Adam Gwara
РОЖДЕННЫЙ
ПОД СЧАСТЛИВОЙ ЗВЕЗДОЙ
все о чём ты тоскуешь
там на другой стороне
улицы
зеркала
на границе света
стороны меняются местами
сплетаются в косы комет
ты задираешь голову
приглядываешься с недоверием
рожденный под счастливой звездой
ты на стороне света
а со стороны тени
те что из-под темных солнц
стучатся
в зеркала
**
Tadeusz Franciszek Machnowski
(1937-2020 }
Wiersze z książki - "LIPCOWE SKRZYPCE"
CZY PAMIĘTASZ
Płynęliśmy ojcze dawno i cichutko
– ja młody byłem ty nie byłeś stary –
więc co się stało z tamtą łódką
kto ją pamięta jeszcze oprócz Narwi?
pamiętasz ojcze jak nieśmiało fala
pluskała w wiosła omywała dłonie
było cicho – naraz Matka zawołała
zamarliśmy z przejęcia na moment
jesteśmy – szepnąłeś – bo głos był z daleka
dalej niż zza morza – z bieguna wieczności
tylko najcichszy głos serca dobiega
inne się rozbijają o progi i mosty
inny głos zamiera zanim zgasną usta
– pamiętasz ojcze – płynęliśmy obaj…
czy pamiętasz? – lecz i ty nie słuchasz
i nie odpowiesz – Jedynie zawołasz.
ПОМНИШЬ
?
плыли, отец, мы тогда не ходко,
- я был молод, и ты не старый. –
и что потом приключилось с лодкой?
кто помнит её ещё, разве что Нарев?
помнишь, отец, волна плескалась
о вёсла, ласкало руки течение,
было тихо, - вдруг мать позвала нас,
замерли мы на мгновение .
это мы, - прошептал ты на голос из дали
дальней, из-за моря вечности вечной,
куда только тихие слова долетают,
другие ж не в силах нести зов сердечный,
и не покинув уста, угаснут .
- помнишь, отец, - как плыли долго ,
помнишь? - не слышишь, зову напрасно,
и ты не ответишь, окликнешь только...
***
Michał Witold Gajda -
Wieczór z niedoszłymi przyjaciółmi
Światła zagrody szeroko sięgały
fal rzeki, skacząc jak płomyki zniczy
dla żywych, zmarłych i nieistniejących
moich przyjaciół, których nie zaznałem.
Ciągle nie mogłem się wszystkich doliczyć
kiedy siedziałem nad brzegiem, na łące.
Dmuchnęło mocniej, chłód przylgnął do pleców,
gdy wiatr w ogrodzie świstał i odwracał
blade podbicia malinowych liści.
Popędził fale, jakby nagle przeczuł,
że czas przegonić wieczór z cieniem lata
i mnie do domu, bo reszta się przyśni.
Михал Витольд Гайда
Вечер с не пришедшими друзьями
Свет от ограды реки достигал,
плясал на волнах огонёчками свечек
живым, неживым, тем, кого не узнал,
друзьям дорогим, ко мне не пришедшим,
которых не счесть , да и я не считал,
на берегу возле сада в тот вечер.
Холод дохнул, тронул спину озноб,
ветер в ограду ворвался, с налёта
в бледные листья малины зарыться,
поднял речную волну , наверное, чтоб
вечер прогнать этот с тенями лета,
к дому меня, ну, а встреча приснится.
Всякое разное 5. (20-22 годы)
На самом-то деле ничего нет.
И самого-то дела нет.
И нет нет.
Но минус на минус даёт плюс.
Будущее наступает, когда кончается настоящее. Для меня.
Я выжил в Советском Союзе,
В Израиль утёк из РФ,
Теперь пенсионной обузой
Живу и живу обнаглев.
И познал Адам Еву под деревом, которое и стали после этого называть Древом Познания.
All we need is LIKE !
Вино я не пью, принимаю.
Эпитафия.
Был никем,
стал ничем.
О суггестивной поэзии :
«...ибо не ведают они, что творят.»
Собаки и люди декоративных пород.
Россияне в рассеянье.
Занялись историей. Клянут 90-е, распинают Гайдара.
Железный конь спешит вперёд
Исторьи пыль взметать,
Семью трудящихся зовёт
Ошибки выявлять. (О.Бендер)
У Парфёнова - Русские евреи, Русские грузины... Русские русские?
Если бог есть, то лучше бы его не было.
Очередь в справочное бюро. Подбегает сбоку : Мне только спросить!
Дни - дежавю. Не думал, что доживу.
Оговорка: писатель Альбер Чумю.
Мёртвые души.
Будённый: -Давно не брал я в руки шашки!
Берия: Знаем мы вас, как вы плохо играете!
Кого Наша не победяша!
Когда осознал необходимость, уже не дёргаешься: свободен.
Скрип
Скреп.
Долг платежом долог.
А лозунг « Если надо - повторим!» - из песни на слова Дудина. Солдаты, в путь, в путь, в путь! Хором хорохорятся.
Фамилия и судьба российских владык.
Двусложные с ударением на первой гласной (хорей)
Ленин
Сталин,
Брежнев
Ельцин
Путин.
(Гитлер!)
В бой за родину, в бой за (этого)
Хрущёв - ямбический, и другие неудачники -Андропов, Черненко, Горбачёв, Медведев.
Евангелие от Некрасова.
Были двенадцать разбойников,
Был Кудеяр- атаман...
Goal как сокол.
Погодка - глянь !- хорошая,
и птички голосят...
Гляжу в окно, как в прошлое,
а в прошлое - нельзя.
Левые бы поправели, правые бы полевели, а воров бы повыловили!
« Я там был, мёд-пиво пил,
По усам текло, в хлебало не попало!»
Ворон Newermort
Осень, сеньор, осень.
Восемь- десят, не - надцать.
Долг платежом грозен,
за временем не угнаться.
Мнение не имение, поделишься- не убудет.
В борьбе чёрного с белым побеждают серые.
ВМФ парад в СПб.
Главком на сером катере
приветствует морцов,
и статуи как снайперы
на крышах у дворцов.
Пора обнулять историю. Объявить амнезию.
“Дайте ходу пароходу
поднимайте паруса !”,
Дайте опиум народу,
на свободу нам нельзя -
Сразу - декомпрессия,
агрессия, депрессия!
Математик о Малевиче: Нонсенс в квадрате.
Рифма.
Прогресс
Прогрыз.
Попалось сокращение: искусственный интеллект - Искин. Однако, еврейская фамилия!
-Так. Сегодня среда.
-Опять?
Маниакально-репрессивный синдром.
Из поэзии ушёл автор. За ним потянулись и читатели.
Виноватым не простится,
На невинных отомстится.
Нет сторонних на Земле,
Утопающей во зле.
Прихлопнул муху. Мир её погиб.
А я ещё немного пожужжу.
Когда нечем гордиться - гордись этим!
***
Нагиев пошутил: Я возглавил движение” Свингеры за верность”.
***
Результаты перемен, увы: из говна да в полное.
***
Кинохроника парижская бель эпок. Дамы под огромными шляпами как медузы. Господа в цилиндрах и с тростями. Смотрят в камеру с любопытством, на (меня) нас. Иногда дважды прохаживаются чтобы попасть в кадр. Если среди толпы выбрать какого-то одного человека и последить за ним, получается эффект присутствия.
***
Завтра будет лучше чем послезавтра.
***
Политик открывает рот.
Вот верный знак: сейчас соврёт. (с польского)
***
России нет, - сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал, и стал по ней ходить...
***
Роден.
Вот поцелуй. Учись, кацо,
лицо к лицу заподлицо.
***
Вот бегает придворный мальчик...
“Жизнь даётся человеку один раз, и прожить её надо так” :
ЗАПОВЕДИ
1.
2.
....
10.
Возможен выбор.
**
Трудно смолчать, когда сказать нечего.
**
ФБ-друг.
Ни мычит, ни телится,
ни лайкает, ни делится.
**
Новое выражение:
Я на это забил,
Я про это забыл.
**
Чаще всего аннотации к предлагаемым фильмам начинаются словами: Выйдя из тюрьмы...
**
Поэт-отшельик пишет анахореем.
**
Министр иностранных дел в государстве служит фиговым листком. Иногда лавровым.
**
Подражая Пуханову.
Один Мальчик называл Одну Девочку “моя половинка”, потому что её другая половинка была с Другим Мальчиком.
**
Новый год попал на полнолунье,
смотрит на луну как в полынью:
-Погоди-ка, вольная шалунья,
я тебя, шалунью, полоню!
**
Россия в новый год перепрыгивает со второй попытки.
**
- Сколько ни перечитывала Онегина, ничего там не сказано об его внешности. Другие описаны в подробностях, а этот- только как одет. (М.)
**
Поэтическое библеяние.
**
Самосад - возвращение на родину.
**
Горе от Муму.
**
“Детская болезнь левизны...” в капитализме.
**
Кощей Бессменный.
**
Написал в ФБ про картинку : Хохлома. Удалили. Видимо, посчитали это ругательным названием Украины.
**
Почему поэт поёт?
_Логос голос подаёт.
**
Бифштекс с кровью “робеспьер”.
**
Поэту нужен читатель, как эксгибиционисту зритель.
**
Тепло кресту за пазухой.
**
Порастание старостью. Из ума выжил, впал в мудрость.
**
Уже божественный глагол
тугого уха не коснётся.
Отпел щегол.
А хоцца...
**
Иносказание
подлежит наказанию,
Поэт-
иноагент.
**
Кто запустил это лицемерное ” извините каламбур” вместо “оцените!”
**
Там хорошо, пока нас там нет.
**
В моём “котелке” всё время варится словарь.
**
На родимом пепелище
ко всему привычен люд,
От добра добра не ищут
и от худа не бегут.
**
Россия как Сизиф,
наказана богами:
свой неподъёмный миф
ворочает как камень.
**
Так вот и буду как Маяковский
пить свой утренний кофий.
**
Труппа анатомического театра.
**
Стихотворение. Тогда я
скажу, что опус удался,
коль длится не надоедая.
Как колбаса.
**
Орфея растерзали фанатки.
**
Азеф Виссарионович.
**
Равенство и Справедливость.
Два сапога- пара, да оба левые.
**
Кошкин boyкот.
**
Гей-парад: марш однополчан.
**
Иов на гноище
Виновных не ищет.
**
После заявления о том, что для дружбы нет границ, началось вторжение.
**
“ Одна голова- хорошо, а две - лучше”, - говаривал палач на сдельщине.
**
Стихами “ в лоб” не говорят,
прямого смысла не ищи ты,
но попадают невпопад,
как в разговоре одесситы.
**
”Художника обидеть может каждый”. Не будь каждым.
**
И балеринки у нас - пачками!
**
Свобода приходит с нагайкой...
**
Poultry poetry.
Клан кланом вышибают.
**
Посеяли беду на берегу...
**
Дырка от публики.
**
Шут даун.
**
Безличное местоимение. (Депутат от партии).
**
Не ссы, не ссы, художник,
не предавайся ссу!
**
беззвёздной ночью мы толпой
к туманной двинулись мечте
и впереди шагал слепой
в своей отдельной темноте.
**
Хтонь могучая,
сонь дремучая.
**
Прилип к компутеру
будто брод к бутеру.
**
Садомузыка.
**
Понимание - отлов смыслов слов.
**
Осень
Читатель просит уж рифмы просинь.
**
Член-корреспондент - друг семьи.
**
Я- яблоко, пока живой,
душа личинкой в нём.
Но отлетит, и в душевой
отмоет мой геном.
**
Пророк из брошенных в него каменьев сумел себе построить дом.
**
Ортодоксы сионистов слили,
в этом смысле исламисты с ними.
.This writer wrote not with a pen but with a pen_s
**
Углубляясь в историю, понимаем, откуда ноги растут.
**
В о@идании “бана”.
**
Обе они при деле
в этом земном колхозе:
жизнь сеет да сеет,
смерть косит да косит.
**
Сам дурак, а губа у него не дура!
**
Жил на свете графоман,
графоман от детства,
и попал раз к дуракам,
полным буквоедства.
**
Неустойки - столики в баре.
**
The Sorrows of Young Writher ( Goethe.)
**
Война как чума. Начинается от одной заразной крысы.
**
Пока не кусается,
меня не касается.
**
Бистро.
”И какой русский не любит быстрой еды?”
Словечко из сети: депутаны.
**
Через премии - в звёзды.
**
Марс или сраМ?
**
FREEDOOM !
**
Концерт для двух дирижёров с оркестром.
**
Не тщись, вааще
тут всё вотще.
Иди ищи
где гуще щи.
**
Гипоталамус Гименея.
**
Талант и его Креатида.
**
Поэт-слухач, да читатель- неслух.
**
Торжественное заседалище.
**
НОЙ И ПАРА НОИКОВ:
ХАМ НАХАМИШИ И
СИМ ПОБЕДИШИ.
**
Борьбы добра со злом не бывает.
Добро нажитое сидит тихо.
Зло меньшее с большим за него дерутся.
**
Чёрная дыра вместо звезды возникает, когда масса всё теснее и теснее сплачивается вокруг чего-то нулевого. И - коллапс.
**
До бога высоко,
а царь недалёк.
**
»А годы летят, наши годы летят,
и некуда нам обернуться назад..»
**
Пели о войне, готовились, ждали. Надоело ждать, сами напали .
**
»Не верьте пехоте...» Окуджава.
...кто вернётся домой-
обернётся чумой.
**
Всякое разное- 4.
Пьянство как внутренняя эмиграция.
**
Где-то
сражаются,
там убивают,
а жизнь
продолжается,
но убывает.
**
ОБЪЯВЛЕНИЕ
Скульптор.
Увековечу.
**
Ему:
-Будь готов!, а он - был таков!
**
Во
многом знании много лишнего.
**
ДР
Пушкина.
Два века - много для человека,
а
для гения - одно мгновение.
**
В
Твиттер помещаю твит,
скоро буду
знаменит.
Заходите, френды, гости!
Я
в Фейсбуке вам напостил.
Я инкогнитом
в ЖЖ
разгуляюсь неглиже.
**
Свобода
слова.
Вышел Месяц из тумана,
вынул
кукиш из кармана.
**
Покуда
не дорос до Нации,
Народ побудет в
резервации.
**
Чтобы
составить мнение, умному человеку факты
не нужны.
**
22 июня. Солнцестояние.
Одна
война сменить другую
спешит, дав миру
полчаса...
**
Помёт
Валькирий.
**
Ничто,
Нигде, Никогда :
- Стой! Кто идёт?
-
Я!
**
В
прихожей схоронясь,
сижу среди
галош.
Я оттираю грязь.
я отрясаю
ложь.
Оставьте
свой багаж,
мы всё убережём,
на
элизейский пляж
давайте нагишом.
**
ЭПИТАФИУМ.
Был
гомо стал гумус
игитур дум сумус!
**
В
империи.
Родился подданным, прожил
поддатым.
**
Уймите
лихо,
не надо коллапса!
Ведь мне
- на выход,
и дверь
захлопнется!
**
Актёру
Станиславский:
Претворись!
Михаил Чехов :
Притворись!
Две культуры : местная
и всеместная.
**
Оптимизм
старости : впереди выписка из этой
больницы.
**
Искать
светлое лучше под фонарём.
**
Взвешенное
мнение всегда с «но» после запятой.
**
Богач.
Робинзон
на Острове Сокровищ.
**
Наш
бутерброд падает маслом вниз, а ихний
сэндвич - никогда!
**
Я из числа благополучных,
судьба
причиной, или случай,
и кажется на
первый взгляд,
что я ни в чём не
виноват...
**
Жили- выживали, из ума
выжили. Теперь и разум искусственный.
**
Человек
- конец Творению.
**
И кой-где
велосипедист,
кружась, слетает на
дорогу.
**
Всякому овощу свой едок.
***
Патриотический
навигатор «Сусанин».
**
Веганы не
млекопитающиеся.
**
ЖЖ
Вник
ником в ник - лица не увидать.
**
От
женщин происходит всё зло. Мужчины.
**
Книга
Иова это русская история.
**
-Кто
скачет, кто мчится под хладною
мглой?/
-Поздок заездалый..
**
Утро
стучится в дверь с повесткой
дня.
**
Вспомнилось.
У
ж.д. въезда в лесопилку рядом с нашим
посёлком висел предупреждающий машинистов
плакат:
НЕ СИФОНЬ! ЗАКРОЙ ПОДДУВАЛО!
Надо
бы вспоминать, когда зачешутся руки
написать какой-нибудь комментарий в
сети.
**
Джон Донн, Джон Донн,
Армагеддон...
**
Диктатура
для пролетариата - свобода нищих духом.
По Высоцкому : рай для нищих и шутов...Всё
не так, как надо...
**
В
многополярном мире компас не нужен, по
ту сторону добра и зла.
Из песни
слова не вытянешь, вокализ.
**
Цезарю
- цезарево.
Кто там зарезал его?
**
Опочил в бозе и в блозе.
**
Корыстолюбивое
воинство.
**
Будьте
бдительны! У Каина
покаянье без
раскаянья!
**
Поэт умеет всяко лыко
в строку вставить.
**
Я блогер,
вольный сын цыфира!
**
Не
хлебом медийным жив человек.
**
Орки
сраму не имут.
**
Вкралась
опечатка в его геном.
Потерян -
на-т-ко!- код бога в нём.
**
Сам
за собой ходил, записывал в блокноте,
как
этот, как его, за Гёте.
**
Пропаганда.
Пипл
что граммофон, его надо постоянно
накручивать.
**
Гарри Поттер и Голодомор.
**
Время
империй измеряется периодами
полураспада..
**
Я
памятник себе. Возник, нерукотворный.
**
-Это
кто?
-Это Хтонь!
**
Истина:
-Правд
много.
**
ВМПС
Велик
язык, народу на вырост.
**
Что в лоб
сатирой, что по лбу иронией.
**
Он
поэт, умелый малый,
то верлибров
настрочит,
то
как Пушкин запоздалый
к нам в макушку
постучит.
**
Советская полифония.
«На
фоне Пушкина снимется семейство
«Мы
делу Ленина и Сталина верны
Фотограф щёлкает и птичка вылетает»
Коммунистическая
партия страны»
**
А с платформы
говорят:
-Это
город Ретроград.
**
Всякое разное -3.
Страна.
Когда
у власти
хулиганьё,
покой и
счастье
не для неё.
**
Хокку
- твит - поэзия.
Хайку
да хокку -
Хоккайдо-Сикоку,
а мы-
поклонники
силлаботоники.
**
О,
одиночество! Как твой аккаунт пуст!
**
Материя
Ничто
неуничтожимо, и только перетекает
из
пустого в порожнее.
**
Сословие
писательское.
**
Наёмные граждане.
**
Перевод
- французский поцелуй языков.
**
Валентность
слов.
Что больше боли?
Что тоньше
тени?
Что раньше раны?
Что горше
горя?
Что меньше меня?
**
Дебилы
Осла
били-
ослабили,
козла
били-
озлобили.
**
Запятая.
Складно
и ладно.
Складно, и ладно.
**
Związek
zdRadziecki.
**
Колобок.
Весь
в себе.
**
Рассуждая по уму,
нам
свобода ни к чему,
ведь есть у нас для
братства- равенства
команды «вольно»
и «оправится»!
**
Дух
худ.
Скрип
скреп.
**
Бедой
победиши!
**
И жизнь, и
смерть,
хоть круть, хоть верть,-
что
толку охать, -
-голод и похоть.
**
В.И.
Ленин и ситуация «миссионера»:
Верхи
не могут, низы не хотят.
**
Море
житейское.
В придонных слоях
населения
совсем не заметно
волнения.
**
Хорошее
это хорошо забытое плохое.
**
Будущее
не сбывается.
**
У
кого «запой от одиночества»,
у кого
стихи от одиночества,
чаще сразу
оба-два,
трын-трава.
**
Солнцеворот
Сегодня
я в зените,
а завтра - извините!
**
Нет
порока в своём отечестве.
**
-Не
пей, Иванушка, Алёнушкой станешь!
**
О
«вставании с колен».
-У многих ты
сидела на коленях!
**
Отставить
разговоры,
вперёд
и вверх, Сизиф!
**
Баснякрылова.
Система и Уклад
когда
не в лад,
нет морали,-
украли.
**
Поэту.
Когда
возьмутся драть
в судилище
финальном,
что попросту орать?
Ори
оригинально!
**
От
урок урок
не в прок.
**
По
Калинову мосту
над рекой
Смородиной,
раздеваясь на ходу,
я
иду на родину.
**
Лицо
надобно и для лицемерия.
**
Время
первых, время вторых, время пародистов,
безвременье.
Приди
к нам, тихий вечер
на минные поля...
**
Время и место, Здесь и Сейчас.
«Местные»
« времена не выбирают».
Выбирающие
место выбирают и время.
**
Нет
граждан, есть подданные.
Кто во главе,
тот и в голове.
**
Дурачёчек,
дурачёчек,
книжный червячок-
начётчик!
Дурачёчек-дурачок,
начитался,
и молчок!
**
Из
ямы :
-Я /
Мы.
**
О
смерти
ль думать старику?
И он не хочет, он
не хочет,
и поутру облезлый кочет
всё
голосит кукареку!
**
Соловьи
(Песня)
та та та та идут бои,
поют стальные соловьи...
**
Театр,
где много говорят, устарел. Время для
Твиттер-театра..
**
И о словах..
«Последние
станут первыми...»
**
Озеро
Зеро
глубоко зело.
**
Нейросеть,
У
тебя вопросов много.
-Брось, не мучайся,
играй!
Высший Разум нам подмога:
сто
ответов - выбирай!
**
.... из какого
сюра
растут стихи неведомо
куда...
**
Ходок.
У Ани
он,
и у Кати он.
**
Сантиметр
- мера святости.
**
Умер? Убери
за собой!
**
Роза розе рознь.
**
Под
Светлова.
Я другом ей не был, я
мужем ей не был,
я только ходил по
следам.
Сегодня я отдал ей целое
небо,
а завтра всю Землю.
Адам.
**
Числа.
Действительные,
мнимые, и задние.
**
Памяти Ленкома.
Юнона
с авоськой.
**
**
Стихи
не ложь,
вынь да положь!
А я
смогу,
прилягу — прилгу.
**
В
Человеке
неразделен — неслиянен
Кавель
— Авин.
**
Натюрморт.
-
Покойненько.
**
АДАМ ГВАРА.
PANPIÓRKO PŁYNIE POD PRĄD
zadziwiająco lekki
unosi się jak kurz nad mapą
opada łagodnie
w miejsca nieodwiedzane
od lat
jak to możliwe
że wszystko dzieje się naraz
czy czas to iluzja
zegarów
jeśli rzeczywiście tak jest
pan piórko
nie ma już czasu
ag
PAN PIÓRKO I BRAK PEWNOŚCI
odkąd pan piórko pamięta
zawsze brakowało mu pewności siebie
ale nigdy ciekawości i tupetu
stąd przekraczanie granic
brawurowe wyprawy i powroty
rozpoczynanie od nowa
niezakończonych spraw
kończenie niezaczętych
po latach błądzenia
bardziej przeczuwa niż wie
że pewność siebie jest kompasem
wskazującym kierunek ślepcom
wykrzyknikiem prowadzącym głuchych
nie żałuje
że było mu dane mylić drogę
z każdej podróży wraca
z nowym znakiem zapytania
ag
ПАН ПЕРЫШКО ПЛЫВЕТ ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ
удивительно легкий
он возносится как пыль над картой
опускается мягко
в места где не бывал
в течение многих лет
как это возможно
что всё одновременно
неужели время-иллюзия
часов
и если это правда
то у пана перышко
времени уже нет
ag
ПАН ПЕРЫШКО И НЕУВЕРЕННОСТЬ
сколько пан перышко себя помнит
ему всегда недоставало уверенности
зато в избытке было любопытства и отваги
отсюда пересечение границ
авантюрные замыслы и отказы от исполнения
возобновление
незавершенных дел
окончание не начатых
после многих лет блужданий
он больше чувствует чем знает
что уверенность в себе это компас
для слепых
призыв для глухих
он не жалеет
что ему дано было заблуждаться
и каждый раз возвращаться
с новым вопросом
ag
ПАН ПЕРЫШКО И ДВОЙНОЙ ПАТРИОТИЗМ
пан перышко
родился в стране
где большинство отмечаемых юбилеев
является поводом для соболезнований
не нужно двигаться с места
не нужно менять паспорт
чтобы быть гражданином
двух отдельных историй
своего народа
почти все здесь двойное
патриотизм
цвет флага
и только двойник парадоксально
один.
a
Adam Gwara ЗЕМЛЯ, и другие стихи.
-Ziemio ziemio-
moja Ziemio zawirowałaś
równowagi przez ciebie nie mam
moja ziemio literą małą
moja z dużej litery Ziemio
mógłbym wszystkie wytrzymać burze
ale nie ma już atmosfery
moja Ziemio z litery dużej
moja ziemio z małej litery
mokra ziemio ciepła po deszczu
przyciągana do serca gwiazdy
jakbyś mogła zapachnieć jeszcze
Ziemio ziemią literą każdą
ag
- Земля земля-
моя земля зашаталась
я теряю равновесие из-за тебя
моя малая земля
моя большая Земля
я мог бы выдержать ураган
но больше нет атмосферы
моя Земля большая
моя земля малая
влажная земля теплая после дождя
притягивает к сердцу звёзды
если бы еще могла так пахнуть
и Земля землёй
ag
MANDRAGORA
Tylu do mnie podobnych
Tak różnych od siebie
Przechodziło przez rzeki
Których dziś już nie ma
Pierwszy gdzieś pod kurhanem
Drugi pod parkanem
Trzeci w obłok się zmienił
Kominem uleciał
Teraz nic nas nie różni
Prócz stanu skupienia
I układu współrzędnych
Na tarczy zegara
Co się stało być może
Kiedyś się odstanie
A co stać się nie mogło
Wzejdzie mandragorą
Ktoś ją wyrwie i krzyknie
Jakby wyrwał siebie
Nie znając przeznaczenia
Nie pozna co zyskał
ag
МАНДРАГОРА
Столько похожих на меня
И непохожих друг на друга
Переходило через реки
Которых сегодня уже нет
Одни где-то под курганом
Другие под забором
Третьи превратились в облако и
Вылетели в трубу
Теперь нас ничто не отличает
Кроме агрегатного состояния
И системы координат
На циферблате часов
Что случилось возможно
Когда-нибудь повторится
А что не могло случиться
Взойдет мандрагорой
Кто-то вырвет ее и закричит
Как будто он вырвал себя
Не зная судьбы
Не узнает что снискал
SYZYFIE
bądź szczęśliwy syzyfie kamień i tak spadnie
kamienie mają prawo zsuwać się po zboczu
jeżeli nie podniesiesz co złego się stanie
inni przyjdą po tobie i będą go toczyć
syzyfie bądź szczęśliwy otrzymałeś górę
aż do nieba z pochylnią odliczonych godzin
twój głaz nie byle jaki z samego marmuru
a czas nie zmarnowany próbuj się pogodzić
życie jest grą losową z jedyną wygraną
dla ciebie przeznaczono do toczenia kamień
szczęśliwy bądź syzyfie nie jesteś za karę
góry w piach się rozsypią i zamienią w wydmy
na których cień odmierzą słoneczne zegary
bądź szczęśliwy że jesteś
że jesteś klepsydrą
syzyfie
ag
сизиф.
твоё счастье сизиф камень пусть падает
камни имеют право катиться по склону
если ты его не поднимешь что такого
другие придут за тобой и покатят его
твоё счастье сизиф ты получил гору
до небес со склонами размеченными по часам
твой камень не простой из самого мрамора
и время не потрачено впустую попытайся примириться
жизнь это азартная игра с единственной победой
тебе назначено катать камень
твоё счастье сизиф тебе это не в наказание
горы в песок рассыпаются и превращаются в дюны
на которых тени отмеривают солнечные часы
твоё счастье что ты
клепсидра
TYLE Z NAS DZISIAJ
Tyle miłości w opuszczonym domu
zostanie po nas, co kurzu na krzesłach.
Nam ozimina spod śniegu nie wzeszła.
I nie zbierzemy jej kłosem spełnionym.
Jeszcze plączemy pajęczyny wiatrom.
Jeszcze łapacze snów pleciemy z łyka.
Ale powoli zaczynamy znikać.
Jutro nas lustra nawet nie wypatrzą.
Zostaną koty kurzu w zakamarkach.
Pustka pokoju. Ciemność korytarza.
Cień na firance. Stygnąca kawiarka.
Nie przesunięta ramka kalendarza.
Szyby matowe wyglądaniem marca.
Drobinki soli na wyschniętych twarzach.
ag
ТОЛИКА ОТ НАС СЕГОДНЯ
Толика любви в покидаемом доме
Пылью на креслах останется после нас.
Наша озимь из-под снега не поднялась.
И её не сберём мы ни колосом ни соломой.
Мы еще плачем как в паутине ветер.
Еще ловушки для снов плетём из лыка.
Но постепенно мы начинаем никнуть.
Завтра нас даже зеркало не заметит.
Кошачья шерсть останется в закомарках.
Пустота комнаты коридором продлится.
Тень на занавеске. Остывающая кофеварка.
Не перевёрнутая календарная страница .
Стёкла матовые от высматривания марта.
Крупинки соли на высохших лицах.
Ag
POKÓJ
mam obowiązki
muszę was zatrzymać
mam prawo do milczenia
ale nie korzystam
mam obowiązek krzyczeć
mój pokój jest ślepy
wybiję okno w murze
wrzaskiem się roztrzaskam
mam taki obowiązek
żeby was zatrzymać
choćby na pół minuty
tyle trwa czytanie
КОМНАТА
я обязан
я должен вас удержать.
у меня есть право на молчание
но я им не воспользуюсь
я обязан кричать
моя комната слепа
я выбью окно в стене
я криком взорвусь
я обязан
удержать вас
хотя бы на полминуты
чтения
ag
Adam Gwara
RAMA
Być tylko ramą wśród przepychu rzeczy
A cóż dopiero odczuwać w jej wnętrzu
Martwą naturę nieskończenie piękną
W miedzianym błysku zdmuchiwanej świecy
Uchwycić płomień nim płótno opuści
Dać nieśmiertelność jednodniowym makom
Monetom cytryn martwym oczom ptaków
Refleksom noża odbitym w ciemności
Na tle tak czarnym że obraz bez granic
Zdałby się wieczną abstrakcyjną pustką
Naturą której natury nie znamy
Łatwiej uwierzyć w optyczne oszustwo
W fenomen światła ujętego w ramę
Największy sekret wykradziony lustrom
РАМА
Стать просто рамой для великолепия вещей
Чтобы ощутить внутри себя
Бесконечную красоту натюрморта
В медной вспышке задуваемой свечи
Ловить пламя прежде чем оно холст оставит
Дарить бессмертие макам однодневкам
Монетам лимонов мертвым глазам птиц
Рефлексам ножа отраженным в темноте
На фоне такой черноты что картина без границ
Казалась бы вечной абстрактной пустотой
Натурой природу которой мы не знаем
Легко поверить в оптический обман
В феномен света заключенного в раме
Величайший секрет украденный зеркалами.
MANDRAGORA
МАНДРАГОРА
Столько похожих на меня
И
непохожих
друг на
друга
Переходило
через реки
Которых сегодня уже
нет
Одни где-то под
курганом
Другие
под забором
Третьи
превратились
в облако и
Вылетели
в трубу
Теперь нас
ничто не отличает
Кроме
агрегатного состояния
И системы координат
На циферблате
часов
Что случилось возможно
Когда-нибудь
повторится
А что не
могло случиться
Взойдет мандрагорой
Кто-то
вырвет ее и закричит
Как будто он
вырвал себя
Не зная судьбы
Не
узнает что снискал
ТОЛИКА ОТ
НАС СЕГОДНЯ
Толика любви в
покидаемом
доме
Пылью
на креслах
останется после нас.
Наша
озимь из-под
снега не поднялась.
И её
не сберём мы ни
колосом ни соломой.
Мы еще плачем
как в паутине
ветер.
Еще ловушки
для снов плетём
из лыка.
Но постепенно
мы начинаем никнуть.
Завтра
нас даже зеркало
не заметит.
Кошачья
шерсть останется в закомарках.
Пустота
комнаты коридором продлится.
Тень
на занавеске. Остывающая кофеварка.
Не
перевёрнутая календарная
страница .
Стёкла
матовые от высматривания
марта.
Крупинки
соли на высохших лицах.
Ag
POKÓJ
mam obowiązki
muszę was zatrzymać
mam prawo do milczenia
ale nie korzystam
mam obowiązek krzyczeć
mój pokój jest ślepy
wybiję okno w murze
wrzaskiem się roztrzaskam
mam taki obowiązek
żeby was zatrzymać
choćby na pół minuty
tyle trwa czytanie
КОМНАТА
я
обязан
я должен вас удержать.
у
меня есть право на молчание
но я
им не
воспользуюсь
я
обязан кричать
моя комната слепа
я
выбью окно в стене
я криком
взорвусь
я обязан
удержать
вас
хотя бы на полминуты
чтения
ag
Adam
Gwara
RAMA
Być tylko ramą wśród przepychu rzeczy
A cóż dopiero odczuwać w jej wnętrzu
Martwą naturę nieskończenie piękną
W miedzianym błysku zdmuchiwanej świecy
Uchwycić płomień nim płótno opuści
Dać nieśmiertelność jednodniowym makom
Monetom cytryn martwym oczom ptaków
Refleksom noża odbitym w ciemności
Na tle tak czarnym że obraz bez granic
Zdałby się wieczną abstrakcyjną pustką
Naturą której natury nie znamy
Łatwiej uwierzyć w optyczne oszustwo
W fenomen światła ujętego w ramę
Największy
sekret wykradziony lustrom
РАМА
Стать
просто рамой
для великолепия
вещей
Чтобы
ощутить
внутри себя
Бесконечную
красоту
натюрморта
В
медной вспышке задуваемой свечи
Ловить
пламя прежде чем оно
холст оставит
Дарить
бессмертие макам однодневкам
Монетам
лимонов мертвым глазам птиц
Рефлексам
ножа отраженным
в темноте
На фоне такой
черноты
что картина
без границ
Казалась
бы вечной
абстрактной
пустотой
Натурой
природу
которой мы не
знаем
Легко
поверить в оптический обман
В феномен
света заключенного в раме
Величайший
секрет украденный
зеркалами.
Adam Gwara. Новое от Пана Перышко
PAN PIÓRKO PRÓBUJE ODROSNĄĆ
zdaniem pana piórko
wszystkie pasje biorą się z jednej
gdyby przyrównać do drzewa
pasja życia jest pniem
z którego wyrastają
ciekawość zachwyt sztuka
dalej są mniejsze gałązki
a na nich liście
dojrzałe wiersze szumią latem
jesień jest rozczarowaniem
zima bolesnym nigdy
ale wystarczy
usłyszeć powracające gęsi
żeby uwierzyć pąkom
teraz pan piórko sięga
po vivaldiego i griega
na odrastanie
liści
ПАН
ПЕРЫШКО ПЫТАЕТСЯ ОТРАСТИТЬ
по словам
пана
перышко
все
страсти берутся из одной
если сравнить
с деревом
страсть к жизни-это ствол
из
которого вырастают
любопытство
восторг искусство
от
него идут более
мелкие веточки
и на них листья
зрелыми
стихами шумит лето
осень-разочарованием
зима
- скорбным никогда
но
достаточно
услышать
вернувшихся гусей
чтобы
поверить
почкам
и
пан
перышко
потянется
следуя
Вивальди и Григу
отращивать
листья
Adam Gwara
ПАН ПЕРЫШКО
И РЕАЛЬНОСТЬ
пан
перышко
наблюдает распад
и не
может ему противостоять
словно
в кошмарном сне
от которого невозможно
проснуться
но это явь
не дает ему уснуть
пан
перышко
печалится не
о том
на что он
повлиять не может
себя
ему жаль
ag
PAN
PIÓRKO CZUJE
autor jest z ziemi
gdzie bije źródło
dopala się gwiazda
pan piórko
jest zmyślony
nie oznacza to że go nie ma
pan piórko czuje -
ze wszystkich żywiołów
najważniejszy jest
wiatr
ПАН
ПЕРЫШКО ЧУВСТВУЕТ
его
автор с земли
где бьет
источник
догорает
звезда
пан перышко
выдуман
но
это не значит, что его нет
пан
перышко чувствует -
что
изо всех стихий
важнейший
ветер
PAN PIÓRKO I STARE
ZDJĘCIA
pan piórko
ogląda stare zdjęcia
gdyby wtedy nie tam
albo inaczej gdyby
koło fortuny los
inne ujęcie niż to
rozmazane nieostre
nie pamięta z kim
nie wie jak opisać
jest poruszony
ag
ПАН ПЕРЫШКО И СТАРЫЕ
ФОТОГРАФИИ
пан
перышко
смотрит старые фотографии
если
бы тогда не туда
или
иначе если бы
колесо
фортуны судьба
другой
кадр чем
этот
размыто не в
фокусе
не помнит с кем
не знает,
как описать
расстроен
ag
PAN
PIÓRKO I ZNAJOMI ŻYDZI
pan piórko
zna kilku Żydów
lubimy się mówi
żartujemy rozmawiamy
prawie o wszystkim
czasem milczymy
wtedy boli
ПАН
ПЕРЫШКО И
ЗНАКОМЫЕ
ЕВРЕИ
пан
перышко
знает нескольких
любят
побеседовать
шутим
говорим
почти обо
всем
иногда молчим
тогда больно.
Zbigniew Dmitroca
Sielski widoczek
Żuraw przy studni cebrzyk chałupka pod strzechą
Niedalekiej przeszłości nostalgiczne echo
Salwy malw przy opłotkach piwonie w ogródku
Doprawiają widoczek ckliwą nutką smutku
Czarno-biały rysunek prof. Wiktora Zina
Który piórkiem i węglem stary świat zaklinał
Sielsko-anielski landszaft rzewnie malowniczy
Piękna fasada nędzy głodu łez goryczy
13 sierpnia 2023
Збигнев Дмитроца.
Сельский видочек
Журавель у криницы хатка под стрехой
Недальнего прошлого тихое эхо
Залпы мальвы в заградке в пионах садочек
Приправляют слезливою ноткой видочек
Черно-белый профессора Виктора Зина
что пером и углём заклинает старинный
Сельско- милый мираж ностальгических грёз
Фасад бедности голода горечи слёз
Стефан Юрковски.
Современный
Иуда
тридцать
сребреников
сколько
это может стоить
на черном рынке
или в обменнике?
цена
должна соответствовать
долговечности
имени
анонимного предательства
не существует
всегда найдется
свидетель
или сами
наниматели
проговорятся
грязную
работу не отстирать
даже
в порошке
vizir
даже
если человек родился только
чтобы
исполнить
пророчество
- разрушить
старый мир до
основанья
обеспечить
добру еще одно воскрешение
быть
черным в белых
одеждах –
миссия
достойная
однако нужно
хорошо знать курсы
чтобы
не повеситься
при вести
об
инфляции.
Stefan Jurkowski
Judasz współczesny
trzydzieści srebrników
ile to może być na czarnym rynku
albo w kantorze?
cena powinna równoważyć
opinię tak długą jak wieczność
anonimowa zdrada nie istnieje
zawsze znajdzie się jakaś teczka
albo sami mocodawcy doniosą
brudna robota nie da się wyprać
nawet w proszku vizir
choćby człowiek urodził się tylko po to
by wypełnić proroctwo
– ruszyć z posad bryłę świata
umożliwić dobru kolejne zmartwychwstanie
stać się czernią biel unoszącą na grzbiecie –
misja to godna
trzeba jednak dobrze znać przeliczniki
aby się nie powiesić
na wieść
o inflacji
(„Rekonstrukcja” 1997)
Adam Gwara
KSIĘŻYCOWY KAMIEŃ
Skryty księżycu, zmiłuj się nad nimi.
Drży motyl świecy. Północ zrzuca habit.
Daj zapomnienie, nim świt ich osłabi.
Zawieś bieg planet i poczucie winy.
Piękny księżycu, nie szczędź im urody.
Przywróć im nagość i uchroń przed wstydem.
Niech odmłodnieją kruchym lodem idąc.
Wszak lód to tylko stan tej samej wody.
Srebrny księżycu, zawiąż ich powojem.
Pozwól zapomnieć osobną niepamięć.
Nikt nigdy nie chciał siebie, jak tych dwoje.
Daj im odnowić zaplątanie ramion.
Niech się odnajdą i już się nie boją.
Podaruj
lżejszy księżycowy kamień.
ЛУННЫЙ КАМЕНЬ
Луна,
тайновидица , смилуйся над ними
Дрожит
мотылёк
свечи. Полночь
сбрасывает покровы.
Дай
им забыться, пока рассвет
их не обескровил,
Пусть
время застынет и чувство
вины снимет.
Луна
красновидная, их
одари
красотою.
Верни
наготу им, не
дай проявиться стыду.
Пусть
станут моложе
, ступая по
тонкому льду.
Ведь
лёд, как растает, окажется просто
водою.
Луна среброликая,
их повяжи
вёртким хмелем,
Пусть
в забвение
они воедино
канут.
Никто не
хотел так друг друга, как
эти хотели,
Так
дай им
сплестись наконец
руками.
Чтобы
они обнялись
и смело взлетели,
Подари
самый лёгкий им лунный
камень.
Adam Gwara
Mariusz Parlicki
Kolej rzeczy
Wszystkie wolności karnawały
kończą się kiedyś Wielkim Postem.
Tak się obraca nasz świat cały,
życie choć trudne, jest dość proste.
Po dniu jest noc, po słońcu burza,
po wódce kac i płacz po śmiechu
Ma kwiat i kolce każda róża,
głos cichnie, cichnie głosu echo.
Мариуш Парлицки.
Порядок вещей.
Все вольности карнавала
заканчиваются Великим Постом.
Всё что будет, когда-то бывало,
сложность жизни видится и в простом.
День сменяет ночь, тишину — грозы,
пьянство — похмелье, плач — после смеха.
Цвет и шипы есть у всякой розы,
голос замолкнет - умрёт и эхо.
ПАН
ПЕРЫШКО И ИДЕЯ
у
пана перышко
есть одна
идея
доброправдалюбовь
называть
вкупе
потому что они
описывают все
он уже
наразбирался с измами
но
множество доктрин
оставило
после себя
только путаницу
пан
перышко знает
что ночь добра
собака
не лжет
любовь-это огонь
под
котелком.
Adam Gwara
PAN PIÓRKO CZYTA POEZJĘ
niespodziewanie
pan piórko został obdarowany
tomikiem poezji
wiersze mówiły o pierwszej miłości
po czym przeskakiwały furtkę
za którą dojrzewał sad
autorka nawiązywała do czasów
w których nie umiała się oprzeć
pokusie zielonych jabłek
i rumieniła się rymem
to były piękne czasy
uśmiechnął się
pan piórko
ag
ПАН
ПЕРЫШКО ЧИТАЕТ СТИХИ
неожиданно
пану
перышко был подарен
томик стихов
стихи
говорили о первой любви
затем они
пробегали через калитку
за которой
созревал сад
поэтесса вспоминала о
временах
когда она не могла устоять
перед
соблазном зеленых яблок
и подрумянивала
их рифмой
прекрасные были
времена
улыбнулся
пан перышко
ag
ŚPIEWAJ
między koszeniem traw
grabieniem liści
paleniem ognia
dla zmarłych
śpiewaj
nastaw wino
pisz
posprzątaj strych
wydaj stare ubrania
zanim się staną
niczyje
ag
Пой
выкашивая
траву
сгребая
листву
разжигая
огонь
для мертвых
пой
поставь
вино
пиши
прибери
чердак
отдай старую
одежду
прежде чем она
станет
ничьей.
ag
КАМЕНЬ СПИНОЗЫ
я поднялся
на
башню готического собора
чтобы
установить закон гравитации
и шагнул
в пропасть
по своему выбору
отныне
нет
никаких исключений из правила
падение
с башни
состояние невесомости
каждой
свободной воли
будет подлежать
побиванию
камнями
ГОЛЕМ
я этот Голем
что описал
его Лем
не из
тех
землян
чьим уделом
тлен
есть
у вечного одна мечта
bit
бестелесный я хочу
протянуться
теорией
струн
на скрипке играть как
Ойстрах
распространиться
после фантастического сна
в десять
измерений или может...
oj страх
я
слишком бестелесен
для
протяжённости
ag
BOJARY
nie musiałeś wchodzić przez szafę
ani przenikać luster
ryzykując kulkę łopianu we włosy
i napalm pokrzyw na łydkach
właziłeś przez dziurę w płocie
cudownej czereśni strzegł Bary
czarny pies o dwóch głowach
jeden drops wystarczał by podejść
drugi pozwalał odejść
trzeci przykleił się w kieszeni
wracasz po śladach pestek
w miejscu dzieciństwa
wyrosły domy z klocków
grzeczne psy
nie biorą już dropsów
od obcych
ag
Бояры (район в Белостоке)
не нужно было ни входить через шкаф
ни
проникать в зазеркалье
не боясь
репья в волосах
и напалма крапивы на
икрах
ты пролезал через дыру в
заборе
чудесную вишню охранял
Бары
черная собака с двумя головами
одна
подачка была нужна чтобы войти
вторая
позволяла уйти
третья прилипла в
кармане
возвращаюсь по следам
косточек
к местам детства
выросли
панельные дома
учёные собаки
больше
не принимают подачек
от чужих
ag
Янина Гурецка. Стихи (3)
Janina
Górecka (1947 - 2023). Nauczycielka, poetka.
Autorka kilku tomików poezji.
Wkrótce
umrzesz,
Amedeo, ale jeszcze przełamujesz barwy
na portrecie Jeanne, której oczy otworzysz
w obecności paryskiej cyganerii. Wygrałeś.
Ziemia zmieniła obrót.
W sanatorium bez klepsydry spotkałam nowe wcielenie
Anioła o poważnej twarzy.
Lekko wygięta szyja pochylała się nad stolikami pensjonariuszy.
Migdałowe oczy wyrażały zdumienie i smutek. Bez niego
nic nie miało znaczenia, rozlana kawa pozostała plamą
na szarym tle gumolitu. Stary lekarz z niedowierzaniem
kręcił głową, śmiał się cicho i powtarzał – głupi medycy.
Myślałam wtedy o śmierci kobiety,
dwóch osobnych grobach,
o miłości.
W sanatorium bez klepsydry
na środku jadalni
czyjaś
ręka posadziła głóg
Янина
Гурецка
СКОРО
УМРЁШЬ,
Амедео,
но все еще
подбираешь цвета
на
портретах
Жанны, чьи глаза откроешь
в присутствии
парижской богемы. Ты победил.
Земля
изменила свое вращение.
В санатории
без клепсидры
я встретила новое
воплощение
Ангела с серьезным
лицом.
Слегка изогнутая шея склонялась
над столиками пансионеров.
Миндалевидные
глаза выражали изумление и печаль. Без
него
ничего не имело значения, пролитый
кофе остался пятном
на сером фоне
гумолита. Старый доктор недоверчиво
качал
головой, тихо смеялся и повторял –
глупые медики.
Тогда я думала о
смерти женщины,
о
двух
отдельных
могилах,
о
любви.
В санатории без клепсидры
в
центре столовой
чья-то рука посадила
боярышник
**
(Клепсидра
— символ времени. "Санаторий под клепсидрой" - повесть Бруно Шульца о некоем санатории вне времени, между миром живых и мёртвых. Жанна
— любовь Модильяни, портрет которой
он писал многократно, с глазами без
зрачков. Боярышник считается магическим
деревом. Прим. ЛБ.)
Dalila i Delilah
Nie wiedziała, że jest jego wewnętrznym okiem,
trzecim uchem, trelem wszystkich spłoszonych wróbli,
które przez lata malował na jej skórze.
Jak cyrkowcy przechodzili nad szarością, żeby spaść w senną
jedność nocnego oddechu i czerń porannej kawy
o smaku dalekiej oazy, pachnącej wanilią i kardamonem.
Z majaków budował przystań, z kobiecych bioder niezatapialną łódź.
Ona budziła motyle światłem oczu, głosem
uciszała dzikie zwierzę, aż przyległo do szczupłych stóp.
Znużona odwracała stronę czasopisma, szukając
siebie wśród żurnalowych modelek. Wtedy była Dalilą.
Pomylił imię, gdy na ziemie spadały jego siwe włosy
przycinane niewprawną ręką
Далила
и Дилайла
Она
не знала, что была
его внутренним
глазом,
третьим
ухом, трелью всех пугливых
воробьев,
которых
он
годами рисовал
на ее коже .
Как циркачи,
они проходили
над буднями,
чтобы упасть в сонное
единство
ночного дыхания и черноту
утреннего кофе
со вкусом далекого
оазиса, пахнущего ванилью и кардамоном.
Из
мечтаний
он строил пристань, из женских бедер
непотопляемую лодку.
Она будила
бабочек светом глаз, голосом
усмирялала
диких зверей,
пока они
не
ложились у её стройных ног .
Устало
переворачивала страницу журнала в
поисках
себя среди моделей. Тогда
она была
Далила.
Он
ошибся именем,
когда его седые волосы падали на
землю,
обрезаемые
неумелой
рукой
Wielkie entre
Tezeuszu,
wiedziałam, że się spóźnisz,
od zawsze myślałeś o sławie
i nagrodzie.
Krzyk nie docierał do twoich uszu,
gdy
kobiety wbiegały do labiryntu,
w ciemnościach drżały od
pomruku potwora.
Pod nogami chrzęściły kości
pomordowanych.
Wyszedłeś dzięki mnie,
ale
nie sądź, że zapomnę o zwłoce.
Mówisz, że śmieszą
cię stare mity, niczego nie uczą.
Ja jestem pamięcią,
przeszłe dzieje zapisałam
na murach Warszawy, korze
przestrzelonych drzew.
Zranione miasto nie udzieliło
odpowiedzi
- bohater czy morderca
Великое
«антре».
Тесей,
я знала, что ты опоздаешь.,
ты
всегда думал о славе и награде.
Крик
не доходил до твоих
ушей,
когда женщины
вбегали
в лабиринт,
в темноте дрожали от
рычания зверя.
Под
ногами хрустели кости убитых.
Ты
вышел
благодаря мне,
но не думай, что я
забуду о промедлении.
Ты
говоришь,
что смешны
старые мифы, они ничему не учат.
Я-память,
всё, что было,
я записала
на стенах Варшавы, на
коре вырубленных
деревьев.
Израненный
город не
ответил,
- герой
или убийца
**
Янина Гурецка. Стихи. (2).
Janina Górecka (1947 - 2023). Nauczycielka, poetka.
Autorka kilku tomików poezji.
Томашу Ковальчику.
Нет
времени выравнивать.
Мужчина и женщина
несут камни и
сбрасывают их враз
в зеленую долину.
Есть минута передохнуть.
Она знает,
что там за холмом, есть земля,
в которой
овцы пасутся рядом со львами.
Небольшого
ручья достаточно для их
разделения. Он
хотел бы этому верить,
но должен влачить повседневность
как
будто нет горизонта. Горбятся
больные
спины, пальцы кровоточат,
ноги
печатают следы, запись истории
человека.
Осмеянное наукой сверхчувственное восприятие
позволяет
эскимосам откликаться на призыв.
Связанные долгом -идут.
**
T.Kowalczykowi.
Nie
czas na porównania. Mężczyzna i kobieta
niosą kamienie, które spadają równolegle
w zieloną dolinę. Ten moment pozwala odetchnąć.
Ona wie, co za szczytem, poznała krainę,
w której owce pasą się obok lwów. Mały
strumień wystarczył na oddzielenie. On
chciałby pewności, ale musi toczyć codzienność
tak, jakby nie było horyzontu. Uginają się obolałe
plecy, palce krwawią, tylko stopy
odciskają ślad. Zapis historii człowieka.
Wyśmiewane porozumienie pozazmysłowe
pozwala Eskimosom przekazywać wezwanie.
Połączeni ciężarem –
idą
**
Ассистентка режиссера в забытом театре
У
нас было своё место
между сценой и
остальными незанятыми.
Наши тела
одетые разноцветными огнями
мерцали
на стенах, как великаны
и грезили о
витражах римских храмов,
на которых
святые не стареют.
Девушки всегда
в слишком коротких юбочках
преклоняли
колени перед твоим взглядом и
молились,
чтобы ты посмотрел, как те,
с икон, пыль с которых смахнули
нежной
замшей. Ты спустился с неба
прямо в
мои объятия.
Я вижу тебя-
в облаке
проплывающем
над
рампой или на фоне белого полотна,
когда
твои волосы сливаются в ореол,
а
осветитель становится чудотворцем.
Утомленная
молитвами, я думаю,
что место под
сценой-наше море,
оно живёт приливами,
в его шуме звучит знакомый голос
и
тогда я понимаю, как долог
век стрекозы
**
Asystentka reżysera w
zapomnianym teatrze
Mieliśmy dla siebie miejsce
między sceną a resztą niespełnionych.
Nasze ciała ukryte w różnokolorowych światłach
migotały na ścianach niczym wielkoludy
i marzyły o witrażach z rzymskich świątyń,
na których święci się nie starzeli.
Dziewczęta w zawsze za krótkich spódniczkach
klęczały przed twoim spojrzeniem i modliły się,
abyś patrzył jak ci z obrazów, które odkurzano
delikatną irchą. Spływałeś z nieba
wprost w moje ramiona.
Widzę cię - obłok przepływający
nad zniczami albo na tle białego płótna,
gdy twoje włosy tworzyły aureolę,
a oświetleniowiec stawał się cudotwórcą.
Znużona modlitwami myślę,
że miejsce pod sceną jest naszym morzem,
trwa przypływami, w jego szumie brzmi znajomy głos
i wtedy wiem, że ważki mają dłuższe życie
Янина Гурецка.
Скажем так,
мы были кусочками коры на воде,
толкаемые внутренними мотыльками,
крутили пируэты, как балерины на пуантах.
Позади нас ложились синие и зеленые шали,
какие-то серебристые шарфы, отраженные огни
проезжающих машин, из которых махали
манекены в черной одежде
руками кофейного цвета в перстнях. Сколько лет?
Лодки плыли по рекам Амазонии,
земли, нарисованной на сером полотне
моей юбки-качалки бёдер,
ног упругих, окутанных ветром с дюн.
Сколько нам было лет?
Время от времени я смотрю в зеркало заднего вида.
Я думаю о струящемся потоке, брошенных камешках.
Все дно ими покрыто. Целиком.
Я помню два плоских, оставлявших круги на воде,
подъезжаю ближе , ищу, но вода стекает каскадом
в сборники, от одного к другому. Я бросаю кольцо,
исчезаю за поворотом.
Powiedzmy, że
byliśmy kawałkami kory na wodzie
popychanymi przez wewnętrzne motyle
kręcące piruety jak tancerki w pointach shoe.
Za nami układały się niebieskie i zielone szale,
jakieś szarfy srebrzyste, odbite światła
przejeżdżających aut, z których machały
manekiny w czarnych ubraniach
i upierścienione dłonie w kolorze kawy. Ile lat?
Płynęły łodzie po rzekach Amazonii,
krainie wyrysowanej na szarym płótnie
mojej spódnicy - huśtawce bioder,
nóg sprężystych owianych wiatrem z wydm.
Ile mieliśmy lat?
Co chwilę spoglądam w lusterko wsteczne.
Myślę o płynącym strumieniu, wrzucanych kamykach.
Całe dno nimi zasłane. Calutkie.
Pamiętam dwa płaskie, zostawiające kręgi na wodzie.
Podjeżdżam bliżej i szukam, ale woda spływa kaskadowo
do następnego zbiornika, potem do następnego. Topię pierścionek.
Uciekam w zakręt
**
Самое время
Девушка в синем платье рисует
на волне набегающих дней. Кружатся
мечты, теряются в глубине.
Океан разделил все на позади и впереди.
Поседевшие волосы прячут взгляд.
В старом доме цветут другие розы.
Увитая диким виноградом деревянная хатка
держит на привязи. Питает соками будущее.
Как бы в последний раз разбудить ту волну?
Заиграла бы красками, звучала музыкой,
воспоминанием. Над завтрашним горизонтом
появляется стоцветная лента. Итак?
Небо отменяет запреты, Петр спрятал ключи
в карман. Воспользуйся, это подарок для птиц,
которым не страшны никакие просторы.
Лети!
To jest ten czas
Dziewczyna w niebieskiej sukience maluje
na fali nadbiegające dni. Wirują
marzenia, giną w toni.
Ocean rozdzielił wszystko na za i przed.
Oszronione włosy ukrywają spojrzenie.
W starym domu kwitną inne róże.
Oplatana winobluszczem drewniana chatka
trzyma na uwięzi. Żywi sokami przyszłość.
Gdyby tak ostatni raz obudzić tamtą wodę?
Zagrałaby barwami, rozbrzmiała muzyką,
przypomnieniem. Nad jutrzejszym horyzontem
pojawia się stubarwna wstęga. Więc?
Niebo uchyla zakazy, św. Piotr schował klucze
do kieszeni. Wykorzystaj, to prezent dla ptaków,
którym niestraszna żadna przestrzeń.
Leć!
**
https://disk.yandex.ru/i/_NwsaMnjsBMfGg
меня поезд везёт
а куда не важно
всё
равно мне ближе иль дальше
я немного
развлекаюсь
пейзажем
и
поглядываю на декольте пани сидящей
у
окна мы совсем незнакомы
в черных
кружевах сама бледнолица
и
читает она листая
страницы
ненаписанных
мною стихов моих томик
я
дремал когда пани на
станции вышла
и
меня разбудило ее "до видзенья"
на
сиденье осталась
забытая книжка
ну
а поезд везёт
меня в сторону тени
и
конец поездки всё ближе
и ближе
но не радует
что-то его
приближенье
ag
BLIŻEJ NIŻ DALEJ
wiezie mnie pociąg dokąd nieistotne
co za różnica blisko czy daleko
trochę się gapię w pejzaż trochę w dekolt
współpasażerki siedzącej przy oknie
ona mnie nie zna ja nic nie wiem o niej
w czarnych koronkach bladolica pani
z tomikiem wierszy mych nie napisanych
czytanych właśnie na ostatniej stronie
musiała wysiąść kiedy się pospałem
chyba zbudziło mnie jej "do widzenia"
pozostawiła książeczkę w przedziale
wiezie mnie pociąg do granicy cienia
kres tej podróży już bliżej niż dalej
raczej nie jestem ciekaw zakończenia
ag
Везде всегда в дороге я
-Куда?
Куда?
Везде всегда в дороге я
-Куда?
Туда?
Везде всегда в дороге я
-Туда?
- Ну да!
Везде всегда в дороге я
туда,
куда вода.
Адам Гвара.
у
пана перышко
есть одна
идея
доброправдалюбовь
называть
вкупе
потому что они
описывают все
он уже
наразбирался с измами
но
множество доктрин
оставило
после себя
только путаницу
пан перышко знает
что ночь добра
собака
не лжет
любовь-это огонь
под
котелком.
PAN PIÓRKO I IDEE
pan piórko
ma jedną ideę
dobro prawdę miłość
nazywa wymiennie
ponieważ opisują wszystko
kiedyś próbował izmów
ale mnogość doktryn
pozostawiła po sobie
tylko zamęt
pan piórko wie
że noc jest dobra
pies nie łże
miłość jest ogniem
pod garnkiem
ag
Баллада о златоосенних днях
как же вами натешиться
дни погожие дни дарёные
вылузганные из последних
подсолнечников
здесь проходят свадьбы лета
наши солнечные медовые месяцы
у неба глаза
мудроосенние
которые уже знают
что такое вкус исполнения
и земля познала себя до конца
по плодам своим
у подножия неба
лежит тихо задумчивая
в такое время
хорошо помолчать со звездами
на пороге дома
о том чего не захочется
никому рассказать
**
BALLADA O ZłOTOJESIENNCH DNIACH
jakże się wami nie cieszyć
dni pogodne darowane dni
wyłuskane z ostatnich
słoneczników
oto przemijają gody lata
nasze miodowe miesiące ze słońcem
niebo ma oczy
mądrojesienne
które już wiedzą
co to smak spełnienia
i ziemia poznała siebie do końca
po owocach swych
u stóp nieba
leży cicho zamyślona
w taki czas
dobrze pomilczeć z gwiazdami
na progu domu
o tym czego się nie chciało
powiedzieć nikomu
Адам
Гвара. Два стихотворения.
СКАЗОЧКА
он
победил дракона
и вернулся
она
не вдавалась в подробности
он спросил
почему
сменила замок
и кто пил из
его кубка
ночи зарастали
чертополохом
паук затягивал
сны
за свадебное
фото
погода сменилась
на ветреную
хлопнула дверь
разбилось
зеркало
тсс!
искорка
погасла
Ничто
зачем
говоришь такие вещи
от которых
пересыхает во рту
для чего морочишь
мне голову
к чёрту пошли все даты в
календаре
осталось златоустое
ничто
бермудский треугольник нас
поглотил
не выловишь ничего кроме
слов
пробуешь дотронуться до живого
погоди
мне бы вернуться из мёртвых
Adam Gwara
BAJECZKA
pokonał smoka
i wrócił
nie wnikała w szczegóły
spytał dlaczego
zmieniła zamek
i kto pił z jego kubka
noce zarastał oset
pająk powciągał sny
za monidło
zmienili pogodę na wietrzną
trzasnęły drzwi
roztrzaskało się lustro
cyt!
iskierka
zgasła
Adam
Gwara
NIC
dlaczego mówisz takie rzeczy
od których tylko pierzchną usta
po co mi burzysz wodę w mózgu
szlag trafił daty w kalendarzu
zostało złotouste nic
trójkąt bermudzki nas pochłonął
nie wyłowiono nic prócz słów
próbujesz dotknąć do żywego
daj spokój musiałbym zmartwychwstać
ag
Адам Гвара
Пан Перышко и стихи.
Пан Перышко
насыпал в кормушку стихов
первыми слетелись голодные воробьи
следом крикливые попугаи
благовоспитанные марабу
стервятники
и наконец
кровожадные пираньи
на замечание что рыбы
не могут летать
Пан Пёрышко отвечает
вот именно
PAN PIÓRKO I WIERSZ
pan piórko
wsypał do karmnika
wiersz
pierwsze zleciały się
głodne wróble
następnie krzykliwe papugi
dystyngowane marabuty
ścierwojady
a na końcu
krwiożercze piranie
na uwagę że ryby
nie potrafią latać
pan piórko odpowiada
no właśnie
Ag
Пан Пёрышко и попкультура
как сильна попкультура!
какие тексты пишут поэтессы
а от дикции исполнительниц
перехватывает дыхание от восторга
Пан Перышко
понимает уже через две минуты
что можно жить без поэзии
но нельзя без воздуха
PAN PIÓRKO I POPKULTURA
jaką siłę ma popkultura!
odkąd teksty piosenek piszą poetki
a dykcja piosenkarki wywołuje
wstrzymanie oddechu z zachwytu
pan piórko
wie już po dwóch minutach
że można żyć bez poezji
ale nie można bez powietrza
ag
Пан Перышко идёт с духом времени
следуя за духом времени
Пан Перышко
включает навигатор
выходит через калитку
из виртуального мира
и оказывается в безлюдной местности
где садится батарейка и льёт дождь
это доводит Пана Перышко
до крайности
он мечется пытаясь вернуться
дух времени пойдёт дальше
сам
**
PAN PIÓRKO IDZIE Z DUCHEM CZASU
idąc z duchem czasu
pan piórko
włącza nawigację
wychodzi przez bramkę
z wirtualnego świata
zmierzając w odludne miejsce
gdzie pada bateria i deszcz
doprowadza pana piórko
do ostateczności
miota się próbując zawrócić
duch czasu pójdzie dalej
sam
Александр Собала.
За горизонтом
Там, где огромной птицей
небо садится на воды,
там океану граница,
и кораблям нету хода.
Тучи в сапфире неба
белыми пятнами тонут,
и выше взлетают рыбы,
чем закатное солнце.
Выйти я в море рискую
на яхте моей верной
тишь разрезать морскую ,
петь в унисон с ветром.
К пятнице буду я вон там,
зачарую свои зеницы,
тем что за горизонтом
зрителя сторонится.
Яхта дойдёт без усилья
туда, где никто ещё не был,
и развернёт крылья,
и поднимется в небо.
Дрейфовать мне осталось
в белой облачной пряже
и отыскать твой парус,
при неизвестном пляже.
Za horyzontem
Tam gdzie niebo się łączy
z nieujarzmioną falą,
ocean się już kończy
i statki zawracają.
Chmury toną w szafirze
dodając białych wtrąceń,
a ryby skaczą wyżej
niż zachodzące słońce.
Wnet mi popłynąć przyjdzie
moim malutkim jachtem,
tnąc dziobem morską ciszę,
śpiewając razem z wiatrem.
Dotrę tam może w piątek,
zachwycę swe źrenice,
tym co za horyzontem
kryje swe tajemnice.
Mój statek sam popłynie,
aż dotrze na skraj morza
i skrzydła tam rozwinie
unosząc się w przestworza.
Dryfował będzie niebem
pośród obłoków białych,
szukając żaglem Ciebie,
tam gdzie plaże zostały.
ПОЧЕМУ С РОЗОЙ
Жизненно, скажешь, красиво. Но отчего -так грустно?
Видишь те две фигуры на границе тени?
Он держит увядшую розу... Но это не важно.
Она опечалена.. В сущности, все здесь печально.
Где смысл в ожиданье того, которого нету.
Жизненно, скажешь, красиво. Но это так грустно.
Венецианским цехином листва догорает,
тишина разрастается невыносимо.
Улетучился запах розы, но это не важно.
Это старое фото. Его назовём --одинокость.
Звуки, запахи, цвет -только в воображенье.
Жизненно, скажешь, красиво, но... Очень уж грустно.
Свет, который нас кормит, мимолётность фотонов,
серебристость вуали ночной, дыхание утра,
пропадают, как роза. Для тебя это не важно,
лишь бы запечатлеть поприятней картинку.
Чудной осени видом тронуть чувства эстета.
Жизненно, скажешь, красиво... Но почему так грустно
и почему он с розой никчемной, не важной?
**
DLACZEGO Z RÓŻĄ
Życiowe, mówisz, piękne. Ale czemu smutne?
Widzisz te dwie postacie, na granicy cienia?
On trzyma zwiędłą różę... Lecz to nieistotne.
Ona tęskni. W istocie cała jest tęsknotą.
Lecz cóż z oczekiwania, kiedy jego nie ma.
Życiowe, mówisz, piękne. Ale takie smutne.
Dopalają się liście, jak weneckie złoto
i cisza się rozrasta, nie do uniesienia.
Kruszy się zapach róży, lecz to nieistotne.
To stara fotografia. Jej tytuł - Samotność.
Zapachy, dźwięki, barwy, to tylko zmyślenia.
Życiowe, mówisz, piękne ale... Bardzo smutne.
Światło, które nas karmi, fotony ulotne,
srebrzysty woal nocy, poranne westchnienia,
rozsypią się jak róża. Dla ciebie istotne,
żeby na zdjęciu grymas utrwalić pogodny.
Estetycznie się wzruszyć cudowną jesienią.
Życiowe, mówisz, piękne... Ale czemu smutne
i dlaczego on z różą, suchą, nieistotną?
Адам Гвара.
