Ася Сапир

Мой папа - трудармеец

Мой папа, Матус Маркович Березовский, к началу войны был по возрасту и состоянию здоровья призван не в действующую армию, а в Трудармию.
Все звали его Михаилом, так как имя Матус не запоминалось - было чужим.
Об одном эпизоде его пребывания в Трудармии я и хочу рассказать.
Трудармия г. Свердловска располагалась на так называемой Ленинской фабрике. Денно и нощно, иногда ежечасно, прибывали грузы. Обессиленные голодом, дистрофией и непосильным трудом, рабочие, спавшие вповалку, будились прикладами, собаками и попросту выстрелами.
Трудармейцы неоднократно писали письма с просьбой отправить их на фронт, хоть в штрафбатальоны. Но им пригрозили массовым расстрелом - в
тылу нужна была дешёвая, легко восполняемая рабсила.
Домой почти не отпускали.
Однажды отец пришёл домой...
Надо сказать, что я, девчонка, жила надеждой увидеть и покормить отца, и откладывала сухие кусочки хлеба для него.
И вот он пришёл...
Он был странен: вроде опухший и в то же время страшно худой.
У него была дистрофия.
Шею обматывал шарф, грязный и почему-то шевелящийся. Он шевелился от вшей На отца,  аккуратного человека, это мало походило. 
Но самое главное - другое.
Не дожидаясь, когда я дам ему поесть намокшие в каком-то супе куски хлеба, он съел намоченные в воде для мытья тарелок, всё, что было в тарелке.
Это было непривычно-страшно
Я чувствовала, что отцу стыдно, но справиться с голодом он не может.
Матери дома не было - была на работе.
Он заснул мгновенно, прямо за столом.
Стало светать.
Отец надел телогрейку, повязал свой шевелящийся шарф. 
- Папа, а ты можешь задержаться?
- НеТ, - прошептал он убито. -  расстреляют сразу же.
-Но ведь вы же ...
Он прервал: "Нас поднимают плетьми, собаками и выстрелами.
Мы много раз просились на фронт - всегда отказ и угрозы расстрела."
И он ушёл, словно растворился в предрассветной мгле..
А на небе шевелились звёзды, похожие на вшей в его шарфе 
Я упала без сил.
Хорошо, что отец этого уже не видел
А.М. Сапир 

---

Представь себе, что не написан "Вертер"

Представь себе, что не написан  "Вертер"
и Гёте не влюблён ещё в Шарлотту.
И кто-то неуклюжий и влюблённый,
вперяясь взором в Горные вершины,
не слышит вздох стареющего Гёте.
Уже февраль. Чернила в преизбытке
в непочатой чернильнице. А слёз -
ну ни одной задумчивой слезинки.
Но что-то есть!
 "Пускаться на дебют!"
Дебют -
начало всех начал.
02.19.2019

---

Енот-полиглот

Был учёный енот - полиГЛОТ:
поГЛОЩал языки без забот.
От Аляски до Индокитая,
даже в праздник простоя не зная.
Чавк да хрясь, хруп да хруп -
что ни день - свежий труп.
Он бывало съедал раритеты,
невзирая на приоритеты.
Так набрёл на язык суахили -
несъедобный ввиду сухожилий.
В них застряли все зубы енота
и язык, поглощавший без счёта.
Не харизмою брал харассматик -
самых низких инстинктов потатчик
Но язык не смирится с насильем -
Немезидой войдёт  СУАХИЛИ!
1 февраля 2019



 

---

Улыбка клоуна.

Он не был детской памяти ошибкою,
тот клоун, что жонглировал улыбками.
С жонглёрскою сноровкой и ухваткою
свои улыбки рассылал охапками.
И в цирке - от манежа и до купола -
ни одного, смотрящего насупленно.
Он для меня - важнее шпрехшталмейстера:
ни спеси корифейской, ни житейского.
Отмечен был особою харизмою,
гранённою очередной репризою.
Он заполняд своей улыбкой паузы,
чтоб вызрели в грядущем счастья завязи.
На склоне лет легко проснуться лузером -
спасают только детские иллюзии:
внезапно ослепит  улыбка клоуна -
я жизнью вновь как будто очарована.
Для правнука - иного толка зрителя,
его  улыбка столь же заразительна.
28 декабря 2018.

---

Итоги конкурса ДК-8. ... много не бывает

Итоги конкурса ДК-8.

На первый и главный вопрос - состоялся ли конкурс? - я отвечаю положительно.
Конкурс вызвал отклики поэтов сайта, не участвовавших в нём, дискуссии вокруг ряда стихотворений, на ленте стихов появилось стихотворение В.Черноморского "Манеж",
полемическое по отношению к моему конкурсному стихотворению "Улыбка клоуна" (название пока условное), МЕМ "много не бывает" упоминался не раз поэтами сайта, известная нам и любимая нами художница из Екатеринбурга Екатерина Калужникова прислала свои рисунки на тему "Бажова много не бывает" ( я очень надеюсь на помощь Л.Б.Малкина, к которому я обратилась с просьбой поставить рисунки в ДК), и вы сможете убедиться, что конкурс ОТОЗВАЛСЯ. Вглядитесь в рисунок, который назван художницей "Нежность" , и вы многое поймёте.
В целом, стихотворений, поданных на конкурс, было гораздо больше, чем участников конкурса. Список поданных стихотворений выставлен Аркадием Шляпинтохом, там же проставлены рабочие ссылки, по которым вы можете найти интересующее вас стихотворение. Там отсутствуют два стихотворения Г.Михлина, указываю их координаты: ...works/139394. 
Среди выставленных Г.Михлиным произведений Сказка о зайчике (перевод с финского), которая вызвала большой интерес и была очень высоко оценена. 
Все конкурсные произведения были очень позитивными, и даже те, в которых не упоминался Новый год, были наполнены ощущением предновогодней и новогодней радости. В стихах для детей говорилось о  подарках и сюрпризах, о счастье жить, о счастье дружбы и любви. Не были обойдены вниманием и дети переходного возраста, о их сомнениях и переживаниях - стихи 
Саши Вагановой. 
Я очень благодарна Андрею Раффу за отклик-конкурсное стихотворение, его МЕМ - "Поэтов много не бывает". Я обратилась к нему с просьбой принять участие в конкурсе (замечу, что всем поэтам, частым гостям ДК, но редко появляющимся публично, я написала личные приглашения участвовать в конкурсе). Андреем Раффом поднята планка конкурсных стихов. Его стихотворение и дружеский поэтический шарж на него, написанный Аркадием Шляпинтохом,
показали подросткам, мечтающим о поэтических лаврах, что такое - быть Поэтом.
Первоначально конкурс задумывался как двухэтапный. Первый этап - конкурс МЕМов,
второй - стихотворений на выбранный автором  МЕМ. Это условие, как показал конкурс,
оказалось ненужным. Поэты предлагали МЕМ и тут же - стихотворение на этот МЕМ. Это поэты явочным путём сделали конкурс конкурсом художественным. И я с удовольствием пошла на поводу у поэтов. И всё же хочу назвать некоторые созданные поэтами МЕМы. Поэтов много не бывает (А.Рафф), Прогулки много не бывает (Нина Тарасова), Снега много не бывает (Алёна Алексеева, В.Тугова), ; Добрых и полезных дел не бывает много (А.Шляпинтох), Семейной любви много не бывает (Саша Ваганова), Морковки много не бывает (Г.Михлин), клоуна много не бывает (А.Сапир), Бегемота много не бывает (Косиченко БР,), Подарков много не бывает. (В.Тугова, Пётр Долголенко). Гамма разнообразна и свидетельствует о хорошей творческой форме создателей МЕМов.  
Второе нарушение первоначальных правил - объём стихотворения -12 строк (в самом начале  было 8). В предложенный объём вместилась Алёна Алексеева, если бы и дальше настаивать на этом условии, мы бы не прочли Сказку про зайчика без ушей Г.Михлина. 
Объём диктовался благородными целями - желанием избежать пустот, заполненных неработающими словами. К чести поэтов скажу: никто из них не злоупотребил объёмом, не наполнил дополнительные строки ничего не значащими словами. Мы, как в прежних конкурсах и в повседневной практике ДК, работали над совершенствованием МИНИАТЮРЫ. 
Вопрос читается иначе: можно ли в процессе конкурса отходить от установленных правил?
Я отвечаю: можно, если не считать правила догмой.
Я очень уважаю всех участников конкурса. Более того - я влюбляюсь в них ещё до конкурса, понимая, как это не просто - оторваться от повседневности и написать что-то, чего не было в 
планах. Огромное спасибо всем, кто откликнулся и принял участие в конкурсе. Все присланные на конкурс стихи пополнят Лукошко ДК, но среди всех стихов я выделяю стихотворение Косиченко Бр. (Александра) - "Бегемота много не бывает" Хотелось бы видеть его в ТОПе. Оно показалось мне очень остроумным, способным рассмешить, подарить радость не только детям, но и взрослым.
Проверено на себе!
Я, как и до меня Аркадий Шляпинтох, не присуждаю призовых мест:  награда для всех стихов одна - стать в будущем не архивом конкурса, а Лукошком, из которого черпать и черпать, 
но и не отметить особые заслуги не могу.
Хочу отметить самую активную и положительную роль моих славных помощников: Аркадия Шлипинтоха и Алёны Алексеевой. Они не просто читали конкурсные стихи, они создавали ту здоровую, соревновательную атмосферу, без которой конкурс невозможен.  Без их диалогов между собой, подначек и переклическ конкурс многое бы потерял в творческой атмосфере. 
Ими созданы замечательные произведения, которыми они щедро поделились с читателями.
Их внимание к конкурсным стихам бло не формаьным, а душевным и располагающим к работе. Благодарю от души вас, дорогие мои помощники.
Хочу сказать спасибо  всем, принявшим участие в дискуссиях, даже если эти дискуссиии содержали нелицеприятную критику или мнение, диаметрально противоположное моему. 
В этой связи не могу не сказать нескольких слов о стихотвортении В.Черноморского "Манеж".
Клоун в моём стихотворении добр, его назначение - дарить добро (жонглировать улыбками, рзбрасывая их охапками), его противостояние шпрехшталмейстеру - кажущееся. Оно и увидено девочкой, так его воспринимающей. Для неё главнее клоуна нет никого. Клоун в стихотврении "Манеж" - прежде всего противопоставлен шпрехшталмейстеру костюмом и гримом. Шпрех - во фраке, а на клоуне шутовской наряд и не грим даже, а штукатурка. Он осознаёт свою роль как тяжкую и вынужден искать спасения от неё. Человеком его делает любовь к циркачке, занятой исполнением тяжёлых трюков, на долю клоуна остаётся только трюкачество. 
  

Большое спасибо Владиславу Кузнецову, откликнувшемуся на конкурс своим Внеконкурсным.
Я разделяю чувства  Аркадия Шляпинтоха, который скучает без замечательных детских стихов Владислава. У Владислава редкий талант - говорить с ребёнком о многом, в том числе очень серьёзном, психологически верно и очень понятно, всегда находить верный тон - не ментора, а 
такого взрослого, который ещё не забыл, что все мы - из детства.
Благодарю и тех, кто впервые попробовал себя в качестве детского поэта и в таком качестве принял участие в конкурсе. Вместе с Петром Долголенко я сетую, что у него только одно стихотворение на конкурсе.
Спасибо и Нине Тарасовой, часто радующей ДК своими стихами и снова принявшей участие в конкурсе.
Итак, конкурс ДК-8 завершён. на самом деле это не восьмой, а девятый конкурс, если считать первым коллективную работу над Азбукой. 
Ещё раз - спасибо всем, кто так или иначе помог состояться конкурсу.
Всем счастья в наступающем Новом году!
Редактор ДК,
куратор конкурса
А.М.Сапир.

         

---

Список участников конкурса ДК-8 и поданных ими работ

1.Андрей Рафф. Поэтов много не бывает. https://poezia.ru/works/139283
2.Нина Тарасова. Прогулки много не бывает.  ... works/139418
3.Алёна Алексеева. Снега много не бывает. ...works/139330
4.А.Шляпинтох. Добрых и полезных дел много не бывает. ...works/139274
5.Саша Ваганова. Целовальное. Семейной любви много не бывает. ...works/139402
6.А.Шляпинтох. Человек - воздушный шар.
7.А.Шляпинтох. Рецепт бутерброда из бегемота.
8.Косиченко Бр. Бегемота много не бывает. ...works/139457
9.Сапир А.М. Клоуна много не бывает ...works/139465
10.Пётр Долголенко. Подарков много не бывает.  ...works/139205
11.Вера Тугова. Два стихотворения. Заявка.
12.Катя Калужникова. Рисунки. Екатеринбург. Заявка.

Конкурс продолжается.
Подведение итогов 25 декабря.
А.М.Сапир.

---

Клоунов много не бывает

Он не был детской памяти ошибкою,
тот клоун, что жонглировал улыбками.
С магическою клоунской ухваткою
он зрителю улыбки  слал  охапками...
И в цирке - от манежа и до купола -
ни одного смотрящего насупленно.
Он для меня - главнее шпрехшталмейстера:
ни спеси корифейской, ни житейского.
Отмечен был особою харизмою,
что выявлялось с каждою репризою
Он заполнял своей улыбкой паузы,
чтоб вызрели в грядущем счастья завязи.
И зритель  чтил искусство клоунадное:
жонглёр и шут - один. А больше - надо ли?
ДК-8

---

Несказка о великом Сказочнике

Жил да был мальчик - Коля Корнейчуков. Впрочем, прежде чем сказать "жил", надо

зафиксировать факт его рождения. Ведь в нём всё дело.

Был Коля кухаркин сын и незаконнорожденный.

Два обстоятельства, которые должны были предопределить его жизнь.

Но было ещё одно обстоятельство: он страстно любил читать и жаждал

знать и набираться чтением ума-разума.

Из первого же учебного заведения Колю  выставили: незаконнорожденным

не место ни в каком учебном заведении.

Но Коля с детства был упрямцем. "Выставили? - спросил он сам себя.- Ну так

я докажу, что и без ваших "заведений"  выучусь.

И выучился!

Изучил несколько языков. Прочёл на этих языках столько книг, сколько другой, пусть и  прилежный ученик, никогда не одолеет.

И сам стал писать и даже переводить!

Если бы не Он, мы никогда бы не узнали о приключениях Принца и Нищего.

Он хотел навсегда расстаться со своим прошлым и взял псевдоним. Похожий и непохожий на его прежнее имя и фамилию.

Была у него мечта, совсем обычная для людей, но не для него, не знавшего "розового детства" Он хотел иметь семью и много детей.

Он создал свою большую семью, и всю жизнь приумножал её. Правда, последнее получилось как-то само собой - благодаря тому, что он сочинял детские сказки.

И, хотя он написал много очень интересных и серьёзных книг о русских классиках и современных писателях, например "Мастерство Некрасова" (по этой книге автор этой Несказки училась понимать поэта, замусоленного и превращённого во Всероссийского плакальщика); или статью "Маяковский и Ахматова"; или "От двух до пяти", но прославился он не ими, а ... сказками.  Он стал сочинять их по печальному случаю - его горячо любимая дочь  умирала в свои 11 лет от костного туберкулёза. И Сказочник в течение нескольких лет читал ей свои весёлые Сказки. Он продлил ей жизнь, но не спас от смерти.

Он приобрёл множество читателей - детей всех возрастов.

Это были его преданные сторонники. Но были и враги - очень высокопоставленные и упорные  в своём стремлении  "ТАЩИТЬ И НЕ  ПУЩАТЬ!" Самым яростным его врагом была Н.К.Крупская из Наркомпроса. То ли сама по себе, то ли напуганная угрозой Сталина: если что не так скажет или сделает, он назначит  вдовой Ленина  другую. Детей у наркома Крупской не было, но как воспитывать их, что им читать и на каких сказках развиваться, она знала лучше Сказочника. Особенно стала усердствовать нарком Крупская в поисках вредительской идеологии после смерти Кирова. Тут уж и без подсказок она выискивала зашифрованную антисоветчину в Сказках Сказочника. В сказке про Крокодила зашифрован...что бы вы думали? - Корниловский мятеж!  Не помогло и то, что Сказка появилась на год раньше. Сказка "Федорино горе" вызвала шквал нарицаний: это клевета на советскую женщину, которая не может гоняться за домашней утварью, потому что занята соображениями высшего порядка, например, как управлять государством. Сказку "Тараканище" спас от разгрома...Сталин. Правда, случайно. Народ замер, прочитав Сказку: все увидели эти страшные усищи. А Сталин возьми и процитируй сказку на очередной партконференции - в положительном смысле. Одним словом - спас.

"Муху-цокотуху" -- запретить! Способствует антисанитарии.

"Мой- Додыр" - запретить! Сравнение грязнули с "неумытым поросёнком" непедагогично.

А свой брат (правильнее "своя сестра") А.Барто даже написала письмо М.Горькому, ища защиты от сказок Сказочника. Но Горький не внял А.Барто.

Преследуемый "брундуляками" всех уровней, с высокой трибуны заявил, что  напишет "Колхозию".

К счастью,  написал не "Колхозию", а Бибигона.

Но и  этого ему уже казалось мало.

Он обрастал детьми, ходившими за ним по посёлку Переделкино стаями. Дети едва поспевали за ним: высоченным, с длиннющими ногами и руками, Он размахивал руками в такт рассказываемым сказкам и говорил высоким голосом. Добегали до вместительной поляны и зажигали костёр. А уж хороводы вокруг костра, а чтение сказок в лицах и наизусть, а конкурсы...

Однажды он "провинился", уже не перед Крупской, а перед одним из "тонкошеих вождей" - перед Поликарповым. Он узнал о присуждении Б.Пастернаку  Нобелевской премии и побежал к нему, чтобы  поздравить.. А там - иностранные корреспонденты. Его зафиксировали.

Поликарпов потребовал от Сказочника покаяния. Чтобы добиться этого, он не погнушался сам прийти к Сказочнику. Но тот перехитрил вождя.

Пришедший Поликарпов застал такую картину: Сказочник лежал на постели, но почему-то ногами на подушке и был очень бледен.  Поликарпов ретировался. А Сказочник тут же вскочил и победно крикнул: "Покаяния захотел? Вот тебе..." - и показал вождю дулю.

Он продолжал писать Сказки и получил-таки признание  Всемирно знаменитый  университет - Оксфорд признал его заслуги в создании Детской литературы - церемония

присвоения  звания  Доктора "гонорис кауза"  сделала его Корифеем.

Таким он и остался в нашей памяти.

А.М.Сапир

.

---

Колыбельная

От земли до самых звёзд

переброшен лунный мост.

Мост длиною в тыщи вёрст

Не для ног иль для колёс.

Ходит по мосту луна,

ей сегодня не до сна:

полвселенной в час ночной

освещается луной.

У неё полно забот -

сон ребячий стережёт.

Малыши всегда долны

видеть радостные сны.

Сверху ей Земля видна,

вся во тьму погружена.

Чу! Вот светится одно

незакрытое окно.

Это девочка грустит:

заблудился сон в пути.

Ей - в подарок от луны -

в изголовье лягут сны.

Вдруг увидела: малыш

рвётся мир увидеть с крыш.

И луна его, как мать,

уложила на кровать.

Но как радостно луне, 

если дети спят во сне.

До зари нейдёт домой -

сторожит ночной покой.

И, когда покинет пост, -

исчезает лунный мост.

9 апреля 2017

---

Конкурс ДК-4. Считалка

Сегодня, 12 января 2016,  начинается новый конкурс ДК-4. Считалка.

Как обычно, я хочу познакомить будущих конкурсантов с особенностями 

Считалки как поэтического жанра

Ази, вази, призи, зизи

пятом, мятом, шума, рума

Дуба, крест.

-------

Шарага, барага,

по кусту, по насту,

по лебе, лебёдка, 

штучка, плётка,

Соколик, вон!

Это не абракадабра, как может показаться на первый взгляд, - это заклинание, заговОр

идущих на охоту наших предков, пытающихся "странными" словами заговорить зверя

(он- де обыкновенных не понимает) во время охоты. Таково происхождение современной считалки - очень древнее. Это едва ли не самый древний поэтический жанр.

С тех пор жанр изменился, но ПАМЯТЬ жанра жива и проявляет себя в современной считалке 

Сегодня детская считалка - это прежде всего игра, в которой устанавливаются свои правила

поведения: правила вежливости: кому "водить", кому "галить". Считалка сохранила свою связь со СЧЁТОМ, правда, весьма причудливую. Начиная от "Аты-баты шли солдаты" или "На златом крыльце сидели...", кончая сакральным числом "3", считалка считает, не мудрствуя лукаво, и учит, лукаво улыбается и ... делает своё дело. По большому счёту, 

Считалка обналичивает, признаёт существующими то, что считает. 

Мы существуем, значит ведём счёт и нас можно сосчитать.

Мы помним тревожный возглас Попугая (героя мультфильма "38 попугаев"): "Нас сосчитали!" Правда, он вскоре утешился, поняв, что сам может быть единицей 

измерения.

Итак, каковы условия конкурса ДК-4 -- Считалка

1.Конкурс нчинается сегодня, 12 января 2016 и продлится чуть больше недели. Итоги будут подведены 21 января.

2.В конкурсе могут принять участие все желающие, в том числе и те, кто, не выдержав

ожидания, уже выставил свои считалки в ДК. Им следует сделать пометку "на конкурс", и их творения станут конкурсными.

3. Считалки должны быть оригинальными и творческими.

4. Считалки могут быть только вербализованы, могут сопровождаться рисунками.

5.К текстам будут предъявлены обычные для ДК требования, которые предъявляет ДК к поэтическим миниатюрам.

6.Поскольку конкурс проходит в преддверии Нового года, желательно, чтобы  

  эта тема нашла своё отражение в Считалках

7. Авторы могут участвоать в следующих номинациях:

а) Считалка, написанная ребёнком,

б) Считалка, написанная взрослым в подражание ребёнку

в) Считалка как элемент игры (конкурсант описывает игру и расписывает в ней  роли

играющих)

г) конкурсант работает с предложенным текстом (текст прилагается), отвечая на вопрос.

         Неужели?

Уж ужа увидел в луже

и позвал его на ужин.

"Угощу тебя лягушкой

и волнушкой из кадушки,

уступлю тебе горбушку,

молока большую кружку -

ешь и пей на всю катушку!"

Не в фантазии досужей -

уж ужа увидел в луже.

Возле ели ждёт ответа,

а ответа нет как нету.

Опечален и сконфужен,

тужит уж. Ну почему же?

Ужин что ль ему не нужен?

Иль без голоса - простужен?

Иль уполз туда, где сушь?

Или это был не уж?

Чужака не обнаружил.

Но кого ж он видел в луже

возле ели?

Неужели?

Вот на этот вопрос, заданный мной, автором стихотворения, следует ответить.

А также на главный вопрос: сколько УЖЕЙ в стихотворении?

8. Свои произведения авторы размещают в ДК.

Координатор конкурса

Ася Михайловна Сапир

---

Кругосветка

О кругосветке с детства мне мечталось,

я, верно, Жюля Верна начиталась.

Ближайшая речушка Акулинка -

пригодна для картонных "бригантинок"

Не в песенке ли те, мои начала,

что жизнь мою всегда сопровождала:

"Беспредельность  голубого,

а на нём судёнышко.

Впереди за рулевого

золотое солнышко.

После - свет луны ab ovo

у меня за рулевого.

От светила до светила

кругосветка без ветрила

поднимала паруса,

обещая чудеса..."

Что сегодня ей взамен,

если чудо - рудимент?

А жизнь моя сегодня в тихой гавани...

Пора забыть о кругосветном плаваньи?

Нет, впереди маячит кругосветка...

Уж различим форштевень с чёрной меткой.

25.06.16.

---

Посторонний

Обложили вкруговую

чужака - флажки подряд.

На толпу бросает взгляд -

видит ненависть глухую.

Ополчились, как на волка

в отчуждённой  полосе.

Ранят острых слов осколки :

"Он не хочет быть, как все!"

"Наказать, чтоб неповадно...

Чтоб не рыпался ... Чтоб не ..." -

возбуждённо, злобно, стадно,

на войне как на войне.

Ближе, ближе подступили,

давят массой, не стыдясь,

и сулят  не "или-или",

а расправу, и тотчас.

Жаждут жалобного визга,

жалких слов, трусливых слёз.

Не дождутся - будет изгнан.

Не покается - вразнос!

Не подавлен, а затравлен,

чужанин скрывает дрожь.

Смотрит дерзко - уж не прав ли?

Нет, на правых не похож.

