На пыльных полках - корешки,
Вершки журналов облетели...
Скрипят стихирные стишки,
Слепят подобием метели.
Срифмован лёд и гололёд,
И птичье пение с успеньем.
Пережигает кислород
Хорал из выдоха с сопеньем.
Одно спасенье - тишина,
В которой есть желанье слова
И боль, и вечная вина
За нить, что к времени сурова.
И под обломками веков
У сгнившей туши Минотавра
Нить ариадниных стихов
Распространяет запах лавра.
Листай забытые труды,
Переворачивай страницы.
У замороженной воды
Журчанье в памяти хранится.
Нельзя держать посуду бесконьячной!
Зашлём гонца в ближайший магазин...
Есть дно у потребительских корзин
И мы - на самом дне и не иначе.
Но это согревает, ведь в бокале
За толстым, чехом выдутым стеклом,
Коньяк согрет прирученным теплом.
Таким, как мы друг друга согревали.
А знаешь, это было так давно,
Что просто забывается плохое.
Мой смех на бриллиантовом кино
Одним билетом горести закроет.
Что горести, у детства нет врагов!
Лишь взрослые порой нам жить мешают.
Наездник у Майн Рида безголов,
Но сколько тайн расследуешь, листая
Простые книги. Купер, Конан-Дойль,
Беляев без обложки на неделю...
Премудрый Мариотт, учёный Бойль
За Стивенсона прятались в портфеле.
Ковбойский приключенческий сюжет
Сводил с ума, и юные повесы
Искали в "Детском Мире" пистолет
Хоть чуточку похожий на "Смит-Вессон".
Игра на смерть. Спартак достанет меч
На несколько страниц у Джованьоли...
Ну кто же догадался так наречь
Команду. Не нашлось героя, что ли?
Боец в крови - не клуб и не спортсмен.
Ему как нам до смерти ждать свободы...
Не Бекки Тетчер выдумал Марк Твен,
В реке любви он нам наметил броды.
И вод её теперь не удержать,
Сбивает с ног неверное теченье...
Но рыбку золотистую поймать
Ещё успею.
Долго до успенья!
Всё хмуро и просто, молчит красота
Под вечер доверчивый, летний.
Бесшумно разводят ладони моста,
А небо темней, незаметней...
Не ждёшь ни звезды, ни движенья руки,
Ни берега, ни очертанья.
Идут корабли как подобье строки,
Как свет из невоспоминанья.
Гудит караван металлических слов,
Освоив фарватер полночный,
Прицельно проходит тропой меж быков
И тает во тьме многоточьем.
Винтами бурунит июльскую тишь
И воду реки равнодушной.
И звёзды выходят из сводчатых ниш
Небесной сверкающей сушей.
Неверное пламя рождает ответ
В густой маслянистой ривьере.
И кажется, вытянул лунный билет
На лучшее место в партере...
Ванику
В бумажный берег бьётся кобальта прибой,
Скользит кораблик, умывается волной.
На солнце жёлтое ладошку положив,
Держи свой мир, художник, он ведь так красив...
Под семилетнею рукой растает лёд,
По талым водам лебедь белый поплывёт.
И сколько красок не получишь - все отдашь!
Гуашь и масло, акварель и карандаш...
Все виртуальные возможности - твои,
Все мышки мира, фотошопные слои...
Ломая линию, фломастером шурша,
Рисуй по белому, мой маленький левша.
У мёда привкус янтаря
И цвет такой же, только сладкий.
По-арамейски говоря,
Всё это древняя загадка.
От одиночества сосна,
Исходит жёлтыми слезами.
И жизнь и смерть несёт весна,
Течёт - смола, застынет - камень.
В прозрачном каменном гробу
Пчела в отчаяньи бессилья
Клянёт прилипшую судьбу
И ствол, что позже станет пылью.
А полосатая семья
Для новой жизни строит соты,
Рецепты вечные храня
Янтарной тайны и работы.
За многоточием труда
Смертельна капля - запятая.
Смолиста мёртвая вода,
И мёдом тянется живая.
До чего докатился мир...
Как ни плюнь - попадёшь в поэта.
Это словно бесплатный тир,
Где в мишенях живут сюжеты
От античных сырых триер,
От красивых развратных греков,
От строки, что шептал Гомер,
Слепоту прикрывая веком,
До сегодняшней пустоты.
Ничего не меняет время...
Кто-то с Богом давно на ты,
Кто-то к бизнесу ладит стремя,
Кто-то скачет во весь опор
На Олимп, догоняя славу...
И несут всепланетный вздор
Головастики из канавы.
Поколение next жуёт
Bubble gum, затянувшись травкой,
Продевает серьгу в живот,
Чтоб держались на чём-то плавки.
Примеряет, рифмуя, век
Ожерелье версификаций.
Безалаберный дрыхнет грек
Возле биржи под курсом акций.
Поэзия искрит на стыке слов
В предчувствии огня и новых смыслов.
Но мир оглох и слушать не готов.
Расплавленная плещется любовь,
И плечи натирает коромысло.
Плохой приметой встретится судьба,
Позванивая вёдрами пустыми.
Ей крышка без тебя, каюк, труба!
Плесни до кромки, видишь - голытьба,
Ей долго догонять тебя в пустыне...
Иметь бы пару судеб про запас,
Да времени не выдали иного.
Хлебаешь из ведра любовь как квас,
Поёшь про верещагинский баркас,
Но птицы не клюют на птицелова.
Держи ответ, вопросов в жизни - тьма,
Но держишь на прощанье чаще краба.
Поэзия - свобода и тюрьма,
По жизни проведи меня сама!
От смерти до бессмертия хотя бы...
Обычный ужин, ни апостолов, ни тайны.
Ты наугад достанешь с полки переплёт,
Так в чашку чаинки попавшие случайны.
Конфет коробка... и не знаешь наперёд
Какой начинкой жизнь поделится и строчкой,
Каких страниц и иллюстраций стоит ждать.
Душа ворочается в тесной оболочке...
Делить с душой своей продрогшую кровать
Вошло в привычку. Зимний вечер, убаюкав,
Покажет сон, кино о детстве и тепле.
Бежишь стрелой за тенью Маленького Мука,
А в это время на завьюженной земле...
Закрыв лицо от ветра тонкими руками,
Бесплодным поиском во мраке утомлён,
Храня под сердцем не скудеющее пламя,
Всё ищет адрес твой замёрзший почтальон.
Как пара глаз твоих, что взглядом ищут пару,
Но с одиночеством вдвоём в толпе любой,
Февральской ночью бродит молча по бульвару
В пыли метели заплутавшая любовь.
Жизнь отвинтила пробку и отменила пост.
За опоздавших робко подняли первый тост.
Ангелы и живые, сели вокруг стола...
Не поднимай пустые, смерть нам не налила.
Каждому - по надежде, светлым - по два крыла.
Только махай пореже, не опрокинь стола.
Лётное время - позже, ну, а пока - живём!
Бродят по миру дрожжи, пенится водоём.
Славная ждёт добыча - жаркий коньячный сок.
Терпкое слово птичье мне щебетать меж строк...
Или молчать и слушать капельную тишину,
Звуки всё глуше, глуше... время идёт ко дну.
Всё покрывает серым слоем придонный ил.
Помнишь, в крови и вере тела Его вкусил?
Вспомнишь ли привкус Бога, древний порядок слов...
Вот и налёт не трогай, это налёт часов.
Белым крылом и чёрным, в небе и под землёй...
Позже укроют дёрном, тихо во тьме сырой.
Но и оттуда слышно пилы и топоры,
Шорох упавшей вишни. Это финал игры.
А режиссёр не верит, вот и умри, сыграй!
Скрипы и стоны двери - это ворота в рай.
Вечно герои пьесы рубят за сценой сад.
Ангелы-стюардессы в небе летят, летят...
Время года - в разгаре. Такая весна,
Что не скрыться в тени от бескрайнего света.
Это время надежды, но снится война,
Опалённое маем преддверие лета.
Растревожены запахом зелени сны
Всех солдат перед страшной смертельной атакой.
Это в цейсовских стёклах немецкой весны
Проступают фигуры погибших из мрака.
Смерть несёт под крылом предпоследние дни,
Холод ямы, любовь, непомерную славу...
Ты бедовую голову ниже пригни,
Не давай фрицам шанса, Павло из Полтавы!
Злую песню прицельно поёт пулемёт,
Стоязыкий припев пролетающей пули
До коленных суставов, до дна достаёт.
Вот и птицы с деревьев под пули вспорхнули...
На огромной земле люди падают ниц,
Упираются грудью и лицами в травы.
Ветер полон осколков, и гибель на бис
Исполняется хором с припевом кровавым.
Но трещит, накреняясь, берлинская ось,
Проржавев до конца, до предсмертного бреда...
Неужели, Павло, нам допеть удалось?
Поддержите, славяне!
ПОБЕДА!
Ленинградского неба прочерк,
Долгих набережных слюда...
Это мая прозрачный почерк,
Где не воздух вокруг - вода.
Здесь безденежье и разлука
Белой ночью нырнут с моста.
Их подхватят господни руки,
Ведь молитва не та, не та...
Тает клинопись мокрых сосен,
Растворяясь как белый дым.
Если в жизнь по монетке бросить,
Волны жадно слизнут калым.
Будут ливни звенеть о грозах,
И дожди как змея шуршать...
Будут буквы ложиться в прозу,
И, рифмуясь, слова вставать.
Он говорил в Начале о себе,
Ведь Слово было только у Него.
Архангел, что играет на трубе,
Не знал о нотном стане ничего.
И не было ни света, ни огня,
Который свет и тьму бы породил.
Ни ночи, ни рассвета и ни дня,
Он это позже в рифму сочинил,
Не ведая бумаги и строки.
Но нечем в пустоте слова писать...
Придумав Свет, Он выдумал стихи
Про твердь земную, божью благодать...
Про двуполярный выстраданный мир,
Где рай и ад при жизни и потом.
И про любви дурманящий эфир
В пути земном, наполненном трудом.
Вот - злое время, добрые глаза,
Вот - горный воздух, каменный обвал...
Он что-то нам хотел ещё сказать,
Но почему-то... просто промолчал.
Зачем, слетев как бабочка на пламя,
Моя любовь, ты говоришь стихами?
Зачем целуешь воздух у огня?
Сжигая набело годов своих морщины,
Вжимаюсь в женщину затем, что я мужчина,
Что эта ночь - моя...
На наших языках - молчанья голос,
Своё любовь, не различая пола,
Берёт, но делится - вдвойне.
И надо говорить, но нет наречий,
Одни предлоги с суффиксами в речи
И ночь в окне...
Там звёзды опьянели от желанья,
И делится Луна последней тайной,
Как ты, точь-в-точь.
Дрожим в пожаре, жаждою томимы...
Куда бредут все пальцы-пилигримы
По нам всю ночь?
Мы считали - можно дожить до ста,
Задремало детство, считать устав.
И разводит крылья его моста
Мостовик-затейник, блюдя устав.
Шишел-мышел вырос, надел пальто
И добрёл, печалясь, до божьих врат.
Там коньяк Маршак разливал с Барто,
- Выпей с нами, брат, не ходи назад.
Энык-бенык долго считал года,
Но его хватило на сорок лет.
Даже семь по сорок - не навсегда,
И молчит пластинка, забыв куплет.
Летний ветер счастья уснул вдали.
Дебаркадер, Волга, немой песок...
На подводных крылышках корабли
Улетели, смерть собрала оброк.
Неизбежность падающей звезды -
От желаний терпких, греховных дум...
Заплатив годами две трети мзды,
Не пора ли взяться уже за ум...
Но хватаешь пальцами пустоту
И сжимаешь зубы, скрипит фарфор...
Только сердце ангела на посту,
Но любовь стреляет в него в упор.
Защищаясь крыльями, не взлетишь,
Да и сила тяги уже не та.
Ангел детства, тёплый живой малыш,
Остаётся там, за крылом моста.
Закрылки, клочья липкого тумана.
Взрезаешь воздух между облаками...
И строчки разлетаются спонтанно,
Как из-под ног случайный беглый камень.
Затем земля, песком шуршат подошвы.
Трава бежит вокруг примёрзшей лужи,
Где плавает забытая галоша
Фрегатом против ветра безоружным.
Вода. Ты помогаешь выплыть флоту,
Разбитому в сраженье у берёзы.
Но держит флот прибрежное болото,
А ты промок на полном несерьёзе.
Теперь - огонь! Согреться и сушиться!
Все крылья, паруса, калоши, шкоты...
Развесить всё, что может пригодиться
Для подвигов на море и в полёте.
Зажечь пожар в камине и в желудке,
На огненной воде мотор не глохнет.
Свистать всех вниз! У нас запой на сутки!
А завтра - в бой!
Пока мотор не сдохнет...
Александру Суворову
Коснись меня, коснись чудесной точкой,
Слезой, руками, знаком теплоты.
Побудь немного тайной и отсрочкой
До тех времён, когда не сможешь ты
Сказать мне то, что видишь или слышишь,
Войдя в мою незапертую дверь,
Поведать как дожди прошли по крыше...
Я слышу только запахи.
Поверь, я знаю мир на вкус и осязанье,
Покровы кожи - чудные глаза!
Отсутствие надежды - наказанье,
В нём ПРОТИВ - тяжелее слова ЗА.
Но Бог, лишая зрения и слуха,
Отняв теченье рек и голоса,
Уводит жизнь в такую область духа,
Где и в молчанье зреют полюса.
Притягивая свет на кончик пальца,
Окрашивая запахи в цвета,
Ты кажешься беспомощным скитальцем.
Но через реку ходишь... без моста.
Он позвонил в обед и, путаясь в словах,
Нелепо говорил, смешно кляня погоду,
Что в мире кризис и дела, похоже, швах.
А у беременной весны отходят воды...
Вы оба знаете, что время - страшный вор,
Оно сильнее чем пространство разлучает.
Не поминая всуе пору давних ссор,
Ты соглашаешься, что торт уместен к чаю.
Бросая взгляд в окно, как зёрна в чернозём,
Мурлыча песенку из ролика с Ю-Туба,
Защёлкнув пудреницу, думаешь о нём...
И обжигаешь огоньком помады губы.
И он останется надолго, до утра.
И даже дольше, ведь назавтра выходные.
И ты согласна с ним, давно уже пора
Сменить обои и гардины на другие.
Пора настала камни бросать в траву,
Кропить снегами то, что взойдёт в апреле.
Пришив к одежде жизни зимы канву,
Вяжи узлы, тяни посильней дратву.
В себя заглянешь - видится еле-еле
Как близорукость тает за знаком плюс.
А видеть вдаль мешает солёный ветер...
У соли с ветром давний морской союз.
Высоковольтных линий замёрзший блюз
Так семиструнен, словно романс о летней
На солнце выгоревшей любви двоих,
Не замечающих ни тропу, ни камни.
Но камни всходят и вызревает в них
Извечный жизни-смерти-судьбы триптих,
Под снегом тающих мерзлых слов о главном...
Прозрачные ладони февраля
Разглаживают колкие сугробы,
Обветренные ветви шевеля,
Отряхивают зиму от хворобы.
Серебряная мёрзлая вода
Слежалась, ей давно пора проснуться.
Свалялась у мороза борода,
И жизнь его растает в божьей руце.
Сегодня солнце выжгло полынью
Рассвета посреди бескрайней льдины.
Великий пост, молитву сотворю
О дочери, тебе и младшем сыне.
Ругай меня за то, что не лечусь,
Что режусь по утрам, такая бритва...
Теперь молчи! О старшем помолюсь.
Хоть грешными губами, а молитва.
Я сегодня разбил бокал.
Я играл за "Спартак" на кухне.
Мячик так по столу скакал,
Что, казалось, вся кухня рухнет.
Так хотелось забить мне гол,
Подавал угловые с краю...
Тут мой папа на шум пришёл
И сказал: "Кто же так играет?"
-Где вратарь и ворота где?
-Где свисток, номера на форме?
-- Да, ворота у нас везде!
-- Мячик есть, остальное - в норме!
И тогда папа мне сказал:
-Табуретки - мои ворота!
Эх, давненько я не играл,
Так побыть вратарём охота!
Я немедля пробил штрафной.
Папа прыгнул и пол затрясся.
Он отбил мячик головой,
Мяч попал в сковородку с мясом.
Отбивные, что были там,
Смачно шлёпнулись все на папу.
Тут пришла наша мама к нам,
Побледнела и села на пол.
Мама нас не ругала, нет,
Но заставила мыть посуду,
Покрошить в миску винегрет,
Вымыть стены и пол повсюду.
И пока папа резал лук,
Огурцы и крошил картошку,
Я намылил бокал и вдруг
Он упал, разлетелся в крошки.
Папа глянул на мокрый пол
И сказал: "Вот тебе и здрасьте!
Ну, считай, что забили гол.
А посуда разбилась - к счастью!"
Воздвигнув у дороги первый щит,
Резьбой по мозгу занялись циклопы.
Товаром "Общий рынок" знаменит,
Но эти окна точно не в Европу.
И влом рекламным джиннам понимать,
Что куча барахла того не стоит,
Чтоб столько сил в могилу закопать
И вякнуть про сокровище пустое.
А, может, рекламировать мечту?
Весну, любовь и спящего ребёнка...
Расставить вдоль дороги красоту,
Замедлить, прекратить тупую гонку?
На грязном перекрёстке на щите
Зажечь в ночи: "Свеча! Свеча горела..."
Огнём по белоснежной наготе:
"Мело по всей земле, во все пределы..."
Из крана в час по капле тишина
Сочится по ночам на тёмной кухне.
Замёрзла одинокая луна,
И солнце ждёт, когда она потухнет,
Уйдёт добром за линию огня,
Уступит место яркому светилу.
Но чёрный мир от белого храня,
Луна горит, хотя давно остыла.
Пушистый заяц, призрачная мышь,
Летающая в маленькой ручонке,
Считают, не нарушив жестом тишь,
Полоски на игрушечном тигрёнке.
На чём же остановится подсчёт,
На чёрной иль оранжевой странице?
Так время до рассвета протечёт
Для тех, кому действительно не спится.
Ну что, малыш, и ты ещё не спишь?
Все дети на земле уже уснули...
Наш город опускает веки крыш
С прозрачными ресницами сосулек.
И ты закрой небесные глаза.
У всех моих детей глаза дневные...
Разбавлена водою бирюза,
Вода и небо - близкие стихии.
Коленопреклонённые слова,
Отточенный порядок предложений,
Склонённая в молитве голова,
Мятущиеся пламенные тени...
Истаяв перед образом свечой,
Рождённый свет, направленный отвесно,
Прозрачным камнем вытолкнут пращой
Сквозь купол.
Прямо в облако из теста влетает,
Вязнет сном у ног Его
И светится мигающей звездою.
А Он разглядывает всех до одного,
Выслушивает... и созвездья строит.
До самых крыш занесён январь,
На женском носике пудра тоньше.
Ни тропки нет, прошепчи тропарь,
И станет в мире тропою больше.
Такой рассыпался кока in,
Что выпал в out пернатый клирос.
Вдохнёшь поглубже и гибнет сплин,
Унылый парень, опасный вирус.
Газон газетный засеян впрок,
На каждой грядке по спелой букве.
Здесь голубь мира писал урок,
Там - снегири закусили клюквой...
Куда ведут эти письмена?
Морозный воздух, и тот не знает.
А в мире где-то идёт война...
И всё волшебное вновь растает.
Мёрзнет Питер, и все дома
Накрывает полою снег.
Возвращает долги зима
За прошедший двадцатый век.
Не хватило морозных дней,
В прошлом зимы сошли с ума.
В этом будущем холодней,
От снегов стала белой тьма.
Постареет на год январь,
И отмолится Рождество.
Все молитвы вместил букварь,
В каждой буковке - божество.
На белёных страницах зим
Разноцветная спит молва.
Это ёлки зелёной грим,
Мы нарядим её в слова
В форме шариков и конфет.
Мишурою украсим ночь...
И оставит в сугробе след
Старый год, уходящий прочь.
Всех читающих - с Новым Годом!
Не читающих... тоже.
Безлюдны перекрёстковые ночи,
Здесь время замирает на нуле.
Мигает, жёлтым светом оторочен,
Единственный не спящий на земле.
На вечный караул рукоположен,
Глядит в четыре глаза постовой.
Всё знает старый сторож придорожный,
Но вслух не говорит глухонемой.
На белое расщедрилась природа,
И танец завершает хлопьев бег.
Лишь человек на знаке перехода
Пытается идти сквозь ночь и снег.
Торопится, на месте не стоится,
Он должен передать благую весть.
Но это АД его, он будет длиться,
Пока на всех дорогах правит жесть.
Шальное счастье выиграть войну
Измазано в крови и смертном страхе.
Кричат "За Родину!" и гибнешь за страну,
А получается, что сам взошёл на плаху.
Война - такой же шкурный интерес,
Как и любой другой, где гром салюта
Имеет для мундира больший вес,
Чем гибнущих последние минуты.
Пусть кто-то заработал капитал
В деньгах или политике, неважно.
Он тоже в штабе храбро воевал,
С трибуны речь толкал многоэтажно.
"Вперёд, орлы! Убить врага - не грех!" -
В любой стране подобное звучало...
Победа на крови - одна на всех,
И воинам стыдиться не пристало.
Одна на всех!
Без трёпа королей!
А просто потому, что нас... столкнули.
Давай, мой враг, посмертного налей!
Помянем всех, кто лёг под эти пули.
Происхожденье - тайна жизни и процесс,
Который неподвластен прокурору.
Определяя по горошине принцесс,
Клади матрасы под руку и в гору.
Происхожденье видов тоже неспроста
Так занимает всякого монаха.
Происхожденье первой строчки...
Красота, рождённая из воздуха и праха...
Происхождение любви из... ничего!
По странному стеченью, без причины.
Как происходит это вдруг для одного?
А для другого?
Женщины?..
Мужчины?..
А как ты думаешь, зачем врастает в лёд
Осенняя листва и запах лета?
Порой не верится, что жизнь - произойдёт.
Произойдёт как смерть.
И нет ответа...
Останься, осень, здесь, не умирай!
У новых зим не выпросишь ни крошки.
Когда-то был счастливым снежный край,
Но детству снега мало, сколь не дай,
А нынче зимы - хуже мокрой кошки.
Нагрянут новогодние дожди,
Крещенские расплачутся морозы.
Избиты рифмы жди и подожди,
За избиенье рифмы не суди,
Наполненный угрозами угрозыск.
Избито до крови так много пар,
Что плачет в горе небо над любовью.
И чем утешить? Где ты, "Солнцедар"?
Но есть лишь самогон и скипидар,
Пахучее, сырое многословье.
Собрать слова и вылепить строку!
Огранкою сверкающие стансы...
Стихи в обложке в собственном соку
Издать в Париже.
О, merci beaucoup! -
Как говорят, картавя, иностранцы...
Но я, ноябрь, не читаю книг.
Ну, только иногда, когда подарят.
Возможно, от бумаги я отвык,
А, может быть, мы движемся в тупик,
И рулят кнопки с монитором в паре.
Но строки на бумаге солоней,
И заклинанья действуют сильнее.
Слышнее сердце загнанных коней,
Уключин визг и снежный скрип саней,
И хрип из горла вздёрнутых на рее.
Скажи, ноябрь, кто начнёт отсчёт?
До финиша какой длины отрезок?
В тумане слов сам чёрт не разберёт...
Продли на пару вечностей полёт,
Я дважды вечно буду пьян и дерзок!
....................................................
Пока не поверну за поворот...
Там тишина и пресная молитва.
Лежи и жди пока она пройдёт.
Потом - на взлёт калошами вперёд...
.....................................................
Эх! Тихий эпилог у славной битвы!
И надпись на граните
РИФ - МО - ПЛЁТ!
хладная кожа дынь
не охлаждает день
рюмочка диннь-да-диннь...
пеночка пеннь-да-пеннь...
пенни заплатишь и
катишься по судьбе
вечером спишь в тиши
или не спишь в тебе...
