Аудио
К Л.
..
Проснулась бабочка в окне,
закрытом наглухо — так странно,
очнуться в пыльном междурамье
и непричастной быть к весне;
здесь — с ноября рябины кисть
и вата, скатанная в валик,
но только бабочка — живая —
в неравной со стеклом сойтись
стремится вновь,
перемешав
пыльцу с колеблющейся пылью, —
трепещет, не жалея крыльев,
к огню весеннему спеша;
..
разбит сиреневый шатёр,
с ним в унисон благоухая,
горчинки добавляет тёрн,
акаций жёлтых опахала
лимонниц стряхивают, — шаг
весны продуман и просчитан,
мы упиваемся, дыша
непройденным,
непережитым,
что только сбудется ещё,
чей след невнятен,
неприметен;
..
и тополя — к плечу плечом,
и каждый куст сирени — светел
в вечернем сумраке аллей,
где ветра лёгкий вздох нечаян,
где даже тени тополей
соприкасаются плечами;
..
сиренев сад и свет — сиренев,
едва расплёсканный над ним;
акаций сладкие вкрапленья
и тёрна горьковатый дым
с миндальной нотой — вкусен воздух
в расцвет сиреневой поры;
..
считаем утренние звёзды,
окно крапивнице открыв...
* * * (весело про буквы)
Буква Б — большая бука,
Брови хмурит и бубнит:
— Не забуду братцам-буквам
Даже маленьких обид!
Вот возьму и буду бякой —
Покажу язык тебе!
Или — страшным забиякой!
Бу-бу-бу да бе-бе-бе...
Подари ей сладкий бублик,
Белый бантик повяжи —
Буква Б — добрее будет,
Станет с буквами дружить!
* * *
Буквы В вкуснее нет! —
Вафли, вишня, винегрет!
Винегрет — не очень,
Впрочем, —
И рассольник, и омлет...
Но зато —
Люблю ватрушки,
Чай с вареньем по три кружки
И варёную сгущёнку
Ем,
Измазав лоб и щёки.
И в рассыпчатой халве
Тоже много буквы В.
Я бы дальше ел и ел! —
Жаль, живот мой заболел...
* * *
Буква Г надела галстук
В голубых горошинах —
Всем насплетничала галка:
— Галстук-то — поношенный!
Заливались на пригорке
Гуси громким хохотом,
Буква Г грустила горько,
Дверь захлопнув с грохотом.
* * * (вопрос)
Разлетелись птицы в страхе,
Флот бумажный затонул,
Я под мамочкины ахи
Мерил лужи глубину:
Вот – вода до половины
Голубого сапожка,
Вот – краёв уже не видно,
Но не мокро в нём пока!
Что-то лужи стало мало,
И притих морской прибой,
Погрозила пальцем мама,
Потянула за собой,
Говоря при этом: знаешь,
В луже – грязная вода!
..
– Для чего же покупаешь
Ты сапожки мне тогда?
* * * (кто-то в доме...)
Кто-то в доме вещи прячет –
где я только ни искал! –
не нашёл любимый мячик,
свитер, ручку. И носка
не хватает, чтобы оба
можно было мне носить!
Я заглядывал в коробку,
чтоб котёнка расспросить,
он лениво буркнул что-то:
недосуг, мол, сам найдёшь.
Может, мама на работу
их берёт с собою? Что ж,
поищу, ещё не вечер...
Только прятать так нельзя!
Всё, теперь я буду вещи
возвращать туда, где взял...
* * * (о пользе умных книжек)
Васька мой — такой трусишка,
он боится даже мух!
Прочитала много книжек —
знаю, как помочь ему.
— Стульчик, ножницы, расчёска,
мамин фен и бигуди,
будет новая причёска, —
Васька, к зеркалу садись!
Подстригу, завью —
и гривой
станешь ты похож на льва,
храбрым, словно он, — красивым!
Но котёнок за диван
удирает без оглядки,
всё сметая на пути,
лишь одну успела прядку
я состричь! Теперь, как тигр,
он рычит,
шипит сурово —
стрижка всё же помогла!
Буду с ним играть я снова —
... только выйду из угла.
* * * (неожиданность)
Возмущался громко кот:
— Кто ворует молоко?
Это что такое? — Блюдечко пустое!
Из себя я вышел — берегитесь, мыши!
Сел в засаде сторожить,
к молоку бегут... ежи!
И сопят, и топают,
из тарелки лопая.
к Л.
..
Мир заброшен в снега, году от роду — месяц,
и луна — так юна, что зыбка и прозрачна;
за еловой каймой сто ветров куролесят,
в сто волков завывают,
оскалятся алчно —
разбегутся зарницы по темени стылой...
..
Потянулись дымы ввысь — до неба-до дома,
но, спускаясь, метель их назад воротила,
придавила неловко тяжёлым подолом.
..
Окна жмурятся сонно — несносною чёлкой
заметь с крыши сползает, курчавится мелко;
сто ветров на дворе ста щеколдами щёлкнут,
перекличку затеют — печные дуделки
поаукают с ними, и пуще поленья
затрещат на берёзовом — жарко и громко...
..
Белка спрыгнула ниже по веткам, олень ли
топнул где-то заветным копытцем.., позёмка
потекла-поплыла над сугробом-барханом,
примирив с тишиною невнятные звуки...
..
Сто ветров за сосновой стеною стихали:
и свистящие стрелы, и гибкие луки
убирали до новой охоты; шептались
под лесным балдахином на рыхлых перинах
о походах, нетронутых тропах и далях
и о солнце — слепящем глаза мандарине...
..
Аудио
_к Л. __
..
твоим дождям мой снег — как слово поперёк,
как странный сон, как бред январских зазеркалий;
..
проулок в темноте вновь тени подстерёг —
фантазии окна на лунной вертикали, —
фонарь ослеп в пыли — размеренно гудит
разворошённый рой и вьётся еле-еле:
по белому ступай, под белое входи,
цеди холодный брют искрящейся метели
и смёрзшуюся взвесь из воздуха и льда
вдыхай на брудершафт, пока летит и кружит
неведомо зачем, неведомо куда...
снег — белая крупа в рождественской игрушке;
..
водит вечер кругами незваных гостей,
от луны до окна золочёная леска;
слышишь, это метель расстилает постель,
это белые сны нависают над лесом;
белых птиц не встревожь, белых птиц не спугни —
приютят дерева хладнокрылую стаю,
только миг тишины и — сорвутся они,
в опустевшем лесу горстку перьев оставят...
Аудио
__к Л._
..
Август рыхлый, сенной и грузный,
цвета охры — волна во ржи,
василька и колосьев узы
всё теснее — вот так свяжи
наши судьбы — больней не станет,
лето бает: сентябрь грядёт;
заблудившихся пчёл притянет
мятой груши прозрачный мёд.
..
Август пряный, полынный, ржавый,
август, выстуженный в росе,
гнутся в пояс льняные травы,
вертит быстрая карусель —
только падать и только в пропасть
звёздам, яблокам, нам с тобой;
птичий посвист под утро кроток —
шепчешь сонное: птаха, пой...
Цена комфорта
Диван, ковёр, две чашки
есть в доме Черепашки,
ещё — часы с кукушкой,
кровать с большой подушкой,
герань в горшке, гантели,
компьютер, кресло, телек, —
легко ли ей? — едва ли,
когда на спинку взвалит
свой дом.., но скажет гордо:
— Желаю жить с комфортом!
Урок
Говорит мышатам мама:
— Мышь должна быть тихой самой,
самой быстрой, самой ловкой,
чтобы ночью из кладовки
утащить кусочек сыра,
шмыгнуть с ним в одну из дырок
мимо спящего кота
и ленивого хвоста,
да, невежливость не красит,
но пищать не нужно «здрасте!» —
пусть себе он крепко спит.
Ясно, детки?
— Пи-пи-пи!
Надоело
Диван поцарапан, цветок перевёрнут,
сюрприз для хозяина в угол ковёрный
закручен-закатан, а что там? — зага-адка-а!
Потрёпаны шторы — ну, так... для порядка,
клубки из корзинки с газетами в куче,
мышонок игрушечный зверски замучен,
разбита тарелка — под лапу попалась,
и тапку домашнему тоже досталось...
— Котёнок! Зачем же ты всё это сделал?!
— Мне дома сидеть одному на-до-е-ло!
Строитель
Белый лёд и мишка — бел,
шубку тёплую надел.
Он из кубиков ледовых
строит башенку и домик.
Замерзают быстро лапы,
Мишка к маме косолапит:
— Мама, варежки свяжи,
я на льдине буду жить!
..
В рыжем платьице из ситца
раскрасавица лисица.
Хвостик — с белым кончиком,
краска, что ли, кончилась?
..
Ёж рисует букву Ё —
Ёж других не признаёт.
Точки — это яблоки
круглые и яркие.
Чёрточки — колючки.
Буква Ё всех лучше!
..
Страшно маленькой лошадке:
через речку мостик — шаткий.
Цок да цок, ещё шажок —
вот желанный бережок.
Большая стирка
Енот затеял стирку —
полна воды река!
От мыла громко фыркнул,
чихнул от порошка!
Упрямо мягкой щёткой
тёр полосатый хвост:
и было так щекотно,
и так чесался нос!
Но вредные полоски
не слазили с хвоста:
как чистым сделать хвостик?
Задача — непроста!
Из мыльной пены ловко
взмывали пузыри!
Енот считал полоски:
— Одна! И две! И три!
Родственники
Волк купил себе юлу,
с ней играет на полу,
гладит розовый бочок:
— Потанцуй ещё, волчок!
Урожай
После тёплого дождя —
шесть лисичек, три груздя,
две волнушки, восемь белых!
Белке что с грибами делать?
Те — сушить, вот эти — в бочку!
Будут славными грибочки!
Про пингвина
Чёрный фрак похож на папин —
строг и жмёт в плечах слегка —
лишь бы снегом не заляпать,
рыбий жир не расплескать.
Но пингвин на горке снежной
забывает об одежде:
бумс на пузо и — вперёд!
Хорошо, что гладкий лёд!
*для
Книги Радуг. Ребятам о зверятах
__Л._
..
спи, мой хороший,
мой ненаглядный, спи,
снег за окошком
набело мир слепил:
абрисы мягче,
крадче и глуше тьма,
спрятался мячик
лунный за терема
елей смолистых,
иглы посеребрил;
..
рваные листья
в сон себе не бери:
толку их штопать —
ломок узорный край,
осени шёпот
выстудили ветра;
спи, то и дело
мельницы колесо
вертится, белым
переметает всё...
послушать
к Л.
.. Мой первый снег, пробравшийся тайком,
не ведает о том, что заскользили
по стёклам капли где-то; незнаком
холодный оклик здешнего предзимья
багровым клёнам, что крадут твой взгляд,
разлив лафит на зелень под балконом;
..
жду снегирей, но около нуля
чуть затянулись в драме заоконной:
и мысли — голо, и глазам — бело,
осенний праздник зарастает споро
быльём,
и вдаль за дымом повело
стон колокольный;
у золотопёрых
твоих дерев — оттенки рыжины,
шафрана, охры, янтаря, латуни,
фонарики лимонов зажжены —
разгул, размах..;
..
ноябрьский ветер дунет —
моих синиц прогонит с голяка
вишнёвого;
сорока глянет косо
на машущую ветвь издалека
и на кота, уткнувшегося носом
в стекло с обратной стороны..,
взлетит —
и след простынет, вымерзшая простынь
с верёвки рвётся — с нею бы..;
а ты..,
ты помнишь снег? — кружит легко и просто,
и невдомёк ему, что где-то дождь
никак шарлах кленовый смыть не может;
..
подставь под капли тёплую ладонь,
я под снежинки подставляю тоже.
послушать
.. То ли сон, то ли стон, то ли — долгая песня:
хочешь — птицей лети, хочешь — бабочкой бейся
о прозрачную высь в голубеющей раме;
солнце выспалось и зашагало дворами,
расплескалось вокруг, день — до донышка ясен,
кушаками двух рек тихий край подпоясан —
то ли песня моя, то ли — долг непосильный;
в хороводе берёз заблудились осины,
с краю ласковый клён — века нового сверстник,
и от ветра тайком ветки наскоро крестят
неприкаянный лоб, несклонённую спину;
..
сиротливые домики взглядом окину,
вместо сердца в груди — точно камень горячий,
я и грусть не сморгну, я и жалость не спрячу,
тяжко жить, но ещё тяжелее — прощаться,
шепчет всякая щепка вослед: возвращайся;
..
колокольная речь из села по соседству
разбавляет рябиновой рощи беседы,
на высоком стожке солнце чуть прикорнуло;
каждый листик ликует в саду: ты вернулась!
Распевается день высоко в поднебесье:
хочешь — птицей лети, хочешь — бабочкой бейся.
послушать
_ к Л. __
.. Не расстанемся, нет, этот холод — не холод разлуки,
белым пчёлам довольно ещё незаполненных сот;
укачает ноябрь тонкий месяц в оранжевой люльке,
поржавевшие листья в студёные воды стрясёт —
воды мрачные, вязкие, мёртвые — долго ли кануть
безымянной листве, отголоскам безликого дня;
..
не расстанемся, нет, прежде падать снежинки устанут,
чем тебе разонравится слушать и слышать меня:
белым сказкам довольно страниц в недописанной книге,
и с другой стороны — охлаждённого ветром — окна
нижет бабочек первых метель на прозрачные нитки,
ладит к стёклам ночным завитки дорогого руна;
..
и серебряный голос вдали — то не голос прощанья,
в белой склянке довольно сюжетов, героев, чернил:
дремлет вишня в озябшем саду и поводит плечами;
не расстанемся, нет, — новый день карандаш очинил.
послушать
_к Л.__
.. Что там было до нас, что случится потом?
Ты прочти — вслед за мной — этой осени том,
и гори оно всё — выгорай до золы,
главы первых морозов скупы и белы,
это после — калиновых веток озноб,
это дальше — тревожность видений и снов,
сквозь нехитрую призму двойного стекла —
только мгла;
а пока — здесь октябрь дразнит рыжих котят —
шаловливые листья летят-шелестят
за шагами, за ветром, в ладони и вдаль;
что там было до нас.., что там будет, когда
долистаем листву и уйдём в наяву?
Дни за ливнями в ночь потекут-поплывут,
в безголосом саду — ни балов, ни столов,
и в холодной испарине смуглых стволов
признак близкой болезни - скрипучей хандры,
хрупкой наледью стянет сырые дворы;
а пока — здесь октябрь прогоняет котят —
беззаботные листья летят-шелестят,
взять бы их — по карманам своим рассовать,
в рукава...
послушать
_к Л. __
..октябрьских яблок хрусткий холодок,
в меду крупчатом поздняя брусника..,
а за окном слоит листву и дождь
усталый сад — есть в яблонях поникших
такая грусть, что взгляд не переймёт,
такая боль, что сердце не осилит..,
на белом блюдце — ягоды и мёд;
..
игра навылет,
в которой всё давно предрешено —
сквозной прострел, падения, увечья..,
мне осень снова кажется войной —
слепой и вечной;
закатный свет — осинника алей,
темнеют гнёзда, брошенные стаей,
на разорённых кронах тополей;
..
перелистает
за ставней ставню ветер: каждый стук,
лишённый эха, — гол и неуместен;
прогорклым дымом тянет за версту,
в синичьих песнях
про синь и стынь всё меньше суеты —
звенят тревожно тоненькие ноты;
..
как славно то, что есть на свете ты,
и лист — в блокноте;
ютятся чашки в лодочках-руках,
листва в окне мелькает то и дело,
как вёрткая лиса — хвостом;
..
река
осенняя
под утро обмелела.
аудио
.. Разомлевший на солнце янтарь жёлтых слив
до коричневых косточек ясен — стрясли
ветры наземь, о чём-то с листвой говоря;
манит лакомок ос глубина янтаря —
не увязнуть бы в мякоти тёплой крылом,
и душист, и коварен медовый разлом;
..
время бабочек сонных и дымных полей,
и закатов, что алого цвета алей,
бесприютных ночей, с холодцой синевы,
шелестящей, шуршащей, поющей листвы;
вслед за птицами, может быть, им по пути? —
паучок на невидимой нити летит.
аудио
.. Уныла и темна простывшая веранда,
найдя под дверью щель, ликуют сквозняки,
забредшему сверчку слепые бра не рады —
угадывают ночь их тусклые зрачки;
заходится фонарь в лиловых светостансах,
но жёлтым не всплеснёт в ответ ему окно,
в кувшине на столе букет сухой остался
пылиться и смотреть скучнейшее кино;
..
не вспомнит тишина вчерашних отголосков,
и звук любой извне придётся мимо нот,
и в складках летних штор в зелёную полоску
до будущей весны крапивница заснёт.
аудио
.. Погаснет чуткий взгляд осоловелых бусин,
забудется во сне затёкшее крыло —
расселись воробьи в сарайчике на брусе:
не мил сосед? — терпи, зато, к теплу — тепло;
..
две стаи голубей, ворочаясь и ссорясь,
не могут поделить пространство чердака;
невидима во тьме занудливая морось,
срастутся сотни брызг в одно большое кап:
с волнистой крыши вниз — на локоть водостока —
в помятое ведро, что, без того, — полно;
..