Пан Перышко и зона комфорта
- мне дела нет до того, - сказал Пан Перышко
как другие ухаживают за своими садами,
но и я не желаю, чтобы кто-то поучал меня
что и как делать на собственном газоне
запустив четырёхсильную мотокосилку
Пан Перышко обходит свою зону комфорта
обращая внимание на возможное
присутствие в траве жаб и ужей
которых с каждым годом становится всё меньше
в отличие от коричневых улиток
тех он с отвращением выбрасывает
за пределы своей территории
и вот он добирается до шпалеры туй
и останавливается перед норкой в земле
где лежит мертвый грызун
он избавляется от него как раньше от улиток
но смерть полевки не дает ему покоя
из интернета он выясняет что причиной
смерти животного мог быть сердечный приступ
он озадачен тем что в границах его зоны комфорта
гарантированных нотариальным актом
оговорена и для его вида такая возможность
***
PAN PIÓRKO l STREFA KOMFORTU
nic mi do tego - powiada pan Piórko
jak inni pielęgnują swoje ogrody
ale też nie chcę by ktoś mi narzucał
co mam robić z własnym trawnikiem
po odpaleniu czterokonnej kosiarki
pan Piórko przemierza strefę komfortu
zwracając uwagę na ewentualną
obecność w trawie żab i zaskrońców
których co roku mniej
w przeciwieństwie do brązowych mięczaków
te z obrzydzeniem wyrzuca do lasu
poza granicę swego terytorium
w końcu dociera do szpaleru szmaragdowych tuj
i zatrzymuje się przed norką w ziemi
przy której leży martwy gryzoń
pozbywa się go jak wcześniej ślimaków
ale śmierć nornicy nie daje mu spokoju
z internetu dowiaduje się że przyczyną
zgonu zwierzątka mógł być zawał serca
jest zaskoczony że granice oraz prawa
gwarantowane aktem notarialnym
nie przystają nijak do strefy komfortu
zastrzeżonej jego gatunkowi
Adam Ochwanowski
22 июль 2017 г. ·
Я не предполагал, что стихотворение мое "дорога в Польшу", написанное в 1981 году, под влиянием настроений, которые царили перед объявлением военного положения ( посвященное С. П. Анджею Грабиводу), станет актуальным на свободной Родине...
Дорога в Польшу
Андрею Грабиводу
О чём сегодня сыграем
Какие слова найдём мы омертвелые
Каким дивным чудом вместе помолимся
Какому небу
Какое новое величие нам приснится
Что вознесём из праха общими силами
Как стоя в нерешительности попадём в страну
Где у каждого есть кусочек обетованной земли
Сколько еще крови и желчи нашей прольётся
Как смотреть нам позволят искоса или прямо
Кто сыграет нам плясовую кто ухватит поводья
Кто слезы твои утрёт бедная сестра моя
Кто тебя продаст кто купит матерь болезная
Как молитва возносимая
Как тёрн ранящий
1981
Nie przypuszczałem, że wiersz mój " Droga do Polski " napisany w 1981 roku, pod wpływem nastrojów jakie panowały przed ogłoszeniem stanu wojennego ( dedykowany ś.p. Andrzejowi Grabiwodzie ) stanie się aktualny w wolnej Ojczyźnie...
Droga do Polski
Andrzejowi Grabiwodzie
O co dzisiaj zagramy
Jakiego wyrazu poszukamy zmartwiali
Jakim dziwnym trafem pomodlimy się wspólnie
Do jakiego nieba
Jakie sny o potędze wymyślimy nowe
Co dźwigniemy z upadku siłami wspólnemi
Jak stojąc na przeciągu trafimy do kraju
Gdzie każdy ma kawałek obiecanej ziemi
Ile jeszcze krwi naszej i żółci wypłynie
Jak patrzeć nam pozwolą z ukosa czy prosto
Kto zagra nam do tańca kto wodze powstrzyma
Kto łzy twoje pozbiera moja biedna siostro
Kto cię sprzeda kto kupi matko boleściwa
Jak modlitwa wyniosła
Jak cierń dokuczliwa...
1981
" Twórczość " nr. 2 1983 rok
"Творчество" № 2 1983 года
Адам Гвара.
Фантасмагория
Память - одна из моих фантазий -
о том, чего никогда не случилось.
другая- что вдруг пропадёт божья милость,
и мир этот снова поделится на семь.
В те дни , пока не дошла наша очередь,
Бог создаст горы, облака, океаны,
форму сонета, тьму звёзд без названия,
законы механики, и разные прочие.
И так до субботы. Витая в тучах
он грезит странные фантасмагории.
Когда ж отоспится, становится скучно,
и он выдумывает увлекательные истории.
Например, пересоздаёт себя самого,
чтоб слепить человека подобием Его.
FANTASMAGORIE
Z dwóch wyobraźni jedna jest pamięcią
o tym, co nigdy się nie wydarzyło.
Druga jest lękiem że przepadnie miłość,
a świat rozpadnie się na siedem części.
W te dni tygodnia, gdy nas jeszcze nie ma,
Bóg tworzy góry, chmury, oceany.
Układ sonetu, gwiazdy nienazwane,
stan nieważkości i prawo ciążenia.
Aż do niedzieli. Bo gdy się utrudzi
buja w obłokach, śni fantasmagorie.
Kiedy się wyśpi, zaczyna się nudzić
i niestworzone wymyśla historie.
Na przykład siebie stwarza po raz drugi,
żeby człowieka ulepić ponownie.
Brooklyn czerwiec 2018
ЧТО ДАЛЬШЕ
Пусть тебя не обманут рифмы,
и музыка слова.
Не читай эти строки.
Там таращатся совы.
Черны ягоды волчьи.
Ряской скрыта трясина.
Над запущенным ставом
караван гусиный.
В глубине соснового леса
Много тропинок тёмных .
Что сюда привело нас
ты не знаешь не помнишь.
Я держал твою руку.
В небе каком, не нашем?
Пытался тебя утешить,
не зная, что будет дальше.
Надежда ещё осталась,
что путь впереди не пуст.
Вижу памяти хаос.
Убывание чувств.
ag
CO DALEJ
Niech cię nie zwiodą rymy,
ni melodia słowa.
Nie czytaj tego wiersza.
W nim są oczy sowy.
Wilcza czarna jagoda.
Trzęsawisko rzęsy.
Nad zwyrodnionym stawem
zgubiony klucz gęsi.
Od stromej nawy lasu
za głębokie cienie.
Co cię tutaj przywiodło
nie pamiętasz. Nie wiesz.
Trzymałem cię za rękę.
Kiedy, w którym niebie?
Próbowałem pocieszać,
a co dalej, nie wiem.
Może nam się poszczęści.
Może gdzieś jest przyszłość.
Wierzę w chaos pamięci.
Odchodzenie zmysłów.
Адам Гвара.
Майское
как на небо еле-еле
ангелы брели
крылья тяжело висели
будто в небо не хотели
слезы потекли
чистые текли
от упавших слёз
оживился лес
и луга зазеленели
жаворонки зазвенели
в синей вышине
в синей глубине
в небе старый бог
поджидает слуг
снизойди к нам добрый боже
солнышком согреться сможешь
на крестах дорог
без конца дорог
как на небо еле-еле
ангелы брели
юный май оделся белым
звоны весело запели
сирени цвели
сирени цвели
ADAM GWARA
MAJOWE
jak do nieba szli anieli
jak anieli szli ангелы
skrzydła takie ciężkie mieli
jakby jeszcze zostać chcieli
ocierali łzy
przezroczyste łzy
z pogubionych łez
zakwitł biały bez
zaszumiały miodne łąki
rozdzwoniły się skowronki
po błękitny kres
niezbadany kres
w niebie stary bóg
wypatrywał sług
zejdź na ziemię dobry boże
stare kości w słońcu ogrzej
na rozstajach dróg
nieskończonych dróg
jak do nieba szli anieli
jak anieli szli
sukienkami maj się bielił
kołysaniem dzwon weselił
zakwitały bzy
przekwitały bzy
ag
Адам Гвара.
Пан ПЕРЫШКО И ВЫБОРЫ
Пан Перышко ненавидит выборы
это невыносимое состояние напряжения
когда судьба планеты внуков
или демократии зависит от него
Он предпочитает исторические фильмы
о ходе национальных восстаний
или повторы матчей сборной
стоя перед экраном телевизора
повторяя первые слова Мазурки
ничего страшного
ничего страшного Поляки
в повторах лучше всего то
говорит Пан Перышко
что мы знаем чем всё закончится.
Ag
PAN PIÓRKO I WYBORY
pan Piórko nie znosi wyborów
tego nieznośnego stanu napięcia
kiedy los planety wnuków
lub demokracji zależy od niego
woli oglądać filmy historyczne
o przebiegu powstań narodowych
albo powtórki meczów reprezentacji
stojąc przed ekranem telewizora
śpiewa jedną zwrotkę mazurka
na przemian z nic się nie stało
Polacy nic się nie stało
w powtórkach najlepsze jest to
powiada Pan Piórko
że wiemy co się zdarzy
ag
Спасибо Л.-Х. Метрыке за пояснение:
Мазуркa - пeред матчем поют гимн Польши - Мазуркy Домбровского. «Polacy, nic się nie stało» - eсли Польша проигрывает матч, болельщики обычно поют - «Поляки, ничего страшного». поет одну строфу мазурки напеременно c ничего страшного поляки ничего страшного .
Adam Ochwanowski
Из книги "Двенадцать злых шутов". Сегодня особенно актуально...
Апокалиптический шут
Я рядом, но вы никогда бы меня не узнали
В уличном гуле в толпе деловитых гномов,
Что жизнь обогнать желая, стали добычей фантомов
Продажных, ведь я дал вам то, что во мне вы искали.
Я дьявола знаю молитвы и ангелов своеволье.
К Земле приневоленный кнутом Откровенья,
Владею я миром и всеми в моём окруженье,
Хотя сам приглашаю себя на пустое застолье.
Когда же все знаки небесными вспыхнут огнями,
Не будет набатного звона, ударимся сами в себя мы.
Z tomu " Dwunastu gniewnych błaznów ". Dzisiaj szczególnie aktualny...
Błazen apokaliptyczny
Ja - którego po czynach nigdy nie poznacie
Wmieszany w gwar ulicy, w tłum wielkich krasnali
Co chcąc życie wyprzedzić, siebie oszukali
Sprzedajny, bo wam daję - co we mnie szukacie
Znam modlitwy szatana i zmowy aniołów
Przytroczony do ziemi wiadomości batem
Panuję niepodzielnie nad wami i światem
Choć sam siebie zapraszam do pustego stołu
Kiedy się wszystkie znaki zapalą na niebie
Nie będzie bicia dzwonów. Uderzymy w siebie
Адам Гвара.
Знай
знай что мир есть сопредельный
твоему где параллельны
но туманны дни
всё в том мире не случайно
тонет свет в глубинах часа
догорает нить
полночь- ты а я лишь вечер
человек расчеловечен
наплывают сны
встретимся мы в них иль после
знай что не конец тут вовсе
ночь не навечно
пусть черны сегодня реки
твоим страхам буду лекарь
унимая дрожь
на мосту на лунном встречи
буду вечно-бесконечно
ждать с огнями роз.
WIEDZ
wiedz że są światy równoległe
a w nich zdarzenia paralelne
w matowym zmierzchu dni
gdzie nic nie dzieje się przypadkiem
gdzie światło wpada w czasu głębię
jak przepalona nić
u ciebie północ u mnie wieczór
niepewność rodzi się w człowieku
przychodzi płytki sen
czy się spotkamy w nim czy po nim
wiedz że to nie jest dla nas koniec
po nocy wstanie dzień
dziś biją w górę czarne zdroje
w nich twoje strachy lęki moje
drżą jak na wietrze kurz
będę na księżycowym moście
od zawsze do nieskończoności
czekał z płomieniem róż
ag
бесконечное
тишью озёрной начнётся, потом ветер разбудит поганок
воды нахмурятся станут укрытием для краснопёрок
удочки я соберу и скорее к домашнему дыму
за столом с головой в полотенце добрый день меня встретит
дождик теплый обильный прольётся сад отшумит и с крыши
шум водостоков затихнет стрижи радугу выкричат в небо
кот в окно отворённое впрыгнет вечером станет ласкаться
звёздные точки-тире допишут снам бесконечность
ADAM GWARA. PAN PIÓRKO CZEKA…
ПАН ПЕРЫШКО ЖДЕТ ДОЖДЯ
после сорока лет
странствия по пустыне
сухой стопой перейдя
Красное море
Пан Перышко потерял веру
еще недавно он взывал
да будет дождь!
теперь самое большее допускает что
дождь может быть.-
но все равно не верит
что будет
.
ПАН ПЕРЫШКО В АТМОСФЕРЕ ПОЭЗИИ
Что за блажь!
поэты не считают себя таковыми
непоэты думают, что они поэты.
всех разделяет чувство юмора
объединяет отсутствие перспектив
изменение климата
видное невооруженным глазом
кипение мыслей
кончается оледенением слов
что касается поэтесс
- соглашается Пан Перышко.-
они все без исключения
поэтессы
.
ПАН ПЕРЫШКО И СОН
по ту сторону
сна ясность
Пан Перышко
вонзает шпильки зрачков
в сон
его пробуждает полнота мочевого пузыря
нет ясности
там где он
есть
**
PAN PIÓRKO CZEKA NA DESZCZ
po czterdziestu latach
wędrówki przez pustynię
suchą stopą przechodząc
morze czerwone
pan piórko utracił wiarę
jeszcze niedawno wołał
niech spadnie deszcz!
teraz co najwyżej myśli
-mógłby spaść deszcz-
ale i tak nie wierzy
że spadnie
.
PAN PIÓRKO W KLIMACIE POEZJI
cóż za przekora!
poeci uważają że nimi nie są
niepoeci sądzą że są poetami
wszystkich dzieli poczucie humoru
łączy brak perspektyw
zmiany klimatyczne
widoczne są gołym okiem
zwichrowanie myśli
wyprzedza zlodowacenie słów
co do poetek
- zmitygował się pan piórko-
wszystkie bez wyjątku
są poetkami
.
PAN PIÓRKO I SEN
po drugiej
stronie jest jasność
pan Piórko
wbija szpileczki źrenic
w sen
wybudza go pełnia pęcherza
nie ma jasności
po której
jest
Есть такие отважные деревья
которые шумят
В предутренней черноте
когда у других листья
замерли на ветках
Есть такие птицы надежды
которые летят дальше
хотя другие остались
в чужих краях
Есть такие особенные реки, которые утонули
чтобы не течь
в сторону
грязных заводей
И есть на Земле такая земля
что воскрешает мертвых
чтобы дать живым мужество
- быть шумящим деревом и орлом
и свободным человеком
Когда придёт мой день
и эта земля меня примет
Я вырасту таким деревом
взовьюсь этой птицей
доплыву рекой до истока.
Są takie drzewa odważne
które szumią
w najczarniejszy ranek
kiedy innym liście
przymarły wzdłuż ciała
Są takie ptaki nadziei
które lecą dalej
choć inne zostały
w obcych krajach
Są takie rzeki niekonwencjonalne które utonęły
by nie płynąć
w stronę
brudnych sadzawek
I jest na Ziemi taka ziemia
która wskrzesza zmarłych
by dać żywym odwagę
– być drzewem szumiącym i orłem
i człowiekiem wolnym
Kiedy się wypełnią dni
i ta ziemia mnie przyjmie
Wyrosnę takim drzewem
Wzniosę się tym ptakiem
Dopłynę rzeką do źródła.
БЕЛЫЙ ТАНЕЦ
Карнавал тот был последний. Гости шли толпой к передней.
На ходу меняли маски. Кто-то говорил про шаль.
Тлел рассвет туманно-серый. грусть висела в атмосфере
незаконченною нотой. Нескончаемой. Как жаль...
Потускнели жирандоли. Тени населили зал,
приготовились на бал.
День алеет воспалённо в зеркалах витрин оконных.
Умножались волновались в перспективе отражень-
-ями полонез и бегин. Завихрился лёгким снегом
белый вальс незавершённый. Полы фрака. Платья трен.
Поклонился, согласилась. Закружилась с тенью тень.
Продолжалось сновидень...
...е, уснувших не разбудят. Танцевали тени-люди.
отрывались от светилен. От паркета и от стен.
Эхом эха. В блеске гасли одинаковые маски,
убывавшие в прозрачность, только лишь кончались тан-.
-цы, пока там не осталась лишь одна из белых дам.
С глазу на глаз. Сам-на сам.
Кончен бал, исчезли гости, но как будто в горле костью
остаётся, не проходит, и за годы не суметь.
С бала убегать не дело. Безотказен танец белый.
Если приглашён для танца, сердцем на призыв ответь.
В тень шагни за тенью шанса. Надо только лишь посметь
и утанцеваться в смерть.
ag
BIAŁY TANIEC
Ten karnawał był ostatni. Tłum przepychał się do szatni.
Zakładano lepsze maski. Ktoś upomniał się o szal.
Świt podobny był do zmierzchu. Smutek czuło się w powietrzu.
Jakąś nutę niezaczętą. Nieskończoną. Jakiś żal.
Zmatowiały żyrandole. Cienie stały w kątach sal.
Szykowały się na bal.
Na czerwono dzień zapłonął. Okien sal nie zaciemniono.
Perspektywę dały lustra. Odbijały fale brzmień,
polonezów tang i begin. Zawirował echem śniegu
biały walc niedokończony. Poły fraka. Sukni tren.
Ktoś się skłonił. Ktoś odkłonił. Z cienia ruszył pierwszy cień.
Ktoś poruszył się przez sen.
Inny ktoś się nie obudził. Porzucały cienie ludzi.
Odrywały się od światła. Od parkietu i od ścian.
W echach ech. W gasnących blaskach. W jednakowych białych maskach.
Ubywając w przezroczystość, w miarę jak się kończył tan.
Aż została tylko jedna. Najwytrwalsza z białych dam.
Oko w oko. Sam na sam.
Ten karnawał odszedł nagle i post stanął ością w gardle.
To się samo nie wykrztusi, za pół roku, czy za ćwierć.
Nie wypada z balu nawiać. Białych tang się nie odmawia.
Kiedy proszą nas do tańca, trzeba prośby brać do serc.
W cieniu kryje się cień szansy. Jeszcze farta można mieć
i zatańczyć się. Na śmierć.
Ag
ПАН ПЕРЫШКО И ОЧЕРЕДНОЙ КОНЕЦ СВЕТА
традиционно в конце года
Пан Перышко бывает предупрежден
о конце света
войны эпидемии землетрясения и финансы
предвещают битву при Ар-Магедоне
к которой он давно готов
не зная ни дня ни часа он
виртуально умирает и
тотчас воскресает в нескольких
онлайн группах сразу
безнаказанный бессмертный
делится на да и нет инь и ян
сражается на стороне двух армий
и не проигрывает так что
традиционно в конце года
Пана Перышко не заботит
конец света которого нет
ag
PAN PIÓRKO I KOLEJNY KONIEC ŚWIATA
tradycyjnie pod koniec roku
pan piórko uprzedzany jest
o końcu świata
wojny epidemie trzęsienia ziemi i giełd
zwiastują bitwę pod Har-Magedon
na którą jest od dawna gotowy
nie znając dnia ani godziny
wirtualnie umiera i
zmartwychwstaje zawczasu w kilku
internetowych grupach naraz
bezkarny nieśmiertelny
dzieli się na tak i nie yin i yang
walczy po stronie dwóch armii
i nie przegrywa więc
tradycyjnie pod koniec roku
pan piórko nie przejmuje się
końcem świata którego nie ma
Adam Gwara
ELEGIA NA OPADANIE LIŚCI
Wietszszee... leściły liście, zmiłuj się nad nami.
Usłyszsz... ukołyszsz do snu, inne z sobą zabieszszsz...
Wietszszee... błogosławiony między gałęziami.
Zostaw. Nie kaszsz opadać. Nie skazuj na grabieszsz...
Tymczasem ziąb podchodził w filcowych walonkach.
W zagajnikach rdzewiały modrzewiowe igły.
Marzły nóżki ostatnim, bladym podzielonkom.
Wyostrzały się octy. Zalewały pigwy.
Wiatr zasnął czy odleciał, bo powiało nudą.
Noc przejrzystsza od mrozu stanęła w milczeniu.
Przymarzły do gałązek ćmy srebrzystorude
i odroczono wyrok na śmierć w zawieszeniu.
Które spadły, zgrabiono. Przemieszano z ziemią.
Te co opaść nie chciały, pomilkły niechciane.
Gdy hosanna na wiosnę strzeliła zielenią
na chwilę wiatr je porwał. I oddał na amen.
Адам Гвара.
ЭЛЕГИЯ ЛИСТОПАДА
- Ветшаем... ластились листья, смилуешься над нами.
Услышь... нас усыпи, а остальных заберешь ...
- Ветшаем... благословенный между ветвями,
оставь. Не вели опадать. Не ничтожь...
Мороз в тёплых валенках подобрался сторожко.
В рощах лиственничные хвои ржавели.
Мёрзли последних бледных зеленушек ножки.
Закисали уксусы. Наливки айвовые зрели.
Ветер заснул иль улетел, он вернётся после.
Ночь, ясная от мороза, стояла молча.
Серебристые мотыльки к веткам примёрзли,
и был приговор к смертной казни отсрочен
Тех, что опали, сгребли. Они обратились в землю.
Те, не хотевшие падать, притаились в молчанье.
Осиянной весной отстрелила их зелень
и ветер унёс, отдал на аминь с концами.
ВИЛЛАНЕЛЛА С НАДЕЖДОЙ НА КОРОТКУЮ ЗИМУ
Пустая комната серость окна с незаконченной паутиной
обрывки обоев под ними газеты с заклеенными устами
в экземе краски засохшей свисающие серпантином
за пастью ворот пейзаж депрессивно пустынный
ночь кровоточит холодным светом день забинтован в тумане
пустая комната серость окна с незаконченной паутиной
на ложе застеленном ватой в окне между стёклами стынет
погружается в сон последняя муха устав от метаний
ранний мороз застекляет обоев сухих серпантины
стопка календарей с прогнозами на прошедшие зимы
на натюрморте совиное чучело с жёлтыми глазами
а за картиной паук всё плетёт и плетёт паутину
люди не дожидаясь когда прижмёт холодина
счастья решили искать и дом свой оставили сами
оставили паутину обоев сухих серпантины
меж стёклами муха жужжит и наверное не без причины
это с мухой проснулась надежда на тёплую зиму
а покуда мороз застекляет обоев сухих серпантины
в пустой комнате в сером окне починяет паук паутину
VILLANELLA Z NADZIEJĄ NA KRÓTKĄ ZIMĘ
puste pokoje szare okna niepokończone pajęczyny
jęzory tapet a pod nimi pozaklejane usta gazet
egzema farby szklistość gresu wyschniętych lepów serpentyny
za rozdziawioną paszczą bramy krajobraz płaski depresyjny
noc się wykrwawia zimnym światłem dzień się spowija w mgieł bandaże
puste pokoje szare okna niepokończone pajęczyny
na łożu pościelonym watą wciśnięta w dubeltowe szyby
zapada w sen ostatnia mucha na peryferiach ważnych zdarzeń
wczesny przymrozek szkliwi gresy wyschniętych lepów serpentyny
zrezygnowane kalendarze z wróżbami na nadejście zimy
wypchana sowa żółte oczy martwa natura na obrazie
a za obrazem tylko pająk naprawiający pajęczynę
ludzie nie mogli się doczekać nie znając dnia ani godziny
postanowili szukać szczęścia i opuścili dom z dnia na dzień
pozostawili pajęczyny wyschniętych lepów serpentyny
między szybami brzęczy mucha nic się nie dzieje bez przyczyny
zbudzony owad jest nadzieją na krótką zimę a na razie
wczesny przymrozek szkliwi gresy wyschniętych lepów serpentyny
w pustym pokoju z jednym oknem pająk odnawia pajęczynę
ag
Томаш Ковальчик.
Неспокойная совесть Иова
Он упрекал себя в том, что к процветанию
и богатству пришёл по трупам,
хотя его оправдал бы даже самый
адский судейский состав.
Мольбы оставить в покое
не дали результата. Всевышний
не хотел найти себе козла отпущения.
из другого рода.
Когда не хватило аргументов, он прибег к последнему,
устранению семьи.
Кровь жены и матери вместе с криками детей
могла насытить любую ярость.
Вопреки декларациям, он не был до конца в этом убеждён,
и с беспокойством обнаруживал, что украдкой
задумывается, словно помнит даже о пропавшей
овечке из своего первого стада.
Niespokojne sumienie Hioba
Wyrzucał sobie, że do pomyślności
i bogactwa doszedł po trupach,
chociaż uniewinniłby go najbardziej
piekielny skład sędziowski.
Błagania o pozostawienie w spokoju
nie przyniosły rezultatu. Najwyższy
nie chciał znaleźć sobie kozła ofiarnego
z innego rodu.
Gdy zabrakło argumentów do unieważnienia
małżeństwa, sięgnął po ostateczność. Krew
żony i matki zmieszana z krzykiem dzieci
potrafiła nasycić każdą furię.
Wbrew deklaracjom nie był go do końca pewny.
Z niepokojem obserwował, jak ukradkiem
zamyślał się, jakby pamiętał nawet o zaginionej
owieczce ze swojego pierwszego stada.
·
Адам Гвара.
ПРИБЛИЖАЕТСЯ МЕТЕОРИТ
Сказал птеродактиль в поздней Юре
супруге своей, птеродактильше : в мире
давай поживём без раздоров и дури,
побудем в покое покуда не вымрем.
Приближается метеорит.
Обрушит он небо, огромный и грозный.
Приближается метеорит.
И я тороплюсь, чтобы не было поздно.
Когда понахмурилась вовсе погодка,
твердили: да ладно, бывает, ведь лето.
Один только Ной сколачивал лодку.
Он спятил, - твердили, а он им на это :
- беда, мол, с давлением атмосферным.
Циклон надвигается, сильный и грозный,
но бог бережёт бережёного, верно.
И я тороплюсь, чтобы не было поздно.
И всё же в обеих историях этих,
мир выжил хотя и не стало как раньше.
Слепым сочиняют поэты сонеты,
глухим распевают поэты романсы.
Приближается метеорит.
Обрушит он небо, огромный и грозный.
Приближается метеорит.
И я тороплюсь, чтобы не было поздно.
Так что не спрашивайте у меня,люди,
Зачем-почему я пишу торопливо.
давайте -ка, лучше свои ладьте лодьи.
Наверх поглядите - а там, право слово,
приближается метеорит.
Обрушит он небо, огромный и грозный.
Приближается метеорит.
И я тороплюсь, чтобы не было поздно.
ag
·
NADCIĄGA WIELKI METEORYT
Rzekł pterodaktyl w późnej jurze
małżonce swej, pterodaktylce -
Nie boczmy się na siebie dłużej,
bo wyginiemy w jednej chwilce.
Nadciąga wielki meteoryt.
Wkrótce przebije chmur opończę.
Nadciąga wielki meteoryt.
Nie wiem czy zdążę, czy dokończę.
Kiedy się zachmurzyło całkiem
mówili przejdzie, przecież lato.
Jedynie Noe klecił arkę.
Pukali w czoło, a on na to -
Nadciąga wielki niż baryczny.
W kipiel zamieni chmur opończę.
Nadciąga klin katastroficzny.
Nie wiem czy zdążę, czy dokończę.
W obu historiach świat nie przepadł,
lecz już nie było tak jak wcześniej.
Dla ślepców pisze pieśń poeta
i głuchym śpiewa swoje pieśni.
Nadciąga wielki meteoryt.
Wkrótce przebije chmur opończę.
Nadciąga wielki meteoryt.
Nie wiem czy zdążę, czy dokończę.
Więc nie pytajcie ludzie drodzy,
dlaczego piszę gorączkowo.
Zajmijcie się budową łodzi.
Popatrzcie w górę - daję słowo,
nadciąga wielki meteoryt.
Wkrótce przebije chmur opończę.
Nadciąga wielki meteoryt.
Nie wiem czy zdążę, czy dokończę.
Кристиан Медард Мантойффель.
Жизнь
... сказал мне: Она...это не театр .,
и все при ней бледнеет, бледнеет даже сама смерть!*
не ожидал я ещё раз встречи с Ней.,
мне казалось, что давно закончен спор, я уже ясно видел
и манихейский пейзаж, распятый на усталых от борьбы полюсах
демонической сферы враждующих истин и лжи,
и осязаемую близость бездонных глубин и небесных высот.
я не поддался ни искушениям мира ни созерцательному аскетизму,
когда потерял смысл иовских борений, и закрылись
космогонические побеги в экстремальные края Вселенной,
а теперь вот она, моя собственная, бежит уже не со мной, а сбоку,
она подставляет мне ногу и я, падая, слышу её хохот.
Ono
...powiedział mi: Ono ...to nie teatr,
i wszystko przy nim blednie, blednie nawet sama śmierć!*
nie spodziewałem się stanąć raz jeszcze naprzeciw Niego,
zdawało mi się, że dawno zakończyłem spór i że widziałem już
krajobraz manichejski rozłożony na zmęczone walką bieguny
wyczulony na demoniczną sferę zwaśnionych prawd i zakłamań,
dotykalną bliskość przepaścistych głębin i uniesień niebiańskich,
uodporniłem się na pokusy świata i na ascetyczne kontemplacje
gdy zatraciłem sens hiobowych zmagań w nawias zamknęły się
kosmogoniczne ucieczki do ekstremalnych krańców wszechżycia
a teraz Ono, moje własne, nie ze mną już biegnie, lecz z boku
podkłada mi nogę i słyszę Jego chichot, gdy padam na twarz
2009
*Życie to nie teatr – E. Stachura
Адам Гвара.
ИЗМОРОЗЬ
Когда с высот холодным клином
вдруг осень проникает в август,
морозцем тронуты рябины .
И им не в радость. Ах, им не в радость!
Бор в костенеющей живице.
Берёзы изморозь калечит.
В низине иней. Гуси в выси.
И они кличут. Ах, как они кличут!
От страха, что случится с ними,
сердца колотятся колоколами.
Нисходят буки с полонины.
И пылают. Ах, как они пылают!
От буков пламенеет вечер.
Сияет месяц в шапке лисьей.
Ночь едет на Повозке Млечной.
И скрип. Ах, этот скрип колёсный!
Adam Gwara. Przymrozek
Kiedy przymrozek kliny
wyżowe wbija sierpniom
szkliwią się jarzębiny
I cierpną. Ach, jak cierpną!
Brzozy się łamią w krzyże.
Kostnieje bór żywicą.
Szron nisko. Gęsi wyżej.
I krzyczą. Ach, jak krzyczą! кличут
Z trwogi, co będzie po nich,
pękają serca dzwonom.
Buki schodzą z połonin.
I płoną. Ach, jak płoną!
Od buków płoną zorze.
Lśni księżyc w czapie lisiej.
Noc wjeżdża wielkim wozem.
I skrzy się. Ach, jak skrzy się!
Адам Гвара
ПАН ПЕРЫШКО И КОНЕЦ СВЕТА
в последнюю ночь
перед концом света
Пан Перышко заметил, что
миру полегчало
как будто у него появился румянец или
аппетит к антиматерии
он даже спокойно лучился пока не
сорвался с орбиты
упал в чёрную дыру и
только его и видели
- невероятно,-
не успел подумать
Пан Перышко
**
Adam Gwara
PAN PIÓRKO I KONIEC ŚWIATA
ostatniej nocy
przed końcem świata
pan Piórko zaobserwował że
światu się polepszyło
jakby nabrał kolorków czy
apetytu na antymaterię
nawet łagodnie promieniał aż
zerwał się z orbity
wpadł w czarną dziurę i
tyle go widziano
niesamowite -
nie zdążył pomyśleć
pan Piórko
ag
Hanna Wiśniewska-Białas
kołysanka
wciąż śpiewa
choć zapomniała słów
żywych jak woda
w glinianych dzbanach
gdy cichła noc
a zmierzch nie gasił barw
w czarodziejskiej kuli
dawno jeszcze wczoraj
przyszedł mrok
zimnymi bezdrożami
błądzi niewidomy świat
zaśnij szybko zanim
skarleje gwiazda
spadnie ptak
za siedmioma morzami
za siedmioma górami
niedaleko stąd
Ханна Висьневска-Бялас
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
все ещё поётся
хотя забыты слова
живые как вода
в глиняных кувшинах
когда затихла ночь
а сумрак не погасил краски
магического шара
давно ещё вчера
пришёл мрак
холодным бездорожьем
бродит слепой свет
усни поскорее прежде чем
истлеет звезда
упадёт птица
за семью морями
за семью горами
отсюда недалеко
Михал Витольд Гайда - "Рисование портрета"
Остановка
Видишь мгновенья будущего, прошлое вспомнить стараясь,
сидишь на ступеньке дома, насладиться пытаясь вволю
винным вкусом осени сада , хлебным запахом поля,
чья пшеничная шерсть после дождя сырая.
Маки давно отцвели, спелые зёрна собрали,
на деревянном подносе высыпаны курганом.
Все так привычно, и все же немного странно
пруд возле сада сверкает зеркальной эмалью.
Не как привычно, встревоженным хором
жабы тянут канцоны в тени камышовой.
Если захочешь, затянут они снова и снова,
и солнце помедлит ещё на дороге под гору.
Между вчера и завтра переходишь мостик,
протянутый в вышине над кудлатой тучей.
Задержаться б подольше, оглядеться получше,
а остаться совсем тоже, наверное, просто.
Michał Witold Gajda - "Malowanie portretu"
Zatrzymane
Widzisz chwilę z przyszłości czy wspominasz przeszłość,
siedząc na schodach domu, gdy próbujesz łapać
winny smak cienia sadu i chlebowy zapach
pszenicznej sierści ziemi zmierzwionej po deszczu.
Maki dawno przekwitły; ich dojrzałe ziarno
usypało się w kurhan na drewnianej tacy.
Wszystko takie zwyczajne, a jednak inaczej
błyszczy staw przy ogrodzie lustrzaną emalią.
Odmiennie niż zazwyczaj, niespokojnym gwarem
żaby toczą canzony i fugi sitowia.
Jeśli zechcesz, powtórzą swój koncert od nowa,
a słońce się zatrzyma, żeby świecić dalej.
Między wczoraj a jutrem wolno zmierzasz mostem
rozpiętym gdzieś wysoko na skłębionej chmurze.
Chciałbyś jeszcze w tym miejscu pozostać na dłużej,
chociaż zostać na zawsze byłoby najprościej.
Юлиуш Вонтроба.
Мне было велено нарисовать Маму, но ничего у меня не вышло.
Наша учительница - как большая сова, проглотившая тысячи книжек
с лупами очков, в которых видит
даже бактерии и мои желания - была возмущена
А ведь если бы вправду посмотрела в меня
то поняла бы что не могу я нарисовать Маму
потому что у Мамуси волосы из ветра и спокойного сна
потому что у Мамуси уста из поцелуев и вздохов Богу
потому что у Мамуси руки из ласки и вечной работы
а когда она меня обнимает я знаю что так будет в раю
поэтому вместо Мамы
я нарисовал алмазные сосульки -
это слёзы мамы когда папа приходит пьяный.
Учительница поставила мне единицу.
**
Juliusz Wątroba
Кристиан Медард Мантойффель
Пейзаж по дороге к небытию
"Ещё раз отважься, многажды оплаканная тень,
объявиться в полном свете дня. "
И. В. Гете, "Трилогия страсти"
... странной дорога была, что я видел- за мною
не дорога, а тёмная пропасть зияла,
не оставив следа, как не бывшее, в ней исчезало
то что я из былого в грядущее влёк за собою
из туманных идей, дел не начатых, планов весомых,
я к которым привык словно к спутникам верным .
Путь за мной оставался как сумрак вечерний,
тот,что ночью у ног псом усталым уляжется сонно.
Можно счастье утратить, имущество, сжечь можно книги,
и не верить что следует Бог лишь своими путями,
вознестись горделиво, земли одолев тяготенье,
возродиться из пепла, смирить гнев великий ,
можно верить что Бог всё ещё наблюдает за нами,
но живым оставаться нельзя без собственной тени ...
Германия, Юра Швабска, 2003
Christian Medard Manteuffel
...krajobraz z drogi do nieistnienia
„Raz jeszcze ważysz się, wielokroć opłakany cieniu,
Objawić w pełnym świetle dnia.“
J. W. Goethe, „Trilogie der Leidenschaft“
...dziwna była ta droga za mną, którą mi oglądać przyszło,
wszak to, co widziałem, ginęło u przepaści brzegu;
nie zostawiałem nic za sobą, jakbym też niczego ,
nie wlókł za sobą od przeszłości w przyszłość.
Nierozpoznawalne idee, sprawy porzucone wiatrom,.,
ledwie jak bruk pod kołami, do którego przywyklem,
droga za mną bez cienia, który rozciągał się zwykle
zmierzchem, a nocą, jak pies u nóg zasnął.
Można zgubić szczęście, majątek, można książki spalić,
nie czuć, że Bóg podąża jeszcze zawikłanym tropem,
dumą się unieść i cień rzucić na ziemię..
Z popiołów ku niebu ulecieć, można gniew oddalić
można wierzyć Bogu, że jeszcze nie stracił nas z oczu,
lecz nie można istnieć bez własnego cienia…
Адам Охвановски. Из книги Между шёпотом и криком.
I.
Между шёпотом и криком
есть неописанное пространство
потому что слишком много там пьяных недомолвок
трезвых умолчаний
непонятных притчей
есть кладбища, на которых
граниты молчат
а берёзовые кресты
требуют отмщения
за бессмысленно
пролитую кровь
есть беспомощные эпитафии
выдающие себя за стихи
погашенные
ветром истории
свечи
ломающие предназначение случайности
мгновения вырванные
из учащённого дыхания времени
Между шёпотом и криком
без реальной цели
обречённые на самообучение
лишённые наставника
к основному зачёту
готовимся ...
II.
Между криком сражения и предсмертным шёпотом
есть народные игры и развлечения
блуждания впадающие
в неконтролируемое скольжение
начинающие Фемиды
с кровавыми повязками
без античного реквизита
но с душевными ранами
есть молитвы, лишенные адресата
фейерверк в глазах палачей
есть облатка разломленная в окопе
поспешная любовь перед обстрелом
ложь, вскипающая за спинами
друга и врага
есть написанные на клочках письма
победные салюты
и глупые приказы пьяных командиров
Между криком сражения и предсмертным шёпотом
мы просматриваем ежедневную прессу
мы браним детей и внуков
за невыполненные уроки
ждем ...
ADAM GWARA.
Адам Гвара
MAJ SIĘ MAI
Май, майся, сиренись, и снись мне,
сплетай слова и косы, и ладони,
прищуривая очи лампионам
в кофеенках, спускающихся к Висле.
Река течёт ритмичной кантиленой,
пульсируя ударами в тамтамы,
И жёлтая луна меж облаками
для соловьёв становится рефреном.
А я с тобой каретою вишнёвой
жасминовым, калиновым ли, садом -
Глянь! Небосвод сияет будто новый.
Май мается, сиренясь, пенит радость!
Льёт полнолунье в очи свет медовый,
и нам в уста сиреневую сладость.
Maj się mai. I śni się. I bzi się.
Plecie słowa, warkocze i dłonie.
Przymrużają się oczy lampionom
w kawiarenkach, schodzących ku Wiśle.
Rzeka płynie rytmiczną muzyką.
Pulsująco uderza w tam tamy.
Rudy księżyc, w trzy chmury zawiany,
dośpiewuje refreny słowikom.
A ja z tobą, karetą wiśniową,
po jaśminach, kalinach, ulicach.
Popatrz! Gwiazdy jak mlecze nad głową.
Maj się mai. I bzi. I zachwyca!
W oczach mamy dziś noc księżycową.
W nosach bzy. W ustach pełnię księżyca.
ag
Wiesława Kwinto-Koczan
W Michniowcu
Przykucnął na chwilę księżyc
między doniczkami,
w sieć firanki zaplątał
swoje srebrne włosy,
patrzył na mnie zuchwale
tysiącami oczu
w kroplach osiadłej na szybie,
lodowatej rosy.
Potem ruszył bez słowa
w wytyczoną drogę,
na chwilę jeszcze zerknął
przez daszek dziurawy,
trochę współczuł,
że usnąć nie mogę
i potoczył po niebie
w cieniu chmurnej nawy.
WUKA
Веслава Квинто-Кочан.
В Михневце
Присел на мгновение месяц
на подоконник,
запутался в занавесках
кудрями льняными
смотрел на меня смело
всеми глазами ,
росы на стекле,
каплями ледяными.
И снова отправился
в путь заоконный
мелькнул на мгновенье
в просветах навеса ,
сочувствуя словно
мне в муке бессонной ,
и покатился
в простор небесный .
Адам Гвара
THE E(n)D
Скажу об Эдуарде-
Скажи! Скажи!
Скажу об Эдуарде
слов несколько сейчас.
Он был покруче дважды,
чем кто-нибудь из нас,
он был крутой мужик!
Сельдь кто-то в маринаде-
Привет! Привет!
Сельдь кто-то в маринаде
не станет с кофе есть,
то Эдуард аж дважды
не ест, спасая честь.
-Коль нет, то значит, нет!
Бард некий в Кордегарде-
То - бар! То- бар!
Бард некий в Кордегарде
пел жалостную песнь,
и Эд пропел аж дважды,
как не слыхали здесь,
так. что заплакал бард.
Знал толк он в Киркегарде-
Он лих! Он лих!
Знал толк он в Киркегарде,
и совершая грех,
он согрешал не дважды,
а трижды без помех
за Эдов, за троих.
Всегда был в авангарде-
О.да! О.Да!
Всегда был в авангарде,
и после майских дней
наш Эд ушёл в азарте
с весной, вослед за ней.
Без Эда нам беда!
**
Adam Gwara·
Wygłoszę o Edwardzie -
To głoś! To głoś!
Wygłoszę o Edwardzie
słów parę rychło w czas.
On wszystko robił bardziej,
niż mógł ktokolwiek z nas.
To był ambitny gość.
Gdy śledzia ktoś w musztardzie -
A fe! A fe!
Gdy śledzia ktoś w musztardzie
do kawy nie chciał zjeść,
to Edward nie chciał bardziej.
Nie zjadał, no i cześć.
Jak mówił nie - to nie!
Bard kiedyś w Kordegardzie -
To żart! To żart!
Bard kiedyś w Kordegardzie
zaśpiewał rzewną pieśń,
a Edward jeszcze bardziej
iż potraficie znieść.
I rzewniej niż ten bard.
Gustował w Kirkegaardzie -
Ojej! Ojej!
Gustował w Kirkegaardzie,
więc gdy popełniał grzech,
to grzeszył jeszcze bardziej,
niż innych Edów trzech.
(Gdyby zgrzeszyli trzej.)
Zachował się, jak twardziel -
O tak! O tak!
Zachował się, jak twardziel,
bo kiedy odszedł maj,
Ed odszedł jeszcze bardziej.
On zawsze chciał być naj.
Będzie nam Eda brak.
Ag
Михал Витольд Гайда.
Вот почему
То было в конце ноября с мигренью долгих ночей,
Свет фонарей на белых от холода тротуарах.
Мы можем гулять по улицам и говорить, но о чём,
когда слова замерзают холодным огнём в облаках пара?
Потому что даже простая прогулка - это больше, чем диалог,
и звук удвоенных шагов обретает новое значение.
Эхо в воротах шепчет стихи, смысл которых далёк
для прохожих , следящих ползущие площадью тени.
Сказка чудных витрин магазинам закрытым снится,
а мы все дальше идём, хотя холод покусывает нам руки.
На тонкий ледяной витраж падает звёздная искра.
Это нам: чтобы никогда не забыть друг о друге.
Michał Witold Gajda - "Malowanie portretu"
Dlatego
Był właśnie koniec listopada z migreną długich nocy,
bijącą światłem od latarni w zbielały chłodem chodnik.
Możemy chodzić po ulicach i mówić, tylko o czym,
gdy słowa marzną w kłębach pary wśród szronu zimnych ogni?
Bo przecież nawet zwykły spacer jest więcej niż rozmową,
a odgłos podwojonych kroków nabiera nowych znaczeń.
Ich echo w bramach szepcze wiersze, sens których trudno pojąć
przechodniom zapatrzonym w cienie pełznące pustym placem.
Zamknięte sklepy wyśnią baśnie zaczarowanych wystaw.
A my wciąż dalej, choć przymrozek pokąsa nas po rękach.
Na cienki witraż lodu spadnie samotnej gwiazdy iskra.
Jest dla nas: żeby nie zapomnieć i siebie zapamiętać.
Адам Гвара.
Минимум чувства
Когда холод стиснет сердца озимым,
Воробьи озябнут ,и уши у зайца,
Чувство подкармливать не преминем,
Тепло станем к нему обращаться.
Когда снег белизной всё вокруг облекает
И вращенье земли замедляться станет,
Угостите его горячим какао
И шерстяными согрейте носками.
И оно разожжёт камелёк в кухне,
И хотя от огня зима и не вспыхнет,
Но оно до весны доживёт и ворвётся
Тёплой ночью в окно открытое вихрем,
Летом диким оно виноградом упьётся,
Станет осенью зрелой любовью,
Обеспеченным полисом вам зимою..
Ag
Adam Gwara
MINIMUM UCZUCIA
Kiedy mróz ściska serca ozimin
Marzną wróble i uszy zającom
Dokarmiajcie uczucia minimum
Wyrażajcie się o nim gorąco
Zwłaszcza wtedy gdy robi się biało
Spowalniają obroty planety
Poczęstujcie cieplutkim kakao
Poratujcie wełnianą skarpetą
Ono w zamian podpali pod kuchnią
Drugą zwrotkę dośpiewa w kolędzie
I, choć zimą płomieniem nie buchnie
To do wiosny przeżyje i wzejdzie
Ciepłą nocą przez okno na oścież
Latem dzikim upije się winem
Będzie w jesień dojrzałą miłością
Opłaconą polisą na zimę
ag
Adam Gwara
Я в город далёкого детства
Вернулся-в подобие сна.
Там улицы как палимпсесты
Чужие несли имена.
Но люди меня узнавали
И я узнавал, удивлён,
Людей, что ещё населяли
Тот мир позабытых имён.
Я шёл, глядел окрест,
Невозмутимый внешне.
-Да, я из этих мест,
но всё-таки нездешний.
Но показалось вдруг:
Про то, что я из местных,
Здесь было всем вокруг
Доподлинно известно.
Я сквером проходил,
Июлем обожжённым
И вижу-впереди
Стоят насторожённо
Два облака.
Назад
Я поглядеть боялся:
-А вдруг и там стоят
И значит, я попался!
А время задержалось на витке,
И я сорвался в давнюю обиду.
И в прошлое, как самолёт в пике,
Вхожу.
А вдруг не выйду?
**
Бараки.Барыги.Ворюги.
Сараи.Заборы.Ларьки.
Картошка.Морковь.Буряки.
Враги.Кореша и подруги.
Детсад.Ремеслуха.Завод.
Солдатчина.Праздники.Драки.
Компания.Кража.Привод.
Ворюги.Барыги.Бараки.
**
С какой-то ностальгией сладкой
Я отношусь к словам родным,
Где детство мишкой заводным
Смешно ворчит и машет лапкой.
Тепло семейства, боль сиротства,
Любовь до гроба, навсегда.
Изменят-сердце разорвётся,
Изменишь-гибнешь от стыда,
Но к падшим милость призывает
Надежда манием руки
И слёзы душу согревают,
И в песню
просятся стихи.
**
А вот и Яшка-
Уж так хорош!
Апаш рубашка,
Брючата клёш,
Вчера подстригся,
На лбу кепарь,
На зубе фикса:
-попробуй, вдарь!
А тут на первом этаже
Был магазин такой: ТЭЖЭ,
Звучало по-французски как-то,
Заманчиво для наших мест,
А это означало: Трест
Эфирно-Жировых Экстрактов.
Петушиный голос горна:
-На зарядку , ребятня!
И сосновый воздух горлом
Пробирается в меня.
Я покрыт гусиной кожей,
Холодок вгоняет в дрожь..
Ощущение похожее
Случается: вздохнёшь,
Выходя из дома летом-
Утром воздух отсырел-,
Только не зовут фальцетом
На зарядку на заре.
И снова, как во время оно,
Мне пишут номер на руке.
Толпа томится неспокойно
При продовольственном ларьке.
-Лизни ладонь!-и некто мрачный
ухватит руку, и спеша,
на ней оставит многозначный
чернильный след карандаша.
Опять последним нехватает,
Опять с передних "сало жмут",
А самозванцы "наблюдают",
Нахалом влезут- и возьмут!
Нет ни порядка, ни закона,
Как говорится , в бардаке!...
...И снова, как во время оно,
мне пишут номер на руке.
В деревянной халабуде
У трамвайного кольца,
Где посиживали люди
С крепким запахом винца,
с неизменной "папирёской",
От дымка прищурив глаз,
Сам, в тельняшечке матросской,
Мастер снисходил до нас.
Разрешал порыться в хламе,
Ломе старых БИ и СИ:
Не тащите только сами.
Попроси и уноси!
Мы паяли, мы мотали,
И чужие речи к нам
Издалёка долетали
По коротким по волнам.
**
Идя из пивнушки с друзьями
Вдоль строек и старых руин,
Заметив в строительной яме
Отвалы малиновых глин,
Я вспомнил-за нашим посёлком
Такой возвышался откос.
Я даже вздохнул тихомолком,
Мне даже взгрустнулось всерьёз.
Простите меня за наивность,
Что те вспоминаю года.
Вот пиво бывает на вынос
А детство , увы,
никогда.
**
Адам Гвара
·
МАНТРА
Я верю, Ты есть, а я горстка лишь персти.
Я верю, услышать мой шёпот Ты можешь.
Дай на теплых лугах мне тенистое место .
И покой охрани в душе моей , Боже.
Твое имя шепчу я, что семенем всхожим
На песке отпущенья поднимется цветом.
И покой охрани в душе моей , Боже,
И с собой примири. Примири и со светом.
Твоё имя пускай возрастет белым цветом.
Чтобы в спящей душе свет не умерший ожил.
И с собой примири. Примири и со светом..
Сохрани меня и от суетности, Боже.
Чтобы в спящей душе свет не умерший ожил
К доброй радости, и к увещаньям нестрогим.
Сохрани меня и от суетности, Боже.
Чтобы не уклониться мне с верной дороги,
Повторять стану я послушанья уроки
На тёплых лугах, зарастающих рдестом .
Чтобы не уклониться мне с верной дороги,
Я взываю к Тебе, пусть лишь горсточка персти.
MANTRA
Wierzę że jesteś, jak ja pyłkiem jestem.
Ufam, że słyszysz słowa wyszeptane.
Na ciepłych łąkach daj cieniste miejsce.
W pokoju ducha zachowaj mnie Panie.
Niech Twoje imię w ciszy wyszeptane
Wzejdzie na piasku wybaczenia kwiatem.
W pokoju ducha zachowaj mnie Panie.
Pojednaj z sobą. Pojednaj ze światem.
Niech Twoje imię wzrośnie białym kwiatem.
W uśpionej duszy znajdzie zmartwychwstanie.
Pojednaj z sobą. Pojednaj ze światem.
Od gwałtowności zachowaj mnie Panie.
W pokoju duszy znajdą zmartwychwstanie
Życzliwa radość i ciche przestrogi.
Od gwałtowności zachowaj mnie Panie
Bym najważniejszej nie zagubił drogi.
Będę powtarzał życzliwe przestrogi
Na ciepłych łąkach porośniętych rdestem.
Bym najważniejszej nie zagubił drogi
Do Ciebie wołam chociaż pyłkiem jestem.
Мицнньски Тадеуш (1973- 1918)
Любовники богов
В звёздную ночь отплывём мы! и будем на воле
мечтать - мы вдвоём; мы, Астарты
святынь убегая - как ныряльщик, на скалах простёртый,
просияем в лесистых кораллах жемчужиной боли.
Ты мне чёрным была божеством что крови и жертвы
жаждет, в самоцветах блестя и в опалах.
Из Аверна вызывала Ты мёртвых
и сердца гордецов расшивала на шалях.
Туда- в синюю ночь - когда фосфоресценции
алмазные нас окружат зарницы -
лунных трав мы выпьем эссенции,
и как с тонущего корабля птицы,
улетим на таинственный остров с лагуной
под крыло тихой феи - вечно юной Ведуньи.
(Аверн - тёмное озеро в Италии, которое считалось входом в ад.)
Miciński Tadeusz - Kochankowie bogów
Tam - w noc gwiezdną wypłyniem! i będziem na falach
marzyć - nas dwoje; my Astarty
zbiegając świątyń - jak nurek na skałach rozdarty,
zaświecim perłą bólu w lesistych koralach.
Byłeś mi czarnym bóstwem, co krwi i ofiary
żąda, w roztęczy lśniąc się i opalach.
I Ty z Awernu przyzywałaś mary
i serca dumne ważyłaś na szalach.
Tam - w noc modrą - gdy fosforescencje
morza otoczą nas w pióra diamentów -
ziół księżycowych wypijem esencje
i jako ptaki z tonących okrętów
do tajemniczych wysp zlecim w ogrody,
pod berło Wieszczki cichej - wiecznie młodej.
Józef Baran
PIEŚŃ WOJAŻERA ŻYCIA С песней по жизни.
przeminęły burze sztormy миновали бури - штормы,
morza z wolna się ustały море улеглось устало.
zresztą czy to były morza может, было то не море,
czy sadzawki małe а ставочек малый.
czy to był na księżyc lot на луну ль то был полёт,
czy pasikonika skok на лугу ль цикады скок,
a odkryte atlantydy а открытой атлантиды
może tylko mgielne zwidy так никто и не увидел.
w ostatecznym rozrachunku Но в последнем результате
nie to przecież ważne wcale даже то совсем не важно,
że z całego oceanu что осталось в океане
pozostaje kropel parę только пара пятен влажных,
ale dobry wiatr nadziei раз надежды добрый ветер,
co nas ciągle gna do przodu что вперёд нас направляет,
i ciekawość która stale любознательность, что смело
żagle w nas ożywia białe оживляет парус белый,
byśmy czuli się nie mali чтоб свою не чуя малость,
ale kolumbowie śmiali мы колумбами скитались,
w oczach złote runa mieli золотым руном манимы,
i przedwcześnie nie utknęli и увязнуть не могли бы
na mieliźnie martwej fali прежде часа в мёртвой зыби.
Адам Гвара
ПАН ПЕРЫШКО И ПРАКТИКА ОТНОСИТЕЛЬНОСТИ
Пан Перышко
смотрит в подзорную трубу
сначала с одной стороны
потом с другой
после чего суммирует результаты
зажигает лампу и
пишет в дневнике -
относительность - это дорога никуда
раньше доверял
фальшивым авторитетам
ради душевного спокойствия
принимая слова на веру
пока вежливость
не спутал с равнодушием
любовь с похотью
смелость с эгоизмом
и наконец добро со злом
полагал что все зависит от
от контекста
или бывает относительным
пока он не остался один в комнате
с окном открытым в ночь
когда он его закроет
не без значения будет то
с какой стороны стекла он окажется
временно ущемлённый в правах
тратит энергию и свет
необходимо повернуть время вспять
думает Пан Перышко
уже поздно
Аг
(E=mc2 )
Adam Gwara
PAN PIÓRKO I PRAKTYKA WZGLĘDNOŚCI
Pan Piórko
spogląda przez lunetę
najpierw z jednej strony
potem z drugiej
następnie sumuje doświadczenia
zapala lampę i
zapisuje w dzienniku -
względność jest drogą donikąd
wcześniej ufał
fałszywym autorytetom
w imię świętego spokoju
przyjmując słowa na wiarę
aż przyzwoitość
pomylił z zaniechaniem
miłość z namiętnością
odwagę z egoizmem
a w końcu dobro ze złem
uważał że wszystko zależy
od kontekstu
albo bywa względne
do czasu gdy został sam w pokoju
z oknem otwartym w noc
kiedy je zamknie
nie bez znaczenia będzie
po której stronie szyby się znajdzie
na razie zawieszony w prawach
traci energię i światło
powinienem odwrócić czas
myśli pan Piórko
już późno
ag
Jasieński Bruno - Oświadczyny poety
Бруно Ясеньски. Признание поэта.
О, эта Пани средь шумного зала,
Парфюм которой так чудесен,
В ней скрытый огонь ожидает кресала,
И пани любить сможет целый месяц.
Но для любви пани, должен признаться,
Надо кучу монет заиметь, не иначе,
А у нас только слов неизвестных плантации
И кенгуру, что по ним скачут.
Не зачислены мы ни в какой гильдии,
Не набивает нам брюхо business,
Потому что товар наш из мглы выделан,
И торговцы обходятся без нас.
Но о нас рапсодии поют площади
Всех городов , всех народов и языков,
И богаче мы всяких Ротшильдов,
Фабриканты неслыханных слов.
До моих белых оазисов
В тот пустынь нетоптанных край
Первым классом билет не заказывают
На круизный маршрут Red Star Line .
На моей маленькой яхте
Окружат тебя стаи рыбьи.
Острыми зубами , когда я в слезах, ты
Монограмму грусти из уст моих вырви .
Покажу я тебе этот остров прекрасный,
Где на виллах клавирствует Бах,
Где пасутся в цветущих лугах экстазно
Мои строфы о коровьих лбах.
Обомлела бы ты, коль показывать начал
Я поэзии новой сорта и калибры,
И речами любви , сверкая, поскачут,
Малые пташки колибри.
И ночью когда закружат тебя в danc’е
Пара пар, струящихся пестро,
Вдруг поскачут , смущая транс их,
Белые мыши странных строф.
О прекрасная чёрная дама,
Запах тела которой доводит до смерти,
У ворот ожидает вас во мраке упрямо
Автомобиль моего сердца.
O piękna Pani z krzeseł
Perfumom której chciałbym cały przesiąc,
Pani ma tyle ogni, których nikt nie skrzesał,
Pani może kochać cały miesiąc
A ja wiem, żeby kochać – pani ma rację –
Trzeba dużo pieniędzy i szklanych słoni,
A my mamy tylko słów nieznanych plantacje
I kangury skaczące po nich
Nie notuje nas żadna giełda
I nie tuczy nam brzuchów business
Bo nasz towar się utkać z mgieł da
I transakcją handlową drwi z nas
Ale o nas śpiewają rapsodie szyldów
Wszystkich krajów, narodów i mów
I jesteśmy bogatsi od wszystkich Rodszyldów
Fabrykanci nieznanych słów
Do moich białych oaz
Na piaskach pustyń niezdeptanych krain
Próżno z biletem pierwszej klasy wołasz
Podróżniczko z okrętu Red Star Line
Na moim małym jachcie
Okrąży cię białych ryb rój
Ostrymi zębami, nim zgubię w łzach cię
Monogram smutku z ust mi wypruj
Pokażę ci tam, jak na łąkach, na wyspach
Gdzie od will rozklawisza się Bach
Ekstatycznie się pasą, mnąc kwiaty w pyskach
Moje słowa o krowich łbach
Zdrętwiałabyś gdybym pokazywać ci zaczął
Wszystkie nowe gatunki raz i kalibry...
A słowa miłosne ćwierkając skaczą
Maleńkie, roztrzepane ptaszki kalibri
I gdy nocą opłynie cię dancing
Parą par strumieniących się pstro
Zaczną skakać i zmącą trans ich
Białe myszy dziwacznych strof
O piękna, czarna damo
Perfumy której ciała, jak jad uśmierca
Wyjdź, tam w mroku już czeka na ciebie przed bramą
Samochód mojego serca
Juliusz Wątroba ·
Юлиуш Вонтроба
Чайки на ветру
Море в лазурном цвете
Волны во сне лопочут
Чаек полощет ветер
Синь в беспредельность метит
Ветер кроит на клочья
Море в лазурном цвете
Гостия солнца в зените
Ворон укрылся в чаще
Чаек полощет ветер
Радуга многоцветьем
Скрасит день уходящий
Море в лазурном цвете
Ничто не желает смерти
Прекрасного власть над нами
Чаек полощет ветер
Сирены блещут в концерте
Сказочными телами
Море в лазурном цвете
Чаек полощет ветер
J.W. Miedzwodzie
Juliusz Wątroba ·
MEWY SUSZĄ SIĘ NA WIETRZE
Morza szmaragdowy bezkres
Snem łopoczą fal latawce
Mewy suszą się na wietrze
Błękit się rozrasta w przestrzeń
Wiatr jest niewidzialnym krawcem
Morza szmaragdowy bezkres
Hostia słońca ssie powietrze
Wrona się zanurza w chaszcze
Mewy suszą się na wietrze
Barwy tęczy płoną jeszcze
Złe wrażenia dnia chcąc zatrzeć
Morza szmaragdowy bezkres1
Wszystko drży i przestać nie chce
Piękno wzrusza biorcę, dawcę
Mewy suszą się na wietrze
Kształty syren w morza śpiewce
Lśnią baśniowo w ócz migawce
Morza szmaragdowy bezkres
Mewy suszą się na wietrze
J.W. Międzywodzie
Адам Гвара.
ТРИ ГРУШИ
Три груши дрожали ночью. Одна выдуманная,
вторая не от мира сего, а третьей не было.
Выдуманная приносила сладчайшие плоды.
Вторая снила миндаль с голубыми цветами,
а под третьей уснуло то, чего не случилось.
Ветер зевнул на ветке и выгладил листья.
Вечер смежил веки и засветил звезды.
За вздыхающей занавеской жасмин серебрился.
Три месяца сияниями заглядывали в окно.
Один из них был настоящим, как та третья груша.
Видел я тысячи обещанных полнолуний.
Сосчитал все новые восходящие на небо.
И знаешь, что? Ты зря смеялась над клятвами
что я возьму тебя с собой на этот третий месяц.
Мы всегда там были. И не говори, что не знаешь.
Аг
Adam Gwara·
TRZY GRUSZE
Trzy grusze drżały nocą. Jedna wymyślona,
druga nie z tego świata, a trzeciej nie było.
Wymyślona rodziła najsłodsze owoce.
Druga śniła migdały o niebieskich kwiatach,
a pod trzecią usnęło, co się nie zdarzyło.
Wiatr ziewnął na gałęzi i wygładził liście.
Wieczór skleił powieki i gwiazdy zaświecił.
Za oddechem firanki jaśmin się srebrzyścił.
Trzy księżyce poświatą zaglądały w okno.
Jeden tylko prawdziwy, jak ta grusza trzecia.
Obejrzałem tysiące obiecanych pełni.
Zliczyłem wszystkie nowie wschodzące na niebie.
I wiesz co? Nierozważnie żartowałaś z przysiąg,
że cię wezmę ze sobą na ten trzeci księżyc.
Jesteśmy tam od zawsze. I nie mów, że nie wiesz.
ag
Adam Gwara
KLASYCZNIE
Wszystko było klasyczne. Od wódki - do śledzia.
Trzynaście zgłosek w wersie. Frytki do kotleta.
Karafka jak średniówka. A nad nią poeta
który był już klasykiem, choć o tym nie wiedział.
Nastrój był tak klasyczny, że trudno wysłowić.
Przy sąsiednich stolikach podano kolację.
W czarnych maskach, z powagą godną konsolacji,
żałobnicy wznosili toasty za zdrowie.
Tymczasem nasz poeta z pustej literatki
i z karty kredytowej przewidywał koniec
świata starej poezji i kreślił notatki.
Jeszcze raz chciał zamówić. Ale z braku monet
zadowolić się musiał dolewką herbatki.
Kelnerce, w rozliczeniu, pozostawił sonet.
Ag
.
Иоанна Вихеркевич.
перемалывается этот мир
той же самой трухлявой мельницей
от пещер до небоскребов
войнами морами
иллюзиями свободы
хлеба и зрелищ
крик обретает крылья
суета хаос нелад балаган
балаган нелад хаос суета
время хрипит
мне
обо мне
мной
со мной
я
сгребаю в охапку
знакомые смыслы
боюсь что придут
отберут
последнее зерно
веры в человека
Joanna Wicherkiewicz
miele się ten świat
w tym samym spróchniałym młynie
od jaskiń do drapaczy
przez wojny zarazy
złudzenia wolności
igrzysk i chleba
wrzask dosięga skrzydeł
zamęt chaos nieład bałagan
bałagan nieład chaos zamęt
świszcze czas
dla mnie
o mnie
przeze mnie
ze mną
ja
zgrzytają w kole
znajome treści
boję się że przyjdą
zabiorą
ostatnie ziarno
wiarę w człowieka
Joanna Wicherkiewicz
Мажена МарьЯн.
Давай, я нежно утро разбужу ,
в мысли запрыгну,
день растормошу,
босою по траве спеша,
распугивая птиц и жаб.
Я буду...
летом, ты будь весной,
смотри, как оживает мир цветной.
Я буду.....
нимфой ты же рыбаком,
я буду мухой, ты будь пауком.
Я буду..
полем ржаным под ветром
что шелестит и не ждёт ответа .
Я буду...
бабочкой, мотыльком,
что в жизнь твою залетали мельком.
Я буду...
летом, буду водой ,
устам сухим прохладою в зной.
Я буду...
жизнью, цветеньем,
струною сердца,
времени биеньем.
MarJan
No chodź czule świt rozbudzę
w myśli wskoczę
dzień rozchmurzę.
Biegać boso pośród trawy,
gonić ptaki potem żaby
będę...
latem, a ty wiosną patrzeć
jak nam kwiaty rosną.
Będę.....
nimfą ty rybakiem
albo muchą ty krzyżakiem,
będę...
szumem łanu żyta,
co się srebrzy i nie pyta,
Będę...
jednym z tych motyli
co się życiu rozmotylił,
będę...
tobie latem, wodą,
zwilżać usta być ochłodą.
Będę...
życiem, rozkwitaniem,
struną serca,
czasu drganiem.
Barbara Gajewska
grzech Marsjasza
odważny byłeś Marsjaszu a może aż tak
naiwny
chciałeś dorównać bogom chciałeś
ostrymi dźwiękami aulosu
przygasić płomień którym Apollo rozpalał
struny swojej cytry
ty satyr
jak mogłeś nie wiedzieć że bogowie grają
najpiękniej
przecież zostali wykrzesani z piękna
nie mieszkają w cienistych lasach nie kładą
głów na ziemi
i nie ma dla nich za wysokich progów i za
długich drabin
ty satyr
na swoich koźlich nogach
mogłeś tylko fiknąć kozła
a ty grałeś i grałeś pięknie i to był twój grzech
odważny byłeś Marsjaszu czy aż tak naiwny
oddałeś siebie na żer zemsty boga za tę grę
unisono
za powiew zachwytu
czyżbyś wierzył w łagodność piękna na
boskich dłoniach Apolla
kiedy pławił się w twoim krzyku i swojej
pogardzie
kiedy zdzierał z ciebie kolejny płat skóry
pasterze nadal pilnowali owiec a bogowie
ucztowali na Olimpie
i tylko poeta wie że skamieniał słowik
i posiwiało drzewo
Грех Марсия
ты был храбрым Марсий а может и таким
наивным
что захотел сравняться с богом захотел
резким звуком авлоса
погасить пламя которым распаляет Аполлон
струны своей цитры
ты сатир
как мог ты не знать что боги играют
прекраснее
ведь сотворены они из прекрасного
не живут в тенистых лесах не кладут
головы на землю
и нет для них слишком высоких порогов и слишком
длинных лестниц
ты сатир
на своих козлиных ногах
ты мог только выделывать коленца
а ты играл и играл красиво и это был твой грех
храбрым был ты Марсий или таким наивным
что отдал себя сожрать мести бога за эту игру
унисоном
в порыве восторга
неужели ты верил в нежность красоты
божественных рук Аполлона
когда он купался в твоем крике и своей
гордыне
когда сдирал с тебя очередной лоскут кожи
пастухи по-прежнему пасут овец и боги
пируют на Олимпе
и знает только поэт что соловей окаменел
и дерево поседело.
Konstanty Ildefons Gałczyński
Teatrzyk Zielona Gęś
ma zaszczyt przedstawić
"Deszcz"
Chór Czekających Na Autobus:
O, jak nudno jest czekać na autobus.
Deszcz:
(zaczyna lać)
Chór Czekających Na Autobus:
Cholera z takim deszczem.
Cholera z takim czekaniem.
Cholera z takim autobusem.
Przejeżdżający W Samochodzie:
(wysiadając z samochodu przed ogonkiem czekających) Mój samochód jest bardzo malutki. Mój samochód was wszystkich nie pomieści. Ale mogę zrobić jedną prostą rzecz: mogę wysiąść z samochodu, mogę stanąć w ogonku, mogę czekać i moknąć razem z wami. (staje ostatni w ogonku)
K U R T Y N A
Konstanty Ildefons Gałczyński
1949
Константы Ильдефонс Галчиньски.
Театрик Зелёная Гусыня
Имеет честь представить
«Дождь»
Хор Ожидающих автобус:
О, как нудно ожидать автобус.