ночью наловишь звёзд
сваришь прозрачный суп
есть можно даже в пост
не обжигая губ
ветер нальёшь в бокал
выпьешь на посошок
словно бы дна искал
только по дну - поток
тянется пена дней
галькой шуршит вода
к устью всё холодней
нет на воде следа
Он проходил не здесь
это не Иордан
будет благою весть
не закрывайте кран
Светлане
Как эскалаторы в ночи
Лежим, ни спуска, ни подъёма.
Будильник, выдохшись, молчит,
А в головах - морская дрёма
Качает медленно права
На этот мир, на нас с тобою.
Ах, как кружится голова!
Ах, эта повесть не нова!
Нам предстоит отстроить Трою,
Спустить на воду корабли,
Открыть сезон любви в пампасах.
И нас, лежащих на мели,
Полюбят боги и матрасы.
Четырёхместный экипаж
Поднимут волны над собою...
Смотри, проснулся мальчик-паж.
Вставай, пора отстроить Трою.
Дождь в ноябре - это поздняя осень,
Это чернила густые как слякоть.
Финский залив не по-фински гундосит,
Чешется волн воспалённая мякоть.
В этом дожде невозможно остаться.
Каждой антенной предчувствуя зиму,
Все позывные заснеженных раций
Даже в эфире размокли незримо.
С этим дождём невозможно ужиться,
Слёзы и снег перемешаны с ветром.
Вот расставаний моих вереницы
Тянутся, как за окном километры.
В чреве трамвая тропою меж рельсов
Я убегаю по мокрой равнине.
Пресное время.
И надо бы перцу к жизни добавить.
И дров для камина.
Перечитывая Бродского
Всем рождённым даются бесплатно на смерть лишь права,
Вот и вяжешь верёвкой намыленной дней кружева.
Успевай лишь отсчитывать петли...
На котором часу чёрт затянет потуже регат,
И успеешь ли спрятать сердечные тайны под кат?
Подберёшь иероглифы, нет ли...
Не стилографом вечным, не вслух, не гусиным пером
И не шариком венгра, не ката стальным топором,
А простым карандашиком (грифель
поддаётся очинке) чудные царапнешь слова
По бумажной щеке и царапина, кровью жива,
Покрывается коркою мифа.
В карандашной легенде поселятся духи людей
И предметов, и смыслов. Поступков, желаний халдей,
Растекаешься мыслью по древу.
Как древесный жучок, все ходы изучив под корой,
Прогрызаешь тоннели, словесной увлёкшись игрой,
Точишь зубы за так, для сугреву.
Согревая собою морозную гулкую тишь,
Сквозь часы ожиданья страницами тихо шуршишь,
Добираясь до сна или смысла.
Но на вкус и на запах слова, как бумага, сухи,
Растворяешь сухое в вине под названьем стихи.
Тянет книзу не спирт, коромысло...
Два ведра пронести в темноте, не разлив ни глотка,
Не согнав ни совы, ни сверчка с золотого шестка,
Очень трудно. Вселенская осень
Раздаёт всем по вкладу из песен в печальный настрой.
Блудный месяц гусаром залётным без прав на постой
Завернёт на ночлег и не спросит.
Что тут спрашивать, знает двурогий зимы прейскурант.
Сколько стоят висок побелевший и тёмный талант,
На который, упав, уповаешь...
Звёздный свет холодит, но сжигает бескрайнюю ночь,
О которой со зрячим молчать и по-Брайлю толочь...
Прозревая, слепца понимаешь.
Писать избитой рифмой прозу,
В четыре строчки пустоту...
Всё про морозы и мимозы,
Про то, что жизнь прожил не ту.
Не Ту, не Ил, не Миг, не Боинг,
Ни даже просто Мерседес.
Ты, малый, жизнью смертно болен,
Но ближе рая - райсобес,
В котором бес костыль сломает,
Поди пойми, что там к чему...
На берег вывезет кривая
На свет костра под хохлому.
Песчаны отмели Харона,
Чекань билет, Монетный двор!
Забыв про тень оксюморона,
Мы выйдем в Лету, на простор!
Последний кабельтов в запасе,
В петлице - роза всех ветров.
Харон, постой-ка на атасе,
По-пионерски будь готов!
Я не завидую Степану,
Но всё же надо хоть одну
На спор, на память, просто спьяну
За борт швырнуть в волну княжну!
В процессе написания сего ни одна княжна не пострадала.
Что забывает премудрый Бог, не знает в точности даже Гугл.
Не то чтоб старый на память плох, Его поставили в красный угол.
А угол зренья у потолка сужает стенами перспективу,
И Бог, согретый у камелька, стал близким, пряничным и красивым.
Он персонален как телефон, Он предсказуем и тривиален.
На каждый в пояс земной поклон ответит треском лампады сальной.
На всё, что просишь, свеча кивнёт и опалит волосами плечи.
Но происходит - наоборот, все ЗА и ПРОТИВ отмерить нечем...
И ты не думай, что за плечом стоит крылатый судьбы хранитель,
Который ведает что почём и держит жизни живые нити.
Да пусть их держит, тебе-то что! Что ты узнаешь, Его увидев?
Что застегнул не на ту пальто и хлопнул дверью, ЕЁ обидев?
Он не предложит решений, нет, ты сам себе заполняй кроссворды.
Трамбуй словами менталитет, сбивая в стаи все буквы в Word`е.
Хлестай наречие до крови, гони причастие за рассветом
Пока не выбьешь из них любви! Но Он и здесь не даёт совета...
Тогда придумай молитву сам, наполни смыслом слова пустые.
Построй шалаш, коль не можешь храм.Ты вспомни, методы тут простые.
У права женщины всё прощать есть крепкий стимул - постельный кофе.
Держи поднос и смотри в кровать, там на подушке - знакомый профиль.
И... Он подскажет, шепнув: "Пора!"
В плену глаголы у подлежащих,
Есть лишь... предлог - целовать с утра
Глаза любимой, так мирно спящей...
Нине Максимовой
Помнишь, были в детстве снега, через Волгу тракторный лёд...
Нас другие ждут берега, проводник Набоков ведёт.
Сыростью подтаявших зим тянет из пустого двора.
В магазин колёсных корзин завезли бессмертье вчера.
Инкерманский розлив неплох и абхазский лёгок "Лыхны",
И лабает Dio как бог дионисов рок хоть бы хны.
Будем зиму греть до весны, к выпускному ждать птичьих стай.
В DVD заправлены сны, позабудь про пульт, вспоминай...
Вспомни, как заехала мне тёртым башмаком по башке,
Вот с тех пор и стал я умней, занимаюсь жизнью в кружке
В старом пионерском дворце, в школе, где чулочный завод.
Что Кащей запрятал в яйце? Сказка соврала и живёт...
В повести про прежние дни нас пугает холод утрат,
Ты тепло в руках сохрани, с поволокой девичий взгляд...
Жаль, что столько времени - врозь, знать, на это воля Его.
Заколдуй меня, заморозь!
Я оттаю вновь.
Ничего...
***
По папирусу ползает вирус
И мечтает: "Попасть бы на клирос"
-Я бы пел от души
Как шумят камыши.
Я на буквах рифмованных вырос.
***
У бактерии как-то спросили
- Где вы шляпку такую купили?
- Я ходила в Пассаж
И купила трельяж,
А к трельяжам там шляпки дарили.
***
Говорила бульдогу амёба
- Я люблю Вас, поверьте, до гроба!
Через месяц потом
Изменила с котом.
- Ах, бульдог был такой узколобый...
***
Инфузорию взяли с поличным,
Дело было весьма необычным.
Осудили потом
За разврат с сапогом.
Очень ей не везло в жизни личной.
***
Разделилась амёба на клетки,
Получились прелестные детки.
Ну, а мамочки нет,
Не найти даже след.
Да, сироты сегодня нередки.
***
Как-то группа бактериофагов
Шла в разведку по склону оврага
Повстречался им хорь,
Был он принят за хворь.
И забила беднягу ватага.
***
Приходила инфекция к Лёне,*
Лёня жил в удалённом районе.
И лечился он так:
Самогон и коньяк.
Утонула болезнь в самогоне.
***
Патогенный грибок гениталий
Поселился на юге Италии
И теперь мафиози
Почившие в бозе
Спят спокойно, но без гениталий.
***
Раз холерным мужьям-вибрионам
Изменили холерные жёны.
И, оставшись одни,
Всё ругались они
- Шоб холера им в спину в наклоне!
***
В жизни Helicobacter pylori
Не хватало к обеду калорий.
Поселились в желудке
У пьяницы-утки,
Там вина было целое море.
***
Жили-были однажды микробы,
Вызывали они не хворобу,
Будоражили кровь
И кипела любовь.
Ты ещё не болел? Так попробуй!
*К Леонидам, зарегистрированным на Поэзия.ру это не имеет никакого отношения.
Все совпадения - случайны.
Хотя... если совпадений будет много, тогда... закономерность (место для смайлика).
И. Г.
Не жаль меня иглой осы!
Осаль меня, бежим за салом!
На рынке сальные весы,
Там сала взвесили немало...
Не жаль тебя твоим богам.
На красный отсвет светофора
Переходи на чуингам,
Пусть дымом давятся моторы.
Сегодня вечный рыбный день,
Четверг с утра как лещ солёный.
Но пиву пениться не лень,
Не лень желтеть и листьям клёна.
С акцентом Киевской Руси
Напой, как город твой прекрасен!
Меня приехать не проси,
Пока над временем не властен.
На склоне лет и сентября
Приобретаешь зренье Вия.
Сусальным золотом горят
Все купола твоей Софии.
Помогая людям, цветам, животным,
Выполняя бережности зарок,
На свету невидимый и бесплотный,
Он живёт как призрачный огонёк.
Не потушен ветром, песком, дождями,
Одолеет запросто сотни миль.
По ночам он делится с нами снами,
Несгораем вечный его фитиль.
Он меняет прозвища, цвет и лица,
Лишь не в силах время вернуть назад.
И печальной бабочкой, тенью птицы
Провожает душу до самых врат.
Неизвестно только, окончив смену,
Передав заботу по накладной,
Он получит новый наряд мгновенно
Или есть у ангелов выходной?
Сырое время...
Выветрен уют,
Залётным ветром форточка раскрыта.
Из мокрых нот верёвки тучи вьют,
Им наплевать, что лето не допито.
И заливают, врут, не покраснев,
О том, что всё проходит, даже осень.
И всё тоскливей облачный напев,
Под эту песню точно пить не бросить.
Напьётся вновь разбуженный комар,
От красного любой москит опухнет.
Продрогший чайник выпускает пар,
Пытаясь отогреть дыханьем кухню.
По стёклам капли тянут канитель,
Вода темнит, скрывая расстоянья.
Такая нынче жидкая метель,
Что жмутся от озноба стены зданий.
Мой дом промок, его пробрала дрожь,
Потоки - от зенита до надира...
В эфире на волне осенней - дождь,
На этой частоте - все ливни мира.
Создавая мир на планете "Три",
ОН шептал слова, заводил пружину...
Часть своей души поместив внутри,
Добавлял любви в человечью глину.
На востоке сладил такой рассвет,
Что не хватит жизни налюбоваться,
Ночью выткал звёздный ажурный плед,
Языки огня обучая танцу.
На весенних кронах раскрошен мел,
И застыли вишни как балерины.
ОН красивой жизни для нас хотел,
Спелым цветом выкрасил кисть рябины...
Но потомки Евы, построив храм,
Наточив мечи, возвели заборы.
Забродив дрожжами, по головам
Поползли сомнения разговоры.
- Вдруг на всех не хватит под солнцем мест?
Значит, будем солнце делить на части,
Значит, Homo Homini Lupus Est.
Днём и ночью все - тёмно-серой масти.
Человеки топчут земную твердь,
Продвигая бренд "Кошелёк Иуды".
На земле пожизненно сеют смерть...
И вырастают... люди.
Последний день для лета - не итог.
Прощальное пристанище сезона
Окутывает солнцем каждый стог,
Поставив дождь на время вне закона.
В листве едва заметна седина...
Как бес в ребро, настырно лезут мысли
О том, что не проиграна война,
Что жизнь висит на крепком коромысле.
Ещё ромашек полные луга
Теряют лепестки от пальцев ветра,
Но тетива по-прежнему туга.
И купидон - на каждом километре.
Среди жары порхает Тень,
Садясь на пыльные ступени,
Взлетая снова. Целый день
Носить надежду юной Тени.
Успеть бы встретить, полюбить,
Исполнить эту жизнь как песню,
Припева солнечную нить
Продеть сквозь лунный свет и вместе
Уйти за призрачную грань,
Теряя контуры в тумане.
Последний взмах, земная дань...
Цветок сжимается и вянет.
Ведь однодневный мотылёк
Не доживает до рассвета.
А на ночь глядя, ливень лёг
Сырой спиной на крышу лета.
Бессонным солнцем высушенный склон,
Отросток от шоссе, сосновый храм*...
Взамен былого выструганный клон
Округу будит звоном по утрам.
А чёрт с досады вырубил кусты,
Крапива давит флангами полынь,
И пляж неотделим от суеты
Несущихся из города машин.
На невский берег льётся детский смех,
Тревожат взгляд тугие торсы дев,
Топорщится мужской нагрудный мех,
Дымит шашлык, посмертно подгорев.
Ты входишь в воду смело, как домой,
Из юных лет Нева твоя течёт,
А мелкий хулиган, смешной конвой,
По дну руками топая, "плывёт".
Коричневых старушек бодрый флирт
Даёт пример как жить и загореть,
Ведь в старом коньяке всё крепче спирт,
Кураж не позволяет умереть.
Здесь ветры крутят пряди у виска
И выжимают капельки воды.
Случайность волн, забывчивость песка...
Он забывает все твои следы.
*Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Невском лесопарке
Л.Г.
Ночные шорохи и жертва мотылька,
Сжигающего крылья на огне,
Пришедшая из прошлого строка,
Печаль, не утонувшая в вине...
Луна не выцвела как летние цветы,
Со спутницей в обнимку спит Земля.
И где-то под Луной задремлешь ты
На палубе земного корабля.
Окутан тайнами, вздыхает небосвод,
Засыпал сон глаза твои песком...
Не виденный ни разу, снится тот,
Кто... каждое мгновение знаком.
Твой первый крик и подарки Бога:
Душа и время в простом конверте...
Наклеят марки и - в путь-дорогу!
С часами жизни начало сверьте...
Вращая зубчатость шестерёнок,
Бегут минуты лошадкой пегой.
Испачкав вечный запас пелёнок,
Начнёшь и сам потихоньку бегать.
Детсад и школа, созреешь вишней
И, первым чувством снесённый в море,
Ревнуешь страшно, но всё простишь ей
За слово нежное в разговоре.
За пубертатом и неумелым
Объятьем страсти в момент экстаза
Нагрянет лето, и танец тела
Расцветит небо любви в алмазах.
Шуршат надежды в часах песочных,
Что не сбылось - назовёшь мечтою.
Прогноз на жизнь не бывает точным,
Счастливей - с этой, несчастней - с тою...
Почуешь лёгкий дымок осенний,
А небо - выше, недостижимей...
К дождю всё чаще болят колени,
Но жизнью маешься одержимей.
Захватит первых снегов дыханье,
Пристанут хвори, всё реже прикус...
И, несмотря на врачей старанье,
Не выйдет фокус, завянет фикус...
Дочертит круг, прорывая ватман,
Упёршись в точку отсчёта, циркуль.
И вот... запущен отсчёт обратный,
Примеришь скоро на ногу бирку.
Раскрошен грифель зубами цанги,
Часы молчат, хоть на слух проверьте...
Тебя крылом обнимает ангел
И таешь...
Таешь в оргазме смерти.
Белой полночи тень...
Поседевшим мальчишкой,
Наглядевшись на крылья и арки мостов,
На простуженной кухне общаешься с книжкой,
Рассыпая пыльцу с верхних срезов листов.
Этот лиственный мир испещрён запятыми,
Постранично нанизан на главную нить.
На бессмертный сюжет - умирать молодыми -
Ляжет картой надежды желание жить.
Препинания знаки сжигаемы страстью,
Вспыхнет карточный домик, займётся крыльцо...
Красноватый закат оживёт и погаснет,
Осветив напоследок любимой лицо.
Целовала в слова, что тебе говорил я,
На бубновых гадала седых королей...
Все ремарки закончились, Эрих Мария!
От бумажной любви возвращаюсь к своей...
Всё дальше время мальчиков в погонах
С полосочкой меж двух латунных звёзд,
"Славянка" на заплаканных перронах,
Там девушки не сдерживали слёз.
Теплушки и полуторки на запад
Уносят юность и весёлый взгляд,
А фрицы научились, вроде, драпать,
И ждёт нас победителей парад.
Но мальчиков в костюмах цвета хаки,
Нестройно проходящих по мосту,
Накроет первый залп в начале драки,
Никто не уцелеет на плоту.
Кресты и звёзды - на других могилах,
На водной глади памятников нет.
Лишь в Одере в прибрежном жёлтом иле -
Разорванный осколком партбилет.
Дотлеют все поленья под котлами,
Но флягу спирта мёртвым не открыть,
И сдавшие последний свой экзамен
Не смогут эту горечь пригубить.
А девушки в зелёном громком мае
Обнимут победителей других
И гулкие весенние трамваи -
Для выживших, седых и молодых.
Команде похоронной нет работы,
Остался взвод в объятиях войны.
Ведут бои редеющие роты
Под залпы наступающей весны.
Казённые чернила похоронок
Разбавлены слезами матерей,
Хранящих боль в коробочках картонных
И ждущих возвращенья сыновей.
Стих был изначально написан как песня, ибо слова навинтились сами собой на мелодию песни Иващенко и Васильева (дуэт ИВАСИ) "Кончается четверг". Её можно найти в Сети.
Космос приближая через боль,
Пробуя на вкус вино комет,
Впитывая кровью алкоголь,
Ищем ускользающий ответ.
Выйдя из мелодии за такт,
Крыльями предчувствуя полёт,
Верим, что неведомый Контакт
Миру откровенье принесёт.
Точность языка библейских фраз,
Тяжесть неожиданных идей,
Гранями сверкающий алмаз,
Страсть валетов, воля королей -
Всё ложится мелочью на кон.
Выигрыш и призрачен и прост -
Человек стремится испокон
Выиграть одну из дальних звёзд.
Словно недоученный паук
Он плутает в собственных сетях.
Незачем лететь к планете Блук,
Если мы и дома - как в гостях.
Нет ни пониманья, ни идей,
Грудами оружие сложив,
Мы калечим собственных детей,
Ненависти строя этажи.
Хоть двадцатый, хоть тридцатый век,
Звёзд не счесть - ладонями лови!
.....................................................
Человеку нужен... человек,
Человек, как повод... для любви.
От взрывов первых дрожит страна,
Погибших давят домов обломки.
На сборы - сутки, не ждёт война,
Он сложит вещи на дно котомки.
Полынной ночью не до любви,
И тени в окнах тревожат душу.
Но лето бродит в её крови,
И волны страсти тревогу тушат.
Не слышат дети ни стонов их,
Ни скрипа ложа, ни тихий шёпот.
А двое тают от слов своих,
И пальцы ищут по телу тропы
В лесках, пригорках. И влажность губ
Не сушит южный полночный ветер.
Надёжен старый сосновый сруб
И нет ни зла, ни войны на свете.
- к весне рожу я тебе сынка,
побъёте немца, вернутся птицы...
Мужчину крестит её рука
И ничего не должно случиться...
Минутной стрелкой прощальный час,
Пройдя по кругу, не обернётся.
Она целует в последний раз,
Ведь он уходит.
И не вернётся...
В пастушьей сумке зреет иван-чай,
И дикий лук в лугах не ищет тени.
Задумчивым сычом молчит печаль,
В лесном овраге вымочив колени.
На небе - смена кобальта на сон.
Пылит просёлком заплутавший велик,
Твердит Таривердиева Кобзон,
Мгновения отсчитывает телик.
Из окон хат над крышами летит
Исаевская грусть о пьяных грозах,
А мой народ, не помнящий обид,
Творит любовь, от страсти нетверёзый.
Над полночью дрожит полынь-звезда,
И горький запах носится в округе.
В конюшне спит на гвоздике узда,
Да сивка-бурка дремлет без подпруги.
Ночным костром за тридевять земель
Ложится блик на масляные пашни.
За дальним полем - всенощная трель,
Там силу копят силосные башни.
В стогу, у тайной вечери в плену,
Два шёпота сминают чьё-то сено.
Ну как не полюбить мою страну,
Где так белы в ночи твои колена?
Моя любовь к отеческим стогам
Нанизана на стонущие ночи.
Коровий приминая чуингам,
Шепни на ушко, что меня ты хочешь...
Майский полдень, пропахший черёмухой,
Свежесть корюшки, гири весов...
Рассыпающим семя подсолнухом
Крутит время своё колесо.
Отцветают и вянут столетия,
Забываются миги недель.
Может быть, у небес на примете я,
Как кораблик, попавший на мель?
Ветер страсти напрасно старается,
Наполняя мои паруса.
Нет прилива во взгляде красавицы,
Понимают меня небеса...
Повтореньями песня отмечена,
Как припев - те же ноты тяни!
Монотонностью жизнь обеспечена,
За повторы цепляются дни.
И, врастая в родную окраину,
Постаревшие вёрсты молчат.
Лишь в часах обречённо-отчаянно
На кого-то секунды стучат.
Подмокшее прокуренное небо,
Простужен даже дядька Светофор,
У стража перекрёстка и Эреба -
Желтушный взгляд, наставленный в упор.
Запружены все улицы железом,
Афиши призывают жрать шансон.
Снимая жизни слой тончайшим срезом,
Уносит ночь последний сладкий сон.
Выкашливая годы и здоровье,
Склонился над рассветом демиург,
Но бледен мир и болен малокровьем
Мой отсыревший за ночь Петербург.
Бредут под ручку Гоголь с Достоевским,
Не в силах подобрать к нему слова.
Потерян за рекламой дивный Невский,
Но (слава Богу!) прежняя Нева...
Прибрежный город смотрится в залив,
Подсвечен солнцем край морского мира.
Нева сливает зимний негатив,
Стежками льда простроченный пунктиром.
К воде пришито время перемен,
Тепло любви растапливает льдины.
А что же получает Бог взамен?
Лишь берега, опутанные тиной...
Ветра снегов коснулись невзначай,
Сугроб садится медленно как тесто.
Прелюдией к постели пахнет чай,
Весна разделась на ночь как невеста.
Апрель захватит сны и города,
Поселит на страницах многоточья...
Закат краснеет густо от стыда,
Он знает, что нас ждёт сегодня ночью.
Мой хищный календарь, он голоден как волк,
Он пожирает годы без приправы.
По ком звонит звонарь? Засадный ляжет полк,
Телами дно подняв у переправы.
Играет в кости смерть, целует в губы жизнь
Сквозь шёпот оглушающе негромкий.
Улиткой век ползёт... останется лишь слизь,
Да кровь, что запеклась на острой кромке
Отбитой молотком ржавеющей косы.
На каждый стук - секунда или вечность...
Клади свою любовь на старые весы,
Восьмёркой рядом ляжет бесконечность.
И, стрелкой шевельнув пространство на шкале,
По памяти вычерчиваешь связи
От школьного пера до мушки в янтаре,
В случайной капле времени увязнешь.
А хочется вернуть апрели и года,
Сменить окоп, оружие и даты.
Но, мысленно вернув, поймёшь, что как всегда
Твой полк поляжет.
Молча.
До солдата.
На двести метров - видимая зона,
Трамвай виляет щукой в молоке.
Навстречу выплывающие клоны
Скользят по металлической реке.
Громады зданий серы и размыты,
И молча умирают фонари,
Навечно по колени в землю врыты...
Постой, мин херц! Горшочек, не вари!
Затоплены печалями по шею
И сразу не понять, как ни смотри,
Какая здесь ведёт к тебе аллея.
Хоть трижды этот белый свет протри,
Он мутен, словно кофе спозаранку,
Ночной и чёрный, с ватой в глубине.
И глохнет в сером хлопке перебранка
Колёс и рельсов с берегом в окне.
