“...В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей”
С. Есенин
Всем, кто уходит сам, даруй любви –
по капельке, по лучику, по крохе,
они Тобою явлены людьми
преодолеть преграды и пороки
Всем, кто уходит сам, открой мечту –
вдохни глоток земного вдохновенья
и чёрный ход запри – пускай придут
ко времени, сквозь каждое мгновенье
Всем, кто уходит сам, взгляни в глаза –
и слёзы окропят глазницы светом,
и обратят стопы свои назад
отверженные в поисках ответа
Мне сорок три оборота вокруг солнца,
планета Земля со мной в космос несётся,
и вместе с ней – расту, мудрею, старею,
в земную твердь врастая почти по шею
А в детстве через скакалку прыгала ловко,
весь мир меня обнимал без остановки,
и вот – ушёл из-под ног и давит на плечи,
стал вдруг ворчливым сверчком юный кузнечик
Мы все – кариатиды или атланты,
небесно-телесные здесь эмигранты,
каким оборотом вобьёт в эту землю –
поведает только тот, кто нас приемлет
Так сорок три оборота вокруг солнца
планета Земля со мной в космос несётся,
я вместе с ней – расту, мудрею, старею,
родную твердь почти обнимая за шею...
“Вырастут доченьки, доченьки мои...
Будут у них ноченьки, будут соловьи!”
А. Вертинский
6 января 2011
…А время, как лассо,
накинет кольца
на пальцы – нам
и на тела – деревьям,
и сеточкой морщинок
словит лица,
взамен крупицы мудрости
отмерив
деревья станут толще –
жизнь короче,
и на часах песочных
миг остынет,
и путников молитва
“Аве, Отче!”
взметнётся ввысь, где их Господь
приимет
Я буду любить твой город –
Монреаль,
пусть в снах петербуржских потонет
моя печаль,
и воды Святого Лаврентия
обогнут
пол мира – и с невскими встретятся
наяву
По дугам свободных улиц,
спешащих вдаль,
друг с другом бродить мы будем,
и в твой реаль-
ный мир попаду, как в сказку-
калейдоскоп,
и солнце замрёт от ласки
рождённых слов
Спит пёс—на цепи моё сердце,
приковано к конуре,
ему никуда не деться
от сумерек в январе
ему никуда не деться
от вальса февральских вьюг,
хрустально-мартовских скерцо,
капели апрельских фуг
лучом зелёного мая
ему не сбежать в июнь,
и след июльского рая
растает – хоть трижды плюнь!
и август вздохнёт протяжно—
сентябрь, октябрь, но я...
сквозь осень вернусь однажды,
декабрьскую мудрость храня
Звон белой тишины застыл...
в морозном воздухе кораллы
ветвей плывут,
и только алы
комочки шустрых снегирей
Я погружаюсь в хрупкий мир
и, продвигаясь – по колено
в плену заснеженной
вселенной,
плыву во взбитом молоке
Так мягко и уютно мне...
а рядом – в пуховом платке
сопят деревья-великаны,
как дети
в первородном сне
Морщинки
утончённой каллиграфии
пером на небе сером
процарапаны—
застыли ветки, сбросившие патину
листвы, слетевшей под ноги
заплатами...
Смотрю наверх –
какие письмена
деревья вырисовывают пальцами!
А осень малахитовыми пяльцами
сжимает полотнище
ноября
Нюх у Нюши очень острый,
Длинный нос и тонкий хвост;
Но не вышла Нюша ростом—
Ни к чему для таксы рост:
Гордо посреди двора
Буква Н идёт с утра!
Молоко из мелкой миски
Мигом вылакала киска.
Ушки встали буквой “М”:
“Мало-мяу!
Я много ем!”
(Вне конкурса)
Мама Муроньке дала
В мелкой миске молока—
Ушки встали буквой “М”:
“Ужин, мяу, мигом съем!”
Для орла совсем не колки
Сосен острые иголки.
Клювы из гнезда торчат—
Сколько Л в гнезде орлят?
