Николай Коновской


Детство

ДЕТСТВО

Таинственно и немо
Плывут издалека
По утреннему небу
Седые облака.

Отрада и остуда,
Купая дерева, –
Течёт, ещё покуда
Живая Калитва.

В сухом полынном свете,
Гляди, – на пол земли
Простёрлись лесостепи,
Холмы и ковыли.

Текут года неслышно,
Лишь ветер голосит,
Да в поднебесье хищник
Недвижимо висит…

Что сгинуло, сгорая,
Пропало на корню,
Как детский отблеск рая
В душе своей храню, –

Не выдумки и бредни,
А потаённый схрон,
Как верный мне, последний
Оставшийся патрон.

Проза

ПРОЗА

Уже не ветер у виска,
Не девственные розы,
А одиночество, тоска,
Докучной жизни проза.

Готов, а всё-таки боюсь
Того, Кто ставит точку...
Запрусь, слезами обольюсь
Над "Капитанской дочкой".

Взметённая зловещим ветром горсть...

ВЗМЕТЁННАЯ ЗЛОВЕЩИМ ВЕТРОМ ГОРСТЬ

Ни слёз, ни дерзновения, ни страха,
А то, что возмущалось и рвалось –
Земного обессилевшего праха
Взметённая зловещим ветром горсть.

Так!.. Смерти нет –
Есть вечное движенье,
Сражение –
За тех, кто нас простил…
Есть зной, есть хлад, есть мука сопряженья
С землей, водой, мерцанием светил!

В блеске грозовом

В БЛЕСКЕ ГРОЗОВОМ

В дали вперился тяжёлый
Конский трепещущий взгляд.
Нивы, селения, долы
Насторожённо молчат.

Низко склонясь над дорогой,
Тучно-белёсая сплошь,
Вся – затаённой тревогой
Дышит созревшая рожь.

Запах горчащей полыни
Сердце берёт в оборот…
Чуешь ли, как по равнине
Что-то громово грядёт?

Нежити зрак бы недужный
Ветром прогнало с полей!...
Как напряжённо и душно
В неосвежающей мгле!

… Вот их, мятущихся арок,-
Сонмы, бушующий лес!..
Вырвал из темени, ярок,
Всеосвещающий блеск

Птичьи молящие крики,
Слёзы ликующих роз,
Лица – небесные лики –
Простоволосых берёз!

А жизнь - проста...

А ЖИЗНЬ – ПРОСТА…

… О чём – о тайнах бытия?
О жизни прожитой, пропащей?
Вселенная; в ней – ты да я,
Да ветер, с моря заходящий.

С рукой сплетается рука,
Вплетаются в надмирность горы.
И ты пьяняща и сладка,
Как солнечный глоток кагора.

Край горный дикий – чем не рай!
Над пропастью зависла птица.
Дыши, блаженствуй, обмирай:
Всё это – вряд ли повторится…

Причерноморская сосна.
Расплавленной смолы потёки…
А жизнь – проста, а не сложна,
И благостна, а не жестока.

Как живо всё!

КАК ЖИВО ВСЁ!

Ещё, стихая, гром грохочет глухо;
Огнём пугливым вспыхивает высь.
А мирную обитель сна и духа
Тревожным светом наполняет мысль.

Открылся час короткий послегрозья:
Утихший ветер, мирные лучи!
Как живо всё – тяжёлой ржи колосья,
И облака, и быстрые ключи!

И ты, седой, с душою легковерной,
Стоишь в стозвонной свежести дубрав.
И мысль твоя – что значит во вселенной
Шумящих листьев и блаженных трав?..

Смертная боль ни о чём

СМЕРТНАЯ БОЛЬ НИ О ЧЁМ

Поздно быть даже бомжом,
Пить для здоровья боржом,
Слушать команду «аврал!».
Кончено: ты проиграл.

Год, ускоряющий год,
Канул, и этот пройдёт
Словно приснившийся сон, –
Мудрый сказал Соломон…

Быт обустроим, потом
Долгую зиму с котом
В ветхой сторожке вдвоём
Как-нибудь переживём.

Будем, – коль велено жить,
Бережно в сердце носить
Бьющую вечным ключом
Смертную боль ни о чём.

Когда светлее дня ночная тьма

КОГДА СВЕТЛЕЕ ДНЯ НОЧНАЯ ТЬМА...

…Так опасайся празднословить впредь,
Теперь ты понял, что такое смерть:
Ни сил души, ни образа, ни мысли,
Лишь рваный огнь грохочет вдалеке, -
То чья-то жизнь на тонком волоске
Над беспросветной бездною повисла.

Под души пожирающим огнём
Сменился век иль день сменился днём
Ещё одним – в безумной круговерти.
Как не свихнуться в мире сем с ума,
Когда светлее дня ночная тьма
И жизнь сама – подобна близкой смерти…

У края вечности

У КРАЯ ВЕЧНОСТИ

Неуследим – в потоке дней –
Времён круговорот.
Уж скоро, высохший, с ветвей
Последний лист падёт.

Ушло, не затворивши дверь,
Последних дней тепло.
Где буйство зелени? – теперь
Всё пусто и голо.

Случайно выживший отряд,
Невольники судьбы, –
У края вечности стоят
Столетние дубы.

Стоят как мужества пример
В мороз, в дожди ли, в зной,
Небесную связуя твердь
Со страждущей земной.

Черна, – снижается, кружит
Над ними вражья рать…
Стоят они и учат жить
И учат умирать.

Снег

СНЕГ

Вычерпать душу до дна…
Сосны… Зима… Тишина.
В клети страстей и обид
Сердце одно лишь стучит.

В Богом забытом краю
Думают думу свою
Ветлы, склонённые ниц…
Бедное, угомонись!

Как потускневший рубин
Светятся кисти рябин.
Стужа берёт в оборот.
В поле позёмка метёт.

Выйдешь в блестящую дрожь,
Колкого ветра вдохнёшь, –
Воздух искрящийся чист,
Как неразбавленный спирт!..

Светом легли с высоты
Вышнего снега бинты
На вековую юдоль,
На беззащитную боль…

...Ведёт рука Господня

…ВЕДЁТ РУКА ГОСПОДНЯ

Молчат предзимние поля.
Угрюмо мирозданье.
Как будто небо и земля
Исполнены страданья.

Теряясь в облачной дали,
Неуследимо тают, –
То отлетают журавли,
То души отлетают.

Леса промозглые пусты.
Заледенело поле.
Зачем мне столько высоты!
Зачем мне столько боли!

Мелькает за верстой верста
В холодном блеске полдня.
И знать неведомо, – куда
Ведёт рука Господня…

Вечное

ВЕЧНОЕ

В зреющей ржи васильки,
Быстрые воды реки,
Бронзовых сосен стволы,
Запах тягучей смолы;
Сквозь золотой небосвод
Хищника властный полёт;
Молнии, ливни, гроза,
Дивные чьи-то глаза,
Их изнуряющий зной…

Было ли это со мной?

Бабье лето

БАБЬЕ ЛЕТО

Светом уходящего тепла, –
Следуя извечному порядку, –
Всю себя природа отдала
Жертвенно и страстно, без остатка.

Паутина в воздухе плывёт,
Давняя щемящая примета
Полного раздумья и забот
Бабьего сгорающего лета.

Птица над равниною кружит,
Зависает в небе без движенья.
Минул праздник, но на всём лежит
Отблеск благодатного Успенья.

Кажется, безмерный окоём
Весь заполонили паутинки…
Вижу лик твой милый, и на нём –
Ни слезинки малой, ни морщинки.

Созерцание

СОЗЕРЦАНИЕ

От посланного дара обмирать:
Душа жива, чего ещё желать! –
Прошла гроза и засияло солнце,
И воздух свеж и первозданно чист,
И самый малый на берёзе лист –
Легчайший изумруд – не шелохнётся.

Рыбацкий чёлн относит по реке
Течением, и сочно вдалеке
Холодным серебром искрятся пожни.
Лишь жаворонка замолчит струна, –
Обрушится на землю тишина,
Такая тишина – оглохнуть можно.

Не я, не ты, а словно некий мир
Таинственный, застыв, соединил
Своё потустороннее дыханье
С дыханьем трав и царственных древес.
…Как будто что божественное здесь
Рождается в тиши из созерцанья.

Зной

ЗНОЙ

В неге сгустившейся предавгустовского дня
Спелой малиною кормишь с ладони меня.

Зыбким серебряным маревом видится даль.
Близкое озеро блещет слепяще, как сталь.

Светом становишься, с блеском сливаясь воды,
Солнцем полуденным, ветром пропахшая, ты.

Звоном медлительным чутко баюкает слух
Душными травами сонно дурманящий луг.

Зряче пролившийся, лёг над землёю – земной
Тусклый, властительный, всеизнуряющий зной.

Веющий, рдеющий, – хочет к низинам припасть
Тягостный, сладостный, – ветер, бездонный, как страсть…

Мнится ли это иль было и будет со мной –
Полдень рубиновый, запах малиновый, зной…

Гром

ГРОМ

Сосны, и небо, и воды,
Лето в зелёном венце...
Гром прогремел - и природа
Вся изменилась в лице.

Глас устрашающий горний
Высветил долы и лес,
Бросил на глади озёрной
Хищный стремительный блеск...

Новогоднее

НОВОГОДНЕЕ

Ветрами занесена,
Вьгами заметена,
В предновогоднем дому
Старая грусть – ни к чему.

Ночь будет долгою, но
С дальнего Дона в окно
Шумом разверзшихся недр
Хлынет безудержный ветр.

Будем вино с тобой пить,
Буду я печку топить,
Даже не стану мешать
Ёлку тебе наряжать.

В этой вселенской глуши,
Где, кроме нас, ни души,
В мире, лишённом тепла,
Полночь с тобою – светла…

Видишь, как звёздная соль
Кем-то просыпана? Боль, –
Только она до конца
Соединяет сердца…

В счастьем забытом дому,
Дай, я губами уйму
Влажную дрожь твоих век,
Милый ты мой человек.

То, чему имени нет

ТО, ЧЕМУ ИМЕНИ НЕТ

Мир наяву – как в тумане.
Пасть бы и плакать навзрыд:
В полуживой глухомани
Некому душу излить.

Если не выразить слогом
То, чему имени нет,
Поговори тогда с Богом:
Бог – Он ведь тоже поэт.

Осень на море

ОСЕНЬ НА МОРЕ

Осень южная, море… И ветер холодный с утра
Гонит вдаль облака, словно клочья разорванной ваты.
Вот сосна черноморская: стынет, сжимаясь, кора,
Иссечённая временем, ветрами, шероховата.

Штормы грозные близятся. Берег пустеет уже.
И измученный мозг средь ночи посещает прозренье:
Ни в миру на юру и ни в собственной даже душе –
Хоть ищи, хоть свищи – не найти тебе уединенья…

Ни водам, ни годам – по следам не вернуться назад.
Блеск холодный стальной – по верхам выжидательной глади…
Не скорбеть, а успеть долгожданное что-то сказать,
Охранять, обонять, угловато-стыдливо погладить…

Вот и блаженное лето прошло

ВОТ И БЛАЖЕННОЕ ЛЕТО ПРОШЛО

Жаром студило и холодом жгло —
Вот и блаженное лето прошло.

Вот и короткое лето прошло,
Стало вокруг первозданно голо:

Смотрится в душу сквозь сетку ветвей
Мир, обнаженный до сути своей.

В волглой бездонности стынет ветла —
Красное лето сгорело дотла.

Перетирается в пепел и прах
Прошлое — на леденящих ветрах.

В сонной реке замерзает вода.
Красное солнце плывет в никуда.

Эхом оборванным дрогнула нить —
Сердце, которое не возвратить.

С лихом дружилось и с горем везло...
Красное лето, сгорая, ушло.

Я говорю себе...


Я ГОВОРЮ СЕБЕ...

Я говорю себе, что нет
Тех дней, тобою осиянных,
Лугов, недвижимо-медвяных,
Хранящих драгоценный след;

Я говорю себе: давно
Все это в памяти уснуло,
Забылось, молнией сверкнуло,
Упало на речное дно;

Но медленно, за пядью пядь,
Несбывшееся — не прощает,
Утраты жернова вращает,
Чрез вечность возвращает вспять,

Где накрывает с головой
Мучительно, ни в чем не каясь,
Прошедшее; где запах твой
Как сон стоит, не выдыхаясь.

Весь этот мир

ВЕСЬ ЭТОТ МИР…

…Весь этот мир, ушедший в забытьё,
В напластованье мифов, в череду
Друг друга позабывших сновидений,
К которым лучше и не прикасаться,
Не вызывать в сознанье, не тревожить;

Все эти изумрудные дымы
Берёзовых весенних перелесков,
Плывущие в щебечущем пространстве,
Просвеченном незаходимым солнцем;

Весь этот дух, витающе-тревожный
Сырой земли, набухшей материнством,
Чернеющей томящеюся плотью;

Все избы эти, риги и плетни
С огнеподобным кочетом горластым;

И чёрствый хлеб земной, и руки эти, –
Черней земли, сильнее испытанья,
Пришедшегося на мужичью долю;
И долгий свет беды и состраданья
В глазах, нутро видавших преисподней;

И эта жизнь, дорога, небеса –
Вся эта обжигающая русскость, –
Порыв и свет, – чему названья нету;

Неведомо как уцелевший, чудом, –
Старинный храм на вещем пепелище;
И облака, и вечность, – ощутишь, –

Как ощущает кто-то через жизнь,
Протекшую, как воды безвозвратно, –
Доступный на мгновенье осязанью,
Напомнивший внезапно о себе –
Отъятый орган свой…

О Боже, Боже!..