ночь сыростью дохнёт — запотевают стёкла,
и кажется фонарь скатившейся луной —
повисшей на крюке, а, впрочем, на безлунье
любой прохожий рад пародии такой;
..
на ворох листвяной угрюмо дождик плюнет,
в погасшее окно посмотрится с тоской.
читаю
..
Соломенный август в снопах почерневших
допреет под утро — дымком сладковатым
подёрнется поле; сквозь редкие бреши
в густых облаках — нависающих, ватных —
то свет промелькнёт, то кусок голубого,
а после — затянет, завесит, забелит;
..
дождь снова найдёт для себя веский повод,
и время улиткой сползёт еле-еле
с полудня на вечер — бессолнечный, блёклый,
где маетно-сонно, где всё — так некстати,
и ветер, дождинки сдувая со стёкол,
корзинку для яблок по саду покатит.
читаю
..
перезрелой смородины тусклые кисти —
бродят в лопнувшей ягоде пряные соки;
паутинною нитью — непрочной, искристой —
перевязаны ветви, — у яблонь высоких
незавидное бремя, и паданцы часто
вниз летят вперемешку с пожухлой листвою,
и, бока оцарапав, о землю стучатся —
вдруг откроют?
..
червоточины след под травинкой прилипшей,
бок распорот сучком, тёмных трещинок сетка:
у крыжовника — три, два — под шумною вишней,
а одно накололось на нижнюю ветку,
остальные нашли уголки понадёжней —
прелых яблок в саду аромат нескончаем;
не земля — барабан, перетянутый кожей, —
застучали...
..
пахнут яблоком волосы, губы, ключицы;
нет волшебней ночей, и луна-ворожея
в воды тёмные светом по капле сочится,
низко-низко зависнув; соломинкой шею
тронешь ласково — так мотыльки задевают
еле-еле крылом и сливаются с небом;
даже имя своё я с тобой забываю:
может, Ева?
Читаю
.. Л. ..
..
— Ле-ето, — ветер выдохнул-опалил;
точно угли раздули и разожгли —
щебень острый у берега раскалён,
шикнет резко, как только одна из волн
тронет, тут же сбежит от него, смеясь;
речка — словно сверкающая змея —
в ярком солнце чешуйками шелестит:
— Ты со мной не балуйся, не шути...
..
Деревья ветвями раскидистыми сплелись,
просветы дымные от неба и до земли —
развешен шёлковый в искорках мелких тюль —
июль...
..
— Мой кареглазый, стану тебе рекой —
времени, жизни, судьбам наперекор,
травницей,
птицей в чуткой твоей руке,
запахом леса в утреннем сквозняке,
вспомнишь ли в синих сумерках джакаранд?
..
Жара...
Божья коровка с твоей руки — на мою,
весь этот мир я заново узнаю
по гибкой травинке, по клеверным узелкам,
ромашковым россыпям у солнечного леска,
лютикам броским, черничному холодку,
по отголоскам насмешливого «ку-ку»,
взвеси лучистой из пуха и паутин,
птичкам, насвистывающим ласковое «летим!»,
по лету и лугу, бабочке над овсом —
перебираю, перепеваю всё,
а ты улыбайся и сказочницей зови;
..
в любви
видится всё иначе — насквозь и вдаль;
высветлеет, растает моя печаль.
Вспомнишь ли, если за окнами задождит,
взгляда лукавого солнечный жадеит?
..
читаю
..В лебеде увязает калитка —
петли ржавые; медлит рука —
жду, что бабушка громко окликнет:
— Что ж ты, милая? Шибче толкай!
Плотно сомкнуты синие ставни,
дверь подпёрта чугунной клюкой,
мне домишко в наследство оставлен:
деревенский приют — городской;
..
печь в углу с задымлённой заслонкой,
пол дощатый не крашен, не мыт;
паутиной — прозрачной и тонкой —
занавешена полка; гремит
в такт шагам, ударяя соседок,
чашка белая в красный горох;
ненасытною молью изъеден
полубархатный полог; порог —
словно горб, безобразный и грубый,
весь в занозистых трещинах, мне
и рубцы небелёного сруба,
и засохший цветок на окне
больно душу царапнут — поплачем
чуть попозже — светло и легко,
я по крови, по мысли горячей
никогда не была городской;
..
запах свежести — извести едкой
подсинённой; до скрипа чисты
половицы и стёкла, салфетки —
под сервизом, в кувшине — цветы,
укачало весёлые шторы
на прохладной волне сквозняка;
я не гостьей — хозяйкою — споро
старый дом прибирала к рукам,
приручала, баюкала — чуял:
не бесхозный, не кинутый — мой;
птицы — с места на место — кочуют,
чтоб однажды вернуться домой;
..
вечер выплеснул солнца остатки
прямо в окна избы, что в конце
тесной улочки; рябью закатной
синь подёрнута, и в хрипотце
галок грающих — сумрак и смута,
с гнёзд сорвавшись, примкнули грачи
к тёмной массе. И ночь — бесприютна,
и все те, кто остались в ночи;
..
как чудно и таинственно в чане,
где вода налита до краёв,
точно небо ночное, качаясь
в нём, до сути своей достаёт;
точно звёзды — не звёзды, а камни,
угодившие прямо на дно,
в это чёрное зеркало кануть
и луне молодой суждено;
..
рассветает туманно и зябко,
размывает над соснами тьму;
то порожними вёдрами звякнет,
то протяжно-приветливым «му-у»
оглушает и будит округу,
отголосками тянется вдаль —
до невставшего солнца и луга,
до полей, перелесков, туда,
где в прохладе густеет черничник
обдавая лиловым дымком;
..
ах ты, сердце-сердечко синичье,
ты у певчего горла — комком,
часто бьёшься, и гулко, и тесно,
не утишу, не спрячу сама;
голос дан не для плача — для песни,
колокольня в деревне нема,
щебечи и высвистывай радость,
боль сама о себе пропоёт;
где черничник вздыхает прохладой —
там вздыхает и сердце моё.
Послушать
..смарагдовым сумраком манит лесок,
невидимой птицы звенит голосок
так нежно, что в горле комок — не сглотнуть,
и сердце — расслышав — толкается в грудь
едва ощутимо, вот-вот и — замрёт,
пока невеликая птаха поёт
понятно и просто о самом родном —
про тёмный колодец, калитку и дом
бревенчатый, холод таящий в сенях,
где брус над высоким порогом меня
учил всякий раз: заходя, поклонись!.,
и, зонтиком пряным свисая, анис
шуршал от — влетавших в окно — сквозняков,
и утро пропахло насквозь молоком,
полынью, ромашкой; пой, птичка моя,
и есть ли — красивее наших — края?
..
вскипает рубиновый клевер в лугах,
зависла над рожью густой пустельга,
полёвку в колосьях приметив, — нырнёт
и без вести канет с добычей; огнём —
как жалящей вицей — хлестнёт по плечам
июльское солнце, вода горяча
хоть в речке, хоть в чане чугунном — боков
крутых и калёных не тронуть рукой;
..
вздохнул над поляною жаркий июль —
и разом со всех одуванчиков сдул
косынки, легчайшими стайками ввысь
вспорхнули они — с облаками слились.
..
Послушать
.. Ставни зыбкие с ромбом в серёдке
обрамляют оконный прищур —
то лукавый, то ласково кроткий —
тот, который упрямо ищу
в городских застекольях — мелькнёт ли
что-то близкое, знак ли подаст;
..
у пруда тальниковые мётлы
с неба звёзды смахнули — вода
расступилась, чтоб тут же сомкнуться
крепче прежнего, — рябь расплылась,
тонко звякнули белые блюдца
полусонных кувшинок;
..
пылал
мак садовый на фоне шафрана —
и роскошество алое жгло,
пах жасмин удушающе пряно,
и молочные мальвы в стекло
засмотрелись — как в зеркало — статью
благородной своею гордясь;
..
стриж кроил золотое — метался
низко-низко, как будто дождя
обещал всем к полудню, но зноем
обдавал редкий вздох ветерка;
..
подбирая волну за волною,
пела синие песни река,
конь, коснувшись холодного, фыркал,
шумно воду тянул, мордой тряс,
и, пугливо шарахаясь, рыбка,
зарывалась в придонную грязь;
..
по макушку облитая солнцем —
млела липа и пышно цвела,
то и дело, июльские соты
наполняла трудяга-пчела;
..
разморённые вялые кроны
жалит крыш раскалённая жесть,
в ряд по колышкам — банки, бидоны
по старинке развешаны;
здесь
отзовутся радушно ступеньки,
вслух дотошно шаги перечтя;
..
враз синицы, затейливо тенькнув,
с облюбованной ветки взлетят
и растают — как не было вовсе —
стихнет гомон, и эхо — за ним;
..
растушёваны абрисы сосен,
день июльский протяжно звенит,
увязая в меду разогретом,
как попавшая в чашку оса;
..
бесконечное — тянется лето
и — ведро за ведром — небеса
достаёт из колодца-темницы
и разносит по сельским дворам:
полетит в вышину — точно птица —
и обратно вернётся журавль,
скрипнув горько, замрёт — одноногий,
провожая с тоской облака;
..
подорожник у пыльной дороги,
голубая тесьма василька
вдоль овса,
красный клевер с пыреем —
на лугах, и кислицы костёр
перелесок осиновый греет —
щедр июль и в забавах хитёр.
.. (у воды)
Речные ракушки вминая в песчаный край,
брести по воде,
прозрачность её тревожа,
свободное небо в лёгкие набирать,
и помнить о том, что где-то ты дышишь тоже,
глядишь на иное солнце,
на облака
иные, а, может, — на копии;
..
низко склонившись, заросли тальника
в заводи космы топят —
нечёсанные, нестриженные —
чайки ахают укоризненно.
..
Играют стрекозы в салочки,
зависнут, замрут задумчиво —
точно глаза русалочьи
им в ряске зелёной чудятся —
вот они и всматриваются,
вглядываются пристально.
..
Золотое марево
над рекою чистою;
облака-кочевники — над рекой неспешною,
солнце подхватившие, солнце уносящие,
гнутся травы гибкие, травы прибережные;
..
ветлы пригорюнились у купели яшмовой,
водомерка юркая вспарывает озеро,
в камышовой вотчине плачет птица малая,
эхо длит над берегом звон крыла стрекозьего;
..
к золотому синему примешали алого.
.. (видение)
Читаю
По дневным ступеням сходит солнце чинно,
точно индианка грузная с кувшином:
бронзовые руки, сари цвета охры,
вдруг у горизонта, оступившись, охнет —
расплескав, разбрызгав широко и ало, —
знойнее румянца небо не видало.
.. (распускался цветок)
Читаю
Распускался цветок грозового дождя,
стебель молнии белой впивался шипами,
оставляя царапину небу на память;
гром, раскатистым «эр-р-р» по пролескам гудя,
не выдерживал — рвал пополам высоту
так, что ливень менял резко угол наклона
и по самые кроны исхлёстывал клёны,
и ровнял незабудки с землёю в саду;
..
что мне страх? — если страсть в этом диком пропасть —
вспыхнет жёлтый язык из невидимой пасти;
дождь целует ладонь, причащает водой,
на серебряный гвоздь прибивая запястье...
.. (призраки жары)
пион полуотцветший столь навязчив
в густом амбре,
где горечь, сладость, гниль
смешались, — грязно-розовый, горячий
цвет сбился в комья на земле, они
истошно прели — приторно и пряно, —
пока стекала медленная медь
на запад,
и — лимонницей с поляны —
порхала смерть.
..
желтел и чах травинки стебель узкий,
ладонь листка — протянутая — сохла;
зависнув сонно в мареве июньском,
саму себя рассматривала в стёклах
верандных окон стрекоза,
казалось,
вместили крылья сотни радуг пришлых,
и — с отраженьем встретившись глазами —
она в испуге пряталась за вишню.
..
Из цикла без названия.
Май-июнь, 2011г
аудио
..
А в лугах — по колено травы,
а в бору медуница — звонче, —
то ли слева, а то ли — справа
разливается колокольчик:
утром — розов, сиренев — к ночи;
..
по оврагам кукушки хнычут —
коль расщедрятся — напророчат
лет побольше, чем — земляничин,
что разбросаны часто-часто
по глубоким канавам просек, —
но не скажут, где нынче счастье
деревень непутёвых носит;
а в полях — зелены колосья,
по обочинам — вьюн лепечет;
..
тает небо на дне колодца,
он так стар, не иначе, — вечен,
и — ведром по воде ударив —
слышишь эха студёный отклик;
..
далеко-далеко, где дали
от свинцовой воды намокли, —
просветлеет, и гром-бродяга
растрясёт напоследок выси,
и двойные перила радуг
высоко-высоко повиснут;
..
в перелесках — шиповник дикий,
и пчела в нём души не чает;
по реке — то круги, то блики —
красноталовые печали;
..
ах, июнь — голубое блюдце
с золотой полосой по краю:
то дождями исхлёстан люто,
то купавками отгораешь,
словно яркий цветастый ситец, —
не полвека носить — пол-лета, —
ясный взгляд горечавки синей
в дымке пепельной бересклета.
..
остальные одиннадцать
.. Л. ..
..
Словно мячиком лёгким — оранжевым солнцем — играем:
был в руках у тебя только-только, и вот, — догорает
на ладонях моих, и в оттенках его предзакатных
нет рассветного глянца, но я, отправляя обратно,
точно знаю — едва он минует еловые гребни, —
тут же вспыхнет — искрясь и ликуя — на утреннем небе,
ты помедлишь с броском, чтобы сон мой продлить, чтобы окон
не коснулась заря раньше времени;
..
солнечным боком
прижимаю к щеке и целую подарок горячий —
как же дорог лучистый — рукой твоей брошенный — мячик.
..
В тонких гранях — стеклянных — нарцисса стрела
преломилась; снующее ласковой рыбкой —
солнце тронуло вскользь уголки грустных глаз,
где — кувшинкой речной — притаилась улыбка;
что надменный нарцисс? — нет дороже цветка,
под моими губами расцветшего кротко;
..
я целую, пока день течёт, как река,
где — забытою — плещется рыбка-сиротка.
..
Вечер тягучий в прожилках янтарных —
солнечный мёд растекается, тает —
льётся на листья, дрожит в паутинках;
птица фальшивит, уставшая тинькать, —
долгим был день;
ветер в небо отпустит
пух одуванчиков, стайку капустниц —
в медном медлительном белая завесь;
в капле медовой весь мир увязает.
..
Глаза твои цвета гречишного мёда —
лучистый янтарь в нём не раз искупался;
ночной мотылёк, притворявшийся мёртвым,
вспорхнул и растаял в вечернем,
на пальцах
оставив пыльцы перламутровый отсвет;
тюль выдохнул ветер, как — с нежностью — имя,
и руки мои сознавались в сиротстве,
на миг расставаясь с руками твоими.
..
ты утром нежен: так — лаская — длишь
видений сонных привкус карамельный;
сквозь мглу ресниц пытаюсь разделить
тебя и солнце, но — нарочно медлю,
чтоб пребывать в неведении; свет
скользнёт по мне — податливой, — балуя,
а я — тебя благодарю в ответ,
касаясь губ лукавым поцелуем.
..
во взгляде — мёд, он тёмен и — горчит,
когда задумчив ты, когда ты — грустен;
добавят крапин солнечных лучи —
я ощущаю сладость в послевкусье.
..
пригоршню солнца опускать, шутя,
в ладонь твою — подставленную, — это
во мне сейчас игривое дитя
со взрослым сердцем женщины-поэта;
и весь твой облик, мимика и речь —
метафор ряд и сонм ассоциаций;
поэту бы — в высокое облечь,
ребёнку — просто хочется смеяться.
..
сменялось солнце ливнем, только он
кончался быстро, не успев начаться,
был светом ярким часто прорежён
так, будто небо плакало от счастья.
..
смеюсь светло, когда смеёшься ты, —
о чём? — не знаю; Господи, прости нас..,
ращу неспешно райские сады
из хрупких-хрупких яблонек-тростинок.
.. Этот город со мною меня разлучал;
то бесстрастно молчал, то — рубил сгоряча;
..
под ладонью оградой затейливой стыл,
изгибал над холодной Исетью мосты,
скрипкой жалкою ныл, жёг бездумно неон,
метко жёлтые розы швырял на балкон;
на трамваях катал и выпрашивал в долг,
оставляя в залог послезавтрашний дождь,
фестивалил и пел — до безбожного пьян,
в луже мутной и мелкой купал воробья;
..
улыбалась, чугунное гладя плечо,
было здорово — просто молчать ни о чём,
и вываливать мелочь просящим в ладонь,
и лицо остужать у фонтана водой;
..
и аллеи — к шагам, и — кирпич площадей,
фонарями в лицо — не мигая — глядел,
декламировал осень в садах сентября;
то голубил у сердца, то — яростно тряс
и хлестал по щекам, и кричал: «уходи!»,
а потом находил у тревожной воды
и опять — приручал, и качал, и — жалел,
и надломленной кромкой рассвета алел;
..
переулок, ревущий проспект, тихий сквер,
исторический дворик, скамейку в листве,
тополя в ярко-жёлтых смешных париках
и послушную скрипку в руках паренька, —
всё оставила там;
точно старый альбом,
перелистывать время и память, и — боль,
чьи страницы желты, но — довольно ясны,
навещают — гостями незваными — сны;
только нити — всё тоньше, всё проще их рвать
и скрывать;
..
