ДВОЙНИК
Кожистый весь, дуговым жилкованьем пригожий,
С виду лишь груб, а на ощупь – и мягок, и свеж,
Здравствуй, старинный мой друг, мой двойник – подорожник,
Стёрся меж мной и тобою условный рубеж.
Знаем с тобой мы оттенки тончайшей печали,
Дело не в засухе – жажда нас не сокрушит:
Горько, ведь если тебя не затопчут в начале, –
Будут жестоко топтать до скончанья всю жизнь.
Наш горизонт – неказистый, приземисто-скромный,
Зорок наш корень, как самый внимательный глаз,
Грезятся нам облака сквозь дремучие кроны,
Кроны презрительно супятся в землю сквозь нас.
Дальнее видится ближе, глубокое – глубже,
Глубже и глубже, и в том наш с тобой феномен.
Мы – земляки и земляне – настолько содружны,
Словно с холодным окном голубой цикламен.
Кто-то на сердце поставил пружинисто ногу,
Смял наши мысли и больно сдавил корешки,
Хищно позарился тенью на нашу дорогу,
Глупый чужак, ты от счастья нас не отрешишь!
Будь среди солнца и трав, мой двойник – подорожник,
Лето люби и трезвонные капли дождя,
Львиных сердец отцветает мышиный горошек,
Наши сердца не умрут, воскресенья дождясь.
РАЗГОВОР С СЕСТРОЙ
Ты ушла, и осталась кровать
Без твоей золотой головы…
Простыни обездоленный тать...
Пустота в этих складках, увы.
Говорили до зла темноты,
Сокровенье деля не одно.
Разговор тяжелее воды
Погружался на памяти дно.
Про усталость, которая ест
Человека живьём изнутри,
Про скорлупный душевный асбест
И бессмысленный будничный ритм.
Про сутулость, согбенность и ствол
Белой яблони в белом саду,
Где сто лет человеческий вол
На себе переносит беду.
Листопад золотистых волос,
Половина из них – седина.
Так из тёмных и светлых полос
Составляется жизни стена.
А за нею – начало конца,
Корневища, кладбищенский крах…
Твоего я не вижу лица,
Отзовись, не наращивай страх!
Незаконченный наш разговор,
Словно птичий разрушенный клин –
Выше самых спасительных гор,
Глубже всех современных былин.
Ты ушла, и осталась кровать –
Без твоей золотой головы.
С нею мне в тишине вековать
Одиночеством белой совы.
***
Гуси летели на Север так больно, так низко –
Серая, еле в тумане приметная низка.
Бусиной крупной вожак перетягивал стаю
К Берингову перешейку… А дальше – не знаю…
Ветра порывы грубы, – во все синие губы
Дует он в раструб воздушный – голубит и губит.
Гуси-гудошники вторят гурьбою гортанной
Той партитуре студёной, седой, безымянной…
Гуси летели на Север так низко, так больно –
Как одинокая жизнь, обречённая сольно.
В заблуждениях греховных
И для личного удобства
За свободу в бой метнулись
Семьи, те, что без потомства,
Современно-деловые,
Слуги светского порядка,
Как младенца в колыбели
Убивают жизнь в зачатке.
Из глубин, где жмётся совесть
Слышен вдруг невинный глас:
«Мать, отец, прошу – не надо,
Как же, где мне быть без вас?
Предо мною тьма и ужас,
Мне живым не видеть свет,
Как же вы мне разрешили
До рожденья умереть?
Мама, папа, - нет, нет, нет!»
ВАПАЈ НЕРОЂЕНЕ ДЕЦЕ
Због заблуде и свегреха,
удобности - личне среће,
у комфору без потомства
за слободу у бој креће,
савремени родитељ -
слуга светског поретка,
што убија своје чедо
у колевци од заметка.
Из дубине свесавести,
опомиње невин глас:
"Немој оче, немој мајко,
не знам где ћу ја без вас.
Преда мном је тама, ужас,
кидају органе све,
зар са вашим допуштењем,
пре рођења - да умрем?
Мајко, оче, не, не, не...!"
КОСОВО (князю Лазарю) Анджелко Заблачански
Дурные сны веками видит он –
Летит, упал, и вороны клюют,
Струится кровь, а в ней поёт пион,
И птицы на пион, глумясь, плюют.
Он возопил: «Доколе будет так?
О, разве мрака убоится свет?
И там, где сила, только плачет зрак,
И без надежды мыслям прока нет?»
Проснулся без главы – усекновен,
И видит – произрос пионов цвет,
И странно пляшет в междоветьях вен,
В несчастьях славя свой кровавый след.
КОСОВО (кнезу Лазару)
Црне снове вековима снева
Лети, пада, гаврани га кљују
Крв му липти – у њој божур пева
Обесне птице на божур му пљују.
Он завапи: Боже, зар су јаче
Зар ће светлост да се плаши таме
Где је снага – само око плаче
Зар без наде и мисли су саме
И буди се у телу без главе
Али види – божури су никли
Чудно плешу баш као да славе
То што су се на невоље свикли
Сквозь метель ли пургу говорящую
На замётанном славном наречии
Проплывут белоснежными чащами
Поезда – корабли междуречия.
Корабли ли суда меж причалами,
То ли кони вконец одичалые –
Сотеншпаловый путь освещает им
Свет сердечный окошек нечаянных.
Снег лебяжий лежит полустанками –
Ни следа, ни следов от прощания.
Лишь колёс ледяных перебранками
Наполняется чьё-то молчание.
И этих нет уже, и тех,
И тех, что были перед ними.
