Елена Йост-Есюнина

Стансы о шансах

Брошь в стиле Лалик

Таланту Ольги Долгой

К герани

Дело к сентябрю. Танка

 
       * * *
всю жизнь усердно
пеку подобный зебре
пирог слоёный
то сливки, то какао...
то горький, то ванильный

       * * *  
вновь потеплело
и бабочек цветастых
мелькают крылья
совсем не бабье лето
ласкает нежно ветром

      * * *
склонили астры
намокшие головки
дело к сентябрю
на лужайке под окном

Три друга зимы *. Танка

Про улиток

Иней

Дети Германии

ОЛЕЖКА И ГАРРИ ПОТТЕР

Тесто разливалось по раскалённой сковороде, шипя и пузырясь. Пузыри лопались, и получалось множество дырочек. Блины удались! Румяные и кружевные, они стопочкой возвышались над
большой тарелкой. За этим занятием – выпечкой блинов – я и не заметила, что в детской воцарилась тишина. Подозрительная, настораживающая... Очень странная, учитывая шебутной характер сына. Осторожно, чтобы не спугнуть и не испугать, приоткрываю дверь. Олежка за письменным столом. Пыхтит, сопит, чем-то очень занят, высунув язык – очевидно, решил, что это помогает. Сын рисовал! В школе дали задание нарисовать что-нибудь на тему прочитанной книги. В тренде на тот момент был «Гарри Поттер». Не думаю, что Олежка одолел этот толстючий, вроде толстовского «Войны и мира», том. Конечно, что-то прочитал, но... Для него, десятилетнего, это было свыше всяких сил – сидеть и читать часами что-то, как бы это ни было интересно. То ли дело киношка: посмотрел два часа – и всё понятно и известно! Но, тем не менее, что-то он, конечно, прочёл и, судя по всему, впечатлился, иначе бы не рисовал, высунув язык, уже часа полтора как минимум.
– Мам, я тут Гарри Поттера рисую. Нам задали... Ну никак эти идиотские очки не получаются! – Олежка уставился в обложку, с которой срисовывал полюбившегося мальчика-волшебника. – Ты не можешь нарисовать за меня очки этому Поттеру?
– Нет, сына, за тебя нарисовать я не могу – это же тебе задали, а не мне. Да и нечестно это будет. Как же тогда ты принесёшь и скажешь, что это ты нарисовал?! Но я тебе помогу! Давай чистый листок.
Выдрав из рабочей тетради листок, Олежка положил его передо мной, сунул в руки карандаш...
– Вот, сына, смотри: вот нос Гарри Поттера... Видишь, как на носу сидят его очки? Вот, дугой на переносице перемычка… Гарри Поттер смотрит не прямо, но и не в профиль... Значит, немного под углом всё будет, приблизительно вот так.
Я рисовала на листке маленького очкарика, а Олежка наблюдал...
– Ну как, понял, где твоя ошибка? Действуй, у тебя всё получится! А рисунок у тебя получается просто суперский!
В школе на уроке рисования учительница работу похвалила, но не поверила, что Олежка нарисовал любимого литературного героя сам.
– А ты сам это нарисовал? – в который раз выспрашивала она у Олежки.
– Конечно, сам! – обиженно и в запале отвечал «художник».
– У меня ещё очки не получались, но мама научила меня, как исправить.
– Так может быть, это мама и нарисовала за тебя? – допытывалась учительница.
– Да нет, что вы, она сказала, что это было бы нечестно! – пытался доказать своё авторство Олежка.
– Ну, хорошо, я поставлю тебе... двойку1, потому что не уверена, что ты самостоятельно это нарисовал.
Огорчённый Олежка сел за свой стол, подперев щёку рукой.
Тут и урок закончился, прозвенел звонок, и началась пауза.
Дети, как и все в таком возрасте, устав от сидения и послушания на уроке, «отрывались» по полной программе на перемене.
Кевин, как всегда, превзошёл всех, выкаблучивался и изощрялся, как на «празднике непослушания». В довершение ко всему, набрав полный рот воды, он, как из пульверизатора, обрызгал какую-то девочку и... О, ужас! Фонтан брызг окатил не только загрустившего Олежку, но, что было катастрофой, попал и на его рисунок! Олежка, отряхивая своё творение от брызг, истошно закричал:
– Дурак! Дурак! Ну вот что ты наделал??? Ты испортил мою картину!!! – пытаясь промокнуть платком водяные брызги, залился слезами убитый горем автор.
Он плакал так горько, что одноклассники затихли, окружив его с его горем плотным кольцом. На рёв в класс вернулась учительница. Увидев, с какой безутешностью рыдает над своим Гарри Поттером Олежка, она аккуратно промокнула ему слёзы и брызги воды на листке с рисунком.
– Олег, так плакать может только тот, кто сам нарисовал это! – промолвила, задумавшись, и, взяв ручку, исправила в журналеи на рисунке оценку.
– Я ставлю тебе «единицу», ты заслужил её! Теперь я верю, что ты сам нарисовал этого замечательного Гарри Поттера!

* * *
Прошло шестнадцать лет... Наводила порядок в бумагах и документах... Вспомнив всю эту историю, глядя на рисунок, я опять заботливо убрала его в коробку с «семейными ценностями».
______________________
1 «Двойка» – вторая по достоинству оценка в школах Германии. Выше только «единица», соответствующая российской отметке «пять».

ДИНО

Где-то за поворотом дороги, ведущей к трём восьмиэтажкам, заселённым как местными немцами, так и иностранцами всех мастей, раздавались громкие звуки мелодии известной песни "Кукарача"...
— Дино! Дино приехал! — радостно вопили со всех сторон разномастные и разновозрастные дети. Все, играющие на двух шпильплятцах кто во что и находящиеся "в автономном плавании" на территории, выходящей далеко за границы огромного двора, заслышав знакомый позывной, хотя точнее было бы назвать "зазывной", гурьбой устремлялись навстречу микроавтобусу тёмно-сиреневого цвета. В жаркие дни летних каникул да и вообще в тёплые дни любого времени года появления микроавтобуса, ярко разрисованного изображениями всевозможных вафельных рожков с разноцветными шариками мороженого, с нетерпением ждали все дети района. Дино был любимцем всей детворы в округе. Ещё бы не любить его! Дино был продавцом мороженого. На бочине его магазинчика на колёсах красовалась надпись: "Dino's Eis", что означало "Мороженое Дино". Торговля всегда шла бойко, ведь мороженое у Дино было на любой вкус и на любой карман. Здесь было мороженое и в маленьких вафельных рожках, и в больших, где вафля была свёрнута на манер кулька, куда помещалось несколько шариков мороженого; и в пластиковых шальках-стаканчиках, к которым выдавались маленькие разноцветные пластмассовые ложечки... Мороженого было много! Разного, на выбор: здесь было и мороженое "Голубой ангел" дикого цвета, от которого язык становился синим, и "Штрацителла" — ванильное мороженое с тёртым шоколадом, и клубничное, и лимонное... Да всех сортов и не перечесть! Помимо такого разнообразия собственно мороженого, была масса всевозможных наполнителей: разноцветных, напоминающих конфетти, посыпок, фруктовых сиропов, соусов из шоколада и карамели, нарезанная клубника... В общем, как говорится, любой каприз за ваши деньги. Конечно, для некоторых родителей приезд Дино был порой равнозначен стихийному бедствию — как устоять под натиском чад, клянчащих в состоянии эйфории минимум пятьдесят центов, а иногда и больше. А если в семье детей несколько?.. В общем, не все родители разделяли с детьми любовь к Дино. Но что такое пятьдесят центов по сравнению с той радостью, которую привозил с собой этот весёлый молодой грек?! В городе весь бизнес по продаже мороженого контролируется итальянцами, ведь именно в Италии появилось когда-то первое мороженое, и смешно было бы отдавать такое прибыльное дело в чьи-то чужие руки! Поэтому грек, продающий мороженое, был исключением из сложившихся правил.
В очереди к заветному окошку всегда находились желающие получить вожделенную порцию лакомства без очереди. Но Дино чётко следил за порядком, не позволяя никому беспредельничать. Почти всех детей он знал по именам!
— Эй, Михаэль, ты куда лезешь без очереди? Катрин стояла перед тобой!
И Михаэль ретировался, зная, что иначе его никто не обслужит и свой заветный стаканчик ему придётся ждать очень долго.
— А ты, Давид, ты чего руками машешь? Смотри, выбил у Олега мороженое из рук! Что, отдать теперь твоё мороженое ему?
Давид недобро таращился на Олега, оставшегося без мороженого, в запачканой выбитым из рук "Голубым ангелом" рубашке и уже совсем готового расплакаться от обиды. Но у Дино никто не оставался обиженным, он умело утрясал подобные неприятности, щедро наполняя вафельный рожок новой порцией. Бесплатно — ну не обеднеет же он, лишившись пары-тройки ложек мороженого, тем более, что в конце дня большинство контейнеров всё равно должно быть вымыто от его остатков. А иногда он мог долго играть с детьми прямо на шпильплятце в настольный теннис, награждая победителя мороженым! Ну и как было детям не любить его?!
Дино был не просто продавец мороженого. Это был человек-праздник! В общем-то, почему был? Он есть и сейчас! Нет-нет да и увидишь его машину в разных частях города. Просто дети выросли — двадцать лет прошло со времён теннисных боёв между ними и Дино! Наверное, играет теперь с другими ребятами. Но как-то пару лет назад Олег случайно встретился с Дино в греческом ресторане. Олегу уже под тридцать. Конечно, трудно сразу узнать в нём худенького белобрысого пацанёнка. Но Дино узнал! Впомнил и проделки Олега, и игру в теннис! Это был всё тот же весёлый, щедрый, добрый Дино! Только виски грека стали уже седыми.

