Вы много раз мне скажете:
- Иди ты.
Я много раз отвечу:
- Лучше сами.
Мы с Вами связаны навеки небесами
из тонких, но пушистых мягких ниток.
Жизнь моя превратилась в молитву,
в бессловесную тихую песню.
И я понял, что некий Калигула,
не смотря ни на что, был прав.
Скоморохи стоят у калитки,
в ожидании праведной пенсии.
У меня совсем не болит голова,
и всем я желаю добра.
Я желаю добра лягушенькам,
я желаю добра котяточкам.
И лисичкам, и даже белочкам:
ни пера вам ни пуха, друзья!
А подушка моя из синтетики.
А подружка моя из синтетики.
И когда друг о дружку трутся они -
- то искрят, то искрят, то искрят.
Со мной мои коты на Ты.
А с ними я, увы, на Вы.
Стучатся в дверь мою:
Кто там?
А мы не к Вам, а мы к котам,
Вы только тем и хороши,
что с Вами соизволят жить
коты, которые на Ты..
Котам мы принесли банты,
чтоб по последней моде
сидели на комоде
коты, с которыми на Вы
и Вы и Мы, увы.
Спасибо, пчёлы, вам, спасибо мухи.
Спасибо, снег, тебе, спасибо, мокрый дождь.
Спасибо вам, о, сладостные муки
томлений пакостных, что ты ко мне придёшь.
Что ты ко мне придёшь, а я раздену
тебя, но не до самого гола.
Спасибо, о, стена, тебе за стену.
За то, что снег тобой идёт и мной, стена.
За то, что высятся тобой запреты,
вопросы, вещи, мысли, прочий хлам.
Зиме скажу спасибо я за лето,
закутавшись в свой синенький халат.
Ещё хотел сказать спасибо Богу,
но передумал: много у него спасиб.
Он просто делает свою работу.
И я, пиша Вам, люди, этот чудный стих.
Трамвай бежит мой не кончаясь.
Бежит, уставший от ходьбы.
Курю, пью чай и улыбаюсь.
Держусь за поручень судьбы.
В трамвае тесно от курящих
и пьющих чай глотками тьмы.
Гремит по рельсам черный ящик.
Водила, бородатый хмырь,
воздел под небо белы руки,
совсем забыв про рычаги.
Тук-тук. Тук тут. Тут сердца стуки..
Дуга слетела. Но дуги
он не поправит у трамвая.
Он жизнь поправит, смерть поправ..
Я иногда высокопарюсь.
И иногда я в этом прав.
В этом доме родился Пушкин.
Ну, а в этом - Лермонтов жил.
Вот забор. Вдоль него ватрушки
не пинал я. Да и коржи
не пинал поперек забора.
Вот диван. На нем Гоголь сидел.
Вот вода. По ней крейсер "Аврора"
шел на дело - наделал дел.
Это - небо. Под ним Есенин
обнимал три березы и клен.
Это - лес. В нем ловил лосей и
других теплокровных волк.
Вот окно. За окном соседка.
Смотрит с умыслом в это окно.
Это - клетка. А в клетке - клетка
и тетрадь, но не в клетку. Но.
От меня ушел хомяк,
на свободе мой хомяк.
То на кухне мой хомяк,
то под-за комодом.
Кажется, порой, что я,
сам не свой, а мой хомяк.
Кажется, порой, что я
тоже на свободе.
Мнится мне вот как-то так:
я и есть тот мой хомяк,
что умчался от меня
вброд по небосводу.
мы подзависли над пропастью
вроде бы вместе но врозь
я расскажу тебе россказни
ты же мне стройки кознь
глазки мне строй по кирпичику
и разбирай по бревну
тише, грачи, не кричите там
и не пугайте весну
В лес заходя, я чувствую лес.
Воду чувствую, заходя в воду.
Чувствую жалость, когда из небес
что-то выходит и не заходит.
Чувствую муку, обиду и боль,
если не чувствую, значит жив.
Чувствую землю, нагой и босой.
Жизни чувствую каждой пшик.
Уютна каморка,
но нет очага.
В уютной каморке
живет кочегар.
Своей кочергою
ничьи очаги
приводит в движенье
путем кочерги.
В углу, на угле
расстелив свой мешок,
лежит мертвой куклой,
не жившей еще.
Спасибо тебе, Господи, за все:
за хлеб несущий и за сущий хлеб.
За молоко, за мяту, за овес.
За то, что вижу я одно из неб.
За пчел спасибо и за самокат.
За прошлый день и прожитую смерть.
За невозможность больше тебе врать.
За неприятность больше врать себе.
Я ягод убийца, я яблок убийца.
Я ягеля злостный убийца.
Нет, я не олень - просто брожу где-то рядом.
Смотрю я вкривь лица, смотрю я вкось лица.
Смотрю я сквозь чьи-то лица.
Нет, я не смотритель. да мне и смотреть-то не надо.
Что ж, я не олень, не смотритель..
Еще кто-то не я. Еще кто-то нежный,
такой же как я, без сомненья,
бредет где-то рядом.
Возможно, сумеет
жизнь сохранить
и яблок,
и ягод.
Наломай мне, мама, помидор..
Да не нежно наломай - сурово!
Я любил одну из Айседор..
Жаль, та не любила помидоров.
Денно. Ношно. Утрешне бухал.
А она лила в меня духами.
И плясала мне кан-кан, Дункан..
Наруби еще моркови, мама!
Я любил одну из Айдункан,
та же не любила помидоры..
Знаю, мама, что любовь - труха.
До свиданья, мама, будь здорова!
Все мы знаем пользу хлеба,
но не не знаем пользу неба.
Знаем мы и хлеба вред,
а вреда у неба нет.
Всё мы помним меру хлеба,
но не помним меру неба.
Помним мы - оно безмерно.
Верь-не верь, но это верно.
Всё мы верим в веру в небо,
но не верим в веру хлеба.
Верим мы, и это - верно.
И не верим - тоже верно.
Всё мы чем-то не довольны.
Хлебом. Небом. Солью. Болью.
Я шел и думал.. Думал о Любви..
Вдруг понял: у меня душа кровит!..
..О, Боже! Я же не банальный!
Ведь я же начал стих писать нормальный!..:
В груди моей оранжевая рыба
живет давно, возможно, даже вечно
Скребет по сердцу плавником пугливым.
Порой, хвостами задевает печень..
Но перестал, ведь печень не в груди.
Да и Бог с ней..
В душе моей оранжевая рыба
плывет, плывет, доплыть никак не может
к пределу тех изгибов сиротливых,
похожих на незримые дорожки,
по коим днем седое небо ходит,
по коим ночью ходит ночь, гарпун ей в вымя.
Сидел и думал по-турецки на полу:
Любовь прекрасна, трепетна, невнятна.
Вдруг захотелось поменять ять на
земную и удвоенную У..:
Уу.
В мечте моей оранжевая рыба
сидит под древом, весело смеется.
В мечте моей у рыбы клюв и крылья.
Но это токмо радужные грезы.
Тогда у птицы плавники и жабры.
Тогда все жабы вызывают жалость.
Чу! Сжалось сердце от Любви.
Я понял, что душа опять кровит..!
По коим ходят пни, каменья, воды,
покуда не узнают мое имя.
Но рыба та молчит, оранжевая рыба.
Она узнала. Вы б узнать смогли бы?
Ыы.
23.05
Я тень твоей тени
и день ото дня
стою на коленях
и боль не унять.
Я тень твоей тени
и день ото дня
качаюсь оленьи
у скользкого пня.
Я тень твоей тени,
я ягель, я мох.
Я мог, без сомнений,
вступить на порок.
Но упал.
23.08
Я тень твоей тени
и день ото дня
пишу мутнотень я
на радость меня.
Я тень твоей тени
и день ото дня
съедаю коренья,
а травы - меня.
Я тень твоей тени,
я твой самолет.
Я мог, без сомнений,
спуститься в пролет.
Но упал.
Я - мох.
23.12
Я тень твоей тени.
Мне ночью - невмочь.
Чьему-то хотенью
хочу я помочь.
Я тень твоей тени
и день ото дня
без тени сомненья
валяюсь у пня.
Лежу, вислогубо,
под тяжестью рыл.
Я - твой как бы убер,
я твой как бы умер.
Ан нет.
Не смотри.
Я стесняюсь.
23.21
Я тень твоей тени.
Но я - не твоя.
Не тень я, не тень я,
но тень - это я.
23.25
Ни за понюшку табаку и ни за пятнанную честь
я отдаю свою судьбу в проклятья лап, в отрывки лиц.
Низа вверху, верхи в низах, в средине гвоздь. Где гвоздодер?
Я превращают тлен в труху, словами восхищая спесь.
Предуязвляя благодать, посредством преломленья дна -
- Россия мне совсем не мать, как, впрочем, не она одна.
рыжее железо желтое что медь
жидкое что олово жадное что смерть
что же будет дальше? жажда или жизнь?
ты не думай, старче, в вальсике кружись
василиски-девочки мальчики-упырики
ползай-ка по дну да не смей выныривать
да не смей смеяться - засмеют ведь, господи
яд всегда всеядный, ешь его без просыпу
пей его без устали невпопад и с продыхом
добрый лектор едет но не примет роды нам
без примет с пословицей поговоркой сетуя
бог пройдет околицей с добрыми советами
с дивными подарками ни тебе ни мне
если он идет там - значит он не здесь
поле растревожилось расступилось пастбище
все на все положено здравствуйте, товарищи
до свиданья, вороги, встретимся за пашнею
день вчерашний будет непременно завтрашним
Катя, королева карусели,
смотрит, чтобы на нее не сели.
Королева карусели, Катя,
знает про еще и обо хватит.
В голове у Кати есть глаза,
а на волосах ее коса.
Вот и все про Катю. А теперь
приоткрою вам другую дверь:
верь-не верь, хотите - не хотите,
я вам расскажу о троглодите.
