылок
Достались ему от судьбы.
И выставив жалкое темя
Под чей-то недобрый смешок,
Он прячет бумажное время
В сопревший дорожный мешок.



"Бесцельность? Нет - бессменность мыслей..."

* * *

Бесцельность? Нет - бессменность мыслей.
Вздымает ветер пыльный бред.
Еще не все сгорели листья,
Еще не всем спасенья нет!

Рассветом выплакались росы.
Смолит предчувствием кора...
Нет, не за все еще вопросы
Пришла раскаянья пора.

Гудят на пышной свадьбе гости,
Хмельные булькают тосты...
Еще не все забиты гвозди,
Не все осмеяны кресты.

Светлеет выстраданным храмом
Небес подоблачная кладь...
Толпа галдит вороньим гамом,
Горя желанием распять.

...Отпитый, в чашке стынет кофе.
Уходит ночи забытьё.
Уже не помня о Голгофе,
Мы все ж стремимся на нее.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ МЕНЯ


Мне сиделка моя нашептывала,
Колыбельку качая ласково:
- Рождена в этот мир на то ты была,
Чтоб расти несказанной сказкою,
Чтобы глазки сияли лучиками,
Не тускнели от слез ненастия,
Чтобы дверцы звенели ключиками
И вели бы к вершинам счастия…
Я напевом ее заслушивалась,
Затихая под голос старенький,
В удивительный сон обрушивалась
И росла, как цветочек аленький…

А теперь я печаль аукаю,
Вспоминая слова хорошие,
И сама я себя баюкаю
В жалкой люльке иного прошлого.



В ДЕТСТВЕ




Мне мелодия эта знакома:
Миновав в коридоре комод,
Сероглазая бабушка-дрема
Совершает вечерний обход.

Как неслышно по дому ступает!
Осмотрев за квадратом квадрат,
Неизменно ко мне подплывает
В тишине шелестящий халат.

Я боюсь ее старческой брани,
Но минуты бессонные длю,
И, заметив воздушные ткани,
Притворяюсь, как будто бы сплю.

И она, не сказав ни словечка,
В белоснежном ночном колпаке,
Прикрывая ладошкою свечку,
Тает в темном стенном тупике.

ПО ТУ СТОРОНУ СТЕКЛА


( пять стихотворений о весне )


1
Попрошу свободы у весны,
Попрошу по-доброму, без зависти,
Расскажу, как стали мне тесны
Душных комнат тряпочные завеси.

Попрошу сиреневых дождей,
Красоты, бессонницы, мятежности,
А еще – под бритвами стрижей,
Полную прозрачной звонкой нежности

Синевы…
Но стоит ли просить?
У весны свои дары припрятаны...
Мне бы только стужу пережить
Да стихи – тяжелые и ватные.


2

Что мне до вас, священные метели,
Таинственные жрицы февраля!
Истлели погребальные постели,
Разграблено убранство алтаря,

Осыпалась скупая позолота -
Теперь не время петь заупокой.
Пусть эта заунывная дремота
Печалится в обители другой.

Давно уже истлели ваши свитки
В оплывших пирамидах синих льдов,
И идолов загадочные слитки
У входа не оставили следов,

И всей своей магической изнанкой
Луна стремится в плен любовных пут,
И стройною чернявою вакханкой
Несет весна наполненный сосуд.




3

Встать затемно, пока тяжелый свод
Не перестал снегами воздух мерить,
Пока нещадно медлящий восход
Не научил в рожденье солнца верить.

Встать до зари, и с мукою хмельной,
В столь ранний час известной только "совам",
Перебороть заманчивый покой
Назло его обычным уговорам...

Покуда март не залил тишину
По нотам вскользь клаксонящим оркестром
Синиц и крыш, сигналящих весну,
Который полдень капельным протестом

Пронзая снег.
Проснуться до тепла,
И всю печаль отдавши без остатка,
Открыть судьбу для нового порядка
И жить по эту сторону стекла.


4

За долгий перечень ненастий,
За белый пепел длинных стуж
Весна отпаивает счастьем
Из берегов бездонных луж.

Она бодрит микстурой света
Проспекты, площади, дома...
И город пьет лекарство это,
Сходя с нехитрого ума.

И как во сне: машины, люди, -
Все мчится в солнечном бреду,
И снег никто уже не судит
За бестолковую вражду,

Его теперь жалеют даже –
Бедняга сдал и почернел,
Здесь новые начнутся тяжбы
В водовороте новых дел.

