Марианна Боровкова


Тяга к свету или простое инстинктивное


            "...химический процесс, называющийся жизнью,
            требовал света..."
                                                            Джек Лондон
           




1

эра милосердия - миг короткий,
я не помню имя его на вкус,
то ли черноплодки сухие чётки,
то ли из калины обрывки бус,

неба гладь тяжёлая, света мало,
много слов, и снега, и синевы,
и следов - кого-то я здесь искала
посреди травы...


2

всё на своих местах, и только свет
вступает с темнотой в противоречье,
а с оттепелью дышишь глубже, легче,
прощаешь и прощаешься живей,

и тянешься, как усик от лозы -
лукавый юный усик виноградный,
а новый день, примерив фрак парадный,
преподаёт смирения азы...


3

какая светлая позёмка
и леса тёмная кайма,
навстречу истине пойдём-ка,
неважно, кто кого поймал,

но удери теперь - попробуй! -
беги, ищи судьбы другой,
щенок, мальчишка крутолобый,
волчонок, Маугли, изгой...


4

свет в окне мерцающий, тревожный,
кто его переключить поможет?
кто приложит к сердцу подорожник?
кто заварит одолень-траву?

чьи там голоса звучат тихонько,
снежной стаей сев на подоконник,
где горит огнём цветок бегоний,
где потомки призраков живут?


5

слово словно вылеплено из снега
нет его беспомощней оберега
нет его бессмысленней талисмана
слово озорно холодно обманно

слово - января скорлупа пустая
на губах лежит и никак не тает
вересковы сны
колыбельны взгляды
по делам награда


6

у жизни ясноглазое лицо
и счастья белоснежная страница,
а по утру так безмятежно спится,
что кажется благословеньем сон,

в котором свет повсюду - чист и бел,
а большего как будто и не надо,
и мир немыслим без того, кто рядом
и без того, кто помнит о тебе...

Разве музыка может кончиться?

***

Разве музыка может кончиться?
Клонит голову резеда.
Не отступится одиночество -
Навсегда оно, навсегда.

Не приснится, так померещится -
Ах, как жимолости звенят! –
Жар мучительный не на женщину -
На отшельничество сменял.

И теперь пьёшь до дна рассеянно
Раскалённый мускатный грог.
Пригорюнился ветер северный,
Спит у самых ног.

Волки сытые, овцы целые,
Крутолобые облака
В небе низком оцепенели
И не тронутся в путь никак.

А вороны молчат и кружатся,
Нервы вербы напряжены -
Это ж надо какое мужество -
Слушать музыку тишины…


Зимняя прелюдия

Но только бы звучала музыка,
И отзывалась ей земля,
И не было тесней союза их
На первый и последний взгляд.

Когда сердечное биение
Сорваться норовит с цепи,
Чем эту паузу осеннюю
Заполнить и до дна испить?

Подобно ласковым любовникам,
Деревья обнялись во сне.
Снег с каждой нотой многословнее,
А я - мятежней и вольней.

Сгореть дотла? Сухими травами
Студёный воздух напоён.
Мы с ветром стали равноправными
В косноязычии своём!

На вечный хаос обречённые,
Речь поворачиваем вспять.
Хватает время за плечо меня,
Как будто может удержать.

Но что мне время скоротечное?
Тянусь до хруста позвонков
За облаками, как за вечностью,
За неоконченной строкой…



Начиная с ноты до


            И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды —
            Флейта,
            И сам флейтист в окне.
            МЦ

Я не терплю большие города –
В них одиноко, сумеречно, душно.
Ты в городах теряешься всегда,
И не найти тебя в который раз я трушу.

Где ослепляет папиросный дым,
Там пепел под ботинками прохожих.
Тебя я помню резким, молодым,
Любимым - тоже.

Рябина в сердце ранена - кровит,
Я чувствую её печаль девичью.
Сверчок-флейтист играет о любви
Всё с тем же вдохновением привычным:

Мир для него – странноприимный дом.
Мир для меня ты выдумал случайно.
Мелодия начнётся с ноты до,
Бродячий музыкант пожмёт плечами.

Мой маленький, ни времени, ни сил
Не пожалей – настанет час расплаты -
Идиллия окончится на си,
Но до тех пор играй,
Играй, крылатый!

Пять коротеньких историй



1

майский жук раскроет крылья
медь и бирюза
это будет или было
сон тому назад

свет горячий ветер тихий
семечко в земле
говори что я трусиха
глупую жалей

обнимай целуй в макушку
за руку держи
выдохни замри и слушай
как стрекочет жизнь

как скребёт настырно лапкой
майский жук смешной
говори не надо плакать
просто будь со мной


2

оска мохнатая кружится голова
первый полёт не бойся смелей давай
белой сирени цветущие облака
маленькая властительница цветка
скипетр и державу держи ровней
чтобы случалось важное по весне


3

"как ты?" качается в воздухе и звенит
ландыш мой ландыш
серебряный травостой
время другое и время не изменить
даже таким рисковым как мы с тобой
даже таким
выращивают дожди
в тёплых ладонях диковинные цветы
выйдешь бывает в поле совсем один
слышится "как ты?",
и эхом "а ты?"
а ты?



4

а молоко из чашки залпом,
ох только б не попалась пенка!
и еле уловимый запах
и кружевная тень на стенке
ах блюдце с голубой каёмкой
посередине раскололось
а голос ласковый негромкий
такой до слёз любимый голос


5

куст шиповника пальцами шевелит
словно гладит воздух
а над ним танцующие шмели
золотые звёзды
а внутри их солнечная вода
плещется под кожей
а во мне любовь к тебе навсегда
или не похоже?

Шаг в шаг

Будущий снег


Это в тебе говорит голубая мгла,
Будущий снег – белый, большой, незрячий.
Мечутся тени по четырём углам,
Свет разливается, ветки в окне маячат.

Поздняя осень прозрачнее, чем слова.
Не расшифруешь на стёклах узор морозный:
Смотришь и силишься вспомнить - давай, давай!-
Шов между мной и тобой чуть заметен, розов,

И никого - кроме, после и возле не
Видно, не слышно – а только пожму плечами:
Даже когда ты не думаешь обо мне,
То всё равно скучаешь.

Облако, птицу, звезду принимаешь в дар,
Пар выдыхаешь: дик, нестерпим, несносен -
Будущий снег заведёт тебя в никуда
И бросит.


Долгая, большая


Мы проснёмся вместе, как всегда,
Выйдем, взявшись за руки, из дома,
А над нами снежные стада
Бродят – бессловесны, невесомы,
Жмутся к человечьему жилью,
Оставляя след на стёклах влажный.
Зяблики заутреню поют
Тоненько, протяжно.
Небо приземлилось и лежит,
Словно жук, на лапки встать не может.
Мы приноровились рядом жить
С вязом гладкокожим,
С нежной ивой, парой тополей
И дубовой рощей,
Не роптать, держать сердца в тепле,
Быть и думать проще.
Время превратило нашу боль
В тишь и глушь, но, силы умножая,
Приоткрылась зрению любовь –
Долгая, большая.

Шаг в шаг


Мир сотворён из шёпота и света,
Из паники и писка воробья,
Из лыжного петляющего следа
И запаха морозного белья.

Когда ты научился ладить с бездной
И ко всему, казалось бы, привык,
Снимается с насиженного места
И в путь твой отправляется двойник:

Бесстрашный, бесшабашный, бестолковый -
Такой, как ты, в былые времена –
Его глотает сумрак заоконный,
За ним ныряют звёзды и луна,

На лоскуты цветные рвётся полночь
И мысли, словно мыши, шебуршат.
И Бог идёт навстречу и на помощь,
И снег за ним пристроился шаг в шаг.


Звёзды жимолости


Про звёзды


лесенка всего-то в три ступени -
одолею, память не предам:
здесь моих не обнимал коленей
так, как ты, никто и никогда,

и никто не говорил о главном,
истин прописных не объяснял,
только месяц в заоконье плавал,
и глядели звёзды сквозь меня,

мне б забыть, да гул не унимался,
мне б уйти, да дом не отпускал,
нам двоим всего-то и досталось
ключевой тоски на два глотка,

радости - и той на пару вздохов,
счастья человеческого горсть,
а зима топталась у порога,
будто бы никем не званый гость,

и войти всё не решалась, чтобы
не спугнуть касанья жарких струн,
и дрожали звёзды от озноба,
и совсем растаяли к утру...

Вот так



вот так и пройдёшь эту зиму насквозь
предгорьем сугробов,
алеющих звёзд переспелую гроздь
сорви и попробуй

морозную сладость, рябиновый смех,
огонь лихорадки,
вот так и разделишь утехи на всех
почти без остатка,

и мир встрепенётся, раздышится мир,
натянутся струны,
зелёные ветры взметнутся над ним,
горласты и юны;

в ответные чувства, в любовный канун
ступай осторожней!
вот так и пройдёшь эту зиму по дну
и по бездорожью,

по самому краю холодных времён,
по хрупкому насту
и встретишь подснежное счастье своё
и скажешь: ну здравствуй!

Звёзды жимолости


А разве между нами что-то было?
По-детски нежен жимолости куст.
Смотрю на твой седеющий затылок
И всё никак коснуться не решусь.

Ты видел звёзды? Что такое звёзды?
В соцветии каждом вспыхивает жизнь.
Ну разве можно быть таким серьёзным,
Таким чужим?

Какая несговорчивая память –
Безжалостно испытывает нас!
Душистым лепесткам взлетать и падать,
Пока до слёз не выгорит весна,

Пока не упорхнёт с травы певучей
Коровка божья сердца моего.
Целуя губы, верь в счастливый случай,
И больше ничего…

Не разобраться, был ты или не был,
Но, человек, в тебя влюблённый сад
Созвездия обрушивает с неба,
И жимолости светятся глаза.



Бабье царство

Бабье царство

 

нас никто о желаньях не спросит
впереди подмосковная осень
затяжное ненастье вокруг
гибель бабочек и георгинов
и стрекоз голубых и невинных
сон в полёте случившийся вдруг

потому то до сумерек мне бы
разобрать на соцветия небо
рассадить по траве светляков
и дождавшись хорошей погоды
отпустить краснопёрок под воду
где прохлада и полный покой

ты не думай что света не хватит
на двоих распростёртых объятий
задержавшихся соек в лесу
полюбивших аировый север
потому то душистый клевер
и календулу запасу

соберу зверобой подорожник
приходи зимовать если сможешь
вьюгу сердца одной не унять
приходи в моё бабье царство
от уныния пить лекарство
полуночничать у огня

 

Поздний дар

 

Здесь так ярко подсолнух горит,
Что как будто и солнца не надо –
Ослепительные фонари
Освещают глубины сада.

И всю ночь не смолкает жизнь
В зачарованных тех угодьях:
Люд пернатый свистит, шуршит,
Суетится и колобродит -

Не до сна теперь никому,
И поэтому до рассвета
Суматоху и кутерьму
Затевают соседи сверху.

То ли крыльев невидимых взмах,
То ли перья шуршат по крыше,
Мы, обнявшись, сидим впотьмах
И почти не дышим.

Поздний дар – понимать без слов,
Принимать скоротечность лета,
И смотреть, как поверх голов
Проплывают всполохи света,

Запах скошенной лебеды,
Тени бражников опалённых
И тоски горьковатый дым -
Кратковременный, мимолётный.

 

Мандариновые стихи

 

Сны между тем сбываются и горчат.
Эта зима сгодилась бы нам в попутчицы,
Только не надо оглядываться назад:
Встретимся, разминёмся – уж как получится.

Отзвук неясный - резкий удар под дых.
Кто расставался, тому не до долгих проводов.
Между мирами воспоминаний дым -
Этой зимой не стоит хандрить без повода.

Зимы - они не вечны, как ни крути.
Снег потихонечку выпадет и закончится.
От моего непрошенного «прости»
До твоего кромешного одиночества

Тысяча лет сиротства и темноты,
Внутренний голос – единственный собеседник.
Только б не думать, как привыкаешь ты
Не замечать субботу и воскресенье,

Воздух глотая жадно, щекотный брют
Пробуешь ртом пересохшим и зябко ёжишься,
А за углом мандарины с лотка продают.
Сладкие, марокканские, тонкокожие.

 

 

Поэмка о детских страхах

Крапива пахнет терпко и свежо,
Но насекомых не интересует:
Висит пузатый шершень (над душой)
Вальсируют капустницы-плясуньи.
Вот осы – я всегда боялась ос!
(Мне с ними ни за что не подружиться) -
Но полетело время под откос
И незнакомцев вытянулись лица.
И рухнул прежний мир в тартарары
Со всей своей кузнечиковой кухней.
Ах, эти муравьиные пиры!
В косом луче танцуют все:
И мухи,
И пчёлы – я до слёз боялась пчёл!
(ну что ты плачешь? – шепчет голос мамин)
Три раза плюнула через плечо
И спрятала во внутреннем кармане
Жужжащий смех, зудящий детский страх -
Чем ближе к сердцу, тем тебе же хуже
(ну что ты – это глупая игра,
где третий – лишний, а второй – ненужный,
а первый – стоит только расхотеть!
И, кажется, саму себя не слышишь,
А только этот голос в немоте
и выше)

Ещё боялась пауков и снов,
И крови – и своей, и посторонней,
И боли!
(боль всегда равно любовь? -
 теперь не вспомнить)

А замкнутых пространств? А темноты?
Мышей? (да брось! откуда в доме мыши?)
Чешуйчатые шелестят хвосты –
Я слышу, слышу! -
И прочь из дома (на день? навсегда?)
В густые заросли котовника и мяты,
Попробовать хмельной и ароматный
Сакральный плод пчелиного труда.

О, сколько солнца – ляжешь и лежишь!
Глядеть на свет – и радостно, и больно –
С единственным желанием кружить-
ся бесконтроль-
Но
и шмеля боялась как огня!
И засушила между рам на память
(все прочие подробности о маме
на чёрный день хранятся у меня)
Все прочие приметы бытия
В раз озарились светом золочёным.

Кому сказать, но полстолетья пчёлы
Моей свободе противостоят…

Поэмка для двоих героев

бредут небесные стада
с родных просторов на чужбину,
на их ссутуленные спины
одним глазком глядит звезда -

тут всё как прежде и не так:
янтарный след Кассиопеи,
и будничная суета,
и беззаботное веселье,
и неизбежная трава
за близлежащими домами,
а дальше в памяти - провал.
и только луч в оконной раме.