Троглодит живет в большой пещере.
Вы - не верьте. В это я поверю.
Вот и все про троглодита, хватит.
вспомним обо всем, помянем Катю.
Катя, дщерь простого троглодита,
нами всеми и отцом забыта.
Вспомним Катю и опять помянем.
Есть вопросы? Что-то непонятно?
Катя, продавщица перламутра,
в ночь приходит и уходит в утро.
Мы идем по следу ея ног.
С нами Катя, троглодит и Бог.
Бога нет, как, впрочем, нет и Кати.
Нет еще и нет, конечно, хватит.
я лягу на брюшко и лапоньки смирно сложу
под грудку, полна что неистоводоброю силой
закрою глазенки и ротиком мяу скажу..
возможно, я спятил, но так боле невыносимо
усну беспокойно с тревогой в районе хвоста
с тревогой, что нету хвоста в том хвостовом районе
усну потому что я очень и много устал
к придуманной пушке таскать боевые патроны..
т е снаряды
..быть может, я кошка, мне снится, что я человек
со сложной судьбой и бессмысленной жаждою женщин
когда я проснусь, то в пушистой моей голове
ничто не останется, будет по-прежнему прежде
Смотри кино, не думай ни о чем,
я буду думать, как забить ресурсом башню.
Не вспоминать про день позавчерашний,
есть суп грибной а может быть харчо,
а может - щи, да выбор супа важен.
Да! Выбор, сука, важен.. И еще:
катись к чертям, греми своей повозкой,
костями клацай, зубом плоть кусай,
не только ты устала, я устал.
Устал устами есть пустые слезы.
Да, решено, сварю рассольник. Знай:
кино смотреть, лежать, сидеть - не ерзать -
- то способ позабыть вину.
Пошла ты вверх, а я ко дну
плыву, натянут славно парус..
Нас не было и не осталось.
Йо-хо-хо.
Я люблю собаку мордой вдрызг,
то ли об асфальт, а то ли всмятку.
Да, собаке ты не скажешь: "Брысь!"
словно кисе, мчаться без оглядки
будешь ты, насвистывая вальс,
не собачий и не Мендельсона,
чуя пятками навязчивую пасть,
за вазонами не чувствуя газона.
А, споткнувшись, вальс ты все ж свистай.
Всех наверх свистай, пока не поздно..
Я люблю собачий скверный вальс.
А еще луну люблю и звезды.
Ко сну остыли провода, вода и травы.
Коснусь нетвердою рукой замшелой правды.
А мох - что плюш, а плюш - что плюнь в сырую воду,
не пригодятся ни круги, как ни крути, ни пароходы.
Ни человеки не нужны, ни их колеса.
Ничьи ручьи, ничьи ничьи, ничьи погосты.
Ничьи победы - пятый мат в девятой лузе.
Молчи, камрад, и отбивай чечеткой пузо.
Торжественно и наугад, картуз поправив,
нас призывает всякой гад отправить право
с кульком баранок в пустоту да под парашу.
Победы и ничьи - ничьи, а сливы - наши.
Я начал про весну и сон в начале лета
писать как-будто бы сонет, не зря в сонетах.
Не зря ни мела, ни лузги, ни мелюзги незрячей.
Я знаю только лишь одно - не тонет мячик.
И как не режь его, не жги, не жри зубами,
наш мяч всегда зажат в руках свирепой Тани.
И зайка под чужим дождем не спит, не дремлет.
Бычок, качаясь на доске, не смотрит в землю.
Начала у скамейки нет, а у доски - скамейки.
На что, конечно, милый друг,забой забей ты.
Трава остыла и вода гудит устало.
Нас не было и никогда, увы? не станет.
беси меня, беси
без силы и без сна
беси на небеси
беси меня, весна
неси меня, неси
неси - не донеси,
упав без сна, без сил,
умри и не прости
помянем мясо молоком
а молоко помянем мясом
а лучше мясо с молоком
помянем молоком и мясом
и ляжем ложью промеж трав
прорезав вымя злой осокой
теленок вышел смерть поправ
и выжил Богом
Я уснул в шавасане,
проснулся в Камбодже.
Австралийский не зная,
говорил по-немецки.
Потряся волосами
на предсмертное ложе,
из орешка познаний
выгрыз детское нецке.
Приходил генацвале
по меня и по душу,
я его уложил
и покрыл накрывалом,
как и снег, что нас валит
с копыт и наружу.
Нас, дома, гаражи,
поезда и причалы.
И печали, и похоть,
и рвоту, и вату
накрывает тот снег,
да не тот, да не этим.
За эпохой эпоха,
а за ней автоматом
с газировкой взбурлит
бессиропное лето.
Моя героиня, дочь обезьяны,
в парадной ливрее вышла из призмы
времен и сомнений, соитий и сжатий.
Хоть ей говорили:"Подруга, нельзя так.",
"Пора стать добрее.", она с укоризной
сгибала колени, снимала пижаму
и шла в пирамиду по зову природы.
Я шел вслед за нею, и ахал, и охал.
Кричали:"Охальник!" мне в спину невежи.
Я скрылся из вида, но виду не подал.
Вопили злодеи:" Тебе будет плохо!"
и прятали хари в льняные одежды.
Подруга ж моя, моя героиня,
что дочь обезьяны, что вышла из куба,
вошла в бесконечность, восьмерку рисуя
своей волосатой и нежною лапой..
Я не могу уйти от бала со свечами
столь далеко, как бы хотела ты.
Играя в покер шумными ночами,
я в то же время рвал и драл цветы.
А ты живи и не играй, родная,
со мною и в меня ты не играй.
Индейцы знают тайны всех вигвамов,
но за ружье готовы смыться в рай.
Белиберда, что ты всегда со мною.
Белиберда - неясное из слов.
Друзья с тобой мы, я того не скрою.
И не отдам полпола за любовь.
И я иду, иду нагой на запад,
но мне хотелось бы идти в туда.
В туда, где с потолка не будет капать
чужая и священная вода.
Я не боксер, а ты, в чужой коробке,
гремишь и едешь, чешуею вся звеня.
Да по асфальту, да озимой кромкой.
Не пишешь ты. Да не пашу и я.
Звенит пожаром полыханье четких крыльев,
я их накрыл, но рыло не сложил.
Вы там не рыли, там не рыл я,
всему виною злые порошки.
Да, порошки, да, вовсе не порожки,
через которые ногой ступала ты.
А я следил, поземкой припорошен,
следил и рвал, следил и драл цветы.
Припев:
Я готов полюбить этот мир..
от утра и до утрат
ото рта и до дыры
отдирает детвора
новогодние шары
отодрав и обогрев
оттопырит топоры
в злате в вате в серебре
и в для волка кожуры
мы делили мандарин
на четыре пять и шесть
мандарин нам подарил
ускользающий кащей
на санях и на коньках
по несбывшемуся льду
огоньком без огонька
не в дугу и не в дуду
детство рож и рождество
детский грех и взрослый смех
на покойный крест его
валится спокойный снег
сын рыбака не стал отцом рыбака
сын рыбака остался стоять во сне
дочь рыбака стала рекой, и река
снится отцу рыбака в каждой весне
мать рыбака не знает о том, что сын
спит и не видит сон, что видит отец
вот так и мы, не видя чужие сны,
думаем то, о чем думает всякой мертвец
в миг умерщвленья бессмертной бессонной души
в миг появления там оттуда из здесь
сны - только сны и мертвец никуда не спешит
ибо сон знает, что он совсем не мертвец
я могу говорить языками индейских костров
ведь слова - только дым, и только дела - река
да и слов -то я знаю не много, одно "постой"
а другое "постойданетвпрочемдавайпока"
я умею смотреть лепестками увядщих цветов
и летать вместе с ними из ваз - вниз и на вас
я умею дышать слезами библейских котов
я умею упасть еще ниже чем просто упасть
скоро выйдет зеленка из все нечернеющих недр
выйдет и скажет словами безлюдных равнин:
"чтототыбратраскис", "ужтымнедругзеленкеповерь",
"всенетакужиплохо", "когдатыодиннеодин"..
я не достоин и толики ада
я как стоял так стою до упада
я не пляшу не дышу не ушу
я не кунг фу
яда доз много возможно их вычесть
из предложений ненужных количеств
минус на плюс не равно малышу
фу, Карлсон, фу!
ярды и мили, аршины и локти
хохот, охота и пахота, похоть
смелый художник рисует трубу,
дом, поле, дым
барды приплыли на бакен и свищут
рядом баржа - сифилитиков тыща
и капитан в разномастном гробу
воют коты
это весна и я так ее вижу
нет ни грачей ни подснежников, лыжи
ох как остры, но я их затуплю
хой, панки, хой
или зима я не чувствую зиму
все как-то мимо и криво, без грима
и без гримас я стою и стою
но упаду в огонь
Я хлебнул из ручья,
и настой старогоднего сена
мне порезал гортань,
словно летом одной из осок.
Вдруг из чащи, рыча,
вышел зверь с бородой по колено
и пронёс мимо рта,
опрометчиво метясь в сосок.
Я слегка..охренел..?
Ибо прежде подобное видел
только в сказках у Пушкина
и на экра, нах, страны.
Зверь же дал лапу мне.
В связи с тем, я его не обидел
и плеснул нам по кружке, нах,
из ручья новой годной весны.
Очистить всё: историю и карму,
картошку, совесть, душу от вранья..
Но лень. Полынь и я. И полынья.
И полдень не рабочий, но ударный..
Окуклились кувалды и молчат,
насупившись, насытившись не в волю.
Я по прямой, заношенный кривою,
иду посылкою в ошметках сургуча.
Иду себе, иду, да темным лесом,
да светлым пастбищем, неясною зарей.
Иду и не приду. Мне не впервой
не приходить ни к времени, ни к месту.