эта странная жизнь — это странная смесь
совпадений случайных, событий, чудес;
и откуда, скажи, ощущенье родства? —
точно вне слов простых есть иные слова —
ты их слышишь и я, — тянем новую нить,
этот город нас помнит и он — нас роднит.
..
Читаю
..
Когда по-вечернему шепчутся сосны,
качается ирис в саду — полусонный,
и бабочка, крылья плотнее смыкая,
на гибкой травинке повиснет;
стекает
медовое солнце по кронам и крышам,
и окна расцвечены красным и рыжим,
ласкает листву тёплый ветер устало,
и небо по краю — безудержно ало,
в густеющих сумерках облако — ветошь,
но вечеру день твой перечит рассветом;
предутренних снов — самых нежных и хрупких —
нисколько не жалко упрямой голубке —
отчаянно бьётся в невидимый полог
стеклянной террасы, и сойкино соло —
минорное прежде — сменяется скрипом
весёлым и резким, пока не охрипнет
певунья, но — следом за нею — подружки
концерт продолжают и, сон твой разрушив,
довольные скачут по крыше покатой,
но светлому утру перечит закат мой,
сиренево-сизым заляпав полнеба;
склоняется ниже тюльпановый стебель,
ворона пугается собственной тени,
и ельник, луной поцелованный в темя,
разлапист, взъерошен и тёмен, и страшен,
твой день, между тем, в золотое раскрашен —
и можно вот так продолжать бесконечно!
Тебе — с добрым утром, а мне — добрый вечер.
.. И ливень, полощущий сад, и несдержанный гром,
катящийся кубарем вниз по овражьему склону,
как ржавая банка (в её жестяное нутро
насыпали гальки и щебня), и крепкие кроны —
упрямые — трёх тополей, и макушки рябин,
раздёрганных горе-цирюльником, стриженных косо,
и лужи-экраны, в которых картинка рябит,
и бледная поросль плюща (расплетённые косы
он долго и тщетно пытался от ветра сберечь,
а нежные листья темнели от пятен и вмятин),
и струек протяжных звеняще-сумбурная речь,
и душная взвесь ароматов озона и мяты,
и нервная тишь в полминуты, и росчерк стальной,
и вновь — пробирающий грохот (он страшен до дрожи!),
и эха разбег за серебряно-синей стеной, —
и, кажется, мир каждой каплей
размыт и размножен.
Читаю
..
В зените август — солнца медный шар
ещё тяжёл и щедро пышет жаром;
в бордовом позднем маке, чуть дыша,
сплетает сеть паук, но острым жалом
разрежет нити шмель, стряхнёт пыльцу,
на свет — смешно и неуклюже — пятясь.
Румяный август яблокам к лицу —
не счесть на щёчках красноватых пятен;
..
листва — грубее, в радужках стрекоз
всё больше — сплин и дрёмы поволока;
лиловый дым над медленной рекой.
Сквозь дрожь и рожь темнеет тропки локон;
..
день стар, но вечер — беспощадно юн,
застыли чуть серебряные мушки
у лебеды;
гороха плети вьюн
обнял легко, а ветер погремушкой-
стручком трясёт — горошины сухи;
в ресницах жёлтых — маслянен и чёрен —
зрачок подсолнуха,
свернули лопухи
в тугие свитки листья.
Даже корень
крапивы жжёт — до волдырей и слёз,
малину для себя приберегая;
покатится, как мячик, под откос —
пролесками, полями, берегами —
за кромку горизонта солнце.
..
Всклянь
налиты сумерки разбуженной полынью,
луна — ленива, виснет, оголя
щербатый бок, и луч спускает — длинный —
до темноты, до веток и плодов,
ощупывает яблоки,
хохочет —
и вдруг — роняет громкое одно
в подол притихшей
августовской
ночи.
послушать
..
Говори, говори, — твой язык мне знаком,
я сама изъяснялась таким языком
там, где тише трава, где закаты — алей;
и наречие лун, и ветров диалект —
различаю.
Огонь странно равен мечу,
и печали мои — все тебе по плечу,
сердцу вровень и в такт твой волнующий ритм;
говори, говори.
..
Полуночная взвесь из листвы и дождя,
фонари — отрешённо — друг в друга глядят,
так слепой на слепого вдруг вскинет глаза,
чтобы что-то сказать,
но — невидящий — он не способен на взгляд,
от усилий пустые глазницы болят;
и никто не мечтает о долгих речах —
им бы ночь домолчать.
..
Задыхаюсь, из топких бессонниц спеша
добежать до тебя, долететь, додышать,
словно пара минут, и — слова отберут,
только пряную плоть тишины поутру
мне оставят;
лови влажный лепет реки,
птичий шорох в ветвях полусонных ракит,
белой яблони стон, вишни розовой вскрик,
я и ветром могу для тебя говорить;
словно пара минут, и — отнимут слова,
и придётся в молчании
жизнь доживать.
послушать
.. То камень, то цветок обронят мимоходом:
один — достанет дна, второй — качнёт едва
моей души-реки беспамятные воды.
Расходятся круги — находятся слова, —
уже не избежать зависимости оной;
ни камень, ни цветок не упрекну ни в чём.
Иным покой, а мне — расхристанные волны,
иным разлив, а мне — скалистое плечо, —
и в этой череде сплошных несоответствий
отчётлив только смысл — он постижим легко —
бегу от пустоты и прочих равновесий
к тому, кто станет мне — и камнем, и цветком.
..
Распирает палисадник,
не прижмёшь и не умнёшь —
снег набрякший нависает
рыхлым пузом над ремнём;
..
воробьи таскают паклю
и бросаются в делёж;
точно дятлы, долбят капли
до земли толстенный лёд —
пузырится по воронкам
вездесущая вода;
..
балансируя, вороны
раскачают провода —
ветер в перья — хвост повыше
вскинут, хрипло хохоча.
..
Хлопнул дверью снег и — вышел
до ближайшего ручья;
белощёкая синичка
цвинькнет тоненько другой,
дескать, всё, весна, сестричка!
Снег к нам больше ни ногой!
— Цыть-цы-пи! — Соседка молвит.
Желтогруды! Хороши!
Забывают, как зимою
промерзали до души.
..
Холодает. Холодеют
разогретые едва —
в предзакатном солнце рдея —
ветки вишни —
заливать
костерок румяный ветром —
только пуще загорит!
..
Сонно тускнут, а не светят
в переулках фонари —
воздух густ, с туманом смешан
и со льдом — такая стынь!
..
Упражняются в насмешках
деревенские коты,
и неважно, что впридачу
к лапам мяты и — бока,
«Чья возьмёт?» — для них задача —
нерешённая пока.
..
Может, кажется, но время
торопливее бежит;
прилетел чуть раньше ремез
и на веточке дрожит,
впрочем, киснет, не скрывая,
вся пернатая шпана:
— Что, синица? Заливала?
Где весна?
_______
Март, 2011.
.. Смотрят искоса синицы
на сугробы-купола;
серебристые косицы
за ночь вишня заплела —
на качающихся ветках
птахи жмутся, распушась,
ничего в мороз не весит
их прозрачная душа.
Солнце — мутная обманка:
не согреет, но — сгорит.
На рябиновую манну
созывают снегири:
щедро потчуют соседок —
крошат ягоды на снег,
мёрзлых семечек отведав,
распевают о весне.
И от треньканья и трелей,
проникающих в дома,
вдруг покажется апрелем
надоевшая зима.
_______
02.2011
из «Калинового» цикла
читаю
.. От людей, от бессонниц, от склеенных фотографий,
от ненужных писем, которые рвать и рвать,
от привычки прошлое доживать,
соблюдая — одной мне известный — график,
от тоски, рассыпающей здесь и там
многоточия — тоже мне, атавизм,
от бесстишия по имени маета,
пересмешников, соглядатаев, визави —
то настойчивых, то — безжалостных,
чьим камням,
счёта нет, как нет и смертям моим,
открести, избавь, отучи меня
и пречистой нежностью
помани.
..
Я в клетку прошусь сама,
кто-то скажет:
— Вот глупая птица!
Ты выжила из ума —
клетка не обратится
небом, когда сведёт
крылья
до полукрика
от тесноты теснот!
— Но, клетка — всегда открыта.
..
Сердце заходится так,
будто бы я бежала.
Бьётся — почти у горла —
пташкой, врасплох застигнутой,
пойманной.
Умела бы — выпустила.
Могла бы — ладонь разжала.
..
Ты один
мотив этот знаешь —
спой меня.
..
_______
Янв., 2011г., «Наития»
читаю
.. На каждое «прощай» скажи мне «здравствуй»,
пусть голос твой —
сродни удару тока —
граничащую с гордостью
жестокость
заставит
вздрогнуть.
Будь мудрей
гораздо:
скажи мне «здравствуй»,
мне — спешащей в пропасть,
нет, — в тысячи! —
невидящей,
оглохшей,
способной безоглядно
дверью хлопать —
так хлопает, порой, дитя в ладоши,
не думая,
случайно обнаружив
в бесхитростной забаве этой
прелесть.
А ты — в ответ на сбивчивую ересь —
скажи мне «здравствуй»,
чтоб узнать,
как нужен
сейчас твой шаг —
движение навстречу —
переигравшей
мне.
В святом упрямстве,
где страх потерь
в бесстрашии припрятав,
мой ясный разум
сердцу
вновь перечит.
Скажи мне «здравствуй»...
_______
Янв., 2011
читаю
..
И глазам, и сердцу — больно
от осеннего разора;
..
надевай меха собольи
да присматривай узоры —
понарядней, побогаче!
На рукав опушку — гуще,
На подстёжку пух — гагачий,
да хрусталь — позвонче — в уши.
..
Тосковали, было, сани —
в слякоть серую продрогли —
Им бы тройку с бубенцами!
Им бы — в долгую дорогу!
И откуда только удаль?!
Полетели-поскрипели!
..
Бор — темнее изумруда,
сосны — выше, тише — ели.
Ни шагов, ни птиц, ни треска.
Белка ловкая — бесшумна.
Снег соседний перелесок
одарил песцовой шубой.
..
Дремлют белые деревья,
спит измученная пашня.
Хороша зимой деревня:
что забыто, то — неважно!
Кто здесь Богом поцелован,
кто судьбой своей обласкан?
Но — один на всех колодец,
год за годом — те же сказки.
Сны еловые на стёклах —
лапы-иней, иней-лапы.
И мотает срок истёкший
по осиновым полатям
русский дух — табачно-русый.
..
Кто пожар такой потушит:
жгут калиновые бусы
то ли шею, то ли душу...
_______
Янв., 2011г
Калиновая страница
Читаю
..
Было — полно, стало — пусто:
голытьба на голытьбе!
Лужи выстыли до хруста.
Под окошком воробей
попрошайничает:
— Бросьте
пару крошек, что вам, жаль?
..
Как непрошенную гостью —
ветер осень провожал —
выпроваживал далече:
чтоб ни духа, ни следа!
Выдувал золу из печек,
забирался на чердак —
нахозяйничался вволю,
на заре замёрз в кустах.
..
Ржавый плуг остался в поле,
где его ноябрь застал —
зубы в комьях поувязли
до тепла иль на года.
У коровы лето в яслях,
у деревни — холода.
Худ кафтан, штаны в прорехах,
пуп и вовсе — наголе.
..
— Вот бы взять да переехать,
да зажить бы на селе,
припеваючи... Куда там!
Всяк за домик свой — горой! —
первый валенок подлатан,
дед берётся за второй,
и в засаленной жилетке,
крепкой примою дымя,
сам себе — и поп, и лекарь,
что имеет окромя
шаткой низенькой избушки,
трёх курей и пса с котом? —
Самогон, баян, частушки
да извечное «потом» —
вот богатство, так богатство!
..
Стынет всё и всё — звенит;
на калине сплошь агаты —
ярче девичьих ланит!
Глянь — серебряные змейки
соскользнули вон с крыльца
и свернулись на скамейке
в два затейливых кольца;
двор расписан-разрисован —
нынче белое в чести! —
От ворот до будки псовой
каждый камушек блестит!
А от инея до снега
ерунда — рукой подать!
Долгий отпуск у телеги,
у деревни — холода.
_______
дек., 2010г
..
На голос твой, пренебрегая Божьим,
иду, —
о, только б он не умолкал! —
пичужье сердце
отличить не может
небесный зов
от хитростей
манка...
..
Фонарь мерцал
в декабрьском и подмёрзлом —
подбитой птицей вздрагивая —
гас,
а мне казалось —
на нетленном Морзе —
с других Вселенных
окликают нас...
..
Постигаю
белое равнодушие
от «я» до «ты»;
то, что осенью не разрушили, —
снегами б
не замести.
Что-то есть от декабрьской хрупкости
в доверчивом «не разбей»;
протяну озябшую
руку свою
тебе.
_______
дек, 2010
Родному и вечному
Январь
..
Клином клин, говорят. Клину — клиново.
Только толку?
Ну, здравствуй, село!
Мне у дома до боли калиново,
мне у дома до неба бело!
..
Заблудились домишки, попрятались
в снегопад (в снего-ад? в снего-рай?)
Окна, будто невесты, нарядные —
налетай, женишки, разбирай!
Ветры — резкие, улочки — узкие,
тесно, братцы? Айда на простор!
Здесь во мне просыпается русское.
Сколько просишь, село, за постой?
Сколько скажешь да сверху полстолечко —
я щедра, а гулять — так гулять:
всё равно, что реветь о покойничках,
что шикарные свадьбы справлять.
Твой размах узнаю по застолиям;
их нехитрый мотив подхватив,
то ль посетую пьяно о доле я,
то ли выплачу горько: «прости».
..
Эх, прости городскую да гордую!
Всыпь, метель, не жалеючи, всыпь!
Мне в колени озябшими мордами
робко ткнулись соседские псы.
Знать, признали. Ласкаю да тискаю.
Пой, метель, нашу долгую, пой!
Погуляем с тобою по выселкам,
по сугробам побродим с тобой!
..
Стар сосед. Сед отец. Сад — серебряный.
Жаль, года не упрячешь в мешок.
Городская я, папа, да вредная;
у гроша нет души за душой —
за грошом не гоняюсь. Не спрашивай
отчего так давно не была:
мне судьбу, что шубейку, донашивать
вдалеке от родного села
то ль предсказано, то ль предначертано —
вру безбожно. Да ну тебя, па...
..
Птичьим шагом скамейка расчерчена.
Снего-ад. Снего-рай. Снегопад
заметает все птичьи послания
и касается нежно лица.
До чего ж ты, сторонушка, славная!
На столбах колпаки из песца
высоченные белые-белые!
На заборах собольи манто.
Лисы в лисьем, а белки — те в беличьем,
снегири в ярко-алом зато!
..
Не вздохнуть! А вздохнёшь — так не выдохнешь
колко-снежное счастье-комок;
все окошки — девчонки на выданье,
из трубы ускользает дымок,
завиваясь затейливо длинною
светло-серой тесьмой над селом.
..
Мне у дома до боли калиново,
мне у дома до неба бело.
Февраль
..
Полцерквушки в деревушке:
пожил Бог да вышел весь.
..
Цепь вцепилась крепко в дужку:
не колодец — душевед!
Попропало вёдер много,
доставать их — не с руки!
Ковш железный – недотрога
леденеет от тоски.
Три стеклянные ступеньки,
будто к храму! — чем не храм?
Помню, бабушка здесь пела
и молилась по утрам,
и несла святую воду,
и боялась расплескать.
..
Выйди, месяц! Ветер водит!
Вольно белым мотылькам
виться в воздухе морозном —
превратят метель в игру!
..
До весны — седой и грозный —
поселился маг в бору.
Выйдет ночью — окна тронет,
те — потрескивают чуть;
задремавшую сторонку
хлоп легонько по плечу:
не проспи, мол, нынче чудо!
Начинает колдовать:
вот уже снега кочуют
по дворам — из рукава
вьюгу вытряхнул, вздыхая.
..
Волшебство! Один в один!
Кто ледовыми стихами
на крылечке наследил?
..
Эх, романтика деревни:
красота и нищета,
русский дух на лавке дремлет,
вроде толстого кота;
сыт и — ладно, сыт и — хватит,
завтра — завтра, там поймём.
Здесь донашивают хаты
сто четырнадцать имён,
сто тринадцать, сто.. Бывает,
дом под снос и — нет судьбы,
будто рана ножевая,
пустота в ряду. Рябин
драгоценное колечко,
точно память, не сносить.
Песней что ль печаль полечим?
Пёс и тот — заголосил
в унисон тоске сердешной,
непонятной, но родной.
Что в диковинку нездешним,
то привычно мне.
..
В окно
глянет солнце по-февральски:
ярко-ярко. Не балуй!
Чай смородиновый. Кральки.
Самовар зовёт к столу.
Завтра — завтра. И об этом
горевать нам — не с руки!
..
В деревушке Бога нету,
но колодцы — глубоки.
Март
..
Март весенние качели раскачал:
жмёт шубейка прошлогодняя в плечах,
рукава по локоть — больно коротки,
а в карманах снег давно уже прокис!
Ввысь! — и ели веселели на ветру!
Прихорашивался грач: перо к перу
твёрдым клювом прибирал, так горд собой —
за гнездо, видать, нешуточный был бой!
Вниз! — и ладная прохладная капель
— пей, землица, — приговаривала, — пей!