и в комнате интимней тень -
вне зоны светового круга -
когда заходит новый день
сквозь запылённую фрамугу.

и шашечница бьётся о
стекло, как будто сердце бьётся,
и потому здесь так тепло,
что жгучее укрылось солнце
в литровой склянке на столе,
в чихирь домашнего разлива.

и нечего теперь жалеть
о голенастых и счастливых,
танцующих рука в руке
на старом снимке над сервантом -
темноволосом мальчике
и девочке в нарядных бантах.

они бессмертье обрели
в углу под старыми часами,
где столько раз камелии
в лучах рассветных воскресали,
и пеларгонии цвели,
роняя лепестки с балкона,
и пьяные в дугу шмели
врезались сдуру в подоконник.

где ливней синяя вода
смеясь, рвалась из водостока,
и не бывало никогда
бессмысленно  и одиноко.

где внешний мир скворчал, кружил,
и егозил, и канителил,
и будущего миражи
угадывались еле-еле…

С восклицательным знаком

Взлетаем!

 

в октябре всё самое нужное, самое нежное
в человеке, как зуб молочный, бескровно режется,
не зарастает, пульсирует родничок,
тополиная стая вальсирует за плечом,
листья рвутся - горящие, светлые! - с тонких веток
и крылом златопёрым касаются человека,
сумасшедшие дервиши, им не остановиться -
и восторг на лицах!
мы с тобой которую осень чужие люди,
но октябрь никого не винит, никого не судит,
он играет старинные ритмы на укулеле,
чтобы мы не жалели
о дурацких проказах, о несуразных танцах,
здесь, в больших городах, легко ли не затеряться?
в октябре облетают три тополя на Плющихе,
там, где крылья касались, саднит,
а потрогаешь - щиплет,
и поэтому трогать не станем, оставим, как было,
мы отыщем других - молчаливых, сухих и бескрылых,
безнадежно усталых, серьёзных, и может статься,
что они, наконец, отучат и нас смеяться -
в полный голос, безудержно, дерзко и бестолково...
крепко держит земля, но пытаемся снова и снова,
и пока нам октябрь шепчет в ухо мальчишечьи тайны,
держись,
взлетаем!

 

Включай микрофон!

 

Включай микрофон - осень станет читать стихи!
Читать для тебя с листа /наизусть не помнит/,
И там, на другом конце города /жизни, строки/
В одной из прокуренных напрочь полночных комнат,
Ты будешь хвататься за сердце, как всякий раз,
Когда её голос покажется слишком близким,
Ты залпом допьёшь  обжигающий горло виски,
Достанешь из пачки последнюю Голуаз
И выйдешь из дома в огромный прозрачный мир,
Наполненный запахом яблок и листопада,
/И призраками/, и свежестью, и прохладой,
Мелодией ветра /разлуками/ и людьми,
Косыми дождями /предательством, суетой/,
Озёрным свеченьем, серебряным звоном сосен,
/Краплёными рифмами/, но это будет не то,
Не то, что однажды пообещала осень...

Здесь, в зрительном зале, аншлаг, ведь на сцене - она,
А рядом - драконы, которых вы не приручили,
Ты мимо пройти не найдёшь ни одной причины:
Сто лет не с тобой, приятель, а всё нужна!

Полынная горечь, ты помнишь её на вкус,
/И сводит с ума проклятая эта память!/
Включай микрофон, осень станет читать наизусть,
Пока не охрипнет, пока ты не скажешь "хватит!",
Пока не взорвёшься, пока не сорвёшься на крик,
Пока не вспугнёшь с ветвей алконостов стаю!
Включай микрофон, слушай осень, она читает -
Она о тебе читает стихи, старик!

 

Не отпусти!

 

В окне светлее час от часа,
Короче век, длиннее миг,
Где переписывает фразу
С черновика на чистовик
Старательный снежок снаружи,
И птица тенькает внутри,
И ветер мается, простужен,
Но ничего не говорит,
А только кашляет надсадно
И дует в чашку с молоком.
Звезда пропала – ну и ладно,
Не в первый раз - переживём:
И не такие были драмы!
Но нет границы у тоски.
Сегодня снова снилась мама,
И слышались её шаги:
Она такая в платье летнем
Смеётся солнца посреди…
Хотя бы птицу унаследуй -
Не отпусти!
Не отпусти!

 

В лето!

 

трубит, трубит охотничий рожок,
и ты летишь, грозою обожжён,
обласкан майским скороспелым ливнем,
отсюда первым рейсом на юга -
бездельник, беспризорник, мелюзга -
веснушчатый, смеющийся, счастливый!

чужбина встретит светом золотым
на шкурках вёртких ящерок, а ты
её обнимешь жадно взглядом влажным,
бродяга лопоухий, не зевай,
иди туда, где пряная трава
и дикие распахнутые пляжи,

где волны лижут гальку целый день,
медузы растворяются в воде -
на отмели им нестерпимо жарко,
а ты гуляй, гуляка, налегке,
пиши стихи на солнечном песке,
как ученик прилежный - без помарок:

ты - это я, но звонче и добрей,
ты никогда не сможешь постареть,
и разлюбив, не сожалеть об этом,
а если я смогу - прости, прости
все околесицы мои и глупости...
давай, малец, рванём с тобою в лето!

 

Попробуй, обмани!


как будто можно нас застать врасплох:
трещит сверчок, дрожит чертополох,
скрипит калитка старая в саду,
и ходики настенные идут,

отсчитывают время певчих птиц,
стирая солнце с беззаботных лиц;
вино густеет, голосят щеглы,
и нам с тобой становятся малы

былые радости, деревья, облака…
река небесная, темна и глубока,
колышет в недрах стаи сонных звёзд,
трава встаёт над ними в полный рост,

косматый ветер обнимает влёт
чувствительные плечики её;
кукушка врёт, а мятлик луговой
доверчиво качает головой;

паук не дремлет, ловко тянет нить.
а ты попробуй, память обмани,
а ты попробуй, сердце проведи!
над вереском пчелиный рой гудит,

скребётся мышь:
и смех, и грех, и страх -
всё остаётся на своих местах.

Проездом в Питере

 

На ночном вокзале садись на поезд

 

На ночном вокзале садись на поезд,
На весенней станции выходи,
Только я по-прежнему беспокоюсь,
Как ты доберёшься туда один,

Что ты станешь делать среди проталин?
Головокруженье сбивает с ног
И меняет небо с землёй местами,
Лес вокруг - прозрачен, могуч, высок:

Что, если заблудишься, растворишься
В голубом подснежниковом раю
И заплачешь яростно, по-мальчишьи,
И забудешь напрочь мечту свою?

Замолчит в груди золотая птица,
Горькая затопит её вода...
Что, если тебе перестану сниться -
И теперь, и завтра, и навсегда?

И пока не смыли дожди косые,
Не сошла тревога моя на нет,
Впопыхах завязываю косынку
И срываюсь в ночь за тобою вслед!

 

Диванный сплин

 

Диванный сплин попробуй, пережди:
все эти петербургские дожди,
пришитые к Исакию внахлёст,
почти не отличимые от слёз,
переплыви Фонтанку – фонари -
их было сто! –
и каждый не горит -
нас атакует вражья темнота
от самого Дворцового моста
до белой птицы над Большой Невой,
пусть Летний сад застынет неживой,
найди в тумане плохо различимый
Адмиралтейства ножик перочинный!
под пледом лихорадит – мочи нет
добраться до аничковых коней,
но те же львы и сфинксы стерегут
однажды нам доверенный маршрут –
таинственные замыслы Растрелли
мы одолели,
мы переболели -
ребячеством, унынием, простудой -
давай, вставай, пойдём уже отсюда…

 

Из осени

 

Я ухожу из осени налегке –

Листьев охапка и поводок в руке.

Ни приучилась шапки носить, зонты.

Связь не доступна. Разведены мосты.

Рядом гуляет ветер сторожевой,

Крутит хвостом, гладить дает живот,

Тянет, скулит и все норовит сбежать.

А под ногами звезды ничком лежат.

Всадники крепко держат своих коней.

Каждый октябрь становится все трудней

Распознавать в петропавловских облаках

Ангела золотого с крестом в руках.

Я ухожу из осени насовсем.

Дождь остается вниз головой висеть.

В реку ныряют и плещутся фонари.

Что-то такое выгорело внутри.

Что-то такое привнесено извне:

Больше не снится – вот и не спится мне.

Каменным львам неуютно лежать впотьмах –

Холодно, голодно, скоро совсем зима.

Кутаюсь в серый туман, как в громоздкий шарф,

Не разглядеть лица, но тепло дышать –

Так и шагаю, не узнанная никем,

С желтыми листьями и поводком в руке…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


Московское время

Марусичка

 

Улица течёт Неглинная
Речкой чистой, как слеза.
У Маруси косы длинные
И бедовые глаза,

Сапожок высокий, лаковый,
Шляпка, пёрышко, жабо...
Много с ней бывало всякого -
Знай смеётся над собой!

У Маруси губы алые -
Хохотунья, хоть убей!
Век бы пела да плясала бы,
Чтобы нравиться тебе!

А судьба её преследует,
И грозит, и хмурит бровь:
У Маруси - распоследняя,
Невозможная любовь!

И течёт Неглинка-улица,
И плывёт по ней народ...
С кем Марусичка целуется,
Сам Господь не разберёт:

Для кого постель расстелена,
Чей в кулончике портрет -
Ей рассказывать не велено,
И она не скажет, нет.

 

На Гоголевском

 

На Гоголевском светлая печаль
Ложится снежной предрассветной пудрой
И осторожно тает на плечах
Московского простуженного утра,

И в окнах гаснут медленно огни,
И тает, тает сладкий сдобный запах,
А человек на шарф меняет нимб,
Отчаянно стараясь не заплакать,

Пьёт крепкий кофе в маленьком кафе
На Гоголевском, смотрит кротким взглядом,
Как чистят перья в радужной листве
Смешные воробьиные отряды -

Их доля городская нелегка...
И видит человек, что вдоль витрины
По Гоголевскому идут снега -
Торжественно и неостановимо,

И редкие прохожие спешат,
Торопятся, а город, их жалея,
Перестаёт взволнованно дышать,
Становится светлее и теплее,

Бодрее духом и ясней лицом,
И человек, терпение теряя,
Нарядное Бульварное кольцо
На палец безымянный примеряет.

 

Над Москвой снега...

 

Над Москвой снега широко шагают,
На продрогший город идут снега -
Корочка хрустящая под ногами,
Рукавички детские на руках.

Время года сумрачное, лихое,
Не спасут арбатские фонари,
Ты вдохнёшь и выдохнешь первый холод -
Станет больше не о чем говорить,

Разлетятся мыслей пернатых стаи,
Кто же здесь останется зимовать?
Я твои сомненья перелистаю,
Ты перечитаешь мои слова,

А снега всё набело перепишут,
Всё переиначат и переврут,
Тёплый воротник подними повыше -
Нестерпимо стынет душа к утру!

Вспыхнет и погаснет звезда большая -
Жизнь её бессмысленно коротка.
Первые снега широко шагают -
Белые вступают в Москву войска...

 

С нежное

 

слушаешь, как шепчутся за спиною
тополя - московские старожилы,
а на ветках празднично-голубое
небо перья снежные разложило,

и метёт, метёт, заметает скверы,
улочки вдыхают морозный воздух,
только отчего-то на сердце скверно
и такие близкие нынче слёзы

и такие дальние звёзды нынче -
так само случилось, мы не хотели!
в тишине плутают следы синичьи,
их пугают злые вороньи тени

ты бредёшь бульваром, не отрывая
взгляда от земли, будто ищешь что-то,
на твоих ресницах снежинок стаи,
как на нотном стане расселись ноты

а темнеет рано, уже с обеда
свет не гаснет в окнах чужого дома,
за столом неспешно ведут беседу
двое совершенно нам не знакомых

двое, у которых ещё в начале
встречи, расставания и потери,
головами в такт тополя качают -
так само случилось, мы не хотели!

на свету зажмуришься с непривычки
где-то потерялся - какая жалость! -
у тебя был нежности ключ скрипичный,
но теперь и этого не осталось...

 

Аты-баты

 

птицей хохлится улица,
 остывает Остоженка,
 суетятся, сутулятся,
 греют руки прохожие

 до тебя не добраться мне,
 не хватает дыхания,
 но взлетает Крылатское -
 и тоска, до свидания!

 не случилось - не встретились,
 значит, выплыли-выжили,
 сердце бьётся на Сретенке
 и сбоит на Воздвиженке

 словно сдобное облако,
 сердце мягкое, нежное,
 аты-баты! - и побоку
 переулок Столешников

 покрасуйся, порадуйся,
 прокатись по Садовому,
 погляди, как на Яузе
 светят листья кленовые

 где путями окольными
 всё исхожено смолоду,
 разлилось по Сокольникам
 тополиное золото

 ветры вышли на Трубную
 и продули насквозь её!
 знаешь, бывших возлюбленных
 не бывает по осени...

 

Формула жизни

 

                Трёхсложная формула человеческой жизни:
                невозвратность прошлого, ненасытность настоящего
                и непредсказуемость будущего.

В. Набоков

в ту осень было всё и ничего,
и мы с тобой - необратимо юны,
прекрасны, ясноглазы, семиструнны,
торжественно звучали над Москвой

и хохотали, за руки держась,
и млечных губ почти не размыкая,
не представляли, тяжела,  легка ли
дорога, проходящая сквозь нас

немыслимое выдавал рояль
промозглых ливней, вдруг вступала скрипка!
в ту осень было радостно и зыбко,
и страшно, и таинственно,  и   жаль,

что двор пустел и гривой тряс, как лев,
швыряясь подмороженной листвою -
в округе оставалось только двое,
существовало двое на земле!

никто и не предчувствовал беды,
и правил никаких не соблюдая,
смотрели мы, как свет на лицах таял,
костров кленовых растворялся дым -  

от горестей и вовсе далеко,
лишь этот воздух - острый и прозрачный -
напоминал, что может и  иначе
выстукиваться  ритм - с другим, с другой,

всё может по-другому быть, не так,
как мы с тобой однажды намечтали,
тогда предощущение печали
мы начинали с чистого листа:

сентябрь, октябрь, ноябрь - во весь опор
неслась судьба самой себе навстречу,
нам перед нею  оправдаться нечем -
от самой первой ноты   до сих пор.

