Като Джавахишвили


Полнимся



Ты не бойся,
в каждую дверь смерть постучится.

Весна. Март месяц. число теперь точно не знаю.
Сказали, вроде наклонилась на см. восемь
планета Земля, это значит, что вычисляют
из солнечной системы наш сентиментами
уставший глобус.
Двойка за поведение.
Он на оценку выше уже и не запомнит.

Всем дорогам и всем руинам строгое смирно!
Всем полям, сёлам и городам строгое смирно!
Всем невестам под куполами строгое смирно!
Всем погибшим за героизм, всем героям смирно
и
Ровнение нале-
во,
Окно открой, ведь отсюда гораздо легче
Протянуть взгляд, как ноги свои кладём уныло
на ту планету, где стоим как обречённые
опухолями врослись внутрь и укоренились.
Где все солдаты равняются справо налево,
И синоптики всё гадают прогноз погоды,
Не освежаем макияжем
Губы, не блеском.
Земля тронулся,
С душ тронулись. Промо-
акции устраиваем
для защиты себя, наивних,
кто-то то в облаках ухмыльнётся:
-смешно, сатира!
Сварите кашу, спелый колос перебирая.,
Не вздумайте слёзы лить и
В упор молчите.

Кто с войны к нам не вернулся-искать нелепо!
Их именами собственных чад больше не кличьте!
Забудьте своё прошлое, от своих же склепов,
Отвернитесь и в ту сторону переклонитесь,
Где спасением последняя лежит надежда-
Наполненная ненавистью доза "Мабтеры",
Из той сказки, которой мы подражали,
Осталось- трупов пир и дымов напыление.

Всем дорогам и всем руинам, строгое смирно!
Всем полям, сёлам и городам, строгое смирно!
Всем невестам под куполами, строгое смирно!
Героически погибшим, всем героям смирно
и
равняйся нале-
во.

Весна. Март месяц. число опять в заблуждении
назвать. хотя нет смысла помнить тех минут прошлых,
что уже было. и что осталось. холодно. жарко.
Климатконтроль всё так же сломан. по краям рвётся
огромный глобус, объеданный метастазами.
Двойка за поведение.
Мы на оценку высшую вновь не запомнили.
Дремлем-
Полнимся.




Иоанн



Я лежу в чём мать родила.
Так же, как кукол в детстве клала.
Да, точно так же.
Мёрзну.
Чтоб застелить мою постель,
Косарь накосил траву,
Траву накосил косарь.
Везёт, лелея с гор,
Догонит в пути дождь.
Заметёт косарь стог и
Телом своим прикроет.
Расколит ему спину Элия
Плетью хлестнувшим громом,-
Надвое.
Раскинется стог его с печалью и горем
По свету.
Я лежу в чём мать родила.
Так же как кукол в детстве клала.
Да, точно так же.
Мёрзну.
И мне в порванный рот вливают
Отвар из трав.

«всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь.»

Я земля.
Земля есмь я.
Сгниют корни мои,
Накроют лава и потопы.
Сгниют корни мои,
Потому что больше нет во вселенной ни души знакомой.
С тобою каждой ночью спать буду
Гнилыми корнями и почудится,
Что экватор моей плоти лежит на городе,
Где посдыхали не от голода-
А пуповинами смотанные улицы
Долгие лета,
Как духи на тело Агиасму из красок
Наносили.

На Мтквари* спустились в лохмотьях,
И не вернулись.
И выкопанные корпуса
В цоколях гнилых,
Вялые зародыши храня,
С распущенными волосами
Утопились.
Обезглавленный лежит Иоанн.

Чтоб мою постель застелить,
Косарь накосил траву,
Траву накосил косарь.
Привёз, лелея, с гор.
Заметал косарь стог.
подвернул одеяло над бок
Мёрзну.
Расколит ему тело Элия
На шее плетью хлестнувшим громом-
надвое.
Я есмь земля.
Земля есмь я.
Снимутся все проклятия и
Возмёт посланец на себе грехи чужие...
Снимутся все проклятия и
Пригвоздится одно тело - другим на помощь.
Возвысится посланец к косарю на Елеонской горе
И промолвит:
-Омой, Отче...