Вкруг ошую - одесную

мало родственных людей,

только ненависти струи

злобно рвутся из грудей.

Свалка в самом апогее.

А чужак в последний миг

обнажает острый клык,

ни о чём не сожалея.

17 июня 2016

---

Новшество на интернете

Гляньте, взрослые и дети:

новшество на интернете.

Видеть деда в день Победы!

Видеть бабушкин пирог!

Вот бы съесть большой кусок!

Ах, без вкуса он и запаха -

я завидую и ахаю -

а чужая вкуснота

проплывает мимо рта.

Взрослые изобретатели

время зря моё потратили.

О каком новшестве на интернете идёт речь и почему оно не устраивает

героя стихотворения?

---

КОНКУРС № 3. ЗАГАДКА.

З А Г А Д К А - малый жанр фольклора.

 1. Теория. Я пришла работать в школу в 1953 г. В 1956 ­ в Пионерский посёлок. . С его бараками, один из которых был больше - ­ это был клуб. С его старейшей школой №35 , сыгравшей большую роль в моей судьбе. В этой школе я стала литератором, до этого я только заменяла учителей литературы, а преподавала указанные в дипломе предметы, постепенно из школы уходившие, ­ логику и психологию. Директором другой, и тоже старейшей школы, №36, я была назначена агитатором. В этом качестве мне пришлось выступить в клубе, куда мы пришли всем коллективом. Надо сказать, что уважение к учителю было исключительным. Помню, что ко мне обращались так: “Уж ты, девка, пригляди за моим, пусть не балует. “ Представила на мгновение, что кто­ - то сегодня назовёт учителя “девка”- в знак особой доверительности и уважения. Как памятник этому времени, осталась загадка 

Не под полом этот ледник

глыбой белою стоит

и продукты в щедрых недрах

в свежем виде он хранит.

Автора не помню. Помню, что это был мальчик, о котором говорили с уважением: “А твой­-то!?” “А наш-­то!?” Стихи не ахти какие, но от души. В них есть то, что определяет загадку, как малый жанр фольклора: незнакомое узнаётся по знакомому: ледник, который не под полом, хранит продукты в свежем виде, как ледник под полом. Загадка отразила нечто важное: в 50­х годах холодильников было мало, они добывались в очереди и были одним из первых признаков технического прогресса, входившего в быт. Загадка помнится ещё и потому, что с неё начался мой профессиональный интерес к детскому творчеству. Я начала собирать образцы, делать и хранить альбомы с образцами детского творчества. Я увидела неподдельный интерес к нему со стороны и учеников, и родителей. Приходившие на Традиционные встречи всегда перелистывали альбомы, находя свои работы или те, что когда-­то поразили воображение. Приходит на встречу этакий мужик, подрастерявший все творческие навыки, или “состоявшийся” взрослый, тоже покончивший с творчеством, и с теплом вспоминает себя или кого­-то иного, некогда творчеству преданного.

Но малый жанр фольклора оказался очень экспансивным. Мы обнаруживаем его следы в

разных иных творческих сферах.. Мы помним, что многие герои должны были, чтобы доказать свою героическую сущность, пройти через испытание загадкой. Таковы замечательные персонажи сказки Гоцци “Принцесса Турандот”. Поиски ответа на вопрос о лошадиной фамилии (разгадывание мучительной загадки) ​становится сюжетом ​одноименного рассказа Чехова. Разгадывание загадки присутствует во всех Сказках А.Пушкина, щедро питавшихся фольклором, особенно в "Сказке о царе Салтане". Разгадывание загадок ­ основа сюжета произведения детективного жанра. Среди определений Загадки, а их множество, есть и слово тайна. ​Оно более всего подходит к определению загадки, требующей разгадки в детективе. Но нас сегодня интересует Загадка, как жанр фольклора. Тот возрастной отрезок, который мы имеем в виду - ­ от двух до восьми, ­ характеризуется нами, как возраст напряжённого познания мира. В детском саду и в начальной школе на специальных занятиях детям предоставляется возможность придумывать загадки, загадывать и разгадывать загадки, составлять и решать грамматические загадки. Эти занятия под руководством взрослых, в процессе коллективного творчества, очень увлекают ребят. Для педагога же это возможность развить сферы мыслительной деятельности, воображения и фантазии, эмоциональной сферы, речи как таковой. Скромная загадка оказывается на поверку прекрасным инструментом воспитания и развития, образования и обучения. Её возможности, популярность отдельных видов, например среди грамматических загадок ­ популярность решения кроссвордов и их составления и (затем решения, при этом часть работы может быть перенесена на домашнюю подготовку), популярность утренников (или вечеров) загадок, нахождение загадок в предложенных произведениях, формулирование загадок, ­ знакомого и незнакомого в них, составление загадок по предложенным параметрам, о предметах быта и бытийных понятиях,= ­ всё может стать содержанием Загадки, а значит, номинацией конкурса. Для меня главное слово в определении Загадки ­ иносказание. ​И, следовательно, главное определение Загадки ​следующее: Загадка ­ - это одно из художественных проявлений устной народной поэзии. В.Даль писал, что Загадка ­ “иносказанье, или намётки, обиняк, окольная речь, краткое иносказательное описание предмета, предлагаемое для разгадки.” Вслед за Далем введём понятия загадчик (ица) - ­ т​ого, кто загадывает. Известны загадки - ­ описания, вопросы, задачи и пр. В загадках используются разнообразные формы художественной выразительности: сравнение, аллегория, загадки могут быть в формах монолога или диалога. Художественная выразительность​­ - это свойство Загадки, как жанра фольклора, тоже близко мне. Оказалось, что Загадка легко образует фразеологический оборот, что зафиксировано специальным Словарём (Словарь русской фразеологии). Историко­-этимологический справочник. Санкт­-Петербургский государственный Университет. 1998). Вот пример фразеологизма со словом Загадка: Загадка сфинкса (...)

 1. Задачи, требующие большой сообразительности и остроумия для их решения. 

2.Что­-то непонятное, загадочное, неразрешимое. В греческой мифологии Сфинкс (...) подстерегал путников и загадывал им загадки, умерщвляя тех, кто кто их не разгадывал. Когда же фиванский царь Эдип разгадал загаданные ему загадки, чудовище лишило себя жизни. Зафиксированы фразеологизмы со словом Загадка и в Словаре сочетаемости слов русского языка (М. Астрель. АСТ. 2005): 

1.простая, лёгкая, трудная, странная, старая, детские; 

2.народные, русские, восточные; 

3.загадка и отгадка;

4.ответ на загадку; 

5. загадать, отгадать, разгадать; .над загадкой думать; 

6.неразрешимая, необъяснимая, странная, техническая; 

7.загадка чего? ­ природы, истории, жизни; 

8. ключ к загадке;  над какой­либо загадкой думать, биться, ломать голову. 

Остаётся добавить, что загадки бывают в форме описания (“Я и туча, / и туман, /и ручей, / и океан, / и летаю, / и бегу, / и стеклянной быть могу (В.Фетисов); в форме вопроса (Кто над нами вверх ногами?), в форме задачи (Мудрец в нём видел мудреца, / Глупец ­ глупца, / Баран ­ барана, / Овцу в нём видела овца, / И обезьяну ­ обезьяна,/ Но вот подвели к нему Федю Баратова, / И Федя неряху увидел лохматого (Зеркало. К.Чуковский). В Загадке может использоваться отрицательное сравнение (Не живая, ­ а идёт, / Неподвижна, ­ а ведёт/ (Дорога .В.Фетисов). Как видим, Загадки необыкновенно разнообразны по форме. 

2.Практика использования. 

А теперь обратимся к Загадкам, которые подбрасывает нам сама жизнь Вот перед вами две загадки. Обе о сосульке:

Куда делась сосулька?

Весенняя сосулька,

весёлая висюлька, 

смотрела сверху вниз. 

Ах, голову закружит…

Ах, мне б не занедужить ­ -

схватилась за карниз. 

А ночью от морозца

она опять свернётся, 

как будто канитель. 

То громче, то потише,

но днём закаплет с крыши

 весёлая капель. 

Смеющееся солнце ­

наводит из оконца

 на ножки ей лучи. 

Болтают­-тают ножки.

Ещё совсем немножко

 и потекут ручьи. 

Красавица сосулька -

теперь совсем кривулька,

 и тает от тепла. 

А солнышко всё выше - ­

сосульки нет под крышей.

 Куда она ушла? 

(Ася Сапир. 2008) 

Растёт она вниз головою, 

не летом растёт, а зимою. 

Но солнце её припечёт, ­ 

заплачет она и умрёт. 

(И.Бурсов) 

Попробуйте сравнить эти столь разные авторские Загадки об одном и том же. Какая из них кажется вам более отвечающей сути предмета? Почему? 

3.Правила проведения конкурса Д.К.­3. Загадка. 

3.а. В конкурсе могут принять участие все желающие ­ поэты сайта и не являющиеся ими. 

3.б. Работы должны быть оригинальными и прежде не участвовавшими в подобного рода конкурсах. 

3.в. Все конкурсные работы размещаются на Главной странице. 

Авторы сайта Поэзия.ру размещают свои работы на конкурсной странице в "Детской Комнате" и дублируют в "Разной лирике" с пометкой ДК-3.

Участники конкурса, не являющиеся авторами сайта Поэзия.ру, присылают свои работы по электронной почте на адрес координатора конкурса Аси Михайловны Сапир.

asyasapir@gmail.com

3.г. Конкурсные работы должны быть заявлены в одной из следующих номинаций: ­ 

Загадка, придуманная самим ребёнком (возрастной отрезок ­ от двух до восьми). ­ 

Загадка, воспроизведённая взрослым, с учётом психологии и речевой нормы ребёнка, ­ сценарий утренника (или вечера) загадок. 

Сценарий, в котором расписаны роли ведущего (загадчика) и отгадчиков, ­

анализ любой присланной на конкурс работы с точки зрения соответствия её требуемой норме ­ род литературы ( лирика или повествование), 

жанр конкурсной работы ­ на усмотрение конкурсанта - ­ один конкурсант может представить несколько конкурсных работ, ­ объём каждой работы ­ не более 12 строчек. 

Нижний порог не устанавливается. ­ 

Каждый конкурсант вправе рассчитывать на объективное и профессиональное рассмотрение. ­ Конкурс начинается в момент появления Правил в Литературном салоне.

4. Приём конкурсных работ с 1-го по10-е мая 2016г.

Обсуждение работ (всеми желающими) - с 11-го по 20-е мая (включительно).

Оценки конкурсных работ - с 21-го по 30-е мая.

Оцениваются 10 лучших работ от 10 до 1.

И подведение итогов жюри Конкурса.

Желающим принять участие в конкурсе будет предложено интеллектуальное испытание - ­ решить ряд Загадок, как это было принято в целом ряде художественных произведений. ­ Обсуждение конкурсных работ открытое. ­ В случае расхождения оценок работ между мини-­редакцией и другими участниками обсуждения предпочтение отдаётся профессионалам (мини-­редакция: Владислав Кузнецов, Ирина Свечникова, Димир Стро; координатор конкурса -­ Ася Сапир).

   

Ждём встречи с конкурсантами и надеемся на нашу общую победу!

---

Весна приходит самоцельно...

Весна приходит самоцельно,

в .грядущее устремлена.

В ней прошлое не самоценно,

в текущем - не завершена.

Идёт неведомой стезёю,

под стать не сдавшейся зиме,

в согласьи с собственной душою,

в преддверьи скорых перемен.

Она как будто на качелях:

то вверх, то вниз, то вновь - в полёт...

Бредёт душою Ботичелли

иль Флорой-Саскией цветёт.

Вечнозелёный рододендрон

стремленье жить вложил в бутон,

наращивая в нём крещендо

грядущее в любой сезон.

Куст впитывал тепло и влагу,

сквозь ствол  и шишку, завязь, лист.

Он самоцельно, словно ягель,

цетенья ждал под белый свист.

Обрызган солнцем, куст ликует:

"весна - "высокая болезнь".

В ней контрапунктно аллилуйя

озвучена. Благая песнь.

23 марта 2016

---

Прокрустова зыбка

Ещё недавно "в старости моей"

"мне было тесно". "Время-лиходей"

был супостатом наподобье тати,

замшелой молью жизнь мою потратив.

Но то, что мне навязано извне,

лишь овнешненье сущностного спроса,

Прокрустово злодейство не сбылось бы,

и Я б не оказалась в западне.

Ах, эта колыбелька, люлька, зыбка!

Уют манящий был - увы! - прокрустов.

Пока сопротивляюсь - в люльке пусто.

Но как всё зыбко ... Безотрадно зыбко ...

Такая упокоенная старость ...

И это милость!?  Нет,  такая малость ...

18 марта 2016

---

Предзакатное

Кругами, кругами, кругами

уходят на запад, на запад

возникшие так внезапно

ожившие оригами.

Как будто бы без усилий

работают сухожилия,

и жизнь, что была дотоле,

казалась  усилием воли,

а вовсе не злой юдолью.

Как будто жили не втуне

с долькой луны в новолунье...

Сплотились не нотным станом

и пели, и пели осанну.

Земле, небесам, закату

и крыше высокой, двускатной.

Друзья каждодневные - чайки,

печаль мою раскачайте-ка.

Не для меня ль расточали

в печалях моих беспечалье!?

Ах, этот полёт дразнящий

правдой горькой и вящей!..

Живу я, живу я, живу я,

как эта ожившая туя

с рябиной в конце аллейки,

с нечаянным вздохом жалейки...

14 марта 2016

---

Победители Конкурса "УСТАМИ МЛАДЕНЦА-2".

Дорогие друзья. Участники и читатели.

Подведены итоги Конкурса "УСТАМИ МЛАДЕНЦА-2".

Редколлегия поздравляет победителей и участников конкурса и 

с удовольствием представляет стихи и афоризмы победителей.

1 место. Екатерина Калужникова.

 

Беседовали с дочкой о том, отчего умерли Пушкин с Лермонтовым. Про справедливость и честь. Про старинный обычай устанавливать истину с помощью силы и огнестрельного оружия.
- Дурацкий обычай, - констатировала Ася.- Лучше бы в шахматы играли. В шахматах побеждает тот, кто умнее!

2 место. Аркадий Шляпинтох.

Пасоги.

- Даня, скажи ''пироги''.
- Пироги.
- Даня, скажи ''малышу''.
- Малысу.
- Даня, скажи ''сапоги''.
- Пасоги!

Это я бабушку с мамой смешу.

 

3 место поделили -

Виктория Серебро. "Вела себя плохо" .

В.Белозёрский. "Паучишка - мастер WEB'a.

Г.Булатова. "Лисички".

А.Шведов. "Подружися с ветчиной".

М.Луцкий. "Наши книги".

И.Свечникова. Отморозовый Дед Мороз

Стихи победителей и призёров можно ещё раз прочитать на конкурсной странице "Детской Комнаты".

http://www.poezia.ru/works/117921

С благодарностью, координатор конкурса А.М.Сапир.

---

Откуда у ежа иголки?

Для защиты от врага -

запах, зубы и рога.

Беззащитным был лишь ёжик

с нежной и ранимой кожей.

Пожалела ёжкку ёлка,

колкою покрыв  иголкой.

Пусть щетиною колючей

он обидчика проучит.

Пусть для друга добр и тих.

Чих да чих. Пых да пых.

Стихотворение возникло как ответ Нэнси Фет, задавшей этот вопрос.

Ася Сапир

---

Сыроежка

- Сыроежка - гриб простой --

ешь её всегда сырой!

Говорящее названье -

действуй же без опозданья, 

дочь командует себе.

Мать противится судьбе.

- Доченька, есть закавыка -

ой, беды бы не накликать! -

Надо есть ПОЧТИ сырой

Все грибы залить водой,

вскипятить, держать в отваре

день-другой. Почти сырыми

насладиться можно ими.

- Нет, - сказала дочка грустно, -

безопасней есть капусту.

---

Бурёнка

Добрая и щедрая Бурёнка -

утешенье каждого ребёнка.

И детёныш вспомнит  молоко,

тёплое молочное брюшко,

действуя отрощенным клыком,

на пути,  породой  проторённом.

---

По кругу

Дождевая туча

мрачно и тягуче

небесами квёлыми

ходит невесёлая.

Боязливая,

слезливая.

Смотрит туча тучей,

облаком плакучим.

Из неё, заплаканной,

дождик каплет каплями.

Ветер летучий

развлекает тучу

громом-гремушкой,

как погремушкой:

"Не томись, туча,

поплачь-ка лучше!"

Накопила туча

дождик неминучий.

Как пошла дождём,

да во весь окоём,

в треске вероломных

ломаных молний,

ветра ревучего,

грома гремучего.

Хлынул дождь сквозь клапаны -

сколько луж наплакала!

Прилетят птицы -

напьются водицы.

Выглянет солнце -

выпьет всё до донца.

Но пока что птицам

надо обсушиться.

Но пока для солнца

нету оконца.

Ветер дунул круче -

выплакалась туча.

Коротко ли, долго ли -

обсушилась волглая.

Все невзгоды побоку -

обернулась облаком

и предстала веером

с белыми перьями.

Перистые облака

смотрят вниз и свысока.

Красивые,

спесивые,

улыбаются ... пока.

А уж ветер-скворушка

чистит, чистит пёрышки.

И высчитывает,

и выщипывает...

Сбились перья кучею -

дождевою тучею.

Кучевые облака

дождь сулят наверняка.

---

Про солнце и месяц

Утомившись от зноя,

солнце льнёт к водопою.

Рыжегривое солнышко

так приникло к колоде,

что допило до донышка

свет дневной, словно воду.

Побежало над бором

ниже, ниже - и разом

убежало за гору,

к заповедному лазу.

Вот пролезло сквозь прясло -

будто лампа погасла.

Месяц в лунных угодьях

подбирает поводья.

Там пасутся, стреножены,

серебристые кони

на просторах исхоженных,

где не знают погони.

Сон-травою обвитые,

небо топчут копытами.

Кони спят и не внемлют

звону собственной сбруи.

тихо льются на землю

серебристые струи.

Пастуху круторогому

на ночь небо оставив,

солнце тропкой пологою

подошло к переправе.

По реке на судёнышке

переправится солнышко

в край, где выпьет, как воду,

день из полной колоды.

В непогоду любую

белым светом любуясь.

---

"Нынче осень рыжая-рыжая..."

Нынче осень рыжая-рыжая -
клёны рыжи - солнцу под стать.
Нить за нитью осенью нижется
златотканая благодать.

Клёны выстроились шпалерами,
охраняя душевный огонь
от ревнителей веры-неверия,
душу живу тащивших на кон.

Вызывающе шли и ликующе,
сея чёрную ворожбу,
тень тревожа некого Вулича,
мне пророча его судьбу.

Ходят-бродят злыдни-пророчицы,
взор потупя - какой с них спрос.
Им, пророчицам, очень хочется
жизнь саму снести на погост.

Нынче осень рыжая-рыжая
не шуршит опавшим листом.
Пышнотелая, будто с фижмами,
правит бал аж во весь окоём.

Зелень туй, рябь рябины с пижмою -
это жизнь, не предсмертный тлен.
Жизнь не терпит лакун и излишества,
но "в полоску" - не как гобелен.

Этой осенью рыжею-рыжею,
солнцам-клёнам воздав сполна,
их вращением выжила-выжила,
доходя витками до дна.

27 октября 2015

---

"Наперсники моих ночных бессонниц..."

Наперсники моих ночных бессонниц,
десятки книг, прочитанных в ночи,
я с вами не щедринский пошехонец,
а чувствую и мыслю, улучив
свободы миг. И вот - до третьей стражи
свободна я и в выборе и в раже,
одушевлённей неодушевлённиц!
Свободна! - в каждой клеточке звучит.
Живу, покуда солнышка лучи
ночное не затеплили оконце.

Ночь - вотчина моя. Давно уж нет отца,
чтоб отгадал про томик под подушкой.
Нет списка книг лжеца иль подлеца,
иль книги, что рядится побрякушкой.
Есть радость жить средь преданных друзей,
сроднившихся системой кровеносной,
и призрак обоюдоострой блёсны
не поведёт, как рыбу на живца.

А поутру - дневной рутины зыбь.
Накопится - тебе же будет хуже.
К тому же ноближ оближ, архетип ...
И трудишься, как будто нужно, нужен...

И время-день и время-ночь как всхлип...

4 октября 2015.

---

"Нет, я не инструмент..."

Нет, я не инструмент. Не дерево с металлом
звучат во мне, задеты невзначай.
Не нотами я верно вдохновлялась,
не правилом скрипичного ключа.

Недолговечна я и, значит, уязвима.
Никто не крикнет мне:"Остановись,
мгновение!.." - и неостановимо
карабкаться я буду ввысь и ввысь.

Колени - в кровь, зато вершина близко.
Хватило бы дыхания и сил.
Ну что за жизнь без смысла и без риска?!
И жаль в смычки не обращённых жил.

Не обращённых в песнь, что пела в детстве,
напетую и миром и войной,
мелодией как целью, а не средством.
В неё вплетаю голос свой живой.

Поющим деревом, ликующим металлом
разбужен слух, не тронута душа.
Молчат стихи. Но вот повалят налом,
спеша, ершась, верша своё, греша...

Я - инструмент. Я - мыслящий тростник...
И тут Пророк к устам моим приник...

12 июня 2015

---

С птичьего полёта

Стать чайкой? С птичьего полёта
следить за склокою внизу,
не взволновавшись ни на йоту
из-за паденья вместо взлёта,
и пыл пустой, и распри зуд?..

Зачем ей - сверх, к чему - помимо,
она в гармонии с собой:
код жизни силою алхимий
вознёс её над мельтешнёй
и сделал к ней неуязвимой.

Да, нет подобных крепежей
у человека. Жизни склоку
с восхода до заката дней
проводит он в борьбе жестокой,
и мнится, - без поводырей.

Но есть иные крепежи:
добро, и зло, и грех, и совесть
добыть "над пропастью во ржи",
чтоб каждый человек - как повесть
о нём, "живущем не по лжи".

15 мая 2015

---

"Я дожила до будущей весны..."

!“Я дожила до будущей весны…”

Я дожила до будущей весны,
когда живое потянулось к жизни,
когда зима, что утром студит сны,
днём хоронится неотменной тризны

Штрихуется небес голубизна
сквозистою листвой оживших клёнов.
И крыши скат, и крыши кривизна
звучат для чаек новым лексиконом.

Небес голубизна и зелень туй,
от зимних стуж отходит рододендрон,
он лечится наплывом тёплых струй,
жизнь, как дитя, вынашивая в недрах.

А почки - летней зелени задел,
серёжки на берёзах - всё мне в радость.
Под действием весенних антител
живу взамен, вдосыть и … до упада.

04.04.15

---

"Хмурый, неулыбчивый апрель..."

Хмурый, неулыбчивый апрель.
Мартовские пролежни. Метель
трубадурит ночью и под утро,
заглушая робкую капель -
зов весны, раздетой и разутой.

Сам себе довлеет календарь.
Жить, как прежде, хочет божья тварь.
Флора - маркитанткою в обозе
с думой о навозе да извозе.

Трудно удаётся жить, как встарь.
Вот и местный труженик-рыбарь
ждёт-пождёт омара в хмурь и хмарь:
не очнулся ль от анабиоза.

Прочие - надеждою живут
и готовы поменять уют
на походы в горы, долы, рощи.
Хуже нет - попасться курой в ощип,
угодить в разжиженную муть.

Жизненный инстинкт - как твердь - на ощупь.

10 апреля 2015

---

Без крыльев

Ломаются в житейских бурях крылья,
утратив нерасчётливый порыв.
Дрожат от напряженья сухожилья,
натянутые ветром на разрыв.

Вот дрогнули, пытаясь встрепенуться,
перевести инерцию в размах.
Взмах получился слабый, жалкий, куцый,
как будто их сковал внезапный страх.

Заржавели иль пропитались пылью,
нелепы на земле и при ходьбе.
В житейских бурях прежде гибнут крылья,
бескрылой предавая нас судьбе.

---

Несовпаденье

Признаю незыблемую власть
над собой простых и вечных истин.
Моралистам смысл их ненавистен:
вечному с житейским не совпасть.

Смысл житейский тысячью табу
ограничен и плодит помехи.
Стычки с ними помнятся, как вехи,
пересоздающие судьбу.

Выхолощен властью аксиом -
прописных, обытовлённых истин.
Ими дух живой настолько стиснут -
кажется овчинкой окоём.

Измельчал в попытке от" и "до"
просчитать подъёмы, сбои, спады,
труд взахлёб, когда одна награда -
сам итог, достигнутый трудом.