я знаю: нас с тобой починят
и вновь отправят на торги
ну, а пока, друг мой, беги
не выпадая из унынья
и не впадая в глупь реки
плыви и плавай плавниками
дыши кривым от смеха ртом
питайся йогойогуртом
носи котят но не ласкай их
а полоскай пред утопом
я жизнь совсем не утверждаю -
- я размягчаю крепкость лжи..
нет, не беги, друг мой, - лежи
и бейся в прянике вожжами
без буквы и шипи шиши
Прыг да скок на горку..
Ноги, словно спички!
Где у заи норка,
Знает лишь лисичка.
Но и зая знает,
Что лисичка знает.
Что лисичка злая,
Знает умный зая.
Хитрая и злая
Патрикея дочка
Хочет скушать заю
Очень днем и ночью.
Лезет во все дыры
Мордой своей хитрой.
Умный зая вырыл
В норку вход и выход.
Сунет морду в выход -
Зая ноги в ход.
Начинает прыгать.
И наоборот:
Сунет морду в ход -
Зая ноги в выход.
И наоборот
Начинает прыгать!
Попадая в молоко,
киска любит молоко.
Ходит круг да около
молока :" Глубокая
очень что-то миска!"
Не утонет киска,
попадая в молоко,
заплывает далеко,
молоко лакает,
только не губами -
- розовеньким язычком
уплетает молочко.
Только миску уволок
милый маленький щенок..
Не печалься, киска,
мы отыщем миску!
Не разоспался я - рассыпался
сыпучей сыпью по песку.
Коси, косая, и коси, коса,
точись сквозь точки и тоску
бруском из камня арканзасского,
японским камнем из воды.
Не помню, как здесь оказался я,
пришел - приходится бродить.
Бродить по свету темной брагою,
постылой тенью, тенетом.
Устану - лягу, встану - лягу я
ловить песок замшелым ртом.
Ловить себя - ведь я рассыпался
зыбучей сыпью по тоске.
Коси, косая, и коси коса.
Коси скорей, чтобы успеть
скосить глаза, что смотрят искоса,
и низко голову кляня.
Не разоспался я - рассыпался.
И нет меня.
Дело в том, что я живой.
Не совсем живой. Вообще.
Прутся все из кожи вон,
чтоб попасть на кладбище.
Чтобы сгнить и стать травой,
лесом, полем и огнем.
Дело в том, что я живой,
чернозим и белозем.
Я не близок. Не далек.
Я не полон и не пуст.
Перелет и недолед.
Недотам и перетут.
Я нигде и никогда.
Нет меня и меня есть.
Я - как всё. А всё - вода.
И всего у всё не счесть.
Я хлебнул из ручья,
и настой старогоднего сена
мне порезал гортань,
словно летом одной из осок.
Вдруг из чащи, рыча,
вышел зверь с бородой по колено
и пронёс мимо рта,
опрометчиво метясь в сосок.
Я слегка охренел.
Ибо прежде подобное видел
только в сказках у Пушкина
и на экра, нах, страны.
Зверь же дал лапу мне.
В связи с тем, я его не обидел
и плеснул нам по кружке, нах,
из ручья новой годной весны.
Я не пират и даже не разбойник, хотя злодей, каких не видел свет. Овал меняю я на треугольник не очень круглых ромбиком монет. Я не злодей, но мог бы быть пиратом. И тискать лист бумаги меж колен. Но вся беда, что потеряли атом, а атом, раз потерян, - не у дел. Мне неуд. ставили за распеванье уснувших и неискренних молитв. Прошел я милых через расстоянья, но нет души, она и не болит. Но! Нет! Души! Чеши! Мешай! Чехвости! Раз ты не с виду глупый не дурак. Играй в ножи, но проиграешь в гости. А восклицанья знак - всего лишь знак. О, это знак. То знахарь нам вещает и вешает орало промеж рыл. Не я ли громкими сопливыми ночами чего-то там и где-то спешно рыл?.. Не я. Завис кусок колбасный, и шкуркою колышется, молчит. Пойдемте на крестины лютых свастик........... Так многоточия рождаются в ночи. В ночах и в онучах, и в запредельной чуши мы появляемся неистово на свет. Я не пират. А мог бы быть и лучше. Не будь тут треугольник из монет. Измору нет ему. Ему и ромбу.Тому, что чуть влияет на овал. Души есть нет. А сердце мимо ломит. Предсердьям хорошо - их целых два. Но печень-то одна. И селезенка. И он один. Как ты, брат, не крути. Желудочки звенят предельно звонко. А сердце спит в неистовой груди. Я не пират, но я ходил в солдаты. И Родину прилежно защищал. Но вся беда, что потеряли атом. А атом, раз потерян, - то зачах. И я не ромб, и я не треугольник. И не злодей. И, право, не пират. Я - круг. Я - шар. Я - мяч, почти футбольный, но и в хоккей я с Вами рад сыграть!
***
С полу блуждающей улыбкой я выплываю из вершин и падаю предельно зыбко на отголосок чьих-то шин. Я падал лучше бы не с полу, а с потолка, но не могу. Как Белка-Стрелка в мертвом поле. И ни гав-гав. И ни гу-гу. И ни ну-ну. И и хоть ты тресни. Я вряд ли где-то упаду. С недоблуждающею песней графиня медленно пруду бежит и рьяно шерсть заводит, лениво к чести говорит. А вот их так! А вот! А воооооот им!.. Гонит. Я - гонщик сам. И не болид. И не больной, и не покойный. Не голоден. Предельно сыт. Спокоен. Не моё:"Доколе?!!". А бочка мандарин смердит. Иль с мандаринами не бочка? Иль тут не нужен разговор?.. Раз не упасть мне с потолочка, я рухаю одной из спор. И рыхло во грибы вонзаюсь и пропадаю промеж их. Мне кажется, я что-то знаю, но их не хватит на двоих, тех знаний, что зачаты в хате. Не хватит их, как не крути. Короче, все. Короче, хватит. Длинее так и не найти.
Волоокая Ольга
удаленным лицом
смотрит длинно и долго
за счастливым концом.
Вол остался без ок,
без окон и дверей.
Ольга зрит ему в бок
наблюденьем корней.
Наблюдением зрит,
уделённым лицом.
Вол ушел из орбит.
Наблюденьем концов
занимается вол.
Я пишу им стихи,
забираясь под стол.
Ольге я их пишу.
И, конечно, ему.
То есть мне. Или ей?
Я никак не пойму..
Да и как их понять-то
из-под стола?
Ольга зырит невнятно
в оба ствола..
Что ты бьешься, бабочка,
о моё окно?
Я сегодня слабенький.
Всё - предрешено.
Беды и грешения.
Радости и быль.
Привяжи на шею мне
не сухой ковыль.
Ты не бойся, бабонька.
Бой - удел слепых.
Дождик с неба капает
не на нас - на них.
Ненависть и надобность.
Недород и брод.
Что не надо - надо бы.
И наоборот.
Ты не бейся, милая,
глупая, хорошая.
Вышло так - унылая
всем досталась ноша нам.
Ты не бойся, малая.
Ты не бейся, милая.
Ничего не мало нам.
Ничего не мило им.
На подступах к ближнему рубежу
была ты на редкость простоволоса.
Возможно, ты знала, что я не лижу
обратные стороны марок про космос.
Про спорт, про машины и про цветы
мне марки весьма и весьма неказисты.
Уйдя, не закрыла и мне кран ты.
Судьба такова фи-фи лателиста.
погладь меня или кота
на кой тебе белье?
вокруг такая простота
и Бог тебе нальет
нальет из памяти своей
взаправдашней воды
погладь меня погладь скорей
погладь туды-сюды
нальет всамделишной воды
в твой ласковый утюг
отпарь меня сюды-туды
отпарь меня, мой друг!
Детский смех много лучше детского плача,
если к этому смеху ты непременно придешь.
Этот смех будет падать немного иначе,
чем упавший на голову пришлого маленький дождь.
Свет дождя был не медленно Богом погашен,
а не быстро. И он не потушит сей медленный дождь.
Всюду слышится запах картечи и порох гуаши.
Всюду видится: ты уже ни во что не придешь.
Друг мой, беги. Быстрей беги.
Наматывай круги скорее.
Я стал другим. Совсем другим.
Наматывать круги на шею.
За другом круг, за кругом друг.
Куб за куба овалом.
Друг, круг ты мне или не круг?
А, впрочем, завали лекало.
Я под водой и на воде
всегда в Исподнем крайнем сраме.
Я над и под. То повод мне
душить круги. Дыши руками.
Собаки после душа сушат шерсть.
Их ноги затекли. Глаза - промокли.
Шесть тысяч девятьсот деля на шест,
я вижу результат в обмылке свеклы.
Отвыкли руки от кобель-травы.
Собаки после смены сушат уши.
А с неба сквозь мгновенья синевы
летят щенки и топят собой лужи.
Я сегодня драматический.
Потому, что я - театр.
Я не кукол, я не камерный.
И не до комедий мне.
Не балета и не оперы.
Я всё думаю о ней.
Я сегодня драматический.
И совсем чуть-чуть теней.
Всплакнув, всплеснул с нуля руками,
запрятал лузы в рукава.
Присел на буросивый камень.
Мне боле места нет покамест.
Пока мест нет. Всплеснул ногами,
батонами и батогами.
Лагает по ночам бухгалтер.
Стреляет семечком халва.
Арахис, древний Бог земельный,
мне нашептал и нашалил -
- под шаль поджал свой хвост. Потел я.
Пока не стукнулся с качелей.
Пока ко мне не прилетели
две пары птиц и дух свирели.
Зверели очи, пни серели.
О, пни сирени. Что есть сил.