ДАРЫ ВОЛХВОВ

Наверное, нет человека, взрослого, читающего человека, который не знает сюжета рассказа О.Генри "Дары волхвов". Для тех, кто подзабыл, напомню.
Молодая супружеская пара готовилась к Рождеству, но денег на подарки друг другу у них не было. Из всех ценностей-то у них и было: у него хорошие карманные часы, доставшиеся, наверное, от отца, а у неё роскошные волосы. Парикмахер давно предлагал ей хорошие деньги за волосы, из которых он сделал бы на продажу дорогой парик. Но муж запрещал ей остричь волосы. Перед Рождеством в витрине магазина он увидел дорогие черепаховые гребни — они бы так украсили причёску жены! А она увидела редкой красоты цепочку для карманных часов — она так подошла бы к часам её мужа! На Рождество он, продав часы, купил для жены гребни, а она, продав свои прекрасные волосы, купила цепочку. Гребни для остриженных волос. И цепочку для проданных часов. К чему я это?..
Гимназия это вам не Hauptschulle, где учатся, в основном, разгильдяи и оболтусы, не желавшие в своё время прикладывать усилий к учёбе. Это не значит, что ученики Hauptschulle люди второго сорта, отнюдь. Просто у них образование не цель их жизни. Гимназия — это другое дело. Гимназия это серьёзно. Это возможность поступить по её окончании в университет. Поэтому в гимназии дети довольно серьёзные. Конечно, назвать их детьми не совсем верно — одиннадцатый-двенадцатый класс это семнадцати-всемнадцатилетние люди, подростки, в общем-то. Уже не дети, ещё не взрослые. С дочерью в гимнази училась девочка. Её звали Николь. Девочка и девочка. Ничего особо выдающегося. Кроме одного. За спиной у неё, оттягивая голову назад, красовалась толстая, длинная — ниже бёдер, ниже той части тела, на которой сидят — коса. На эту косу и внимания-то уже никто не обращал — за те два года, что учились вместе в гимназии, все давно привыкли к этой косе за спиной у Николь. Но вот однажды Николь приходит в класс и... О ужас! Косы нет. Волосы острижены не коротко — прикрывают мочки ушей. Но косы-то, косы нет! Никто особо и не интересовался, с чего вдруг такие перемены. В этом возрасте всевозможные панки и готы и налысо голову обривают, и в кислотно-зелёный или цикламеновый цвет волосы перекрасить могут. Или напутать из волос африканские дрэды... Так что ничего удивительного, что остригла косу, бывает и пострашней. Только какое-то время спустя ситуация прояснилась. Оказалось, Николь отращивала волосы, чтобы пожертвовать их на изготовление париков для больных онкологией детей. Вот такой вот "дар волхвов".

БОЛЬШОЙ РЕБЁНОК, КОТОРЫЙ НИКОГДА НЕ СТАНЕТ ВЗРОСЛЫМ

Маршрут автобуса, на котором я ездила на работу, пролегал мимо спецшколы. По-немецки — Sonderschulle. В Германии есть разные спецшколы: Erziehungsschulle — воспитательные школы для "трудных детей", Förderschulle — вспомогательные школы разной специализации для детей со всевозможными отклонениями в умственном или физическом развитии, в инвалидных креслах. Во вспомогательные школы детей возят в микроавтобусах, забирая их от дома и привозя после занятий обратно прямо к дому, где их в обязательном порядке должен встретить кто-то из взрослых. Что интересно, водителями в этих автобусах бывают в основном женщины, особенно если это транспортировка детей с отклоненями в умственном развитии — такие детки доверчивее относятся именно к женщинам. Есть спецшколы для тех, кто по умственному развитию на всю жизнь остались детьми, но по возрасту уже давно взрослые люди — очень часто они уже и седые. Эти школы для них, скорее, что-то вроде детских садов, где они проводят время, пока их родные работают. Их на микроавтобусах не развозят. Они пользуются обычным городским транспортом, но обычно в сопровождении одного-двух преподавателей. Вот именно мимо такой школы и возил меня автобус на работу. На остановке, которая располагалась прямо напротив входа в школу, в автобус входила большая группа подопечных школы. Это были внешне взрослые люди с поведением и умственным развитием детей. Некоторые были не очень ухожены, от них дурно пахло, иногда даже полными памперсами, и поведение их часто было непредсказуемо. Зная об этом из многолетней езды в этом автобусе, я старалась занимать одиночное место, чтобы никто из них не мог ко мне подсесть. Да не осудят меня за это читатели: у меня был печальный опыт нападения на меня таким нездоровым взрослым "ребёнком" на автобусной остановке. Среди учащихся, ну а если говорить откровенно, то, скорее, пациентов этой школы и постоянных пассажиров автобуса был один, особо отличавшийся внешне: в любое время года он был в бейсболке, а на шее, прикреплённый карабином к широкой прочной ленте, висел плюшевый мишка Тедди. Всегда! Кроме этого мишки на шее, этот человек отличался ещё и тем, что всегда вставал возле водительской кабины — ему, очевидно, нравилось наблюдать, как водитель управляет автобусом. К нужной мне остановке толпа этих школьников обычно рассасывалась. Дальше меня ехал только этот посетитель школы с мишкой на шее. Как-то летом, когда автобус к концу маршрута становился почти пустым, а из-за обильного цветения всего, что только может цвести, разыгралась моя аллергия, я, сидя в самом конце автобуса, громко чихнула. Вдруг спереди, от самой водительской кабины, через весь автобус кто-то очень громко крикнул мне:
— Gesundheit!1
— Vielen Dank!2 — поблагодарила я совершенно автоматически.
Я настолько растерялась, что не сразу сообразила, кто именно пожелал мне здоровья. Выглянув из-за сиденья вперёд, я увидела мило улыбающегося мне владельца плюшевого медведя.
_______________________
1 Gesundhei! — Будьте здоровы! (нем.)
2 Vielen Dank! — Благодарю! (нем.)