Дождь:
(начинает лить)
Хор Ожидающих автобус:
Вот дерьмо с этим дождем.
Вот дерьмо с этим ожиданием.
Вот дерьмо с этим автобусом.
Проезжающий в машине:
(вылезая из машины возле очереди Ожидающих)
Моя машина очень маленькая. Всех вас вместить не сможет. Но я могу сделать одну простую вещь: я могу выйти из машины, могу стоять в очереди, могу ждать и мокнуть вместе с вами. (становится в хвосте последним).
ЗАНАВЕС
Константы Ильдефонс Галчиньски.
Баллада о запойном поэте.
Говорят, что была паненка,
паненка по имени Ина.
Когда она хотела сказать " люблю",
молвила : “кокаина”.
У нее была голубая лента
и небесного цвета кот.
Кот нюхал «кокаину»,
а Ина нюхала “khat” (кот)
И был еще один поэт,
он ходил на котурнах;
когда напивался, всегда говорил:
- Моя муза высококультурна.
У барышни глаза зелены,
зеленой травы зеленее.
У поэта была болезнь нефрит
и черный галстук на шее.
Любил тот поэт паненку,
паненку по имени Ина;
говорил: - Скажи мне: « люблю»,
а она: - Кокаина.
Говорил бард: ладья золотая,
ты,голубями влекома,
а потом в одиночку ночью
глушил себя самогоном
И однажды вечерней порою
Он сказал ей: - Не будь весталкой,
А впрочем, ты будешь красивей
на черном катафалке.
И зарезал поэт паненку
в закатных амарантах,
ножом огромным зарезал
на фоне картины РембрАндта.
Молнии небо кроили,
кровавым оружием смерти.
Поэт отрубил ей голову
и насадил на вертел.
И голову он зажарил,
и сделал обличье гориллы.
О, это было ужасно!
Похоже на некрофила.
(Процессии кошек небесных
пустились в coffin dance.
А потом был рассвет похмельный
колора bleu mourant).
(coffin dance - средневековый танец с гробом,
bleu mourant - блё муран, бледно-голубой цвет
“khat”- кот, наркотик.)
Gałczyński Konstanty Ildefons - Ballada o trąbiącym poecie
Mówią, że była panienka,
co miała na imię Ina.
Gdy chciała powiedzieć: "kocham",
mówiła: "kokaina".
Miała niebieską wstążkę
i niebieskiego kota.
Kot wąchał "kokainę",
a Ina wąchała „kota".
A był jeszcze jeden poeta,
co chodził na koturnach;
jak się urżnął, to zwykle mówił:
- Moja muza jest górna i chmurna.
Panienka ma oczy zielone,
jak najzieleńsza trawa.
Poeta cierpi na nerki
i nosi czarny krawat.
Kochał poeta panienkę,
panienkę imieniem Ina;
mówił: - Powiedz mi: "kocham",
a ona: - Kokaina.
Wieszcz mówił: - Jako łódź złota,
ciągniona przez gołębie,
jesteś. A potem w nocy
długo trąbił alembik.
I raz, a było wieczorem,
rzekł pisarz: - Nie bądź westalką,
a zresztą do twarzy ci będzie
na czarnym katafalku.
I zabił poeta panienkę
w zachodu amarantach,
i zabił ogromnym nożem
na tle obrazu Rembrandta.
Krajały niebo pioruny,
jak okrwawione noże.
Poeta uciął głowę
i wbił na długi rożen;
i smażył głowę panienki,
i zrobił twarz goryla.
Och, to było straszne!
coś, niby nekrofilia.
(Kondukty kotów niebieskich
szły w średniowieczny tan.
A potem był świt bolesny
koloru bleu mourant.)
Adam Ochwanowski
Sonet niedokończony dla Antoniego Pawlaka
Trzeba było spać, Antku, pod ciepłą pierzyną
Kłaniać się możnym świata, tłuste kury macać
A nie dzierżąc szturmówkę ustroje przewracać
Mury stroić hasłami, które szybko giną
Trzeba było panienkom wyszeptać do ucha
Że pora pomóc partii a nie mnożyć grzechy
Chlać na okrągło wódę, potem rżeć z uciechy
Że uległa dzieweczka, chociaż już nie słucha
Gdy usta przeczą - ustom, głowa przeczy - głowie
Modlitwy gubią słowa, sens ginie w rozmowie...
Адам Охвановски.
Неоконченный сонет для Антония Павляка.
Спать бы , Антек, тебе под теплой периной,
Щупать кур, власти кланяться-дело простое,
а не звать на борьбу с государственным строем
скорогибнущих лозунгов сыпать лавину.
Лучше б вешал лапшу ты на ушки девичьи,
Послужила б, мол, партии, чем грехи свои множить,
Водкой всласть нажираться , ржать как сытая лошадь,
Когда девушка сдастся, и уже не услышит,
Как уста врут - устам, голова - голове,
Мрут в молитвах слова, смыслы гибнут в молве...
Антони Павляк (1952 г.р.) - польский поэт и журналист.
что нас действительно делит это разница страхов
мой страх это страх малый
он так же реален как эхо ночных шагов
звонок в дверь имеет форму дубинки или лома
мой страх заставляет меня вертеться
в кругу дел мелких и примитивных
твой страх это метафизика великая тайна
в которой умещается Бог конец света
и твоя смерть
Источник: Несколько слов о страхе
Antoni Pawlak (ur. 1952) – polski poeta i publicysta.
co nas naprawdę dzieli to różnica strachu
mój strach jest małym strachem
jest realny jak echo nocnych kroków
dzwonek u drzwi ma kształt pałki lub łomu
mój strach skazuje mnie na obracanie się
w kręgu rzeczy małych i prymitywnych
twój strach to metafizyka wielka tajemnica
w której mieści się Bóg koniec świata
i twoja śmierć
Źródło: Kilka słów o strachu
1988.Январь-февраль.
ЗАГАДКА.
В государстве том,
отдельно взятом
власть всегда принадлежала гадам,
а шутить-то с гадом не годится,
граждане привыкли суетиться,
чтобы кой-куда не угодить,
угадать, и гаду угодить,
чтобы подгадать к раздаче выгод,
отыскать в безвыходности выход,
-был народ душевно небогат,
каждый другу враг и брату гад,
и царю привыкли – сталбыть, надоть!-
новому кадить, на старых гадить.
**
У нас убогий
кругозор
и быт малокультурен.
И дедка вор, и тятька вор,
и деверь вор, и шурин.
**
В кругах
потомственных господ
покуда не видать урона.
Они уверены: спасёт
их круговая оборона.
**
Когда великих
злодеяний
безумствовал иллюзион,
ненаказуемых деяний
был невелик диапазон,
и в этом узком интервале,
в кривой уродливой щели
мы скособочась выживали,
приспособлялись и росли,
чтобы искусственным уродом
на волю попадая вдруг,
глядеть придурком полоротым
и злобой прикрывать испуг.
**
Не совсем без
интереса
себестоимость прогресса,
оправдает ли доход
этих бедствий и хлопот?
**
-Какие вам ещё
гарантии?-
спросили, удивясь, каратели.
**
А я дисциплинирован,
открыто, на виду
иду, расконвоирован,
куда хочу иду,
хоть к чёрту на кулички,
вот только – боже мой!-
успеть бы к перекличке
на службу и домой.
**
Что в казарме,
что в бараке
по ночам не продохнуть.
Чтоб не мучиться во мраке,
надо во-время уснуть.
Можно, можно схорониться
и судьбу не искушать,
чтобы даже за границу
не стремиться подышать.
**
Ну вот и праздник
откатил,
и понедельник- день заминок.
он как вчерашний именинник,
от поздравлений не остыл.
Всё кажется- вокруг друзья,
и в неуверенности зыбкой
он в равнодушные глаза
глядит с искательной улыбкой.
Семейное счастье
Константы Ильдефонс Галчиньски и
Театрик Зеленая Гусыня
Имеет честь представить
метеорологическуяю драму
"Семейное счастье"
или
«Осторожнее с проклятиями»
Выступают:
Папуля, Мамуля, Бабуля, Детуля, Перун, и Ослик Порфирион
Сцена: Тихий аполитичный домашний очаг вечером.
Бабуля:
Как хорошо! (поправляет очки и продолжает все штопать)
Мамуля:
(смотрит на Папулю) Наконец-то мы вместе! (плачет от счастья)
Детуля:
(играет с чучелом гнома) Пауза; тишина: счастье.
Папуля:
(внезапно) Нет, я сгнию в этом буржуазном доме! Хватит с меня! Я создан для другого! Я чувствую, что мои возможности безграничны! Держите меня! (глядя на Бабулю и Детулю) Разрази меня гром!
Перун:
(выполняет, и полностью устраняет проблему тихого аполитичного вечернего домашнего очага)
Ослик Порфирион:
Боже мой, а ведь всё предвещало такую красоту!
ЗАНАВЕС
падает.
1947 г.
Трагический конец мифологии
Константы Ильдефонс Галчиньски и
Театрик Зеленая Гусыня
Имеет честь представить
безжалостным пером своего автора
«Трагический конец мифологии»
Лица:
ЛЕДА - законная супруга Тиндарея
ЮПИТЕР - известный эротоман
& СКОВОРОДА
Леда:
Юпитер! Ах!
Юпитер:
(мрачно, со сковородой спрятанной в складках хламиды): Что тебе ещё?
ЛЕДА:
Юпитер, о, как ты был прекрасен в образе лебедя! Ты так меня целовал! Так меня целовал!
Юпитер:
И что дальше? Хватит лирики! Спрашиваю, где яйца и сколько штук?
ЛЕДА:
Вот они, любовь моя. Вот. Три штуки. Буквально три, как говорится во всех учебниках древней мифологии. Последовательность событий такая же. Сначала ты превратился в лебедя. Потом та ночь в Закопане. А теперь ещё минута, и из трех мифологических яиц вылупятся трое наших мифологических деток: Кастор, Поллукс и Елена.
Юпитер:
(очень хмур; нервно теребит сковороду, спрятанную в складках хламиды): Хватит! (достает сковороду из подмышки, включает электрическую плиту и из трех мифологических яиц варганит вполне реалистичную яичницу с зелёным луком)
ЛЕДА:
Что ты сделал, несчастный?
Юпитер:
То,что мне подсказывала совесть моего юпитерианского желудка. Ты идиотка, Леда. Но и ты, вероятно, уразумеешь, что от Кастора и Поллукса никакого толку, а что касается Елены, последствия известны: Троянская война. А нам войны совершенно ни к чему. (поедает омлет)
ЗАНАВЕС.
падает.
1949.
Szczęście rodzinne
Konstanty Ildefons Gałczyński
Teatrzyk Zielona Gęś
ma zaszczyt przedstawić
dramat meteorologiczny pt.
"Szczęście rodzinne"
czyli
"Ostrożnie z przekleństwami"
Występują:
Tatunio Mamunia Babunia Dziecina Piorun i Osiołek Porfirion
S c e n a: Ciche, apolityczne ognisko domowe wieczorem.
Babunia:
Jak mi dobrze! (poprawia okulary i w dalszym ciągu ceruje wszystko)
Mamunia:
(patrzy na Tatunia) Nareszcie razem! (plącze ze szczęścia)
Dziecina:
(igra pluszowym karzełkiem) Pauza; cisza: szczęście.
Tatunio:
(nagle) Nie, ja zgniję w tym mieszczańskim domu! Ja mam tego dosyć! Ja jestem stworzony do innych rzeczy! Ja czuję w sobie nieograniczone możliwości! Trzymajcie mnie! (patrząc na Babunię i Dziecinę) Niech to wszystko piorun strzeli!
Piorun:
(strzela i całkowicie likwiduje problem cichego, apolitycznego ogniska domowego wieczorem)
Osiołek Porfiron:
Mój Boże, a już wszystko się tak ślicznie zapowiadało!
K U R T Y N A
Konstanty Ildefons Gałczyński
1947
Tragiczny koniec mitologii
Konstanty Ildefons Gałczyński
Teatrzyk Zielona Gęś
ma zaszczyt przedstawić
Autora swego piórem srogim
"Tragiczny koniec mitologii"
Osoby:
LEDA - ślubna małżonka Tyndtra
JOWISZ - znany erotoman
& PATELNIA
Leda:
Jowiszu! Ach!
Jowisz:
(ponury, z patelnią ukrytą w faldach chlamidy): Co dalej?
LEDA:
Jowiszu, ach, jaki piękny byłeś pod postacią łabędzia! Tak mnie całowałeś! Tak mnie całowałeś!
Jowisz:
I co dalej? Dość tej liryki! Ja się pytam, gdzie te jaja oraz ile sztuk?
LEDA:
Tu są, ukochany. Tu. Trzy sztuki. Słownie trzy. Tak jak to podają wszystkie podręczniki mitologii starożytnej. I kolejność wypadków ta sama. Najprzód przemieniłeś się w łabędzia. Potem ta noc w Zakopanem. A teraz jeszcze chwila i z trzech mitologicznych jajek wykluje się troje naszych mitologicznych dziatek: Kastor, Polluks i Helena.
Jowisz:
(b. ponury; manewruje nerwowo patelnią ukrytą w fałdach chlamidy): Dość! (wyjmuje spod pachy patelnię, włącza kuchenkę elektrycczną i z trzech mitologicznch jajek pitrasi realistyczną jajeccznicę z szczypiorkiem)
LEDA:
Coś uczynił, nieszczęsny?
Jowisz:
To, co mi nakazywało sumienie mego Jowiszowego żołądka. Jesteś kretynką, Ledo. Ale chyba zrozumiesz, że: z Kastora i Polluksa pożytek żaden, a co do Heleny, to konsekwencje wiadome: wojna trojańska. A my wojen mamy absolutnie dość. (rąbie jajecznicę)
K U R T Y N A
spada
Konstanty Ildefons Gałczyński
1949
Ночь лорда Гамильтона
Константы Ильдефонс Галчиньски
Театрик Зеленая Гусыня
Имеет честь представить
"Ночь лорда Гамильтона"
Выступают:
Лорд Гамильтон
Трактирщик
И бабулька
Сцена: Трактир "Под золотой совой и таблицей умножения". Ветреная ночь ранней весны.
Трактирщик:
Годдэм! Я уже хотел закрываться, да вот, с голландским фонарем над головой, прётся этот ужасный развратник Гамильтон . Придется открыть, бабулька.
Бабулька трактирщица:
(открывает)
Лорд Гамильтон:
(входя) Добрый вечер, упыри. Дайте мне выпить. Жизнь - это каламбур, а каламбур - двойной нонсенс. Поэтому мне двойной виски.
Бабулька трактирщица:
(наливает) Вот , милорд.
Лорд Гамильтон:
(Достает пистолет и убивает ни в чём не повинную бабульку)
Бабулька трактирщица:
Боги! (умирает)
Трактирщик:
Замечу, что на этот раз ваша лордовская светлость позволила себе выходку с убийством моей любимой бабульки. Не чересчур ли это?
Лорд Гамильтон:
(с интересом разглядывая дым из дула пистолета) Не знаю. Это как ты посчитаешь. Пожалуйста, добавь бабульку к счету.
Трактирщик:
(добавляет.) Ветер. Гроза.
Занавес.
Приключение Падеревского
Константы Ильдефонс Галчиньски
Театрик Зеленая Гусыня
Имеет честь представить
«Приключение Падеревского»
или же
"Вероломство публики"
Падеревский
потрясая львиной гривой, после триумфального концерта он покидает концертный зал девятнадцатого века и садится в карету девятнадцатого века, со всех сторон окруженный толпами поклонников, которые с неослабевающим интересом девятнадцатого века смотрят на супершевелюру маэстро девятнадцатого века.
Кучер
(великому пианисту)
- Куда?
Толпа поклонников
-К парикмахеру !!
Занавес.
Издание первое: Przekrój 1949, № 212
Przygoda Paderewskiego
Konstanty Ildefons Gałczyński
Teatrzyk Zielona Gęś
ma zaszczyt przedstawić sztukę
"Przygoda Paderewskiego"
czyli
"Perfidia publiczności"
Paderewski
wstrząsając lwią grzywą, opuszcza po triumfalnym koncercie dziewiętnastowieczną salę koncertową i usadawia się w dziewiętnastowiecznym powozie, otoczonym ze wszystkich stron tłumami wielbicieli, którzy z niesłabnqcym dziewiętnastowiecznym zainteresowaniem wpatrują się w dziewiętnastowiecznq superczuprynę maestra
Woźnica powozu
do wielkiego pianisty Dokąd?
Tłum wielbicieli
Do fryzjera!!
K U R T Y N A
Konstanty Ildefons Gałczyński
Pierwodruk: «Przekrój» 1949, nr 212
Noc lorda Hamiltona
Konstanty Ildefons Gałczyński
Teatrzyk Zielona Gęś
ma zaszczyt przedstawić
"Noc lorda Hamiltona"
Występują:
Lord Hamilton
Oberżysta
& Babunia
Scena: Oberża "Pod Złotą Sową & Tabliczką Mnożenia". Wietrzna noc na przedwiośniu.
Oberżysta:
Goddam. Już chciałem zamykać. Niestety. Oto, świecąc sobie nad głową holenderską latarnią, zbliża się chwiejnym krokiem ten przeraźliwy rozpustnik Hamilton. Trzeba będzie otworzyć, babuniu.
Babunia Oberżysty:
(otwiera)
Lord Hamilton:
(wchodząc) Dobry wieczór, upiory. Dajcie mi pić. Życie to kalambur, a kalambur to nonsens o podwójnym znaczeniu. Wobec tego poproszę o podwójną whiskey.
Babunia Oberżysty:
(nalewa) Oto ona, mylordzie.
Lord Hamilton:
(wyjmuje pistolet i kladzie trupem Bogu ducha winna Babunię)
Babunia Oberżysty:
Na Jowisza! (umiera)
Oberżysta:
Zauważam, że wasza lordowska mość pozwoliłeś sobie tym razem na wybryk zamordowania mojej ukochanej babuni. Czy to nie za wiele?
Lord Hamilton:
(obserwując z zainteresowaniem kląb dymu nad lufą pistoletu) Nie wiem. To zależy od ciebie. Babcię proszę doliczyć do rachunku.
Oberżysta:
(dolicza) Wiatr. Groza.
K U R T Y N A
Почтальон приходит в семь
Константы Ильдефонс Галчиньски
Театрик Зеленая Гусыня
Имеет честь представить
потрясающий спектакль с прологом, эпилогом и хором
по известному американскому роману
под названием
«Почтальон приходит в семь»
Главный исполнитель
ПОЧТАЛЬОН
Сцена: первый этаж, двадцатая квартира.
Время: 6 часов 59 минут.
ПРОЛОГ:
(в виде скелета на пружинах):
Зрители, сейчас
у вас крыша съедет.
Эта минута полна,
но чем?
ХОР:
Напряженностью.
Часы за кадром:
(бьют семь)
ПОЧТАЛЬОН за сценой:
Черт побери, опять семь! Уже иду. (на самом деле приходит).
ЭПИЛОГ:
(в образе малютки купидона):
В пасти пьески пропадая
мне уж усов не отпустить.
Вот и занавес , рыдая,
мне проидётся опустить.
(опускает)
ЗАНАВЕС:
падает
1949 г.
УЖАСНАЯ ТРАГЕДИЯ ЧАСОВЩИКА
ЧАСОВЩИК с Мокотовской
на Мокотовской в киоске
в часиках на Мокотовской
щёточкой чистит колёсики
ходят часы как солдатики -
а артритики и ревматики,
мистики и лунатики,
часы из починки забравши,
опаздывают как и раньше..
1949 г.
Liistonosz przychodzi o siódmej
Konstanty Ildefons Gałczyński
Teatrzyk Zielona Gęś
ma zaszczyt przedstawić
wstrząsającą sztukę ż prologiem, epilogiem i chórem
wg słynnej powieści amerykańskiej
pt.
"Listonosz przychodzi o siódmej"
Główna osoba występująca:
LISTONOSZ
Scena: pierwsze pietra, mieszkania dwadzieścia.
Czas: g. 6 min. 59.
Prolog
(w charakterze szkieletu na sprężynach): Widzowie, zaraz tutaj
spadnie wam z głowy dęciak.
Pełna jest ta minuta,
ale czego?
Chór:
Napięcia.
Zegar za sceną:
(wydzwania siódmą)
Listonosz za sceną:
Psiakrew, znowu siódma! Już przychodzę. (przychodzi rzeczywiście o siódmej)
Epilog
(w charakterze malutkiego amorka): Widzowie, jak w czeluści
w tej sztuce z wami ginę.
A wąsów nie mogąc zapuścić,
zapuszczę przynajmniej kurtynę.
(zapuszcza)
K U R T Y N A
spada
Konstanty Ildefons Gałczyński
1949
Konstanty Ildefons Gałczyński
Straszna tragedia zegarmistrza
ZEGARMISTRZ z Mokotowskiej
przy Mokotowskiej mieszka;
w zegarkach, na Mokotowskiej
szczoteczką czyści kółeczka;
zegarki, drodzy sympatycy,
chodzą mu jak te lale -
a artretycy i reumatycy,
mistycy i lunatycy
odbierają te naprawione zegarki
i w dalszym ciągu spóźniają się stale.
Konstanty Ildefons Gałczyński
1949
Константы Ильдефонс Галчиньски.
Cтраcная заба
Cтихи для шепелявых
Некая дама на Марсалковской улице
купила ветцинки с гороском
в сопровоздении муза, так и усла бы,
да выйдя из магазина вдруг ударилась
в крик и слёзы : - Ох, ох!
смотли, смотли, страсная заба!
Муз был вазный циновник, протёр свои окуляры
и говорит: - В самом деле, что-то скачет на тротуаре!
Это заба, или не,
интересно будет мне;
Я сейцас позвоню Цеславу,
и пусть Цеслав позвонит Симону -
Не годится цтобы Варсава
была чем-то таким заразёна».
И перезванивались три года об этом
пока ту забу не поймали вблизи Нового Света;
и цтобы дело забы не пропало в тумане,
было устроено юбилейное ликованье;
Поставили трибуну,
согнали скоро
«Стцельцов» и «Федерастов»,
- словом, весь город.
Затем на трибуну вошла Высокая Фигура
и когда отгремели все"ур-ра" ,
Высокая Фигура сказала :
- Общей силой народа и власти
мы избавились от забьей напасти -
мы её изловили со славою!
Тут и обцество : - В самом деле,
забу страсную мы одолели ,
и поэтому грянем: "Во здравие!!"
1936.
Стрельцы- полувоенная оргаизация сельской и городской рабочей молодёжи, предармейская подготовка. Федерасты-федералисты. сторонники Пилсудского, который пытался создать федерацию с Белоруссией и Украиной, Польша от моря до моря.
Konstanty Ildefons Gałczyński
Strasna zaba
wiersz dla sepleniących
Pewna pani na Marszałkowskiej
kupowała synkę z groskiem
w towazystwie swego męza, ponurego draba;
wychodzą ze sklepu, pani w sloch,
w ksyk i w lament: - Męzu, och, och!
popats, popats, jaka strasna zaba!
Mąz był wyżsy uzędnik, psetarł mgłę w okulaze
i mowi: - Zecywiście cos skace po trotuaze!
cy to zaba, cy tez nie,
w kazdym razie ja tym zainteresuję się;
zaraz zadzwonię do Cesława,
a Cesław niech zadzwoni do Symona -
nie wypada, zeby Warsawa
była na "takie coś" narazona.
Dzwonili, dzwonili i po tsech latach
wrescie schwytano zabę koło Nowego Świata;
a zeby sprawa zaby nie odesła w mglistość,
uządzono historycną urocystość;
ustawiono trybuny,
spędzono tłumy,
"Stselców" i "Federastów"
- Słowem, całe miasto.
Potem na trybunę wesła Wysoka Figura
i kiedy odgzmiały wsystkie "hurra",
Wysoka Figura zece tak:
- Wspólnym wysiłkiem ządu i społecenstwa
pozbyliśmy się zabiego bezecenstwa -
panowie, do gory głowy i syje!
A społecenstwo: - Zecywiscie,
dobze, ze tę zabę złapaliście,
wsyscy pseto zawołajmy: "Niech zyje!"
Konstanty Ildefons Gałczyński
1936
Константы Ильдефонс Галчиньски.
Скумбрия в томате
Как-то в газету «Небесный листок»
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
С собачкой пришёл старичок-с- локоток
(скумбрия в томате шпрот)
- Кто вы, скажите, коль не секрет?
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
-ВладИслав ЛокЕтек , король,- был ответ.
(скумбрия в томате шпрот)
-Сидел ,-говорит, - я в пещере. И -хватит!
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
нет терпежу…,скумбрия в томате!
(скумбрия в томате шпрот)
Зараза растёт и в праздник, и в будни!
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
Наводить порядок я в Польше буду!
(скумбрия в томате шпрот)
На это главный хмыкнул редактор
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
и подумав , спросил- а сделать как это?
(скумбрия в томате шпрот)
Пан хочет исправить пороки системы?
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
Один уже был тут на эту тему.
(скумбрия в томате шпрот)
Из благородных. Стрелял. Но плохо.
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
кровь пролилась, потом засохла.
(скумбрия в томате шпрот)
-Ах, что говорите ?- охнул Локетек,
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
залил слезами стол в кабинете.
(скумбрия в томате шпрот)
- Значит , пора в пещеру обратно,
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
уж потерпи, золотой наш Владек!
(скумбрия в томате шпрот)
Скумбрия в томате, скумбрия в томате!
(скумбрия в томате, скумбрия в томате)
Хотели Польши, так вот она, нате!
(скумбрия в томате шпрот)
1936.
Владислав Локотек - основатель Королевсва Польского,отличался малым ростом и большой воинственностью.
Konstanty Ildefons Gałczyński
Skumbrie w tomacie
Raz do gazety "Słowo Niebieskie"
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
przyszedł maluśki staruszek z pieskiem.
(skumbrie w tomacie pstrąg)
- Kto pan jest, mów pan, choć pod sekretem!
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
- Ja jestem król Władysław Łokietek.
(skumbrie w tomacie pstrąg)
Siedziałem - mówi - długo w tej grocie,
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
dłużej nie mogę... skumbrie w tomacie!
(skumbrie w tomacie pstrąg)
Zaraza rośnie świątek i piątek.
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
Idę w Polskę robić porządek.
(skumbrie w tomacie pstrąg)
NA to naczelny kichnął redaktor
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
i po namyśle powiada: - Jak to?
(skumbrie w tomacie pstrąg)
Chce pan naprawić błędy systemu?
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
Był tu już taki dziesięć lat temu.
(skumbrie w tomacie pstrąg)
Także szlachetny. Strzelał. Nie wyszło.
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie_
Krew się polała, a potem wyschło.
(skumbrie w tomacie pstrąg)
- Ach, co pan mówi? -jęknął Łokietek;
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
łzami w redakcji zalał serwetę.
(skumbrie w tomacie pstrąg)
- Znaczy się, muszę wracać do groty,
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
czyli że pocierp, mój Władku złoty!
(skumbrie w tomacie pstrąg)
Skumbrie w tomacie, skumbrie w tomacie!
(skumbrie w tomacie skumbrie w tomacie)
Chcieliście Polski, no to ją macie!
(skumbrie w tomacie pstrąg)
Konstanty Ildefons Gałczyński
1936
Збигнев Херберт.
Попытка покончить с мифологией
Боги собрались в бараке на окраине. Зевс говорил
как обычно, долго и нудно. Окончательный вывод: организацию
нужно распускать, довольно бессмысленной конспирации, надо войти
в это рациональное общество и как-то выживать. Афина рыдала
в углу.
Честно - надо признать - поделили последний
доход. Посейдон был настроен оптимистично. Громко
уверял, что с ним все будет в порядке. Хуже было опекунам
зарегулированных рек и вырубленных лесов. Втайне все
рассчитывали впасть в спячку, но никто не хотел об этом говорить.
Других предложений нне было. Гермес воздержался от
голосования. Афина всхлипывала в углу.
Возвращались в город поздно вечером с фальшивыми документами.
и горстью медяков в карманах. Когда переходили мост,
Гермес прыгнул в реку. Все видели, как он тонул, но его никто не спас.
Мнения разделились; было ли это плохим или, наоборот, добрым
знаком. Во всяком случае, это была отправная точка для чего-то нового,
неясного.
Herbert Zbigniew - Próba rozwiązania mitologii
Bogowie zebrali się w baraku na przedmieściu. Zeus mówił
jak zwykle długo i nudnie. Wniosek końcowy: organizację
trzeba rozwiązać, dość bezsensownej konspiracji, należy wejść
w to racjonalne społeczeństwo i jakoś przeżyć. Atena chlipała
w kącie.
Uczciwie - trzeba to podkreślić - podzielono ostatnie
dochody. Posejdon był nastawiony optymistycznie. Głośno
ryczał, że da sobie radę. Najgorzej czuli się opiekunowie
uregulowanych strumieni i wyciętych lasów. Po cichu wszyscy
liczyli na sny, ale nikt o tym nie chciał mówić.
Żadnych wniosków nie było. Hermes wstrzymał się od
głosowania. Atena chlipała w kącie.
Wracali do miasta późnym wieczorem, z fałszywymi dokumentami
w kieszeni i garścią miedziaków. Kiedy przechodzili przez most,
Hermes skoczył do rzeki. Widzieli jak tonął, ale nikt go nie ratował.
Zdania były podzielone; czy był to zły, czy, przeciwnie, dobry
znak. W każdym razie był to punkt wyjścia do czegoś nowego,
niejasnego.
Адам Охвановски.Pełnia
Полнолуние.
Сон поселился в часах в виски колотит
По ступенькам шаги
Но никто к двери не подходит
В окне Дева
Или сова пролетая присела
Весы о любви разбитой воют
В сердце трепет крови
А в Овне - овца
Осиновым колом в груди Козерога
Стрельца
Лодка уносит в пучину
Рак похож на Тельца
С лицом мужчины
Скорпион манит тонущих в море
Поёт как Лорелея
Рыба обретает голос
Но молчат деревья
В зеркале лицо безумное Свитязи - водяницы
Нет! Это знакомые очи утопшей девицы
Водоросли нежно обвивают ноги
На дне озера гаснет конец Млечной Дороги
Вместо петуха рычит на восток
Раненый Лев
Близнецы добавляют в венок
Свадебный мирт и поблекшие каллы
Кричат часы
Не пора ль отпирать мою келью
Pełnia
Sen zamieszkał w zegarze i o skronie stuka
Stare buty na schodach
Do drzwi nikt nie puka
Biegnie Panna
Czy puszczyk za oknem przysiada
To wyje porzucona przez kochanka Waga
Kropla krwi cierpnie w sercu
A w Baranie - owca
Jak osinowy kołek w piersi Koziorożca
Strzelec miota się w łodzi
W wodną toń ucieka
Byk podobny do Raka
O twarzy człowieka
Skorpion wabi rozbitka
Jak Lorelai śpiewa
Ryba głos odsyskuje
Ale milkną drzewa
W lustrze twarz oszalała Świtezi - dziewicy
Nie! To znajome oczy topielicy
Wodorosty miłośnie oplatają nogi
Na dnie jeziora gaśnie koniec mlecznej drogi
Zamiast koguta ryczy na spotkanie ranka
Ranny lew
A Bliźnięta dodają do wianka
Mirt weselny i kalię pobladłą śmiertelnie
Skrzeczy zegar
Już pora otwierać pustelnię
Юзеф Баран
ОБРЫВКИ, ПУХ ДА ПЕРЬЯ
обрывки пух да перья
шелуха полова дым
обещаний обманных тающий след
туманные видения разносимые ветром
на самом ли деле это всё
что остается после нас
или что-то ещё
накапливается
длится
какая-то твердеющая сердцевина
summa summarum души
а не только пух одуванчик ржавчина
не только слова и дела
смолотые в пыль и труху
***
Эрнест Брылль.
Псалм стоящих в очереди.
За чем эта очередь стоит?
За серостью, серостью, серостью
Чего в этой очереди ты ждёшь?
Старости, старости, старости
Что ты купишь, когда дойдёшь?
Томление, томление, томление
Что ты принесешь домой?
Каменное сомнение, сомнение
Будь как камень, стой держись
Когда-нибудь эти камни дрогнут
И полетят как лавина
Сквозь ночь
Сквозь ночь
Сквозь ночь.
Лавина
Столько былого ничем не сталось
Хотя и небо над нами ломалось
И отворилась рана земли.
Слепой и глухой останемся ль мы,
Всё понимающей, но упорной
Огненной лавой - в которой горы
Стирают горы. Чтобы напором
Сгладить зеро к нулевому овалу,
К бесплодному каменному развалу...
Эрнест Брылль.
Za czym kolejka ta stoi?
Po szarość, po szarość, po szarość
Na co w kolejce tej czekasz?
Na starość, na starość, na starość
Co kupisz, gdy dojdziesz?
Zmęczenie, zmęczenie, zmęczenie
Co przyniesiesz do domu?
Kamienne zwątpienie, zwątpienie
Bądź jak kamień, stój wytrzymaj
Kiedyś te kamienie drgną
I polecą jak lawina
Przez noc.
Przez noc
Przez noc.
Tyle się stało i nic się nie stało?
Chociaż się niebo nad nami łamało
Chociaż się otworzyła wielka rana ziemi
Czy zostaniemy dalej głusi, ciemni, niemi
Rozumiejący wszystko ale tak niezmienni
Jak lawina - w płomieniu której się uciera
Skała o skałę. Aby z tego pędu
Zera się wygładzały znowu w obłość zera
W rozwalisko jałowe. Kamienisko błędów?...
Адам Охвановски.
Созвездие
Звезды явились на исповеданье
Так далеко и так близко над нами
Тайные знает огонь заклинанья
Но дров не хватает на общее пламя
Играй же сверчок играй - нам не время
Струны тревожить что порваны звуком
Духи напрасно дремлют в деревьях
В горле без ласковой песни сухо
Вдоль по цветам для венков девичьих
Тысяча тропок дороги единой
Ангелу грешному свет не увидеть
Соль на губах и насмешка любимой
Гаснут глаза в признании трудном
Правде ложь заплетает косы
Как мы звезду в себе искать будем
Под громыханье Великого Воза
(Большая Медведица)
Adam Ochwanowski
Gwiazdozbiór
Gwiazdy spowiedź rozpoczęły świętą
Tak daleko od nas, a tak blisko
Chociaż ogień zna boskie zaklęcia
Drew brakuje na wspólne ognisko
Zagraj świerszczu, zagraj - nam nie pora
Szarpać struny rozdarte przez dźwięki
Nadaremnie duchy drzemią w drzewach
Sucho w gardłach bez tkliwej piosenki
Niby droga - a scieżek tysiące
Ślad po kwiatach na dziewicze wianki
Gdzie nie dotrwa świtu grzeszny anioł
Sól na wargach i drwina kochanki
Gasną oczy zmęczone spowiedzią
Kłamstwo prawdzie zaplata warkocze
Jakiej gwiazdy poszukamy w sobie
Gdy nad nami Wielki Wóz turkocze
29/30VII 1996
Z tomu " Oswajanie świtu " - 1997 r.
Вислава Квинто-Кочан.
Песня.
Насбирала полны уши я пустых словечек.
Начерпала из ненужных златоустых речек.
Шла в своих воспоминаньях по паучьей нити,
чтобы вновь себя найти в этом лабиринте.
Каплей медленной медовой время оделило,
сердце горечью рябинной любовь опалила.
Кто казался безупречным, ложь свою не прячет,
жизнь сама его клеймом чёрным обозначит.
Дни ушли пустым песком через сетку сита,
чистым золотом сияет то, что не забыто.
Wiesława Kwinto-Koczan (WUKA)
Nazbierałam pełne uszy, słów jak orzech
pustych.
Naczerpałam niepotrzebnie, z źródeł
złotoustych.
Po pajęczej cienkiej nici, przesuwałam
Dłonie
aby wrócić znów do siebie, w labiryncie
wspomnień.
Kiedy czas, jak kropla miodu, powolutku
płynął.
W sercu miłość rozpalała, gorzką
jarzębiną.
Kto się zdawał nieomylny, kłamstw dziś
nie prostuje,
a prymusom, samo życie wystawiło
dwóje.
Przeleciały dni jak piasek, przez oczka
rzeszota....
ale świeci jasnym blaskiem, kilka ziaren
złota.
Кшиштоф Камил Бачиньски
Снова странствуем
Странствуем снова по тёплому краю,
по малахитовому лукоморью.
Птицы вернувшиеся умирают
на померанцах и пассифлоре.
Над фиолетовыми лугами
небо раскрыто текучестью арок.
Даль сквозь закрытые веки втекает,
соли налёт на губах наших горек .
По вечерам побережье бухты
лижет прибоя сладкая грива.
Лето похоже на мягкие фрукты,
ветром ожжённые, как крапивой.
Вплоть до фонтанно- жемчужной зари
гроздьями звёзд ночь одаряет...
Снова мы путники тёплой земли,
странствуем снова по тёплому краю.
Baczyński Krzysztof Kamil - Znów wędrujemy
Znów wędrujemy ciepłym krajem,
malachitową łąką morza.
Ptaki powrotne umierają
wśród pomarańczy na rozdrożach.
Na fioletowoszarych łąkach
niebo rozpina płynność arkad.
Pejzaż w powieki miękko wsiąka,
zakrzepła sól na nagich wargach.
A wieczorami w prądach zatok
noc liże morze słodką grzywą.
Jak miękkie gruszki brzmieje lato
wiatrem sparzone jak pokrzywą.
Przed fontannami perłowymi
noc winogrona gwiazd rozdaje.
Znów wędrujemy ciepłą ziemią,
znów wędrujemy ciepłym krajem.
Мария Павликовска-Ясножевска.
Гобелен.
В гобелен сине-зелёный, в гобелен жёлто - серый
дайте уйти мне, о люди!
В мир врасти, чуждый миру, в мир, чудесный без меры,
после жизни и горькой, и трудной.
Через шерсть цедить душу, через краски павлиньи,
от забот очищаясь и грезя,
отдохнуть и заснуть, пасть в траву луговины
цвета зелени vert Веронезе.
Надо мной лист умножится, земля в листьях утонет ,
и цветы сплетутся в гирлянды,
веер пёстрый раскроется, веер в желтой ладони
отдыхающей наяды.
Голубь сядет на дерево, голубочек камвольный,
удивится олень в отдаленье -
бородатый мужчина рядом полный любовью,
чья любовь всех живущих полнее,
тот, кому не измерить ни власти ни сласти
губ моих - побледневших кораллов ,
кто любви не прошепчет, кто не выкричит страсти,
никогда не уйдёт усталый.
В гобелен сине-зелёный, в гобелен жёлто-серый
дайте уйти мне , о люди -
в мир врасти, чуждый миру, в мир, чудесный без меры,
после жизни и горькой, и трудной.
Pawlikowska-Jasnorzewska Maria - Gobelin
W gobelin modro-zielony, w gobelin żółty i siwy
dajcie mi uciec, o ludzie!
Wkopać się w świat obcy światu, w wełniany dziw ponad dziwy,
po życia niesłodkim trudzie.-
Przecedzić dusze przez wełnę, przecedzić przez barwy pawie,
z trosk się oczyścić i łez -
wejść i odpocząć, i zasnąć, odpocząć z ustami w trawie
koloru vert Veronese.-
Nade mną liść się rozmnoży, liść się ku ziemi pokłoni
i kwiat się stłoczy w wiązanki -
wachlarzy pstry zamajaczy, wachlarzy w mej żółtej dłoni
spoczywającej kochanki. -
Na drzewie siadzie gołąbek, spokojny gołąbek z wełny,
w zaroślach jeleń się zdziwi -
brodaty pan stanie przy mnie, brodaty, miłości pełny,
pełniejszy niż ludzie żywi -
ten, który nigdy nie zmierzy potęgi ani słodyczy
mych ust, spłowiałych korali -
który miłości nie szepnie, nie wyśni i nie wykrzyczy,
i nigdy się nie oddali.-
W gobelin modro-zielony, w gobelin żółty i siwy
dajcie mi uciec, o ludzie -
wkopać się w świat obcy światu, w dziw ponad dziwy,
po życia niesłodkim trudzie.-
Adam Ochwanowski
W moim teatrze...
W moim teatrze kończą się premiery
Zawsze przed czasem portier drzwi zamyka
Za kulisami zwodnicze hałasy
I wymyślona - jak wszystko - muzyka
Ktoś zgubił rolę i cichutko płacze
Sufler pijany - bo zdradza go żona
Złażą z portretów zblazowane panie
Jak nietoperze giną w nieboskłonach
W rekwizytorni zostawiła serce
Stara amantka - znałem ją z fotosów
Słychać jak stuka, kiedy bardzo boli
Potem zamiera w mieszaninie głosów
Deski na scenie skrzypią pod widmami
Bolesną frazą ciemność ciszę trąca
W moim teatrze nie zapalą świateł
I żadnej sztuki nie puszczą do końca
16/17 III1982 r
В моем театре ...
В моём театре кончились премьеры,
Портье до срока запирает двери.
Из-за кулис как будто слышен говор
И выдуманной музыки химеры.
Роль потерявший кто-то тихо плачет,
Тот - с горя пьёт : супруга изменяет.
С своих портретов в разочарованье
Нетопырями дамы отлетают.
Меж реквизита потеряла сердце
Звезда былая - знал ее по фото-
Оно забьётся, если станет больно,
Затем затихнет в топоте ухода
Теней актёров по скрипучим доскам.
Тишь нарушают горестные фразы,
Не зажигают свет в моём театре,
Не доиграют пьес моих ни разу .
Идут гуси, и́дут белы до дому.
Ро́нят перья, ро́нят белы, по полю..
Идут гуси, и́дут белы, по лесу,
А те перья, перья белы, ветер носит.
Лела, лела, гуси мои.
Лела на воду, на воду.
Мои гуси поплыли́,
А я не мо́гу, не мо́гу.
Кшиштоф Камил Бачиньски.
Лесом.
Я по лесу иду , лап следы оставляя на тропах,
и дышу в узком логове грудью лохматой.
Это правда, что я рыбой был до потопа,
и что волк я,влюблённый в цветов ароматы?
В эти сосны плывущие ? Запах шерсти так едок.
Я смотрю вам в глаза, и мой шаг равен веку.
Где кончается лес, там меня среди веток
ждёт охотник с собакой , что тоже была человеком.
Ноябрь 1940.
Baczyński Krzysztof Kamil - Lasem
Chodzę lasem, zostawiam nie ślady, lecz tropy
i sapię w wąskiej norze oddechem włochatym.
Czy to prawda, że żyłem rybą przed potopem
i że jestem dziś wilkiem kochającym kwiaty?
Jakże płyną te sosny? sierść ma zapach ostry.
Patrzę wam prosto w oczy, a krok mój jest wiekiem.
Gdzie las się kończy nagle fioletowym ostem -
- myśliwy z psem, który też był kiedyś człowiekiem.
Listopad 1940 r.
Baczyński Krzysztof Kamil - Wiatr
Кшиштоф Камил Бачиньски.
Ветер.
Потому что всегда и повсюду нас трое,
я и ты, я и ты,
и за окнами ветер разбитым гобоем
выдувает усталый крик.
Деревья и черные птицы плывут, по стёклам
бьют листья, краснее, чем осень.
Выдуваются дни, облака, рыбьи стаи, их столько
ветер в первый сентябрь наш уносит !
Не беги, это бабочек плюшевых звоны
в стёкла мертвые бьёт мертвый ветер.
Под окном упыри ходят - мёртвые кони
искалеченного ненавистью света.
Этот воздух наполнен тревогой предзимней.
Мир и жизнь мне прости, этот ветер прости мне !
Звезды - ласточки неба, неотвратимой
смертью нашей рассыпались по покоям .
Умирают минуты беспечного лета ,
потому что всегда и повсюду нас трое ,
я и ты, я и ты
и ветер.
Baczyński Krzysztof Kamil - Wiatr
Jak wtedy jest nas wszędzie troje,
ja i ty, ja i ty,
a za oknem wiatr uchodzi pękniętym obojem,
narasta zmęczony krzyk.
Unoszą się drzewa i czarne ptaki, o szyby
biją liście czerwieńsze niż jesień.
Wydęte uciekają dni i obłoki spłoszone jak ryby
w ten nasz bolesny, pierwszy wrzesień.
Nie odchodź, to motyle pluszowe tak dzwonią
o te szyby umarłe, o martwy wiatr.
Chodzi za oknem upiór zabitego konia
i kaleki, o kulach nienawiści - świat.
To powietrze wezbrane od trwogi uderza,
przebacz mi świat i życie, i ten wiatr mi przebacz.
Lecą gwiazdy - jaskółki prawdziwego nieba,
rozsypują nam śmierć na pokoje,
umierają chwile nieostrożnych lat,
bo jak wtedy jest nas wszędzie troje,
ja i ty, ja i ty,
i wiatr.
Lila Helena Metryka
Sekrety
Лиля Хелена Метрыка.
Секреты.
В нас наши секреты, в укрытье глубоком
от нас от самих, от сторонних тем более.
Никто не увидит их пристальным оком,
если сами мы край приоткрыть не позволим.
Краснеют, бледнеют секреты, как лица,
и страшно открыться им, сладким иль горьким,
и, как от себя, нам от них не укрыться,
не выбросить тайны, как старые шторки.
Это - наши тревоги, печали, секреты,
что ночами нас мучают странными снами,
но когда мы их примем, - признаньем согреты,
когда время придёт, распрощаются с нами.
Lila Helena Metryka
Sekrety
Sekrety są w nas samych*, ukryte głęboko,
przed wścibstwem współrozmówców, i może przed nami,
nie odgadnie ich żaden, choć wprawne ma oko,
gdy rąbka tajemnicy uchylić nie damy.
Sekrety są jak ludzie – wesołe i smutne,
rumienią się i bledną w obawie odkrycia,
i nie da się przed nimi ni schować, ni uciec,
nie można ich wyrzucić jak zblakłych już firan.
Sekrety są nam wierne, bez względu na wszystko,
więc traktujmy je dobrze i darzmy atencją,
jak rodzinę czy inną osobę najbliższą,
gdy uznają za słuszne, w niepamięć odejdą.
* słowa z wiersza Michała Witolda Gajdy “Tło”
Эва Пилипчук. В летней полифонии В облаках по пояс, как в простой рубахе лето исполняет цветочное парландо, васильки поблёкли, притаились в злаках. Сад звучит в июле медовой сарабандой. Уж рябины наливаются аккордом мощным для невест и птиц , что лакомятся алым, утренние трели жаворонков - в прошлом, первую скрипку ведут вороньи скандалы. Вечерами долгими сумерки тревожат сонатину вербы, не хотят прощаться . Сыграй же чуткими пальцами на моей коже виртуозный этюд зрелого счастья. Ewa Pilipczuk W letniej polifonii Do połowy w chmurach jak w zgrzebnej koszuli lato czas wypełnia kwiecistym parlando, wypłowiałe chabry w złocie zbóż utulił lipiec. Ogród tętni miodną sarabandą. Jarzębiny proszą o mocne akordy dla panien i ptaków łakomych na czerwień, skowronkowe jutrznie kalendarz odtrąbił pierwsze skrzypce wiodą gawronie brewerie. Późne zmierzchy nucą w liliowych oparach ciche sonatiny na wierzbowych gęślach. Opuszkami palców na skórze mi zagraj misterną etiudę dojrzałego szczęścia.
Юлиан Тувим.
"Незаконченная элегия"
О чём плачешь, о чём причитаешь,
Сидя над рекой Вавилона,
Глядя на воду голубую ?
Ветер голубино сизый твои виски охлаждает,
Небо милосердно клонится над головою.
- С небом в глубине я качаюсь,
Тону вместе с ним в лоне волн.
Оплакиваю я деяий величавость,
О,синий город, вечный Вавилон!
Гомоном всех наречий.
Всей разноликостью вещной
Столетий и толп делами
Ты мне поёшь без лада.
На башню по лестнице всходят
Измученные народы ,
А ты под ними кругами
Улицами распался как падаль.
Из нор подвальных и чердачных
Вышли мы с учителем нашим,
За святым человеком шли мы.
Он кричал, руки вздымая,
Но никто не обращал внимания,
Раздавили его потоком машины.
Мы гроб оросили слезами.
Сироты под небесами,
Темные, гневные бесправные.
Разошлись одинокими раствориться
в грохочущей пышной столице,
И нет у нас ни слова, ни знания.
И предстали там моему взгляду
Тысячеэтажные дома - громады
из стекла, камня и стали.
Лифтами, поршнями, рычагами
Время гнали ногами,
Лавиной в пропасть стекало.
Молнии били из-под земли,
Горящие улицы вели
На площади - муравейниками кипели,
Вязались в смертельные петли,
Кружась и падая, люди вопили:
"Человека убили!"
Над землёй стрекоча летела
Серебристой метелью
Птичья толчея моторов,
В небес беспредельность,
Стреляют экспрессы прицельно
Огнями метеоров.
Я видел славу в агонии,
Разбитые залы тронные,
В золотых комнатах груды
Праха, остатки великолепья,
Бездушных знамён отрепья,
Глухую мертвоту орудий.
Видел я труд и праздность,
Волю, неволю и разум,
Любовь, печаль, прегрешенье,
Величие , святость, скотство,
Власть, нищету, благородство.
Но нет одинокому утешенья.
Julian Tuwim
"Niedokończona elegia"
Czemu plączesz, czemu zawodzisz,
Siedząc nad rzeką Babilonu,
Zapatrzony w wodę lazurową?
Wiew gołębio-siwy skronie twoje chłodzi,
Niebo kołysze się miłosiernie nad głową.
— Z niebem w głębinie się chwieję,
Tonę, jak ono tonie.
Płaczę wielkość twoją i świetne dzieje,
Sine miasto, wieczny Babilonie!
Rozgwarem wszystkich narzeczy.
Formami miliarda rzeczy,
Dziełami wieków i tłumów
Wrzaskliwie do mnie gadasz.
Na wieżę, na ciężkie schody
Pną się zmęczone narody,
A ty się pod nimi toczysz,
Ulicami jak trup się rozkładasz.
Z suteren i poddaszy
Wyszliśmy biedni z nauczycielem naszym,
Świętym, wiedzącym człowieczkiem.
Pięści zaciskał, krzyczał,
Ale nikt go nie słyszał,
Stratowali go natłokiem maszyn.
Grób zrosiliśmy łzami.
Sieroty pod gwiazdami,
Ciemni, gniewni i prości.
I rozproszyliśmy się, samotnicy,1
Po grzmiącej pysznej stolicy
I nie ma nam słowa i mądrości.
Widziałem tam groźne domy,
Tysiącpiętrowe ogromy
Ze szkła, kamienia i stali.
Dźwigami, tłokami, windami
Czas pędził pod stopami,
Lawiną w przepaście walił.
Spod ziemi, jak błyskawice,
Biją świecące ulice,
Na place tryskając mrowiem:
W pętlice śmiertelne się wiążą,
Padają i krzyczą, krążąc:
„Skończył się człowiek!"
Nad ziemią w stalowej sieci,
W srebrnej trzeszczącej zamieci
Tłucze się ptactwo motorów,
W dal bożą, w ciemne bezkresy
Strzelają celne ekspresy
Ogniami meteorów.
Widziałem umarłą chwałę,
Dostojne trony zmurszałe
I puste komnaty złote,
Gruzy, nędzne pamiątki,
Sztandarów bezduszne szczątki
I armat głuchą martwotę.
Widziałem rozkosz i mozół,
Wolę, niewolę i rozum,
Miłość, cierpienie i grzechy,
Zbrodnię i wielkość, i świetność,
Nędzę, potęgę, szlachetność.
Ale nie ma samotnemu pociechy!
Болеслав Лесьмян.
Недоля.
Затвори в сад окно... слышно пение,
Очи сомкни : в сон или в смерть взглянуть .
Наша недоля близится к завершению! ..
Жизнь уходит ... можно и отдохнуть ...
День обновится на облаке белом,
не встревожит его, что тел наших нет ...
Но от всего, что мы претерпели,
пусть во мгле хоть малый останется след!
Ибо чем искупится ужас исчезновенья,
слёз бессилье в последний час ,
если по смерти не останется и тени
ран , что когда-то мучали нас?
Leśmian Bolesław - Krzywda
Zamknij okno...W ogrodzie - zbyt śpiewno.
Oczy do snu lub do śmierci zmruż.
Krzywda nasza kończy się na pewno!..
Życie - mija... Wolno spocząć już...
Dzień się nowy na obłoków bieli
Nie zatrwoży, że ciał naszych brak...
Lecz to wszystko, cośmy przecierpieli,
Niechaj we mgle ma choć drobny znak!
Bo czym zgrozę odkupić zagłady,
Łez wysiłek i ten pusty czas,
Gdy śmierć zniszczy nawet ran tych ślady,
Ran, co niegdyś tak bolały nas?
Michał Witold Gajda (1959-2017)
Kołysanka
Gdzie kornik spisał całe swoje życie
na suchym drewnie pokrzywionej sosny;
w kolczastych pędach nienazwanych roślin,
zostanie czerwiec – niezmienny marzyciel.
Na drobnych włoskach niedojrzałych malin
zabłyśnie promień zamknięty w kropelce
schłodzonej rosy. Nie trzeba nic więcej.
Skończona droga, bo po co iść dalej?
Mech pod plecami, a cisza nad głową;
nic się nie kończy i nic nie zaczyna.
Lekki wiatr z pola chodzi po leszczynach,
więc zamknij oczy i śnij kolorowo.
Михал Витольд Гайда (1958- 2017.)
Колыбельная.
Где жучок- короед, потаённый писатель,
свою жизнь уместил на странице сосновой,
где в цепляющей поросли зелени новой
заблудился июнь - беззаботный мечтатель,
где на тонких ворсинках незрелой малины
солнцем пойманным светятся капли прохлады
росяной , ничего тебе больше не надо.
И не надо идти. Путь окончился длинный
Тишина над тобой, мягкий мох под спиною.
Ничему нет конца, ничему нет начала .
С поля ласковый ветер орешник качает,
засыпай, уплывай в сновиденье цветное.
Anna Nasiłowska
Анна Насиловска.
Обычный день
каждый в своем коконе
женщина в метро напротив меня
роняет слёзы беззвучно и отстранённо
трудно смотреть я пересаживаюсь
теперь вид на красивую пару
очень красивые оба
он в красном берете
на ней леопардовая куртка
неприлично заняты собой
достаю газету
коррупционная афёра
скандал и нехватка денег
на лечение рака
так что все как обычно
нормально
это успокаивает
справляюсь с состоянием раздражения
экстремальные эмоции
это чересчур
Новые наблюдения по дороге
"Иисусе какой ужас"
говорит девушка в метро
в телефон
пересаживаюсь на трамвай
остановка чернявая женщина ко мне
«о, видите того ожидающего?
как он одет!»
"и что?"
«на нём обувь женская!"
"нет, это такие белые
спортивные "отвечаю
а потом третья к нам
"это тут будет Новый Свет?"
да какой же он новый
уже с которого времени
девушки разговаривают с телефонами
ужас ничего не означает
иисусу до всего этого нет дела
обувь как обувь
имеет значение только бренд
а гендерность себя изжила
***
(Nowy świat - улица в Варшаве)
К магазину
во дворе
миную полицейский патруль
в узком проходе
соседка в маске
поворачивается к стене
не отвечает на добрый день
что я ей сделала ?
нет
это только день недобрый
и старая сплетня
будто я врачиха
так что могу быть заразной
отворачиваюсь в сторону
может быть удастся через маску
почувствовать дыхание
дивной весны
Anna Nasiłowska
Jak co dzień
każdy we własnej bańce
kobieta w metrze naprzeciw mnie
roni łzy bezgłośnie i bez związku
trudno patrzeć przesiadam się
teraz widok na piękną parę
bardzo urodziwi oboje
on w czerwonym berecie
ona w kurtce w panterkę
nieprzyzwoicie zapatrzeni w siebie
wyciągam gazetę
afera korupcyjna
skandal i brak pieniędzy
na leczenie raka
więc wszystko jak co dzień
normalnie
to uspokaja
radzę sobie ze stanem irytacji
ekstremalne emocje
to za dużo
Nowe ćwiczenia z podróży
“jezu jaka masakra”
mówi dziewczyna w metrze
do telefonu
przesiadam się na tramwaj
przystanek krucza młoda kobieta do mnie
“o widzi pani tego co czeka?
jak się ubrał!”
“i co?”
“buty damskie ma!”
“e, tylko białe
sportowe” odpowiadam
a wtedy trzecia do nas
“czy to tu będzie nowy świat?”
i jakiż on nowy
już od pewnego czasu
dziewczyny rozmawiają z telefonami
masakra nic nie znaczy
jezus nie ma nic do tego
buty jak buty
liczy się dobra marka
a gender się przeżył
Do sklepu
na podwórku
mijam patrol policji
w wąskim przejściu
sąsiadka w masce
obraca się do ściany
nie odpowiada na dzień dobry
co jej zrobiłam?
nie
to tylko dzień niedobry
i stara plotka
że jestem lekarką
więc mogę być zadżumiona
obracam się w drugą stronę
może uda się przez maskę
poczuć oddech
dziwnej wiosny
Константы Микевич.
(1911 – 1935)
Родился в интеллигентской семье в Варшаве. Опубликовал немного, в «Скамандре», и «Литературных ведомостях». В 1934 году вместе с двумя другими неизвестными поэтами издал томик «Профили». Покончил с собой во время армейской службы.
Посмертно по просьбе родных его литературным наследием занялся Юзеф Чехович. Выбранные им стихи появились в 1937 году в томе «Поэзия».
Матери.
Сегодня Большая Медведица ведет своих малых
к черным водопоям.
Ты смотрела на меня целый вечер, мама,
в сером покое.
Думала: кто это в кресле тут предо мною,
это не сынок.
Сын в моем теле, где льётся былое,
медовый поток.
Я к водопоям возьму его чистым,
как смерть, нежна.
В кресле чужой останется стынуть,
в злых длинных штанах.
Konstanty Mikiewicz
(1911 – 1935)
Urodził się w rodzinie inteligenckiej w Warszawie. Drukował niewiele, m.in. w „Skaman-drze” i „Wiadomościach Literackich”. W 1934 r. wespół z dwoma innymi młodymi i nieznanymi poetami wydał tomik „Profile”. Popełnił samobójstwo podczas odbywania służby wojskowej. Pośmiertnie, na prośbę rodziny, jego spuścizną literacką zajął się Józef Czechowicz. Wybrane przez niego wiersze ukazały się w 1937 r. w tomie „Poezje”.
Matce
Dziś Wielka Niedźwiedzica wiedzie swoje małe
do czarnych wodopojów.
Patrzyłaś na mnie, matko, wieczór cały
w szarym pokoju.
Myślałaś: jakiś pan przyjechał na krześle,
to nie syn.
Syn jest w mym ciele, gdzie dzwoni przeszłość,
jak miodny płyn.
Do wodopojów go wezmę cichych, jak śmierć
pogodna.
W krześle zostanie obcy, sztywny, wiesz –
w złych, długich spodniach.
Mariusz Parlicki
STAN RÓWNOWAGI
Ilekroć odkrywamy prawdę,
tylekroć umiera cząstka nas
i świata,
w którym żyjemy,
dlatego
każda
prawda
wyzwala
lawinę kłamstw,
tworzących równowagę
w nas samych
i w naszym świecie.
СОСТОЯНИЕ РАВНОВЕСИЯ
сколько раз открываем мы правду,
столько раз умирает частица нас
и мира,
в котором живём,
поэтому
на каждую
правду
обрушивается
лавина лжи
восстанавливая равновесие
в нас самих
и в нашем мире.
Из майского выпуска «Газеты Культуральней»
Тадеуш Завадовски
постройка баррикады
выношу на улицу книги херберта и милоша и строю
из них баррикаду. добавляю к ним свои последние стихи
в надежде что поэзия может уцелеть. я не знаю
однако насколько она в состоянии выдержать натиск лицемерия
и ксенофобии и разделения на враждебные армии
своих и чужих. я читаю людям пана когито
но они затыкают уши. забавляются как дети брошеными
на мостовую сребрениками. я поднимаю взгляд. на баррикаде
трепещут как знамя слова из стиха милоша
не будь беспечным.
поэт помнит.
Михал Буковски
я сурок
я
сурок
все стою столбиком
и высматриваю
глаза ослабли
позвоночник болит
но я стою столбиком
и высматриваю
говорят, что будет
говорят, что нужно
что очевидно и что наверняка
так что я стою столбиком
и высматриваю
говорят выбирать
беру бюллетень
вычеркиваю подчёркиваю
и высматриваю
мой дом среди камней
мусор доверху
лес всё редеет
а они ничего
надо мной орел
а я
все стою столбиком
и высматриваю
.
Михал Буковски.
тоже
улыбающийся
милый молодой человек обращается
ко мне на языке
ненависти
да,
возлюби ближнего и так далее
знаю
эту заповедь
из обязательных уроков
религии
много лет назад его деды
строили с человеческим лицом
социализм
тоже
не вышло
.
пишем
волнам наперекор
снова и снова пишем
наши слова
на песке
.
Ясеньски Бруно - Слово о Якубе Шеле
ПРОЛОГ
По ночам я с полей и гумен
позаросших и мхом и мглой,
собирал эту песню-думу
и иду с окровавленной, злой.
Раскачалась уж осень тысячью розог
ивняка над прудом в ритме жабьих гамм.
Свой последний червовый фальшивый козырь
я, играя со смертью, сегодня сдам.
Может , завтра придет трактор
на заплатанный плат полей,
сумрак - чернобородый арендатор-
землю в чёрный захватит плен.
И на десять миль вокруг, уже скоро,
там, где нива ложилась под серп,
встанет многокаменный город,
сад кубический, грузен и сер.
И когда звездной ночью забрезжит
белой мессой месяца стёртый штамп,
над дорогой повиснут проезжей
тяжелые яблоки дуговых ламп.
- - в ежевичной чащобе леса,
где солнце садится свой зад укрыть,
эта песня выходила на ясный месяц
по собачьи подолгу выть.
И, присев на поле в густом бурьяне,
качалась, гнулась, как сухая ботва .
Когда пастух её вспугивал утром ранним,
в каплях крови была трава.
Эта песнь в мою жизнь пришла во гневе ,
приказала: служи! От неё не не уйдёшь.
Вырвала язык мой, как жалкий плевел,
и вместо него вложила нож.
Пришла зимой, заскулила , молча
попросилась: согрей! простонала: кровь!
И выросла вдруг ненасытность волчья,
накормил ее сердцем, впустил в нутро - -
Но весна отворит ещё настежь двери,
камни сердца пойдут на слом,
и усядемся мы на общей вечере,
а земля нам будет одним столом.
Остановит день свой разбег всегдашний
когда ему крикнем: не кончайся! Стань!
Принесёт из яств своё лучшее каждый,
миру целому шедрую дань.
Провозвестники града и шквала,
краснолицые, шумные в тот день,
будем вместе и черный, и алый
цвет смывать со знамён и тел.
В этот день - дню тому, что будет,
бьющуюся, как кровавый карп,
принесу на глиняном блюде
эту песнь, мой ценнейший скарб.
Jasieński Bruno - Słowo o Jakubie Szeli
PROLOG
W białe noce, od rżysk i gumien
porośniętych i mchem i mgłą
pozbierałem tę pieśń, jak umiem
i przynoszę skrwawioną i złą.
Rozhuśtała już jesień tysiącem batut
krzywe wierzby nad stawem w takt żabich gam.
Na ostatni fałszywy czerwienny atut
dzisiaj w durnia ze śmiercią gram
Może jutro juz przejdzie traktor
po tych polach, jak łaty płacht
przyjdzie zmierzch - czarnobrody faktor
- weźmie ziemię w swój czarny pacht
I na dziesięć mil w krąg, czy na sto,
kędy łan się pod sierpem kładł
wstanie wielkie, kamienne miasto,
nieprzejrzany, sześcienny sad.
I gdy znowu się noc rozgwiezdni
w białej mszy księżycowych plam,
będą zwisać nad ścieżką jezdni
ciężkie jabłka łukowych lamp
- - W białe noce, zza kęp ostrężnic
gdzie chowała się słońca rzyć,
wychodziła ta pieśń na księżyc
godzinami po psiemu wyć.
Przykucała na polu, za kępą chwastów
kołysała się, chwiała jak zwiędła nać.
Kiedy rankiem ją spłoszył pastuch
Krople krwi w bruzdach było znać.
Raz ta pieśń - zaszła mnie w życie, za łąką,
powaliła, przygniotła, kazała: służ!
i wyrwała mi język jak płony kąkol,
a miast niego wetknęła mi nóż
Przyszła zimą skostniała, skomlała: milczę!
przypytała się: ogrzej! jęczała: krew!
A w zanadrzu urosła w żarłoczne wilczę,
nakarmiła się sercem, sięgneła trzew - -
Kiedyś wiosna otworzy na ścieżaj
pestki serc rozłupane na pół
zasiądziemy przy jednej wieczerzy
Będzie ziemia jak jeden stół
Wstrzyma dzień ten swój pęd, co prze go,
gdy mu krzykną: nie zachodź! stań!
Zniesie każdy, co ma najlepszego
Będzie świat cały - kartą dań.
Na ten dzień krasnolicy i gwarny
zwiastowany przez grad i szkwał
zasiądziemy, czerwony i czarny
zmywać barwy z sztandarów i z ciał.
Na ten dzień - pokłon jutru od dzisiaj
trzepocącą się we krwi jak karp
na glinanej przynoszę wam misie
tę złą pieśń mój największy skarb.
Вислава Шимборска
«Перепись населения»
На взгорье, где стояла Троя,
откопано семь городов.
Семь городов. Шесть лишних
для одной эпопеи.
Что с ними делать, что делать...
Лопаются гекзаметры,
бесфабульный кирпич виднеется из трещин,
в тишине старого кино лежащие стены,
обугленные балки, разорванные цепи ,
кувшинчики, выпитые до потери донца,
амулеты плодородия, фруктовые косточки,
и черепа, осязаемые как утренняя луна .
Прибавляется нам давности,
становится в ней тесно,
расползаются по истории дикие обитатели,
отряды мяса для мечей,
решки орла- Гектора, ему равные мужеством,
тысячи и тысячи отдельных лиц,
и каждое из них первое и последнее во времени,
и на каждом пара небывалых глаз.
Так легко было ничего не знать об этом,
так трогательно, так просторно.
Что же с ними поделать, что им выделить?
Какой-нибудь век, малонаселённый до той поры?
Немного признания для ювелирного искусства?
Слишком поздно для последнего суда.
У нас, трёх миллиардов судей,
свои проблемы,
свои, невыразимые словом, роения,
вокзалы, трибуны стадионов, шествия,
многочисленные заграницы улиц, этажей, стен.
Мы теряемся навсегда в торговых домах,
покупая новый кувшинчик.
Гомер работает в статистическом бюро.
Никто не знает, что он делает дома.
Wisława Szymborska
"Spis ludności"
Na wzgórzu, gdzie stała Troja,
odkopano siedem miast.
Siedem miast. O sześć za dużo
jak na jedną epopeję.
Co z nimi zrobić, co zrobić.
Pękają heksametry,
afabularna cegła wyziera ze szczelin,
w ciszy filmu niemego obalone mury,
zwęglone belki, zerwane ogniwa,
dzbanki wypite do utraty dna,
amulety płodności, pestki sadów
i czaszki dotykalne jak jutrzejszy księżyc.
Przybywa nam dawności,
robi się w niej tłoczno,
rozpychają się w dziejach dzicy lokatorzy,
zastępy mięsa mieczowego,
reszki orła-Hektora dorównujące mu męstwem,
tysiące i tysiące poszczególnych twarzy,
a każda pierwsza i ostatnia w czasie,
a w każdej dwoje niebywałych oczu.
Tak lekko było nic o tym nie wiedzieć,
tak rzewnie, tak przestronnie.
Co z nimi robić, co im dać?
Jakiś wiek mało zaludniony do tej pory?
Trochę uznania dla sztuki złotniczej?
Za późno przecież na sąd ostateczny.
My, trzy miliardy sędziów,
mamy swoje sprawy,
własne nieartykułowane rojowiska,
dworce, trybuny sportowe, pochody,
liczebne zagranice ulic, pięter, ścian.