Приземлён стремленьем разузнать,
что и как, зачем или откуда,
чтобы выкрасть тайну из-под спуда,
проникая в душу, словно тать.

На поверку сущность аксиом
разошлась со смыслом вечных истин.
Аксиомы - тут как тут, лишь свистни.
Истины далёко, как фантом.

---

Тигрушка

Если верить этикетке,
жить бы мне в железной клетке
и не знать бы детских игр -
"Саблезубый хищный тигр".

Тигр к жестокости привык.
Торжествует злобный рык,
значит, саблезубый клык
жертву новую настиг.

Воспротивилась природа
изуверству "махайродов"*.
Вот и вымерла порода.
Ледником обломан клык,
заглушён последний РРррык.

Я совсем не саблезубый,
душегубство мне не любо.
Не боюсь, что хищник в Детской
мной закусит по-соседски.

Пусть зовут меня игрушкой,
милым, плюшевым Тигрушкой.

*махайроды" - то же, что саблезубые тигры,
вымершие в Ледниковый период

1 октября 2014

---

Жирафики

- Из Африки, из Африки
к нам прибыли жирафики.
Папа и мама жирафы,
и длинношеий ребёнок -
любимый их жирафлёнок.

Великан пятиметровый
привыкает к жизни новой,
но малыш совсем не рад,
что отправлен в зоосад,
что живёт теперь в вольере,
что кругом чужие звери.

Оказаться бы в саванне,
порезвиться б на поляне.
Там и солнце не такое,
а большое-пребольшое,
очень жаркое.
И трава там не такая,
а густая-прегустая,
очень яркая.

Но назад не воротиться,
потому ему грустится,
потому ему не спится,
что саванна только снится.

И папа и мама жирафы
утешают, как могут, ребёнка -
своего сыночка жирафлёнка.

---

"Для смерти - слишком суетно..."

Для смерти - слишком суетно,
для жизни - безотчётно.
"Куку" ещё кукует, но
сбивается со счёта.

Не весело, не песенно,
и будто бы за гранью.
Не человек, а флексия
своих недомоганий.

Затем, что не проросшее,
как океан и ковы,
как о'десна и о'шуя,
до самой до основы.

Как существо, зависшее
меж тем, что есть и будет,
он сам себе завидует
по праздникам и будням.

Живёт, и жить торопится,
и поспешает чувствовать,
чтоб поделиться опытом
или его отсутствием.

Для смерти - слишком суетно,
для жизни - непригодно.
Герой ещё воюет, но
с злокозненной погодою.

28 июня 2014.

---

"Не открытка с видом - океан..."

Не открытка с видом - океан
вечно новый и непредсказуемый.
Брызг весёлых поднялся султан -
так играют цирковые кони сбруями.
Кругл залив, как цирковой ковёр,
округлил всё то, что до сих пор
было и случайного и важного.
Отчего ж так смутно на душе,
отчего глаза как будто влажные.
Нет не слёзы, а passe-toucher [пасе'-туше']:
прикоснулся - говори, да не отглаженно.
Океану течь, и течь, и течь.
Атлантиде - вечно быть искомой.
Где б не быть мне - вечно быть не дома.
Сбережённое - раздать и не сберечь:
опыт истины простой, упорство, речь.

На открытке вид простого проще -
вечного прибоя вечный росчерк.

21 июня 2014.

---

"Три языка баюкали меня..."

Три языка баюкали меня,
рождённую в Житомирском местечке,
в белёной хате с грубой без огня,
с качающейся зыбкой в такт сердечка.

Созвучья пели то соборной грушей,
её стволом, белённым добрым тщаньем.
Так формовали будущую душу -
живучею надеждой - обещаньем.


Вторгались в сны напевом идиш-скрипки,
волною украинской песни-мовы
иль русской колыбельной. И без сшибки
лелеяли - ДО образов и слова.

Когда же звук и образы слились,
запечатлелись памятью в портрете -
в последнем, предвоенном. Вот он - Shtatle,
где смысл со-седства виден сквозь дефис.

Я родиною малой вижу "Штатл",
с соборной грушей в золотых плодах.
В ней был вочеловечен Бог с библейских лет.
(здесь промельком - и мой уральский след).

Вот дед и баба во главе стола.
Не накопили скарба-барахла.
Богатство - в детях, мой отец - "старшой".
Уральца ценят здесь не "по одёже" -
посильной лептой, словом - всей душой
сестры желанье стать врачом умножит.

Не спорят языки - мы все родня.
А между тем всё явственней: война.
Новейший символ смерти - "мессершмитт" -
от бомб ни шлях, ни погрiб не щадит.

На подступах ... В местечке ... Во дворах...
В белёных хатах поселился страх.
Квиточки угрожают. День звереет.
Толпу согнали: "Кто укрыл еврея,
расстрелу подлежит..." Здесь, у сарая.
И старики мои, своих спасителей спасая,
покорно шли по тверди, как по краю.

Командный брёх. Затворов смертный лязг.
Расстрельный день... евреев ... к ногтю ... "Раз!"
На "Два!" лежат рядком, рука в руке.
Как жили. Капли крови на песке.

Вдруг треск и будто стон. И дрогнул сход.
То надломился ствол белёный груши.
И никому теперь ненужный плод
высокий замысел презрел и обездушен.

И бусел взмыл, и расступились тучи.
И кто-то крикнул, как перед "падучей":
он видел - душу стариков призрел Господь.

Местечка нет - всё смерти на потраву.
Всё тлен и прах: и, жизнь прожив по праву
взрастивших, созидавших - детей иль хату,
дерево иль сад, - трудом и тщанием богатых,
в могилах-сонмищах безгласны и бесправны?!

... За мной - Урал. В войну - плавильный цех.
Котёл плавильный, формовавший души.
А после - вновь литейная Урала,
где плавили и слово, и руду.

И даже если был ты малодушен,
в труде совместном обретал успех.
Уральский говор был того закала,
как "сляб" высокосортной, точной стали.

О мой язык! Тебя не предавала.
С тобой - единственным - из жизни я уйду.

Три языка баюкали меня.
Пусть отпевают океан стоустый,
рябина под окном - не близкая родня, -
с которыми общались мы по-русски.

24 мая 2014.

---

"До встречи!" (из цикла "Памяти мужа")

"До встречи!" - "До встречи!". В неведеньи оба,
что счёт твоей жизни пошёл на минуты;
что выпало нам навсегда разминуться:
тебе - умереть, мне - вдовою у гроба
клониться бессильно от чувства озноба.

И вот сиротливый, покинутый вечер,
не первый в цепной череде расставаний.
Январской метелью спелёнуты плечи,
и воля спелёнута, словно предтеча
иного пространства, иных предстояний.

Сгустилась со временем тьма вероятий,
но смыслы всей жизни моей - в этой дате.
И что обретенья в сравненьи с потерей?..
"До встречи!" - лишь эхо "невстречи" теперь и
тогда - перед правдою вечной утраты.

17-26 января 2014.

---

Краснопёрый закат

Краснопёрый закат уплывает непойманной рыбой
в донный сумрак растений - ночных облаков.
Гаснет в водной стихии, не знавшей оков,
напоследок сверкнув чешуёй - океанскою зыбью.

Еженощно всплывает на небо луна не оттуда ль,
где на стыке стихий сутки вахту сдают
и светило, покинув свой донный уют,
предъявляет ночёвки следы, демонстрируя удаль?

След придонной травы и остатки придонного ила,
щучий, хитрый, в улыбке оскаленный рот -
то ли рыба дорожкою лунной плывёт,
то ль волна океанская лик искажает светила.

Вот и трезвый рассвет не поймёт окаянств Океана:
"Если водный объект - значит, нужен призор!" -
Оттого, недоспав, он уходит в дозор,
а фок-мачта дозорная тонет в тенётах тумана.

Рыбе плыть в облаках иль луне в океане родиться?
Пусть враждебен рассвет - нет для сказки границ.
Океан-фантазёр - сам источник таких небылиц
без которых и солнце всего лишь небесная пицца.

18 января 2014.

---

Океаническое

Он - не подобье внутренних морей,
окраинных и всех других - тем паче:
чем океан сильнее сушу алчет,
тем суша отступается скорей.

Вбирает цвет летящих облаков
и подчинён законам тяготенья.
Но грянет шторма волеизъявленье -
и нет следа навязанных оков.

Изменчив в неизменности своей,
как свод небесный. Миг аквамаринный,
как маску, сбросит и, клубясь, нахлынет
волной обсидиановых страстей.

Шекспировская страсть ему под стать,
но измельчали мифы и атланты,
напрасно тщатся горе-дилетанты
с Платоном иль Шекспиром вровень стать.

Приемлю без красивостей и фраз
о бурунах, о штормах и о ряби
вот этот обезлюдевший, декабрий,
лежащий испытанием для глаз, -

как абсолютной истины чекан,
довлеющий себе без эпатажа,
по праву первородства, а не блажи,
сам ставший горизонтом - океан.

11 декабря 2013.

---

"Ноябрьские дождливые сердца..."

Ноябрьские дождливые сердца
сочатся остывающею влагой.
Глядишь - одно поймалось на живца:
исполнилось напрасною отвагой.

Стихии нет коварнее воды,
коварней - лишь стоячее болото.
Нет для борьбы враждебнее среды,
гасящей безрассудство Дон Кихота.

Потонут в ней порывы без следа,
лишь чавкнут, "наступив" на те же грабли.
Что ждёт его - победа иль беда, -
не знает сердца маленький кораблик.

30 ноября 2013.

---

Зыбь и твердь

Форштевень взрежет зыбь стальной заточкой,
взобьёт волну прощальным слабым бризом.
Последний лайнер превратится в точку
сезонной притчи о морском круизе.

Ещё толкутся катера-трудяги
натруженным бортом и тёртым днищем,
толкуют о сезонных передрягах:
что краба днём с огнём уже не сыщешь,

что ловится омар ещё, но снулый,
как промысел рутинный, без азарта,
а ты в клешнях видений и посулов
о тверди долгой, что наскучит в марте.

От зыби к тверди - и меня бросает,
кренит надеждой и прямит бедою.
Так твердь порой становится для чаек
необходимой чуждою средою.

31.10.13.

---

"Первый снег не более, чем повод..."

Глохнет день за днём проём оконной рамы -
межсезонной межусобицы граница.
Принакроет снегом рытвины и шрамы -
Заоконье станет белою страницей.

И настигнет ясность мысли с первым снегом,
с белизною неукрывистой покрова,
будто прежде было незачем и негде
отрицать неправду истины попсовой.

Первый снег по мне не более, чем повод
(да и снег-то не укрывист - первопуток,
проступающий огрехами былого),
подвести итог - подобье нетто-брутто.

Очевидный, как отчёт ежеквартальный:
жизнь-выжлятник иссечёт хлыстом и свистом,
и AB OVO в сценах жанровых наскальных
заклинают тех, кто смерти путь расчистил.

Заклиная, сам художник первобытный
не терзался аморальностью облавы:
зверь добитый и добытый - сытный ужин -
предпочтительней химер посмертной славы.

Ржавью на снегу проступит злая участь
тех, кто не заклял судьбу и сонм подручных,
"стрел послушливых", убийц наёмных - копий...
На рисунке скальном след кострища - копоть.

09.13.13.

---

"Звучит ли в вас старинный вальс..."

Звучит ли в вас старинный вальс
иль место уступил синкопам,
ни пере-пев, ни пере-пляс -
чужой вам не поможет опыт.

Лишь ваша жизнь на ваш аршин,
по дарованию - отдача,
и путь провалов и вершин
неотменяемо означен.

Нельзя ни вторить, ни фонить,
не сметь греметь пустою тарой,
тогда волшбою аонид
оспоришь медный глас фанфары.

Знакомый пыл: "Да это ты ль?
Всё пишешь? Всё тебе неймётся?
И множишь прах, и копишь пыль,
и чаешь: слово отзовётся?.."

... Не пере-пев, не пере-пляс,
не пере-кличка с чьей-то тенью, -
то кружит внуков старый вальс
с его лирическим волненьем.

20 августа 2013.

---

Рябина

Исподволь, но зримо и рубежно
заалела в зелени рябина:
в монохромной зелени - нездешне,
в монохромном времени - помином.

Но, грустя о лете и о летах,
об исходе, как всегда, летальном,
будто вечна, будто нету смерти,
жить спешит рябиной чужедальней.

Жить, как все, как водится, - рутиной,
и, как предназначено, - иначе,
жаркой кровью, яростным кармином
споря с почвой матерей-и-мачех.

Набирают цвет соцветья-гроздья,
будто всё ещё в доходной смете.
Я не из таких, но где-то возле -
возле самой жизни, самой смерти.

12 августа 2013.

---

Мой мемориал (диптих)

Велеречивый океан,
высокопарный в штиль и в бурю,
естествен, как левиафан,
в век симулякров и гламура.

Своею мощью обуян
и в устремлениях неистов,
звучит, как храмовый орган,
на всех ликующих регистрах.

Неоспоримы даль, и высь,
и глубь - от первых дней кромешных ...
Но человеческая жизнь
не в счёт, как малая погрешность.

Сиюминутны вздох и боль -
чужда земных страданий вечность.
Не в сопряженьи наших воль
штормов погибельных предтеча.

Он не обыден, океан,
хоть пребывает по соседству,
я посвящу ему пеан,
элегию - речушке детства.
.

+++


Так тянет в старости вглядеться
в былое, в свой "мемориал".
Там гений места мне в соседство
приманки - цирк и речку - дал.

Речушка - малая слезинка
средь океанов, рек, озёр.
Но льётся жилка Акулинки,
как просторечный перебор.

Ей шло названье - Акулинка,
и цирковой, весёлый нрав,
и лепет детский под сурдинку,
беспечный отклик донных трав.

Мосток над тинистой речушкой,
близ - рифмою отозвалось! -
"американка", иль пивнушка,
для выпивох - источник грёз.

Текла в Исеть и с нею - дале,
аж в Ледовитый океан.
Но, загнанной в трубу, едва ли
ей до чужих душевных ран.

Не добежала до Исети
речушка. Старый цирк сгорел.
Я тоже растворилась в нетях,
и кажется, что не у дел.

Спустя эпохи, чужестранкой,
со всею прежней жизнью врозь,
уйдя за грань, границы, гранки,
у океана жить пришлось.

Но я, как речка Акулинка,
как старый клоун цирковой,
нужна для ссылки, или ЛИНКА,
здесь, у черты береговой.

08.02 - 08.07.13

---

"Кто дорисует наш портрет?.." (диптих)

Освободиться от забот,
от повседневных нудных тягот,
от изнуряющих невзгод
с их привкусом незрелых ягод;
от утомительных тревог
и нас не красящих страданий;
от надоевших, видит Бог,
самолюбивых притязаний
необязательных друзей
с их неизбежным вероломством;
от утомительных затей,
ненужным вызванных знакомством;
от полуправды-полулжи
обременительного груза,
нас заставляющего жить
в плену губительных иллюзий;
освободиться от проблем,
преследующих неотступно,
освободиться насовсем -
при жизни это недоступно.

++++

По проторённой колее,
как всё и вся в подлунном мире,
в весенний день иль в зимний, сирый
уйдём и мы в небытие.

Мы холст лишь грунтовали сами...
Идущие за нами вслед
за нас допишут наш портрет,
своей заменят нашу память...

---

Лунный мост

В непридуманной стране
сны родятся на луне.

От земли до самых звёзд
переброшен лунный мост.
По нему нисходят сны,
словно отблески луны, -
вереница добрых снов
для тихонь и шалунов.

Драчунов, невеж, вралей
не излечит Бармалей.
Лунный доктор Айболит
злюке противостоит.
Добрым сном коснётся глаз -
словно не было проказ.

К изголовью сон прильнёт,
"Спи, мой птенчик!.." - напоёт.
И во сне летит малыш
голубком до самых крыш.

В той, приснившейся, стране
нет обид и горя нет.
Там не плачут малыши,
а смеются от души.
Сон - лекарство от обид
сказка лунная хранит.

Ночь. Над спящей детворой
воцаряется покой.
Утром кончится игра -
отдохнуть луне пора.
Лишь она покинет пост -
исчезает лунный мост.

16 июня 2013.

---

Ноктюрн

Стемнеет. Я шторы раздвину -
жилище своё разомкну,
пусть тьма учиняет смотрины,
прильнув к световому пятну.

Я вся перед ней, как на блюдце,
в жилище с окном на закат,
где мысли и чувства мятутся,
формуется стенами взгляд,

где ночью больнее невзгоды
и скрылся во тьме окоём,
как будто летейские воды
сошлись в темноте за окном...

... Явь тонет в волне сновиденья.
И вот различаю вдали
ведомое Солнцем движенье -
с востока на запад - Земли.

Мечтаньям предел не положен -
я их ощущаю как дар -
объять без границ и таможен
крутящийся в космосе шар.

Бегут траектории странствий,
сплетаются в сложную вязь
далёкие прежде пространства,
чьи встречи - судьбы парафраз.

И связаны жизнью не мнимой,
а встречей счастливых людей...
Что ж мимо проносятся, мимо
неподлинной жизни моей?!

Забрезжило. Ночь на исходе.
Уходит, окно бороздя, -
стекают летейские воды,
как струи косого дождя.

03.13.13.

---

Океанская волна

Манит вдаль океанский простор,
тянет вглубь океанская бездна.
Растворяюсь волною безвестной,
растерявшей азарт и напор.

Это сущего жёсткий предел -
всех стараний, потуг и усилий.
Но течения - не пересилить,
не дано нам другого в удел.

Не была застоялой водой,
а стоячие камни кромсала.
Пусть, как прежде, топорщатся скалы -
неспокойно им было со мной.

Растворюсь. Поглотит океан
след усилий строптивой безвестной.
Вслед другие в простор или в бездну
отойдут, словно дождь иль туман.

Он могуч и велик - Океан.
Нашей жизнью конечною - вечен,
нашей малостью - он бесконечен,
нашей слабостью - он великан.

Тут не участь, а вечный закон.
Принимаешь - плывёшь по теченью.
Не приемлешь - и нет облегченья:
Океан затопил горизонт.

---

Перевёртыши

Жизнь играет в перевёртыши,
и не только по весне.
Вдруг подкинет полустёртый шифр,
ну а ключ отдаст не мне.

Поменяет плюсы-минусы
и одарит невзначай
правдой замысла и вымысла
строк осенних урожай.

Жизнь играет в перевёртыши,
всё по правде - верь не верь.
Чудо входит не как вор в тиши,
а открыто через дверь.

Вот на небе, как под парусом,
среди туч плывёт корабль,
и вплывает, ярус к ярусу,
в небо городской ансамбль.

Иль не чудо: берег розовый
на закат и на восход
вместе с прозою и грёзою -
приглядишься - к небу льнёт.

Чудеса не мне разгадывать
и не мне их шифровать,
быть без надобы не надо бы
прорицателю под стать.

Потому что перевёртыши
не вокруг и не вовне -
даже возраст их не стёр с души,
обжились на глубине.

12.12.12

---

Декабрьский диптих

"Сильней декабрьских гроз..."

Сильней декабрьских гроз гнетут
апрельские морозы.
Так раздражает неуют
саднящею занозой.

Хоть понимаешь всё ясней
явлений смысл обманный,
болит предательство друзей
незаживлённой раной.

===

Ожиданье рассвета.

Дни короче, а ночи длиннее,
груз проклятых вопросов-ответов
ощущаешь ещё тяжелее
в наступившем рассвете.

Днём преследуют те же вопросы.
На рассвете приняв эстафету,
вновь в сознанье вонзятся занозой -
не уснёшь до рассвета.

Сутки замкнуты, словно арена.
Там, в неверном, искусственном свете,
рвётся, взнуздан, из цепкого плена
конь навстречу рассвету.

Так и ты мчишь по кругу, по кругу -
на арене спокойствия нету, -
а поводья натянуты туго
ожиданьем рассвета.

---

Здесь прошлое близко...

Свинцовая даль и свинцовая высь -
как будто стихии в экстазе сплелись,
обрушив порядок линейный.
И так с ледниковой ведётся поры:
сезонные штормы меняют миры
объёмных поверхностей Мэйна.

Стираются грани ушедших веков,
и прошлое близко, как сход ледников,
что шли напрoлом, беззаконно.
Вот сколок горы, чью вершину ледник
обрезал. Он тяжестью к склону приник,
завис над волною наклонно.

Вот поле, где ядра-каменья лежат.
Вот просека - шли валуны невпопад.
Валун - океанский хронометр.
Доныне шлифованный красный гранит
границу меж сушей и морем хранит,
издревле - модель и геометр.

Надёжные глыбы вдоль горных дорог -
наследуют мэйнцы ( и им не в упрёк!)
гранита характер упорный.
Здесь каждый - художник и каждый - поэт
и знает характер особых примет
и троп сокровенных, неторных.

Привычный пытливым глазам окоём,
где плоскость всегда переходит в объём, -
примета особая Мэйна.
Ледник проходил не линейной тропой,
он воду и твердь увлекал за собой
и сделал пейзаж чудодейным.

02 ноября 2012.

---

О весне не во сне...

Меняется пейзаж в оконной раме...

У осени заимствуя обноски,
зима грунтует пятнами белил
картины зимней первые наброски -
ей белый цвет одежд привычно мил.

Он изменил пейзаж в оконной раме
и тщится изменить пейзаж души.
В тиши я слышу: "Явь - перед глазами,
как должное, в свой календарь впиши,

ей следуй, приспособься и не сетуй -
не скоро переменится пейзаж..."
Да, в резком, без оттенков белом цвете
не угадать весеннюю гуашь.

Ни одного на белом безнадежье
оттенка переменчивой весны,
пускай не отогревшейся и нежной,
как цвет небес, как цвет морской волны...

Всё та же белизна в оконной раме,
и снег идёт всё так же не спеша.
Он властен и над явью, и над снами -
к нему и приноравливаешь шаг

во сне, как в яви. В поисках дороги,
нетронутой пугаясь белизны,
вперёд не смотришь, а себе под ноги -
но прежние шаги занесены.

Пока царит зима в оконной раме,
а в глубине души царит раздрай,
умчусь на юг путём весенних стай,
чтоб твердь земную ощутить ногами,
а остановку не принять за край...

8 марта 2012.

Две весны

Я вторую весну разменяла в году високосном.
В первой - южной - на клумбах нарциссы цвели.
В здешней - северной - хмурые ели и сосны
пьют корнями холодные соки промёрзшей земли.

Канул в прошлое юг аномальным туземным явленьем,
прожит мной - против стрелки природных часов.
Здесь же время почти незаметно в движеньи
океанской прибрежной волны - часовых поясов.

Так волна за волной, как на карте идут параллели,
гон весенний замедлит простым большинством.
И проявится время то снежной метелью,
то прорвашимся сквозь параллели весенним дождём.

Календарь ни при чём. Понапрасну не сравнивай даты.
То, что было вчера, повторится ль сейчас?
Помню: были дождями нарциссы примяты -
я купила их здесь, чтоб весною порадовать глаз.

17 марта 2012.

---

Ковёрный

Клоун старый с грустными глазами...
Легендарный цирковой жонглёр,
царь ковёрных между номерами -
акробат искусный - балансёр.

Каждый жанр - что грань его натуры,
с малолетства через "не могу",
взнузданной, горячей, авантюрной,
угловатой в замкнутом кругу.

Он - в опилках, как другой в рубашке,
родился. Знал риски и кураж.
Сам себя бодрил, коль было тяжко,
словно шприхшталмейстер: "Выход ваш!"

Неуклюж в одежде не по росту,
неустойчив, словно на ветру, -
то ли "юзер", то ли переросток,
то ли пьяный рекрут на смотру.

Тщится помогать, но всем помеха,
не метёт - жонглирует метлой.
Чио ни жест - то взрыв счастливый смеха.
Что ни трюк - то поначалу "сбой".

"Неудачник, - усмехнётся зритель, -
в доску свой..." И, втянутый в игру,
где "простак" - всегдашний победитель,
"умник" забывает про хандру.

Трюки совершенны и рисковы,
в шутовском обличье, но всерьёз.
Зрителя улыбкою-подковой
клоун обнадёжит: "Чтоб сбылось..."

Миг спустя: "Але!" - с трамплином вровень,
с подкидной доски взлетит (замри,
музыка!) - уходит в "вёртку" клоун,
в свой "смертельный номер" - Раз! Два! Три!

"Ап!" - устало скажет. Финиш близко.
Пара-тройка искромётных фраз -
прошлым станут травмы, боли, риски:
клоун на ковре в последний раз.

---

Раскачали киты океан...

Раскачали киты океан...

