Царство оглохшей воды и бунтующей ряски...
Ноги уйти не хотят с золотого мыска.
Что б я ни сделала - видимо, будет по-бабски.
Так отчего ж не лежать и - мечтать в облака?
Лучше не делать. Лежать... Но какого шайтана
И облака мне с небес голосят о земном?
Это - похоже на нежную лапу каштана.
Это - прикинулось коброй, укрывшейся сном.
Снова: коварство и.. сон - безыскусные сказки.
Я с золотого мыска - ни ногой. Вот и сказ!
Ведь всё равно: что ни сделаю - выйдет по-бабски.
Пусть же выходит с другими и в будущий раз.
Я – маленький солнышк,
И меньше меня
Из солнышков встретишь едва ли…
Представьте, что люди
Меня в свете дня
В игрушку замуровали!
___
Кричала капризная дочка,
И платье рвала в лоскуточки!..
Вопила: «Наш дом на дома не похож,
И ёлка – не ёлка: ободранный ёж,
А свечи – не надобны даром -
Обмылки из мыльницы старой!
Кричала – плохой этот шарик у нас,
Хоть весь разноцветный - не радует глаз!
Три слоя акрила имеет,
А вспыхнуть - и то не умеет!..»
И папа бледнел, как обкусанный мел,
При этом нежданном капризе.
А маленький солнышк при этом имел
Несчастье – сидеть на карнизе.
Сидел на карнизе, ногами болтал
О чем-то высоком и вечном мечтал.
И так невзначай, понарошку –
Сиял на соседскую кошку…
И тут вдруг - сачок... Я унижен, помят,
И - узкое горло игрушки.
Весь праздник сверкал я на тысячу ватт
Сквозь стенки своей погремушки.
Светился по принципу солнышков, нас –
В погоду любую вам радовать глаз…
Хоть мнения сам я такого,
Что это – не очень толково.
А та все кричала, что ябеда – брат!
Что слишком горяч для нее лимонад,
Что речь президента безлика,
И слишком сладка – земляника…
И тут я не выдержал – нежные мы –
Разрушил я стенки стеклянной тюрьмы.
Надулся, вскипел и взорвался!
(Хоть раньше я не надувался...)
И честно - мне по фиг воинственный плач,
Я солнышк, представь, а не ёлочный мяч!
Таким невоспитанным детям
Пусть глупые лампочки светят!
"...И сном, как молотом, в союзе с холодом - весну куем!.." Из пьесы моего деда А.Егорова "Дедушка Время"
«Дедушка Время». Премьера, торжественный миг!
Лёнька – с картонными стрелками, точно с усами.
Сельская школа. И автор – отнюдь не старик.
Скоро, учитель, сроднишься с другими часами…
Миг! Дисциплина войны, смертоносный парад –
Где ты, голубка с мальцами, не в Тихвине ль взятом?
А за спиной – в полудымке, как сон – Ленинград.
В небе испуганном, как на холстине распятый…
…Ты не писал про войну, потому что не мог.
Лишь про землянку, где вьется тоска по родимой,
Где по колено - воды, непутевый сапог.
Темень в углах. И коптилка… Проклятые зимы!
Вновь Новый год под обстрелом… Привыкнуть пора.
Что тут поделать – судьба поглумилась над всеми…
Под минометом – полуторка… И - мессера.
Скоро ль ты станешь помягче, о, дедушка время!
Пишешь стихи, что безжалостный молот судьбы
Теплую радость труда разбивает в осколки…
Только осталась надежда, что «мы – не рабы»,
Мы не рабы. Мы не овцы… И будто не волки.
Выживешь. Только осколки недолго молчат,
Скоро иссохнешь, как стрелка того метронома…
Жаль, не увидишь малЫх – шаловливых внучат
Новых жильцов станционного старого дома.
Строчки с тобою умолкнут, скромны и тихи,
Пьесу – едва и вспомянут, как доброе семя.
Сельский учитель, неважно писавший стихи…
Впрочем, писал их неважно и дедушка время.
Ночи старанья сводящий на нет
Ты появился - серебряный свет,
Каждый листок, каждый зелени клок
Ты своей светлостью вдруг обволок.
Ель завздыхала и каждой иглой
Стала прощаться с полночною мглой.
Ивы запели. И тетка ольха
Запоправляла на ветвях меха.
И, отразившись в сиянье лесном,
Быль оказалась мигающим сном.
Свете мой тихий, откуда возник?
Я твоей силы целебной - должник.
Зря меня ждешь ты, пустышка-кровать,
Буду я свет до утра обнимать...