Mijamy się na wieczność w domach towarowych
kupując nowy dzbanek.
Homer pracuje w biurze statystycznym.
Nikt nie wie, co robi w domu.
Konstanty Ildefons Gałczyński
Prośba o wyspy szczęśliwe
A ty mnie na wyspy szczęśliwe zawieź,
wiatrem łagodnym włosy jak kwiaty rozwiej, zacałuj,
ty mnie ukołysz i uśpij, snem muzykalnym zasyp, otumań,
we śnie na wyspach szczęśliwych nie przebudź ze snu.
Pokaż mi wody ogromne i wody ciche,
rozmowy gwiazd na gałęziach pozwól mi słyszeć zielonych,
dużo motyli mi pokaż, serca motyli przybliż i przytul,
myśli spokojne ponad wodami pochyl miłością.
На счастливые острова ты меня увези,
ветром ласковым волосы как цветы развей зацелуй,
ты меня укачай, усыпи, музыкальными снами засыпь, отумань,
на счастливых островах спящего не буди ото сна.
Покажи мне воды огромные и воды тихие,
на ветках зелёных услышать позволь мне звёзд разговоры,
бабочек множество мне покажи, сердца их приблизь , притули,
мысли спокойные над водами склони с любовью.
Юлиан Тувим.
Пустая квартира.
Никогда не оставляйте свою квартиру одну. Не потому, что её
могут ограбить. По совершенно другому, мало известному поводу.
Ничто не опишет стылый и окоченелый траур квартиры,
когда нас нет дома.
Маятник, дирижёр пустоты, колеблется шестьдесят раз в
минуту рухнуть ли ему со стены в пропасть недвижимого
времени или ещё продержаться.
Мебель замалчивает самые злые сплетни о нас. Иногда
вздохнёт, скрипнет, и снова тишина.
Я думаю, что во время нашего отсутствия кто-нибудь
пользуется квартирой как гостиницей. Мне представляется, что
там происходят жутчайшие оргии не отражаемых зеркалами
событий, которые, когда живём и бываем дома, мы называем :
Нет, Никакие, Никого, Не было.
Чехлы и покрывала летают как на спиритическом сеансе. В лучшем случае
они в бегах. Стекло в буфете наливается через край
торжествующим небытием. Книги, как всегда, стойки,
важны, феодально строги.
Но и они, то есть строки в них когда-то живых литер, начинают
болезненно сбраживаться серым лишаем смертельного
шёпота.
Не спрашивай о содержимом ящиков и шкафов. Слышишь как эти
два слова зашуршали?
Истинно, истинно говорю я тебе: худшие, чем воры и убийцы, которых ты боишься, грабят твоё имущество и время, когда ты
оставляешь свою квартиру пустой.
Julian Tuwim
"Puste mieszkanie"
Nigdy nie zostawiaj mieszkania samego. Nie dlatego,
że mogą okraść. Z całkiem innego, mało znanego powodu.
Nic nie opisze stężałej i sztywnej żałoby mieszkania,
kiedy nas nie ma w domu.
Zegar, dyrygent pustki, waha się sześćdziesiąt razy na
minutę, czy rzucić się ze ściany w otchłań znierucho-
miałego czasu, czy wytrwać.
Meble przemilczają najzajadliwsze plotki o nas. Cza-
sem westchną, trzasną i znowu milczenie.
Sądzę, że w czasie naszej nieobecności nie byle kto ko-
rzysta z mieszkania jako z garsoniery.Wierz mi, że się
tam odbywają najupiorniejsze orgie nieodbitych w lu-
strze wydarzeń, które, żyjąc i będąc w domu, nazy-
wamy: Nie, Nijakie, Żadne, Nie było.
Czechły i pokrowce latają jak na seansie. W najlepszym
razie są na odlocie. Szkła w kredensie przelewają się po
brzegi tryumfującą nicością. Książki, jak zawsze, sztor-
cem; ważne, ściśle feudalne.
Ale i one, tj. linijki żywych niegdyś czcionek, zaczy-
nają chorowicie fermentować szarym liszajem śmiertel-
nego szeptu.
Nie pytaj o zawartość szuflad i szaf. Słyszysz, jak te
dwa słowa zaszumiały?
Zaprawdę, zapradę powiadam ci: gorsi złodzieje
i niszczyciele plądrują mienie twoje i godziny, niż ci,
których się obawiasz, zostawiając puste mieszkanie.
Дариуш Желязьницки.
- Попробуй ...» - прошептала Мечта.
- Что ?! Опять?! Занервничал Опыт.
- Ха! Снова всё из-за меня, - усмехнулась Причина.
- Нет! Из-за меня , - запротестовала Гордость.
- А может быть не стоит… - прошептала Осторожность.
- Я здесь! - объявила Решительность.
- А куда это без меня? - спросило Опьянение.
- Без тебя никуда,- сказало Спокойствие.
- Может быть, лучше завтра ...? -поинтересовалось Сомнение .
- Сейчас или никогда! - возразило Упрямство.
- Только чтобы не так, как вчера, - предупредила Повседневность.
- То, что было вчера, больше не повторится, - успокоила Глупость.
- Все будет иначе, - солгало Предчувствие.
- Что-то мне всё это напоминает, - задумалась Память.
Мечта встала и вышла ...
Dariusz Żelaźnicki
- Spróbuj… - szepnęło Marzenie.
- Co?! Znowu?! – zdenerwowało się Doświadczenie.
- Ha! Znów wszystko przeze mnie, - uśmiechnął się Powód.
- Nie! Przeze mnie! – zaprotestowała Pycha.
- A może nie trzeba… - wyszeptała Ostrożność.
- Oto jestem! – oznajmiła Stanowczość.
- A dokąd to beze mnie? – zapytało Upojenie.
- Bez ciebie to donikąd, - odpowiedział Spokój.
- Może lepiej jutro…? – zainteresowała się Wątpliwość.
- Teraz albo nigdy! – zripostował Upór.
- Byle nie tak jak wczoraj, - uprzedziła Codzienność.
- To co było wczoraj już się nie powtórzy, - uspokoiła Głupota.
- Wszystko będzie inaczej, - skłamało Przeczucie.
- Coś mi to przypomina, - zamyśliła się Pamięć.
Marzenie wstało i wyszło…
Спокойствие.
Опираться на факты.
Оценивать вероятность.
Наблюдать за развитием событий.
Реагировать соответственно.
Использовать советы экпертов.
Читать надежные источники.
Прекращать катастрофические толки.
Дистанцироваться от теорий заговора.
Придерживаться здоровых привычек.
Понимать мимолетность явлений.
Адаптироваться к ситуации.
Не присоединяться к большинству.
Не делать неправильных выводов.
Следовать плану.
Помнить о равновесии.
Заботиться о своих потребностях.
Избегать паникёров.
Иметь несколько альтернатив.
Сохранять здравый рассудок..
Турбулентность прекратится, самолет снова полетит спокойно.
Обнимаю
Матеуш.
Mateusz Grzesiak
Spokój
Bazować na faktach.
Mierzyć prawdopodobieństwo.
Obserwować rozwój wydarzeń.
Reagować proporcjonalnie.
Korzystać z rad ekspertów.
Czytać rzetelne media.
Hamować katastroficzne narracje.
Dystansować się od teorii konspiracyjnych.
Kontynuować zdrowe nawyki.
Rozumieć przejściowość zjawisk.
Adaptować się do sytuacji.
Nie wchodzić w owczy pęd.
Nie wyciągać błędnych wniosków.
Kierować się planem.
Pamiętać o równowadze.
Dbać o swoje potrzeby.
Unikać panikarzy.
Mieć kilka alternatyw.
Zachować zdrowy rozsądek.
Turbulencje mijają, samolot znowu leci spokojnie.
Ściskam
Mat
Tekst napisał dr. Mateusz Grzesiak
Это только театр ...
Это только театр, - шепчет Джульетта Ромео.
Правда, он далеко. Умирает, но это неважно.
Джульетта и в мыслях смерти своей не имела.
Ведь красивая тема теперь у неё на продажу.
Безумные чувства рукою означены Бога.
Гамлет в подъезде с Офелией тянут дешёвые вина.
Она у него стала первой реальной девчиной,
Но у них нет утраты . Лишь только хмельная тревога.
Наша эпоха ангела рождает и сбира,
В теле одном - дух шлюхи и комплекс Шекспира.
Adam Ochwanowski
Wiersz napisany w nocy z 12 na 13 lutego 1997 roku. Z tomu " Oswajanie świtu "
To tylko teatr...
To tylko teatr - szepce Julia do Romea
Ale on już daleko. Naprawdę umiera
Julia ślubom niewierna - śmierci się wypiera
Wszak będzie miała piękny do sprzedania temat
Szaleństwo uczuć wszelkich znaczy ręka boska
Hamlet z Ofelią piją w bramie tanie wino
Ona jest jego pierwszą prawdziwą dziewczyną
Lecz nie ma w nich zatraty. Jest pijana troska
Nasza epoka rodzi anioła i zbira
W jednym ciele - duch kurwy i kompleks Szekspira
Мартовские виды. (80-е -90-е.)
Дела мои хреновеньки,
но солнечный денёк
сияет, будто новенький:
-не унывай, сынок!
Снежок нападал, свеженек,
дорожки под ледком,
и красит щёки неженок
студёным ветерком!
*
Природа близ дороги:
при домике хлевок,
коровке круторогой
весна нагрела бок.
Снег тает, каплет с кровли
вдоль стеночки – трава,
и свежий блин коровий,
большой, как каравай.
*
Март из рода недотрог:
днём приветлив, ночью строг.
*
Туман, переходящий в дождь,
А как приятно!
Как будто не туда идёшь,
Уже обратно,
Как будто вечер, и денёк
Промчался мимо,
Дела закончив так, как мог,
Непоправимо.
*
У домов сугробы тают,
подтекает из-под них,
а в лесу ещё летают
стаи лыжников цветных.
Впрочем, зимние привычки
им бросать уже пора,
распевают громко птички:
есть большие мастера!
*
Опять заглядываюсь на
Ланиты, перси, выи.
Шестидесятая весна!
Ты у меня впеервые!
*
-Не тормоши, мартышка,
У дедушки одышка!
*
Владислав Броневски. Бесы.
Плачу, пылаю я ночью бессонной ,
окно разбиваю, кровавлю стекло,
вкруг меня бесы, бесовские сонмы,
хитрые бесы , косматое зло .
В улиц бегу я слепые пустыни,
катится в зелень пылающий мрак,
бесы огнями синих светилен
не отстают, хохоча, ни на шаг.
Бесы рогами острыми жалят,
слёзы и кровь заливают глаза,
мои надежды, мои печали
бесы когтями хотят растерзать.
Бесы и в небе грозят мне со злобой,
и по земле волокут меня в гроб -
вырвусь от них и вернусь к тебе, чтобы
синим, бессильным, рухнуть у стоп.
Broniewski Władysław - Biesy
Płonę i krzyczę nocą bezsenną,
szybę rozbijam i krwawię się szkłem,
biesy wkoło mnie, biesy nade mną,
biesy kosmate, chytre i złe.
Pędzą ulice ślepe i dzikie,
kołem zielonym pali się mrok,
biesy latarni sinym płomykiem
pełzną, chichocą za mną co krok.
Bodą mnie rogi ostre i złote,
oczy ociekły łzami i krwią,
moją nadzieję, moją tęsknotę
biesy szponami szarpią i rwą.
Biesy gwiazdami grożą na niebie,
biesy na ziemi wloką mnie w grób -
wyrwę się jeszcze, wrócę do ciebie,
siny, bezsilny runę u stóp.
Ян Станислав Кичор.
Мои ( наши) Zaduszki. (День поминовения )
Я иду, и ведут меня мертвые тени
через чащи лещины на ветер опушки.
Утешенье там встречу я, или лишенья...
Из терновника слышится пенье кукушки.
Почему я иду бесконечностью ночи
сквозь пространство, что прежде никто не нарушил?
Кто-то странною силой меня заурочил,
душу прочь отослав. Как идти мне бездушным?
Боль ослабла ( сказал, но понятней не станет),
шум, что нёс я с собою, скрылся, нету былого.
Тени мимо идут, остановятся , взглянут,
и пройдут отстранённо, без единого слова.
***
И пройдут отстранённо, без единого слова
про их время, молчанье в одиночестве вечном,
будто кем-то неведомым ход вещей установлен,
белый флаг пораженья на окнах повешен.
Все, что было нам важно, теряет значенье,
превратясь в тривиальность занятий неважных,
нам и радость не радость, и боль не мученье,
всё равно, что о нас понапишут и скажут.
Дом присутствием нашим уже не наполнить,
в нём порядок построен по новым шаблонам,
кто-то вспомнит одно, а другое не вспомнит,
трудно цельность увидеть в деталях с надломом.
***
Трудно цельность увидеть в деталях с надломом,
чтобы в памяти образ вместить идеальный,
боль на время замкнуть в безопасном фантоме ,
и сплести, если надо, венок поминальный.
И в порядке вещей (пусть звучит тривиально),
человеку быть в мире случайным прохожим,
или каплей неясного Божьего плана,
это трудно понять, изменить невозможно.
Ламп мерцанье пространство небесное полнит.
Все еще недоверье на лицах печальных,
усиление идёт, назревание боли…
Ты о вечере думал , но с другими свечами.
Всему своё время, маятнику - качаться.
Домой возвращаемся. Ждать своего часа.
Jan Stanislaw Kiczor
oje (nasze) Zaduszki
Idę, a nie wiem dokąd martwe widma wiodą,
przez wzgórza leszczynowe i wietrzne zaułki;
ku jakim przyjemnościom, jakim niewygodom…
Z trzcinowiska dobiega kukanie gżegżółki.
Czemu wlec się dziś muszę w nieskończoność nocy,
przez przestrzeń, której nigdy nikt jeszcze nie wzruszył,
jakby ciało ktoś siłą dziwną zauroczył,
a duszę precz odesłał. Jakże iść bez duszy?
Ból zelżał (wiem, że wersje ma znacznie bogatsze),
zgiełk, który z sobą niosłem ulotnił się, schował,
mijają mnie postacie, przystaną, popatrzą;
odchodzą bez wyjaśnień, bez żadnego słowa.
***
Odchodzą bez wyjaśnień, bez żadnego słowa;
że ich czas, że ich cisza i wieczna samotność:
jakby ktoś, nam nieznany, bieg spraw projektował
i białą flagą znaczył odpowiednie okno.
Wszystko, co było ważne, zatraca znaczenie,
przechodząc w nieistotność spraw podrzędnych, błahych
radość nie jest radością, cierpienie – cierpieniem,
niezbyt ważne, co o nas zawrą almanachy.
Dom przestał się wypełniać naszą obecnością,
porządek się układa pod nowe szablony,
ktoś część jakąś pamięta, od innej się odciął
i trudno całość złożyć z części postrzępionych.
***
I trudno całość złożyć z części postrzępionych,
zapamiętać całokształt, umieścić w pamięci,
która zamknie bolesność na czas określony,
zaś ze wspomnień, w potrzebie, będzie wieniec kręcić.
To taka kolej rzeczy (choć brzmi to banalnie),
żeśmy tylko przechodniem w wycinku przestrzeni,
lub kroplą bożych planów (jak pisano w psalmie),
które pojąć jest trudno, lecz nie można zmienić.
Głaszcze lamp migotanie wielką przestrzeń nieba
jeszcze niedowierzanie na niejednej twarzy,
jeszcze ból się nawarstwia, rośnie i dojrzewa…
Przy innych pewnie świecach wieczór ci się marzył.
A wszystko swoim torem. I zegar nie zwleka.
Powracamy do domów. Na swój czas poczekać.
Корнель Филипович.
НЕВОЛЯ
В тоталитарном государстве
Свободу
Не отнимут у нас
Сразу
Но изо дня в день
Со вторника на среду
Они станут чуть скупее на неё для нас
Будут забирать её по кусочку
(Иногда даже будут отдавать
Но всегда меньше, чем отнято)
Каждый день понемногу
В незаметных дозах
Пока однажды
Через несколько или несколько сотен лет
Мы не проснемся в неволе
Но не будем знать об этом
Мы будем убеждены
Что так и должно быть
Потому что так было всегда.
Михал Витольд Гайда.
Комета
Ещё лишь вечер, и робеть не стоит,
когда почуешь вдруг холодный ветер.
Не спрашивай, взгляд чуя за спиною,
тебе во мраке эхо не ответит.
Над головой звёзд ангельская сфера,
тоннель смертей - рождений замыкает.
В колодец бездны отворились двери,
где путь единорога пролегает.
На белом звере дева в ореоле -
короне в косы завитых галактик
летит вперед, когда стоишь ты в поле
и смотришь на неё, слова утратив.
Сияет в небесах , пока во мраке
её пушистый светлый шлейф не сгинет,
а искристый зверинец Зодиака
неспешно побредёт дорогой длинной.
.
Michał Witold Gajda
Kometa
To tylko wieczór, więc bać się nie warto,
kiedy poczujesz nagle chłodny powiew.
Nie pytaj o nic, czując wzrok na karku,
bo echo w mroku i tak nie odpowie.
Nad głową gwiazdy, jak sfery anielskie
spinają tunel śmierci i narodzin.
W otchłannej studni otwierają przejście
do ścieżki, którą jednorożec chodzi.
Na białym grzbiecie panna w aureoli
jasnych warkoczy spiralnych galaktyk
pędzi przed siebie, gdy na dole stoisz
i oniemiały, za jej śladem patrzysz
Błyszczy na niebie, nim w ciemności zginie
ciągnąc za sobą trenu bujny ogon,
a roziskrzony zodiaku zwierzyniec
cicho podąży nieskończoną drogą.
Pawlikowska-Jasnorzewska Maria - Heliotrop
To, co się nie da powiedzieć, co nigdy powiedziane nie będzie,
trzepotało się przez krótką chwilę i spadło po srebrzystej chwili
na heliotrop kwitnący półkolem, na heliotrop zadumany w grzędzie,
pokropiony jak wstążki liliowe wonią słońca i wonią wanilii.
W liściach jeszcze zawisło znużone, w trawach jeszcze się lśni i przechyla,
znikło, w ziemię zsunęło się cicho, zaplątało w kwiat stłoczony ciasno
i zdążyło tyko zabić niechcący powietrznego przechodnia, motyla,
który zadrżał, i skrzydła chciał złożyć do modlitwy nad siły, i zgasnął.
ГЕЛИОТРОП.
То, что словам не поведать, то навечно останется тайной,
что в трепетанье недолгом проплыло и пало в бессилье
на гелиотроп цветущий, на гелиотроп, утонувший в мечтанья,
поружённый, как лилии, в солнечный запах ванили.
В листьях ещё повисело усталое, в травах блеснув, и печально
сникло, к земле опустилось , в сплетеньи соцветий увязло.
Только воздушную путницу- бабочку сбило - убило случайно.
Та задрожала, и крылья сложить для молитвы пытаясь , угасла.
Nieco o domowiku
Domowik, po japońsku Fukurokoju,
bardzo pożyteczny, gdy jest z zgodzie z człowiekiem.
Lubi mieć co dzień na noc w ciemnym kącie pokoju
dnem odwrócony spodek ze struclą i mlekiem.
Siedzi cicho przeważnie, z nikim się nie czubi,
kaftan sobie wyszywa paciorkami i złotem,
- a gdy szczęście chce uciec, jak to ono lubi,
to je zaraz za uszy przyprowadza z powrotem.
НЕЧТО О ДОМОВОМ
Домовой, по-японски Фукурокойю,
очень полезен, когда с человеком в согласье.
Любит он на ночь найти в закуточке покоев
перевёрнутое блюдце с какой- нибудь сластью.
Тихо сидит он обычно, ни с кем не бывает в ссоре,
Кафтан вышивает свой золотом, бисером скатным.
А если счастье захочет сбежать, как то оно любит, то вскоре
он его за уши препровождает обратно.
Wybrzeże coraz to bledsze
w liliowej półżałobie
i żaglowiec oparty na wietrze,
jak ja na myśli o tobie.
СУМЕРКИ НА МОРЕ
Берег в траурном полусвете.
Устремляясь навстречу судьбе,
парусник опирается на ветер,
как я - на мысль о тебе.
Olejne jabłka
Jabłko z modrym konturem, kwadratowo krzywe,
pociągnięte zielenią, którą kraplak plami,
ma na policzku białe światełko, jak żywe,
i jest jabłkiem przy jabłku, w jabłkach, pod jabłkami.
Talerz czarno-niebieski, a nad tym przepychem
draperia wisi w fałdach z ciepłego kamienia.
Zaś na obrus, gdzie biele cynkowe śnią ciche,
toczy się - jeszcze jabłko - z modrym krążkiem cienia
ЯБЛОКИ. (Холст, масло.)
Яблоко с синим контуром, квадратно кривое,
тронутое зеленью, краплаковыми капельками,
с белым блеском на щёчке, оно как живое,
это яблоко при яблоке, в яблоках, под яблоками.
Блюдо чёрно- лазурное, и над этим обилием
неподвижные волны драпировки настенной.
А на скатерть, где цинковые дремлют белила,
ещё яблоко катится с синим пятнышком тени.
Alfabet Olgi Tokarczuk
Алфавит Ольги Токарчук ( Нобелиат 2019.).
Ambona Амвон
Их было на всём Пласковыжу восемь, я знала это точно, потому что имела с ними дело, как Дон Кихот с ветряками. Они были сделаны из деревянных бревен, крест-накрест, все из крестов. У них было по четыре уродлиые ноги, а на них торчала хибара с окнами- бойницами. Амвоны. Меня всегда это название удивляло и раздражало . Чему учили с этих амвонов? Какое возвещали евангелие? Разве это не верх гордыни, не дьявольская идея, что место, из которого убивают, называется амвоном?
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Bojaźń Страх
И поскольку евреи все еще боятся, - думает Моливда, - и пана, и казака, то несправедливости, голода и холода, и из-за этого они живут в большой неуверенности, то Якуб становится для них спасением. Отсутствие страха, как ореол - вы можете согреться в нем, вы можете дать немного тепла маленькой, холодной, испуганной душе.
["Книги Якуба"]
Cytat Цитата
Когда мы переписываем и цитируем, мы строим здание знаний и умножаем его, как мои овощи или яблони. Переписать это как привить дерево; цитировать - как сеять семена.
["Книги Якуба"]
Ćwierćmyśli Раздумья
Величайший обман молодежи - весь этот оптимизм, упорная вера в то, что во всем есть прогресс.
[...] тот, кто любит, постоянно отдает.
Любой, кто раз видел границы мира, тому больнее осознавать свю неволю.
Он думал, что старость открывает то третье окно, через которое можно видеть все, которое позволяет нам понять, как устроен мир. Но ничего не прояснилось.
[«Правек и другие времена"]
Dopełnienie Дополнение
Если есть закон и порядок, должно быть что-то, что дополняет и ограничивает одновременно - хаос и небытие. Небытие и хаос.
[ "Е.Е."]
Egzystencja Существование
Люди думают, что они живут более интенсивно, чем животные, чем растения, и тем более, чем вещи. Растениям снится, что они живут интенсивнее, чем вещи. А вещи длятся, и в этой продолжительности больше жизни, чем в чём-либо еще.
["Правек и другие времена"]
Fenomen Явление
Если чужесть оказывается не настолько радикальной,как ожидалось она теряет свою магическую, угрожающую силу. Чужой становится тем, кого можно понять и понять. Он на самом деле перестает быть чужаком. Нет своих и нет чужих. Мы все свои, поэтому каждое зло, которое мы причиняем другим, причиняем самим себе.
["Момент медведя"]
Gniew Гнев
Иногда, когда человек испытывает гнев, все кажется очевидным и простым. Гнев наводит порядок, показывает мир в очевидной простоте, дар Ясности Видения возвращается в Гневе, что трудно в других состояниях.
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Hucpa Задуривание.
Всякий раз, когда организуется что-то подозрительное, начинается с вовлечения в это детей. Я помню, что нас также выводили на первомайский парад. Давно это было. Теперь надо принять участие в конкурсе детского творчества Клодзского уезда: «Святой Губерт как пример для современного эколога», а затем в представлении о жизни и смерти святого. Я написала письмо школьному совету по этому вопросу ещё в октябре, но ответа не получила. Я думаю, что, как и многие другие вещи, это скандал.
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Ignorancja Невежество
Есть два типа обучения. Снаружи и изнутри. Первый считается лучшим или даже единственным. [...] Человек - глупое существо, которое должно учиться. Поэтому он добавляет к себе знания, собирает их, как пчелы, и получает их все больше и больше, использует и обрабатывает. Но то, что внутри, «глупое» и требует обучения, не меняется.
Знания, которые только растут, ничего не меняют в человеке или только изменяют только внешне, одна одежда меняется на другую. Тот, кто учение принимает в себя, постоянно измененияется, потому что включает в свою сущность то, что он изучает.
["Prawiek и другие времена"]
Jarzmo Ярмо
Люди - которые ведь сами есть процесс, движение.- боятся нестабильного и всегда изменчивого, поэтому они придумали то, чего не существует - неизменность, и признали, что вечное и неизменное - совершенно.
["Prawiek и другие времена"]
Konformizm Конформизм
Католицизм не способствует смелости мышления, экспериментирования с идеями, является консервативным и осторожным. Изменения в нем происходят медленно и в ситуации, когда уже невозможно настаивать на своём. Этот климат способствует двум столпам польской религиозной культуры - конформизму и лицемерию.
[«По следу ереси»,"Tygodnik Powszechny" , 19.10.2014]
Kraj Страна
Нет, нет, люди в нашей стране не умеют объединяться и формировать сообщество [...]. Это страна невротических индивидуалистов, каждый из которых, как только он оказывается среди других, начинает наставлять, критиковать, оскорблять и показывать им свое несомненное превосходство.
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Kreacja Творчество
С удивлением обнаруживала, что писание о себе создает кого-то иного. Что невозможно быть одновременно наблюдателем и наблюдаемым, познающим и познаваемым. Наверное, поэтому в каждых воспоминаниях есть фальшь, а в каждой автобиографии творение.
[«Игра на многих барабанах»]
Logika Логика
Я считаю, что восприятие чего-то как очевидного связано не с фактами, а с социальным соглашением и привычками нашего разума, и, следовательно, больше относится к области психологии, чем физики.
["Момент медведя"]
Ład Лад.
- Ты не задумывались, почему мы, глупые, рожаем, когда всюду война?
- Наверное, Бог ...
- Бог, Бог ... Этот хороший бухгалтер ведёт рубрику "расход" и "приход". Должен быть баланс. Что утратится , то и народится ... А ты, должно быть, на сына такая ладная .
Геновефа подняла корзину.
- Мне нужна дочь, потому что муж на войне, а мальчику без отца плохо .
Шенбертова вышла из-за стойки и проводила Геновефу к двери.
- Нам нужны дочери вообще. Если бы все сразу начнут рожать дочерей, в мире наступит мир.
Обе рассмеялись.
["Prawiek и другие времена"]
Manifestanci Демонстранты
Затем он перешел мост, где ежедневно собирались люди, унаследовавшие какой-то давний протест. Они стояли в тишине с заклеенными черной лентой ртами с утра до полудня, затем после обеденного перерыва заступала вторая смена.
["Странные истории"]
Mądrość Мудрость
Ашер Рубин считает, что большинство людей глупы и что человеческая глупость приносит печаль миру. Это не грех или черта, с которой человек рождается, а плохой взгляд на мир, неправильная оценка того, что видят глаза. В результате люди воспринимают все отдельно, каждую вещь отдельно от остальных. Истинная мудрость - это искусство сочетать все со всем, тогда выявляется истинная форма вещей.
["Книги Иакова"]
Myślicielki Мыслящие
Днем, когда я покидала курорт и спускалась по извилистому серпантину в долину, я должна была остановиться прямо перед резким, скользким и опасным поворотом. Там щедро посолили асфальт, чтобы растопить лед.Глухое на клаксоны стадо коров забаррикадировало дорогу - коровы слизывали с нее соль. Они были спокойны и счастливы; они опустили свои мягкие замшевые веки, спрятали глаза за завесами прекрасных ресниц. Они лизали соль медленно и серьезно, безразлично. Зимой в металлических сумерках посреди дороги они перестали быть животными. Они производили впечатление существ, которые годами медитировали свою безучастность.
["Последние истории"]
Negacja Отрицание
Когда у вас маленький ребенок, вам не нужно ни о чем думать, все очевидно и естественно. Когда ребёнок льнёт к груди, его вес и запах - знакомо и успокаивающе. Но ребенок не человек. Он становится человеком, когда он вырывается из рук и говорит «нет».
[ "Bieguni"]
Obcość Чуждость
Хорошо не понимать язык, не понимать обычаев, скользить как дух среди других, далеких и неузнаваемых. Тогда пробуждается особая мудрость - способность угадывать, постигать неочевидное. Остроумие и проницательность также пробуждаются тогда. Человек, который является незнакомцем,находит новую точку зрения, становится, хочет, не желает, своего рода мудрецом [...] Только посторонний действительно понимает, что такое мир.
["Книги Иакова"]
Odwaga Мужество
Если бы мы могли смотреть на мир без какой-либо защиты, честно и отважно - разбились бы наши сердца.
[ "Bieguni"]
Ówdzie Там и тут
Во времена тотального кризиса, войны, социальных волнений все стремится вернуться к простым или даже простейшим порядкам. Похоже, что длительный период относительного мира после Второй мировой войны закончился и, возможно, все социальные достижения последних пятидесяти лет будут забыты. Женщины станут щипать корпию, животные снова станут мясом, традиционная семья станет единственной мыслимой базовой «социальной ячейкой», эксплуатация - единственной мыслимой экономикой, а насилие - единственной мыслимой политикой. Я боюсь, что через несколько лет мы поймем, что жили в хорошие времена, которые безвозвратно миновали.
[«По следу ереси», «Тыгодник Повшехны», 19.10.2014]
Paradoks Парадокс
Цель моего паломничества - всегда другой паломник.
[ "Bieguni"]
Rewolta
Революции не любят сумасшедших, потому что они сами по себе серьезны убийственно .
[«Игра на многих барабанах»]
Sens Смысл
Огни автомобиля тонут в бесформенной обочине дороги, но показывают полукруг движущейся сцены, которая передвигается всё-таки вперед, надеясь, что где-то из темноты она в конечном итоге раскроет своего актора. Дальний свет бесполезен - извлекает из мрака только молочные зимние пары, которые нависают над миром.
«Замерзшее трупное дыхание», думает женщина за рулем; «Мертвое дыхание», оксюморон, одно слово противоречит другому, но каким-то чудом рядом они приобретают смысл.
["Последние истории"]
Siła Сила
Презрение к ненаучному в католическом обществе должно удивлять. Отрицается влияния Луны на человека - ее сила движет миллиардами гектолитров воды в океанах, - в то время как оно верит в гораздо более иррациональные вещи, такие как зачатие от духа или воскресение из мертвых.
[«По следу ереси», «Тыгодник Повшехны», 19.10.2014]
Stopy Стопы
У меня всегда было впечатление, что ступни - это наша самая интимная и личная часть тела, а не гениталии, не сердце или даже мозг, органы без какого-либо существенного значения, которые ценятся слишком высоко. В ногах скрыто все знание о Человеке, туда стрекоза стекает из тела веский смысл того, кто мы есть на самом деле и как мы относимся к земле. В прикосновении к земле, в ее контакте с телом кроется весь секрет - что мы сделаны из элементов материи и в то же время чужие для неё. Ноги - это наши контактные вилки.
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Świadomość Осознание
Я хочу выйти из своего беспечного равновесия и вернуться к нему на другом уровне, умнее, лучше, более осведомленнной. Но с другой стороны, искусство, которое фокусируется только на шокирующем, смущает меня. Я думаю, что это китч. Недавно я видел в Вене работы Нича, эти знаменитые картины, написанные кровью баранов, убитых перед шокированной (но, вероятно, почему-то счастливой) венской буржуазной публикой. Кровь уже потемнела, рассыпается и опадает. Эти картины вдруг показались мне могилами. Время уничтожило их, и от старых скандалов Нича почему-то ничего не осталось для меня, кроме осознания того, что для того, чтобы эти произведения вообще могли быть созданы, кто-то должен был потерять то, что у него было - жизнь.
[«Для чего искусство? Часть 1. Беседы с писателями»]
Światopogląd Мировоззрение
У нас есть мировоззрение, а у животных есть мирочувствие, понимаете?
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Trend Тенденция
Каждый год Монодикос с охотой останавливался у стенда с футболками, и там всегда было маленькое шоу. Избранные продавцы, которые регулярно платили налоги и были хорошими гражданами, надевали футболки и дефилировали перед Монодикосом, представляя самые смешные надписи. Он смотрел на них из-подлобья. Его интеллект немного отличался от человеческого. Более синтетический. Возможно, именно поэтому ему нравились странные средства массовой информации - футболки вместо газет и скудных телевизионных новостей. На них был представлен весь мир и его проблемы, все в самой сжатой форме, с добавлением иронии и сарказма, лучших специй. Те, на которых остановился взгляд его, становились модными, их продажа возрастала.
["Странные истории"]
Trud Труд
Когда считалось, что мир плоский, он был плоским: не путешествовали за моря, не выходили за край. Для геоцентрической Солнечной системы были сделаны достаточно убедительные математические вычисления, которые имели практическое применение - можно было предсказывать затмения и эффективно строить календари. Наш разум любой ценой поддерживает то, во что мы верим . Вот почему так трудно изменить мир.
["Момент медведя"]
Upodobanie Пристрастие
Он не слишком был обрадован, да он совсем не был рад этому внезапному визиту. Он как раз собирался в некое место, где регулярно играет в карты. Сама мысль об игре приятно его возбуждает, как будто в его крови подействовал дорогой алкоголь. Однако сколько нервов он тратит от этой зависимости! Его утешает только тот факт, что люди более значимые, чем он, и богаче, и пользующиеся большим уважением , садятся за карты.. В последнее время он играет с епископом Солтыком, поэтому и лучий наряд . Он собирался уже уходить, запряженная карета ждала.. Но раз так - он не поедет. Кто-то другой выиграет. Он делает глубокий вдох и потирает руки, как будто хочет утешить себя - жаль, но сыграет в другой раз.
["Книги Иакова"]
Więzienie Тюрьма
Тюрьма не снаружи, но внутри каждого из нас. Может быть, мы не можем жить без неё.
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Zabijanie Убийство
Губерт, еще не святой, бездельник и мот . Он любит охотиться. Убивает. И однажды охотясь, на голове оленя, которого он хочет убить, он видит крест с Христом. Он падает на колени и обращается. Он понимает, как сильно он согрешил до сих пор. Отныне он перестает убивать и становится святым.
Почему такой человек становится покровителем охотников? Во всём этом поражает полное отсутствие логики . Потому что, если бы они хотели подражать Губерту, они должны были бы прекратить убивать. И поскольку охотники принимают его как своего покровителя, они делают его покровителем того, что было грехом Губерта и от чего он освободился. Таким образом, они делают его покровителем греха.
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Źródło Источник
Печаль - важное слово в определении мира. Лежит в основе всего, это пятый элемент - квинтэссенция.
[«Проведи свой плуг сквозь кости мертвых»]
Życie Жизнь
О, людям все еще нужны удивительные вещи, чудеса, безумие. А для чего? Чтобы с еще большим энтузиазмом принимать своё обыкновенное житьё. .
[ "Е.Е."]
Автор: Януш Р. Ковальчик, октябрь 2019
Nike 2015 для Ольги Токарчук
Литературная премия Nike 2015 года досталась Ольге Токарчук за «Книги Иакова»
Нобелиат 2019 года.
Тувим, Херберт. Узлы.
Юлиан Тувим (Узлы)
Распадаются просто и сразу
Те узлы лепестками тюльпанов,
Что завязаны адским заказом
У последних больных узломанов.
Слов лохматые петли слипались
Фанатично в косматые пряди,
И со снами смертельно сбивались
В шишки, в комья, в горбатые рати .
Нам по горлу верёвки витые,
по глазам нашим - косы чарОвниц ...
Наших вёсен ростки молодые
Заплутали в чертовской шнуровне!
Tuwim Julian - Rozwiązują się nagle i lekko...
Rozwiązują się nagle i lekko,
Opadają, jak płatki kwiatów,
Groźnie supły zamówione przez piekło
U najgorszych supłomanów-wariatów.
Pętle słów kołtuniastych plątali,
Fanatycznie, na amen skręcone,
I na mokro zaciskali ze snami
W guzy, w gruzła, w garbate miliony.
-
I przez gardło sękatym powrozem,
I przez oczy - warkoczami czarownic...
Młode pędy tylu naszych wiosen
Uwikłali w szatańskiej sznurowni!
Збигнев Херберт.
Узел.
"Из разбросанных стихов"
Когда мистер Когито станет старше, он не будет собирать марки, старинные монеты или редкие книги. Он создаст первую в мире коллекцию узлов. Он попытается убедить других в тайной прелести узлов.
Люди никогда не ценили узлы. Они также не научились восхищаться их сложной красотой. Они рассекали узлы мечом, как этот македонский амбал, или просто распутывали узлы, гордые тем, что теперь у них есть теперь мерзкая веревка, которой можно привязать поросенка к дереву, или накинуть её на шею ближнего.
Węzeł
Zbigniew Herbert
"Z wierszy rozproszonych"
Kiedy Pan Cogito statecznie postarzeje się, nie będzie kolekcjonował znaczków, antycznych monet, ani także rzadkich książek. Założy pierwszą na świecie kolekcję węzłów. Będzie starał się przekonać innych o urokach tajemnicy w supłach.
Ludzie nigdy nie cenili węzłów. Nie nauczyli się także podziwiać ich skomplikowanego piękna. Przecinali węzły mieczem, jak ów macedoński cymbał lub po prostu rozplątywali węzły dumni z tego, że mają teraz obrzydliwy sznur, którym można przywiązać prosię do drzewa albo zarzucić na szyję bliźniego.
Вислава Шимборска.
ОБДУМЫВАЮ МИР, ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ...
Обдумываю мир, издание второе,
издание второе , исправленное,
идиотам на смех,
меланхоликам на горе,
лысым на гребень
собакам на сапоги.
Вот раздел:
Язык Животных и Растений,
пусть для каждого вида
будет толковый словарь.
Даже простым здравствуй
обменявшись с рыбой
ты себя, рыбу и всех
живых сделаешь здоровей.
Эта , давно предугадываемая
внезапная в яви слов
импровизация леса!
Эта эпика сов!
Эти афоризмы ежа
сложенные, когда
мы уверены,что
ничего, только спи!
Время (раздел второй)
имеет право вмешиваться
во всё, зло это, или добро.
Однако же - тот, кто крушит горы,
океаны движет, и который
присутствует при кружении звезд,
не будет иметь ни малейшей силы
над любовниками, потому что слишком они нагие,
потому что слишком обнявшиеся,
с душой в испуге, как воробей в руке.
Старость для живых -это
словно мораль для злодея.
Ах, ведь все так молоды!
Страдание (раздел третий)
тело не оскорбляет.
Смерть
приходит, когда спишь..
И приснится
что тебе вообще не нужно дышать,
что тишина без дыхания
это неплохая музыка,и
ты маленький как искра,
и гаснешь в такт.
Смерть только такая. Большая боль
была у тебя от розы в руке
и сильнее испуг
от лепестка упавшего на землю.
Мир только такой. Только так
жить. И так умирать на Земле .
А все иное - всего лишь Бах,
случайно сыгранный
на пиле.
*(1957)
МОЖЕТ БЫТЬ, ВСЁ ЭТО...
Может быть, всё это
происходит в лаборатории?
Под одной лампой днём
и миллиардами ночью?
Может быть, мы пробные поколения?
пересыпаемые из сосуда в сосуд,
перетряхиваемые в ретортах,
наблюдаемые чем-то больше чем глазом,
и по- одиночке
выбираемые наконец пинцетом?
Можно иначе:
никакого вмешательства?
Изменения происходят сами собой
согласно плану?
Стрелка графика рисует постепенно
эти предусмотренные зигзаги?
Может, ничего интересного в нас пока нет?
Контрольные мониторы включаются редко?
Только когда война и то, если большая,
или некоторые взлёты над грудью Земли,
или показательные прогулки от пункта А до Б?
Может быть, наоборот,
там смакуют только эпизоды?
Вот маленькая девочка на большом экране
пришивает себе пуговицу на рукав.
Датчики подвизгивают,
сбегается персонал .
Ах, что это за существо
с бьющимся внутри сердечком!
Какая серьезность
в протягивании нитки!
Кто-то восклицает в восхищении:
уведомить босса,
пускай придёт и сам посмотрит!
Obmyślam świat
Wisława Szymborska
Obmyślam świat, wydanie drugie,
wydanie drugie, poprawione,
idiotom na śmiech,
melancholikom na płacz,
łysym na grzebień,
psom na buty.
Oto rozdział:
Mowa Zwierząt i Roślin,
gdzie przy każdym gatunku
masz słownik odnośny.
Nawet proste dzień dobry
wymienione z rybą
ciebie, rybę i wszystkich
przy życiu umocni.
Ta, dawno przeczuwana,
nagle w jawie słów
improwizacja lasu!
Ta epika sów!
Te aforyzmy jeża
układane, gdy
jesteśmy przekonani,
że nic, tylko śpi!
Czas (rozdział drugi)
ma prawo do wtrącania się
we wszystko czy to złe, czy dobre.
Jednakże – ten, co kruszy góry,
oceany przesuwa i który
obecny jest przy gwiazd krążeniu,
nie będzie mieć najmniejszej władzy
nad kochankami, bo zbyt nadzy,
bo zbyt objęci z nastroszoną
duszą jak wróblem na ramieniu.
Starość to tylko morał
przy życiu zbrodniarza.
Ach, więc wszyscy są młodzi!
Cierpienie (rozdział trzeci)
ciała nie znieważa.
Śmierć,
kiedy śpisz, przychodzi.
A śnić będziesz,
że wcale nie trzeba oddychać,
że cisza bez oddechu
to niezła muzyka,
jesteś mały jak iskra
i gaśniesz do taktu.
Śmierć tylko taka. Bólu więcej
miałeś trzymając różę w ręce
i większe czułeś przerażenie
widząc, że płatek spadł na ziemię.
Świat tylko taki. Tylko tak
żyć. I umierać tylko tyle.
A wszystko inne – jest jak Bach
chwilowo grany
na pile.
Może to wszystko
(wiersz klasyka)
Wisława Szymborska
Może to wszystko
dzieje się w laboratorium?
Pod jedną lampą w dzień
i miliardami w nocy?
Może jesteśmy pokolenia próbne?
Przesypywani z naczynia w naczynie,
potrząsani w retortach,
obserwowani czymś więcej niż okiem,
każdy z osobna
brany na koniec w szczypczyki?
Może inaczej:
żadnych interwencji?
Zmiany zachodzą same
zgodnie z planem?
Igła wykresu rysuje pomału
przewidziane zygzaki?
Może jak dotąd nic w nas ciekawego?
Monitory kontrolne włączane są rzadko?
Tylko gdy wojna i to raczej duża,
niektóre wzloty ponad grudkę Ziemi,
czy pokaźne wędrówki z punktu A do B?
Może przeciwnie:
gustują tam wyłącznie w epizodach?
Oto mała dziewczynka na wielkim ekranie
przyszywa sobie guzik do rękawa.
Czujniki pogwizdują,
personel się zbiega.
Ach cóż to za istotka
z bijącym w środku serduszkiem!
Jaka wdzięczna powaga
w przewlekaniu nitki!
Ktoś woła w uniesieniu:
Zawiadomić Szefa,
niech przyjdzie i sam popatrzy!
Иоахим Неандер.
Автопортрет.
Я не чувствую себя поэтом
хотя и пишу
но трудное это моё дело
я восхищаюсь людьми, которые
могут написать стихотворение
о камешке листике птичке
даже о капле дождя
обо всем
не говоря уже о высоких вещах таких
как Отчизна Человечество Бог
легконогие газели слова
допрыгивают до вершины Парнаса
оставляя здесь и там
красивые цветные томики
следы восхождений
а я на половине склона
качу камень сомнения
ещё чуть дальше
в гору
ещё чуть выше
в гору
ещё чуть дальше
ПОЛКОвник в продуктовом магазине.
увидал бутылку
с надписью
УКСУС ВИННЫЙ
я подумал про себя
в чём этот уксус
может быть виновным
каком преступлении
он мог бы быть обвинен
возможно он
не выполнил норму
Шестилетнего Плана
возможно он
был враждебно настроен
к миру социализма и
Польско-Советской дружбе
я напрасно рылся в Google
и в архивах Института Национальной Памяти
выглядело так
что был над ним тайный суд и приговор
никогда не был опубликован
не настало ли время
для реабилитации
где закон
где справедливость
и бедный уксус должен стоять вечно на
нижней полке в продуктовом магазине
вместо того чтобы занять почётное место в Музее ПНР.
(По-польски WINNY имеет два значения, «винный» и «виновный» )
Аутодафе
В мае 1933 года нацисты сожгли книги Эриха Кастнера, известного автора произведений для детей и молодежи. В конце июля 2015 года Зеленые выбросили их как макулатуру, потому что « смысл и словарь больше не соответствуют духу времени».
некогда национал-социалисты
очищали публичные библиотеки
от его книг
их герои
не подходили
для примера Гитлерюгенду
сегодня те же самые книги
с библиотечных полок
пойдут на макулатуру
потому что они не подходят
длявоспитаниямолодёжи
в духе гендерной -
и политкорректности
нацисты не экологично
сжигали книги на костре
испуская Це-О-Два
в атмосферу
Сегодня Зелёные
охранители природы
заботясь об окружающей среде
и климате
перерабатывают
нежелательные книги
на ароматизированную
туалетную бумагу
и показывают куда отправляют автора
буквально
***
Ioachim Neander
Иоахим Неандер.
http://www.gazetakulturalna.zelow.pl/images/stories/pdf/11_2019_7.pdf
Рудольф Гесс в аду рассуждает о Польше
В сущности
я доволен
поляками
они хорошо закончили мою работу
я оставил им например
четверть миллиона ветхозаветных
а двадцать пять лет спустя
у них страна осталась без евреев
они также переняли мою идею
для нумерации человеческого материала
не нужны имя и фамилия
PESEL один идентифицирует поляка
нет больше нехватки средств
на ремонт и модернизацию
проекта моей жизни
Konzentrationslager Auschwitz
превратился в аттракцион
туристический мирового уровня
посещаемый чаще, чем пирамиды
или Ниагарский водопад
Я действительно могу гордиться
тем что я свершил
и даже могу простить полякам
то что меня повесили
***
E-mail студентки - первокурсницы
мамуся как чудесно
здесь в college'е
не только потому что каждый день
где-нибудь в кампусе
вечеринка с вечера до утра
живем мы в safe space
безопасном пространстве
профессорам запрещается
поднимать спорные вопросы
и нам не нужно читать книжки
которые могут ранить нашу психику
мы не разговариваем с людьми
других взглядов
лучше сохранять дистанцию
чтобы избегать
неясных слов или жестов
комплименты за красоту
или хорошее знание английского языка
считаются микро -агрессией
ношение сомбреро белым -
за культурную узурпацию
ты спрашиваешь про учёбу
не беспокойся
мамуся
у нас есть система бонусов
для дискриминируемых меньшинств
ты ведь знаешь что я попала
в college несмотря на плохие оценки
потому что отец у меня чернокожий
я увеличила свои шансы
когда вступила со своим парнем
В Ассоциацию Лесбиянок и Геев
не беспокойся
мамуся здесь не посмеют
провалить нас на экзаменах
PESEL - регистрационный номер в польском удостоверении личности.
Иоанна Вихеркевич.
***
оглянись вокруг сизиф
от жажды вырастают горы
солнце влажное и чистое
создает иллюзию красоты
тени ложатся на вершины
нужно молчать
когда слова ищут выход
правда каменеет
выскальзывает из рук
оглянись вокруг сизиф
есть вершина есть тень
есть дорога
и человек узник во времени прошедшем несовершенном
***
смерть ходит по улицам рука об руку с ангелами
заглядывает в окна
ищет
я спряталась в углу
сижу там
годы
в моем укрытии всё теснее
припрятала там моих
близких
дрожу
снова адские тени в окне
страх обретает форму
изменяется
это ангел
хранитель
мой
***
Joanna Wicherkiewicz
rozejrzyj się syzyfie
z pragnienia wyrastają góry
słońce wilgotne i czyste
tworzy iluzję piękna
cienie kładą się na szczytach
trzeba milczeć
gdy słowa szukają ujścia
prawda kamienieje
wyślizguje się z dłoni
rozejrzyj się syzyfie
jest szczyt jest cień
jest droga
i człowiek uwięziony w czasie przeszłym niedokonanym
***
po ulicach śmierć chodzi pod rękę z aniołami
zagląda w okna
szuka
schowałam się w kącie
siedzę tam
lata
w mojej kryjówce coraz ciaśniej
poupychałam bliskie mi
osoby
drżę
znowu w oknie piekielne cienie
strach nabiera kształtów
wariuję
to anioł
stróż
mój
Тадеуш Гайцы. Попрошайка печали.
Огонькам, звонкам золотистым
перебежал дорогу человек по тонкому свисту -
почти хитиновый.
Девушка, стоящая на краю, мелодию накрыла фартуком
как листом.
Ее губы были малы
и алы,
а шишка в её руке сияла
как самоцвет или зеркало.
При пении человек поднимался,
хребет горбил как насекомое,
похоже, плакал - ибо в словах,
как в янтаре, были три его слезы .
За цветной мотыльковой гардиной,
за стеклом из зениц рыбьих
своё сердце лепили из глины
они для несчастных и мертвых.
Сердце было по виду как шишка,
и пело - как девушка пела,
и хотя человек ускользал словно дождь,
уйти не сумел он-
и вернулся продолжить.
Gajcy Tadeusz - Żebrak smutku
Światłom jak kurantom złocistym
przebiegł drogę człowiek po drobniutkim świście -
chitynowy niemal.
Dziewczyna stojąca na skraju melodię nakryła fartuchem
jak liściem.
Usta miała maleńkie
i prędkie,
a szyszka świeciła w jej ręku
jak klejnot albo lusterko.
Po śpiewie człowiek się wspinał,
grzbiet wygarbiał jak owad,
pewnie płakał - bo w słowach
jak w bursztynie trzy łzy miał -
Za firanką z barw motylich,
za szybą z źrenic rybich
lepili właśnie serce z gliny
dla smutnych i nieżywych.
Serce było z kształtu jak szyszka,
a śpiewało - jak dziewczyna śpiewa,
więc choć człowiek jak deszcz się przemykał,
ujść nie zdołał -
i wrócił, by żebrać.
ADAM ZAGAJEWSKI
Dobry rząd, Buongoverno,
i dobry sędzia – widzimy
Jak Siena rozkwita
pod sprawiedliwym rządem
Wszędzie panuje pokój, unaoczniony
Wieśniacy spokojnie pracują
Winogrona pęcznieją z dumy
a orszak weselny tańczy na ulicy
Natomiast zły rząd zaczyna od tego
Że więzi sprawiedliwość
Która nosi piękne imię Iustitia
Kłamie, sieje Niezgodę,
lubuje się w Okrucieństwie
i Oszustwie; wreszcie wynajmuje morderców
Miasto pustoszeje, pola przestają
Dawać plony, domy płoną
Jednak po siedmiuset latach, zobacz,
(porównaj te dwa freski)
Zło jest spłowiałe, ledwie czytelne
podczas gdy Dobro przyciąga spojrzenie
żywymi barwami
Wystarczy odczekać
siedemset lat
Adam Zagajewski
Obraz, do którego odwołuje się autor wiersza, to „Alegoria dobrych i złych rządów oraz ich skutków w mieście i na wsi” włoskiego malarza Ambrogia Lorenzettiego (ur. ok. 1390, zm. ok. 1448 r.).
Zdjęcie obrazu ze strony gazeta.pl (domena publiczna)
Загаевски Адам
Благое правление, buongoverno,
И честный суд - и смотрите,
Как цветет Сиена
Под справедливой властью.
Повсюду мир открытый взору:
Поселяне спокойно трудятся,
Виноград наливается гордостью
И свадебный кортеж танцует на улице.
Злое же правление начинается с того,
Что приневоливает справедливость
С красивым именем юстиция,
Лжёт, сеет рознь,
Любуется своей жестокостью
И обманом; наконец, нанимает убийц.
Город пустеет, поля перестают
Плодородить, дома горят.
Однако, проходит семьсот лет, и посмотрите,
(сравните эти две фрески):
Зло полиняло, едва различимо,
В то время как Добро притягивает взгляд
Яркими цветами.
Достаточно подождать
Семьсот лет.
Картина, на которую ссылается автор стихотворения - "аллегория хороших и плохих правлений и их последствия в городе и в деревне" итальянского художника Ambrogiо Lorenzetti (1390 - 1448 ).
Веслава Квинто-Кочан. Стихи.
Curriculum vitæ, CV
В серой коробке
из-под серого мыла,
предка теперешнего,
разного, цветного,
старятся свидетельства моей жизни:
метрики, справки,
удостоверения личности и выражения благодарности,
прогнозы на будущее,
планы, которые сменялись планами,
верные выборы, неверные диагнозы.
Пожелтевшие и хрупкие, близкие по духу
родительским кенкартам.
Они не могут надивиться
Холодному свету лампы
Curriculum vitæ, CV (в переводе с лат. — «ход жизни») — краткое описание жизни и профессиональных навыков.
Kennkarte, польск. Kenkarta или Karta Rozpoznawcza) — основной документ, удостоверяющий личность во время Третьего рейха.
Wiesława Kwinto-Koczan (WUKA)
CV
W szarym kartonie,
po szarym mydle,
pradziadku tych,
do wyboru i koloru,
zestarzało się moje CV:
metryki, świadectwa,
legitymacje i wyrazy uznania,
prognozy przyszłości,
plany, które zmieniły plany,
słuszne wybory, błędne diagnozy.
Pożółkłe i kruche, bliższe duchem
kenkartom rodziców.
Moje CV nie może się nadziwić
światu i ledowej żarówki
Быть
Мне нравится быть чем-то особенным,
Как нож для сыра
Вроде бы в комплекте,
А не один из дюжины.
Мне нравится быть как ножницы
Из двух необходимых
себе половинок плеч.
Мне нравится быть отдельной,
Но только чтобы в составе,
На жниве снопом,
В океане каплей.
Być
Lubię być osobna
Jak nóż do sera
Niby w zestawie
A nie jeden z tuzina.
Lubię być jak nożyczki
Z dwóch niezbędnych
Sobie połówek ramion.
Lubię być pojedyncza
Ale tylko jako składnik
W zbożu kąkolem,
W oceanie kroplą.
Лерпольд Стафф.
Эхо.
На вольном бегу среди зарослей старых
Слышит фавн обещанье,вспорхнувшее птицей
С губ горячих дриады нагой темнолицей,
И спешит с криком радостным к тёмному яру.
Из груди своей выдохнул он восхищенье
В флейту, звук её бисерным шаром
В яр летит, где у склонов пристроились карлы,
Бородатые гномы, они в удивлениье
Ловят летящее радужное диво,
Перебрасываются им как мячом со смехом...
Шар о скалы бьётся, разбиваясь эхом,
Гулом пробуждает дремлющие обрывы ...
А фавн подбочась, в неуёмном веселье
Хохочет и роет копытами землю.
Staff Leopold - Echo
Wśród swawolnej gonitwy w boru gęstwie starej
Usłyszał faun rozkoszne słowo obietnicy
Z gorących ust rusałki nagiej, śniadolicej
I pobiegł swą radością huknąć w mroczne jary.
I tchnął z swej piersi szczęścia szaleństwo ucieszne
W fletnię, a dźwięk wylata szklaną, barwną kulą,
Spada w jar, gdzie do stromych ścian karły się tulą
I patrzą długobrode, zadziwieniem śmieszne.
Chwytają bujające dziwo, cud tęczowy
I jeden go drugiemu niby piłkę ciska...
Kula grzmi echem, tłukąć się o skał urwiska,
I łoskotem rozbudza uśpione parowy...
A faun wziął się pod boki, porwany zachwytem,
I hucząc śmiechem, w ziemię uderza kopytem...
Вислава Шимборска.
Тень.
Моя тень словно шут королевы.
Королева со стула привстанет -
тотчас шут по стене вырастает
в потолок головой оболелой .
Может, так ощущение боли
проявляется в мире двумерном,
и шуту при дворе моём скверно,
и другой ему хочется роли.
Королева в окно поглядела,-
из окна шут метнулся навылет,
сделав то, что она б не посмела,
так уж роли они поделили.
Взял простак на себя этот блеск, и
пафос ложный , что мне постыло ,
всё , на что не хватает силы -
- жезл, корону, плащ королевский.
Ах, легко поведу я плечами,
ах, легко не зальюсь я слезами,
король, при нашем прощанье,
на вокзале, король, на вокзале.
Король, это шут на пути улёгся,
под колёса, король, под колёса.
Mój cień jak błazen za królową.
Kiedy królowa z krzesła wstanie,
błazen nastroszy sie na ścianie
i stuknie w sufit głupią głowę.
Co może na swój sposób boli
w dwuwymiarowym świecie. Może
błaznowi źle na moim dworze
i wolałby się w innej roli.
Królowa z okna się wychyli,
a błazen z okna skoczy w dół.
Tak każdej czynność podzielili,
ale to nie jest pół na pół.
Ten prostak wziął na siebie gesty,
patos i cały jego bezwstyd,
to wszystko, na co nie mam sił
- koronę, berło, płaszcz królewski.
Będę, ach, lekka w ruchu ramion,
ach, lekka w odwróceniu głowy,
królu, przy naszym pożegnaniu,
królu, na stacji kolejowej.
Królu, to błazen o tej porze,
królu, położy się na torze.
Wojaczek Rafał - Fuga
Ktoś klaszcze, wali w blachę, lecz głowy nie wystawia
Ktoś nóż zacięcie ostrzy, słyszę, nóż chichoce
Ktoś piwo warzy mi aż kadz bulgoce
Ktoś wyrok pisze, pióro skrzypi, papier ziewa
Ktoś biegnie, ktoś się skrada, ja nie śmiem oddychać
Ktoś lufy czyści i na lufach gra
Ktoś stos układa, stos podlewa, szczapy piją
Ktoś trumnę zbija, w palec trafia, klnie
Ktoś się uśmiecha, skóra trzeszczy, warga pęka
Ktoś zapala papierosa, łykam dym
Ktoś klaszcze, wali w blachę, lecz głowy nie wystawia
Ktoś szybę tłucze, szmatę pali, ja się duszę
Ktoś wyrok spisał, pióro schował, papier wziął
Ktoś na głos czyta, głoski łyka, mnie już nie ma
Кто-то хлопает, в жесть колотит , голову прячет
Кто-то ножик точит , слышу, нож хохочет
Кто-то пиво варит мне , аж кадь клокочет
Кто-то приговор пишет, перо скрипит, бумага зевает
Кто-то бежит, кто-то ползет, я дышать не смею
Кто-то чистит дуло и на дуле играет
Кто-то костёр собирает , в костёр подливает , щепки пьют
Кто-то гроб сбивает, по пальцу попадает, клянёт
Кто-то усмехается, кожа трещит, лопается губа
Кто-то папиросу закуривает, я глотаю дым
Кто-то хлопает, в жесть колотит, голову прячет
Кто-то стекла бьёт, тряпки жжёт, я задыхаюсь
Кто-то приговор написал, перо убрал, бумагу взял
Кто-то вслух читает, буквы глотает, меня уже нет
Мария Павликовска-Ясножевска. Театр.
Появляется из-за чёрной кулисы
Дама в чёрном, на ней платок золотистый,
тяжкой от чёрных мыслей её головы качание
из стороны в сторону
(грустная Дама воет как пёс на луну,
мешая чёрному молчанью).
А из-под складок золотого как солнце шёлка
бледный Дурак следит за шторами,
что –то там совершается близко,
он прислушивается к стуку шагов тяжёлых,
по полу стелясь в тревоге,
тут входит чёрный Дядь одноногий
и встаёт, и молчит обелиском…
Тут вдруг сами
шторы взвились чёрными парусами,
падает масляная лампа как железная слива
и вбегает Радость, Радость безмерно счастливая.
Даму грустную за локоны чёрные взяв, закружила,
Дурака хвать за руку, Дядьку за бородку,
И смеётся, смеётся, будто что-то её рассмешило,
девочку- сумасбродку..
Pawlikowska-Jasnorzewska Maria - Teatr
Zza czarnej portiery wysuwa się
Dama w czerni i chustkę złotą w zębach ssie,
i głowę ciężką od czarnych myśli kołysze
na obie czarne strony
(smutna Dama wyjąca jak pies do miesiąca,
mącąca czarną ciszę).
A spod zwojów jedwabiu złotego jak słońca
blady głupiec patrzy zaczajony,
dłoń w muszlę złożywszy nad uchem
i trwożnie wsłuchuje się w kroki idące,
i płaszczy się na podłodze:
bo to wkracza czarny Wuj o jednej nodze
i staje w milczeniu głuchem...
Nagle
rozwiewają się portier czarne żagle,
spada oliwna lampa jak żelazna śliwa
i wbiega Radość, Radość nad wyraz szczęśliwa.
Chwyta żałobną panią za fioka czarnego,
Głupca za rękę, Wuja za połę kaftana -
tak śmieje, tak śmieje, jakby było z czego,
dziewczyna zwariowana.
Збигнев Херберт. Два стихотворения.
Император.
Был когда-то император. У него были желтые глаза и хищная пасть. Он жил
во дворце, полном мрамора и полицейских. Один.
Он просыпался ночью и кричал. Никто не любил его .А он любил
охоту и террор. Но и фотографировался с детьми среди цветов.
Когда он умер, никто не смел снимать его портреты. Поглядите, может быть,
у вас дома есть ещё его маска.
***
Что думает Пан Когито о пекле.
Низший круг ада. Вопреки распространенному мнению, нет там ни
деспотов, ни отцеубийц, ни шпионов.
Это убежище художников, полное зеркал, инструментов и картин. На первый взгляд,
это самый комфортный адский отдел, без смолы, огня и пыток
физических.
Конкурсы, фестивали и концерты проходят здесь круглый год. Нет межсезонья.
Активность постоянна и почти абсолютна. Что ни квартал, возникают
новые направления, и ничто, кажется, не может остановить
триумфальное шествие авангарда.
Вельзевул любит искусство. Он гордится, что его хоры, его поэты и его
художники уже превосходят небесных. У кого лучшее искусство, у того и
лучшее правление - это понятно. Вскоре они смогут принять участие в Фестивале двух
Светов. И тогда посмотрим, что останется от Данте, Фра Анджелико и Баха.
Вельзевул поддерживает искусство. Обеспечивает своим художникам покой , хорошее
питание и абсолютную изоляцию от адской жизни.
Herbert Zbigniew - Cesarz
Był sobie raz cesarz. Miał żółte oczy i drapieżną szczękę. Mieszkał
w pałacu pełnym marmurów i policjantów. Sam.
Budził się w nocy i krzyczał. Nikt go nie kochał. Najbardziej lubił
polowania i terror. Ale fotografował się z dziećmi wśród kwiatów.
Kiedy umarł, nikt nie śmiał zdjąć jego portretów. Zobaczcie, może
jest jeszcze u was w domu jego maska.
Herbert Zbigniew - Co myśli Pan Cogito o piekle
Najniższy krąg piekła. Wbrew powszechnej opinii nie zamieszkują go ani
despoci, ani matkobójcy, ani także ci, którzy chodzą za ciałem innych.
Jest to azyl artystów pełen luster, instrumentów i obrazów. Na pierwszy rzut
oka najbardziej komfortowy dział infernalny, bez smoły, ognia i tortur
fizycznych.
Cały rok odbywają się tutaj konkursy, festiwale i koncerty. Nie ma pełni
sezonu. Pełnia jest permanentna i niemal absolutna. Co kwartał powstają
nowe kierunki i nic, jak się zdaje, nie jest w stanie zahamować
triumfalnego pochodu awangardy.
Belzebub kocha sztukę. Chełpi się, że jego chóry, jego poeci i jego
malarze przewyższają już prawie niebieskich. Kto ma lepszą sztukę, ma
lepszy rząd - to jasne. Niedługo będą się mogli zmierzyć na Festiwalu Dwu
Światów. I wtedy zobaczymy, co zostanie z Dantego, Fra Angelico i Bacha.
Belzebub popiera sztukę. Zapewnia swym artystom spokój, dobre
wyżywienie i absolutną izolację od piekielnego życia.
Константы Ильдефонс Галчиньски.
Поездка в счастливую Аравию.
Кнут на ленты развеяв, пролетел ветерок,
в небе звёзд полно, как в Африке птах.
Копыта топочут , и колёса - так,так,
а возница пьян и совсем одинок.
Карета - музыка, ларец музыкальный,
ночь вкруг кареты - счастливый случай.
Сейчас месяц пролетит серебряной тучей,
обочины ярче замигают светляками.
А в карете красивые едут, простёрты
на душистых подушках- о, ночь их счастья!
Синь поёт и дорога, и так час за часом…
А им это всё и не ведомо , мёртвым…
Gałczyński Konstanty Ildefons - Podróz do Arabii szczęśliwej
Pasowe wstążki bicza wiatr rozwiał przelotny
i niebo jest gwiazd pełne jak Afryka ptaków,
konie noga za nogą, koła – jako-tako,
a woźnica pijany i bardzo samotny
Kareta to muzyka, to pudło muzyki,
noc naokół karety to jest szczęścia dużo;
zaraz księżyc przeleci wielką srebrna burzą
i w rowach zakołują świetliki, ogniki.
Jada w karecie piękni, ramiona oparli
na poduszkach pachnących – o, nocy jedyna!
Śpiewa szafir i droga, i każda godzina…
A oni nic nie wiedzą, bo oni umarli.
Константы Ильдефонс Галчиньски.
Было бы у меня одиннадцать шляп..
Было бы у меня одиннадцать шляп,
Первую от пыли спрятал бы я в шкап.
Вторую послал бы по почте в виде упаковки,
Третья была бы для всяческой мелочёвки.
Четвёртую применял бы для штучек магических , и др.
Пятую вместо колпака, чтоб накрывать сыр.
Шестая шляпа – для Ядвиси.
Седьмую бы повесил. Пусть она повиснет.
Восьмую переделал в абажурчик, для настроя,
В девятой держал бы ежа, или из зоологии что-то живое.
Что до десятой, то ещё не оформились мысли,
А одиннадцатую шляпу сорвал бы с меня ветер над Вислой.
Ибо поведала обо мне краковянка культурная:
« Эта голова не для шляпы! Она такая скульптурная!»
Gałczyński Konstanty Ildefons - Gdybym miał jedenaście kapeluszy
Gdybym miał jedenaście kapeluszy,
pierwszy schowałbym w szafie, żeby się nie kurzył.
Drugi nadałbym przez pocztę w postaci paczki.
Trzeci byłby na drobnostki i drobiażdżki.
Czwartego używałbym wyłącznie do sztuk magicznych et cetera
Piąty zamiast klosza, do przykrywania sera.
Szósty kapelusz - dla Jadwisi.
Siódmy bym powiesił. Niech wisi.
Ósmy przerobiłbym na nastrojowy abażurek.
W dziewiątym hodowałbym jeża lub coś z zoologii w ogóle.
Co do dziesiątego, to jeszcze nie mam pomysłu:
A jedenasty kapelusz porwałby mi wiatr nad Wisłą.
Bo powiedziała o mnie jedna poetka z Krakowa:
"To głowa nie do kapeluszy! To taka posągowa głowa!"
1949
Константы Ильдефонс Галчиньски.
Письмо с Лимпопо.
Пишу я вам с Лимпопо-реки,
Эти места от вас далеки-далеки….
У шатра моего проходят слоны.
а люди смарагдовы и красны.
Я знаю, у вас керосиновая лампа кривая
над столом вечерами сонно кивает,
и все домашние закутки
заткали огромные пауки.
Только радио, славная скрыня, блестя от лака,
передаёт порой концерт органный Баха,
и органное войско с копьями выходит на мир и ярится,
а ваши старые сердца скрипят от страха как половицы.