(Путешествие на "Friendship" "to watch whales")

Наше судно у берега - глыба,
в океане безбрежном - хиляк,
среди волн ходит белою рыбой,
ищет серый китовый косяк.

Океан берегами не стиснут -
только волны во весь горизонт.
Ни твердынь, ни устоев. Из истин -
шаткий-валкий корабль-мастодонт.

Ну и качка! Почти штормовая -
раскачали киты океан.
Меж китами на равных шныряет
белорыбицей катамаран.

Средь китов он вихляет бортами -
правым, левым - любуйся, турист:
кит сложился почти оригами,
кувыркается - эквилибрист.

Дальний родич по млеку и хорде,
средь сородичей робких смутьян,
гонит волны с улыбкой на морде
и приветствует катамаран.

"Friendship" - "Дружба"! - восторженны лица,
хоть хватаемся в качке за борт.
Бьёт волной, и нельзя ухватиться,
и нельзя устоять - перебор...

Ну и ледник!.. Восторги всё глуше.
Не унять подступившую дрожь.
Мне б на сушу! О, где же ты, суша?!
Чудо-юдо, уже невтерпёж!..

Насладившись экзотикой в усмерть,
мне б в уюте домашнем поспать,
превозмочь неотвязное чувство,
что киты раскачали кровать.

4 сентября 2012.

---

"Душа - ошкуренное дерево..."

Душа - ошкуренное дерево, обнажена до сути
усильем времени, и бремени, и в ней взращённых судий.
Уж как мытарили оскрёбыша - и вот он, главный признак:
жива душа своей особою, неповторимой жизнью.

Свободна от коры коростою и от пилы опилок,
всё так же чувствует и бодрствует средь схожих душ-бобылок.
Душа - ошкуренное дерево, теперь щедрее вдвое
и дарит меряно-немеряно своё тепло живое.

---

"Где, на какой переправе?.."

Где, на какой переправе, мне подменили коня?
Верно, не ради "халявы" вяло текущего дня
тащится жизнь, будто кляча, мне сединою под стать,
что норовит, заартачась, встать или двинуться вспять.

Вспять и избитой стезёю, не напрягаясь, тишком,
в сонно-дремотном покое, от суеты далеко,
всем существом терпеливо в стойло вписаться, как в быт, -
от сиво-пепельной гривы до полустёртых копыт.

Прошлое выдуло тягой из-под щелястых дверей...
В вечном щедринском Коняге нет ничего от коней -
тех, чьи струистые гривы были, как ветер, вольны,
тех, кто призывным мотивом переиначивал сны.

Как сновиденье иль грёзу, их невозможно вернуть,
вот и застряли занозой, больно царапая грудь.
Но притерпевшимся к боли пара царапин - пустяк...
Вечно несытое Поле ждёт не коней, а коняг.

---

В предощущении

На горизонте облака - сродни небесному прибою,
а продолженье облаков - океанический прибой.
Родство стихий не угадать, когда стихии в непокое,
в покое - видишь, что в родстве две полусферы меж собой.

Голубоглазый океан в голубоглазом отраженье...
Увы, недолог лад стихий, приговорённый наперёд.
Недвижный парусник вдали - в предощущении движенья.
Штрих самолёта в небесах- воздухоплавателя код.

Грядёт циклон - взыграет шторм, и затрепещет белый парус -
невольник распри волн и туч, что к состраданию глухи.
Стальной прищур, сталистый взгляд зеркально отражают ярость.
разладом приближая лад меж помрачившихся стихий.

25 мая 2012.

---

Клоун пел...

"Ничего, что ты пришёл усталый
и на лбу морщинка пролегла.
Я тебя, родного, ожидала,
много слов хороших сберегла," - *

высвечен единственным софитом,
клоун пел средь полной тишины
( был он в гриме, до конца не смытом)
в цирке первых месяцев войны.

Помнится, и клоун был усталый.
Смех не до конца стерев с лица,
пел, и грусть в глазах не совпадала
с маскою нештатного певца.

В танго из недавних, довоенных,
сила чувства правилась войной -
еженощно жди и ежеденно,
свидишься, коль будет суждено!

Ведал иль предчувствовал разлуку,
жданным для кого-то был иль нет, -
искренность в душе моей не трюком
отзывалась семь десятков лет.

Песнею, что мне была на вырост,
чувством общим зала и певца.
Проводы отца. Разлука. Сирость.
Песнь лилась в открытые сердца.

12 мая 2012.

*Слова Ильи Финка.
Музыка Б.Терентьева.

---

"Выручай, Моисевна!.."

Памяти моей бабушки - Эсфирь Моисеевны.

Из военного детства слышу стрёкот машинки -
ожил бабушкин старенький "Зингер".
Бродит память моя не в ребяческих играх,
а на скудных, негромких поминках.

Из ближайших бараков заблудшие души
поминают не только портниху,
благодарные Раи, и Нюры, и Луши
памятливы на добрых и тихих.

"Выручай, Моисевна! Обветшала жакетка..."
Вспомнит бабушка: "Я лицевала
уже дважды её..." Да ведь жалко соседку:
муж убит, ну а сын годовалый.

И заплатку кладёт, чтоб не выстыли души,
"иждивенка" по карточке хлебной.
Помогай, старый "Зингер", обносившейся Луше
не замёрзнуть от стужи враждебной.

Перешьёт и спасёт от судьбы безысходной.
Нюра с Раей, ещё молодухи,
с танцплощадки случайной, в перешитом, уходят
в кров-времянку военной разрухи.

Постарела портниха: и слепа, и согбенна,
старый "Зингер" под пыльной ветошкой.
Потрудились в войну. Ну а в послевоенном -
им досталась лишь память о прошлом.

То, как слёзно просили:"Выручай, Моисевна!.."
Как платили: кто- хлеб, кто - яичко.
Прожила не в обузу, по карточке хлебной -
иждивенка, старуха, жиличка.

11 декабря 2011.

---

Жизнь - как ожидание (диптих)

Жизнь - как ожидание.

Приходит осознание, что близится рубеж
всей жизни-ожидания несбывшихся надежд.
Ты ставишь парус, веруя в удачливость ветрил, -
но не гудят артерии притоком свежих сил.

Мучительно жить зрителем и помнить о штормах,
в то время, как пробитые форштевень и корма
сквозной зияют раною и утекает в брешь
вся жизнь, как ожидание несбывшихся надежд.

3 ноября 2011

*****

Вечный сюжет.

Опадает листва - открываются новые дали,
словно в книге глава - в Вечной книге надежд и печалей.

Светлый летний узор из надежды природа соткала,
а осенний ковёр - из утраченных грёз покрывало.

По осенней канве шьёт природа предзимний рисунок.
В поредевшей листве словно ветром задетые струны.

Чёрно-белый пейзаж воцарится с мелодией вьюги,
погружая в мираж обозримые глазом округи.

Сколь б зим, сколько б лет ты ни жил невозбранно на свете,
каждый новый рассвет - словно первый в известном сюжете.

Ноябрь 1992.

---

Встать на пуанты...

Пальцы - в кровь. Не помогает пластырь
заживить и ссадины и ранки.
Тысяч пар пуантов шёлк атласный
натирает ноги, словно дранка.

Класс, станок, гримёрка и пуанты,
ноги непослушны и чугунны,
въедливость учителя-педанта -
это Детство, Отрочество, Юность.

Зрителю - воздушный и полётный -
"тан лие" в "Сильфиде" и "Жизели".
Мне - мой труд, холодный или потный,
к той заветной, запредельной цели -

как Тальони, танцевать на пальцах
и парить над сценой, как Тальони,
от земли и быта оторваться
ради мига подлинных гармоний.

Твёрже кончик пальцев, легче тело...
И порыв - воздушный и полётный.
"Тан лие"... Ещё одна новелла
о балете - танце искромётном.

14 октября 2011.

---

"В себе и на себе ношу труды и дни..."

В себе и на себе ношу труды и дни,
и подлинный мой кров - печали и тревоги.
Ко мне и от меня идут пути-дороги,
и сколько помню я, так было искони.

Вселенная моя - на краешке земли,
где нет моих корней и родословной нету.
Здесь средь чужих людей живу анахоретом,
из чужедальних стран встречаю корабли.

Тоску заговорю, взимая с ростров дань, -
неведомых земель мелодией сторонней.
Скукожится мой мир зимой до Заоконья -
одушевит мотив заснеженную рань.

Пойму чужую речь, звучащую сквозь сон,
покину двор чужой, где жизнь меня томила.
Скитается душа меж тем, что было мило,
и тем, что суждено, с неведомых времён.

3 сентября 2011.

---

Пастушья дудка

Мы спешим всё дальше от истоков -
простоты и дудки, и свирели.
Чистый звук по спешке не лелеем
в современном ладе, ритмах, строках.

Современность - враг простых гармоний?
Иль привычный мелос на изводе?
Иль душа бежит от тех мелодий,
вяжущих и сладких до оскомин?

В смену вех низвергнута эпохой,
устыдясь иллюзий иль агитки,
к ритмам Губайдуллиной и Шнитке
припадёт душа, чтоб не иссохнуть.

Нету в этой музыке услады,
звуки не сулят душе покоя.
Дерево и медь звучат судьбою,
струнные - того же звукоряда.

И не слышен в духовых и струнных
простенький напев пастушьей дудки.
Не узнать исконную погудку
в инфернальных медных и латунных.

Мы бежим от простоты созвучий
к звукам и мятущимся, и сирым,
не в гармонии с собой и миром,
а в борьбе. И мире не из лучших.

Мы спешим - закладывает уши.
Мы жестоки к звукам - к нам жестоки
звук и слово, правда и апокриф.
Обретём ли дудочку пастушью
средь былых и будущих истоков?

25 августа 2011.

---

Тяжесть плода

Тяжесть зрелой мысли - тяжесть плода,
что живёт по внутренним законам.
Вещь-в-себе, со степенью свободы,
безграничной и определённой.

Мысль и плод от века своекоштны,
но судьба их может стать расхожей:
плод зависнет бесполезной ношей,
мысль замрёт, в бездействии скукожась.

Вот тогда-то тяжесть станет в тягость,
мысль и плод свою утратят вещность,
хоть созрели в плодоносный август,
где успех природою обещан.

Яблоня с ненужными плодами
ветви клонит во дворе соседнем.
И под снег уйдёт, твердя упрямо,
что надежда - не пустые бредни.

17 августа 2011.

---

Хаосмос (Элле Крыловой)

Отцвели сирень и рододендрон,
сбросил цвет азалиевый сад.
Облачилось лето в повседневный,
крашенный в зелёное наряд.

Вот и туи с соснами судачат,
прочим предпочтя зелёный цвет.
Им не по душе цветов горячих
заблужденье? хаос? ересь? бред?

Зелен упорядоченный космос -
нету места в нём иным цветам, -
вторят туям сумрачные сосны, -
броское нарушит наш ансамбль.

У природы нет сезонных пауз -
забродит в рябине горький сок,
и она повергнет зелень в хаос,
право отстояв на монолог.

Туч осенних встрёпанные космы
изведутся холодом и мглой,
а рябина созидает космос.
Многоцветный. Выстраданный. Свой.

14 июля 2011.

---

Зелёное сияние...

Вслед за весною мокрою с отёчностью в лице
пришла зелёноокою в муаровом венце,
звучащая запевкою июньская строка,
где грезят хризопразами и лес, и облака.

Одна волна зелёная сменяется другой,
и горы изгибаются зелёною дугой.
Беспримесною зеленью заполнив окоём,
спрямляется линейное, скругляется объём.

Шоссейка двухполосная вторгается в леса,
не взлётная - полётная, до неба полоса.
И, если б не брюзжание автобусных колёс,
пригрезился б нечаянно вечнозелёный Плёс.

Ранимое, хранимое былое, что доднесь
не отоснилось мнимостью и кажется, что здесь.
В тепле - коротком, северном, в берёзе и сосне,
с их непреложной истииой в зелёной глубине.

Зелёное сияние улыбчивого дня ...
Звучит самоназванием былого для меня.

2 июля 2011.

---

"Раскрыла яблоня цветы глазастые..."

Раскрыла яблоня цветы глазастые,
да небо хмурое все виды застило.
Цветы медовые упали замертво,
злым ветром сорваны, злой волей замерли.

Ах, яблонь-яблонька, цветы опавшие,
где цвет твой розовый и праздник давешний?
Как много радости тобой обещано,
да не исполнилось по слову вещему.

Как много в будущем сулили завязи -
не изведи твой цвет ползучей завистью.
А радость сглазили глаза незрячие
да злые помыслы пустого ячества.

Пустопорожнее и пустоцветное -
лишь ржа природного и тля заветного.
Но возрождаются в потоках ливневых
плоды живучие и молодильные.

26 июня 2011

---

Никому не в обузу...

Дождь и дождь. Всю неделю без просыха.
И ворчит раннеспелый турист,
весь продрогший - до палочки-посоха,
как осенний осиновый лист.

А корабль - отставная посудина,
в прошлом славных голландских кровей,
заполняет туристскими буднями
весь круиз старичков без затей.

В гавань прибыли по расписанию,
островок - океана мокрей,
а над ним небеса - Океания
разливанная - злится борей.

Вносит старого с палочкой-посохом
в галерею - влюбляться до слёз
в городок, нарисованный по суху,
в солнце, в дымку, в жару и в мороз.

Он расскажет, вернувшись на родину,
про заморский причудливый порт,
позабыв про погоду холодную
и про дождь - постоянный эскорт.

Грела мысль безоконно-каютную
тесноту: пусть корабль неказист
и круиз - это сиюминутное,
он, как все, не в обузу - турист.

Не обузить величье просторное
океана. И, как ни крути,
шире взгляд, поневоле обуженный
сухопутным житьём взаперти.

И, в ладу сам с собой и со сметою,
словно видит себя через год:
как, влекомый картинкой буклетною,
в туристический рай поплывёт.

16 мая 2011.

---

"Что, брат клён ?.."

Что, брат клён, постарели с тобой мы
на одно годовое кольцо?!
Оба числимся в прежней обойме,
но ... средь ветхих её образцов.

Поредела, повымерзла крона,
но, в защитную полосу врос,
отбиваешься, неугомонный,
от ветров, снегопадов и гроз.

Как привык, как умеешь, как можешь,
угадав про финал наперёд.
На героев совсем не похожий
в ранах, шрамах и швах - Дон Кихот.

Старый рыцарь, ты нынче не в моде -
с поределою кроной-венцом.
Ох, как ноет от злой непогоды
свежий шрам - годовое кольцо.

! июня 2011.

---

"Город омыло волною сиреневой..."

Город омыло волною сиреневой.
Всполохи майской грозы
в гроздьях сияют лиловым свечением
и чистотою слезы.

Кучно и купно, пахучею тяжестью
гроздья тревожат, и вот
в памяти чувственной узел развяжется,
и пред тобой оживёт

первая встреча и гроздья душистые -
песни любимой рефрен.
Это для нас расцветала неистово
давнего лета сирень.

Неповторимы, иные над гроздьями
грозы, а жизнь коротка.
Видно, в соцветьях сиреневой россыпи
было по три лепестка.

31 мая 2011.

---

"Я ещё не вся воспоминанье ..."

Я ещё не вся воспоминанье
и забвенью предана не вся.
Ранит жизнь своею острой гранью,
как живой, удары нанося.

Словно мимоходом обнадёжит -
белизной утешной среди туч.
Я пройду небесным бездорожьем
до конца - азарт ещё живуч.

С верою в талант неспетых песен
и невоплощённых слов и строк.
Им пока в глуби души не тесно
и родиться не приспичил срок.

Пусть настигнут учащённым пульсом
иль, не воплощённые, сгорят ...
Дрогнул мрак ночной и разомкнулся,
предварив рождения обряд.

4 мая 2011.

---

Против ветра ...

Я вслушиваюсь в шорохи ночные,
сама себе нашёптывая сны.
Но сон нейдёт. Мелодия луны
прерывиста, как ветра аритмия.

Похоже, что и в снах мы не вольны,
не в силах защитить ни слух, ни душу.
А ветер, равновесие нарушив,
нашёптанные разрушает сны.

Мотивы заунывные бедны -
волынки неумелой завыванье.
Как вздоху тесно в высохшей гортани,
так вою ветра небеса тесны.

Ветр - волеизъявленье высших сфер,
непредсказуем, ветрен и капризен,
он ночью ощущался мной сквозь призму
усталости и сбитый глазомер.

Казалось, завывал со всех сторон,
разрушив лад, как сновиденье, робкий.
Прошёл насквозь балконную коробку
и, юркой мышью проникая в сон,
обжился в подсознаньи, как в подсобке.

Став сном и наважденьем, ветрогон
переиначил чувств и мыслей ворох
и вытеснил баюкающий шорох,
мелодию луны, желанный сон.

21 апреля 2011

---

А в рощицах повис туман зелёный ...

А в рощицах повис туман зелёный
и свежесть пахнет дождевой водой.
Но в будущей, ещё сквозистой кроне
чернеет прошлогоднее гнездо.

На этом стыке прошлого с грядущим,
в преддверьи обновлённых крон и гнёзд
душа живёт не будничным и сущим,
а рвётся петь - охрипший певчий дрозд.

18 апреля 2011.

---

Бродит память моя ...

Бродит память моя без помех по минувшему -
средь остывших событий, бесплотных теней.
Ищет память в прошедшем забвенье - отдушину
в круговерти событий сегодняшних дней.

Пыль сотрёт иль посветит волшебным фонариком,
обнаружив в явлениях скрытую связь.
Запоздалым открытием станет одаривать,
утверждая былого всесильную власть.

Как понятно былое. Туманно грядущее.
Плыть и мне по теченью - безвольно и вспять.
Я же рвусь из былого и вольноотпущенным
ощущаю себя, чтобы жить и страдать.

Не угаснет мечта, как созданье тщедушное.
Буду жить, как жила. Ныне, присно - как встарь.
Чтобы с памятью сладить, закрою отдушину,
погашу ненадолго волшебный фонарь.

2 марта 2011.

---

Довесок хлеба

Я помню не краюху, не ломоть
хлебов сырых военного замеса,
а граммов в пятьдесят скупой довесок,
чья хлебным духом исходила плоть.

Отрезан взмахом расторопных рук -
непропечённый, с мякотью тяжёлой, -
ложился на буханку каплей квёлой,
причиной становясь голодных мук.

До дома донесёшь его иль нет -
не заглушить довеском спазм голодный.
Но запах хлеба, пусть и старомодный,
волнует и на склоне сытых лет.

Был надобой тот суррогатный хлеб,
правдивый сутью, до конца съедобной.
А правда редко представала сдобной.
Военный хлеб стал мерою судеб.

Да, я из тех, кто выдюжил в войне
врагу, тирану иль другим в отместку.
Я благодарна хлебному довеску -
весомей есть не приходилось мне.


14 января 2011.

---

Перезимовали

Мы с белкой выжили и перезимовали ...
Взамен поднадоевших пятен ватных
нас радуют весны лоскутья-пятна -
зелёных рощ, окраин и проталин.

А в белке жив инстинкт и тяга молодая ...
Ей хочется размяться, и попрыгать,
и зимних одиночеств сбросить иго,
зигзагом-швом весенний мир тачая.

Мы с белкой выжили. Пульсирующим сердцем
уже не мёрзнем в шубке без подшёрстки.
И кажется, что с зимней “продразвёрсткой”
пришла пора проститься и расчесться.

20 февраля 2011.

---

"В ожидании снега знобит городишко ..."

В ожидании снега знобит городишко,
он поник, помрачнел, посуровел.
Нахлобучены крыши по самые брови,
и ответно ты тоже бычишься.

Примечаешь в горах полосу снеговую -
снегопадов грядущих форпосты.
И дрейфуешь, как в зимней Атлантике остров,
ищешь гавань да знаки шифруешь.

Упреждает зима о морозах и бурях,
и о гавани, где не спасёшься.
Оттого городок так напуган порошей,
оттого напряжён и нахмурен.

Обезлюдел и смолк. Только редкий прохожий
на сетчатке окна отразится.
И пустеют глаза, и темнеют глазницы.
Город дремлет, от холода ёжась.

А на пирсе пустынном раздолье для кряквы -
против холода знает секреты.
Бултыхнётся, здоровым инстинктом согрета,
и поддразнит : "А как вы? А как вы?"

1 декабря 2010.

---

Деревья облетели ...

Деревья облетели, и гора
возникла предо мной, как назиданье.
Вороний контрапункт вплетён в хорал
предзимнего печального прощанья.

Гора вошла в оконный мой проём,
вороний грай - в дворовое пространство,
обуженный осенний окоём
сужается с завидным постоянством.

Гора - в веках. Движенье облаков
и вечность, уместившаяся в миге,
ей безразличны. Бремени веков
спрессованных не ощущает ига.

Не мне, песчинке, спор вести с горой,
мой голос различит она едва ли.
Для глыбы мы - все на один покрой
и мельтешим назойливой деталью.

И я живу с сознанием конца,
просчитанного для всего живого.
С бунтующею кровью мудреца,
с надвременным спокойствием связного.

Видать, нужна - как некий контрапункт,
как птичий грай в услышанном хорале.
И музыка, похожая на бунт,
звучит на уходящем биеннале.

20 ноября 2010.

---

Ветер-скиталец

Ветер - неприкаянный скиталец
между никуда и ниоткуда,
всюду временщик и постоялец,
шастает ли берегом, приблуда,
иль на дне залёг рыбёшкой снулой, -
злобой наливается для гульбищ.

Вот однажды вынырнул из глуби,
взвыл стозевно и широкоскуло -
дрогнул океан трусливой зыбью,
заметались стаи донной рыбы,
заметалась загнанно косуля,
лист в смятеньи, ниц готов ложиться,
и в тоске сложили крылья птицы.

Хруст стволов и веток, стон деревьев -
оживают страшные поверья.

Ветер не один гулял - с ватагой,
в помощь взял промозглый дождь и холод.
Лес опустошили побродяги -
стало в нём и сумрачно, и голо.


Беспричинно выместили злобу :
где прошли - там страх, тоска, руины.
Побродяги вне любви и скорби,
с совестью послушнее хребтины.

Ветер сам себя зовёт "раделец" :
"Правды ради правила блюдём мы,
а вне правил - несколько безделиц :
те, кто крестный штурм клеймил погромом."

17 ноября 2010.

---

Не ближний свет

Когда ушедшему вослед
могла глядеть и длить прощанье,
в земных словах "не ближний свет"
не явствен был мотив сакральный.

Когда в один конец билет
брала, Россию покидая,
мне угрожал "не ближний свет",
как территория чужая.

Когда на склоне долгих лет
сквозь цепь привычных искажений
забрезжил вдруг не ближний свет,
а свет как некое прозренье, -

вдруг проясняется в глазах
перед нахлынувшим наитьем :
мы все - кто здесь, и те - кто "за ...",
в одном-едином общежитье.

3 ноября 2010.

---

"Воздать октябрю октябрёво ..."

Воздать октябрю октябрёво
за то, что прощальный обряд
окрашен не в траур - кострово
пылает деревьев наряд.

За то, что последний, дрожащий
листок - колокольчик во тьме -
звучит на прощание в чаще,
что станет немого немей.

Его голосок на поминках
в редеющем березняке,
плутает по горной тропинке,
звучит на последнем витке.

Воздать октябрю октябрёво -
в себе ощутить кровоток,
что держит последней любовью
готовый сорваться листок.

31 октября 2010.

---

Осеннее наречье

Октябрь ретив в своём рукомесле.
Работая без устали подённо,
рассеял больше листьев по земле,
чем их осталось в поредевших кронах

А где октябрь работой пренебрёг,
лес всё ещё шатром смыкает кроны.
Заходишь в позолоченный чертог
и - вздоха не удержишь, восхищённый..

И красоту - последнее прощай -
смятенным и сметённым в кучу сором
подхватит ветер, словно невзначай
под ноги бросив красочным узором.

Приобщена к осенней смене вахт,
благословляю их недолговечность.
Но красота не мусор и не прах -
она хранится в памятных словах
немолчного осеннего наречья.

26 октября 2010.

---

Закат на Кадиллаке

Продуваем насквозь Кадиллак -
в поднебесье свирепствует ветер.
Солнце в тучах - все стороны света
погрузились в унынье и мрак.

На востоке, дразня, и маня, -
яхта - точкой, алеющей в море,
чуть побольше - корабль. Без меня
со свинцовой угрюмостью спорят.

Без меня в даль уходит корабль,
паруса поднимают на яхте.
Я - "смотрящий на запад" на вахте,
взор вперяю в небесную хлябь.