..
Ввысь! — по веткам рассыпались воробьи!
..
Кто-то пруд стеклянный вдребезги разбил
так, что треск и звон в округе на полдня,
до краёв его водою наполнять
тут же примутся проворные ручьи.
..
Вниз! — штанины по колено засучив,
солнцу чучело подставило щеку,
хоть соломенное — тоже начеку:
не проспать бы, не прошляпить чудеса,
на которые щедра весна-краса!
..
Дом по ставеньки резные был в снегах,
только те снега ударились в бега.
Встрепенуться бы от крыши до крыльца —
дрёму зимнюю согнать, как тень с лица!
— Что, кручинушка, отмаялись, поди? —
Приосанившись, дом в люди выходил,
Слепо щурился, выскрипывал дверьми
Что-то вешнее — пойди его, уйми!
..
Раскачал качели солнечные март
и по-мартовски хвостатых свёл с ума,
Хоть и кажется похожим мур на мур,
Каждый мур немножко песня про лямур.
..
Ввысь! — и небо близко-близко! Хочешь — тронь!
Вниз! — и сердце гулко ухает в ладонь!
Апрель
..
То до льдинки выстывает
на залётном ветерке,
то румяным караваем
на лазурном рушнике
пышет жаром: хлеб да соль всем! —
расцеловывает лбы
переменчивое солнце.
..
Облюбованы столбы
вороньём со всех окраин —
заседают допоздна —
в громком грае разбираю:
— К нам нагрянула весна!
Шит по моде фрак сорочий,
говор галячий — учтив.
..
Холодны в апреле ночи,
но, зато, рассвет лучист!
Облака — точь-в-точь — как сдоба
из просеянной муки!
..
Сменит скоро шали вдовьи
на невестины платки
сад вишнёвый. Оживают
ульи нехотя. Вот-вот —
сотней солнышек взрываясь —
одуванчик зацветёт.
..
На пласты нарезан плугом
чуть подмёрзший чернозём,
грач да галка друг за другом —
неприметные на нём —
ходят важно, зорким оком
проверяют каждый ком,
поддевая клювом ловко
червяка за червяком.
..
Снег последний поразбросан
по оврагам да в бору,
малахитовые сосны
ветер на руки берут —
покачают-покачают
да и выпустят:
— Лети!
..
Порастаяли печали,
и пришла пора — цвести!
Май
..
Май — стремительный и светлый —
прошвырнулся по садам,
пошептался с каждой веткой —
слив и яблок нагадал;
точно с ветром сговорившись,
шелестел и выдыхал
так, что вспыхивали вишни,
словно девушки.
У хат,
подбоченившихся гордо,
взгляд лукав и говорлив:
— ставни крашу раз в три года,
банки с краской сберегли
аж с советчины! —
Сосед так
похвалился. Крякнул:
— Да-а...
..
Нянчит выводок наседка,
утки в сторону пруда
бодро шлёпают.
Просторно
мысли, взгляду и строке;
ощущаю жизнь, которой
не висеть на волоске —
быть и быть,
сбываясь,
будто
самый светлый детский сон
про наседку, солнце, уток,
речку, сад..
и колесом
всех и вся вертеть,
кружиться,
с каждым маем закипать.
В этой жизни — столько жизни:
вникнуть, слиться и пропасть!
..
Очерёмуховел вечер,
воздух — розовый насквозь.
У реки неспешны речи —
деревенские авось,
кабы, если бы, нехай с ним,
будь, бывай, не куксись, дочь.
Ветер ласковый, нахальный.
Май. Отец. Деревня. Ночь.
Июнь
..
А в лугах — по колено травы,
а в бору медуница — звонче, —
то ли слева, а то ли — справа
разливается колокольчик:
утром — розов, сиренев — к ночи;
..
по оврагам кукушки хнычут —
коль расщедрятся — напророчат
лет побольше, чем — земляничин,
что разбросаны часто-часто
по глубоким канавам просек, —
но не скажут, где нынче счастье
деревень непутёвых носит;
а в полях — зелены колосья,
по обочинам — вьюн лепечет;
..
тает небо на дне колодца,
он так стар, не иначе, — вечен,
и — ведром по воде ударив —
слышишь эха студёный отклик;
..
далеко-далеко, где дали
от свинцовой воды намокли, —
просветлеет, и гром-бродяга
растрясёт напоследок выси,
и двойные перила радуг
высоко-высоко повиснут;
..
в перелесках — шиповник дикий,
и пчела в нём души не чает;
по реке — то круги, то блики —
красноталовые печали;
..
ах, июнь — голубое блюдце
с золотой полосой по краю:
то дождями исхлёстан люто,
то купавками отгораешь,
словно яркий цветастый ситец, —
не полвека носить — пол-лета, —
ясный взгляд горечавки синей
в дымке пепельной бересклета.
..
Июль
..
Соловел прищур оконный —
зной полуденный тяжёл —
головой на частоколе
спал подсолнечник-пижон.
Чан чугунный — гулкий, грузный —
на боку дремал — устал
без работы, в солнцекузне
раскалённый до полста.
Ветерок — с одышкой пряной —
теребил кусты едва,
рой капустниц над поляной
одолела сон-трава.
Подорожник лист кукожил —
грезил втайне о дожде;
одуванчики встревожив,
шмель на запад погудел.
..
В кадках пусто, в кадках гулко,
воздух — вата, ветер — жар.
Деревенский переулок
от рябины рыжей ржав.
Край июльский. Рай стрекозий —
пруд — подсох до камышей;
солнце по небу елозит
и толкает жизнь взашей.
..
Розоватая роздымь. Прохладная лента реки.
Редкий солнечный луч не спесив и по-ангельски кроток —
золотит, не спеша, сыроватые космы ракит;
тишина переходит в настойчивый лиственный рокот —
утро ветрено. Дали — далече. В зените июль.
Облака растушёваны тонкой стремительной кистью —
ясноглазый художник легко у мольберта вздохнул,
вновь найдя подтверждение самой безумной из истин.
Август
..
Август — ласков и степенен —
студит в росах телеса;
разговорчивых ступеней
различимы голоса.
У колодца жизнь проснётся —
звякнет-брякнет поутру —
вновь со дна смурное солнце
черпать старому ведру.
Петушиные тирады.
Бремя яблонь. Пруд — речист.
Жесть над низенькой верандой
ловит первые лучи.
..
Скошен, высушен и сложен
в невысокие стога;
васильки, вьюнок, горошек
окаймляют берега
жёлтой речки — ниже-ниже
гнётся колос ржавой ржи —
то взъерошит, то оближет
ветер,
дальше побежит.
..
Что-то лопнет, что-то треснет
и пойдёт полосовать
колко, ярко.
Чаще, резче —
ливень больно нагловат —
вытанцовывает лихо
мелко,
дробно,
колесом.
Присмирев чуть-чуть,
затихнет,
и опять
наискосок
так хлестнёт, что впору ахать
над случившейся рекой:
точно белая рубаха,
прополоскан день-деньской.
Сентябрь
..
Ухнет жёлтым, рыжим грянет:
— Поздно, паря, суетиться!
..
Жжёт калиновый багрянец;
клин выстраивая, птицы
то ли кличут, то ли плачут,
то ли осень проклинают;
сад, как старенький сарайчик,
расскрипелся.
Спеленает
туго-натуго землицу,
точно дитятко — в пелёнки,
в продырявленные листья —
золотые распашонки.
..
То ли лето недопето,
то ли осень поспешила —
солнца ниточка продета
сквозь еловую вершину —
на просвет весь свет прозрачен!
Ломкий листик — до прожилок.
То ли август снова начат,
То ли — осень пережили.
..
Прело. Пряно. Ветер пьяный
пристаёт к резной калитке,
в палисаднике буянит —
на черёмуховой скрипке
запиликает-заноет
о душе, в которой пусто,
что-то горькое, родное...
И ветра грустят — по-русски.
..
Так непрошено-нежданно
проберётся непогода;
сад роскошным был недавно —
обтрясён-обобран — голый.
Столь причудливо застынет
в вечереющем и топком
остов яблони. Пустынно.
Дождь осваивает тропки:
то плетётся псом побитым,
то расходится, наглея...
..
И — сироткой позабытой —
в ветках яблоко алеет.
Октябрь
..
Облетело, отшуршало:
сад — блаженный — гол и весел;
поистёртый полушалок
поносил да сбросил ветер:
знай, топчи, кому не жалко!
Роскошь прежняя — отрепье!
Переругиваясь, галки
делят брошенный скворечник —
перья дёргают, клюются,
тишину разрушив граем.
..
Высоко и бесприютно.
В перелесках догорают
тонкокостные осинки,
сплошь — боярышник рассыпан.
Небом синим, речкой синей
вдоволь душу не насытишь;
не напьёшься у колодца —
глубока у сердца жажда...
..
Вязнут в слякоти колёса,
звон — в рябиновом и ржавом;
что он — долгий и протяжный —
по дворам теперь разносит? —
То ль октябрьский ливень в тягость,
то ль о чём-то Бога просит...
..
Дом стареет, чахнет будто:
хмур, скрипуч, ворчлив, приземист
и — по окна в незабудках —
до весны врастает в землю,
нахлобучит крышу низко,
точно тёплую ушанку;
дверь, зайдясь в противном визге,
выпускает спозаранку
русский дух в туман белёсый —
скрипнут дряхлые ступени.
..
На деревне нынче — осень,
а для сердца осень — песня.
Ноябрь
..
Было — полно, стало — пусто:
голытьба на голытьбе!
Лужи выстыли до хруста.
Под окошком воробей
попрошайничает:
— Бросьте
пару крошек, что вам, жаль?
..
Как непрошенную гостью —
ветер осень провожал —
выпроваживал далече:
чтоб ни духа, ни следа!
Выдувал золу из печек,
забирался на чердак —
нахозяйничался вволю,
на заре замёрз в кустах.
..
Ржавый плуг остался в поле,
где его ноябрь застал —
зубы в комьях поувязли
до тепла иль на года.
У коровы лето в яслях,
у деревни — холода.
Худ кафтан, штаны в прорехах,
пуп и вовсе — наголе.
..
— Вот бы взять да переехать,
да зажить бы на селе,
припеваючи... Куда там!
Всяк за домик свой — горой! —
первый валенок подлатан,
дед берётся за второй,
и в засаленной жилетке,
крепкой примою дымя,
сам себе — и поп, и лекарь,
что имеет окромя
шаткой низенькой избушки,
трёх курей и пса с котом? —
Самогон, баян, частушки
да извечное «потом» —
вот богатство, так богатство!
..
Стынет всё и всё — звенит;
на калине сплошь агаты —
ярче девичьих ланит!
Глянь — серебряные змейки
соскользнули вон с крыльца
и свернулись на скамейке
в два затейливых кольца;
двор расписан-разрисован —
нынче белое в чести! —
От ворот до будки псовой
каждый камушек блестит!
А от инея до снега
ерунда — рукой подать!
Долгий отпуск у телеги,
у деревни — холода.
Декабрь
..
И глазам, и сердцу — больно
от осеннего разора;
..
надевай меха собольи
да присматривай узоры —
понарядней, побогаче!
На рукав опушку — гуще,
На подстёжку пух — гагачий,
да хрусталь — позвонче — в уши.
..
Тосковали, было, сани —
в слякоть серую продрогли —
Им бы тройку с бубенцами!
Им бы — в долгую дорогу!
И откуда только удаль?!
Полетели-поскрипели!
..
Бор — темнее изумруда,
сосны — выше, тише — ели.
Ни шагов, ни птиц, ни треска.
Белка ловкая — бесшумна.
Снег соседний перелесок
одарил песцовой шубой.
..
Дремлют белые деревья,
спит измученная пашня.
Хороша зимой деревня:
что забыто, то — неважно!
Кто здесь Богом поцелован,
кто судьбой своей обласкан?
Но — один на всех колодец,
год за годом — те же сказки.
Сны еловые на стёклах —
лапы-иней, иней-лапы.
И мотает срок истёкший
по осиновым полатям
русский дух — табачно-русый.
..
Кто пожар такой потушит:
жгут калиновые бусы
то ли шею, то ли душу...
_______
Калиновая страница
Аудио
N Тюм. обл. 2010
читаю
..
Облетело, отшуршало:
сад – блаженный – гол и весел;
поистёртый полушалок
поносил да сбросил ветер:
знай, топчи, кому не жалко!
Роскошь прежняя – отрепье!
Переругиваясь, галки
делят брошенный скворечник,
перья дёргают, клюются,
тишину разрушив граем.
..
Высоко и бесприютно.
В перелесках догорают
тонкокостные осинки,
сплошь – боярышник рассыпан.
Небом синим, речкой синей
вдоволь душу не насытишь;
не напьёшься у колодца –
глубока у сердца жажда...
..
Вязнут в слякоти колёса,
звон – в рябиновом и ржавом;
что он – долгий и протяжный –
по дворам теперь разносит? –
То ль октябрьский ливень в тягость,
то ль о чём-то Бога просит...
..
Дом стареет, чахнет будто:
хмур, скрипуч, ворчлив, приземист
и – по окна в незабудках –
до весны врастает в землю,
нахлобучит крышу низко,
точно тёплую ушанку;
дверь, зайдясь в противном визге,
выпускает спозаранку
русский дух в туман белёсый –
скрипнут дряхлые ступени.
..
На деревне нынче – осень,
а для сердца осень – песня.
_____________
Тюм. Октябрь 2010г «Извне»
Читаю
Тебе
_______
..разве не я эти плечи
и скулы тоже
лепила,
глину разогревая в руках? –
позволь заблуждаться мне в этом,
Боже,
любовь моя – велика,
и во что –
если не в творение рук своих –
смогла бы её
вложить?
..в эти волосы, губы, глаза грустные
вдыхая жизнь,
я – как создатель любой –
Тебе вторю,
у Тебя учусь.
..может быть, время творит историю,
но время – ничто для чувств, –
позволь заблуждаться мне в этом,
Боже,
любовь моя – велика.
..разве не я согреваюсь
тоже
глиной
в его руках?
__________
Октябрь 2010, «Наития»
Читаю
То до льдинки выстывает
на залётном ветерке,
то румяным караваем
на лазурном рушнике
пышет жаром: хлеб да соль всем! —
расцеловывает лбы
переменчивое солнце.
..
Облюбованы столбы
вороньём со всех окраин —
заседают допоздна —
в громком грае разбираю:
— К нам нагрянула весна!
Шит по моде фрак сорочий,
говор галячий — учтив.
..
Холодна в апреле ночка,
но, зато, рассвет лучист!
Облака — точь-в-точь — как сдоба
из просеянной муки!
..
Сменит скоро шали вдовьи
на невестины платки
сад вишнёвый. Оживают
ульи нехотя. Вот-вот —
сотней солнышек взрываясь —
одуванчик зацветёт.
..
На пласты нарезан плугом
чуть подмёрзший чернозём,
грач да галка друг за другом —
неприметные на нём —
ходят важно, зорким оком
проверяют каждый ком,
поддевая клювом ловко
червяка за червяком.
..
Снег последний поразбросан
по оврагам да в бору,
малахитовые сосны
ветер на руки берут —
покачают-покачают
да и выпустят:
— Лети!
..
Порастаяли печали,
и пришла пора — цвести!
__________
11.2010г
читаю
Обожествляю...
______________
.. Поддался вновь вселенской грусти и ею обращён в раба,
нарушил локон тёмно-русый святую безмятежность лба;
мой бог, не бойся, не остынет к утру очаг, рука – к руке,
ещё не раз ты встретишь имя – своё – в моём черновике;
поведай мне печали – божьи – не думай, что плечом хрупка,
и мне с тобой грустится тоже, когда багряная река
мелеет спешно, обнажая кривые остовы дерев,
точны зловещие кинжалы холодных ливней.
.. Подперев
щеку ладонью, я внимаю твоим размеренным речам,
пока тяжёлые туманы в низинах пасмурных горчат
и ноют спутанные ветки окостеневших чёрных крон;
встревожит колокол рассветный озябших галок и ворон...
..
А ты – уснёшь легко и тихо, когда ленивая заря –
в оттенок поздней костяники – окрасит утро октября.
_______________
Тюм. Октябрь 2010, «Наития»
аудио 1 или аудио 2
..
Ухнет жёлтым, рыжим грянет:
– Поздно, паря, суетиться!
..
Жжёт калиновый багрянец;
клин выстраивая, птицы
то ли кличут, то ли плачут,
то ли осень проклинают;
сад, как старенький сарайчик,
расскрипелся.
Спеленает
туго-натуго землицу,
точно дитятко – в пелёнки,
в продырявленные листья –
золотые распашонки.
..
То ли лето недопето,
то ли осень поспешила –
солнца ниточка продета
сквозь еловую вершину –
на просвет весь свет прозрачен!
Ломкий листик – до прожилок.
То ли август снова начат,
То ли – осень пережили.
..
Прело. Пряно. Ветер пьяный
пристаёт к резной калитке,
в палисаднике буянит –
на черёмуховой скрипке
запиликает-заноет
о душе, в которой пусто,
что-то горькое, родное...
И ветра грустят – по-русски.
..
Так непрошено-нежданно
проберётся непогода;
сад роскошным был недавно –
обтрясён-обобран – голый.
Столь причудливо застынет
в вечереющем и топком
остов яблони. Пустынно.