 

Память сердца

Память сердца

 

я смеюсь над будущим, я смеюсь,
булочку хрустящую джемом мажу,
небо балансирует на краю
крыши и на землю не смотрит даже,

я боюсь спугнуть его, потому
на звонки упрямо не отвечаю -
в чашечку фаянсовую ему
подливаю чаю;

влажно щерит космос щенячью пасть,
звёздными очами глядит лукаво,
говорю: попробуем не пропасть
в придорожных травах!

слушай, ухо к нежности приложив,
как задует ночь иван-чая свечи,
где-то там в горячечном море ржи
засыпает вечность:

память сердца - выученный урок,
шаг шагнёшь - и пройденная дорога,
так сиди, прихлёбывая чаёк,
ради Бога...

 

Что нам останется?

 

И что нам останется в зимних чертогах?
Хранить меж страниц лепестки,
В коробочках – майских жуков мохноногих -
Зелёных, блестящих, сухих,
Лаванду в холщовом мешочке на полке,
На коже – июльский ожог,
И привкус полынный – горчащий и долгий,
И чёрный грачиный стежок
На облаке белом крылом торопливым,
И прах полосатой осы,
И косточку ранней очаковской сливы,
Упавшей во время грозы,
И белые звёзды, застывшие в бочке,
И слёзы воды дождевой –
Так много сокровищ, и прочих, и прочих,
Что и не упомнишь всего.
Мы видели свет, и теперь он повсюду –
Большой ослепительный снег!
А значит, ещё утешения будут.
Так что же ты плачешь во сне?

 

 

Малиновое варенье

 

птичьи голоса, поздние покосы,
голубые плёсы, речная даль,
радостью делиться легко и просто,
если безоглядно её раздать.

в зарослях крапивы огнём карминным -
радугой подсвечена с двух сторон -
догорает россыпь лесной малины,
вспыхивает ягода - только тронь!

долог Млечный Путь, тяжелы колосья,
мёд гречишный тёмен, тягуч, горяч,
если давний друг вдруг приходит в гости,
значит, всё недаром и всё не зря.

родники звенят, опадают звёзды
в жаркие поля, время льётся вспять -
досыта напьёшься любовью поздней
и, глядишь, захочется жить опять,

и варить малиновое варенье,
отгонять осу, пеночки снимать,
а потом без страха и сожаленья
ждать, когда случится с тобой зима...

 

Кое-что о горихвостках и не только

 

с горихвосткой бывает не просто сладить,
словно слух твой испытывая на прочность,
рассыпается голос в небесной глади -
до тебя с высоты
докричаться хочет -

залилась, заплакала, засвистала,
высоко взяла, синеву тревожа!
отражается солнце в земных кристаллах,
и стоишь,
и глаз отвести не можешь,

улыбаешься, ловишь волну руками,
от её движения дышишь легче,
по сосновым стволам тишина стекает,
янтарём в коре застывает
вечность,

позвонками срослись, выгибают спины
деревца молодые -
лесные братья,
изумлённые лица от ветра стынут,
благодатного света надолго хватит:

оживают жуки, светляки, веснянки,
муравьи, кузнечики, богомолы -
на Господней ладони воскреснет всякий,
лишь бы сердца скорлупка
не раскололась...

 

Восток


В топлёной пенке облаков
Летают солнечные птицы,
Разносит ветер далеко
Прохладный аромат аниса.

Восток светлеет, свысока
Вода стекает дождевая -
И ну по лестнице скакать,
Тугие кулачки сжимая,

И барабанить по стеклу,
И сыпаться по черепице,
Чтоб юркнуть в дом, и в том углу
Затихариться,

Где ровно дышит человек,
И пёс бежит во сне куда-то,
А свет вокруг всё розовей,
Всё радостней и необъятней.

От вечности на волосок,
Звенит ночной ко(ш)мар над ухом,
И разгорается восток
На золотом собачьем брюхе -

Свет без начала и конца! -
И, переполненные светом,
Друг друга узнают сердца
По незначительным приметам:

По вспышкам, бликам, шепоткам,
По низкому дымку над полем,
По неоконченной пока
Любви и боли.

 

Клюква в сахаре

 

Клюква в сахаре

 

Клюквенные россыпи собирай -
Осень нынче выдалась урожайной!
Если в сахаре притомить с утра,
Причастишься к вечеру сладким чаем.

Скоротаешь время остывших гнёзд -
Безмятежно нынче на поле брани.
Загородный быт незатейлив, прост -
Только чьи-то тени в оконной  раме,

Только первый иней на проводах.
Горлу горячо, а ладоням зябко.
Будто бы живая кипит вода
В самой глубине забродивших ягод.

Лопухами дальний зарос овраг,
Поседели иглы чертополоха.
Язычки огня освещают мрак.
И не так уж страшно.
Не так уж плохо.

 

 

 

Так настаёт зима

 

разгорячённый свет катится под откос
времени больше нет сонных осенних ос
сытых весёлых пчёл чёрных и золотых
снег ещё не пришёл сад ещё не остыл
но тишина слышней брошенная тобой
ты приходил во сне
ты обещал любовь
сердце у нас одно звёзды у нас внутри
ты приходил за мной
ты говорил смотри
солнцу в лицо смотри слушай запоминай
благословенный ритм медленный как волна
тёплый густой туман поздний тягучий мёд
так настаёт зима
так тишина поёт

 

 

 

Целебное

 

человек под вечер не различает
иван-чай, календулу, чистотел,
и - заблудшим стадом овец - печали
всё бредут в густеющей темноте

по холмам и склонам пустых бессонниц,
ищут рай, потерянный на земле,
и зимуют с вечной мечтой о солнце
барбарис, боярышник, бересклет;
 
овцы блеют, греют бока друг друга,
медный заливается бубенец,
человек сверяет судьбу со звуком,
так похожим на перезвон сердец;
 
капли пляшут будто бы под сурдинку -
холодна вода разливных дождей,
человеку хватит и половины
припасённых загодя тёплых дней,
 
только бы душа оставалась светлой
даже в самой тёмной дурной воде,
а пока слезятся глаза от ветра
и звезда теряется в резеде,
 
и зима крадётся, на смерть похожа,
коготком сорочьим цепляя дёрн,
человек найдёт себе подорожник
и к душе приложит, и в ночь уйдёт...

 

 

 

То и это

 

фенхель фенхель стебель тонкий
усик только потяни
любопытные глазёнки
прячутся в густой тени

это всё со мною рядом
близкий мир мой узкий круг
у пчелиного отряда
нынче новый политрук

весела и быстротечна
служба важного бойца
кардамон остроконечный
сладкий запах чабреца
 
всё смешалось то и это
базилик тимьян бадьян
просто мне приснилось лето
а тебе приснилась я

 

Дело к весне

Дело к весне

 

Даже когда недостаёт тепла,
Дело неумолимо идёт к весне:
Эта трава, выжженная дотла,
Этот большой неторопливый снег,
И тополя – чёрным на золотом,
И голубая рощица вдалеке.
И вечерами думается о том
Времени, разговоре, черновике,
Что не успел с кем-то договорить,
Переписать набело, объяснить.
Даже когда в подреберье огнём горит,
Надо добраться как-нибудь до весны.
Надо растить фикусы и герань
На подоконнике, хлеб воробьям крошить,
Надо вести собаку в такую рань,
Чтобы на улицах не было ни души,
Чтобы глазеть на юные облака
И на звезду, летящую под откос,
Чтобы сама пришла и легла строка,
Словно набегавшийся до упаду пёс.
Надо наесться всласть ароматных вьюг,
Выучить наизусть каждый мёрзлый звук.
Я так люблю тебя, я тебя так люблю,
И ничего, спокойно себе живу,
Режу хурму на дольки, пеку пирог,
Свитер вяжу, лениво листаю сны.
Вот и давай, лирический мой герой,
Как-то перекантуемся до весны…

 

 

Кошка на окне

 

Видишь, видишь – кошка на окне!
Мы с тобой серьёзные вполне,
Взрослые осмысленные люди –
Я других не помню, хоть убей,
Намывает кошка нам гостей:
Снова петь и пиршествовать будем.

Время набирает высоту,
Виноградный сок горчит во рту -
Сколько ни хлебай, а всё тверёзый.
Молодость – она калиф на час,
Потайная дверца без ключа,
Летних ливней крокодильи слёзы.

Раз за разом, а как в первый раз –
Видишь, видишь – Бог спасает нас,
Потому что всемогущ и ласков.
За порогом никнут лопухи,
Слышишь, приближаются шаги:
Здрасьте, дорогие наши, здрасьте!

 

 

Однажды

 

однажды посадишь цветущий сад
чтоб скрыться в его тени
и слушать поющие голоса
и радоваться за них

полжизни проточной водой уйдёт
под корни но оглянись
опустится облако в тёплый дёрн
на всю остальную жизнь

а там и тишайший снег во мгле
и чей-то спешащий след
и кружки оставленной на столе
светящийся силуэт

поправишь очки кашлянёшь в кулак
из глины господней весь
опять затянешься натощак
забыв как всегда поесть

смолы золотистой сверкнёт слеза
лицо отразится в ней
тебе на владенья во все глаза
смотреть до скончания дней

шептаться с листвой и сходить с ума
а вдруг не убережёшь
когда подкатит к горлу зима
когда разревётся дождь

рассеется сон и вишнёвый дым
ты будешь вовек спасён
однажды твой сад принесёт плоды
кому-нибудь принесёт

 

 

Скорлупка

 

в прозрачном сумраке осеннем,
где первый снег и свеж, и слеп,
слабы, недолговечны все мы,
ютящиеся на земле.

а растревоженное сердце,
как певчий дрозд, летит вдали.
а нам глядеть не наглядеться
на превращение земли
из беспросветной в голубую,
из тьмы - в серебряный чертог,
а нам любить её любую:
и наизусть, и между строк.

пусть всё здесь призрачно и хрупко,
малы и беззащитны мы,
цела яичная скорлупка
невылупившейся зимы.

 

А потом поцелуй - и зима

 

А потом только золото, золото,
А потом поцелуй - и зима.
Солнце выжато, скошено, смолото
И уложено в закрома.

Новый свет – незнакомый, невиданный –
Отражает речная вода.
Охлаждается яблочный сидр
В переспелых плодах.

А скользнёт торопливое облако -
Заберёт говорливых цикад,
Птичьи гнёзда оставит за скобками
И отправится наугад

По небесным тропинкам нехоженым,
Сквозь прохладу и сырость полей
Мимо нас, тех, что были моложе,
Безмятежнее, веселей.

Неуёмные, ненасытные -
То ли вечность прошла, то ли ночь,
И осталась молитва за сына
И молитва за дочь.

А от августовских звездопадов
Реку видно до самого дна.
А потом только тьма непроглядная,
А потом – тишина.

 

Стук-постук

 

Что я умею?

 

От этой мглы, от этого покоя,
От этих сплошь рассвирепевших пчёл
Тысячелистник спрячется легко и
Вслед за собой нивяник увлечёт.
И крохотный жучок зеленокрылый
Отправится неведомо куда.
С чего вдруг в нём недюжинная сила?
Кто дал ему могущественный дар?

Бесстрашие – не мой конёк, отвага
Для комсомольской юности важна,
А мне бы стол и карандаш с бумагой,
И шар земной в квадратике окна.
Ещё в той жизни, в городской квартире,
На кухне под кофейный перепых
Я громко балагурила о мире,
Распугивая призраков ночных.

И было света мало, счастья - много.
На подоконник падала листва.
Как тяжело собравшейся в дорогу
Потребные подыскивать слова,
Не выдавать ни страха, ни волненья,
Ни грусти, остающейся в обрез.
Но неизменно осеняет гений
Для каждого решенья в сентябре.

Не увядает сумочник пастуший,
Не из упрямства, а из удальства.
Что я умею? Говорить и слушать,
В заоблачных вращаясь жерновах.
Дни напролёт бродить в логу совином
Цедить дождей целительный елей
И наблюдать, как пролетают мимо
Торжественные стаи журавлей.

 

 

Не первые и не последние

 

Нет, мы не первые с тобой у этой осени,

Но никого из прежних не найти.

Какая сладкая в саду малина поздняя,

Какая звонкая  малиновка в груди!

 

Никак не утихает птица храбрая,

Хоть сколько ягод ей ни накроши,

Поёт и продолжает небо радовать

Горячим светом маленькой  души:

 

Как высока, прозрачна  и пронзительна

Знакомая мелодия её!

Нет, мы не так бесстрашно и решительно,

Но тоже что-то вечное поём.

 

И дождь идёт, и жизнь идёт неспешная,

Голубоватый  убывает свет.

И никого созвучней  нас по-прежнему

На целом свете не было и нет.

 

Стук-постук

 

Как же хорошо каштан морозный
Сапожком резиновым поддать.
Вот мы и вошли с тобою в осень,
Сами не заметили, когда.

Говорят, весна была и лето,
Говорят, что молодость цвела.
А теперь их песенка допета -
Пережиты с горем пополам.

Воздух ароматен, свеж и чуток,
Шмель его бодает и гудит.
Мы с тобой надеялись на чудо,
И оно, должно быть, впереди.

Там, где безрассудные берёзы
Золотишко раздают за так.
Мы надёжней за руки берёмся,
Переходим на неспешный  шаг:

Время подгонять – себе дороже.
Жизнь, она устроена хитро.
И с рассветом тает вдоль дорожек
Выпавшее за ночь серебро.

Стук-постук – частит сердцебиенье,
Топоток каштанов по траве,
Перешёпот высохших растений,
По привычке вышедших на свет.

Нам бы к холодам приноровиться,
Переждать высокие снега,
Семечками прикормить синицу,
Выдохнуть и дальше пошагать…

 

 

Выше

 

Когда ещё будет так жарко, так сладко,
Медвяно и огненно, празднично, звонко?
Иная эпоха – иные порядки:
Дождей проливных бесконечные гонки,
Поникшие крылья окрестных деревьев,
Пустые дворы, и душа обмирает,
Когда высоту набирает, и перья,
И пух перелётная стая теряет.