постулат по ту сторону лат а по эту сторону лат понтий пилат в потугах пота лица не видно срама конца не видно знамо гонца и сына и духа отца
иссиня синий олень бежит за твоей судьбой бежит а что ж не бежать? бежит.. он придуман так
не в такт и не в темп, а в бровь не вкривь и не вкось а в кость попал бессучный снаряд, сна ряд
копейка ушла в котлован кто он нам - котлован? котлован нам не яма - то факт а кто тогда она нам?
намедни наметилась лень и тень прибежала за ней звени ей звени звени и меня извини
Я открою Вам строгую тайну.
Тайну. Стройную страхом пустым.
А потом я Вас всех покатаю
на дрезине галопом в кусты.
Я открою Вам тайну, вроде.
Как бы тайну. Из первых брюк.
Человек состоит из плоти.
И из крови. И нескольких букв.
Я сам - земля. И все земное
не чуждо мне, мой милый крот.
Я, как и ты, в себе порою.
Порою, все наоборот.
Земля во мне прорыла дыры.
Сквозь прорву дыр бежит земля.
Упорен я и порист, милый.
Порывист, прост. Таков уж я.
***
Я был таков, а стал таким же.
Я быль и нет. Я боль и да.
Мне, чтобы выжить, надо выждать.
Таков удел мой. И крота.
Я не селедка, я не овощ. Я - бурлак.
Иду бичевкой по дороге в камбуз.
Арбузом вымощен. И звать меня никак.
Я некто и никто. Я - ум и разум.
Я умер сразу после смерти вшей.
Клопов не пережив, ушел за точку.
Мне, хочешь, шомпол люто в шею вшей.
А, хочешь, в почку запеки заточку.
И забеги за запад. За закат.
За зов засовов. За беспечность песен.
Таких, как я, не стоит поискать.
Таких, как я не стоит. Хоть ты тресни.
Перед востоком подожми язык.
Вперед восхода пробегись двуногим светом.
Лишь то неоспоримо, что я - зык.
Я зыкий заревом и зоркий второцветом.
Я - я не я. Я иней из нее.
Я - гласная, согласная с оглаской.
Я то, что обязательно сгниет.
Я то, что обязательно. И баста.
А ночью все к утру растает,
и будет ясный светлый день..
Я куриц ем промеж постами,
а в пост - их маленьких детей.
(Выдержка из Устава церковнокараульной службы.)
трепет ночи утра бред
дребедень и дребевечер
дребезг капель стекол звон
перезвон и передребезг
набери на перезвон
если нет минуты денег
я приеду и возьму
всю тебя в свои владенья
я злодей злослов злопуг
золотист и залихвастен
я возьму тебя за фук
и за радость нежных свастик
мне не светит солнце днем
ночью мне луна не светит
мне не светит ничего
ни на том ни в этом свете
дребемудрость дребеложь
дряблый поиск дряблых истин
древний викинг пьет компот
мухоморы не прокисли
древний мичман пьет компот
многолик и несуразен
коловрат коловорот
многосвастик всё и сразу
Смотри, как в клетке хомяки
по колесу бегут.
Чего ты встал? Скорей беги.
Их не напрасен труд.
Беги. Беги. Чего стоишь?
Скорей начни свой бег.
Ты от себя не убежишь,
но прибежишь к себе.
Я мог бы посадить картофель
сегодня, в ясный светлый день.
Съесть витаминов, выпить кофе
и даже положить морковь и
кролика убить, но лень.
Пусть поживёт пока на даче.
И я лежу, втыкаю танки,
смотрю в окно сквозь решето.
Но снова победили Янки.
А за окном мне брезжит то,
что мне не надо, а пошто?..
Пошто все так, а не иначе?
Отрадно наблюдать, как флюгер
томительно летит стрелой.
Как утки, возвращаясь с юга,
стремительно блюдут покой.
За будкой зреют незабудки.
За уткой утка, и за уткой -
- еще одна смешная утка..
Как будто в утках есть покой!
я бросил пить к твоим ногам
и к ним же бросил есть
хотел отбросить и рога
с копытами и шерсть
ты - это брось - сказала мне,
бареткою суча
хоть не моряк но якорь брось
под мой ночной причал
отбросив все сомненья в глубь
достал свой якорь я
и бросил, важен был и глуп,
светила нам заря
Я улыбаюсь в полный рост.
Во все пятнадцать с чем-то метров.
И отправляю под откос
мотодрезины с постаментов.
Вы - люди. Я - не человек.
Я - памятник себе. Возник
из-под руки грача-хирурга.
А вы - возникли из возни.
Я - леденящий след окурка,
летящего с балкона в снег.
За щелкой - коробка с защелкой..
Как далеко зашел ты?
Зашел за калитку с щеколдой.
С подставленной левой щекою.
Да та, и что справа, - подстава.
Роль ставни какая в рольставне?
Не знаешь? Суши тогда роллы.
Не рокен, а просто. Довольно!
Не брокен, а просто ангел,
заплывший к излучине Ганга,
измученный гонгом и боксом.
Что ты? И что я? Мы - поток слов.
Эха лот выставлен в окно на продажу.
Экой жмот в пистолет кокон бумажный
зарядил? Стрелять?.. В звуковой эффект?.. Брагу бражил
посреди телят в сумке. Галифе в обтяжку.
Вот те на еси, синий сифилитик.
В рот вина неси. Ксиву, псих и нытик,
предъяви властям. Морду в стол не прячь, гад.
Бред лови. Кол вставь гордо в ствол. И в спячку.
Да ты спятил, чорт, отрок ворона?
Датый, спать идет. Похоть похоронена.
Мой гоночный пёс
заглох и омёрз.
Не пьян, а тверёз
мой ёлочный пес.
Мой яблочный пёс
былинкой зарос.
Не сложен, а прост
мой карточный пёс.
Гудроном краплён,
одетый в кримплен.
Бензином креплен,
творил беспредел.
Курил, пил, колол.
Но не околел.
Попал под капель
и под ледокол.
На финиш приполз
иконочный пёс.
Под дождь, под наркоз
попал, но приполз.
я сын струны ты дочь колка
меж нами сотни сантиментов
гораздо меньше сантиметров
от пола и до потолка
и числа разные у нас
зато суразны наши цифры
наш внук - сураз руки и грифа
игривый мальчик их сураз
мы не в ладах с тобой лады
не в нас а в грифе, странно-твердом
я с пола подобрал аккорды
и с полуноты мы лады
наш домик дека в ней - дыра
отверстие для резонанса
..позволь позвать тебя на танцы
через порожек поскакать?..
трудно высказать в плоть набитым ртом
трупно визг вязать в смерть убитым ртом
трубно икс искать коль известен иск
трутно но изгадь белый обелиск
лезет мелюзга сверху лезет вниз
неба бирюза радость для глазниц
радость для пустых радость для пустот
да и пусть на них спустит паству Тот
кто живет, в пруду трудно видеть труд
жалом мять руду гнуть-не выгнуть прут
иксом станет иск с хрустом тянет груз
трудно но вернись но и а союз
- я сдаюсь - издать писк и сдаться - риск
нет поднять из да из понять из из
исполнять и спать спать скорее спи
сложно икс искать много проще спирт
Я целую троллейбус в надбровные дуги,
яйцелов и оленей тоже лов на досуге.
НАТО лезет сквозь ставни, промеж толстых решеток.
Надоели мне сани. Мне без них хорошо так.
Раньше был бобслеистом, скелетон свой елозил.
Был силен и неистов, мазал салом полозья.
Салил мазой колосья запоздалой рябины.
Садо-мазо.. Спалось мне охрене..охренинно.
Между Курской и Струве потерялся я, глупый,
и целую троллейбус в рогатые губы.
Кисель и зельц. И сельский полдень.
Потехи скорбной кутерьма.
Прокралась крыса в закрома
и не вылазит.. Мелкий холмик
слегка снежком присыпал Бог.
Под холмиком две пары ног
и умная отчасти морда.
Кисель и зельц. И сельский полдник.
И селезень летит на юг..
Вчера уснул мой мнимый друг.
Сегодня я о нем не помню.
Возможно все. Всего лишь глюк.
Под холмиком две пары рук
копают вглубь и ввысь проворно.
Я адски устал от осени и от любви.
И то, и другое - премерзкая мёрзлая мерзость.
Мой друг не у дел. Печально и тихо завис.
Когда-то был резким-пререзким. Дерзким-предерзким.
Всему есть предел. Предоплата и бредописец.
Я Вам говорю, как придворной пурги лютописец.
Мой друг не у дел. Завис между прошлым и здесь.
Надеюсь, что Ваши друзья где-то рядом тревожно зависли..
Зависли.. Висят.. И без зависти смотрят сквозь сита
на нас, пока могущих что-то пролепетать.
Я знаю, что рядом с ними где-то висит та,
чей рот был жестоко оторван от торта и ото рта.
И все б ничего, но меня преследует привкус
холодных опарышей с ноткой прогнившей листвы.
Хотелось б кого-нибудь взять и немного потискать.
Хотелось бы.. Но, я помню, что где-то есть Вы..
Что-то мне привиделось,
что-то мне икается,
что-то мне икарится,
что-то мне сизифится.
ЗИСы и Икарусы,
карусели-сладости..
Сладится и сбудется,
детство творожковое,
рожки снова вырастут
тут, а может там.
Лифчики и трусики,
все по швам разъедутся.
Есть ли швы у лифчиков?
Ты узнаешь сам.
Есть ли ересь в рейсовых
радостных Икарусах,
есть ли жизнь на дереве,
в лифте - есть ли смерть?
Я в одном уверенный:
листьев нет на дереве,
на земле нет зелени,
на реке есть лёд.
Мнимые Икарусы
по домам разъедутся,
то, что будет далее,
более не в счёт.
гипнокартонные сволочи
лезут сквозь миражи
жизнь неприглядную скво влачит
соской из мира жир
женщина та индейская
смачно сосет и сосет
скоро уедет в Ейск а я
снова кручу колесо
быстро уеду в Бийск и я
словом ловить купажи
женщина та индийская
вымельчит в ступе жизнь
Я стучусь в двери дома под номером Смерть.