Ах, Боже мой, какая сила
И власть у этого тепла!
...Одна весна любовь впустила,
Весна другая увела.
5

Криво солнечный диск подвешен,
Оттого-то и греет скупо.
В почерневших глазах скворешен
Поселилась слепая скука.

Но уже нашептали веткам
Воробьи из дворовой стаи:
- Если верить вон тем соседкам,
И февраль уже разменяли!

Говорят, что прогноз погоды
Бьет с размаху по их давленью,
И что снег не почистить, воду
Отфутболить бы к домуправленью,

А еще…
И щебечут птахи
Непонятные им созвучья,
А весне выдвигают плахи
Почерневшие мартом сучья.

Солнце все переполнит светом,
Удивив частотой событий,
И покатится время в лето,
Не нарушив земной обычай,

И с черемух упавший ветер
Будет биться в дверные доски,
Но никто уже не заметит
В нем пугающих отголосков.

НЕЖНОСТЬ

Свет,
Какой ослепительный свет.
Час,
Ничем не делимый на части,
Снег,
Которого больше нет,
Миг,
Вместившийся в слово "счастье".
День,
Не выпитый в спешке до дна,
Мир,
Как запрет, познающий снежность,
Нежность,
Которая сводит с ума,
Белая,
Неутолимая нежность.

СОПЕРНИЦЕ

Он придет к Вам, и Вы это знаете.
Он, наверно, уже у дверей.
Не его ль Вы с утра ожидаете
В однокомнатной келье своей?
Может, с грустью его Вы и сладите,
Может, он и обрящет покой,
Но букет, что Вы в вазу поставите, -
Жалкий веник, отвергнутый мной.

Каким угодно словом назови...

* * *

Каким угодно словом назови:
Привязанностью, страстью ли, любовью…
Обманчивые сполохи зари
К небесному подходят изголовью.

Светильников бездомных янтари
Бледнеют под рассветной пеленою.
Каким угодно словом назови:
Безумством, неизбежностью, судьбою.

По оврагам тепло и горько...

* * *

По оврагам тепло и горько
Легким ветром пылит ольха.
Не зови меня грозным – Ольга –
Я от княжеских дум легка.

Строгость чопорной северянки
Для влюбленной души тесна.
Ни к чему соболя да санки –
В сердце – бездна – без дна весна.

Дымным заревом войн кромешных
Звонких крыл золотых не жги.
Называй меня нежно-нежно,
И от прошлого береги.

Тянулись тени из окна...


* * *
Так начинают жить стихом.
Б. Пастернак


Тянулись тени из окна
И стыли медленно во мраке,
Как геральдические знаки
На пыльном бархате сукна.

Века, идущие ко дну,
Глотали гаснущие лампы.
Из пены дней вставали ямбы
И заполняли тишину.

Ссыпалась снежная труха.
Белели древние суглинки,
И тихо плакали волынки,
Вздымая сонные меха.

Я ничего не скажу. Молчание – золото...

* * *
Я ничего не скажу. Молчание – золото.
Лето исчерпано, как и копилка – дочиста.
Пара шагов от тебя - до декабрьского холода.
Несколько снов от меня – до одиночества.

Дни не идут, не летят – теряются в осени.
Писем не жду. Видно, так умирают…
Затемно
Листья метут во дворах и сжигают в просини
Мертвых туманов. Закат не кровит ссадиной.

Я ничего не хочу. Дыхание сдавлено.
Выдох и вдох – сутки прожиты.
Все сызнова.
Сердце любовью отпоено и отравлено –
Глупое, верит, что в вечность тобой избрано.

Мне хотелось бы стать голубою податливой глиной...

* * *

Мне хотелось бы стать голубою податливой глиной
И лежать в тишине в ожидании пальцев твоих,
Чтобы наш разговор затянулся мелодией длинной,
Чтобы спятивший дождь нас внезапно оставил одних, -

И послушно молчать, подчиняясь причудливой воле
Настроений и ласк, заскользивших по влажным бокам,
Чтоб на утро, в печи умерев от разлуки и боли,
Бездыханной игрушкой приникнуть к прохладным рукам.

ВЕНЕЦИЯ

Он звучал в тишине, как бездомная выпь,
Завивался, как старая кобра –
Этот город - который нельзя не любить -
В глубь каналов ушедший по ребра.

Город-призрак, сошедший с истлевших страниц
Карнавалом ликующих весел,
Город вымокших снов и волнующих лиц,
Город жарких расплесканных весен.

Итальянских полотен размытая явь…
Эх, родиться бы здешней зимою
На распухших ступенях, пустившихся вплавь
На свидание с новой землею!