Как жаль их, летящих в другие чертоги -
О, только б остались они невредимы!
Как жаль остающихся в долгой тревоге
За лесом белёсым, за жертвенным дымом,
За полем, за болью, за поздней любовью…
Никак невозможно смотреть беспристрастно
За теми, кто выбрал свободу и волю
И взвился над миром – большим и прекрасным!

Там где-то звезда в поднебесье мерцает,
Предзимнее солнце без крови и плоти.
Когда ещё вы прикоснётесь сердцами,
Когда вы весёлые песни споёте?
Колотятся ветры в закрытые ставни,
И звуки, как яблоки, бьются о крышу.
И выпита чаша вины без остатка.
И певчая стая всё выше и выше.

 

 

После нас

После нас

 

Катится бусина солнца - лови!
Райские птицы сидят на заборе.
Сколько не прожито боли, любви,
Нежности, радости, горя...

Мы проводили последних стрекоз,
Медленных ос восвояси.
Эти потоки непрошенных слёз,
Верно, от счастья? От счастья.

Синенький ситчик пора простирнуть,
Стёкла отмыть осторожно.
Звёздные капли подсохнут к утру
На обнажённой коже.

Вход в ледяные чертоги открыт,
Наспех украшен плодами антоновки:
Хочешь, в дорогу с собой набери –
С глянцевым боком и запахом тонким.

Воспоминанья, как раны, свежи,
Смутные страхи смешны и бесплотны.
Кто после нас здесь останется жить,
На ночь зашторивать окна,

Слушать мурчание серых дождей,
Листьев мышиный и шёпот, и шорох,
Полузабытые лица людей
Распознавать в золочёных узорах

Мёртвой травы и живого огня,
Призрачные силуэты?
Дай мне тебя горячее обнять
Перед началом света.

 

 

Бесконечное

 

Я иду по бровке, иду, не жалуюсь,
От листвы осталась толика малая,
Чучелко синичье на голом дереве,
А под ним промокшие пух и перья.

Это день короткий, а путь мой тянется
От жары июльской до дальней станции,
От воды прозрачной до рощи сонной,
От звезды до вьюги за горизонтом.

Надо мной бегут облака пастушьи,
Топот их сверчковую скрипку глушит,
Клики лебединые, грай вороний,
Голос металлический на перроне.

Я иду, глазею на бесконечное:
Небо, тополя, пешехода встречного –
Словно тайная приоткрылась дверца.
Сохнет рот и к горлу стремится сердце.

И ворчит собака сторожевая,
Век мой, будто собственный, проживая.
Росным ладаном пахнет воздух горько.
Слева у ноги – верный страж – и только.

Нам с тобой, дружище, закон не писан,
Грязи по колено и путь неблизкий.
Я иду легко, говорю о разном
С дорогим попутчиком кареглазым.

Ловко балансирую, как циркачка,
Птичка-невеличка с цепной собачкой.
Тот ещё луч света в сырых потёмках,
Та ещё сама себе незнакомка.

 

Один день из жизни человека

 

День надвинул облако набекрень,
В правом ухе – дождь, в левом – молоко.
И скользит по кругу, сужаясь, тень,
И до тьмы кромешной недалеко.

А пока просторно, и воздух тих,
Брызжет медь и золото из-под век.
Посмотри, как небо с ресниц летит –
Это улыбается человек:

Он шагает ухарски по листве,
А ему стрекозы наперерез,
И такой кругом чудотворный свет!
Будто это рай земной, а не лес.

Вдоль и поперёк муравьи снуют,
Только разве спрячешься от судьбы? -
Время их находит то там, то тут
И целует лбы.

Завтра подморозит, и ляжет снег –
Осторожный, ласковый, голубой.

И встаёт на цыпочки человек,
Чтобы разглядеть за слезой любовь.

 

 

Взгляд

 

Взгляд у тебя, словно нежность последняя:
Как приласкаешь притихший лесок,
Так можжевеловый дух и преследует -
Тянется возле, щекочет висок.

Даже когда опускаются сумерки,
Даже когда тебе кажется, умер ты.

Жизнь – она всюду, от скуки, от страха ли
Ты здесь – союзник травы и тоски.
И оттого голубую рубаху
Близкого облака рвёшь на куски.

Но и теперь собираешься с мыслями,
Но и во сне приближаешься к истине.

Где древоточцы идут на попятную,
Белыми нитками шито жнивьё.
От твоего говорящего взгляда
Зяблик ещё задушевней поёт

И рассыпает следов своих буквы,
И не любовь, но как будто, как будто.

 

До последнего

 

Счастливо, стаи чужеземных птиц!
Назавтра я не вспомню ваших лиц,
Всё станет глуше, тише и темней,
В моём саду – камней? полутеней?

На бреющем полёте проскользят
Две ласточки, а с ними мне нельзя:
Мне никогда отсюда никуда -
Здесь дом и георгины в два ряда,

И золотой немолкнущий сверчок,
И долгие беседы ни о чём,
И лысый куст приветливо кивает,
И капля проплывает дождевая -

Прощается так громко, горячо
Настурцию целуя в родничок,
И до последнего кленового листа
Сосёт под ложечкой и тянет пустота.

 

Третья стрекоза

Опасные гастроли

 

В те времена и фуксии цвели
Особенно чудесно и манерно,
И увязали в розовой пыли
Шмели, и рассекая свет вечерний,
Из чашечек лиловых пили сны
Припудренные перламутром пчёлы.
В те времена мы были влюблены
В последние опасные гастроли.
И тени от переизбытка чувств
У полночи бессонной под глазами
К заутрени бесследно исчезали,
И бабочки смущались от безумств.

Вот видишь, как чудесно всё прошло:
Мы к синеве едва лишь прикоснулись
И вот уже выходим из июля
Целёхонькие – снова повезло!
Смотри, смотри, как флоксы хороши,
Рогоз остёр – стрекозьи брюшки колет,
Когтит оса медовых две души,
Но им теперь нисколечко не больно.
Осталось вспоминать и забывать,
Какой кураж вокруг, внутри, снаружи:
Подслеповатый ёрш вдыхает ужас,
Но краснопёрка всё равно жива.

Когда бы ни случалось ничего,
Мы были бы с тобой водой, травой,
Карасиком с серебряной губой,
Любовью – и земной, и неземной.

 

За всех за нас

 

Нас, мигом выхваченных вспышкой
Из сумрака прошедших лет,
Сияющих загаром рыжим,
Заставили глядеть на свет
Незащищёнными глазами,
В отверстые нырять сердца –
Так было больно только с нами,
Так было сладко до конца!
Жуки, и бабочки, и птицы
Запоминали навсегда,
Как можно не наговориться,
Не насмеяться, не отдать
В еловые густые лапы
Одну зелёную звезду.
Помилуй, Господи, и жабу,
Всю ночь поющую в пруду,
И стрекозу, и водомерку,
И усача, и светляка -
Из всех летающих нас первых
Благословили облака.
Прости нам, Господи, мы были
Любимыми и были не.
А облака всё плыли, плыли,
Внутри себя скрывая снег,
Как будто первенца жалея –
Зачем спешить? – наступит час,
Зелёная звезда алтея
За всех помолится за нас.

 

Третья стрекоза

 

1

За садом, за дымящейся сиренью
Летят, летят расхристанные тени,
Звучат валторны, скрипки, голоса,
И кто-то наверху коснулся клавиш,
И ты меня надолго не оставишь,
Ну, может на каких-то полчаса,
Пока густеют сумерки у дома,
Пока в глухом колодце звёзды тонут,
И по соседству первые огни
Зажглись на летних чистеньких верандах,
Опутанных девичьим виноградом,
Где дачники просиживают дни,
Тоску пережидая, непогоду,
Себе в ущерб, реальности в угоду,
Не веря, но отчаянно молясь
О том, что позвенит и стихнет в ухе
Оса, рассеяв домыслы и слухи,
И снова установит с небом связь.


2

две лунных стрекозы в сияющей пыли
у лесополосы глазами обожгли.
не выйди никогда из сердца моего:
вот мёртвая вода, а выпьешь – и живой,
вот земляники горсть, любовь моя слеза,
ты - долгожданный гость,
я – третья стрекоза.

 

 

Про близость и звенящий бубенец

 

            "Есть в близости людей заветная черта..."
            ААА

по ком бы не трезвонил бубенец,
но веселее с ним тебе и мне
не помнить зла, пить допьяна весну,
ловить ладонь, как щуку, на блесну,
рискнув, решившись, перейдя черту,
кислицы лепесток согреть во рту,
да так, что нёбу станет горячо,
и выкатится лунный пятачок
на маковые росные поля -
истосковалась за зиму земля
по звёздным зёрнам, светлякам в траве,
неосмотрительно пролившим белый свет...
 
утешь меня, смешную, успокой -
о чём стрекозы шепчутся, по ком
бегут мурашки, шелестит весна?
а нам с тобой очнуться б ото сна,
омыть лицо слезою ледяной,
забросить камень бел-горюч на дно -
пускай себе диковинный лежит! -
вдвоём до первых петухов дожить,
до слов серебряных, до наливных стихов -
просить смиренно и прощать легко
друг друга, потому что по весне
особенно усерден бубенец...

 

Законы любви

Законы любви

 

Выше всех законов – любви законы.
Маковку целует мятежный дух,
И сияют розовые бутоны
Вплоть до первых заморозков в саду.

Петушиный крик разрывает сумрак,
Суетится серенький дождь в окне.
Тени замирают благоразумно,
И глядишь, к полудню сойдут на нет.

В тридевятом царстве айвы и груши,
В тридесятом княжестве алычи
Чёрный чай налёт оставляет в кружке,
Даже с мёдом вересковым горчит.

Дремлет боль со страхами и страстями.
В облаках скрывается лунный след.
Зёрнышки граната берёшь горстями,
Сыпешь во все стороны по земле

Бусины кровавые, турмалины -
Алый всполох, отсверк, и жар, и дрожь -
Словно о любви говоришь любимым
Сквозь пространство, время, безбрежный дождь.

А в ответ на имя – мышиный шорох,
Белый дым, и холод, и пустота,
Так и не случившихся разговоров
Музыка, запёкшаяся у рта.

 

Мелочи жизни

 

мелочи жизни, как тайные знаки:
солнечный луч на спине у собаки,
на подоконнике сдобные крошки,
в чашке звенящая чайная ложка -

с детства привычные люди и вещи,
снится собаке судьба человечья,
комнатный сумрак и лестниц пролёты,
и ожидающий кто-то кого-то,

трель соловья, телефона, трамвая,
за занавеской герань оживает,
споры и смех у соседей за стенкой,
мир растворимый со сливочной пенкой,

точка опоры всегда под рукою -
воздух веселья, тепла и покоя,
близкий по духу не то, что по крови,
сны обрываются на полуслове...

долгие проводы - лишние слёзы,
не по годам разговоры серьёзны,
слово обронишь - вернётся сторицей
и повторится.
всё повторится.

 

Стихи со вкусом вишнёвого варенья

 

Осенних ос движение и свист
Над спящей вишней – сочной, переспелой.
Я буду звать, но ты не отзовись,
Ни шагу в эту сторону не сделай!

Не тронь ни плодоножку, ни осу,
Не запускай в окно ни свет, ни ветер.
Кипят в эмалированном тазу
Воспоминанья о весёлом лете,

А ты живи в бетоне за стеклом,
В убежище своём - глухом и душном –
И молча наблюдай в дверной проём
За осами, летящими послушно

С небес на землю - жажды не унять!
Густеют пенки, пряно пахнет вишня.
Я буду звать, но не услышь меня,
Как я твоё дыхание не слышу.

И если осень нам сулит покой,
То сладких снов - счастливо оставаться!
И только шелест ливня за спиной,
И кровь от вишен на губах и пальцах.

 

Ерун Антонисон ван Акен

 

Тыквенная рыжая голова
Улыбается искажённым ртом.
По утрам привычно скрипит трава,
Трясогузка мелко дрожит хвостом.

Бочки на задворках полны водой
Пасмурной, в крылатках и семенах,
Сдерживает сердца удары дом,
Не пускает музыку из окна.

Радость горяча, скоротечен дым,
Ловок луч, в дверную скользнувший щель.
Ах, какое счастье – быть молодым,
И влюбляться страстно и вообще.

Яблоко надкушенное в руке
Я держу и вижу, как паучок
Медленно взлетает на облаке,
Бабочку придерживая плечом.

Я грызу антоновки кислый бок,
Слушаю, что шепчет кленовый лист,
А на нас с насмешкой взирает босх -
Изнутри, снаружи и сверху вниз.

 

Про тебя и про меня

 

Полна корзинка щедрых лакомств,
Бастардный золотится брют,
Поверх листвы летит собака,
Принюхиваясь к сентябрю.

В льняной мешок зашиты травы,
В подполье шебуршится мышь.
И никакой на нас управы –
Такие ветреные мы:

Ты ягоду берёшь губами –
По нёбу неба льётся сок,
Густеет воздух между нами,
Оса вонзается в висок.

Я – ягода твоя брусника,
Полупрозрачный леденец,
Я – яшма – страсти камень дикий,
Священный сердолик сердец.

Ты – свой, ты – свет, орех в скорлупке,
Сверчок в запечном уголке.
Ночь расплывается в улыбке
И гладит месяц по руке,

А я с тобой в слова играю:
Найду, рассыплю и сложу.
А сверху бабочка порхает.
А снизу засыпает жук.

И все – единый орган слуха,
Неповторимый эпизод.
Жужжит серебряная муха,
И жизнь смеётся и идёт.

 

И другие птицы

И другие птицы

 

Собрать все звуки тишины:
И звёздный плач, и снежный шорох,
И шёпот лилий водяных,
В которых
Глаза озёрной стрекозы,
Вместившие и быль, и небыль,
Прошедшему путём слезы
Седьмому небу
Равны, тождественны, под стать –
Ах, до чего ж они похожи!
Зачем весеннее нас так
Расстраивает и тревожит?
Затем что долго не живёт
Кузнечик радости апрельской,
Затем что огненный живот
Наполнен нежностью и песней.
Мы выдыхаем этот мир -
И откровенье длится, длится,
И вдруг становятся людьми
Стрекозы и другие птицы.

 

 

Встретимся щеглами

 

торопливый почерк трясогузки
прочитай от корки и до корки!
навсегда застряли в горле узком
присказки, смешки, скороговорки.