Вдруг угрюмую толщу свинца
как лучами-клинками пронзило,
сквозь разрывы явилось светило
в перьях туч наподобье венца.

С высоты провожаю закат -
пятый акт еженощных мистерий :
каждый миг отзывается в такт
ритму сердца в моём подреберье.

На мгновенья разбив календарь,
каждый миг наособицу метя,
светит солнца волшебный фонарь,
создавая феерию цвета.

Ниже, ниже ... Упал в океан
шар огнистый без плеска и шума.
Мир погас, как огромный экран,
став без солнца темней и угрюмей.

Но во славу грядущего дня
песня вспыхнула радостным гимном.
Утром - ало, неотвратимо -
солнце встанет, как парус, маня.

10.10.10.

---

Осенний букет

Мой путь уже выстлан осенним листом,
цветами последними вышит,
оплакан унылым слезливым дождём,
что никнет паяцем тряпичным.

Но в радость - кленовый листок, как звезда,
что под ноги тихо ложится.
Звезда путевая, да путь в никуда
и где с ниоткуда граница.

Я звёзды, как листья, в букет соберу -
прощальный, осенний, горящий.
Я с ним попрощаюсь, уснув ввечеру,
и, может быть, встречусь опять поутру
с его красотой уходящей.

7 октября 2010.

---

Где наивность платьица в горошек?..

Где наивность платьица в горошек
(ткань звалась сатином "либерти")?..
Рукава - фонарики и клёшем
юбочка, хоть "солнышко" крути!

Где наивность детских "почемучек",
смех счастливый без оглядки на?..
Вера, что на свете нету лучше,
чем моя родимая страна?..

Где наивность взгляда и поступка,
дружб и распрей беспричинных пыл?..
Оживают в метках и зарубках,
если вспоминать хватает сил.

Мною недоигранное детство,
мною недосмотренные сны -
не избыть мне данного в наследство
опыта недетского войны.

Лишь открытья первых детских книжек,
первых слов, написанных пером,
жизнь на нить суровую нанижет -
сделает на век поводырём.

Выкипело в тугоплавком тигле
всё былое вплоть до цвета глаз.
Мною недоигранные игры
жизнью оказались без прикрас..

15 сентября 2010.

---

Собранных не мною ...

Душистых трав пучки или охапки
хранят воспоминанья, как альбомы.
В них память, но особая - на запах -
о прошлом, о событиях, о доме.

В двух запахах и горечь, и отрада -
дыхание лугов, лесов. болотца.
Полынь и мята - пара капель яда -
тоскою по минувшему зовётся.

Полынь и мята нынче во флаконах,
гранённых только памятью немою.
В сосудах сердца или тканях бронхов
жив запах трав, но собранных не мною.

26 августа 2010.

---

Венеция - библейская Сусанна.

"Вездесущие японцы","кося объективами, возбуждённо подглядывают, словно новые старцы, за бледными голыми мраморными бёдрами Венеции-Сусанны, переходящей вброд (...) плещущие воды".
И.Бродский. "Набережная неисцелимых".

И вновь Поэт парадоксально прав,
в Венеции библейскую Сусанну
увидев в миг, когда, от сна восстав,
она из вод выходит, как из ванны.

Пусть не нужны ей звание жены
благочестивой и чужие мифы,
в красу её издревле вживлены
всех вожделений знаки, коды, шифры.

Ей незачем стесняться наготы,
подчёркнутой зарницей иль лазурью.
Её телесность - мера правоты
в ней воплощённых дев, и жён, и гурий.

Во многих отражаясь зеркалах -
в волне, в окне, в "косящем" объективе,
безгрешная, погрязшая в грехах, -
она воспринимается, как диво.

Всегда на стыке мифа и игры,
вполне невинной и подчас греховной,
таит в себе несметные миры
ещё не спетой лирики любовной.

Пусть вожделеют старцы всех мастей
в желании продлить свою эпоху,
за безрассудство старческих страстей -
у каждого в конце пути "Мост вздохов".

Судьба ж её - вновь выходить из вод
и оставаться верною натуре.
И пережить наш век, как эпизод,
свихнувшийся на сексе и гламуре.

16-21 августа 2010.

---

"Поклониться тени"

Там, где НИГДЕ уходит в НИКУДА,
есть остров Сан Микеле - царство мёртвых.
Поёт фальцетом по ночам звезда,
печально откликается вода
и множит отражением аккорды.

Пейзаж скорбит, что пережил Певца -
старухи парки оборвали пряжу.
И меркнет свет, и неизбывна тяжесть ...
И тайное пребудет до конца
в улыбке опрокинутой лица.

И мы в молчаньи головы склоним :
"О нет, "не всё кончается со смертью"."
Живёт пейзаж, и подрастают дети,
уже подрос безвестный аноним -
иной поэт - в похожем силуэте.

22 июля 2010.

---

Весёлое творенье стеклодува

Расчётом и фантазией придуман
весёлый клоун в шутовском костюме.

Он соло был для трубки стеклодува,
его дыханьем, словно вдохновенье.
Рождался из расплава, как Везувий,
но формы обретал в остеклененье.

Он отражает солнечные блики
в костюме и безудержной улыбке,
дивясь тому, что мир, как он, возникнул
из капельки, безОбразной и зыбкой.

Весёлое творенье стеклодува
соперничать могло б с царём Давидом
(что пел псалмы печальному Саулу),
прогнав печаль весёлостью завидной.

Рождён весёлым нравом стеклодува
и миновал судьбы рыбёшки снулой.

14 июля 2010.

---

Гондолой плыть ...

Большой канал растёкся рукавами,
как будто переулками вразброс.
Теснимая домами-берегами,
гондола задирает гордо нос
с венецианской древней монограммой.

Вся напряглась. Ей в рукаве-лакуне,
как гондольеру в стенах, нет житья.
Им, однолюбам, вольно лишь в лагуне.
Толчок весла о стену - и ладья
сама - поток, послушна, тихоструйна.

Срослись судьбой - стремлением и верой,
и с полуслова - не разлей-вода -
гондола понимает гондольера.
И что им современные суда,
коль вся лагуна внемлет баркароле,
что гондольер поёт своей гондоле!?

5 июля 2010.

---

В двух мостах от меня ... (Новая версия)

В двух мостах от меня, на Сан-Марко,
каждодневный шумит карнавал -
человечий вздымается вал,
заливая и площадь, и арки.

Не из римских возник сатурналий,
и комедий дель арте не внук,
многолик, многоног, многорук,
и по-своему тоже сакрален.

Вряд ли он превзойдёт Carnevale
di Venezia : проще одет
и моложе на тысячу лет,
но участники те ж - до деталей.

Все в спектакле едином предстали.
По периметру движется взор :
Прокурации, арки, Собор,
Базилика, Палаццо Дукале.

Символ города, аборигены,
с книгой в лапах, крылатые львы
шесть веков с карнавалом бессменно,
но летать разучились, увы!

Вот и зритель, любитель сокровищ, -
Арлекин, Панталоне, Паяц, -
покупающий в лавках эрзац,
лишь бы только жевался, как овощ.

В современном костюме, без маски
Пульчинеллы, Тартальи, Пьеро -
карнавальное прячут нутро,
будто с граппой заветную фьяску.

Всех героев вместившая пьяцца,
сцена, подиум и лицедей
карнавалов и прочих затей,
что другим площадям не приснятся.

Впечатленье, что площадь изнанкой
повернула привычный фасад,
заменила азартом уклад,
темп неспешный - игрою в "орлянку"

Обезлюдеет площадь под вечер,
став огромной, как слово "прощай".
Карнавальным движеньем плаща
закружится по площади ветер.

По извилистым улочкам узким,
так похожим на слово "люблю",
ищет счастья в Венеции люд,
как искали в Тоскане этруски.

Лунным диском - улыбкой паяца -
"подфартит" им небесная пьяцца.

26 июня 2010.

---

Каракатица в собственных чернилах

Как грань венецианского художества -
в случайной лавке рыба всех пород.
Диковинные формы здесь во множестве,
а свежесть красок сохраняет лёд.

Моллюски громоздятся перламутрово,
и кремом отливает камбала,
а нежный палтус, споря с солнцем утренним,
готов быть украшением стола.

А в ресторане - даже каракатица
под соусом из собственных чернил.
- Моллюск был вспугнут, но успел попятиться
и сепией пульнул что было сил.

На блюде, отливая фиолетово,
моллюск лежит растёкшимся пятном.
Ни дать ни взять - фантазия поэтова,
ещё не огранённая стихом.

Фантазия, признаться, на любителя,
но гид мой отдала моллюску честь.
(А мне б достало выдержки - быть зрителем,
я вряд ли каракатиц стану есть.)

Любого общепита гость нечаянный,
я избегаю незнакомых блюд,
пусть это вкус провинции, окраины,
а также признак возрастных занудств.

Занудство спорит с кухней итальянскою,
чей рыбный стол - приманка и соблазн.
Дары меню - речные. океанские -
теснят провинциальную боязнь.

Иду на компромисс - и подсознательно,
чтоб стойким предрассудком пренебречь,
с названьем агрессивно-отрицательным
заказываю всё же ... рыбу-меч.

Облагорожен местными рецептами,
меч вкусен. Но и сказочный топор
с добавкой и приправой - не воспетое ль
искусство поварское с давних пор?!

(Приобретя филе уже в Бар Харборе,
его в духовке пробую запечь.
Но рыба мой рецепт сочла за варварство -
"топорной" получилась рыба-меч.)

Гид с наслажденьем ела каракатицу -
чем не оценка экзотичных блюд?!
Я вторю ей, а на душе сумятица -
неверие в достоинства "seafood".

И ресторатор нам воздаст - по образу
и тайной иерархии гостей :
мне "grazie" - из уваженья к возрасту,
"arrivederci" - спутнице моей.

12 июня 2010.

---

Кантина (Ларе Леггатт и её семье)

Когда вседневность дышит стариной,
вид за окном - музейною картиной,
тогда уклад семьи, её устой
видны во время трапезы в кантине.

Семейное тепло не напоказ
и не в угоду моде иль тщеславью.
Душевную и родственную связь
здесь ощущаешь исподволь и въяве.

Синоним дома и семьи - ОЧАГ,
по назначенью схожий с русской печью.
Не разбирая, свой или чужак,
он делится теплом добросердечья.

На лавках сидя с двух сторон стола,
сработанного "с дорогой душою",
семья обговорит свои дела
и выслушает мнение чужое.

Каким уютом и каким добром
кантина дышит в непогодь под вечер!
На деревянном брусе над столом
мальчишки устанавливают свечи.

Горит очаг, скворчит сковорода,
и ощущенье счастья и покоя ...
Да, счастье не даётся без труда,
не сложится семья сама собою.

Скрещенье наций, стран и языков -
их равноценность явлена в кантине.
От очага до голубых холмов
глаз погружён в пейзажи Перуджино.

31 мая 2010.

---

Сан Микеле

Наш "водогрёбщик" - не Харон,
хотя везёт нас в царство мёртвых,
и не летейных волн когортой
наш "вапоретто" окружён.

Среди лагуны пядь земли -
храм мёртвых, или Сан Микеле.
В могиле скромной, как в приделе,
Иосиф Бродский погребён.

Душа застигнута врасплох :
горят на мраморе могилы
охапки роз, тюльпанов, лилий -
невольно подавляешь вздох.

Глаза напрасно ищут бюст,
портрет иль барельеф поэта.
Нет, здесь успешно спорит с Летой
ухоженный цветущий куст

карминных роз. Среди цветов,
почти укрывших белый мрамор,
те розы вечными словами
взывают к вечности без слов.

И ожил в памяти мотив
забытой сказки. Не стихая,
дерзает сила колдовская
цветов, безмолвие смутив.

На стеле имя, словно в святцах ...
Ему в веках не затеряться.

24 мая 2010.

---

"Из февральских метелей и марева марта ..."

Из февральских метелей и марева марта,
как из детских пелён, появился апрель.
Он душою оттаявшей дует в свирель
и звучит лейтмотивом знакомым поп-арта.

Но услышат его и не все и не сразу :
отзовётся на голос призывный трава,
и проклюнется почка из чувства родства,
и голубка подхватит крылатую фразу.

А свирель зазвучала всё выше и чище,
и к высокому враз потянулась душа.
А мелодия крепнет, и так хороша,
будто сами созвучья пернатые кычут ...

Подпою вам, апрельские единоверцы,
выводите высокую, чистую трель.
А в ответ на твой голос призывный, свирель,
на весну перестрою все клапаны сердца.

2 апреля 2010.

---

"Я себя уговорю и обману ..."

Я себя уговорю и обману,
что всему предпочитаю тишину.
Заоконье - идеальная страна :
днём и ночью - гробовая тишина.

Я внушу себе : утерянный покой -
в Заоконье, где вольно мне быть одной,
где в сложившемся, обуженном кругу
ни пред кем и ни пред чем я не в долгу.

Я вернулась в Заоконье. В тишине
глохну рыбой молчаливою на дне.
В прошлом стычки, примиренья, детский смех -
мной утрачена поэзия помех.

Я - сама себе хозяйка. Я - одна.
Пустотою обернулась тишина.

1 апреля 2010.

---

"Прощанья торопливы и бесслёзны ..."

Прощанья торопливы и бесслёзны
в виду чужих и посторонних лиц.
Прощальный ритуал - короткий блиц
средь дел других - длиннее и серьёзней.

Взлёт и посадка. Скорости - сверх звука.
А в сердце поселяется тоска,
и вот уже пульсирует в висках
бесслёзностью прощанья и разлуки.

И так до встречи. И её предтечей
оттуда и туда за вестью весть.
И ждать не научилась, хоть не счесть
дней ожиданья - длительней, чем встречи.

24 марта 2010.

---

"В Пушкиногорье юная весна ..."

В Пушкиногорье юная весна
раскрашивает небо и поляны.
В ходу зелёный с голубым. А рдяный
лишь на закате пробует она.

Раскрашивает белым облака,
а Сороть повторяет их движенье.
Серебряного неба отраженье,
становится серебряной река.

Вот внешне не затронутый весной,
на взгорье дуб стоит уединенный,
на пушкинской земле укорененный,
он пушкинского времени связной.

Несуетен, неспешен, величав,
не поддаётся временным соблазнам,
казаться не боится безобразным
на фоне зеленеющих дубрав.

Вынашивает творчество в тиши
и без нужды не потревожит Музу,
не обретя достойного союза,
делиться сокровенным не спешит.

Но как могуче вскоре расцветёт!
Как творчество проявит вдохновенно!
Всё тлен. И только творчество нетленно.
И к дому Пушкина отсюда поворот.

1996.

Мир обновился новою травой
и новою листвой в лесах и рощах.
Но ветер, как и прежде, Сороть морщит
и небо отливает синевой.

А в небе громоздятся облака,
накапливая майские осадки.
То форму примут крыльев, то крылатки,
то профиля, размытого слегка.

Здесь, как вчера и двести лет назад,
легко представить, как к крылечку дома
подходит Он, нам до того знакомый,
что пристальный едва отводишь взгляд.

Средь вороха бумаг - его перо,
обгрызенное им от нетерпенья,
как будто вышел на одно мгновенье,
забыв бумаги на своём бюро.

Вот он шагает тропкой, что ведёт
в Петровское, в именье Ганнибалов,
быть может размышляя об опале,
что пушкинский преследовала род.

А "на границе дедовских времён,
где в гору подымается дорога",
не Пушкин ли - верхом, или на дрогах,
или пешком, движеньем увлечён.

Крылаткою, иль тенью от крыла,
иль облаком накрыло речку Сороть.
Возможно, дождик ожидался скорый
и Муза к нам по облаку сошла.

На пушкинской земле немудрено
принять за правду заблужденье это
и повстречаться с Музою поэта,
а может, и с поэтом заодно.

Спустясь с небес, в предутренней тиши
Эвтерпа бродит в заповедной роще,
и в Сороти край облака полощет,
и песню напевает для души.

1996.

---

Поэту, лишившему меня сомнительного удовольствия читать его стихи

Он с "бытиЁм" заигрывал, как мог,
вещая не о сущностном и главном.
"Шарманку ты не заводи",- изрёк,
"гуторя" с Блоком, как всегда, на равных.

"Гуляка праздный" - вот кто мне под стать",-
так Моцарта хвалил запанибрата.
Мечтал он между прочим стать крылатым,
небесную изведать благодать.

"Собрав себя в мешок", он "по наитью"
"жгутом перевязался". "Лопнет жгут" -
в мешке, понятно, крылья отрастут -
и он взлетит над нашим общежитьем.

Сам-друг с горячим "солнцем за спиной"!
Считать МЕШОК, как образ, поэтичным
иль бредом - в компетенции иной.
Я ж говорю о более типичном.

Кого бы ни коснулся взгляд однажды,
он ищет мелочь, упуская суть.
Так выхолостил Блока, Караваджо,
Берн-Джонса, не повинных в том ничуть.

И обо всём поверхностно, слегка,
и к теме, и к героям безразличный,
хоть мог судить "не выше сапога",
зато всегда нахраписто и зычно.

Последовал вердикт, а не ярлык -
феномен пустоты. Но ни на йоту
не изменился он, зане отвык
от повседневной, творческой работы.

Себя зовёт "наивным". От меня
свои стихи упрятал - эко диво!
За "чёрный ящик" прячется пугливо
и критики боится, как огня.

"Теперь уж взгромозжусь на пьедестал,
забронзовею бронзой, стану былью ..." -
хоть славы тем и крыльев не снискал,
уже утешен бронзовою пылью.

3 марта 2010.

---

Тополиная ветвь

А дети вырастают, как деревья.
Деревья вырастают, словно внуки.
Могучий тополь средь потомков - Тевье
над ними простирает ветви-руки.

Закатно крона Тевье серебрится.
Могуч в плечах. И шрамы незаметны -
блеск мудрых глаз разглаживает лица,
а жизнелюбье скрашивает бедность.

Ствол кряжист и годами не искромсан,
он устоит и в непогодь, и в вёдро.
Я - ветвь, живая листьями-потомством,
живая вечным продолженьем рода.

Жена и мать, подруга Тевье - Голда.
Мудрее сердцем, нежели реб Тевье.
Я родовитей всех высокородных,
укоренённей выросших деревьев.

Я - ветка тополиная. По срокам
я разрешусь от бремени весною,
став кровообращеньем, кровотоком
меж Тевье и потомками-листвою.

Я ощущаю шевеленье плода
и счастлива : вслепую и на ощупь,
ликует жизнь.
Фатальному исходу
не выкорчевать тополиной рощи.

25 февраля 2010.

---

Голос весны.

Уйдёт в воспоминания зима,
как временщик, всему и всем чужая,
а с ней уйдут беззвучие и тьма -
всесильные от края и до края.

Лишь показалось : жизнь сошла на нет -
неистребима, хоть жила вполсилы.
Нахлынувший победно вешний свет
вернул и звук и цвет в пейзаж постылый.

Проходит онемение. С верхов
до травяных, цветочных просторечий
мир полнится звучаньем голосов -
звериных, птичьих или человечьих.

Весна - нетерпеливый дирижёр -
расписанную правит партитуру :
ударных звон и духовых напор
в весеннюю включает партитуру.

В ней клавесинны возгласы детей,
клекочут саксофонно-томно гуси,
душой исторгнут нежный голос флейт -
влюблённый голубь в пении искусен.

В ней лай осипших за зиму собак,
кошачий - перед близким мартом - голос,
и солнышка сверкающий пятак
вот-вот подпрыгнет, зазвеневши соло.

Все партии расписаны весной
и потому звучат так оркестрово.
Не отторгай, о Муза, голос мой -
глухой - за неимением другого.

20 февраля 2010.

---

"Ещё не время расцветать нарциссам ..."

Ещё не время расцветать нарциссам,
но сила гонит их из-под земли,
поскольку непреложен и расчислен
привычный ход весенней колеи.

И льнут друг к другу в воздухе морозном,
днём вместе пьют весеннеее тепло -
так выживают кучно, а не розно
птенцы, едва лишь станут на крыло.

Не промыслом ведомы, а инстинктом,
что сохраняет жизнь наперекор
всем войнам, и помпеям, и мессинам,
и мёртвые живущим не в укор.

Набухнет небо снова и провиснет,
то снегом изойдя, а то дождём.
Но стайка птиц и горсточка нарциссов
весенний раздвигают окоём.

Светает раньше, а темнеет позже.
Всё зимнее уходит на правёж.
И вновь и вновь до обморочной дрожи
от молодой весны чего-то ждёшь.

18 февраля 2010.

---

У памяти - особенное зренье.

У памяти - особенное зренье ...
И персонажей памяти моей
я нынче вызываю из забвенья -
и в плоть одену тени из теней.

Подробность выразительного жеста,
улыбки говорящая деталь ...
И время - вспять, и оживает место -
кругами расходящаяся даль.

Все живы и со мной в минувшей дали.
Но взгляд у многих скрыт или потух.
Всё оттого, что многие едва ли
меня найти хотели б средь старух.

Я нынче старше и седее многих.
Пишу стихи. И не родне в альбом.
По их понятьям, я живу убого :
утратила семью и отчий дом.

И что ни час - растёт недоуменье,
непониманье, общий неуют.
Но самый близкий - ты уйдёшь последним.
Из состраданья. Лишних пять минут

без слов и ласки смотришь, как и прежде.
Не принимаешь, но понять готов.
Ведь в нас обоих теплится надежда,
которая обходится бех слов.

12 февраля 2010.

---

Заснули дети, птицы и цветы ...

Приходит ночь на смену суеты
дневной, что на посулы таровата.
Заснули дети, птицы и цветы.
Похоже спят - безгрешно и крылато.

Летают дети и растут во сне.
Застывшим мигом спят под стрехой птицы.
И набирают запах в тишине
цветы в предощущении зарницы.

И кажется : как прежде, напрягись -
и ощутишь биение живого,
что и во сне стремится только ввысь,
своим покоем пренебречь готово.

Заснули дети, птицы и цветы.
Их ангельские души надо мною
и в замкнутом пространстве темноты
сияют неущербною луною.

Душа крылата. Притомится чуть
и изнывает в поисках томленья.
Как будто ей обещан вечный путь,
а не глухое, вечное забвенье.

7 февраля 2010.

---

"Недоброй памяти, поросшее быльём ..."

Недоброй памяти, поросшее быльём,
болящее, что не даёт забыться
и что бессонной ночью или днём
сплетается и вяжется на спицах.

Чужою волею рисуется узор,
картина, что пугает и тревожит.
Вещунья карта выпала в повтор,
и ты унять не в силах зябкой дрожи.

Всё повторяется : бессонницей и сном,
бессилием, никчёмностью усилий.
Как будто в измерении ином,
а не в земном ты существуешь. Или

всё происходит здесь, в отсутствие добра,
в отсутствие сторонней доброй воли,
отброшен волей злой в позавчера,
чтоб страх не забывался перед болью.

Недоброй памяти забытое вчера
отсчёт ведёт свой снова от сегодня.
Скукожилась, опала мишура
закончившейся сказки новогодней.

27 января 2010.

---

Перелицевать облако ...

Перелицованное облако
я вижу снизу и с изнанки,
подбитое лежалым войлоком,
накрыло город спозаранку.

Да так, что ни просвета малого,
ни даже крошечной надежды
увидеть солнце не оставило,
увидеть промежуток между

дождём и вёдром. Влага зимняя
течёт слезою и дождями.
Она чужим прикрылась именем
и делается всё упрямей.

Плутает ветер в небе-войлоке,
пытаясь отыскать в нём дыры,
от сырости продрогнув, дрогнуло
растущее в подлунном мире.

Цветут не зеленью, а плесенью
пресытясь влагою без меры
и жалобною ветра песнею,
опоры дома, окна, двери.

Нет ни дыхания, ни поступи
весны с горячей кровью в жилах.
А ветр то воет, то немотствует,
из плена вырваться не в силах.

Нам не дано перелицовывать
ни естества, ни душ, ни жизни -
живущее, страдать готовое
и уязвимое не книжно.

25 января 2010.

---

"По тем же тропам, по дорогам хоженым ..."

По тем же тропам, по дорогам хоженым
иду вперёд, но возвращаюсь вспять.
Ведь знаю же, ведь знаю : безнадёжнее,
чем путь назад, для счастья не сыскать.

С годами обрастаю предрассудками,
как плесенью недвижная ладья.
Короткими - в мгновенье - промежутками
меж сном и явью обретаю я

то, что теряла или не истратила,
откладывая до счастливых дней
иль на дорогу, чтобы гладкой скатертью
легла передо мной. А я по ней

шла, позабыв про возраст, расстояние,
не оглянувшись, не свернув чуть-чуть
в привычно-обжитое, в то, что тщанием
превращено в обыденный уют.