Слышен кашель за дверью и звуки: "Вжик-вжик."
Смерть - не бабка с косою, а приличный мужик-
-парикмахер. Не пидар. Как обычно у них.
Я вхожу в двери дома под именем Смерть.
Я пришел в этот дом, чтоб состричь волоса.
Я пришел в этот дом, чтобы бороду сбрить.
Я пришел в этот дом, чтобы выпустить кровь.
Я смотрю в окна дома под литерой Смерть.
Я и сам литератор, семьянин и поэт.
Шаловливой походкой я сюда семенил.
Думал: "Вот наиграюсь.." Ан вовсе и нет.
Я вхожу в двери дома по прозвищу Смерть.
Я вхожу в двери дома, а мог бы в окно.
Но я весь одичал, задубел и промок.
Я пришел в этот дом, чтоб спилить себе рог.
Осень, блин, быль..
Осень - это время поездов.
Кланяются в полюс упыри.
Шкуру к сентябрю прифрактовав,
я вонжу последнее Расти.
Фрак мой бел, что беличье бельмо.
Враг мой - твой. И так же мой твой друг.
Осень - это то, что у людей.
осень - это то, что не у всех.
Ча, ща и чу..
Я - не фанат,- поверь мне, шлюшка,
заблудших фавнов и ферзей,
вторичных замков и грязей,
что льются, более чем справно,
из всех отверстиев из ней.
Ты - не она. А я не шью. Ска-
замши Жи, скажи и Ши.
И выпусти из сердца пар. Но
не из каменной души.
Прогорклый и безумный..
Мой в горле ком - он ни о ком.
Он - просто ком. И мной влеком
из горла голеньких оков.
Из мира плавленных сырков.
Он ком и мим. И едет мимо.
Без мумий, без мимоз, без грима.
И легок путь и воз.
Бурлагерь..
Провавый тровокатор - крав.
Отравленный - не трав.
Велеречиво наблюдав
и дюже не сказав
на зов ни зги из глаз, ни слез,
не слезет он с пути.
Прости его и отрасти.
Расти и отпрости.
Он отпрыск непосильных рук.
И их же - дивный всплеск.
Губитель углубленных губ,
влюбленных в рот небес.
Грубитель укротиться в прах,
в постелях потных смрад.
Камрад людей и душ собак.
Храни его Бурлак.
Цветная кровь кефира довольно не цветна, таки.
Ответная любовь факира, наверное, не с руки.
Е-ёе. Не цветна. Ааа. Ое.
Ну, что я, впрочем, о любви.. Кефир - не йогурт - это ясно..
А что любовь? Она - опасна..
Но не с зарвавшейся строки. Увы, не с красной.
Факир - не йог. Он - каратист. Он баб не тискал. Он - баптист.
Мормон. Иль что ли-то другое. А ветер нестерпимо воет.
Не от чего-то.
От тоски.
За косой стоит косая, вся косая и с косой. А за нею - босых стая, посох истово листая, выплывает из кустов. Бог не полон, он - пустой, пустота же - не пустая. Не покорными устами попроситься на постой.
Я не помню, что за точки оставляли коготки. Мост ломали коготочки, проставляясь многоточьем, отсыпая от руки. Богу я гожусь в сынки. Ты годишься Богу в дочки. А за точками - заточки. За косынками - венки.
В узких кругах, то бишь овалах,
нас было много, вас было мало.
Билась пурга. Стыла опара.
Квас пили рогом. Пласт ила алый.
Пластырь напрасно лип. Клип Куина
я не смотрел. Не было клина
клик вышивать промеж горкой и горном.
Круг - лишь овал. Крик - он не ор нам.
Блёклый орнамент дик и печален.
Чарльз, как бы Диккенс.. Время пить чай нам.
Мой город мертв.
Мой голод сыт.
Мой холод квел.
Мой молот стар.
Мой город в тишине застыл.
Мой голод сделал шаг назад.
Мой холод слег и занемог.
Мой молот пал в бою за жизнь.
Мой короб плоск.
Мой ворох - куч.
Мой ворон хитр.
Мой боров крив.
Мой короб пуст, но не дыряв.
Мой ворох - пушечных слонов.
Мой ворон крыльев не терял.
Мой боров так и не сказал.
Пол-утра листья собирал..
Потом пол-утра их сушил.
Такая у меня игра
для обезвоженной души.
Для обесцвеченной души
я собираю листьев цвет.
Ты их потом привороши
чтоб скрыть мой неприглядный след.
Я не тот, не топ, не поп.
Я уже не кот.
Я - обычный гражданин
в сером пиджаке.
А когда-то был котом,
но в реке утоп,
бросившись за бужениной
в бездну талых вод.
Наряжал меня хозяин
в чепчик и банты.
Кружевные панталоны
сам я надевал.
Чтобы угодить хозяйке,
пожилой мадам,
кружевные панталоны
сам я надевал.
Надевал я панталоны,
прыгал на диван.
Приносили почтальоны
письма. Я читал.
вырезал деревню
вырезал бы и город
поболе урона родным
местам лесным
хотелось бы город
со всем его тёсом мясным
да мало картона
всего на деревню
заточены лясы
давай же уже
танцуй бонифаций
пляши в неглиже и режь
2о1о
Разорвали шаль луны
звезды - злые шалуны.
Снова сшили шали луньи
звезды - добрые шалуньи.
Неба свод законов прост:
небосвод - загон для звезд.
Когда я была маленькой, моя маменька,
крыса корабельная,
списанная на берег,
пела мне колыбельные
о вреде дальних странствий и во славу оседлости.
Мама умерла рано.
Я, после многих лишений и мытарств,
вышла замуж, и свекор устроил меня в монастырь.
Но мне там объяснили, что я не жена, а невеста,
я обиделась и сорвалась с места,
благо мимо проходил цирк-балаган..
Теперь у меня веселая творческая работа,
поклонники, цветы.
Но, вот, слышала недавно, что требуются крысы подопытные..
Не пойти ли?
Человек, душой усталый,
отдохнувший тоже ей,
шёл по улице Стоялой.
Мысли были все о ней.
Не о Родине любимой,
не о Матери родной,
как представить Вы могли бы
Вашей умной головой.
Шел спокойно, улыбался.
И не прыгал в антраше,
что козёл какой бенгальский..
Тихо думал о Душе.
Небо дуеца и хмурица,
лес зловредно усмехаеца,
дождь взахлеб с землей целуюца,
птицы спрятаца стараюца.
Люди тоже опасаюца,
непогодой небо крысится,
звери спрятаца стараюца,
небоица только крысица.
Крамолой полон рот Поэта, когда Поэт тот полорот.
Когда Поэт упорот вусмерть, он не Поэт, а полорот.
Когда Поэт не различает, где Поляроид , где Пол Пот, его имут на поролоне, не замечая поры в лоне, и каждый первый полорот.
Там каждый первый поворот направо в пол, налево в рот. А если в пол, то оборота, его имут Поэтов рота, и каждый, право, полорот.
"""
Ура! Я дюже пробухался
и рот мой полон слов идей.
Я не какой-то прохиндей,
хоть хинди малость увлекался
на уровне БеВеГеДе.
Но Клёпу мне ничуть не жалко.
Хотел бы жить я в Портленде
и пить известный там портвейн,
ходить в партеры и театры
на незнакомом языке,
втыкать в березы не кинжалы,
а полторашки для соке.
"""
Когда наступит украина
в твоей озябшей голове,
прольется мимо рук урина -
- рекалство, что ты мне дарила,
но без приставки глупой "ре".
Мимо реки и колодца,
она приведет братца
прямо к копытцу,
ласково улыбнется,
даст ему из копытца напиться.
Иванушка-братец напьется водицы-
- в козленочка не превратится.
Сестрица Аленушка опять улыбнется.
Ни с кем ничего не случится.
Ко мне явился бестельный дух.
(Вот только не надо "ха-ха" да "хи-хи".)
И тихо поведал: "Мой милый друг,
в раю все читают твои стихи."
Глаза паяца, а руки - демона.
Ты панацея от всех панацей.
Ты - мой секретный крот.
Если закончатся вдруг каце,
ты тот, кто меня спасёт.
Если к утру выпадет снег,
ты мне покажешь знак.
В снах мне появишься или в красе,
шорохом молвишь "Банзай.."..
Рад стараться. Радоваться - стар.
я бросаю мяч и:
- мандаринка!
ты не ловишь
думаешь:
- со шкуркой?
мне в ответ улыбку
подари ты
брось а я поймаю
взгляд твой сытый
помню в детстве
мама говорила:
не гуляй, Сергуня,
за ограду
мандарины
мандарины
мандарины
я тебя поймаю
да не ссы ты
падай
Мягка моя рука,
легка моя нога,
моя рука легка,
моя нога мягка.
Нога моя нага,
нага моя рука,
моя рука - нога,
нога - моя рука.
Ай да я,
ай, да я,
ай-я я,
ай-яя.
Эй, ай, да,
эй, айда,
за я - я,
за я - я.
За яя - я за я.
Эй, ай-да за яя.
Я за ай,
я за да,
я за я.
Зая я.
Ураган кураги.
утюг от кутюр ей
я подарю уют
и пару длинных брюк
и юрту куртку бур
рубин и ледоруб
стамеску и очки
таков замес ей люб
таков закос ей лют
она подарит мне
урюк изюм и воск
и бывший виноград
и бывший абрикос
убывшую пчелу
убившую меня
она подарит мне
и лодку и мотор
колоду и топор
лопату и багор
кадило и кагор
Компот.
истцы теребили меня за сосцы
и то до суда а после
вещали мол я рожден от овцы
и буйвола мол я ослик
нет я не осел я им говорил
я вепрь что рожден свободным
истцы верещали - умри - упыри
и лазали под капот мне
Ив хвост.