Дождь осваивает тропки:
то плетётся псом побитым,
то расходится, наглея...
..
И – сироткой позабытой –
в ветках яблоко алеет.
_________________
Тюм, Сентябрь 2010. «Извне»
Читаю
Тебе
_________
..
Нас осень позовёт в иное измеренье –
там, отзвук обретя, слова – живых живей,
там падающий лист удерживает время,
чтоб стрелки на часах успели заржаветь:
пусть будет всё – не в срок!
Часов не зная, легче
дышать и пропадать в оранжевом плену:
на стадии такой от осени – не лечат,
её вливают в кровь и назначают внутрь;
..
найди меня, скитаясь по аллеям,
распарывая прелый крепдешин
шагами подуставшими,
жалея,
что нет одной-единственной души,
с которой помолчать светло и грустно
желанно так же, как – поговорить.
Поток багряный покидает русла
тропинок,
хрипло спорят фонари,
стремясь урвать побольше тёмной плоти,
их жадные глаза – желты и злы,
усердно ветвь соседние колотит,
трава сухая стянута в узлы;
печалью ветер примется баюкать –
не поддавайся вкрадчивым речам,
такая осень – лишена уюта.
Найди меня,
я – сердцем горяча.
..
Нас не вылечит тот, кто всё время нас лечит:
и лекарство не впрок, и больные – не мы.
Вечно осень. Та осень, которая – вечность,
то ль украдена нами, то ль – взята взаймы.
Мы её будем жить так, как только придётся –
вне имён, вне времён затерялся Эдем,
там раскрылся физалис оранжевым солнцем
и кораблики клёна плывут по воде...
Вечно – осень. И нам в этой осени – вечность,
точно эху в горах – несмолкаемый гул.
..
Там дожди говорят на знакомом наречье...
– Не могу без тебя.
– Без тебя не могу.
___________
Тюм. Сентябрь 2010 «Наития»
слушать
..
.. и тогда я пойму, что ты – на порядок честней зеркал,
что с тобой постигаю суть, что в тебе обретаю смысл.
Тот, которого я ждала.
Та, которую ты искал.
..
.. поздней осени стынь-река. Мост – под тяжестью дней – провис.
Ветер морок прогнал к воде – всё прозрачно: и даль, и дол.
Вдовьи заповеди – в чести. Эхо множит вороний грай.
И – моей не найдя руки –
сиротеет твоя ладонь.
..
.. поздней осени стынь-река размывает небесный край –
вымывает из стали синь, оставляет от стали – стон;
притворяясь слепцом, живёт в заповедных краях ноябрь –
разжигает костры листвой, из тетради стихов – листом,
но – твоей не найдя руки –
холодеет ладонь моя.
..
.. поздней осени стынь-река, чьи стеклянные речи – бред;
можно слух тишиной занять, взгляд задумчивый – пустотой,
только ищет тепла рука в неприкаянном ноябре –
так, коснувшись друг друга, мы
понимаем внезапно – то.
..
2010 «Наития»
аудиофайл
..
Август – ласков и степенен –
студит в росах телеса;
разговорчивых ступеней
различимы голоса.
У колодца жизнь проснётся –
звякнет-брякнет поутру –
вновь со дна смурное солнце
черпать старому ведру.
Петушиные тирады.
Бремя яблонь. Пруд – речист.
Жесть над низенькой верандой
ловит первые лучи.
..
Скошен, высушен и сложен
в невысокие стога;
васильки, вьюнок, горошек
окаймляют берега
жёлтой речки – ниже-ниже
гнётся колос ржавой ржи –
то взъерошит, то оближет
ветер,
дальше побежит.
..
Что-то лопнет, что-то треснет
и пойдёт полосовать
колко, ярко.
Чаще, резче –
ливень больно нагловат –
вытанцовывает лихо
мелко,
дробно,
колесом.
Присмирев чуть-чуть,
затихнет,
и опять
наискосок
так хлестнёт, что впору ахать
над случившейся рекой:
точно белая рубаха,
прополоскан день-деньской.
____________
N Тюм обл Август 2010 «иZвне»
..
Сумерки смородиновые –
в пряном дыму дома;
где-то
за огородами
сходит луна с ума:
низкая, перезревшая,
бок её – ноздреват.
Ш-ш-ш! – от движенья резкого
вздрагивает листва –
падает с ветки шумное
яблоко в тишину
и за собой – безумную –
сманивает
луну.
_________
Я-вск, август 2010. «иZвне»
..
Соловел прищур оконный –
зной полуденный тяжёл –
головой на частоколе
спал подсолнечник-пижон.
Чан чугунный – гулкий, грузный –
на боку дремал – устал
без работы, в солнцекузне
раскалённый до полста.
Ветерок – с одышкой пряной –
теребил кусты едва,
рой капустниц над поляной
одолела сон-трава.
Подорожник лист кукожил –
грезил втайне о дожде;
одуванчики встревожив,
шмель на запад погудел.
..
В кадках пусто, в кадках гулко,
воздух – вата, ветер – жар.
Деревенский переулок
от рябины рыжей ржав.
Край июльский. Рай стрекозий –
пруд – подсох до камышей;
солнце по небу елозит
и толкает жизнь взашей.
***
Розоватая роздымь. Прохладная лента реки.
Редкий солнечный луч не спесив и по-ангельски кроток –
золотит, не спеша, сыроватые космы ракит;
тишина переходит в настойчивый лиственный рокот –
утро ветрено. Дали – далече. В зените июль.
Облака растушёваны тонкой стремительной кистью –
ясноглазый художник легко у мольберта вздохнул,
вновь найдя подтверждение самой безумной из истин.
..
___________
Я-вск, Июль 2010г «иZвне»
читаю
..
Но теряя тебя, я – теряю себя
..
В этом городе осень развозят такси
по домам – по углам, где ветра теребят
стайки кротких осин;
вот и ты не спросил
ни о чём,
ни о том – сколько было окон,
сколько было мостов и алеющих рек,
и сожжённых стихов – не спасённых икон;
..
в этом городе осень – почти человек,
каждый каменный взъём
под шагами её
предаётся листве – шелестящему сплину,
где горбатый фонарь тусклым светом плюёт
уходящему
в спину;
..
философия "вниз":
выходить на карниз –
эквилибр для актрис,
не сыгравших ни роли,
монологи с листа:
пус-то-та, тес-но-та
надоели
до колик;
я – не лучше ничуть,
но о многом молчу,
мне не вскидывать рук в псевдопафосном: боже!
холодеют слова, осень в чём-то права –
прозреваю до дрожи:
осень – не человек, осень – дырка в листве,
но, по сути, она – человечнее многих;
что ж, веди на расстрел, раз костёр догорел,
подбиваем итоги
..
_____________
Июль 2010 «Письма лезвием. Из удалённых»
читаю
..
Точно в бреду побирались дни –
падали яблоки, сплошь безвкусные,
вынь да подай всем, вослед взгляни –
пусто ли, густо ли.
..
Евой не названная. Так что ж? –
Был мне эдем свой, своё – изгнание.
Евой не названа я, зато
доля иная мне
выпала, выдана ли: искать
в наглухо чёрном сквозное белое.
В кущах эдемских – терновых – так
долго не пела я.
Евой не названная, а ты
носишь ли имя своё – адамово?
Помнит ли колокол твой латынь
прошлого-давнего?
Мой наречённый, стрела остра –
время едва тетиву ослабило,
чуешь ли дым моего костра,
с псом моим сладишь ли?
Сядь, пригуби не воды – вина,
вызрели нынче плоды медовые.
Евой не названа, я – она.
Яблоки вдоволь ешь.
________________
Июнь 2010, «Наития»
.. Когда целый мир сужается до размеров
вечерней комнаты, письменного стола,
невнятного света из старенького торшера,
теней, от любого движения вспыхивающих в углах,
пляшущих
в затейливом кружеве абажура
(словно наброшенного на потолок),
натюрморта
из грубых грейпфрутовых шкурок,
карандашей, бумаги, –
мысль моя – мотылёк,
раненный жёлтым рассеянным светом.
Беспокойный. Мечущийся.
Догадывается ли сам:
зачем с этой тягой и с жаждою этой
рождается?
(Пробую не писать.
Не слышать.) Но он ударяется – будит
пальцы и, следом, тени, – внушает ритм,
точно огромный шаманский бубен
громко и ясно заговорил
в мире вечернем,
суженном до размеров
маленькой комнаты, письменного стола.
Мысль-мотылёк о висок равномерно
бьётся – послушно вздрагивают в углах
тени. Всё складывается в единое целое
(насколько единое – догадываюсь ли сама?)
где-то между бесценностью и бесцельностью;
начинаю, в общем-то, понимать
зачем
с этой тягой и с жаждою этой
рождается мотылёк,
раненный жёлтым рассеянным светом, –
им же он – исцелён.
________________
Июнь 2010 «Наития»
читаю
..
Счастье-яблоко, улыбаясь, протянешь мне:
взять-не взять, быть-не быть ему –
из сомнений соткана,
из предчувствий, как всякая ева,
из грусти тянущей –
мне б забыться,
поддаться,
а я всё
вокруг да около.
..
Ночи майские шалые.
Шаткие. Те ещё.
То звезду проглядят,
то сирень прополощут бешено.
Самый подлинный свет
вопреки всему в темноте ищу.
Точно яблоко,
счастье в ладони
взвешиваю –
примеряюсь,
как всякая ева, –
по плечу ли? по сердцу?
..
Солнце ситец утренний расцветило;
к полудню выгорит
золотой на синем – воскресный –
да пообносится.
Облака на прорехи – заплатки –
лучами-иглами
день-деньской наживит – и ладно –
носи-донашивай.
..
Стал мне милый самым правдивым зеркалом;
вот гляжусь в него и, как всякая ева,
спрашиваю:
я ль та самая?
..
Яблоко – больно терпкое.
____________
Май 2010г., «Наития»
N, Тюм. обл.
читаю
Не обрекай меня на пустоту,
на всё, что мне
опять придётся вспомнить.
Я тишиною равнодушных комнат
под вечер, точно рана, зарасту,
но вскроет ночь –
наотмашь полоснёт
так, словно ей
заняться больше нечем.
И, до рассвета вслушиваясь в речи
свечей на вече,
с ней мы
не уснём.
..
На пустоту меня не обрекай,
в ней смысла нет,
когда приходит память,
вчера и завтра сталкивая
лбами,
ломает миф о том, что берега
одной реки
сомкнуться не должны.
О, сколько раз я видела воочью,
как разрушалось то,
что было прочным –
вот потому-то
и не верю
в сны.
..
Не обрекай меня на пустоту,
где только тени, где стихи,
как шрамы.
На дальней полке Библия с Кораном,
не понятые равно.
Я не чту
их истин и заветов, сотворив
иного бога,
кто за то осудит?
Кто за каприз моей влюблённой сути
к извечному огню
приговорит?
..
На пустоту меня не обрекай,
мне всё в ней
до последнего известно.
Она бывает:
долгой, гулкой, тесной,
кричащей, безголосой.
Небом. Бездной.
Стихами.
Адом рядом.
Болью резкой.
В ней бога – нет.
И, значит, – бесполезной.
Пока ещё на локоть твой рука
ложится так доверчиво:
упасть
я не боюсь,
но – предостерегаю.
И кто из нас бездумен,
обрекая
на пустоту меня?
Ведь я – слепа.
______________
Май 2010 «Письма Лезвием»
...читаю...
..
Май – стремительный и светлый –
прошвырнулся по садам,
пошептался с каждой веткой –
слив и яблок нагадал;
точно с ветром сговорившись,
шелестел и выдыхал
так, что вспыхивали вишни,
словно девушки.
У хат,
подбоченившихся гордо,
взгляд лукав и говорлив:
– Ставни крашу раз в три года,
банки с краской сберегли
аж с советчины! –
Сосед так
похвалился. Крякнул:
– Да-а...
..
Нянчит выводок наседка,
утки в сторону пруда
бодро шлёпают.
Просторно
мысли, взгляду и строке;
ощущаю жизнь, которой
не висеть на волоске –
быть и быть,
сбываясь,
будто
самый светлый детский сон
про наседку, солнце, уток,
речку, сад..
и колесом
всех и вся вертеть,
кружиться,
с каждым маем закипать.
В этой жизни – столько жизни:
вникнуть, слиться и пропасть!
..
Очерёмуховел вечер,
воздух – розовый насквозь.
У реки неспешны речи –
деревенские авось,
кабы, если бы, нехай с ним,
будь, бывай.
– Не куксись, дочь.
Ветер ласковый, нахальный.
Май.
Отец.
Деревня.
Ночь.
..
N Тюменской области.
______________________
Май 2010 «иZвне»
Читаю...
..
Найди во мне единственную,
стань
всем, без чего
немыслима, бесцветна,
безмолвна,
оглушающе пуста;
..
с теплом не распустившаяся ветка
томима неспособностью цвести:
ей свет – не свет,
ей дождь – не дождь.
..
Так, маясь
под пристальными взглядами светил,
переживать впустую
май за маем
и понимать бессмысленность свою,
и принимать, как яд,
её же. Бросив
годами создававшийся уют,
отправиться в безвременную осень,
без права на мечту.
..
Без прав вообще,
синоним одиночеству – свобода, –
такое положение вещей
устроило б
в любое время года,
но всё же – осень: день – как дань стихам,
и ночь – как дань
хождению по краю,
что, впрочем, одинаково.
..
В тисках
холодных ливней сердце замирало,
и умерло б однажды,
докружив
два полных оборота карусели.
..
Мой новый май – он так похож на жизнь –
Не потому ли
слог слегка рассеян?
Найди во мне единственную,
стань
всем
..
_________________
апрель 2010г «Наития»
N, Тюм. обл.
..
Что ломоть — преломи юдоль,
Что вино — ночь до дна испей:
Одолжу долгих слёз у вдов —
Отмолю добрый сон тебе...
Я ветрам посулю поля
В красном золоте спелой ржи:
— После станете выть-гулять,
Во просторах хрипеть-кружить!..
А пока — тишина окрест,
Дым столбом да морозный дух;
Буду имя дыханьем греть
Да баюкать метель в саду...
..
Космы белые разметав
По окраинам и холмам,
Расцелует мои уста
Луноликая свет-зима,
Расцелует да прочь спешит
От клеймённых огнём окон:
Это свечи моей души
У икон
..
Только снег да морозный дух.
Я ветрам посулила степь:
— После станете злиться-дуть
Да в полынях о смерти петь!..
А пока — тишина окрест.
Видит миленький сон седьмой
В предрождественском январе...
Мой
______________
январь, 2009
Читаю...
... Вале ...
..
.. снилось: долго падала в пустоту,
если б не знала, думала бы – летела,
(помнишь:
летаю, значит, ещё расту?)
но окрылённость,
вытеснив пустотелость
(жуткое чувство,
точно внутри – ничто,
гулкое нечто в эховой ипостаси)
столь очевидный
выправила итог;
кто и зачем шепнул мне тогда
останься?
кто и зачем, ладони соединив,
Бога просил
за ту, что не верит Богу,
и продлевал, тем самым, не жизнь,
но – дни,
зная, что всё это выйдет однажды
боком,
болью, точнее,
бредом в моих стихах,
каждый из них,
комком застревавший в горле,
мною, уставшей,
простывшей на сквозняках,
проклят, но прежде
обласкан, любовно вскормлен
(сутью моею досыта:
– ешь, птенец,
долог ли путь – не ведаю,
не предвижу)
кто и зачем,
тенью в ряду теней,
бисер молитв часто на нитку нижет?
.. снилось: долго падала в пустоту;
думала: скоро небо и станет легче,
кто и зачем,
меня оставляя тут,
крылья свои снимал, мне цеплял за плечи?
____________________
Апрель 2010 «иZвне»
..
Не миновали ласковой весны;
как то, что происходит между нами,
ничтожными словами разъяснить?
Не узнаю тебя, а – вспоминаю:
так вспоминают детство, песню, дом,
случайный сон – видением случайным,
так дух слепой, наитием ведом,
встречает дух столь родственный
..
Печально
осознавать отрезок временной,
что разделял нас с видимым упорством.
Не время – пропасть между мной и мной.
Как долго был необитаем остров,
как неприветлив, сумрачен.
Тихи
и холодны распахнутые ночи..,
(а я опять срываюсь на стихи:
строка, свершаясь, новую пророчит –
так волны бьют о берег, и финал
одной из них – другой возникновенье)
и кто-то улыбается: весна..,
..
но не она – источник вдохновенья,
но не она – мой резвый пульс,
мой ритм,
как было б скучно – объяснять весною
всё волшебство! –
То Бог заговорил
на чистом человеческом
со мною.
________________
Апрель 2010г «Наития»
...
Укрывая неряшество наспех нашитых заплат,
сыпал снег на проталины, сыпал поспешно, и щедрой
мне казалась рука, раздающая белую блажь;
снег сиял. Горьковатое ре мандариновой цедры
гамме нового дня добавляло оттенков зимы.
Поумерив чириканья вешние, птицы стихали.
Я, склоняя прилежно весьма иллюзорную мысль,
вопреки всеунынью легко изъяснялась стихами,
словно мне — самой стойкой — совсем не хотелось тепла,
словно холод, целуя, будил задремавшую музу —
ледяное причастие. Даль бесконечно бела.