Понятие "вдали" - не существует,
Всё близко, как дыханье на стекле.
Прозрачный путь к тебе перстом рисую.
Там дом и свет...
и чашка на столе...
Южный ветер подобен желанью,
Увлажняет...
Опять мы не выспимся.
Твой билет зачеркнёт расстоянье,
Путешествие будет немыслимым.
Не спеши, подгоняя терпенье,
Лунный свет накаляется медленно.
Пусть растянутся эти мгновенья,
Мы их выпьем с тобой до последнего.
Занавесив прозрачные стёкла,
Ты уронишь последнее, лишнее...
Эта ночь в ожиданье намокла
И цветёт абрикосом и вишнею.
И по нотам горячих прелюдий,
Исполняя мелодию камерно,
Подадим мы друг другу на блюде,
Так, чтоб сердце от нежности замерло,
Не жаркое, а жаркую полночь
С языками безумного пламени.
Ты же знаешь, что страсть безусловна,
Эта надпись у страсти на знамени.
Отвернутся, краснея, иконы,
Шёпот ласковый будет свидетелем.
Позабудем про мир заоконный,
Нам успеть бы всё то, что наметили...
Вечно ты у меня забываешь
Перстенёк на пластмассовой мыльнице.
Я в тебе рафинадом растаю...
В сладкой грешнице, нежной бесстыднице.
Вот - рождество, надежды и волхвы,
Вот - колыбель, дары, людская вера,
Вот - сын и бог на ложе из травы,
Слова любви вкушающий без меры.
Алеет кромка серого белья,
Достойного пророка Иудеи.
Здесь будет след от римского копья...
Мария видит смерть и холодеет
В предчувствии ужаснейшей из тризн
По самому родному человеку,
Но маленькие руки тянет жизнь,
Подаренная ею злому веку.
Все матери хотят лишь одного -
Хватило б молока, тепла и света.
Последнее, что будет у Него -
Тепло весла в руках над стылой Летой.
Считает ночь секунды и часы,
Под свет звезды пронзительно-нездешний
Ребёнка положили на весы,
А на другую чашу - всех кто грешен.
И всех уравновесит лишь один
Вне времени, вне смерти и мучений!
На выжженной Голгофе триедин
С тем холодом ночным тогда, в сочельник,
С той влагой рек, стекающей меж рук,
Держащих окрещённого младенца
Над миром полным боли и разлук,
Но рядом мать и крёстный с полотенцем...
Всё это будет позже, а пока
Пустыня дышит холодом как космос,
Склонились три усталых старика,
На плечи уронив седые космы.
И воздух, выдыхаемый скотом,
Напитан чабрецом и дикой мятой.
Без очага окутанный теплом,
Малыш уснул, ни в чём не виноватый.
И.Г.
Попробуй приструнить свою гитару,
Хотя она не выпрыгнет из рук.
Все души, пережившие пожары,
Узнали точно цену слова друг.
Срастутся покалеченные чакры,
Оклеишь стены в цвет Па-де-Кале,
И зоркий Кэнон, бог режима Макро,
Поймает крупно муху на стекле.
Внутри эзотерической науки
И Рим, и дом толтеками храним.
Я знаю, Воин Света носит брюки,
Но киевский Подол - неповторим.
Майдан уснул оранжевою коркой,
А звёзды нынче прячутся во мхи.
Твой нежный гуру, как испанец Лорка,
Прочтёт твои безгрешные стихи.
...как высшая заслуженная милость,
Как белый снег пушистый у окна,
Ещё не понимая что случилось,
Пронзительная ляжет тишина.
Ни шёпота, ни скрипа и ни вздоха,
Не чувствуя ни крыльев и ни рук,
Не зная или зная слишком плохо
Кто враг, а кто единственный, но друг,
Пронзённый этой выстраданной нотой,
Прозрачным звоном мёртвой тишины,
Взлетишь, не понимая, где ты, кто ты.
Ты - в списках обитателей страны
Без армии, границ и измерений,
Без трепета и ветра в волосах,
Без опозданий, здесь одни успенья.
И ты - успел.
Забудь что значит страх,
Забудь надежду, веру и болезни,
Забудь о хлебе, соли и вине,
Забудь о том, что вредно и полезно.
Тебе не вредно всё, ведь ты - вовне,
Снаружи, в стороне, где нет вопросов
ЧТО ДЕЛАТЬ или КТО же ВИНОВАТ.
Не нужно прав для Windows`а и DOS`а,
Здесь нет хитов, забудь про хитпарад.
Священники, полиция, миряне,
Преступники, шпионы, палачи,
Надворные советники, дворяне -
Здесь все молчат. И ты теперь - молчи.
................................................................
Но там, внизу, внутри, за гранью Жизни,
Крылатые как стая лебедей...
Ты слышишь? На твоей печальной тризне
Звучат стихи из уст живых людей.
Подмигивают молча светофоры, втыкая в ночь стеклянные глаза. Аритмия, побитые повторы, под сердцем извивается гюрза. Кусает за предсердие гадюка, и буквы превращаются в петит. Захлёбываясь кровью с каждым стуком, сердечный клапан в рифму говорит. Нева вспухает, словно Брахмапутра, стихам всю ночь сознанье бередить. Для прозы остаётся день и утро, до прозы только надобно дожить... сложить грехом отмеченные крылья, забыться и уснуть на полчаса. Окраина, могильная севилья затихнет, похоронит голоса.
Лежи и слушай тон сердцебиенья, дыханье спящих ангелов-детей. Всё будущее - в этом поколенье, всё прошлое - глодает до костей. Вставай и поищи в сердцах аптечку, в ней Корвалан запрятал Корвалол. У этой сучьей ночи явно течка, стихами истекает прямо в стол. Буквально заполняется бумага, словесный темп не выдержав, перо ломается, и бродит словно брага всю ночь по кухне заспанный Пьеро.
Нет ничего, ни сна, ни покаянья, лишь табурет, надежда и тетрадь. Забытые уроки рисованья... да брось, ты не умеешь рисовать! Лишь только буквы, тридцать две подруги, поделены на рифмы и года, сквозняк из незаклеенной фрамуги, да светофора жёлтая звезда, мигающая в такт сердечным ямбам, рифмуя перекрёсток и такси, да крышка вытанцовывает самбу на чайнике, сипящем ноту СИ. Горячий пар расталкивает воздух, коричневый прозрачный эликсир смягчает недозрелого мороза заштопанный подтаявший мундир.
Залётный ветер поднимает воду, теченью мысли тесно под мостом. Таблетками обманывать природу уже не получается. Шестом карандаша слегка раздвинешь льдины, под ними непрозрачное вино из ладожских подвалов. Не застынет, не остановит времени оно. И бег его как время безупречен, бесстрастен как полночный светофор, стоящий на посту, ссутулив плечи, считающий что лучшее - повтор, что смысл чередованья тьмы и света просчитан Богом и непогрешим, что солнцем разогретая планета должна остынуть за ночь до вершин. Вот потому Земля - в полярной шапке и днём, и ночью, летом и зимой, и в белых ледяных полярных тапках. Ну точно не в порядке с головой, как у тебя, полночного поэта. Взгляни в окно - почти полмира спит, пока шуршит рука в ночи конфетой, да чайник твой осипший голосит.
Ты сам себе шеф-повар и коллега, бесчувственный небритый рифмоплёт. Слова стартуют сами, без разбега в отчаянный безудержный полёт. Ты просто проводник желаний Бога, по странному стечению судьбы пером твоя отмечена дорога, отсчитаны апостолом столбы. Здесь нет ни перекуров, ни привалов, всё на ходу - и страсти и любовь. Всегда один, безвременна опала, и пусть временщики не хмурят бровь, фискальные доклады сочиняя, разделывая рифмы под орех. У самого последнего трамвая гораздо больше правды.
Как на грех светает поздно перед Новым Годом, не разглядеть светила в темноте. Дыхание холодное природы, запутавшейся в собственном холсте, отмеривает время и пространство, рисуя на окошках вензеля, собой гармонизируя убранство и такелаж земного корабля, плывущего как щепка по теченью промасленной отходами Невы. Конец недели - это воскресенье для первых дней недели.
Всё, увы! Закончились как пьеса выходные, вновь будни и трамвайные стихи, вертушки турникетов, проходные... Они не искупают все грехи. Что значит грех любви иль первородства, что значит боль потери или страх, когда с небес спускается сиротство и выступает солью на висках. Краплёные тузы твоей колоды побиты как сердечный парафраз. Окраска "перец с солью" снова в моде, вот и соли щепоткою, на глаз, пока не побелеешь до тумана, который сам себе и намолол. Привычку заведи всегда в кармане держать простое средство - Корвалол.
А что под пальцами, йцукен или qwerty... неважно, раз болит - ещё не труп.
Пусть корваLOL, как смайлик юной смерти оскалит безупречно белый зуб.
Ошибки совершая невпопад,
Роняешь день в пучину тёмных дел.
Слова порой рождают камнепад,
А выпавший из рук чертёнка мел
Очерчивает сам порочный круг,
Неровную окружность бытия.
Сквозь щель - сквозняк и рвётся дверь из рук,
А от порога вьётся колея,
Уводит от накатанных путей.
Пусть шагом конь, но сердце рвётся вскачь.
Легко загнать безудержных коней,
Чужое сердце - опытный палач.
Подписан к исполненью приговор:
"Помиловать нельзя в сердцах казнить",
Поставит запятую прокурор,
Защита потеряла в спешке нить.
Свободу получивший воробей
Порхает, продолжая петь и жить.
И только я, отъявленный злодей,
Приговорён пожизненно любить...
"Декабрь будет тёплым и ненастным" из метеопрогноза
Декабрь будет тёплым и ненастным
И никакой надежды на мороз,
Бесстрастное останется бесстрастным,
Зима как ящер сбрасывает хвост.
И хвост живёт своей хвостливой жизнью,
Бесснежной, бестелесной, без души.
Под этот хвост теперь не вставишь клизму,
Сиди, мой друг, тихонечко пиши...
Пиши своё согласно партитуре,
Выкладывай слова на нотный стан.
Пусть ветры в поседевшей шевелюре
Подкорковый волнуют океан,
Киты всплывают, выдохнув фонтаны,
Суда пережигают кислород.
Движение в природе постоянно,
У мира не кончается завод.
Лишь вовремя подкручивай пружину,
Без ключика попробуй обойтись.
И пусть фуникулёр несёт кабину,
А ты держись и в пропасть не сорвись.
Ванику
От колыбельных медленных мелодий,
От материнских слов, объятий, рук
Туманит разум словно к непогоде,
И дарит сон знакомый сердца стук.
Зевает дверь, любимые игрушки,
Забыв игру, ложатся на бочок.
Сгущается туман в молочной кружке,
И дремлет совесть - Джемини-сверчок*.
Сопит в шкафу мультфильм про Чипполино,
Он итальянец, что с него возьмёшь.
Сестра на фото в пачке, балерина...
Лишь за окном не спит осенний дождь.
Всё лето он гулял по дивным странам,
Разглядывая горы в серебре,
Напился из далёких океанов,
И вот явился поздно, в декабре.
Он до утра нашёптывает песни,
Прозрачный заслоняя небосвод.
И скоро, ёлку вырядив невестой,
Закружит над тобою Новый Год.
Проснёшься поутру в цветастом мире,
Всё яркое споёт о красоте.
А ночью - только серое в квартире,
Ведь краски засыпают в темноте.
Сверчок Джемини - герой диснеевского мультфильма "Приключения Пиноккио", названный "совестью" главного героя.
С ладони вскормлена пустота,
Внутри, снаружи и в небе пусто.
В моей вселенной прошла черта,
Ручей короткий - исток и устье.
Зимой промёрзнет до хрусталя,
Застынет хрупкой стеклянной жилкой...
Скрипичный ключ обнимает ЛЯ
От камертона с двузубой вилкой.
Прекрасным выдался унисон,
Но диссонансом вмешалась проза.
Обложки трескается картон,
И мёрзнут клавиши от мороза.
Звенеть стеклянному до весны,
Снега бумагой белеют в рамке.
В закатном свете следы красны
От крови солнечной в каждой ямке.
Пустынный берег хрустит слюдой,
В подводном мире темно и глухо,
Дожди, откормленные водой,
Не беспокоят зимою ухо.
Шальные птицы взлетают ввысь,
А рыбы прячутся под корягу.
Слова, похоже, не родились,
И буквы молча грызут бумагу.
Вы спрашивали, какой я национальности... А не всё ли равно вам?
Да будь я хиппи, клоун, дервиш или космополит,
Если цвет глаз у весны уворован,
Как и у кареглазых, в груди от разлуки болит.
В тоске без любви не прожить и сезона,
Не объяснишь же Богу, что он в корне не прав.
Всем всевышним до фени человечьи резоны,
Им до лампочки те, кто нарушает устав.
Странно живёт человечество, любящих - нацменьшинства...
Похоже, большинство так и не научилось любить.
Со стороны создателя это такое большое свинство,
Что неудобно вслух перед иконами говорить.
И как нас могут судить невлюблённые злые судьи?
Впрочем, наверное, не хватает любви на всех...
Вот потому и придумали, верно, люди,
Что огромная часть любви – это табу и грех...
А во грехе можно быть хохлом, кацапом или евреем,
В конце концов белым негром, или кричать, что ты умудрённый жизнью удмурт.
Ведь мы лежим в любви в середине мира, а уж левеее или правее,
Выяснится позже, ведь не все умрут.
Кто-то останется и, заинтересовавшись биографией,
Будет лазить там как проктолог по прямой кишке,
Заглядывая в переулки, ища фотографии,
Не понимая, что было в этой поседевшей башке.
Что творилось в душе его, когда он ходил по улицам, обедал, писал, пил водку
И всё это время......... любил.
О чём умолчала в тот день метеосводка,
Когда душой, на излёте коснулся он аничковых перил...
Какая ночь была, тёплая или стылая
И что завезли в гастроном напротив - салями или же селяви.
Но, пока я жив, обними же меня, милая!
Утопи в национальности твоей любви!
Впрочем... стоит ли смешивать этнос, любовь и поэзию?
Хотя, последние два компонента у поэтов в чести.
Хорошо жил Гоген, он искал красоту в Полинезии,
А, найдя там любовь, не просил у неё: "Отпусти".
Он ведь просто писал. Писал душою и кистью.
Но я не умею кистью, я могу лишь просто писать.
И если хватает любви, чтоб наполнить ей мысли,
То то, что я знаю и чувствую - тебе придётся узнать.
Узнать о любви ко всему земному и сущему,
Ко всей этой странной планете ангелов и подлецов.
О любви к её прошлому, настоящему и грядущему,
Состоящему из детей, матерей и отцов.
…………………………………………………………………….
Дождь говорит по-русски, на хинди, фарси, на иврите...
Ты слышишь, это водой из глаз захлёстывает водосток.
Пусть это мир жесток,
Но любите его, любите!
Ведь не будет иного мира ни на запад, ни на восток.
кабестан [фр. cabestan] - лебедка с
вертикальным валом, применяемая на судах
Человеку свойственно любить
В рамках правил или вне закона,
На родимой ветке гнёзда вить
Иль верёвку под чужим балконом.
Может, не понадобится шнур,
Нежная рука в перчатке тонкой
Или понимающий амур,
Баловень с повадками ребёнка,
Сбросят сверху вечный инструмент,
Снасть для казанов и донжуанов.
Вот он - СОвращающий момент,
Что вращает оси кабестана.
Не скрипит подъёмный механизм,
Смазаны любовью шестерёнки,
И супруга скучный организм
Может спать, посапывая тонко
Или пребывать в других краях,
Может, тоже под чужим балконом...
Ведь в краю любви неведом страх,
Страхи для влюблённых не препоны.
Так несложно враз перемахнуть
Через вожделённые перила,
С нетерпеньем в страсти утонуть
И не вспоминать о том, что было
До того, как вспыхнули огни
Над твоей бедовой головою.
Тянет обжигающий магнит
В простыни интимного покроя.
К яню примагничивает инь,
Эта связь в природе постоянна.
Шёлковый наматывают линь
Золотые оси кабестана...
Ты мне закроешь мёртвые глаза,
Когда я не смогу тебя увидеть.
Я вспомню, что не всё тебе сказал...
Прости, я не хотел тебя обидеть.
Я должен говорить пока дышу,
Пока все листья слов не облетели.
Наполнен ветром неба парашют,
Он падает в предчувствие метели.
В осеннем небе холодно летать,
Но холод для огня лишь тень угрозы.
Тебе во мне навечно прорастать
И в сердце у тебя - мои занозы.
В полёте мы близки как два крыла
И разделимы тысячью печалей,
Друг друга нам судьба недодала,
Лишь два пути, скрещённые вначале.
Прозрачный вечер холоден как лёд,
Природа отменила дождь и слякоть.
Тебя уводит ночь за поворот,
Ты слабый пол, но не умеешь плакать...
В твоём окне калёная зима,
Короткий день по своему прекрасен,
Седой старик, морозная сума...
У Бога для людей так много басен...
Раздав долги, уходит старый год,
Но нас не занести ему в итоги.
Пусть новый год проложит поворот,
Хоть на минуту нам скрестив дороги.
Вязнет мышка в полях интернета,
Поскользнётся и шлёпнется в грязь...
В паутину поймала планету
Мировая религия - Связь.
В каждом поле есть место для брани,
Матереет в боях человек.
Отставаниям нет оправданий,
Мировая религия - Бег!
Выстрел стартовый сух и нестрашен,
Но до ленточки не добежим,
Ведь в прицелах всех танковых башен
Мировая религия - Дым.
Хочешь мира? Готовь пистолеты,
Это просто - стрелять и хотеть...
Не забудь помолиться с рассветом,
Мировая религия - Смерть!
Истребив половину неверных,
Остановится вряд ли солдат.
Кто-то в штабе скомандует первым,
И Земля превращается в Ад.
Не останется места для рая
В окровавленной мёртвой глуши,
Кто-то в штабе всплакнёт, умирая,
Он последний, вокруг - ни души...
Может, надо не Богу молиться,
Для Него мы прошедший этап.
Мы не аисты в небе, синицы...
Неудачен адамов стартап.
Лучше сбейте покрепче прицелы,
Чтоб не в сердце, не в глаз и не в бровь...
На доске, перепачканной мелом,
Детским почерком...
ТЕМА: Любовь!
Туманы жмутся к зеркалу залива,
Подвыпившее небо на сносях.
Зашторенный Кронштадт неторопливо
Дописывает речь о летних днях.
Перо скрипит и почерк неразборчив,
На клавишах вслепую не сыграть.
Старик с утра всегда неразговорчив,
А вечером... не стоит вспоминать.
Нева с ведром воды купает Питер,
Фонтанка сторожит Фонтанный Дом.
Он в стирку сдал на Мойку старый свитер
И ёжится от вида за окном.
Он знает, у Обводного канала,
Не в Питере, а рядом, под рукой,
Есть принтер, старый ноут и немало
Листов бумаги в нём нашло покой.
Ему и неудобно и лениво,
Но речь сдавать наутро в Леньсовет,
И просит он, чтоб быстро и красиво
Нашлёпал всё на клавишах сосед.
Обводный обведи ещё, попробуй...
Он сам вокруг перста вас обведёт.
Все знают, он мошенник высшей пробы,
Поймай его, сквозь пальцы утечёт.
В обмен на соль залива он согласен,
Он выручит сегодня старика.
Под плеск волны и песни летних басен
Сливаются бумага и строка...
От мокрых пальцев ноут еле дышит,
Чернила - чёрным флагом на ветру...
Дожди звенят соборной медной крышей,
И жёсткий диск скончается к утру.
На каждый винт найдётся Леди Винтер,
На каждый летний вальс - осенний сон,
Где струи в ночь впечатывает принтер
С израильской фамилией Эпсон.
У меня ирония в крови,
Покажи мне выпь - и сразу выпью.
Накануне ветреной любви
Небо зарастает мокрой сыпью.
Носят воду птицы в решете,
Натирая воздухом закрылки,
И земля в осенней наготе
Превращает прошлое в обмылки.
Знаковое слово - перелёт,
Это птицы, души и снаряды.
Пусть осколком смерти не кольнёт
Осень, что укрылась листопадом.
Там, на юг - дымятся тополя
И в тетрадях рваные отметки,
Там побило градом до нуля
Кровные насиженные ветки.
Помолчи, пернатый караван,
Нет ни слов, ни песен и не время...
Проводи в закатный океан
Тени тех, чьё выгорело стремя.
Наточи на бреющем крыла,
Взрежь собой со свистом дымный парус,
Чтобы наземь туча протекла,
Дай поплакать вволю тротуару.
Тянет к югу медленный конвой
Перелётной осенью по-птичьи,
Завершая день сороковой,
Горький, обжигающий обычай.
моей Светлане
Ты говоришь о пустяках, о каждодневных передрягах,
Горчит калиной на губах далёких лоз хмельная сага.
Пестрит осенней снедью стол и дети заняты игрою,
На день рожденья не пришёл ни Бог, ни чёрт, лишь мы с тобою.
В полуоткрытое окно сочится пыль дорожных сплетен...
Чихать на сплетни, всё равно наш мир снаружи незаметен.
Он состоит из дней забот и бесконечных поворотов,
Мы словно маленький народ и нами вечно правит кто-то,
Подкинет толику проблем, ему помогут в этом дети.
Пусть кто-то слизывает крем, но есть и чёрствый хлеб на свете.
Ты задаёшь простой вопрос: "Ну, сколько, сколько нам осталось?"
А жизнь нас тянет словно трос, пока лебёдка не сломалась.
Ты продолжаешь разговор, перечисляешь все задачи...
Ах, лишь бы выдержал мотор... когда же будет всё иначе?
Твой свет смягчает горечь тьмы, но стая слов в устах застыла:
"А где же в этой жизни мы? Где мы с тобой вдвоём, мой милый?"
Мельчает день, а ночь всё строже,
Всё дольше спрашивает с нас.
Осенний взгляд на жизнь дороже
И пахнет яблоками Спас...
Ещё не стынет зелень лета,
Но спит в подстрочнике зима,
Заиндевелые сонеты
Ложатся в те же закрома.
Дома, что выстроены в небо
Теряют крышу в облаках.
Уснула осень юной Гебой
На хрустком ложе - на стихах.
Ей снится терпкая изнанка
Горячих выгоревших дней
На полусонном полустанке.
Там целовался август с ней...
Шалун шептал о перелётах,
О серых в яблоках гусях,
Прислал цветы на летнем фото.
Проснулась осень на сносях...
Незрелый маленький сынишка,
Вожатым будет октябрят.
На трёх ребят одна интрижка?
Об этом вслух не говорят...
Кому ты тикаешь за стенкой, жук-точильщик,
Отсчитывая срок полураспада?
Скринсейвер осени в окне в 15 инчей
Застрял на третьем акте листопада.
Шуршит по шиферу надтреснутым мотивом,
Измученной нарзаном увертюрой
Осенний реквием для белого налива,
Но к маю не подходит партитура.
Струится музыка по лиственным ладоням,
Дрожат цветы от капельных ударов.
Смывает дождь пыльцу и тихо ветви стонут,
Бесплодны недовязанные пары.
Упорно тикает за досками будильник,
В глубины сада дождь ныряет с аквалангом,
Ворона мокнет головешкою без крыльев,
А жизнь обходит этот день, обходит с флангов...
май, 2008
Бежим на детскую площадку!
Бежим быстрее ветерка!
Там все друзья играют в прятки
До самых сумерек, пока
Не позовут на ужин мамы,
Пока не включат фонари.
А то бы прятались упрямо
До самой утренней зари.
Ведь в темноте искать труднее
И интересней в тыщу раз.
А тень от клёна всё длиннее
И что в тени не видит глаз.
А вдруг там спрятались девчонки?
Нашёл! Косички на виду!
А мама ждёт меня в сторонке
Пока я всех ребят найду...
У замков песочных замки из песка,
Рассыпчатый нрав их подводит,
Воздушные - заперты на облака,
Надёжная крепость не в моде.
