«…пожарные, бывало, свое дело делают, а мы, как ни в чем не бывало — танцуем!»
М.Е. Салтыков-Щедрин «Современная идиллия»
Когда вдали дымятся города,
Детей и женщин обращая в прах,
Тогда мужчины забывают страх,
И отступает новая орда.
Но есть, помимо татей и лгунов,
Клубящиеся твари без сердец,
Которым сытно, пьяно, наконец.
Идиллия ждунов!
-
Вот раз Поэт, Актёр и Программист
С утра проснувшись, впрочем, пополудни,
По рюмке накатили (всё же будни),
И малость поработать собрались.
Один, хайповый ноутбук открыв,
Уселся в кресло, благо он фрилансер:
Не долго прохлаждался в Верхнем Ларсе,
Потом Стамбул, Тбилиси, и авансы
Иссякли, но закрылся и призыв.
Другой, одеколон на перегар,
Но всё равно его амбре несвеже,
Помчал на репу по звонку помрежа,
Не то рассчитывать ему придётся реже
На донжуанский свой репертуар.
Уж на пороге посмотрел фейсбук —
«Ну нет свободы в этой самой рашке!
Давайте с горя вздрогнем по рюмашке,
Пришёл абзац карьере бесшабашной,
Совсем поехал крышей наш худрук!»
Поэт, тем временем строчивший пост,
На миг отвлёкся, слушая Актёра,
И Программист приник вниманьем скоро,
Узнать желая, что за шум да ссора,
Какая драма придавила хвост.
«Как он посмел такое предложить!
Мне дали роль квасного патриота,
Как будто быть изгоем мне охота!
Да на хрена такая мне работа!
Да чтоб им вечно в этой рашке жить!»
«Не соглашайся ватника играть», –
Поэт ему ответил торопливо, —
«Не то все наши отвернутся живо,
Не подадут руки, ядрёна мать!»
Актёр ушёл, но вскоре снова тут –
К чертям уволен за свои дебоши.
Что, разве заграница не поможет?
Теперь в ночные клубы двое вхожи,
Времён получше ждут, и ждут, и ждут.
Но вскоре взят с поличным Программист —
На бабках погорел сопливый кодер —
Секрет какой-то за границу продал.
Теперь Поэт один, а с ним свобода,
Времён получше ждёт постмодернист.
Потом и он подсел на антрацит,
В окошко вышел в городе-столице,
Не помогли отец и заграница,
К которой он уже устал стремиться
И ждать, когда Европа победит.
-
Когда мужчины борются с врагом,
Веками жаждущим поработить наш дом,
Клубятся твари, от бюджета жрут,
Времён получше ждут, и ждут, и ждут.
Мой дом стоит на острие веков,
На гребне закружившейся планеты.
Корнями держит холм, цепляет ров,
А окна за собором ждут рассветы.
Я здесь тревожно сплю – пласты времён
Скользят к реке, сдвигаются и давят.
Под этой кручей дремлет бастион –
Дом взял его осколки в свой фундамент.
Мне снится князь смоленский Ростислав,
Его сестра с печальными глазами,
По берегам реки – церквей стоглав
В молитве умиротворенья замер.
Мне снится прясло крепостной стены —
Тяжелым смутным временам свидетель
Оно встречало здесь напор войны —
Войны одной, потом другой и третьей…
Я просыпаюсь, разрываю сон.
Мерцает огоньками Заднепровье,
Но неспокойны жернова времён —
Они скрежещут и сочатся кровью.
И дом вздыхает, трещины ползут.
Он коренаст, морщинист, неухожен.
Он – добрый друг, и сны его несут
Огонь веков на свет стихов похожий.
В начале было Слово, Слово – Бог,
И Дух Святой апостолам помог,
«И, шедше, научите все языки».
Но ищущие власти и земли
Лишь на латыни Господа рекли,
Чтоб все славяне сделались безлики.
И князь земель моравских Ростислав,
В Царьград своё прошение послав,
Богослужебных книг хотел славянских.
Тогда призвал двух братьев Михаил.
Язык славян знаком им с детства был,
Но письмена не знали постоянства.
Премудрые Мефодий и Кирилл
Молились, чтобы им Господь открыл
Славянской речи гласный и согласный.
Черты и резы, форма и длина -
Сложились воедино письмена
Евангельской беседе сообразны.
В тот год Смоленск, велик и мног людьми,
Аскольд и Дир увидели с ладьи,
И по Днепру пошли варяги в греки.
А братья из Солуни в тот же год,
Трём книгам дав славянский перевод,
В сердцах людей восславились навеки!
Сегодня на перилах своего балкона увидела гостью нашего города - сойку. Эта красивая лесная птица мне давно нравится, но к обеду я её не ждала. Пока бегала за телефоном, она уже перелетела на берёзу и принялась угощаться весенними жучками. Я почувствовала себя Соколовым-Микитовым или Пришвиным и записала свои наблюдения:
Смоленский Кот. Не слышали? А зря!