Оценили 2 человека

Показать список поделившихся

Память

Сани Деда Мороза

Приближалось Рождество. Впервые Нуся поняла, что Рождество — это праздник, это радость. А отчего радость? Конечно, от подарков, которые должен принести какой-то Дед Мороз. Вообще-то, её звали Нина, но все домашние ласково звали её Нуся. В прошлом году Нуся была ещё маленькая и всех радостей от праздника не понимала. В прошлом году Рождество было для неё обычным днём. Но в этом!.. В этом году она стала совсем большой. Ну почти совсем большой — ей было уже целых три с половиной года! И даже ещё на месяц больше. А ещё она стала старшей сестрой — у неё появилась сестрёнка Алиса. Но Алиса была настолько маленькая, что ни Дед Мороз, ни подарки её абсолютно не интересовали. Она ещё ничего не знала обо всех этих замечательных вещах — главной и самой замечательной для неё была мама, а не какой-то там дед, появляющийся один раз в год.
Нуся ходила в садик, а в садике тоже готовились к празднику: комнаты группы были украшены шариками и флажками, а мамы и папы детишек принесли так много всякого печенья, что есть его было не переесть! Нине заплели косичку, нарядили в новое платье — праздник ведь. Эрика, подружка Нуси, пришла в садик в серебристой короне принцессы и в розовой воздушной юбке. Воспитатели затеяли разные игры, но Нусе эти игры скоро стали неинтересны и она, позвав с собой подружку, побежала в комнату танцев — там уже вовсю звучала музыка. Нуся с Эрикой кружились и подпрыгивали, стараясь попасть в такт. Вскоре танцевальное занятие закончилось и девочки занялись наклеиванием бумажных снежинок на лист бумаги, где уже был нарисован месяц и большая звезда.
— А у меня дома есть ёлка! — похвалилась вдруг Эрика шёпотом, словно это был большой секрет. — А у тебя есть ёлка?
— Мы с папой тоже купили, она на балконе лежит, — ответила Нуся так же шёпотом.
— Ёлка должна стоять в комнате, а не лежать на балконе! Сначала её украшают, а потом ждут, когда Дед Мороз положит под неё подарки, — со знанием дела заявила Эрика.
— А если дома ёлки нет? Что, подарков тогда не будет? — погрустнев, спросила Нуся.
— А куда же Дед Мороз положит их, если нет ёлки?! — удивилась Эрика.
Из садика Нусю забирал папа. На улице было сыро и серо. "Как хорошо, что папа на машине, не очень-то хочется в дождь идти пешком", — думала Нуся.
— Ты что такая тихая? Что-то случилось? — спросил папа, глядя в зеркало на грустную Нусю.
— Эрика сказала, что у неё дома стоит украшенная ёлка, под которую на праздник Дед Мороз кладёт подарки. А у нас ёлки нет! Значит, я останусь без подарков?
— Ну мы же с тобой купили ёлку! Ближе к празднику украсим её, и Деду Морозу будет, куда положить подарки. Так что не грусти.
И в самом деле: через три дня, когда в садике начались каникулы и Нуся осталась дома, папа занёс ёлку с балкона в комнату. В комнате почему-то сразу запахло пеной для ванны. А ещё так пахло в лесу, куда Нуся с папой и мамой ходили на прогулку. Пока папа устанавливал ёлку, мама достала со шкафа какую-то большую коробку.
— Что это?
— А ты открой, посмотри, — загадочно сказала мама и помогла Нине снять большую крышку. А там!..
— Ёлочные игрушки! — едва выдохнув, запрыгала от восторга Нуся. — Какие красивые! И как их много!
Каждая игрушка лежала в своей маленькой ячейке — это чтобы не разбиться о соседние игрушки. Чего только здесь не было! И английский королевский гвардеец, и большие зеркальные звёзды, и черепаха, и всевозможные по размеру и цвету шары!..
Долго все вместе украшали ёлку, а когда наконец коробка опустела, Нуся спросила:
— Ёлка готова. Интересно, когда Дед Мороз положит под ёлку подарки?
— Ну, праздник ещё не сегодня... Обычно Дед Мороз приносит подарки в ночь перед праздником, — объяснил папа, но Нину этот ответ огорчил.
— Но ведь я ночью сплю! Как же он отдаст их мне?
— Он всегда привозит подарки ночью, когда все детки спят. И тебе привезёт тоже ночью, а утром ты найдёшь их под ёлочкой — успокоила Нусю мама.
"Какой странный этот Дед Мороз, если с подарками ходит по домам ночами. Словно разбойник какой-нибудь!" — удивилась про себя Нуся, а вслух спросила:
— А он что ли их на машине в багажнике привозит?
— Нет, Дед Мороз разъезжает по городам и деревням на санях, запряжённых оленями, а все подарки у него лежат в большо-о-ом мешке! Теперь нужно только дождаться праздника.
Но это-то и было труднее всего: ЖДАТЬ! Как взрослые не понимают этого?! А дни тянулись медленно и никак не кончались. Ёлка стояла наряженная, сверкала зеркальными шарами и бусами, подмигивала мелюсенькими лампочками гирлянды. Чтобы мама с папой не подумали, что у неё, словно у маленькой девочки, совершенно нет терпения, Нуся потихоньку нет-нет да заходила из детской комнаты в гостиную, когда мама и папа были заняты. Украдкой заглядывала под ёлку и, грустно вздыхая, возвращалась в детскую, где её ждали кукла Ляля и верблюжонок Сахара. Нуся разговаривала с ними, уговаривала их ещё немного потерпеть.
— Ляля, ну ты же уже взрослая кукла! Нужно потерпеть! Я же терплю! И жду праздника. И Сахара ждёт. Она стоит, молча, в уголке или катает меня, когда мне становится совсем грустно. Ждёт даже маленькая Алиса! — уговаривала Нуся свои любимые игрушки. Но на самом деле она уговаривала себя, потому что терпеливо ждать праздника у неё не было уже никаких сил.
Подарков под ёлкой до сих пор, увы, не было. И вот наконец последний предпразничный день! Мама пекла рождественское печенье, папа пылесосил, Алиса, как всегда, спала, Нуся ждала праздника. И вот наконец он настал! Праздничный ужин прошёл под весёлые песенки, звучавшие из телевизора, и под потрескивание свечей в рождественском венке, свободно разлёгшемся в самом центре празднично накрытого стола. Нуся, уставшая от ожидания подарков, клевала носом в телефон, где показывали всякие мультики про Деда Мороза, оленя Рудольфа, ёлку и приключения весёлых лесных зверюшек.
— Пойдём-ка, дорогая, спать, совсем засыпаешь уже, — сказал папа и, легко подхватив Нусю на руки, унёс в детскую.
— Папа, а я не прозеваю Деда Мороза? Он не забудет принести мне подарки? — зевая и почти заснув, спросила Нуся.
— Нет, маленькая моя, Дед Мороз не забудет о тебе и непременно принесёт подарок. Утром ты сама найдёшь его под ёлкой.
Но Нуся уже не слышала папу: всё-таки уснув, она мирно посапывала. Ей снились зайцы, которые угощали её печеньем и морковкой, рыжие белочки, щёлкающие огромные, как яблоки, орехи... А мимо мчались сани с Дедом Морозом и улетали в небо, раздвигая облака и мелкие звёздочки.
Нуся проснулась рано. То ли она уже выспалась, то ли её разбудил звук захлопнувшейся двери... Дома было совсем тихо. Наверное, мама с папой ещё спали, ведь день был праздничный, а это значило, что папе не нужно было идти на работу. Даже Алисы не было слышно, хотя по утрам она часто плакала, требуя к себе маму и порцию молока. Сначала и Нуся не хотела вставать, но вспомнила, что её уже должны ждать подарки от Деда Мороза — было утро, он должен был уже положить их под ёлку. Спрыгнув с кровати, Нина пошла в гостиную. Паркетные полы в прихожей были ужасно скрипучими. Боясь разбудить скрипом весь дом, прямо босиком, на цыпочках Нуся подкралась к заветной двери, открыла и... Под ёлкой стояли большие сани! Деревянные, с загнутими носами! Совсем такие, в каких ездил Дед Мороз из мультфильма и её сна! Ей уже было всё равно, что скрипел паркет, что и Алиса, и мама с папой скорее всего ещё спали. С криками она ворвалась в их спальню.
— Мама, папа, скорее вставайте! Дед Мороз забыл у нас под ёлкой свои сани! Он, наверное, ещё не успел далеко уйти, я слышала, как только что хлопнула наша дверь! Нужно догнать его, иначе другие ребята останутся без подарков — как же он развезёт их другим деткам, если остался без саней?
С этими словами Нуся выскочила за дверь квартиры прямо на лестницу.
— Нина! Нуся, вернись, девочка! Дед Мороз ничего не забыл! Эти сани он принёс тебе! Разве не ты хотела получить сани в подарок? — остановили Нусю мама с папой.
Нина, не веря своему счастью, — такой подарок от Деда Мороза! — вернулась в гостиную. Гордо задрав свои гнутые носы, возле ёлки стояли санки. Кроме них под пушистыми ветками и для Нуси, и для Алисы нашлось ещё много всяких чудесных сюрпризов, но сани!.. Сани были лучше всех других подарков. Усевшись на их плетёное кожаное сиденье, Нуся радостно и грустно сказала:
— Ну вот, саней я дождалась. Теперь буду ждать снега!

Роман в пять строчек

роман в пять строчек
невозможно уложить
но постараюсь
быть очень объективной

Короли и королевы

Трусливый огурец

Сон-мечта

Мне снится сон, исполненный чудес:          
Я, словно в бездну, с крыши
            сиганула с парашютом!..
Но не пружинит купол шёлка чёрного небес,
Изрешечён шрапнелью звёзд, и в те прорехи -
            солнца свет салютом!


Не держит парашют, но страха нет,
Ведь я не падаю, взмываю,
            вытянувшись в струнку,
И вдаль несусь в компании павлинистых комет,
Добавив скромный чёткий штрих к ночного неба
            строгому рисунку.


Но, может, вовсе то не сон? Мечта,
Что видится всё явственней, но реже,
            без надежды?..
Вдруг лишь тогда осуществится эта маета,
Когда настанет срок в небытие уйти,

Страшный зверь

Это что ещё за зверь?
Поскорей закрою дверь.
Заползает, не спеша,
по паркету, чуть шурша.

Не боится, не крадётся,
Ест всё то, что попадётся —
Длинным хоботом слоновьим
Потянулся к тапкам новым!

Съел носок и карандаш.
— Эй, простите, он не ваш!
Чем я буду рисовать? —
Хобот лезет под кровать!

Слышен только рёв и гул.
Заберусь-ка я на стул!
Зверь моргнул зелёным глазом.
Щёлк — и стало тихо разом.

Мама строго поглядела:
— Не пора ль, дружок, за дело?
Папа встрял: — Я буду краток:
Надоел твой беспорядок.