И беспомощен март — взятый в плен снежным крошевом — узник...
...
В тридесятом королевстве нынче морошно. Бороться
нет ни сил и ни желанья с вязкой вяжущей печалью,
взгляд — не море и не омут, так.. забытое болотце —
сиротливое болотце, неприметное... Плечами
пожимаю, будто мудрость осенила между делом:
дескать, что тут суетиться, изгоняя беса призрак...
всё прошло бы, милый, если.. я бы этого хотела —
в тридесятом королевстве нынче просто день Капризов.
...
Ну, вот опять пустые разговоры
за чашкой чая сводятся к любви;
из тонкого китайского фарфора
изящный, будто кукольный, сервиз
на две персоны: Боже, сколько трещин,
и краешек надколотый. Скажи,
ты веришь в то, что с нами делят вещи
все тяготы отмеренные? Жил,
быть может, он неспешно и спокойно,
у бабушки какой-нибудь, так нет,
ему милей, похоже, подоконник
на кухне нашей и милей вдвойне
мирить двоих — рассорившихся — чаем,
копить монетки в блюдечке — "на жизнь"...
наверное, мы вещи приручаем,
те верою и правдою служить
стремятся нам — бесчувственным — и даже
об пол с размаху, боли не страшась,
побьются если, так, "на счастье" — скажем;
ну вот, гляди-ка, в трещинах душа
из тонкого китайского фарфора...
Но нас с тобой теперь не удивить,
тем, что всегда пустые разговоры
за чашкой чая сводятся к любви.
______________
2009г. «Из тонкого китайского фарфора»
читаю
..
Март весенние качели раскачал:
жмёт шубейка прошлогодняя в плечах,
рукава по локоть — больно коротки,
а в карманах снег давно уже прокис!
Ввысь! — и ели веселели на ветру!
Прихорашивался грач: перо к перу
твёрдым клювом прибирал, так горд собой —
за гнездо, видать, нешуточный был бой!
Вниз! — и ладная прохладная капель
— пей, землица, — приговаривала, — пей!
..
Ввысь! — по веткам рассыпались воробьи!
..
Кто-то пруд стеклянный вдребезги разбил
так, что треск и звон в округе на полдня,
до краёв его водою наполнять
тут же примутся проворные ручьи.
..
Вниз! — штанины по колено засучив,
солнцу чучело подставило щеку,
хоть соломенное — тоже начеку:
не проспать бы, не прошляпить чудеса,
на которые щедра весна-краса!
..
Дом по ставеньки резные был в снегах,
только те снега ударились в бега.
Встрепенуться бы от крыши до крыльца —
дрёму зимнюю согнать, как тень с лица!
— Что, кручинушка, отмаялись, поди? —
Приосанившись, дом в люди выходил,
Слепо щурился, выскрипывал дверьми
Что-то вешнее — пойди его, уйми!
..
Раскачал качели солнечные март
и по-мартовски хвостатых свёл с ума,
Хоть и кажется похожим мур на мур,
Каждый мур немножко песня про лямур.
..
Ввысь! — и небо близко-близко! Хочешь — тронь!
Вниз! — и сердце гулко ухает в ладонь!
___________
Март 2010 «иZвне»
Село N Тюменской области
набросок в голосе
.. Олегу Горшкову
Гадай-не гадай – в воронку песком года,
так хочется жить и пропадом пропадать,
весной захлебнувшись; разбитых коленок, лбов
пусть будет не счесть. Воспитывая любовь,
точней, прививая снова с азов-с начал,
узнать, наконец, о чём нам Христос молчал,
и взгляд воскрешая в памяти – вдаль и вдоль –
впервые сказать спасибо за хлеб-за боль.
Но хочется жить и пропадом пропадать!
Февральскими льдом и снегом была вода,
в которой купает-крестит сегодня март,
а мы с полуслова учимся понимать
всё то, что забыть успели, дышать спеша.
Весной захлебнувшись, в пропасть летит душа.
_____________
Март 2010, экспромтом
набросок в голосе
.. Расправить платье, чуть кокетничая, (словом,
салонных барышень ужимки переняв);
следить за локтем – он бывает так неловок,
и не смотреть на тех, кто смотрит на меня,
щипцами тонкими изысканные яства
на позолоченное блюдце набирать,
на неподатливом французском изъясняться,
премило щуриться и ямочкой играть, –
не бойся, бабушка, я помню все уроки,
и даже ты меня не сможешь упрекнуть;
я – по-дворовому – умею быть жестокой,
я – по-кошачьи – льну к дождливому окну,
я – по-весеннему – смеюсь и так же – плачу,
совсем как Скарлетт, всё на завтра отложив,
по-женски смысл всего и вся переиначив,
я – по-мужски – к ответу призываю жизнь;
совсем отчаявшейся сумрак – лучший лекарь,
почти сражённой в утешение – почти,
красива – огненно, горда – по-королевски,
вот только счастье не могу никак найти.
.. расправив платье..
– ба, да к чёрту это платье,
глаза зелёные по-прежнему дерзки –
растрачу жизнь, которой всё равно не хватит,
на поиск верной важной
– сашинской –
строки.
_________
март 2010 «иZвне»
Письма лезвием. Из неотправленных
Счастье ли это?
..
Синдром понедельника — завтра всё будет иначе.
Новая жизнь. Памяти выбеленные холсты.
Координаты гордости точками обозначу.
В периметре нежности больше не значишься ты.
..
Больше не значусь. Впишите, пожалуйста, в списки
без вести сгинувших, без вести выживших без.
Знаешь, далёкий, ты всё-таки был самым близким
из всех, кого я когда-либо так приближала к себе.
И сейчас, умножая молчание на молчание,
понимаю, что всех — это слишком громко.
Были? Любила ли? — Пожимаю плечами,
разве что в детстве. Разве — совсем ребёнком.
А дальше — пробел. Нежелание с невозможностью —
славная парочка — на руку, как говорится.
Кто-то скажет, мол, осторожничает,
и намекнёт прозрачно на то, что уже за тридцать.
Кто-то кому-то о ком-то — так и живут-дышат,
так коротают вечность, того же и ждут от нас.
Всех — это громко, может, и был да вышел
так, что теперь не вспомнить ни рук, ни глаз.
..
И сейчас, умножая молчание на молчание,
закрываю лицо ладонями. Как же больно.
Имя твоё качала бы и качала бы,
словно дитя безгрешное — ласково и с любовью.
Словно дитя нежности, дикого сумасшествия.
Счастье моё нежданное, благодарю искренне:
столько воскресло женского,
чуткого, материнского.
..
Вниз по стене. Даром, что стойкая, закалённая —
столько впустили горестей эти глаза зелёные.
Зеркало чёрно-белое мне на прощанье выдумай,
чтоб этой жуткой зелени я никогда не видела.
Там и болота топкие, там и травинки жалкие,
осень плутает тропками, черти поют с весталками.
Впрочем, какая разница. Это, возможно, знаково:
в зеркало глядя, раниться — глаза у нас одинаковы.
Те же болотца липкие, те же шальные искорки.
Я ли от боли всхлипнула, выпь ли надрывно вскрикнула?
..
Господи, помолчи со мной. Долго и по-отечески,
помнишь ли, чтоб просила я? Видел ли в доме свечечки?
Била строкою хлёсткою, Ты, как умел, оправдывал.
Я и смирилась: поздно мне. Ты, как умел, порадовал.
Радость ли это, Господи? И отвечаю: больше чем.
Всё, что Тобою послано, принято мной по-божески.
Только стихи изломаны — страстные, незнакомые.
Будто бы не успею я — складываю и комкаю.
Я задыхаюсь, Господи. Радость ли это? — больше чем.
Хватить пылиться в обществе прочих стеклянных кошечек.
Может быть, там, на полочке я и сверкала глазками,
может, считалась хрупкою, может, казалась ласковой,
прежде всего я — дикая, прежде всего — вселенная,
Господи, не храни меня! Господи, не жалей меня!
Может быть, там, на полочке я и была царицею,
скучно всё это, Господи, да и уже за тридцать мне.
Имя его укачивать. Счастье ли это? — Больше чем.
Столько ночей растрачено. Скоро и эти кончатся.
..
Синдром понедельника. Белый холст. Белый лист.
Хватило на семь минут и опять — тоскую.
Обессилев, сползаю медленно.
«Жду. Лили.»
Дочитаешь, допьёшь, досмотришь меня.
Докуришь.
Спой меня. Я же — песня.
Разговори.
Не умножай молчание на молчание.
Разве не для цариц выдуманы цари?
Разве не слышал: имя твоё качала я?
Необъяснимо, но слышишь меня.
И вот
я оживаю
от голоса
твоего.
Горячо — холодно
..
Мир замер в твоей горсти беспомощным мотыльком;
помилуй его, прошу — он небо вчера постиг,
он небо вчера объял и, падая высоко,
простил мне последний грех, ты слышишь? — Тебя простил.
Довольно играть — не тронь, не мни золотистых крыл;
помилуй и отомкни доверчивому простор.
Он впредь поумнеет, он разучит ходы игры,
но сможет ли позабыть ладони твоей костёр?
Помилуй и отпусти; без неба крылатым — смерть,
как мне без тебя — нежизнь.
..
Как мне без тебя? — Никак.
Что есть у меня? — Стихи да стайка цветных химер,
в которые до конца не хочется и вникать,
с которыми говорить так странно и так легко,
которых ловлю сачком, которым смотрю в глаза.
Как видишь, не ты один всё нянчишься с мотыльком.
Кого ты из нас двоих молчанием наказал?
..
Сны-бабочки — не поймать. Сны-бабочки — не смотрю.
А тень от скрещённых рук похожа на птицу-тень;
до комнатных двадцать три в бокале согрелся брют,
как хочется мне остыть до уличных тридцать семь —
завьюжить твоё окно одной из колючих вьюг
и стёкла рядить в стихи — метельную чепуху.
..
Ты думал, что я, как все, уютные гнёзда вью,
а я не могу, как все — на золоте и в пуху,
на золоте и в мехах, на золоте и — в крови;
я первая пью за жизнь на празднике мёртвых душ,
зови сумасшедшей, что ж, неправильною зови.
Ведомая? Может быть, но я и сама — веду.
..
А тень от скрещённых рук потянется к небесам,
подумаешь, до мечты — всего ничего секунд.
Сдержав обещание — не писать,
Кого я из нас — двоих —
в молчание
облеку?
Воспитание высоты
..
Скатилась до причитаний — сама смеюсь:
плачущие стихи под куполом на арене!
Плачущие стихи — блюдо в твоём меню
со вкусом апельсинового варенья.
..
Нисходить, воспитав заранее высоту
в сердце, болью его, кровью облагородив,
уверовав в то, что выше нельзя, а тут
что-то небесное, что облаков навроде —
странное, в общем, с гордостью ну, никак
не уживётся, мучаюсь — приручаешь,
сопротивляюсь, стряхиваю, вникать
и не пытаюсь, мучаюсь — отучаю
себя от голоса, интонаций, от «ты — моя» —
нет, не твоя, дикая и ничья я, —
тут же спохватываюсь: слова — яд
в полсантиметре от чашки с остывшим чаем,
выпьешь — не выживу! Только твоя. «Твоя...», —
гордость понизив, тембр подобрав нежнейший.
..
Вот тебе чувства, глина, вода — ваяй
самую ослепительную из женщин —
меня.
Удобно, чуть что — молись,
надейся, выплакивай горести, вопрошай,
я — не Бог, у меня взаправду душа болит,
о тебе, беспокойный мальчик, болит душа,
я — не Бог, но чувствую — всё смогу,
даже от молчания обессилев,
воскрешу, коснувшись губами губ.
..
Утро с ярким запахом апельсинов.
Будут стихи. Горькие. Не читай.
Я — не Бог. Так, с плода очищая шкурку,
отчего-то вздумалось причитать,
просто — кофе сбежал из турки,
просто — нож соскользнул и вмиг
оцарапал мне пальцы ало,
просто — хлопнул сквозняк дверьми,
просто — жить без тебя устала.
..
Так удобно. Чуть что — разбей.
Мне привычно. Почти без крови.
Нисходить до небес,
сполна
болью
сердце
облагородив.
Так
«Она несла в руках отвратительные жёлтые цветы»
«Мастер и Маргарита»
Так сходят с ума оттого, что зима и вообще..,
так жизнь доживают, на завтра махнув рукой
..
— Ты — вещь, — говорят, —
так покойся среди вещей.
И тут же стихи читают за упокой —
мои,
где тебя так много, где — только ты.
— Не плакать, не плакать, — шепчу, прикусив ладонь.
Гипсовой статуэткой застыть, остыть.
Легчайший слой пыли сбрызнут чуть-чуть водой:
— Во имя Отца и Сына.
..
Вдыхаешь жизнь
в сердце, почти разучившееся стучать.
Руки подставлю:
— Ниточки привяжи.
Снова засну под крики:
— Врача, врача..,
— Глупые..,
врач не нужен, а нужен ты.
Кто-то сквозь зубы:
— Солнце, нам лучше знать.
..
В грустных руках тревожно цветы желты.
— Что тебе снилось?
— Ты...
— А ещё?
— Весна.
Ты, а ещё — капель. Так, что лёд насквозь —
не устоял под натиском плотный наст.
Знаешь, а мне не хочется ничего,
только бы время не разлучало нас,
только бы сны пореже, длиннее — жизнь,
пусть не своя, так взятая напрокат.
Руки подставлю — ниточки привяжи
так, чтоб уж точно, так, чтоб наверняка.
Шёлково. Неразрывно. Тогда, к утру
вспыхнут запястья красным — не бойся ты..,
это не больно. Знаешь, когда умрут
жёлтые отвратительные цветы,
я буду жить. Назло. Вопреки. И так..,
только не отучай сердце от волшебства.
Так сходят с ума, рассказывая цветам
как, собственно, собираются выживать.
..
— Ты — вещь, — говорит, — покайся, уже пора.
Прикурит, прищурившись, в комнате надымит.
— Какого чёрта?!
Впрочем, гореть, сгорать.. —
не всё ли равно.
— Дьявол с тобой.
Аминь.
..
Так сходят с ума — бредово, без права на;
в феврале умирать как-то non comme il faut .
Мне приснишься ты, и следом войдёт весна,
начитает март на старенький диктофон.
День, когда
..
Хочется плакать
истово, беспричинно,
но и слезам я, кажется, разучилась;
слёзы — театр. Программка, антракт, реприза.
В каждом театре — свой закулисный призрак.
— Занавес! — значит, пора на сцену.
— Занавес! — значит, расселись тени.
Да,
на отсутствие зрителей грех жаловаться.
Нет!
Убирайтесь к дьяволу!
Вон!
Пожалуйста...
Если б вы знали, как все мне
ос-то-чер-те-ли.
Набили оскомину роли
джульетт, офелий.
..
Хочется плакать, не думая, как я выгляжу.
Зло!
Беспросветно! Горько!
Безумно
или же
тихо, почти неслышно —
хоть как-нибудь!
Лишь бы не слыть бесчувственной.
Гордой.
Каменной.
Ты говоришь:
мудрая и красивая,
а я так бездарно
в молчании обессилела,
а я измеряю шагами комнату,
а я стихи неумело комкаю.
Довольствуюсь подоконником
безвольная, как растение.
А ты говоришь:
— Солнечная!
А ты говоришь:
— Весенняя!
..
Хочется плакать, уткнувшись в ладони липкие.
Безутешно. Навзрыд.
Вздрагивать. Всхлипывать.
Свободно, просто
желанию потакая.
Кто я тебе?!
Кто я тебе такая?!
Тесно
..
Сжигаешь кожу — шкурку мою спасительную —
до срока, до времени
огню скармливаешь.
Выпроваживаешь,
как случайного посетителя,
холодно так.
Закаливание.
..
Мир отчего-то
стал тесен,
как старое школьное платье;
слышишь, не надо песен..,
слышишь, и писем — хватит.
Чуть позже.
Руку свою оправдываю:
она не пишет, нет, —
выцарапывает;
и плевать бы, и чёрт бы с нею,
но ведь это —
боли самой больнее.
..
Сумрак ворует — ушлый —
свет с моего стола.
Комнаткой тесной душной
о четырёх углах
видится мир мне тот, что
прежде был — высь и ширь;
я задыхаюсь, точно
душа без самой души,
сердце — без сердца.
Вечером.
Бездушная.
Бессердечная.
..
Я, как ребёнок,
оставив игрушку,
за новой и яркой тянула руку —
всем своим нет
жизнь обрушилась,
ещё и спрашивает:
— Что, скушала?
..
Тошно.
Стихи опротивели.
Брошу.
Но — завтра.
..
Скорлупка ореха грецкого
без пола и потолка,
здесь — раненая и резкая,
баюкаю на руках
болезненно тонких,
женственных,
при всей их некрасоте,
любовь.
Изъясняюсь жестами,
когда прогоняю тень,
мол, тихо,
ещё разбудишь вдруг
уставшую.
Помолчим.
Сменяются будни буднями
безликие, как врачи.
..
Чем ты спасалась, когда расправляла ночь
чёрные крылья,
чёрные, словно ужас?
Тесно, Марина,
можешь ли мне помочь? —
как никогда,
дружеский
локоть нужен,
нет,
не безвольный —
заточенный. С силой
ткни,
чтоб душа кровоточила,
может быть, станет легче,
а впрочем,
днём выживать сложнее, чем ночью.