Белые свечи

БЕЛЫЕ СВЕЧИ

Словно щемяще заноет на остром ветру
Давняя рана:
Горький и страстный, разбудит тебя поутру
Запах каштана.

Это – трепещет, смыкается над головой
Влажная крона,
В пышном цветении, майскою плещет листвой –
Выше балкона.

Прожита напрочь, а всё ж не имеет конца
С юностью встреча…
Светятся огненно, не опаляя лица,
Белые свечи…

Милость

МИЛОСТЬ

Это случалось нередко,
Вот и теперь неспроста
Тенькнула птица на ветке,
Капнули капли с листа,

Чистые слёзы живые!..
Из расточившейся мглы
Явлены, будто впервые,
Небо и сосен стволы.

Тоньше становятся, тише
Думы и сердце и плоть…
Чудною милостью свыше
Не оставляет Господь.

Звезда и камень под ногой

ЗВЕЗДА И КАМЕНЬ ПОД НОГОЙ

Звезда и камень под ногой,
И мысль, и дух, и плоть-
В руке, могущей и благой,
В твоей руке, Господь.

В миры иные уводя,
Воинствует со злом
Акафист летнего дождя,
Гремящих гроз псалом.


Закат на море

ЗАКАТ НА МОРЕ

Прохладнее воздух, длиннее тяжелая тень,
В багровом просторе – угрюмо-тревожнее птицы.
Гляжу, провожая бесследно исчезнувший день,
Как тихое солнце за синее море садится.

Вот-вот – и сомкнутся медлительной бездны края
Над огненным шаром, последнего света касаясь.
И все затаится, застынет... Не так ли и я,
Ступивши на пропасть, в горящий закат погружаюсь?

Огненное дуновенье

ОГНЕННОЕ ДУНОВЕНЬЕ

Огненное дуновенье
Раскололо высь.
До слепящего мгновенья
Спрессовалась жизнь.

Дождь как краткий отблеск горний
Иль в брильянтах сад –
Миг, что стоило б запомнить
Или записать:

Безоглядность, быстротечность,
Ангела крыло –
Всё, что в царственную вечность
Светом изошло.

Причерноморская сосна

ПРИЧЕРНОМОРСКАЯ СОСНА

 

1

 

Причерноморская сосна

Шумит, вознесена

 

Над мысом, над волной,

Над горем, надо мной, –

 

Столп – до небес с земли,

Сон в неземной дали.

 

2

 

И мнится: спутник дум –

Не поднебесный шум,

А смутные слова –

Вещанье божества.

 

3

 

К то я?  Ч т о ж и з н ь?  Ч т о с м е р т ь?

Вот так бы всё сидеть

 

В надмирной тишине

Спиной – к её спине

 

И Бога осязать…

Не быть, не слыть, не знать.

 

И видеть облака.

И не считать века.

 

 

 

 

 

Дивное солнце

ДИВНОЕ СОЛНЦЕ

С деревьев осенних листва,
Как с неба холодное пламя,
Стекает… А в сердце жива
И бьётся далёкая память

О женщине, душу твою
Спасавшей, когда всё пропало,
Той женщине, что на краю
Разверзшейся бездны стояла…

День сумрачный выпит до дна,
Но явится, может быть милость,
Чтоб вновь над тобою она,
Как дивное солнце, склонилась.

Мир превращается в Содом

МИР ПРЕВРАЩАЕТСЯ В СОДОМ

Мир превращается в Содом.
В лишённый стен и крыши дом,
Железная метёт пороша.
Как беженцев несчастных, нас
В безумия гудящий наст
Унынья вдавливает ноша.

Нам души застилает мрак
Неверья, оттого никак
От сотворения доныне
Желанный не обрящем кров…
И скоро за пределы – кровь,
Как воды океана, хлынет.

…Главу и руки опустив,
Надмирный слушаю мотив,
Безжалостный и колыбельный…
И мыслю: солнце, что взошло
Над миром, и добро и зло –
Ужели только сон бесцельный?..

В Крыму после грозы

В КРЫМУ ПОСЛЕ ГРОЗЫ

…Вот унялась гроза,
Очистив небеса.

И замер дальний гром,
И стихнул грозный шторм.

И каменный обвал
Протяжным эхом стал.

И снова, жизнь любя,
Приходит мир в себя….

А на лозе роса –
Как божия слеза,
И свет, и дерева
Вновь не вместить в слова!

И в райском уголке,
Томящийся в руке,
Вновь брызнуть соком рад
Божественный гранат…

О море!.. И над ним
Навис, как вечность, Крым…

Забитое окно

ЗАБИТОЕ ОКНО
Мне не хватает русского окна
Иван Елагин

Огнём не искрится на свет
Прогорклое вино.
Уж столько дней, а, может, лет
Поэт писал окно, –
Каких мильоны на Руси,
Вперившихся во тьму.
Теперь уже и не спроси:
Зачем и почему?

Ютится на краю села,
Оно – свидетель драм,
С разбитым отблеском стекла
И дребезжаньем рам.
Бегут жестокие года,
Свет обращая в стынь…
Крест-накрест – словно навсегда
Перечеркнули жизнь.

Легка, удачлива рука
И мудрость – при тебе.
Но всё ж нейдёт к строке строка,
Судьба нейдёт к судьбе…

Всё та же Русь, и тот же вид.
И предвозвестьем мук
Всё так же душу бередит
Тот дребезжащий звук.
Прошедшего не превозмочь.
Знать, было суждено:
Нагая степь, слепая ночь,
Забитое окно…

Вьюга во поле мела

ВЬЮГА ВО ПОЛЕ МЕЛА

Мир, как век – забылся сном:
Меркнет ли, светает?
Вьется вьюга, за окном
Прошлое витает.

Проступает облик твой
В прорве снегопада.
Жаль, от давней боли той
Ничего не надо.

Жизнь прожитую спустя,
В сумрак, холод, вьюгу
Смотрим, глаз не отводя,
Мы в лицо друг другу.

Крышей вздыбленной – и прочь
Ветра громыханье!
Слепо дышит в окна ночь
Ледяным дыханьем.

Друг, откуда нанесло
Вечность да усталость?
Может, что произошло –
Вовсе не случалось?..

Вьюга во поле мела,
Свет впотьмах метался…
Рана? – рана зажила.
Рваный след остался.

Гости мои дорогие

ГОСТИ МОИ ДОРОГИЕ

1
…Эта, проникшая в вены
Медленной Леты вода,
Стихнет во мраке вселенной,
Не оставляя следа.

2
Звёзды ли средь мирозданья
Пали и снова взошли? –
Таючи, на ожиданья
Лучшие годы ушли?..

3
Вздрогнет забытая лира,
Что отрешённо скорбя, –
Нет тебе дела до мира,
Как и ему до тебя.

4
Сунешь лишь руку: гуляет
Ветер в карманах пальто.
Славно, что не досаждает
И не жалеет никто.

5
Славно, что все вы живые
Прибыли издалека,
Гости мои дорогие:
Старость, болезни, тоска…

Где ни тебя...

ГДЕ НИ ТЕБЯ…

Ещё живёт тепло прикосновений,
Дыханье роз... когда под нами ад,
А потому не надо откровений
И поздних слёз над перечнем утрат.

Клонится день, но всё горит заката
Живым огнём сверкающий рубин.
Не надо слов: всё, что ушло когда-то,
Ещё звучит во мгле ночных глубин…

И лишь один живой на белом свете, –
Небытие пытаясь побороть, –
Гудит, ревёт и стонет дикий ветер,
Воспоминанья облекая в плоть,

Но во вселенной не находит крова…
Всё чудится: близ сердца, где-то тут,
Где ни тебя, где ничего живого –
Воспоминанья хлынут и убьют.

Сердца глубины

СЕРДЦА ГЛУБИНЫ

Грудью вдыхая простор голубой,
Тень и блистанье, –
Сядем, как прежде, за вёсла с тобой
Южною ранью.

Стихнет помалу сиятельный хор
Звёздных излучин,
И неподвижный разбудим простор
Скрипом уключин.

За ночь успевшие поголодать, –
Солнце встречая, –
С криком вонзаются в ровную гладь
Молнии чаек.

Это ли не созерцание благ,
Малая милость:
Море и небо в любимых глазах
Соединилось…

Видишь, утихли подобием сна,
В страсти невинны, –
Моря немыслимая глубина,
Сердца глубины…

Голос

ГОЛОС

Чувства высокие будит
Самозабвенный пиит.
– Камня на камне не будет, –
Голос ему говорит, –
Ни от желаемой славы,
Ни от труда твоего –
Тщетной надежды и слабой…

Даже от мира сего.

Непроходимая стена

НЕПРОХОДИМАЯ СТЕНА

Какие нам сияли зимы,
Какие были времена!..
Стоит меж этим днём – и ними –
Непроходимая стена,

Стена прозрачная... всё снится
Времён необратимый ток.
Хоть близок он, как говорится, –
Да не укусишь локоток.

Там, видимо, подобье рая –
Душ единение и слов.
И там живут, не умирая,
Любовь моя, твоя любовь…

О, как душе, немой и бедной,
Похожей на застывший сон,
Глядеться в тлеющую бездну,
В напластование времён!

…А дух – от силы иль бессилья –
Безумцем кинется в пролёт
Давно прошедшего, и крылья
В кровь о прозрачность разобьёт.

Дни золотого Успенья

ДНИ ЗОЛОТОГО УСПЕНЬЯ

1

Вечностью дышит вселенской
Небо в мерцании звёзд.
А на пороге – Успенский
Краткий спасительный пост.

Тёмной губительной бездны
Переступивший межу,
Кроткой Царице Небесной
Как я в глаза погляжу?

Сосны под бурею гнутся,
Стонут в мольбе и алчбе.
…К Господу надо вернуться.
…Надо вернуться к себе.

2

Под псалмы последних гроз, –

Пресвятая Мати! –

Наступил Успенский пост –

Время благодати!

И откуда-то взялась

Вещая синица, –

Не страшась и не смутясь,

На руку садится.

Свыше благословлена,

Льющаяся дрожью, –

Твердь здесь соединена

С каждой тварью Божьей.

Русь моя! Иконостас!

В небе – птичьи стаи,

На душе – Медовый Спас…

Чистота святая!

 

3

Вышнее благословенье,
Внятный до боли ответ –
Дней золотого Успенья
Ровен струящийся свет.

Сенным витающим тленом
Дышит прозрачная весь.
В запахе этом блаженном
Что-то щемящее есть, –

В этой желтеющей чаще,
Сонно текущей реке,
В этом тревожно сквозящем
Зыбком живом сквозняке…

Света певучего волны
Солнцем пронизанный лог…
На душу незамутнённо
Тайным предчувствием лёг

Разъединяющий руки,
Чуждый, бессмертный, родной –
Запах небесной разлуки,
Запах разлуки земной.

 

 

Что там на страшном просторе?..

ЧТО ТАМ НА СТРАШНОМ ПРОСТОРЕ?..

Дышит безумием море.
Рвутся мои паруса.
Что там на страшном просторе, –
Молнии, громы, гроза?

Встали из пропасти страхи,
Тяжкие наши долги,
Это – в сгустившемся мраке
В полдень не видно ни зги.

Море уляжется вскоре,
Но штормовая гроза
На безответное горе
Нам отверзает глаза…

Милая, смертной тропою
Шедший в безвестный конец,–
Вот, я стою пред тобою,
Сердцем прозревший слепец.

Как ты и Бога просила...

КАК ТЫ И БОГА ПРОСИЛА…

Клонит дубравы и клонит траву
Бури звериная сила…
Может, пока для тебя и живу, –
Как ты и Бога просила.

Свет твой ложится на самое дно
Мрачной моей преисподней.
Тягостно и неподъёмно, оно, –
Благословенье Господне.

Яблонный, вишенный, грушевый май
Цветом заполнил округу…
Только судьбы своей не отнимай,
Не отнимай свою руку.

Мука, томление и забытьё,
Милых людей безучастье…
Знаешь, а прошлое наше житьё
Я вспоминаю, как счастье.

Токката вечности

ТОККАТА ВЕЧНОСТИ

Листая жизнь, –
Зачем-то через годы
Во тьме московской долгой, в карантине,
Вдруг – ни к селу – ни к городу, – как отблеск
Забытого потерянного счастья,
Как сгусток некий воздуха и света,
Иль призрак – Ялта вспомнилась нежданно…

На Пушкинскую улицу, где мы,
Хмельные и беспечные, гуляли,
На блеск старинной набережной, след
Хранящей дамы чеховской с собачкой,
На весь застывший в праздной неге город
Вдруг рухнул страшный ливень, да такой,
Что город стал одною хлябью с небом.

Мы, за руки с тобою взявшись, вмиг
Сквозь хлябь метнулись к ближнему укрытью, –
Им оказался храм Пречистой Девы,
Готический собор, где шёл органный
Концерт старинной музыки, звучала
Токката ре минор, творенье Баха…

Как всё слилось; и Бах, и вспышки молний,
И узкая рука твоя в браслетах,
И капли влаги на твоих ресницах!..

Но дивный Бах! – необычайной мощи
И глубины исполненные звуки
Преображались над моей главою
В разверзшийся непостижимый космос,
Гимн вечности и трепет перед ней…

А близко, за церковною оградой,
Увитою плющом и виноградом,
Почти касаясь Божьего престола,
Свой гимн Творцу и славу пело море,
В своей любви и безраздельной мощи
Почти не уступающее Баху…

Предначертание

ПРЕДНАЧЕРТАНИЕ

В вечности наши слова, –
Все – наказаньем иль благом
Станут, как эта листва –
Почвой, а здания – прахом.