(Вне конкурса)
***
Буква Л бывает колкой,
Как сосновая иголка,
А ещё бывает— кисленькой,
Ярко-алой, спелой вишенкой
:)
***
Ласточки порхают в стае
Сколько хвостиков летает?
2.
Чайка по небу летела,
За звезду крылом задела —
Стала чайка-лежебока
Буквой З в мгновенье ока!
А когда опять запнулась —
Буква чайкой обернулась
(28.07.2009)
1.
Звёзды на небе зимой
Засверкали над Землёй.
Взвилась чайка в высоту,
Зацепилась за звезду,
Встала боком на крыло —
Глянь-ка — З летит в окно!
А как ветер закружил,
Завертел-заворожил,
Буква З запнулась —
Чайкой обернулась!
Дружелюбный жёлтый Жук
Жирафёнку крикнул вдруг:
“Покатай меня на шее,
Я уже жужжать умею!
Ужин свой дожуй, дружок —
Побежжжали на лужок!”
Гоше не нужны игрушки,
Он играет только клюшкой—
Букву Г перевернёт
И в ворота Гол забъёт!
Вкусный крендель В день рождения,
В блюдце Вязкое Варенье,
Вязаные Варежки—
Все подарки Варюшке.
Званы гости на обед—
Взрослой Варе Восемь лет!
1.
Бим и Барсик вышли в сад:
Все букашечки молчат.
Спит улитка под листом –
Буква Б – ей кров и дом!
2.
Брюхоногая улитка
Задремала под листом
Не намочит дождик спинку
Буква Б – ей кров и дом!
Буквы встали в хоровод,
Самый первый – кто идёт?
— А, так это буква “A”
За собой всех повела!
ПирамидкА—ЁлочкА
АнечкинА горочкА!
Аня с папой сели в сани
Покатились с горки к маме.
Брат Егорка плачет: «А!
Горка больно высока!»
(Мама, папа, брат, сестра –
В каждом слове буква А)
P.S. Это вступление вместе с буквой А
Буквы можно прочитать
И в тетрадь нарисовать,
А ещё их можно просто
Нам на пальцах показать!
Раз, два, три, четыре, пять –
Начинаем мы играть.
Пять, четыре, три, два, раз –
Кто запомнит мой рассказ?
Остреньки да кругленьки
Буквы-загогулинки –
Палочки, кружочки,
Колкие крючочки
А
Вот высокая гора,
Человек на ножках –
К нам шагает буква А
С палочкой-лукошком.
Что она нам принесла?
Ананас, Арбуз, Айва
-----------
Идея этой азбуки не оригинальна – постараться вместе с малышом показать «живые» буквы на пальчиках. Такие буквы могут двигаться. Фольклорные пальчиковые игры-потешки (сорока-ворона, ладушки) нам знакомы с детства.Так почему бы не создать такую «пальчиковую» азбуку? Это не просто восприятие на слух и разглядывание картинок, но ещё и игра-осязание, развитие мелкой моторики (=мозга), взаимодействие взрослого и ребёнка (так как пальцев двух рук иногда не хватает, малышу можно предложить достроить букву).
Я понимаю, что тут трудно не удариться в голую методологию (сурдо-азбуку абсурда : )), позабыв про основную идею. Но на самом деле все буквы можно показать из вертикальных/горизонтальных палочек-пальчиков и кружочков/полукружий. Поимпровизируйте сами!
Жду критики и предложений : ).
С ув.,
КК
Шёпот кисти...
звук проникает в холст,
проявляя тело на белом
Как виолончелист смычок—
ты держишь её,
порхающую над мольбертом
Шелест кисти...
масло питает холст
Как опавшие листья,
мазки своенравны—
И египетское тело моё
оживает в рамо-картинном пространстве
А потом
через много много лет,
в каком-нибудь незнакомом доме
слепок этот будет висеть на стене—
для забвения
повод
I am holding your brawny tanned hand,
in a whisper I'm praying.
We are growing apart devastatingly,
once and for all.
Lips are trembling.
I'm trying to smile.
I'm ready. You're helping me on with my coat.