я белый словно наливы
да что как наливы как снег
лишь чуточку покраснеть
помогут твои наивы
наитье на нити на ивы
листах и тугих ветвях
свивается вкривь петля
и вкось и в косу и в гриву
я яблок обласканный дым
я пух но увы не винни
я лодка в твоем графине
я конь тыгыдым тыгыдым
Репродукция.
В мире все застенчиво. Красиво.
Вот осина.. А за ней - сосна.
На сосну залезть - невыносимо.
Поскорее бы пришел весна.
Для кого-то мир наш - иллюзорный.
Мне же репродукция ясна:
Я - простой, почти советский, дворник.
Я не делаю весну. Я сам - Весна!
Немного о себе наоборот.
Обожаю в лужах дрыбаться.
Выбирать из них бычки.
Дворник я. Простой. Из Рыбинска.
- Будь здоров, Поэт.
- Апчхи.
Смело.
Кто-то гуляет с собакой.
Я гуляю с метлой.
Кто-то живет во мраке.
Мне - светло.
Еще смело.
Живу я спокойно.
Без всяких ЧП.
Махаю метлою
под РХЧП.
Залатаем осень.
Листья тарю. Листья тырю.
Золотые? Золотые.
Листья тырю. Листья тарю.
Здравствуй, осень золотая.
Фикус Феофан.
Миллионов листьев и игл,
дождевых червяков десятков,
сотен шишек я тайну постиг
и шмелей единиц полосатых..
Я ее не постигну вам -
- сами тайну сию открывайте.
Фикус есть у меня Феофан.
Мы с ним спим под одной кроватью.
Нонсенс.
Я расскажу Вам, друзья и коллеги,
вот такую нелепицу:
снег идет какой-то нелепый -
- падает и не лепится.
Я расскажу Вам, родные собратия,
вот такую нелепость:
надо мне поскорее убрать его -
- мигом наступит лето.
Когда я выйду на пенсию.
Когда я выйду на пенсию,
ничего не изменится.
Будет после зимы весна.
Лето - за ней. Это ясен пень.
Когда я выйду на пенсию,
то буду работать дворником.
Ничего не изменится.
Я и сейчас им работаю.
Замороченные дни,
застаканные беседы..
Мы с тобой, брат, не одни -
- с нами вместе наши беды.
Оба мы с тобой несчастны.
Нас любили - мы теряли.
От любви вторые части
сами у себя отняли.
Как сильны мы, так и нет.
Вместе мы с тобой пропили
молоко, муку и свет,
что с другими тили-тили.
- Я к Вам пришла. Нужна коробка.
Вот мой билет и членский взнос.
У Вас есть опыт и сноровка
вбивать в коробку острый гвоздь.
Коробка мне нужна и ящик,
чтоб в нем коробку заиграть.
Вы без сапог, но работящий.
Вы - вольнодумец и пират.
- Вы обмишурились, роднуша.
В коробках я ни бельмеса-с.
Могу околотить Вам грушу.
Я - всем известный ловелас.
Да, я - пират. Тут вы попали.
Не буду врать и отпирать.
Пират я, но пират в опале.
Пират пилы. Пера пират.
Иисус и Иуда пошли по домам
и нас осталось одиннадцать.
Теперь мы спокойно допишем Коран -
Бен Ладан подкинет гостинец нам.
Я тоже не вижу, братишки мои,
отличий от Авеля Каина.
Так пусть на пучине затишья любви
взрастают коренья Аль-Каиды.
Фонарь похож на члена сейма -
- он также весел и лучист,
он посередь Земли торчит,
имея форму каланчи,
имея имя, стремя, семя,
имея смысл и суть бассейна
и несмываемость парчи.
От фонаря в отличье, факел
напоминает нам альков.
Под треск раздроченых колков
гребет давить КООП на бакен
фонарщик-факельщик, и вафель
мы слышим струйный перезвон.
Не просто так и незанафиг.
Познавших палево огня
возня и толчея под толщей
не колебёт кормильца кормчих,
но пыл их жаркий не унять.
Быть на шакалящих утят
они похожими хотят
не зря. Не зря.
танцтовары всякие пуанты
продаются в нашей судной лавке
смертным боем били мне куранты
по лицу сдирая стрелки-лапки
видно новый год не за горами
не за реками не за долами
света очень много нагорает
газа все платить мне бедолаге
по квиткам с курантами мы квиты
причесав седые бакенбарды
втисну голый торс в парадный китель
и покину милый инкубатор
ингибитор салоимитатор
дайте мне чего-нибудь ну дайте
дайте мне отведать сладкой ваты
или ингеборгу дапкунайте
Лягушки в канаве забыли, что значит их «ква».
Им снятся хвостатые живорождённые дети.
Околь их рыдает, редеет и рдеет листва.
И Солнце желтеет и жухнет. Но жалобно светит.
Созрели грибы. И ярчайшие головы их
раскинулись, словно обрюзгшие дождиком жабы.
Стрела прилетит. А за нею в доспехах не к спеху жених.
Но прежде в болоте чего-нибудь благостно жахнет.
Да. Жахнет над лесом забытый фугасный снаряд.
Случайно тягчайше упавший на мягкую землю.
Пока же лягушки свое мне понятное «ква» говорят.
А я, нелюдимый и страстный, им вежливо внемлю.
- Принеси-ка мне мёду, брат.
Желтоватого цвета костра.
- Я попробую где-нибудь взять
для тебя того мёда, сестра.
- Я принес тебе мёду.
- Шустёр. Забирай-ка свой мёд обратно.
Мне не нужен твой мёд сестёр,
а мне нужен мед твоих братьев.
- Мои братья - твои, сестра.
Заплутали в сотах Сансары.
- Хорошо, милый брат, будь здрав.
позови-ка мне санитара.
Дело в том, что мы все сгинем,
прямо ли, согбенно ли.
Господи, промой носки нам
огненной гангреною.
Правды нет в ногах, в ботинках.
Правда, есть в носках.
Ох, как хорошо горим мы!
И прополоскать.
Может быть, ты тоже пиксель,
юзернейм Христос,
к нам любовию проникся
через корни звёзд.
А, быть может, всё не так всё.
Я один в сети.
Трафик есть, тариф и такса.
И заколотить.
Старьёвщик лучше всех знает,
что все вещи тлен.
Но вещи он покупает.
В том его плен.
Груды различных предметов
от лобзика и до сохи.
Плен же Поэта -
- это его стихи.
У меня есть собака - ищейка вещей,
но вещей не находит - находит клещей.
За годы в сети я обрюзг и зачах.
Любимое лакомство - сладкий чай.
У меня есть жена. И она мне нужна.
Она готовит мне есть и со мною нежна.
Она держит меня в клещёвых клещах.
Я храню ей за это домашний топчан.
У собаки моей есть ошейник и пасть.
А еще она любит землю копать.
Собака моя - ох как не прост.
Любимое лакомство - в горле гость.
Огромен наш мир. Мы карлики в нем.
Сегодня - не завтра. Все мы умрем.
Но смерти, быть может, не хватит на всех.
Тогда, что возможно, умрем мы не все.
На небе звон колоколов.
Не избежать грозы.
Я пью святое молоко
от несвятой козы.
Я пью седое молоко,
прокисшее слегка.
На небе звон колоколов.
И злые облака.
Седые злые облака.
И их слеза горька.
Всегда готовы полакать
святого молока.
как спица тонок набат судьбы
пробьет картонных чудес гробы
то писк то стоны все громче лбы
топись, котенок, в углах избы
метал и метил молол и мёл
мол, будет лето мол, будет мол
мол, будет дамба амбассадор
молись карамба твой посейдон
тебя не выдаст нептун не съест
поставим криденс ай-да в присест
из ситца тонок мешок судьбы
не спится что-то не спиться бы
Порядок должен быть в овсе.
В овсе! Не вовсе. Не во всём.
Иначе знаем: быть беде,
когда овёс не прорастет.
Когда овёс не прорастет
сквозь тело вымершей души,
узнаем мы: зря было все.
Пока ж дыши меня, дыши.
Я знаю: у нас нет шансов.
Больны мы болезнью заразною.
Есть малость травы и шампанское.
Придешь? Попускаем газики.
Придешь - попускаем пузырики.
Колечки из дымного крошева.
Нет. Телик не будем зырить.
Там нет ничего хорошего.
Внутри ничего порожнего
там нет. Впрочем, как и снаружи.
На всякий, возьми мороженое..
Возможно, нас обнаружат.
А мы - ничего. Мы мороженое
едим из стаканчиков вафельных
задумчиво и осторожно.
Придешь? Попускаем кораблики.
В мире все застенчиво. Красиво.
Вот береза.. А за ней - сосна.
На сосну залезть - невыносимо.
Поскорее бы пришел весна.
Для кого-то мир наш - иллюзорный.
Мне же репродукция ясна:
Я - простой, почти советский, дворник.
Я не делаю весну. Я сам - Весна!
Светило солнце. Ветерок
ласкал седые кудри.
Чуть свет - и я уж за порог -
- от сонной скрыться дури.
Я сел на свой велосипед.
Корзину взял. На дачу
поехал. Глухо падал снег.
Грибной снег. Не иначе.
Плати по щекам,
хлестай по мослам,
ходи по мостам,
входи в резонанс.
Влачи бытие,
хлещи питие,
врачи не пришли,
съешь сам ананас.
Грачи не грачи -
- нет граней. Углы.
Урлы не мурлы,
курлы - не кирдык.
По трубам ходи.
По тропам руби.
Пока не привык,
бока не впритык.
Корою оброс,
коростою мозг
оброс, размочи
кору отсырей.
Гудёт паровоз
в унылой ночи.
В нем едут грачи
и злой воробей.
Чирик, блин, чирик.
Курлык, блин, курлык.