Спутаны в кольца дорог
Жизни незримые звенья.
Слышится где-то, как рок
Потустороннее пенье.

Тяжек утрат календарь,
Но под безжалостной твердью
Каждая малая тварь
Тоже взыскует бессмертья…

Крикнешь – темна, глубока,
И не дарует ответа
Главного в жизни – пока
Мимотекущая Лета.

Но предначертано, – где
Слушать нам выси иль бездны –
Не на летейской воде,
А на скрижалях небесных.

Боль

БОЛЬ

С роком соединено,
Неумолимо оно,
Время – разбойник и тать…
Что я могу тебе дать?

Слушаю: сердца достиг
Нечеловеческий крик,
Стон, разрезающий тьму,
Слышный лишь мне одному.

Водит, наверное, враг:
Во поле каждый мой шаг
Вязнет в глубоком снегу…
Как я тебе помогу?

Кто-то в глухом забытьи
Сыплет на раны твои
Снег – как горючую соль.
…Ей-то за что эта боль?

Немилосерд искони,
Ты её всё же храни,
Птицу гнезда Твоего,
Блик – не от мира сего…

Прошлое переживём.
В темени выйдем вдвоём
На оставляющий след
Слабый мерцающий свет…

Кровь граната

КРОВЬ ГРАНАТА

Лишь зной да пение цикад,
Да мы на воле, –
Где чайки белые кружат
Да плещет море.

Владычица моих забот,
Как свет, прекрасна, –
Ты разломила спелый плод,
Бордово-красный,

Когда-то, словно тайна тайн,
На райском древе
Висевший, ввергнувший в соблазн
Праматерь Еву…

В темнице тесной изнемог,
И счастьем жизни,
Горячечною кровью – сок
На руку брызнул.

Как веющий над нами рок,
Дыханье рока, –
О, как таинствен и глубок
Сей дар востока!

… И растворившись, не умру,
Но с лаской прежней
Огонь губами соберу
С ладони нежной…

И моря плеск, и полдня зной
Живут любовью…
И мы повязаны одной
С тобою кровью.

Осень холодная

ОСЕНЬ ХОЛОДНАЯ

Осень холодная… В самую душу, в упор
Смотрит – как вымерший! – необозримый простор.

Выйдешь ли к озеру: пахнет бедой и водой.
Ворон снижается над разметённой скирдой.

От беспредельности, тщетности, лютых обид
Сердце угрюмое глухо болит и болит.

Рощи сгибаются, ветер гудит нелюдим
Над леденящею бездною, где мы стоим.

Тучи раздвинутся, даль обнажится, пуста,
Словно открытые в вечную тайну врата…

Уху неслышимый, неумолимый, как рок,
Тикает ровно кому-то отмеренный срок.

Сумрак сгущается, хищный свой нрав затая.
Что в нём скрывается? – может, погибель твоя…

Светом пронзительным скоро уж ляжет на брег
Дланью незримою в тверди удержанный снег.

Снега, - куда ни кинешь взгляд...

СНЕГА, - КУДА НИ КИНЕШЬ ВЗГЛЯД...

Снега, - куда ни кинешь взгляд,
И огненные розы -
В моём окне, и стынет сад,
Закованный морозом.

Кусты, склонившиеся ниц, -
Воздушно-серебристы.
...Но света больше, и синиц -
Пронзительнее свисты!

С ветвей заснеженные сны
Стряхнёт вдруг наземь липа, -
И дрогнет гулкой тишины
Расколотая глыба!

Минное поле зимы

МИННОЕ ПОЛЕ ЗИМЫ

В мире – метели и вьюги,
Жизнь заметающий снег.
Но непременно на юге
Будем, родной человек.

Бездны лазурной там столько,
Страстной рубиновой тьмы!..
Преодолеть бы лишь только
Минное поле зимы…

Едем и едем с тобой...

ЕДЕМ И ЕДЕМ С ТОБОЙ…

По исчезающим вехам –
Счастье ли это, беда, –
Ехать с тобой бы и ехать,
Ехать, – незнамо куда.

По сторонам чтоб сияло
Зарево березняка,
Чтобы покорно лежала
В тёплой ладони рука…

Реки, пологие склоны,
Плавные выступы гор, –
Как материнское лоно –
Этот бескрайний простор!

Рваная скорость движенья,
Ветер, свистящий у лба, –
Словно бы из окруженья
Вырвалась наша судьба!

Сели и снова пропали,
Взвились вороны с креста
В незамутнённые дали –
Вечности русской врата.

…………………………………….........

Днём угасающим летним,
Упоены красотой
Невыразимою, – едем,
Едем и едем с тобой…

Звездопад

ЗВЕЗДОПАД

Сосны да ели. Кругом ни души.
Даже не снилось, –
Как мы с тобою пропали в глуши,
"Затихарились".

В завтра ли верим иль прошлое ждём? –
Вот оно, рядом
Под августовским холодным дождём, –
Под звездопадом.

Птица не вскрикнет, не скрипнет крыльцо.
Тих и бесплотен,
Нежно твоё омывает лицо
Ливень Господень.

Руку твою милосердную дай,
И в мирозданье –
Веришь в приметы – возьми, загадай
Быстро желанье.

Нету ответа, плутает тропа
В холоде звёздном…
Жалко, что поздно свела нас судьба,
Слишком уж поздно…

Палой листвы пробирает вино
Пьяно, до дрожи...
Встретились поздно с тобою мы, но
Встретились всё же.

Держит в покорности рока узда
Душу и тело…
Словно сгоревшая в небе звезда –
Жизнь пролетела.

Дни золотого Успенья

ДНИ ЗОЛОТОГО УСПЕНЬЯ
Вышнее благословенье,
Внятный до боли ответ –
Дней золотого Успенья
Ровен струящийся свет.

Сенным витающим тленом
Дышит прозрачная весь.
В запахе этом блаженном
Что-то щемящее есть, –

В этой желтеющей чаще,
Сонно текущей реке,
В этом тревожно сквозящем
Зыбком живом сквозняке…

Света певучего волны
Солнцем пронизанный лог…
На душу незамутнённо
Тайным предчувствием лёг

Разъединяющий руки,
Чуждый, бессмертный, родной –
Запах небесной разлуки,
Запах разлуки земной.

Золотые шары

ЗОЛОТЫЕ ШАРЫ

Видишь ли горнее пламя,
Мертвенный чувствуешь лёд? –
То за горами-долами
Мается сердце моё.

Пусть и остались далече
Вёсны в забытой стране –
Благословеннее встречи, –
Даже хотя бы во сне.

Вижу, как с дивной тоскою,
Лета приемля дары,
Нежной срезаешь рукою
Ты золотые шары…

Снова вздымается ветер.
Грозы в окно моё бьют…
Ярко ли солнышко светит?
Что тебе птицы поют?

Яблоки падают...

ЯБЛОКИ ПАДАЮТ…

Больше холодного, меньше горячего света…
Девочка милая, это кончается лето.

В руку Владычную – словно созревшие души –
Яблоки падают, персики падают, груши…

Поутру выйдешь ты в сад в своём платьице белом, –
Ветер, завидя, прильнёт к шелковистому телу.

Чудится, грезится в трепете тайных мгновений
Нега воздушная сладостных прикосновений.

Мир плодоносящий, скоро пора увяданья!..
Мучится сердце твоё, ожидая признанья.

Держат в плену своём благословенные кущи –
Солнцем налитые – яблоки, персики, груши!..

Угол отыщется… Сядем, безмолвные, рядом
И задохнёмся горчащим хмельным ароматом!

Такая буря!..

ТАКАЯ БУРЯ!..

Неукротимой решимостью пьян,
Гласу пощады не внемля,
Шторм разъярившийся – иль океан? –
В молниях! – хлынул на землю!..

Рушится твердь: ни близи, ни дали.
Сердце, застыв, обмирает,
Глядя, как мир беззаконный с земли
Божией дланью стирает.

Ливень

ЛИВЕНЬ

Ветер, родившийся в сонной далёкой степи,
С силой собрался,
И, нарастающий, с рваной гремящей цепи –
Словно сорвался!

Над головой моей – или уже подо мной –
Грозно и слепо
С твердью земною сливается плотной стеной
В молниях небо!..

Бедный мой яблонный, долу клонящийся сад,
Нивы и рощи!..
Вихрем заверченный, огненноливенный град
Хлещет наотмашь!

Это всего лишь стихи

ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ СТИХИ

Трудно быть миру чужою,
Лишнею, и потому
Всей своей страстной душою
Ты потянулась к нему

Жертвенно, что было силы,
Прожитым вёснам вдогон, –
Бабочкою легкокрылой
На беспощадный огонь!..

Это – любимой сажая
На руку с неба звезду,
Мелет поэт и не знает,
Всё, что он мелет в бреду…

Краткого лета мгновенья,
Влажные листья ольхи,
Зыбкие, как сновиденья.
… Это всего лишь стихи.

Дар, слепой и неслучайный

ДАР, СЛЕПОЙ И НЕСЛУЧАЙНЫЙ...

Чуешь хищно, видишь много, -
То, чего и нет,
Если ты поэт от Бога,
Истинный поэт.

Звёзд мерцанье, вой метели,
Страсти дикий вал,-
Ангелы ль тебе напели?
Бес ли нашептал?

Длится чудный отзвук тайный
В жуткой пустоте...
Дар, слепой и неслучайный,
Всё ж держи в узде...

Об огнём объятой выси,
О всесилье гроз
Написал ты, не размыслив...
А оно - сбылось.

Ветер в осеннем бору

ВЕТЕР В ОСЕННЕМ БОРУ

…Голос мучительный: это
Старые сосны скрипят.
Где ты, далёкого лета
Благоухающий сад?

В сердце лишь пристальным взглядом
Всмотришься: что-то грядёт
Грозное. Мертвенным хладом
Веет с промозглых болот…

Выйду дорогою через
Просеку – в стынущий лог.
Выше – лишь скрюченный вереск,
Папоротник и песок.

Всюду разносится резкий,
Тот же прерывистый скрип.
Здравствуй, лоснящийся крепкий,
Ныне последний уж гриб!

В дебри, – что дальше и глуше –
Скрылось лесное зверьё…
Ты же, усталое, слушай,
Бедное сердце моё,

Как безраздельно и властно,
С чем-то невидимым слит,
Колоколом громогласным
Медленный ветер гудит…

Птичка моя невеличка

ПТИЧКА МОЯ НЕВЕЛИЧКА

Страшного мира жиличка,
Ставшая близкою вдруг, –
Птичка моя невеличка,
Что загрустила, мой друг?

Счастья неверного спичка
Вспыхнет, сжигая себя.
Птичка моя невеличка,
Я не обижу тебя.

Сада продрогшая дичка,
Перед тобою в долгу, –
Птичка моя невеличка,
Чем я тебе помогу?..

Рыщет по древней привычке
Не пощадивший нас рок.
…Птичка моя невеличка
Сжалась в дрожащий комок.

Хищного ветра порывы...

ХИЩНОГО ВЕТРА ПОРЫВЫ…

Страстного сердца огниво:
Бури, и ливни и зной,
Хищного ветра порывы,
Приступ тоски ледяной,
Бархатной ночи услада,
Воспоминания яд!..

Горькие воды разлада
Не обращаются вспять.

До осязательной дрожи –
Длящуюся, как напасть! –
Каждая клеточка кожи
Помнит безумную страсть.
О, беснование пульса,
Сладостный морок волос!..

Грустно в колени мне ткнулся
Мордою преданный пёс,
В смертную боль без названья
Влажный уставил зрачок…

Что-нибудь о расставанье
Знаешь ли ты, дурачок?.

Скоро, совсем уже скоро...

СКОРО, СОВСЕМ УЖЕ СКОРО…

Тайные близятся сроки…
Ныне ж, печалью объят,
Мир – в облачениях строгих,
Колокола не звонят.

Видно, в пути задержалась,
Только сквозь мертвенный лёд
Необъяснимая радость,
Вспыхнувши, в сердце растёт…

Душ православных опора, –
Скоро окончится Пост.
Скоро, совсем уже скоро,
В полночь! – воскреснет Христос…

Над равниной дубы...

НАД РАВНИНОЙ ДУБЫ…

Весь табун на дыбы! –
Разметав смолезвонные гривы,
Над равниной дубы
Тёмной бурей возносятся криво.

Вечереет. Гроза
Приближается свежестью острой.
И трепещут глаза,
И вдыхают зелёные ноздри.

На отшибе земли,
Из сгущённого мрака и гула
Чем-то беглым вдали
Через весь небосвод полоснуло…

Ливнем рушится высь,
Обращённая в блеск и дрожанье…
Озарись
Безысходностью этого ржанья!

Только от кротких, ореховых глаз золотых...

ТОЛЬКО ОТ КРОТКИХ, ОРЕХОВЫХ ГЛАЗ ЗОЛОТЫХ...

Тёмною ночью по краю обрыва вело,
Гасли светила,
Сердце мертвело, – и всё же брала под крыло
Тайная сила.

Буря промчалась, и ливень, смолкая, утих.
Блещут ракиты.
…Только от кротких, ореховых глаз золотых
Нету защиты.

Сердце

СЕРДЦЕ

Стоят часы, недвижимые будто.
Багровый вечер за окном разлит.
Ты в трубку говоришь, что почему-то
В разлуке сердце у тебя болит.

В огне осеннем клёны-страстотерпцы.
Дождь заливает давнюю межу.
И у меня вдруг защемило сердце...
Но я тебе об этом не скажу.