Мне б не искать утраты, где сподручнее,
и не на людях, и не на свету.
Пусть поиски становятся докучными
и результат найти невмоготу.

В тот краткий утра миг, когда итогово
в своё былое пристально всмотрюсь,
в нём отыщу, возможно, то немногое,
что вызывает радость, а не грусть.

Но не отрину то, что жгло и мучило,
дыханья перехват и перебой,
что надвигалось грозовою тучею,
моей неотменяемой судьбой.

21 января 2010.

---

Мистерия Заоконья.

В горах твердеет время, как базальт.
И океан не ведает сезонов.
Мистерия диктует им законы
и вписывает в вечную скрижаль.

А Заоконье - это задний двор,
"back yard", театр с кулисами и сценой,
где зритель - и артист попеременно,
и своего спектакля режиссёр.

Одни спектакли тянутся сезон,
в финале отдаляясь от дебюта,
другие - сутки, час или минуту.
В игру невольно каждый вовлечён.

Отсутствует четвёртая стена,
и занимает правую кулису
ряд туй зелёных, вечным компромиссом
меж временным и вечным. Вкраплена

деревьев купа, оттеняя цвет
зелёный : то берёза и рябина.
Для подлинности нужен след звериный,
но чужд ему о вечности сюжет.

Софиты - солнце, окна, фонари.
При свете их здесь каждый шаг, как мета,
а сутки, начинаясь до рассвета,
меняют между тем календари.

Артисту здесь не надобен суфлёр :
слова непроизвольны, словно ветер,
и искренни. Так говорят лишь дети,
когда о важном затевают спор.

Щедрее - летом и скупей - зимой
как сети, он плетёт за сценой сцену,
четвёртую, невидимую, стену
по-свойски называя временной.

Мистерия предусмотрела роль
горам и океану - декораций.
Здесь, в Заоконье, всяк без вариаций -
герой и зритель - добывал хлеб-соль.

Пусть горы с незапамятных времён,
услышав разговор простосердечный,
напоминают высотой о вечном,
о том, что каждый временем пленён;

пусть океан им вторит, словно хор
из греческих трагедий. Горсткой праха
считали человека, но без страха
он борется с мистериальных пор; -

живёт на пятачке своей судьбы,
теснимый, словно океаном остров,
в своём "сегодня" видит ближний отступ,
а в дальний не глядит без ворожбы.

Он знает о конце с младых ногтей.
Как в Книге, открывает в Заоконье
незыблемые вечности законы,
в мистериальной вечной простоте.

4 января 10.

---

"Не зависть движет мною ..."

Не зависть движет мною, вовсе нет -
я не соперник дерзким и успешным.
Поэзии поспешной не приспешник,
не побегу за модою вослед.

Печалюсь и жалею? Я сама -
средь нынешних - достойна сожаленья.
Но с городом и миром лучше пренья,
чем в одиночку выжить из ума.

Совпасть в немногом, не совпасть ни в чём,
быть меченой иль вовсе незаметной,
ответа ждать, остаться безответной,
кому-то стать "жилеткой" иль "плечом".

Но не по мне послушным стать смычком,
чужой рукой и умыслом ведомым.
Мелодией чужой и вероломной,
на шутовской короне бубенцом.

Быть флейтой для предателей-друзей,
смущеньем Гильденстерна - Розенкранца
в момент, когда в расчисленном пасьянсе
сбой угрожает избранной стезе.

Все люди - в связке. Попадут в силки
и жертвы привходящих обстоятельств,
и главари альянсов и предательств,
и сам герой - рассудку вопреки.

Не наложить на промысел табу ...
И потому, от зависти избавясь,
лишь назову - "предатель", "жалость", "зависть", -
название врывается в судьбу.

7 декабря 09.

---

"Белая муть в Заоконье ..."

Белая муть в Заоконье -
как помутненье хрусталика.
Неба набухшее лоно
вспорото ветром, как скальпелем.

Снег отовсюду - круженье
белых сквозь белое призраков.
Попран закон тяготенья
ветром - взбесившимся физиком.

Всё побережье обрыскал
главный хозяин на Севере.
От постоянного риска
перегружаются серверы.

День не зажёгся сегодня -
лишь фонарями да окнами,
словно ковчег новогодний,
дом наш рисуется контурно.

Дом перебелен. Пробелом
белым лежит Заоконье.
Но поначалу несмело
крепнет в нём звук посторонний.

Снегоуборочным скрежетом
кто-то до дерзости храбро
в белом пространстве заснеженном
греет надеждой Бар Харбор.

Мне возвратит Заоконье
с чёрно-зелёными пятнами,
пахнущее исконно
свежестью, хвоей и мятою.

20 декабря 09.

---

Заоконье.

Повседневность моя - Заоконье,
неуютное на межсезонье.
Поддаётся зима на уступки :
моросит или сеется крупкой.
Зарядило на сутки и боле,
отнимая и силу и волю.
Я топчусь, словно лошадь в загоне,
в круговерти на злом межсезонье.
Прежде вижу - подслеповатый
свет фонарный и грязную вату.
После - в тесной дворовой вселенной,
сопрягая с порывами ветра
стиховую энергию метра, -
Заоконье - и данник, и ленник.

16 декабря 09.

---

Двое в танце.

Двое в танце - нельзя быть ближе,
чем губами к губам припасть.
В вихре чувства, а не интрижек
двое в танце танцуют страсть.

Эти двое - одни на свете :
танец - жизни равновелик.
Непосредственны, словно дети
иль любовники в краткий миг.

Шаг ... ещё ... поворот ... Скольженье -
притяжения беспредел.
Нескончаемо опьяненье
в пантомиме сплетённых тел.

Кто преследуем, кто охотник -
оба светятся тем огнём,
что сжигает их безотчётно
и сужает круг - окоём.

Обладают, не обладая,
отдаются, храня, как дар,
этот миг - доходить до края
и бросаться снова в пожар.

Рвутся в полном экстазе струны,
обморочен скрипач сполна
страстью - той, что сплетает юных,
опьяняя крепче вина.

Шаг ... ещё ... поворот ... За гранью
ритма бешеного кружась,
неподдельно и филигранно
двое в танце играют страсть.

4 декабря 09.

---

Графика зимы

Душе полезна графика зимы :
вдруг увлечёшься тайнописью веток,
возникшей из рассветной полутьмы -
предчувствием искомого ответа.

О непривычной глазу красоте
причудливых природных геометрий,
где ствол и ветви в зимней наготе
пронзительнее мелодичных метров.

Не умолкает путаный мотив :
мелодия утраты и прозренья.
То в непогодь надлом или надрыв,
то душу закуёт оледененье.

Всё ж привыкает постепенно глаз
к негармоничным или резким формам.
И внутренне уже приемлешь вязь
графических подробностей, как нормы.

Вот белый ствол, вот серый, вот темней -
полосками надежды и утраты,
хитросплетенья стынущих ветвей -
как лабиринт. И надо б на попятный,

да некуда : судьбы неровный шаг,
зигзаги, непонятные изломы.
И, опоздав на годы, прежний знак
воспринимаешь, будто он искомый.

Меж глазом и ветвями нет листвы -
обнажена деревьев зимних сущность,
сама себе довлеет, без молвы
и без прикрас - не хуже и не лучше.

Вглядись в неё, как в самоё себя,
в хитросплетенья собственной натуры :
живи - живя и полюби - любя
мир чёрно-белый - зимнюю гравюру.

2 декабря 09.

---

"Не спрашивай меня ..."

Не спрашивай о том, как мне живётся ...
Я промолчу в ответ, поняв давно :
вчерашней шхуне средь новейших лоций
торчать анахронизмом суждено.

Глухою, и немою, и незрячей
зарыться б в донном иле и песке,
считая день - утраченный, вчерашний -
противовесом нынешней тоске.

"На дно!" На дно!" - смеётся море зыбью. -
Глухим, незрячим, заодно немым
ты станешь там, каким бы прежде ни был,
земной заботой больше не томим.

Средь молчаливых или равнодушных
сокровищ донных, водорослей, рыб
забыться и забыть о жизни скучной ...
Здесь вечный сон - там вечный недосып ..."

О, вечный сон - без сновидений отдых
уставшего от непосильных нош!
И лёгкой зыбью - годы и невзгоды,
и лёгкой ношей - океана дрожь.

О, голос, и призывный и влекущий
к свободе без очерченных краёв!
К бездонным, бесконечным райским кущам
с благоприятной розою ветров.

Не приоткрылся смысл новейших лоций,
но водорослей донных горек вкус.
Не спрашивай о том, как мне живётся, -
дай силы - завершить свой прежний курс.

24 ноября 09.

---

Словно нехотя ...

Вот и рассвет - словно бы нехотя,
серое облако старою вехотью
гасит пунктир фонарей.

Утро ноябрьское, словно оглохшее.
Редкая чайка на крыше нахохлилась -
птицею зимних морей.

Видимо, ведомо чайке-вещуньице,
выйдет ли солнце иль только прищурится,
лик от земли отвратив.

Ведома чайке игра океанная,
знает, что шторм и волна окаянная -
мощи прилив и отлив.

Знает причуды неброского города,
знает, что лето на севере коротко,
и запасается стойкостью впрок.

К перипетиям - долготерпением,
к пережитому - быстрым забвением,
не полагаясь на рок,

словно бы нехотя крылья расправила,
росчерком крыл подтвердившая правильность
естествознания птиц и зверей.

19 ноября 09.

---

Три милосердные женщины

Три милосердные женщины :
Вера, Любовь и Надежда -
в век суррогатов развенчаны
иль вдохновляют, как прежде?

Нет, я их вижу воочию,
как, пригорюнясь по-вдовьи,
сводной сестрой одиночества
словно вросли в изголовье.

Им милосердствовать свойственно
в веке пророчеств-кликушеств,
по-матерински, по-сёстрински,
не разбирая, кто лучше.

В очи мои укоризненно
смотрятся ежевечерне :
"Нет в тебе крепости жизненной,
мудрости не эфемерной.

Верой, Любовью, Надеждою
вместо экранных кумиров
мы возвращаемся - прежние ..." -
шёпоты нежат, как мирра.

Доброго времени вестницы
на сновиденья похожи.
Движутся сёстры-наперсницы
от изголовья к изножью.

12 ноября 09.

---

"Ни в себя не уйти, ни сбежать от себя ..."

Ни в себя не уйти, ни сбежать от себя.
Между мной и другими простёрлась страна.
Я в себя проникаю до самого дна,
и остался не пройденным - шаг воробья.

Воробьиный шажок, чтоб узнать: отчего
я привязана к знакам, названьям, словам,
к их подобиям - чувствам, предметам, вещам,
будто есть меж словами и жизнью родство.

Будто жизнь есть подобие подлинных слов :
скажешь слово - и пробуй реальность на вкус,
а рукой наберёшь - вспыхнет огненный куст
купины. И опять жизнь полна до краёв.

Воробьиный шажок - самый подлинный знак.
Купина загорелась - но гол березняк.

10 ноября 09.

---

Полоска света

Под шторою - полоска света.
День просится впустить его.
И, как живое существо,
он льнёт и ластится при этом.

Впустила в комнату восход :
неразвидневшееся утро
с дождём и снегом. С хмурым, смутным
двором - подобием тенёт

Здесь глохнет самый громкий звук,
а все концы и все начала -
вплоть до последнего причала -
замкнулись здесь на слове "вдруг".

Уходит осень не впервой.
Но уходящее дороже
мне с каждым годом. И тревожит
доселе скрытое горой.

Но по утрам и вечерам
меня влечёт полоска света -
моей причастности примета
не замкнутым, иным мирам.

5 ноября 09.

---

Лисья беготня

Осень убегает рыжею лисицей,
оставляя клочья шерсти на кустах.
Время вспять не ходит, но лисе приснится
осени ненастной беспричинный страх.

Рыжую настигнет белая лисица -
запах страха точно указал ей путь.
А луна привычно немотой томится -
может, и жалеет рыжую ... чуть-чуть,

но чего невзвидишь под покровом ночи?
Ко всему привыкла не при свете дня.
И на лисью схватку закрывает очи :
ей надоедает лисья беготня.

Голосит по рыжей ветер долгим воем,
клочья белой шерсти треплет в небесах -
первый снег прикроет лёгоньким подбоем
кровь багряных листьев и животный страх.

Нету страха смерти более у рыжей -
поняла, что смерти ей не миновать.
Белый призрак ближе. Раны нежно лижет.
Стынет лист багряный. Тишь и благодать.

Подбелив предгорья, оголив деревья,
белая решила, что её пора
утверждаться в праве, утверждаться в вере
прочно, и надолго, и на всех пaрах.

4 ноября 09.

---

Невосполнимо ...

Тяжёл осенний дым и пахнет горечью,
горчит в лесу от палого листа.
Я вздоха не расслышала о помощи -
все звуки поглотила темнота.

Тебя - несовместимой с жизнью травмою -
отметил рок не первого в семье.
Жил человеком, а угас, как праведник,
пройдя сквозь комы инобытие.

Смерть победила, как ты ни упрямствовал.
Спрямилась вдруг сердечная волна.
Нет больше брата. И семейной памяти
хранителем осталась я одна.

Дымы плывут издалека, узорами
напоминая рваные тяжи.
Так осень догорает в крематории
и стынет пеплом в тайниках души.

25 октября 09.

---

Октябрь

Он идёт спотыкливой походкой,
красоту растерявший октябрь,
сквозь изношенные подмётки
ощущая дождливую рябь.

Скарб его не тяжёл : крохи лета.
Луч - на память, да лист - на помин.
Ни защиты от сырости нету,
ни от сирости - всюду один.

Неухожен : без бабьей заботы
и без бабьего лета - тепла,
было жалко его отчего-то,
и за что-то простить не могла.

За душевное несовпаденье,
за осенний раздрай и разор,
за безвольное опустошенье -
что скрывает рассеянный взор.

Прячет взгляд - я гляжу ему в спину.
Но походка его выдаёт.
В ней не выбор : остаться - покинуть,
приговор : расставанье, уход.

Он уходит. Задумчиво-хмурый,
прячась а плащ - клочковатый туман.
Лишь походка - вторая натура -
приоткроет мне тайное тайн.

16 октября 09.

---

Рябиновое волшебство

И я рябиной чужеземной
средь здешних клёнов и дубов
настойчиво, упорно, немо
свою отстаиваю кровь.

С осыпавшейся позолотой,
с косноязыкою листвой
заспорило высокой нотой
рябиновое волшебство.

Уйдёт в морозы неизменной,
как люди - в скит, в легенду, в миф.
И не монетою разменной,
а как старинная финифть.

Вкус набирая от мороза,
цвет - от осеннего луча,
упрячет горечь, чтобы позже
воскреснуть, кровью горяча.

Горячей кровью незабвенья
и терпким вкусом сумасбродств,
чтоб позaбыть в хмелю осеннем
о холоде летейских вод.

11 октября 09.

---

"Дуэль не кончен ..."

"Дуэль не кончен ..." - раненый Поэт
последней волей взводит пистолет. -
Мой выстрел ..." И слабеющей рукой
стреляет ... "Я отмщён ... Теперь ... покой ..."
"Покой и воля ..." Не было и нет!
Метель не заметёт дуэльный след.
И отдаются в сердце болью тряской
рессорные движения коляски.

Средь муз узнал Поэт "покой и волю".
Но та, сродни Мадонне, поневоле
повинная в любви, дуэли, смерти,
в попытке осознать себя в событьях,
твердит лишь "Пушкин, Пушкин ..." по наитью, -
"Она не виновата!.. Ей поверьте!.."
И с ложечки синеющие губы
берут морошку, лишь едва пригубив.

"Ну, подымай, да выше, выше, выше ..." -
пред взором внутренним его открылась ниша,
в которой наконец покой и воля,
и нет телесной и душевной боли.
"Прощайте..." - шепчет и ласкает взглядом
и книги, и друзей - вдали и рядом.

Черты лица смягчились не борьбою -
провиденьем душевного покоя..

Он, высочайшей милостью прощённый,
простил врага, врагом не бережённый.
Печальна мудрость, но потусторонна ...
"Дуэль не кончен ..." - Как курок взведённый.

10 октября 09.

---

"Листья гадальными картами ..."

Листья гадальными картами
ветер на тропке асфальтовой
кинет. Сакральными знаками
тут же проступят на слякоти.

Ветер приносит пророчество :
множество лет одиночества,
те же напрасные хлопоты
для приращения опыта.

Тайнопись места казённого
не обойдёт обойдённого,
дальней дороги истоптанность -
всё, как всегда, - допотопное.

Осень - сомнений потатчица -
действует тихо и вкрадчиво.
И не заметишь - опутает
бренную, тленную, утлую.

Тут же подкинет средь прочего
карты краплёной пророчество.
Ветра порыв - перемешаны
наши грехи и погрешности

знаков и карт. Предсказание
тронет одним лишь касанием -
пробует крепость остаточно.
Пришлых, соломенных, ваточных.

---

Сожжённые мосты

Меж моею правотой
и твоею правотой
мост сожжён - никакой переправы.

Захотеть - не одолеть,
не хотеть - не одолеть
рознь меж берегом левым и правым.

Запалили с двух концов.
Ни посланий, ни гонцов.
Невещественные мнятся обиды.

Береди - не береди :
в нашем схожем "впереди"
ничего не случится для виду.

А деяния в слова
превращаются, едва
начинаешь привыкать понемногу,

что не бывшее, как дым,
стало облаком седым -
выстилает невзгодой дорогу.

От моей неправоты
до твоей неправоты -
лишь сожжённые мосты ...

... след хранят от порога к порогу.

1 октября 09.

---

Запоздалое ...

Я - маленькая. Дочка. Tochter. Папина.
Но папа - чёрен волосом. Я - белая.
Я - из местечка, жмусь к нему, несмелая.
Ему несу обиды и царапины.

Война. Мне - 10. Мой отец в трудармии.
И вот побывка. Верю и не верится :
глаз синева тусклей, а взгляд затравленный.
Вкруг шеи шарф, живой от вшей, шевелится.

Не обвинял : война - считаться тратами?!
Не боязлив : начальнику с собакою,
прикладом выгонявшему на каторгу,
смотрел в глаза несломленным Иаковом.

Оглохший вскоре, не казался "бедненьким",
остался доморощенным философом,
и - без образованья - собеседником,
ветхозаветным мудрецом Иосифом.

С копной волос, вершиною белеющих,
до зимних холодов в рубашке байковой,
с гантелями - заметный летней майкою,
сам из породы любящих и греющих.

Ладонями, как дланями, одаривал,
качал внучат и попросту - вынянчивал,
всегда с добром : со сказкой или пряничком,
тем безотказней, чем больней и старее.

Он, кулаком гвоздь загонявший в дерево,
"Работать - так работать", - припечатывал,
заканчивал, как точку ставил. Верилось,
что он на век с растущими внучатами.

Как дерево, был стоек. Рухнул деревом,
смешав понятья : скромное - великое.
Не накопил ни золота, ни сЕребра.
Во мне остался малою толикою.

24 сентября 09.

---

"Домашней кошечкой, постельной ..."

Домашней кошечкой, постельной
собачкой быть не довелось.
Не вышло жизнь расшить петельным
иль бисером. А жаль до слёз.

Как пригодилось бы сегодня
уменье жить да поживать,
в стремлении богоугодном
приращивая благодать.

Вальяжно, тихо и покойно ...
И сердце веселит, и глаз ...
Меня ж затягивает в войны
и в спор бесплодный всякий раз.

Собрать бы бисер, что метала,
на нити нервов нанизав,
уж не браслеты - покрывала
связала б, траты отыграв.

Без риска обшивать петельным
кружки в салфетке-"ришелье" ...
Но дырочки стригут артельно
на мне, всей стаей, стригали.

Мне б сплетни ткать среди похожих
старушек - ко стежку стежок,
а не вправлять, враждебность множа,
стиха основу иль уток.

Как мускулы, ращу колючесть
и тяжесть взваленных вериг.
В душе благословляю участь
и проклинаю каждый миг.

22 сентября 09.

---

Куда ведёт?..

А океан лежит, как поле,
рябь - свежескошенной травой.
И пахнут водоросли волей,
а не гниющею водой.

По росной луговой тропинке
лишь памятью брожу босой,
барашком голубым барвинок
возник на море предо мной.

Как пена белая, - ромашки
усыпали цветущий луг,
но вот качаются, и кашка,
и васильки ... Но близорук

мой взгляд. И прихотливо старость
глаза мне застит. Сквозь туман
смотрю на то, что мне осталось
и что зовётся "океан".

Немало, но зато наглядно :
ни босиком, ни вплавь, ни вброд.
А тропка нитью Ариадны
ведёт ... Куда она ведёт?..

21 сентября 09.

---

Зябкость ...

А мы вступили в полосу дождей -
от сырости в жилище не укрыться.
Живому зябко в доме и в гнезде -
нахохлившись, под стрехой мокнет птица.

Стена дождя надёжнее оков,
надёжнее прочерченной границы.
Блуждает взор средь четырёх углов,
тропинкой - отсыревшею страницей.

Мне зябко не от сырости, И дрожь -
не та, что от дождя или от стужи.
На чувство предполётное похож
озноб, что не во мне, а будто вчуже.

Томленье духа, звуковой напор,
а меж лопаток крепнут сухожилья.
Я рвусь стене дождя наперекор,
вдруг обретая для полёта крылья.

Там, выше, солнце, землю обсушив,
не разберу - восходит иль садится.
Воздушных струй несёт меня мотив -
машу крылом нахохлившейся птице.

Мне б только не упасть и долететь!
Уступит страх отчаянью отваги,
заглушит голоса : "Назад! Не сметь!"
Благословен закон воздушной тяги!

18 сентября 2009.

---

Рэчел-Ханна (диптих)

Древо жизни обновилось почкой.
Ей родиться выпало весной,
крохотке - сестрёнке, внучке, дочке -
будущего времени связной.

Трепетною жилкой на височке
скольких поколений бьётся пульс!
К моему плечу приткнулась щёчкой -
я к её теплу душой леплюсь.

В будущем - иль станет буквой строчной,
иль, на радость близким, - прописной, -
мир вокруг неё да будет прочным!

Обновляясь вечной новизной,
радует - сестрёнку, внучку, дочку -
силой чувств и неба глубиной.

Март-апрель 2003.

Шесть лет спустя ...

Твоя доверчива ладошка
во взрослой преданной руке.
Мы говорим не понарошку,
а о серьёзном - о реке.

И - Как течёт, не растекаясь?
И - Почему в ней облака?
Как вышла длинная такая?
И - Почему река - "река"?

Да, Рэчел с "реченькой" похожи :
изменчивый, глубокий взгляд,
и говорливость, и пригожесть,
и настроений перепад.

Река не может притомиться,
неутомим её поток.
Устала Рэчел-баловница,
смолк неумолчный голосок.

Ищу повсюду Рэчел-Ханну.
"Ты где?" - с карандашом в руке
рисует, затаив дыханье,
и пишет "Rachel" в уголке.

Всё узнаваемо - до дрожи
сердечко с жизнью в унисон.
И карандаш спешит, итожа,
работой воодушевлён.

И яркость детских впечатлений,
и безоглядность, и восторг
от цвета, формы, встреч, мгновений -
на вырост, в будущее, впрок.

А в Рэчел жизнь, не уставая,
трепещет жилкой на виске.
На сон ей Пушкина читаю,
и на словах "царица злая ..."
ладошка дрогнула в руке.

16 сентября 2009.

---

"Привкус осени в утреннем вдохе ..."

Привкус осени в утреннем вдохе,
пряди ржавые - словно подвох.
Осень душу застала врасплох,
не готовую к жертвенной охре.

Ржавь что плесень. Тоскует душа
по зелёному летнему цвету,
с ним уходит энергия лета
и по капле моя - не спеша.

Вот и в памяти, точно в сполохе,
быстротечное лето сквозит
сквозь ветшающий свой реквизит,
в каждом выдохе, вдохе и вздохе.

Одержимой была, троеручной,
я без счёта дарила тепло ...
По-осеннему заволокло
даль свинцовой заблудшею тучей.

Занавешена даль. Но пророчит
отчуждение долгое дней
зимних - тех, что намного длинней,
хоть считаются много короче.

09.15.09.

---

с.д. с ответной любовью.

Что мне нашепчет океан,
когда латиницей, как зыбью,
он испещрён ; далёких стран
кириллицы во мне не выбил?