В трефовые окна казённых домов
Пиковым сквозит интересом,
Бубновые хлопоты стёртых полов,
Червивая жизнь под навесом
Из фени и волчьих законов на всё
В осаде тупого смиренья.
Сдаёшься без боя - склюёт вороньё.
Воюй, коли хватит терпенья...
У мира и мира названье одно,
В конечном - и смысл одинаков.
Отец Бондарчук, пропиши нам кино
Со светлым концом после мрака,
С войной без гламура, с любовью навек,
Красивой, как чудо без грима.
Где просто судьба, а за ней человек
Обычный и неповторимый.
Ты помнишь, снимался на "Тасме" Мосфильм,
Её не в Тасмании брали.
На лучших рядах не иконы и стиль,
А зритель, что плакал в финале...
Он безыскусен, этот мир,
Но сложен, ярким паззлом сложен.
Рулетку крутит командир
И отпускает словно вожжи.
А ты выигрываешь диск
И, проиграв свою пластинку,
Последним днём оплатишь иск,
А приговор всегда в новинку.
Потом привыкнешь к слову смерть,
Смердеть научишься всем телом...
Довольно просто умереть,
Вот хоронить - другое дело.
Залезут близкие в долги,
Примеришь памятник из камня,
Как примеряют сапоги,
Портрет натянут на подрамник...
Молебен, свечи, катафалк...
Вперёд ногами, как обычно.
Лежишь себе ни шатк, ни валк,
Одет и вроде всё прилично,
Но что-то явно невпопад.
Душа зудит, спасите, братцы!
Еще не ясно, в рай иль в ад,
Но, чёрт возьми! Не почесаться...
Розовым небо окрашено,
В сотню оттенков расписано
Кровью заката вчерашнего
Ангелами за кулисами.
Город в рассветной мистерии,
Сонно листающий прошлое,
Главы вчерашней империи
В пыль переулков заброшены.
Тени скитаются около,
Ищут дневного пристанища.
Спит недалече Чукоккала,
Дремлют Фонтанка и Аничков.
Солнцем разбужена звонница.
Тенью двуглавого кречета
Кавалергардская конница
У перекрёстка замечена.
Взгляд кринолиновой барышни,
Вздох многотомный на полочке,
Веер, забытый на клавишах,
Денди, одетый с иголочки,
Всё - хирургия от Гоголя,
Демоны от Достоевского.
Чёрту молиться ли, Богу ли?
Заперт завет занавесками...
Вызубрив бритву как "Отче наш",
Боли унять не старается
Питер - кровавое зодчество.
С кровью, но жизнь продолжается
То ли твоими молитвами,
То ли моими стараньями.
Бреюсь зазубренной бритвою,
Словно двойными пираньями.
Чайник вскипит - не угонишься,
Будем обедать по выстрелу,
Взгляды глазуньи сегодняшней
Не претендуют на истину.
Реквием веку латунному
Листья сыграют шуршащие.
Русская жизнь - семиструнная,
Но канитель - настоящая...
Компьютер занят ерундой, он форматирует дискету.
Вскипел вечерний водопой, топлю бетонную галету...
Печурка топится сама, её дровами закормили.
В прозрачных сумерках дома глаза гардинами прикрыли,
И, на ночь глядя, поезда сбежать пытаются за счастьем.
Как поплавок дрожит звезда, ей тесно в глянце тёмной масти.
Коктейль из омута несвеж, в нём спят кощеевы останки,
А тишина пробила брешь в далёкой нежности тальянки.
В неровный крошечный проём вползает соло на нирване,
Наполнен снами водоём как тайным смыслом заклинанье.
Давай, дуэтом помолчим о том, как пели мы под солнцем...
Взлетает к небу лёгкий дым, и дышит мятой ночь в оконце.
Пряный вечер привёл за собой мошкару
Под крыло говорливой беседки,
Недозрелый июнь покраснеет к утру
И сорвётся с насиженной ветки.
Засыпает пространство нетающий снег,
Укрывает великое малым,
И земля засыпает, похоже, навек
Под любимым своим одеялом.
Тёплым дням дозревать в тополиной стране
На ковре из белёсого пуха,
Где, лишённый корней, на седом валуне
Спит лишайник. Ни сном и ни духом
Не поднять невесомую тяжесть с земли,
Зарастающей зеленью строчек.
По бескрайнему лету плывут корабли
Под командой ветров - одиночек...
Снова прогнозы набело, врёт поутру транзистор.
Что там сказало радио? Переключай регистр...
Хмурится небо в рытвинах, плохо привили оспу.
Словно кино забытое кружатся в танце осы.
Мокрого ждёт околица, а водяного город,
Церковь с пригорка молится, капнет попу за ворот.
Мы побежим по улице как под навес цыплята,
Будешь в объятьях жмуриться от поцелуев мятных.
Взгляды прохожих - побоку, дождь на босых ступенях.
Нас накрывает облаком запах сырой сирени...
На невском бакене железная испарина,
На пыльных улицах комфортно спит метель.
Больная родина мне заживо подарена,
Куда бы вывезти судьбу мою отсель?
Меднеет ангел, по столпу взобравшись белкою,
Трубит другой свой срок на правом берегу.
Накрыт мой город нелетающей тарелкою,
В недвижном воздухе несёт июнь пургу.
Гонцы из прошлого разводят ночь растворами,
В ростральном пламени горят мои мосты,
Они разводятся, шипя в огне: "До скорого...",
Двукрылым фениксом взмахнув из темноты.
Беспечным бражником летает лето пьяное,
Над колокольнями с рассветом бронзу льёт.
А по воде - следы бурунами с баранами,
Ночных корабликов пасётся хоровод.
Грустит о девичьем сирень, судьба надломлена,
Надежда выжила, а прочее - не в счёт.
В друзья как прежде набивается оскомина,
Незрелый возраст продлевается на год.
Тяни на Оскара, таблетка с оскарбинкою,
Лечи от старости, молчание храня.
Хрипит труба моя заветною сурдинкою,
Она поёт тихонько песню про меня.
Меж плеском одиноких берегов
И ржавчиною якорных оков
Пыхтит неувядаемый буксир,
Пуская в небо ворох чёрных дыр.
На мостике бессменно - старый Ной,
Команда разбежалась в мир иной.
На камбузе - невинный винегрет,
В печурке тлеет импортный паркет.
С автографом икона на стене:
"В далёком крае вспомни обо мне,
Ведь я твой друг, не только господин.
Молись, ведь я и в дружбе триедин".
Наматывая песни на штурвал,
Не ноет Ной, он ищет свой причал.
Усталые хранители минут,
Свивая время в тонкий медный жгут,
Всё тянут зеленеющую нить.
По ней он и надеется доплыть
До острова, где влажным языком
Смакует вечность звёздный комбикорм.
Там берег заползает под волну
И можно трогать взглядом тишину.
...................................................
Ну, а пока мазут, ремонт, штурвал...
И рифмами заполнен бортжурнал.
Не наряжены стены крашены
И с потёмками потолок,
О последнем меня не спрашивай,
Это знает один лишь бог.
Тает вечноживая очередь,
Дремлет братство сдающих кровь.
Оставляет им одноточия
На изгибе локтя Любовь.
Милосердие с милым именем,
Под халатиком - боже ж мой...
Поработать рукой проси меня,
Хорошо что не головой.
Я обнял бы тебя не думая
Там где кошкою спит тепло.
Спой мне, осень моя безумная,
Подними меня на крыло!
Запах юных духов цепляется
И коротенький маникюр,
Словно маятник парень мается,
Бьётся в стены шальной амур.
Поразила меня стерильною
Одноразовою стрелой.
Эх ты, доля моя двужильная!
Сдал анализы и - домой...
Летом жгучая крапива
Вырастает у дороги
И в лесу, и у залива.
Берегите, дети, ноги!
У крапивы лист красивый,
Словно вырезал художник
Уголки неторопливо
По зелёной жгучей коже.
Только что-то непонятно,
Кто же это так старался,
Вырезал узор занятный?
Он, наверно, обжигался...
Спеши купить по сниженной цене
От сна и одиночества лекарство
Пока блестит в расклеенном окне
Весеннее негаснущее царство,
Пока рассвет готовит тишину
К заутрене, помноженной на ноты,
Пока не нагадали нам войну,
Пока молчат свирели и фаготы.
Пока ты коронован на любовь
И мяч в игре забыл что значит аут,
Запретен для ненастья миг любой,
Ты жизнью приглашён на летний раут.
Закрутят соло страсти соловьи,
Стрижи на бреющем сверкнут над головою...
В ладонях тают запахи любви,
Как яблочный снежок зимою...
Последние метры
Апрель догорает в ресницах рассвета,
Весна по раненью спешит в медсанбат.
Короткие сны так похожи на лето -
Прощальное танго вчерашних ребят.
Тепло проползает за фронт тихой сапой,
Усеяв цветами весь вражеский склон.
Вервольф закрывает дорогу на запад,
Но рвёт оборону стальной батальон.
Как трудно даются последние метры...
Давайте, славяне, станцуем потом!
Здесь родиной пахнут потсдамские ветры,
Здесь клевер такой же, но смерть за углом.
Нагорную проповедь снайпер не слышит,
Щелчком пополняя резиновый счёт.
И красный цветок ниже ордена вышит,
Последнее время по венам течёт.
В страну без войны за болезненной гранью
Уводит кровавая божья слеза...
Лежит без движенья воронежский парень,
В немецкое небо уставив глаза.
Сержант
От Курской дуги до угла Блюменштрассе,
Глотая из фляги наркомовский спирт,
Ты шёл напролом по намеченной трассе
И сеял свинец, забывая про мир.
Средь воя катюш и смертельного града
Ты выжил, ты смог, повезло - уцелел...
Кричит тишина средь цветущего сада
В разрушенной школе, где сын твой сгорел.
Сержант, ты оглох от тротиловой песни!
Давай же, споём штыковую навзрыд!
И если Берлин от припева не треснет,
То треснет весь мир, как майор говорит!
Обратный отсчёт
Капут, фатерлянд, крепкозадые немки,
А дома кресты, обгоревшая печь
Без стен и крыльца, да разбитая эмка,
Уткнувшись в овраг, учит ржавую речь.
Обратный отсчёт до смоленского дома,
Которого нет и в котором не ждут...
Непросто ходить по дороге знакомой,
Где травы и камни о прошлом поют.
Соседская дочь, либе фройляйн Алёна,
Немецкий ефрейтор и пролитый чай...
Куда ж ты смотрела, эх, дроля-гулёна!
Теперь кляйне киндера в люльке качай...
Славянские песни арийскому парню
Напой, чтобы врезались в мякоть души!
О жизни и смерти простыми словами
По белому снегу огнём запиши.
Ах, тёплые руки, округлые плечи,
Предательски мягко пружинит диван...
Не знаю что ждёт нас, вся жизнь или вечер,
Но сына запишем - как батю!
Иван!
Звёзды Победы
Кремлёвские лица, стальная брусчатка,
Линейные хлопцы печатают шаг.
Застыла страна от Днепра до Камчатки
В строю, словно сжатый до боли кулак.
До боли от ран, от отдачи винтовки,
От страшных ожогов горящих людей,
От стона земли под немецкой подковкой,
От шрамов войны на сердцах матерей.
Подбитыми птицами чёрные стяги
Ложатся к подножию мраморных стен.
Московские голуби, сизые маги
Кружатся, воркуя, у детских колен.
В небесных полях распустились бутоны,
Костром завершая победный парад.
И падают звёзды на грудь и погоны,
Цепляясь лучами за души солдат.
Рукоположен и драчлив,
Я нынче пьян как поп-расстрига...
Пусть субъективен объектив,
Считай до трёх, моя интрига!
Экипирован экипаж
И хватит денег на полбанки.
Я жизнь беру на абордаж,
Я отобью ей третьи склянки!
Завода хватит на разбег.
Полёт нормальный - есть полтинник!
Виски захватывает снег,
Но я сегодня - именинник!
Аллюр со старта - три креста!
Хлебнув забортного из фляги,
Быки Дворцового моста
Из греков вывезут в варяги,
Подскажут до Европы путь
Из азиатских дивных далей.
И мне удастся повернуть,
Как реверс выданной медали,
Слепой, звенящий златом мир,
В который входим мы нагими.
Не облачайте нас в мундир,
Готовя души к вечной схиме,
Не золотите купорос
Взамен синеющего неба!
Мой срок до рая не дорос
И не дорос до врат Эреба!
Много красок на планете:
Небо, радуга, заря...
Но чудесней всех на свете
Разноцветные моря.
Корабли из океанов
Приплывают в те моря,
По команде капитанов
В них бросают якоря.
В Красном море волны красят
Цепь и якорь в красный цвет,
Днище тоже будет красным,
Словно свежий винегрет.
В Чёрном море цепь чернеет
И чернеют якоря,
Поплывём с тобой скорее
В край, где светлые моря!
То ли дело, в Жёлтом море
Плещет яркая волна,
Безо всяких разговоров
Красит в жёлтое она
Якоря и днища лодок,
И борта у кораблей.
Даже хвостики селёдок,
- Подставляй-ка хвост скорей!
Но от всех весёлых пятен
Отмывают корабли.
В Белом море словно в вате,
Всё белым-бело вдали.
Всё окрасит цветом белым
Беломорская вода.
В океан выходят смело
Белоснежные суда!
Мама с бабушкой на кухне
Колдовали целый день.
Там под крышкой тесто пухло,
Как под кепкой набекрень,
Там готовились начинки
Из капусты и грибов,
Фарш крутили из свининки
Для мясистых пирогов.
Удался обед на славу:
Борщ, пампушки, голубцы...
И сказал наш деда Слава:
"Ну, девчонки... молодцы!"
Моей стремительно взрослеющей дочери
Он жалеет тебя, жалеет,
На жалейке играет гимны,
По засыпанным сном аллеям
Из апреля уводит зиму.
У весны в рукаве экспромты,
Там - застыло, а здесь - пожиже...
От луны оторвался ломтик,
Как закладка от детских книжек.
Он читает тебе, читает,
По строке заплетая в косы.
Серебристою птичьей стаей
Осыпается лёд вопросов.
На лету замерзает время,
Он растопит его в ладонях.
Растолкует толкушкой темень,
Светлый нимб над тобою склонит.
Он листает твой сон, листает,
Избавляя от детских страхов.
У всевышнего роль простая -
При рожденье дарить рубаху.
Он согреет тебя, согреет,
Белоснежным крылом укроет,
Этот тёплый пушистый веер
Одного на двоих покроя.
Он разбудит тебя, разбудит,
Пусть лишь вскрикнет во сне будильник.
На большом разноцветном блюде
Лопнет ночь словно шарик мыльный.
Он торопит тебя как может,
Провожает до самой школы.
Он старается быть моложе,
Но года - это тяжкий молот.
Он встречает тебя, встречает
И целует, но ты не знаешь,
Наливает покрепче чаю
И садится напротив с краю.
В ночь опять будет звёзды клеить
И подсчитывать для порядка...
К единице прибавить девять -
Девятнадцать, а не десятка.
Кутаясь в колкий март,
Зимний по нашим меркам,
Плавится сырный круг,
Пачкает горизонт.
Бог объявил фальстарт,
Но не захлопнул дверку,
А загляделся вдруг
В неба раскрытый зонт.
Капли иных планет
Спят на его ресницах
И, не мигая, день
Смотрит сквозь призмы слёз
Как, преломляя свет,
Буквами на страницы
Молча ложится тень
Литерами волос.
Воздух не шелохнут
Звуки ручной работы.
Пусть догорает шанс,
Медленно тлеет трут.
Жаль, что на пять минут
Мир попадает в ноты,
Прочее - диссонанс.
Только на пять минут...
Нас было лишь трое в разрушенной Трое:
Фамилия, Имя и Отчество.
На княжьем пиру, где столы непокоем,
Нам выдали три одиночества.
Костры погребальные родины дальней
Затоплены в бане по-чёрному.
Чем дальше весна - холодней и февральней,
Темно и не видно в подзорную.
За серым уделом - всегда голубое,
И там золочёным причастием
Наречие Бога, на ласки скупое,
Дрожит над початками счастья ли
Иль просто забвенья на блюдце с каёмкой,
Потери дарёного имени.
Парное вино наливай мне до кромки,
Молочною речью пои меня...
И я прорасту гостем реинкарнаций
Цветами на белом папирусе.
Я просто вернусь и не надо оваций,
Не надо оваций на клиросе...
Моему милому доктору Надие Томазовне с теплом
Рифмуй протёртый суп с панкреатитом,
Пройдя насквозь больничный коридор
В обнимку с недолеченным гастритом
Пока стучит изношенный мотор.
Оббитые углы рихтуй каталкой,
Улыбчивая дева-медсестра.
Цемента с физраствором нам не жалко,
Пока болит - не кончена игра.
Меняй омепразол на свежий ветер,
Дочитывая пятый детектив.
На этой неустроенной планете
Недуг - обычный наш аперитив.
Он что-то пропоёт моей харизме
О всех гастрономических табу.
В больничный рай мы въехали на клизме,
Клистирной трубкой дразним мы судьбу.
Глотай кишку, больное наказанье,
А на закуску - вентер и кровать.
Ах, доктор, улыбнитесь на прощанье!
Позвольте руку Вам поцеловать...
Больна тоской, повязана одышкой,
Хромая по траве на каблуках,
Держа под мышкой сумочку и книжку,
Безмолвна, как стареющий монах,
В костёр из листьев топлива подбросив,
И, посадив на цепь шальной мистраль,
Устало на скамейку села осень,
У ног её причалила печаль.
Пора домой, в упряжке мёрзнут кони,
И кучер запирает чемодан.
Зима в пути, как водится, догонит,
И смёрзнется в сугроб сырой туман.
Дыханье непрозрачно словно вата,
Стеклянный бисер катит по щеке...
Ах, осень, ты ни в чём не виновата!
Ты возвратишься летом.
Налегке...
Опустошенность, словно перед казнью,
Рассвет бежит собакою на голос...
Зеркальный взгляд наполнен неприязнью,
Подробен мир и виден каждый волос.
Рыдает пена в мокрую жиллетку,
Лыжню проложит лезвие по снегу,
Сажусь как птица на чужую ветку,
Доверив жизнь жетону-оберегу.
Аид поет про молодость и силу,
Припев рефреном режет по живому,
А эскалатор в братскую могилу
Ведет нас, как жокей по ипподрому.
Мелькание реклам и запах кожи,
Блондинки в разноцветном оперенье...
А нам закрылки осень злая гложет.
- Так что ты там про смену поколений?
Прощальной песней лейтенанта Глана
Ушла эпоха вглубь, на дно фиорда,
Но нас отыщут, как это ни странно,
Мы сохранимся битым файлом Word`а,
Листом кленовым в томике Верлена,
Осыпавшейся тенью на странице.
Потомки 25-го колена
Уснут с печатью прошлого на лицах.
В осадке белой ночи черной тушью
Нальются запятые спелых почек.
Стряхнув года, синея от удушья,
Взмахнёт обложкой стая старых строчек.
Последние романтики планеты,
Лишившиеся крыльев на излете
Подброшенной создателем монеты,
Мы срежем путь на новом повороте.
Пусть наше поколение не вечно,
Но мы, уйдя, по первому же зову
Подарим юным душам человечьим
Живое, незапятнанное слово.
В календаре моём - изношенный сезон,
На Невском в моде рыжие пасьянсы,
А в Летнем мокнет каменный вазон...
Сдаю в багаж потрёпанные стансы,
Оттягивать карманы не резон.
Пора дождей в сердцах взбивает пену дней
И складывает крылья полумесяц.
Толкает шарик вечный скарабей
И крутятся колёса околесиц,
Вращаясь от шеренги шестерней.
За лесом каменным теряя горизонт,
Проходишь по мосту средь людной чащи.
Поймав за хвост чужой сбежавший зонт,
Увидишь как уходит клин журчащий,
Крылом задев небесный Геллеспонт.
Мы обживём с тобой тугие города,
В них вымерли надежды как этруски.
Слова ушли в эфир и в провода,
Проспекты широки, но кельи узки.
И память возвращает нас туда
Где ночь, беременная новым сентябрём,
Несёт в подоле запах спелых яблок,
Которых мы уже не соберём.
Где, уходя, роняет тени набок
Светило, обернувшись снегирём.
Там хор певцов шальных на ветках не умолк,
Всё тяжелее сон скрипучей сливы.
А перед сном любимый серый волк
Ухватит за бочок тебя игриво.
В боках твоих я точно знаю толк...
И можно быть собой у жизни на краю,
Менять стихи на трели менестрелей,
Не замечать любви, но чувствовать - ЛЮБЛЮ,
Качая сына в звёздной колыбели.
Весь мир там состоит из Л и Ю.
Не верится...
Но это - в самом деле!
Слежался воздух под скамьёй, настоян парк на мёртвых листьях.
Переругалось вороньё, кто лучше выступит солистом.
Сползает день на эшафот, в объятия небесных крестниц
И тень креста ужом ползёт, ломаясь о ступени лестниц.
Темно у храмовых дверей и паперть как сосуд пустеет.
Лишь увлечённый воробей кладёт поклоны как умеет.
Поймает ужин не спеша домашний кот по крови дикий,
Чирикнет птичка, чуть дыша, и душу выдохнет. Улики
Мазурку кружат на ветру покуда вихрю силы хватит.
Сгребёт их дворник поутру, надев камзол на толстой вате.
Ведь мёрзнет ношеный скелет, такой достался, знать, от Бога.
Пересчитает горсть монет и звякнет тарой у порога.
А серый страж займёт кровать и, намывая в гости духов,
Кормильца будет ожидать, врачуя шрам за левым ухом.
Под звон ключей скрипит засов, вернулся ласковый хозяин,
Из тетрапаковых коров нальёт туман чужих окраин
И не забудет про себя. Вздохнув, что ж дочка, мол, не едет,
Слезы прозрачного огня под рыбий хвост себе нацедит.
Затеплит синее окно, но смотрит мимо, на обои...
Другое видит он кино, шагнёт, ладонью лик накроет,
Погладит треснувший багет.
- Ну, спи, котейка... спи, плутишка...
И запах старых сандалет навеет сон о вкусной мышке.
практически песня
Загулял домовой, разыгрался на скрипке...
Парафраз для двоих, наш негромкий дуэт
Исполняет на бис поцелуй для улыбки,
Оркестрованный августом вечный сюжет.
Время синих стрекоз, отцветающих ночью,
Ароматов любви и уснувших собак.
К нам в окошко стучат мотыльки многоточий,
И подсвечник хранит стеариновый мрак.
Растаманка-среда четверговые листья
Разбросала у ног моего сентября,
Рассыпает огни взмах рябиновой кисти,
О дороге домой нам с тобой говоря.
Летних ливней слюда осыпается быстро,
След укрыла листва, в лужах мёрзнет стекло.
Мы вечерним вином провожаем игристым,
Уходящее вдаль золотое тепло.
Накрахмалит февраль простыню до прищепок,
На подушке из дров - рыжий волос огня.
И шипит на снегу летней полночи слепок,
Согревает луна и тебя и меня.
Вкус осенних садов - как уста у невесты,
Ночь течёт через край пеной звёзд в небесах...
Вспомни наш поцелуй для улыбки с оркестром,
Повторяется всё, словно эхо в горах.
Потихоньку скрипит домовой половицей,
Дремлет маленький сын, спит подросшая дочь.
Будет август цветной акварелевый сниться,
И стучаться в окно мотыльковая ночь.
памяти Петра Боровикова
Минуты точат сабельные рельсы,
Вагоны - словно рыбы в тине сна.
Тяжёлым мокрым парусом ахейца
Железный путь накрыла тишина.
Колёсное ржавеет многоточье,
Пока есть время думать и молчать.
Все звуки оприходованы ночью,
Ещё Луны не сломана печать.
Серебряная пошлина над миром
Оплатит смену суток и строки,
И тёмным смыслом смерти и клавиры
Наполнятся движением руки.
У камня в основанье мирозданья
На ноте МИ зашкалит миокард.
Рассвет летален словно расставанье,
Сердечный стук - как выстрелы петард...