И что будет дождь, что ни день молвит кто-то из той скрыни.
А у меня тут звёзды , и огромные рубины.
Над особой моей балдахин выстилает арапка, пока
с королём Лимпопо развлекаюсь игрой в дурака .
А у вас нужда и беда ,
мыши, дождь и Польша.
Gałczyński Konstanty Ildefons - List znad rzeki Limpopo
Piszę do was ten list znad Limpopo, rzeki,
która płynie przez kraj daleki.
Koło mego namiotu przechodzą stada słoni
i ludzie szmaragdowi i czerwoni.
Ja wiem, że u was teraz naftowa lampa krzywa
wieczorem nad stołem jak senna twarz się kiwa
i wszystkie domu zakątki
zasnuły wielkie pająki.
Tylko radio, dobra skrzynia polerowana,
daje wam czasem koncert na organach Bacha
i organowe wojsko z dzidami wychodzi na pokój i drwi,
a wasze stare serca skrzypią ze strachu jak drzwi.
Że bedzie deszcz, codziennie mówi ktoś ze skrzyni.
A u mnie wielkie gwiazdy są i ogromne rubiny.
Murzyniątka rozpinają palankin nad moją osobą
i w durnia gram z samym królem rzeki Limpopo.
A u was nuda i bieda,
myszy, deszcz i Polska
Константы Ильдефонс Галчиньски
Театрик "Зеленая гусыня"
Имеет честь представить
Басню Эзопа
"Осел и его тень"
Путешественник:
(за спиной Владельца на Осле, нанятом как средство передвижения): солнце в зените. Ни единого облака. Ни одного дерева на горизонте. Где здесь, как здесь отдохнуть ? (думает) я знаю. (он приказывает Владельцу остановить Осла и укладывается отдохнуть в его тени)
Владелец:
Ах ты, ловкач, убирайся из этой тени, эта тень моя. Я предоставил тебе Осла без тени. (пытается лечь в тень Осла)
Путешественник:
Прочь, ублюдок, халявщик! Если я нанял у тебя Осла , то со всеми его возможностями, то есть с его тенью. С места не двинусь. ( не двигается с места)
Осел:
(пользуясь ситуацией, срывается с места и - налегке - исчезает на горизонте)
Мораль:
Бывает, тени
человеку жалко для человека,
а жизнь, как осёл, уходит..
Konstanty Ildefons Gałczyński
Dzięcioł i dziewczyna
Dzięcioł w drzewo stukał,
dziewczę płakało;
dzięcioł w drzewo stukał,
dziewczę płakało;
dzięcioł w drzewo, proszę, proszę,
a dziewczynie łzy jak groszek
albo jak te perły,
względnie kakao.
Jechał premier drogą,
śle dworzanina;
jechał premier drogą,
śle dworzanina;
wraca dworzan (radca Żaczek):
- Dzięcioł puka, dziewczę płacze.
Drży, bo nie wie, dobra
czy zła nowina.
Struchlał dwór w ogóle,
jak w takich razach;
struchlał dwór w ogóle,
jak w takich razach...
- Hej! - huknął premier w lesie,
zapisał coś w notesie,
zapisał coś w notesie
i jechać kazał.
Konstanty Ildefons Gałczyński
1938
Константы Ильдефонс Галчиньски
Дятел и девушка
Стучит по дереву дятел
девушка плачет;
стучит по дереву дятел,
девушка плачет;
дятел по дереву :что надо, что надо ,
а у девушки слёзы градом,
или жемчугом,
или иначе.
Ехал премьер дорогой,
послал посла разобраться;
ехал премьер дорогой,
послал посла разобраться;
Вернулся (советник Жачек):
- стучит дятел, девушка плачет.
Что скажет премьер, он строгий,
трясётся, но рад стараться.
Трясётся и вся свита,
вот такая помеха...
трясётся и вся свита,
вот такая помеха ...
Гей! -крикнул премьер в рощу,
в блокноте сделал росчерк,
в блокноте сделал росчерк
и приказал ехать.
Константин Ильдефонс Галчинский
1938
Бруно Ясеньски.
Лили скучает..
На кушетке, покрытой шкурой ягуара,
золотоволосая Лили
с фиалково- черными глазами филиппинки,
свернувшись клубком, читает Метерлинка,
цедя сквозь белые зубы серебряный дым сигары.
У ее ног на шкуре белоснежной козьей
гигант рыже-белый сенбернар
Наполеон
в выжидательной позе
дремлет .
Тишина пополудня крадётся лениво.
Книга с шелестом падает на землю.
Лили зевает как кошка,
потягивается долго, красиво,
садится.
Стройные ноги опирает на пса ...
Она интересно бледнолица,
губы в помаде карминные.
Может быть, слишком худы её руки
полудетская спинка,
ноги стройные длинные.
Сладострастная - мягкой моделировки Rops’a .
Она сидит, загляделась в окна,
за окнами дождь,
деревья мокнут.
Осень.
Люди ходят по грязи в галошах .
Лили холодно,
Она стягивает черную шаль с кушетки
и закутывается по шею ,
как маленькая дикая кошка -
мягкая . Хищная. Ничейная.
В гостиной часы пробили два.
В клетке над дверью
проснувшийся не совсем
большой попугай выкликает слова
заученно:
Le mal aime! Je vous aime!
Наполеон виляет хвостом,
ластится,
дает ей свою лапу.
Лили рассеянно его гладит,
полулёжа, опираясь на локти .
Пёс отходит в уголок под лампу .
Лили нервно смеётся, разглядывая
свои розовые на просвет ногти.
Она берет сигару,
дымит.
Пёс зевает с протяжным звуком.
Дым тянется
пепельной струйкой ,
Выкладывая наверху
литеры
СКУКА.
Часы тикают тихо,
попугай всё болтает.
Лили кажется, что ее комната зевает.
У ее ног
в складках текучих тканей
шеренгой открытых карт зевнул Северянин .
Под стенной нишей , украшенной лепниной,
зубы своих клавиш ощерило пианино.
В вазах цветочных зевает каждый листик.
Лили встает,
вертит в руках хлыстик.
В трюмо отражаясь мутно,
она подходит к окну.
За оконной розовой гардиной
пасмурный осенний день смотрит нелюдимо.
Пастями ворот зевают сонные здания.
Она молчит,
пса, что за ней потащился, толкает ногой,
долго смотрит на улицу в ожидании.
Улица пуста.
Люди как будто вымерли.
Никого , лишь вода рекой.
Звонит.
В дверях появляется черный глянцевый Чарли.
Минутное молчание.
За окном дождь льёт сильнее ...
- «Подать мне авто, поеду в Аллеи.»
Jasieński Bruno - Lili nudzi się
Na kuszetce przykrytej skórą jaguara
Słomianowłosa Lili
Z oczami fiołkowo - czarnymi jak Chinka
Zwinięta w kłębek czyta Maeterlincka
Cedząc przez białe zęby srebrny dym cygara
U jej nóg na szerokiej śniegopłatnej kozie
Olbrzymi ryżobiały Saint - Bernard
Napoleon
W wyczekującej pozie
Drzemie
Leniwie czyhająca cisza popołudnia
Książka z szelestem upada na ziemię
Lili ziewa jak kot
Przeciąga się długo, żmudnie
Siada
Miniaturowe stopy opierając o psa...
Jest interesująco blada
O ustach barwy karminowej szminki
Może trochę za szczupła w ramionach
Ma drobne dziecinne plecy
I długie linijne nogi dziewczynki
Lubieżnie - miękkiej modelacji Ropsa
Siedzi zapatrzona w okno
Za oknami deszcz pada
Drzewa mokną
Jesień
Ludzie chodzą w kaloszach po błocie
Lili jest zimno
Ściąga z oparcia czarny szal fokowy
I obtula się nim po szyję
Jest jak małe dzikie kocię
Miękkie. Drapieżne. Niczyje.
W salonie na zegarze wolno bije druga
W klatce nad drzwiami
Walcząc ze snem
Wielka zielona papuga
Krzyczy swoje wieczne
Je vous aime ! Le mal aime !
Napoleon macha ogonem
Łasi się.
Podaje łapę
Lili głaszcze go miękko z odwróconą głową...
Nagle pies ze skowytem odskoczył dwa łokcie
I wtulił się w kąt za kanapę
Lili śmieje się nerwowo
Oglądając pod światło różowe paznokcie
Zaciąga się cygarem
Dymi
Chłoszcze szpicrutą swoje boskie uda
Dym sączy się
Wije się szeroka popielata smuga
Aż układa się w górze
Literami
NUDA
Cicho zegar cyka
Krzyczy papuga
Lili zdaje się, że jej pokój ziewa
U jej nóg
W fałdach spływających tkanin
Szeregiem kart otwartych ziewał Siewierianin
Pod ścianą z płytkiej wymoszczonej niszy
Pianino szczerzyło zęby swych klawiszy
W wazach ziewały kwiaty senne jak zatrute
Lili wstaje
Mnie w ręku szpicrutę
Tremo odbija się mętnie
Podchodzi do okna
Za okna firanką różową
Pochmurny dzień jesienny nudzi się deszczowo
Paszczami bram ziewały sennie kamienice
Milczy
Psa co się powlókł za nią potrąca nogą
Patrzy długo na ulicę
Ulica pusta
Jakby ludzie wymarli
Nikogo
Dzwoni
W drzwiach staje czarny glansowany Charli
Chwila - oczekiwanie -
Za oknami deszcz leje...
- "Podać mi auto. Pojadę w Aleje"
Константы Ильдефонс Галчиньски.
Театрик «Зелёная Гусыня» ,«Przekrój»
http://galczynski.kulturalna.com/g-1.html
ФИЛОН и ЛАУРА
Театрик "Зеленая гусыня"
Имеет честь представить
"Филона и Лауру
и хорошо информированного
парня "
Лаура:
Уже месяц зашёл, собак сморил сон
но что-то там клацает за бором.
Ждет уж меня мой милый Филон
под условленным явором.
(превращается в богиню и встаёт под условленным явором.) Филона еще нет. Но что-то там за лесом хлопает всё энергичней )
Лаура:
(продолжение)
Я буду счастлива сегодня непременно
и мой Филон со мною тоже,
все хорошо, только эти аплодисменты
меня немножечко тревожат.
(и не без причины, потому что там за бором начинается совершенно неприличное хлопанье )
Лаура:
(надламываясь душевно)
Боги! Не подрывная ли это работа?
Надобно выследить, этим заняться!
Но боюсь И Филон не является что-то.
На «Омеге» уж скоро двенадцать.
Филон:
(за лесом истекает кровью)
Что-то там за бором:
(на мгновение успокаивается, а потом снова колотит, холера !)
Лаура:
(в панике)
Двадцать три пятнадцать. Где ты, дорогой?
Хорошо Информированный Парень:
Лаура, не смотри на часы напрасно.
Филон не придет. Уходи восвояси.
И хлопанье, что слышится так ясно,
это жена его там дубасит.
ЗАНАВЕС
падает, и таким образом заслоняет человеческие слабости от глаз пречистых звёзд.
1948
ГАМЛЕТ.
Театрик Зелёная Гусыня
Имеет честь представить
с негодованием
«Гамлета»
В ролях:
(Спектакль, к сожалению, не допущен на конкурс Шекспира благодаря мрачным махинациям мошенников, карьеристов и комбинаторов.)
Профессор Бончиньски:
О, народ польский, вот какие незабываемые театрологические усилия идут к чёртовой матери по причинам вышеуказанным! (он разрывает на себе одежды, но сразу же их зашивает)
Гамлет:
Быть или не быть - вот в чем вопрос
Что я повторяю лет триста с гаком.
Но, цыц! Полоний завтрак принёс,
Нет, это Гжегжулка. Гжегжулка, как ты??
Gżegżółka:
Нехорошо , коль удары судьбы
гонят в дебри проблем, и кто их развяжет?
И если дилемма: быть или не быть,
быть может, не быть попытаться , мой княже?
И Гжегжулка, и Гамлет:
(для пробы перестают быть)
ЗАНАВЕС
умело использует ситуацию
и нетерпеливо падает.
1947
III акт оперы
"Юдифь и Олоферн"
В ролях:
Юдифь
Олоферн
хор
и трубачи
Юдифь:
После жары палящей
тьма непомерна
найду наощупь спящего
тут Олоферна.
(входит в палатку спящего Олоферна)
Но решимость где же?
Вкрался в сердце страх.
Где голова? Отрежу!
Аааах!.
Хор:
Отрежет, отрежет,
голову ему.
Отрежет, отрежет,
отрежет.
(Трубят): Тру-ту-ту.
Юдифь
Хрясть по шее - и все дела!,
мне радостно, но и скверно,
прочь я тебя , голова, отсекла,
о,голова Олоферна.
Припев:
Отрезала, отрезала,
ты голову ему.
Отрезала, отрезала,
отрезала ему.
(Трубят): Тру-ту-ту.
Олоферн
(без головы): Интересно, как я буду жить теперь. Разве что привыкну к безголовости.
Хор:
(ставит под сомнение заявление Олоферна):
Ужели, ужели,
ужели, подлый пёс,
привыкнешь, привыкнешь?
Привыкнет , не вопрос !
ЗАНАВЕС
1947
ВОСЕМЬ ДНЕЙ ТВОРЕНИЯ
Театрик "Зеленая гусыня"
Имеет честь представить
Восемь дней творения
День первый
отделение воды от земли
День второй
создание небес и звезд
День третий
рыба и гады
День четвертый
создание растений
День пятый
создание животных, среди других Пса Фафика и Ослика Порфириона
День шестой
создание первых людей
День седьмой
перерыв
Восьмой день
создание театра, премьера польского искусства, космический дефицит, скука, трубы и конец света
ЗАНАВЕС
В последнюю минуту (по телефону)
В связи с национализацией «Зеленой Гусыни» артисты САМОМАЛЕЙШЕГО ТЕАТРА В МИРЕ были вынуждены прислать в Варшаву свои биографические данные, выдержки из которых приводятся ниже для удовлетворения любопытства читателей:
Алоизы Гжегжулка
Р. 1890 в Болтупаеве-над-Ситвой ... В детстве я был мечтателем ... мои родители называли меня "феноменом нонсенса", что я осталось ...
Когда-то я хотел сыграть Гамлета ... К сожалению, интриги режисса…Спортом не интересуюсь.
Профессор Бончиньски
Р. в Дукви в 1890 году. Художник-ангелолог ...
В детстве болел свиекой или эпидемического паротита, а затем от других болезней ... (Dсегда боролся за Правду, Красоту и Добро, учитывая этику и эстетику ...)
Больше всего я ценю польских драматургов: Антони Миколаша, Ядвигу Шадурскую и Фуфару. Я не пью.
Херменегильда Коцюбиньска
Р. 1890 в Смирне (Малая Азия). Абсолютно абсолютная леди. Представитель польского "долоризму".
Импровизаторша ..любит играть ...
Опубликовала: «Осенние отголоски», «Несмотря на ленту», «Теорема Пифагора», «Марш мальчиков», «Пташки из подмышки», «Статуэтка Будды», «Профиль рабочего», « Фиглярные сенокосы», драма в стихах «Лешек Бялы» »,« План столицы Варшавы »и« Сборник последних песен ».
Хотела, чтобы все любили друг друга, чтобы нигде не было интриг, чтобы все это было исправлено и чтобы Человек был высшей ценностью Человечества.
Ослик Порфирион и Пёс Фафик
Оба родились в 1890 г. Места рождения не помнят. Домашние Животные - эксцентрики. Руководители драматической секции Клуба животных и основатели Почты животных. Любимый вид спорта: пинг - понг.
Адский Пётрус
Р. 1890, Варшава. Дитя улицы и украшение салона. Self – made man. Изобретатель кофеварки. Визионер. Мастер самой краткой поэтической формы и афорист. Пример: «Женщина похожа на сковороду, потому что женщину, как и сковороду, можно взять за ручку». (Доктор Б.).
Первое издание: «Przekrój» 1947, № 110
ФОНАРЬ СЛАВЫ
Театрик "Зеленая гусыня"
Имеет честь представить
"Фонарь славы"
В ролях:
Данте Алигьери - итальянский поэт
& Ослик Порфирион - вселенская гордость зоологии
Ночь. Флоренция. Жалкий домишко на жалкой улице Гонфалониери. Скверный фонарь с жалким светом виден через жалкое окно. Год 1320 печально известен общей нищетой.
Акт I
Данте
заканчивает «Божественную комедию». Читает : "0, Пиза, прекрасное порждение страны,
где звучит сладкого «si» ласковая нота! ... «Пауза, и спрашиваю я себя, что из того? Кто это оценит, кто поймет? Буквально через год я умру, Где сладость популярности? Труд к чёрту. Я спрашиваю: где сладость популярности? 0, Юпитер!
Под наплывом отчаяния, как обычно, он ложится головой на оригинал, а ногами на перевод Алины Свидерской.
Ослик Порфирион
Появляется вместо Юпитера, не стучась, ибо во всём необходимы правила.
Данте
Ба! Смотрит на вышеупомянутый фонарь за окном; впадает в столбняк: у него видение.
Акт II
Данте
убегает из жалкого домишки: Эврика!
Напивается,, поёт, влазит на фонарь и продолжает петь
Ослик Порфирион
Ну наконец-то! Завтра вся Флоренция, мессир Алигьери, будет говорить о вас.
ЗАНАВЕС.
Первое издание: «Przekrój» 1947, № 108
Бачиньски Кшиштоф Камиль
Покровы.
Из петли фонарей взглянуть на тебя - как?
Этот город умер от боли.
Улицу переходит слепая дворовая собака,
а розовые платья возвращаются с бала.
Локомотивы осенью желтеют и осыпают листья.
Какой поезд пройдет по заржавленным рельсам ?
Вот мальчики принесли нож и солнце машинисту,
и дрезина пустая, отъезжая, бренчит.
Загорелся
и сорвался покрасневший листок семафора.
Поэт, неся убитую пьяными кошку, выходит из бара.
Женщины чужие, чужие, как старые фотографии теток.
Минуя сумрак, я иду к тебе в выдуманный переулок,
где настоящее золото осеннего клёна падает с веток .
Baczyński Krzysztof Kamil - Warstwy
Z pętli latarń jak wzrok ku tobie oderwać?
Oto miasto umarłe od żalu.
Ulicą przechodzi ślepy pies dozorcy,
a różowe suknie wracają z balów.
Lokomotywy jesienią żółkną i sypią liście.
Po szynach zardzewiałych jaki pociąg odejdzie?
Oto mali chłopcy przynieśli nóż i słońce maszyniście,
a pusta drezyna brzęcząc odjeżdża bezludna
i w pędzie
obrywa sczerwieniały liść - semafor.
Z szynku poeta wychodzi niosąc kota zabitego przez pijanych.
Kobiety są obce, obce jak stare fotografie ciotek.
Omijam zmierzch, idę po ciebie w małą zmyśloną uliczkę,
gdzie klon jesienny opada najprawdziwszym złotem.
К.И. Галчиньски. Серьги Изольды ( Театрик Зелёная Гусыня)
https://wikilivres.org/wiki/Kolczyki_Izoldy
Галчиньски Константы Ильдефонс - Серьги Изольды
небольшая оратория
Изольде Чёрной - вечно то же самое
HEROLDY
Шли герольды видные справа,
бело - красные герольды;
и кричали герольды: - Слава,
слава серьгам Изольды.
И первый ряженым печатником был,
а тот, кто свистел с нами рядом,
то "слава"! кричал, то в трубу трубил,
его кудри вились виноградом.
Цветы из окон летели лавой,
На бело - красных герольдов.
И пели герольды. Слава ...
ДЕТИ
После дети вышли слева,
Будто в кордебалете,
только вдруг начался ливень
и заплакали дети .
СОЛДАТЫ
Шли солдаты мокрые до нитки,
сверху, видимые еле -
Солдаты пели
А под той липой, липой зелёной
обещали себе ожениться ,
свадебные дрожки, свадебные кони -
и куплю тебе серьги, девица. "
Серьгам слава, Изольде слава,
ушкам со смуглой кожей.
Дети слева, герольды справа,
сверху солдаты и дождик.
НА РЫНКЕ
МАСТЕР ЦЕРЕМОНИИ
Дамы и господа, касательно этих сережек. Ну, я поясняю, что Изольда
это просто конспиративный псевдоним. Девушку нашли в тот
памятный месяц на улице Войцеха Гурского. Культурно и
семантично. Она была, как бы сказать, завернута в государственный флаг.
Но все тело было раздавлено. Остались только уши и серьги. Реализм
господа, реализм И мы покажем вам в соответствии с вышеизложенным
ТАНЕЦ С МЕДВЕДЕМ
Был один господин из Кракова,
Не понять было нам ну никак его,
он покончив с обедом,
в пляс пускался с медведем,
иль с коровой - ему одинаково,
а сверх программы наш поэт Рох Серафинский продекламирует вам
свою Балладу о двух сестрах.
БАЛЛАДА О ДВУХ СЕСТРАХ
Две были сестры: Ночь и Смерть,
Смерть старше, а Ночь моложе ,
Ночь прекрасна, как сон ,а Смерть,
Смерть - та еще пригоже -
Эй, нонни но! хай нонни хо!
Смерть - та еще пригоже.
Прислуживали сестрички две
в шиночке у быстрой речки.
Путник пришёл и кликнул: - Эй,
обслужите меня, сестрички -
Эй, нонни но! хай нонни хо!
обслужите меня, сестрички -
Та, что Ночь, подбежала легко,
та, меньшая, синяя, девка
ему налила. Гость глянул в стекло
«Славно, - сказал он, - крепко.
Эй, нонни но! хай нонни хо!
«Славно, - сказал он, - крепко.
Но Смерть потом подбежала так
скоро, как та умеет,
ещё глоток! и кубок звяк!
ибо крепость была славнее .
Эй, нонни но! хэй нонни хо!
Ибо крепость была славнее.
Он выпил дорожный кубок до дна
и замолчал навеки,
когда на другой сестре увидал
очень красивые серьги -
Эй, нонни но! хэй нонни хо!
очень красивые серьги.
Такую балладу в мрачный час
в таверне "Три Короны"
спел мне - хэй! в Дублине раз
Джон Бертон, Джон наш Джонни -
Эй, нонни но! хэй нонни хо!
Джон Бертон, Джон наш Джонни.
Дублин баллады предложит вам,
всяких баллад без края .
Так что балладу, что слышал там,
я в Кракове повторяю -
Эй, нонни нео! хэй нонни хо!
Я в Кракове повторяю.
МАСТЕР ЦЕРЕМОНИИ:
Конец "Баллады о двух сёстрах"
ПОЭТ
(пищит)
Нет!
На берегах Вислы, Волги или Арно.
Или здесь, или за облаками ,
Изольда моя, Изольда чёрная,
пятым временем года ты была мне.
МАСТЕР ЦЕРЕМОНИИ:
Совсем мозги набекрень. Уважаемые радиослушатели, конечно, если
теперь у кого есть желание пойти на ночную премьеру «Серьги Изольды»,
то очевидно, конечно, мы не можем иметь ничего против. Гимн..
Доброй ночи.
ТОТ ЖЕ РЫНОК ВО МГЛЕ
А под этой липой липой туманной
во мгле карета, во мгле лошадки.
А обещал серьги на свадьбу.
Какие серьги? Бело - красные.
Бело-красные? Да. Как Варшава.
Для меня. Для твоей Изольды.
Какая Варшава?
Варшаве слава!
Слава серьгам Изольды.
ШИНОК
"ПОД ОГНЁМ, ВОДОЙ И МЕДНЫМИ ТРУБАМИ»
Мне неслыханно приятно.
Тжетжевиньски. Крупчаловски.
Ты смеёшься, вероятно?
Боже! Шутки эти плоски!!
Слышал пан про те серёжки?
Вроде то балет пекинский
Может это про селёдки?
Крупчаловский. Тжетжевиньский.
Кто? Изольда? Под Цецёрой?
Демократы. Кант дзядовский.
Краков нас не переспорит.
Тжетжевиньский. Крупчаловский.
Как пан молвил, это что же?
Под Цецёрой? С этим Клиньским?
Человек быть дельным должен
Крупчаловский, Тжетжевиньский.
У меня, представьте, пане,
рыжие растут волосья,
В общем, танец на вулкане.
Тжетжевиньский, Крупчаловский.
Одна шайка, одна лейка
что Балицкий , что Верыньски.
Ключ у пана? . Где лазейка?
Крупчаловский.Тжетжевиньский.
Что за ключ? О чём забота?.
пан не заплатил за дрожки.
Я? Не будьте идиотом.
Тжетжевиньский. Крупчаловский.
Идиот? От идиота
это слышу. Идьотинський.
Полно. пане Вот и рвота.
Крупчаловский. Тжетжевиньский.
Демократы. Демократы.
Из России? Рыболовство?
За сережки?.Без понятия.
Тжетжевиньский. Крупчаловский.
Я тут справа, ты там слева,
мы при водке и при сельди .
, , , , , , , , , , , , , , ,
И солдаты пели: Слава.
Славим серьги мы Изольды.
ПОЭТ
Извините, к вам подсяду.
Я поэт. Рох Серафинский,
Князь я, вижу, мне не рады
Крупчаловский. Тжетжевиньский.
В самом деле, я бездетный.
И всегда хожу с биноклем.
Раз решил я прыгнуть в Этну,
подражая Эмпедоклу.
Дымом красно-белым стаял,
Лишь сандалии оставил.
Что не так? Да что такого !
Мне не стоит доверяться,
своего пугаясь слова,
слезы лью размером с яйца,
Эти слезы, будто яйца,
льются, упадая наземь,
и цыплята вылупляются,
ладно запевая разом.
Вот стихи для развлеченья
гражданам на воскресенье.
А стихи означат кофе,
корку хлеба, чистый рай.
Слава,граждане - панове,
и серьгам, и вам.
Good bye.
Плач по Изольде
Жаль, что
сталосьь,
Жаль, что
нет , что...
эх, к чему слова.
Норвид, тот
сказал бы,
Тициан , Рембрандт, и
Ван Лоон бы намалевал.
Руки как
мягкий сон,
очи как,
почём я знаю,
известно: очи.
Ангел шел,
шёл во мгле.
Говорю да.
А он: нет.
И заурочил.
Слезы, И
это ты?
Извини,
были бы
бузина ...
белый птах ...
а здесь так:
черный мак,
темный смак
от вина.
Теперь что?
Нонни хо!
Хрупкое стекло,
маски и инструменты.
К чему мне цветы и
изумруд, и
гитара и,
корабли?
ДИРЕКТОР ТЕАТРА:
Проходите, панове, это уже начало,
одежда обычная, лишь бы не наго
прошу :: Девушка на асфальте лежала
покрытая бело-красным флагом ".
И в небо сразу же, рефлексивно:
глянете : прямо возле Бараньей Морды
восемнадцать звезд сияют очень красиво,
созвездие:
"Серьги Изольды".
, , , , , , , , , , ,
Серьги Изольды?
Herbert Zbigniew - Sen cesarza
Szpara! - krzyczy przez sen cesarz, aż drży nad jego głowę baldachim
strusich piór. żołnierze, którzy chodzą wokół sypialni z obnażonymi
mieczami, sądzą, że cesarz śni oblężenie. Teraz właśnie dostrzegł
szczelinę w murze i chce, by przez nią wdzierali się do twierdzy.
A naprawdę cesarz jest teraz stonogę, która biegnie po podłodze
w poszukiwaniu resztek jedzenia. Naraz widzi nad głowę ogromny
sandał, który już już ma go zmiażdżyć. Cesarz szuka szpary, w którą
mógłby się wcisnąć. Podłoga jest gładka i śliska.
Tak. Nie ma nic pospolitszego nad sny cesarzów.
Збигнев Херберт. Сон императора.
Трещина! император кричит во сне так, что над его головой дрожит балдахин
страусиных перьев. Солдаты, которые ходят около спальни с обнажёнными
мечами, думают, что императору снится осада. Он только что увидел
щель в стене и хочет, чтобы прорывались в крепость через нее.
А на самом деле император сейчас - сороконожка, которая бежит по полу
в поисках остатков пищи. И видит над собой огромную
сандалию, которая вот-вот её раздавит .Император ищет трещину, в которую
он мог бы втиснуться. Пол гладкий и скользкий.
Это так. Ничего нет более заурядного, чем сны императоров.
Юлиан Тувим.
Скука.
Воскресных пополудней городская скука.
Нудная бесплодность улиц, а в оградах
Перед домом не засеяно и глухо.
В окнах- лица бесприданниц безотрадных.
О,скука, скука, скука! Нудная ты дама
Канцелярских дел, вокзальных ожиданий!
О, безделье с надоедливым « всё тем же»!
О,скука, скука, скука выцветшей надежды!
Ах, надеяться на что, чего ждать станем?
Длится воскресенье по-мещански чинно.
Песню старую, о, скука, мы затянем:
« Ты пойдёшь горою, ты пойдёшь горою,
а я долиной,
Зацветёшь ты розой, зацветёшь ты розой,
я калиной…»
Nuda
Julian Tuwim
Niedzielnych popołudni szare, miejskie smutki.
Sucha, nudna jałowość ulic i podwórek.
Przed domem - nie zasiane, żółknące ogródki.
W oknach - postacie brzydkich, bezposażnych córek.
O, nudo, nudo, nudo! O, natrętna damo
Kancelaryjnych stołów i stacji kolei!
O, bezczynie, znużony męczącym "to samo"!
O, nudo, nudo, nudo wyblakłych nadziei!
Ach, nie ma na co czekać! Czego się spodziewać!
Wlecz się mieszczańsko-schludna niedzielna godzino!
Będziemy sobie, nudo, starą piosnkę śpiewać:
"Ty pójdziesz górą, ty pójdziesz górą
a ja doliną,
Ty zakwitniesz różą, ty zakwitniesz różą,
a ja kaliną..."
Юлиан Тувим.
Как Болеслав Лесьмян написал бы стишок « Кот-воркот влез на заплот»
На заплот, своим заплотством поражённый,
Что зырно щерит дыры в сон о недоплотье,
Кот - воркот мяучёрный, влез в пёсо-котье
И двойным некотом спит в тени зелёной.
А ты заплотом, котюга, вей!
А ты воркотом, плотюга, хей!
Безмордые, их нет, но жмурясь в неистненье,
Запутавшись в сетях певучей мурчанины,
Девчину-разбедрину заманят под перину
к безнасыту поцелуев и муке томленья.
А ты заплотом, котюга, вей!
А ты воркотом, плотюга, хей!
Jak Bolesław Leśmian napisałby wierszyk „Wlazł kotek na płotek”
Julian Tuwim
Na płot, co własnym swoim płoctwem przerażony,
Wyziorne szczerzy dziury w sen o niedopłocie,
Kot, kocurzak miauczurny, wlazł w psocie-łakocie
I podwójnym niekotem ściga cień zielony.
A ty płotem, kociugo, chwiej,
A ty kotem, płociugo, hej!
Bezślepia, których nie ma, mrużąc w nieistowia
Wikłające się w plątwie śpiewnego mruczywa,
Dziewczynę-rozbiodrzynę pod pierzynę wzywa
Na bezdosyt całunków i mękę ustowia.
A ty płotem, kociugo, chwiej,
A ty kotem, płociugo, hej!
Магдалена Капусциньска
Игра в Бога
У меня во дворе ребята чаще всего играли в войну.
Грабили, убивали, умирали.
Я с ужасом смотрела на них, когда они вживались в роль.
Они уничтожали друг друга.
Случалось мне пройти через этот ад,
добраться до другой стороны улицы и помочь своему младшему брату
в поимке преступника.
Я не могла понять радости от пирровой победы,
так же, как они не могли понять дар творения.
Для них я всегда была просто девочкой искрой,
которая несла свет туда, где его не было.
Моей любимой забавой была игра в бога.
Я обычно сидела на сером бордюре,
который ограничивал область
безопасности от разочарованных неудачников.
Не отводя взгляда, я открывала тетрадь.
На белом листке облака словом я создавала мир
в положительных оттенках эмоций.
Голубой тушью я окропляла кукольные души.
Они никогда не приглашали меня на свои игры,
они говорили, что на войне нет места богу и женщинам.
Они были правы. Он вечен, а война ...
каждая война однажды заканчивается
Magdalena Kapuścińska
Zabawa w Boga
Na moim podwórku chłopcy najczęściej bawili się w wojnę.
Grabili, zabijali, umierali.
Patrzyłam z przerażeniem na nich, kiedy wczuwali się w rolę.
Unicestwiali się wzajemnie.
Bywało, że musiałam przejść przez to piekło,
by dotrzeć na drugą stronę ulicy i udzielić pomocy młodszemu bratu
w łapaniu jakiegoś przestępcy.
Nie umiałam pojąć radości z pyrrusowego zwycięstwa,
tak jak oni nie potrafili pojąć daru kreacji.
Dla nich zawsze byłam tylko dziewczyną ziskrą,
która niosła światło, tam gdzie go zabrakło.
Moją ulubioną zabawą była zabawa w boga.
Siadałam zazwyczaj na szarym krawężniku,
który niczym margines wytyczał obszar
bezpieczny od sfrustrowanych nieudaczników.
Nie odwracając wzroku otwierałam zeszyt.
Na białym kartki obłoku słowem kreowałam świat
w pozytywnych odcieniach emocji.
Niebieskim tuszem zakraplałam lalkomduszę.
Nigdy nie zapraszali mnie do swoich zabaw,
mówili, że dla boga i kobiet na wojnie miejsca nie ma.
Mieli rację. On jest wiecznoscia, a wojna…
każda wojna kiedyś się skończy
ŚNIEG Bruno Jasieński
Białe kwiaty gdzieś na korsie... może w Nizzy...
Kołowieje — Cichopada — Białośnieży.
Chodzą ludzie miękkostopi po ulicy,
Końca nosa im nie widać zza kołnierzy.
Uśmiechnęły się panienki w białych lisach
I podniosły wąskie palce aż ku ustom...
Był ktoś biały, co niebieskie listy pisał...
Było cicho. Było dobrze. Było pusto...
Z okna domu ponurego, jak „Titanic”,
Zaechowiał i wysączył się, jak trylik,
Płacz zmęczonej prostytutki, której stanik
Zafarbował ogniokrwisty hemofilik.
Ktoś się nagle chciał roześmiać, ale nie mógł...
(Oczy cichych czasem chłodne są jak marmur)
Czyjeś ręce pochyliły się ku niemu
Z łyżką ciepła, kochaności i pokarmu.
A ulicą chodzi siwa Matka Boska,
Szuka Żalu, Zrozumienia i Pokuty...
Po witrynach, po parkanach i po kioskach
Jaskrawieją rozrzucone moje „Buty”.
Chcesz? — będziemy dziś przy gwiazdach tańczyć nago...
Daj mi dotknąć swoich miękkich ust-atłasów...
... Polecimy, na Bleriocie do Chicago
Jeść o zmierzchu słodki kompot z ananasów...
Владистав Броневски. Полоса тени.
Broniewski Władysław - Smuga cienia
Przeleciał ptak rzucając cień na
otwarte okno, pełne dnia.
Więc tak? Więc znowu dal wiosenna,
a oczom w niebie nie ma dnia?
A ruń! A zieleń! Toż to istna
zagłada w morzu traw i drzew!
Daleko, miła, iść a iść nam
w brzozowy szept, wierzbowy śpiew.
Daleko iść i żyć nam długo.
Minęło życia pół?... No tak...
I właśnie w oknie cienia smugą
przeleciał kracząc czarny ptak.
Владислав Броневски.
Полоса тени.
Пролетел птах бросив тень на
Открытое окно, полное дня.
Что это! Новая даль весенняя,
А очи в небе не видят дня ?
А всходы! А зелень! Это же истая
Потрава в море трав и древ!
Далеко, милая, идти вместе нам
В берёзовый шёпот, вербный напев
Далеко идти, долго жить нам, родная,
Полжизни прошло? Да, это так ...
А тут вдруг крылами окно затеняя,
Промчался, каркая, чёрный птах.
Ян Бжехва. Юмореска.
Brzechwa Jan - Humoreska
Przeleciała majowa burza,
Jeszcze wzdycha z cicha z daleka,
Z wielkiej burzy - mała kałuża,
Tak jak łzy po śmierci człowieka.
I już deszcz na szybach nie brzęczy,
I już nie drga na liściach trwoga,
Tylko tryska półkolem tęczy
Neonowa reklama Boga.
Пролетела майская буря,
Ещё дышит далёкое эхо,
От великой бури - маленькая лужа,
Как слеза по смерти человека.
Уже дождь не бренчит по стёклам,
Не дрожит на листьях тревога ,
Лишь потрескивает радужной аркой
Неоновая реклама Бога.
Бронислав Май.
***
Wychodząc rano, niby przypadkiem, zostawiła…
Wychodząc rano, niby przypadkiem, zostawiła
darowane konwalie i ciągle napełnia pokój
mrocznym zapachem ta noc. Wypełniony,
patrzę teraz na harującą od świtu Wisłę:
robotnicy ciągną przez śluzę barkę z węglem -
ich ruchy niezbędne i skuteczne, mówią,
ile trzeba, żeby się zrozumieć, czasem tylko
gest ręki. Barka odpływa ciężko wypełniona
swoim sensownym ładunkiem. - Jeżeli mimo to
będę pisał wiersze: tylko słowa niezbędne,
by się porozumieć, proste fakty: rzeka,
zapach kwiatów, ruch ręki zrozumiały
dla dwóch ludzi i tego, kto
na nich patrzy. To jest
wszystko. I tylko to
nas nieskończenie przerasta.
Уходя утром, она как будто случайно оставила
подаренные ландыши, и до сих пор комната
в тёмном запахе этой ночи. Наполненный ей ,
я смотрю на Вислу, она с рассвета в труде:
рабочие тянут баржу с углем через шлюзы -
их движения необходимы и успешны, они говорят
сколько нужно, чтобы объясниться, иногда делают
жест рукой. Баржа тяжело отплывает, наполненная
своим разумным грузом. - Если всё-таки
я буду писать : то лишь слова, необходимые
чтобы объясниться, простые факты: река,
запах цветов, движение руки, понятное
для двух человек и того, кто
на них смотрит. И это
все. И только это
нас бесконечно перерастает.
***
To miejsce, w którym tak kochałem…
To miejsce, w którym tak kochałem: młodniak -
biegaliśmy wciąż widząc nad drzewkami swoje głowy -
jest wysokim lasem. Jest ciemno. Nie widzę: wyjść,
jak najprędzej stąd wyjść. Na słońce, na drogę,
która cała jeszcze przede mną, to tylko jej początek tam
został. “Kochałem” znaczy: “będę kochać”, nic więcej.
Nic więcej wobec rosnących młodych drzew: kochać.
I powracać: bez lęku, przystawać w lesie, który będzie
coraz wyższy, pełen wilgotnego cienia, coraz pełniejszy
cieni tych, których kochałem, jak
nigdy potem, nikogo.
Место, которое я так любил: молодняк -
мы бегали, всё время видя над деревьями свои головы -
стал высоким лесом. Темно Не вижу:как выйти,
как поскорее отсюда выйти. На солнце, на дорогу,
которая все еще передо мной, только её начало там
осталось. «Я любил» означает «я буду любить», не более того.
Ничего более растущих молодых деревьев: любить.
И возвращаться: без страха остаться в лесу, который будет
становиться всё выше, полниться влажной тенью, полнящейся
тенями тех, которых я любил, как
никогда потом, никого.
*** Ten dziwny wieczór…
Ten dziwny wieczór: siedzę w ogrodzie, sosny
jeszcze wyraźne na tle nieba, w sąsiedztwie
matki zwołują już dzieci, stukot pociągu,
oddalający się, miękki. Myślę o moim życiu
jak o czymś już zamkniętym i skończonym.
Nie chcę do niego wracać. Niczego zmieniać
ani naprawiać, czysty. Zatarta granica pomiędzy
mną a tym wieczorem: całym ciałem czuję
szelest gwiazdy, skrzyp sosen, miękki stukot
kół. Czysty, przed nowym narodzeniem i początkiem
czego? Ale czy będą tam drzewa, rosnący stukot
pociągu czy będzie wywoływał niejasne i radosne
wspomnienie tego wieczoru, czy będą tam
dzieci, matki, która z nich mnie
przywoła stamtąd, gdzie jestem, i czy to
będą na pewno sosny? - Nie potrafię
przekroczyć tego, co tu
poznałem, pragnąc czegoś zupełnie innego
niz szczecie
Тот странный вечер: я сижу в саду, сосны
ещё ясны на фоне неба, по соседству
матери уже зовут детей, грохот поезда,
отдаляющийся, глухой. Я думаю о своей жизни
как о чём-то уже закрытом и законченном.
Я не хочу возвращаться к ней. Ни менять,
ни исправлять , чисто. Стёрта граница между
мной и этим вечером: я чувствую всем своим телом
шелест звезды, скрип сосен, мягкий стук
колёс. Я чист, перед новым рождением и началом
чего? Будут ли там деревья, нарастающий стук
поезда, будет ли это вызывать смутное и радостное
воспоминание того вечера, и будут ли там
дети, матери, и которая из них меня
позовёт оттуда, где я нахожусь, и будут ли это
обязательно сосны? - не могу
перешагнуть через то, что здесь
узнал, желая чего-то совершенно иного,
чем счастье.
***
Wieczorem na Dworcu Głównym w Krakowie: troje żebrzących
Cyganiątek: z bezwiednym wdziękiem zwinnych radosnych zwierzątek
uwijają się w tłumie, znikają, nawołują w niezrozumiałej mowie.
Nie łaczy cię z nimi nic, tylko, przez moment, ciepło
monety, którą wkładasz - pospiesznie, zawstydzony - w rączkę
dumnej i pewnej siebie czterolatki; jej pobłażliwy uśmiech, spojrzenie
starsze niż ty, niż pamięć: oszałamiające przeczucie innej
rzeczywistości. I juz odbiega, widzisz podrygujacy warkoczyk, chustę,
gołe pięty: inaczej czuje zimny marmur schodów, inaczej widzi
tłum takich jak ty, słyszy nierozumiejąc komunikat
z głośników i nie wie jak jest wolna, nie wie
jak oddycha: jak lekko unieważnia i odrzuca twój
świat. A potem w kącie, w trójkę, hałaśliwie dzielą
łup; najstarszy krzyknął coś - wybiegają. Zostajesz
i wtedy nagle, aż tamujące oddech pragnienie: być
jednym z nich: bosymi stopami mocno czuć wilgoć i chłód,
chwilę uwijać sie w tym obcym biednym swiecie i wracać, już:
"już!" - krzyknąć swoim w nieznanej tu mowie, biec,
cieszyć sie jak dziecko
nieznanego
Boga.
Вечером на главном вокзале в Кракове: тройка нищих
цыганят: с бессознательным изяществом проворных радостных зверят
они вьются в толпе, исчезают, зовут на непонятном языке.
Тебя с ними ничего не связывает, только на мгновение тепло
монеты, которую вкладываешь - поспешно, смущенно - в ручку
гордой и уверенной в себе четырёхлетки; ее снисходительная улыбка, взгляд её
старше чем ты, чем память: ошеломляет предчувствие другой
реальности. А она уже отбегает, видишь мотающуюся косичку, платок,
босые пятки: она иначе чувствует холодный мрамор лестницы, иначе видит
толпу таких, как ты, слышит не понимая сообщения
из динамиков и не знает своей свободы, не знает
как дышит: как легко она отменяет и отвергает твой
мир. А потом в углу втроём они шумно делят
добычу; старший крикнул что-то - они убегают. Останавливаешься
с внезапно перехватывающим дыхание желанием: стать
одним из них: босыми ногами чувствовать влагу и холод,
повертеться минутку в этом чужом бедном мире и уже возвращаясь:
«Сейчас!» - крикнуть своим на неизвестном здесь языке, и бежать,
радуясь, как дитя
неизвестного
Бога.
Mariusz TENEROWICZ
SAGA O LUDZIACH NIOSĄCYCH ZŁOM
Pordzewiały kontener podwórka; pogrzeb przedmiotów
w życiu których byliśmy tylko epizodem: obole
zgniecionych puszek położone na druciane oczy wiekowego
wózka, stare żelazko – order na korpusie poległej pralki
naszyjnik gwoździ, kropidło z prętów, skrzypiący katafalk
pchany pod górę zmurszałą parą rąk, oślepły czajnik rozhuśtany
na drucie dzwoni głucho na Anioł pański – jest dokładnie samo południe
i słońce przeciera promieniami nazwy marek i fabryk, daty
produkcji, lata gwarancji, odczytuje braillem – sepulkralne
sentencje alfabetu patyny i sadzy. Za wzgórzem skup złomu
i kolorowych metali, skrzypiący katafalk wózka jak
blaszany koń trojański wtacza się do rdzawego miasta
jest epizod zapamiętany na zawsze; oczy ludzi z popiołu
blask wydawanych monet, trumienny portret na zużytej emalii
Мариуш Тенерович
Сага о людях, несущих лом
Ржавый контейнер двора; захоронение предметов,
в жизни которых мы были только эпизодом: оболы
смятых банок положенные на проволочные глаза древней
тележки, старый утюг - орден на корпусе павшей стиральной машины
ожерелье гвоздей, кропильник из стержней, скрипящий катафалк,
толкаемый парой морщинистых рук, слепой чайник, качаясь
на проволоке, глухо звонит на Ангелус - ровно полдень,
солнце протирает лучами названия марок и фабрик, даты
изготовления, годы гарантии, читает брайлем - могильные
сентенции - алфавит патины и сажи. За холмом скупка лома
и цветных металлов, скрипучий катафалк тележки
как жестяной троянский конь вкатывается в ржавый город
есть эпизод, который запомнился навсегда; глаза людей из пепла,
блеск выдаваемых монет, кладбищенский портрет на истёртой эмали
Иоанна Вихеркевич.
Захария на каждый день.
Joanna Wicherkiewicz
Zachary obawia się
że jest tylko wirtualny
to że będzie kwiczał
ryczał tupał nie ma znaczenia
w kodzie zero jedynkowym
zapisano wszystkie apokalipsy i raje
level wygrany
level przegrany
level grany
game over
Захария опасается
что он только виртуальный
и что будет он визжать
рычать и топотать не имеет значения
в двоичном коде
записаны все апокалипсисы и эдемы
уровень удачи
уровень неудачи
уровень игры
игра окончена
Joanna Wicherkiewicz
Zachary chciałby
chęć posiadania
jest u Zacharego
wysoce rozwinięta
pragnie miłości
którą pielęgnuje
sąsiad w różanym ogrodzie
chciałby też wąchać jego kwiaty
a potem ściąć im głowy
ozdobić nimi stół
ten stół obok którego
przeszedł obojętnie
rzuciwszy wzrokiem
na cenę i marzenie o salonie
wielkim jak smutek
z nieposiadania
Захарии хочется
желание иметь
у Захарии
высоко развито
он жаждет любви
с которой лелеет
сосед свой
розовый сад
он хотел бы обонять его цветы
а потом снести им головы
и украсить ими стол
тот стол мимо
которого
он прошел безразлично
бросив взгляд
на цену с мечтой о салоне
большом как печаль
от необладания
Joanna Wicherkiewicz
Zachary mierzy się z przeszłością
wiatr przyniósł piaski przeszłości
wokół wyrosła pustynia
w wyniku różnych współczynników załamania światła
załamał się świat
Zachary nie zauważył
studiował drogę krzyżową ćmy
od abażuru do żarówki
Захария всматривается
в прошлое
ветер принес
пески прошлого
вокруг возникла пустыня
в результате различных факторов преломления света
произошло светопреставление
Захария этого не заметил
он изучал крестный путь мотылька
от абажура до лампочки
Joanna Wicherkiewicz
sny Zacharego są zwierzęce i ludzkie
(tak tak człowiek też zwierzę)
czasami bywa szczurem
czasami szczurołapem
w ciemnych kanałach
trudno dojrzeć
kto kogo
В снах Захарии
он животное и человек
(да - да человек тоже животное)
иногда бывает крысой
иногда крысоловом
в темных каналах
трудно разглядеть
кто кого
Joanna Wicherkiewicz
Иоанна Вихеркевич.
***
Мы слезли с дерева
на асфальт улицы
прямо под колёса
летящего времени
убегаем уклоняемся
топчем зелёные газоны
совершенствуем убежища
лепим день руками творцов
всё ближе к богам
заседаем в выдуманных пантеонах
со стен афинского Акрополя
Римского Капитолия
Еврейского Иерусалима
Запретного Города
считываем неизбежный конец
этого несправедливого мира
он не возник естественным путём
и не будет длиться вечно
***
zeszliśmy z drzewa
na asfaltowe ulice
wprost pod koła
rozpędzonego czasu
uciekamy wymykamy się
depczemy zielone trawniki
udoskonalamy ucieczki
lepimy dzień rękami stwórcy
coraz bliżej bogów
zasiadamy w wydumanych panteonach
z murów ateńskiego Akropolu
rzymskiego Kapitolu
żydowskiej Jerozolimy
Zakazanego Miasta
sczytujemy samorodny koniec
ten niesprawiedliwy świat
nie powstał w sposób naturalny
nie będzie trwał wiecznie
Станислав Бараньчак.
Жить.
Живу в своём углу (четыре угла у хаты,
потолок, пятый сверху наблюдает
мои сны) в четырёх своих
тонких стенах (пустых,
а снизу, в шестых, пол считает
каждый мой шаг), на своём гноище
(в своей бетонной нише ), теперь ты ,
в седьмых, подумай
о смерти,
восьмое чудо света, человече)
Mieszkać
Stanisław Barańczak
Mieszkać kątem u siebie (cztery kąty a
szpieg piąty, sufit, z góry przejrzy moje
sny), we własnych czterech
cienkich ścianach (każda z nich pusta,
a podłoga szósta oddolnie napiętnuje
każdy mój krok), na własnych śmieciach,
do własnej śmierci (masz jamę w betonie,
więc pomyśl o siódmym,
o zgonie,
ósmy cudzie świata, człowieku)
Станислав Бараньчак.
Вы здесь не стояли
Вы здесь не
стояли , напоминаю вам,
что вы никогда не стояли за нас
стеной, на позиции нашей
вы тоже не стояли, не говоря уже о том, что во главе у нас
не стояли вы никогда, не стояли вы здесь
,
и не станется такое, чтобы вы тут встали
обеими ногами на нашу землю, она предстоит
открытой перед вами , а вы
остановились у края
общей могилы, а там конец,
не стойте на месте, не ломайтесь , становитесь,
краснея от стыда, в конец серой очереди,
найдётся и для вас какое-нибудь местечко
.
Из анализа этого стихотворения на сайте Liceum :
«Это
стихотворение имеет четкий исторический контекст, потому что оно показывает реальность периода Народной Польши.
Бараньчак иллюстрирует одну из длинных очередей, в которых нетерпеливые люди
ожидают товаров, когда всегда был страх, что ожидаемого продукта не хватит на всех.
Лирический субъект - это человек, который хочет изменить ситуацию в современной
Польше и пытается убедить других перестать молчать и, наконец, встать в
ряды тех, кто борется за свое место в
жизни. Стихотворение - словесная игра.»
Pan tu nie stał
Stanisław Barańczak
Pan tu nie stał,
zwracam panu uwagę,
że nigdy nie stał pan za nami
murem, na stanowisku naszym też
pan nie stał, już nie mówiąc, że na naszym czele
nie stał pan nigdy, pan tu nie stał, panie,
nas na to nie stać, żeby pan tu stał
obiema nogami na naszej ziemi, ona stoi
przed panem otworem, a pan co,
stoi pan sobie na uboczu
wspólnego grobu, panie tam jest koniec,
nie stój pan w miejscu, nie stawiaj się pan, stawaj
pan w pąsach na szarym końcu, w końcu
znajdzie się jakieś miejsce i dla pana
Станислав Бараньчак.
Определённая
эпоха
Мы живем в определённую эпоху (отхаркивание) и оттого
надо , как бы, представить себе с полной определённостью.
Вопрос. Мы живем в (бульканье
из графина) определённую, как бы,
эпоху, в эпоху
постоянных усилий во благо, в
эпоху нарастающих и обостряющихся и
так далее (глотание), как бы, конфликтов.
Мы живем в определённую э - ( звяканье
отставленной
склянки)- поху, и я бы
здесь определённо определил,
как бы, что на этой основе определятся
определённые перспективы, будут предопределены
предложения, которые ещё не доопределены , а также
будут
переопределены, как бы, расчёты
(откашливание) тех, которые. У кого есть вопросы? Не вижу.
Поскольку не видно, вижу, что я буду
выразителем,
выражая в завершение убеждение, что
Мы живем в определённую эпоху, такова
правда, как бы,
и другой правды нет.
Barańczak Stanisław - Określona epoka
Określona epoka
Żyjemy w określonej epoce (odchrząknięcie) i z tego
trzeba sobie, nieprawda, zdać z całą jasnością.
Sprawę. Żyjemy w (bulgot
z karafki) określonej, nieprawda,
epoce, w epoce
ciągłych wysiłków na rzecz, w
epoce narastających i zaostrzających się i
tak dalej (siorbnięcie), nieprawda, konfliktów.
Żyjemy w określonej e (brzęk odstawianej
szklanki) poce i ja bym tu podkreślił,
nieprawda, że na tej podstawie zostaną
określone perspektywy, wykreślane będą
zdania, które nie podkreślają dostatecznie, oraz
przekreślone zostana, nieprawda, rachuby
(odkaszlnięcie) tych, którzy. Kto ma pytania? Nie widzę.
Skoro nie widzę, widzę, że będę wyrazicielem,
wyrażając na zakończenie przeświadczenie, że
Żyjemy w określonej epoce, taka
jest prawda, nieprawda,
i innej prawdy nie ma.
Мариуш Парлицки.
Если была бы ты…
Моей жене Ане.
Если была бы ты песней- я бы тебя напевал,
Если б дождём была ты - я бы тобой промок,
Если бы сном была ты – я беспробудно бы спал,
Если была б ты весною – твой бы я был цветок.
Если была бы ты верой – верой была и мне,
Если была б ты надеждой – я б терпеливо ждал,
Если была бы ты пламенем – сгорел бы в твоём огне,
А если была бы ты морем – в тебя бы рекой впадал.
Gdybyś była...
Mojej żonie Ani
Gdybyś była melodią - bym nucił,
Gdybyś deszczem była - bym moknął,
Albo snem – to bym się nie obudził
I bym kwiatem był – jeśli ty wiosną.
Gdybyś była wyznaniem – bym wierzył,
Gdybyś była nadzieją – bym czekał,
I bym spłonął – gdybyś była płomieniem,
A gdy morzem – wpadłbym w ciebie jak rzeka.
Мариуш Парлицки.
Бочка
Сторонники теорий заговора,
путая причины и следствия,
веками проповедовали миру,
что домом всех бед
была некая глиняная бочка,
опрометчиво открытая
губительно красивой Пандорой
вопреки запрету умного мужа.
Им не хочется признавать
что эта бочка по край
была заполнена
серыми клеточками,
в которых начали гнездиться
самые благородные ценности.
Любовь - так смертельная,
правда - безоглядная,
вера - что движет горами,
терпимость - безграничная,
честность - без жалости,
красота - неоспоримая,
убеждения - беззаветные.
Когда мы отважно шагаем
единственно верной дорогой,
топча взвешенную умеренность,
надежда на дне бочки
умирает бездетная.
Mariusz Parlicki
Puszka
Zwolennicy teorii spiskowych
myląc przyczyny i skutki,
głoszą światu od wieków,
że domem wszelkich nieszczęść
jest pewna gliniana beczka,
nieopatrznie otwarta
przez zgubnie piękną Pandorę
i wstecz myślącego jej męża.
Niechętni są, by przyznać,
że owa beczka po brzegi
wypełniona została
szarymi komórkami,
w których zaczęły się gnieździć
najbardziej szczytne wartości.
Miłość - taka na zabój,
prawda - nielicząca się z niczym,
wiara - co góry przenosi,
tolerancja - bez granic,
szczerość - do bólu,
piękno - niepodważalne,
czy przekonania - niezłomne.
Kiedy odważnie kroczę
jedynie słuszną drogą,
depcząc rozważny umiar,
nadzieja na dnie beczki
umiera bezpotomnie.
Иоанна Вихеркевич. Ещё о Захарии.
Захария хотел
быть
добрым человеком
таким Иисусом
без болезненных ран предательства
он хотел иметь оливковый сад
где мог бы говорить
мягким низким голосом
о непорочной
рассчитывая на правду понимающих глаз
Иуда все еще на символическом дереве
сребренники дозревают
в земле
но отсутствие
макабрического контекста
стало причиной отсутствия интереса и к Захарии
когда он уходил
никто его не окликнул
Нумерология
Захарии не нужно
татуировать
номер невольника
послушание идет рука об руку с
иллюзией свободы
он добровольно носит единственный
уникальный
признак своего существования в кожаном бумажнике
предъявляет его всегда, чтобы подтвердить
что проживает пан Зет в зачуханном городе Игрек
что пан Зет взял кредит погасил кредит
живет в кредит
он принадлежит им
пан Зет не мертвая душа он живёт
и его можно использовать
до последней капли энергии
Прогулка
Захария блуждает
по странным улицам
ступает осторожнее
минуя двадцатилетнюю самоубийцу
с ангелом в волосах
шестидесятилетка ждущего
свою половину
художника артиста поэта
неизвестного
все равны под мраморным небом
память щекочет ноздри
Война Захарии
Захария - пацифист
он не смотрит футбол
(может быть так только говорит)
каждая искра войны
разжигает в нём
огонь
он не обращает внимания
(наверное так только говорит)
но когда пламя приближается настолько
чтобы его ощутить
он его гасит
в рекламе наши
и так самые лучшие
Peace (Это не намёк
ли на PiS ? ЛБ. )
Захария увлёкся Рупи
Захарии
захотелось написать стихотворение
он садится и мучает слова
бросает на белую стену
ампутирует фразы и выглаживает суть
хотел бы он записаться в поэзии
твердыми литерами
мрамор или камень вознесёт память
тема
какую изваять тему
когда чувства истощает банальность
может быть о простате
в ответ на периоды у женщин
(Рупи Каур – индийская поэтесса и художница –честно и бескомпромиссно отображает женственность во всех её оттенках, чудесную способность женского тела и ума к ответу на любовь и наслаждение вопреки испытаниям несправедливостью.
Пояснение от
Лили-Хелены Метрыки. Спасибо.)
Захария убегает
выдумал себе Захария
участок за городом
зеленый оазис
вдали от городского отстойника
между голубоглазыми незабудками
он забудет что должен что может
Дело серьезное
Захария циклически распадается
на малые неразрушимые мгновения
было миновало осталось
недавно склеил его в целости
один поэт
«Dudlidle. Dudlidle.
Ty ty dydellillityty.
Ulije-ulije.
K-ciк.
Тy тy dydeliltyty. "
-защебетал он
Захария поверил что есть поэты
и птицы
и теперь кто
кто найдет доказательство
существования доброго человека
(цитата: Урок поэзии (пение чешских птиц) Роберт Рыбицкий
Иоанна Вихеркевич)
Огонь Захарии
Захарии нет уже
несколько дней
он видимо пошел охотиться на женщину
он стоял на краю тротуара и ждал
они проходили похожие друг на друга
визгливые и мужиковатые
охочие забивать гвозди
и рыть канавы
а он хочет хранительницу огня
и все еще стоит с последней спичкой спасения
***
Zachary chciał być
dobrym człowiekiem
takim Jezusem
bez bolesnych ran zdrady
chciał mieć ogród oliwny
gdzie mógłby przemawiać
miękkim niski głosem
o nieskalanej
liczył na prawdę rozumiejących oczu
Judasz wciąż na symbolicznym drzewie
srebrniki dojrzewają w ziemi
brak makabrycznego kontekstu
spowodował brak zainteresowania Zacharym
odszedł
nikt nie zawołał
Numerologia
Zacharemu nie trzeba tatuować
numerów niewoli
posłuszeństwo chodzi w parze z
iluzją wolności
nosi dobrowolnie jedyny niepowtarzalny
znak egzystencji w skórzanym portfelu
wywołuje go zawsze aby potwierdzić
że istnieje pan Zet w zakichanym mieście U
że pan Zet wziął kredyt spłacił kredyt
żyje na kredyt
jest ich
pan Zet nie jest martwą duszą żyje
można go eksploatować
aż do ostatniej cząstki energii
Spacer
Zachary gubi się
pomiędzy osobliwymi uliczkami
depcze ciszę
mija dwudziestoletnią samobójczynię
z aniołem we włosach
sześćdziesięciolatka czekającego na
lepszą połowę
malarza artystę poetę
nienazwanego
wszyscy równi pod marmurowym niebem
pamięć drażni nozdrza
Wojna Zacharego
Zachary jest pacyfistą
nie ogląda piłki nożnej
(może tylko tak twierdzi)
każda iskra wojny
wywołuje w nim ogień
nie ogląda
(pewnie tylko tak twierdzi)
ale kiedy płomienie są na tyle blisko
żeby je usłyszeć
gasi
w reklamach nasi
są i tak najlepsi
Peace
Zachary trafia na Rupi
Zachary chciałby napisać wiersz
siada i męczy słowa
rzuca na białą ścianę
amputuje frazy i wygładza treści
chciałby zapisać się w poezji
twardymi literami
marmur lub kamień udźwignie pamięć
temat
jaki ulepić temat
kiedy uczucia drąży banał
może o prostacie
w odpowiedzi na kobiecy period
Zachary ucieka
wymyślił sobie Zachary
działkę za miastem
zieloną oazę
z daleka od miejskiego szamba
pomiędzy niebieskookimi niezapominajkami
zapomni że powinien że musi
Sprawa jest poważna
Zachary cyklicznie rozpada się
na małe niezniszczalne chwile
było minęło zostało
ostatnio posklejał go w całość
pewien poeta
„Dudlidle. Dudlidle.
Ty ty dydellillityty.
Ulije-ulije.
K-sik.
Ty ty dydelilityty.”
zaświergotał
Zachary uwierzył że są poeci
i ptaki
a teraz kto
kto znajdzie dowód
na istnienie człowieka życzliwego
cytat: Lekcja poezji (śpiew czeskich ptaków) Robert Rybicki
Joanna Wicherkiewicz
7 ч. ·
Ognisko Zacharego
Zacharego nie ma od kilku dni
podobno poszedł upolować kobietę
stał na skraju chodnika i czekał
maszerowały podobne do siebie
wrzaskliwe i męskie
chcą wbijać gwoździe
i kopać rowy
a on pragnie strażniczki ognia
wciąż stoi z ostatnią zapałką ratunku
Кристиан Медард Мантойффель
Пейзаж по дороге к небытию
«Еще раз отважься, многажды оплаканная тень,
объявиться в полном свете дня. "
И. В. Гете, "Трилогия страсти"
... странной была дорога за моей спиной, я наблюдал,
как всё увиденное исчезало в пасти обрыва;
я ничего не оставлял позади себя, как будто ничего
не влёк за собой из прошлого в будущее.
Неузнаваемые идеи, дела, брошенные ветрам,
привычный звук мостовой под колесами ;
дорога позади без тени, которая обычно растягивалась
в сумерки, а ночью, как собака засыпала у ног.
Можно потерять счастье, богатство, можно сжечь книги,
разувериться, что Бог все еще идет непознаваемым путём,
гордостью вознестись , тень бросить на землю.
Из пепла взлететь к небу, можно гнев подавить ,
можно поверить Богу, что еще не потерял нас из очей своих,
но нельзя существовать без собственной тени ...
Германия, Юра Швабска, 2003
Christian Medard Manteuffel
Krajobraz z drogi do nieistnienia
„Raz jeszcze ważysz się, wielokroć opłakany cieniu,
Objawić w pełnym świetle dnia.“
J. W. Goethe, „Trilogie der Leidenschaft“
...dziwna była ta droga za mną, którą mi oglądać przyszło,
wszak to, co widziałem, ginęło u przepaści brzegu;
nie zostawiałem nic za sobą, jakbym też niczego
nie wlókł za sobą od przeszłości w przyszłość.
Nierozpoznawalne idee, sprawy porzucone wiatrom,
ledwie jak bruk pod kołami, do którego przywykłem;
droga za mną bez cienia, który rozciągał się zwykle
zmierzchem, a nocą, jak pies u nóg zasnął.
Można zgubić szczęście, majątek, można książki spalić,
nie czuć, że Bóg podąża jeszcze zawikłanym tropem,
dumą się unieść i cień rzucić na ziemię.
Z popiołów ku niebu ulecieć, można gniew oddalić,
można wierzyć Bogu, że jeszcze nie stracił nas z oczu,
lecz nie można istnieć bez własnego cienia...
Niemcy, Jura Szwabska, 2003
Богдан Вроцлавски.
Мой старый дом
вчера, а может и намного раньше
я был рядом с моим домом из юности
меня гнало профессиональное безрассудство, какие-то стихи затерявшиеся
в переулках улиц протянувшихся вдоль Тибра
когда-то на прибрежной скамейке
уснул усталый Густав Херлинг - Грудзиньский,
и снились ему вещи о которых он никогда не хотел мне рассказать
в этом нет ничего необычного
такие сны всегда ведут нас
к вещам, недоступным проверке прикосновением или дыханием
они умирают быстрее бегущих рядом с нами лучей света
из каждого абзаца буковка по буковке слово за словом
Я всегда пытался выцарапать
все что было внутри кокона
издалека я слышу поющую Эллу Фицджеральд
просеивает её ветер и эстрадная небрежность, которую могут себе позволить
те, кто видел одновременно закат солнца и его восход
так же, как художник что кладёт краски на холст нерв рядом с нервом пульс рядом с пульсом
пока все это вознесёт нас на вершины художественного извращения
поэтому мы набухаем в темных галереях старых церквей
когда мы просим нашего ангела-хранителя верить в нас, мятежных
вечно блуждающих вдоль каждой строки
и когда мы благодарим за подсказанное нам слово к слову строфу к строфе
в постоянном экстазе и радости осуществления
Я засыпаю но хорошо знаю
в самых отдаленных речных меандрах холодной поверхность недр
Рима больше нет
умер
разрывая наше одиночество в клочья
приказывая его фрагментам гулять вдоль и поперёк тела
и дальше над Тибром Мозелем Сеной и Шпрее
костры горят дым закрывает пейзаж вплоть до горизонта
варвары склоняются к огню
видишь спины напряженные как тетива луков
наблюдаешь как из боковой улочки выходит толпа
скандирует лозунги
этот пейзаж тускнеет во мне, его заклинания опоздали
они прячутся под корой старых сосен
иногда тронет их лунный луч
Элла Фицджеральд заканчивает петь
Я должен проснуться пройти по балкону, выбрать старую пластинку
и в его потёртой черноте отыскать
самое важное для меня сегодня
Я сажусь и жду когда вернётся мотив -
вечный странник четвертной нотой
пробегающий внутри партитуры
с равнодушным лицом
обращённым в сторону штормового моря
Я его знаю
помню
называю бездомностью волн запахом становящегося безразличным тела
наконец неохотой
тем временем вернулись сумерки
своей бесцветностью одели ветхую дымовую трубу
старого кирпичного завода
миновали закрытые ставни
запах давно не проветренной комнаты
уселся в этом месте, из которого навязчивая память
представила фрагмент библиотеки
полной вечной пыли
турпистических стихов Сташка Гроховяка
с зубами оскаленными в бесконечное пространство вселенной
с ладонями протянутыми так далеко
что теряются в них все цвета византийских икон
позолот полных торжества хоралов
описывающих наирадостнейшую реальность
я понимаю,
это мой вечный мираж что вращается вокруг луны
и звёзд с распростертыми крыльями
надо всей действительностью
тысячи знаков препинания
тяжело продвигающихся по пустынным пескам
потрескавшиеся губы погонщиков верблюдов
бурнусы со взвивающимися
в лучах солнца вопросительными знаками
внезапно касаются самых светлых мест в Европе
меня пробуждает холод ветра странствующего вдоль Тибра
приносящего туман падающий на мою скамью
возможно, это тот самый ветер что разбудил Густава
он приказал ему вернуться в солнечный Неаполь
Скоро не с кем будет поговорить
поздороваться
задать ему один из вопросов обычных для путешественников
и людей совершенно безразличных друг другу
я понял
это и есть время потерянных предметов
эха
которое потерялось среди своих снов
избавленного от дорожных указателей
отражаемого от горизонта сотнями вопросительных знаков
которое никогда не возвращается к открытым окнам умирающего Рима.