подо льдом, где сладко спят стрекозы
вечным сном в серебряных кроватках,
самый краткий путь проложен к звёздам -
до небес из бездны и обратно.

пахнут слёзы земляничным мылом,
с каждым взглядом чище между нами.
встретиться губами не по силам?
зябликами встретимся, щеглами!

иволга-певунья-канарейка:
с высоты - кто форте, кто пиано,
пёрышки младенческие греют
королёк, крапивник, коноплянка...

 

 

Теперь легко

 

Речные руки тянутся обнять:
Теперь легко потрогать корни, глину,
Траву на берегу, тебя, меня
И ласточку – мы с нею триедины.

Теперь легко – на небо посмотри,
Мы проросли высокогорным лугом,
С простудой на губе, с огнём внутри,
Навеки прикипевшие друг к другу.

Каких тебе мечтаний и забот?
Сядь, рядом посиди, поплачь о прошлом,
Мы намолчались досыта, и вот
Оледенелый панцирь сердца сброшен!

Теперь легко узнать из первых уст
Не тишину, но пересвист весенний
И захлебнуться половодьем чувств,
Прозрением, отчаяньем, весельем…

Кувшинки расцветают на свету,
Хранят их камышовые отряды,
И птичий стрёкот мается во рту,
А мы и рады.

 

 

Свиристели, синицы

 

Свиристели, синицы, снегирь
На ольховой нахохлились ветке.
Дождь идёт. Неуклюжи и редки
Рядом с ним человечьи шаги.

С крыши шумно стекает вода.
Сад сияет и в сердце стучится.
Свиристелей возьми себе в дар.
Но не дам снегиря и синиц я.

Здесь прохладно, и время кружит,
Смотрит в оба и целится в темя -
Это нам с тобой выпало жить
В белоснежную эру цветенья.

Это нам - сигаретный дымок,
Отсыревшие спички в кармане.
Но уже никого не обманешь.
Но уже никому невдомёк,

Что напрасно учила зима
Петь, смеяться и хлопать в ладоши:
Птиц за пазуху спрячь осторожно,
Лёгких крылышек не поломав.

 

А ещё недавно

 

а ещё недавно любила жадно
облака считая в траве лежала
как с самой собой говорила с небом
у коровки божьей просила хлеба
и спускались бабочки на ресницы
а теперь такое мне только снится
потому что снялись и улетели
камышёвки ласточки коростели
отощала роща осиротела
спрятала оса золотое тело
паданцы расклёвывают синицы
и душа печалится и томится
и такая сладкая эта мука
что лежишь в кровати раскинув руки
а как будто посередине лета
и сверкает солнечная монета
и стоит сверчок маменькин сынок
с раскалённой скрипочкой надо мной
а снаружи скрип ледяной ноги
и на тыщу вёрст не видать ни зги

 

Сороки сели на забор

 

Сороки сели на забор
И удивлённые взирают,
Как облака во весь опор
Летят над садом и сараем.

И дождь торопится, бежит,
Шерстя ракитовые кроны,
Тщедушный, серенький, студёный,
Он сам от ужаса дрожит,

Что небо холодом дохнёт –
И всё на свете заморозит.
И льют беспомощные слёзы
На неподвижное жнивьё,

На почерневшие стволы,
На брошенные в спешке грабли,
На спящее среди травы
Созвездие подгнивших  яблок.

А скорый гость уже в дверях
Стоит с подарками, смеётся,
И хризантем последних солнца
Так ослепительно горят.

А значит, нечего рыдать
И разводить напрасно сырость:
Не выпал птенчик из гнезда,
А вырос.

 

Слово-яблоко

 

 

Слово-яблоко

 

Переписывай бело-набело
Прошлой осени черновик,
Слово падало, словно яблоко,
И попробуй - останови!

Тонкокожее чудо-облако,
Листьев кружево по краям,
Слово падало, словно яблоко
Цвета спелого янтаря.

Видом царственным сердце радовал
Ослепительный поздний сорт,
Наливное, да рвать не надо бы -
В срок само оно упадёт

В травы росные медоносное
Или сразу тебе в ладонь,
Зазвенит золотыми осами -
Только тронь его, только тронь!

С мелкой косточкой, с боком лаковым,
Все прожилочки на просвет,
Зимостойкое слово-яблоко -
Хочешь ешь его, хочешь нет,

Хочешь прячь его, перепрятывай,
Предугадывай наперёд
Кисло-сладкое, ароматное,
Слово-яблоко - райский плод...

 

 

Яблоко под снегом

 

У ранней осени причуд,
Что яблок, перезревших к Спасу,
Ты говоришь, а я молчу,
Лишь заливает щёки краской

От нежной ярости твоей,
От жарких рук, а где-то возле
Пьёт из колодца журавель
Студёную под утро осень,

До донца опуская клюв,
И там, где время утекает
По капле, слышится "люблю"
В курлыканье за облаками,

И не хватает сил обнять,
И сладко замирает сердце,
А ты всё смотришь на меня -
Никак не можешь наглядеться...

Когда же отыщу в траве
Под снегом яблоко зимою,
Во мне затеплится твой свет,
Твоё дыхание живое...

 

Яблоковое

 

есть тайный сговор сентябриных дней:
печать, сургуч, священные скрижали -
мы можем разминуться по весне,
но осени ещё не избежали,

и каждый раз, как будто в первый раз,
со штрифельной сживаясь аритмией,
друг с друга не сводя шафранных глаз,
друг друга мы проводим на мякине,

смеёмся, лицедействуем, смотри:
летим - кто вниз, кто вверх - листы сухие,
и говорим с тобою, говорим,
но слов не разобрать на суахили

что нам дано? - вкусить запретный плод
и вспомнить запах белого налива,
антоновское ощутить тепло
созревших яблок - сладких и счастливых

в каком-то из грядущих сентябрей,
столкнувшись лбами в зазеркалье смутном,
останется по-детски зареветь -
безудержно, светло, сиюминутно...

 

Не время скоростей

 

не время скоростей, когда длиннее тени,
а винограда гроздь черна и тяжела,
и на озёрном дне причудливо растения
передвигают тонкие тела

броди себе среди танцующих дервишей –
форзиция, жасмин, гортензия, сирень!
куда спешить, когда спокойнее и тише
дыханье в октябре

медвяное тепло румяных звонких яблок,
надкусишь: брызнет сок! – сплошная благодать.
высокая трава поблёкла и обмякла,
и хочется её, как девочку, обнять

молчание – оно теперь всего дороже,
пульсируют стрижи у неба в тишине,
и ластится к ногам пожухлый подорожник,
в песок уходит сок и плачет бубенец

в сезон поющих флейт, цветущих георгинов,
всё кажется, что нет бессмертнее людей -
иду, идёшь, идём на свет дорогой длинной,
и лица отражаются в воде

 

Антоновка

 

Антоновских яблок незрелых
Прозрачны литые бока.
Я снова июнь проглядела,
Мелькнувший птенцом у виска.

Осталось на память сорочье
Перо и пожухлый листок.
За лесом гроза отгрохочет,
Уйдут облака на восток,

И мы от земли оторвёмся -
Горячая кровь, бунтари! –
Ещё впереди столько солнца,
Ещё столько света внутри,

И нежные косточки крепнут
В груди золотого плода,
И гнутся под тяжестью ветки
В пропитанных мёдом садах.

А мы поднимаемся выше –
Так страшно, что только держись!
Надкусишь, и соком забрызжет
На нас скороспелая жизнь.

Замашут прощально деревья,
Заплачет самшитовый куст,
И самое время проверить
Хрустящей антоновки вкус.

 

Мы и яблоки

 

Птицы, птицы, облака – с полпути не воротиться,
Потому не отпускай от себя ни взгляд, ни птицу -
Ни единого «прости», ни слезы, ни поцелуя,
Даже ленту голубую из косы не распусти.

Никогда не разведут, не растащат, не разнимут,
Не накликают беду, не нашепчут злое в спину,
И не сглазит тёмный глаз, бес не съест и бог не выдаст,
Разбегутся по углам лиходеи - канут, сгинут…

Вот тогда и заживём посреди земного сада,
Утешение твоё,  королевская награда –
По антоновке в руках – золотой, тяжеловесной:
Птицы, птицы, облака, мы и яблоки – все вместе.

 

Наиосеннее

 

Я снова привыкаю к холодам
С насущным хлебом и вечерним чаем.
Так яблока созревшего удар
В земле посмертный оттиск оставляет.

На цыпочках крадётся листопад -
С ним бабочек несложно перепутать:
Летят и опадают, и летят -
Ещё одну, последнюю минуту!

А там уже и снег, и человек
На пальцы дует, спичку поджигая.
Я к посиделкам поздним привыкаю
Который раз, который час и век…

Смолкает злополучный разговор –
Исчерпана волнующая тема.
Пустеет сад, и улица, и двор.
Душа пустеет.

 

Тук-тук!

 

Уже пора! Мелькнула и исчезла
Пчела с медовым привкусом во рту,
Всего на миг встревожив темноту.
Ты сладко спишь, и сны твои чудесны!

Ты спишь и видишь свет со всех сторон,
И слышишь шум далёкой электрички.
Но зрение подводит с непривычки,
А слух, напротив, резко обострён:

Что там за звук? Тук-тук, тук-тук. Кто там?
Колотит сердце? Гость стучит незваный?
О землю разбиваются каштаны?
Рассыпались орехи по садам?

Ты крепко спишь под яблочные марши,
А штрифеля побитые бока
Оглаживает женская рука,
На осень становясь нежней и старше.

 

 

Сезон дождей

Дорогая плата

 

            «У окна, за которым бесконечно идёт дождь"

            М.Цветаева

Здесь, за беспрерывными дождями
Нашего сырого захолустья,
Сердце тянет, и от речки тянет
Розовой багульниковой грустью.

Путаем слова, перевирают
Их с испугу глупые сороки,
Звуки на лету перебирая,
Растеряли в зарослях осоки.

Затаилась бабочка, затихла
К мятному листу щекой прижалась,
И сидит любуется на вихри
Дождевой воды в бочонке ржавом.

Стрекоза цепляется за воздух:
Маленькая швейка лапки ранит
Золотой иголкой дикой розы -
Дорогая плата за старанье…

Скрипнет ли ступенька под ногами,
У калитки щёлкнет ли щеколда,
Мы с тобою жизнь перемогаем,
А уж дождь и вовсе ненадолго.

 

Время икс

 

Подступает вода, скачет пульс, зреет гроздь - время икс:
Всё дожди и дожди, закипают и падают вниз...
Между мной и тобой новолунье и снов суета,
Виноградные листья по тёплой стене распластал
Ветер - шустрый погонщик отары небесных овец.
Между мной и тобой звон созвездий и шёпот сердец.
Чистотел отцветает, подушечки пальцев горчат.
Перешедшим рубеж остаётся терпеть и молчать.
Но в лазурных потоках дождя оживляется сад -
Наливаются соком плоды, а слезами глаза.
Пауки осторожно плетут драгоценную вязь.
Между мной и тобой глубже жизни и музыки связь.
Входят Пётр и Павел в прохладные воды дождя.
Осыпаются розы в раю. Птицы хором галдят.
Середина июля. Рассерженный овод гудит.
Улыбаются Пётр и Павел ему сквозь дожди.
И такая от этих дождей непроглядная синь!
И один колокольчик на поле стоит голосит...

 

Ода дождю

 

Где ночью воздух влаги жаждет,
Где гладиолусы гудят,
Мне всё становится неважно
Помимо близкого дождя!
Мне остальное и не нужно,
Пройдя серебряный чертог,
Быть может только хлеб на ужин
И Lady Grey Tеа на глоток.

А начиналось всё с полынной
Высокой ноты роковой,
С клематисов и георгинов,
Сияющих наперебой.
Но больше никого из пришлых
Здесь не осталось, никого,
Вот разве только крылья вишен
И звёздный свет над головой.

Насквозь промок подол у платья
От слёз, и кудри развились,
Вьюнки стеблями на веранде
Вцепились в изгородь и в жизнь.
Настурции цветут и пахнут,
Цветут и чахнут, уходя…
А я мешаю в чашке сахар
И жду вселенского дождя.

Чтоб рухнул с неба грозового
На мой неосвещённый дом
Большой, прекрасный и суровый
Зодиакальный водоём!
Я не боюсь – я ужасаюсь -
Я ужасаюсь и молюсь,
Когда петуньи в дрожь бросает –
О, как же я их всех люблю…

 

Дожди и птицы

 

Когда вокруг такая глушь и тишь,
Как вкопанная, у окна стоишь,
Из форточки на подоконник крошишь
Сухой хлебец, а дальше больше, горше:
От слёз живого места не найти -
Пришли дожди, а снег ещё в пути,
Не до веселья нынче воробьям,
Но чем могу, им помогаю я –
Кормлю, увещеваю и свободу
Сулю всему пернатому народу!

Ведунья, я предчувствую добро –
Как золото заменит серебро,
А после по зелёной мураве
Отправится за счастьем муравей,
Закопошатся грузные жуки,
И в воздухе замельтешат, легки,
Стрекозы, мотыльки, павлиноглазки
Затеют зажигательные пляски,
Заплодоносит сад – всё повторится!

Я – у окна, за ним – дожди и птицы.

 

Сезон дождей

 

В сезон дождей охватывает дрожь,
И меркнет свет, и травы остывают.
Ты крепкий алкоголь, не морщась, пьёшь,
Но даже он тебя не согревает.

И зябнут ноги, и слова не те
В строку стремятся с редкостным упорством.
В сезон дождей не время новостей -
Сберечь бы дни от круглого сиротства.

Как пчёлы в сотах, по домам народ
Сидит - и на душе тоска такая!
И сколько б ты не запасался впрок,
На весь сезон терпенья не хватает.

Всего и дел – с собой наедине
По комнате скитаться в полумраке
И слушать, как скулит твоя собака,
Перебирая лапами во сне.

И ты глядишь – в себя и в темноту,
И, затаив дыханье, ждёшь рассвета,
И пересчитываешь капли на лету,
И яблоки в саду, и птиц на ветках.

В сезон дождей за домом сгнил забор,
А во дворе качели заржавели,
А ты на неразобранной постели
Лежишь, перебирая всякий вздор

В уме: то вспомнишь райские миры,
То миражи, то прошлого приметы,
Но крепко держит и собачий рык,
И запах яблок, и долги, и лето,

И сложенные в столбики слова,
И дорогие сердцу фотоснимки,
И эта поредевшая трава,
И дерева, бредущие в обнимку.