В дневном костре поленья славы жаркой
Стреляют метко, часто - по своим.
С пера поэта вечною ремаркой
На белый лист течёт посмертный грим...
В кислородной подушке - на четверть надежды,
Прячет ночь по углам пережитый кошмар.
Жёлтый диск проявляется пламенем между
Стаей сосен и временем, присланным в дар.
Пять минут на ногах - и становится плохо.
Он ложится в постель, утро сходит на нет.
Закрывает глаза, ждёт последнего вдоха,
Понимая что видел последний рассвет...
Переломанное ребро не срасталось в корсете гипса,
Помнит капельница нутро, хруст суставов - как шелест чипсов.
Порцеланова тишина разделяет альты и сальто.
Под смычком оживёт струна и латунной трубы контральто,
Затевая игру на бис, на бемоль, что потрачен молью,
Мягко стелет: "Смелей, альтист! Посыпай партитуру солью!"
Видишь - лонжа не порвалась, удалось на три счёта чудо.
Пусть не знает никто, смеясь, появилось оно откуда.
Житьё обдумывает вьюнош,
Куды крестьянину податься...
До кресел Ильфа не доплюнешь,
Так что же делать, зайцы-братцы?
Бриллиантин в газетных гранках
Желтеет с каждой полосою.
Меняй на тугрики и франки
Рекламу пива с колбасою!
Гламурный кич в эпоху глянца
В журнальной варится кастрюле.
Чем любят завтракать испанцы
Иль чем проткнуть пупок в июле...
Всё это важные проблемы
Политиканов светских хроник.
О репортажах из гаремов
Воркует каждый Panasonic.
Алмазов нет в конторском стуле,
А где искать и Гамбс не знает.
И с криком птица Curriculum
Над головой твоей Vitae
Vitae... Vitae... Vitae...
Голуби рады крошкам из моего кармана,
Стриж обгоняет мошку, это летает манна.
Август - густое время, яблоком катит лето,
Медленно зреет семя, смертью пестрят газеты.
Крибле - шагнёшь на грабли, краб ли клешнями схватит,
Рубишь капусту саблей, осень её растратит.
Всхлипнув, отходят воды, мир продолжает сагу,
Простыни из комода пахнут как стих - бумагой.
Женским на чисто-белом светишься тёплым светом.
Выстрелит парабеллум прямо под сердце это,
И понесёшь арбузик, платье сошьёшь в сочельник.
Вызреет карапузик к вечеру в понедельник.
Было, и я в апреле, после обоих дюжин,
Криком открыл неделю, свет увидав снаружи.
Видно с любовью мамы в летнем огне зачатый
Выплавился упрямым, в божьей рубахе мятой.
Скоро затлеют листья, слёзы впитает ветер.
Синего цвета кистью красит любовь планету.
Сыплет индиго крохи небо на океаны,
Это цветы эпохи, красным по брови пьяной.
Тает над свечкой голос, ты прикрываешь вежды,
Дочери светлый волос спит на твоей одежде...
Вся семья сердита очень,
Хулиганил кто-то ночью -
Оцарапал в кухне стены,
Сделал лужу по колено,
Сбросил папины газеты,
Опрокинул табуреты,
Разодрал диван для кукол...
Кто-же это сделал? Ну-ка?
И, нахмурившись, сестрёнка
Собрала лото в картонку
И сказала нам пискляво:
"Это сделал Вредный МЯУ!"
Вдохновителем и катализатором вольно или невольно выступил Александр Кабанов, душевно исполнивший Колыбельную для пиш.машинки
Заведу ключом машинку - вечное Перро,
Сразу дело под сурдинку заведёт угро.
Занесут в реестр длинный птичий псевдоним,
В потребительской корзине спрячусь я под ним.
Метод слепня - слово в слово выводить игру,
С пальцев ниткою суровой обдирать кору.
По коре следами птичек - древние слова,
А в окне в семнадцать инчей - Билла голова.
Жидкий запад - бренди, шерри, красный самогон.
Нам станцуют Том и Джерри - шоу маст гоу он.
На востоке - водка, крабы, лаперузов пруд,
Ходят мокрые ухабы, о камнях поют.
Растекается по древу время напоказ,
Ангел чисто для сугреву чистит керогаз.
Ночь вращает сладко-сладко колыбель свою,
Спи, креведко на Камчадке, баюшки-баю.
Детская песенка
Лягушонок по имени ЛЯ
Потерял на лугу 2 рубля.
Он их долго искал
И тихонько сказал:
"Их наверное скушала тля."
Лягушонок по имени ГУ
2 рубля потерял на лугу.
И сказал он: "Ква-Ква,
Здесь густая трава,
Я найти их теперь не смогу!"
Лягушонок по имени ШО
Мог считать до пяти хорошо.
Но на пятый скачок
Потерял пятачок
И сказал: "Это не-хо-ро-шо!"
Лягушонок по имени НОК
Очень беден был и одинок.
Он нашёл 2 рубля
И ещё 2 рубля...
Ну, а после нашёл пятачок!
Лягушонок по имени НОК
Приготовил огромный пирог.
Именины справлял,
Лягушат приглашал,
Чтобы не был он так одинок.
Лягушата Ля, Гу, Шо и Нок
Уплетают у Нока пирог.
Подружились они
В эти летние дни,
Это вкусный пирог им помог!
Если снег и не видно ни зги,
Надевай на меху сапоги,
За друзьями беги
И пеки пироги
Даже если не видно ни зги.
На столе будет чай, пироги,
А в прихожей - гурьбой сапоги.
Мы и ночью и днём
Песни вместе поём.
Вот такие у нас пироги!
Всё!
Читающий старик на солнцепёке,
Где радугой вращает карусель
Ребячий смех и медленные строки
О виденном за тридевять земель,
О звёздном оперенье птицы Сирин.
На дивном человечьем языке
Играющим в войну - о вечном мире
С пластмассовым оружием в руке -
Читает по складам пророк убогий,
Противясь тёмной жизни словно сну.
И юные доверчивые боги
Стихают, забывая про войну.
Слепым десятипальцевым по Брайлю
Тактильный шорох вяжется в слова.
Закрытой навсегда Союзпечалью
Кивает в такт седая голова...
Разговор литературный
О Тарковском и Целане
И под скрипочку Вивальди
Ты уходишь пудрить нос.
Свой наряд до пят гламурный
Ты забудешь нынче в ванной,
Подкрадёшься кошкой сзади
И дыханием волос
Чуть коснёшься из-за такта
Сквозь туманный зов парфюма,
Шоколадною лисицей
Подожжёшь запальный шнур.
Ты - виновница теракта
И движением бесшумным
Протыкаешь тонкой спицей,
Как стрелой нагой амур.
На застеленной кровати
Неожиданное дело...
Я тогда едва не помер,
(Пятый раз в мои года!)
Разбудила ты простату,
И простата закипела!
Мы статью сдавали в номер...
В общем, сдали.
Как всегда...
Вверху - клешневидно, подточено мраком,
Ворчание Бога - примета беды.
Ложатся под скальпель распухшие баки,
Диагноз простой - метастазы воды...
На мокрое дело не звали хирурга,
Дрожит от озноба небесный бомонд.
Шуршит целлюлит под ножом демиурга
И тает в ладонях раскрывшийся зонт.
Сгоняя бродяг и народ лимузинов,
Сердитый маляр красит паперти стен,
Смывает мейкап и остатки бензина,
Зелёных детей подымая с колен...
Летний законопроект
Пропажа понедельников и пятниц
Желательна на летние сезоны.
Их модницы забудут между платьиц,
Такая избирательность резонна...
А вторник - присобачить к уикэнду,
Ведь мало пары суток для релакса.
Такому без раздумий андерстенду
Научена без мата даже такса.
Среда...
Какой же олух выйдет в среду!
С похмелья, выпив пива, - на работу??
Ну, ладно... в крайнем случае с обеда...
И то не стоит, в среду - неохота.
И что мы наблюдаем в результате?
Четверг - голимей ломки наркомана...
Ну так слезать не хочется с кровати,
Тем более не хочется - с дивана.
Итак, итог логичный как котлета!
Такой проект достоин места в думе:
НЕ НАДО ВСЕЙ СТРАНОЙ РАБОТАТЬ ЛЕТОМ !
Но вот зарплату - выдавать!
Разумно???
Устало за день солнышко светить,
И ветру тоже надо отдохнуть,
Устали птицы на небе парить.
Закрой глаза, приляг хоть на чуть-чуть.
Приснится колыбельная страна,
Там зреет белый сахарный налив.
Натянута меж звёздами струна
И льётся с неба медленный мотив.
вроде как припев
Окном зевает старый дом,
Сопит на блюдце колобок...
Лишь в сонной речке за холмом
Шуршит во сне речной песок (2 раза, хотя можно и 3 :)
Мелодия заполнит города,
Дворы, дома и детские сады.
И засыпает озеро, когда
Мелодия касается воды.
Утихло пенье птиц и ручейков,
Всё выше поднимается луна.
Усни, малыш, немало сладких снов
Подарит колыбельная страна.
вроде как опять припев
Пешеходный фуршет в станционном буфете,
На плацкарту ни скидки, ни выпивки нет.
Разливай перегар под столом под котлету,
Перебъёт винный дух хлебный запах котлет.
На путях под вагоном живут километры,
Полосатые вёрсты ведут в города.
Лишь зайдя в закуток, можно выйти до ветру.
В подстаканных браслетах томится вода...
Карамельною нитью растянутый провод
Прилипает к опорам из дерева ню,
Близорукою пулей впивается овод
В запылённое око стальному коню.
Пересадка в полночной стране водокачек
Меж свистков теловозов и крашеных стен...
Проститутки жуют бесконечную жвачку,
И бомжи смотрят сон со слюной до колен.
Меж матрасом в купе и плацкартной юдолью,
Между взглядами янь и ответами инь,
Разделяя пространство на вехи и доли,
Мы глотаем сырьём привокзальную жизнь.
Горизонт растрескан на краях,
Молоком забрызган небосвод.
Прорастая солнцем на костях,
На полях сражений зреет мёд.
Здесь под волчий вой свистела смерть,
Отточив косу, чтоб тоньше звук,
И металла злая круговерть
Заглушала стон и сердца стук.
Шестьдесят шестой замкнулся год,
Барбаросса сник и постарел.
В каждом камне русский генный код
Лез под ноги и сбивал прицел.
Ночью слышен шорох под землёй,
На осколках трудно мёртвым спать,
И Земля, укутав с головой,
Их качает, как младенца мать.
Новый день начнётся с птичьих прав,
Их отвоевал в боях народ.
Потревожив сон цветов и трав,
Пчёлы собирают горький мёд...
На третий месяц уходит вверх
За синим небом полынь-звезда.
Ультрамарина напьётся стерх,
Накроет крыльями города.
Стерня по краю больных болот
С упорством волка ломает наст.
Но спит у берега ледоход,
Всё ждёт, что выстрел команду даст.
Квартал берёзовый копит сок,
Не замерзающий под корой.
У ветра в кроне рукав намок
И пахнет плесенью снег сырой.
В муке из мартовских ид и дел
Печётся бог о моей судьбе...
А надо просто нажать пробел,
Забросить всё и бежать.
К тебе...
Неторопливое паденье,
Средь стеарина - капли воска.
Сквозь боль десятков поколений
Здесь лики выпуклы на плоском.
Под сень креста во время оно
Чело склонял седой и малый,
Сквозь годы соло баритона
Несёт на клирос запевала.
Аккорд шагов ломает эхо...
Смиренья и надежды полон
Рукав безрукого морпеха.
Иконы взгляд печалью солон...
Дрожит горячий ток лампады
И жизнь свечи слезы короче.
Ты говоришь - молиться надо,
Но не могу я вспомнить "Отче..."
Мы плыли вдаль на корабле,
Мы шли к неведомой земле.
Вдруг, видим слева за бортом
Плывёт большой фонтан с хвостом,
Пускает воду и пыхтит.
И тут мне папа говорит:
"Гляди, какая красота!
Ведь повстречали мы - КИТА!"
На тёмном фоне в белых майках скучают без чефира чайки. Гоняют пену из кефира все самогонщики эфира. У бывших волн особый шорох, в них вечеров сгорает порох, под сип сифона чьё-то пенье мешают с шелестом растенья...
Тускнеет берег, молкнет галька в календаре за мутной калькой. Воспоминанья исчезают и остаются в хате с краю. В ней спят муссоны и пассаты, фуражки с крабами, фрегаты. Храпит валюта до получки чтоб случай свёл с текущей сучкой в порту портвейновом у кнехта на родине Бертольда Брехта. Там деньги все в балетных пачках и все колени помнят качку. Бульвары пьют у волнореза, он третий день лежит нетрезвый в объятьях шлюхи из Шанхая. Она торгует жёлтым раем и ароматами Парижа...
Здесь ночь суда по днищу лижет, шаланды снов автокефальны, тела бесплотны и астральны. Рисуют звёзды профиль Бога стилетом южным в рюмке грога и пахнет рыбной плотью тина у маринистов на картинах...
Прощай, палёная зима!
Сгорела кукла в страшном танце...
Как чужеродна хохлома
В твоём дырявом белом ранце.
Какие выгорят дела
У адвоката в старом платье?
Ни кока-колы, ни кола
В твоих нетопленых полатях.
Станцуй, залётная метель,
И покати шаром под лавкой!
Здесь мартом мается апрель
И в самокрутку сыплет травку.
Лишь птицы-тройки на шестке
Поют со скрипом о румянце.
Весна проснулась в гамаке
И греет нос протуберанцем.
Сквозь щель в заборе вылез хвост,
Завитый как пружинка.
Но кто же это, вот вопрос:
Собачка или свинка?
Я говорю: "Послушай, хвост,
Ответь-ка на такой вопрос:
Кому ты, хвост, принадлежишь
И почему ты здесь торчишь"?
Но тут исчез хвоста крючок
И появился пятачок.
Пошевелился мокрый круг
И произнёс негромко: "Хрюк".
Из ре-минорных бакалей
Просыпан сахар на пластинку,
Вино достойно королей,
Не растворить лишь только льдинки
До первозданной чистоты.
И льётся шорох под сурдинку
На себастьяновы мосты.
Иглой израненный винил,
В падеж винительный стекая,
Мешает звуков чёрный ил
И, мглой заполнив реки рая,
Поднимет прошлого суда,
И сносит ледяные сваи
Освобождённая вода.
Секундной стрелкой на часах
Сбегает время от расплаты,
И по-немецки точен Бах,
Деля на фуги и токкаты
И жизнь, и смерть, и нотный стан.
Так лист бумаги желтоватой
Вмещает целый океан...
Меж клавиш и органных струй
Из иоганновых регистров
Ты как-нибудь перезимуй
Эпоху проданных министров.
Пусть сумасбродит голова,
Вдвоём со слепнущим магистром
Найди для вечности слова.
И на скале бумажной выступ...
Лежит на грядке странный дом
Размером с ноготочек.
Но кто же проживает в нём,
Загнутый как крючочек?
Там тесновато для гостей,
Нет шкафа для рубашек
И нет кастрюль для кислых щей,
Нет чайника и чашек.
Там в стенах нет окошек,
А на окошках кошек.
Зато там есть калитка,
За ней живёт УЛИТКА.
На старой пристани есть доски расставания,
Печали, радости, сомненья и разлуки.
По ним ступал ты, уезжая в утро раннее
Далёкой юности и стрелами из лука
Весна палила, как впервые голос пробуя,
Припав к излучине песчаного отечества.
А мать грустила накануне, что-то штопая,
Отец молчал, ведь говорить уж было нечего...
Кораблик плыл, латая наскоро пробоины,
А за бортом кипела жизнь солёным варевом.
И грызла мысль, что уезжать тогда не стоило,
Ведь что там будет, то сказала бабка надвое...
Ушли родители, знакомые, попутчики,
За капитана рулишь, чинишь за механика
И только юнга с коком парой неразлучною
Приносят чай тебе в отцовом подстаканнике.
Штормов не меньше, паруса давно разорваны
И подтекает маслопровод, мало топлива.
И сносит с курса иногда довольно здорово,
Искрит радар, но ты идёшь неповоротливо.
В лицейских лоциях ни зги, ни завещания
И горизонта абрис - блюдце с битым краем.
Морские карты не годятся для гадания,
Без репетиций эту пьесу мы играем.
Светлане Филатовой
Когда на кортах теннисных зима
В снежки играет сломанной ракеткой,
Заносит трассу Небо-Кострома,
В костре из снега плавятся монетки,
Алтынные частицы бытия.
Размен идёт по всей земной округе
И вьётся белоснежная змея,
Кусая за железные подпруги
Японских чистокровных рысаков,
Откормленных на дизельных заправках,
А молоко из облачных сосков
Стирает дворник вяло, на полставки.
Шоссе забвенья окислом свинца
Забрызгивает пляжи тротуаров,
Летят с небес просвира и маца,
Мукою засыпая трон и нары.
В глазах Харона охра и печаль,
Твой берег недоступен словно счастье.
Сверкает полированная сталь
И длится, длится белое ненастье...
моей Светлане
Ты произносишь имя младшего из детей,
Копишь в кулак надежду и продолжаешь жить.
Он - помазанник божий, вылей к чертям елей,
Будет бессонный ангел мелкого сторожить.
Мрачны законы стаи, нам не привыкнуть к ним,
Словно верблюды ходим кольцами по песку.
Ветер с улыбки Бога снегом стирает грим
И отцветаем оба, вянем по волоску.
Сколько седых мгновений время вплетает в жизнь,
Их не окрасишь хною рыжих ковёрных фраз.
Неодинаков почерк в списках солёных тризн,
Слёзы полезны вроде, раз промывают глаз.
Якорь в твоей лагуне лапами роет грунт,
Плотно в морскую кожу пирсингом вставлен пирс.
Шум за стенами дома (вечно снаружи бунт...)
Канет в стакан гранёный, что огранил Де Бирс.
В тихой вечерней гамме спрятан ремейк игры.
Вечное - постранично... Ряба и Теремок.
Что же тебе не спится возле моей норы?
Там, над землёй на струнке, слышишь, поёт Суок.
Только на женском древе ветви сулят покой.
Это в гнезде из ласки, близко, лицом к лицу
Слабнет спираль пружинки. Маленький, заводной
Спит на руках ребёнок.
Тянет птенца к яйцу...
Мёрзлый асфальт подлёдный, скользкий и твёрдый звук,
Но не шагов летящих, наземь упавших звёзд.
Словно в наживку, в сердце воткнут двупалый крюк,
Список друзей последних выклеван птицей клёст.
Тёмной рябинной кровью вышит морозный наст,
Это в расплате осень за перекур зимы.
Это не книгу вёсен память моя издаст,
Это могильный холод, что ощущаем мы.
Нас не согреет эхо песнями на авось,
Просто у врат господних мелом засыпан след.
Это не в смерти, в жизни нам нелегко жилось
И не спасает белый за ночь упавший плед...
Александру Кабанову
Страничный странник, перевёртыш,
Хранитель букв, искатель строф,
В мозолях книг, в обложках тёртых
Живёт бацилла Апостроф.
Заглавье пахнет дальним лесом,
Листай поёлочно сюжет,
Где ангел вьётся мелким бесом
За 30 брошенных монет.
В коннект отдушин душ и мыслей
Здесь входит кот, цепляя цепь,
В ведре на лунном коромысле
Растворена в тумане степь...
В далёком Риме - бездорожье.
Как по Сахаре рафинад,
Рассыпана тоска острожья
По всем страницам наугад.
Толпятся греки и варяги
За контрамарками в бомонд,
Всесильна магия бумаги
Над гарнитурой Garamond.
Маленькая душа, от роду нет пяти.
Мнётся пакет, шурша, вот и держи в горсти
Мягкого дурака, друга на пару лет.
Пара - два сапога.
Видишь, засыпан след...
Здесь драгоценен снег, словно невесты шлейф.
Месяц, твой оберег, на ночь заляжет в дрейф,
Выстудит мир дотла.
Звёздам на откуп - свет.
Медные удила, лошади только нет.
Значит, пешком январь будет твой город брать.
Словно дружина встарь, небо захватит рать.
Тихо, как по ковру, по переулкам вдоль
Год уползёт в нору и превратится в ноль.
Топчет порог рассвет, винных паров пурга
Сводит его на нет.
Месяцу на рога
Бог примерял колпак, только всего один.
Пробовал так и сяк, всяк остаётся клин.
Он бы надел мешок, но мешковину всю
Ночь заплела в клубок, вот и осталась ню...
Путается старик, узел не развязать.
Год пролетит как миг.
Это - как выпить дать.
Хранил под катом,
Держал в ладонях,
А на ночь вешал на ржавый крест.
Ругались матом
Пегасы-кони,
Деля на доли кривой насест.
Дымилось небо
Магрибской лампой,
Плюя на землю чем Бог послал.
Зайти и мне бы
С козырной карты,
Чтоб поэффектней сыграть финал.
Начало века
Кудрявит волос,
Бездымный порох слепит глаза.
Наводит грека
Прицел на голос
И голосуют все раки "За"...
Мосты и реки
Покрылись тиной,
Салют мальчишу споёт баржа.
В далёкой Мекке
Намазы длинны,
Витиеваты, как жизнь ужа.
Теплеют зимы,
В почёте осень
И октябрями набьют январь.
На фотоснимок
Улыбку сбросив,
Играет Баха глухой звонарь.
Мои одежды
Пока без моли,
В карманах ветер и чепуха.
Съедят Надежду
Года без соли,
Оставят место лишь для греха...
Веничке Ерофееву с любовью
Я не видел Кремль и больше не увижу.
Я навеки в этой электричке.
Не бродить с Де Голлем снова по Парижу,
Похмелясь зубровкой по привычке.
На любимый Курский снова возвращаясь,
Кориандровую стисну я в кармане.
А в меню лишь вымя, даже не листая,
Хереса спрошу. Ну, хоть в стакане...
И на нужный поезд ангелы посадят,
И к бесстыжим бельмам унесусь опять я.
Тёти Клавы слёзы грусть - тоску осадят,
Будут все попутчики снова мне как братья.
Расцветёт младенец мой своей улыбкой,
Скажет мне, лепеча, снова букву Ю.
И зимой жасмин - это не ошибка.
Улыбаясь, птицам тихо подпою.
Буду я пастись вечно среди лилий
И виссон кручёный пьяно обонять.
И такой коктейль я создам во Имя,
Чтобы можно было с Богом выпивать.
Не ищите Кремль, не ищите Веню,
Выпейте "Российской" - средство от тоски.
График отменили, чемодан потерян,
Я навек уехал к Богу в Петушки...
старое в новой редакции
Налей, Camus, мне порцию чумы,
Скорми изюм кутье из кутерьмы.
С тобой не страшно будет умирать,
Продолжит без меня поэтья рать.
Исходит соком в старом котелке
Сухой овёс в мечтах о молоке.
Монгольский профиль манго, липкий плод,
Бунчук и Гек копья зовут в поход.
Перо тупеет, жизнь без оселка,
Вприсядку чай, вприглядку облака...
Напой с утра про йогурт и кефир,
Пойду пешком, не конный - не батыр.
От боли - ром, от перхоти - топор.
На Белом море - тот же Черномор,
Исходит дымом батька от сохи.
От жизни - яд, от смерти - лишь стихи.
За Занзибаром прячется жираф
Изысканный, как лошадь + удав.
Из happy birthday сыплется песок
И застревает искрами меж строк...
Олегу Горшкову на его "Нет осени исхода..."
Не зарекайся от зимы,
Когда от Сум до Костромы
Прогнозы обещают снег,
А дождь идёт который век...
Всё так же тяжек небосвод
И сверлит свод коловорот,
И не спасают ром и зонт.
И гелем смазан Геллеспонт
До самых новогодних дат.
А ты - взъерошен и поддат
И обижаешься на мир,
И проливается кефир,
И не хватает слов, что встарь
Вписал в историю словарь,
Шурша пером как патефон.
Похоже, знает только он,
Что осень будет в голос петь,
Шлифуя памятников медь...
И хлебной коркой, что горчит,
С горчицей смешивать петит.