We are leaving in the outside gloaming,
it's still snowing, chilly mongrels are still.
You are taking me back home.
And a beam of the streetlight
is so bright on your pallid cheekbone.
We've lived through one more day -
both the longest of all and the shortest.
You are striding so fast -
I can barely keep up with you.
We are near the threshold.
You are vacantly tender.
I am following you with my dark hollow eyes.
In the corner lonely puff of smoke whirling.
Endless terrible nights, void of you void of you.
You are moving alone, but
how the beam of the streetlight
is so bright on your pallid cheekbone.
Translated from Russian by
Klara Kobzeva, 2006
Романс №4
По твоей загорелой руке
я читаю молитву.
Мы с тобой расстаёмся, мой друг,
навсегда, навсегда.
И дрожат мои губы.
Я кривлю их в улыбке.
Я готова. И ты подаешь мне пальто.
Мы уходим, а на улице вечер,
и сырая метель, и замерзшие псы.
Ты меня провожаешь.
Ах, как светел, как светел
на щеке твоей луч фонаря.
Нами прожит еще один день -
самый долгий и краткий.
Ты шагаешь так быстро -
мне трудно успеть за тобой.
Мы уже на пороге.
Ты рассеянно нежен.
Я стою у окна и смотрю тебе вслед.
Одинокий дым по комнате вьется.
Сколько будет ночей без тебя, без тебя.
Ты все дальше и дальше.
Но как светел, как светел
на щеке твоей луч фонаря.
Диана Арбенина
13 февраля 1996
Once I suddenly entered this world—
once I’ll certainly leave it behind
into linen, to this day half-furled,
spinning my tiny threads like a blind,
feeling with my whole being inside
mankind’s delicate bonds as a pattern,
where my body is tight intertwined
through my kids to the universe matter
And I’ll see that the blind faith’s cord—
on the face of it, it seems so blind,
but which’s given to us by the Lord,
earthy-beautiful, dear and kind—
will appear so light and so clean
down a long way of suffering and tears
that I simply would like to come in
through the mystic door, holding no fears
Once
............I suddenly
.................................entered
.................................................this world
................................................
.................Гранит..................
...........ный Гелиос*.............
.....над плоскостью Не.......
..вы парит – и только точ..
ка есть ему опора. Вот так
.и мой корабль кружит во.
.....круг Земли к единой....
...........Точке якорем...........
................прикован..............
................................................
(*На набережной Невы стоят гранитные шары)
Мне уютно в Париже
от ритма питерских окон,
от чугунных манжетов
вокруг тополей вековых,
и от южных ветров,
развевающих пепельный локон,
и от – с неба расплёсканных – луж
в огоньках мостовых
Мне уютно в Париже
от питерских крыш и мансард,
от прозрачности сна,
лёгкой призрачности полнолуний,
от того, как по-русски – гармошкою
бредит Монмартр,
и опешивший март бродит
юным стихом вольнодумий
От летящих мостов через Сену –
с Невою вдруг схожей,
от случайных прохожих-влюблённых,
гуляющих вдоль...
Мне уютно до боли,
до клеточки каждой, но всё же
мне уютно – как страннику,
ждущему встречи с тобой.
Цивилизация мини-термосов—
вдоль авенью, по платформам сабвея,
кондиционированными автобусами—
победоносно шествует
кофе!
Вечные дети с дежурной ОК-ейностью
тащат трофеи комфортной бренности,
иллюстрируя по старине Фрейду—
бейзик инстинкт
сосательного рефлекса
Сити расцвечен почками кружек
всех цветов радуги пластмассо-металлов —
разнорабочие и офис классы
плавят в желудках
кофейную массу
Льётся елейным хау_уа-Ю—ФЭ-нк_ю
лёгкость улыбок приторно-снежных,
скрадывая ленность персоно-участия —
но так цивильнее –
не бьют по фейсу
Цивилизация мини-термосов
мини-кратка как и других этносов –
погружаясь в микро-смерть к вечеру
возрождается на следующее
утро заново
И так легко мимикрировать вместе,
взявшись за кружку с услужливой ручкой...