...И херес в бокалы налей

… И ХЕРЕС В БОКАЛЫ НАЛЕЙ

Вновь осень пахнула дыханьем холодных полей,
И жизнь обнажилась до дна, проходящая мимо…
Но ты не печалься и херес в бокалы налей –
Как отблеск далёкого благословенного Крыма.

Ты ныне печальна, но просишь с улыбкой: открой
Мгновенья ушедшие незаходящего лета…
Вот хлопнула пробка, и льётся огонь золотой
С отливом таинственным светло-зелёного цвета!

Взращённый в предгориях солнцем залитых земель
На почве суровой – старинным трудом винодела, –
Вначале бесстрастный, бросается в голову хмель
И сердца касается, кровь разгоняя по телу.

Мы светом миндальным, слепую сжигающим тьму,
Как время горчащим, – прогоним унынье и горе!..
Наполнены чаши, – и вот мы с тобою в Крыму,
Где солнце и лето,
Где плещет бессмертное море…

Мыс Фиолент

МЫС ФИОЛЕНТ

Чрез сколько бы ни было - даже чрез тысячу лет -
Всё в памяти сгинет, и только один Фиолент -
Мыс, полный величья, не канет в забвенье и Лету.
Ты помнишь ли медный, звучащий над бездною глас,
Цикад песнопенье и не оставлявшее нас
Жарою и грозами жгучее крымское лето;

И море бескрайнее - высь, поглотившая ширь,
И мира древнее, на самом верху монастырь
Святого Георгия; тихих свечей колыханье,
И камней громады, и слёзы плетущихся лоз,
И воздух, в котором смешалось дыхание роз
С разлитым над вечностью Божьим неслышным дыханьем...

Запахом крымской полыни...

ЗАПАХОМ КРЫМСКОЙ ПОЛЫНИ…

Солнце палящее. В девственной царственной сини
Время теряется и очертания гор.
Горькой усладою – запахом крымской полыни
Воздух напитан и весь поднебесный простор, –

Духом, врачующим ожесточенье и горе…
Ветер сгущается, гибкую клонит лозу.
Мир – словно вымер, и только бескрайнее море,
Вещее море шумит неустанно внизу.

Эхо далёкое длит нарастающий рокот
Передвигаемых дланью незримой громад…
Солнце да море лишь, да несмолкаемый стрёкот,
Страстное пение и упоенье цикад…

Вот и достигли мы верха скалистого мыса;
За руки взявшись, над синею бездной стоим, –
Здесь, где божественный запах полыни разлился,
С вечностью слился и с ровным дыханьем твоим!

Черёмуха

ЧЕРЁМУХА

Страстный и заледенелый,
Веющий из-за оград, –
Чувствую кипени белой
Нежный живой аромат.

Словно из Леты навстречу
Выплыли через года
Тихое простосердечье,
Девственность и чистота.

Вздрогнув, себя обнаружу
В давнем забытом краю…
Вечер. Черёмуха душу
Мне открывает свою.

В яви же или обмане,
Впрочем, – не всё ли равно, –
Сердце в хмельном океане
Канет на самое дно…

Светится крона, ярится,
Как белопенный прибой…
Дивная, не насладиться,
Не надышаться тобой!

Сон и смерть

НИЖЕ ТРАВЫ НА МОГИЛЕ

Меди пасхальная звень,
Красный трезвон над столицей!
О, незакатная сень
Длящейся дивной седмицы!

Гнёзда подъемлет вдали
К жизни воспрянувший тополь.
…Как мы с тобой забрели
В этот старинный некрополь?

Тихое пламя цветов,
Робких свечей трепетанье –
У основанья крестов,
Грозных столпов мирозданья.

И простирается мысль
В горнее, не надмевая.
Словно бы кто-то: смирись! –
Явственно повелевает, –

Те, кто однажды пришли
В мир, и великими были, –
Видишь, – здесь тише земли,
Ниже травы на могиле…


НО ДАРУЕТ ГОСПОДЬ…

Как безумная в пляске кружа, –
Стала плотью и перстью душа,
Камнем в бездну упала…
Кабы только тюрьма и сума, –
Да слепая безвидная тьма
Всё объяла.

Слышен где-то несчастного глас.
Ночь такая, что выколи глаз:
Ни свеченья,
Ни огня - над равниной, где русский погост.
Но дарует Господь покаянье и Пост
Для спасенья…

ВЗМЕТЁННАЯ ЗЛОВЕЩИМ ВЕТРОМ…

Ни слёз, ни дерзновения, ни страха,
А то, что возмущалось и рвалось –
Земного обессилевшего праха
Взметённая зловещим ветром горсть.

Так!.. Смерти нет –
Есть вечное движенье,
Сражение –
За тех, кто нас простил…
Есть зной, есть хлад, есть мука сопряженья
С землей, водой, мерцанием светил!


НА СТРАСТНОЙ НЕДЕЛЕ

1

…Ещё немая бездна пролегла
До светлого Христова Воскресенья –

От скорби той, от траурных одежд,
От храмовых коленопреклонений;
От Сада Гефсиманского, где предал
Владыку злочестивейший Иуда;
От ночи той и от того двора,
Где трижды убоится слов служанки
Апостол Пётр до пенья петушина,
И отречётся Господа; от криков
Безумия, Пилата превозмогших
Неистовством: «распни Его, распни!

«Свершилось!»

Миг – и надвое завеса
Разодралась в ветхозаветном храме.
2
Но что за чудо: словно бы светает
Среди вселенской неподвижной ночи,
Как будто – где-то ангельские звуки
Касаются измученного сердца,
И сердце плачет и обнять готово
В слезах любое Божие творенье…
А, может быть, доносит ветр восточный
С собой благоухающее миро,
Что жены-мироносицы готовят
К помазанью Спасителя…
О Боже,
За что, скажи, Твоя любовь и милость
Твоё неистощимое терпенье
К созданью Твоему?..
Помилуй грешных.


НАД МИРОВОЙ, НАД ЛЕДЯНОЮ…

Ни ветерка… Объял ночные чащи
Певучий мрак, таинственно звучащий, –
Живая мгла, залёгшая глубоко…
Кому в сей час, мой друг, не одиноко?

Что жизни нет, что думам нет исхода…

То – льётся робкий свет по тихим водам,
Иль чудится кадильный запах дыма,
И проступает сквозь него незримо
Смиренный Лик, томимый мукой крестной –

Над ледяной, над мировою бездной?..

ПЕРЕЛОЖЕНИЯ ИЗ СОЧИНЕНИЙ СВ. ИГНАТИЯ БРЯНЧАНИНОВА

ЛАДОГА

…Готов бы всю жизнь я, счастливый, взирать
На царственной Ладоги водную гладь,
Когда она в сонном величии спит
И, твердь отражая, на солнце блестит.

Но люба душе и другая пора,
Когда на бездонном просторе ветра
Звучат, как божественной мощи псалмы,
Громадные передвигая холмы…

И благостен – свыше пролившийся свет,
И в мире – лишь только лазоревый цвет,
И в Божию вечность катятся валы
Дробящиеся, – серебристо-белы.

…И мир поднебесный, и воды в огне –
Как одушевлённые видятся мне.


КОВЧЕГ

Вводя в искус незрелые умы
И тайные к ним намечая тропы,
Идут на нас войною волны тьмы
Духовной – как во времена потопа.

Свирепые, – то в брег гранитный бьют,
То отойдут, и в озлобленье, снова –
Почти высот небесных достают,
Всю поглотить Вселенную готовы.

Когда у нас беда – направим бег,
Отеческому повинуясь зову
В противящийся воле волн Ковчег, –
В спасительную храмину Христову.

И пусть волна о борт надёжный бьёт,
Неся к обетованному нас брегу, –
Не устрашить ей верных, – чьи своё
Спасение доверили Ковчегу…

Держись Его и Господу внемли,
Лишь только здесь ты обретёшь спасенье:
На дно пучины идут корабли,
Проточенные ядом лжеученья.

ДИАВОЛЬСКИЕ СЕТИ

1
Рукою зла сплетённые во мгле,
Расставленные для духовной смерти, –
Святой Антоний зрел по всей земле
Коварные диавольские сети.

Гляжу и я на сети: те – грубы,
А эти – изощрённей и прекрасней,
Но не сказать, какие для судьбы
И для спасенья нашего опасней.
2
…Здесь, как по миродержца наважденью
И зависти злокозненной его, –
Что у святых зовут грехопаденьем,
То у него – свободы торжество.

Все пропасти души и мысли бездны, –
Лишь пламень нашей ревности угас, –
Личиной покрывает враг небесной,
Грехолюбивых обольщая нас.

Хвала тебе, всесовершенный Боже,
Гордыне заграждающий уста
Молчаньем скорби: самомненье тоже,
Как всякий грех, отводит от Христа.
…………………………………………….
Сказал Антоний: это - духи злобы,
И на тернистом к Господу пути,
Знай, – лишь смиренномудрие способно
Диавольские сети обойти.

СЛАВА БОГУ!

За благость, что дышит везде и во всём,
Хвалу тебе, Господи, мы воздаём;
За руку, ведущую нас по судьбе,
Но что же, однако, я вижу в себе?..
Хуленье святыни и демонам смех, –
Я вижу в себе непрестанный лишь грех.
Когда ж я во рвы согрешений гляжу,
То в ужас мгновенный от них прихожу.
Уж если тебе они гадки – увы! –
То взору Господню они каковы?

К смиренным и праведным благоволя, –
О, как подо мной не разверзлась земля?
И как, за отверзшейся бездной вдогон,
Не испепелил меня с неба огонь?
Как – море мирское, простором маня,
Глубинами не поглотило меня?..

Он встречи заждался, он грешнику рад, –
Права на меня предъявляющий ад.
Права, за которыми – вечная смерть.

Пусть враг беспощаден, но Бог – милосерд.


РАЗМЫШЛЕНИЕ О СМЕРТИ

1
Смерть – скрытый уголь, тлеющий в золе, –
Удел всех человеков на земле.
И мы, ещё пока в стране живых,
Оплакивая близких и родных,
Чья память нам близка и дорога, –
Глядим в неё, как в страшного врага;
Однако же, беспечно так живём,
Как будто никогда и не умрём:
То – память о конце печальном всех
Изгладил из меня вседневный грех.
Но те, кто смерть, как избавленье ждут, –
По заповедям Божиим живут,
Имея отрешённый от вестей
Ум, вставший над пучиною страстей.
Брат, на грехом усеянном пути
Нам смертную бы память обрести,
Врачевство от грехов, – горька она,
Но для спасенья, как ничто нужна;
Страшна, как меч в сиянии нагом,
Рассёкшая враз дружбу со грехом!
«Кто с ней сроднился, – рек святой отец, –
Тот может положить грехам конец».
2
Вот ночь прошла, и ты, живой, с утра, –
Как бы воскресший, восставай с одра.
Вот день прошёл – как пролетела жизнь, –
И ты на одр ночной, как в гроб ложись.
Ведь сон – как смерть, а ночь – не видишь ты? –
Предвестница могильной темноты.
Смерть грешников люта; она придёт,
Когда никто из них её не ждёт.
Она не за горами: нищ и тих,
И я пойду в след праотцев своих,
Как прочие, кто наг, забыт, убог.
Но помнит их всесовершенный Бог.
3
На человечье пожеланье сметь
С улыбкою презренья смотрит смерть.
Мыслитель ли, исполненный идей,
Художник над картиною своей,
Воитель, что пол мира покорит –
Смерть никого из них не пощадит,
В дома самонадеянных войдёт,
Свой не отсрочив роковой приход.
4
Скажите мне, вам доводилось зреть
Тела благочестивых, коих смерть
До пенья «Со святыми упокой…»
Уже коснулась властною рукой? –
Воистину, кончина их честна
И светлой тишиной растворена,
И на челах запечатлелся их
Миг целованья с ликами святых.
Так вспомнись, смерть! – но к ней я не готов;
Наставь меня на тесный путь Христов, –
Да помыслов тщеславных отрекусь;
Смирен, в одежды плача облачусь...
И ты – для шума мира – стань глухим,
Души спасенье не вверяй другим.
Нам тленное к чему, скажи, иметь,
Когда, придя, его похитит смерть?
5
«Дар Божий – память смертная», – отцы
О том предвозвестили, мудрецы.
Но тот, кто волей плоти хочет жить, –
И на святых гробницах рад грешить,
Не ведая о том, что мертвецу,
Ему предстала смерть – лицом к лицу.

ПРЕУСПЕЯНЬЕ ЗЕМНОЕ

Ищут и не обретают его…
Словно томительным зноем
Выжжено поле лежит, – таково
Преуспеянье земное.

Бросив тяжёлый молитвенный труд,
Все послушанья мирские, –
Как помрачённые, толпы бегут
В увеселенья плотские…

Шествует гибель по мрачным следам
Тех, кто греша и не каясь,
Стали подобными жвачным скотам,
Тварного не отрекаясь…

ПО ТЕСНОМУ ПРИСКОРБНОМУ ПУТИ…

…И жизнь была дорогой гладкой нам,
Когда в миру служили мы страстям.
Но, лишь от мира перешед черту,
Последовали Господу Христу,
Божественный Его услышав глас, –
Как стрелы скорби вдруг пронзили нас.
За обещанье присносущих благ
Их мечет в наши души древний враг, –
Унынье, гнев, расслабленность души –
Ему все стрелы-страсти хороши.
Но в этой тяжкой с дьяволом войне –
Христос всегда на нашей стороне.
Он, Вездесущий, вечен, но незрим;
Хотя и страждет, но непобедим.
Ему земную жизнь пришлось пройти
По тесному прискорбному пути,
И испустить в предсмертных муках дух,
Распяту быть между злодеев двух…

Храним под сенью вещего Креста, –
Готов ли умереть ты за Христа
Как воин, что решимостью горя,
Уходит в бой и гибнет за Царя?