Последний катрен навеян Михаилом Галиным и его "МОСКВА – ВОРКУТА"
Спасибо, Михаил!
Когда б вы знали из какого СЮРА...
В туман ушёл на бреющем залив
И стёрт с лица воды седой Кронштадт.
У осени избу избороздив,
Ворует дождь ничейный снегопад.
Фундаменты сугробов до земли
Распроданы на слом и кирпичи.
Поделены нечётные рубли,
Про чётные ты громче промолчи.
От запада до севера зима
Расплакалась о нищенской судьбе,
Прикончив алфавит на букву А,
Продолжив непечатным с буквы Е.
На выселки в глухой лесоповал,
Как тать погодный, дождь приговорён.
А нас с тобой Господь не покарал,
Не выдали паролей и имён.
Ворьё воркует в стылой Воркуте,
А мы с тобой не едем никуда.
Там - песня тает в вечной мерзлоте,
Здесь - в лужах незамёрзшая вода...
Поколеньями и прозой набиваем злое время,
Стыд желтеющей мимозой подвизается в гареме.
А в пространстве, что до края наполняется немногим,
Свет границами сарая отражается в итоге.
Словно космос пыльный тёмен, он вмещает сны и души.
Здесь царит кудрявый овен, но покой его разрушен.
Знак огня, как птица в клетке, облицован опереньем,
Но взлететь ему на ветку позволяет лишь мгновенье.
Старожилы, знаки слова, знаки веры и безверья
Подыграют знаку овна здесь, на внутреннем пленэре.
Торопись, контора пишет внутривенно, без обмана.
И сыграй в игру, где ниша будет занята по плану...
Озабоченная мама
Доставала постоянно
У сыночка из карманов
Кучи мусора и хлама.
Ржавый винтик,
Горсть медяшек,
Ластик, чипсы,
Карандашик,
Шесть игрушечных машинок
И от жвачки пять картинок,
Восемь камушков зелёных,
Чёрствый пирожок слоёный,
Карамельку без обёртки,
Гайку, старую отвёртку,
Замусоленный блокнотик...
Ой!
Живой
Пушистый
Котик.
Разный цвет у нашей кожи
И черты лица не схожи,
Но у всех есть дом и мама,
Папа сильный. Самый-самый...
Есть друзья и игры в прятки,
Есть игрушки в беспорядке.
Всем дают на завтрак кашу,
Все не любят простоквашу.
Всем кусает мыло глазки,
Все мы любим слушать сказки.
Все поём на праздник песни,
С песней праздник интересней.
Разный цвет у нашей кожи,
До чего же мы похожи!
Зимний день над крупами коней
Вырезает лезвием из пара
Гривы угасающих теней,
Цокот шин и шорох тротуара,
Ржавый голос мёрзнущих мостов,
Сны фигур, покрытых купоросом,
Фонаря чугунный апостроф,
Стаю голубей над жёлтым просом
И старушку, мать котов и птиц,
Раздающей пенсию и память.
Трио разодетых кобылиц,
Каблуками режущее наледь,
Рассыпая пепел и герлен,
Не подняв накрашенные взоры,
Кавалькадой шёлковых колен
Соблазняет боцмана с Авроры.
Крутят воздух жезлы постовых,
Обещая жизнь на штрафстоянке.
Стаи ямщиков на почтовых
Погоняют лаковые танки.
Офисно-гламурный карнавал
Кружит над стареющим бульваром...
И рассказ про "кто кого распял" -
Этот кич не нужен здесь и даром.
А ведь хотел написать детский коротенький стишок...
Красавица узбечка
Пасла свою овечку,
Но раз один испанец
Исполнил страстный танец
И юная узбечка
Забыла про овечку.
Ей снится этот танец
И статный иностранец.
Испанское фламенко
Рождает дрожь в коленках...
Седые аксакалы
Сказали: "Ёлы - палы!
Не знаем мы испанцев,
Гяуров-иностранцев!"
Но гордый сын Мадрида
Сразил быка в корриде.
Богатый и бесстрашный,
Калым принёс папаше.
Радушные узбеки
Готовят чебуреки,
Вино, халву и фрукты
И прочие продукты.
Гостей встречают пловом
И к свадьбе всё готово...
Узбечка и испанец
Танцуют первый танец,
От страсти и фламенко
Дрожат из глины стенки.
Развеселились гости,
Размяли в танце кости,
Танцуют всем аулом
В тени под саксаулом.
Потеют в танце спины
Горластых муэдзинов.
Якши, - кричат узбеки.
Аллах Акбар вовеки!
Узбекские джигиты
На танцы даровиты.
Тут вам не летка-енка,
Испанское фламенко.
Как трубы у завода
Растёт на танцы мода
И межнациональный
Здесь конкурс танцевальный
Стартует в воскресенье
На радость населенья.
Жюри из аксакалов
Поставит 10 баллов
Тем, кто покажет танец
Как истинный испанец.
И учреждён узбечкой
Гран-при - её овечка.
Скопились лимузины,
Зовут всех муэдзины,
И гость-азербайджанец
Такой тут выдал танец...
В восторге все узбеки
Забыли чебуреки...
Ура азербайджанцу,
Он - гуру страстных танцев!
Вручает приз узбечка -
Кудрявую овечку.
Красив азербайджанец,
В глазах сверкает глянец.
От взгляда все узбечки
Растаяли как свечки.
Глядят на чемпиона,
От страсти ноет лоно...
Потом на фестивале,
Хлебнувши цинандали,
Красавицы-грузинки
Исполнили лезгинку.
Влюбились все узбеки
В грузинских дев навеки.
Берут билет в Тбилиси,
Батум и Кутаиси,
Готовят чахохбили
И сватают всех Швили.
Вот так под солнцем юга
Находят все друг друга.
Горит протуберанец,
Любви пылает танец.
.......................................................................
Спустя 7 лет в ауле
В июне и июле
Танцуют в карнавале
Индусы из Бенгали,
Канадцы из Оттавы,
Матрос из Балаклавы.
Всё множество народа
Танцует на природе.
Испанские узбеки
Готовят чебуреки,
Ведь родственники-греки
Так любят чебуреки...
Порядок слов и междометий под одеялом языка
В незарифмованном сюжете всю ночь не спит, пока рука
Листает старые тетради и, раздирая память в хлам,
У Бога просит бога ради вернуть хотя-бы по слогам,
Что унесла с собой минута, спалив на медленном огне
Все карты, вехи и маршруты, что доверяют лишь струне,
Бумаге, глине и мольберту и, иногда, одним из тех,
Кто ловит отзвуки бессмертья силком из нитей и прорех.
В полночной кухне, словно в клетке, вдвоём с тупым карандашом,
Скрипя рассохшей табуреткой, медвежьим черпает ковшом
Под чёрным днищем у фрегата и открывает Острова.
Стаканом меряет стаккато кофейных зёрен голова
И засыпает от бессилья (всесилен лишь слоновий чай).
Луна, как пицца крокодилья, приманка для собачьих стай
Теряет яркость по кусочку. Рассвет цветёт как трын-трава,
А руки набирают строчку и начинается Глава...
А ты - бескрылый, безъязыкий, вплетаешь в кружево основ
На солнце тающие блики потусторонних голосов...
Квадратный стол не вертит блюдце, не заглянуть за грань миров.
И я боюсь, боюсь проснуться...
Мне просто не хватает слов.
В жарком Пловдиве - дивный плов,
В Бухаре же - бухают реже...
Послюнявив основы слов,
Выступают ослы в манеже.
На арене весь вечер мат,
Акробатам привычней чтобы,
И обтянут Ваш крепкий зад
Модным крепом парижской пробы.
Шпрехшталмейстер несёт пургу,
Расшивая лапшою уши.
Недоваренное рагу...
Хочешь - ешь, а не хочешь - кушай.
Пресно блюдо из Роз, Марин,
Розмарин не приправа к нотам.
Но сияет звезда перин
Меж поющих трусов на фото...
Поколение сторожей
Рубит бабки капустной масти
И стрижёт молодых стрижей
Под гребёнку попсовой власти.
Здесь не вырастет дивный плов
И не будет цвести красиво.
В огороде - толпа козлов,
Поливают попкорни пивом.
Царевна Будур в пеньюаре от Будды,
Я в твой будуар запишусь на приём.
И пусть между нами расплавятся руды,
Мы цепь ожиданий с тобой разорвём.
Перчёный мотив из бразильского яда
Разбудит сиесту твоих берегов,
И тонкий оттенок французской помады
Покроет потоки молчанья и слов.
Я буду с тобою седым бриллиантом,
По грани на год отшлифую за век.
Как Шлиман и Троя, Топограф и Карта,
Мы это заслужим, как срок и побег.
Ты будешь со мною заветной оправой
Цеплять коготками за каждый карат.
Весь мир состоит из забвенья и славы,
А наша юдоль - из потерь и наград.
Альковные нити прядут шелкопряды,
Границы пространства порочны до слёз...
Адамовым яблоком райского сада
Нам падает в руки ответ на вопрос.
Мы пишем роман по законам романса,
Но жизнь завершает плохой сериал.
Ведь сколько не жги рукописные стансы,
А точку поставит холодный вокзал.
Вчерашней метели
Засыпала в снегу красиво
Чтоб проснуться в такую рань...
Отмеряла версту Россия
В немо, слепо и глухо Мань.
Торопясь, прошивала стёжки
По канве из осенних дат
И на каждый стежок по крошке
С неба падало наугад.
Тополям не отбить поклоны,
Постарели за триста лет.
Крошит Бог в темноту батоны,
Засыпает последний след.
Это взяли отряд с поличным,
Раскулачили октябрят.
Не гадай, не тяни на спичках...
Не замёрзнуть бы!
Свят, свят, свят...
Земляника пропитана солнышком,
Созревает у лета на донышке.
По пригоркам и склонам рассыпаны
Ароматные красные искорки.
Мы собрали все ягодки сладкие,
Не нужны нам конфеты с помадкою.
Полосатенькие пчёлки
Переждали дождь под ёлкой.
Был он мокрый и колючий,
Но ушли к обеду тучи.
Разогнал их тёплый ветер,
Как приятно жить на свете!
Надо очень постараться
Под дождём не искупаться
И в хорошую погоду
Запасти немного мёду.
Если пчёлка заболеет,
Мёд всегда её согреет.
К нам пришёл на дачу ёжик,
У него колючий бок,
Со спины - колючий тоже.
Он обнюхал наш порог,
Молока попил из блюдца,
Сухарями похрустел.
Он ушёл и не вернулся,
У ежей так много дел.
Раздавали в зоопарке
Всем зверёнышам подарки.
Всем досталось по игрушке,
По резиновой зверушке.
И лисёнку и зайчонку
И грязнуле - поросёнку.
Ну, а мне не подарили.
Человека позабыли...
Вот у мамы - две помады.
Мы бы очень были рады,
Если б мама нам в награду
Их дала порисовать.
Мы от дочки и от сына
Нарисуем ей картину
Про клубнику и малину.
Пусть лишь мама ляжет спать.
Мы включили как-то утром
Папин новенький компьютер.
Мы хотели на минуту,
Получилося на час.
Нажимали мы на кнопки
На столе и на коробке.
Хорошо, что нам по попке
Не досталось в этот раз.
Перед завтраком в саду
Мы играли в чехарду.
Тут приносят кашу с маслом
Нам на завтрак на беду.
В это время, как на грех,
Я подпрыгнул выше всех.
И остались мы без каши,
А на завтрак только смех.
Я рисую яркой краской
Удивительные маски.
Вот для папы - маска мишки,
А для бабушки - мартышки.
Вот для деда - маска волка,
А для мамы - лошадь с чёлкой.
Для братишки - маска зайца
С рукавичками без пальцев.
Сам надену - маску пони,
Это маленькие кони.
Я же меньше всех по росту,
До коня расти не просто.
Всей семье готов наряд,
Мы устроим - М А С К А Р А Д !
Дали нам с сестрёнкой кисти,
Дали краски и альбом.
Вот сестра рисует листик,
Я же - веточку потом.
Вот под деревом - овечка,
Рядом с ней - барашек ходит.
Дальше - протекает речка,
А на речке - пароходик.
А за речкой - города,
Вот бы нам попасть туда...
Почему ж нас наказали?
Хоть смеялись, а ругали...
Рисовали мы с тобою
Не в альбоме...
На
о
б
о
я
х!
памяти Юрия Визбора
Сумрак туманом створожен,
Вечер грустит у окна.
Осень ночами тревожит,
Снова нам снится весна.
Солью судьба на закате
Нас одарила сполна.
Вспомним, мой старый приятель,
Юность за рюмкой вина,
Запах далёкого детства,
Звуки и песни двора,
Всё, что досталось в наследство
Нам от родного вчера.
Век выплавлялся из стали,
Осью скрипела Земля...
Сколько мы путь изменяли,
Всё начиная с нуля?
Вот и дыханье метели
Снегом коснулось волос.
В шутку прожить мы хотели,
А получилось всерьёз.
Ночь чёрствой чёрною коркой
Черпает звёзды со дна.
Жизнь - это скороговорка,
Только попытка одна...
ААА
По болотцу вдоль полей
Ходит АИСТ Алексей.
Алексей лягушек ищет,
Целый день по кочкам рыщет.
Не устанет наклоняться,
Так приходится питаться.
БББ
БОБРЁНОК по имени Боря
Собрался поехать на море.
Собрал чемодан,
Прилёг на диван
И так задремал он, что вскоре
Уехал без Бори на море
Тот маленький поезд,
Что должен был Борю
Доставить на синее море.
ВВВ
ВЕРБЛЮЖОНОК Вольдемар
Важный словно самовар.
Он не есть неделю может
И не пить неделю тоже.
По пустыне, по Сахаре
С милой мамой ходит в паре.
ГГГ
ГУСЬ Григорий очень важен,
В битве очень он отважен.
Он имеет грозный вид,
Всех пугает он, шипит.
Ты к нему не подходи,
А увидишь, так беги!
ДДД
ДЯТЕЛ Дмитрий лечит лес.
По стволу повыше влез,
Клювом продолбил нору
Под шершавую кору
И поймал себе жучка
Заморить чтоб червячка.
ЕЕЕ
Возле речки в тёплой норке
Сладко спит ЕНОТ Егорка.
Он проснётся, слезет с печки,
Смоет сон водой из речки
И на завтрак накопает
Корешков, жучков поймает.
И конечно, по привычке
Полоскает их в водичке.
Хорошо он маму слушал,
Всё помыл и можно кушать.
Все Егорку любят тут,
Полоскун его зовут.
ЁЁЁ
ЁЖ Ежович Ежевичкин
Перелистывал странички.
Изучал он букву Ё.
Это - домик, здесь - жильЁ,
Это - шкаф, в шкафу - бельЁ,
У охотника - ружьЁ,
В поле осенью - жнивьЁ.
Вспомнил ёж житьё-бытьё,
Он убрал своё жильё,
Даже постирал бельё.
Как полезна буква Ё !
ЖЖЖ
ЖАВОРОНОК Женя
День встречает пеньем.
Он летает высоко,
Видит Женя далеко.
Слышно Женю за версту.
А поёт он - на лету.
ЗЗЗ
Зимою ЗАЙЧИШКА Зиновий
Пошёл прогуляться в обнове.
И белый как сахар,
Не ведая страха,
Гулял для поправки здоровья.
Голодные серые волки
Взъерошили серые холки.
Засыпал снежок
Зайчишкин следок,
Глядят на сугробы без толку.
ИИИ
ИВОЛГА Ирина
Сидит на ветке чинно.
Живёт в лесу дремучем,
А не на горной круче.
Разных кушает жучков,
Волосатых червячков.
Также как родители,
Ест лесных вредителей,
ЙЙЙ
ЙОДОМ смажет доктор пальчик,
Если зверя дразнит мальчик.
Не дразни собак и кошек,
Будь примерным и хорошим.
Осторожней со зверями,
Чтобы зверь вас не поранил.
ККК
Наш КУЗНЕЧИК по имени Костя
Собирается к бабочке в гости.
Свой костюм выходной он погладил
И цветочек на шляпу приладил,
Он настроил весёлую скрипку,
Глянул в зеркало с милой улыбкой
И подумал: "Ну, чем не жених?
Можно ехать, ведь дождик утих".
ЛЛЛ
Лягушка Лизавета
В зелёное одета,
Гуляет по бульвару
С подружкою на пару.
Выходит на природу
В дождливую погоду
Зелёная малышка
В зелёненьком пальтишке.
МММ
Мышка Муся любит сыр,
Сыр для Муси - целый мир.
Круглый и квадратный,
Он на вкус приятный.
Любит малину Медвежонок Миша,
Он по лесу ходит и малину ищет.
Наберёт малины целую корзину,
Сложит дома в плошечку
И черпает ложечкой.
ННН
Носорога Николая
Ни за что не испугаешь.
Даже львы его боятся,
С Николаем трудно драться.
Угрожает острым рогом,
Не дразните носорога!
ООО
ОСЛИК Олежек
Ходит по манежу,
А за ним - тележка,
Запряжён Олежка.
Целый вечер на манеже
Дрессированный Олежек.
Три часа не ест, не пьёт,
Очень Ослик устаёт.
Вечером ему в конюшню
Принесут попить, покушать.
Ох, спасибо за заботу,
Завтра снова на работу.
Каждый вечер по манежу
Возит клоуна Олежек.
ППП
ПОПУГАЙ Парамон,
Очень много знает он.
Всё твердит: "Пора! Пора!"
Букву П учил вчера.
РРР
РАК усатый Родион
Покупал аккордеон.
Продавец спросил: "Постой,
Как сыграешь ты клешнёй"?
И ответил Родион:
"Я дарю аккордеон.
Послезавтра в воскресенье
У Кальмара день рожденья.
Ох, забыл!
Сегодня - пятница!
Я же зван и к Каракатице!"-
Вспомнил вдруг наш бедный рак,
-"Без подарка мне - никак,
Я ж на именины зван".
И купил ещё БАЯН.
ССС
Слон Семён живёт в саванне,
Жарко в Африке, как в бане.
Сёма ест траву и ветки.
Нет у Сёмы табуретки,
Нет кровати у слонёнка,
Ни подушки, ни пелёнки.
Потому что все слоны
Стоя спят и видят сны.
ТТТ
ТАРАКАН Тарас Тарасыч,
Он за печкою живёт.
Таракан Тарас Тарасыч
Вкусно ест и сладко пьёт
Кто ж его так кормит?
Бабушка Егоровна!
Две тарелки вкусных щей,
Восемь жирных карасей
И ещё - компот.
Вот!
Пообедал наш Тарас
И - за печку!
Спать горазд.
УУУ
УЛИТКА Ульяна водой из-под крана
Умылась в улиточьей маленькой ванной.
Ульяна гуляет с утра по дорожке,
Расправив как веточки тонкие рожки.
Она никого никогда не бодала,
Потрогаешь рожки и - нету!
Убрала.
ФФФ
ФИЛИН по имени Фёдор
Любит сухую погоду.
Ночью летает по лесу
Для своего интересу.
Ловит и кушает мышек,
Мышка его не услышит.
Тихо парит над землёю,
А засыпает - с зарёю.
ХХХ
Толстый ХОМЯК Харитон
В доме живёт без окон.
И нет там ни двери, ни створки,
Ведь он умещается в норке.
Хранит он запасы в кладовке,
Ведь в жизни он очень неловкий.
Хомячий секрет вам открою,
Он носит зерно за щекою.
ЦЦЦ
ЦАПЛЯ Цецилия
к Цапле Эмилии
Бегала в гости за целую милю
-Что ж ты, Цецилия, не полетела?
-Да я бы хотела, да лень одолела...
ЧЧЧ
ЧЕРЕПАХА по имени Чуча
Носит шляпу на лоб нахлобуча
И, завидев её, черепахи
Расползаются в стороны в страхе.
Не такая уж страшная Чуча,
Все боятся лишь шляпы ползучей.
ШШШ
Однажды ШИНШИЛЛА Шарлотта
Шуршала весь день отчего-то.
Шарлотта сказала:
--Я очень устала,
Варила кастрюлю компота.
Ей надо закончить работу,
На помощь зовёт бегемота.
Пришёл бегемот
И выпил компот,
Был вкусный компот у Шарлотты.
ЩЩЩ
Злая ЩУКА по имени Щуря.
В речке плавает, брови нахмуря.
Хочет скушать весёлую рыбку,
Ну, а рыбка кричит ей с улыбкой:
"Тётя щука, меня не догонишь!
И не хмурься, обед проворонишь!"
ЪЪЪ
Этот знак ужасно твёрдый,
Он твердит об этом гордо.
Разделяет он две буквы,
Это целая наука.
Например, напишем СЕЛ,
Мальчик СЕЛ на табурет,
А потом напишем СЪЕЛ,
СЪЕЛ он кашу на обед.
Буквы С и Е вот так
Разделил здесь ТВЁРДЫЙ ЗНАК.
ЫЫЫ
Звери хоть и хороши,
Нету зверика на Ы.
Мы покажем на примере
Букву Ы вам в виде зверя.
ЬЬЬ
Мягкий знак смягчает звук,
Он смягчает даже стук.
Он стоит не для показу,
Мягкой буква станет сразу.
Например, мы скажем "МОЛ",
Будет твёрдой Л как пол.
А поставим мягкий знак,
МОЛЬ получится.
Вот так!
ЭЭЭ
Страус ЭМУ Эдуард
Погостить на месяц март
Прибежал к любимой тёте.
-Как вы, тётушка, живёте?
К вам бежал я пять недель,
Грыз в пути я карамель.
И сказала тётя:"Эдик,
Ты бы взял велосипедик.
И тогда бы ты успел,
Как на крыльях бы летел
К нам за тридевять земель.
Ведь уже давно апрель."
ЮЮЮ
Птичка Юрок по прозванию Юрик
Очень весёлый и глазки не хмурит.
Юркий Юрок чёрно-рыжего цвета
Ест насекомых в течение лета.
Нашему лесу помощник и друг,
Ну, а зимой - улетает на юг.
ЯЯЯ
Вот ЯГНЁНОК Ярослав,
У него весёлый нрав.
Целый день резвится он
На лугах, где горный склон.
Он ещё малыш пока.
-Дай-ка, мама, молока!
Бабье, по-летнему вдовье,
Словно по тёрке морковью.
Медленно, значит несрочно
Ходит осенняя почта.
Ветер принёс накануне
Словно к погосту июня
Все поминальные письма,
Что не продали на Christie's.
Нынче без штампов и марок
И без конвертов в подарок
Сложено у изголовья
Рыжего дня многословье.
Текст отпечатан непрочно,
Линии и многоточья.
Жизнь разлинована свыше,
Тянет от крыши до ниши.
В каждом шуршащем мгновенье -
Цветоделенье успенья.
Как же их всё-таки много,
Мёртвых посланий от Бога...
За обедом в ресторане
Заказала обезьяна
Восемь ящиков бананов,
Ананас и курагу.
Со стола брала руками,
Очищала всё ногами,
А потом делилась с нами:
- Помогите, не могу.
Раз под вечер гамадрилы
На зелёном крокодиле
Путешествие по Нилу
Совершили при луне.
И в хорошую погоду
Перед самым Новым Годом
Там водили хороводы
По хвосту и по спине.
В ванной пять орангутанов
Мылись вместе постоянно.
Отворачивали краны,
Тёрли спины, животы.
Здесь устраивали матчи
И, забив под ванну мячик,
Не сдержав восторг телячий,
Заорали как коты.
Гооооол!
Два весёлых бабуина
Бутерброд сложили длинный.
Клали свёклу и малину,
Накрошили огурцов,
Положили каши манной,
Два большущих баклажана.
Всё помазали сметаной.
Ели сразу с двух концов.
Как-то юная горилла
Ананас под краном мыла,
Прилагала много силы
И старалась как могла.
Ну, а ниже жили утки
И подумали что в шутку
С потолка с напором жутким
Вдруг водичка потекла.
Африканские макаки
На слонов пошли в атаку.
Потеряли зубы в драке.
И с деревьев, с высоты
Похвалялись что побили:
--Всех слонов мы победили.