Цивилизация мини-термосов,
давай придумаем что-нибудь
получше,
а?
P.S.
Не думала,
что во мне проснётся
Владимир Владимирович –
не ПУтать, читай –
Маяковский
:))
1
A hot-tempered pastry,
Angry and hasty,
Darted down the floor,
Bumped and got a sore.
Slowly he began to rise—
What a terrible surprise!
“Look at this!” the dough puffed sickly.
“My bump is swelling very quickly!
I should go to see my doc,
After such a nasty knock!”
2
Bidding nobody goodbye,
By the kitchen, with a cry—
Fretting, bubbling, but still spry,
He was gone, both brave and sly.
Though scared people on the street
Used to know him as a sweet,
They’d never ever seen before
Such a hastening Mr. Dough.
3
Having had a rapid ride,
He came in, at last, and cried,
“Dear Doctor, it’s so tough,
Please cut off this freaky stuff!”
Stunned, the doctor answered him,
“Ah, you want to be more slim,
But you know, my sharpened knife
Will not save your precious life.
So, to get you off the hook
You must go to see the cook!”
4
Mr. Dough turned back. Alas,
Worse things yet would come to pass.
Growing bit by bit, he rolled
Through the European world—
Poland, Riga, Berlin chattered,
“What’s the matter with that batter?”
5
To the bakery, with wrath,
By a tricky round’bout path,
Past the bridge along the beach—
Loudly letting out a screech,
Mr. Dough, all day and night,
Ran and ran with all his might.
Thus, at last, he got so tired,
Relaxation was required.
But the swelling didn’t wait—
Every minute put on weight;
By that time, it got around
Hundred pounds, pound by pound.
What a miserable old show,
Poor, fatty Mr. Dough!
6
Trying fast his speed to double,
He again got into trouble –
Couldn’t move and felt ashamed,
Almost soured, almost lamed.
Sudden noise came from the sky.
What was that, in big supply?
Was that real? What a wonder:
Helicopters, like wild thunder,
Sounds of dishes falling down,
Many bakers all around.
Using cutting boards and knives,
They carved strips of different types
For the pastries, cheesecakes, tarts
From the dough’s big swollen parts,
And for the kids French twists, like straws,
Which they met with loud applause.
7
Three and thirty days the cooks
Had spent using baking books.
And the city ate its fill,
Gobbling down with a thrill:
Cheesecakes, muffins, pretzels, pies—
Gingerbreads of every size.
Even Riga lent a hand
Eating pancakes in the end,
And Berlin received a baked,
Decorated honey-cake.
Lots of pizzas there were ordered
For the soldiers on the border.
8
So, the dough stopped being sour,
Got his former shape and power,
Jumped inside the oven hastily—
“Now, let’s bake me as a pastry!”
Translated from Russian by
Klara Kobzeva, 2006
Обложку книги, русский текст и иллюстрации можно посмотреть здесь:
http://www.pereplet.ru/detstvo/rasplet/txt/5538.html
Сказка про тесто (Неугомонное тесто)
1
Вспыльчивое тесто
Соскочило с места,
Уронило крышку
И набило шишку.
Шишка пухнет как назло –
Как же ей не повезло!
Пропыхтело тесто: Ишь-ка,
Расходилась моя шишка,
Побегу скорей к врачу,
Свою шишку подлечу.
2
С кухней позабыв проститься,
По проулкам тесто мчится:
И пыхтит, и пузырится,
И прохожих не боится.
А напуганные люди
Тесто видели на блюде,
Но такого не случалось,
Чтоб оно по парку мчалось.
3
Пробежавшись, наше тесто
Вскоре прибыло на место:
- Отрезайте мне излишки,
Я желаю жить без шишки!
Что ж в ответ ему? – Калач
Оперирует не врач,
И при том для вас мой нож
Недостаточно хорош.
Так что вам не к докторам,
Обратитесь к поварам.
4
И опять оно в пути:
Ни проехать, ни пройти.