Все, что было не так – зачеркнуть, разорвать,
Отпустить, как кораблик бумажный,
И весёлою венецианкою стать –
Неприступной, горячей и влажной!

Давлюсь теплом и роскошью портьер...

* * *

Давлюсь теплом и роскошью портьер.
Ловлю укор в пунцовых лицах кресел.
Мой демон спит, и тем неинтересен.
Мой Бог молчит, и этим вечер сер.

Ищу в словах спасительную суть,
Но тяжек хор законченных беззвучий.
Мне ранит взгляд позор герани жгучий,
Мне бьется жизнь безжизненностью в грудь.

Но я пытаюсь ночи ком глотать.
И страшен Бог, когда всерьез разгневан,
И так прекрасен спящий этот демон,
Что я не смею сон его прервать.

Зима похожа на приманку...

* * *
Зима похожа на приманку -
На пир с зефиром и суфле.
Какую сладкую обманку
Зима придумала земле!

Ванильной пудрой, сахарином,
Сметанным кремом, эскимо,
Назло изжогам и ангинам
Зима нас кормит все равно.

Мы долго пьем ее коктейли,
Хрустим комочками безе,
И пастилу, и вафли съели,
Не оставляя для Н.З.

И до сыта живот набивши,
Клянем бескрайность белых бурь,
Ждем шоколадных весен крыши
И листьев липкую глазурь.

Луны заляпанное блюдце
Висит отколотым кружком,
И ветры заспанные льются
Смыть пятна снежным порошком.


СУДЬБА

Она вошла нежданною, непрошеной
На праздник мой, печальна и светла.
Вуаль, дрожа волной небрежно брошенной,
С ее плечей восторженно стекла.
Она несла от звезд свое пророчество.
В бокал плеснула красного вина.
- Я поднимаю тост за одиночество! -
Сказала так, и выпила до дна.

ОДНА НОЧЬ В ПАРИЖЕ

Еще квадрат оконной рамы
Подернет охрою портьер.
Я снова буду Вашей дамой,
Вы снова будете mon cher.

Мы станем жечь слова и свечи,
И до утра всю жизнь сочтем,
До дна допив кофейный вечер
За разговором ни о чем.

Мы все простим. И ночи тленны,
И мы верны иному дню.
Подует ветер с мутной Сены
На городские авеню.

С бульвара дворник полупьяный
Сметет листву и чьи-то сны.
И станут взгляды роз туманны,
А наши станут нам ясны.

И горсткой пепла встречу эту
Стряхнет из пепельниц лакей.
Мы навсегда уйдем из лета
Под град каштановых аллей.

И распрощавшись у фонтана,
Скользнем вращеньем наших сфер
В тот мир, где я – не Ваша дама,
И Вы – совсем чужой mon cher.

ПЕТЕРБУРГСКИЕ СНЫ

I

Непонятным виденьем больна,
Я пытаюсь продлить наважденье.
Засыпаю и вижу: волна
По Неве начинает скольженье.
Я движением этим живу,
Я качусь на холодные камни
Сквозь сырую бесцветную мглу,
Сквозь седые рассветные плавни.
Распростертые руки мостов
Мне, прощаясь, пророчат прощенье,
И браслеты гранитных оков
Осязают мое заточенье,
И тяжелые тени царей
На недвижимых каменных лапах
Мне маячат тоской фонарей
В старомодных заржавленных шляпах…
Безрассудно идя на таран
И рискуя на веки разбиться,
Я вбираю свинцовый туман
И не верю, что все это снится.

Но проснувшись в беззвучных слезах,
Я не в силах продолжить движенье,
И печалится в серых глазах
Неподвижной волны отраженье.
Я видением этим больна,
Только тайны мне страшно коснуться.
Сон бессильна прервать, но вольна
За мгновенье до смерти проснуться.

II

В холодной тишине
Пустынного подворья,
Не чувствуя морщин
Стареющих веков,
Безмолвная швея
Петровскою иглою
Сшивает полотно
Линялых облаков.

На самой глубине
Осеннего колодца
Она все шьет и шьет
Тяжелые парчи.
Ей страшно не успеть
И больно уколоться
О жало острия,
Скрипящего в ночи.

ПО ЛЕСТНИЦЕ

Далеко ли идти - не знаю.
В гробовой тишине - ни зги.
По наитию путь сверяю,
Глухо меряют ритм шаги.

Тяжелы и круты ступени.
На холодных перилах - ночь.
Там, вдали, ожидают тени.
Я иду, чтобы им помочь.