Бурлескный бурлак.
Гротескный горнист.
Пой соло, пой, птах,
вей соло, птах, вей.
Попрячься в кустах
и мне пригодись.
Концерт закати.
За печь четвертак.
И, клюв приоткрыв,
скажи про себя:
чирик-блин-чирик.
Горит - не погас
небесный блин-свет.
Грачи - не грачи.
Кыш, воробьишко, кыш,
это не твой мякиш.
С крыш, с раскидистых крыш
падает всякая бяка.
То не тебе, малыш,
кто-то подачку кинул.
Крылышком не колышь,
коль развели на мякине.
Стреляный воробей
сразу из трех рогаток
вмах тебя оробеть
сможет заставить, гадкий.
Но ты его не боись,
этого забияку.
Сам собой застрелись.
В смятку разбейся. В мякиш.
Кормом стань для свиней,
да не простым, а комби.
День ото дня свиней..
Дальше чего-то про зомби.
Скоро покроется прорубь
ломкой коркою льда.
В эту прекрасную пору
так непорочна вода!..
Лестницу в воду утащит
трезвый горзеленхоз..
Глянь-ка, со дна таращит
очи И.И. Христос.
Матросов шел на дзот
окрестными лугами
с холодной головой
и теплыми ногами.
Он шел и вширь и ввысь
и напевал при этом:
все будет, будет все,
раз нам нужна победа.
Вот если б он не пел,
родился б я в июле?
Молодцеватый штык.
Дурашливая пуля.
"""
Ушла на десять минут,
киоск совсем без присмотра.
Упрут же газету 'труд'
и книгу 'таинственный остров'.
Точилку и карандаш,
блокнот и набор линеек.
И лидера распродаж -
- стёрку за семь копеек.
"""
Я взял воду в ладони,
я воду понес к реке.
Шёл и думал: утонет,
утонет река в руке.
Шёл и думал:
я к маме родной иду.
Шёл и думал:
я маме
несу беду.
Шёл и думал:
а вдруг
я ей наврежу.
Шёл и думал,
что я маме скажу:
Здравствуй, маменька-речка,
я твой родной родничок.
И ответит мне речка:
иди же сюда, дурачок.
воробьи гремят собачьей миской
минус тридцать на дворе мороз
почему ты не родился киской
о мой черный гладкошерстный пес
я бы в дом тебя пустил погладил
обогрел у теплой сытной печки
но собака злая ты приятель
а хозяин - сволочь бессердечный
Пойду посплю, а сплю я стоя.
Пойду посплю и постою.
Иль не пойду и тут останусь,
на месте постою посплю.
Да. Никуда ходить не буду.
А встану тут и буду спать.
А ты иди, ты спишь не стоя.
Нам не о чем с тобой мечтать.
Когда придешь, мне на домашний
дзинь-блям и спросишь: "Как дела?"
Тебе отвечу: " Так, не очень.
Корсет куда-то подевал.
Пинцет, кисет и одеяло.
Кастет, косынку, проездной
билет. На дне пока бокала
я часто вижу образ твой."
Не докучай мне, верный друг,
своею трепетной любовью,
не воздыхай у изголовья,
оставь призыв надежных рук
и благородных глаз усталость.
Да. Знаю. Мало нас осталось:
ты, я и добрый Микки Рурк.
Но то не повод для печали
и для расстройства нет причин:
я видел множество мужчин,
которые не так кончали.
Увы. Но миром правит хаос..
Вполне возможно, Микки Маус
еще поддержит наш почин.
а мы всего лишь плод больного
больного сторожа и прачки
осталась пачка до заначки
вернее нычка до получки
яснее доза до заправки
а мы всего лишь и нам скучно
а мы всего лишь и нам тесно
в утробе утренних сырков
так значит завтрак
на том же тесте в плену боков
сблевну в рукав
бревну в глазах лишь подмигнув
огниво вынув из штанов
всегда котов душить готов и готов
икота грёбана икота
и кто-то там еще и кто-то
а мы всего лишь плод больного
его просчет
ватагой в атаку на ватных ногах
отвагой от вара врага на рогах..
отвара отважным отребьям ребят!
замаран не страшно гробы не рябят
сугробы в субтропиках тропы во рвах
оглоблями гопники по головам
фигачили викингов храбрых парней
княгиня из книги узнала коней
о ней не узнали они из кино
коней не уздами а узами ног
кроваво мешали с ослицами икс
одно утешает что есть мистер Фикс
Пулей влетела в живот
пуля из двух стволов.
Улей, влетая в рой,
запутался в полосах.
Стул. Раскладушка. Комод.
Письма в столе из слов.
Нервно сжимая рот,
ветер сдул образа.
Шмаль. Малыши. Альков.
Гордый откормленный крот
роет над нами подкоп,
видно, готовит подрыв,
взрыв коготками плешь.
Танком подземным прёт..
Хочешь - держись за фаркоп,
гладкость его смутив.
Ну, а не хочешь - не ешь
женщин и мотыльков.
прощай, молодость
здравствуй, зрелость
не мерзнут от холода
и от тепла не потеют
ноги в обуви
войлочно-черной
с молнией
- разве мы были молоды?
- не помню
Пески. Пески. Кругом пески.
Песчинки на зубах.
Но я избавлюсь от тоски,
сказав верблюду: паф!
Сказал бы я верблюду: пиф!
Но мой язык отсох
во рту, как узник замка Иф.
Всему виной песок.
Песок, что мерзко на зубах
скрипит, хрипит, кипит.
Другой пусть скажет зверю: паф,
и: падай - ты убит.
'''
Да будь ты ковбоем с горбатой горы,
да будь ты холуем с горы двугорбой.
Верблюда добудь! Твой душевный порыв
пусть станет обычной нормой.
Порывшись в бархане запрятанных чувств, расставь на верблюда капканы.
Сейчас не добыл? Ну и ладно, и пусть.
Добудешь потом. Барханы
тревожно и зыбко, призывно гудят.
Резонно зовут к добыче.
Верблюда добыть - великий крутяк.
Крутяк. Не прибавить - не вычесть.
'''
Оазис. Пальмы и ладонь
в моей руке твоя.
Верблюд устал. Его не тронь.
А тронь за паф меня.
Твой запах манит и пленит.
И губ призывна дрожь.
Мой нос не чует - гейморит.
Когда же ты уйдешь?
Гейм овер, бейба,
мой верблюд, увы, не про тебя.
Он смотрит в небо,
пустоту устало теребя.
Он прост и весел, мой верблюд.
Тебе он не чета.
Прошу, меня ты позабудь..
Зе энд. Феличита.
Я буду спать на коврике в прихожей
на тряпку половую весь похожий.
И сон мой сможет потревожить
любой прохожий
сквозь прихожую твою.
Я раньше спал на коврике в подъезде,
страдал неведомой невидимой болезнью
и думал о к тебе подъезде.
Придумал.
И теперь в прихожей сплю.
"""
Капли бьются о подоконник,
а у кресла есть подлокотники.
Бью кулаками по ним от досады:
ливень - осадок.
Только осадок ливень.
А сердце - лишь ливер.
"""
И коровки не радуют и божки.
Вне башки и внутри башки -
- волны-барашки и порошки.
А за порожком коврик лежит -
- страшный, как жизнь.
Скучный, как груздь.
Черный, как грусть.
Дождик пошел, кажись.
Дождик, кажись, скажи, покажись.
Коврик стирай. Три и стирай.
Надо надуть шарик.
Надо надуть и полететь.
Дождик мешает.
Страшный, как смерть.
Коврик стирает.
А всем божкам - по раю.
Бошкам - по шапкам.
Ножкам - по тапкам.
Тапком - по почкам.
И так далее.
"""
Летний дождь, пронзительный и рваный,
разоряет гнезда мух и тли.
Тщетно я подлизываю краны -
- нет воды и земли отошли.
Раззаряет солнце утром ранним,
разгоняет, пучит облака.
Раз за разом тонет сон в стакане.
Видел: восемь рук у паука.
Он бежит косматыми руками
по ноге моей, чтоб хлопнуть по плечу.
Как бы жизнь лохматую исправить?
Знать, увы, я это не хочу.
Я владыкою морскою стану
или же владычицей морским.
Волк мирской зализывает раны.
А залижет - воет на куски.
Рвется от тоски наружу печень,
почки рвутся, рвется прочий ливер.
Будет пища, будет день и вечер.
Будет ливень.
2оо9 - 2о11
Ветер гудит глухо и гулко.
Филин протяжно ахает.
А нае..верну-ка я чаю без булки.
Без молока и без сахара.
Дождь моросит тихо и кротко.
Филин надуто охает:
плащик-то мой сильно короткий,
аховый, оховый, плохонький.
Филину дам свою плащ-палатку.
Филин уйдет счастливый.
Вновь наверну я чая несладкого
и закушу черносливом.
Ветер гудит гулко и глухо.
Филин радостно ухает.
Филин доволен сухим теплым пухом.
Мне хорошо на кухне.
За мои грехи, в лоб и по лбу,
я пишу стихи в стол и в столбик.
За мои грехи, грешные, лихие.
Я пишу стихи. Да, пишу стихи я.
За мои глаза, с лучиком, с чертинкой
кто-то раз сказал, что стихи чертил я.
Залпом пил их яд, выводил на роже..
Не чертил их я, не чертил, а божил!
Склянки пробили полночь по-палундре. По палубе вновь засновали матросы. Капитан шхуны 'Явление Лазаря' отдал команду команде: 'Отдать концы!'.
Легкий на помине зюйд-норд-вест наполнил паруса до самых дальних краёв.
'Скоро мы войдем в закрытое море..' - с ужасным благоговением молвил боцман и скрылся в трюме.
Матросы заволновались. Мало кто из них входил в закрытое море, а, тем более, выходил из него, тем не менее, они ни чем не выдали своего волнения.