Разрастается всё больше:
Телеграммы шлют из Польши,
Из Берлина и из Риги:
«Что у вас там за интриги?»
5
До пекарни две версты –
Развели назло мосты.
Только тесто ждать не стало
И скорей в обход помчало.
Всё бежало: час, другой,
Ног не чуя под собой.
Одолела вдруг усталость:
Тесто село, отдышалось.
Ну а шишка всё растёт
И никак не устаёт.
С каждой новою минутой
Прибавляет по три фунта
Незадачливому тесту,
Что ударилось не к месту.
6
Хочет снова в путь собраться,
Да не может приподняться.
От обиды чуть не скисло,
Всё обмякло и обвисло.
Слышит с неба странный звук.
Что случилось с небом вдруг?
Явь ли видит или чудо:
Сверху шлёпаются блюда,
Подлетают вертолёты
С поварами для работы.
А в руках ножи и доски –
Режут шишку на полоски,
На лепешки, на ватрушки
И на хлебные подушки.
А под деревом на скорость
Для детей печётся хворост.
7
Повара, судьбу кляня,
Тридцать три трудились дня.
Целый город до отрыжки
Ел печенье, лопал пышки,
Калачи, коржи, ватрушки,
Хлеба пышные подушки.
И огромную ковригу
Отослали с маком в Ригу.
Да рассерженный Берлин
Получил медовый блин.
И солдатам на границе
Выдавали всем по пицце.
8
Тесту сразу полегчало,
Киснуть тесто перестало.
В печь уселось осторожно:
- Вот теперь испечься можно.
1998 год
© Надежда Рунде
© Русскоязычная Азия
Без сугробов
сиротливо в парке
словно позабыли одеялом
принакрыть озябшие газоны
и деревья
пальцами корявыми
безнадежно в небо устремились
в поиске защиты
тщетно
нынче нет спасения
бесснежно
ШЕЛ СИЛВЕРСТАЙН
Следуй всем ЗАПРЕТАМ, детка,
Следуй всем ОТКАЗАМ.
Следуй всем НЕНУЖНО,
НЕВОЗМОЖНО и НИ-РАЗУ.
Следуй всем НИ-В-КОЕЙ-МЕРЕ,
Но выслушай меня –
Всё возможно в мире, детка,
ВОЗМОЖНО ВСЁ не зря.
SHEL SILVERSTEIN
Listen to the MUSTN'TS
Listen to the MUSTN'TS, child,
Listen to the DON'TS.
Listen to the SHOULDN'TS,
The IMPOSSIBLES, the WON'TS.
Listen to the NEVER HAVES,
Then listen close to me—
Anything can happen, child,
ANYTHING can be.
(From the book "Where the Sidewalk Ends")
Незнакомкой неузнанной
ломкими улицами,
сквозь колодцы дворов,
островками по лужицам,
распластав хрупкий зонт
как крыло одинокое,
я пройду вдоль оград
и замру перед окнами
Белым бисером чайки рассыпятся по небу,
чёрным блеском асфальт расколдует симфонию,
и закрутятся шпилей стальные иголочки –
и смычками взовьются над бледною полночью
Вдруг каналы ответят привычной волною,
и воронкой Нева закружит под рукою,
и мосты мне подставят родные ладони,
в обрамленьи ажурно-чугунных левкое...
Я вернусь в этот город,
я войду в эту воду,
я вдохну этот воздух –
пусть путь будет долог,
и от острова к острову
вглубь, словно в юность,
прокричу: “Здравствуй, Питер,
вот я и вернулась!”
х х х
Горло сводит,
Дайте воздуха глоток –
Задыхаюсь
Замыкаюсь
Мыкаюсь...
Мыслью мчусь
И маюсь мытарем –
Молитвой губ не разомкнув
Горько. Грелкой
Не согреешь дущу.
Только толку –
Тот ли свет вдали...
Глыба каменная
Сфинксом душит,
Слишком малым стал
Мой шар земли
Перелёты, переезды,
Пере...
Расстояния,
Часовые пояса.