На Мтквари в лохмотьях спустились, и
Ждут, в чём мать родила.
Перевод – Наны Келехидзе

*Мтквари- река (Кура )


Перевод – Наны Келехидзе


Эмигрант



«Матерь Божия, помилуй нас, сирот…»
От.Чиладзе


Кадр первый:
Здесь, на моей Родине,
Ищу твои загубленные восходы
И на ладони сверкает огромное стальное солнце.
А ты думаешь, если хоть одна ласточка перелетит
Из моего гнезда к твоей стране-
Весна наступит.

Кадр второй:
Здесь, в собственной стране,
С телеэкрана фасадно улыбаясь,
Рву на улице свой псевдопортрет и иду.
А ты думаешь, пропасть уменьшается между нашими душами
И однажды, когда встретимся,
Не будет дорог.

Кадр третий:
Ты, где-то в чужой стране,
На опустевшей от чувств постели
Лежишь, как обрубок с засохшими ветвями.
И мне кажется: Ты убежал. Окаменел.
А тебе: Я сдалась. Осталась. Землёю накрылась.
И Бога между нами не сыскать ныне…

И между нами сохнет кусок. Хлеб, или земля.
Одна дорога. Ещё одна – чуть покороче.
Река уносит, ручейками, как два течения,
Отошли воды... на берегу лежу и плачу,
Видишь?! Иногда улыбаюсь, влажными руками
Взмахиваю. Верю, сбежать было гораздо проще,
И опустились сумерки, как те древесины
С наших деревьев,- мы на слепых теперь похожи.
Твои попытки пробуждения – на краю неба
Придуманные дороги, навстречу мне шаги.
Овечьим стадом все рассветы там перегнала,
Где землистые дома станут намного ярче.
Мы-два конца одного клубочка-два края света,
Две паутины лабиринта. Колесо может.
И утёкшие потихоньку талые мысли
Мы друг у друга заберём и в кулаки сложим.

Кадр двадцать пятый_
Я здесь, на своей Родине,
Ищу твои загубленные восходы
И на ладони сверкает огромное стальное солнце.
А ты надеешься, мы укрылись в поле, как в детстве-
Тугого клубка- потеряв концы…


Солдаты


солдаты встают рано.
подтягивают голенища резиновых сапог.
щиплют себя за ладони.
садятся за расшатанные уродливые столы.
хлебают ожидание
из полных пустотой железных мисок.
это, конечно, не мороженое «крем-брюле»
и не рисовый плов с цукатами и изюмом.
там, за горизонтом, в далёком и придуманном городе
их женщины клюют рис...
и голодают.
наполняют тела падшими мечтами.
на улице, спокойно взявшись за руки, гуляют пары.
солдаты ложатся рано.
смыкают глаза и перекрывают ведущую к ним
тропинку.

если ночь за день устала - словно медсестра в больнице,
ни души вокруг, ты, стоя, копишь медь в глазах. без звука.
после - порванные бусы у дверей на половицах.
бусы словно как патроны пересчитываешь. мука.
после ну конечно снова, т.е. как обычно. пьяный.
после ну конечно снова, т.е. необычно. тяжко.
после на бок еле-еле. широко как будто. тянет.
после, забиваясь в угол, спишь опять стена за ляжкой.
если вдруг сегодня больше не. не вышло. и за хлебом
очередь вдруг растянулась. ветер подпирает двери.
в каждом миге засыпанья – ощущенье: рядом не был.
каждый проблеск пробужденья я с тобой уже не сверю.
если вдруг плечом заденут – мне придётся сбиться с шага,
если женщину бесчестить будешь у врага, над бездной,
снова для воспоминаний места не найдётся слабых,
после… ничего. лишь двери. будто ничего. исчезнешь.

их женщины встают поздно.
пудрят измученные бессонницей лица.
и избегают смотреть на себя в зеркало.
покрывают красным лаком сломанные ногти
и кушают рис
маленькими посеребрёнными ложками.
кушают… и голодают.
наполняют тела падшими мечтами.
а во вражеском лагере солдаты опускают головы вниз.
это, конечно, не молчаливое ожидание
и не рисовый плов с цукатами и изюмом.

их женщины ложатся поздно.

Перевод Анны Григ