Я должна им сказать, что скоро
Им откроется тот приют -
Будет выстроен белый город,
Все дороги к нему пойдут.

Там не будет ни слез, ни боли,
Ни вот этой холодной мги.
Я скажу им:
- Подобной доле
Позавидуют все враги!

Я иду. Тени ждут, толпятся...
Труден призрачный метр пути.
Мне бы только до них добраться,
Мне бы только туда дойти!

Тяжелы и круты ступени.
На холодных перилах – ночь.
Время близится. Слышат тени
И спешат, чтобы мне помочь.

Неприкаянный ветер носит...

* * *

Неприкаянный ветер носит
Беспокойные струйки дыма.
Что-то нас закружила осень,
Серафимушка, Серафима!

Остывают и блекнут страсти,
Птицы небо метут крылами.
Почему называют счастье
Заповедными именами?

Скоро ангелы песням внемлют
И займутся нехитрым делом,
И под утро укроет землю
Пухом ласковым, белым-белым…

Отчего же так много боли
В сером взгляде, скользящем мимо?
Заждались мы с тобою, что ли,
Серафимушка, Серафима?

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Распахнись, трава, с головой укрой.
Мать-сыра земля, я пришла домой...
Е. Берёзова

Я в дверь постучу негромко,
В мольбах вспомяну Заступницу...
А ну-ка, встречай, сторонка,
Свою запоздалую путницу!
Что смотришь в дверные щелки,
Аль ты не признала дочери?
А может быть, кривотолки
Дурное чего напрочили?
Не бойся, впусти, родимая,
Устала, поди, высматривать!
Неужто зазря спешила я,
Чтоб так вот приют вымаливать!
Рубаха, твердишь, с заплатами?
Котомка бедна гостинцами?
Так где ж нам сиять палатами
Да хвастать мужьями-принцами!
С какой нам с тобою радости
Гордиться тугой копилкою?
Нам только бы жить до старости
И небо чадить коптилкою!
Такие вот мы, постигшие
Любовь леденцом да поркою...
Засовы-то сдвинь прогнившие,
Встречай хоть водой да коркою!
Слезою скупой не смачивай...
Да ладно, не балуй скатертью!
Прикинься хотя бы мачехой,
Коль быть не желаешь матерью...

ПРЕДЧУВСТВИЕ ВЕСНЫ

А город спал. Луна с небес стекала
И темнотою тер февраль виски.
Прозрачных луж недвижные лекала
Беспечно сжали улицу в тиски.

И был ответ. Но слов не находилось.
И вся земля катилась под откос.
А по дворам уже хрипела сырость,
И у сосулек прохудился нос,

И вдохновенно кашляли подъезды -
Дверной удел: впускать и выпускать.
И за луной опять коты полезли,
Устав куски хозяйские таскать.

...Горел ночник. И тени искажались.
Слагали думы рифмы городки.
И в тишине уныло отражались
Слепые телефонные гудки.

Сон в лето

Моему отцу

Мне снился сон.
Простейшей из задач
Я знаки разгадала без ошибки:
Заросшие малиною калитки
Торчащих треугольниками дач,
И ломаной – из сада до крыльца
Засыпанная флоксами дорожка.
Открыла невысокая сторожка
Приют для городского беглеца.

Хоть до утра небесный воздух пей,
Черпая лунь медвежьими корцами.
Нет, несравним с заезжими певцами
Рыдающий от счастья соловей!

В саду забыты банки и сачки,
И мягко на подмокшие столешни
Большие черноглазые черешни
Роняют удивленные зрачки.



    © Все права защищены

ВОТ ТАК

- Вот так! -
Сказала хлопнувшая дверь.
- Вот так! -
Сказала я, шагнув во мглу.
- Вот так! -
Рычал во мне сидящий зверь.
- Вот так, и по-другому не могу!

Был город хмур. В предчувствии зимы
Хрипели ветры. Холод разгулялся.
Казались лица встречные бледны.
Слепой фонарь лениво накалялся.

Я шла сквозь ночь, которой правил гнев,
И был он бел, как камень раскаленный.
Он жег внутри, шептал какой-то блеф
И обещал не быть не отомщенной.

Но он устал.
Внезапно выпал снег,
И город стал мотивом древней фрески…
- Вот так! -
Сказал вдруг встречный человек.
А как? И я расплакалась. По-детски…

В провинции, на самом сером дне...