Разложи-ка всё по полкам,
Если же не будет толку,
Книжки, краски, паровоз —

Ты

02.12.2011

С.Ф.П. ( 02.12.1952 — 19.07.2003 )

Всё это было, было, было до меня... Всё было написано, подумано, пережито или сказано сотни тысяч, а может быть, и миллионы раз кем-то, где-то, когда-то, кому-то... Но разве есть в мире что-то новое, кроме научных открытий и изобретений?..
Как так получилось, что, хотя прошло уже почти тридцать лет, я помню каждый день, каждый час, проведённый с тобой?

Девчонок в номере не было. Пришлось усесться на стул у окна и запастись терпением в ожидании их возвращения. А разве был иной выход?! У нас был один вариант семестровой работы, и в разгар сессии тратить время и напрягать до кипения мозги в попытках сделать всё самой было бы непростительной глупостью. Лучше было дождаться девчонок...
Время шло. Ожидание как-то уж очень затянулось. Подошли два типа. Лица вроде знакомые. Напрягла память, вспомнила — из параллельной группы ребята. Усевшись на свободные стулья, поинтересовались, жду ли я тоже, когда откроется буфет — оказывается, буфет здесь был! — или чего-то ещё, и если чего-то ещё, то чего. Или кого. Ясно было — поболтать людям захотелось. Узнав, что я жду девчат из номера напротив буфета, они меня "успокоили" тем, что ждать не имеет смысла, девочки пошли на пляж с последующим выходом на поиски приключений. Но я не сдавалась, тем более, что нашлись собеседники. Один, рыжий и лысоватый, куда-то убежал, поручив второму непременно дождаться открытия буфета. При этом он торжественно вручил ему эмалированный кофейник жуткого коричневого цвета — ребятам нужен был кофе! Так, неспешно, слово за слово, разговорились с оставленным на посту у буфета товарищем. Как-то неудобно было в упор рассматривать человека, поэтому я даже и не разглядела его сначала. Через час, убедившись в тщетности ожидания, я всё-таки собралась домой, тем более что вечером автобусы с речного вокзала уже толком не ходили. Попрощавшись, я шустренько спустилась по лестнице вниз и, перебежав небольшую привокзальную площадь, удачно заскочила в уже чихающий бензином автобус. Стоя на задней площадке, я глянула на окно, где маячил товарищ с кофейником, и подумала: "Вот дурак! И почему он не пошёл меня проводить!?" А "товарищ с кофейником", глядя на удаляющийся автобус, подумал: "Вот дурак! И почему я не пошёл её проводить?!'' Этим человеком с кофейником был ты. Мы никогда не говорили друг другу о любви: я, девушка кавказского воспитания, считала невозможным это, а ты, как потом оказалось, человек семейный не считал себя вправе об этом говорить. Но нам и без слов было здорово вместе шататься по городу, сорвавшись с какой-нибудь лекции по какому-нибудь научному коммунизму. Мы могли часами сидеть на диване в квартире моего брата — да здравствует брат в отпуске! — и ни о чём не говорить. Или говорить часами ни о чём. Между нами, в общем-то, ничего и не было —так, только несколько раз поцеловались, что при моём упомянутом выше кавказском воспитании уже было грехопадением. Как смешно сейчас вспоминать о тогдашней моей глупости! На курсе, где меня знали как облупленную, всем и всё сразу стало ясно: влюбилась! Ещё бы, как тут не понять, если я, такая занудно-добросовестная студентка вечерне-заочница, не пропускавшая ни одной лекции, не говоря уже о практических занятиях, стала бессовестно сбегать прямо с середины занятий, выскальзывая в дверь сбоку от амфитеатра в лекционном зале!? Правда, никто никак не мог вычислить, кто, так сказать, объект воздыхания — конспирация соблюдалась почище, чем в подпольной организации, и испарялись с лекций мы абсолютно автономно друг от друга. Ты стал главным перекрёстком в моей жизни. Я поняла это только теперь и удивляюсь, почему только теперь ведь вспоминаю о тебе невольно, как-то подсознательно, практически ежедневно. Ярко светит закатное солнце — это ты: помнишь, ты провожал меня на речном вокзале, у тебя за спиной садилось солнце, я смотрела на тебя и солнце слепило мне глаза, а мне казалось, что это ты так светишься. Падает пушистый снег — и это ты: мы сбежали с очередной лекции в зимнюю сессию и сквозь густой снегопад ты повёл меня смотреть "Чудовище" с Бельмондо — ты знал эту киношку уже почти наизусть, а я ещё не видела, и ты получал удовольствие уже не от Бельмондо и его юмора, а от того, как хохочу над его шутками я. Щекочут нос пузырьки шампанского — и это ты: помнишь, ты принёс полный "дипломат" бутылок с шампанским — и где только ты его достал во времена тотального дефицита? Мы пили шампанское и заедали его яичницей с помидорами — зря что ли я с Кавказа?! Но нет, ты этого не помнишь. Не можешь помнить. Тебя нет уже почти десять лет. И сегодня тебе было бы пятьдесят девять. Но для меня тебе всегда всего тридцать.

Реванш

Сверканье молний,
шорох ливня...
Гроза утихла
только к ночи.
Разносит эхо
и воздух волглый,
как ретранслятор,
птиц разнопенье.
То трель, то посвист,
то стук, то крики...
Реванш берут,
поют средь ночи
усердно птицы
те песни,
что ненастье
с грозой и ливнем
допеть не дали

Осколки

Осколки памяти мы бережно храним
Одним в награду и на удивление другим:
Кому они нужны, колючие осколки —
Их не поставить, как хрусталь, на полки?!

Что с них? Ни вару, ни товару в жизни.
А память вечная подобна вечной тризне.
К тому ж осколки эти могут больно ранить.
Кому нужна болезненная память?

А мне та боль — привычная отрада,
И приступы её купировать не надо.
Кольнёт в груди, лишь вспомню платье мамы...
Иль день смешной, сейчас уже далёкой детской драмы...

И пусть изранена душа до крови,
Не принимает память никаких условий.
В лучах сияют самоцветами осколки,

Три минуты молчания

Белая ворона

Стучит по чердаку не по-осенне тёплый дождь,
Как будто молоко парное бьётся о подойник,
Вороньих стай горластых возбуждённый смолк галдёж,
Хотя, галдят, конечно, только тише и спокойней.

Быть может, даже не спокойней, а грустней  —
По осени всегда для грусти много оснований,
Одно из них — промокнуть в ожидании вестей,
Когда сорвутся журавли к земле обетованной.

Накинув шаль, смотрю с балкона на ворон,
Сама, похожая на них, от свежести нахохлясь,
И окружает осень грустью с четырёх сторон,
Туманами коротких мрачных дней насквозь промозглясь.

Вот-вот гортанно заклокочут небеса
От журавлей, плывущих эшелон за эшелоном...
Но взлётная моя в бурьяне полоса,

Букет для мамы

Свободное падение

Душа опять в надежде
Вознеслась.
И рухнула —
Как будто опалило
Солнце крылья.
Сейчас земли достигнет
И разлетится
На тысячи осколков.
Чтоб вновь воскреснуть
И надеяться, и воспарить,

Плоды граната

Мои стихи похожи на плоды граната,
Что завязались от прекрасных
Алых замыслов-цветов.
И слово каждое - гранатовое зёрнышко,
Сверкающее гранями и кровоточащее
От грубого прикосновения.
Когда ж гранат созреет и сильная,
Но тоненькая веточка,
Изнемогая под тяжестью плода,
С трудом отпустит созревшее своё дитя,
Сумеет лишь знаток добраться
До спелых зёрен-слов,
Не допустив кровопролития,
И насладиться их красотой

Бабушка

Мой Ноев ковчег

Старшая

Ассоциативная мимолётность

Словно гвоздями, тяжёлые капли дождя
            прибили дорожную пыль...
Запах метро и душная липкая влажность...
Вспомнилось что-то -
            упавшая в Лету быль, -

Не ревнуйте ко мне...

При счёте "десять"...

Как, оказалось, просто умереть!..
При счёте "десять" — р-р-раз... и щёлкнул тумблер!
И чувствуешь, что только что ты умер!
Чернее чёрного сплошной волной накрыла смерть.

И не манит в конце тоннеля свет:
Безмолвье тьмы без края и бесчувствие,
Ни света никакого, ни туннеля нет —
Лишь вакуум и полное тебя отсутствие.

Враньё, что нет желания вернуть всё вспять,
Что хочется уйти, забыв про всё на свете!
Назад влечёт не мысль о том, как будут дети,
А мысль: Хочу туда, где жизнь! Я жить хочу опять!

И вдруг откуда-то не голос — осознания поток:
Назад! Назад!.. Три... Два... Один...
Опять щелчок... И жизни начался другой виток!

Долг

В себя ныряю до донышка...
и... задыхаюсь!
Телёнком, привязанным к колышку,
по кругу хожу... маюсь!
Шаг влево, шаг вправо - побег...
От себя ли, от правил?
Не спасёт никакой оберег
от суда, что сюда отправил.
Давит нА плечи долга груз,
воспитаньем навьючен...
В дно галерное твёрже упрусь!..