Из книги стихов « Приговорённый к Периферии»
(Прим. Турпистизм- поэзия эстетизации безобразного
Густав Херлинг-Грудзиньски . (1919-2000)– Википедия :
Автор метафизических новелл, этических притч, нередко с криминальным сюжетом, развивающих линию Эдгара По, Германа Мелвилла, Натаниэля Готорна, Генри Джеймса. Писал рассказы и повести, драмы и эссе, выступал как литературный критик и политический публицист.
Но две его главные книги — это записки о советском лагере Иной мир (Другой мир), которые чаще всего сопоставляют с Записками из мертвого дома Ф. М. Достоевского и Колымскими рассказами В. Шаламова (Лондон, 1951, на англ. яз. c предисловием Бертрана Рассела, 1953 — там же на польск. яз.; в Польше опубл. 1989) и многотомный Дневник, писавшийся ночью, который он вел более чем четверть века (1971—2000).
Корнель Филипович
Убеждения
Мои убеждения устойчивы к разрушению,
К истиранию, изгибу, сжатию и битью,
К кислотам и щелочам,
К высоким и низким температурам.
Они также устойчивы к чужим словам и даже к издевательству,
Да, даже к издевательству,
Потому что когда кто-то смеётся над ними ,
Это не разрушает и не ослабляет ,
А только укрепляет их во мне.
У меня одинаковые убеждения летом и зимой,
Когда я голый и когда на мне надет выходной костюм
И даже военная форма,
Когда я загорелый, и когда мое тело бледное после зимы,
Когда я здоров или болен,
Молод или стар,
Когда я один и когда меня окружают люди.
Я не теряю своих убеждений даже
Когда мне кажется, что я сомневаюсь в них.
Такими что мои убеждения кажутся мне.
Мои убеждения,
Однако, не устойчивы при некотором состоянии,
Которое нас, людей, иногда преследует,
И которое мы называем отчаянием.
Чтобы не потерять своих убеждений,
Я не поддаюсь отчаянию.
Я занимаюсь починкой дверей и окон,
Вообще всем,
Что связано со столярным и слесарным ремеслом,
Я режу, пилю, примеряю, строгаю,
Сыплются опилки и стружка,
На пол падают обрезки досок и железа.
Я простой человек,
Крепости моих убеждений
Я обязан не шибко большим познаниям или высокой морали,
А скорее только упорству и надежде.
Kornel Filipowicz
Przekonania
Moje przekonania odporne są na zniszczenie,
Na ścieranie, zginanie, ściskanie i bicie,
Na kwasy i zasady,
Na temperatury wysokie i niskie.
Odporne są także na cudze słowa a nawet szyderstwa,
Tak, nawet na szyderstwa
Bo gdy ktoś z moich przekonań szydzi,
Nie niszczy ich i nie osłabia,
Umacnia je tylko we mnie.
Mam te same przekonania w lecie i w zimie,
Kiedy jestem nagi i gdy mam na sobie garnitur wizytowy
A nawet mundur wojskowy,
Gdy jestem opalony i gdy moje ciało jest po zimie blade,
Kiedy jestem zdrów i chory,
Młody i stary,
Gdy jestem sam i gdy otaczają mnie ludzie.
Nie tracę moich przekonań nawet wtedy,
Gdy mi się zdaje, że w nie zwątpiłem.
Moje przekonania wydają się więc niezniszczalne.
Moje przekonania
Nie są jednak odporne na pewien stan,
Który nas, ludzi, czasem nawiedza,
I który nazywamy rozpaczą.
Aby nie stracić moich przekonań,
Nie podaję się więc rozpaczy.
Zajmuję się naprawianiem drzwi i okien,
W ogóle wszystkim,
Co wchodzi w zakres stolarstwa i ślusarstwa,
Tnę, piłuję, przymierzam, wygładzam,
Sypią się opiłki i trociny,
Na podłogę spadają obrzynki desek i żelaza.
Jestem człowiekiem prostym
Trwałości moich przekonań,
Nie zawdzięczam ani wielkiej wiedzy ani wysokiemu morale,
Raczej tylko uporowi i nadziei.
Кристиан Медард Мантойффель.
Дом без двери
... за той пустотой,
которая осела липкой паутиной в углу комнаты,
в этом доме обитало ещё дружелюбное тявканье пса,
пока не умерло от тоски по людям.
В большой комнате с
террасой жила когда-то музыка; сегодня
её едва слышно - она перенеслась в самое молодое своё эхо
в забытом колодце среди боярышника.
Я присел на пороге; игривая Бастет вышла во двор
играя на систре; Меланхолия
похотливо танцевала перед моей душой;
Я знал, что когда рассветёт, обнаружится мое одиночество.
Германия, Юра Швабска, 1989.
·
Dom bez drzwi
...poza tą pustką, która osiadła lepką pajęczynę w kącie pokoju,
mieszkało w tym domu jeszcze przyjazne szczekanie psa
zanim umarło z tęsknoty za ludźmi.
W dużym pokoju z tarasem mieszkała kiedyś muzyka; dziś
ledwie ją słychać – przeniosła się do swego najmłodszego echa
w zapomnianej studni wśród głogów.
Usiadłem na progu; rozbawiona Bastet weszła na podwórko
grając na sistrum; Melancholia tańczyła lubieżnie przed moją duszą;
wiem, dopiero brzask ujawni moją samotność
Niemcy, Jura Szwabska, 1989
BUT W BUTONIERCE
Bruno Jasieński
Бруно Ясеньски.
Я подошвы стоптал в суете карнавальной ,
Нынче верен себе, снова светел и рад.
Руки в брюки иду, молодой, гениальный,
Семимильно шагаю, свету белому брат.
Не задержат меня ни распутья ни вёрсты,
Ведь несёт меня что-то моторично вперёд
Мимо птичьих страшил в элегантных виндхорстах,
Всем я кланяюсь низко, поправляю им плед,
В паркотени крокетной- где на meeting’е женском
Обсуждают искусство, демонстрируют нрав.
Но не знают ещё, что явился Ясенский,
И увяли навеки и Тетмайер, и Стафф.
Ещё пани не знают, ещё пани не верят.
Футуризм, поэзийность – неизвестные ИКС.
— Пусть побегают пани, пусть головки проветрят -
Будет после обеда лишь приятней jour-fixe.
Вот авто пролетело в белом дыме бензинном
На ветру шелестела трепетавшая шаль.
Моя сказка исчезла за горы- долины,
ничего мне не жаль, почему-то не жаль…
Так мне славно, так мило, аж заходится сердце.
Сами ноги несут, а куда я иду?
Молодой, элегантный, ношу BUT W BUTONIERCE,
Не поспевшим за мной будет эхом :— Adieu!
Виндхорст- широкополая соломенная шляпа.
BUT W BUTONIERCE Игра слов, в переводе теряется : Ботинок в бутоньерке, можно бы «Штиблет в петлице».
BUT W BUTONIERCE
Bruno Jasieński
Zmarnowałem podeszwy w całodziennych spieszeniach,
Teraz jestem słoneczny, siebiepewny i rad.
Idę młody, genialny, trzymam ręce w kieszeniach,
Stawiam kroki milowe, zamaszyste, jak świat.
Nie zatrzymam się nigdzie na rozstajach, na wiorstach,
Bo mnie niesie coś wiecznie, motorycznie i przed.
Mijam strachy na wróble w eleganckich windhorstach,
Wszystkim kłaniam się grzecznie i poprawiam im pled.
W parkocieniu krokietni — jakiś meeting panieński.
Dyskutują o sztuce, objawiając swój traf.
One jeszcze nie wiedzą, że gdy nastał Jasieński,
Bezpowrotnie umarli i Tetmajer i Staff.
One jeszcze nie wiedzą, one jeszcze nie wierzą.
Poezyjność, futuryzm — niewiadoma i X.
Chodźmy biegać, panienki, niech się główki oświeżą —
Będzie lepiej smakować poobiedni jour-fixe.
Przeleciało gdzieś auto w białych kłębach benzyny,
Zafurkotał na wietrze trzepocący się szal.
Pojechała mi bajka poza góry doliny
nic jakoś mi nie żal, a powinno być żal...
Tak mi dobrze, tak mojo, aż rechoce się serce.
Same nogi mnie niosą gdzieś — i po co mi, gdzie?
Idę młody, genialny, niosę BUT W BUTONIERCE,
Tym co za mną nie zdążą echopowiem: — Adieu!
Tuwim Julian - Słopiewnie
Юлиан Тувим. Слопевно
Karolowi Szymanowskiemu
Каролю Шимановскому
1
ZIELONE SŁOWA
ЗЕЛЁНЫЕ СЛОВА
A gdzie pod lasem podlasina, А где под лесом подлесИна,
Tam gęsta wiklina-szeleścina. Там густа ракита- шелестина.
Na prawo bór, na lewo trawy, Направо бор налево травы,
Oj da i te szerokie, śpiewane morawy. Ой да и те широкие певчие муравы.
Iści woda, uści woda na murawie, Исти вода , усти вода на мураве,
Szumi-strumni dunajewo po niekławie. Шумит-струит дунаево по неклаве.
Na prawo bór czarnolas dąbrowiany. Направо бор чернолес дубровяный.
Na lewo ziel jasnoziel liści wodziany. Налево зель яснозель листвы водЯной.
A po szepcinie wiją, a na murawie dzwionie, А по шепчине вийи а на мураве звоны,
A i tam tżną wesoło te morowiańskie konie. А и там тяжнут весёло те муравянски кони.
2
SŁOWISIEŃ
W białodrzewiu jaśnie dźni słoneczko, В белодревье солнце яснодневно,
Miodzie złoci białopałem żyśnie, Мёд златится беложаром жизни,
Drzewia pełni pszczelą i pasieczną, А деревья пасечны и пчельны,
A przez liście kraśnie pęk słowiśnie. Сквозь листву краснеет гроздь словишни
A gdy sierpiec na niebłoczu łyście, А лишь серпец в наблочи повиснет,
W cieniem ciemnie jeno niedośpiewy В тени тёмны только недоспевы,
W białodrzewiu ćwirnie i srebliście В белодревье цвиркно и сребристо
Słowik słowi słowisienkie ciewy. Словик словит словишенски севы.
3
KALINOWE DWORY
Kalinowe dwory КАлиновы двОры
Jarzeń na jawory, Ярбень на яворы,
Jarzębiec surowy, Ярбенец суворый,
Czerwoń do zawory! Червонь до завора!
Czerwoń jagodzico Ягодь червонита
Ładnie do dziewanny! Ладно для деваны!
Borem nie da rady, Из-бору не выйти
Jaworowe panny! Яворовым паннам!
Dziewierz borem łazi, Веред бором лазит
Łyśnie na spiekory: Блиснет на загоре:
Hej, kraśnie zagorzewią Хей, загоревьем краАсны
Kalinowe dwory! КАлиновы двОры!
4
WANDA
Woda Wanda wiślana Вода Ванда висляна
głaź głębica srebliwa гладь глубица среблива
po ciemnurzu pazurem по темноводе когтем
wodzi jaskro księżawiec водит яскро лунавец
sino płynie dno śpiewa сино плынет дно спевно
woda wanda ruślana вода ванда руслана
czesze włosy świetłodzie чешет волосы русы
topiel dziewny kniaziewny. топель девны княжевны.
5
O MOWIE ROSYJSKIEJ О РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Tiewnaja piewunnica ТЕвная певУнница
Miłoj ni raduny! Милой не-радуны!
Zwoniestie, zagoriste Звонисты, загористы
Swietoładi struny! Светолады струны!
Wjarkoti żurczałowo, Въяркотит журчалово
Wjunica płaczewna, Вьюница плачевна,
Grustiwie pieczałowo Грустливо печалово
Tiewnaja słopiewna Тевная слопевна
6
ŚWIĘTY FRANCISZEK СВЯТОЙ ФРАНЦИСК
Ptakowie kwiatowie Птички цветочки
łanie weseli лани весЕли
alleluja, lelija аллелуйя, лелийя
ewangieli. евангиЕли.
Ewangieli angieli Евангиели ангиели
światu wołali: святу волали:
niewiemo! chwalemo! невемо! хвалемо!
płakali. плакАли.
Niebianie polanie Небяны поляны
słodkiej światłości сладкой светлОсти
Jezusie gołąbku Исусе, голубочку
miłości! любости !
Примечание: Это футуристические языковые эксперименты Тувима, опыты испытания фонетико-смысловой интуиции читателя, обладателя музыкального слуха к славянским языкам.
Так что это непереводы с непольского на нерусский. Тоже опыт.
Этот цикл положен на музыку Каролем Шимановским.
Владислав Броневски.
Доисторическая прогулка.
В том саду первородном
перед заходом солнца
папоротники, папоротники клонятся
отразиться в зеркале водном.
Есть там птица, но как её звали,
не припомню, из которого сна,
и огромную радугу отыскали
попугаи! попугаи!
чтобы по ней сновать!
Циклопы на котурнах
по буйным травам гуляют.
(Это не ночь Вальпурги,
но напоминает.)
На Древе Познания
Добра и Зла
дремлет Змий (по названию
гад, но не делает зла).
Но на Яблоне,
на ужасной Яблоне
(а из яблок делают алкоголь?)
вырастает, зреет,
понемногу грознея,
жестокое слово: любовь.
Broniewski Władysław - Spacer prehistoryczny
W przedpotopowym ogrodzie,
jeszcze przed zachodem słońca
paprocie, paprocie bez końca
odbijają się w jasnej wodzie.
Jest tam ptak, którego nazwy
nie mogę przypomnieć z jakiegoś snu,
i ogromną tęczę znalazły
papugi! papugi!
żeby ją snuć!
Cyklopy na koturnach
przechadzają się po bujnej trawie.
(To nie jest noc Walpurgi,
ale prawie.)
Na Drzewie Wiadomości
Dobrego i Złego
drzemie Wąż (poczciwości
gad, nie robi nic złego).
Ale na Jabłoni,
na okrutnej Jabłoni
(czy z jabłek robią alkohol?)
rośnie, rośnie
groźnie, powoli
okrutne słowo: kocham.
ЮЗЕФ БАРАН
ВЕЧНОСТЬ
может быть мы вернемся там к разговорам
которые прервали здесь
на самом важном месте
к встречам
которые столько обещали
но часы приказывали расстаться
мы проложим рельсы в бесконечность
всем пустившимся в путь
которые застряли в чистом поле
высохшие ручейки заструятся вновь
и разбегутся в разные стороны
из ниток брошенных при поспешном марше
мы свяжем разорванные судьбы
все что мы пережили разрастётся там до
поднебесных размеров набухнет расплодится словно
в тропических запущенных садах
и все чего нам не удалось совершить ( какие чудесные
истории открывались во встреченных взглядах случай -
ных людей и как быстро мы обрывали их пока они не
осуществились)
потому что мы жили наспех рассеивая только
зерна на ветер
не оглядываясь назад
и огромным будет наше удивление
когда желая пережить все с самого начала
мы будем вынуждены продираться
через неоглядный дикий лес вечности
Poeta Józef Baran
WIECZNOŚĆ
być może powrócimy tam do rozmów
które przerwaliśmy tu
w najważniejszym miejscu
do spotkań
które tak ciekawie się zapowiadały
lecz zegarek nawoływał do rozstania
dobudujemy szyny w nieskończoność
wszystkim napoczętym podróżom
które ugrzęzły w szczerym polu
zaschnięte strumyki wytrysną na nowo
i rozbiegną się w różne strony
z wątków porzuconych w pośpiesznym marszu
wysnujemy zaniechane losy
wszystko co przeżyliśmy będzie tam rozrastało się do
niebotycznych rozmiarów pęczniało rozpleniało niczym
w tropikalnych nie strzeżonych ogrodach
i wszystko czego nie zdążyliśmy ziścić (jakież niewiarygodne
historie mieściły się w spojrzeniach krzyżowanych z przypad-
kowymi ludźmi i jak szybko przecinaliśmy je nim zdążyły
się wydarzyć)
bo żyliśmy pośpiesznie rozsiewając tylko
ziarna na wiatr
nie oglądając się za siebie
i wielkie będzie nasze zdziwienie
gdy chcąc przeżyć wszystko od początku
będziemy się musieli przedzierać
przez niezgłębioną puszczę wieczności
Юзеф Баран.
Пастораль бездорожная
Столько дорог мы прошли столько времени прошло
нигде нет следа ни Места Звезды ни Подворья
падая отдаем нашим внукам наши башмаки
и дыхание передаём из уст в уста
падая отдаём нашим внукам наши сны
наши сердца что давали ритм маршу
но не видно ни начала ни конца в отдалении
возвращается только эхо нашего призыва
может быть мы заблудились может Дорога не та
надо было идти налево или направо
темно хоть глаза выколи ветер пылит в глаза
беспомощно крутим в руках старые карты
а может ты и есть Подворье Звезда Мессия
Дорога наша заблудшая без начала без конца
наша alfa omega из ниоткуда ведущая
Тогда веди нас куда-нибудь как можно дольше веди
мы споем тебе колядку подорожную
и принесём тебе мирро ладан и злато
падем на колени в твою пыль и грязь
Дорога наша бездорожная единый наш Бог
(стихотворение из тома " При свете спички")
Poeta Józef Baran
PASTORAŁKA BEZDROŻNA
Tyle Drogi uszliśmy tyle czasu uszło
nigdzie śladu Miasteczka Gwiazdy ni Zajazdu
padając oddajemy wnukom nasze buty
i oddech podajemy sobie z ust do ust
padając oddajemy wnukom nasze sny
nasze serca co marszu wybijały rytm
lecz nie widać początku ni końca w oddali
powraca tylko echo naszego wołania
może zabłądziliśmy może nie tą Drogą
należało iść może na lewo na prawo
ciemno że oko wykol i wiatr w oczy prószy
bezradnie obracamy w rękach stare mapy
a możeś ty Zajazdem Gwiazdą Mesjaszem
Drogo nasza zbłąkana bez początku końca
nasza alfo omego znikąd prowadząca
prowadź nas więc donikąd jak najdłużej prowadź
my zaś ci zaśpiewamy kolędę podróżną
i złożymy ci mirrę kadzidło i złoto
na kolana padniemy w twym kurzu i błocie
Drogo nasza bezdrożna nasz jedyny Boże
( wiersz z tomu "W błysku zapałki")
Кшиштоф Камиль Бачиньски.
*** (Эти стихи как смерть…)
I
Эти стихи как смерть смутны
и холодны как смерть.
Кошки под светом топорщат жёсткую серую шерсть.
Улиц, где никто не ходит, плач неумолчный жёлт,
в повседневность окон парус тревоги бьёт.
II
Небо бледнеет с каждым шагом Осень
вызванивает заревом, и весёлые птицы -
это мое прощание с миром людским и божьим.
Я слепну, иду наугад, как бы с пути не сбиться…
Значит, осень. В дыме город, птицы летят кругами,
листья падают с труб краснокирпичных фабрик.
По улице мёртвые ходят, и крылья ворон под ногами.
Ждет повозка и мертвый лакей у двери с канделябром.
Еду медленным шагом аллеей высоких каштанов.
В эту осень плыву, с каждым шагом меняясь незримо,
по полям, что засеяны навью, колоннами мертвых пеанов,
в безразличье – окОн, проплывающих мимо.
Куда дорога меня уводит? Пыль да колёс перестук.
Как ворон, в сумятице знаков, внятных тебе лишь,
над песней вьёт осень за кругом круг.
Как данную на двоих любовь надвое разделишь?
Baczyński Krzysztof Kamil - * * * [Ten wiersz jak śmierć jest smutny...]
I
Ten wiersz jak śmierć jest smutny
i obojętny jak śmierć.
Szare koty pod światło puszą ostrą sierść.
Żółty lament ulicy, gdzie nie chodzi nikt.
Bije trwoga żaglami o codzienność szyb.
II
Niebo blaknie za każdym krokiem. Ogień
wydzwania łuny, a wesołe ptaki
są pożegnaniem moim z ludźmi i bogiem.
Ślepnę, tracę drogi, chodzę torem rakiet.
A więc jesień. Dymi miasto, ptaki płyną na ukos,
liście opadłe z czerwonych kominów fabryk.
Po ulicy chodzą umarli, leżą skrzydła oderwane krukom,
czeka powóz i w drzwiach martwy lokaj z kandelabrem.
Wojaż toczy powoli drogi wysokich kasztanów.
Upływam w jesień mniejszy z każdym krokiem,
w pola zasianych zjaw, w kolumny martwych peanów,
w obojętność - mijanych - okien.
Gdzie powóz drogą odpływa? Szelestem dymi bruk.
O, najsmutniejsza jesieni, w zamęcie znaków i elips
nad pieśnią kołujesz jak kruk.
Jak miłość powierzoną dwóm życiom - rozdzielić?
КШИШТОФ КВАСИЖУР.
Легенда о первом драконе
" труднее всего убить первого...".
Страхи, опасения, трудное прошлое, всё то, что ограничивает нас, из-за чего мы с боязнью смотрим в будущее - это они, наши драконы!
Но самый могущественный - это первый! Он так велик и силён, что мы знаем его имя!
Мы живем с ним рядом, мы знаем, как он выглядит, мы привыкли к его присутствию и знаем как не глядеть в глаза ему,
нашему страху, нашим опасениям!
И это годами!
Но человек, угнетаемый драконами, не свободен, потому что он не может стать самим собой.
Он не может быть счастлив, ибо не может стремиться к своей мечте!
Он должен о мечтах забыть, или отложить их на " когда-нибудь", потому что он борется с драконами, у него нет сил ни для того, чтобы быть самим собой, ни для мечты...
Труднее всего убить того первого ещё и по другой причине:
Потому что мы боимся перемен, под гнётом драконов мы научились с ними уживаться , и никто не желает перемен! Потому что перемены –это зло, перемены - это хаос – мы так думаем!
И предпочитаем жить при неизменной тирании драконов...
Но если мы решим побороться со своим страхом , поднять руку на дракона, нас тут же ожидает приятная неожиданность .
Половина силы дракона - это наш страх! Так что в тот момент, когда мы РЕШИЛИСЬ поднять руку на него, померяться с собственными проблемами... Они уже уменьшились! Дракон ослабел!
А когда мы начнем бой с драконом ?
Окажается, что наше окружение не стремится нам противодействовать, и сам факт, что мы отважно начали эту борьбу, заставляет окружающих избегать конфликта с нами!
Да, как мы приспособились когда-то к существованию дракона - так другие теперь будут приспосабливаться к НАШИМ потребностям, НАШИМ требованиям!
Дракон уже слаб...
Не требуется долгой, утомительной борьбы, достаточно только решить: " Да, я хочу справиться со своим страхом, я хочу изменить свою жизнь!»
Потом мы узнаем, как будут вести себя окружающие; как будут избегать столкновений, как адаптируются к нашим потребностям...
И мы уже знаем, как преодолевать этот страх перед изменениями, которые мы должны вызвать сами...
Вот почему следующие драконы, по сравнению с первым - это просто крысы...
Krzysztof Kwasiżur
LEGENDA O PIERWSZYM SMOKU
(tekst z 2008 roku, nie stracił na aktualności)
"Najtrudniej zabić pierwszego…”.
Lęki, obawy, trudna przeszłość, wszystko to, co nas ogranicza, co powoduje, że z obawą patrzymy w przyszłość – to właśnie one; nasze smoki!
Ale najpotężniejszy jest ten pierwszy! Jest tak wielki i silny, że znamy jego nazwę!
Żyjemy przecież z nim przy boku, wiemy jak wygląda, przyzwyczailiśmy się do jego obecności i wiemy jak unikać spojrzenia mu w oczy…
Naszemu lękowi, naszym obawom!
Czasami przez lata!
Ale człowiek dręczony przez smoki nie jest wolny, bo nie jest sobą.
Nie może być szczęśliwy, bo nie może dążyć do spełnienia marzeń!
Musi o swoich marzeniach zapomnieć, lub je odłożyć na „może kiedyś”, bo walczy ze smokami; bo nie ma siły na bycie sobą, na marzenia…
Najtrudniej tego pierwszego także zabić z innego powodu:
Bo boimy się zmian, przez cały czas tego ucisku smoków nauczyliśmy się z nimi żyć a nikt nie lubi zmian! Przecież zmiany są złe, zmiany to chaos – tak myślimy! I wolimy żyć w niezmiennej tyranii smoków…
Ale jeśli zdecydujemy się stawić czoła własnym lękom, podnieść rękę na smoka czeka nas przyjemna niespodzianka już na początku.
Połowa smoczej siły – to nasz strach! Więc w momencie, gdy ZDECYDUJEMY SIĘ podnieść rękę na niego; zmierzyć z własnymi problemami… one już są mniejsze! Smok jest słabszy!
A kiedy rozpoczniemy walkę ze smokiem?
Okazuje się, że nasze otoczenie nie dąży do konfrontacji z nami i sam fakt, że podjęliśmy walkę sama waleczna postawa sprawia, że to otoczenie unika starcia!
Tak, jak my dostosowaliśmy się kiedyś do istnienia smoka – tak inni teraz będą teraz dostosowywać się do NASZYCH potrzeb, NASZYCH wymagań!
Smok jest już słaby…
Nie potrzeba długiej, wyczerpującej walki, potrzeba tylko decyzji: „tak, chcę się zmierzyć z własnym lękiem, chcę zmienić swoje życie!”.
Potem już wiemy, jak zachowa się otoczenie; jak będzie unikało starcia, jak dostosuje się do naszych potrzeb…
I potem już wiemy, jak przełamać ten lęk przed zmianami, które mamy sami wywołać…
Dlatego następne smoki, w porównaniu z tym pierwszym – to zaledwie szczury…
2008
Богдан Вроцлавски. Последняя волна.
Море, которое разгрешает горизонт, исповедальня, пред которой поколения
склоняются часто с радостью, иногда с болью - мы полны незрелости
и вечных вопросов.
Я отплыл уже слишком далеко от берега
чтобы вернуться даже если бы у меня хватило сил
и хочется увидеть что там за горизонтом
Поэтому прошу не стой дольше
под дождём на берегу
Не смотри как песчинками переливается последняя волна
и застывает в свежий холмик забвения
Вернись домой
Завари горячий чай с лимоном
Ты понимаешь что и это стихотворение тоже осиротело
Протяни руку. Наверное она будет дрожать
Это ничего не значит
Разведи пальцы таким образом
как делал я их целуя
Видишь проплывающий сквозь ладонь свет
Чувствуешь теплое дыхание
на кончиках пальцев которое медленно
движется вдоль ладони
Это плывёт последняя волна
полная ярких криков чаек
солнца западающего в глубь в рыдания
моря с дном открытым
словно расколотый штормом орех.
Bohdan Wrocławski
Morze które rozgrzesza horyzont, konfesjonał przed którym klęczą pokolenia często z radością, czasami z bólem - my pełni niedojrzałości i wiecznych pytań.
OSTATNIA Fala
BOGUSI
Już wiem odpłynąłem zbyt daleko od brzegu
abym dał radę abym miał siłę jeszcze powrócić
I ta ciekawość tego co jest za horyzontem
Dlatego proszę nie stój dłużej
w deszczu na brzegu
Nie patrz jak drobinami piasku przelewa się ostatnia fala
i zastyga w świeży kopczyk niepamięci
Wróć do domu
Zaparz gorącą herbatę z cytryną
Wiesz że także ten wiersz został osierocony
Wyciągnij dłoń Zapewne będzie drżała
To szczegół bez znaczenia
Rozłóż palce w ten sposób w który
ja je rozkładałem przed pocałunkiem
Widzisz przepływające w poprzek dłoni światło
Czujesz ciepły oddech
na opuszkach palców który powoli
przesuwa się wzdłuż dłoni
To płynie ostatnia fala
pełna kolorowego krzyku mew
słońca zapadającego się w głąb szlochu
Morza z dnem otwartym
niczym rozłupany sztormem orzech
Болеслав Лесьмян.
Завершённость.
Ласки многовато
На две пары рук.
Золото заката,
Уходи на луг.
Даль- лазурь едина,
Лодка - лодке рознь!
В жизни так на диво
Всё переплелось…
Поздний вечер гонит
От зелёных куп.
Расплелись ладони,
Нету губ для губ!
Счастье, что от солнца
Чарами лилось,
Вытекло до донца,
Избегая слёз.
Это- трепет тела,
Это-звёзд пыльца!
Что судьба хотела,
Сбу –дет – ся !
Leśmian Bolesław - Skończoność
Tyle nam pieszczoty,
Co dla dwojga rąk.
A ty, zmierzchu złoty,
Konaj wpośród łąk.
Jedna dal w błękicie
Ale różna łódź!
Trzebaż było życie
Z ową dalą skuć?...
Późny wieczór stroni
Od zielonych bruzd.
Dłoniom zbrakło dłoni,
Ustom zbrakło ust!
Szczęście, co od słońca
Wzięło czar i kres,
Dobiega do końca,
Unikając łez.
Oto - zlękłe ciało,
Oto gwiezdny kurz!
To, co się stać miało,
Niech się stanie już!
Юлиан Тувим. Критикам.
А в мае
Привык я ездить, пане - панове,
Не передней подножке трамвая!
Городом словно навылет пронизан!
Что в голове моей крутится снова:
Взрывы, порывы, искры, капризы,
Весело! В чубе и в пятках веселье,
А всего веселее – на карусели
На поворотах- рукою
Всё вокруг загребу восхищенье,
А деревья, полны вдохновенья,
Дышат вешним одеколоном,
Раскрываются радостно почки,
Улицы глохнут от звона,
В мае, в мае! ---
Еду я на передней подножке трамвая,
Славные, панове, денёчки!
Tuwim Julian - Do krytyków
A w maju
Zwykłem jezdzić, szanowni panowie,
Na przedniej platformie tramwaju!
Miasto na wskroś mnie przeszywa!
Co się tam dzieje w mej głowie:
Pędy, zapędy, ognie, ogniwa,
Wesoło w czubie i w piętach,
A najweselej na skrętach!
Na skrętach – koliście
Zagarniam zachwytem ramienia,
A drzewa w porywie natchnienia
Szaleją wiosenną wonią,
Z radości pęka pąkowie,
Ulice na alarm dzwonią,
Maju, maju! - -
Tak to jadę na przedniej platformie tramwaju,
Wielce szanowni panowie!...
Юлиан Тувим. Словишень.
В белодревье солнце яснодневно,
Мёд златится беложаром жизни,
Пчельны словно пасеки деревья,
Сквозь листву краснеет гроздь словишни.
А лишь серпец в наблочи повиснет,
В темнотени только недоспевы,
В белодревье цвиркны и сребристы
Сладослов словишенских посевы.
Tuwim Julian - Słowisień
W białodrzewiu jaśnie dzni słoneczko,
Miodzie złoci białopałem żyśnie,
Drzewia pełni pszczelą i pasieczną,
A przez liście kraśnie pęk słowiśnie.
A gdy sierpiec na nabłoczu łyście,
W cieniem ciemnie jeno niedośpiewy:
W białodrzewiu ćwirnie i srebliście
Słodzik słowi słowisieńskie ciewy.
Юлиан Тувим.
Слесарь.
В ванной что-то закупорилось, труба храпела ужасно, дошло до протяжного
воя, вода же едва капала. После опробования нескольких домашних средств
(тыкание в трубу зубной щеткой, дутьё в отверстие, устное убеждение и т. д.) - я пригласил слесаря.
Слесарь был худой, высокий, с серой щетиной на лице, с очками на остром носу.
Он смотрел на меня исподлобья огромными голубыми глазами,
каким-то затуманенным слезой взором. Он вошел в ванную, покрутил краны в разные стороны,
стукнул молотком по трубе и сказал:
- Фершлюс надо растрайбовать.
Этот быстрый диагноз произвел на меня впечатление. Я не моргнул, однако, и спросил:
- А зачем?
Слесарь был поражён моим любопытством, но после первой реакции удивления,
выраженного во взгляде поверх очков, крякнул и сказал:
- Потому что дроссельклап халтурно блиндован и рикштосует.
-Ага, - сказал я, - понятно! Если бы дроссельклап был в своё время надежно заблиндован,
то не рикштосовал бы сейчас и растрайбование фершлюса было бы лишним?
- Пожалуй. А теперь пуфер надо лоховать, или дать ему шпрец чтобы стендер удихтовать .
Я трижды ударил молотком по крану, покивал головой и сказал:
- Слышно.
Слесарь посмотрел удивлённо:
-Что слышно?
- Слышно, что стендер не удихтован. Но я убежден, что когда пан даст ему правильный шпрец
лохованием пуфра, то дроссельклап будет заблиндован, больше не будет рикштосовать и в результате
фершлюс будет растрайбован.И я окинул слесаря холодным, дерзким взглядом.
Мое профессиональное выступление и небрежность, с которой я сыпал услушанными впервые в жизни терминами,
сбила с толку слесаря. Он почувствовал, что должен произвести на меня приятное впечатление.
- Но я сейчас не могу работать, потому что не захватил с собой холайзы. А стоить будет
ремонт - он минуту подождал, чтобы сокрушить меня ценой - стоить это…это будет ... 7 злотых и 85 грошей.
Это немного, - спокойно ответил я. - Я предполагал, что по крайней мере, вдвое дороже. Что касается холайзы,
я вовсе не вижу необходимости чтобы пан о ней беспокоился.Попробуем без холайзы.
Слесарь побледнел и возненавидел меня.. Он издевательски улыбнулся и сказал:
- Без холайзы? Как я могу без холайзы лохбайтель криповать? Если бы трихтер был на шонер сделан, то можно. Но он крайцованный и во фланше без кулайтунга, так что абспервентля не сделать.
«Ну, знаете, - воскликнул я, разведя руками , - ничего подобного я от пана не ожидал!».Стало быть, этот трихтер, по вашему мнению, не сделан на шонер? Ха-ха-ха! Смех меня разбирает! Где же он божьей милостью крайцован?
-Как это где?- рявкнул слесарь.- Да у него кайлы на иберлауфе!
Я покраснел до ушей и смущённо шепнул:
В самом деле. Я не заметил, что на иберлауфе есть кайлы. В таком случае
- вы правы: без холайзы никак.
И он пошёл за холайзой. Ибо по причине кайл на иберлауфе трихтер действительно был сделан на шонер, а не крайцован, и без холайзы никак не удалось бы закриповать лохбайтля для удихтования стендра, чтобы растрайбовать фершлюс, который оттого плохо работал, что дроссельклапа была халтурно заблиндована, и теперь рикштосует.
Tuwim Julian - Ślusarz
W łazience cos sie zatkało, rura chrapała przeraźliwie, aż do przeciągłego
wycia, woda zaś kapała ciurkiem. Po wypróbowaniu kilku domowych
środków zaradczych (dłubanie w rurze szczoteczką do zębów, dmuchanie
w otwór, ustna perswazja etc.) - sprowadziłem ślusarza.
Ślusarz był chudy, wysoki, z siwą szczeciną na twarzy, w okularach na
ostrym nosie. Patrzył spode łba wielkimi niebieskimi oczyma, jakimś
załzawionym wzrokiem. Wszedł do łazienki, pokręcił krany na wszystkie
strony, stuknął młotkiem w rurę i powiedział:
- Ferszlus trzeba roztrajbować.
Szybka ta diagnoza zaimponowała mi wprawdzie, nie mrugnąłem jednak i
zapytałem:
- A dlaczego?
Ślusarz był zaskoczony moja ciekawością, ale po pierwszym odruchu
zdziwienia, które wyraziło się w spojrzeniu sponad okularów, chrząknął i
rzekł:
- Bo droselklapa tandetnie blindowana i ryksztosuje.
- Aha - powiedziałem - rozumiem! Więc gdyby droselklapa była w swoim
czasie solidnie zablindowana, nie ryksztosowałaby teraz i roztrajbowanie
ferszlusu byłoby zbyteczne?
- Ano chyba. A teraz pufer trzeba lochować, czyli dać mu szprajc, żeby
śtender udychtować.
Trzy razy stuknąłem młotkiem w kran, pokiwałem głową i stwierdziłem:
- Nawet słychać.
Ślusarz spojrzał dość zdumiony:
- Co słychać?
- Słychać, że śtender nie udychtowany. Ale przekonany jestem, że gdy
pan mu da odpowiedni szprajc przez lochowanie pufra, to droselklapa
zostanie zablindowana, nie będzie już więcej ryksztosować i, co za tym
idzie, ferszlus będzie roztrajbowany.
I zmierzyłem ślusarza zimnym, bezczelnym wzrokiem.
Moja fachowa wymowa oraz nonszalancja, z jaką sypałem zasłyszanymi
po raz pierwszy w życiu terminami, zbiła z tropu ślusarza. Poczuł, że musi
mi czyms zaimponować.
- Ale teraz nie zrobię, bo holajzy nie zabrałem. A kosztować będzie
reperacja - wyczekał chwilę, by zmiażdżyć mnie efektem ceny - kosztować
będzie... 7 złotych i 85 groszy.
To niedużo - odrzekłem spokojnie. - Myślałem, że conajmniej dwa razy
tyle. Co zaś się tyczy holajzy, to doprawdy nie widzę potrzeby, aby pan
miał fatygować się po nią. Spróbujemy bez holajzy.
Ślusarz był blady i nienawidził mnie. Uśmiechnął się drwiąco i powiedzał:
- Bez holajzy? Jak ja mam bez holajzy lochbajtel krypować? Żeby trychter
był na szoner robiony, to tak. Ale on jest krajcowany i we flanszy
culajtungu nie ma, to na sam abszperwentyl nie zrobię.
- No wie pan - zawołałame, rozkładając ręce - czegos podobnego nie
spodziewałem się po panu! Więc ten trychetr według pana nie jest robiony
na szoner? Ha, ha, ha! Pusty śmiech mnie bierze! Gdzież on na litość
Boga jest krajcowany?
- Jak to gdzie? - warknął ślusarz. - Przecież ma kajlę na iberlaufie!
Zarumieniłem się po uszy i szepnąłem wstydliwie:
- Rzeczywiście. Nie zauważyłem, że na iberlaufie jest kajla. W takim
razie - zwracam honor: bez holajzy ani rusz.
I poszedł po holajzę. Albowiem z powodu kajli na iberlaufie trychter
rzeczywiście był robiony na szoner, nie zaś krajcowany, i bez holajzy w
żaden spoób nie udadłoby się zakrypować lochbajtla w celu udychtowania
śtendra, aby rostrajbować ferszlus, który dlatego żle działa, że
droselklapę tandetnie zablindowano i teraz ryksztosuje.
Из пояснений в сети:
Ferszlus- Verschluss-zamek,zamknięcie
roztrajbowac-Vertreiben-rozprowadzić
droselklapa-Drosselklappe-zawór motylkowy
udychtować-Dichten-uszczelnić
pufer-Puffer-zderzak?
lochować-Lochen-dziurawić,przedziurawić
szprajc-rozpora,podpora,rozwierać?
Andrzej Coryell
Афоризмы.
Поверь мне, я бы предпочёл ломать тебя колесом прогресса, - сочувствовал палач.
Ключи от Бастилии найдут почетное место в Музее тюрьмы и Музее свободы.
Вы всегда должны быть готовы к Наилучшему! - предупреждало Наихудшее.
Двое стопроцентно неграмотны, а как по-разному невежественны!
Как, когда, и особенно кому кадить? Вот основные вопросы, над которыми бьётся каждое кадило.
Есть такие огромные карлики, что приходится задирать голову, чтобы их увидеть .
Бог смотрит на мир через людские пальцы.
Все в Твоих руках, Господи, поэтому мой их почаще, Боже мой!
Чтобы создать порядок, необходим хаос, но для создания хаоса нужен порядок.
Без второго дна первое было бы слишком плоским.
Что тиран - то стиль: некоторые убивают барочно, а другие - минималистично.
Есть границы хорошего вкуса, нет границ для дурного.
Там, где ложь выплывает наверх, правду добудут когда-нибудь
со дна - археологи.
В официальных портретах морда заслоняет лицо.
Догмы - это мифы, которые поверили в себя.
Сперва убегает трусливая голова, потом боязливое сердце, последними - храбрые ноги.
Прогуливался со своей душой на плече, как с попугаем.
http://pisarze.pl/index.php/poezja/15489-andrzej-coryell-aforyzmy.html
Тадеуш Завадовски.
АРМИИ ОЛОВЯННЫХ СОЛДАТИКОВ
по обеим сторонам улицы собрались армии. мундиры
спрятаны в рюкзаках или в котомках . флаги
готовы к подъёму на мачту. обе уверены в победе
разучивают парадный шаг. ожидают нужного момента
который неизвестно когда наступит. люди проходят
между ними делают закупки в магазинах на случай войны
и на всякий случай. оставшиеся дома закрывают окна
выключают телевизоры и радио. перестают разговаривать между собой
или пользуются шифром. дети уже не хотят играть оловянными
солдатиками. предпочитают компьютерные игры где они сами
устанавливают правила.
постепенно улицы пустеют. солдаты расходятся по домам.
РАЗГОВОРЫ О СВОБОДЕ
сидим в парке под деревом. пьём пиво. возле
нас птицы небесного и прочих колеров переминаются
с ноги на ногу. кто-то подходит говорит что тут не дозволено
распивать алкоголь. это только пиво. говорим о свободе.
у войтека волосы зелёные как мундир. по ночам
он прячется на чердаке я в подвале
копим запасы на случай войны. кто-то говорил
что на соседней улице видел военных. двух солдат
пьяных мертвецки.
КАРТОЧНЫЙ ДОМИК
я строил свой мир из белых карт. уничтоженные
чёрные и серые выкидывал с территории стройки. возводил
стены на фундаментах давней погибели и ненависти
веруя что зло не может возродиться вернуться. потому что
минуло безвозвратно. не думал что было это
только игрой. из-под земли вышли карликовые старцы. несли
свои карты с картинками шутов и демонов чтобы
ими заменить мои. карту на карту. чёрную
вместо белой.
ВОЕННЫЕ ИГРЫ
Война похожа на маленькую девочку. скачет с ноги
на ногу с государства на государство. раз два три завтра
ты. подключает парней. одевает в полевые мундиры. меняет
деревянные ружья на ракеты вместо яблок опадают
гранаты. раны намалёваны малиновым соком на культи рук
и ног. раз два три завтра ты. десятки тысяч сирот и бездетных
родителей.
одним нажатием джойстика.
ЕЩЁ НЕТ ВОЙНЫ.
ещё нет войны. ещё только подтягиваются армии
калек с оторванными руками ногами ослеплённых
взрывами ужаса. гул лопающихся иллюзий
разорванных в клочья ненаписанных книг. ещё
сидим при пиве с приятелями с которых неприметные
мастера стратегии снимают мерки будущей униформы.
они прислушиваются к нашим разговорам о детских
стрелялках и поединках на палках. выходим на
заплетающихся ногах. на улице подходит к нам группа
военных врачей спрашивают дорогу…
ПЛЯЖ. ПОДГОТОВКА К ВОЙНЕ.
девочки роют в песке окопы для пластиковых мышек и других
надёжных солдат которые должны их защитить от крадущейся
жизни. их братья льют ведёрками воду сооружая рвы
перед построенными с азартом бункерами где они укрыли свои
машинки и другую военную движимость. родители в это время строят засеки
из ширм и укрепляют их палисадами разложенных лежаков. в центре
полно гранат из бутылок пива. ещё минута и нахлынет десант
обёрток от мороженого и пустых пакетов от чипсов. вдоль пляжа
ходит разукрашенный моряк и предлагает снимки за десятку.
ПЕЙЗАЖ ПЕРЕД БИТВОЙ А МОЖЕТ БЫТЬ ВОЙНОЙ
сижу за столиком и пью очередную чашку кофе. смотрю на чистый
листок на который через минуту возможно присядет заблудившийся
стих не думаю ни о предстоящей войне ни
о запланированной битве. запасы не сделаны укрытие
не оборудовано мундир требует утюжки. сижу
при кофе как ни в чём не бывало, а вокруг носятся сообщения
панические или напротив угрожающие . радио выключено - не слушаю,
в телевизоре плюются политики - я не смотрю. какой-то военный
пробежал по комнате выпил два по сто и побежал на следующую
позицию. а тут водка заканчивается запасы не сделаны
и всё те же сообщения…
НЕ ГОВОРИ МНЕ ПРО ЗАВТРА
не говори мне про завтра. это такая условная дата
выдуманная на потребу минуты. все еще длится сегодня . ещё
долго могу не смотреть телевизор и подсчитывать падающие
листья с деревьев. есть время до зимы несколько месяцев.
потом могут отключить ток. электрокардиограмма покажет прямую,
по которой надлежит перебежать на другую сторону.
а что если завтра не будет и я останусь большим знаком вопроса
с вечно открытом от ужаса ртом? теперь поговори ещё со мной
глазами касанием руки скольжением волос по щеке.
слова тетмайера смешиваются с каплями пота на лбу всё ближе
к зиме. листья прикроет белое забвение в котором
скроюсь вместе с моей мурашкой. ношу её в сердце
как талисман, чтобы защититься от себя.
в полночь остановились часы и не известно на которой я стороне.
ПОКА НЕ ЗАСНУЛ
столько моих друзей промаршировало в сон. ещё
бубнят в моей голове барабаны их ботинок бьющих о мостовые
незаконченных войн. остались от них разбросанные
пуговицы мундиров стихи. гранаты слов
не брошенных на бумагу или даже на ветер. ночью вместо
баранов считаю шаги тех что пересекли линию
фронта. мало-помалу занимаю их места. за ними
уже только сон.
ПЕЩЕРА
я вышел из пещеры, но снаружи не было уже людей. остались только
их тени на стенах. разбросанные огрызки идей. всё
оказалось неправдой. мечты о свободе очередным несбыточным сном.
Я бродил по улицам заполненным пустыми
лозунгами словно в огромном гардеробе между развешанными
плащами и куртками. искал в них хотя бы след
человеческого запаха, но найденный напоминал скорее
звериный. гигантский мегафон взывал к акции непослушания. другой
выстраивал ряды вооруженных роботов. я вернулся в пещеру и назвал её
домом.
https://opt-art.net/helikopter/1-2018/tadeusz-zawadowski-dziewiec-wierszy/
Иоанна
Вихеркевич. Стихи.
***
Захарий хочет докопаться до правды
он открывает мудрые книги
он соскабливает букву за буквой
животворные зерна
собрать ему бы соль и сладость земли
где- то между малыми кристалликами
хотя бы пыль
а так ничего
только тоска сгустилась
***
ночами босоногий Захарий
вбегает под землю
с mea culpa на
искривленных устах
или открывает сезам неба
заржавленным отворись
выгоняет дьяволов
выгоняет ангелов
когда чернь сереет
день выгоняет Захария
в жизнь
ну и пошли они
все
эти дьяволы
ангелы
***
Захарий любит животных
на бездомных собак
поглядывает с грустным удивлением
грязные тощие
бродящие среди толпы
Захарий любит деревья
дерево красивое зеленое беззащитное
привязался бы к нему
сражался бы до последнего вредителя
за его зелень
он даже палочку в муравейник не сунет
это внесло бы хаос
в общий порядок вещей
а грязного худого беднягу
бесприютного в городе
он обходит по крутой дуге
хотя учили его что человек
также животное
***
Захарий не умеет
ходить
проторёнными
путями
у него есть свое видение движения
идет неуклонно
заросли по пояс
по шею
вокруг живого духа
дух есть стадное животное
труд и одиночество
купаются в росе
но дыхание достигает
бесконечности
говорят что сообща лучше
***
за окном капли бьются
за место в
дождливом переполохе
Захарий пытается подбодрить свои мысли
разинув пасти чемоданы ждут результатов
рекогносцировки для вакации
чтобы так мрачнеть когда тучи
чтобы так коченеть, когда тоска
чтобы так мыслям давать себя подавлять
на севере солнце шепнуло радио
Захарий кормит чемоданы
готовый к выживанию
надо же так доверяться ненадёжным словам
***
Захарий должен знать кто он
намалевал его уличный художник
карикатурно продемонстрировал уродство
на радость зрителю
его слух и запах
нечеловеческой природы
усмешка луны падает на землю
один психолог
составил его профиль
жирной линией
обозначил границы эго
Захарий должен
в них вместиться
знакомые всё о нём знают
играют словами в два огня
иногда кто-то упадёт
иногда бывает больно
но это всегда славная забава
***
совесть Захария
такой паразит которого нельзя вылечить
залечить или удалить
деликатное покусывание услаждало
он мог кричать рвать на себе волосы
прекращать или возобновлять
нашли лекарство
позакрыли окна и двери
может быть он расслышит паука
***
( Игра в « Два огня». Русский вариант – « Вышибалы». Прим. ЛБ.
Joanna Wicherkiewicz - wiersze
***
Zachary zapragnął dotknąć prawdy
otwiera mądre książki
skubie literę po literze
życiodajne ziarna
może gdyby zebrał sól i słodycz ziemi
gdzieś pomiędzy małymi kryształami
choć kurz
a tak nic
tylko smutek zgęstniał
***
nocami bosonogi Zachary
wbiega pod ziemię
z mea culpa na
wykrzywionych ustach
lub otwiera sezam nieba
zardzewiałym otwórz się
przegania diabły
przegania anioły
kiedy czerń szarzeje
dzień wygania Zacharego
do życia
a niech to
wszyscy diabli
anioły
***
Zachary kocha zwierzęta
na bezdomne psy
spogląda ze smutkiem zdziwieniem
brudne chude
w tłumie na poniewierce
Zachary kocha drzewa
drzewo jest piękne zielone bezbronne
przywiązałby się do niego
walczyłby do ostatniego szkodnika
o jego zieloność
nawet kija w mrowisko nie włoży
to wprowadziłoby chaos
w ogólny porządek rzeczy
a brudnego chudego biedaka
na miejskiej poniewierce
omija okrutnym łukiem
chociaż uczyli że człowiek
też zwierzę
***
Zachary nie potrafi
chodzić wydeptanymi
ścieżkami
ma własną wizję wędrówki
idzie niepokornie
zarośla po pas
po szyję
wokół żywego ducha
duch jest zwierzęciem stadnym
trud i samotność
kąpią się w rosie
lecz oddech dosięga
nieskończoności
mówią że lepiej gromadnie
***
za oknem krople biją się
o miejsce w deszczowym larum
Zachary próbuje podnieść myśli
wokół paszcze waliz czekają
na wakacyjne rekonanse
żeby tak chmurnieć gdy chmury
żeby tak grabieć gdy smutek
żeby tak myślom dawać się przygniatać
na północy słońce szepnęło radio
Zachary karmi walizki
gotowy do przeżywania
żeby tak słowom niepewnym ulegać
***
Zachary powinien wiedzieć kim jest
namalował go uliczny malarz
karykaturalnie zademonstrował brzydotę
ku uciesze widza
jego słuch i węch
mają naturę nieludzką
księżyc uśmiechu spada na ziemię
pewien psycholog
nakreślił profil
grubą krechą
wyznaczył granice ego
Zachary powinien się
w nich zmieścić
znajomi wiedzą o nim wszystko
grają słowami w dwa ognie
czasami ktoś odpada
czasami zaboli
ale zawsze to przednia zabawa
***
sumienie Zacharego
taki pasożyt którego nie można wyleczyć
zaleczyć ani usunąć
cieszyło delikatne podgryzanie
mógł krzyczeć wyrywać włosy
zaniechać albo działać
znaleźli lekarstwo
pozamyka okna i drzwi
może usłyszy pająka
Збигнев Херберт.
Чудище г-на Когито.
1
Счастливый Святой Георгий
с высоты рыцарского седла
мог точно оценить
силу и движения дракона
первое правило стратегии
это верная оценка врага
Г-н Когито
находится в худшем положении
он сидит в низком
седле долины
покрытой густой мглой
сквозь мглу нельзя разглядеть
пылающих глаз
хищных когтей
пасти
сквозь мглу
видно только
мерцание небытия
чудище г-на Когито
лишено размеров
трудно его описать
оно не поддаётся определению
оно как огромная депрессия
раскинутая над страной
не дающая себя пробить
пером
аргументом
копьем
если бы не удушающая тяжесть
и смерть которую оно посылает
можно было бы считать
что это фантом
болезнь воображения
но оно существует
и это верно
как чад оно заполняет целиком
дома храмы базары
отравляет колодцы
уничтожает творения разума
покрывает плесенью хлеб
свидетельство бытия чудища
это его жертвы
доказательство не прямое
но достаточное
2
рассудительные говорят
что можно сосуществовать
с чудищем
следует только избегать
резких движений
резких слов
в случае опасности
принимать форму
камня или листа
слушаться мудрой природы
которая рекомендует мимикрию
дышать не глубоко
притворяться что нас нет
г-н Когито однако
не любит жить как будто жизнью
он хотел бы сразиться
с чудищем
на твёрдой земле
и тогда он выходит на рассвете
в сонное предместье
предусмотрительно вооружась
длинным острым предметом
он выманивает чудище
на пустые улицы
оскорбляет чудище
провоцирует чудище
как отважный единоборец
армии которой нет
он кричит -
выходи трусливая тварь
сквозь мглу
видно только
огромную пасть небытия
г-н Когито хочет вступить
в неравный бой
и это должно произойти
как можно скорее
прежде чем наступит
приступ бессилья
обычная смерть без славы
удушение бесформенным
***
(Примечание переводчика:
«Чу́дище о́бло, озо́рно, огро́мно, стозе́вно и ла́яй» — эпиграф к книге Александра Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву»)
Herbert Zbigniew - Potwór Pana Cogito
1
Szczęśliwy święty Jerzy
z rycerskiego siodła
mógł dokładnie ocenić
siłę i ruchy smoka
pierwsza zasada strategii
trafna ocena wroga
Pan Cogito
jest w gorszym położeniu
siedzi w niskim
siodle doliny
zasnutej gęstą mgłą
przez mgłę nie sposób dostrzec
oczu pałających
łakomych pazurów
paszczy
przez mgłę
widać tylko
migotanie nicości
potwór Pana Cogito
pozbawiony jest wymiarów
trudno go opisać
wymyka się definicjom
jest jak ogromna depresja
rozciągnięta nad krajem
nie da się przebić
piórem
argumentem
włócznią
gdyby nie duszny ciężar
i śmierć którą zsyła
można by sądzić
że jest majakiem
chorobą wyobraźni
ale on jest
jest na pewno
jak czad wypełnia szczelnie
domy świątynie bazary
zatruwa studnie
niszczy budowle umysłu
pokrywa pleśnią chleb
dowodem istnienia potwora
są jego ofiary
jest dowód nie wprost
ale wystarczający
2
rozsądni mówią
że można współżyć
z potworem
należy tylko unikać
gwałtownych ruchów
gwałtownej mowy
w przypadku zagrożenia
przyjąć formę
kamienia albo liścia
słuchać mądrej Natury
która zaleca mimetyzm
oddychać płytko
udawać że nas nie ma
Pan Cogito jednak
nie lubi życia na niby
chciałby walczyć
z potworem
na ubitej ziemi
wychodzi tedy o świcie
na senne przedmieście
przezornie zaopatrzony
w długi ostry przedmiot
nawołuje potwora
po pustych ulicach
obraża potwora
prowokuje potwora
jak zuchwały harcownik
armii której nie ma
woła -
wyjdź podły tchórzu
przez mgłę
widać tylko
ogromny pysk nicości
Pan Cogito chce stanąć
do nierównej walki
powinno to nastąpić
możliwie szybko
zanim nadejdzie
powalenie bezwładem
zwyczajna śmierć bez glorii
uduszenie bezkształtem
OPUSZCZONE PERONY
pamięci Edka Popławskiego
siedzę w pociągu linii coraz bardziej pospiesznej. za oknem
ucieka dzieciństwo i młodość. na najbliższym peronie
czekają już młodzi zbuntowani poeci którzy jeszcze wierzą
że zdołają przewrócić świat na nice. bawią się
słowami jak małe dzieci ołowianymi żołnierzykami.
kilka dni temu na nieznanej stacji wysiadł mój przyjaciel
z plecakiem pełnym nienapisanych tomików. patrzyłem
jak jego cień stopniowo zacierał się na peronie.
chciałem pobiec za nim ale w ostatniej chwili
ktoś mnie zatrzymał. powiedział
że moja stacja jest następna.
Тадеуш Завадовски.
Оставленные перроны.
Памяти Эдка Поплавскего
сижу в поезде все более скором. за окном
пролетают детство и молодость. на следующем перроне
ждут уже молодые бунтари - поэты, которые все еще верят
что смогут вывернуть мир наизнанку. играют
словами, как маленькие дети оловянными солдатиками.
несколько дней тому назад на неизвестной станции сошёл мой друг
с рюкзаком, полным ненаписанных книг. я смотрел
как его тень постепенно расплывалась на перроне.
хотел побежать за ним, но в последнюю минуту
кто-то остановил меня. сказал
что моя станция следующая.
ЮлианТувим
Рапорт.
Фильмом, господин министр,
Оскорблён один вахмистр,
Стихом, господин генерал,
Оскорблён один капрал.
Оскорблены статьями хроник –
Ординарцы, господин полковник.
Песенкой, господин майор,-
Жёны сержантов в Самборе.
Передача по радио -
Полицию не порадовала.
Далее – и студенты
За живое задеты.
И Плоцких ксёндзов, аж двое
Затронуты за живое,
Затем и союз акушерок
Был возмущён до истерик,
Что это вершина цинизма
Бесчестных моральных уродов,
Вот так погибает отчизна !..
…Так что есть ещё в Польше свобода.
Tuwim Julian - Raport
O film, panie ministrze,
Obrazili się wachmistrze;
O wiersz, panie generale,
Obrazili się kaprale;
O artykuł w tygodniku -
Ordynansi, panie pułkowniku;
O piosenkę, panie majorze,
Żony sierżantów w Samborze;
W radio była audycja:
Obraziła się policja.
Dalej - studenci
Są do żywego dotknięci;
Dalej, księża z Płockiego
Dotknięci są do żywego.
Następnie - związek akuszerek
Ma ciężkich zarzutów szereg:
Że to swawolność, frywolność,
Bezczelność, moralna trucizna,
Że w ten sposób ginie ojczyzna!...
...A po za tym - jest w Polsce wolność.
Pawlikowska-Jasnorzewska Maria
Na ciepłej niebieskiej łące
pasą się białe zające
pasą się białe baranki
w kwitnące złotem poranki.
- Niebieskie łąki bez granic
nie służą nikomu na nic
są dla tych białych zajęcy
są dla tych białych baranków
i dla skrzydlatych tysięcy
myśli radosnych kochanków.-
На тёплой небесной лужайке
пасутся белые зайки
пасутся белянки овечки
их шубки завиты в колечки
Обширно небесное поле
и в этом просторе привольно
пастись этим белым зайчатам
пастись этим белым овечкам
и реять мечтою крылатой
любящим человечкам.
Ежи Хайдуга
НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО
стена, отделяющая меня
от братьев и сестер
всё-таки не глухая
я выламываю из стены
камень за камнем
окно на улицу
камень за камнем
окно во двор
по дням и ночам
она уменьшается во мне
так что я учусь смотреть
будто бы вообще
её нет
однако не останавливаюсь
камень
за камнем
Jerzy Hajduga
MIMO WSZYSTKO
mur odgradzający mnie
od braci i sióstr
nie bez wyjścia jednak
wyjmuję z muru
kamień po kamieniu
oknem na ulicę
kamień po kamieniu
oknem na podwórko
nocami i dniami
zmniejsza się we mnie
więc uczę się patrzeć
jakby go wcale
nie było
nie przestaję jednak
kamień
po kamieniu
камень
за камнем
***
Jerzy Hajduga
WZDŁUŻ MURU
Chciałbym napisać ci o murach.
Jest ich dużo, jakby wszystkie
wyrosły ze mnie i z ciebie
po ostatnich dniach milczenia.
Przy klasztorze, gdzie mieszkam, jest
jeden wysoki mur ciągnący się
jak nasz pożegnalny wieczór.
Co noc, już ci zresztą pisałem,
wychodzę na spacer wzdłuż muru:
przechadzam się tam i z powrotem,
trochę zamykam oczy, trochę otwieram.
Ostatnio po murze ruszam palcami.
Czasami palce pragną ciepła, czasami
chłodu. Nie jestem samotny.
Ежи Хайдуга
ВДОЛЬ СТЕНЫ
Я хотел бы написать тебе о стенах.
Их много, как будто все они
выросли из меня, и из тебя
после последних дней молчания.
В монастыре, где я живу, есть
одна высокая стена, которая тянется
как наш прощальный вечер.
Я, впрочем, уже писал тебе ,что каждую ночь
я выхожу на прогулку вдоль стены:
я прохаживаюсь туда и обратно,
то прикрываю глаза, то их приоткрываю.
Наконец, я провожу пальцами по стене.
Иногда пальцы хотят тепла, иногда
холода. Я не одинок.
Здзислав Антольски.
Который жил
приглядываюсь к своей жизни
и вижу что это не был я
я бы так не поступил
не сделал бы того
не подумал бы так
не сказал бы тех слов
это была не моя жизнь
кто был тот который жил
под моим именем ?
Zdzisław Antolski
Który żył
przyglądam się mojemu życiu
i widzę że to nie byłem ja
ja bym tak nie postąpił
nie zrobiłbym tego
nie pomyślałbym w ten sposób
nie powiedział tych słów
to nie było moje życie
kto to był który żył
w moim imieniu?
Мариуш Парлицки
промывание мозга
надлежит начать с замачивания
в ведре помоев куда обнаруженный
мозг вталкиваем
и позволяем ему намокнуть
если он не идёт
то вдавливаем его, пока не влезет
засыпаем нужное количество детергента
так на глаз плюс –минус пятьсот
должно хватить
и продолжаем давить
начиная при этом потирать
вынимаем
погружаем
и снова вынимаем
чтобы мозг понял разницу
и выпустил все нечистое
к которому сумел привязаться
потом уже просто полоскание
в воде
воде
воде
льющейся потоками
из национального телевизора
и радиоприёмника
наконец крепко выжать
встряхнуть
и оставить до просушки
процедуру в случае необходимости
повторить в соответствии с инструкцией
вплоть до достижения длительного
положительного эффекта.
Mariusz Parlicki
Pranie mózgu
Należy zacząć od namaczania
wiadro pomyj tu będzie jak znalazł
mózg ugniatamy
i pozwalamy mu się nasączyć
nie idzie
to ugniatamy aż pójdzie
wsypujemy słuszną miarę detergentu
tak na oko jakieś pięćset plus
powinno wystarczyć
i dalej ugniatamy
zaczynając przy tym pocierać
wynurzamy
podtapiamy
i znowu wynurzamy
by mózg pojął różnicę
i puścił wszystkie brudy
do których się zdążył przywiązać
potem już tylko płukanie
w wodzie
wodzie
wodzie
lejącej się strumieniami
z narodowego telewizora
i radioodbiornika
na koniec mocno wyżąć
wstrząsnąć
i pozostawić do obsuszenia
czynności w razie potrzeby
powtarzać zgodnie z instrukcją
aż do uzyskania na trwałe
dobrej zmiany.
Вислава Шимборска
МЕЛКИЕ ОБЪЯВЛЕНИЯ
КТО - НИБУДЬ знает, куда дели
сострадание (воображение сердца)
- дайте знать! дайте знать!
Во весь голос об этом бы пели
и плясали, утратив разум
веселясь под утлой березой,
всегда готовой на плач.
ОБУЧАЮ молчанию
на всех языках
методом всматривания
в звездное небо,
в челюсти синантропа,
в ноготки новорожденного,
в планктон,
в снежинку.
ВОЗВРАЩАЮ любовь.
Внимание! Оказия!
На прошлогодней траве
по горло в солнце
вы лежите, а ветер танцует
(прошлогодний купидон,
верховодивший в ваших волосах)
Заявки по адресу : Сон.
ТРЕБУЕТСЯ особа
для оплакивания
стариков, которые в приютах
умирают. Приглашаются
претенденты без метрик
и письменных согласий.
Бумаги будут разорваны
без расписки о получении.
ЗА ОБЕЩАНИЯ мужа моего,
который обманывал вас цветами
людского мира, шумом его,
собакой за стеной, песней из окна :
что вы никогда не будете одна
в тишине , без дыхания без огня -
- я отвечать не могу.
Ночь, вдовица Дня.
Wisława Szymborska
DROBNE OGŁOSZENIA
KTOKOLWIEK wie, gdzie się podziewa
współczucie (wyobraźnia serca)
- niech daje znać! niech daje znać!
Na cały głos niech o tym śpiewa
i tańczy jakby stracił rozum
weseląc się pod wątłą brzozą,
której wciąż zbiera się na płacz.
UCZĘ milczenia
we wszystkich językach
metodą wpatrywania się
w gwiaździste niebo,
w żuchwy sinantropusa,
w paznokcie noworodka,
w plankton,
w płatek śniegu.
PRZYWRACAM do miłości.
Uwaga! Okazja!
Na zeszłorocznej trawie
w słońcu aż po gardła
leżycie, a wiatr tańczy
( zeszłoroczny ten
wodzirej waszych włosów)
Oferty pod : Sen
POTRZEBNA osoba
do opłakiwania
starców, którzy w przytułkach
umierają. Proszę
kandydować bez metryk
i pisemnych zgłoszeń.
Papiery będą darte
bez pokwitowania.
ZA OBIETNICE męża mojego,
który was zwodził kolorami
ludnego świata, gwarem jego
piosenką z okna, psem zza ściany:
że nigdy nie będziecie sami
w mroku i w ciszy i bez tchu
- odpowiadać nie mogę.
Noc, wdowa po Dniu.
Jasieński Bruno - Słowo o Jakubie Szeli
Część 1.
Бруно Ясеньски. Слово о Якубе Шеле.
Часть 1.
Танцевала хата, стол,
три коня, четвёртый вол.
Танцевали и коровы:
был танцорок недобор.
Танцевала хата, сени –
тебе худо – мы оженим!
Коням – вёдра, людям – чаши,
кто бы ни был, нынче наши.
Tанцевала скрипка, бас,
белый путь сквозь черный лес.
Вскидывали ноги- вербы
на пути, иначе где ж бы?
Танцевала изба, весь -
был в беде – теперь ты здесь!
Плакал дождь.Падал дождь
на дубки да липки,
Голосили, лабудили
в тесной хате скрипки:
*
Что-то, что с тобой, Марыся,
слезой очи налилися,
посреди лихой пирушки,
ты о чём толкуешь с дружкой?
Или кто то изурочил,
что идти плясать не хочешь
в хоровод с гостями вместе?
Ведь сегодня ты невеста!
Плакал дождь. Падал дождь.
Ветер выл под лесом.
Будто кто-то дивовался,
бурчал тихим басом:
*
У тебя, Марыся,
разве очи в бельмах,
что тебе сгодился
смарзовский колесник?
Расскажи, Марыся,
как всё это стало,
что тебя приметил
нововдовый старый?
А тебя, Марыся,
что в неволю гонит?
Схоронил он три жены,
четвёртую схоронит.
Вдовый лют, такие бьют ,
до смерти, до крови -
позарилась ты, МАрысь,
на загон моркови.
Марыся, Марыся,
иль тебе не любо,
что игра не добра,
что играю грубо.
*
Падал дождь.Плакал дождь.
Капал торопливо,
подрыгивал, подмигивал
кларнетист сопливый:
*
МАрысь, надевай чепец ,
надоело раз вконец
мыть, стирать, гусей пасти -
- замуж надобно идти!
Каков баран, такова овца,
- хотела вдовца, иди за вдовца.
По коняге будет кляча -
ты хотела – ты поплачешь !
Шеля с водкою неместной
к малолетке – будь невестой!
Дядька с ксёндзом рассудили :
за него ты б не ходила!
Ты б сказала напрямик:
Шеля , уходи, старик.
После тридцати пяти
другим головы крути.
*
Плакал дождь.Падал дождь.
В лужи целый день.
Вся деревня танцевала –
крыши – набекрень.
*
Играй, Йосек, играй, Берка!
Водки вам за это мерка!
Что нам мерка, четверть дать бы
для такой четвёртой свадьбы!
Иди, Марысь, в пляску, ну же!