 

Насквозь

 

Мы не совпали, мы прошли насквозь,
Не прикасаясь, связи не прервали.
Бежали врозь, переживали врозь,
Но встретились на первом перевале:

Ау, ау, звенящую листву
Купает дождь и исчезает, светел.
Мне кажется, когда их позовут,
Два певчих сердца в унисон ответят!

Но пустоты великой не объять,
Но тишины кромешной не заполнить…
Весёлая трагедия моя,
Не умолкай, как можно дольше пой мне!

Танцуй, танцуй на острие луча,
Тебя подхватит солнечное эхо!
Не разобрать, где нежность, где печаль,
Но птица-пересмешник выше всех их.

Разросся по деревьям дикий вьюн,
Дрожит пурпурный воздух иван-чая.
Не разлучить – тебя я узнаю
В любом из снов, приснившемся случайно.

 

 

Баллада о дожде

 

Скорлупка трескается, и
На свет рождается октябрь –
Над шахматной тоской парит,
И сквозь него скворцы летят,
Искать убежище от зим,
Надёжный тыл, заветный кров,
Но зуммер из щелей сквозит -
Выветривается любовь,
Высвистывается судьбы
Долгоиграющий мотив.
Будильник прозвонить забыл
Сердечной смуты без пяти.
Дождём понятней о дожде
Не скажешь, не напишешь, не
Найдёшь пикантнее нигде
Преображения теней -
Блестя драконьей чешуёй,
Уроборос кусает хвост:
Клён золотишко раздаёт -
Да не вопрос!
И капли дали стрекача
По запылённому стеклу.
Физалис вспыхнул сгоряча -
И гол, и бос, и нем, и глух.
И в лужах тонут облака,
Но мы-то знаем, смерти нет!
А дождь идёт издалека -
И с каждым шагом всё сильней…
Куда ты, дождь, спешишь, по ком
Так горестно скучается,
Что слизываешь языком
Соль океанскую с лица?

 

Кроме неба

Но небо выше

 

Взметнулись травы, но небо выше
Любого облака, чувства, слова.
Кудрявый клевер ветра колышут,
Качают шапки болиголова.

Но небо выше. Любого плача,
Земных потерь, и утрат, и тягот,
А иван-чай на холме маячит,
И рад народец ему крылатый.

Тяжёлый шмель – золотые лапки
Целует в губы шиповник алый.
У неба сладкий цветочный запах,
Оно глядит сверху вниз устало.

И тянут руки до неба липы
И прижимаются, что есть силы
К бескрайней сини, и мы могли бы,
Но, видно, смелости не хватило.

И мы молчим и почти не дышим,
Своё оплакивая сиротство.
И только небо светлей и выше
Бесстрашной птицы, летящей к солнцу.

 

Кроме неба

 

осени лисьи повадки
слежка засада бросок
неосветлённый и сладкий
бродит под рёбрами сок

выберется на поверхность
травы напьются им в дым
благоразумная дерзость
не умереть молодым

горького голоса нота
непродолжительный звук
в брошенных пчёлами сотах
дикие слёзы живут

холод уже неизбежен
воздух прозрачен и сух
дерево держит небрежно
солнечный свет на весу

ветром качни и уронит
в шорох нетвёрдых шагов
если прислушаться
кроме
неба и нет никого

 

Пророческое

 

Как сладок сок, вскипающий во мне,
Как чуток сон большеголовых яблок.
Деревья прижимаются тесней
И облака пристраивают рядом –

Поодиночке не согреть сердец,
Мелодии скрипичной не расслышать.
Бесстыжий ветер слёту сад раздел -
Вошёл и вышел.

Что это небо – пламя и вода,
И птичьих крыльев росчерк бестолковый.
Просила часть, но ты мне всё отдал:
И млечный след и ласковое слово,

И горлицу, и радость, и жасмин,
Утративший тепло и прелесть лета.
На память обо мне осу возьми,
Зудящую в косой полоске света,

Высокий звук, плывущий в тишине -
Виолончели, флейты и валторны! -
И будущий неотвратимый снег,
Такой огромный.

 

Так и не

 

Петушиный крик подгоняет время,
И оно приводит слова в движенье,
А разрыв-трава - позабыта всеми -
Принимает муку преображенья.

Меж землёй и небом, меж тьмой и светом,
Меж тобой и мной – золотые стаи.
Одолень-траву подминают ветры,
И она ложится и затихает.

Задержи дыхание на мгновенье,
Тельца тощих ос приласкай в ладони.
Меж разрыв травою и одоленью
Над речным покоем гуляют кони.

Но когда по руслу прольётся солнце,
Низкий горизонт загорится алым,
Самоцветом ухнет на дно колодца
Слово, что тебе так и не сказала…

 

***

Дрожит звезда, прекрасная звезда,
И жизнь идёт неведомо куда.
До одури вокруг трещат цикады.
А ты с утра хлопочешь по углам –
О, эти беспрестанные дела,
Но что поделать - надо значит надо.

Бывало раньше – ляжешь и лежишь,
А над тобой вселенная кружит
Из разных трав, цветов и насекомых.
Земля и небо – вот и всё жильё,
Зелёное, поющее, твоё,
Лежишь себе и чувствуешь, что дома!

И как теперь душою не криви,
Внутри воркуют мысли-сизари
Всё о любви – мотив давно знакомый.
Крапива обжигает облакам
Бескровные лодыжки и бока,
И никогда не будет по-другому,

А только синева, осока, плёс,
Песчаный берег, тишина берёз
И привкус быстрых слёз, и по прогнозу
Дожди и обещание грозы
В слепые предрассветные часы.
Дрожит звезда, и жизнь идёт без спроса.



***

Заходишь в первый снег, как в сон,
Случившийся на самом деле.
Сияет и горит лицо,
Внезапной тронуто метелью.

Небесным пахнет молоком,
Его расплёскивают птицы,
Когда напополам с тоской
Оно не прекращает литься

И остывает в тишине.
И в ту же самую секунду
Вдруг понимаешь - этот снег -
Тебе явившееся чудо!

Двоятся тени: на глазах
Становятся светлей и выше.
Заходишь в первый снег, как в сад
Цветущих миндалей и вишен.

И познаёшь морозный быт
С его регламентом свирепым.
Не ведая иной судьбы,
Чем эта – меж землёй и небом.

Нет дороги унывать, радость моя

 

Посмотри, Мария

 

Посмотри, Мария, какие дни!
Синий сумрак сада застыл в глазах.
Золотые косы перетяни
Лентой и ступай в этот дивный сад.
Потому что если не ты, то кто
Зябликов разбудит и вразумит,
Утишит дрожание лепестков
И посеет истину меж людьми?

Кто наполнит свежестью до краёв
Выстуженный за зиму белый свет,
Сердце сострадательное своё
Распахнёт навстречу сырой листве?
Примири, Мария, тоску с тоской,
Брата с братом, землю и небеса,
Чтобы вольно стало дышать, легко,
Ангельские слушая голоса.

Спутанные мысли, дожди, пути
Распусти по ниточке, отпусти
Посреди не радости, но весны
Оком милосердным воззри на ны!

 

Ихтис

           


Не зеркало треснуло – озеро вскрылось лесное.
Приснился пугающий сон, но теперь его смоет
Слезами, дождями, цветными чернилами волн,
И ты вдруг прозреешь - и это важнее всего!

Где ежеголовник и таволга дышат любовью,
Где всякая тварь просыпается и славословит,
Успеешь заметить во тьме у песчаного дна
Диковинных рыб, о которых и знать не должна:

Блестя чешуёй, плавниками, как в салки, играя,
Всплывёт на поверхность и скроется с глаз твоих стая,
И дрогнет душа, разглядев перламутровый хвост
В тревожном течении времени, мыслей и звёзд.

И будет по слову Господню, и сердце иное
Созиждет из каменного твоего – плотяное,
Мягчайшее сердце, людскую познавшее боль,
И первая рыба вернётся тогда за тобой.

 

Сопричастникам

 

      Радоватися с радующимися, и плакати с плачущими

            Св. Иоанн Златоуст

Деревьев лица просветлённые
В намытых стёклах отражаются,
И гнёздышки хитросплетённые
Заполоняются стрижами.

И высота, и ширь небесная
В распахнутых сияет окнах,
И стиранные занавески
От сквозняков быстрее сохнут.

И то ли плачет, то ли молится -
А может быть и то, и это -
Очнувшаяся вдруг лимонница,
Посланница иного света.

И новый муравейник строится
На разорённом прежде месте,
До дыхальцев прогретый солнцем,
Здесь каждый сопричастник весел,

И, от усердья сдвинув брови,
Любой старается на совесть.
И только время всё суровее,
И оглушительнее новости.

И только сердцу всё тревожнее,
Что меж земным и горним где-то
Дрожат деревья теплокожие
От юго-западного ветра.

 

Певчие

 

          “Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы - дети Божии”.
           
            (Римлянам 8:16)

Он вчера ещё сыпал из облака – оглашенный,
И такой долгожданный был, важный и всежеланный,
А сегодня лежит по обочинам грязной пеной,
Никому не потребный, преданный, бездыханный.

А к заутрени вовсе исчезнет с глухих окраин,  
Будто он и не царствовал вечность на этом свете.
Остальных вдохновляет на подвиги, умирая,
Остальным разъясняет, что все они – Божьи дети.

В поднебесье просторно - есть, где ветрам разгуляться!
Из панельного склепа, трещащей по швам хрущёвки
Разлетаются присные, чада и домочадцы,
Суетливые лица: лазоревки, камышовки,

Соловьи, шилохвостки и прочие зимородки,
Голубые сороки, исполненные отваги.
Он - вчера ещё неизбежный - теперь вдоль дороги
Угасает, становится благословенной влагой.

И тогда вылетают на свет из своих дольменов,
Из казённых домов, из неоновой паутины,
Отправляются любоваться на перемены
В милых птичьему сердцу покинутых палестинах -

По Чьему-то веленью, по собственному хотенью,
Стосковавшись по чистым ручьям, голубым равнинам,
Возвращаются блудные дети унять томленье,
Возвращаются певчие – целы и невредимы.

 

Слово зА слово

 

            В дому Отца Моего обители многи суть
           
            Свт. Иоан Златоуст


Проехать весну, пролететь, отболеть и проститься,
Увидев, как сальце с кормушки склевала синица,
Как рощица вдруг засияла, взорвавшись листвою,
Принять, что в скорбях открывается чувство шестое:
Весь мир в одночасье из тихого сделался шумным,
Ворвались ветра, и опомнился лес многострунный,
И белое стало цветастым и щеголеватым,
И нечего больше бояться, и плакать не надо.

Капель пропустить по глотку, от свободы хмелея,
Из всех неизведанных выбрав дорогу длиннее.
Мятежному сердцу неважно, что было в начале,
А только бы воды неслись, и несли, и качали,
Вороны кричали, смешно сквернословя по-птичьи,
И старая лодка к причалу приткнулась привычно,
Любуясь небесной рекой и густой синевою,
И солнцем сквозным, задевающим всех за живое.

Промчать по полям, прокатиться, перевоплотиться,
И в Лету нырнуть, и поплыть серебристой плотвицей.
В таинственном свете у стен монастырских пригреться,
Удариться оземь и стать соловьём-псалмопевцем.
Среди разнотравья чабрец отыскать и лабазник,
И козлобородник – целительный, звездообразный.
А после до ночи сидеть на веранде за чаем
И спрашивать Бога,
И слушать, что Он отвечает.

 

Из жизни предутренних звёзд

 

           
            "да возсияет и нам грешным свет Твой присносущный"


Едва любви попутный ветер перелистнёт дурные дни,
Река серебряные клети стряхнёт движением одним,
И, с шумом выдыхая воздух, живая понесёт вода
В ней отразившиеся звёзды, сгорающие со стыда.

Сожмётся сердце человечье от состраданья и тоски:
Не время лечит, Слово лечит отчаянию вопреки.
И нас покинувшие в горе вернутся вскорости назад.
И звёзды выплеснутся в море, и разольётся бирюза.

Должно хватить и сил, и света принять обратно и обнять,
Ведь ближе не было и нету ни у тебя, ни у меня.
Когда – певуч и бесконечен – луч высветит печаль до дна,
Поймём и мы – не время лечит, а тишина.

 

И будет ещё одно лето

 

            Смотрю на небо: такое оно спокойное, так бы и улетел в него
           
            И. Шмелёв          
           
           

           

Мы встретимся вскоре, поскольку разлуки
Окончится смутное время.
Весёлой капели настырные звуки
Пронзят заоконную темень,
И светом безудержным брызнут соцветья
На жертвенном дереве Жизни,
И звёзды, которые сбрасывал ветер,
На нитях паучьих повиснут.

И мы соберём в коробок золотую
Пыльцу, чтоб хранить, как святыню.
И небо, шагнув, подойдёт к нам вплотную,
И больше уже не покинет.
Библейское завтра случится сегодня,
И сбудутся все предсказанья:
Мы встретимся вскоре, и лето Господне
Настанет, настанет, настанет.

И будет ещё одно лето, и после,
И много – певучих, чудесных!
И густо настоянный травами воздух
Скворчиной наполнится песней.
Смородины куст разомлеет на солнце,
Малина зальётся румянцем,
И огненный крест над собором взметнётся,
И семь куполов разгорятся.

Мы встретимся вскоре, смотреть, как шмелюка
Бодается с жаром акаций.
Мы встретимся, чтобы баюкать друг друга,
Спасать и спасать, и спасаться.
И звон колокольный остатки туманца
Рассеет, развеет, разгонит.
Мы встретимся, чтобы уже не расстаться
Ни с небом, ни с летом Господним.

 

 

 

Просительная

 

            «Спаси, Господи, люди Твоя»
           

Молодые вишни, полны огня,
В мир неумолимо несут тепло.
Птицы суетливые гомонят,
Яблони придерживая крылом.

Сердце человеческое болит,
Плачет, ищет Бога, а он – везде! -
В небе, на земле, в золотой пыли,
Во дворе и в доме, и там, и здесь.

И в минувшем дне, и в грядущем дне,
И в стакане с луковкой на окне.