Размышления в ночном экспрессе

Ночной экспресс
          везёт меня по городу.
Куда — не знаю,
         впрочем — всё равно.
Ни ливню не добраться до меня,
            ни холоду,
Ночная жизнь в окне,
            как стереокино.
Кружит во тьме
         автобус заполуночный,
А на "галёрке" молодёжи
            хохот, свист...
Собрал экспресс
          маршрутом закоулочным
Всех нас,
     кто между сутками завис.
Как жаль, что приключений
            не искала смолоду,
Застыл в рулетке жизни
            шарик на "зеро":
И отрастить до седины
            не получилось бороду,
И бес, похоже,

Главный редактор

Сердце "колорада" (быль)

    Я — русская, и, хоть давно живу
            в Германии,
            Орёл — двуглавый*, как у вас,
            на паспорте моём!
           
            "Ответ эмигрантки"
            (Е. Йост-Есюнина)
           
Подъём на третий этаж стал как-то отнимать многовато сил. Одышка, пульс такой, что сердце, кажется, вот-вот выскочит из горла...
— Доктор, всё это началось после того, как я переболела ковидом.
— Ой, фрау Берг, вы слишком мнительны! Я на сто процентов уверена, что у вас всё в порядке. Просто нервы, — и уже в адрес своей помощницы: — Женя, сделай, битте, ЭКГ фрау Берг.
Это когда-то ЭКГ была долгой процедурой чуть ли не с полным обнажением пациента, а сейчас — "делов-то — пять минут", как говорил когда-то сосед по саратовской даче. Самое главное, чтобы колготок не было, иначе придётся снимать джинсы. А это, как вы понимаете, уже почти квест, если говорить современными словечками.
Через эти самые пять минут доктор проявила подозрительную активность, забегав по коридорам праксиса и надолго зависая на телефоне, ведя с кем-то оживлённые переговоры. Ещё через десять минут, упорно рассматривая на мониторе компьютера зигзаги кардиограммы, голосом экстрасенса или психолога, старающегося успокоить пациента, она размеренно инструктировала.
— Фрау Берг, вот вам направление в клинику. Там находится кардиологический центр. Я договорилась, вас там примут. Возможно, вам придётся долго ждать — они уплотнят очередь, чтобы высвободить "окно", куда они смогут вас впихнуть без ущерба для других пациентов. Но пойти нужно обязательно! Вас там ждут девятого мая!
Девятое мая! День Победы! Хотя она была из послевоенного поколения, этот праздник был одним из главных даже здесь, в эмиграции. Да, в эмиграции. Она русская до десятого колена, муж — поволжский немец. Куда было деваться русским и немцам из Казахстана после распада страны?! И из Казахстана гнали, особенно русских, и в России отнеслись настороженно и даже где-то враждебно. И тоже, особенно к русским, причём сами же русские — время было сложное: голодное, безденежное и безработное, каждый приезжий был конкурентом в ситуации выживания. Уехали в Германию. Оставаясь с Россией в сердце и с российским паспортом в кармане. Только муж принял немецкое гражданство. И она, и дети остались россиянами, каждый год с "мурашками" на коже отмечая День Победы, с гордостью прикрепляя георгиевскую ленточку к лацкану воротника. Так было до 24 февраля 2022 года. СВО! Патологическая ненависть, русофобия и желание уничтожения русских как нации и России как места обитания этой нации достигли предела. Это был Рубикон. Германия, впав в амнезию и забыв, что именно является фашизмом и кто именно этот фашизм придушил, запретила и российский флаг, и георгиевскую ленточку. Даже песня "Катюша", звучавшая прежде в День Победы из каждого авто выходцев из бывшего СССР, тоже подпала под запрет, став вне закона. Увы, фашизм оказался именно придушенным, не додушили его в далёком 1945.
И вот настал день визита в кардиоцентр. Девятое мая. День Победы! Врубив на всю катушку свой ноут, фрау Берг открыла балконную дверь — пусть слышат! "Этот День Победы-и-и, порохом пропа-а-ах..." — разносилось над лужайкой во дворе. А что, нельзя, что ли? Запрет был только на "Катюшу"!.. Про "День Победы" в новых запретах ничего сказано не было. Не случись этого "Рубикона", не стала бы она даже пытаться лишний раз напоминать немцам об их поражении — зачем? Они и так всё помнят. И для них болезнены воспоминания об их поражении и нашей победе. Просто, скрепя сердце, стиснули зубы и терпели почти восемьдесят лет. И они не простили нам нашей победы. И перестали терпеть. Наверное, решили взять реванш. Вот именно поэтому — потому что не простили и забыли, что такое фашизм — фрау Берг и врубила на всю мощь тухмановский "День Победы". Чтобы не расслаблялись в амнезии и напрягли-таки память.
Фрау Берг собиралась на приём: что там не так с её "пламенным мотором"?.. Но не беспокойство по поводу здоровья занимало сейчас её мысли — двум смертям не бывать, а одной никому ещё миновать не удалось. Что бы там эти зигзаги ни показывали, куда бы кривая ни вела, умирать она, конечно же, не собиралась. Во всяком случае... в ближайшие двадцать лет, точно. Поэтому мозг в каком-то экстремальном режиме трудился в поисках выхода из положения совсем по иному поводу: извилины просчитывали варианты решения проблемы с такой родной, но ставшей опальной георгиевской ленточкой. И вдруг... Эврика! Порывшись в коробках, достала книгу — фрау Берг вспомнила, что в её творческом активе есть публикация в альманахе, посвящённом теме Великой Отечественной войны. Поперёк всей задней стороны обложки альманаха шла широкая полоса георгиевской ленточки, а в середине — изображение Ордена Отечественной войны!
До клиники было неблизко. Конечно, можно было добраться и автобусом, но, намеренно выйдя изрядно загодя, она пошла пешком. Все сады и палисадники утопали в сирени и магнолиях — май он и в Германии май! Но ни тебе "Катюши" из машин, ни российских флагов... Запрет! Но плохо они нас знают! За столько лет так о нас ничего и не поняли. А раз не поняли — будем объяснять. Значит, "получи, фашист, гранату"!
Она шла по улицам города, гордо прижав к груди книгу с задней обложкой на виду. Орден Отечественной войны и георгиевская ленточка на самом серце. Некоторые прохожие оборачивались, некоторые — улыбались. Эти, наверняка, из наших, русаки — здесь все "русаки", кто из бывшего СССР. Они-то поняли, в чём заключался этот демарш с книгой! Фрау Берг на всякий случай и "легендой" запаслась, это если вдруг полиция остановит: иду, мол, к подруге, решила одолжить ей книгу "для почитать"!
Коронарография прошла как-то очень уж быстро. Дольше настраивала себя на эту процедуру.
— Фрау Берг, у меня для вас хорошая новость: сердце у вас в норме, сердечная артерия очень чистая для вашего возраста, но... От природы очень извилистая! И очень плотная, насыщенная кровь. Отсюда и некоторые проблемы.
"Ну да, в наших жилах кровь, а не водица", — ехидненько глядя на врача, вспомнила про себя любимого Маяковского фрау Берг.
Домой она возвращалась в ещё лучшем настроении. Сердце билось ровно, мощно, радостно. С обложки плотно прижатой книги Орден Отечественной войны, обрамлённый георгиевской ленточкой, гордо сиял на её груди.
_____________

* На обложке немецкого паспорта тоже изображён орёл, но в отличие от российского он не двуглавый.

Спас

СПАС
 
Строй кипарисов, выстроившись вдоль дорожки чинно,
Благоухает от жары, как ладаном курится.
Откуда-то знакомый вида странного мужчина,
Из церкви выйдя, долго не перестаёт креститься.

Из-за деревьев церковь — словно луковиц головки,
Что сушатся под солнцем жарким на холстине.
В церковной лавке продаёт гайтаны и иконки
Старушка, шёлковым платком покрыв седины.

Я вспоминаю, как мучительно непросто было мне
Себя впервые знамением крестным осенить —
В от Бога напрочь открестившейся стране
Нас некому науке этой было научить.

Толпится в храме люд — здесь негде даже яблоку упасть,
Сошлись и съехались к вечерней службе прихожане.
Я в храм вхожу, и на меня взирает, не мигая, Спас.
Во взоре том укор. И боль. И веры ожиданье.
      08.09.2014

Черёмуха

Белые одежды

И опять добровольцы, и вновь ополченцы,
И фашисты опять, пострешней, чем те немцы.
И из танков стрелять по свидомым не страшно,
И, сжимая кадык, их душить в рукопашном.

Все мосты сожжены и разбиты понтонные,
Не помчатся по ним поезда многотонные.
Нет границ героизму. Нет преграды для "Градов".
Только нам для Победы быть решительней надо.

Но последними в битве умрут не надежды.
Спешно Ангелы Встречные шьют героям одежды,
Что белее снегов ослепляют сиянием —
За Отечество павшим не нужны покаяния.