Гордо после говорили:
--Сохранили мы хвосты.
Рано утром три гиббона
Развели костёр на склоне,
Отварили макароны,
Было завтракать пора.
А потом на ветках ивы
Их развешивали криво
И сушили словно сливы
Аж до самого утра.
На охоту павианы
На огромных тараканов
Собрались в чужие страны,
Уложили чемодан.
Приготовили капканы,
Зарядили все наганы,
Вышли утром рано-рано.
И... поймал их таракан.
Две смешные мармозетки
Пили кофе из пипетки
И последнюю конфетку
Всё делили пополам.
Поделили справедливо
И с улыбкою счастливой
Разорвали фантик криво,
А конфету - дали нам.
Шимпанзе писал украдкой
Про любовь стихи в тетрадку,
Всё вареньем перепачкал
И сгущённым молоком.
Почесал ногой макушку,
Опрокинул с чаем кружку,
А потом читал подружке
На ушко стишки тайком.
Обезьяны - Капуцины
Рисовали нам картины,
Расписали мелом спины,
Рукава и воротник.
Мы пришли домой из сада,
В разукрашенных нарядах.
То-то мамы были рады,
Был такой весёлый крик.
Раз в лесу одна мартышка
Собирала ночью шишки.
Вдруг навстречу сонный Мишка
Вылезает из кустов.
Испугалася мартышка
Запищала словно мышка,
Заревел от страха Мишка...
Распугали комаров.
Толстый лори с тонким лори
Выступали летом в хоре,
Пели песенки о море
И плясали по песку.
А потом плескались в душе,
Мыли щёточками уши,
Ели яблоки и груши,
Загорали на боку.
Два приятеля лемура
Собирались в гости к курам,
Покупали абажуры,
Что над лампами висят.
И теперь наседки-куры
Словно лампы в абажурах,
Сидя квохчут шуры-муры
И выводят там цыплят.
Навеяно творчеством Вани Зеленцова и его "Выдыхаешь "до встречи" и снова..."
Капитанский задрипанный мостик
У залитого пивом окна,
На матрасе - желудок и кости,
Голова ожиданьем пьяна.
Погрузивши в вагонные кущи
Чемодан, балахон и перо,
Коммерсант от строки, неимущий
Умирает от спирта Пьеро.
Здесь, плацкарта рожает поэтов,
Наливаясь вином до бровей,
А плацента кладбищенских гетто
Ждёт за тысячью тысяч дверей.
Через дни перемен - в постоянство,
Через ругань - в любовь и покой.
Мы поселимся в этом пространстве,
Накрываясь сосновой доской.
А пока нас несёт через шпалы
По накатанной стали путей.
Так давай же, мой спутник усталый,
Выпьем разик ещё...
За друзей!
Забудьте время самых сладких снов,
Коричневой корицы по утрам.
Налогом облагаемый улов
Разложен словно слово по слогам.
На месте встречи дальних поездов,
Где мёрзнет расписание минут,
В тумане глохнут звуки ридных мов,
Чужие языки зерно клюют.
Герр Питер до чердачных этажей
Захвачен стаей лающих сирен
И сотня нержавеющих ножей
Нарежет мне приснившийся катрен.
Разделит на запчасти этот сон
Про время, что торопится назад,
Про город, что болезнью заражён,
Блокадным мором в кружеве оград.
По внутренним фронтам опять откат,
По внешним - нелюбовь и пустота.
И мы с тобою прячемся под кат
На сайте разведённого моста.
И падает в Неву шальной снаряд,
И вихрем стонет тёмная вода,
И так же, как тогда, часы стоят,
Укрытые мешками навсегда.
Шрапнель кусает яростно гранит
И бесконечна ночь и вечна мгла.
И даже ветер снайпером убит,
Прицел глядит из каждого Гугла.
И слышно эхо вирусных атак
На берег мёртвых башен-близнецов,
И стянут грязным галстуком Гулаг
На шеях наших дедов и отцов...
.............................................................
Для тех, кого не будит вечный зов -
Финал, достойный пряностей и драм.
Ванильно время самых сладких снов,
Как порция корицы по утрам.
Обшарив сотню антресолей,
Грустит солёная Ассоль.
Диез пропал среди бемолей,
Видать его смолола моль.
И на полтонны интервалов
Часы с кукушкой отстают,
И декольте глядеть устало
На завсегдатаев кают.
Припев минут сверчком запечным
Тасует женщин и мужчин,
Меняет лица бесконечно,
Рисует сеточку морщин.
И вяжет кружево одышка,
И ближе церкви райсобес,
А на потрёпанной сберкнижке
Под камертоном спит диез.
Return to sity...
Нетленна тля в пыли июля
В столетье тюлевых гардин.
Пчела в почётном караулье
Янтарный смешивает сплин.
Початок чайный август варит,
В осадок выпавший чифир
На лыке вязаном кемарит
Горизонтальный, как пунктир.
Бесшумен почерк самолёта,
Автограф дня на скатах крыш
Оставил ветер неохотно.
Гоняет мячик мой малыш
По листьям выцветшего лета
С материков лесной страны.
Там послесловия приметы
Вращают оси тишины
И крылья мельниц в рукопашной
Шинкуют осени настой.
И остаётся во вчерашнем
Уклад по-летнему простой.
Давай же руку, Дульсинея!
Мы поворачиваем вспять.
Закат, в смущении краснея,
Нам не предложит здесь кровать.
Нас ждёт бетонная Ламанча
И верный ржавый Росинант,
И глупый ящик, как гарант
Унылых шоу с пышных ранчо,
Где спит с продюсером талант,
Сюжеты нудны как простуда
И всё ж надеешься на чудо,
Что не утонет Фрейзи Грант...
Локон солнца срезав, бумеранг
Покидает вновь орбиту лета.
Зачерпнув балтийский океан,
Заповедной осенью задетый,
Крутит сальто дальше, на юга,
К австралийским сумчатым барбосам,
Расставляя пешками стога,
Золотые шахматы покосов...
Яблочное копится вино,
Набирая крепость до отметки.
Птицы собирают на венок
Или веник по рублю за ветку
На помин июльской чехарды.
Персонаж печального разлива,
Леший из зелёной бороды
Выбирает жёлтое на пиво.
Память проявляет витражи,
Верным красногорским объективом
Схвачены секунды у межи
За черничный пояс цвета сливы.
На закат - малиновый оброк,
На рассвет - дымящаяся речка...
И сидящий маленький сынок
На прогретом стареньком крылечке.
Бог евангельским дышит зноем
На икону в узорной раме,
Воск стекает по аналою,
Замешав на церковной гамме
Запах пота и сладкий ладан.
Поменять бы его на пиво...
Скуку рая - на пламень ада.
Прочь на воздух!
Иду к заливу...
А по улицам ходят девы,
А по берегу ходят павы
И от взглядов потомков Евы
Рассыпаются в пепел нравы.
Под напором из женских штучек
Тает верность сынов Адама.
Сколько волка едой не мучай,
Всё побъёт козырная дама,
Трефы, пики и феромоны.
Что ни запах - мороз по коже.
Я держусь, но мои гормоны...
Помоги мне, всесильный Боже!
Возвращаюсь и ставлю свечку.
Мать Мария, ты тоже баба!
Образумь же свою овечку,
Расскажи анекдот хотя бы
Про зачатье и беспорочность,
Ты ж навеки осталась в девах...
Как же ты умудрилась? Ночью?
А Иосиф, он не был евнух?
Как поверил тебе, Маруся,
Не скандалил ли, старый олух?
На кого был похож Исусе?
Как решал он вопросы пола?
Не молчи, подскажи, святая,
Говори, видишь - тает, тает...
Не поверю, что ты не знаешь
Где свернуть по дороге к раю...
Что?
Серьёзно?
На самом деле?
Повтори, не расслышал фразу...
Говоришь, и тебя хотели?
Но - ни разу?
ВСЮ ЖИЗНЬ НИ РАЗУ!!!
Весь в поту, выхожу на волю...
Крики чаек, простор и волны...
Ну скажи мне, господь, доколе
Будешь мучить нас женским полом?
Облака постирали Тайдом
И повесили на просушку,
Небо синим мигает слайдом,
От себя отгоняю мушку...
Окна тихо штурмуют осы,
Ходит лето на мягких лапах.
Высыхают к полудню росы,
Оставляя полынный запах
На твоей загорелой коже,
На веснушках, плечах и пальцах.
Я попробую стать моложе,
Растяните мой век на пяльцах...
Мой счёт за откровенье как отчёт
По метастазам спившегося века.
Слюною дождь по клавишам сечёт,
Но не сечёт он в жизни человека.
Не понимает мокрая картечь,
Что именно сейчас, не послезавтра,
Скупая жизнь оттачивает меч,
А я - Арго и мысли - аргонавты.
Пусть на висках - руно из серебра.
Не золото, песок в моей пустыне,
Всё золото теперь на вес добра.
Добра - щепотка, щепка на щетине,
Сбриваемой жиллетом по утрам,
Смываемой искусственным прибоем.
На посошок налейте мне 100 грамм!
Чёрт с ней, с Америкой,
Хоть Азию открою.
День длиной в одну прогулку,
Аверс выцветшей монеты.
Недоеденною булкой
Раскрошился в лете где-то.
Ленинградская Севилья,
Областная Пасадена
Закрывает, обессилев,
Пыльным занавесом сцену.
Отпускной последний вечер
Карамелькой быстро тает
И заката сохнет кетчуп
На горчичном каравае.
Все июльские приправы
Выдыхаются незримо.
Мы с тобою оба правы,
Обойдёмся мы без грима.
Дождь завоевал вчерашний вечер,
Съел рассвет и мокнущую даль
И с упорством Нади Комэнэчи
Явно претендует на медаль.
Чемпионских титулов и званий
В магазин пока не завезли,
Миллиарды крошечных созданий
Протыкают небо до земли.
День отдали ливню на закланье,
Плачет чешуёй покрытый дом.
От укусов маленьких пираний
Травы кровоточат серебром.
Лжёт слеза восьмым оттенком спектра,
С хрустом крошит облако хрусталь.
Век опять меняет ржавый вектор.
Будь что будет!
Лей, мон женераль...
С утра духота...
Прединсультно бессилье,
Природа застыла как тать на погосте.
Светило отмерило 8 промилле
И тонет навеки в рассветном компосте.
Мигрень просыпается раньше хозяев
И вата к ногам беззастенчиво липнет.
И, как завещал нам философ Бердяев,
Ищу утешенье в настое из липы.
Резиновый день...
Молодые старухи забили на флирт,
Кавалеры в пролёте...
А небо уснуло и давит на ухо
И ждём кавалерию в помощь пехоте.
Барометр-даун, он плющит затылок
И преют умы как соленье под камнем.
И можно коллекцию кислых ухмылок
Собрать и нанизать, как бусы на память,
На все корабельные снасти и цепи,
На шпиль Петропавловки, Адмиралтейство...
Мы эти улыбки на морды прилепим
Всем тучам в награду за их лицедейство.
Кингстоны трещат... Приготовлена брага.
Не выдержал силы давления клапан...
На город Петра проливается влага
И моет мозги просвещённым арапам.
Вы не любительница, - профи!
В ДК играли на баяне...
Ваш целлюлитный задний профиль
Обтянут тонкой стеклотканью.
Здесь по субботам Ваши танцы
Влекут на вальсы и кадрили,
Аборигены - иностранцы
Лезгинку жгут под чахохбили...
Клиент вкушает антрекоты
Под плеск волны и цинандали
И, чавкая, роман с фокстротом
Заводит вдруг с заезжей кралей.
Ах, эта ветреность курортов!
Ах, краткий срок командировок!
Вот эскулап - звезда абортов,
Он не допустит полукровок.
Пьянеет трио ветеранов
И что ни тост, то канонада.
-Патроны кончились... Тараном!
-Конечно страшно, но ведь надо...
-А помнишь Ваську - балагура?
-Так я же на его сестрёнке...
-Сразила нас стрела амура!
-В разгаре свадьбы - похоронка...
Скупые слёзы душат деда.
-Давай... Последнюю... За наших...
-Да нет, давайте за победу!
-Ведь мы им дали в рукопашной!
Вокруг эстрады - колоннада.
Окурки гаснут в винегрете...
И меркнет мода хитпарадов
В гарнире киевской котлеты.
Финита... Лунные цикады
Ведут под ручки к нам стаккато,
А Вас, надежда и отрада,
Я провожу под стон пассата.
Баяном мы сбиваем урну,
Вас не сдержать, ведь нет стоп-крана
И это так колоратурно,
Хоть кто-то спёр у Вас сопрано.
Вы были так неаппетитны
В своём стремлении к разврату,
Что я, намазав маслом ситный,
Вас променял на сок томатный.
Лежали Вы на узкой койке,
Сверчок сгорал от страсти в ванной...
А я всю ночь до самой зорьки
Читал Вам Пауля Целана.
Состариться без видимых причин,
Напившись как вином вселенским прошлым.
В растворе этом сердце намочив,
Становишься седеющим гаврошем.
И жизнь не принимаешь на ура
И в карнавале - привкус увяданья.
Уходят дни сквозь утра в вечера,
Как сквозь гортань всемирного дыханья.
Кусочками оставшихся щедрот,
Цветами на нескошенном газоне
Поделится последний поворот.
И вот вокзал с единственным перроном.
Отсюда не уходят поезда,
Закрыт буфет и камеры храненья,
Расписано прибытие - ВСЕГДА,
Но нет здесь расписанья отправленья.
Закрыты кассы, мрачны витражи,
Молчанье из динамиков вокзальных,
Лишь запахов цветочных купажи...
Послушай Бог, зачем так... театрально?
Листая пожелтевший фолиант, протёртый до исподнего альбом, на слово веришь женщине George Sand* - любовь судьбу пытает на излом. В любви сгорают троны королей и врёт компАс и стрелка на часах, ломаются бушприты кораблей, но вам плевать на рифы и на страх...
Когда спалишь безумство первых дней, горящие взаимностью дрова становятся немного холодней, уже не жгутся искры и слова. У каждой страсти есть всегда предел, всё топливо уходит в никуда. И может даже ты ещё хотел, но чувствуешь, что НЕТ стирает ДА...
И вот остыло...
Не раздуть огонь, но ты не понимаешь почему. Оставь костёр и прошлого не тронь, иначе, превратится всё в тюрьму.
Начни читать божественный устав с заглавной коды длинной буквы эЛ. От пустоты и холода устав и даже больше, чем от разных дел, открой тот древний ветхий манускрипт, где сказано, что первый людям дар был не огонь, пожравший эвкалипт, а был песок, впитавший страсти жар.
Он собран был Венерой на Луне, в песочные часы запаян был, чтоб не сгорели души на огне, чтоб отмеряли люди страсти пыл по времени, что сыплется струёй из будущего через точку вниз. И был им гарантирован покой... Но птица-случай села на карниз, задела крылышком стеклянный хроноскоп и он упал на берег, на валун. Об каменный, поросший тиной лоб разбил подарок ветреный летун. Песок был дуновеньем унесён, рассеян был ветрами перемен... С тех пор по миру весь развеян он, весь мир ему пристанище и плен...
Любовь - тот вихрь из мелкого песка. Рассыпанный, просеянный сто крат, он застревает с ветром у виска, смещая оси всех координат. Он распрямляет в линию углы и, мёбиусом время закрутив, по нотным станам сладкой кабалы заставит зазвучать в мозгу мотив, который от кантабиле** основ, от рондо вод, звенящих над тобой, уводит твой кораблик в море снов, под фронт грозы, питающей прибой. И волны, вспенив волосы свои, выбрасывают вновь на берег смесь из просто кварца и песка любви, что станет для кого-то страстью здесь.
Порывом ветра высушив, его бросает на лицо воздушный ток. Ты трёшь глаза, не видя ничего и на зубах опять скрипит п е с о к...
*Sand(англ) - песок
**Кантабиле (Cantabile) (муз. термин) - певучий, связный стиль исполнения.
1.
Накукуй мне, лесная, свободы земной,
Обещай мне, земная, свободы небесной.
Повтореньями выцветших песен укрой,
Не замешивай дрожжи, попробуй на пресном.
Не завешивай в доме моём зеркала,
Не зашкаливай в красное чёрною стрелкой.
Ты налей мне хоть шкалик, ведь сбита шкала,
Не дари лишь лежанку в комплекте с сиделкой.
Нас в ковчеге попарно рассаживал Ной
По каютам и рубкам на сломанных ветках,
В этой жизни, как в прошлой, я птица-изгой
И вселенная эта - такая же клетка.
2.
Мой насест деревянный стальная коса
Разрубает на раз, видно профи мясник
И безносая целится в сердце оса,
Снег с висков осыпается за воротник...
Ветер носит над миром случайный заказ,
На меня нет заказа, лишь только рецепт,
Но с пометкой "Cito!" Значит, капли для глаз
Изготовит заранее скорби адепт.
Там, где роза ветров, флюгер мелет муку,
Что не мне на виски, то зиме в закрома.
И на это твоё распоследнее КУ...
Я спрошу у небес:"Ну, а что же так ма..."
Твоих пасьянсов игривый почерк
И пассы туфелек под столом,
Ресницы медленно ставят прочерк
На всём грядущем и на былом.
Белёсой ночью на дне колоды
Не спят ни дамы, ни короли,
Сейчас интимное время года
На всех зелёных столах Земли.
На строчку больше, на строчку меньше,
Забыл я почерк, но ты пиши...
И ты заводишь меня как гейша,
Вращая ключик в замке души.
Хоть ты порою небезотказна,
Но видно вирус зудит в крови.
О, как же всё-таки ты заразна,
Вакцины нет от твоей любви.
И афро(Диззи Гиллеспи) раки
Сегодня крупные, 5 рублей!
На эрогенных полях атаку
Ведут эскадры твоих теней.
Расплавлен воск и подсвечник тает,
Металл сдаётся и гаснет свет.
И по вопросу слезой стекает
Твой влажный сумеречный ответ.
Прикосновенья тончайшим слоем
Плетут изнанку твоих побед
И я окопы сдаю без боя...
Ты победила и спору нет.
Скажи, ПОЭТ, как ТАМ? Не тесно?
А нам здесь долго дни толочь...
Здесь все христовые невесты
Расхристанную любят ночь,
Когда из всех вселенских звуков
Мы пробуем ваять экстаз.
Подъёмный кран заглавной буквой
Глаголит гуглом:"Жми на ГАЗ!"
И мы стартуем частью речи
Без прав нажать на тормоза
И на погоны давят плечи,
И голосуют крылья ЗА!..
И с полувзмаха, с полуслова
Взлетаем, сбросив тени вниз,
Начав фонетику с Ab ovo*,
Смешав изюм с английским cheese...
....................................................................
Не надо "СЫР", скажи: "ИЗЮБР", -
Иосиф, что на букву БР !
В нас главный целится калибр,
Войдём и мы когда-то в ИЗБР.
*Ab ovo(лат) - с начала (доcл.: от яйца)
Город хмурый как Негоро,
Расписной по всем заборам,
Просыпается нескоро,
Размывает силуэт.
Он чихает от бензина,
Побережье сжала тина,
Неприкрытая картина,
Неуверенный сюжет.
Здесь собаки гложут кости,
Над Фонтанкой дремлет мостик,
Приезжают в среду гости...
Впрочем, также и в четверг.
Он их кормит кашей манной
Из предутренних туманов,
Из веселья и дурмана...
Всё запишет сонный клерк.
Это время своеволий,
Словно трезвый алкоголик
Я складной сдвигаю столик,
Переходим мы на "ты".
День отдав на сдачу лени,
Начинаем шевеленье,
Замолкаем на мгновенье
И... сжигаем все мосты.
Страсть размахивает флагом,
С левой начинаем шагом,
Бродит в венах злая брага,
Закусивши удила.
Жар по коже словно в бане,
Высохло вино в стакане,
Мы с тобою в тесной ванне,
Сводит мокрые тела.
Бессловесная отрада -
Два холма под шоколадом
Словно сладкая награда.
Ветер дует в паруса...
Мы отчаливаем вместе,
Уплываем за предместья.
Твой нательный тонкий крестик
Обещает чудеса.
В море плаваешь умело,
Отдаёшь швартовы смело,
Входит в гавань каравелла,
Надвигается гроза...
Я - за мостик капитанский,
Ты - за кафель итальянский...
Как в корриде по-испански,
Напоследок - взгляд в глаза.
Финиширую с отрывом,
Открываю банку пива,
Вру, как водится, красиво
Про родство и общность душ.
Отвечаешь: "Милый, что ты,
Жизнь - поганое болото.
Просто подвернулся кто-то
И... в командировке муж".
Я был в ударе!
Я - творил!
Я выволакивал на сушу
Все чудеса из тех чернил,
Что выворачивают душу.
Я в подсознанье проникал,
Играя лишь слегка словами.
Хоть карандаш мой и не мал,
Но я достал до дна стихами.
И там, зарывшись в тёплый ил,
Подобно скользкой хищной рыбе,
Такое молча говорил,
Что Вы стонали как на дыбе...
Такое дело...
Ни дать, ни взять,
Застряла в мае моя строка.
А предстоит ещё метить гать
И жить надеждами, а пока
Утюг прогладит запальный шнур,
Подарит вспышку любви трамблёр
И с интервалом на перекур
Озвучит тризну весны тапёр.
Взлетит в четверг, обогнав диез,
Забыв синкопы, страстной сезон.
Чем дальше вылез, тем больше влез...
Забей в погон, начиная гон!
Обрывки снов посреди зари
Зальёт последний ямайский ром
И словно в детстве, по счёту "три"
Качнётся лето под первый гром...
Комариная ночь украла сон, покой и последний воздух,
Ветер спьяну уснул устало, потеряв в переулке посох.
Кислород переделан в выдох, израсходован весь навылет...
Жить осталось как старой рыбе, но ухи из меня не выйдет!
Жаль, колодца на всех не хватит, организм переводит воду.
Только ручка цветёт лопаты, не возделывать клумбу чтобы,
Не сажать огурцы в сметане (как удобно - салат на грядке!)...
Настоялась любовь в стакане, выпей, женщина, это - сладко!
В одиночку постель - могила, задыхаться, так вместе, либе...
Обниму тебя шестикрыло и замучаю как на дыбе.
Камасвечера испарилась, Камусночи буди, подруга!
Окажи, дорогая, милость, рассупонь жеребцу подпругу.
Стану нежным, как слон в саванне, брось пасьянсы, ведь карта бита...
Мы займёмся с тобой в нирване профилактикой простатита.
Я сегодня как Игорь Кио, чудеса против всех болезней...
Понимаешь, аморе мио, как полезно на дачу ездить?
Что нам делать в замшелой Гагре, белой ночью нас Бог пометил...
И любовь посильней виагры, от любви так прекрасны дети!
В белых пачках сады застыли и во сне о пуантах грезят...
Не пойму, это месяц или солнце кошкой в окошко лезет.
Мы дуэтом встречаем утро, всё живьём, никакой фанеры...
К чёрту Индию с Камасутрой!
Это - русская Primavera!
На кольцевой в замерзшем магазине
Цветы и поцелуи тихо тают.
И, проезжая в красном лимузине,
Я не нажму на газ, ведь я - в трамвае...
"Выходите на этой остановке?"-
Лишь тихая улыбка как награда.
И, заскрипев дверями у парковки,
Трамвай как пёс тебя проводит взглядом.
Конечно не герой, морозным принцем
Мне не ворваться сном в воспоминанье.
Воздушным поцелуем, как гостинцем,
Затеплится надежда на свиданье.
Под аркой Штаба не проходят рельсы,
И молодость проходит не под аркой.
И, подсчитав авансовые пенсы,
Я нежно обниму тебя подарком...
Неумелый мистер Куки
Мистер Куки из Кентукки
Шил от скуки дамам брюки.
Но не в скуке было дело,
Шил он брюки неумело...
Протоптав к нему дорожку,
Дамы раздвигали ножки.
Две моих подружки
Я своей второй подружке
Затыкал подушкой ушки,
Чтоб не слышала вторая,
Как, от страсти изнывая,
Стонет первая подружка,
Разрывая ту подушку.