* * *

В провинции, на самом сером дне
Мой голос стихнет, робок и негромок,
И вряд ли прочитает обо мне
Какой-нибудь восторженный потомок,

Но лучше петь в заброшенном саду
Немногими услышанною птицей,
Чем корчиться распластанной в аду
Под скальпелем кромсающей столицы.

Ветрено. До рассвета...

* * *

Ветрено.
До рассвета блуждает память,
Будит нас
Наплывающими голосами.
Верно ли,
Что она научилась ранить
Грустными,
Бездоннейшими глазами.

Чувствую
В полумраке цветных видений
Легкое,
Осторожное прикосновенье.
Может быть,
Ты одно из моих прегрешений,
Может быть,
Негаданное спасенье.

Думаешь,
Мы достойны играть с судьбою,
Сколько бы
Не смеялась она над нами?..
Помни лишь,
Как безумно нежна с тобою
Девочка
С соломенными волосами.

КРОНШТАДТСКИЙ РАССТРЕЛ

Памяти безвинно погибших в 1921 году

Я трясся в припадках адских,
Мучительно скорчив рот.
И сыпался снег кронтштадтский
На тонкий звенящий лед.
В ушах заходился гулом
Колючий и злой норд-ост.
Я чувствовал кожей дула
И стаи свинцовых ос.
Я помню их злые жала
И неба линялый мел.
Я слышал: земля дрожала
От гула упавших тел.
Горели огнем приклады
И стылые руки жгли.
Тяжелые пряча взгляды,
Стрелявшие молча шли.
Слетев, превращались в льдины
Обрывки случайных фраз…
Я долго смотрел им в спины
Осколками мертвых глаз.

1999

НОЯБРЬ. ПЕРВОЕ

Ноябрь. Первое. Конец второй недели.
Уже изучено разлуки ремесло.
Продрогших улиц безутешные пастели
Ложатся скупо, неумело и не зло.

Октябрь выстрадан. Спокойно жду развязки.
Учусь смирению у стынущих аллей.
Тоска приходит в равнодушно-серой маске
И с сонмом призраков толпится у дверей.

Вкушаю медленно, осознанно и трудно
Покой, замешанный на боли и крови.
Прощаю все.
Глаза читают утро:
Ноябрь. Первое.
Рябина.
Снегири.

1998

Послушная белая ниточка...

* * *

Послушная белая ниточка
За тонкой иголкой пошла,
Вдоль легкой наметанной выточки,
По самому краешку шва.

Вот так вот судьба и сшивается,
Сплетаясь работой любой.
Вот так же мне маяться, каяться
И снова бежать за собой.

1999

23.30

В знакомой квартире,
Как будто в лесу
В двенадцатом каждом
Вечернем часу
Не знать, озираясь,
Стал уже иль шире
Мой маленький мир
В этой тесной квартире.

С незнанием этим
Держась навесу
В двенадцатом позднем
Безмолвном часу
Искать среди книг,
Как средь кружек в трактире
Себе собеседника
В сонной квартире,

Листать, и покорно
Воздав колесу
В двенадцатом темном
Осеннем часу
Не изобретать
Ничего в этом мире,
А просто лежать
В надоевшей квартире,

Молчать. И как будто
Живую росу
В двенадцатом стылом,
Дождливом часу
Ловить каждый звук
Утомленной цифири
И каждый звонок
Телефонный в квартире.

Немую повинность
Отныне несу
В двенадцатом -
Самом тоскливом часу.
И новая полночь,
Рожденная в ноль,
Разрезала помочь
Движением вдоль.

1999

ТИХАЯ ЖЕСТОКОСТЬ

В чужом дому,
Где тесно и несносно,
Где жестко спать, несолоно - хлебать,
Учусь тому,
Как жить победоносно,
Как в голос петь, как спину не сгибать.

В чужой душе,
Где призрачно и душно,
Где все темно, чем движет тайный дух,
Как атташе,
Твержу язык послушно,
Учусь тому, как говорить для двух.

В чужой судьбе,
Где властвовать не вправе,
В чужой любви, затепленной не мной,
Учусь себе,
Учусь своей оправе,
Учусь тому, как жить своей судьбой.

1999

Нас весны звали на постой...

* * *

Нас весны звали на постой,
И мы все дни у них гостили,
И самой раннею звездой
За сумрак комнаты платили.

Но пуст карман, и что теперь?
Беззвучно воздух ловят пальцы,
И ждут иные постояльцы,
Не признающие потерь.

Им будет рад дверной проем,
И день, спадающий с запястья,
И то, что мы назвали б счастьем,
Когда б не ведали о нем.

1999