Случай в саванне

В панике зебра: "Где мой ребёнок?
Пропал, потерялся в саванне зебрёнок!"
В поисках все, и газели, и гну,
Даже жираф свою шею нагнул!

Плотно смыкаются травы саванны,
Ищут зебрёнка в траве павианы.
Как же его обнаружить непросто,
Он, как переход пешеходный, в полоску!

Устроилось солнце на Килиманджаро,
Темнеет в саванне, охваченной жаром.
В ветвях баобабов ругаются птицы,
От птичьего крика саванне не спится.

И вдруг из кустов выбегает зебрёнок!
Нашёлся, нашёлся пропавший ребёнок!
Воскликнула зебра: "Ура, невредим!"
"Все зебры в полоску!" — сказал крокодил, —

Все зебры похожи! И все как один!
Откуда ты знаешь, что это твой сын?
Как можно не спутать, как можно узнать?!
Ведь здесь ошибётся любой! Даже мать!"

У зебры счастливой стал ласковым взгляд:
"Средь сотни других полосатых зебрят
Узнаю его! И твердить не устану:
Другого такого не сыщешь в саванне!"

Сборщик пазлов

"Та-а-ак, еще один пазл... А теперь — красненький", — за своим увлечением Он не замечал, что разговаривает сам с собой вслух. Время от времени он вытягивал вперед руку — любовался со стороны своим Творением.
Спиральки скручивались между собой и переливались всеми цветами: красный, синий, жёлтый... Осталось несколько деталек, которые было особенно трудно вставить в нужные пазы.
Он сосредоточился, со всей осторожностью вставил еще пару каких-то двухцветных палочек. Осталась одна деталька. Самая важная и самая трудная. Он нацелился деталькой на маленькие впадинки, расположенные друг против друга на двух спиральках.
"Ну-у-у... — прошептал он, — ещё чуть-чуть!.."
В этот момент всё содрогнулось, рука дёрнулась, что-то сдвинулось...
"Чёрт!" — ругнулся Он несвойственным Ему ругательством. Всё! Ряд идущих чередой двухцветных спиралек сместился. Немножко, совсем чуть-чуть. Менять что-либо было уже поздно. Нужно было или всё уничтожить,  или оставить всё так, как получилось. Он оставил всё как есть. Такое случалось у него редко. Раз в сто лет.
Прошёл какой-то миг — всего девять месяцев.
Где-то там, на Земле, родился Гений.

Эра високосных лет

Родителям. Впервые

Часто, страдая от поэтического бесплодия,
глаз никак не сомкнуть, хоть выколи их...
звуков ночных грохочет в мозгу рапсодия
и чувств так много на одну!.. Даже на десятерых...

Ну нет подходящих, никак не хватает слов:
берусь за перо — и бросаю опять в бессильности!
Не получается написать про любовь
то ли от чувств импотенции, то ли от инфантильности...

Наверное, потому и не случаются стихи вам, что люблю безмерно,
            мне и вспоминать вас не надо —
помню круглосуточно и ежесекундно...
Мама, папа, память о вас не грусть — отрада! —

Три "ц"

"Французы же закрепили и традиционность сочетания коньяка, как дижестива,
а именно, что он сочетается с тремя «С» — это шоколад (фр. chocolat),
кофе (фр. cafе) и сигара (фр. cigare)." ( Википедия )


Наварю покрепче кофе
С солью, сахаром и перцем
К коньяку в хрустальном штофе -
Пусть омоют раны в сердце.

Непроглядным чёрным слоем
Чашки дно в кофейной гуще.
Закружа'тся мысли роем,
И забьётся сердце пуще.

От судьбы, ко мне не милой,
Ждать змеиного укуса?..
Эх, сигару б закурила,
Жаль, её не знаю вкуса!

Вдруг случайно обнаружу
На фарфора тонких стенках
Сколком вологодских кружев
Пузырьки кофейной пенки.

Значит, всё не так уж мрачно
Мне назначено судьбою?!..
Выпью коньяка с собою,
Хрустну шоколадом смачно.


Наварю покрепче кофе
С солью, сахаром и перцем
К коньяку в хрустальном штофе -
Пусть омоют раны в сердце.

Сосны — ели...

В кронах корабельных сосен
Ветра свист, как в такелаже.
Мимо их обходит осень,
Полыхнув осин плюмажем.

Переполненное ветром,
Словно спИнакер пузатый,
В плавании кругосветном
Облако спешит к закату.

На холма пологих склонах -
Роща резонансных елей.
Слышится им в ветра стонах
Грусть и плач виолончелей.

Отдадутся звуки болью
В стройных елей сердцевинах,
Источатся канифолью
Слёзы на коры морщинах.

Но порою снится соснам,
Что звучат оркестром струнным,
А у елей сны по вёснам -

Офорт

Терпко пахнет французским вином

Убежала черепаха!

Бокетто

Бонсай

Есть женщины, которые живут
Подобно тепличной орхидее,
Так их лелеют, холят, согревая
Душевной теплотой.
Себе же я сама напоминаю
Бонсай японский —
Ему корежат ствол.
И ветки.
А корни засыпают каменистой почвой —
Чтоб не казалась легкой жизнь.
Но тем ценней с годами этот карлик,
Любви лишенный и выстоявший в непогоду.
Так и я, как тот бонсай тысячелетний.

Объяснительная

Я поэт.
Не подсолнух,
Не ресивер, настроенный на сателлит.
Не вратарь хоккейный,
         ожидающий, сжавшись в комок, буллит.
Не хочу, напрягая слух,
Прислушиваться к жужжанью и
         отбиваться от осенних назойливых мух.
Или ос, слетающихся на сироп стихов.
Я поэт, вольный ветер,

Крылья

Во сне я летаю. Сказали — расту!
Смотрю с высоты на Земли красоту.
Вот дом наш и двор, и песочница наша,
Где лепит кулич для сестрёнки Наташа.

И мама мне машет, велит возвратиться,
Боится, что я упаду — я ж не птица!
Но как объяснить, что напрасны тревоги,
Что скучно за ручку идти по дороге?!

Зовут приключения, небо зовёт!
Наверное, нужно купить самолёт...
Хотя... Неспроста на спине две лопатки —
Там крылья растут! Вот решенье загадки!

Чтоб вырасти, крыльям нужны витамины:
Овсяная каша, кисель из малины,
Котлеты с пюре, огурцы и капуста.
Хоть всё это ем, за спиной моей пусто!

Я к зеркалу бегаю трижды на дню,
Замучил вопросом друзей и родню.
Но я не сдаюсь, отступать не хочу
Сейчас я усну... и опять полечу!

Торжество серости

Словно крысы возле западни,
Наблюдают за попавшимся собратом,
Выжидают ночи напролёт и дни,
Опасаясь, не отравлена ль приманка ядом.

Не помогут, не поднимут клетки дверь.
Крысы смотрят, но хотя б не хают.
Да уж, точно, человек подлейший в мире зверь.
Даже крысы рядом "отдыхают".

Кариатидам соседнего дома

Холод и ветер.
И озноб от вида кариатид,
Покрытых мурашками дождевых брызг
И изнывающих под тяжестью
Старого облупленного эркера.
Жаль их.
Складки хитонов,
Словно струи дождя
Стекают по мокрым,
Рябым от оспы времени телам.
Не прикрывают и не согревают.
Жаль их.
Плотно сомкнуты губы
В терпеливом смирении.
Незрячими глазами
Смотрят и не видят, как мне
Жаль их.

Отрицательная кривизна

Ожидание

Мне тебя совсем уже не надо

Мне тебя совсем уже не надо.
И не хочется навязывать себя.
Словно Млечный Путь лежит преграда,
Крови зов ничуть не мучает, трубя.

Много лет противилась свободе,
Наводила сквозь Вселенную мосты.
Слава богу, поумнела вроде,
Знаю, нас давно уж нет: есть я, есть ты...

Не пишу и не читаю повесть,
Как живёшь ты там в далёком далеке.
Странно, но не давит грузом совесть,
Путь оставшийся продолжу налегке.

Я уговорить себя сумела,
Но скребут когтями кошки на душе,
Вновь и вновь тревожит мысль несмело:
Вдруг с тобой мы не увидимся уже?

И волос долог мой...

И волос долог мой, и некорOток ум,
На молоке обжегшись, остужаю воду,
Тяну, запрягшись, радостей и бед подводу
Сложившемуся бытию в угоду,
Но дни свои в тоске не волоку.

Раскрыв тяжёлый, как скрижаль, альбом,
Разглядываю лики чёрно-белые:
Вот пращуры - могилы их уже замшелые,
Вот мы, от молодости оголтелые -
Одни воспоминания о том.

Гадаю, будто стоя в стороне,
Глаза прищурив близоруко щёлками:
Что за красотка в сарафане шёлковом?
И в памяти лишь смех осколками
Звенит, напомнив мне же обо мне.