..
– Время! –
наотмашь,
силы не рассчитав,
ударила,
села рядом:
– Девочка, что ж это...
Маленькая,
прости!
А я улыбаюсь:
– Да ладно тебе.
Читай.
что ни пощёчина,
то – непременно стих.
..
Бьёшь, значит, любишь?
Жизнь,
посильнее бей!
Я по любви нынче истосковалась!
В птичьем сердечке моём
небес
столько ещё нерастраченных.
Алых!
..
Сердце – не сердце! – облако ватное
на закате впитывало,
хватало,
схватывало
на лету
премудрости разные.
Сердце – роза в петлице.
Красная.
С нею к жизни
иду-сватаюсь:
жизни на долю мою
хватит ли?
_____________
Март 2010 «иZвне»
..
Ощущение последнего стиха –
я боюсь его и я же – с ним сживаюсь;
через край обрывки важного сшивая,
жизнь присваивает статус пустяка
одиночеству, беспамятству, тоске,
всякий раз о сердце стачивавшей когти.
Так ладонь чуть слышно бабочка щекочет,
крепко сжатая в безжалостной руке, –
ощущение последнего стиха.
Я боюсь его и я же – с ним срастаюсь;
в час, когда меня поэзия оставит,
я присвою жизни статус пустяка.
________________
Март 2010 «иZвне»
..
Случайную строку перечеркну –
её случайность под вопросом,
впрочем,
я столько перечёркивала строчек,
что вряд ли стоит мне жалеть одну
её, когда
торопит новый стих;
он,
покоряя вновь воображенье,
за всех собратьев, стёртых мною,
мстит –
мирок ночной тревожит.
..
Будто жженье
я ощущаю в области виска,
затем
в подвздошье ноет сладко-сладко,
ещё чуть-чуть и..
явится разгадка,
ещё чуть-чуть,
но
дрогнула рука,
перечеркнув случайную строку
двойной чертой размашисто и резко.
два параллельных,
тонких два
отрезка
в последний раз вниманье отвлекут,
но жалость – прочь
(разгадка так близка!)
я и теперь себе останусь верной:
среди бредовых стихооткровений
мне не нужна
случайная строка.
____________
Июль 2009г «Из тонкого китайского фарфора»
набросок в голосе
..
Полцерквушки в деревушке:
пожил Бог да вышел весь.
..
Цепь вцепилась крепко в дужку:
не колодец – душевед!
Попропало вёдер много,
доставать их – не с руки!
Ковш железный – недотрога
леденеет от тоски.
Три стеклянные ступеньки,
будто к храму! – чем не храм?
Помню, бабушка здесь пела
и молилась по утрам,
и несла святую воду,
и боялась расплескать.
..
Выйди, месяц! Ветер водит!
Вольно белым мотылькам
виться в воздухе морозном:
превратят метель в игру!
..
До весны – седой и грозный –
поселился маг в бору.
Выйдет ночью – окна тронет,
те – потрескивают чуть;
задремавшую сторонку
хлоп легонько по плечу:
не проспи, мол, нынче чудо!
Начинает колдовать:
вот уже снега кочуют
по дворам – из рукава
вьюгу вытряхнул, вздыхая.
..
Волшебство! Один в один!
Кто ледовыми стихами
на крылечке наследил?
..
Эх, романтика деревни:
красота и нищета,
русский дух на лавке дремлет,
вроде толстого кота;
сыт и – ладно, сыт и – хватит,
завтра – завтра, там поймём.
..
Здесь донашивают хаты
сто четырнадцать имён,
сто тринадцать, сто.. Бывает,
дом под снос и – нет судьбы,
будто рана ножевая,
пустота в ряду. Рябин
драгоценное колечко,
точно память, не сносить.
Песней что ль печаль полечим?
Пёс и тот – заголосил
в унисон тоске сердешной,
непонятной, но родной.
Что в диковинку нездешним,
то привычно мне.
..
В окно
глянет солнце по-февральски:
ярко-ярко. Не балуй!
Чай смородиновый. Кральки.
Самовар зовёт к столу.
Завтра – завтра. И об этом
горевать нам – не с руки!
..
В деревушке Бога нету,
но колодцы – глубоки.
_________________
Февраль 2010 N Тюм. Обл.
«иZвне»
..
Здравствуй, счастье моё... Ты запомни: и всё-таки – счастье,
даже если споткнусь на четвёртой строке и скажу,
что за эти слова я уже не готова ручаться,
но глаза выдают – по-осеннему светом лучатся,
но стихи выдают.
Впрочем, этот словесный ажур
бестолков и далёк от канонов классической речи,
патетических па, философских изысков – так прост,
так лирически чист и в нюансах своих безупречен,
преисполнен метаний, порою, и противоречий,
он, предвидя тебя, откровенен, как карты Таро.
..
Только магия слов, только тонкие нити наитий,
но для нашей любви не придумать прочнее канвы;
пусть песок из часов безвозвратно, казалось бы, вытек,
я предвижу тебя в череде бесконечных событий
и почтительно Время теперь окликаю на "вы".
..
Откликается ночь и доверчиво жмётся к ладоням,
как бездомный котёнок, прося молока и тепла;
мне подумалось вдруг: я сама, словно кошка, бездомна,
и сейчас, не сумев увернуться от стрел Купидона,
на порядок острей ощущаю никчёмность угла,
где ютится душа, столько лет по иному тоскуя, –
ей всегда и во всём не хватало стихов и небес, –
ты преломишь с ней хлеб откровения? примешь такую?
Острозубы вопросы, сомнения – точно акулы,
я, доверившись сердцу, сквозь них пробираюсь к тебе.
______________
19.02.2010г «Письма лезвием»
Алтарь
..
Мне имени не надобно иного –
иной судьбы не жажду.
На алтарь
кладу в который раз простое слово,
пронзительное, ноющее.
Та,
которая мне матерью не стала,
сестрой по книгам – Боже, упаси! –
дотрагивалась грешными перстами
до этих букв.
..
Я презираю синь,
когда она, врываясь в царство ночи,
срывает лунный тающий покров!..
– Алтарь?..
Ах, да... Он новой жертвы хочет,
он бредит кровью!
Я же пару слов
кладу ещё...
– О, жертвенник! Уймись!
Каких страстей неистовствует пламя!
Соизмерима с жертвой только жизнь,
сопоставима смерть моя!
Углами
крадётся тень – трепещущая –
той,
что оправдала б дерзость эту снова.
Алтарь заждался.
– Сердце?
– Нет, постой.
Я, онемев, кладу упрямо слово.
______________
Апрель
Беспородная
..Что, Муза моя! Жива ли еще?
Так узник стучит к товарищу...
М.Цв. 11 января 1925
..
Слов ли, строк не жаль мне:
Чай, свои – не куплены.
Замок мой печальный
Под лазурным куполом,
Примешь ли царевну?
Во палаты тайные
Привела не ревность,
Довело отчаянье.
Всякий звал с собою,
Всякий останавливал,
Каждый третий – воин,
Каждый пятый – Авелем
Назывался, только
Я ни с кем не венчана.
Зеркала – в осколки,
На колпак – бубенчики;
Что с судьбой бороться?
Горюшко поэтово:
Муза беспородная,
Думы беспросветные!
..
Выпито да не выпето –
Рано не хорони!
Я от попова лепета
Маюсь до ночи. Гнид
Вынуть из сердца – вычистить!
Вытеснить клином клин,
Сколько нахальной нечисти
Черти приволокли!
Муза – отродье бесово –
Примется за своё:
Горестно ей ли, весело –
Знамо одно – поёт!
Эх, помирать, так в свадебном –
Барышней при свечах!
Ночь на раздумье дадена:
Муза, руби с плеча!
______________
Апрель
До солнца
..Быть как стебель и быть как сталь..
М.Цв.
..
Сыграю в поэта — ах, не заиграться бы
изломанным сердцем. Достоинство с грацией
присущи, а, впрочем, достались в наследство
все жесты, все позы.
И сердце.
Иным троеперстье — крест на крест накладывать,
а мне — то ли доля, то ль меточка адова —
вложили перо в троеперстье
для песни.
Марина, Марина... Лелею поэтово
в себе до последнего — гибну поэтому;
стан гибок — сгибаться совсем не приучена.
Здесь осень. Там солнце —
за тучами.
Прохожие, эй, коломбины с паяцами!
На тоненькой леске возьмём да и сбряцаем?
А после — по ней же — пройдёмся
До Бога? До неба? —
До солнца.
________________
Сентябрь
Я хотела тебе рассказать о многом...
читаю
Я не стану петь гимнов уму
и слогу,
ими можно набить оскомину,
право,
я с тобою могла говорить
на равных,
но сегодня хочу говорить
о многом.
Так естественны слёзы;
ещё недавно
я нашла бы забавной себя
такую,
о твоём ли несказанном
я тоскую?
Так, что камень холодный на грудь
мне давит —
кем завещан, считать ли его
наследством?
Может статься, как раз, что и он
роднит нас;
и, по сути, не камень, а только
нитка.
Сколько времени? Хватит на то,
чтоб спеться. —
Эта дерзость, я знаю, тебе
по нраву:
чем-то схожи твоя и моя
дороги,
я хотела тебе рассказать
о многом,
так случилось, с тобой говорю
на равных.
Пусть кого-то тревожат тоска
и слабость —
я привыкла в тиши созерцать
обои;
непривычно молчать о тебе
с любовью:
я не стану петь гимнов. Хотя
могла бы...
______________
Сентябрь
2009г М.Цв и Валечке
с благодарностью и любовью...
набросок в голосе
..
Я знаю.
Но знание это – сродни теореме,
а что она – без доказательств?
Я чувствую.
Чувство – почти аксиома.
Почти – это мелочь, не так ли?
Та самая малость, которая позже сподвигнет на новые строки.
Те строки отважны,
гораздо бесстрашней меня.
В незнании формул нет равных им.
Равных им нет
и в наитии.
..
И всё-таки силы достало.
Я выгнала время – подобие мерзкого пса –
и Космос под взором его угасает, стареет
и в тёмное эхо
опять превращает
слова.. голоса..
..
Я выгнала время и даже следила потом,
как ноет оно, утыкаясь в колени прохожим,
как будто грустит, подметает аллеи хвостом.
Скажи мне, мой мальчик,
и ты не поверил бы тоже?
Ведь время – почти аксиома,
да-да.
А почти –
та самая малость,
что позже сподвигнет на строки.
..
Ты видел глаза тех, кто время по-прежнему чтит?
Кто заперт, как в клетки, во все эти даты и сроки?
Во мне просыпается жалость: о, как мне их жаль!
Вся жизнь по часам, а они говорят о свободе,
планируют что-то.
..
Мне Завтра – разящий кинжал!
Вчера – просто память – в стихах отголосками бродит.
Мне Завтра – судьба, а точнее – заточенный шип.
В терновнике истин сердца обливаются кровью.
Останусь прекрасной, последний бросок совершив:
Не время – со мною, а я – обойдусь с ним сурово.
..
будет куст – густ
будет остр – шип
я спою грусть
я спою жизнь
не держи
там
суеты нет
темнота тайн
и секрет-свет
позади – ты
и опять грусть
и любовь – тыл
но влечёт куст
на крови сад
по весне вспень
не тоска – ад
не слеза – песнь
..
«Старинная кельтская легенда
повествует о птице, которая всю
свою жизнь проводит в поисках
тернового куста.
Найдя его, она бросается на самый
острый из шипов и поет единственный раз
трогательную и прекрасную песню смерти»(с)
_________
Декабрь 2009г «Письма Лезвием»
набросок в голосе
..
Тот, кто жив – безмятежен, но мается здесь тот, кто – мёртв.
У земли плодородной, что странно, есть доля иная –
укрывать тёмным саваном души до лучших времён;
только вереск цветёт, белой дымкой погост пеленая,
только няньки снуют – неустанные ветры – поют,
колыбели качают да тихие сказки бормочут.
Я к тебе прихожу убедиться, что ласков приют –
я давно отыскала тропинку к нему покороче.
..
Мир живёт, суетится, грохочет – и в этом он весь –
забывать научился ещё в материнской утробе.
Выцветают на солнце венки, словно зелень в траве,
стынут надписи в мраморе строгих и мрачных надгробий.
..
Золочёные клёны на фоне крестов и колонн –
ты нарушила вето двуцветья, встревожив обитель.
Что ты думала, осень, к могилам идя на поклон?
Разве кинет взволнованно «бис» недовольный твой зритель...
Ты – пародия красок, нежданный непрошеный гость,
а пунцовые гроздья рябин перебрали кармина;
вряд ли тронут твои фестивали надменный погост,
недвижимые камни едва ли поймут пантомиму.
..
Среброглазая бродит луна, как кладбищенский вор,
озирая со знанием дела холмы и надгробья.
Проверяет ограды чугунные: нет ли кого?
Где-то тени спугнёт, где-то шайку разгонит воронью.
Молчаливые даты. Застывшие лица. Кресты.
Две скамьи деревянных, слегка покосившийся столик –
и, казалось бы, сунется кто в эту гулкую тишь –
только звон колокольный к утру, да и то поневоле.
..
Я к тебе прихожу убедиться, что ласков приют,
что ветра колыбельку твою неустанно качают.
Ты не думай, я помню. Я помню. По-прежнему пью
из глубокой реки одиночество вкупе с печалью.
Я к тебе прихожу и надеюсь – укажешь мне брод
через редкие сны, через долгие годы сомнений,
ты не думай, я помню. Я помню. Плачу серебром
за возможность сказать, что тебя мне никто не заменит.
Я к тебе прихожу, чтоб погладить холодный гранит,
чтобы камни вокруг перебрать в тишине поимённо.
Как неправильно это – живых навсегда хоронить.
Как неправильно – маяться мне, одинокой и мёртвой.
__________________
октябрь 2008г
.. (в ответе)
Дай мне уйти, этот воздух меня отравил;
ты приручаешь, а я в безысходности мучаюсь.
Где-то, в созвездии Веры, от случая к случаю
трогал сухими ладонями небо раввин –
ждал благодати (напутствия Богова?
) Ждал
он, преисполненный света, молитвы, смирения,
просто поверил – вот-вот разрешится от бремени
небо – тогда снизойдёт, наконец, благодать.
Я закрываю глаза, я учусь у него:
очень стараюсь, но, знаешь, по-моему, без толку.
Тот, кто с рождения видит, – прозренья небесного
вряд ли дождётся.
А где-то, в созвездии Львов,
гибли фиалки – царила святая война –
нежные розы дрожали от грома и всполохов,
старый садовник подкармливал лилии порохом –
глупый садовник. Бессонница, значит – без сна…
Знаешь, я как бы живу, но уже не дышу –
или дышу, но иначе, прости, я запуталась.
Только не надо истерик и взглядов испуганных.
Где-то, в созвездии Принцев, остался мой шут –
грустные пуговки-глазки, бубенчики – кто
там заставляет его веселиться, безжалостный?!
Выйди! Оставь меня! Выйди. Ты слышишь?! Пожалуйста...
Где-то, в созвездии Евы, хватало цветов –
к'рай первосозданный сроду не знал темноты,
не подчинялся законам жестокого времени.
Небо, роскошное небо, оттенков сиреневых
кошкою ласковой льнуло к руке моей.
Ты?..
..(говори, говори)
– Если осень покажется сном? (говори, говори,
я почти представляю твой светлый, твой солнечный голос,
что вливается эхом в поток подсознательных рифм
и меня согревает. Вселенная вдруг раскололась
пополам; я в стремленьи своём – стать немного добрей –
отдаю часть тебе: ту, что больше чуть-чуть оказалась,
ты научишь меня отличать звёзды от фонарей,
ты подскажешь когда выбирать вместо нежности жалость.
Ни о чём не спрошу, вряд ли что-то мне следует знать,
но и ты не рискуй – никогда не расспрашивай: кто я.
Если вдруг в сентябре с головой накрывает весна,
то, наверное, это волшебной взаимности стоит?
Ветку вишни, расцветшей вчера, ветерок раскачал,
листьев медный узор накрывая её лепестками.
Говори, говори, я тебе не позволю молчать,
может быть, наши души нашли то, что долго искали?..)
.. (преувеличение)
Кто тебя приютит, если я затеряюсь в толпе,
если брошенный дом, что ветра зазывает на шабаш,
неразборчивым эхом откликнется в ночь: «Не успел...»,
а на плечи – тяжёлым боа – предпростудная слабость
поспешит опуститься с притворным желаньем «согреть»?..
И, чем выше поднимется ртутный бесчувственный столбик,
тем отчётливей странные звуки на старом дворе,
те, которых в ночи бесконечно боялись мы обе.
Но теперь ты одна, и по лестнице тени в сабо
и не раз, и не два совершат променад свой вечерний;
лёгкий вскрик или всхлип – может, кто-то позвал за собой?
Или кто-то ночное придумал тебе развлеченье?
Пальцы льда холодней, не в пример им пылающий лоб;
кто тебя приютит, одинокая странница, если
я однажды растаю, как облако, там, за стеклом
и мне больше никто никогда не позволит воскреснуть?..
.. (осень, Алиса)
Осень, Алиса. Среди декораций
я обо всём забываю, но голос
слышу её. В паутинках искрятся
звёздные нити, а лунное соло
стало пронзительней, тоньше и чище,
выше на две с половиной октавы –
осень, Алиса. Бессмертия ищет,
ломкие прячет в гербарии травы.
