* * *
Пустой вокзал навевает мысль: «А где поезда?»
Может, они нашли лучшие в мире места?
Где каждый вагон усыпан цветами – сотнями роз,
Где шпалы из мрамора, рельсы из золота выправил Крёз?
А может – просто захлопнулись двери, и мы в западне,
Поскольку ад и жадные мойры сошлись в цене,
И завтрашний поезд ушёл вчера. Спасения нет
И выбора нет, и всё, что ты можешь – съесть свой билет.
Пора, быть может, бежать отсюда в любой астрал.
Пустой вокзал пока ещё просто пустой вокзал.
Отсюда никто не уйдёт без куриного бога,
Здесь счастье лежит по соседству с бутылочным стразом.
Кто ищет – обрящет, и мне подфартило немного –
Из пены морской он глядит на меня одноглазо.
Сквозь дырочку в камне увидеть нависшие кручи,
И корень акации, в бездну расщелины вросший,
Ватагу сумаха, бурьян под обрывом дремучий,
И козлобородник, и пламенный куст расторопши.
Оставьте нам этот фрагмент первобытного мира!
Пусть время и ливни грызут пересохшую глину,
И камень, похожий на ломтик швейцарского сыра,
Ныряет с обрыва в прибрежные волны и тину.
Пусть ухают совы под вечер, с мышами гуторя,
Живет красота в простоте непокрытой дороги,
В пушинке, летящей на фоне лилового моря
На берег пустынный, где людям встречаются боги.
1. Брачное объявление виноградной улитки
Четыре этажа с мансардой, закрученные по спирали –
дом мой. Трейлер, практически без кавычек.
Он всюду со мной, домоседкой, кочует в улиточном ралли.
Ищу себе пару с таким же жильём и набором привычек.
Был от меня в восторге старый француз, сибарит, предлагал остаться
на его улиточной ферме, обещал кормить мукой и тимьяном.
Но я сбежала, с эскарготницей не стал он за мною гнаться,
двенадцать моих подруг погибли на гриле в угаре пьяном.
Сколько стран обошла я, сколько объела кустов виноградных, Боже
сколько раз пытались меня опоить до погибели свежим пивом!
Я как русский бунт упорна, бессмысленна, беспощадна; всё же
в Египте не зря я знаком вечности стала, почти что ВИПом.
Я могу быть сильной, брутальной, но я могу быть и слабой,
Уходить в себя, из себя выходить, любить и творить нелепость.
Любить, как мужчина – подобно ветру, подобно дождю, как баба…
Но в дом никого не впущу, мой дом – моя совершенная крепость.
2. Дорогая каури
Говорят: не свисти, в доме не будет денег.
Говорят: не надо деньги хранить в матрасе.
А если ты живёшь практически в кассе?
И дом твой – монета, как будто какой-нибудь пфенниг?
Значит ли это, что можно свистеть домами,
Гуляя по краю кораллового излома?
И сколько стоит жизнь хозяина дома
В процессе эмиссий, случающихся временами?
3. Жертвоприношение Тритона
Вотчина музыки – дом мой. Пока живу
Я в нём, но где-то, в точечном потолке
Нота укрылась, словно паук в уголке,
Ждёт моей смерти, молится божеству,
Что направляет ныряльщиков и пловцов,
Им помогает путь находить ко мне…
С древности устрицы их ожидали на дне,
И дома несчастных моих праотцов.
Счастье мое – расчудесное наше дно!
Падают звёзды с неба и на лету
Их океан превращает в мою еду –
Как же мне мало надо от жизни, но
Я с отвращением жду рокового дня.
Музыка зреет, словно под зубом флюс.
Я ей мешаю – мягкий бесславный моллюск
Ну так убей, трубач, наконец меня.
Ах эти чёрные коты,
Они черны до черноты –
Для дела, между прочим! –
Они не прячутся в кусты,
Они черны, чтоб их хвосты
Не видно было ночью.
Они черны, чтоб каждый кот,
В потёмках выйдя из ворот
На мягких чёрных лапах,
Схватив огромный бутерброд,
Мог без каких-нибудь хлопот
С ним убежать от папы.
Да, чёрный кот совсем не прост:
Он удерёт от вас под мост
С куском свинины сочной.
Вы можете поставить пост,
Но не схватить кота за хвост,
Поскольку этот чёрный хвост
Нельзя увидеть ночью.
Где-то за городом, в балке, идёт война.
Нехорошо – туда укатился мячик.
Купим другой. А Таня всё время плачет,
Каждое утро плачет теперь она.