Здесь и сейчас

А где-то идёт война,
Лишь кажется, будто мимо.
Но это моя страна
Воюет со злом. Аритмия

Сжимает сердца в кулаке,
И пики строчит кардиограф.
Нет, это не вдалеке
Пишет судьбу биограф.

Это всё здесь и сейчас,
Кто словом, кто делом воюет
За будущее и за нас,
За внуков и землю родную.

Воюет и свято верит,
Смиряя сердец канонаду,
Что тучи над нами рассеет
Синхронный салют сотен "Градов".

И нимб золотой над Россией
В пробоине туч воссияет,
Да будут хранимы Мессией
Страна наша и россияне.

Антология

Споры хундзаев...
Все мнят о величии...
Слышал бы Басё!..

       * * *

Спорим, и спорим
С собой и со всем миром,
Время транжиря...
Порой отступление
Равносильно победе.

       * * *

Словотворчество —
Интересное дело,
Коль умеючи...
Если ж брода не знаешь,
Рискованно в воду лезть.

      * * *

Фотография
Ещё чёрно-белая
И маленькая...
Возможно, кто-то вспомнит
Меня двадцатилетней…

      * * *

С годами стал мне
Журавль неинтересен —
Пусть себе летит.
Догоняет синица
Улетевшую мечту.

      * * *

Камень прибрежный
Из мест родных, где росла,
Лежит на столе.
Воздух ноздрями втяну —
Пахнет морем и детством.

      * * *

Глажу любовно
Волной отшлифованный...
Всё, что осталось.

      * * *

Танцует огонь
Над углями в мангале...
Дом вспоминаю,
Печь-голландку и папу —
Сидит у дверцы, курит…

      * * *

Родительский день,
Могила родителей,
Где год не была...
Но я скоро приеду!
Расцвели ли ирисы?..

      * * *

Вновь манит меня
Город, не ставший родным,
Лишь приютивший...
За оградой ирисы
Белые и чёрные…

      * * *

То, что когда-то
И грехом не казалось,
Гложет и точит.
Лишь одно утешает:
Некому камни бросать.

      * * *

Весь жизненный путь
В книге судеб расписан
По дням и часам...
Лишь на полях пометки
Сделаны чьей-то рукой.

      * * *

Монстеры листья
Разбитыми сердцами...
Где-то здесь моё...
После ночного дождя
Засохший срезаю лист.

Поездка в чужой город

В город чужой, как в затерянный мир, осторожны шаги.
Здесь не ступала нога человека по имени Я.
В городе том обитают заклятые чьи-то враги,
И лучшие чьи-то соседствуют с ними мирно друзья.

Улицы катакомбами в полуденной темени
Замысловато извиваются, в них — крипты-дома.
Страх, словно дятел в лесу, всё бьёт и бьёт по темени,
Гонит сквозь пиктограмм криптограммы, липко сводя с ума.

Город большой в шуме автомобилей молчит, словно немой.
Или я оглохла от грохота тумана упавшего?..
Купила билет, в поезд с облегчением села. Еду домой!

Эмигрантская осень

На балконе настурций последних бутоны
            журавлино-клювасты...
А в России на дачах, в садах и вазонах
            разлохматились астры.          
Вдоль дорог понемногу седеют берёзы —
            у них золотые седины,
И по серому небу плывут облака,
как пО морю айсберги или по Волге льдины.
Крапп-мареной в околках
            краплёны осины и клёны —          
Осень мудрая тот ещё мастер граффити!
Годы, дни и минуты, и даже секунды —
            пред судьбой непреклонны —
Вы куда, истекая из жизни, спешите?
Бесконечнее ночи, а дни
            пролетают сверхзвучны.
Грусть и осень у русских в любых палестинах
            всегда неразлучны.

Майская маета

Что ж весна затяжная нынче?
Что ж морозец шалит по ночам?
Лишь ворона ворону кличет -
Видно, визу не дали грачам...

А ведь здорово всё, хоть не знаю,  
Сколько вёсен осталось мне
С благодарностью маяться в мае,
В затяжной, пусть в холодной, весне.

Утоли моя печали

Постарел и устал мой Бог.
Поседела его борода.
Всех спасать он уже не мог,
И не помнить зла никогда.

Он не мстил ни за что никому —
Месть не входит в реестр Божьих дел,
Помогал вопреки всему,
Только всё имеет предел.

Убеждал всех и так и сяк,
Велеречий поток мелел,
И родник добрых слов иссяк,
А ругаться он не умел.

Слово действенно было вначале,
Но без толку слова без дел.
Кто ж Его утолит печали,
Кто построит новый придел*?


*Мистически придел представляет собой малый храм. Дело в том, что в Православной Церкви существует правило, согласно которому на одном престоле Литургия может быть совершена лишь один раз в сутки. Наличие в храме нескольких приделов позволяет совершить две и более Литургии, что особенно актуально, если у храма много прихожан.

Палитра мечты

Куплю билет, поеду в Плёс
На утренней заре,
Средь охры и белил берёз
В туманном октябре.

     Ещё не склёванных рябин
     В дали аллей-платформ
     Мазками сочными кармин
     Как будто семафор.

Вот лёгкий ветер всколыхнул
Тумана кисею,
Зелёный поздний лист мигнул,
Открыл мне колею.

     Покроет купола лазурь
     Тончайшая поталь,
     В восторге уроню слезу
     Я на мечты алтарь.

Лазурная стая

Раздул ненастье, как с цепи сорвавшись, ветер,
И сохнут на лице то ль слёзы, то ли морось.
А в небе, в проглянувшем ярком свете,
Мчат облака, всё набирая скорость.

Меж облаками лОскут шёлка лазурится,
То кобальтом мелькнёт, то цветом васильковым —
Сгрудились в стаю чьи-то счастья птицы,
В тревоге суетятся бестолково...

Волнуются, всё ищут поле для посадки,
Кружат, но не находят для гнёздовий места.
Взираем вверх — мечты о счастье сладки,
А счастью рядом с нами всюду тесно.

Но птиц лазурных приманить нам было нечем,
Прощально вскрикнув, улетело счастье прочь:
Пока приглядывались — опустился вечер,
Опомнились — укрыла землю ночь.

Закат в городе

 
Окончен день, как мёд, тягучий,
Истёк на нет густым нардеком.
Хурмой надкушенною терпкой
Скатилось разом солнце в тучу.

Сеть проводов не удержала,
Скатилось солнце-плод в прореху,
Беззвучно за холмом упало,
Ни грома не родив, ни эха...

И в гуще зарева вечернего
Увязли шум и звуки строек,
Стал город в сумрачном свечении,
Как негатив, графично строен.

Курятся, паром извергаясь,
Гиперболоиды градирные,
И кранов шеи лебединые
Друг к другу тянутся, ласкаясь.

Последнее дошкольное лето в Котельниче

Старый дом из тёмных брёвен,
Деревянный тротуар,
Летний вечер тих и томен,
Ночь закуталась в муар.

Оркестровым метрономом
Колотушки сторожей,
Где-то высоко над домом
Писк встревоженных стрижей.

Шляпа дымчатого фетра
На стареющей Луне,
Чуть колышется от ветра
Задергушка на окне.

Слышен стук копыт коровы,
Скрип несмазанных ворот...
Кружку молока парного
Тётя Руфа принесёт.

Запах сена из сарая —
Сенокосная пора,
И под утро засыпаю
Под жужжанье комара.

Вспомнить всё через полвека
Так приятно и легко...
И бежит за человеком
Детство... где-то далеко.

Картина маслом

Натяну на подрамник холст,
Да побольше — ну что мелочиться!
И сюжет совершенно прост:
Лес и луг, небо синее чисто...

А за лесом вершины гор!..
Все в снегу, высокИ — небо ниже,
Горных рек оглушающий хор
И восход апельсиново-рыжий.

О гранит неприступных скал,
Споря, бьётся, тревожится море.
Тёплый бриз бунтарей приласкал —
Скал и моря утихли споры.

Вот и ночь, смотрит оком Луна
В моря гладь, наглядеться не может,
Пробежится по лёгким волнам
И упрётся в скалистый порожек...

Ну а звёзды?! Их все и не счесть!
Их рука рисовать устала!
Мне за жизнь это всё не успеть!
Узок холст... да и красок мало.

Антивдохновение

То ль всё наладилось в жизни
И нет никаких потрясений?
В планах нет места тризне
В день заунывный осенний.
Индифферентно  бреду,
Минуя ухабы и кочки,
Не просыпаюсь в бреду
Мысль записать на листочке.
Пресные снятся слова,
От красот не впадаю в ступор:
В деревьях я вижу дрова,
И видеть иное — глупо...
Вроде бы радостный факт —
Жизнь, наконец, устоялась,
Но... Где б одолжить напрокат
Прежних тех дней... окаянность?!

Времена года

Как незаметно в нашу жизнь вступает осень!
Не та, что за окном, а та, в душе.
Становится бледнее неба просинь,
И пенье птиц не слышится уже,
Хоть и в лазури небо,
И пенье то же...