Лежит расколотый орех
Как открепившееся имя.
Он побирался скорлупой,
Он плыл расстёгнутым ковчегом,
И в землю тыкался, слепой,
Как человек без человека.
Покоен вечер
Как тёмный инок,
Садятся люди
За стол поминок –
Как грай ворон
Окутал паперть.
От белых блюд
Бледнеет скатерть.
В той темноте –
Ни зги, ни звона,
И тихо пьют
До дна, до Дона..,
До днища дня
Добралась Лета –
И замерла
Лучина света.
Вьюнков оградных серпантин,
Кислицы шлейф густо-багряный,
Здесь замирает даже спин
В скорбях уходов позднеранних.
Здесь на истёртые скамьи
Садится ночь - оракул крепа,
Когда галактик соловьи
Теряют перьями кометы.
В протяжных трещинах земля,
Как неоконченная повесть,
В ней бредят пухом тополя,
В ней опалённы горсть и горесть,
Как гулко рвущаяся нить
За гранью недеепричастья,
В ней несказанное - простить
И быть прощённым в своечасье.
Что такое война -
Это адская пасть,
Нет ни отдыха, сна,
Лишь окопная грязь.
Что такое война -
Это яростный шквал.
Сквозь огонь на тебя
Смотрят тысячи жал.
Что такое война -
Это страшная лють,
Это случай, игра,
Где мишень - твоя грудь.
Захлестнул дождь свинца
Сердца пламенный бег,
И легла грудь бойца
В окровавленный снег.
Не средь хлебных стогов,
Не средь грустных осин,
Где могила его -
Знает ветер один.
Знает лютый мороз,
Где легла наша рать,
Знают слёзы берёз,
Знает Родина-Мать.
Знает Родина-Мать,
Что такое война,
Когда каждая пядь
Русской кровью полна.
Вот что значит война -
Сатанинский оскал,
Знать бы нам имена
Тех, кто без вести пал,
Кто вонзил самолёт
В танков вражеский ряд.
Настоящий герой -
Неизвестный солдат.
Как он подвиг свершил,
Не узнает никто -
Своей грудью накрыл
Амбразуры сверло.
И за Родину лёг
В земляную кровать,
Нет, другой бы не смог
Так легко умирать.
Вот что значит война -
Это горькая быль,
Средь небесного льна
Сотни братских могил.
Там, где яблонный звон
Рассыпает закат,
Без крестов, без имён
Миллионы лежат.
Или лётчик-герой,
Или просто матрос -
Он в огонь фронтовой
Нам победу принёс.
Вспомни, вспомни хоть раз
Всех, кто в яростный бой
Встретил свой смертный час
Там, на передовой.
***
Хлеб на крышке гроба
Утренне-горячий.
Не сдержать озноба,
Не сдержать и плача.
В паутине белых
Погребальных кружев,
Ты - мрачнее мела -
Никому не нужен.
Восковые руки
Сломанные накрест -
Жизнь тобой как куклой
Вдосталь наигралась
Утро только брезжит...
Забивают гвозди.
Дождь ласкает нежно
Холмик на погосте.
Я врежусь в розовый рассвет
Летящим на коне,
Скажите, травы, сколько лет
Осталось жизни мне?
Скажите, травы, сколько дней
Мне вашу грусть вдыхать? –
Молчат ромашка и шалфей –
Лазоревая мять.
Не знал я участи страшней,
Былиночки-цветы:
Под песни грубых косарей
Вы ляжете в снопы,
Подняв головки к небесам
И умоляя: «Пить!»…
До капли кровь свою отдам
Вам жажду утолить.
Всему приходит в жизни срок,
Любви моей конец,
Прощай, небесный василек,
Душица и чабрец.
Я весь устал от суеты,
От сутолоки дня,
Прощайте, милые цветы,
Да вспомните меня.
Я буду в отблеске зари
Истерзанный стерней,
Я не услышу солнца крик,
Скорбящий надо мной.
Я не прижму к груди букет,
Не сяду на коня,
Взрыдает колокольчик вслед,
Головками звеня.
2002
Приподнят месяц бровью узкой,
На небе – звезд иконостас,
Уметь печалиться по-русски
Дано не каждому из нас.
Писать пронзительные строки
Слезами диких журавлей
О неизменном и далеком,
О том, что ближе и больней…
2006
Когда чредой разорванных полотен
Оскалит небо свой линялый зев –
Последний лист, как тромб, срывает осень
С тревожно ожидающих дерев.
Как много их, тьматысячных, не вечных
Листов. Им было сказано,– Уже
Лежат они, как жизни человечьи
В прошедшем времени, в забытом падеже.
Кругом стволы – опора за опорой,
Напившись соком жизненных глубин,
Как старцы дремлют мудро и суворо,
Окованные панцирем морщин.
А листья, словно, прожитые лица,
Лежат пластами, втоптанные в грязь,
Лежат, как обветшалые страницы,
В которых чья-то мысль не родилась.
2005
Без рябины, без снегирей
Садик зимний стоит заснеженный,
Старых горсточку сухарей
Я в кармане нащупал бережно…
… Под веселый полозьев свист
Мое детство неслось краснощекое,
В детстве очень любил я птиц,
Их простые глаза с поволокою.
Карамелью хрустящий снег,
Разрисованный тонкими ножками…
Часто птиц я кормил во сне
Сухарями и хлебными крошками.
А когда в зрачках фонарей
Город спал, мишурой расцвеченный,
Со страниц моих букварей
Прилетали они застенчиво…
2006