О ТЕРПЕНИИ

Желающие благоугождать
Творцу, – должны в терпенье уповать
На Вышний промысл, коль беда случится.
Терпенье есть спасения слуга;
Оно страшно для смертного врага, –
Так в мысленной держи его деснице!

Чтоб нас лишить обетованных благ, –
В уныние и скорбь ввергает враг,
Сердечные нам помрачая чувства.
Однако же, Всеведущий судил,
Что выше слабых человечьих сил
Он смертным искушенья не попустит.

Коварствует, того не зная, враг,
Что во всевластных Божиих руках
Он – лишь орудье непреклонной воли.
И с искушеньем подступать к сердцам
Он сможет, – не настолько хочет сам, –
А сколь на нас Господь возложит боли…

Послушай, как ярясь, клокочет ад!..
Терпением спасаем души, брат, –
А там весна и воскресенья чудо…
Скудельнику ль Предвечному не знать,
Доколь в огне целительном держать
И закалять словесные сосуды?..

СОН И СМЕРТЬ

Се – разных двух миров слиянье:
С мечтою об одном,
Усталый, входишь в состоянье,
Зовущееся сном.

Не дивное ли это диво:
Дневной избывши труд,
Душа твоя и тело – живы,
И как бы – не живут…

Всё стихло. Ночь стоит на страже
Стяжаний и потерь.
Но сон – нам непонятен так же,
Как непонятна – смерть.

Былое расточилось ныне
Во тьме, и не греша,
Забывши бедствия земные,
Покоится душа…

Я знаю: плоть, сосуд телесный, –
Настанут времена, –
Из праха с прочими воскреснет,
Как восстают от сна…

ГОЛОС ИЗ ВЕЧНОСТИ (ДУМА НА МОГИЛЕ)

Тускнело солнце, уходя из виду…
С душой собрата чувствуя родство,
В кругу семейном, после панихиды,
Стояли на могиле мы его.

Клубясь, душистый ладан растворялся,
И воздух освящал, непреходящ.
И долго – плач молчанием сменялся,
Молчанье – долго обращалось в плач.

Каким-то чудным вдохновеньем свыше,
До слуха доходящие едва,
Покойного слова я вдруг услышал,
Отдельные, но внятные слова:

– Отец мой, мать моя, супруга, сёстры,
Отсюда, где ни сына, ни жены, –
Я чувствую, как глубоко и остро
Сердца родных печалью пронзены…

– Молитвы там, – здесь помощи рука мне.
Так что же вы с поникшей головой
Стоите над могильным хладным камнем,
Что сделался мне стражей гробовой?..

– Смирившись на земле, на небе емлю
Дары того, кто милосерд и благ.
Душа бессмертна, а в родную землю
Вернётся тело, превратившись в прах…

– Бог милосерд безмерно, бесконечно,
Но на смиренных только лишь воззрит.
Прислушайтесь, как с глазу на глаз вечность
С пришедшими здесь ясно говорит!..

–Что наши дни, мой брат? – лишь дуновенье,
Дыханье ветерка над полем ржи.
Земная жизнь подобна сновиденью,
И потому беспечным всем скажи:

Есть бедственная вечность, тьма и бремя
Беды, где жжёт огонь, неугасим.
…Что в Богом лишь назначенное время,
Безмолвные, предстанем мы пред ним.

О ВНИМАНИИ СЕБЕ

Житейского водоворота шум:
Шумит весь мир, твой погружая ум
В бессмысленные словосочетанья.
Но коль душа о Господе горит, –
Внимай словам божественных молитв:
Душа молитвы действенной – вниманье.

И пусть в тебя вселится Божий страх,
И на сердечных праведных весах
Все прочие превысит ощущенья…
Так в непрестанной мысленной борьбе
Ты сохранишь внимание себе
И этим обретёшь залог спасенья.

ДУМА НА БЕРЕГУ МОРЯ

1
Слушает моря прерывистый гул,
Стоя на диком пустом берегу,
Странник. И море, биясь о гранит,
Глухо клокочет, бурлит и гремит;
Рвётся, ярится, готовясь напасть, –
Страшное, словно разверстая пасть.
В бездну, того и гляди, унесёт…
Странник же молча взирает на всё.

2
Не устрашить ни громам, ни воде
Сердцем стоящих на Страшном Суде.
Ныне скажу, что разумен и благ
Всяк, свой земной изгоняющий страх
Страхом Господним, – ведь внутренним он
Зрением – в эту лишь точку вперён…

3
Но грозовая рассеялась тьма,
Ветры ослабли и стихли шторма,
Гладью соделались воды, – они
Воспоминаниям стали сродни.

Тихо из кельи смиренной моей
Зрю на житейское море страстей.
Эти вот – небо, и берег, и чёлн
Столько видали мятущихся волн!

Благословен изгоняющий страх, –
Ты, устрояющий пристань в штормах,
Ты, кто от благ своих не отлучил,
Немощь свою познавать научил.

4
В яви, иль тонким забывшися сном,
Всё размышляю о бреге ином,
Месте селения дивном, где Бог
Верным своим уготовал чертог,
Где ни штормов, ни смятений, ни буйств,
Где я по воле Господней вселюсь,

Может быть…

ДРЕВО ЗИМОЮ ПРЕД ОКНАМИ КЕЛЛИИ

Близ келлии моей, под зимней твердью,
Всё вижу, хоть прошло немало лет,
Нагое древо, – как жестокой смертью
Разоблачённый начисто скелет.

Всё было так вокруг мертво и пусто,
Так чуждо всё – за что я ни возьмись.
Но заточенье изощряет чувство,
Уединенье изощряет мысль.


В далёком далеке валы метались,
Катились, всё сметая, на корму.
А в келье морем помыслы вздымались
И приближались к сердцу моему.

Отчаяньем, тоской, дыханьем Зева
Уж душу накрывал девятый вал,
И как Иона из китова чрева, –
Из чрева ада я к Тебе воззвал…

А Господу покорно, как и прежде,
Безжизненное, в ледяной глуши,
Стояло древо, даруя надежду
На обновленье страждущей души.

САД ВО ВРЕМЯ ЗИМЫ

1

В тихую погоду как я рад
Поглядеть на заметённый сад!

Вот он весь в снегу передо мной,-
Мёртвый и возвышенный покой!

В час, когда не вьюжит, не пуржит, -
Книгою раскрытой он лежит.

В нём, читая, прозреваю я
Вещие страницы Бытия,

Спор со смертью, непреклонный спор, -
Воскресенье братьев и сестёр...

2

Не о том ли много зим подряд
Мертвенные ветви говорят:

"Скованные здесь жестоким льдом,
По весне мы снова оживём;

Выбросивши почки и листы,
Принесём хозяину плоды".


Так вот, Страшный предваряя Суд,
Кости всех усопших оживут

В новом виде, до скончанья дней,
Плотию облёкшися своей.

Грешные же, как негодный хлам,
Рухнувшим подобные стволам,

Срублены секирой на корню, -
Предадутся вечному огню.

3

Сад мой, Божьей милости пример!..
Но не верит в чудо маловер.

4

Виждь: снегами занесённый сад,
Покаянной тишиной объят,
Молчаливо, о садах в раю
Источает проповедь свою...

РОСА

Дорога в монастырь вела…
Огнём на солнце купола,
Старинные, горели.
С необозримой высоты,
Где только небо и кресты,
Звучали птичьи трели.

Дремотной окружён сосной,
За монастырскою стеной,
Вдали от жизни бранной,
Стозвоном наполняя слух,
Покоился несмятый луг,
Пестрел, благоуханный.

И внятен был его листов
Язык, – где влага со цветов,
Блестящая, стекала,
Чиста, как детская слеза, –
В тот день обильная роса
На луг цветущий пала…

Жемчужный обретая вид,
Вот влага светится, дрожит,
Пахучая, как миро.
Она, как с небосклона явь,
Свет солнечный в себя прияв,
Его – дарует миру.

............................

Златые купола горят,
И птицы в высоте парят,
В ликующем полёте.
Как солнце в малой капле рос
Живёт – так и в церквах Христос
Живёт – в Крови и Плоти!


ДВА МОРЯ

1
Кончаясь за гранью и твердью земной,
Безбрежное море шумит предо мной, –
Порою мятежное, ярое, но
В полдневном покое прекрасно оно;
Какой-то сокрытою тайною вод
К себе непреклонно и властно влечёт.
О, так глубока эта смертная гладь,
Что мысль не могу от неё оторвать,
И, чуя с творением Божьим родство,-
Насыщу ли взгляд созерцаньем его!

У самого моря, Владыко, мой скит,
Поставлен Твоею рукою, стоит.

2
Страша, приближается вечность. И нам
По бурным житейского моря волнам
Сквозь бури и грозы приходится плыть, –
Лишь только б на берег спасенья ступить.
Пусть тщетно добычу ждёт жадное дно:
Нам странствие по морю – Свыше дано.

3
О щепка, носимая штормом, – смирись:
Нагим ты когда-то пришёл в эту жизнь,
И так же бесследно уйдёшь из неё
Нагим, даже тело оставив своё…


СМИРЕННОМУДРИЕ


Возводит души в высоту
Лишь послушание Христу –
С трудом, не сразу.
С терпением сопряжено
Смиренномудрие: оно –
Духовный разум.

К Господним заповедям льну,
Но только пристальней взгляну
В свою я душу, –
Живущий пищею молвы, –
Смиренья с мудростью – увы! –
Не обнаружу.

Собой, прозрачною до дна,
Души смиренной глубина
Хранится строго.
Так девы – взором матерей
Или завесы алтарей –
Хранятся Богом.


Ах. малая эта синица!

АХ, МАЛАЯ ЭТА СИНИЦА!..

И вот – исполненье забытых до срока угроз:
Уж март на носу и, наверное, зима на прощанье
Нам дарит на память – безжалостный русский мороз
И стужу такую, что перехватило дыханье.

Старинные сосны, старинный покой сторожа,
Застыли недвижно, – и что им, заснеженным, снится?
И только одна во всём мире живая душа
Безмолвье тревожит – ах, малая эта синица!

Взлетит, непоседа, исчезнет, – хлопот полон рот,
И вновь замелькает в глуби ледяного просвета;
И льётся незримо, – не зная сама, что поёт
Во славу Господнего незаходящего лета.


Вьюга, вьюга...

ВЬЮГА, ВЬЮГА…

Сквозь тоску и городскую вьюгу,
Утопая в снеговой пыли,
Наугад и друг навстречу другу
Мы в потоке нелюдимом шли.

В мирозданье заметённых улиц,
В снеговой пустыне, как в бреду,
На ходу столкнулись, разминулись.
…Оглянулись на свою беду.


Пари

ПАРИ

…Какой-то бред, а, может, пьяный вздор:
Вот дёрнул чёрт с тобой ввязаться в спор.
Всему виной твой горделивый нрав, –
Пусть я неправ, хотя, по правде, – прав.
И где уж мне качать свои права, –
Ведь ты права, хотя и неправа.
Ни ты, ни я, – лишь время утвердит
Иль подтвердит – как там его? – вердикт…

Открыт весь мир – распутья и пути, –
А человеку некуда идти;
 На все четыре стороны катись! –
Но тесен мир, и нам не разойтись.

Глаза твои – как омуты без дна,
И в них твоя душа заключена.
Жизнь коротка, но бесконечен плен
У милосердных молодых колен.

Предгрозовым смятением сквозя,
Ты вся мерцаешь и трепещешь вся
Каким-то чудным светом изнутри…

И понял я, что проиграл пари.

День отлетел, и зыбкий свет угас,
И тьма ночная накрывает нас,
Тьма, – сгусток томной боли мировой;
Не лучше ль нам сойтись на «мировой»,
И лёд обид в бокалах растопить,

И страстный хмель до капельки испить!..


Как свеча на бешеном ветру

КАК СВЕЧА НА БЕШЕНОМ ВЕТРУ

Свеж и зыбок аромат дыханья
Влажных роз, расцветших поутру…
Наша жизнь, все встречи-расставанья –
Как свеча на бешеном ветру.

Но, однако, над судьбой пропащей,
Над холодным перечнем утрат
Всё плывёт твой дивный и пьянящий,
Твой невозвратимый аромат,

Навевая, что за дальней далью,
До скончанья незакатных дней –
Мне твоей печалиться печалью,
Радоваться радостью твоей...


Белый голубь

БЕЛЫЙ ГОЛУБЬ
          И.К.

Веет вьюга, заметает крыши,
В доме мрак, и на душе темно…
Белый голубь, как посланник свыше,
Торкнулся в рассветное окно.

Медлит сердце, замирает чувство,
Подступает роковой предел…
Белый голубь, смертной боли сгусток,
Долго же, однако, ты летел!..


Как роковой магнит

КАК РОКОВОЙ МАГНИТ

Крошится век, ложится снег
Как бинт - на боль мою...
Тебя бы - ненавидеть мне,
Но я тебя люблю

За обнажившую лицо
Страсть, в коей не вольны;
За то, что судьбы с двух концов
Тобой подожжены;

За то, что давний летний стон
Мне не даёт уснуть;
За жизнь, похожую на сон,
Что не могу стряхнуть;

За то, что в долгую пургу,
Когда сокрыта твердь,
Как в небо звёздное, могу
В твои глаза смотреть...

Склонись, коснись дыханьем уст,
Прижмись ко мне щекой!
Ты вся - томленье и искус,
И нега, и покой...