Тянутся стаи и хлопают ставни,
выпростав крылья из скомканных будней –
осень, Алиса. На красное ставит,
чёрное кроет под золото, будит,
бродит в туманах и бредит стихами,
давит виски застарелой мигренью,
после, в кострах догорая, стихает
где-то под вечер.
Не время, не время
нам у камина оплакивать годы!..
Шепчут о чём-то вчерашние листья –
ветер тревожит их, видно, – негодник!
Тихо опять.
Это осень, Алиса...
..(сентябрьской сказкой)
Но дело даже не в дожде,
что гладит стёкла исступлённо,
скользит по веткам красных клёнов,
стекает на аллеи, где
собраться в мутные моря
спешит, под пеной прячет остров,
корабль бумажный с мачтой острой
роняет, шлюпки строит в ряд –
обычный дождь. Обычный бред.
А ты – моя ночная гостья –
весенних лун набравши в горсти,
явилась сказкой в сентябре...
___________________
«К Алисе...» 2008г, осень
набросок в голосе
..
Клином клин, говорят. Клину – клиново.
Только толку?
Ну, здравствуй, село!
Мне у дома до боли калиново,
мне у дома до неба бело!
..
Заблудились домишки, попрятались
в снегопад (в снего-ад? в снего-рай?)
Окна, будто невесты, нарядные –
налетай, женишки, разбирай!
Ветры – резкие, улочки – узкие,
тесно, братцы? Айда на простор!
Здесь во мне просыпается русское.
Сколько просишь, село, за постой?
Сколько скажешь да сверху полстолечко –
я щедра, а гулять – так гулять:
всё равно, что реветь о покойничках,
что шикарные свадьбы справлять.
Твой размах узнаю по застолиям;
их нехитрый мотив подхватив,
то ль посетую пьяно о доле я,
то ли выплачу горько: «прости».
..
Эх, прости городскую да гордую!
Всыпь, метель, не жалеючи, всыпь!
Мне в колени озябшими мордами
робко ткнутся соседские псы.
Знать, признали. Ласкаю да тискаю.
Пой, метель, нашу долгую, пой!
Погуляем с тобою по выселкам,
по сугробам побродим с тобой!
..
Стар сосед. Сед отец. Сад – серебряный.
Жаль, года не упрячешь в мешок.
Городская я, папа, да вредная;
у гроша нет души за душой –
за грошом не гоняюсь. Не спрашивай
отчего так давно не была:
мне судьбу, что шубейку, донашивать
вдалеке от родного села
то ль предсказано, то ль предначертано –
вру безбожно. Да ну тебя, па...
..
Птичьим шагом скамейка расчерчена.
Снего-ад. Снего-рай. Снегопад
заметает все птичьи послания
и касается нежно лица.
До чего ж ты, сторонушка, славная!
На столбах колпаки из песца
высоченные белые-белые!
На заборах собольи манто.
Лисы – в лисьем, а белки – те в беличьем,
снегири – в ярко-алом зато!
..
Не вздохнуть! А вздохнёшь – так не выдохнешь
колко-снежное счастье-комок;
все окошки – девчонки на выданье,
из трубы ускользает дымок,
завиваясь затейливо длинною
светло-серой тесьмой над селом.
..
Мне у дома до боли калиново,
мне у дома до неба бело!
__________________
Январь 2010г
село N Тюменской области
«иZвне»
набросок в голосе
..
Твой голос – дождь, весенний тёплый дождь:
ты говоришь, а я – дышать не смею.
Согрей мою озябшую ладонь,
ты чувствуешь, как пальцы онемели?
В январских снах, где снег всевластен, где
порука вьюг крепка и нерушима,
меня спасает память о дожде.
..
От забытья твоё спасает имя
и голос-свет, и голос-темнота,
на выдохе щемящие «скучаю»;
струится дождь по ледяным цветам –
отцветшим розам колкого молчанья.
Струится дождь – твой голос в тишину –
с безумством нескончаемого ливня.
..
Я колыбель стихов своих качну.
..
Так странно ощутить себя счастливой
пусть на чуть-чуть, пока струится дождь;
ты говоришь, а я – тебе внимаю,
в коктейль январский, где тоска со льдом,
плеснём немного розового мая.
..
Мой голос – дождь.
..
Лови губами, пей
любовь мою на ломаном французском.
– Je t'aime, je t'aime... Jе t'aime! – шепчу тебе
и, улыбаясь, спрашиваю:
– Вкусно?
..
А мы опять причастны к волшебству:
непрочен лёд взаимного молчанья.
Люблю тебя, пою тебя – живу
и колыбель стихов своих качаю.
..
Закрыть глаза, застыть и не дышать,
чтоб не тревожить мир ночной и хрупкий,
чтоб голоса распить на брудершафт
из пребанальной телефонной трубки.
..
Твой голос – дождь...
_____________
25 Янв. 2010г «Письма Лезвием»
..
Раскачали колокол к заутрене;
Нет креста на шее, что ж теперь —
Не баюкать души бесприютные?
Листвяную не крестить постель?
Рядом храм, мечеть — поодаль. Боженька,
Промышляешь, значит, тут и там?
От меня к Тебе тропа — нехожена,
Впрочем, Ты и ждать меня не стал.
Может, знал: идти другими тропами,
Не в обход, а только — напрямик.
Где другие пропадали пропадом
Я смертей превысила лимит,
Но жива. Вот грош Тебе за чаянья.
Прибери, он честен, хоть и ржав.
Пусть глаза по осень опечалены,
Прошлое в себе не удержать.
Был бы толк, по-бабьи долго плакала,
Только слёзы нынче не в цене:
Все дожди — небесные — бесплатные,
Раз бесплатно — это не по мне.
..
Вот гляжу в глаза Твои и кажется —
Человечьи добрые глаза.
Каяться в такие бы и каяться,
Целовать подолгу образа.
И Марии взоры материнские —
Ласковые — за сердце возьмут:
Так она, разбрызгивая искорки,
Светом и теплом смиряет тьму.
Но кривишь. Кривишь душою, Господи,
У икон столь благостен мирок —
Мир большой изрыт больными оспами.
Так какой в Твоих молитвах прок?
Может быть, кому-то здесь — убежище,
Только всех нас вряд ли приютишь.
И судьба настигнет — неизбежная:
Холм к холму, а над холмами — тишь.
..
Раскачали колокол к заутрене —
Страсть, как дорог мне протяжный звон:
Бродит-будит чувства бесприютные,
Будто совершает колдовство.
Бронзы, не жалеючи, отвесили:
Звон церковный — гулок и велик —
Будит-бродит распечально-песенный.
Вот возьмёт и вынет из земли
Душу всю до самого до донышка —
Пой-звони да прочь гони жульё!
Отыщу по крошечному колышку
Счастье неприметное моё.
..
Нет креста, так что теперь, повеситься?
Мне одна религия — стихи.
Крест на крест, гляди, отстроят лестницу,
Свергнут, как царя — большевики.
Нет креста — трухи такой не нашивать,
Ноша тонкой шее — тяжела.
Небо краской алой разукрашено —
Душу рвёт краса напополам!
Мне одна религия — Поэзия,
Пусть строка порой черным-черна.
Просто не пером пишу, а — лезвием.
Не Тебе, а лезвию верна.
__________________
Ноябрь 2009г «Письма Лезвием»
__________________
С благодарностью Вале и Руслану.
Набросок в голосе
..
Ангел мой, здравствуй. Снег и мороз под тридцать.
Снег и январь. Холодно? Нет. Ничуть.
Кофе остывший с сахаром и корицей.
Сердце — о нём. Мысли — о нём. Лечусь.
Толку-то, Ангел. Толку-то, мой Небесный.
Знаешь, я верю в чувства, но чтоб вот так.
Выгони беса, Ангел. Выгони бесов:
Месяц в лиловой бездне и тот — хвостат,
Звёзды и те — рогаты до отвращенья.
..
Знаешь, дышу и — колко, так воздух остр.
Думаешь, это ветер проник сквозь щели?
Глупый мой Ангел.
..
В пробнике для духов
Ноты благоухающего Lacoste —
Замкнут в стекле. Тесно ему. А мне?
Где-то внутри замкнут огромный Космос.
Выпустим, Ангел? Чтоб не окаменел.
Чтобы не скис. Не выдохся. Не истлел он.
Может быть, я — хранитель. Совсем как ты?
Выпустим, Ангел? Вызволим, а? Из плена.
Мол, мы сегодня добрые.
Слышь? — Катись.
Пробник о стену — магия аромата.
Тихо. Не плачь. Глупая — нет ума.
..
Снега не надо. Мне бы дыханье марта
Губами растрескавшимися поймать.
..
Ангел мой, слушай, может, пришлешь мне крылья?
Что тебе стоит? Тоже хочу летать
Вместе с тобой. Скомандуешь: «Ли, на вылет.
Так. Приготовиться. От винта.»
Тихо. Не смейся. Знаю, я — дура дурой.
Сердце — о нём. Мысли — о нём. Лечусь.
Толку-то, Ангел?
..
Ангел мой белокурый.
Сердце заштопал? Душу теперь врачуй.
Вот же работка. Вот же клиентка. Вот же.
Сам выбирал? Да ладно. Не сочиняй.
Впрочем, я понимаю. Оттенок кожи.
Тонкие руки. Волосы. Дочь огня.
..
Ангел мой, только снега не надо. Полно.
Есть и мороз за тридцать, и стёкла гжель.
Мне б целовать и губы его, и голос.
Запоминать улыбки и каждый жест.
..
Ангел, стихи туда же — с ума и в бездну.
Помни про крылья. Пару чужих присвой.
Знаешь. А ну их. Я обойдусь, Небесный.
Просто храни отныне. Нет. Не меня.
Его.
_____________________
5.01.10 «Письма Лезвием»
Набросок в голосе
.. Мне, отрицающей Бога, вдруг нужен стал бог –
Не для того, чтоб в ночи ворковать над иконой,
Не для того, чтоб свечу утомлять ворожбой:
Свет, как письмо, отсылать в полумрак заоконный.
Сколько их там – неотвеченных писем, Господь?
Сколько невскрытой тоски и забытых прошений?
Люди – под Богом, а я – не желаю быть под,
Стану для кары небесной – бегущей мишенью?
.. Как нужен ты! Ты поймёшь. И, объятья раскрыв,
В строках моих никогда не прочтёшь богохульства,
Не разглядишь за горячею мыслью – корысть.
Вместо привычного "Веруй." воскликнешь мне: "Чувствуй!"
"Чувствуй, любимая!" – ласковым эхом судьбы
По лабиринтам сердечным твой отклик гуляет.
Я – просто так – никогда не умела любить,
Я – не люблю тебя, слышишь?.. А – обожествляю...
__________________
Декабрь 2009г «Письма Лезвием»
Набросок в голосе
..
Дикий мой, дикий, сколько в тебе огня,
неба и ветра, шорохов, полнолуний —
будто услышал кто-то и жажде внял,
будто с размаху в сердце кинжал воткнул мне.
Чей бы он ни был — благословляю нож,
руку бы целовала — так долг огромен.
Ты понимаешь столько, ты всё поймёшь:
если любовь — пусть с лезвиями и кровью.
Если любовь — пусть с пламенем и до дна,
жизнь коротка, так стоит ли мелочиться?
..
С тайным и сокровенным — луну познать —
рыщет в ночи полынной тоска волчицы,
рыщет, презрев и логово, и волчат, —
это сильнее,
это нельзя расслышать.
Если любовь, то будем её молчать,
будем кричать.
А кто-то — был сам Всевышний.
..
Дикий мой, дикий, жаждет огонь костра,
ветра и неба — поят его водою
глупые люди, им что огонь, что страх:
смотрят на чудо, видят за ним чудовищ.
Дикий мой, дикий, плачет по нам весна;
я — не волчица, ты — не луна, но как же,
чем же
утешить это — сильнее нас?
Ветер подскажет,
может.
Ветер расскажет.
..
Дикий мой, дикий...
_________________
1.01.10 «Письма Лезвием»
..
Я, может быть, случайное звено
в цепи твоих надежд и откровений –
неласковая, дерзкая – иной
задумывал меня? Но помнишь, Гений,
Ты сам учил – канонам вопреки –
творите!.. ибо радость только в этом!
..
Со лба не убирай своей руки,
меня при всех не называй поэтом.
..
Слова есть горче – мученик, изгой.
Зови хоть так, хоть – этак.
Но, Учитель,
в немом великолепии снегов
я вижу Одиночества обитель, –
и я молчу, и я теряюсь тут,
как в забытьи больной, теряю память.
..
Позволь, прошу, пречистой из иуд
Тебя молить о милости стихами.
..
Стихи сгорают. Муки и костёр
делить желаю вместе с горсткой строчек!..
Сквозь серый пепел роза прорастёт
и расцветёт, погост не опорочив.
не осквернит она моих страниц:
цветок-закладка полон аромата.
Кому – гербарий, а кому – гранит.
Стихи ни в чём, ни в чём не виноваты.
..
Когда покину тело и постель,
когда пути я не найду обратно,
не отпускай руки моей, Отец!
Не оставляй одну меня во мраке.
Прости, как я простила, и забудь,
как был строкой жестокою осмеян.
..
Всё, что умела – искушать судьбу,
Тебе поверить – так и не посмела.
..
Не отпускай руки моей. Теперь
сказать так много хочется. Успею?
..
Как холодна декабрьская купель!
На сотый раз синицы перепели
прощальный станс осенней толкотне,
прошёлся снег по улицам и паркам.
..
Сегодня сына видела во сне
всего минутку – хрипло ворон каркнул –
мой светлый мир во тьме почил тотчас.
Спустя полночи, вижу, над погостом,
едва истлела лунная свеча,
едва остыла звёзд сусальных горстка –
рассвет забрезжил. Хмурый и седой –
он стал спасеньем. Разбежались тени.
..
Бессонниц плен и тот делю с бедой.
Достоин ли благословенных терний
мой долгий путь? Тщедушный костерок –
Звезда и Муза – робко обогреет:
сменяла счастье я на пару строк.
..
Но кто есть кто – решает только время.
..
Отмерит время срок моей строке.
Не кану ли в забвение, не стану ль
одним из тех, кто сдуру или спьяну
вскрывал шальные реки на руке?
Сомнений лёд кромсая и кроша,
мысль обрывал досадным многоточьем...
Всё наблюдал, как жизненный источник
фонтаном бил, как маялась душа,
оставшись вдруг без крова.
..
– Выноси! –
Кричал на входе кто-то громогласный.
Ты алой розы с покрывал атласных
не поднимай.
..
Пять сорок. Я без сил.
Ломает холод. Рождества канун.
Мой дом остыл и выстыл лужей талой.
Стихи со мной. Одни стихи остались –
лелею их и тут же вновь кляну.
..
Бросаю жить – привычки нет вредней.
На рубеже неведомых открытий
иные пусть, со рвением и прытью,
строкою тешат.Нет в ночи огней.
Но стоек дух, воспитанный огнём,
и я сама – свеча себе и пламя.
Погасит кто?
Кто к бездне подтолкнёт?
Кто именем моим окликнет камень?
... ... ...
_____________________
2009г «иZ дневника»
..Быть как стебель и быть как сталь..
М.Цв.
..Сыграю в поэта — ах, не заиграться бы
Изломанным сердцем. Достоинство с грацией
Присущи, а, впрочем, достались в наследство
Все жесты, все позы.
И сердце.
Иным троеперстье — крест на крест накладывать,
А мне — то ли доля, то ль меточка адова —
Вложили перо в троеперстье
Для песни.
Марина, Марина... Лелею поэтово
В себе до последнего — гибну поэтому;
Стан гибок — сгибаться совсем не приучена.
Здесь осень.
Там солнце —
За тучами.
Прохожие, эй, коломбины с паяцами!
На тоненькой леске возьмём да и сбряцаем?
А после — по ней же — пройдёмся
До Бога? До неба? —
До солнца...
___________
Валечке с любовью
Сентябрь 2009г «Параллели»
.. Зачастили дожди, и стихи по ночам зачастили;
В незакрытую дверь не стучась, пробираются в дом...
Я никак не пойму: то ли каплей холодной навылет
Мне пробило висок, то ли пальцы царапнуло льдом
Так, что стало больней, так, что дрожь пробрала до озноба;
Тот, кто мог отогреть, притворился слепым и глухим,
Стал похожим на нимб в волосах металлический обод,
Я бы бросила всех, но опять зачастили стихи...
Я бы бросила всё, но дожди серебристой портьерой
Преградили мне путь, отодвинув назначенный час...
Впрочем, всё это было: и нимб, и размытая серость,
И предолгая ночь, и стихи, и потеря ключа -
Я живу, будто маюсь... Меня проверяют на прочность,
До отказа завод натянув, а точней - до щелчка,
До почти незаметной отметины - крохотной точки,
Так, чтоб целой осталась пружина и так, чтоб рука
Не срывала смолистый сургуч с запечатанных окон...
Тот, кто мог мне помочь, оказался слепым и глухим...
Впрочем, всё как всегда - бесприютно, темно, одиноко
И впридачу - ко мне зачастили дожди и стихи...
_______________________________________
2009 г «Параллели»