И с тобой повсюду Он, и со мной –
И с утра, и в полдень, и в час ночной.

Потому-то мимо невзгод и бедствий
Ищет сердце Бога, как радость в детстве,
Как на Первомай у отца на шее,
Требует защиты и утешенья.

Мира всем, любви, благодати Божьей
Просит сердце, ибо без них не может:

Всякую овечку лелеет пастырь,
Тонкорунную на просторах райских.

Бабочка очнулась и еле дышит,
Из норы на волю глядит зверьё.
Господи, прости нас, – звучит чуть слышно.
Господи, помилуй! – душа зовёт.

Времени так мало – почти что нет,
В тёмных лужах – страх, внутренняя дрожь.
Только чистый невероятный свет,
На который смотришь и не сморгнёшь,

Только свет повсюду - что вверх, что вниз.
Господи, помилуй и сохрани!

 

Поэмка о тайных путях и местах обитания

 

            "Кругом меня цвёл божий сад"

            М.Ю. Лермонтов "Мцыри"


Я за тобой иду - наощупь, наугад,
На заповедный свет, на шепоток сердечный.
Мне кажется, вот-вот и яблоневый сад
Взовьётся до небес, расплёскивая вечность.

Но и тогда я свой не изменю маршрут
В невоплощённый мир, невидимый глазами,
Я за тобой иду – ведь нас с тобой там ждут,
Где молоко и мёд, и музыка сквозная.

*

И чем я дальше за тобой иду -
Чеканней шаг, несокрушимей дух
И чище голос незнакомой птицы.
Яснее смысл и жизни, и беды,
И сквозь цветное стеклышко воды
Причудливее отблески на лицах.

*

И можно смерть стряхнуть, как пыль, как шелуху,
Как будто отпугнуть назойливую муху,
Пока звезда Полынь сияет наверху,
И третий трубный глас ещё не тронул слуха.

Я за тобой иду по огненной земле,
Лечу - крыло в крыло, спешу  – твоя, живая,
Ведь нас с тобой там ждут: орёл, телец и лев,
Взволнованных очей с дороги не спуская.

*

И ты мою не отпусти ладонь -
Благословен, кто истиной ведом,
В ком нет ни тени смуты и сомненья.
Когда душа в душе нашла приют,
Они единозвучно запоют,
Не прекращая общее движенье.

*

Ведь нас с тобой там ждут, скучают и грустят -
Так бесконечно ждут никем не заменимых.
В нетающем снегу по щиколотку сад,
Чудесный райский сад, готовящийся к схиме.

Дыхание его становится темней,
А ноша тяжелей и слаще с каждым шагом.
Ведь даже уходя, он держится корней,
И помнит, чью стволы в себя впитали влагу.


*

И чем я дальше за тобой иду,
Тем радостнее бабочкам в саду
Становится, вольготней, веселее.
И долготерпеливая рука
Укутывает ветви в облака
И нас с тобой, как завязи, лелеет.

 

 

По всем приметам

 

Мы с тобой поделим и хлеб, и воду,
Праздники святые, больные будни,
Высоту лазурного небосвода,
Лес весенний – чёрный, сырой, безлюдный.

Отправляясь вместе дорогой дальней,
Я тебе сказала, что круг замкнётся:
И ещё капели не отрыдают,
А уже елеем прольётся солнце

На пласты промёрзлого чернозёма,
На твоё родное лицо и плечи,
На траву, бегущую мимо дома,
Где под самой крышей стрижи щебечут.

Ты сказал, что все мы под Богом ходим,
Ты сказал, что примулы и фиалки
К Пасхе зацветут, и сирени вроде,
И жасмин, и ландыши – что им, жалко?

Ты сказал, что дальше по всем приметам
Прилетят шмели колдовать над хмелем.
Будет много счастья, тепла и света –
Их мы тоже напополам разделим.

 

Двое и собака

  Двое и собака

Лето – это брют, хохоток и брызги,
Только август соткан из сожалений.
Мышь-полёвка корни уже подгрызла
Выцветших в полуденный зной растений.

Вроде ещё вишня черна, мясиста,
Истекает соком, но – не обманешь!
Куролесит свет из последних сил и
Всё нежнее веточки обнимает.

Лето – это вдох, только август - выдох,
Превращенье мальв в золотые звёзды.
Я увижу ангела, но не выдам,
Я его окликну, но будет поздно.

А потом я выберу человека,
Пахнущего мхом и смолой сосновой:
Двое и собака в одном ковчеге
Поплывут сквозь август к юдоли новой.

 

 

Немного за

 

Мне кажется, что снег вошёл в наш дом
И разместился в доме целиком -
Серьёзен, осторожен, белокрыл,
И у окна, как вкопанный, застыл.

Он изучил округу изнутри:
Как на сосне сияют снегири,
На них глядят сквозь пальцы тополя
И кутается в облака земля.

Не то, чтоб я сама его звала,
А просто вьюга с ночи намела,
А просто гости собрались к столу,
И пёс в кольцо свернулся на полу.

И ходики ускорили свой бег –
По циферблату или по судьбе,
По комнате, по краю, по зиме? –
Держись - спеши, дыши, лови момент! -

Пока слова не произнесены,
Пока мы откровенны и нежны,
Пока мы есть, и нам немного за…
И снег стоит и смотрит нам в глаза.

 

 

Спутники мои

 

***

Опять смеются спутники мои –
Весёлая собака и синица,
И снег летит, и синий пар клубится –
Мы в заговоре тайном состоим!

Союз наш нерушим, а ты, а ты
Особенно задумчив отчего-то,
И кофе на плите давно остыл,
И сигарета пятая по счёту.

Минуй тебя, поранившийся льдом,
Любая из диковинных печалей:
Теперь, когда полжизни за плечами,
Так здорово ловить снежинки ртом!


***

а у нас и тепло, и сплин,
и бесснежье на километры,
мы подолгу теперь не спим,
всё сидим, не включая света,

мы безмолвно сидим, а дом
что-то ласковое бормочет,
подбирая слова с трудом,
перешёптывается с ночью.

рядом дремлет осипший лес,
жизнь идёт себе тихой сапой,
и приносит туман с полей
кумариновый стойкий запах,

и толкаются облака,
словно мало на небе места:
врозь им ветрено, чудакам,
вместе тесно.

 

Бессмертное

 

На простор выскакивает псица,
Рявкает, распугивая птиц.
Я смотрю в растерянные лица
Коростелей, зябликов, синиц.

Снег рассыпан или свет рассеян,
Облака касаются стогов,
Проплывая, и над нами всеми
Белый разгорается огонь.

И его подхватывает ветра
Ледяная ловкая рука.
Мы не просто живы, мы - бессмертны,
Ну во всяком случае пока.

 

В след уходящему

 

летают сны садами белыми -
сады боятся темноты.
пора прощаться, что поделаешь,
любовь слепа, слова просты,
жёлт в окнах свет, собака спящая
за кем-то гонится, часы
отстукивают настоящее,
берёт высокие басы
зима решительно и весело,
и снег на цыпочках идёт,
ночь звёздные шары развесила –
заполонила небосвод!
мы все пришельцы здесь и только-то -
каких тебе чудес ещё?
и апельсиновыми дольками
глоток свободы подслащён.
такая благодать на улице:
сияет воздух голубой,
и кажется, всё образуется
когда-нибудь
само собой.

 

 

На цыпочках

В никуда и выше

 

Глазом моргнуть не успела – подкрался июль,

Тихо, на цыпочках, встал и в макушку дышит,

Ветер схватил и колышет прозрачный тюль,
Будто бы паруса, раздувает выше.

Переливается море цветов и трав,
Волны колосьев навстречу шуршат из бездны,
Огненная вода пролилась с утра,
Но не успела ахнуть – уже исчезла.

Ты говорил мне, что я говорю во сне,
Вздрагиваю и тру, как учили, к носу,
Ты говорил, что сердце твоё – во мне,
Серьёзно?

Даже теперь, даже когда видны
Красные жилки и соль опалила губы?
Даже когда ни морщинок, ни седины
Не утаить - ты и такую любишь?

Вызрели вишни, птенцы подросли, звезда
Оком упёрлась в окно и глядит бесстыже,
Как разговоры заводят нас в никуда
И выше.

Небо пропахло полынью и резедой -
Опередили недели на две покосы.
Как хорошо, что ты меня помнишь той,
Хохочущей,
Длиннокосой.

 

Один день из жизни человека

 

День надвинул облако набекрень,
В правом ухе – дождь, в левом – молоко.
И скользит по кругу, сужаясь, тень,
И до тьмы кромешной недалеко.

А пока просторно, и воздух тих,
Брызжет медь и золото из-под век.
Посмотри, как небо с ресниц летит –
Это улыбается человек:

Он шагает ухарски по листве,
А ему стрекозы наперерез,
И такой кругом чудотворный свет!
Будто это рай земной, а не лес.

Вдоль и поперёк муравьи снуют,
Только разве спрячешься от судьбы? -
Время их находит то там, то тут
И целует лбы.

Завтра подморозит, и ляжет снег –
Осторожный, ласковый, голубой.

И встаёт на цыпочки человек,
Чтобы разглядеть за слезой любовь.

 

 

 

На цыпочках

 

Так и текла между пальцев речной водой,
Сыпалась сквозь раскалённым песком зыбучим.
Что это было между тобой и мной?
Яблоко молодильное знает лучше,
Нежный рассвет за окном, синева, листва,
Старые фотографии в тёмных рамах –
Я целовала не губы твои – слова,
Общую нашу память.

Думаешь, муха? Нет, тишина звенит,
В ухе и в посеребрённый висок отдаётся.
Облако белобрюхое -рыба-кит
Медленно исчезает при виде солнца.
Жар над землёй перемешан с печалью роз,
Неба над ними и нами запас безграничен.
Я целовала не твой ненасытный рот –
Язык наш птичий.

Дверь приоткрыта, в ленивой тоске полынь
Ноздри щекочет, немного печёт затылок.
Тень винограда всё продолжает плыть
Там, где касание тел ещё не остыло.
Лилии до подоконника достают -
Если на цыпочки встать, то им хватит роста
Видеть, как я целую любовь свою
Прямо в цветущие звёзды.

 

 

Обыденное

 

Собирали чёрную смородину,
Поедали красную с куста –
День за днём обыденное вроде бы:
Солнце, ветер, ягода, вода.

У тебя малиновое прошлое,
У меня черничное потом.
Бережно, легонько, осторожно
Слёзы света пробовали ртом.

Ты сказал, что я всю ночь проплакала,
Я сказала: милостив Господь!
Нам с тобой сегодня одинаково
О крыжовник пальцы исколоть.

Осы, осы, я боюсь их имени,
Жалящего пламени боюсь!
Безнадёгой не пугай хоть ты меня,
Для любви чужих не будет пусть!

Войско наше малое, да стойкое,
Хлопнем по пути в Небесный град
Жаропонижающей настойки,
Чтоб уже не повернуть назад.

 

Потому что мы боги

 

потому что мы боги с тобой нам можно
где болит прикладывать подорожник
ночевать у речки в стожке примятом
и вдыхать календулу клевер мяту
слушать как серебряным бьёт копытцем
жеребёнок малый клекочет птица
и вода слова говорит на древнем
и туман укутывает деревню

потому что мы люди с тобой нам страшно
видеть хвост змеиный в лесном овражке
мотыльки к огню подлетают ближе
только прикоснись и в мгновенье слижет
всё пугает что различимо глазом
этот мир был создан не по заказу
промысел затеян не для забавы
чувствуешь как благоухают травы

кто забыл тот вспомнит нас вне сюжета
не по именам значит по приметам
но вернуть обратно не хватит силы
своевольных сонных босых красивых
день за днём листаются по порядку
и носы замёрзли и пальцам зябко
а небесный край изнутри подсвечен
и видны два облика человечьих

 

Три стиха в середине лета

 

1

Легко бродить по долгому июлю
С несокрушимой истиной в душе.
Варить в эмалированной кастрюле
Смородиновый джем:
Густеет, и кипит, и подгорает…
Вокруг хлопочет первых полчаса,
Но падает и тут же умирает
Настырная оса.
И тишина.
И ты стоишь оглохшей
Среди прекрасных пламенных даров,
Медлительно помешивая ложкой
Присыпанную сахаром любовь.

2

Мне нравится печаль – и маятна, и мятна,
И росчерки стрижей над пыльным пустырём,
Когда они летят туда-сюда-обратно,
А мы с тобой живём - как долго мы живём!

Как щедро мы живём и говорим подробно
О смыслах общих снов, о вечных облаках,
И я тебе срываю яблоко на пробу,
И ты мне отдаёшь назад пол-яблока.

Мы провожаем ночь и белый день встречаем -
Привычка в унисон и думать, и дышать.
Со всех сторон летят к нам ласточки-печали,
И крылья их звенят, волнуются, дрожат.

Но яблоневый сад, развесистый, скрипучий,
Исполненный плодов, свечения и сил,
Оправданных надежд, прохлады и созвучий,
Над нами лик склонил.


3

Идут на цыпочках дожди-
Ах, эти ветреные слёзы!
А шмель в ловушку угодил
И лапкой по стеклу елозит.

И тяжелеет голова,
Трава, листва, слова и ветви.
И тянется, видна едва,
Неровная полоска света.

Раскинулся июльский зной,
Не соответствуя прогнозам,
Набив оскомину стрекозам,
Бескрайней лени став виной:

Лечиться молодым вином,
С высокой начиная ноты,
Пока июль стоит стеной
И нам не предъявляет счёта.

Пока под музыку грозы
Вращается крыльчатка ночи,
Пока мы познаём на ощупь
Силлабо-тоники азы.

 

Ангел золотые ресницы

Ангел золотые ресницы

когда наступит время снегопада
пустым скворечням будет всё равно
что ангел смерти сжалившись над садом
его наполнит мёртвой тишиной

что наскоро припудренные ветки
не выдержав плодов последних груз
уронят их в ладони человеку
как плату за нечаянную грусть

и человек растерянный и нежный
возьмётся осторожно зимовать
и ждать пока опомнятся скворечни
очнётся бездыханная трава

и прорастут серебряные перья
и тихо-тихо где-то изнутри
откроются невидимые двери
раздышится земля заговорит

достанется высокая награда
тому кто кроток был и терпелив
и ангел жизни пролетит над садом
ресницы золотые опустив

 

Божьи коровки

 

            «да будет воля Твоя, яко на Небеси, и на земли»

Как милости, я малости прошу:
Пусть на веранде снова майский жук
Домовничает, шебуршится, дышит.
За ним пускай следит хозяйский кот -
Вот-вот нагонит, сцапает вот-вот,
Но над котом есть Тот, который выше.