Не отвяжешься от мужа,
ведь уйти уже нельзя,
ксёндз вас узами связал.
Рядом вербы смотрят в щели
На гулянку- свадьбу Шели.
Пригласи их в дом, Марыся,
чашей – брашном угоститься.
Чарами своими, Марысь,
сделала покорным,
И никто, кроме тебя, мой
голод не накормит.
*
Ты зачем меня, Марыся,
oтравила хитро,
из нутра такую грызь и
ножиком не выдрать.
Ты зачем в меня, Марыся,
деревцом врастала,
чтобы я ослаб и ты бы
кровь мою всосала.
Уж не вырвать мне тебя,
хоть бы чрево рознял.
Подавился я тобой
Словно костью острой.
Дом не дом мне без тебя,
здесь я – и не здесь, лишь
мне в глаза ты посмотри,
чрез плечо повесишь.
Oплела меня всего
ты хворобой дивной,
чтобы я как та земля
колосился нивой.
Или часом я в саду
стал бы ульем пчельным,
чтобы пчёлам жить во мне,
не в том горе Шели.
Знать, дозрело то во мне
болен тяжкой ношей,
твоим сладким я серпом
падаю, подкошен.
Отстоялось, знать, во мне
будто юшка, что ли,
пробуй же её, Марыся,
а слезой посолишь.
*
Ой, что сделалося мне,
старый я негода,
гуще сока от малины
и послаще мёда.
Замутило меня в пену,
обратило в благость,
чтоб её твоим устам
полюбилась сладость.
МАрысь, ты меня возьми,
сколько хочешь – выпей,
а остаток хоть разлей
по прихоти глупой.
Если без меня ту сласть
первая познаешь –
в моём сердце колосок,
глупая, сломаешь.
Танцевали сени, хата,
вот и день проходит пятый.
Pечкой водки растекаясь,
расплясался даже аист.
Cтанцевали, пошли спать.
Месяц вышел погулять,
тоже пьяный, был с лица
как жидовская маца.
Tолкся небом вдоль и вбок,
никуда попасть не мог.
Бегал крышею костёльной,
cбил часы на колокольне.
Cгрызли псы его в кустах
Крику было! Просто страх!
*
Ах, какой ты, Шеля, глупый!
муж-то из тебя дурной.
Хоть пол ярмарки закупишь,
не развяжешься с бедой.
Ай, чудак ты, Шеля, старый !
Где такой ты, Шеля, рос,
что за взгляд очей тех карих
весь ей город в хату свёз?
Будь ты яблоней, что родит,
хоть плоды горстями рви -
доброта не переборет
бабьей похоти в крови.
Ты не видишь, Шеля, что ли
хоть и зрением здоров,
зачем МАрысь ходит в поле
с Вицком , что пасёт коров?
Tы спросил бы у сена про это
и снопов под морозцем ночным,
сколько раз с них сходила согретой
твоя МАрысь любимая с ним.
*
Золотист карасик телом,
а вот щука – сивая.
Hе досталaсь тебе, Шеля,
та любовь счастливая.
*
Овин заперт на колодку,
cено мягко, пахнет сладко.
Мужнины снопы в овине-
то не панские пружины.
*
"Ты прикрой меня, мой сладкий.
День хороший, ночи гадки.
Tак сильна моя любовь,
ты пронзи меня собой.”
*
- Дай , Марыся, твои грудки,
две кротовинки-малютки.
- Cловно поле твоё тело,
дай вспахать как ты хотела.
*
То не солнце застит туча,
не за древом дятел,
кто тут ясный свет от солнца
чёрной тенью застил ?
. Нет, не облако, не туча,
и не дождь лавиной -
то стоит наш Якуб Шеля
посреди овина.
Размахнулся Шела раз-
двинул Вицку между глаз.
Как ударил раз другой –
носом кровь пошла рекой.
Kак ударил в лоб над бровью,
Вицек сел, захаркал кровью.
От четвёртого под дых
пал бедняга и затих.
Шеля пнул кровавый фарш:
- Встань, придурок, в хату марш!
Запер хату, вышел в поле
зашагал в тоске и боли.
Kолокол отмерил час.
Вечер в сумерках погас.
Шёл знакомыми местами.
Мрак в поля швырял горстями.
Вышел в небо серп луны.
Наглупил – себя вини!
*
На деревне в воскресенье
Трезвон похоронный,
Вицка вышел проводить
весь народ крещёный.
Из селян, чтобы не вышли,
не было которых,
только Шелю не видали
в доме из-за шторок.
Ты зачем решился красть
мёд чужого улья ?
Уж теперь одна земля
тебя поцелует.
Надо ль было миловаться
с мужнею женою,
чтобы так потом нарваться
на его побои?
Ну и где ж твоя Марыся,
так ли загрустила,
что не вышла нынче даже
проводить в могилу ?
Bот и едешь сам как перст.
Жизнь ты молодую
загубил напрасно, Вицусь,
загубил впустую.
https://pl.wikisource.org/wiki/Słowo_o_Jakóbie_Szeli
С благодарностью за помощь Лиле - Хелене Метрыке.
WIOSENNO
Bruno Jasieński
TARAS koTARA S TARA raZ
biAłe pAnny
poezjAnny
poezOwią poezAwią
poezYjne poezOSny
MAKI na haMAKI na sOSny
rOŚnym pełnowOSnym rAnem
poezAwią poezOwią
pierwsze
szesnastoLEtnie LEtnie
naIWne dzIWne wiersze
kłOSy na włOSy bOSo na rOSy
z brUZDy na brUZDy jAZDy bez UZDy
słOńce uLEwa zaLEwa na LEwo
na LEwo na LEwo na LEwo prOSTo
OSTy na mOSTy krOST wodorOSTy
tuPOTY koPYT z łoPOTem oPADł
oPADł i łoPOT i łoPOT i POT.
Бруно Ясеньски - Весенно
ТАРАС маТРА С ТАР АраЗ
бывАли пАнны
поезиАнны
поэзОвея, поэзАвия
поэзИйны поэзОСны
МАКИ на гаМАКИ на сОСны
рОСным полновЁСным утром
ПоэзАвия, поэзОвия
первые
шестнадцатиЛЕтние, Летние
наиВные, диВные стихи
колОС на волОС и бОСо на рОСы
на борОЗДу с борОЗДы ЕЗДа без УЗДы
сОЛнце ЛИвень заЛИЛ наЛЕВО
наЛЕво наЛЕво наЛЕво прОСТо
с мОСТа на мОСТу корОСТа нарОСТа
тоПОТ коПЫТ с лоПОТом уПАЛ
уПАЛ и лоПОТ и лоПОТ и ПОТ.
Бруно Ясеньски. Попутчицы.
Попутчицам по всем колеям света – посвящаю.
О поездке монотонной на ворсистом мягком плюше ...
Вчера Марна, нынче Волга, завтра, может, Ян-Цзэ-цзян ...
Глядя в очи грустной даме при в фестончиках и рюшах,
Я влюбляюсь будто школьник, сам солидный славный Пан.
Жёсткий плюш щекочет щёки и, хотя сперва не спится,
Стук колёсный укачает, всё окутается мглой.
И уста мне вновь приснятся и попутчицы ресницы,
Поцелуи на закате под Лувеном иль Москвой ...
Мысли блёклые приходят словно сны о давних дамах,
Что меня тогда любили, позабыли… где сейчас? ...
А паненки златовласки чувственеют в окнорамах,
Ласкам ветра отдаются безоглядно в первый раз.
И не мельницы им снятся -сказочные злотозамки...
Поезд мчит полями змеем силою в 500 H.P. ... (л.с.)
А паненки златовласки разбудили в себе самок,
И с закрытыми глазами прилегли в углу купе.
Начинается соната, но не та ,соната Яна.
Бедная моя, чужая, мамочка малышки Ли ...
Что-то в окна прокрадётся , будто сказка Келлермана,
Невидимкой наблюдая танец спермы и крови ...
Может , я немного сонный? Может, я немного хворый? ...
Несъедобный острый ужин рефлексирует печаль ...
В пасть зевающую ночи рапортуют семафоры:
Я , король, мчу в Полинезию на авторецитал!
Jasieński Bruno - Podróżniczki
Towarzyszkom podróży na wszystkich kolejach świata - poświęcam.
O podróże jednostajne na strzyżonym miękkim pluszu...
Wczoraj Marna, dzisiaj Wołga, jutro może Jan-Tse-Kiang...
Patrzę w oczy smutnej pani w fiołkowym kapeluszu
I już kocham się, jak sztubak, taki duży, sławny pan.
O wytarty plusz poduszki dosyć szorstkie wsprzeć policzki,
Turkot ciszę ukołysze, wszystko będzie, jak przez mgłę.
I znów przyśnią mi się usta długorzęsej podróżniczki
Całowane gdzieś wieczorem koło Moskwy czy Louvain...
Przyjdą myśli wypłowiałe, jak dalekie sny o damach.
Tych, co kiedyś mnie kochały, zapomniały... może czas?...
Panieneczki złotogłówki zmysłowieją w oknoramach,
Ostrym wiatrom się oddają z całej siły, pierwszy raz.
Może śnią im się w wiatrakach baśniejące złotozamki...
Pociąg czhał przez pola wężem z siłą 400 HP...
Panieneczki złotogłówki obudziły w sobie samki,
Z przymkniętymi powiekami leżą wparte w kąt coupé.
Znowu zacznie się sonata, tylko nie ta nasza, Jana.
Moja biedna, moja cudza, biała matuś małej Li...
Coś podkradnie się do okna, jakaś bajka Kellermana,
Będzie patrzyć niewidziana w tańcu spermy, ciał i krwi...
Może jestem trochę senny?... Może jestem trochę chory?...
Niestrawiony, pieprzny obiad wywołuje refleks, żal...
W rozdziawioną paszczę nocy depeszują semafory:
Jadę, król, do Polinezji, na swój autorecital!
Бруно Ясеньски.
Café
motto:
«Пан Капельмейстер явно сошел с ума ...»
Тувим
Карасиньски , Верди , Штраус , Бизе,
Чашки, ложки безумия хохот. И motto :
Задыхающийся дирижёр в кривом pince-nez
Воюет с оркестром подобием Дон Кихота.
Толкаются! Помогите! еще один гость!
Сколько раз просили запирать двери!
Господа! Я не могу! Гаааспада !!! Уже дост -
-аточно!Не делайте из кафе экстазерий !
Пергидрольно– лиловая моя vis-à–vis
Пьет как опытный старый алкоголик.
В ней есть что-то из костёла и chambre garnie -
Сидит efroncko , оперлась на столик.
Пани чудно умеет носить свой visage ...
Но зачем Пани пьёт так много шерри ?
Пани «тонная» ... И этот décolletage ...
Так дискретно откроет её ... не шею.
Не сердитесь, я не пойму себя сам !
И мысли мои под властью Abrikotina.
Я услада для всех престарелых дам
И пьянит меня даже ... тангО Argentinа.
Но во мне вырастает неведомо что,
Строки строит космично, ритмично и остро.
Вот я встану сейчас и влезу на стол,
И новый выкрикну свой футурОстих.
1920, «Ботинок в бутоньерке».
Пояснения (пер.): motto – эпиграф, лейтмотив.
Efronco (фр.) – бесстыдно, заносчиво…
Visage, Décolletage (фр.) – лицо, декольте
vis-à–vis (фр.) – визави.
pince-nez(фр.) –пенсне.
chambre garnie (фр.) – меблированная комната.Шамбр гарни.
Карасиньски – популярный автор танцевальной музыки.
Café
Motto:
„Pan kapelmistrz zwarjował widocznie...”
Tuwim.
Karasiński, i Verdi, i Strauss, i Bizet,
Filiżanki, łyżeczki, i obłęd, i chichot.
Kapelmajster zziajany w skrzywionem pince-nez
Jeden z całą orkiestrą walczy, jak Don Kichot.
Ci się pchają! Ratunku!! Jeszcze jeden gość!
Powiedzcież niech raz na klucz drzwi zamkną odźwierni!
Paanowie! Ja nie mogę! Paaanowie!! Już dość!!
Nie róbcie że z kawiarni jakiejś ekstazerni!
Utlenione, liljowe moje vis-à–vis
Pije grog, jak wytrawny stary alkoholik.
Ma w sobie coś z kościoła i coś z chambre garnie,
Półprofilem efroncko oparta o stolik.
Pani umie cudownie nosić swoją twarz...
Ale dlaczego Pani dziś tak dużo pije?
Pani jest taka „w tonie”... i ten dacolletage...
Jak dyskretnie odsłania wszystko... a nie szyję.
Niech się Pani nie gniewa. Ja dziś nie wiem sam!
I myśli zaprawione mam abrykotyną.
Jestem słodki dla wszystkich przestarzałych dam
I upaja mnie nawet... tango argentino.
Coś rozrasta się we mnie i gnie mnie przez pół
W jakichś linjach komicznych, rytmicznych i prostych.
Czuję, że zaraz wstanę i wskoczę na stół
I recytować zacznę nowy futurostych.
Leśmian Bolesław - W Słońcu
Jastrzębi śledząc lot,
Jezioro ciszę wdycha.
Zwiesza się poza plot
Spylona rozwalicha.
W kałuży, śladem kół
Porysowanej w żłoby,
Tkwi obłok, brzozy pół
I gęsi rdzawe dzioby.
Od sztachet, snując kurz
Na trawy i na chwasty,
Słońcem pocięty wzdłuż
Upada cień pasiasty...
Trzeba mi grodzić sad,
Trzeba mi zboże młócić!
Przyszedłem na ten świat
I nie chcę go porzucić!...
Болеслав Лесьмян.
На солнце.
Ястреб чертит узор,
Озеро тихо дышит.
Свесилась за забор
Развалюхи крыша.
В луже следы колёс
Вычертили канавы.
В них облако, лист берёз,
Клювы гусиные ржавые.
Штакетник проредил свет,
И на пыли растений ,
Свой отпечатал след -
Полосы света и тени.
Огородить бы сад ,
Отвеять зерно от мякины !
Пришёл в этот мир я ,и рад,
И не хочу покинуть!
1912.
Галчиньски Константы Ильдефонс.
О моей поэзии.
Моя поэзия - лунная ночь, великое успокоенье;
когда клубника сладка в оврагах и слаще тени.
Когда со мной ни женщины, ни девушки - ритмично
в тиши сверчок один трещит в щели кирпичной,
что очень мило.
Моя поэзия - это простое диво, это страна, где летом
старый кот лежит лениво на подоконнике
прогретом.
Gałczyński Konstanty Ildefons - O mej poezji
Moja poezja to jest noc ksiezycowa, wielkie uspokojenie;
kiedy poziomki slodkie sa w parowach i slodsze cienie.
Gdy nie ma przy mnie kobiet ani dziewczyn,
gdy sie uspilo wszystko i swierszczyk w szparze cegly trzeszczy,
ze bardzo milo.
Moja poezja to sa proste dziwy, to kraj, gdzie w lecie
stary kot usnal pod lufcikiem krzywym
na parapecie.
МАРИУШ ПАРЛИЦКИ.
ВНУТРЕННЯЯ ЭМИГРАЦИЯ
Не могу я больше выходить из себя,
слушая новости одну другой лучше,
и решаюсь вернуться к себе.
в данных обстоятельствах
нормальное возвращение , к сожалению, невозможно,
и пришлось принять
драматическое решение об эмиграции,
об отчаянном побеге
к своим мыслям
о своих делах
и о занятиях таких скромных,
что они несущественны для строителей
нового добра,
новой правды
и красоты в совершенно новой версии .
черный телевизор
на белой стене гостиной
стал теперь чем-то
вроде картины Малевича.
Я законопатил окна газетами,
защитил шкафы от пыли
и обучаюсь новому языку -
я
мне
меня
мой
моё
себя
себе
о себе
мой дом
моя страна
мое ожидание
с моей надеждой
на ваше неминуемое падение.
Tuwim Julian - A ja tak sobie wieczorem
A ja tak sobie wieczorem po ulicy chodzę,
Z podniesionym kołnierzem przy wytartym palcie
Ja wiem, ze nie masz celu mej codziennej drodze
Chyba, podeszwy zdzierać na szorstkim asfalcie.
Jak sobie naprzód idę młody i wspaniały
Jak wsadze do kieszeni twarde, suche pięście
To jakbym brzemię dźwigał, przewalam się cały:
We mnie się przewala me pijane szczęście
Тувим Юлиан – Я брожу вечерами.
Я брожу вечерами куда несут меня ноги,
подняв воротник на пальто своём старом.
Я знаю, нет цели у моей ежедневной дороги,
разве что подошвы протирать тротуаром.
Вот иду я себе , молодой и красивый,
вот я стискиваю в карманах твёрдые пясти,
будто двигая бремя, покачиваюсь с усильем,
и плещется во мне пьяное моё счастье.
Збигнев Дмитроча.
Фортепьяные вариации
Rondo alla sonet
Я как расстроенный рояль
Как расстроенный рояль я
Я как рояль расстроенный
Расстроенный как рояль я
Расстроенный я как рояль
Как рояль я расстроенный
Я расстроенный как рояль
Рояль расстроенный как я
Как я расстроенный рояль
Рояль расстроенный я как
Как расстроенный рояль я
Как я рояль расстроенный
Как расстроенный я рояль
Рояль я расстроенный как
Расстроенный как я рояль
Томаш Ковальчик.
***
К ночным крикам давно привыкли соседи ,перестали
подозревать во мне в алкоголика. Они просто кивают
головами, не зная, кому адресовать сочувствие.
Я миную их с лицом пловца,что глубоко занырнул, и
слишком быстро всплыл на поверхность. Стена
не позволяет звукам распространяться. Пол обороняет
доступ к низшему этажу. При капле везения стена
скроет сообщения радио, властвующего в спальне.
Другие звуки собирает микрофон, подброшенный умелым
законником Часть правды скрытая где-то за шкафом будет
под рукой при необходимости приобщить чистую совесть
к показаниям в суде, но это всего лишь верхушка айсберга.
Остальное скорее недостижимо и из него не удастся извлечь
пользы. Смельчаку угрожает обморожение. Все предпочтут
держать язык за зубами, чем спасать неизвестно кого.
Немногие читают книги. Оберегая от сомнений в собственной
правоте, фильмы или слухи принесут самые нужные
аргументы. Чрезмерная любознательность негативно влияет
на обретение спокойствия, поэтому я съёженный держусь на
полу-дыхании, готовый к бегству от света. Я перестаю
оправдываться за пригоревшую еду и неоплаченные
счета. Лицо не выдерживает целодневно команды
смирно. Когда меня никто не видит, оно смягчается.
Анджей Бартыньски.
Под балконом
Моей жене Кшысе.
Я с Тобой хлеб яблоко груша
я с Тобой мир, солнце буря
я с Тобой улица площадь аэропорт
я с Тобой стол дом красная пижама
Красные губы герани на балконе
ревут во всё горло о любви
и люди с ужасом затыкают уши
Я с Тобой
луковица на клавиатуре пианино
потанцуем
под голубым небом под музыку сфер
Я с Тобой
до конца солнца когда из океана выпарится вода
я с Тобой точь в точь
до капли точки капли точки
и точка
Я с Тобой
в хлебе в небе в солнце и фортепиано
а под балконом они затыкают уши
Гора
Когда сойдёшь вниз человек
сказал гора человеку
я гора буду тебе
сниться по ночам
уже никогда равнина
не будет пределом Твоих мечтаний
Нить
Нитка - улочка
нить - улица
тропинка - ниточка
кто-то потерял золотую пуговицу
порвалась нить времени
кто-то нашел золотую пуговицу
и стала пуговица
кандалами на ногах
***
Анджей Бартыньски.
Баллада о девушке и девяти браслетках
Было у девушки девять браслеток
девять браслеток - немало
aй - бренчали браслетки
маленькие - цимбалы
Слушай Джон, - полюби её –
Какая красотка-кокетка
Джон
послушай Джон
о тех девяти браслетках
И раз и два и раз и два
Что за мгла на дворе
густая мгла
а в дому тепло
есть камин огромный
а в мире дождь для бездомных
идёт да идёт с горем вместе
девять браслеток и мужской перстень
холерный ливень
холерная тяжесть
и так тоскливо
вечно бродяжить
С шинкой булка – находка
шинок малый большая водка
Цыган с гитарой лицом урода
артисты какие-то бродят и бродят
где попало
по улицам и вокзалам
бредут мостами
порою мглистой
кто ж восхитится
таким артистом
Но улыбнётся красотка - кокетка
третья и четвертая, а также пятая
браслетка
Послушай Джон
затонувший корвет
затонувший собор
и затонувший звон
..............................................
было у девушки девять браслеток
могла сгубить их
ну и сгубила
Браслеток девять
значит столько
но у девушки сердце осталось
малютка-сердечко
сердце - заколка
Слушай Джон - не дури
что тебя в том боку колет
не браслетки ли в серой мгле?
Слушай Джон – заболел что ли
Джон – наливай да пей
и не думай - не думать Джон
это всего милей .
1957.
Andrzej Bartyński
Ballada o dziewczynie i dziewięciu bransoletach
Miała dziewczyna dziewięć bransolet
bransolet dziewięć – tak wiele
aj – brzękały bransolety
malutkie czynele
Słuchaj John – ty zakochaj się
to bardzo piękna kobieta – słuchaj John
no słuchaj John
o tych dziewięciu bransoletach
I raz i dwa i raz i dwa
jaka mgła na dworze
gęsta mgła
a w domu ciepło
jest piec ogromny
a w świecie deszcz jest dla bezdomnych
pada i pada jak nieszczęście
bransolet dziewięć i męski pierścień
cholerna pompa
cholerna męka
i ta tęsknota
wieczna włóczęga
W jakimś barze bułka z szynką
duża wódka w małym szynku
Cygan z gitarą i z głupią twarzą
jacyś artyści wciąż łażą i łażą
i tak bez końca
Po ulicach i po dworcach
po mostach
a pora dżdżysta
i żaden się nie zachwyca
taki artysta
Więc się uśmiecha piękna kobieta
trzecia i czwarta a także piąta
bransoleta
Posłuchaj John
zatopiona korweta
zatopiona katedra
i zatopiony dzwon....
Miała dziewczyna dziewięć bransolet
mogła je zgubić
no i zgubiła
Bransolet dziewięć
znaczy się kilka
ale dziewczynie serce zostało
malutkie serduszko
serce jak szpilka
Słuchaj John – nie wygłupiaj się
co cię tam kłuje w tym boku
bransolety w szarej mgle?
Słuchaj John – daj spokój
John – robaka zalej
i nie myśleć – nie myśleć John
to najwspanialej
1957 r.
Эрнест Брылль. (
р.1935)
Будем ближе друг
к другу ...
Будем ближе друг другу, ибо нас разделяют ,
И земля поминутно из-под ног убегает...
А обломки земли, на которой стоим мы,
Врассыпную , шумя , в темноту отплывают.
Будем ближе друг другу, когда уязвимы,
Когда камень любой может двинуть лавину,
Будем ближе друг другу, когда темные горы
Своим телом морозным толкают нас в
спину.
Будем верны себе, когда строят заборы.
В нас себя ровно столько, сколько мы сможем
Взять тепла от другого , который пусть тоже
Примет наше тепло и в себе сохраняет.
Будем ближе друг
другу, ибо нас разделяют.
12 V 1985
Bądźmy dla siebie bliscy…
Bądźmy dla siebie bliscy bo nas rozdzielają
I co chwila nam ziemia pęka pod stopami…
A te okrawki kraju na którym stoimy
Z hukiem od siebie w ciemność odpływają
Bądźmy dla siebie bliscy kiedy się boimy
Gdy byle kamyk może poruszyć lawiny
Bądźmy dla siebie bliscy kiedy ciemne gory
Odpychają nas nagle swoim ciałem zimnym
Bądźmy dla siebie wierni kiedy rosną mury
Bo tyle w nas jest siebie ile ciepła tego
Które weźmiemy od kogoś drugiego
A drugi od nas weźmie i w sobie zatai
Bądźmy dla siebie bliscy bo nas rozdzielają
12 V 1985
Gołąb pocztowy, Pokolenie, Warszawa 1986
Болеслав Лесьмян.
Лунное упоение -1. Ночь.
Огнем мерцает ночь, а сумрак, звёзд поклонник,
едва колышется в потоке тишины,
и мраморный луной обрызган подоконник,
где тени наших рук лежат, удлинены.
Теперь уж виден сон, теперь уже не страшно.
Мир полуосвещен, грядёт рассветный час,
и тени наших рук как будто бы не наши,
как будто у окна есть кто-то кроме нас.
Как будто кроме нас, бессонный и влюблённый,
в мечтаниях течёт молчащих жизней сход,
и с небом связанный, и с тьмой потусторонней
дрожащий тайный быт, заоблачный народ.
Ему своей косой из серебристых прядей
льёт полночь свой поток, искрящийся во мгле.
В виденья погружён, до дна себя утратив,
в краю русалий он уже не на земле.
В лёт вольный облаков блеск жизни проникает,
бутоны их растут и набирают цвет...
И чуткая душа, дрожа, в себя вбирает
улётный миг чудес, восторгов полный свет.
Теперь уж виден сон, теперь уже не страшно.
Мир полуосвещен, грядёт рассветный час,
и тени наших рук как будто бы не наши,
как будто у окна есть кто-то кроме нас.
Leśmian Bolesław - KSIĘŻYCOWE UPOJENIE - I. NOC
Ogniem pulsuje noc, a mrok, ów gwiazd wielbiciel,
Ledwie kołysze się pod szumnej ciszy prąd;
Na marmur okna padł księżyca bryzg obficie,
Gdzie wydłużone drżą dwa cienie naszych rąk.
Teraz już widny sen, teraz troska nie straszna
I na wpół świeci świat, co już z półmroku wstał,
I cienie naszych rąk nam zdają się nie nasze,
Jakby przy oknie tym prócz nas ktoś schadzkę miał.
Jakby tu oprócz nas, bezsenny i miłosny,
Pośród marzenia trwał milczących istnień lud;
Wspólna ich z niebem więź i zaświatowe losy,
I tajnią drżący byt, i ponadchmurny ród.
Dla nich warkoczem swym snutych w srebrze zakrętów,
Pod północą co w skrach, strumień we mgle się ćmi,
Pogrążony w swych snach, w marzeniach swych do szczętu,
Widzi rusalny kraj, jak półsnem mu się śni.
Wolny obłoków lot, życie ich blask przenika,
Rozwija się ich pąk słyszalniej niźli kwiat...
A dusza czujna wciąż i drżąca jak osika
Chłonie ulotny dziw, pełen zachwytów świat.
Teraz już widny sen, teraz troska nie straszna,
I na wpół świeci świat, co już z półmroku wstał,
I cienie naszych rąk nam zdają się nie nasze,
Jakby przy oknie tym prócz nas ktoś schadzkę miał.
Вислава Шимборска.
Любовь с первого взгляда
Они оба убеждены,
что соединило их внезапное чувство.
Прекрасна такая уверенность,
но неуверенность прекрасней.
Они думают, что, если раньше не знали друг друга,
между ними ничего не происходило.
А как насчет улиц, лестниц, коридоров,
где они могли когда-то миновать друг друга?
Я хотела бы их спросить ,
не припомнят ли они этой встречи -
возможно, в дверном турникете
когда-то , лицом к лицу?
Какого-то «извините» в давке?
Голоса «Вы не туда попали» в телефоне?
-Но их ответ мне известен:
- Нет, не помнят.
Их очень бы удивило,
что уже долгое время
с ними играл случай.
Еще не совсем готовый
обернуться для них судьбой,
он сближал их и отдалял,
перебегал им дорогу
и , подавляя смех,
отскакивал в сторону.
Были знаки, сигналы,
пусть нечитаемые.
Возможно, три года тому назад
или в прошлый вторник
некий листок перепорхнул
с плеча на плечо?
Было что-то потеряно и поднято.
Кто знает, не мячик ли это
в зарослях детства?
Были дверные ручки и звонки,
на которых всегда
касание ложилось на касание.
Чемоданы рядышком в камере хранения.
Возможно, одинаковый сон какой-то ночью,
размытый сразу после пробуждения.
Ведь каждое начало
это только лишь продолжение,
и книга событий
всегда открыта на половине.
Wisława Szymborska
Miłość od pierwszego wejrzenia
Oboje są przekonani,
że połączyło ich uczucie nagłe.
Piękna jest taka pewność,
ale niepewność piękniejsza.
Sądzą, że skoro nie znali się wcześniej,
nic między nimi nigdy się nie działo,
A co na to ulice, schody, korytarze,
na których mogli się od dawna mijać?
Chciałabym ich zapytać,
czy nie pamiętają -
może w drzwiach obrotowych
kiedyś twarzą w twarz?
jakieś “przepraszam” w ścisku?
głos “pomyłka” w słuchawce?
- ale znam ich odpowiedź.
Nie, nie pamietają.
Bardzo by ich zdziwiło,
że od dłuższego już czasu
bawił się nimi przypadek.
Jeszcze nie całkiem gotów
zamienić się dla nich w los,
zbliżał ich i oddalał,
zabiegał im drogę
i tłumiąc chichot
odskakiwał w bok.
Były znaki, sygnały,
cóż z tego, że nieczytelne.
Może trzy lata temu
albo w zeszły wtorek
pewien listek przefrunął
z ramienia na ramię?
Było coś zgubionego i podniesionego.
Kto wie, czy już nie piłka
w zaroślach dzieciństwa?
Były klamki i dzwonki,
na których zawczasu
dotyk kładł się na dotyk.
Walizki obok siebie w przechowalni.
Był może pewnej nocy jednakowy sen,
natychmiast po zbudzeniu zamazany.
Każdy przecież początek
to tylko ciąg dalszy,
a księga zdarzeń
zawsze otwarta w połowie.
Ян Куровицки
(1943-2017)
Причуды прозы жизни
Давным-давно, когда считалось, что правда
всегда побеждает,
ревнители шли с ней к людям, на виселицу или
ставили ей алтари.
После них осталось
несколько неплохих книг, которым
г-н Б. подарил чудесную силу.
Стоило коснуться
любой страницей смертельной раны,
и случалось исцеление.
Когда она оказывалась на груди,
нестрашными становились стрелы и пули.
Благословенные результаты также давали цитаты,
даже в устах неграмотного.
По правде, которая всегда побеждает,
коровы телились, и бабы порожними не гуляли,
расцветало жито.
Сорняки в нём росли исключительно
вверх корнями.
Но г-ну Б. наскучила литература,
и хотя старые книги по-прежнему читаются
и вера в их чудесную силу длится,
появилась тем не менее другая странная байка:
мол, есть такие , что упрямо верят, что после ночи
наступает день, хлеб утоляет голод, вода -
жажду,
что нет, не было и не будет иначе, а
ярые ревнители правды, которая всегда
побеждает,
ещё тлеют в сказках для детей,
чтобы злокачественный рак иронии не вытравил
их обетований.
Похвала пьянству
В «Paris Spleen» Бодлера
я читаю
о прохожем, который на вопрос который час,
смотрит в глаза коту и говорит:
- час пьянства. И добавляет:
Надо быть пьяным всё равно чем:
вином, поэзией, любовью.
Речь только о том, чтобы быть пьяным.
Пьяным всегда. Глубокой ночью и днём.
Поэтому и я смотрю в глаза коту,
выхожу из дома и захлопываю дверь
за собой.
Я распрямляю кости.
Я не думаю о том, что было, есть, будет.
Я пью, пока земля не сбросит меня с себя.
И вот, без причины, стихотворение, чистое как спирт,
возносится прямо
к небу.
Я догоняю и выпиваю его .
Тост.
Я пью за то, что напьюсь. За то, что проснусь
завтра
с пересохшим языком.
Я пью за женщин, которых я любил, и за тех,
переплывающих
с моей любовью от постели к постели.
Также за всех, что хотели пить со мной,
обещая
на эту ночь вечную любовь.
Но прежде всего я пью за то, что напиваюсь.
И восходит в моем сердце звезда, пустая, как
язык.
Потому что в этом мире нет вещи,
дела,
Которое было бы концом, а не началом
желания, ибо всё
длится в вечной незавершенности.
Поэтому я пью за незавершенность устроения
справедливости,
за спасение, за шедевры, за мою жизнь, тоже
незавершенную;
за знание , которое дает пол, когда остальное остаётся
в несытости;
за то дерево за окном , что не пережило лета
и в полноте
не познает осени .
И, наконец, я пью
за каждый очередной глоток.
Эхо неисполнения
говорит, что когда женщина умирает,
мужчина беспомощен перед
криком вещей.
А когда он уходит в смерть,
она нема в отсутствие предмета заботы.
Говорящие молчат об их жизни, как будто
это зрелище замыкает им рты.
Крик вещей или набухшие тоской минуты
суть всего лишь эхо
общего для всех неисполнения.
В беспомощности плачется тишина, как
чистая форма длительности.
Молча расправляет им руки
и слёзной росой
выпадает.
Шёпот пани смерти
Я держусь при тебе,
чтобы ты не держался за себя
и всего, что и есть ты:
твоих сомнений, важных дел,
препятствий и намерений.
Они и ты – это единство.
Поэтому, когда я погашу тебя,
и они перестанут тлеть беспокойством,
нежеланием, радостью, или злостью,
оцепенеют в природе.
Разве у камня есть какие-либо вопросы
и у срезанного ногтя ?
Есть ли дела у минералов?
У цветов радуги?
У ветра?
Когда же меня с тобою нет,
и только зрачки твои расширяются
при вести о моем возможном присутствии,
прими дистанцию, которой
я тебя одаряю,
и обернись ей, как банным полотенцем.
Не дрожи перед слепым духом судьбы.
Не от меня убегай,
но от себя.
Настоящее.
Я раскрываю дверь на лестницу;
Я раскрываю дверь в своё жилище;
Я раскрываю губы к моей любви;
Мир замкнулся.
Jan Kurowicki
(1943-2017)
Kaprysy prozy życia
Dawno temu, kiedy wierzono, że prawda
Zawsze zwycięża,
Żarliwi szli z nią w lud, na szubienice lub
Wznosili jej ołtarze.
Zostało po nich
Kilka całkiem niezłych książek, a
Pan B. obdarzał je cudowną mocą.
Podobno wystarczało dotknąć
Byle jaką stronnicą śmiertelnej rany,
A było się uzdrowionym.
Gdy się znalazła na piersi,
Niestraszne stawały się strzały i kule.
Błogosławione skutki czynił też cytat,
Nawet w ustach analfabety.
W prawdzie, która zawsze zwycięża,
Cieliły się krowy i baby nie puszczały się;
Rozkwitało zboże.
Chwasty rosły w nim tylko
Korzeniami do góry.
Ale panu B. znudziła się literatura,
Choć dawne książki są wciąż czytane
I wiara w ich cudowną moc trwa.
Pojawiła się jednak inna dziwna bajka:
Oto są tacy co uparcie wierzą, że po nocy
Nastaje dzień, chleb zaspokaja głód, woda
pragnienie;
Że nie ma, nie było i nie będzie nic więcej, zaś
Żarliwi nosiciele prawdy, która zawsze
zwycięża,
Dogorywają w baśniach dla dzieci.
Aby złośliwy rak ironii nie rozkładał
Ich ofiary.
Pochwała pijaństwa
W „Paryskim Spleenie” Ch. Baudelairea
czytam
O przechodniu, który, zapytany o godzinę,
Patrzy w oczy kota i mówi:
Jest godzina pijaństwa. Dodaje też:
Powinniśmy być pijani, obojętnie czym:
Winem, poezją, miłością.
Chodzi tylko o to, by być pijanym.
Zawsze pijanym. W głęboką noc i za dnia.
Patrzę więc i ja w oczy kota,
Wychodzę z domu i zatrzaskuję drzwi za
sobą.
Rozprostowuję kości.
Nie myślę o tym, co było, jest, będzie.
Piję, aż ziemia strąca mnie z siebie.
I oto, bez powodu, wiersz, czysty jak spirytus,
Wznosi się wprost
Do nieba.
Gonię go i wypijam do cna.
Toast
Piję za to, że się upiję. Za to, że jutro obudzę
się
Z brakiem śliny na języku.
Piję za kobiety które kochałem i za te
przepływające
Z moją miłością z łóżka do łóżka.
Także za wszystkie, co chciały pić ze mną,
obiecując
Tej nocy wieczną miłość.
Ale przede wszystkim piję za to że się upiję.
I wschodzi w moim sercu gwiazda, pusta jak
język.
Nie ma bowiem na tym świecie rzeczy,
sprawy,
Która nie końcem jest, lecz początkiem
pragnienia, bo
W wiecznym trwa niedokończeniu.
Piję więc za niedokończone ustroje
sprawiedliwości,
Za zbawienie, za arcydzieła, za moje życie też
niedokończone;
Za wiedzę, która daje pół, gdy reszta trwa
w niedosycie;
Za to drzewo za oknem, co lata nie przeżyło,
i w pełni
Nie dozna jesieni.
I wreszcie piję
Za wszystkie kolejne kieliszki.
Echo niespełnienia
Mówią, że gdy umiera kobieta,
Mężczyzna bezradnieje wobec
Zgiełku rzeczy.
A gdy on zachodzi w śmierć,
Jest niema w braku przedmiotu troski.
Mówiący milczą o ich życiu, jakby
Widok ten zatykał im gardła.
Zgiełk rzeczy czy opuchłe troską chwile
Są ledwie echem
Wspólnego wszystkim niespełnienia.
W bezradności skwierczy cisza, jako
Czysta forma trwania.
Niemo rozkłada im ręce
I się łzawo
Skrapla.
Szept p. Śmierci
Trwam przy tobie,
Abyś nie trzymał się samego siebie.
I wszystkiego, co jest tobą:
Twych rozterek, spraw ważnych,
Przeszkód i zamiarów.
One i ty to jedno.
Kiedy więc zgaszę ciebie
I one przestaną tlić się niepokojem,
Zniechęceniem, radością, czy złem.
Zobojętnieją w naturę.
Bo czy kamień ma jakieś sprawy
i odcięty paznokieć?
Czy są sprawy minerałów?
Kolorów tęczy?
Powietrza?
Kiedy mnie więc z tobą nie ma,
I tylko źrenice twoje rozszerzają się
Na wieść o możliwej mej obecności,
Przyjmij dystans, którym
Cię obdarzam.
I otul się nim jak ręcznikiem po kąpieli.
Nie drżyj przed ślepą zawartością losu.
Nie ode mnie się odsuń,
Lecz od siebie.
Obecność
Otwieram drzwi na klatkę schodową;
Otwieram drzwi do mojego mieszkania;
Otwieram usta do mojej miłości;
Świat się zamknął.
Ян Станислав Кичор
Посуди, не минуешь ли...
(третья часть триптиха "Вернуть утраченное")
Посуди, не минуешь ли рая,что прямо
за проулком, который выводит в просторы,
за стеной, где малец, раздающий рекламы,
за калиткой, тобой не открытой в заборе,
Увидать бы поближе, в подробнейших жестах
тех, вседневных, всегда рядом с нами, привычных,
с кем сидим мы обычно на тех самых креслах,
вместе пьём за здоровье всем нам безразличных.
Может быть, всё искусство есть лишь испытанье,
нарушенье границы меж телом и духом.
Слышишь ? Бубны грохочут военный свой танец,
зори полнятся пеньем, доступным для слуха.
Много их неизвестных, но надежд не теряя,
мы бредём наудачу. Рай окажется ль раем?
Odzyskać utracone
( )
***
Pomyśl, bo może mijasz coś, co jest tym rajem;
w zaułku, zza którego otwiera się przestrzeń,
za tym murem, gdzie chłopak reklamy rozdaje
lub tą furtką przez ciebie nie otwartą jeszcze.
A jakby spojrzeć bliżej, w najdrobniejszych gestach,
tych co zawsze są obok, ot zwykli, codzienni,
z którymi zasiadamy na tych samych krzesłach
i wspólnie wypijamy zdrowie bezimiennych.
Bo może całą sztuką jest tylko szukanie,
Przekraczanie granicy i ciała, i ducha.
Słyszysz? Bębny już głoszą swój wojenny taniec,
A świty pełne pieśni, których możesz słuchać.
Wiele jest niewiadomych, wciąż nam się coś zdaje.
Błądzimy po omacku. Czy raj, wciąż jest rajem?
Марта Фокс
Апокалипсис cum figuris
2017
Бог сомневается, что его всемогущество все еще работает,
и если это так, он не знает, стоит ли его использовать.
Он поддакивает Фукуяме, потому что история окончилась.
Он поддакивает Платону, который бросил поэтов
у ворот своего государства. Он умывает руки
от подрезанных крыльев и переполненных лодок,
которые не добираются до берега.
и от детей размахивающих культями.
И от святых, которым он больше не доверяет,
потому что их слова на вкус, как холодное стекло,
как грязная штукатурка и кислое вино, превращённое в уксус.
Молчит, когда канделябры гаснут, опадают кроны деревьев
и когда золотарник разрастается как похвала глупости.
Он заслоняет очи седыми волосами, чтобы не смотреть
на позор благословения гильотин и машин.
И все же, по привычке, он держит окаменевшие бразды,
которыми он когда-то ловко маневрировал,
прежде чем они впитали вагон соли и слёз.
И теперь, в небесном одиночестве,
во сне и вне сна,
вне добра и зла,
Бог умер, сказал бы Бог.
Если бы мог.
(Апокалипсис
(лат. Apocalypsis cum Figuris) — знаменитая серия гравюр на дереве немецкого художника, рисовальщика и
гравёра Альбрехта Дюрера, созданная им в 1496-1498 годах после первого
путешествия в Италию. Серия из 15 гравюр, иллюстрирующая Откровение Иоанна Богослова,
была впервые ...)
Как это будет
Как это будет, когда не станет меня,
кто свернёт шторы, кто кому помашет,
кто утром взглянет на картины,
кто выпьет кофе и проглотит таблетку,
кто сделает яичницу, выйдет на балкон.
Как это будет, когда не станет меня,
кто будет поливать цветы и заводить часы,
читать вслух книжку,
очистит ящики, пахнущие лавандой.
Кто это всё приберёт, откупорит,
проветрит, развесит,
что поломано, соберёт,
сбережёт?
Одно стихотворение ежедневно
Очистить стол, сжечь заметки,
отключитьть компьютер.
Выбрасывать, выбрасывать, выбрасывать.
В письме к дочерям дописать:
Делайте своё, девочки.
Успех - несправедливое слово.
Важно качество.
И одно стихотворение ежедневно.
Не обязательно его писать,
достаточно прочитать.
http://www.gazetakulturalna.zelow.pl/index.php/biezacy-numer-3
Яцек Качмарски.
Свидетели.
Świadkowie
Тридцать лет я ищу сына. Он пережил войну, я знаю это ,
потому что он написал. На этом фото он с девушкой , которая живет со мной до сего
дня. В его последнем письме – читаю : «Я иду к тебе, обними отца, у меня для него на войне добыт пиджак в
английскую клетку. Сам ношу его сейчас , хотя и маловат.» Сын был рослый,
широкоплечий и сильный. Если кто - нибудь знает , что случилось с ним - пусть
даст мне знать. Очень прошу. Скорее.
Дорогая Пани! В программе «Свидетели» Я случайно увидел вас. Уже тридцать лет я живу в Рембертове , у
меня есть редкие памятные вещи от войны. Обкрадывал я когда-то почтовые ящики (в письмах иногда были деньги). Среди писем
было три лагерных. Это может быть интересно - для вас.
Брат, братишка! Я войну пережил , а из леса вышел рано. В деревне меня
прихватил какой-то патруль, и песне конец. Сижу в лагере вместе с немцами, NSZ и АК. Берегу здоровье, домой вернусь,
когда удастся. Вчера некоторые из нас бежали. Я держался издали. Когда из
такого лагеря бегут- надо знать куда бежать. Сегодня грузовик привёз половину,
остальных вычеркнули из списков. Теперь их допрашивают .Видно, ничего не
говорят. Был один такой , приятно выглядел, широкоплечий. Выше, сильнее даже,
чем я (я знаю, трудно поверить). У него был пиджак в английскую клетку, он вместе с теми рванул. Когда его поймали и
допросили – осталось половина человека.
Он замкнулся, не может ходить, вроде
стал на голову ниже, Я не знаю, но, похоже, у него нет половины рёбер. Так вот здесь
мы живем. Письмо это пошлёт русская (любит меня здесь). Раз уж мне сидеть –
лучше бы у своих, уведоми обо мне UB.
Папа! Побег не удался, не знаю , напишу
ли ещё. Тот в пиджаке в английскую клетку с допроса вышел на четвереньках.. Так
что теперь я забочусь о нем , как он обо мне в течение четырех лет. Я
побаиваюсь , что они с нами сделают. Плохо! Чёрт!
Мамаша! Мне
семнадцать лет, а я уже лейтенант! Здесь всё в порядке – польских мы уничтожим
бандитов. Тогда я напишу письмо и всё скажу я вам, сейчас не хватает сил и спит
мой майор Шахнитов. Отцу скажи что у меня есть для него подарок пиджак с
английской плетушкой попал мне просто даром.
глубже в воду войдёмте родные
мы довольно вдоль берега бродим
охладились уже по колена
наши ноги сожжённые бегством
входим в воду по пояс по шею
проплываем над черною глубью
в отдалении скроется берег
там слюну мы сухую проглотим.
каждый после нырнёт постепенно
волны пусть пробегают над нами
зазвучит тишина после бури
дно увидят открытые очи
так зависнуть нам по-над землёю
и без рыбьего сполоха спешки
позабыть позабыть родные
что должны зачерпнуть дыханья.
Wejdźmy głębiej w wodę kochani
Dosyć tego brodzenia przy brzegu
Ochłodziliśmy już po kolana
Nasze nogi zmęczone po biegu
Wejdźmy w wodę po pas i po szyję
Płyńmy naprzód nad czarną głębinę
Tam odległość brzeg oczom zakryje
I zeschniętą przełkniemy tam ślinę
Potem każdy się z wolna zanurzy
Niech się fale nad głową przetoczą
W uszach brzmieć będzie cisza po burzy
Dno otwartym ukaże się oczom
Tak zawisnąć nad ziemią choć na niej
Bez rybiego popłochu pośpiechu
I zapomnieć zapomnieć kochani
Że musimy zaczerpnąć oddechu
Ян Даровски.
«Post mortem»
С звездой Давида они ушли в нашу землю,
отравили воздух тлением смертельных Псалмов
мы должны бы задохнуться, мы, свидетели убийства,
рука об руку с палачом уходящие в историю.
Алкоголь не поможет. На поверхности расплывается
маслянистым пурпуром наше лицемерие.
Не помогут памятники и тот факт, что мы беззащитными
были как и они. Не всех смутил меч
разрубающий гордиев узел для нас,
разрубающий две жизни народа.
Алкоголь не поможет, Лета трусов и дураков.
Убийца может в белых перчатках
подавать руку тем, кто выжил,
может сказать, посмотри на мою правую руку,
она чиста, она не ведала, что творит другая .
И ура-христианин, поразмыслив,
стряхивая сигарный пепел в Атлантику,
может сказать, да, надпись на стене была, и рука,
но у меня не было при себе очков .
Но в заговоре мы были самыми старшими,
даже не обязанными неразглашением,
мы ели общий хлеб , из той же скалы
пили, их руки касались нас,
бескровные руки библейских портных.
....................................... ...
Те самые руки - ветром за стеклом
теребят красный позор венка.
теребят память.
Стихи написал Ян Даровски, 1926 года рождения, силезец, который во время войны был мобилизован в вермахт, в Нормандии перешёл на сторону коалиции и вступил в войско польское. Впоследствии осел в Лондоне, был печататником Чеслава Милоша.
Не было написано в Польше ничего столь горького и жестокого , - писал Чеслав Милош о стихотворении Яна Даровского.
Z gwiazdą Dawida zeszli pod naszą ziemię,
zatruli powietrze dwutlenkiem śmiertelnych Psalmów
musimy się dusić, my, mordu świadkowie,
za drugą rączkę z katem iść pochyleni w dziejach.
Nie pomoże alkohol. Na powierzchnię wypływa
oleistą purpurą nasza hipokryzja.
Nie pomogą pomniki i fakt żeśmy bezbronni
byli jak oni. Nie wszystkich smucił miecz
rozcinający węzeł gordyjski dla nas,
rozcinający dwa życia narodu.
Nie pomoże alkohol, Lete tchórzów i głupców.
Morderca może w białych rękawiczkach
podawać rękę tym co ocaleli,
Może powiedzieć, patrz moja prawica
czysta jest, nie wiedziała co druga ręka czyni.
A zamyślony hurra-chrześcijanin
strząsając popiół cygara w Atlantyk,
rzec może, owszem, napis był i ręka,
ale nie miałem z sobą okularów.
Ale my w spisku byliśmy najstarsi,
nawet milczeniem nie zobowiązani,
jedliśmy chleb wspólny, z tej samej skały
pili, ich ręce dotykały nas,
bezkrwiste ręce biblijnych krawców.
…………………………………...
Te same ręce są wiatrem za szybą
szarpią czerwony wstyd wieńca.
szarpią pamięć
Wiersz napisał Jan Darowski, urodzony w 1926 Ślązak, który podczas wojny został wcielony do Wehrmachtu; w Normandii przeszedł na stronę aliantów i wstąpił do wojska polskiego. Następnie osiadł w Londynie, gdzie wybrał zawód drukarza - kontynuował Noblista.
Żaden tak gorzki i okrutny wiersz nie został napisany w Polsce - pisał Czesław Miłosz o wierszu Jana Darowskiego
Вислава Шимборска
Карта
Плоская, как
стол,
на котором расстелена.
Ничто под ней не движется
и места не меняет .
Над ней - мое человеческое дыхание
не создает вихрей воздуха
и ничто не замутняет её чистые цвета.
Даже моря всегда
приветливо синие
при растерзанных берегах.
Все здесь мало, доступно и близко.
Могу кончиком ногтя притиснуть вулканы,
полюса погладить без толстых рукавиц,
могу одним взглядом
охватить каждую пустыню
сразу с рекой, что близко-близко обок.
Леса обозначены
несколькими деревьями,
между которыми было бы трудно заблудиться.
На востоке и
западе,
выше и ниже экватора -
словно маком засеяно,
и в каждом черном зёрнышке
живут себе люди.
Массовых захоронений и недавних руин
нет на этой картине.
Границы стран
едва заметны,
будто они в неуверенности – быть им или не быть.
Я люблю карты,
потому что они лгут.
Потому что они не допускают к тревожащей правде.
Потому что великодушно, с добрым юмором
расстилают мне на моем столе мир
не из этого мира..
Mapa/ Szymborska
Płaska jak stół,
na którym położona.
Nic się pod nią nie rusza
i miejsca nie zmienia.
Nad nią – mój ludzki oddech
nie tworzy wirów powietrza
i nic nie mąci jej czystych kolorów.
Nawet morza są zawsze przyjaźnie błękitne
przy rozdzieranych brzegach.
Wszystko tu małe, dostępne i bliskie.
Mogę końcem paznokcia przyciskać wulkany,
bieguny głaskać bez grubych rękawic,
mogę jednym spojrzeniem
ogarnąć każdą pustynię
razem z obecną tuż tuż obok rzeką.
Puszcze są oznaczone kilkoma drzewkami,
między którymi trudno by zabłądzić.
Na wschodzie i zachodzie,
nad i pod równikiem –
crista jak makiem zasiał,
a w każdym czarnym ziarnku
żyją sobie ludzie.
Groby masowe i nagłe ruiny
to nie na tym obrazku.
Granice krajów są ledwie widoczne,
jakby wahały się – czy być czy nie być.
Lubię mapy, bo kłamią.
Bo nie dają dostępu napastliwej prawdzie.
Bo wielkodusznie, z poczciwym humorem
rozpościerają mi na stole świat
nie z tego świata.
Тадеуш Завадовски.
ДОМ ИЗ ТУМАНА
если бы я мог построить дом для птиц я бы пожалуй
поселился в нем. это кажется так просто. несколько досточек гвоздей
и готов дом. ни телевизоров ни газет с новостями
об очередных потрясениях в мире. ни дикторов
рассказывающих что и для чего я должен делать.
если бы я мог построить дом для птиц я бы повесил его
в моем саду на ветке уже не существующего ореха
и стал бы как он недоступным людскому взгляду. нечувствительым
к ударам как туман что стелется по утрам. веровал бы
в небо такое близкое только лишь протянуть руку.
был бы я птицей построил бы дом из тумана.
***
Tadeusz Zawadowski
DOM Z MGŁY
gdybym umiał zbudować dom dla ptaków pewnie bym
w nim zamieszkał. to niby takie proste. kilka deseczek gwoździ
i jest dom. żadnych telewizorów i gazet z wiadomościami
o kolejnych trzęsieniach świata. żadnych spikerów
mówiących co i dlaczego mam robić.
gdybym umiał zbudować dom dla ptaków zawiesiłbym go
w moim ogrodzie na gałęzi nieistniejącego już orzecha
i stałbym się jak on poza zasięgiem ludzkiego wzroku. odporny
na uderzenia jak mgła co się ścieli nad ranem. wierzyłbym
w niebo tak bliskie że na wyciągnięcie ramion.
gdybym był ptakiem zbudowałbym dom z mgły
Эва Пилипчук.
В старой церкви.
Говор исповедальный
задержался в иконах
в досках их благодатных
коль до неба далёко
проскользнул через щёлку
чудо светлое - лучик
отче наш
приснодева
здесь под веками свода
застарелые раны
вновь болят и нас рознят
мир грехами исполнен
темя клонится в вечность
не льнут ладони к ладоням
боже зачем так трудно
скрип аналоя вторил
позабытой молитве
***
Ewa Pilipczuk
W starej cerkwi
Szmerem zwierzeń podniebnych
zaszeptały ikony
w łasce desek przysiadłe
gdy do nieba daleko
ze szpar okien się wymknął
świetlny cud – blady promyk
ojcze nasz
zdrowaś mario
pod sklepienia powieką
rany dawno zakrzepłe
jeszcze bolą i różnią
grzechów świata nie zliczysz
skronie chylą się w wieczność
dłoń do dłoni nie przylgnie
czemu panie tak trudno
skrzyp klęcznika się wtrącił
zapomnianą nowenną
Ирена Качмарчик.
искорка
Мороз хатку нарядил в сосульки,
Папоротник рисует на стёклах.
Разожги печурку, подай мне руку ,
Пусть касание станет тёплым.
Конфитюры спят сладко на полках,
Молоко мурчит на усах у кошки,
Танцуют искры под звёзд звоночки,
Сам Большой Воз встал на порожке.
Нам не надобно пледа на плечи,
Жар от стоп поднимается лаской.
Тень легла на льняные подушки
И толкует наш стол по-гуральски.
На макатке хозяйка готовит,
Борщ горячий сейчас будет подан.
Мы за столик присядем с луною.
Звезды дремлют на старых комодах.
Хатка спит под присмотром сосулек.
Папоротник искрится на окнах.
Это искорки моей танцы
Среди дней этих зимних холодных.
Нам не надобно пледа на плечи,
Жар от стоп поднимается лаской
Тень лежит на льняных занавесках
И толкует наш стол по-гуральски.
***
«Макатка»- это такая настенная тканая картинка, не подобрал аналога русского.
«Большой Воз»- созвездие Большой Медведицы, в строку не влезает. То же и с папоротником.
Iskierka
Mróz soplami ogrodził chatynkę
I maluje na szybach paprocie
Rozpal ogień w kominku, daj rękę
Niech się dotyk płomykiem wyzłoci.
Konfitury śpią słodko na półkach
Mleko mruczy na wąsach kota
Tańczą iskry dzwonki gwiazd dzwonią
Wielki Wóz właśnie stanął we wrotach.
Niepotrzebny nam pled na ramionach
Kiedy ciepło wędruje od stóp
Cień się kładzie na lnianych poduszkach
Po góralsku gawędzi nasz stół.
Na makatce gaździna gotuje
Zaraz barszczyk gorący nam poda
Usiądziemy z księżycem przy stole
Gwiazdy spoczną na starych komodach.
Frędzle sopli pilnują chatynki
Paproć w oknie srebrzyście się skrzy
Jesteś moją tańczącą iskierką
Pośród mroźnych i zimowych dni.
Niepotrzebny nam pled na ramionach
Kiedy ciepło wędruje od stóp
Cień się kładzie na lnianych zasłonach
Po góralsku gawędzi nasz stół.
.......…………………………
z tomu:Lubię z tobą zapalać latarnie, 2006
Лешек Александр Мочульски.
Вздохи
Пустыми часами в пустыне,
которой не видно конца,
тоскуя по Милости, стынут
в холодных слезах сердца.
Когда сбившиеся с дороги ,
не знаем мы сон или бденье ,
когда от нас зависит немного,
разве что сердцебиенье.
Обречённые в переходной эпохе
из века тьмы к веку гроз,
к Тебе возносятся наши вздохи
осужденных в долине слёз.
Но что ж это я в отчаянье плачу,
Ведь мне как и всем этот жребий роздан.
А я быть желаю таким как воздух,
и словно вода , так же прозрачным.
Где прячется ветер, когда он не дует?
Я вечером –будет ли завтра ? -гадаю.
От ветра с водою прошу я ответа,
но нету его у воды и у ветра .
Leszek Aleksandr Moczulski
Westchnienia
W pustkowiu pustych godzin,
kiedy nadejdzie ich kres?
tęskniący za Miłosierdziem
w ochłodzie jedynie łez.
Gdy zbite w ciemność drogi,
nie wiemy noc czy dzień,
gdy od nas nic nie zależy,
nic oprócz bicia serc.
Skazani na życie wśród śmierci,
po ciemnym wieku jeszcze ciemniejszy wiek.
Do Ciebie lgną nasze westchnienia
skazańców doliny łez.
Cóż że rozpaczy dotknąłem
Cóż że rozpaczy dotknąłem,
los mój jest jak los wszystkich.
A przecież chcę być jak powietrze,
i jak woda. Aż tak przezroczysty.
Gdzie wiatr jest kiedy nie wieje?
Myślę wieczorem czy jutro będzie mi rano.
Patrzę na wodę, na przezroczyste powietrze.
woda, wiatr, człowiek nie wie tak samo.
Михал Витльд Гайда
Удержанное.
Видишь ли то что будет, или тревожишь память,
сидя на сходах дома, когда дыханием ловишь
винный вкус тени сада и хлебный знакомый запах
шерсти пшеничной , спутанной после ливня?
Маки давно отцвели; их спелое семя
высыпалось курганом на деревянном подносе.
Все здесь вроде обычно, только немного иначе
пруд возле сада блестит зеркальной эмалью.
И по другому, чем прежде, звучат неспокойным
хором канцоны лягушек и камышовые фуги.
Если захочешь, концерт повторят они снова,
и солнце задержится, чтобы светиться подольше.
Между вчера и завтра медленно мост переходишь,
что в вышине перекинут по лёгким пернатым тучам.
Хотел бы остаться ещё в этом месте подольше,
но проще всего здесь навсегда остаться.
Michał Witold Gajda.
Zatrzymane
Widzisz chwilę z przyszłości czy wspominasz przeszłość
siedząc na schodach domu, gdy próbujesz łapać
winny smak cienia sadu i chlebowy zapach
pszenicznej sierści ziemi zmierzwionej po deszczu?
Maki dawno przekwitły; ich dojrzałe ziarno
usypało się w kurhan na drewnianej tacy.
Wszystko takie zwyczajne, a jednak inaczej
błyszczy staw przy ogrodzie lustrzaną emalią.
Odmiennie niż zazwyczaj, w niespokojnym chórze
żaby toczą canzony i fugi sitowia.
Jeśli zechcesz, powtórzą swój koncert od nowa,
a słońce się zatrzyma, żeby świecić dłużej.
Między wczoraj a jutrem, wolno zmierzasz mostem
rozpiętym gdzieś wysoko na pierzastej chmurze.
Chciałbyś jeszcze w tym miejscu pozostać na dłużej,
chociaż zostać na zawsze byłoby najprościej.
Janusz Wróblewski
Moim zdaniem
Януш Врублевски
Моё мнение
Весна – когда сад возрождается голый,
в нём было бесцветно темно и глухо,
а стал наслажденьем для зренья и слуха,
щебет пичужек, цветенье магнолий.
Лето - время страстей утолённых,
красивое формой - будит соблазны,
красивое звуком - звучит полногласно,
яблоки спеют на ветках зелёных.
Осенью - счастье уходит со сцены;
и на гитары снижены цены,
воздушный шарик весёлый сдулся,
конь, что летел вслепую, запнулся .
Зимой– выживает лишь тот кто верит:
сад возродится под птичий гомон,
вернется домой, кто внезапно из дома
как встал так и вышел на холод и ветер.
Zbigniew Herbert
Ze szczytu schodów
Збигнев Херберт.
С вершины лестницы
Очевидно
стоящие на верху лестницы
знают
они все знают
не то что мы
заложники лучшего будущего
которым те с вершины лестницы
показываются редко
и всегда с пальцем на губах
мы терпеливы
наши жены штопают нашу воскресную рубашку
мы говорим о продовольственных пайках
о футболе и цене на обувь
а по субботам мы запрокидывая головы
пьем
мы не из тех
что сжимают кулаки
потрясают цепями
говорят и спрашивают
призывают к бунту
разъярённые
всё говорят и спрашивают
вот их сказка -
бросимся на лестницу
и добудем её штурмом
полетят с лестницы
головы тех кто стоял на вершине
и мы наконец увидим
то что открывается с этих высот
какое будущее
какой простор
мы не хотим зрелища
летящих голов
знаем как легко головы отрастают
и всегда наверху остаётся
одна или три
а внизу аж черно от мётел и лопат
иногда нам грезится
что те с вершины лестницы
сойдут вниз
то есть к нам
когда мы над газетой жуём свой хлеб
и скажут
- а теперь поговорим
по человечески
правда не в том что выкрикивают плакаты
правду несём мы в замкнутых устах
она жестока и слишком тяжела
поэтому мы несём её сами
мы не счастливы
и охотно остались бы
здесь
понятно что эти мечты
могут сбыться
или не сбудутся
так что и далее
мы будем обрабатывать
наш квадрат земли
наш квадрат камня
с легкой головой
с папиросой за ухом
***
Oczywiście
ci którzy stoją na szczycie schodów
oni wiedzą
oni wiedzą wszystko
co innego my
sprzątacze placów
zakładnicy lepszej przyszłości
którym ci ze szczytu schodów
ukazują się rzadko
zawsze z palcem na ustach
jesteśmy cierpliwi
żony nasze cerują niedzielną koszulę
rozmawiamy o racjach żywności
o piłce nożnej cenie butów
a w sobotę przechylamy głowę w tył
i pijemy
nie jesteśmy z tych
co zaciskają pięści
potrząsają łańcuchami
mówią i pytają
namawiają do buntu
rozgorączkowani
wciąż mówią i pytają
oto ich bajka -
rzucimy się na schody
i zdobędziemy je szturmem
będą się toczyć po schodach
głowy tych którzy stali na szczycie
i wreszcie zobaczymy
co widać z tych wysokości
jaką przyszłość
jaką pustkę
nie pragniemy widoku
toczących się głów
wiemy jak łatwo odrastają głowy
i zawsze na szczycie zostaje
jeden albo trzech
a na dole aż czarno od mioteł i łopat
czasem nam się marzy
że ci ze szczytu schodów
zejdą nisko
to znaczy do nas
gdy nad gazetą żujemy chleb
i rzekną
-a teraz pomówmy
jak człowiek z człowiekiem
to nie jest prawda co wykrzykują afisze
prawdę nosimy w zaciśniętych ustach
okrutna jest i nazbyt ciężka
więc dźwigamy ją sami
nie jesteśmy szczęśliwi
chętnie zostalibyśmy
tutaj
to są oczywiście marzenia
mogą się spełnić
albo nie spełnić
więc dalej
będziemy uprawiali
nasz kwadrat ziemi
nasz kwadrat kamienia
z lekką głową
papierosem za uchem
Станислав Мисаковски.
Повесть о Гавроне и Сторчике
Под лесом жил Гаврон
над озером Сторчик
каждый имел коня жену
и по трое детей
встречались они в поле
при меже тонкой как бритва
однажды Гаврон плугом
зазубрил краешек межи
Сторчик отделал его вальком
побитый омыл кровью руки
и пересчитал противнику рёбра
В воскресенье они стояли бок о бок
перед лицом Бога
каждый молился по-своему
желая чтобы у соседа сдох конь
а у жены и детей повыкрутило бы кости
со временем они встретились на кладбище
сочная земля
включила их в свой кровоток
***
смерть
Я никогда не представлял себе
как на самом деле она
выглядит
забавлялся с детьми
приказывал Хеленке: умирай! и
она закрывала глаза
бабушка когда её хоронили
смотрела сквозь щёлки
глазами рыбы
я слышал что смерть
нематериальна
тогда как можно её тронуть
на острие бритвы
в крупинке цианида
в полете с 12-го этажа
как определить её место
время
почему мы с ней
так связаны
если мы не знаем о ней
совсем ничего
***
Збигнев Херберт
Допрос Ангела
Когда он стоит перед ними
в тени подозрений
он по-прежнему
из материи света
эоны его волос
завиты в локоны
невинности
после первого вопроса
к щекам приливает кровь
кровь рапространяется
на орудия дознания
железом розгами
медленным огнём
очерчены границы
его тела
удар в спину
вытягивает позвоночник
между лужей и облаком
после нескольких ночей
работа завершена
кожаное горло ангела
полно липкого согласия
как же прекрасна минута
когда он падает на колени
воплощённой виной
сочащийся сущим
язык колеблется
между сломанными зубами
и признанием
его вешают вниз головой
с ангельских волос
стекают восковые капли
создавая на полу
простое предсказание.
1969.
Zbigniew Herbert
Przesłuchanie Anioła
Kiedy staje przed nimi
w cieniu podejrzenia
jest jeszcze cały
z materii światła
eony jego włosów
spięte są w pukiel
niewinności
po pierwszym pytaniu
policzki nabiegają krwią
krew rozprowadzają
narzędzia i interrogacja
żelazem trzciną
wolnym ogniem
określa się granice
jego ciała
uderzenie w plecy
utrwala kręgosłup
między kałużą a obłokiem
po kilku nocach
dzieło jest skończone
skórzane gardło anioła
pełne jest lepkiej ugody
jakże piękna jest chwila
gdy pada na kolana
wcielony w winę
nasycony treścią
język waha się
między wybitymi zębami
a wyznaniem
wieszają go głową w dół
z włosów anioła
ściekają krople wosku
tworząc na podłodze
prostą przepowiednię
Константы Ильдефонс Галчиньски
Три представления
I.
Театрик «Зеленая гусыня»
Имеет честь представить
«Дымящую печь»
Выступают:
ХОР ПОЛЯКОВ
ДЫМЯЩАЯ ПЕЧЬ
ОСЛИК ПОРФИРИОН
и КОЛОКОЛА
ХОР ПОЛЯКОВ
( Басом, стихами)
Мы тут век на том стоим,
а из печки тот же дым.
Столько лет и столько зим
из печки дым, из печки дым.
Ах, геополитические соображения
нас довели до истощения.
ДЫМЯЩАЯ ПЕЧЬ
О, бедная, бедная я печка,
Вечно слышу те же речи.
Вот стена и вот стена,
печка заворожена,
так что в лето или в зиму
я дымлю докучным дымом,
и не вижу перемены,
а поляки молятся и играют Шопена,
ох!
ХОР ПОЛЯКОВ
Чуда! Чуда!
«Как дождичка в четверг»,
ждать – не дождаться люду.
ОСЛИК ПОРФИРИОН
(с инструментами)
Ничего не понимаю. Нэ розумию. I do not understand.
(Выносит золу, очищает трубы, то есть выполняет несколько простых действий печника)
ПЕЧКА
(перестаёт дымить)
ХОР ПОЛЯКОВ
(Тут же на радостях пускается в пьянство и звонит в колокола)
КОЛОКОЛА
Бум-буум! Tedeum !
ХОР ПОЛЯКОВ
(Резюмируют)
Наша печь починена образом чудесным,
но ОСЛИК ПОРФИРИОН становится неуместным.
(побивают Порфириона).
ЗАНАВЕС
Первое издание: «Пшекруй» 1946.
II.