Четыре дюжины - не срок,
Остыл закат, дымит восток...
Раскалена у лампы нить,
Иглой вольфрамовой рассвет
К дневному пробует пришить
Из шёлка чёрного сонет.
Мир пресен, как омлет, с утра,
Добавить пряностей пора...
Каррамба, Лира! Дайте Соль!
Плесните парочку октав!
На западающий бемоль
Накиньте мой упрямый нрав!
И внутривенно горький стих
Волью я в грешников святых...
Шалаш из мыслей и тревог,
Как храм, я строил целый год
На перекрёстке двух дорог,
Но крест упёрся в небосвод.
Я камни складывал в тюки
Вязанками по две строки...
Прекрасная болезнь - склероз!
Затылком чувствуя ответ,
Ты забываешь в чём вопрос,
Ведь правды в том ответе нет.
За Библией горит Коран
И не сорвать уже стоп-кран...
А может, откупорить штоф,
Взболтать что теплится на дне!
В нём настоялась пара строф
И веришь - истина в вине...
Затянет спирт как анаша
И на фундамент шалаша
Воткнёшь ты храм любви, молясь
На столб измученной свечи.
Оплавленная светом пясть
Луны двуперстна у ночи...
Бросает якорь в лунный свет,
Причалив к храму, мой корвет.
На смерть близкого человека...
91 - роковое число,
Добежала слеза до весенней черты...
Дуновеньем апреля тебя унесло,
В 91 поджигают мосты.
Через Лету паромщик бесплатно свезёт,
Не уронит на берег седую капель.
Только точкой прощальной мигнёт небосвод,
Осветив на мгновенье простую постель.
А в сосновой ладье незавидный уют
И цветы с этих пор делит литера "2".
Здесь, на острове мёртвых лежат, не встают,
Стынут в воздухе запах земли и слова...
Запинаясь о жизненный круг, карусель
Докрутила последний немеющий вздох
И не видно пути, всё заносит метель...
Там, за снегом, встречает стареющий Бог
И скучает погибший в том страшном году,
60 с лишним лет ожидая тебя
Под нетленным стволом в заповедном саду.
Слышишь?
Сердце стучит, на секунды дробя
Те года, что остались живущим сейчас.
Догорев, миллиарды прошедших секунд
Повторятся в потомках оттенками глаз.
Цвет небесной воды унаследовал внук,
Что изрядно скопил седины на висках...
И твои трое правнуков тоже в тебя,
Смотрят в мир цветом неба в прозрачных очах...
91.
Небо плачет, скорбя...
Как с падшей женщины вуаль
Зима спадала с улиц сонных,
Сосулек выцветшая сталь
Чертила воздух заоконный.
Одноколёсною арбой
Луна по тучке проползала,
Физиономией рябой
Задев за зеркало канала,
Делившего весны сукно
На ноту "После" и на "До"...
Бескровным лезвием текло
По грязным льдинам послесловье,
Давно не мытое стекло
Не наполняло ночь любовью.
Не хватит рей и фонарей
Чтоб вздёрнуть все слова и мысли,
На них осколками теней
Часы замёрзшие повисли.
Пора бы, авгиев кумир,
Почистить неумытый мир.
Но неба звёздный потолок
Был создан явно не напрасно
Из светлых нот и горьких строк...
Он был поистине прекрасным!
А кроме звёзд лишь сын и дочь,
Да Ты одна на всей планете
Дыханьем согревали ночь,
Вам снились сны о тёплом лете...
Да Муза, милая подружка
Взбивала для меня подушку...
С тобой во всей Вселенной мы вдвоём
И кроме нас погибли остальные...
Мы тихо меж планетами плывём,
Вздымая тучки из межзвёздной пыли.
Блистает ночь осколками Луны,
Мы нежностью касаемся друг друга
И ветер Солнца смехом Сатаны
Пытается нас вытолкнуть из круга,
Который защищает от невзгод,
От взглядов и касаний посторонних.
Кометой пролетевший звездолёт,
Нам осветив дорогу, приоткроет
К забытым тайнам Эроса утех
Слепящий путь. И мы сгораем в топке
Из этой страсти, что сближает тех,
Кто близок только в черепной коробке...
Весна и кровоточат дёсны, опять нехватка витаминов,
С весной мы вечно не соосны. Цинга подкладывает мину
Под каждый зуб, под каждый волос, пугает пешкою ферзя...
Скрежещет мой осипший голос, по языку слюной скользя,
Творя из "Отче наш" молитву, так непохожую на всё,
Что слышал Он из уст охрипших и каркаю как вороньё...
Патлатый Бог с третейским носом хоть и осудит, но простит.
Я подкачу к нему с вопросом про подзабытый плебисцит.
И выбирая (в скобках) ВЕРУ, НАДЕЖДУ на ЛЮБОВЬ сменяв,
На сдачу получу химеру, ведь у Творца весёлый нрав.
В делах того, кто правит миром не всё известно наперёд,
Слеза из глаза командира затопит, если потечёт...
Ты тихо спросишь, Он ответит, побьёт шестёркою туза...
И ты поверишь, не заметив, что улыбаются глаза...
На незастеленном кигсайзе с красоткой заведёшь роман,
Пыхтишь как Акка Кнебекайзе...
Потом поймёшь: ЛЮБОВЬ - обман...
Однажды ты откроешь вежды, увидишь зайчик на стене
И к замусоленной НАДЕЖДЕ душа твоя взлетит.
В окне мелькнёт корабликом крылатым и подвезёт попутно вновь
В Эдем за облако из ваты с НАДЕЖДОЙ - ВЕРУ и ЛЮБОВЬ...
"Капитан Плахин" - ледокол, который каждую весну проходит по всей Неве, вскрывая ледяной панцирь по фарватеру.
Кострами, ветрами историй
Подтоплен серый лёд Невы
И ледокол как крематорий
Дымит по краешку канвы
Пришитой криво, не по росту
На организм больной зимы.
И "Плахин" по весенним ГОСТам
Кроит по взятому взаймы
Убогому речному насту,
Сбивая со старухи спесь...
Ведь кариес не лечат пастой
И хирургия правит здесь.
Трещат резцы и коренные
И огранённые клыки
И в страхе вьюги-постовые
Бегут, уставу вопреки,
На полюс в стылые казармы.
Окончен долгий снежный бал
И март ведёт дивчину гарну
К нам на зелёный карнавал.
За ней учётчик новых почек
Считает каждый клейкий лист.
А снегосахарозаводчик
Рыдает в голос как артист
Из старой скверной оперетты.
Нева кипит, как южный Ганг...
Рассыпав птичьи кастаньеты,
Весна с небес летит.
Ва-Банк!
Изрезаны морозами,
Живём не в Полинезии.
Истерзанные розами -
Засейте всё гортензией!
Займитесь геодезией,
Зажав в кулак претензии.
А в жилах не магнезия -
Кровавая суспензия...
Не знаю, может crazy я,
Творю без анестезии.
Срезается поэзия
C души тончайшим лезвием...
Навеяно стихом Александра Габриэля
"Магические числа"
Прочтите сначала оригинал...
**********************************************************************
Обниму я все твои 90
И поглажу по шестому десятку.
Изучить тебя, ведь - это непросто.
По системе я начну, по порядку.
Проведу с тобою ночку-другую,
За один раз мне ведь всё не обмерять...
Засечём мы долготу поцелуя,
Глубину горячих недр я проверю.
Я количество ресниц посчитаю,
Оценю лилейность матовой кожи
И вершины у твоих Гималаев
Я исследую. Они так похожи
На тандем двух шоколадных горошин
В окружении кружков из какао.
Зубки - сахарной метелью-порошей,
Язычок твой - словно крем "Кюрасао".
Глаз твоих мне не измерить и в жизни,
Я в них просто навсегда потеряюсь.
Я с тобою изменил бы Отчизне,
Совершенно не боясь, что раскаюсь.
Но давай-ка, дорогая, закончим,
Диссертацию писать надоело.
Вот попробую щеки твоей пончик
И займёмся твоим мозгом... За дело!
Я достану интеллекта детектор,
По конверсии ещё выпускали...
И нейроны и извилин протектор
Просканирую что ТАМ, выше талии.
Только странно мне, гляжу я на стрелку,
А она всё на нуле, без движенья.
Проверял вчера на кошке, на белке...
Выдавало мне IQ с напряженьем
Межнейронным и количество знанья,
Что зверюшкам всем давно уж известно.
Видно зря я прилагал все старанья,
Неудачно выбирал я невесту.
Расскажи мне, февраль, о прекрасной далёкой поре,
Подскажи что запомнить, а что навсегда позабыть.
Чья-то смерть спит у Бога, как пуля, в пустой кобуре,
Но под сердцем вмещается только желание жить.
Расскажи мне о марте, что зреет в солёных снегах...
Обещает весна наступить, но не раньше среды.
Там, на кровле ночует забытый антеннами страх,
Тает вечность, вбирая привычки и свойства воды.
И с карниза по капле срывается время в грааль,
Превращая паденье обычной воды в миражи.
К миражам прилагается старый бродяга февраль.
Я поверю в бессмертье, ты только мне всё расскажи.
Начитавшись Алана Эббота...
Я помню, Вы шагали по аллее,
Припарковав свой красный Cadillac.
Восточное колье у Вас на шее
Напомнило мне мой родной Ирак.
Вы были в белом платье от Versace,
А я в дешёвых джинсах щеголял.
Подъехала охрана на Passat'е
И перекрыла площадь и вокзал.
Security неспешно занимали
Все ключевые точки и посты,
А я следил за Вами, понимая,
Что большей я не видел КРАСОТЫ...
Что Вам сейчас до нищего араба...
Вас VIP- вагон умчит на край земли.
Отмерена кондишеном прохлада,
Накрошен лёд в ведёрке и Chablis...
Ещё момент и я Вас потеряю!
Постойте на мгновенье, мой кумир!
Мне с Вами приоткрылись двери рая,
Но тут в наушниках закашлял командир:
"Ты хочешь, чтобы птичка улетела?
Ведь за неё нам обещали тысяч двадцать!"
Прижал я к глазу окуляр прицела
И разрядил в колье обойму М-16.
Нам не найти ключа от дверцы,
Мы обыскали наши души
И мы друг другу - иноверцы
И сказку ты мою не слушай.
Как иероглифы в тетради,
Рисуем нервными руками
Тот день, что пролетел, не глядя,
Отмерив истину шагами.
Секрет замка не так уж прочен
И подобрала ты отмычку.
Был выстрел ангела неточен,
Стрелял не целясь, по привычке.
Билет не может быть бессрочным,
Скосило наши травы лето...
Горит соломой междустрочье
И в Лету падает кометой.
Строфы сочится многоточье,
Потерян ключ от тайной дверцы
И не увидеть между строчек
Язык, что знает только сердце.
Ванику, моему младшенькому марсианину, с любовью
Мы едем на дачу,
Масыка бежит,
Абосту обходим мы справа.
По небу легко
Тамаёска летит
И бики сигналят устало.
Приехали быстро...
Давай искалату!
Исё и мануку давай
И дайте мне гутку,
Катосу-сосису
И блеха. Порежь каравай!
На Срека, Ивову
Смотрю в телевизор.
С них всё, словно с гуся вода.
А ослика жаль,
Он страдает недугом,
Словесный понос как всегда.
Чирикают птики,
Их Маса поймает -
Подпрыгнет, бадёта и - бух!
Давай мне мако,
Я буду баютка
Пока не разбудит петух.
Замучилась мама,
Замучилась Катя,
Измучился папа опять.
И так каждый раз
Им приходится туго,
Меня не уложишь в кровать.
Уснул я как ангел
И все меня любят
До утра, пока я лежу.
Но солнышко встанет,
Я выплюну соску,
Тогда я вам всем покажу...
Краткий марсианско - русский словарь
Абоста - Автобус
Бика, Масыка - Автомобиль, Машина
Тамаёска - Самолёт
Искалата - Шоколадка и всё что её напоминает по виду и вкусу (конфеты, глазированное коричневым печенье...)
Манук - Банан
Давай (Исё давай) - Дайте, пожалуйста (Дайте, пожалуйста ещё)
Гутка - Йогурт
Мако - Молоко
Катоса-сосиса - Картошка с сосиской (есть ещё разновидность "Катоса-сосиса-кусна")
Блех - Хлеб
Бадёта бух - Упал(а), упадёшь
Птики - Птички
Маса - Хозяйская кошка Машка
Баютка - Спать
Срека - Шрек (герой одноимённого мультика)
Ивова - Фиона (подружка Шрека)
Катя - Старшая сестра
Поле морозных строчек
Кроет звенящей буквой.
Паузы многоточий
Клювом в окно мне стукнут.
Прочные мрака звенья
Скованы звёздным током,
Но говорят поленья,
Темень прогнав до срока.
Зябко коснётся слуха
Шорох Зимы под небом,
Крошит батон старуха,
Кормит вчерашним хлебом.
Ляжет осадок зимний
Сказок волшебным слоем.
Ночь, подбивая клинья,
Струны мои настроит.
Ноты февральской стужи
Сердце согреют песней.
Холод жары не хуже,
Даже чуть-чуть чудесней...
По осколкам вчерашних коллизий
Понапрасну ржавеющих буден
Мы шагаем в составе дивизий
Сквозь бетона защитного студень.
Покрывает он души людские,
Не пробить из осадных мортир.
Не всегда же мы были такие
В блиндажах из отдельных квартир...
После пары забытых иллюзий,
Оглушает реклама регалий...
Под огнём полудённых орудий
Мы мечтаем о пляжах Анталий.
Полифоника новых игрушек
Заглушает завет старых песен,
Наши чувства становятся суше,
А, засохнув, любовь не воскреснет...
Нам вернуться бы к лукам и стрелам,
Что амурами были забыты,
Искрошить весь бетон до предела,
Сделать сердце большим и открытым.
И растает пора недоверья
И не станет унылых и хмурых.
Открывайте-ка души и двери!
К вам летят - миллионы амуров!
Где-то у Остенде...
...вЕтрено...
теснИтся - тЕплится,
сОлоно...
горчит - не пЕрчится...
нЕт Тебя,
а всё не вЕрится,
пОлвойны,
а не измЕрится.
пАмятью,
засохшим лАданом,
Бельгия...
иль где-то рЯдом же,
в лАгере...
своИм растрАчено,
сОвестью
законопАчено.
Англия!
быстрЕй, соЮзники!
трИ бы днЯ!
свободны б Узники...
пОздно всё,
страдАнья прОседью...
не найти
следОв у Остенде...
От морды лица одной поэтической собаки...
Паутиной миражей ночь нарежет звёздный свет,
Ненаточенных ножей на луне оставит след.
От январской нежары мышь спасается в стогу...
Больше я из конуры - ни ногою!
Ни гу-гу...
Интересно, а сколько реальных признаний в любви было потёрто в страхе перед вирусом I love you?
Я пометил тебя как "Прочтённое"
В Outlook'е* души переменчивой,
Но в реестре моём неучтённое
Бьётся сердце. Ты чувствуешь, женщина?
Я добавлю одно прерывание
В обработку задачи процессору
И в награду мне иль в наказание,
Но "Касперский"** накроет агрессора.
I love you, этот вирус неискренний
Отомрёт, но появятся новые.
Разошлют их по миру по быстрому,
Как всегда, Outlook'и почтовые.
Microsoft не учёл всё заранее,
"Про любовь" не читают программеры.
Билли Гейтс*** не ходил на свидания,
Как мильоны доверчивых ламеров****.
И хоть точно считает статистика,
Но душа до конца не изучена...
Помещается истины мистика
Меж "Прочтённым" и снова полученным...
*Outlook - популярная почтовая программа, через дыру в защите которой и проникал небезызвестный вирус I love you.
**"Касперский" - одна из самых известных антивирусных программ. Получила название по фамилии создателя.
***Билли Гейтс - один из основателей империи Microsoft. Одиозная уже личность, набить морду лица которой втайне или явно мечтает каждый уважающий себя продвинутый ЮЗЕР.
****Ламер - (комп. слэнг) начинающий пользователь компьютера.
Как жизнь бежит!
В летящей круговерти,
Мелькающей как юбка маркитантки,
Нам некогда задуматься о смерти,
Что как всегда приходит самозванкой.
Подкашивает, не спросив, на взлёте,
За 40 у мужчин "сердечный" возраст...
Но не хочу я ждать когда взорвётся
Весь мир в мозгу и вспыхнет словно хворост
Отчаянье несбывшихся желаний...
Под звонкий перекрёсток хрусталя
Заветное я выскажу признанье,
Что жив ещё лишь ЕЙ благодаря.
ОНА подбрасывает нас до поднебесья,
Спасает из немыслимой пучины,
Смиряет нрав пропащего повесы
И делает из мальчика мужчину.
Наполните же рюмки и стаканы,
Отвечу на последний я вопрос.
Пока мы от вина не слишком пьяны,
Друзья мои, хочу сказать я ТОСТ:
Пока нам светит солнце Кампанеллы,
Пока нас не упрятали в психушку,
Пока в глаза мы жизни смотрим смело,
Пока нас любят жёны и подружки
Хотя бы НОЧЬ у смерти мы отнимем,
Пока нас не склевало вороньё...
Давайте за ЛЮБОВЬ бокал поднимем!
Давайте выпьем стоя.
За НЕЁ!
Нас зачали в эпоху доверчивых лун.
Это время - попытка уйти от оков.
Мы взрослели под песни натянутых струн,
Наша юность пропитана дымом костров.
И летела над душами, зрея, ВЕСНА
И вплетала нам в волосы тёплые дни...
Нам казалось, что вечно продлится она,
Но ЗИМА помешала тепло сохранить.
Ведь на белом - заметнее первая кровь,
Мы друзей не хотели навечно терять.
Их весна - никогда не оглянется вновь,
Вербовала к себе их небесная рать.
Мы мечтали до века другого дожить
И ловить ЖУРАВЛЕЙ сетью сотен зарниц,
Но судьбы разорвалась суровая НИТЬ,
Нам подсунув лишь кости от мёртвых СИНИЦ.
Влёт ударила в поддых внезапно ЛЮБОВЬ,
Перекрыв мне на вдохе живительный газ,
Но стреле острой в сердце ты не прекословь, -
Я вдохнул вместе с болью и этот наказ.
Наш удел, он ведь в общем не так уж и плох,
Не забыть только раннюю смерть матерей...
Мы смеёмся насколько позволит нам БОГ
И, пришпорив, хватаем за холки коней.
Разбросали мы камни - пора собирать,
Я седею, а мир словно девушка юн.
Потому видно тянет опять и опять
Возвратиться в эпоху доверчивых лун...
Застыло зимнее светило
Вдали от летнего квартала.
Узорной плетью ворожило,
Морозом по лицу хлестало
Фонтанку в ледяной обложке,
Фигуры Клодта с Летним Садом...
Лишь ветер заметает крошки,
Весь Невский получив в награду.
Недели две нам кости мыло
И вот в Крещенье - зазвучало!
Купель хрустальную открыло
И в Иордан звезда упала!
А ночью, будто в наказанье, -
Луна подвешена к карнизу
И кажется что мирозданье
Отдали звёздам по Лэнд-Лизу...
Навеяно Талончиками Галины Хаблак http://www.poezia.ru/article.php?sid=41130
Талон на получение любви,
Талон на (от НЕЁ одной!) лекарство...
Так до востребованья козыри мои
Лежат на почте, как билет на царство
В том месте, где мы мёрзнем на краю
Истории, что вечна именами...
Где свет из глаз твоих я жадно пью,
Не ведая что это всё не с нами,
Не там и не тогда...
Изнанка бытия!
Глядишь в окно, заносит снегом поле...
"Контроль на линии!"
Вечерняя заря
Твоей мечты у берега неволи...
Промокла к вечеру душа,
Подкрался холод незаметно.
Костёр потухший вороша,
Я рассыпаюсь покуплетно.
Прошедших вёсен аромат,
Пейзаж с бутылочной картинки
Мне крымских бочек водопад
Опять напомнит по старинке.
Массандры "Херес", старый друг!
Звучит салютом "Russian Open"...
Печаль беру я на испуг,
В бокале недруг мой потоплен.
И память-парус по волнам,
По дивным средневолжским плёсам
Спешит к гранитным берегам,
Где сфинксы задают вопросы.
Ответы в пламени свечи
Сгорят, как старые бумаги...
Так пой же, Муза, не молчи!
Хлебни-ка браги для отваги!
Ведь сколько глобус не крути,
Дуэт с душой не будет вечным.
Пока - нам с нею по пути.
In Vino Veritas!
Конечно!
Этот Город способен на разное,
Всё таится в Его светлых сумерках:
От прекрасного до безобразного,
Гениальное, полубезумное...
Он затопит тебя мягким мОроком,
Затуманит Невой подсознание.
Отсыревшим не выстрелишь порохом
Петербургу салют на прощание.
Ты не сможешь проститься с Ним полностью,
Уложив чемодан свой внимательно,
Обнаружишь пропажу лишь полночью,
Часть себя потеряв окончательно
И поймёшь, что одной половиною
Ты прирос к Его сырости мангровой.
Словно старой бездомною псиною,
Зацепившей летящего ангела,
Он проникнет к тебе тихим вечером,
Мокрым носом уткнётся и ласково
Глянет в душу зрачком человеческим
И растает видением пасмурным...
И в положенный срок или ранее
Ностальгии появятся признаки
И почувствуешь недомогание -
То проявятся вирусы-призраки.
Бесполезны здесь антибиотики,
Ведь от призраков нет излечения.
Просто Питер теперь стал наркотиком...
Петропавловский шприц - вот спасение!
Моей жене с любовью
Февраль завьюживал, глумясь,
И над тобой и надо мной.
Нас жизнь схватила и, смеясь,
Связала вместе бечевой.
Которая теперь пора
Забыл за круговертью дней.
Ну, а зима... а что зима!
Она лишь часть любви твоей.
Метель закончила войну,
Зелёный победил покров.
Ну, а весна... мне жаль весну.
Она лишь часть твоих шагов.
Струится свет из серых глаз
И вновь теряю я покой.
А лето - как калиф на час.
Оно лишь часть тебя самой.
Нас рыжий лист венчает вновь,
Суля погоды поворот.
А осень не находит слов -
Она лишь часть твоих забот.
И наши дети как тростник
Растут, шумят, отняв покой.
А жизнь листает как дневник
Тебя со мной, тебя со мной...
последний день весны 2005
электричка "Мельничный ручей - Финляндский вокзал"
Служа в театре 40 с гаком,
Он выходил лишь в эпизодах
И "Кушать подано!" со смаком
Произносил, застряв у входа...
И так тянулось бесконечно,
Привычно, до конца знакомо
И гения удел увечный
Был постоянен, словно кома.
И он готов был всё закончить,
Не победить уже усталость...
А жизнь летела сворой гончих
И вот уже осталась малость...
Но вдруг, нежданным реверансом
В карьере старого актёра
Судьба поправила балансы
Случайным жестом режиссёра.
Он получил ту РОЛЬ, в которой
Мечтал раскрыться до конца
И он молился в гримуборной
На потемневший лик творца.
На репетициях сжигая
Последние остатки веры,
Он подгонял мгновений стаю
И вот настал момент ПРЕМЬЕРЫ...
Как он СЫГРАЛ!
Легко, певУче...
Он вдохновенен был как Бог!
Никто не смог сыграть бы лучше,
Ведь он - АРТИСТ, не скоморох.
Словами прошибая стены,
Он затопил слезами ЗАЛ.
Талант, достойный Мельпомены,
На сцене ЖИЛ, а не играл.
Но волшебство неуловимо
Под самый занавес прервалось.
Изношенное сердце мима
Остановилось.
Время сжалось...
Упав на пыльные подмостки,
Он продолжал играть ФИНАЛ.
Никто в случайном отголоске
Так никогда и не узнал,
Что занавес скрывал, шурша,
Его последние МОМЕНТЫ...
В последний раз его душа
Цеплялась за...................
........................................
А П Л О Д И С М Е Н Т Ы ! ! !