По духу близки - далеки
по воплощению и стати.
Он ни одной моей строки
не знает, как моих грамматик.

В него, как в вечность, я гляжу
и от неё затеплю свечи.
Традициями дорожу.
Одна из них - суббота, вечер.

Когда меняю фартук на
привычную клавиатуру
и остаюсь совсем одна
под неба тусклым абажуром, -

иное время настаёт :
для азбучных высоких истин,
недетской детскости забот,
чей смысл правдив и недвусмыслен.

Как океан. Не перевод,
не скрупулёзнейший подстрочник,
а подлинник, и приворот,
и вдохновения источник.

Мне, сумасшедшей городской
и жительнице сухопутной,
не страшно со своей тоской,
коль в спину дует ветр попутный.

10 сентября 2009 г.

---

Конкурс "Азбука". Буква "Ж"

То не в небе вспыхнул жар
и не во поле пожар,
то волшебная Жар-птица
покружилась и садится,
распуская буквой "Ж"
хвост пригожий на меже.

---

Санитар сайта *

В душе его одно стремление,
навязчивое - "идефикс",
стать санитаром сайта. Бдением
очистить "грешный наш язык".

С занудным пылом, наставительно
метёт, скребёт и вновь метёт,
пока не станет ложью истина,
а ложь - совсем наоборот.

Не по сусекам, а средь мусора,
средь хлама истин прописных,
он наскребает правду - тусклую,
как залежалый, тусклый стих.

Затем - внедрить свои стандартики,
как новоявленный ликбез,
вооружившись правдой-маткою,
спешит ... с метлой наперевес.

С метлой? Нет, зубы всё ж сподручнее.
И щёлк несытый слышен мне,
и горло, судорогой скрючено,
бессильно воет при луне.

Он равен диггеру в дотошности.
Но будет ли поэтам толк,
коль по "заведомой оплошности"
в Зоилах утвердится ... волк?


*Это 2-я часть диптиха, первая часть которого под названием "Перо - как заступ" (" Диггер") была напечатана раньше.

---

Час отлива.

Час отлива. По дну океана
я брожу, не встречая помех,
удивляясь смещению вех
и смещенью основ постоянных.

Зыбь и твердь оказались конечны,
словно бездна и высь, свет и мгла.
Разомкнулась вода и ушла.
Будто не было. Будто навечно.

Без воды доживают моллюски
и, ненужные, корни в песке.
Смерть в потоке и жизнь налегке -
без греха, покаяния - тускло.

Вчуже прожитой жизни останки,
о которой и памяти нет.
И в песок не впечатался след
наважденья, фантома - обманки.

Лишь приливом наполнится чаша,
как исчезнет покой неживой.
Станет линией береговой
океан с горизонтом всегдашне.

Но останется привкус обмана
от пути, что пролёг в глубине
усомнившейся в правде, а не
расступившегося океана.

---

Певице Л.М.

Мне голос пел ...
Волнению предтеча,
дыханье прерывается на миг,
и кажется, прибоя гул возник,
и волны устремляются навстречу.
Мне голос пел ...
И жаркое контральто,
наполнив зал стенаньем и мольбой,
невольно увлекает за собой,
и в горестях победно и крылато.
Самой судьбой даровано певице -
за всех влюблённых, павших и живыъ,
всей силой чувств, небесных и земных,
взывать и рваться, плакать и молиться.
Такая мука в голосе и позе,
в движеньях гордых рук такая страсть,
что против воли ощутишь их власть,
и высохнут непролитые слёзы.
Сердца во власти чистого искусства,
согласно бьются в такт чужой судьбе,
и сострадать ей, и о ней скорбеть
готовы, переполненные чувством.
Так пой же, пой!
Ещё одно мгновенье -
и хлынут чувства, как морской прибой,
и смоет накипь силой неземной,
душе даруя радость очищенья!

---

На конкурс. Буква Б.

Дружит с буквой "Б" бобёр,
не затем чтоб бить баклуши :
с ней на речке - быстр и спор,
а на суше - бобрик сушит.
С нею блеском серебра
обладает мех бобра.

---

Азбука. Конкурс, Буква А.

Первой буквы добрый знак -
словно в жизни первый шаг.
Первые твои слова
с самой первой буквой - А :
мама, папа, брат, сестра,
баю-баю, спать пора -
это азбучные тайны
грамоты первоначальной.

---

"Перо - как заступ ..." ("Диггер")

Перо - как заступ. Им бы рыть могилы
на кладбище бомжей-самоубийц,
а не стихи возделывать бескрыло
и трезво, как столбцы передовиц.

В таких стихах кладбищенский порядок,
и между строк - кладбищенский покой.
не вызовут ни гнева, ни отрады
своею нежилою прямотой.

В них чувства тем же заступом отмерят -
от сих до сих. Кладбищенский гранит
с рифмованною болью о потерях
читающему больше говорит.

Рифмованные холмики - стишата -
с оградкою, скамеечкой, столом.
Всё скромненько, прилично, без пошатки,
сработанное заступом-пером.

---

Непредсказуема весна ...

Непредсказуема весна,
весь май меняющая маски :
то неприступно холодна,
то лету строящая глазки.
Со снегом вперемежку дождь -
предзимье на исходе мая.
А ты упорно лета ждёшь,
на календарь не уповая.
И вновь обманываться рад,
приняв за истину посулы,
когда в весенний снегопад
надежда радугой сверкнула.

=======

Молодая листва
опоздала родиться в апреле,
май ей жизнь даровал,
но крестил её в снежной купели.
Родилась вопреки,
не отмечена громкою одой,
хоть и с красной строки
запись сделана в книге природы.
Расцвести и процвесть -
обозначены сущему сроки.
Среди многих чудес
это кажется самым жестоким.
Поредеет листва,
и откроются новые дали,
словно в книге глава,
в вечной книге надежд и печалей.

---

"Здесь есть и кровля, и постель ..."

Здесь есть и кровля, и постель,
и прочих благ не счесть.
Но там, за тридевять земель,
меня качала колыбель -
там дом, какой ни есть.

Как неприкаянному цель,
так мне оттуда весть.
И я , за тридевять земель,
всё жду и в вёдро, и в метель -
какую ни на есть.

Здесь океанская купель
и горы - не залезть.
Чужие высь, и глубь, и мель.
А там, за тридевять земель,
мой дом, какой ни есть.

Душа прошедшего - как дар
за тысячью морей,
Не переспорить календарь,
но не покинь меня - как встарь,
поговори с моей.

---

Грустный аккорд

Высоко и покато неба свод голубой.
Словно ветер, крылата, к нам весна на постой.
Щедр на чистые краски оказался апрель -
для весенней покраски предпочёл акварель.

Но в весеннем веселье слышен грустный аккорд :
не в ладах с акварелью липы грустный офорт.
Контур липы весною беззащитен и наг,
рядом с пышной листвою как сомнения знак.

Ей и хочется верить в обольщенья весны,
в то, что лета преддверье - не обманные сны;
в то, что праздник весенний вновь идёт по земле, -
путы зимнего плена ощущает в стволе.

Вся в сомненьях, листочки прострочила вчера,
как весны оторочку, - не уходит хандра.
Напряглась в ожиданье сучковатая ветвь :
что ей ждать - выживанья или радости - впредь ...

---

Весенний ветер

Дней мартовских февральские предтечи
несли с собой холодным дням взамен
азарт игры с зимою в чёт и нечет
и раздували ветер перемен.

Его напором разрывает почки,
и в рост идёт зелёная трава,
и размыкают нёба оболочку
к гортани подступившие слова.

---

"Мимо безымянных деревень ..."

Мимо безымянных деревень,
мимо станций, мимо дальних далей
мчится поезд. Угасает день,
как в туннель, в потёмки попадая.

Сквозь ночной, ослепнувший туннель,
сузивший пространство до предела,
фарами нащупывая щель,
поезда протискивалось тело.

Вдруг над нами вспыхнула звезда -
множество огней на небосклоне.
Может быть, промчались поезда,
проскакали бешеные кони.

Не объять немеряную даль,
не расчислить звёздное пространство.
Тихим вздохом выдохнешь печаль -
горечь о конечности всех странствий.

---

Пресловутое "кабы"

Я б хотела по-бабьи
уткнуться в мужское плечо,
ощущая себя беззащитной и слабой,
чтоб меня пожалели, а я - ни о чём ...
Пресловутое "кабы".

Я могла бы по-бабьи
прекратить одиночества счёт,
настоящим и будущим жить мне пора бы -
время только в одном направленьи течёт ...
Пресловутое "кабы".

Я б хотела быть слабой
и начать новой жизни отсчёт.
Только я, как несущий энергию кабель,
жить могу, когда в сердце моём горячо ...
Пресловутое "кабы".

Не дано мне быть слабой.
Да и нету мужского плеча,
чтоб забыться, уткнувшись по-бабьи,
отдаваясь на волю забытым речам ...
Пресловутое "кабы".

---

Со-участье

Лишь встретить руку -
ощутить участье :
быть вновь среди живущих на земле,
освобождаясь трудно из-под власти
угрюмых мыслей о надмирном зле.

Лишь чувствовать -
молчанье со-участья,
пусть между нами рушится барьер
непониманья.
И тогда напасти
померкнут средь обыденных потерь.

Лишь улыбнуться -
словно со-участник,
и взглядом показать : "Я не чужой,
а радостям и горестям причастен",-
ответа ждать с открытою душой.

Лишь устоять -
и не скользить по насту,
по тонкому, подтаявшему льду,
когда чужой, неправедною властью
подвергнешься неправому суду.

Лишь услыхать -
с улыбкой : "Друг мой, здравствуй!" -
и верить, что ухабы бытия -
как это преходящее ненастье.
А жизнь идёт -
она особь статья.

Спасибо всем, кто поздравил меня с 78-летием и прислал свои поздравления на сайт и по электронной почте.
Ваша
Ася Сапир.

---

А на том берегу ...

А на том, на покинутом мной берегу,
три берёзы стоят, по колено в снегу.
Под берёзами - мама, отец и сестра -
три могилы. Зимою - три снежных бугра.
Их несходство - ведь каждый по-своему жил -
всё посмертно уравнено сходством могил.
Снег на фото повязкою лёг на глаза,
и, повторно закрыты, не могут сказать,
что на каждом особенной жизни печать.
Не печать, а непрожитой жизни печаль,
отчего мне по-своему каждого жаль.

Здесь, на кладбище общем, суровой зимой
все едины : нет крови родной иль чужой.

Но весна или лето вскрывают следы
несмываемой краски - неумной вражды.
И отнюдь не молитвою за упокой
в цоколь наискось вписано чёрным : "жиды".
В этом горькое сходство посмертных судеб -
посерел одинаково траурный креп.
Только чёрная надпись чужою рукой -
вечной чёрною меткой, - повсюду со мной.

Я обиду забыть и избыть не могу
и на этом, чужом для меня берегу.

---

"Я была счастливою женщиной ..." (из цикла "Врозь. Памяти мужа")

Я была счастливою женщиной,
защищённой любовью от бедствий.
Я была королевой невенчаной
в нами созданном королевстве.

Управляла, а также правила,
словно нехотя подчинялась.
Мой король!
Я теперь оставила б
трон и титул - такую малость.

Я готова признать неравенство
и хотела бы быть слабее.
Мой король!
Чтоб тебе понравиться,
прикажи - изменю себе я.

Ветер хлопнет дверями праздными
в опустелом моём королевстве...
Мой король!
Так уходят праздники,
уступая дорогу бедствиям.

___

Перед тобой не виновата,
за то прощения прошу,
что к расставаньям без возврата
я приобщиться не спешу.
За неизбежную невстречу
и неуступчивость судьбе,
что мне наворожила "нечет" -
"чёт" напророчила тебе.
За неожиданность рассвета,
что откровению сродни,
за "сердца горестные меты" -
тобой не прожитые дни.

---

Окно в ночь

Окно выходит в темноту,
в мир, замкнутый морозной ночью.
Не нарушает немоту
звёзд молчаливых многоточье.

Им обрывается строка
невидимой, но зримой книги,
в которой жизнь моя, века,
тысячелетья - только миги.

Меня притягивает ночь
и ею скрытое пространство,
где в самой гуще и обочь
пульс жизни бьётся резонансно.

Вот и во мне, как в малых прочих,
он бьётся звёздным многоточьем.

---

Колокола

Наплывает гул колоколов,
тишину застывшую нарушив,
гулкою мелодией без слов
забирает в плен сердца и души.

Зарождаясь где-то в вышине,
мир объемлет всеохватным гудом,
и опять душа на крутизне
замерла пред рукотворным чудом.

С крутизны, куда ни кинешь взгляд,
пушкинского времени приметы.
И колокола гудят, гудят
бронзовым акафистом поэту.

Прах душа его пережила,
после смерти убежала тлена.
И гудят, гудят колокола
страстно, просветлённо, вдохновенно.

Древний Святогорский монастырь
заполняет звоном колокольным
сердца перепаханный пустырь.
Звуком долгим, долгим, дольним, дольним...

---

Нельзя вернуться в прошлое

Нельзя вернуться в прошлое,
чтоб снова да во здравицу,
чтоб вновь да по-хорошему
с судьбой-заимодавицей.

Чтоб не казалось дерзостной,
нелепою интригою,
что, как ломоть, отрезано
необратимым выбором, -

не биться над загадкою,
не смаковать ушедшее,
и от себя украдкою
не рыться в старой ветоши!

Дать срок. И смоет водами
счастливое небывшее.
С грядущими невзгодами
мне жить под новой крышею.

---

Вид из окна

Мир за окном невнятным силуэтом
уже возник в рассветной полутьме,
и я слежу за таинством рассвета
в неспешной череде его примет.

В его сюжете нет деталей лишних,
и многие уходят в даль времён,
а рамою моей оконной ниши
вид из окна всего лишь обрамлён.

На первом плане - дом, деревья, крыши.
Сквозь тихий снег, летящий наискось,
здесь утреннего шума не услышишь,
лишь шелест шин - всё мимо или вскользь.

Заметишь повседневные детали :
горящие ненужно фонари,
к ним льнут снежинки беспокойной стаей
и тают, тают в проблесках зари.

Домашними животными без дома,
покинувшими тесный неуют,
машины зябнут в полусонной дрёме,
как всё живое, тоже утра ждут.

Увидишь веток зимние узоры,
над крышей дым, белеющий забор -
и ощутишь, что выиграл неспоро
рассвет с ночною тьмою вечный спор.

Но не в душе, пока ещё не здешней,
куда рассвет сегодняшний не вхож.
И вечерами плачешь безутешно,
а по утрам опять чего-то ждёшь.

Среди других запомнится едва ли -
обычный в необычном январе,
всё ж радуешься дню в его начале
и - неслиянно - утренней заре.

---

Метель

Закусила метель удила,
вдруг рванули бешено кони,
и густая метельная мгла
заметалась, словно в погоне.

Будоражит метель, как хлыст,
и, земли не касаясь копытом,
кони мчат, а пугающий свист
торжествует в ночной сюите.

Правит тройкой метель сама.
Прочь с дороги - не то в экстазе
ненароком сведёт с ума
иль смахнёт, как соринку с глаза.

Обезумела тройка саврас,
мчит напористо и упрямо,
наливается бешенством глаз,
нипочём ухабы и ямы.

Нет спасенья - хоть хоронись,
или встань поперёк дороги.
Всё смешалось : и даль, и близь,
верх и низ, ветер, кони, дроги.

Я спасусь, пробудившись от сна,
сновиденья отбросив сразу.
Из-за туч на меня луна
смотрит бешеным конским глазом.

---

"Не разминуться на мосту ..."

Не разминуться на мосту
меж жизнью и забвеньем.
От сердца к сердцу гулкий стук
сигналов о спасенье.

Неразличимые во тьме
неузнанные души.
А сердце бьётся между тем
всё медленней и глуше.

Не разминуться. Но к чему
то прошлое неволить,
что унесло с собой во тьму
немилосердье боли?

Не разминуться. И зачем,
неужто неизвестно,
что мы явились в мир затем,
чтоб кануть вновь в безвестность?

Но, если, смерти не страшась,
нас вызволит из плена
по нам скорбящая душа, -
пускай благословенно

в ней отзовётся сердца стук
сигналом воскрешенья.
Не разминуться на мосту
меж жизнью и забвеньем.

---

"Тратить душу ненароком ..."

Тратить душу ненароком,
тратить, зная наперёд,
что берущие без проку
пустят взятое в расход.

Подружиться - нараспашку
потаённое открыть,
чтоб затем, вздыхая тяжко,
повторять : "Не может быть!"

Просчитать и - просчитаться
точно до наоборот,
неоплаченных квитанций
увеличивая счёт.

Полюбить и - безответно,
позабыть в который раз,
что любовь, как плод запретный,
и изменит и продаст.

Счастье - в разочарованье,
а несчастье - в правоте,
вычисляющей заране
цену рухнувшей мечте.

---

На круги своя ...

Отторжение жизни : болезнь, приговор.
Между ПОСЛЕ и ДО нескончаемый спор.
Как младенец, вступаешь в непознанный мир,
так же наг и беспомощен, хрупок и сир.

Как впервые - дорога, трава, облака.
Непослушное тело, чужая рука.
Мир сложнее и проще - в нём много скорбей
и без боли моей, и без боли твоей.

И живёшь, коли выпало сбыться опять,
коли жребий достался - сначала начать.
Возвращаешься в жизнь, в обжитые края -
попадаешь в рутину.
На круги своя.

Непридуманной жизни шифрованный код
причисляется к ближнему кругу забот.

---

Хрупкое великолепие

Стеклянно-белый замок,
хрустально-звонкий лес.
Сияет амальгамой
зеркальный свод небес.

От края и до края
деревьев спящих строй,
и зимним белым раем
их кажется покой.

В великолепье стылом
заледенел наряд.
А прикоснись - уныло
их ветви зазвенят.

Звук заскользил невольно,
не задевая зла.
И тихо, и небольно
душа занемогла.

Но жизненные соки -
густой весенний хмель -
живут в сосне высокой
и будоражат ель.

Закатным зимним жаром
горит страна чудес.
Но слышится Стожарам
весенне-звонкий лес.

---

Скворечник

Душевное сырьё пустила в ход -
в сердечной нише сделала скворечник.
В душе-скворешне птица оживёт,
когда придёт пора для песни вешней.

Живым теплом вошедшая в меня,
спасённая от непогоды птаха
по зёрнышку склюёт заботы дня,
в бессонницу - спрядёт мне сон, как пряха.

Зальётся птица, перья распушив
и напрягаясь от хвоста до клюва,
живая всеми фибрами души,
как капелька дыханьем стеклодува.

---

Вот Париж

Вот Париж, зачитанный до дыр,
книжной иллюстрацией пролистан.
Вечный город или сувенир
с дарственною надписью туристам?

Избегая скопища людей,
движимых тщеславьем иль престижем,
"обновляю" в памяти своей
улицы и здания Парижа.

Оживают площади, мосты,
подворотни, будуары, скверы,
и, не нарушая немоты,
оживают хмурые химеры.

"Всё куплю!" - гноит добро Гобсек;
"Всё возьму!" - выхватывает шпагу
Д'Артаньян. И делят каждый век
меж собою деньги и отвага.

Энциклопедист - в учителях!
Просветитель - как наставник в деле!
Против лжи сражается Золя
на суде, как рыцарь на дуэли.

Эсмеральду верный ждёт успех,
а Кармен освистана на сцене.
Город, знаменитый сменой вех,
для меня остался неизменным.

Каламбурит, как Кола Брюньон.
С остроумным и галантным галлом
спорит современный Вавилон,
накрывая город вал за валом.

Восхищенья патиной покрыт ...
Ну, а мне понятнее и ближе
даль веков, что вписана в гранит,
в абрис крыш и дымку над Парижем.

Где рукой Моди запечатлён
русской музы облик - жест и поза -
торопливой линией в обгон
чувства, что вот-вот обрящет грёзу.

Тот Париж, которому присущ
поиск как основ ниспроверженье,
где всеведущ или вездесущ
дух насмешки, как микроб сомненья.

Он открыт, Париж, на первый взгляд,
каждому - по чаянью и вере.
Но загадку вечную хранят
каменно молчащие химеры.

Июль 2005 - декабрь 2008.

---

Зоопарк (игра-загадка). Окончание

21.Жаркий климат не годится
этим неуклюжим птицам.
Вперевалочку на льдинах
важно шествуют (пингвины).

22.Хвост, как веер, распустив,
он становится хвастлив.
"Много вас, а я один", -
похваляется (павлин).

23.Нет, животных не сыскать
динношеему под стать.
Плоским кажется ландшафт,
коль отсутствует (жираф).

24.Ратопырылись рога,
как трамвайная дуга.
Чутко втягивают воздух
растревоженные ноздри.
А почуяв вдруг тревогу,
вмиг умчится, длинноногий.
И тогда свою же тень
может обогнать (олень).

25."Длинношеий, длинноногий -
и средь птиц таких немного.
Ноги служат мне для бега
и для краткого ночлега.
Отличаюсь опереньем -
драгоценным украшеньем", -
вот что нам во время пауз
о себе поведал (страус).

26.Оторвавшись от банана,
рассуждает обезьяна :
"Что за зверь розовокожий
строит мне всё время рожи?
Это, верно, несмышлёныш -
человеческий (детёныш)!"

27.Не роскошная машина,
не питается бензином,
не имеет шин и фар.
Шаг - упруг, а бок - поджар.
Тело - гибкое в прыжке
на траве и на песке.
И, машине не в укор,
он стремителен и скор.
Из кошачьих хищных пар -
жёлто-красный (ягуар).

28.Кораблям пустыни тут,
в зоопарке, неуют.
Разъедает их тоска -
жить не могут без песка.
Если меж горбов нет груза,
жизнь становится обузой.
Потому что любит труд
вечный труженик (верблюд).

29.Впряглись лошадки поутру
и возят, возят детвору.
Темнеет парк сквозь шоры -
наступит отдых скоро.
Усталые лошадки -
растрёпанные прядки.
Игрушечные кони
из доброй детской сказки.
Не рослые "савраски",
а маленькие (пони).

Зоопарк закрыт ...

---

Зоопарк (игра-загадка). Прдолжение

11.Грациозна и стройна,
вся - движение она.
Раз, два, три - преодолён
в три прыжка большой газон.
Восхищенью платит дань
эта маленькая (лань).

12.Хвост пушистый, рыжий мех,
я в лесу хитрее всех.
Там, где я, всегда потеха,
только курам не до смеха.
К ним сумею подольститься,
потому что я (лисица).

13."Вы не любите меня
и боитесь как огня.
Из зверей ни с кем не дружен,
но ведь я кому-то нужен?!"
И от пят до самой холки
встала дыбом шерсть на (волке).

14."Не овечка шерстяная,
я свечусь, как золотая.
Из семейства верблюжат.
Грею я не только взгляд,
ведь когда меня стригут,
настригают шерсти пуд.
А потом из этой пряжи
для тебя одежду свяжут".
Вот такой была б реклама,
если б в ней нуждалась (лама).

15.Как известно знатокам,
родом я из тех же лам.
Но особенно ценна
шерсть моя, что так легка,
как нежнейшие шелка.
В мире славится она -
драгоценней нет пока,
чем у ламы-(альпака).

16.Выпадает лишь немногим
быть не двух, а однорогим.
Я и сам понять не мог,
почему я однорог.
ПОчему мой рог - как нос,
почему мой нос - как рог.
В чём же всё-таки вопрос?
Ведь на равных "нос" и "рог"
есть в названье ("носорог").

17.То вытягивает хвост,
демонстрируя свой рост.
То свивается кольцом,
рот замкнув своим хвостом.
Рост и ловкость показав,
мирно нежится (удав).

18.В день весенний, в день осенний -
круглый год живёт в бассейне,
где проточная вода.
Без воды как будто скучный,
он в воде теряет тучность
и в бассейне хоть куда.
Без скафандра и без бот
под водою (бегемот).
Чуть подсохнет и, упрям,
вновь в воде (гиппопотам).

19.И, не зная смысла слов,
повторять их был готов,
даже если невзначай,
говорящий (попугай).

20."Кожей близких мне рептилий
сумки дамские обшили.
До чего ж противно мне
видеть сумки на ремне!
От людей я прячусь в иле,
как когда-то в милом Ниле ..." -
так беззвучно слёзы лил
старый нильский (крокодил).

Окончание следует ...

---

Зоопарк (игра-загадка)

Зоопарк открывается ...

1.Серый маленький комок
вдруг пустился наутёк.
С ним попробуй поиграй-ка,
если очень трусит (зайка).