Вот на висках уже легли зимы седины,
Со свистом сани катятся с горы,
И перекинут календарь за середину
Листов, не облетевших до поры...
Всё это не впервые,
Но повторится ль ?..

И сердце, чувствуешь, не бьётся в клетке птичкой,
Жиреет бройлерным цыплёнком на шесте,
И в венах кровь - подкрашенной водичкой
Струится не спеша, плетётся где-то там, в хвосте...
И не волнуется ничем,
Не согревает...

Не страшно, что забыты перезвоны лета,
Что осени прозрачность так ясна,
И даже, что зимы всё явственней приметы...
Лишь грусть: не возвращается весна!
Теперь лишь осень, осень...
И зимы безмолвье.

Вопросы-размышления в ожидании ответов

Ну что ж, Ты видишь дело рук своих,
Молчишь, не гневаешься — гнев Твой стих?
Живём, чтоб пред Твоим судом предстать в последнем покаянии.
Воздастся по делам, но в меру ль наказание?

Не с Твоего ль благословенья стали лысы?
Как змеи, мудрые, глупы как пробка и хитры как лисы?
Всё что творим — творим с Твоей подачи,
И, значит, только так могло быть, и никак иначе!

Растёт и множится овец электорат,
Но этому, наверно, Ты и сам не рад?
Желал ли, чтобы церкви лицемерами кишели?
Чтоб проповедников орда
            числом поболее, ценою подешевле?

Из эры в эру, из неверья в веру,
И вновь в неверие, и так из века в век...
Уверен, не ошибся Ты ни разу, выбрав меру?
Ведь в половину всё-таки Ты тоже человек?

Восхождение

Как труден путь до перевала!..
Не тает иней на висках.
Совсем немного до привала,
Цель зрима и уже близка.

Как спуск тяжёл! Груз давит плечи.
И в каждом выдохе — душа.
И рвётся крик, и крикнуть нечем,
И камни из-под ног, шурша...

Но скоро будет путь окончен,
Накроет тишина волной.
Надеюсь, каждый шаг был точен,
Прочны страховочные точки
Для восходящих вслед за мной.

Ответ эмигрантки

Когда согнали русских, унижая, с мест насиженных
Те, кто веками под крылом России получал защиту и приют,
Вы, сами русские, не приняли тогда в России изгнанных,
Твердили, что никто не звал нас и нигде не ждут.

При каждом подходящем иль не очень случае
Шипели вслед, недобро щуря взгляд,
Как будто, пришлые, мы отбирали ваше лучшее,
И вы кричали дружно, чтоб "валили все назад".

Гонимым отовсюду, нам в России места не было.
Мы ни у места оказались, ни у дел.
Ох, сколько русских нас тогда уехало —
Терпению и силе духа есть предел!

Колбасной вы мою назвали эмиграцию?
Мол, бросили Россию в трудный час?
Разъехались по Штатам и по Франциям?..
А что вы знаете про цену тех "колбас"?

Под бой курантов первый тост наш за России процветание,
И дружно гимн России в праздники поём.
Я — русская, и, хоть давно живу в Германии,
Орёл — двуглавый*, как у вас, на паспорте моём!


* Немецкий заграничный паспорт имеет тоже красную обложку и тоже с изображением орла, но не двуглавого.

День сурка

Ошибки, нами глупо совершённые вчера,
Надеемся отретушировать в грядущем завтра.
Немудрые, мы коротаем нервно вечера
И, в ожиданьи мудрости,
Съедаем утром торопливо завтрак.


Но к вечеру всё так же цель благая далека,
Бессмысленна, как за своим хвостом кота погоня,
И, будто бы в кино про бесконечный день сурка,
Проснувшись по будильнику,
Мы попадаем вновь и вновь в сегодня.

Проросток

Нащупав влажное тепло
И солнца луч, нацеленный в прореху кроны,
            словно лазер,
Сквозь толщу жёсткой кожуры
Пробьётся хрупкий белый корень.
Потом другой.
Проросток укрепится в родной земле.
И вспомнит,
Что он — не исковерканный капризами чужими бонсай.
Он, как и миллионы предков и сородичей вокруг,
Могучий крепкий дуб,
Годам и бурям неподвластный.
Память о стойкости своей и рода
Надёжно сохранит в листве, в коре, в корнях,
И передаст, когда его поспеет семя,
Чтоб повторилось всё.
Но для проростка главное — не стать бонсаем.

... а у нас снег!

 ... а у нас снег!
Почти по "Онегину"!
Только не третьего, а второго*...
Сразу глуше на улице смех
И освещения слишком много ночного.
А мы и не ждали зимы,
Ни мы, ни природа.
Ну вот такие уж мы,
Не всякая по душе погода!
Нам нравилась осень и осень,
Трава зелёная, и кое-где даже розы...
И всё надеялись очень,
Что мимо пройдут и снег, и морозы.
Розы-морозы... знаю-знаю,
Такая банальная рифма!..
Но даже природа, как замечаю,
Не всегда придерживается алгоритма**.


* Почти по "Онегину"!
 Только не третьего, а второго*... — имеются в
 виду строчки из романа "Евгений Онегин"
 А.С. Пушкина:    

Зимы ждала, ждала природа.
Снег выпал только в январе
На третье в ночь.

Судьба олигарха

Вы выбираете из всех
Красоток для любых утех.
Так выбирают скакунов —
От цвета грив и до подков.
Оъём груди, длина бедра —
Не важно, дура иль мудра.
Таким индефферентен Прадо.
Вот "PRADA" — это то, что надо!
Бриллианты, шарф Луи Виттон
И лимузин "под шарфик", в тон.
Массажи, фитнесс, спа-салон,
Рублей и долларов рулон —
Готовы MASTERCARD и VISA
К оплате каждого каприза.
Но вот наскучила "кобылка" —
Не бьётся больше сердце пылко.
Да и силёнок маловато,
Чтоб выглядеть молодцевато.
И станут чаще совещания,
Скупее станут обещания.
И сон на офисном диване,
И валидол в грудном кармане.
И вспомнится в ночи бессонной
"Хрущёвка"... и соседка Соня.

Брюгге... Питер... Ленинград

От носа косяком журавлиным вода -
плыву по каналам Брюгге в прогулочной лодке,
и хочется вновь возвращаться сюда иногда,
и воспоминания о Ленинграде комом застряли в глотке.

Возможно, честь наречения выстрадана Петром -
вряд ли был другой такой радетель о России, -
но всё чаще и чаще думаю о том,
что Ленинград для меня и роднее, и красивее.

Чугун решёток на Фонтанке невесом -
никак не тонет в маслянисто-свинцовой Лете,
напоминает схему в журнале по вязанию крючком,
узнаваемую и в Старом, и в Новом Свете...

Пальмира Севера, Питер, Санкт-Петербург...
Но вспоминаю себя ту, двадцатилетнюю,
и щёлкает проснувшейся памяти тумблер вдруг...
Нет, всё-таки Ленинград город моего поколения!

Прощание с Родиной

Нейробиология

Прошёл по касательной, но

Голограмма

Когда, отяжелев, сомкнутся веки,
Свой бег утихомирят мыслей реки,
И облаками воспарят, и станут снами
О том, что было, есть и будет с нами.

Луна блазнит желтеющим бананом...
Но утром сны окажутся обманом,
И, жизни не успев осуществить программу,
Рассыпятся на точки голограммы.

Смешаются осколки дней и жизней,
Но хаос этот так безукоризнен,
Как может быть безукоризнен только космос,
В душе рождая восхищенья возглас.

И в этот миг про вечность вспоминая,
Пытаемся решить задачу Кая.
Ах, сколько вечностей слагают бесконечность!..
Но в льдинки разлетится слово "вечность".

Ночная игра

А я вот возьму и просто пойду гулять. Одна.
Слава богу, не нужны ни телохранители,
            ни конвоиры.
Буду гулять весь день. До вечера.
            Пока не стану ужас как голодна.
А после с аппетитом поужинаю в тишине
            уютной квартиры.


Чем поужинаю? А чем Бог послал.
            И что положил в холодильник.
Не буду считать калории и противиться
            своей натуре.
Ноут открою... Нет, сначала заведу будильник,
А потом... Потом вдохновенно заиграю
            на ноута клавиатуре.


Что буду играть? Да разное! Наиграю раздумья,
            пейзажи,
Немного о нынешней жизни пофилософствую.
Забывшись на время в писательском раже,
Наизнанку выверну сдуру перед всеми душу свою.


Тридцать три буквы это вам не семь нот —
Играй, выплёскивай, раз наружу просится,
            только не устань!
Главное — не выпасть из времени и не попасть
            в цейтнот,
Строчками кружевными выписывая нотный стан.
   

От мира отгородившись, наигрываю на клавиатуре
            ночь напролёт.
Затуманившись, луна висит, как светодиодный
            светильник.        
В свете холодном запределен фантазии полёт.
Ну вот, спать опять опоздала! Подъём!      
        На весь мир трезвонит нахально будильник.