ТЕАТРИК "ЗЕЛЕНАЯ ГУСЫНЯ"
имеет честь представить
пьесу
из жизни интеллигенции под названием :
«ГАМЛЕТ И ОФИЦИАНТКА»
Персонажи:
ГАМЛЕТ- принц датский
ОФИЦИАНТКА - такая дама
ХЕНРИК ЛАДОШ - без комментариев
и АДСКИЙ ПЁТРУСЬ - свинья
Место: Трактир «Под выбритыми бровями».
Время: неопределённое.
ГАМЛЕТ:
(басом)
Что предложите?
ОФИЦИАНТКА:
Всё.
(отцепляет брошь и снимает обувь)
ГАМЛЕТ:
(сопрано, решительно)
Нет. Это дело отложим до вторника. Я спрашиваю, что может быть предложено в смысле питья?
ОФИЦИАНТКА:
Кофе, чай.
ГАМЛЕТ:
(лирическим тенором)
Тогда кофе. Нет. Чай. Нет. Кофе. Нет. Чай. Нет. А может , чай? Нет. Кофе. Кофе. Чай. Чай. Кофе. Кофе. Кофе. Кофе.
(пауза: мерцают светильники, меццо-сопрано)
Чай!
ОФИЦИАНТКА:
Или, может быть, кофе?
ХЕНРИК ЛАДОШ:
Или, всё же, чай?
ГАМЛЕТ:
(умирает от нерешительности и заворота кишок на резком историческом повороте)
АДСКИЙ ПЁТРУСЬ :
Мрачность. Женщины безумствуют.
(пишет белым твердым мелом на черном гробу Гамлета:
ГАМЛЕТ ИДИОТ).
ЗАНАВЕС
1948
III.
ТЕАТРИК "ЗЕЛЕНАЯ ГУСЫНЯ"
имеет честь представить пьесу
сурового пера нашего Автора
«Трагический конец мифологии»
Персонажи:
ЛЕДА – законная жена Тиндарея
ЮПИТЕР – известный эротоман
& СКОВОРОДА
ЛЕДА:
Юпитер! Ах!
ЮПИТЕР:
(мрачный, прячет сковородку в складках хламиды)
Что ещё?
ЛЕДА:
Юпитер, ах, как ты был красив в виде лебедя! Так меня целовал ! Так целовал меня!
ЮПИТЕР:
Ну и что? Хватит этой лирики! Я спрашиваю, где эти яйца и сколько штук?
ЛЕДА:
Вот они, возлюбленный. Здесь. Три штуки. Буквально три. Как это подают все учебники древней мифологии. И порядок событий тот же. Сначала ты превратился в лебедя. Потом эта ночь в Закопане. А через мгновение из трёх мифологических яиц вылупятся трое мифологических деток: Кастор, Поллукс и Елена.
ЮПИТЕР:
(мрачный, нервно маневрирует сковородкой, спрятанной в складках хламиды)
Довольно!
(вынимает сковородку из подмышки, включает электрическую плиту и из трех мифологических яиц жарит реальную яичницу с зелёным луком).
ЛЕДА:
Что ты сделал, несчастный?
ЮПИТЕР:
То, что указывала совесть моего Юпитерова желудка. Ты дура, Леда. Но пойми хотя бы, что от Кастора и Поллукса никакой пользы, а что касается Елены, последствия известны: Троянская война. А нам войн вполне хватает.
(рубает яичницу).
ЗАНАВЕС
1949
http://www.kigalczynskiМихал Витольд Гайда.
Бункер
Меж папоротников торчит арматура стальная -
из больной земли вырванные рёбра .
Птица беззвучно пролетела, как пуля шальная,
и застряла в густых темно-зелёных дебрях.
Вкопан , лишь дыры глазниц снаружи,
бетонный старик, развалина слепоглухая,
не хочет знать, что уже никому не нужен;
хотел бы ещё пострашить, понемногу сдыхая.
Нетопыри спящие завелись в его сердце;
Солнце не согреет его, трава не укроет.
Погруженный во мрак, ожидает он смерти,
только с ней ведёт он беседы ночной порою.
Шесть утра
Темные пятна на стенах рисовали картины
из сновидений люмпенов, пьяных уже в этот час.
Бог ходил над облаками, где мечтал нелюдимо,
не хотел спускаться на землю и страдать за нас.
День без имени медленно начинался в шуме
монотонной литании газетных реклам ,
читаемой за того, кто еще не умер,
но душа , заскучав, отошла от него по делам.
Напуганная пешеходами, выходящими из дому
тень спряталась в воротах, чтоб в уринном смраде
ждать вечера, когда город выглядит по-другому;
присела на лестнице, и холод укрылся рядом.
Улица в блеске дождя , в сером тумане округа.
Вот подошел из страны одиноких некто,
остановился в струях густых и возвысил руки,
чтоб по канатам дождя подняться до неба.
Барочный пейзаж - лесная парковка.
Зной плывёт по асфальту. Тишина допекает.
Весь в гирляндах поднимается наискосок
виноградный орнамент, и будку оплетает,
забитую пилястрами почерневших досок.
Молочные нимфы из гарема незримых сатиров,
повёрнутые задом к лесным колоннадам,
изогнув полные бедра , всё ждут терпеливо,
с дороги, ведущей в никуда, не спуская взгляда.
Пыль стирает их лица, не румянятся щёки,
под полуденным солнцем цвет волос выгорает.
В перспективе им видится смутно , нечётко,
как алтарь облаков возникает у небесного края.
Трансформатор с дороги нудит ораторию;
эхо-фуга повторами неутомима.
А вдали голосят баритоном моторы,
экипажей, всегда пролетающих мимо.
Казимеж Пжерва- Тетмайер.
Патриот.
( Написано в 1898 году)
Здоровы тело и душа!!
Хоп! Хоп! Опля! Только смело!
Еще Польска не сгинела!
То , что стало, то и стало!
Бог даёт, бог и берёт!
Гуляй душа без кунтуша!
Гу- га! Слава, «патриот»!
Разум, знанье, талант, труд
Не оплачиваем тут!
Прогресс и цивилизация,
Сторонись, выходит нация!
Станет тотчас же в « гуане»
Пан вельможный, коль не с нами-
Ничего не входит в счёт,
Коль не наш ты патриот!
Будь ты дураком немалым
будь ты гнидой и шпаной
лишь бы голосил с запалом
как ты любишь край родной!
Что пристало, отстать может!
Раз, второй, и третий тоже ...
Гу-га ! Опля! Новый опыт
Мы встречает буйным свистом
Что нам геннии Европы,
Фармазоны,сатанисты!
Лишь о том мольбы летели
К небесам из наших хат:
Наши башмаки б смердели,
Как смердели век назад!
Вот Француз взбесился где-то -
Бац! У нас он под запретом!
Святый Отче сидит в Риме,
Нам приходский ксёндз-опека-
Вера, кнут! Прочь со своими
Вы « правами человека»
Берлин, Лондон и Варшава
Пусть кричат Вам : Слава!Слава!
Знаю я, вы быть хотели,
Принятыми в моём доме,
Я ж не отворю вам двери,
Не войдёт туда голота!
Благороден я на деле-
Славлю скромность «патриота»!
Ой-ли! Опля! Изначально,
Дух здоров- здорово тело! -
Пусть смердит так, как смердело,
Только чтоб национально!
Польское говно по пашням
Предпочту фиалкам вашим!
Мы по-польски, по-старинке!
Гоп! Гоп! Опля! Как и деды!,
Нас тогда учили шведы,
После немцы с москалями -
гоп! гоп! опля! Устояли!
По привычке! По старинке!
Лучше битым быть в кунтуше,
Чем чужих во фраке слушать!
О былом у нас забота!
Дай нам дальше киснуть, Боже,
Раз, другой, и третий тоже -
Слава « правым патриотам»! ...
Kazimierz Przerwa-Tetmajer
„Patryota”
(1898)
W zdrowym ciele zdrowa dusza!
Hoc! Hoc! Hopsa! tylko śmiało!
Jeszcze Polska nie zginęła!
Co się stało, to się stało!
Jak Bóg da, to odbierzewa!
Hulaj dusza bez kontusza!
Huha! Vivat "patryota"!
Rozum, wiedza, talent, praca
U nas, bratku, nie popłaca!
Postęp i cywilizacja
W kąt, gdy wchodzi do gry nacya!
I "guanem" wnet dostanie
Kto nie z nami, mocium panie,
Bo jest jedna tylko cnota,
Byś był, wasze, "patryota"!
Możesz kpem być i cymbałem,
Możesz dureń być siarczysty,
Byleś z mocą i zapałem
Kraj miłował macierzysty!
Co się stało, odstać może!
Jedno, drugie, trzecie morze...
Huha! Hopsa! Każdą nową
Myśl witamy krzyżem pańskim
Precz z geniuszem Europy
Farmazońskim i szatańskim!
My o jedno tylko szlemy
Modły k niebu z naszej chaty:
By nam buty mogły śmierdzieć,
Jak śmierdziały przed stu laty!
Gdzieś tam jakiś Francuz wściekł się –
Bęc! Już sterczy na indeksie!
Ojciec święty siedzi w Rzymie,
Na plebanii ksiądz Walenty –
Wara, chłystku, mi tu wnosić
Swoje "ludzkie dokumenty"!
Londyn, Berlin i Warszawa
Niech Ci krzyczy: Sława! Sława!
Chociaż wiem, jak ci zależy,
Abyś u mnie był przyjęty,
Ja ci domu nie otworzę
Nie dla takiej on hołoty!
U mnie w duszy cnota leży –
Vivat skromność "patryoty"!
Hoc ha! Hopsa! Byle zdrowo,
Zdrowa dusza - zdrowe ciało!
Niechaj śmierdzi, jak śmierdziało,
Byle tylko narodowo!
Wolę polskie g... w polu
Niż fiołki w Neapolu!
Swojsko, polsko, po naszemu,
Hoc! Hoc! Hopsa! Tak jak wtedy,
Gdy nas naprzód tłukły Szwedy,
Potem Niemcy i Moskale –
Hoc! Hoc! Hopsa! Doskonale!
Po swojemu! Po staremu!
Lepiej dostać w łeb w kontuszu,
Niż we fraku natrzeć uszu!
Niechaj żyje stara cnota!
Daj nam dalej kisnąć Boże!
Jedno, drugie, trzecie morze –
Vivat "prawy patryota"!...
Dorota Płoszczyńska
Modlitwa
daj panie wiersz
cenniejszy niż szczęście
poeta nie uczestniczy
w rozpadzie
on tylko zapisuje
dwa światy
jeden wymoszczony w pamięci
drugi który przesuwa obrazy dnia
na wiele sposobów
daj panie wiersz
gdy wystyga czułość
a wstyd
nie mieści się w głowie
ani w pudelku z epoki pomyłek
sąsiadka wróży na dwoje
wadzi się z czasem
o gotowe wzory
przechodzenia
na drugą stronę
liczy rycerzy w Porsche
pod domem
ja tylko proszę
daj wiersz panie
z krwi i ciała na swoją chwałę
aby związać przekleństwa
pragnieniom nadać równowagę
od korzenia po czubki
w moje ręce wplątałeś niebo
przecież jesteś niebem
ziemią i wierszem
Dorota Płoszczyńska
Modlitwa
МОЛИТВА
дай господи стих
что дороже счастья
поэт не участвует
в распаде
он только записывает
два мира
один вымощен в памяти
второй меняет изображения дня
на разные лады
дай господи стих
когда чувствительность гаснет
а стыд
не вмещается ни в голове
ни в шкатулке эпохи ошибок
бабка надвое гадает
спорит с временем
о принятом направлении
его хода
на другой стороне
обнаруживает рыцарей в Porsche
подле дома
я только прошу
дай стих господи
из крови и плоти ко славе твоей
чтобы унять проклятия
желаниям придать равновесие
снизу доверху
мои руки вплетены тобой в небо
потому что ты и есть небо
земля и стих
***
Юзеф Чехович
(1903-1939)
эта минута
смуглой рукой отвори окно дня со двора нацедя
будто в жбан той минуты холодного сока
деревьев дыхание стук равномерный дождя
напев водостока
это в кухне что в доме на праге вблизи от депо
за господство над улицей тянется битва трамваев
злые искры зарницами бьют по каменьям
дощоз доазч и дозоз и доашч и дождь
смотрите глаза как на стекле серый омут трепещет
радуги сабля магия капель тяжкая туча дельфином
падает тенью земле на лицо знаменьем вещим
серебряным гимном
гимном серебряным доашч и дашоз и доашч и дождь
ta chwila
Józef Czechowicz.
ręko smagła otwórz okno dnia z podwórka utocz
i nalało się jak w dzbanek soku godzina zimnych
oddech gęstwin równomierny deszczu tupot
przyspiew rynny
to jest w kuchni dom na pradze niedaleko remiz
tramwajami co za ozarwień ulice się dławią
a zły odblask bije zorzą po kamieniach
i doszoz i doazcz i doazoz i doszcz i deszcz
oczy patrzcie senna topiel szyby w siwym dreszczu
tęczy szabla kropel magia chmur ciężkie delfiny
upadają na twarz ziemi cieniem wieszczym
srebrnym hymnem
srebrnym hymnom doszcz i daszoz i doszcz i deszcz
Юзеф Чехович.
Давно
Золотой кочет
давно не хлопочет
и белый кролик цветов не топчет.
Огромная Висла
под небо вышла
к звёздам хочет...
Глиняный коник
на подоконник
вышел спокойно дремать до утра.
Сыночек усталый,
под одеяло
тебе пора....
Józef Czechowicz.
Dawniej
Dawno już ucichł
złoty kogucik
i królik biały kwiatów nie depcze.
Ogromna Wisła
pod niebo wyszła,
z gwiazdami szepcze...
Gliniany konik
wszedl na wazonik,
by się spokojnie zdrzemnąć do świtu.
Synku maluśki,
do twej poduszki
i ty się przytul...
Leszek
Żuliński
Pan Cogito
siedziałem na dębowej ławie
w berlińskiej Gemäldegalerie
z Panem Cogito, patrzyliśmy
na olej Boscha
piekło nas dotykało
– czuje pan swąd? – zapytałem,
– od pana – odpowiedział
wstał, oddalił się, przepadł mi
w amfiladzie życia
szczęśliwi prości i prostolinijni;
ja siedzę tam dalej i nie wiem,
którędy do wyjścia.
Nic
zostaną po nas tylko rzeczy
na przykład zydel, solidny, dębowy,
jakiego już nie kupisz w żadnym sklepie
albo zegarek niemodny,
zmatowiały jak czas, który w nim
zasnął
stare pióro, maszynka do golenia,
nóż do rozcinania kopert, jakieś rachunki
dawno zapłacone, kwity
rzeczy martwe i zbędne,
które zapamiętają nas
najlepiej
umrzemy po raz drugi,
kiedy rozpadną się w proch
stołek, zegarek, pióro
ostatni świadkowie,
którzy milczeli jak grób
i rozsypali się
w ciszę.
Лешек Жулиньски.
Г-н Когито
Сидели мы на дубовой скамье в
Картинной Галерее в Берлине
с господином Когито, и смотрели
на картину Босха.
Ад затронул нас
- чувствуете смрад? - спросил я,
- от вас - ответил он,
встал, отошел, и потерялся
в анфиладе жизни.
счастливы простые и прямолинейные;
и я всё сижу там, и не нахожу,
где выход.
***
Ничто
после нас останутся только вещи,
например, стул, солидный , дубовый,
такого уже не купишь ни в каком магазине,
или старомодные часы,
потускневшие как время, которое в них
заснуло,
старая ручка, станок для бритья,
нож для разрезания конвертов, какие-то счета,
давно оплаченные, квитанции,
мертвые и бесполезные вещи,
которые запоминают нас
наилучшим образом
мы умираем вторично,
когда распадаются в прах
стул, часы, ручка,
последние свидетели,
которые молчали, как могила,
и рассыпались
в тишине.
***
Кристиан Медард Мантойфель.
По прибытии из Польши в чужую страну Пьеро запечатлел это в стихах
Comédie larmoyante
Плаксивая комедия
« В часы сомнений при тусклом свете
На Големе задерживал он свой взгляд".
Х- Л. Борхес - Голем
(По переводу Э. Стахуры)
... первая картина в том краю; пышная, красно-золотая,
как листья на дубах и буках; ведь это же осень,
только не трясись от страха , что она опадёт,
а мы не знаем, что окажется за этой завесой.
Чтобы не потеряться в толпе, дай мне свое сердце. И вот тебе моё.
Оно великовато – прими его в обе руки , да не кусай,чёрт побери,
оно не пряничное ! Давай сядем в последних рядах;
здесь можно не смеяться, когда хочется плакать.
Занавес упал!!
Больше всего браво собрали знаменитости. О, наши разодранные души!
И где бы и на чём бы остановить наши глаза? Я на тебе, ты на мне?
Големы мы дурные; ни зла в нас нет, и ничего ужасного.
Существа милостью божьей в бело-красном белье;
завтра наши одежды сдадим в костюмерную и станем играть
без суфлера в будке - импровизация приветствуется здесь ...
Слезливая комедия! ..
... может быть, есть ещё что-нибудь, над чем бы поплакать? ...
***
Германия, 1989.
przybyciu z Polski na obcą ziemię. Pierrot utrwalił to w wierszu.
Comédie larmoyante
„W godzinach rozterki i тусклого света
na Golemie oczy swoje zatrzymywał.”
J. L. Borges - Golem
Przekład: E. Stachura
...pierwsza odsłona w tym kraju; pyszna, czerwono-złota,
jak liście na dębach i bukach; wszak to jesień przecież,
a więc nie trzęś się ze strachu, bo może opaść,
a my nie wiemy, co nam ta odsłona przyniesie.
By nie zginąć w tłumie, daj mi Twoje serce. A tutaj masz moje.
Jest nieco za wielkie – weź je w obie ręce i nie gryź, do diabła,
bo nie jest z piernika! Usiądźmy w ostatnich rzędach;
tu nie trzeba śmiać się, kiedy chcemy płakać.
Kurtyna opadła!
Najwięcej braw zebrali prominenci. O, nasze roztargane dusze!
I gdzieżby i na czym tu zatrzymać oczy? Ja na Tobie, Ty na mnie?
Golemy my marne; ani złości w nas dosyć, potworności żadnej.
Stwory z łaski bożej w biało-czerwonych desusach;
jutro nasze stroje damy do lamusa i zagramy,
bez budki suflera – improwizacja jest tutaj mile widziana...
Comédie larmoyante!..
...być może jest jeszcze coś do zapłakania?...
Niemcy, 1989
Ewa Pilipczuk
Czerwcowym schyłkiem
Lipa w zapachu miodu tonie
w opłotkach sennie gwarzą malwy
czerwiec upałem głosi koniec
ptaszęcym jutrzniom
inwokalnym
Parują zmierzchy szafirowo
na cienkiej strunie księżyc brzdąka
półmrok rozkłada pościel nową
w obłocznych tiulach
i koronkach
Błądzące myśli pośród komet
w liturgii nocy mają zenit
chór dni powtarza antyfonę
z naszym dwugłosem
ku jesieni
Ewa Pilipczuk,
Эва Пилипчук.
На склоне июня.
Липа тонет в запахе мёда ,
в садочках сонно шепчут мальвы,
июньский жар гласит об уходе
птичьих заутрен
инвокальных.
Сумерки паром исходят лиловым,
месяц по струнам бренчит рассеянно,
сумрак постель готовит новую
облачным покрывалом
кисейным.
Мысли, бродя в бездомном просторе,
в литургии ночи восходят к пассии,
хор дней антифонно вторит
нашему к осени
двоегласию.
Конец бара Якубека
Дождь обежал календарь с августовской паненкой,
посмывал дохлых мух с оконного стекла,
чей от холодной воды расстроенный экран
показывал сумеркам посеревшую физиономию.
Пустое небо залегло на липких столиках,
терялись под пивной пеной клепсидры бутылок.
Размазанная по их стеклу , постарела улица,
когда колпак фонаря свесил слепой череп.
В безделье каменели пара сухих дедков,
следящих как в пепельнице кадят окурки.
Упала большая тишина храмового атриума,
минута молчания по ушедшим пьяницам.
***
Помойка
Распад красив и приманчив, потому что
словно грех, влечёт сладковатым и острым
запахом, манит смрадным секретом
мух и прочих незваных гостей.
Тайный импульс движет материей,
оживляет тело и одаряет формой,
та роится постоянно играющим цветом,
одевает брони хитиновый панцирь.
Масса клубится , теряются контуры,
но по-прежнему бдит незримый шаман,
управляющий миром хаотичной течки
в неустанном чуде воскресения.
***
Последние минуты веселья
Под конец короткой ночи стулья охромели
и застыли, опершись на потные стены.
А оркестр всё играл , не хотел умолкнуть,
хотя его ноты все знали наизусть.
Шторы вспархивали на открытых окнах,
июнь веял своим запахом в смеси с навозом
полей, распахнутых как плебейская книга
о вечно сухом похмелье занудной жизни.
Среди остатков поршества у разграбленых столов
спали останки пьяных собеседников.
Одна пара танцевала, раскачиваясь и кружась,
потому что пришли сюда сами и со своей музыкой.
В конце концов и они пошли восвояси ,
но придут сюда через месяц в субботу.
Потому что отсюда нет исхода, и каждый побег
это петля, которая всегда кончается возвратом.
***
Визит Курносой в деревенскую глушь
Первыми птицы замолчали , сбившись тесно,
спрятались в хлебах или в густой листве.
Вокруг всё замерло, даже лёгкое дуновение
не пошевелило ветвей, когда она пришла.
Куда-то пропала колыбельная мелодия кустов,
погасла узкая опояска полевого ручья.
Бог не хотел отзываться, хотя не мог он не смочь,
так что прикинулся спящим, или и впрямь задремал.
Люди деревни стояли на коленях у часовенки
белеющей среди флоксов возле кооператива.
Но святой, как деревянный – смутно смотрел молча;
он знал, что должное случиться произойдет.
Лишь черный жук навозник в песке торил тропу,
равнодушный к тому что будет, и видел всё это иначе.
Он катил шар перед собой, ибо знал, что ещё
осталась часть дороги туда, где закончится работа..
***
короткие дни
Мороз пишет что-то на стёклах далекой весне
от скуки – зная, что в марте письмо не дойдёт.
Слабое солнце светит сквозь сотни пальцев сосулек,
цепляющихся за за жёлоб, приросших к его жести.
Иногда ветер сыграет несколько шопеновских тактов
на кривой клавиатуре почерневшего забора
для пробы - почувствовать немного романтики
и в пейзаж грязных кварталов вдохнуть тихую красоту.
Напрасно. Дни рождаются неизменно мертвыми,
и белизна снега слишком быстро умирает под сажей.
Тени черных тополей укладываются вповалку;
скоро поглотит их горло долгой ночи .
Только когда надо тьмой рассеется
море звезд, облачённых в чистоту света,
следя за полётом малой искры,упавшей с неба,
увидим частицу Бога сквозь око Иуды.
***
фреска
Растрепал тучам кудри неведомый парикмахер,
взъерошенная грива неба бурно пенится,
опуская водяную тюль по штукатурке
фасадов домов и скользя к земле.
На неспокойном верху ломается свод,
ищет места для себя бездомная ватага
греческих богов, и даже напуганный Эреб
ломится в черном капюшоне на городские заставы.
Плафон медленно опадает чтобы как -то осесть
на высоких колоннах фабричных труб,
среди которых смерть бродит с натруженной косой ,
в окружении семьи пернатых ангелов.
Все святые загубленные святые из агиографий
сбегаются под сияние открытых рынков,
однако в лучах неона никому не получится
найти путь назад, так что они не отлетят отсюда.
Теперь они вместе с нами на повседневной фреске,
где форма и цвет умирают,чтобы вдруг возродиться,
когда мы идем неразличимой для времени чередой
в процессии с ангелом, дьяволом и Смертью.
***
Смерть осени в предместье
Повымерли старые королевы предместья,
съеденные сифилисом или циррозом печени.
Список имён шлюх на гнилых досках
заборов украсил пошарпанный пантеон.
Среди дрянных вывесок закрытых мастерских,
в тенистом холоде Альгамбры стоят нагие
деревья, поздний вечер начал творить
новые главы неписаной саги.
Потому что в подполье сегодня лихая забава;
кто свой, тот принял секретный сигнал .
Порой мелькала крадучись некая фигура ,
как удар, нанесённый втихаря под ребра.
Никто не хотел знать, что холодный ноябрь
заостряет вихри , оттачивал на круге
месяца, который поглядывал сверху
и предвещал городу, что станет больно.
Водка убила всех где-то под утро,
начался день, алкоголь закончился.
улицы спали густо усыпанные листвой,
блестящей подстилкой гончих листов.
***
желание доброго дня
ещё октябрь - облака над городом
лепят на небе странный орнамент.
Ковыляет ветер, толи обувь не по размеру,
толи пьян.
Труба котельной как большой перископ
вырастает из глубины и во мгле прячется.
Сквозь неё видно за матовым стёклышком
спящего бога.
Покупаю день вслепую, беру по его цене.
И эту улицу – мокрую и грустную.
Не надо мне многого, мне бы только
ещё один день.
***
Михал Витольд Гайда
http://pisarze.pl/poezja/11150-wiersze-michala-witolda-gajdy-rekomenduje-jan-stanislaw-kiczor.html
Михал Витольд Гайда родился в 1959 году, умер в январе 2017.
Перевод выполнен без рифм.
Моя верная речь
Моя верная речь,
служил я тебе.
Каждую ночь я ставил перед тобой мисочки с красками,
чтобы была у тебя береза и кузнечик и снегирь,
спрятанные в моей памяти.
Длилось это много лет.
Ты была моей отчизной, потому что не стало иной.
Я думал, что будешь ты также посредником
между мной и добрыми людьми,
пусть будет их двадцать, десять,
или они бы ещё не народились .
Теперь признаюсь , что я в сомнении.
Есть моменты, когда кажется, что я зря растратил жизнь.
Потому что ты речь униженных ,
речь неразумных и ненавидящих
себя, возможно, больше, чем другие народы,
речь доносчиков,
речь помешанных,
больных своей невиновностью.
Но кто я без тебя.
Только школяр где-то в далекой стране,
и success без страха и унижения.
Да, вот кто я без тебя .
Философ такой же как и любой.
Я понимаю, таким должно быть моё образование:
ореол индивидуальности отнимается,
Грешнику из моралите
красный ковер подстелит великая слава,
и в то же самое время волшебный фонарь
бросает на полотно картины людской и божеской муки.
Моя верная речь,
Наверное, только тебя я должен оберегать.
Так что я буду и дальше ставить перед тобой мисочки с красками
яркими и чистыми, насколько возможно,
потому что в несчастье необходимы какой-то порядок и красота.
Berkeley, 1968
Чеслав Милош.
30 июня 1911 родился в Литве выдающийся польский поэт, прозаик, эссеист, историк литературы, переводчик и дипломат. Он был выпускником Вильнюсского университета. В годы 1951 - 1993 в эмиграции. До 1960-х годов во Франции, потом в Соединенных Штатах. В Польше в 1980 году был запрещён цензурой. В 1980 году лауреат Нобелевской премии по литературе . Профессор Калифорнийского университета в Беркли и Гарвардского университета. Он умер 14 августа 2004 года, похоронен в Крипте Заслуженных в Кракове..
( Публикация и примечание К.М.Мантойфеля.)
30 czerwca 1911 roku urodził się w Szetajniach na Litwie wybitny polski poeta, prozaik, eseista, historyk literatury, tłumacz i dyplomata. Był absolwentem Uniwersytetu Wileńskiego. W latach 1951 – 1993 na emigracji. Do 1960 we Francji. Następnie w Stanach Zjednoczonych. W Polsce do 1980 obłożony cenzurą. W roku 1980 laureat Literackiej Ngarody Nobla. Profesor Uniwersytetu Kalifornijskiego w Berkely i Uniwersytetu Harvarda. Zmarł 14 sierpnia 2004 roku, pochowany w Krypcie Zasłużonych na Skałce.
Moja wierna mowo
Moja wierna mowo,
służyłem tobie.
Co noc stawiałem przed tobą miseczki z kolorami,
żebyś miała i brzozę i konika polnego i gila
zachowanych w mojej pamięci.
Trwało to dużo lat.
Byłaś moją ojczyzną bo zabrakło innej.
Myślałem że będziesz także pośredniczką
pomiędzy mną i dobrymi ludźmi,
choćby ich było dwudziestu, dziesięciu,
albo nie urodzili się jeszcze.
Teraz przyznaję się do zwątpienia.
Są chwile kiedy wydaje się, że zmarnowałem życie.
Bo ty jesteś mową upodlonych,
mową nierozumnych i nienawidzących
siebie bardziej może od innych narodów,
mową konfidentów,
mową pomieszanych,
chorych na własną niewinność.
Ale bez ciebie kim jestem.
Tylko szkolarzem gdzieś w odległym kraju,
a success, bez lęku i poniżeń.
No tak, kim jestem bez ciebie.
Filozofem takim jak każdy.
Rozumiem, to ma być moje wychowanie:
gloria indywidualności odjęta,
Grzesznikowi z moralitetu
czerwony dywan podścieła Wielki Chwał,
a w tym samym czasie latarnia magiczna
rzuca na płótno obrazy ludzkiej i boskiej udręki.
Moja wierna mowo,
może to jednak ja muszę ciebie ratować.
Więc będę dalej stawiać przed tobą miseczki z kolorami
jasnymi i czystymi jeżeli to możliwe,
bo w nieszczęściu potrzebny jakiś ład czy piękno.
Berkeley, 1968
Тадеуш Завадовски
Пейзаж перед битвой
и, возможно, войной
сижу за столиком и пью очередную чашку кофе.
смотрю на чистый
листок, на который через минуту, возможно, присядет
заблудившаяся
строка, не думаю о предстоящей войне
или
о запланированной битве. запасы
не подготовлены , укрытия
не обеспечены , мундир ожидает
утюжки. сижу
при кофе, как будто ничего, а вокруг носятся
сообщения
панические или угрожающие попеременно. радио
выключено - не слушаю,
в телевизоре слюнявые политики - я не смотрю.
какой=то военный
пробежал по комнате, выпил двести
и побежал на следующую
позицию. тут водка заканчивается, запасы
не приготовлены,
и эти непрерывные сообщения...
***
Мария моет окна
Мария моет окна . Хочет
увидеть мир Тот настоящий
без ретуши пыли и серости
Немного боится момента, когда встанет перед
прозрачным
стеклом и увидит людей в их реальном
виде с их жестами и гримасами
презрения на лицах И себя
голой и беззащитной
Мария моет окна Еще
взвешивает, хватит ли у неё
отваги, чтобы ловить ускользающие взгляды,
до сих пор скрытые за стеклом или, может быть, лучше,
всё же доверять
искренности их намерений На мгновение
отставляет ведро и тряпку Ещё
не определилась с решением.
Мария вымыла окна Берет в руку кисть
и малюет на стекле улыбающиеся
лица мальчиков и девочек
с косичками
глазами полными детской веры
в людей Она всё ешё
девочка
***
Не говори мне о завтрашнем дне
не говори мне о завтрашнем дне. Это такая условная дата
выдуманная на потребу минуты. все еще длится
сегодня, ещё
долго могу не смотреть телевизор и подсчитывать
падающие
листья с деревьев. есть время до зимы , несколько
месяцев.
потом могут отключить ток.
электроэнцефалограмма покажет прямую,
по которой надлежит перебежать на другую сторону.
А что если завтра не будет, и останусь
с большим знаком вопроса
с вечно открытом от ужаса ртом?
поговори ещё со мной
глазами, касанием руки ,скольжением
волос по щеке. слова Тетмайера
смешиваются с каплями пота на лбу, всё
ближе
к зиме. Листья прикроет белое забвение
в котором
скроюсь вместе с моим муравьем. ношу его
в сердце
как талисман, чтобы защититься от себя.
часы остановились в полночь, и не знаю,
на которой я стороне.
И если вернется Христос -
боюсь, что если Христос вернется, - как
обещал - а у него не будет
того, кто должен Его принять , организовать
референдумы или обсуждения
в группах и подгруппах, проверить,
достоин ли быть Спасителем. проанализировать
происхождение прадеда
и прабабки по всем возможным линиям.
исследовать кости
челюсти цвет волос глаз даже ДНК.
встанут по сторонам
улиц, будут размахивать транспарантами за
или против,и никогда
это не закончится.
И если Христос повернется уходить, я уйду вместе
с Ним.
***
Ночная прогулка
Тёмное горло залива росло как океан ночью
когда идёшь босиком среди белой пены.
Шаги затихали в воде
как усталые птицы
голос задушен завязанным в узел песком
Море к полуночи походит на мертвую
рыбу
размывая берега отбеливая кости
открывая пространство как складной нож
Повсюду тишина завернутая в шарф
приманивает волны к берегу
как птиц в гнездо
Лоб у меня белый и высокий словно мачта
корабля
который вскоре прибудет в порт
на глаза кладу бледные веки
время подкрадывается под них и готовится ко сну
Скоро полночь
после неё придет полнота.
***
Я сижу на террасе и читаю кацпера плуса.
Пролетающий ворон чертит чёрные рефлексы
букв
на желтых страницах в кустах гортензии
спряталась фрида кало.
Она сбежала со страницы 51 и рисует картину
с собой в интерьере
рембо пьяный как обычно играет
кораблём как маленький ребенок
в океане песочницы. какой-то мужчина
объясняет мне что у него тоже есть желтые страницы
на которых однако никто не отважился
написать стихотворение.
толпы собираются. прохожу через их
шрамы
к очередным домам умалишённых. пишу из них
письма убегаю
возвращаюсь еще раз, чтобы понять, что это
дом без выхода.
кацпер протягивает очередную сигарету.
понемногу сгораю. остаётся только
пепел
***
http://www.gazetakulturalna.zelow.pl/index.php/biezacy-numer-3
Кристиан Медард Мантойфель
Выход из Ульро.
Тюрьмы построены из камней закона, бордели из кирпичей религии.
Уильям Блейк (1757 - 1827), «Бракосочетание Неба и Ада»
... мы входили в эти стены, неся вязанки грехов
и снопы благородных надежд; входили наши тела,
не заботясь о месте для душ.
Я оставляю этот город,
возврашаюсь к тебе, ожидающей у ворот,
душа моя, нищенка.
Я оставляю эти стены.
Моя тень выходит со мной, верная, как собака,
с поджатым хвостом, и воистину Бог так устроил,
чтобы ты осталась у ворот, не узнав данной нам правды,
ибо в святыне кустится бурьян,
и дом владыки полон паутины.
С выходящих со мной сорваны одежды,
души сидят у них на руках, их мысли тревожны,
и пути их неузнаваемы.
Я оставляю этот город, душа моя нищенка,
и тень моя пропадёт вместе со мной,
такова её собачья доля,
но если моё оставшееся тело укроет плащом любовь,
тебе отдам я этот плащ в конце дороги,
делая тебя бессмертной ...
Примечание автора.
40 лет тому назад в париже польский эмигрантский Литературный институт издал сборник эссе Чеслава Милоша, озаглавленный « Земля Ульро»... Эти эссе оказали в то время большое влияние на формирование либерального сознания в польском обществе.
Стихотворение это я поместил в тексте моего эссе « Врата Ульро» .
Из Википедии:
Ульро (Ulro) — мир современной Блейку действительности, Ад...
Ульро по Блейку — это мир чистого материализма и заблуждения, самое низкое состояние, до которого человек способен опуститься. Этот мир мучений и страданий .. В нём потерян контакт с Вечностью (Эдемом).
Wyjście z Ulro
Prisons are built with stones of law;brothels with bricks of religion.
William Blake (1757 - 1827) "The Marriage of Heaven and Hell"
...wchodziliśmy w te mury niosąc tłumoki grzechów
i snopy cnotliwych nadziei; wchodziły ciała nasze,
nie dbając o miejsce dla dusz.
Opuszczam to miasto,
wracam po ciebie, czekającej u bramy,
duszo moja, żebraczko.
Opuszczam te mury.
Mój cień wychodzi ze mną, wierny, jak pies
z podwiniętym ogonem i zaiste Bóg to sprawił,
żeś ty została u bramy nie doznając danej nam prawdy,
bo w świątyni krzewią się chwasty,
a dom włodarza jest pełen pajęczyn.
Którzy wychodzą wraz ze mną, są obdarci z szat,
dusze siedzą im na ramionach, strwożone są ich myśli,
i nierozpoznawalne ich drogi.
Opuszczam to miasto, duszo moja żebracza,
a cień mój przepadnie wraz ze mną,
taka jest jego psia dola,
ale, że resztki mego ciała miłość okrywa płaszczem,
tobie oddam ten płaszcz u kresu drogi,
czyniąc ciebie nieśmiertelną…
Tak starliśmy się w "drugim obiegu" dać tę książkę czytelnikowi w kraju w roku 1981. Miłosz był na indeksie. A dzisiaj?..
Christian Medard Manteuffel (Krystian Medard Czerwiński)
Всё не так, как быть должно .
(...), какое нас время вспомнит снова,
погребённых в клише былого? ?
Ежи Томашкевич (1944-2001) - Романтический бунтарь сегодня
... всё не так, как быть должно,
на белом штандарте разбросаны
некогда стройно выписанные кровью буквы.
Голос Божий не слышен в какофонии лжи.
Увядают букеты стихов написанные для свидетельства правды.
Кормимся падалью тех, давно забытых,
восставших в своём величии и уничтоженных собственной гордыней ;
из руин выкапываем их тени, дописывая им славу и деяния.
Каемся, чтобы из сибиллиных родников черпать сладкие соки ,
текущие из источника, в который мы хотим верить,
пока песок клепсидры не засыплет нам мозги.
Так какое время вспомнит о нас?
Не помнящие истории в фатуме розни, от Бога ждём
руки поддержки, чтобы поднявшись, снова предаться раздору;
слишком поздно страх пронизывает нас и хочется не упадать на колени, но проклинать ...
Ежи Томашкевич.
Романтический бунтарь сегодня (фрагмент)
брошенные на съедение модам...
тащим судьбу – пустую свободу
юность минует нас, как прохожий
Что нам осталось? только это,
горечь глотать холодного лета
вынюхивать, что с другими творится,
пряча в незаметности лица ?
какое время вспомнит снова
нас, погребённых в клише былого?
или исчезнуть нам с бурею шалой?
юность минует нас , облако -жалость
Jest nie tak, jak być miało.
( … ) jaki czas o nas się dopomni
nie wywołanych z klisz historii?
Jerzy Tomaszkiewicz (1944-2001) - Romantyczny buntownik dzisiaj
...jest nie tak, jak być miało,
na białym sztandarze rozsypane,
niegdyś spójnie krwią wypisane litery.
Głosu Boga nie słychać w kakofonii fałszów.
Więdną bukiety poezji pisanej na świadectwo prawdy.
Żywimy się ścierwem tamtych, dawno zapomnianych,
powstałych z ich wielkości i zatraconym z własnej pychy;
z ruin wygrzebujemy ich miraże dopisując im chwałę i czyny.
Kajamy się, by z sybillińskich źródeł czerpać słodkie soki,
płynące z krynicy, w którą chcemy wierzyć
ciągle jeszcze, zanim piasek klepsydry nie zasypie nam mózgów.
Lecz jaki czas o nas się dopomni?
Niepomni historii w fatum niezgody od Boga czekamy
na podanie ręki, by podniesieni znów oddać się waśniom;
za późno strach nas przenika i chce się nie klękać lecz zakląć...
Christian Medard Manteuffel (Krystian Medard Czerwiński)
Romantyczny buntownik dzisiaj'
Jerzy Tomaszkiewicz
rzuceni na pożarcie modom [...]
dźwigamy los- jałową wolność,
młodość nas mija jak przechodzeń
co nam zostało? łykać gorycz
wcześnie zwarzonej letniej pory?
wietrzyć co inni w świecie ważą
opustoszałą z pąsów twarzą?
jaki czas o nas się dopomni
nie wywołanych z klisz historii?
jak durna burza porwie z sobą?
młodość nas pomija- gorzki obłok
Болью одарила недобрая мать-природа
тех, что шепчут, а мог быть бы громче ропот,
чтобы жаловаться, голосить, и добиться чего-то;
замкнуть слова в каденции и пространство в тропе.
Иногда отзывается беспокойное эхо
(чего-то, что уже умерло в полном забвении)
и монолог становится слабоватой утехой,
а диалог завяжется, но увянет в другом измерении.
Из-за такой боли и неловкость мысли,
от чрезмерной сдержанности обрываются нити,
так что смысла даже ночью не понять, не выснить,
(от моносиллаб тянет холодом , в слова трудно соединить их).
Невербализованная мысль ничего бы не означала,
слова всегда в конце чего-то и чему-то начало.
Rozmowa
Przekornie obdarzyła w ból, matka natura
Te postaci co szepczą, a mogłyby głośniej
uskarżać się, zawodzić, lub aby coś wskórać;
zamknąć słowa w kadencję i przestrzeń w przenośnie.
Czasami się odzywa niespokojne echo
(czegoś, co już zmartwiało w pełnym zapomnieniu),
i monolog zostaje niepewną pociechą,
a dialog się zasupłał i w inny świat przeniósł.
W takim bólu znajduję nieporadność myśli,
w zbytniej powściągliwości, nie trafianiu sedna,
że sensu nawet nocą nie pojmiesz, nie wyśnisz,
(z monosylab chłód ciągnie i trudno je zjednać).
Niezwerbalizowane myśli nic nie znaczą,
Słowa mogą coś kończyć lecz mogą też zacząć.
Julian Tuwim
Moment
W szarym oknie sklepiku stała srebrna trumienka,
A przed szybą - maleńka, biedna, chuda panienka.
Zapatrzyła się w okno, w swoje nikłe odbicie
I w trumienkę śmiertelną, i w nieżywe swe życie.
I nie patrząc, patrzała; i nie wiedząc, wiedziała;
I na morzach płynęła, i pomocy wołała!
Юлиан Тувим.
Момент.
В серой витрине лавки стоит серебряный гробик.
Девчушка – бедняжка, худышка, стоявшая обок ,
Смотрела в окно, в отраженье себя узнавая
И в гробике смертной , и в жизни уже неживою.
И не глядя, смотрела , и не ведая, знала,
И морями плыла, и на помощь взывала!
Bolesław Leśmian - Znikomek
В тенистом безладе жизней Зникомек блуждает вприскочку.
Один его глаз голубой, другой – тёмно-карий, и ,значит,
Не видит он мир одинаково,- каждым глазом - -иначе,
Не знает, реален какой-то из них, или иной, - заочный ?
В груди его две таятся души – одна в небесах влачится,
Другая скитается на земле. Любы ему две дивчины:
Та - чёрная – вечному сну цветному старается научиться ,
Та - светлая - саван воздушный ткёт для мёртвой долины.
Какую из них он любит всерьёз? Злы тропы! – Глубокие воды! -
Обрывы! – Призывы! Однако в ответ ему только эхо хохочет! -
Перепутаны страхом сады, и во мрак торопливо уходят !
А в руках его - жизни обилье, а в очах его - крошки ночи!
И мгла на губах дивчины , разогрета мечтой румяной ,-
А цветы глядят друг на друга - а смерти к смертям теснятся!-
Зникомек кусок съел неба и взбивает мутовкой рьяно
Тень свою с тенью берёзовой рощи . Березы шумят и снятся...
http://polska-poezja.pl/lista-wierszy/160-boleslaw-lesmian-znikomek
Войцех Касс (р.1964.)
СМЕРКМ
Мы на веранде в креслах плетёных сидели,
вино убывало, и разговоры, и смех...
холод пришёл от пруда, дохнул, она тогда– ох ! -
как сомлела. Это мягкое было как смерк.
Холод
шёл от воды, будто зверь с мокрой шерстью...
снял кто-то панаму, махнул рукою ,
сказал : эхх ...
падали сливы, крепкие как кулаки , в садах окрестных...
она никому шептала: откуда, ну откуда тот
смерк.
Она
даже запела, но голос её был настолько
слабым,
что чей-то сон из глубин песню иную поднял наверх :
у смерка, когда он улыбается, не
молочные зубы,
зуб вырастает молочный когда улыбается смерк.
2015
ШОПКА
( вертеп)
- А
вот представление сумерек
которые догорают; в руке Рыжего
влажный «спорт» и «золотой ранет»
рядом стоит Копа и нет у него шести
злотых
на « яблоневый цвет». Пишет он
палкой на песке шесть (словом)
- А это сумерки; они день
вымарывают в своей тетрадке.
Так они оба остались, застыли
как ослики в яслях кустарника,
не пугая ни снегирей, ни белок
- А вот это белоягодник,
шариков
у него дополна, они
стреляют как пистоны; насыплем,
насыплем вам ,хлопцы, шариков
в этих сумерках, как ранеток,
золотом
припорошённых.
- А это шесть злотых звенят;
не бойся, Копо, а ты, Рыжий, лети
стремглав за «яблоневым цветом».
03/12/2015
( Золотой ранет и Яблоневый цвет – дешёвые плодовые вина)
ПЁРЫШКО
Той ночью я был многократно
одинок, такого одиночества не подавляет
яркость дня, не спугивает трясогузка
и пчела, которая заблудилась.
Подсолнечник склоняет голову,
солдат идет напрямик и поет
в хоре сосен : ах, перепёлка ,
в лесничестве Пране перепёлка.
Будьте реальными,
ты , одиночество, и ты, заблудшая пчела,
солдат, и ты, голова подсолнечника,
сосна uranio, в лесничестве перепёлка,
будь реальным
как тишина и дремота под березой,
как сок твоего пугливого сердца, пёрышко;
на кого падёт тому и кусок
перепадёт. Собираю соседей
на пир, подаю мед великолесной,
хлеб ржаной, малину и ягоды в сметане,
умело наливаю вино как
слуга последнего из садов.
Какой же он сегодня ранний, утренний
и все ,что в нём есть это не
напоказ, не для ничего.
Кто созывает? Где созывает?
Она : телевидение питается трупами,
Он :телевидение созывает на пир людоедов,
и когда на экране доедают поэтессу,
обнюхивают певицу,
найденную утром в ванне
голой, камера наезжает на ребенка,
тот не плачет, у него холодные ножки .
Старые люди говорят:
наступает конец света. В руке они держат
поводки, поводки держат ошейники,,
ошейники собак, а собаки старых
людей, которые выходят
на улицы с телевизором в голове
и всем повторяют как безумец безумцу:
будет конец, непременно.
2015
(Лесничество Пране – место, где любил бывать К.И. Галчинский)
http://poecipolscy.pl/poezja/prezentacja/wojciech-kass/
Пётр Мюльднер-Нецковски
прыжок
Когда он прыгнул на гигантское расстояние
на сто с лишним метров побив мировой рекорд
его имя упоминали по любому случаю
Но когда его спросили, что он думает
о жизни и смерти и голосовании за лидеров
настала мертвая тишина отключились все радио
телевизоры и экраны в кинотеатрах погасли
телефоны и компьютеры потеряли соединение
и только люди ропщут и шепчутся о том
что слышали ничего не слыша потому что слышали то
что он сказал а сказал он то что для всех
и так нормально и очевидно
как общие застолья во множестве домов
везде они нешумные - только о том земля дрожит
а они там в электронике ничего не говоря молчат
о нас о нашей семье и о твоей тоже
не хотят семьи
Парус без корабля
Мы стояли на берегу а как будто на лодке
так колебалась земля
так ветер трепал нас
ты в белом как на свадьбу
я в черном как на похороны
обнявшиеся в четыре наших руки
чтобы согреться
мы плывем - уже далеко от земли
и до земли тоже не близко
но все ближе голубизна
пока не оставляем всё позади
чем выше тем яснее видим
лодку внизу которая тонет
перегруженная криками
злобы и ненависти
http://pisarze.pl/index.php/poezja/12941-piotr-mueldner-nieckowski-wiersze-2.html
НЕВИДИМЫЙ
Мужчина после 60-ти
становится невидимым.
Конечно, не сразу
и не для всех
Сначала исчезает его лицо
кто-то заденет его на улице
кто-то улыбнётся в трамвае
доброжелательно но сквозь него
А потом исчезает его тень
то что он сказал и то что он написал
столько писем всему миру
Он чувствует вокруг себя холодную пустоту
чувствует её в себе
Гораздо дольше видят его ближние
дочь, даже из другого города
не уверена но иногда
бросает в телефон несколько слов
(Когда бросаешь грошик слепому,
тоже непонятно как улыбаться).
Дольше всех видит его жена
сама невидимая уже много лет.
АВТОБУС ПОЛНЫЙ СТАРЫХ ПОЭТОВ
попутная
импровизация
Автобус старомодный как русский романс
шатается по улицам городов
каждый из которых провинциален
и лежит над серой польской рекой
Бродящий по стране салон старых поэтов.
Первый день весны
это день воскресения из мёртвых.
Критик рафинированный потому что весь
из прошлого века,
Лауреатка награды молодых
с момента когда после той войны
поэты осмелились писать снова,
Король поэтов против традиции старый
словно живёт уже второй или третий раз
должен,, - говорит он, - до сих пор нет преемника.
Они поют не открывая рта
просто глядя в глаза друг другу,
Они танцуют не вставая с места
целуются не из любви
а только чтобы мир был прекрасней.
Они говорят ни о чем -
- из-за их возраста
они не боятся уже ничего
Мы - как все
одетые по горло
в элегантно подогнанные
рассказы о молодости
серебряные пуговицы шуток пощёлкивают как какстаньеты
шарфик красных слов
заслоняет горло даже уста- -
Только руки
искренние
обнажённые
сплетаются
потеют
подавляя крик
потому что руки не кричат
СТАРЫЕ ПОЭТЫ В ПАРКЕ ИЛИ ГДЕ-ТО ВРОДЕ ТОГО
Автобус с поэтами останавливается в парке или где-то вроде того
зелено немного серо здесь и как-то
странно
Не то большой цветок не то фонтан
или одно и другое
скорее клумба или логово
заросшее для маскировки мхом
или чем-то подобным
над ним
камень и выглядит как ангел
или вроде того
Никто не выходит но сразу же после них приходят
с цветами и свечами и чем-то таким
- это не парк ведь это кладбище
Они будут читать мертвым?
- Нет, мертвые всё уже знают
однако по большей части молчат
разве у кого-то
выпадет удачный день
и подбросит тему для стиха
Так что они помолчат о разных вещах
особенно о тех наиважнейших
В конце пожмут руки
или как-то иначе
до свидания
уже недолго
в сравнении с вечностью
Посмотрят в глаза
скривят рот в улыбке
прежде чем рассыпаться
Это нужно и тем и другим
без этих встреч нет поэзии
Автобус сигналит
Кто-то из тамошних попался без билета
отъезжаем в реальность
или куда-то вроде того.
http://pisarze.pl/index.php/poezja/12929-wiersze-tygodnia-bohdan-urbankowski.html
Кристиан Медард Мантойффель
Любовники колдовской поэзии...
(Их последнее убежище у могилы Фредерика Шопена)
Этот текст основан на материалах форума немецкой литературной ассоциации Эльзе-Ласкер-Шюлер-Gesellschaft, которая проходила в актовом зале университета Вроцлава на 12-19 октября 2003 по случаю семидесятой годовщины гитлеровской акции сожжения книг противников зарождающегося национал-социализма. Тогда и во Вроцлаве пылал такой костёр. Я приехал в Вроцлав с немецкими коллегами, которые извлекали из пепла имена «сгоревших поэтов. Мы сделали выставку книг, которые люди спрятали от нацистов. В заметном месте мы представили по фотографии гробницы Фредерика с примостившимся у его подножия скромным надгробием ...
... действительно, загадочно выглядит старое черно-белое изображение этих двух могил. Евтерпа с помпезной мраморной гробницы Фредерика, кажется, читает эпитафию на скромной могиле у его ног:
Je n'aurais pas duré plus que l'écume
Aux lèvres de la vague sur le sable
Né sous aucune étoile un soir sans lune
Mon nom ne fut qu'un sanglot périssable
Ci-git Jean-Sans-Terre
И имена : Иван Голль - Клэр Голль.
Клэр Голль выбрала эпитафию из франкоязычных баллад Ивана под названием „La chanson de Jean sans terre”. . Вот перевод этих строк по версии, опубликованной впоследствии на немецком языке:
(Я был не дольше
Пены после волны на песке
Под какой-то звездой безлунной ночью
Мое имя было только мимолетным вздохом.)
Jean Sans Terre ( Иван без Земли))
«Ничего больше, чем мимолетный вздох ...». Когда ушёл Шопен, Роберт Шуман сказал: «Душа музыки пролетела над миром.»
Евтерпа вздохнула, когда лопнувшая струна её лиры издала последний звон, и уснула, склонившись ...
1. Когда я это пишу , подходит к концу в Польше Шопеновский год, миновало 17 лет с момента этой встречи во Вроцлаве, когда во время форума нашей ассоциации в Университете Вроцлава, наши гости были удивлены фотоснимками соседних могил. Передо мной лежит книга Юргена Серке Die verbrannten Dichter (Сожжённые поэты )- труд посвящённый антифашистским художникам и попыткам стереть их имена из истории европейской литературы . Она из книг, которые всегда со мной в моих скитаниях между Польшей и Германией. Эта книга привела меня немного позже, в 1990 году, в немецкую литературную ассоциацию, Общество Эльзе-Ласкер-Шюлер. Председатель ассоциации открыл для меня весь архив. Имена Ивана и Клэр Голль были видны на нескольких толстых папках ,обозначенных как и название книги Юргена.
Что касается эпитафии - Jean sans Terre , то есть Джон Безземельный : Голль был в вечном поиске убежища. Его работы опубликованы под различными псевдонимами. Наиболее распространенные из них Iwan Lassang, Tristan Torsi, Tristan Thor, Jean i Hans, самое последнее немецкое издание его стихов вышло под псевдонимом «онемеченным» Iohann Ohneland.
Иван Голль родился в 1891 году во французском городе Сен-Дье, который в 1871 году вошёл в состав Германской империи и в школах ввели немецкий язык в качестве языка обучения. В 1914 году Иван оказался под угрозой призыва в немецкую армию и участия в войне против соотечественников. Он бежал в Швейцарию. Кроме того, как он сам писал, судьба сделала его евреем» .
Еще до прибытия в Лозанну он выпустил свои первые - экспрессионистские - произведения, написанные на французском и немецком языках. В Германии, где милитаристский угар был обычным явлением, он чувствовал себя одиноким. В Швейцарии уже были другие писатели, связанные с пацифистской идеей, среди которых Стефан Цвейг, Карл Стернхейм, Франц Верфель, Герман Гессе. Был также Ромен Роллан, вокруг которого были сосредоточены французские пацифисты. Парадоксально, но, многие из этих творческих пацифистов возлагали надежды на идеи социальной справедливости – приносимые ветрами русской Октябрьской революции. Они мечтали о «большой весне», которую должна была принести Мюнхенская революция. Но, конечно, это были всего лишь мечты.
Клэр прибыла в Швейцарию после начала войны. Она эмигрировала в Швейцарию от войны в 1916 году , у неё уже был за собой неудачный брак.Она начала обучение в Женеве, была активным пацифистом, работала в качестве журналиста. Через год она встретила Ивана. Они сблизились на нейтральной территории , они полюбили друг друга. Но после опыта неудачного первого брака Клер не согласилась, однако, формализовать отношения.
Но годом позже она встретила Райнера Мария Рильке. Раздвоение чувств на двух партнеров оставило след в ее работе, как и в поэзии Рильке. Он был на пике своей поэтической славы, когда писал 27-летней Клэр: Как это красиво, когда одно сердце поднимается над другим, и не в первой четверти его, но, как месяц в ночь полнолуния... Он называл её Лилианой. В 2000 году переписка между двумя влюбленными дождалась книжного издания под названием « Я очень скучаю по твоим голубым письмам». Первое письмо из опубликованных в этом томе датировано 17-м ноября 1918 года ,оно было написано в Мюнхене. Рильке отзывается в нём на стихотворение Клэр, которое им было уже получено и договаривается о встрече ... «Вчера это было, увы, слишком поздно, а теперь ожидается визит моего друга, так что я не могу выйти, но было бы хорошо, если бы я мог ждать Вас у себя . Как Вы пожелаете , сразу после обеда или около полудня, или позже, к чаю. Могу ли я просить Вас (...), ответить по телефону (33313), чтобы я мог лелеять надежду на Ваш приход сегодня?». В одном из последующих писем Клэр пишет Райнеру: ... «Я хотела бы эту чуждую комнату немного согреть. Я хотела бы положить немного красного на стены перед Твоим приходом. Я не хотела бы допускать дождь до Твоей души! Только солнце для драгоценных камней Твоих глаз! Желаю Тебе тысячу лет одиночества! И большой голубой дружбы с ящерицами ! Ах, нет ничего, чего бы я Тебе не пожелала!. У меня болят руки после вчерашних ласк ...» В одном из многочисленных стихов, написанных Клэр, Райнер, кажется, шепчет своей возлюбленной в объятьях:
Laß uns in der dunklen Süßigkeit
Nicht der Tränen Richtung unterscheiden.
Bist du sicher, daß wir Wonnen leiden
Oder leuchten von getrunknem Leid?
(Оставь нас в этой сладкой темноте / не разделяя наши слезы. .Убедитесь, что мы страдаем наслаждением, / Или мы лучистым напоены страданием?)
А ведь годом ранее Клэр клятвами любви обменялась с Иван Голлем : …Ich will immer neben dir gehen, ganz gleich, wie dein Weg sein wird. (Я хочу идтти рядом с тобой той дорогой, которая будет твоей.). И Иван : ...ich bin dein, auch wenn ich gestorben bin. (... я твой, даже если я умру.)
*
Автору упомянутой выше книжки, Юргену Серке, посчастливилось найти героиню своей работы, Клэр, за два года до её смерти. Ей было уже 85 лет, и жила она одиноко в Париже в доме без лифта. К её жилищу вело 100 ступенек лестницы. Как пишет Серке, её союз с Рильке длился два года. Он распался, потому что не могло быть иначе. Клэр поведала Серке о ситуации между ней, Рильке и Иваном: : Иван хотел сразу же иметь ребёнка как плод великой любви. Клэр не соглашалась. Но забеременела она от Рильке. В свою очередь уже Рильке совсем не хотел детей.. Она избавилась от ребёнка. Вернулась к Ивану. Вместе выехали в Париж..
Жила в одиночестве в Париже? Увы, да. Все, которые составляли её мир, отошли.Её окружали памятные вещи, письма, фотографии, книги, картины.
Великие артисты, жившие в её время, восхищались ею, любили, её рисовали, писали о ней, для неё и ей...
В 1917 году модернистский немецкоязычный литературный журнал "Действие" выходящий с 1911 года,и представляющий свободную политику, литературу и искусство, посвятил целый номер поэзии Ивана Голла. Клэр написала обширное введение. Ранг журнала упрочил их положение в литературной среде..
По окончании войны они выехали во Францию. В 1919 году они поженились. Их выезд во Францию был в условиях новой действительности очередной эмиграцией, как оказалось, теперь бегством от активно возрождающегося немецкого национализма. В Париже они оказались в группе решительных противников фашизма. В их доме гостили среди других Андре Бретон, Поль Элюар, Марк Шагал, Пабло Пикассо, Ханс Арп, Джеймс Джойс, и другие выдающиеся писатели, художники, интеллектуалы тогдашней Европы.
В своих произведениеях Иван и Клэр никогда не отождествляли себя с какой-либо нацией . В письме к Владимиру Маяковскому от 5 июля 1924 года Иван Голль подчёркивал: Я пишу по-немецки и по-английски, но принадлежу Европе.
Война оставила на них обоих болезненные следы.Это показывают эссе Ивана, общие сборники их любовных стихов.В них трудно различить, из-под чьего пера выходили строфы. Теперь они писали в основном по-французски. Мотив любви и вечной непрестанной дороги проявляется в особенности у Ивана, как в его поэзии, так и в эссеистике. Как хотя бы в прекрасном ранне-экспрессионистском стихотворении «Караван тоски».
Нашей тоски долгий караван
Не найдёт никогда оазиса, где тень и нимфы!
Любовь выжгла нас, птицы страдания
Расклёвывают неустанно наши сердца.
Ах, мы знаем о холодной воде и о ветре:
Всюду мог быть Элизиум!
Но мы бредём, бредём в постоянной тоске!
Где-нибудь кто-то бросается из окна,
Чтобы поймать одну из звёзд, и умирает для неё,
Кто-то отыскал в паноптиконе
Своё исполненную мечту и полюбил её-
Только эта огненная страна сжигает наши алчущие сердца,
ах, и хотя бы Нил и Ниагара текли через нас
насквозь, мы кричали бы, что ещё более алчем!
( С польского перевода с немецкого. ЛБ)
Счастливая пара! Клэр и Иван. Они пишут друг другу любовные стихи. Они живут любовью. Они дышат любовью. Нежная, рыжеволосая Клэрс огромными глазами, была заманчивым объектом для многих художников вокруг нее. Андре Мальро пытался быть всегда рядом. Херварт Волден стучался упорно в закрытую дверь. Франц Верфель и Одиберти были там же. «Счастливая пара?» -задумалась Клэр в позднем разговоре с Серке. - Я думаю, что надо быть благодарным другому человеку за боль, которую он причиняет тебе. Существует ли счастье? Мы знаем о совместно пережитом счастье только в воспоминании. В позднейшей жизни.
*
Будучи с друзьями в Берлине , Иван познакомился с Полой Людвиг. Ему было тогда 39 лет. В 1932 году в немецких книжных магазинах появился сборник её любовных стихов под названием « Тёмному Богу» . ... Я посылаю тебе эту песнь- писала Пола Ивану :
Я могу играть только на флейте
и только пять тонов
Когда ты на моих губах,
караван возвращается домой,
и темные скопления птиц,
к пристани гребут рыбаки,
и в ароматах Востока
возвращается вечер.
Прислонившись к стволу клена
в тени плюща,
я посылаю тебе эту песнь.
В стихотворении появляется хорошо известная из стихов Голла тема каравана. Метафора передаёт ощущение вечного бегства в воображаемый оазис тоски...
Темный Бог, Иван Голль, после знакомства также публиковал стихи, посвященные Пауле, но под псевдонимом. Теперь Его терзало раздвоение чувств, которое испытывала Клэр ранее в период любовной интриги с Рильке. Запутавшись в чувствах к двум женщинам, которых он любит, Иван описывает в своих письмах Клэр свою любовницу как странный тип крестьянки, дочь гробовщика, будто из дерева выстроганная голова... но с чувствительной душой. Через три года Голль собрал стихи, посвященные Пауле, и опубликовал на французском языке в сборнике « Малайские песни». Литературная критика прияла эти стихи за подлинные малайские песни и сравнивала их с песнями Соломона и Сафо.
Голль отправил из Берлина Клэр в Париж и сборник стихов Паулы, посвященный Темному богу...
Человек, который в этой книге воспет, был заколдован, он не сделал ничего другого, кроме того, что был.
Клэр ответила: Мужчины такие гордецы ... И кто из них имеет достаточно силы, или отстранённости, чтобы в конце концов не посчитать себя царём или богом, когда его таким образом возносят до небес? Так же и я пела тебе, но позже, когда уже мы вместе прошли через годы.Теперь я молчу. Я жду тебя с бесконечной нежностью.
Она не только ждала его возвращения – она боролась за Ивана. Она слала ему письма полные понимания и с чувством тяжести собственной вины ... будь счастлив, насколько сможешь. Однажды ппопыталась покончить с собой. Была спасена, но оставила прощальное письмо для него, в котором просила: « Хотя в эти минуты я прощаю тебе всё,но прошу одного: не живи с Паулой Людвиг, ты не можешь делить жизнь с кем-то, кто тебя украл у меня.»
Мечтания Ивана о существовании « Страны без боли»закончилось холодным выводом: такая двойная жизнь означает двойное одиночество.
Вечно влюблённые заколдованы в поэзии? Или же влюблены в заколдованную поэзию? Хотя сегодня эту пару поэтов мало кто знает в Германии, однако было время, когда они были без сомнения признаны в Германии как немецкие поэты. Для немецких нацистов они были только предателями. Когда в мае 1933 года был составлен список литературы, враждебной духу великого немецкого народа, не забыли и о тех двоих. Они были в самый раз для горящих штабелей. Это было 10 мая 1933, когда Германия Адольфа Гитлера решила убрать из сознания своего народа целое поколение писателей, чьё творчество не соответствовало нацистскому пониманию немецкого духа. Пламени были преданы книги почти всех немецкоязычных авторов ,не смотря на их имена и ранги. Книги жгли везде, где были университеты и высшие школы. Профессора освящали это событие торжественными речами. Студенты бросали книги в огонь.В ритуальном обряде утвержденных Геббельсом пропагандистских лозунгов, призывающих к сожжению, были упомянуты те, кто ненавидел нацистов. Такие, как Иван и Клэр. Гитлер искал жизненное пространство для своих сверхчеловеков также и за западной границей. В этой ситуации не было лля пары влюблённых поэтов поэтов места и во Франции. Они попали на последний корабль, отплывавший в Америку. В Америке уже через год Иван Голль настолько овладел английским, что мог писать на этом языке ... Они первоначально жили как студенты. Затем Иван нашел работу в американской информационной службе. Свои работы на французском языке он публиковал во франкоязычных эмигрантских журналах .Вскоре они вошли в круг других лиц, ищущих убежища.
Это не было убежище его мечты. Если вообще убежище может быть мечгой жизни.
(Иван писал:
Продай смерть, купи за неё эвмениду,
Перепродай свободу,
Выкупи мечты, перепродай,
Продать, купить, купи, распродай.
Куплю Манхэттен, подмигну,
И куплю чары бессмертия,
Поскольку блеск песка теряется в темноте,
Камень уже мечтает о своем превосходстве).
( подстрочник)
Ему не нравилась мишура американского капитализма, но гораздо более мучило сознание триумфа зла на его родном континенте. Некоей немецкой журналистке, которая ещё мечтала, что наступит чудесная перемена в её краю, он не пожалел горьких слов: Вы защищаете сегодня немцев с тем же запалом, как и демократы в 1933 году: позвольте Гитлеру править, пусть покажет что сумеет. Даже Чемберлен говорил о хороших немцах. Может быть. Но эти добрые немцы постоянно имеют злых тиранов, которыми восхищаются и позволяют им править.Для мира всегда есть одна и та же угроза, которой надо опасаться, это немецкая угроза... Эта немецкая угроза существует неизменно тысячу лет. Это мысль о создании « Всемирной немецкой империи»
Голля одолевают слабость и усталость. Столько печалей всего мира терзают меня, - жалуется он. Он был смертельно болен, что старалась скрыть от него Клэр.
Когда американские врачи нашли у Ивана лейкемию, Голли вернулись в 1947 году в Париж, который после окончания войны был другим, чужим. Не было уже того художественного сообщества, в котором они имели своих верных друзей ; многие из них остались в эмиграции, некоторые погибли на войне или в концлагерях. Болезнь Ивана сделала Клэр сильной независимой личностью. Но её самоотверженность не могла уже ничего изменить. Десяток молодых писателей и художников отдавали свою кровь для него. «Lasst Mich Alleine mit meinem Tod = laissez-moi seul avec ma mort! - попросил он по-немецки и по-французски.- (Оставьте меня наедине с моей смертью!)
Иван и больной не переставал писать . В своей работе он вернулся к немецкому языку, как будто в свободу. В письме из больницы Альфреду Дёблину он пишет: После двадцати лет я вернулся к немецкому языку с таким наслаждением для памяти, право, с бьющимся сердцем. Но это не язык крика и демагогии; это язык, в котором возникли строфы самой прекрасной поэзии.
Иван просил Клэр уничтожить все его творения, и оставить только то, что он писал во время болезни. Клэр, однако, не выполнила эту просьбу. На кладбище Пер-Лашез, у подножия могилы Фредерика Шопена, Иван нашёл своё последнее прибежище 27 февраля 1950 года. Клэр не примирилась с его отсутствием. В окружении его произведений и памятныех вещей своих друзей, она прожила ещё 27 лет. Она не вернулась в Германию, где мало знают о ней.
В конце концов, ничего не изменилось. Снова кто-то бросится из окна за своей звездой, у