Я знаменит! Я просто легендарен!
Ещё Руси чуть брезжила заря,
А я уже был славою одарен!
Был град Смоленск велик и мног людьми,
Купцы туда-сюда везли товары.
Шли по Днепру славянские ладьи,
Шли викингов свирепые дракары.
Был нужен им отважный крысолов,
И потому в разгар Средневековья
Был взят наш род лихих лесных котов
В раскидистых дубравах Поднепровья.
Мой зуб – кинжал для корабельных крыс!
Мой памятник – признанье совершенства!
Я – лютый зверь, всегда готов на риск.
Запомните, я славный Кот Смоленский.
По прошествии же субботы, на рассвете
первого дня недели, пришла Мария Магдалина
и другая Мария посмотреть гроб.
Мф. 28:1
С тобою вместе я молюсь,
И слёзы тру руками,
Когда, спускаясь по холму
Пещеру взглядом обойму,
И пустоту! И вдруг пойму,
Но даже прошептать боюсь:
Кто отодвинул камень?
На камне у гробницы той,
Где был Христос положен,
Вещает ангел белокрыл:
— Он был распят, и мёртвым был, —
Но воскрешён и воспарил,
И смерть попрал своей пятой.
Воистину – Сын Божий!
Беги! О чуде из чудес,
Мария Магдалина,
Благовести ученикам,
И добрым людям, и врагам,
Дню Светлой Пасхи и векам:
Возрадуйтесь, Христос Воскрес!
И друга друг обнимем!
«Облетев Землю на корабле-спутнике,
я увидел, как прекрасна наша планета.
Люди, будем хранить и приумножать
эту красоту, а не разрушать её!»
Ю. А. Гагарин
Земля ранима и прекрасна!
Скажите детям разных стран,
Чтоб, этой истине согласно,
Земля оправилась от ран.
Чтоб не взрывались самолёты,
Не гибли беженцы в пути,
Чтоб от священных переплётов
Огонь воинственный утих.
Возможно ль, что Земли ландшафты
Повергнет в хаос разум наш,
И перед взором космонавта
Предстанет гибельный пейзаж:
Метель гульнула всласть,
Легла устало,
Стал тихим гул.
Мой сын сказал, смеясь, -
«Давай оставим
След на снегу?
С тропинки малыша
Я отпустила
На снега гладь.
И он рванул, спеша,
Что было силы,
По ней шагать.
Скачи, не чуя ног,
Сто зим застанешь,
И сотню лет.
Ты добрый след, сынок,
Даст Бог, оставишь
След на Земле!
Посвящается деревьям – самым беззащитным жителям городов
Я не знаю за что, почему и зачем
Заточили меня в чёрный каменный панцирь,
И, весьма вероятно, умножились шансы
Человека надевшего шлем.
Заряжает летучую молнию в сталь.
Я теряю себя, бесполезно пытаться
В предрешённой борьбе избежать ампутаций,
Если выше сочувствия - «стайл».
Нет свободы, нет воздуха, даже
земли.
Истекаю прозрачною сладкою лимфой,
Покрывается панцирь коростою липкой,
Ветер ветошь едва шевелит.
Путешественник скорбным лицом обомлел,
Где-то рядом скрипит надоедливо птица.
Тяжело, не вздохнуть и водой не напиться.
Впрочем, рано рыдать обо мне.
Не стараюсь на свете прослыть
гордецом,
Только снова, увечные плечи расправив,
Я взгляну, отвергая бездушие правил,
Вызывающе смерти в лицо.
«…Карьера не талант и не знание…
…Посылаю тебе «Черного человека».
Прочти и подумай…»
С. Есенин, письмо П. Чагину, 27.11.1925 г.
Две чёрные птицы,
Сидящие рядом на белом снегу, –
Нехитрая графика зимнего сжатого поля.
И новой страницы
Коснется следами проворный бегун,
Лишь только, утихнув, прыжки бездорожья позволят.
Тогда, может статься,
Придет понимание магии схем,
Того, как обильно кумирами разум засеян,
Как дедов, за старцем
Великим, под занавес тянет к сохе,
Что наши отцы растранжирили жизнь как Есенин.
Что дело не вкуса,
А ловкости рук, и сметливости роль –
Движенье наверх – восходящий поток улови ты.
Что делает муза
Смертельными кофе и твой алкоголь,
А музы поэтов причудливы и деловиты.
Иная карьера,
Ты скажешь, не знание и не талант,
Но то и другое, а также напор и сноровка.
И новая эра
Придет, и откроет блокнот дебютант,
И снова, как прежде, защелкнет рычаг виршеловка.