Что ж беды - отблеском звезды
Иль бездной, что манит,
К себе притягиваешь ты,
Как роковой магнит?..


И одиночество...

И ОДИНОЧЕСТВО...

В один из неприютных,
Идущих к концу октябрьских дней,
Под праздник преподобных старцев оптинских
Навестил я в больнице
Своего старого знакомого.

-Вот,- говорю, отец,-
Были же и мы когда-то молодыми,
И всё это прошло,
Как будто никогда и не было,
И жизнь уже вся почти прошла,
А если впереди ещё что и осталось,
То только болезни и старость наша.


-И одиночество,-
Бесстрастно добавил мой старый знакомый.


Дорога

ДОРОГА

Снова – вокзал и дорога,
Как и во все времена…
В тамбуре, в грохоте, долго
В полночь глядишь из окна.

Только в унынье уронишь
Голову, – наперерез
Кинутся: Липецк…Воронеж…
Белгород…Вязьма…Смоленск.

Вот оно, сердца гнездовье,
Где ни забот, ни хлопот:
В медленно-чистом раздолье
Красное солнце встаёт!

Животворящая сила
Словно бы из пустоты
В вечное преобразила
Пажити, веси, кресты.

И не печаль бездорожий,
А драгоценный сапфир
Видишь, – светящийся Божий,
Тайны исполненный мир.

..........................

О, полустанки, разлуки,
Поздних свиданий полынь!..
И не кончаются муки!
И продолжается жизнь!


В полдень, со скалы...

В ПОЛДЕНЬ, СО СКАЛЫ…

Не ведать времена и сроки,
Но видеть в полдень, со скалы
Дол, где сливаются потоки,
Твердь, в коей царствуют орлы;
Вдали, как вечности зерцало –
Ледник, пылающий огнём!
А ты убог, ты слаб и жалок,
И что тебе в горящем, в нём?..

О, проникающий небесный
Огонь, – ни друг ещё, ни враг:
Из полночи духовной бездны
Неверный, жуткий, первый шаг!..


Взметённая зловещим ветром...

ВЗМЕТЁННАЯ ЗЛОВЕЩИМ ВЕТРОМ…

Ни слёз, ни дерзновения, ни страха,
А то, что возмущалось и рвалось –
Земного обессилевшего праха
Взметённая зловещим ветром горсть.

Так!.. Смерти нет –
Есть вечное движенье,
Сражение –
За тех, кто нас простил…
Есть зной, есть хлад, есть мука сопряженья
С землей, водой, мерцанием светил!


Станция Лиски, станция Россошь...

СТАНЦИЯ ЛИСКИ, СТАНЦИЯ РОССОШЬ…

Столичной неважною птицею
В сторону юга
Порой проезжаешь:
Вот сзади остался Воронеж;
Вот станцию Лиски
В скопленье товарных составов
Проследовал поезд;
Уж Дон с величавым теченьем
Остался под нами;
Вот справа уже Дивногорье
Застыло, незримое, где-то с его меловыми
Трудами ветров изваянными «дивами»;
Кельи,
Руками монахов в горах иссечённые;
Лики
Икон богородичных чтимых, –
Особо – «Расстрельной»,
Слезами кровавыми плачущей;
И «Сицилийской», –
Помощницы скорой в напастях, скорбях и болезнях.
Хоть не был давно там, и всё же как благословенье,
Тот отсвет святыни беру я в дорогу с собой…

Вот так и смотрел бы, смотрел бы всю жизнь неотрывно
На эти поля, рассечённые рвами; низины,
Заросшие вербой; на дальний полёт ястребиный;
Вершины холмов, где живое всё выжжено солнцем…

Поклон мой тебе, долгожданная станция Россошь,
Что в детстве далёком казалась тогда из села,
Лежащего в часе каком-то езды от тебя, –
Огромного мира, всей русской земли средоточьем;
А ныне, напротив, души и судьбы средоточьем,
И русского мира, – я старое вижу село,
От станции Россошь лежащее в часе езды, –
Куда возвращает больная немолчная память,
Где близких могилы,
Где всё разметала беда,
Где воздух дрожащий пропах чабрецом и полынью,
А если б случилось вдруг как-нибудь встретиться с той,
Что летнего утра свежее была и прекрасней, –
Скорее всего, не узнали б мы с нею друг друга…

Там воды неслышные Чёрной моей Калитвы
Видением сонным, мелея, уносятся в Лету…

…Куда возвращает больная немолчная память,
И раненой птицей в своём безрассудном старенье
Отчаянно бьётся в закрытые двери былого….

И близок-то локоть, – подметили мудрые люди, –
А как ни пытайся, – его все равно не укусишь.


Помнишь ли?..

ПОМНИШЬ ЛИ?..

Только глаза лишь закрою,
Снится – мученье и свет! –
Боготворимый тобою
Край, где я не был сто лет.

Канут все небыли-были
На деревенское дно,
Где в двухведёрных бутылях
Юное бродит вино…

Помнишь ли, как из бокала
Прошлого – за годом год –
Счастья вино истекало,
Да не попало нам в рот?..


К той, изначальной...

К ТОЙ, ИЗНАЧАЛЬНОЙ…

…Лето далёкое видишь: в сырой полумгле
Солнце восходит, а воздух пропах чернобылью,
Пылью прибитою…
Иль преклоняешься мыслью
К той, изначальной, отеческой, смертной земле?..

Ангел мой, радость моя…

Жить бы, бесстрастно приемля
Мир, – как над полем звезда…
День убывает. На землю
Скоро придут холода.

Птицей рассветною пела,
Только, тревогу тая, –
Что ты в грядущем узрела,
Ангел мой, радость моя?..

Сумраком дышат овраги.
Лето – зови-не зови!
Всё, что к смиренью и благу,
Господи, благослови!

Душу сжигавшие страсти
Время сотрёт без следа…
Похолодеют запястья.
Заледенеет вода…

И на угрюмом просторе,
Диком просторе пустом
Сердце – очистится горем,
Реки – очистятся льдом.


Как роковой магнит

Не слышать мне бы и не знать
Где ты, в каком краю…
Мне, может, надо проклинать
Тебя, – но я люблю

За боль, за светлое лицо
Любовницы? Жены? –
За то, что судьбы с двух концов
Тобой подожжены,

За то, что давний-давний стон
Мне не даёт уснуть;
За жизнь, похожую на сон,
Что не могу стряхнуть;

За то, что в бури и в пургу,
Когда сокрыта твердь,
Как в небо звёздное, могу
В твои глаза смотреть.

...И дальним отблеском звезды -
Мечтою, что пьянит -
Беду притягиваешь ты,
Как роковой магнит!

Русак, бессребреник, простак...

РУСАК, БЕССРЕБРЕНИК, ПРОСТАК…


Русак, бессребреник, простак,
Заверченный времён рекою,
Поэт стихи читает, в такт
Жестикулируя рукою.

И кто-то, чья душа глуха,
Подумает: мели, Емеля!..
А я, ещё и в смысл стиха
Не вникнув, почему-то верю

Земли неброским образам, –
Руси, встающей из забвенья,
И ритму верным – трём перстам,
Им сложенным – как для знаменья…


Одичание


ОДИЧАНИЕ

 

 

…Задача нелёгкая выпала – благоустроить

Участок земли,

Одичавший давно без присмотра

Хозяйского глаза,

И рук, и души и усердья.

 

С обжитой земли

Только стоит уйти человеку, –

Как водам подобно,

В пустые проломы пространства,

Собой заполняя его,

В первозданной,

Ликующей, вечной

И всепобеждающей силе, –

Живущая лишь по своим

Изначальным законам,

Противница праздности, –

Властно рванётся природа.

 

…Вот поздний «антоновки» плод,

Вот «анис», вот «осенняя радость», –

В конце сентября

Их, ещё недозревших,

Срывают,

Хотя лишь чрез месяц предзимний

Наступит их спелость, –

Плодов ароматных,

Имеющих сочную мякоть, –

Зернистую, сладкую,

С вкусом приятной кислинки.

 

Ах, если бы, если бы!..

 

Бедные эти деревья

С плодами, покрытыми

Сплошь безобразной паршою,

Корою усохшею,

В трещинах-ранах глубоких, –

Иные шипами терновника

Ожесточились, –

Ветвями, имевшими некогда

Мягкость и гибкость

И льнущими

С нежным доверьем

К руке человека.

 

…Гляжу на картину

Забвения и одичанья,

И мысль невесёлая

Сердце нежданно пронзает,–

О том, что душа наша станет

Таким же угрюмым,

Запущенным садом,

Землёю бесплодной и дикой,

Наследьем «волчцов» сплошь и «терний», –

 

Лишь только на время,

На малое время

Оставить её без ухода…

 

 


Лопочущий дождь...


 

ЛОПОЧУЩИЙ ДОЖДЬ

 

 

Затрепетавшие кроны,

Зазеленевшая рожь, –

Вслушиваюсь в монотонный,

В листьях лопочущий дождь:

 

Словно о чём-то вещает

Мокрое царство ольхи,

Словно бы кто-то прощает

И разрешает грехи…

 


Купание на реке Зуша


КУПАНИЕ НА РЕКЕ ЗУША

 

Быстрая Зуша река.

Медленные облака.

Влажно трепещут листы

Ивы – у самой воды.

 

Не оставляя следа,

Чистая эта вода

Светится, – обнажена

До каменистого дна.

 

До измождения вплоть

Разгорячённую плоть –

С плотью прохладною слить! –

Плыть по реке бы да плыть;

 

Видеть касаток игру;

Сонно ласкающих струй

Чувствовать каждый извив,

Всё в этом мире забыв.

 

…………………………………

 

Всё в этом мире забыть,

К дальнему берегу плыть, –

Где от былого – вода

Не оставляет следа.

 


Странный безумец поэт

В злобы исполненном мире, –
Как ты явился на свет,
Веком отверженный лирик,
Странный безумец-поэт?..

Глядя, как запад алеет,
Переливается чернь
Водная, – бродит в аллее,
Не понимая, зачем.

Пенье или дуновенье, –
То, что ему лишь звучит, –
Горнего мира явленья
Хочет в слова заключить.

Остановился, внимая, –
Что ему шепчет листва,
Медленно перебирая,
Как бриллианты, слова.

Шепчущая же, сквозная
Липовая благодать
Чует и в точности знает
Всё, что он хочет сказать.

Когда снега и холода...

КОГДА СНЕГА И ХОЛОДА...

 

Небес пустынная звезда

Покой отъемлет,

Когда снега и холода

Грядут на землю.

 

О чём древесные верхи

Мятутся, молят?

День-два: и воды, и грехи,-

Лют, - выжжет холод.

 

Заледенеет кровоток.

Отступят страсти.

Душа свободна. Мир жесток.

Всё - в Божьей власти.

 


В застывшее пространство...

В ЗАСТЫВШЕЕ ПРОСТРАНСТВО…

 

 

Бездушных городов пришлец,

Куда-то наудачу

Бредёшь, давно уже мертвец,

Средь мертвецов ходячих.

 

Кружится невесомый прах.

Неясной мыслью маясь,

Плутаешь в жизни трёх соснах,

На встречных натыкаясь, –

 

Как вдруг, блеснувший в вышине

Внезапным озареньем,

Мир – в сокровенной глубине –

Увидишь странным зреньем:

 

Нахлынувшая из дали

(А думал, что уснула!)

Печаль покинутой земли

По сердцу полоснула.

 

…………………………

 

И глушь, и воет над тобой

С безумием бунтарства –

То ль волк, то ль дикий ветр ночной

В застывшее пространство.

 

Мои дорогие

МОИ ДОРОГИЕ

 

 

1

 

…Эта, проникшая в вены,

Медленной Леты вода,

Стихнет во мраке Вселенной,

Не оставляя следа.

 

2

 

…Звёзды ли средь мирозданья

Пали и снова взошли? –

Таючи, на ожиданья

Лучшие годы ушли?

 

3

 

Славно, что все вы, живые,

Прибыли издалека,

Гости мои дорогие:

Старость, болезни, тоска…

 

 

Блаженные

БЛАЖЕННЫЕ


Всё минуло, но льётся свет
Священный – на несовершенных,
Хоть нет юродивых, и нет
Прославленных молвой блаженных…

В свирепую годину зла, –
Исчадья клятвопреступленья, –
Одна блаженная жила
В обители пред выселеньем.

Спросили у неё: «…растлен
Наш мир, но на Руси безмерной
Неужто нет таких, как N,
Почившей старицы блаженной?»

Та, мыслью вознесясь горе,
Иль долу, – так проговорила:
«Легко ей было при царе, –
Ты б при Советах поблажила»

...Между сном и явью

…МЕЖДУ СНОМ И ЯВЬЮ

 

 

Тягучее реченье рощ

Расплывчато и смутно;

 И всмотришься в окно: не ночь,

Но и ещё не утро.

 

Витает отзвук речи той

В пространстве без усилья,

Где воздух полнится пустой –

Легчайшей звёздной пылью.

 

…Как будто брезжущая рань,

Глушь, лампа у возглавья, –

Весь мир – расплывчатая грань,

Жизнь между сном и явью...

 

Лето Господне

ЛЕТО ГОСПОДНЕ

 

Под веянье широколиственных глав –

Забыться в свечении полдня!..

О, пышное великолепие трав –

Цветущая щедрость Господня!

 

Как будто бы дальние горы и лес,

Нависший над водною гладью, –

Весь мир поднебесный, простёртый окрест,

Пронизан Твоей благодатью!

 

И в ней – свиристенье, движение, жизнь,

Сплетение тени и света…

О, ливней мгновенная вечность, – продлись!