Он есть и надо мной, и над тобой,
И это мы Его зовём судьбой,
И случаем, и Пастырем небесным.
И царствию Егоже несть конца,
Где кружит жук у самого лица,
И у кота своё под солнцем место.

И всем лихим прогнозам вопреки
Глаза раскрыли мать-и-мачехи,
И гиацинты вылупились тоже.
А Тот, кто всё придумал и создал,
Жука спасает, милует кота
И нас пасёт - своих коровок Божьих.

 

 

  Полунощница

 

            Кирие элейсон

 

Рассеян свет. Оса качается

Над головой цветка последнего.

Напев знакомый истончается,

Ещё мгновение - и нет его.

 

Звездой серебряной украшена,

Красуется на глади озера

Кувшинки крохотная чашечка.

Когда заметно подморозило,

 

Попрятались в траву кузнечики,

Заплакали, обжёгшись инеем –

Оживлены, очеловечены,

Какую муку нынче приняли!

 

Сердца дрожат, конец предчувствуя,

Как в обморок глубокий падают

Осоловелые капустницы,

Задумчивые шелкопряды.

 

Устав от толчеи и сутолоки,

Предавшись лености и неге,

Уснула восковая куколка

В полоске будущего снега.

 

И стрекоза глядит унылая

На бренный мир глазами сложными:

Такое время нынче выдалось –

Немыслимое, невозможное!

 

И привкус яблочный не радует,

Но откуси – и алым брызнет

Безудержная, безоглядная,

Непознанная радость жизни.

 

Славословие

 

            «Слава в вышних Богу и на земли мир, в
            человецех благоволение»
           
            Лк.2-14

Голубые проталины в небе и на земле,
И по ним по-хозяйски выхаживают грачи,
И дворовые псы даже лаются веселей,
И капель неумолчная радостнее звучит.

Наполняется звонким шумом и лес, и день,
Продуваемый ветром, дождём, как слезьми, умыт.
О себе позабыв и о хлебе насущном, здесь
Научаешься постигать потаённый смысл.

Осторожно ступаешь в струящийся снизу свет.
Сколько б ни было ужаса, время возьмёт своё.
И стоишь, и не веришь, что рая и ада нет.
Веришь, что любовь никогда не перестаёт.

Потому что повсюду жизнь, и её нельзя
Отложить, отменить, оборвать, обменять на смерть
Это солнце, с утра ослепляющее глаза,
Эту мартовскую неуёмную круговерть!

Потому что здесь всё не против, а за людей -
По великому замыслу истинного Творца:
В спящем сердце, в летящем облаке - Он везде,
Потому что Его же царствию несть конца.

 

 

  Марфа

 

           "Марфа, Марфа, ты заботишься и суетишься о многом,
            а одно только нужно"
            Евангелие от Луки



Ветер весенний дышит свежо и пряно,
Опережая друг друга, бегут ручьи.
Марфа привычно поднимется спозаранок,
Чтобы состряпать праздничные харчи.

Чтобы, как чистые слёзы, сверкали стёкла,
И отзывалось сердце на зов труда.
Косы откинула Марфа, в сорочке взмокла -
Всё суетится, всё ходит туда-сюда -

Дом многошумный правит рукой умелой.
Марфа, присядь, послушай! – Какое там!
Думает Марфа, есть поважнее дело,
Думает Марфа, и дума её проста:

Было бы вдоволь хлеба, вина и смоквы.
Низко стрижи летают, и слышен гром.
Надо бы снять бельё во дворе – намокнет.
Марфа, присядь, послушай! - Потом, потом.

Кто-то же должен грязную мыть посуду,
Живность кормить, золу ворошить в печи.
Марфа, присядь, послушай! – Я буду, буду!
Сядет и слушает, как Он светло молчит.

 

 

Пасхальная песенка

 

Жизнь переходишь вброд и начинаешь верить

Сердечному скворцу, снующему в груди.

Любая из разлук - не велика потеря,

Когда так много птиц у неба впереди.

 

Меня не разглядишь сквозь крепкий лёд прощанья,

Но памяти игла заходит глубоко.

Никак не обойтись без слёз и обещаний.

Никак не подобрать мажорный септаккорд.

 

И человек молчит, и плачет, и смеётся,

А маленький скворец на все лады поёт:

Настанет новый день, сияющий на солнце,

И радостью наполнит до краёв.

 

Светлее на душе тебе от этой песни,

Как ни были б темны и непонятны сны.

Настанет новый день, где Божий Сын воскреснет –

Мы будем спасены.

Мы будем спасены.

 

 

 

По вере

 

Темнота растянута на прищепках.

Тишина доверчива и проста.

Вкус у счастья жгучий, тягучий, терпкий:

На зубок попробуй его – раз так!

 

Принесло прохладу порывом ветра,

Загасило древний пожар в груди.

Тени разметались на километры.

Кулики остались.

И ты – один.

 

В сумерках скрываются водомерки.

Шелестят лабазники вдоль реки.

Встретится случайно прохожий редкий,

Ты его от сырости сбереги -

 

Выведи на свет паутинной тропкой,

Не из жалости, но из жадности:

Для чего он синюю воду трогал?

Для чего цветущий ломал тростник?

 

Что за возмутительное геройство -

Под собой раскачивать шаткий мост?

Лебеда-беда встала выше роста,

И горчит речная вода от слёз.

 

Лодка проржавела, уткнулась носом

В старенький причал – и весла не тронь!

Каждому по вере его даётся -

Подставляй ладонь…

 

Шаг в шаг

 

Мир сотворён из шёпота и света,
Из паники и писка воробья,
Из лыжного петляющего следа
И запаха морозного белья.

Когда ты научился ладить с бездной
И ко всему, казалось бы, привык,
Снимается с насиженного места
И в путь твой отправляется двойник:

Бесстрашный, бесшабашный, бестолковый -
Такой, как ты, в былые времена –
Его глотает сумрак заоконный,
За ним ныряют звёзды и луна,

На лоскуты цветные рвётся полночь
И мысли, словно мыши, шебуршат.
И Бог идёт навстречу и на помощь,
И снег за ним пристроился шаг в шаг.

 

 

 

Милующая

 

           
            Достойно есть яко воистину блажити Тя


Небо - с каймой атласной, глянцевой, тёмно-синей,
Скоро платок цветастый снова земля накинет,
Юные вздрогнут вишни, вскинутся от испуга.
Дево Мария, слышишь? Как переждать разлуку,
Перетерпеть ненастье, перевести дыханье,
Как не забыть о счастье в вынужденном изгнании?
Как пережить потери, если щемит - от каждой?
Там, где снега хрустели, пух тополиный ляжет,
Переплетутся тени худенькими телами,
Вспыхнут кусты сирени, и разгорится пламя.
Высветятся на солнце слабости человечьи.
Сколько нам остаётся до предстоящей встречи?

Сколько бы ни осталось, радуйся, Пресвятая!
Я поминальник старый быстро перелистаю:
В нём и имён всего-то – пересчитать по пальцам.
Всякий распев по нотам жаворонков-скитальцев
Славит, питает, будит в душах заблудших нежность,
Ты никогда не судишь страждущих, многогрешных,
Чистая Богомати, белая голубица,
Мне твоей благодати хватит, чтоб утолиться!
Перед тобой без страха в бурном потоке слёзном
Настежь мой мир распахнут так, что наружу звёзды –
С ними и Царство Божье ближе – почти у сердца.
Нет мне Тебя надёжней и Твоего Младенца.

Он меня тоже знает – Тот, кто и Сын, и Слово.
Радуйся, Пресвятая, родшая Всеблагого!
Где бы я ни торИла тропки, ты смотришь кротко.
Я без тебя, Мария, даже с отцом – сиротка.
Двое оговорили, семеро оправдали.
Мне без тебя, Мария, не по плечу печали.
Терпишь меня - такую, держишь, не отступая,
Ласточка-щебетунья, лествичка золотая.
Ладана запах милый с привкусом слёз и крови -
Стихла и усмирилась я под честнЫм Покровом.
Сказанное – случится: правда восторжествует!
Радуйся, Всецарица, радуйся!
Аллилуйя!

 

 

 

 

 

Но любовь больше

 

            Аз есмь с вами и никтоже на вы


Как мы плакали горько, как плакали! но молчали,
А потом привыкали к мытарствам своим, печалям,
К бесконечным бессонницам, страхам и опасеньям,
К приближенью грозы с неуёмным дождём весенним,
Оглушённые болью, как первым раскатом грома,
Но не знающие, не умеющие по-другому.
К тополиному пуху, к черёмуховой прохладе,
Привыкали к сиреням на выстуженной веранде,
К ненаписанным письмам, неверию, не покаянию,
К нелюбви привыкали сквозь время и расстоянье.

Нарушители клятвы, забыли слова молитвы,
Отреклись от своих, побросали на поле битвы.
Каждый сам по себе, каждый сам за себя – безумцы! -
Нам бы остановиться, опомниться, оглянуться,
Нам обнять бы друг друга в тишайшем вишнёвом свете,
Потому что мы все – неразумные Божии дети,
Утешения ждущие, жаждущие оправданья,
Покрова и защиты в бессрочном своём изгнании.
Привыкали к сиротству, его не найдя причины,
Предавали забвенью - не вышло, не получилось!

Снова липы в цвету, аромат над безмолвием кружит,
Снова наши друг друга жалеют и милуют души,
Муравьиное воинство, стадо овечье, дружина
Человеков, жуков, мотыльков, пауков в паутинах,
Крестоносцев-стрекоз и пчелиное ополчение:
Как один, все мы - Божии твари, все - без исключенья.
С нами вера, надежда, любовь, но любовь из них больше,
Значит, нет посторонних, ненужных, чужих, нехороших.
Значит, здравствуйте, милые, нет среди нас виноватых,
Дорогие мои вещуны, певуны, соловьята...

 

За правым плечом

 

Я люблю это тихое время,
Эти ясные чистые дни,
Где кончается сырость и темень,
Только свет и синицы над ним.

Снег идёт - отрешённый, нездешний,
Сторонясь деловой суеты,
И зияют пустые скворечни,
Распахнув почерневшие рты.

Звёзды в поле упали и дремлют,
Замирает речная  вода.
Я люблю эту белую землю
Всю в подробных синичьих следах,

И собаку, бредущую рядом,
Выдыхающую бирюзу,
И молоденьких ёлочек взгляды
Там, в овраге, внизу,

Твои руки в больших рукавицах –
Мне от этой любви горячо.
И, по-моему, ангел кружится
Там, за правым плечом.

 

Бесконечное лето


НА ОБГОН

Ну и кто утверждал, что они навсегда-навсегда:
Золотая орда над густой резедой суетится,
Сквозь слепящее солнце летит безрассудная птица
И сверкает серебряным блеском речная слюда?

Мы приходим сюда убедиться, что нет им конца,
Но находим пустые, дождями умытые рощи.
Нам казалось, со временем станет яснее и проще,
Оказалось, разборчивей сделались наши сердца.

Всё прошло стороной, этот ветер не так уж не прав,
Что повыдул из душ бесполезную муть сновидений.
Мы остались в живых. А вокруг – торопливые тени,
И воздушные замки из света и высохших трав.

Мы по встречной пойдём на обгон – прямо в свет, прямо в снег.
Жизнь диктует законы свои, но у нас – приключенье.
Кроме звёздного неба ничто не имеет значенья,
Разве что безотрывно смотрящий в него человек.

Не проси меня помнить – мне помнить даётся с трудом.
Мне б успеть надышаться землёй и отеческим дымом.
Мне б успеть о любви рассказать бесконечно любимым.
И уже всё равно, что там будет не будет потом.

ПОКА ТЫ СПАЛ

И тишина трещит по швам,
И холодок во рту ментоловый:
Вступает свет в свои права,
Сад обживают новосёлы,

Оттаивают облака,
И с ними, тёплыми, бок о бок
Течёт небесная река
Реке подземной на подмогу.

Пока ты спал – не миг, но век! –
Зелёный лук на подоконнике
Свой первый совершал побег,
Выбрасывая стрелы тонкие.

Пока ты спал, любимый мной,
Под вьюги ласковые песни,
Здесь совершался мир иной –
Зелёный, радостный, воскресный! –

Бузил, куражился, дышал
На коматозных насекомых –
Блуждала бабочка-душа
В бетонном лабиринте комнат.

О, обострение тоски!
О, сердца клетка золотая!
С другого берега реки
Нас чей-то голос окликает,

И мы ведёмся на него,
Как пчёлы на цветущий клевер,
Из всех возможных суеверий
Так и не выбрав ничего –

Но только направленье вверх –
До дрожи в ноющих запястьях,
До нежных жилок на листве,
До слёз, до счастья.

ПОРОВНУ

И маковые зёрнышки внутри
Дрожат, едва подступит холод ближе,
И ягода последняя кровит,
И жук в твоей ладони еле дышит.

Не на него, но вглубь себя глядишь,
А там легчайший снег уже ложится,
И засыпают ангельские птицы,
И затяжная наступает тишь.

По всем приметам долгим будет сон,
А память – коротка и безымянна.
Зудит оса и целится в висок.
Из форточки морозным духом тянет.

Здесь всё переплелось: и сад, и след,
И свет, и плод – диковинное слово,
Деревьев золотистые обновы,
Трава, дождём прибитая к земле.

Ступая друг за другом по пятам,
Проходят юность, молодость и старость.
И слово, словно сливу, пополам
Ты делишь, чтобы поровну досталось.

БЕСКОНЕЧНОЕ ЛЕТО

Отступаю два пальца и с красной строки
Начинаю выписывать сумрак реки,
Маргаритки на тоненьких ножках
И кружащихся бабочек тоже.

И согласные звуки согласны со мной,
И подходит рассвет и встаёт за спиной,
И, как будто ей не составляет труда,
Прямо в сердце моё западает звезда.

И слышнее становится музыка слов.
Чем усердней рыбак, тем богаче улов.
И глядит из небесного света
Бесконечное лето.