Переждать бы, пережить,
Поверить,
Что смогу, как встарь,
Сыграть с листа
И по-новому
Польются звуки,
Потекут
Свободней и смелей.
Путь мой – слепок
Радости и муки,
Бросить якорь –
Пыль дорог сильней
Light pale-yellow vault of heaven,
Thinly narrow sandglass yellow
Pallid moon and sparkling sun,
Gloomy tune and greeting song
Rich Mi-yellow sound of cello,
Creamy-yellow ancient vellum
Mystic yellow—flickering candle,
Oily smell of burning sandal
Ripening yellow—sour lemon,
Mellow yellow—sweetish melon
Yellow sugar, yellow brew,
Yellow tea of golden hue
Waxy yellow honeycomb,
Clear amber from sea foam
Timid yellow—autumn’s eve,
Blurred yellow—falling leaf
Yellow hay and yellow wheat,
Ocher clay with sunshine’s heat
Yellow envy crowned with rue,
Sunny dream that’s coming true
Coward yellow—dingy shy,
Lustrous yellow—burst of shine
Golden dress of autumn birch,
Gilded dome of Russian church
Yellow yolk of icons’ paints,
Olden oak of wooden plates
Air full with incense smell,
Yellow sound of bronze bell
And I know—there will be Yellow
At the end of Sacred Tunnel
Аннета фон Дросте-Хюльсхоф
(1797-1848)
В твоих владениях бескрайних,
В зелёных зарослях полей
Мне песня та явилась тайной
При блеске утренних лучей.
Навстречу знойному светилу
Ты, словно мотылёк на свет,
Скользил поэмой легкокрылой,
С дерев слетал, как зрелый цвет.
Я ощущала эту битву
За новый день своим нутром;
Казалось, голос мой – лишь крикну –
Взовъётся над моим крылом.
Метало солнце злые искры,
Мой лик был заревом согрет,
Походкой шаткой и небыстрой
Я, мотыльком, брела на свет.
Всё ниже, ниже он спускался,
Обуглившийся, на поля—
Вот замер, судорогой взялся,
И в страхе вдруг узрела я:
Растаял звук прощальной песни,
Вблизи несвитого гнезда
Остался ты, в немом безвестьи,
В лучах застывший навсегда.
Хотелось слёзы лить, рыдая
Исторгнуть боль из сердца вон—
Вот так и жизнь моя, сгорая,
Замрёт, издав последний стон;
Вот так и ты, немое тело,
Почишь навеки на холме,
В тиши родимого предела,
В моей родимой стороне!
Annette von Droste-Huelshoff
Die tote Lerche
Ich stand an deines Landes Grenzen,
An deinem gruenen Saatenwald,
Und auf des ersten Strahles Glaenzen
Ist dein Gesang herabgewallt.
Der Sonne schwirrtest du entgegen,
Wie eine Muecke nach dem Licht,
Dein Lied war wie ein Bluetenregen,
Dein Fluegelschlag wie ein Gedicht.
Da war es mir, als muesse ringen
Ich selber nach dem jungen Tag,
Als horch’ ich meinem eignen Singen
Und meinem eignen Fluegelschlag;
Die Sonne spruehte gluehe Funken,
In Flammen brannte mein Gesicht,
Ich selber taumelte wie trunken,
Wie eine Muecke nach dem Licht.
Da ploetzlich sank und sank es nieder,
Gleich toter Kohle in die Saat,
Noch zucken sah ich kleine Glieder
Und bin erschrocken dann genaht;
Dein letztes Lied, es war verklungen,
Du lagst, ein armer kalter Rest,
Am Strahl verflattert und versungen
Bei deinem halbgebauten Nest.
Ich moechte Traenen um dich weinen,
Wie sie das Weh vom Herzen draengt,
Denn auch mein Leben wird verscheinen,
Ich fuehl’s, versungen und versengt;
Dann du, mein Leib, ihr armen Reste!
Dann nur ein Grab auf gruener Flur,
Und nah nur, nah bei meinem Neste,
In meiner stillen Heimat nur!