Продлись, долгожданное лето!

 

…Гляжу, как речная текучая сталь

В глуби растворяется горней…

И мнится, – не минувшей жизни мне жаль,

А краткого лета Господня…

 

 

Где-то в далёком краю...

ГДЕ-ТО В ДАЛЁКОМ КРАЮ…

Где-то в далёком краю
Солнечно, и к октябрю
Тёрпкою ягодой полн
В почву вцепившийся тёрн.

Всхолмия, кручи, поля –
Данная Богом земля –
Светом пропахшая твердь,
В лепете клёнов и верб…

Там, где мне жить бы да жить,
Медленный коршун кружит;
Где на камении, прост,
Высится древний погост, –

Там обрела благодать
Многострадальная мать.
О, как над ней и отцом
Воздух пропах чабрецом!..

В той неземной стороне,
С веком моим наравне,
В глуби задумчивых вод
Вечное небо плывёт.

………………………..

То ли полыни тягчит
Запах, – и кровоточит,
Бьётся в силках забытья
Смертная память моя?

Камень

КАМЕНЬ


О ты, душа, – лишь родилась, –
Творца благодаря за милость,
Так страстно в небеса рвалась,
Так в небе по земле – томилась!

Но канула во тьму звезда
Прощальным отблеском кристалла,
И тягостная глухота,
И мертвенность – тебя объяла…

В краю, где ветер лишь да Бог,
Лежит, обточенный веками,
На перекрестии дорог
Холодный отрешённый камень.

Река

РЕКА

Исповедью страстотерпца
В стылую вечность дыша,
Ты ли горишь, моё сердце?..
Ты ли мятёшься, душа?

Мир, обращённый к покою,
Свет на пустынной волне,–
Где-то за дальней рекою,
Где-то на той стороне.

Высится над берегами
Сосен изломанный ряд.
Красный тускнеющий пламень
В речку бросает закат.

Словно бы тайной извечной,
Явью меж этой и той
Жизнью – лежит моя речка
Красной запретой чертой.

Майскою ночью

МАЙСКОЮ НОЧЬЮ

Полночные поля, и луг,
И лес – какой-то зрячей боли
Исполнены!.. И сам ты – слух,
Лишь слух! лишь зрение! – не боле.

…О чём, сверкая, говорят
Светила в тишине нетленной?
О чём струится аромат
Нагой божественной сирени?..

Холода, мой милый, холода...

ХОЛОДА, МОЙ МИЛЫЙ, ХОЛОДА…

Кончен бал, темно… а потому
Будем уходить по одному.

Каждый прав, никто не виноват.
Уходить пора, любезный брат, –

От раздумий, давящих виски,
От жестокой водки и тоски, –

Чтоб не зреть, не слышать, не мешать.
…Оттого, что тяжело дышать…

От камней летящих, от невзгод.
…Оттого, что ничего не ждёт…

Ночь долга. Над полем – волчий вой…
Где страна? Где люди?.. Никого.

Холода, мой милый, холода.
В небе одинокая звезда

Над пространством мирового зла,
Как свеча высокая, взошла…

Усилие

УСИЛИЕ

К закатному солнцу, таясь, обернуло за плечи:
Как небо багрово и огненно-сини стволы!
Всей негой земной и небесною веющий вечер, –
Пахуче-недвижимый... Поровну света и мглы.

Леса и поля, и озёра, – блаженно-немою,
Красой облекаются, льющею сладостный яд...
И силится тщетно – не свет, – ЧТО за светом и тьмою
Душа смертоносным усильем постичь и объять.

Миром...

МИРОМ

Существует древний,
Благочестивый православный обычай
Пожертвования
На строящиеся храмы:
Покупка своего, «именного» кирпичика,
Который встанет затем –
Плечо к плечу с другими –
В стену нового строящегося храма.

Так, миром, и возводится из руин
Историческая Россия;
Так, миром, –
Как покаянием очищенные души, –
И возводятся на Руси светозарные храмы, –
Скажем, к примеру,

Храм Покрова Пресвятой Богородицы
В Ясеневе.

В звериной глуши...

В ЗВЕРИНОЙ ГЛУШИ…

Боль без истленья и ночь без конца –
Холодом дышат!..
Полно стучаться в чужие сердца, –
Кто тебя слышит?

Юная, – мука души и ума,
Молния света, –
Где ты? – где только безмолвная тьма?
Нету ответа.

В миг, когда бедствия не превозмочь,
На сердце слепо, –
Из дому выйти в угрюмую ночь,
Вслушаться в небо.

Промысл объемлет в звериной глуши
Вечность и землю.
Пусто, вокруг – ни единой души…
Бог тебе внемлет!

Сумрачный Питер

 

СУМРАЧНЫЙ ПИТЕР

 

Город ветров,

Царственный кров,

Сердца обитель,

Бронзовый лик, -

Грозен, велик

Сумрачный Питер.

 

Службы Поста.

В славе восстав, -

Боль и отрада, -

Плещет Невой

Сколок живой

Вышнего Града.

 

Сад - вертоград!

Здесь: Александр -

Мышцею бранной,

Стук топора,

Воля Петра,

Крест Иоанна.

 

В злые года

Знали всегда

Русские жены:

Град устоит,

Коль предстоит

Помощь Блаженной!

 

Горе земли

Превозмогли

Дети блокады.

С нами всегда

Сила Креста,

Отблеск Парада.

 

...................

 

Древних церквей

Монастырей

Светятся главы.

Дышит Невой

Трёхвековой

Холод державы!

Бессмертник

БЕССМЕРТНИК

Долго ли – коротко – полем идя наугад,
Запахом лета разлитым, густым и медвяным,–
Остановиться, почуяв вблизи аромат,
Сонно витающий в воздухе, – горький и пряный.

Жёлтый бессмертник мой, жгучий открытый ветрам,
Напоминание о вековечном покое! –
Скоро уж будешь поставлен в окне между рам,
Срезанный к осени чьею-то грустной рукою.

…Вьюги, бураны ли – искоркой светит в дому
Жёлто-лимонное, незаходимое солнце,
Солнце бессмертное, тихое – не потому
Издавна так он в бессмертном народе зовётся?..

Братья меньшие

БРАТЬЯ МЕНЬШИЕ…

Существа эти милые, скудный домашний уют
Терпеливо делящие с нами нелёгкие годы,
До предела последнего в доме хозяйском живут, –
Умирать же далёко-безвестно от дома уходят…

Век земной твой окончен – и некого в этом винить, –
Молчаливо в холодную вечность обрушить рыданье, –
Только б видом страданья последнего не причинить
На земле остающимся – даже и тени страданья…

На Страстной неделе...

НА СТРАСТНОЙ НЕДЕЛЕ

 

 

1

 

…Ещё немая бездна пролегла

До светлого Христова Воскресенья –

 

От скорби той, от траурных одежд,

От храмовых коленопреклонений;

От Сада Гефсиманского, где предал

Владыку злочестивейший Иуда;

От ночи той и от того двора,

Где трижды убоится слов служанки

Апостол Пётр до пенья петушина,

И отречётся Господа; от криков

Безумия, Пилата превозмогших

Неистовством: «распни Его, распни!»

«Свершилось!»

 

Миг – и надвое завеса

Разодралась в ветхозаветном храме.

2

Но что за чудо: словно бы светает

Среди вселенской неподвижной ночи,

Как будто – где-то ангельские звуки

Касаются измученного сердца,

И сердце плачет и обнять готово

В слезах любое Божие творенье…

А, может быть, доносит ветр восточный

С собой благоухающее мирро,

Что жены-мироносицы готовят

К помазанью Спасителя…

О Боже,

За что, скажи, Твоя любовь и милость

Твоё неистощимое терпенье

К созданью Твоему?..

Помилуй грешных.

 

 

 

 

 

Тишина

ТИШИНА


Струит небесная река
Медлительные волны –
Плывут по небу облака,
Причудливо-безмолвны, –

Приснившиеся сердцу сны,
Игра воображенья, –
В водах речных отражены
Почти без искаженья.

И видится, как одинок,
Душе пустынной сродный, –
Недвижной точкою челнок
Застыл на зыби водной,

Как лебедь дивный с высоты,
Где вечность торжествует,
Две бездны – неба и воды –
Своим крылом связует.

………………………………….

И мир, просвеченный до дна,–
Как затаил дыханье:
Так полнозвучна тишина!
Так глубоко молчанье!

Зеркало

ЗЕРКАЛО

Всякий раз, когда подхожу к зеркалу, –
Замечаю,
Как болезненно и устало
Из отражённой глубины
Глядит на меня человек,
Своими чертами всё более и более
Напоминающий мне
Моего покойного отца…

И что мне ему сказать? –

Что мир – и годы спустя после его ухода –
Не изменился к лучшему;
Что – как это ни печально, –
Но нет между нами любви:
Ни у меня к миру,
Ни у мира ко мне, – тем более;
Что я всё так же,
Находя себе оправдание,
Согрешаю «делом, словом, помышлением…»,
Что, как тонкая свеча,
Тает моё земное время,
А я всё так же – беспечно и нерадиво –
Готовлюсь к нашей неизбежной встрече,
Которая – не за горами…

Православному поэту

ПРАВОСЛАВНОМУ ПОЭТУ

Божественная лишь звезда
В твоих твореньях заблистала, –
Как мира древнего вражда
И злоба на тебя восстала.

Крепись оружием поста
И жертвенною изначала
Небесной силою креста
Во тьме вселенского провала.

Грядущему не прекословь,
И душу к бедам уготовь,
Поскольку нет путей бескровных
 В безжалостной пучине лжи…

И что за дело нам, скажи,
До мненья мертвецов духовных?

Кроткий незлобивый брат

КРОТКИЙ НЕЗЛОБИВЫЙ БРАТ

Мысленно ворогу сдавшись до битвы,
Чуя пронзающий хлад, –
Тщетные к небу возносишь молитвы,
Кроткий незлобивый брат.

Думаешь, - неотвратимое  минет?..
Нет же, – тебе говорю:
Землю отнимут твою, и отнимут
Храмы… И душу твою.

Посмертное его изданье

ПОСМЕРТНОЕ ЕГО ИЗДАНЬЕ

Крылат ты духом иль бескрыл, –
Уйдём – не рухнет мирозданье…
Но боль забылась, и открыл
Посмертное его изданье, –

Где рты кричащие камней
И гул всемирного обвала,
Где в беспощадности своей
Жизнь – вся как есть она – предстала…

Там душу облегало зло,
Стихий безликих первородство!..
И камнем на душу легло
Духовное его сиротство!

Чабрец - богородичная трава

ЧАБРЕЦ – БОГОРОДИЧНАЯ ТРАВА

Далёко от низинных вод,
В степи засушливой растёт
Трава, раскидисто-легка,
На почве камня и песка.

Вот кончится Успенский пост, –
И в благовонный медонос –
Чабрец – воздушно-тяжела,
Вопьётся жадная пчела,–

Блаженно-сонная, пока
Из розоватого цветка,
Тягучий и душистый дар, –
Восходит солнечный нектар…

А боголюбицы придут
Ко всенощной, и уберут
Небесно-нежною травой
Во храме – образ Пресвятой.

Забытое кладбище

ЗАБЫТОЕ КЛАДБИЩЕ


Жизнь промелькнула без следа…
Душа, чего ж ты ищешь?
Что привело тебя сюда,
На старое кладбище? –

Где ляжем, может быть, и мы,
Где страсти все унялись,
И где могильные холмы
С сырой землёй сравнялись.

Кружится тополиный снег.
Скрипит в полях телега…
Вот жил на свете человек –
И нету человека,

Прошедшего чрез тыщи бед,
Познавшего утраты…
О, время! Суета сует,
Где ни креста, ни даты.

Прошедшее – не воскресишь.
Всё порастёт травою…
Зачем же долго так стоишь
С повинной головою?

Первая вешняя птица

ПЕРВАЯ ВЕШНЯЯ ПТИЦА


О, слушай, как душа поёт,
Как освящает мирозданье
Освобождённое Твоё,
Затрепетавшее созданье!..

То – в персти отблеск высоты.
То – в лицах проступают лики.
То – сердце растопляет льды,
Разъятые Постом Великим!..

Лови дыханье ветерка,
Бреди по мартовским дорогам, –
Пока живой ещё, пока
Душа помилована Богом.

"Англетер"

 «АНГЛЕТЕР»
Всем, обвиняющим Есенина в самоубийстве

Ночь глухая. Без ответа
Дума: быть или не быть…
Что же – можете поэта,
Беззащитного – убить.

Ну, а что вам делать с жизнью,
Уходящей в небеса?
С обретённой в муках синью,
Отверзающей глаза?

…Их, клевещущих, ничтожных,
В жизни той и в жизни сей,
Помяни пред ликом Божьим,
Русский мученик, Сергей.

К фотографии Валентина Распутина с внучкой,1991 г.

 К ФОТОГРАФИИ ВАЛЕНТИНА РАСПУТИНА С ВНУЧКОЙ,1991г.
(Сонет)
Корабль российский вновь разбит
В щепу - изменой и безвольем.
Всё кончено... И он глядит
В грядущее с застывшей болью.

А, может, неотступно зрит
За обнажившейся юдолью
Невысказанность, что хранит
В себе сибирское раздолье...

И кто он- русский человек
И мир его- под страшный век
Попавший - как под горный камень,-

Каких-то двадцать лет спустя
Увидит малое дитя,
Лицо закрывшее руками.

Сердце орла

СЕРДЦЕ ОРЛА

Чую, как будто поныне:
В мире, где нет ничего –
Дух августовской полыни, –
Сладкую горечь его.