В городе лето, песни и променад!
Люди смеются, пьют лимонад и виски…
Танин жених звонит из окопа близким,
Просит ему немного прислать гранат.
В балку опять слетается вороньё.
Танин жених давно не звонит, не пишет.
Люди смеются, только всё злей и тише.
Таню обходят – каждой семье – своё.
август 2014
Мурлычет дождь трамвайный блюз,
Не умолкая.
Открылся нот осенних шлюз
В звонке трамвая.
И день мурлычет, словно кот,
Довольный очень,
О том, что с блюзом к нам идет
Бродяжка осень
На острых тонких каблуках,
В пальтишке драном,
С кукушкой, сломанной в часах
В угаре пьяном,
С открыткой порванной «Привет,
Вот я и море»,
С машиной, ткнувшейся в кювет
На косогоре.
И льётся блюз со всех ветвей
На рельсы-спицы,
И в чёрный старенький Стейнвей,
Чтоб с ним сродниться;
А вслед за тем вернуться в мир,
Что так брутален,
Переработанным в клавир,
Из окон спален…
Да, мне нравилась девушка в белом,
Но теперь я люблю в голубом.
С.Есенин
Слово за словом мне преграждают путь,
И не остаться здесь – «Караул устал!»…
Голос твой в трубке напоминает ртуть –
Жидкий, но всё же, как ни крути, металл.
Ты говоришь мне: «В белом идёт зима».
Ты говоришь мне: «Платье твоё – отстой.
Белый на белом скучен, как наш роман,
Знаешь, мне нынче нравится голубой.
Там, где извёстки бледная синева
И голубые тени лежат давно…
Здесь, под окном… Я слышу, звучат слова,
Но бледно-синий иней закрыл окно.
Вижу лишь тени, тусклый неясный свет,
И в наважденье снова живу слепом.
Я не узнаю точных её примет,
Только уверен: девушка – в голубом.»
Где я не была и не буду (и к черту всех)
Рассыплется пепел сожженного по частям –
Каких-то дворцов и сараев, но жалок грех
Засохшей былинки, воды не допившей грамм.
Всего лишь для жизни был нужен один глоток…
Сравнится ли с этим любая другая блажь?
Но каждому ливню назначен небесный срок
И каждой травинке ты силу свою не дашь.
Как старый шаман, что умеет спасать хлеба,
Я тоже могу набубнить хоть какую хрень.
И снятся мне ночью волшебные те слова,
Но утром напомнить их мне забывает день.
Здесь холодно, мой друг, не приезжай –
Темнеет в пять, светает в семь иль в восемь;
Здесь с октября по март – зима и осень;
Из всех желаний – разве только чай.
Здесь путеводной нет у ходока.
Вот он лежит под прессом снежной глыбы.
В обледеневшем небе тают рыбы,
Похожие слегка на облака.
И сушатся пелёнки на ветру,
А это значит – женщины рожают.
Они ни сил, ни денег не считают,
Поскольку знают, что они умрут.
И плачут без обиды и вины…
Но жизнь идёт, и все не так уж плохо.
Здесь даже свет порой бывает в окнах
Поскольку, к счастью, не было войны.
Затих январь и ночи хороши –
Молчат петарды, спят давно ракеты,
Не пьют в парадной юные эстеты,
Да и в округе спящей – ни души.
Хотя… Ползёт замерзший господин
Сквозь ночь, а день к нему идёт с востока.
Не так уж в этом мире одиноко
Бывает, даже если ты один.
А тяжело ходить по одному
В эпоху потрясений, драк, попоек.
Проходит век, но миг чего-то стоит,
Когда мы аплодируем ему.
Проходит шоу, вопреки словам,
Но жизнь течёт, на миг не прерываясь
И граждане, от дворников скрываясь,
Выбрасывают ёлки по ночам.
- Дедушка, что ты? Ну, потерял ключи.
Тоже мне, горе, главное, - жив пока.
Впрочем, как хочешь: жалуйся, не молчи.
Вот тебе палка или моя рука.
- Вышел сегодня я прогуляться в парк.
Думал о многом: грешников развелось.
Что-то, похоже, делаем мы не так,
Коль не пугает их и Господня злость.
Ночью увидел: за облаками свет,
Странные тени, пьяный тупой галдёж.
Глянул на пояс, - ну а ключей-то – нет!
Раньше все знали: связку Петра – не трожь!
Дочка, спасибо. Знаешь, у этих врат
Столько разбилось хрупких мирских личин…
Только подумай: страшен ли миру ад,
Если от рая можно украсть ключи?..