Море заволновалось: 'Раз!' Море заволновалось: 'Два!' Море заволновалось: 'Три!'
'Продано!' - хрипло прокричал капитан и скрылся в трюме.
Море, почувствовав скорое появление в себе 'Явления Лазаря' медленно открылось. Шхуна вошла в открытое море. 'Слава Провидению!' - все, как один, выдохнули матросы и скрылись в трюме.
Море закрылось: 'Три! Два! Раз!' и покрылось нелегкой дымящейся рябью.
'Как хорошо быть закрытым морем..' - прошептало оно и с этим шепотом скрылось в трюме.
Сонливый налим и наливистый сом
совсем не плескались - таились меж тел.
Телегами трупы свозились, и им
сом пел и налим переливисто пел.
Они пели молча, глазами навзрыд,
хвостами на запад, слезами на ил.
Возиться с телами и в землю зарыть -
- лениво, тем более, сом и налим
поют так красиво.
Никого не пущу
на свой новый диван.
Буду спать в нем один.
Без друзей, без врагов,
без одьял, без обид,
без котов, без штанов,
без тебя, без меня,
без ума.
Ты придешь, скажешь: здра,
- вствуй, - тебе я скажу.
Я не встану с дивана.
я представлю тебя
без штанов, без котов,
без рогов, без копыт,
без меня, без тебя,
без ума.
В трюмо три морды вижу я,
для краткости - три мо.
Три мо все смотрят на меня,
для краткости - на мя.
Три мо на мя глядят, глядят,
для краткости - гля, гля.
Гля, гля на мя три мо, гля, гля,
и я на них гля, гля.
Для краткости на мо гля, гля,
для краткости - для кра.
Для кра на мя, для кра три мо,
для кра гля, гля, гля, гля.
Сгусти мне на обед сгущёнки,
тушёнки натуши.
Я буду жирный и лощёный
мечтать в тиши
замолкшего желудка.
Считать кишки,
перемножая промежутки.
Кровать. Стежки.
За одеялом одеяло
стегай, стегай.
И постигай своё мочало
и расстригай
кишки, чтоб было легче
их сосчитать.
А я пойду пока на печку
свой sos читать.
Статичны все твои ужимки
в глуши пружин.
На ужин отожми отжимки.
На завтрак - жизнь.
кровь свернулась ежиком
словно молоко
милый добрый боженька
как ты далеко
в клочья телогрейка
тело в пух и в прах
красное варенье
сохнет на губах
гитлеры капутали
нихт парле франсе
не нашли в капусте нас -
- так найдут в овсе
кровь свернулась ежиком
молоко - в клубок
добрый милый боженька
нас не уберег
Нам дан дом дум,
дан нам дум дым,
дней дно дано.
Чад чуда чуй,
чуй дома дым,
дым дома дум.
Залатаем осень… Эй, подруга,
Клей тащи, бумагу и перо!
За окошком пусть грохочет вьюга,
а не хочет — пусть стучит в ведро.
Залатаем осень… Запаяем!
Я не ем с чужих охочих рук..
Знаешь ты, что я того не знаю,
то, что знаешь ты, мой рыхлый друг.
"""
Осенней мякотью
полны глаза кротов.
Деревьев кости
обгрызает ветер
сладостно.
Пес-ветер гонит
облака котов
и лает препаскудно-скудно,
радостно.
"""
Дом номер восемь,
в дома окне скалится осень
Луною во тьме.
Осень зубастая и криворылая.
Осень громоздкая и жесткокрылая.
3убками острыми,
зубками лунными
жадно сгрызает
решетки чугунные.
"""
Первый снег выпадает на тропки,
покрывает пивные пробки,
расстворяет бычки без фильтра,
я хожу по дорожкам без килта
и, дрожа, выпадаю на снег,
и душа переходит на бег.
Человек, дайте мне человек,
штук пятнадцать.
Дай мне целовать.
"""
Я раб твой и слуга, о, Осень..
Я для тебя готов на все, о, Осень..
Готов твой собирать овёс.
Озимо сеять просо.
Пасти стада овец и коз, о, Осень.
И с яблонь яблоки срывать, о, Осень.
А с груши — груши.
О, Осень, Ты меня послушай..
Послушай Бьётся сердце в древо лбом..
Во древо истины сознанья.
О, Осень, ты одна кругом.
И да храни тебя Создатель!..
"""
Камень за камнем. По мостовой
мчится пролетка желтой листвой.
Красной листвою мчится пролетка.
Лето приставило руку к пелотке.
Мчится по городу осень шальная.
Шаль развевается в ветренном гневе.
Лето преставилось. Капают с неба
слёзы и пот на лета фуражку.
Осень куражится… Злобная тётка!
"""
Я сяду в лужу. Поплыву
листом таинственно-прозрачным.
О, Осень, ты неоднозначна.
Давно я был уверен в том.
О, да, я в этом был уверен.
Вот звери понеслись на юг.
А вот гляди, мой пухлый друг:
все птицы сорвались на север,
в ладонях затаив испуг
и жухлый отжелтевший клевер.
II
отколосился клевер… отголоски
утиных криков в форточку летят
утей утих и утлых их утят
а я ногою делаю отброски
зажав мольберт в одной из пят
в другой ступне зажав лекало
моя нога вас всех лягала
и падал мыслей звездопад
из головы моей двуногой
да я пай мальчик для бритья
да я дитя немого Бога
да и не вашего дитя
"""
придя домой в диван не обнаружил
на месте праведном присутствия жены
на кухне стыл когда то теплый ужин
сейчас над ним поземка кружит
я из-под земки вышел в сны
"""
под кровом шинели под долом шинели жена-лилипутка заходит в автобус и режет карманы железною бритвой из коих прокормит семью и собаку
да вы ошалели да вы ошалели иль бес вас опутал загадили глобус небесным обманом ужели вы квиты с ребяческой прорвой что дома по лавкам
корми валидолом пои валидолом своих сухопутных друзей и октопус нагрянет им в ванну с обшарпанной плиткой и темные шоры окутает травкой
беги калидором ползи калидором скользи калидором плати коли должен
бери коли даром
"""
- навари мне белья
молодая жена
да как встарь навари
да как вставлю тебе
в ухо золото я
молодая жена
мне в ответ говорит:
- наварю я белья
добрый суженый мой
навалю я белья
на супружню постель
будем весело пить
в ней
черничный кисель
"""
Однажды вечером одному мятежному духом писателю приснились вот такие замечательные строки:
Вот ужель, блин, и зима
К нам стучится в закрома.
Он записал их на клочке подушки и опять мятежно и духовно уснул.
III
Не просыпаясь.
2оо9-2о11
Море приливисто.
Море отливисто.
Гроздь винограда
И грусть фонаря.
Гренки из хлеба,
Заведомо черного.
Ранки на небе
Заведомо видимы.
Слушай, подай майонез
Мне оливковый,
Я не люблю
Провансаль.
свернуться в трубочку лежать
листом таинственно-прозрачным
у ног твоих неоднозначных
всегда готовых убежать
пластом лежать в тени баржи
подглядывать под платья волны
и вспоминать о правде голой
что лучше разодетой лжи
губой надтреснуто ловить
соленые живые капли
в пределах нахожденья тапок
в хожденьях в сторону любви
в чертоги дочери порока
направить стопы беглых глаз
проникнуть в вожделенный лаз
и там уже свернуться в кокон
Карантин в концлагере, херр оберштурмбаннфюрер.
Все вдруг заболели коричневой чумой.
Крематорий переполнен, очередь за урнами,
неживая очередь, сбросивших ярмо,
иго ненавистное дхармы иль сансары,
точно я не знаю, херр, уж ты не обессудь -
- умных книжек не читал, разве Кортасара
Хулио, но не допонял фабулу и суть.
И овчарки наши, вроде как немецкие,
жалкие потомки индоволка, да.
Что ни удивительно - ни одной сестерции
мы не потеряли, строя Волголаг.
Все бессвязней речь моя, херр оберштурмбаннфюрер,
ждет меня нирвана, мокша, гладь небес.
Невермайнд, дорогой херр, вспоминайте Курта.
Homo, знайте, homini homo.. homo est..
сияют спицы и катафоты на колесе
на колеснице жокея фото навеселе
в картузе белом в жакете белом и бел лицом
в рейтузах смелых оранжев телом в руках клаксон
ботфорт багряный победно давит на тормоза
что вытворял он! - нам фотофиниш все показал
на фотофиниш первым прибыл катафалк
жокей унижен его прибил сей фотофакт
он шиш последний хоть и примчался ноздря в ноздрю
да без сомнений нет в жизни счастья вам говорю
ну что дурында как оно
лежать на дне раздвинув очи
и слушать как водица точит
искусственное волокно
псевдорастенья ряска (lemna)
расставшись с девственною левой
а правой приперев окно?
конечностей не стоит нижних
движенья истовый клубок
сияет искренне лобок
и дальних радует и ближних
дисфункциею эректильной
несвойственной душе рептилий
всему - свой долгожданный сок
всему свой кокс свой взрыв свой мост
кому то пень кому осина
тебе зы: бучая трясина
в болоте оголтелых звезд
Я краски подобрал и кисть
руки твоей, лежащей мертво.
Я подобрал к тебе аккорды.
Да. Я - заправский пианист.
Провел не мало за роялем
я дней и женщин и лоялен
всегда был к группе 'Джудас Прист'.
Я подобрал к тебе ключи.
Я подобрал тебе подол.
Ты подобрела. Я стал зол.
Я подавал тебе мячи.
Ты подавала мне надежду.
Я подобрал твою одежду
и перебрал свой голый пол.
Заправил борщ, диван, тобой.
Сметаной, покрывалом, болью.
И лег под форте пьяноголый.
Я слышал: Халфорд - голубой.
И что с того? Цвета все мнимы..
Какого цвета пачка 'Примы'
балета, прожитого мной?