Высятся в небе чертоги
Жизни, сгоревшей дотла….
Эту траву на востоке
Сердцем назвали орла.

Жёлтых метёлок соцветья –
В доннике и ковыле –
Ветер, нахлынувший степью,
Клонит к иссохшей земле.

Были высокая небыль! –
Словно бы кто-то простёр –
Солнце в полуденном небе,
Необозримый простор!..

Лишь бесконечное поле, –
И ни приметы жилья!..
Волюшка, вольная воля,
Вещая воля моя!..

Невыразимое слыша, –
Вечностью сбитое влёт,
Тонет – всё выше и выше! –
Бедное сердце твоё!..

Москва


МОСКВА
…Вот возвратился я, не уезжая
В свой призрак давний, где до слёз любимо
И близко сердцу только лишь одно:
Намоленной кадильной тишины
Звучанье в глубине старинных храмов
Да разговор мгновенный – взгляд во взгляд –
О потаённой сокровенной боли
С таким же неприкаянным скитальцем,
Спешащим по делам своим… Ещё?
Ещё – когда наступит март,
А с ним – холодных дней преображенье, –
Дыханье ветра влажного в лицо –
Почудится как обещанье свыше
Того, о чём уж и не вспомнить сердцу.
Ещё? – ещё живой пока, – когда вдохнёшь
Оттаявший и горьковатый запах
Деревьев, зиму перезимовавших
В безмолвной пустоте пространных скверов,
Оживших ныне, но…
Но сон блаженный
Усильем воли стряхиваешь и
Глядишь вокруг себя с недоуменьем:
Всё, всё, что было дорого, – теперь
Как будто бы попало в тяжкий плен
Иль наважденьем дьявольским ему
Вдруг подменили душу, и она,
Почти не помня прежнюю себя,
Слабеет, вопиет, изнемогая.
И я – кто я? – не зверь, не человек –
Брожу устало средь нагроможденья
Каких-то неживых, стальных уродов,
Дерзающих достать до Бога; средь
Витрин, реклам, телес раздетых: всё! –
Всё на продажу! – выхвати, успей!
А может статься, это и не я,
А – молвить странно – тот, ветхозаветный
Доживший до последних дней Иона
Во чреве бродит страшного кита,
Который по своей безумной воле
На берег смерти в умопомраченье
Сам выбросился в бурю...
Ты, Москва!..

Вверх!..


 ВВЕРХ!..

Волглый воздух – бездонней, и птицы – тревожнее крик,
И усталое солнце за дальние горы садится…
О пронзившая боль! – зацепиться бы только за миг,
На единственный миг бы – за тающий свет зацепиться!

Зрим таинственный свод, неземным озарённый огнём,
Закрываем глаза, и, исполнены грозных видений,
Неуклонно и медленно в страшную вечность идём
По ступеням крошащихся невозвратимых мгновений.

В этой пустынной аллее...

В ЭТОЙ ПУСТЫННОЙ АЛЛЕЕ…

…Вот она словом заветным
Снова встречает меня,
Не отстраняясь от бездны
Светом шумящего дня.

В воздухе дело к ненастью.
Молнии брызнул изгиб.
Сердце наполнено страстью
Юных дурманящих лип.

Душные, оцепенели
Травы над дальней тропой…
В этой пустынной аллее,
Где мы сидели с тобой,

Так же смеркается запад,
Так же, вне горя и лет,
Льётся божественный запах,
Пахнет божественный свет…

Лезвие реки

ЛЕЗВИЕ РЕКИ

Рассветная лишь полутьма
Рассеется, – и вновь на веси
Гляжу с покатого холма,
Затерянного в поднебесье.

И виден весь – из-под руки –
Мне шум земной и лёт орлиный,
И тонким лезвием реки –
Гладь рассечённая равнины!

Встать до пустынной денницы...

***
Встать до пустынной денницы:
Стужа, утих снеговей;
Неугомонно синицы
Тинькают между ветвей.

Зыбко дрожит за излукой
Леса далёкая чернь.
Полнится светом и звуком
Вновь народившийся день.

Заиндевелый подлесок,
Царство заснеженных лип,
Будит, – рассерженно-резок,
Санный пронзительный скрип…

И белоствольные свечки
Вздрогнут, за дальним бугром
Слыша донёсшийся с речки
Льдов потревоженных гром!

Памяти безвременно ушедших

ПАМЯТИ БЕЗВРЕМЕННО УШЕДШИХ

Свои не завершив дела,
И как-то против правил, –
И тот ушёл, и та ушла,
И этот – мир оставил.

Где души их? – в какой дали,
В каком надмирном мире?..
Как будто мало им земли.
Земной им мало шири!..

Ива

ИВА

…Вновь у речного обрыва,
Молнией расщеплена,
Никнет безмолвная ива
В струи текучего сна.

Вдруг в её крону, крылатый,
Ветер подует, – и та
Вспыхнет вся голубоватой,
Нижнею кромкой листа…

В непреходящем покое –
Словно в сокрытой беде, –
Что ты узрела такое
В сонно текущей воде?

Близкая осень остудит
Пепел сгоревшего дня,
В коем навеки не будет
Нас – ни тебя, ни меня…

Всплески наклонного шума –
Пламень под коркою льда,
Душу, и сердце и думы
В вечность уносит вода.

Завеса

ЗАВЕСА

Утих – надолго ль? – снегопад,
Но воздух сладостно-морозен,
И долгий плавится закат,
Меж бронзовых застывший сосен.

К замёрзшим поднесу устам –
Облитое беззвучным златом…
И вдруг почудится мне там,
За леденеющим закатом –

Таинственное бытиё,
Задёрнутое кромкой леса…
Но снидет Он – и нет её,
И пала ветхая завеса.

В бездонной лунности, едва...

***
В бездонной лунности, едва
Умолкнут соловьи, –
Шумит, ласкаяся, листва…
Иль волосы твои?

Струится ровной полосой
Меж лип, вбирая свет,
Трава, примятая росой…
Иль твой воздушный след?

Всех смертных сладостней услад,
Объемлет, потаён,
Роз дивных страстный аромат…
Дыханье ли твоё?

И в отворённое окно
Земная благодать
Так льётся горестно-давно,
Что и не передать…

В хате, ютящейся с краю...

***

В хате, ютящейся с краю
Родины, сжавшейся в пядь,
Тихо Творцу воздыхаю:
Чем ещё душу занять?

К грозному ближе закату,
Бурей - разор бытия
В крайнюю вломится хату...
Крайняя хата - моя.

Время, когда...

Время, когда пришли немощи и болезни;
Когда отвернулись все близкие и друзья,
И лишь одни ночные сквозняки и ветры
Посещают твоё обезлюдевшее жилище;
Время, когда лучшими собеседниками твоего одиночества
Сделались уныние и отчаяние, –

Оно – это долгое время богооставленности, –
Оно, – мой отдалённый двойник,
 Мой маловерный брат, –
И есть
Самое лучшее время для разговора с Богом,
Для молитвы…

Вблизи черты небытия

Вблизи черты небытия,
Все расточивши силы,
Застыла Родина моя –
Закланная Россия.

Поля, в которых ни души,
Столиц немые зданья –
Неужто только миражи
Болящего сознанья?

Зовёшь ли… – тщетно звать людей, –
Никто и не услышит
В стране, где камень площадей
Холодным роком дышит.

Куда ж – на запад иль восток
Впотьмах ведёт дорога?
Глядит в глаза твои, жесток,
Сей мир, где нету Бога.

…И в памяти, живой едва,
В невыносимой нови,
Всплывут забытые слова:
"Не тщись… Не остановишь"

Ночная птица

…Что мудрствуешь лукаво, брат:
Не ты ли в рабском виде
Из праха был земного взят?..
И так же в прах отыдешь.

Страшась, в неведомую явь
Взлетит ночная птица…
И ветер на круги своя
Вновь хищно возвратится.

Тягучий - липовый, пчелиный...

***
Тягучий – липовый, пчелиный –
Баюкал нас медовый гул, –
Как режуще-молниевидный,
Изгиб – по небу полоснул.

И в свете огненном, – до дрожи,
До помрачения, – сплелось:
Шум ветра, запах юной кожи
И ливень льющихся волос!

Лётчик-истребитель

ЛЁТЧИК-ИСТРЕБИТЕЛЬ
В.Н.Скичко.

…Вдруг вспомнился один немолодой
Военный лётчик, лётчик-истребитель,
«Печали и унынья истребитель», –
Так в шутку называл его, и он
Охотно принимал её, и мы
Дни проводили в долгих разговорах,
Под говор волн, в начале октября,
Когда пустеет берег черноморский.

Он в Туле жил, а может быть, в Орле, –
За давностью теперь уж не упомнить, –
Как не упомнить мне, где я живу –
В далёком прошлом, в тщетности борьбы
С неумолимым и железным роком,
Неотвратимым, как предначертанье;
Иль на задворках, рухнувшей в мгновенье,
Приснившейся, как смутный сон, державы…
Но он был твёрд всегда, и только смерть
Жены и сына были для него
Непреходящей, хоть сокрытой, болью…

И сокровенным светом.
А когда
Из побуждений лучших всё ж ему
Жизнь предлагали заново устроить,
То – «я не разведён», – добра желавшим,
Его ответ был.

В Туле иль в Орле,
В юдоли сей,
Иль в лучшем из миров;
Всё так же твёрд
Или несчастьем сбит, –
Кто достоверно скажет:
Где он ныне?

Сторожко, медленно, босой...

Сторожко, медленно, – босой,
Вступаешь тихо в благовонный
Мир утренний, ночной грозой
Очищенный и освежённый.

И ластится у головы
То ль немощное щебетанье,
То ль клейкой плещущей листвы
Доверчивое лопотанье…

Но вскрик и клёкот лишь едва
Из дальней донесёт дубровы, ;
И утренние дерева
Речь оборвут на полуслове…

Молись!

А леность ищет своего,
Бежит молитвословья:
То нет того, то нет сего,
То нет у нас здоровья.

И некто, прозорливый, близ
Времён, не зримых нами,
Сказал всем «немощным»: молись!
Молись – хоть вверх ногами!

В начале "бандитских девяностых"

В те времена, когда дышал грозой
Сам русский воздух,
И глухой лишь разве
Не слышал тектонические сдвиги,
По Божьему смотрению, должно быть,
В безбожном содрогающемся мире
Попущенные злу; и лик властей –
Обманная невидимая власть –
Вдруг обернулся сатанинским ликом;
И в чёрный день, пришедший словно тать,
Разверзлась бездна под ногой беспечных,
Земная бездна чёрная, – полна
Небытия, безволия, измены;

В те времена, чтоб не сойти с ума,
Спасти чтоб душу живу, чтоб не зреть
Свершившегося более, не слышать, –
На медные последние гроши, –
Подобие когда-то бывших денег,–
Купив билет в безвестность, надлежало
Автобусом, в кабине с машинистом
Товарняка, попутками, пешком –
Добраться до провиденьем хранимых,
Разрушенных, но освящавших землю
Монастырей, скитов, – каким-то чудом
Вновь по Руси упрямо воскресавших, –

Неприхотливым трудником, среди
Таких же, убегающих злодейства
Времён последних, – православных братьев;
Копать, носить; а после, отстояв
Положенную по уставу службу,
За неименьем места – на полу
Из праха восстающего собора,
Не чуя рук и ног своих,– свернуться
В сени нетленных, ждущих прославленья
Святых мощей, недавно обретённых,
Не в раке, лишь – в простом гробу лежащих, –
Смиренного Нектария; забыться
Мгновенным сном счастливым до рассвета,
До утренних молитв.

…И свет лампад
Неугасимых, у икон старинных,
Как отсвет Божьей вечности в тиши, –
В разлившейся во храме благовонной
Намоленно-певучей полутьме, –
Ложился на чело рабов Твоих,
Грехом обремененных, неключимых.


В отблеске горнем

Время недвижно, а сердце не спит…
Сумраком солнца
Буря нисходит, – и бор мой скрипит,
Бор мой трясётся.

Блещет кривыми изломами твердь.
Словно с испуга
В страхом объятую смертную клеть
Бьётся пичуга.

Длится безумный неистовый пир.
В отблеске горнем
Огненным прахом становится мир,
Вырванный с корнем.

Хаос – в распахнутом бурей окне!
Слышная еле,
Плачет в надмирной душа глубине,
В горестном теле...

Справа ли, слева ли, над головой –
Длится неровный,
Бедное сердце пронзающий вой,
Скрежет зубовный…

Я говорю себе...

Я говорю себе, что нет
Тех дней, тобою осиянных,
Лугов, – недвижимо-медвяных,
Хранящих драгоценный след;

Я говорю себе: давно
Всё это в памяти уснуло,
Забылось, молнией сверкнуло,
Упало на речное дно;

Но медленно, за пядью пядь,
Несбывшееся – не прощает,
Утраты жернова вращает,
Чрез вечность возвращает вспять,

Где накрывает с головой
Мучительно, ни в чём не каясь, –
Прошедшее; где запах твой
Как сон стоит, не выдыхаясь.

Снег

Стремительный, как жизни век,
Похожий на лавину,
Кружится снег, ложится снег
На русскую равнину.

С необозримой высоты
Нисходит он, не тает.
Твои следы, мои следы
Пургою заметает.

Все улицы и все дворы –
Как будто их не стало.
Ловлю, – пронзительно-остры,
Холодные кристаллы.

В седом хаосе бытия
Неразличимо даже:
Где улица, где ты, где я,
Где мирозданье наше?..

Се – мир. И ходит человек
С мечтой о человеке, –
Страдальческой. Но вечен снег,
Запорошивший веки.