2.Пышный хвостик на бегу
изгибается в дугу.
В лапках шишка-скороспелка.
А зовут зверюшку (белка).

3.В тёплой сумке на брюшке,
в тёплом, маленьком мирке,
спит свернувшийся в клубок,
утомившийся сынок.
А проснётся, вновь игру
затевают поутру
сын и мама (кенгуру).

4.Вот какая незадача :
из породы я кошачьей,
но, с неволей не знакома,
не привыкла греться дома.
На кошачье слово "брысь"
рассердиться может (рысь).

5.Неуклюжий, косолапый,
я держу в передних лапах
мёд - любимейшую снедь,
потому зовусь (медведь).

6.Ног - четыре,
рук - четыре,
да вдобавок - гибкий хвост.
Здесь, в лесной моей квартире,
ловкость мне нужней, чем рост.
И девчонки, и мальчишки -
все зовут меня (мартышка).

7.Да, на кошку я похожа :
грациозна и пригожа.
Я и ласкова, как кошка,
только злей её немножко.
Я и прыгать мастерица -
полосатая (тигрица).

8.Величаво и красиво
он потряхивает гривой.
"Дайте мяса поскорей, -
он рычит, - царю зверей!"
Чем же вызван царский гнев?
Очень голоден был (лев).

9.Средь зверей совсем особый :
вместо носа - гибкий хобот,
лопухам подобны уши,
ноги-тумбы держат тушу.
Никого он не боится :
ни акулы, ни тигрицы.
Лишь пред маленьким мышонком
страх огромный у (слонёнка).

10."Как похожа на лошадку я :
холка, чёлка, шёрстка гладкая.
и совсем не виновата я,
что с рожденья полосатая", -
как в саванне или в дебрях,
в зоопарке ходят (зебры).

Продолжение следует ...

---

В тиши

В городке, где нельзя заблудиться,
но легко раствориться в тиши,
вяжешь будни на медленных спицах
и былое быльё ворошишь.

Ждёшь, что серая нить раздвоится
и меланжево замельтешит
белый пух : зимних дней вереница -
испытанье живущих в глуши.

Где зимой лишь знакомые лица
и никто никуда не спешит.
Где приходится много трудиться,
чтоб наполнить пространство души.

Где светило встаёт бледнолице,
а сезоны лишь ветер вершит.
Где возможно в себе заблудиться,
но нельзя раствориться в тиши.

---

Зимний вечер

Мне сегодня зимний вечер подарил
зимний сумрак - голубой аквамарин.

Тонут в сумраке деревья и дома -
глубока океаническая тьма.
В ней сливаются и небо, и земля,
и дома меж них в подобье корабля.

Тускло светят им и звёзды, и луна
драгоценными осколками со дна.
И ответно замигали на бортах
огоньки домов, угаданных впотьмах.

Вот и я включаю лампу на столе -
раздвоилось отражение в стекле.

Это прошлого неизгладимый след,
между мною - той и нынешней - сто лет
одиночества во сне и наяву.

Как живу?
Зачем живу?
Куда плыву?

Круг спасательный - от лампы огонёк,
во вселенной очертил мой уголок.
Круг спасительный, что держит на плаву,
помогает окунуться в синеву.

А за окнами не синий океан,
ночь спустилась - как густой обсидиан.

---

"Топталась зима у порога ..."

Топталась зима у порога,
как будто могла не войти,
у осени став на пути,
грузившей пожитки на дроги.

Вошла. И, метеля, бураня,
повластвовать дольше не прочь,
косилась, стоят ли обочь
на случай последние сани.

Луч солнца - зимы подаянье,
входя сквозь просвет и просвист,
весенний подпитывал лист -
в потёмках, в утробе - заране.

Расчислены циклы природы -
как звенья в цепи несвободы.

---

Под сурдинку

Я включаю радиомелодию
и рисую мысленно картины.
Так и начинается просодия -
с музыки, звучащей под сурдину.

Тихая мелодия напомнила
в цирке иль в кино оркестр невзрачный
с трубами, ударными, валторнами,
с парою смычковых им впридачу.

Памяти кривыми переулками
я плутаю тихо и покорно,
а в сознанье отдаётся гулкое,
мягкое звучание валторны.

Прежних лет бравурная мелодия
заблудилась в переулках детства.
Кажется, "Венгерскую рапсодию"
скрипочка играет по соседству.

Слышу звук, завороживший в юности, -
сочный и густой, - виолончели.
Звук земной, но с ароматом лунности,
мною не разгаданный доселе.

Дерево и медь - начала вещные,
но несут духовные начала.
Музыкой самою нам завещано
вечное стремленье к идеалу.

Льётся тихо радиомелодия,
с ней душа страдает под сурдинку.
Знать, в душе опять занепогодило -
всхлипывает старая волынка.

---

Ристалище

Два времени схлестнулись за окном -
мело, трещало, выло до рассвета.
Бойцы к утру забылись тяжким сном
в неразберихе линий, форм и цвета.

В смятенье чувств : кто жертва? Кто палач?
Кто со щитом? Кто на щите оттуда?
Кому победу протрубит трубач?
О ком навек умолкнут пересуды?

В неразберихе скомканных простынь -
все жертвы, чьей-то прихоти в угоду.
Больничной краской наплывает синь
простёртого над ними небосвода.

Бестеневою лампой смотрит вниз
светило - равнодушный соглядатай.
Что для него события и даты?
Что даль веков и что такое близь?

Бесславное сражение! Зима,
атаковав нахраписто и разом,
упала духом, пала навзничь, наземь,
легла пластом - повержена сама.

Опять в ходу осенний макияж,
и раны стали знаками отличья.
Сражением разрушенный пейзаж
лишился вдруг покоя и величья.

---

С белого листа

Лёг снег глубокий - за ночь намело,
а ветер мастерски придал сугробам форму.
И утро зимнее так девственно бело!
И чувства стеснены тропинкою неторной.

Правдоподобна ль эта красота?
"Подобный правде" может быть и ложным.
Здесь нет подобья - с белого листа
мир подлинный нарисовал художник.

А что ж творец? Чем пользовался он?
Где отыскал нетронутые тропы?
И так ли первозданным увлечён,
что отторгает вовсе прежний опыт?

Художник, будто некий демиург,
на подражанье образцам не падкий,
в содружестве с природою, сам-друг,
заставил нас разгадывать загадки.

Торю тропинку во дворе с трудом,
как будто покоряю мир впервые,
не уступает тропки снежный ком,
толкают вспять потоки вихревые.

Иду по снегу, будто на листе
я строки вывожу, и все кривые.
Вот наконец и цель. Но вместе с тем
я мир воспринимаю, как впервые.

Тогда-то белоснежные листы,
что я одолеваю утром ранним,
с их привкусом морозной чистоты,
воссоздадут природу первозданной.

---

Жизнь тому назад

Память сыплет тополиным пухом
и уносит в жизнь тому назад.
Вспоминаю зрением и слухом
юности далёкой Парк и Сад.

Под оркестрик духовых и струнных
кружится бесхитростный вальсок.
Школа позади - уходим в юность,
через старый парк - наискосок.

Вновь живу волнением далёким :
полузапрещённый слышу джаз.
В городском саду, надувши щёки,
саксофон солирует для нас.

Брызжет смесь мелодий, рифм осколки
западают в душу про запас.
Вопреки сомненьям, кривотолкам
гнут своё труба и контрабас.

Пели независимо и рьяно,
потому пришлись не ко двору:
сад - закрыли, парк - зарос бурьяном,
поколенья - на сквозном ветру.

И поют, и плачут по-иному
на земле своей или чужой,
чувствуя себя как будто дома
в песнях, что звучали за межой.

Пухом тополиным кроет землю,
и, как прежде, жизнь тому назад,
свежим голосам привычно внемлют
юности далёкой Парк и Сад.

---

Бойкое перо

Не по душе мне бойкое перо,
чья правота не ведает сомнений.
Оно строчит всегда на пораженье
и норовит ударить под ребро.

Мишень его атак - заклятый враг,
уж тем неправый, по определенью,
что он стоит вне клана и чужак -
ату его! к ответу! на колени!

Риторика срывается на крик,
а в каждом умолчании подвохи.
От имени народа и эпохи
клеймит врага - иначе не привык!

С оглядкой на восторг в иных глазах,
на одобренье власти предержащей
строчит, являя подлости образчик,
скрывая наслаждение и страх.

В глазах толпы и в собственных - герой,
ретивый автор с пафосом глумливым
живую душу гонит через строй.
Заложник и призванья, и призыва,
смакует славу местного рaзлива.

P.S.Стихотворение помещено мною в поддержку стихотворения Марка Шехтмана о пути поэта.

---

"День световой моей вселенной малой ..."

День световой моей вселенной малой
начнётся и уйдёт, необратим.
Но всё взаимосвязано с другим,
как цвет и звук осеннего хорала.

Фасады, обращённые к востоку,
согреты светом солнечных лучей.
О лете, недоступном и далёком,
тоскует лист, теперь уже ничей,
не связан с солнцем общим кровотоком.

Сквозь тыкву-маску у крыльца напротив
выглядывает праздник "холлуин",
он одряхлел и стал почти бесплотен,
забывший волшебство печальный джин,
звучит в хорале жалобною нотой.

Остывший остов лодки помнит лето.
Во сне она, движения полна,
тугими парусами ловит ветер
и, как волна, "гульлива и вольна".
Но лодка на приколе, парус - в нетях.

Кругами птицы над озёрной гладью,
с прощальным криком, под косым углом.
Взлетели к солнцу. Вспыхнули огнём.
Поплыли - и погас огонь в прохладе.

Гладь озера в деталях повторяет
и силуэты зыбкие домов,
причал, и лодку, и спираль дымов,
и их движенье ближе, ближе к краю,
где линия легла береговая.

Овал небес над озера овалом,
осеннего тепла дневной обман,
вечерний свет и утренний туман,
густеющий загадочным опалом, -
всё засмотрелось в стынущее лоно
и взято им во временный полон.

Здесь физики бесстрастные законы
с игрой воображенья в унисон.

Знак равенства между углом паденья
и отраженья ощутимей днём.
Всё сущее отражено в другом ...

В моей вселенной тихо гаснут тени.

---

"Зачерпнула воду из пруда ..."

Зачерпнула воду из пруда -
вытекла из пригоршни вода.
И напрасно жаловаться ей,
что хотела напоить друзей.

Посадила семена в саду -
да никак растенья не взойдут.
Вырастить могла б - не довелось.
Плакаться - на всё не хватит слёз.

Всё, что спелось иль ещё спою,
всем, кто пожелает, раздарю.
Вслед кричу : "Возьмите - отдаю!"
Да, видать, с собою говорю.

Ложной тропкой по лесу пошла.
Да не так страшна лесная мгла,
как опасно, если на пути
нету крова, чтобы приютить.

Пострашнее вряд ли есть напасть.
Удалась мне жизнь - не удалась?
Я вопрос решаю вековой :
для чего жила и для кого?

---

Пробуждение

Ещё я вязну в тине сна
и в водорослях сновидений,
не разделяя времена
на день и ночь, на свет и тени.

Но мрак теснит меня, как гнёт,
в гортани пересохшей - трепет.
Душа восстала : путы рвёт -
освобождается от крепи.

Полоской слабой из-под штор
рассвет пришёл из глухомани,
день предвосхитив, словно спор,
озвученный моей гортанью.

---

"Рябина загорелась на Успенье ..."

Рябина загорелась на Успенье,
одолевая горечь
и забвенье.
Не силой позднеспелой -
вдохновеньем
горит рябины куст.
Пылает куст карминный -
не погаснет,
и жизнь и смерть рябины
не напрасны -
подарят зимним винам
отблеск красный
и горький, терпкий вкус.

---

Вотчина беличья

Парк пустынен. По будням
это вотчина беличья.
С пропитанием трудно -
промышляют по мелочи.

Несмотря на бесснежье,
приоделись по-зимнему.
Им без снега не нежиться,
им бы горсточку инея.

Мельтешат под ногами,
скачут мячиком гольфовым,
то зверьком-оригами
повернутся к вам профилем.

Не любители гама
и общаются кодами -
нотки простенькой гаммы
давней детской мелодии.

С нижней "до" и до верхней -
прыгуны, а не диггеры, -
как по нотам, по веткам
в миг единый допрыгнули.

Мы им кажемся сверху
одинаково скучными.
Мы для них неумехи,
ничему не научены.

Нас прощают и терпят -
всех живых без различия.
Гогот, грай, крик и лепет,
и слова обезличены.

... Глаз скосила и крадучись
шишку съела по-беличьи.
Мне - объедки, как ваучер
на бесплатное зрелище.

Не сержусь, так как знаю :
здесь я в беличьей вотчине,
где-то в белкином "с краю"
есть и я среди прочего.

---

В недрах души

Поздняя осень проникла во всё :
отсыревают и мысли и чувства,
ветер шумит надоевшей попсой,
кроме неё не осталось искусства.

Бабьего лета чуть вспыхнул костёр -
быстро погас обречённою жертвой.
Золотом вытканный прежний убор -
скудным ржавьём разметало по ветру.

Я не ропщу. Видно, так повелось -
позднею осенью очень тоскливо
ждать, чтоб скрипучая сдвинулась ось
и изменился б пейзаж сиротливый.

Нет, не ропщу. Но темнеет печаль,
как воронья налетевшая стая.
Застит гора приоткрытую даль -
там, за горой, жизнь, возможно, иная?

Верно, всегда идеал за горой
иль за далёким и сказочным морем.
Образ его, и размер, и покрой
задан осенним земным кругозором.

Да, не ропщу. Если жизнью дано -
мне тосковать без большого искусства,
то и ему созревать суждено
в недрах души, где осенняя пустошь.

---

Лицеисты

Лицеисты пушкинской когорты
не в почётном числятся экскорте -
творческой отмеченные метой
рыцари, гуляки и поэты.

В дортуарах царского лицея
вольнодумство стало вашей целью,
и, шипучей жжёнкой разогреты,
вольность воспевали не аскеты.

Связаны лицейской юной дружбой,
в ссылках, казематах, царской службе
оставались верными обетам
рыцари, гуляки и поэты.

---

Открытие лицея

"Роняет лес багряный свой убор ..."
На торжестве открытия лицея,
в мундирах стоя, мальчики немеют
и, кто есть кто, не различает взор.

И царский двор с лицеем по соседству
не ведает, что, уходя из детства,
лицейские - опасные враги,
к "святому братству" делают шаги.

Никто ещё не знает, что войдут
в лицейские анналы, и при этом,
хоть каждый называл себя поэтом,
но "пушкинским" их выпуск назовут.

Что с Музою не разминётся гений :
при кликах лебедей порой весенней
в садах лицейских обручится с ней,
чтобы в веках прославился лицей.

Не ведают, что ссылки и наветы
ждут тех, кто назывёт себя поэтом,
кто видит смысл земного бытия
в самостояньи собственного "я".

Что в будущем - оковы службы царской,
чтоб погасить огонь души бунтарской,
что в будущем "послание в Сибирь"
сомкнёт лицейский и жестокий мир.

Всё в будущем. В мундире как в неволе,
и тесно от восторга, как от боли,
и сердце рвётся на простор полей,
и горлом крик : "Да здравствует лицей!"

---

Осеннее ржавьё

Иссохший лист - осеннее ржавьё
цепляется за ветку что есть мочи,
одной лишь волей, кажется, живёт,
сражаясь с непогодой дни и ночи.

Ему смертельный вынесен вердикт,
а он в своём отчаянном порыве
к иссохшей ветке-матери приник,
с ней чувствуя себя несиротливо.

В ней ощущает те же страх и боль.
но сверх того - устойчивость породы,
как средоточье многих тысяч воль,
умевших перебарывать невзгоды.

Дыханье затаив, смотрю в окно :
осеннее ржавьё на голой ветви
сражается, хотя окружено
превосходящей силою умертвий.

---

Бернстайн и дождь

Дождь идёт осенний, обложной.
Солнце ищет новое кочевье.
Лист осенний сыплется с деревьев,
и асфальт - как ситец набивной.

Лес ещё стоит живой стеной,
догорает в сумраке кострово.
Мой уют звучаньем оркестровым
намокает дождевой водой.

У меня на радио - Бернстайн,
оттого-то звук дождя не слышен.
Мокнет небосклон, как мокнут крыши,
двор промок, как ситцевая ткань.

Может, за туманом-кисеёй
тайна скрыта, словно в сказках Гоцци.
С доброй сказкой всё же мало сходства :
обнажать - вот осени настрой.

Потому обходится без тайн.
Оголит леса - откроет дали :
тайны напоказ живут едва ли ...
Отзвучал на радио Бернстайн.

Слышен дождь осенний, затяжной,
а под ветром - необычно хлёсткий.
И кругом серо, и по-сиротски
в стенах, ставших пленом-западнёй.

Никуда из дома не уйдёшь -
выход существует только в сказке.
Сиры мы, хотя и в общей связке ...
Как узнал Бернстайн про этот дождь?!

---

"Как вечный холод, вечный страх ..."

Как вечный холод, вечный страх
во мне - покров защитный содран.
Дрожу и в непогодь, и в вёдро -
дыханье стынет на губах.

И здесь - от края в двух шагах,
и там - за ломким льдом припая,
неразличимая впотьмах,
меня опасность поджидает.

Не понимаю тех, кто прав.
Неправоты своей не знаю.
В своих поступках не вольна я,
На крайний - не имею прав.

На чутких внутренних весах
прогнулась стрелка, не в ладах
с реальностью, Когда одна я,
со мной сам-друг всё тот же страх -
как удержаться на ногах.

---

"В одежде с чужого плеча ..."

В одежде с чужого плеча
быть музе моей не пристало :
чужда ей и роль запевалы,
и схожая роль трубача.

И праздников звонкая медь,
потребная для ораторий, -
чужая стихия, и в хоре
ей вместе со всеми не петь.

Не то что бежит от людей,
но чувства толпы многолюдной.
готовой и в праздник, и в будни
на битву, - не свойственны ей.

Не тратит на свары свой пыл,
не рвёт в исступленье рубаху.
Грозятся - поплачет со страху,
бывает - от яда чернил.

Не то чтоб не помнила зла
иль вовсе была безответна,
но службе её беззаветной
присуща иная шкала.

Не тот пресловутый аршин,
что мерит собою все вещи,
а взор, и пытливый, и вещий,
что мерит пространство души.

Увидит житейского сор
пытливым, взыскующим взором -
и выведет душу в просторы,
под звёздный высокий простор.

Недолог душевный порыв,
но долго в тоскливые будни
душе будет слышаться чудный
высокого неба мотив.

Как будто средь ночи свеча
иль детская память о чуде.
Покуда со мною пребудет -
зачем мне с чужого плеча?!

---

Предзимье

Осень сушит листья,
сушит в поле травы,
красит робкой кистью,
жёлтой или ржавой.

Дерзкий и бедовый
дует в поле ветер,
прежде всех готовый
позабыть о лете.

Нет, не для забавы
он и рвёт, и мечет -
утверждает право
зимнего злоречья.

Налетает вихрем,
листья - в лёт и в россыпь,
предъявляет лихо
собственную роспись.

Медной и латунной
осени на смену
он в пейзаж подлунный
вносит перемену.

Землю перебелит,
небо перекрасит,
долгие недели
находясь у власти.

Белое безмолвье,
белое дыханье,
в каждом белом слове
вьюги завыванье.

Долгие недели
зимней непогоды.
Чем сильней метели -
тем больней невзгоды.

---

Слово

От неведомой нам Атлантиды
до невидимых материков,
вглубь и вширь океан.
Необыден -
вне границ, вне веков, вне оков.

Рябь на нём - будто древний пергамент,
испещрённый строка за строкой
письменами. Их пишет веками
ветер вкупе с текучей волной.

Океан долговечнее слова ?
Океана текучая суть
неизменна. Но снова и снова
вечным словом тревожится грудь.

Вечен он.
Но бессмертное слово,
в человечьей рождаясь груди,
вторя току и импульсу крови,
глубже вод, долговечней твердынь.

---

Беззвучие

Глохнет лад музыкальных созвучий,
очищающих душу до дна.
Схлынул катарсис. Голос певучий
умолкает - грядёт тишина.

Наступает беззвучная мука
средь глухих и крикливых людей.
Возвращаются резкие звуки
забиваемых в душу гвоздей.

Это доводы силою крика,
словно гвозди, вбиваются в слух,
в спор, где равенства нет и толики,
но живуч нетерпимости дух.

Слух замкну. Станет пафос трескучий
тишиной. И вернутся тотчас
лад и строй музыкальных созвучий,
что спасут, как спасали не раз.

---

Охра осени

На палитре осени
колер потускнел,
посерели просини,
кобальт не у дел.

Отливает оловом
небо, и скучны
рощи полуголые
с крапом желтизны.

Изумрудным оттиском
ели тешат взгляд,
всем оттенкам охристым
противостоят.

Солнцу быть наскучило
охренным пятном
и торчать меж тучами
тыквенным бочком.

Но, пока укутано
сбоку, над и под,
ветер ткань лоскутную
в клочья рвёт да рвёт.

Вспыхнут в небе сполохи
с заревом в родстве,
я услышу шорохи
охры на траве.

Тут ногами ватными
низойдёт к нам тишь
гребнями и скатами
потемневших крыш.

И луна за лоцмана
по стране ночной
сонно улыбнётся нам
тусклой желтизной.

---

Наподобие плена

Можно прожить посерёдке,
между двумя полюсами,
вставив замки и решётки
в двери, проёмы и рамы.

Не выходя за пределы,
не вылезая из сметы,
не напрягаясь по делу,
не преступая запреты.

В глухонемом промежутке,
где календарь не союзник.
Можно открыживать сутки,
как в заточении узник.

И от побудки к побудке
с долготерпением воска
чистить былого обутки,
штопать былого обноски.

Рыпаться по недогляду
или, быть может, от скуки -
сопротивляться не надо
взятым судьбой на поруки.

И, настоящее время
вычеркнув из обихода,
жизни тяжёлое время
можно свести к эпизоду.

Не полагаясь на случай
и тяготясь переменой ...
Да не узнать невезучей
жизнь наподобие плена.

---

Геометрия жизни

Сведены воедино
все объёмы и линии -
геометрия стёкол,
геометрия окон,
крыш, и скатов,
и лоджий. Стооко,
но слепо и блёкло
смотрит дом из-под штор
сам в себя и во двор.
Ни души. Так безлюдно
моё одиночество.
Даже отчества
нет. Очень трудно
"с именем странным,
видать, иностранным."
Геометрия судеб,
о которых не судят,
как о близких знакомых.
Шепотком скажут : "В доме
старчества, верно.
Или умер - все смертны.
Все - и верхний, и нижний -
будем там." Эфемерна
геометрия жизни.

---

Ямбы осени

В осеннем небе облака
плывут торосами,
и зазвучала вдруг строка,
как ямбы осени.

Услышишь в ветре поутру,
что бьётся в простыни,
как гулко рвутся на юру
все ямбы осени.

На увядающих полях
вкрапленья озими -
тревожит пятнами земля,
как ямбы осени.

В осеннем небе облака,
как будто в просини,
и вновь пульсирует строка,
как ритмы осени.

---

Чайка в океане

Качает чайку на волне
лодчонкой утлою -
такою жизнь предстала мне
мгновеньем утренним.

Взлетала птицей в высоту
по нарастающей,
теперь стремится в теплоту
волны ласкающей.

Иными виделись простор
и даль безбрежная,
и потому не молкнет спор
с собою, прежнею.

Качает чайку на волне,
как белый парусник,
от сотворения доднесь -
века без старости.

И в ясный день, и сквозь туман,
в минуту смутную,
ей обещает океан
надежду утлую.

---

Сакре-Кёр (из парижских впечатлений)

Храм Сакре-Кёр
простой узор
вплетает в веретьё Монмартра.
Внизу Париж,
а ты паришь
над модной прихотью поп-арта.

Святой собор,
и полный сбор,
как будто входишь в храм искусства.
Открыта дверь
для разных вер,
и мне не тяжкий грех отпустят.

Храм Сакре-Кёр
возжёг костёр,
чей белый пламень взвился круто.
Открыт простор,
куда простёр
свет, что рассеивает смуту.

Там средь руин
простолюдин
знал голод, страх - там жизнь померкла.
Молил народ :
"Спаси, Господь!" -
и, жизнь обретший, строил церковь.

Не Нотр-Дам,
не "аз воздам",
а "во спасение" на ликах.
Встал Сакре-Кёр -
и смыт позор.
В одеждах белых базилика.

Не Нотр-Дам,
но сколько драм
молвою, как волною, нижет.
В земле цари,
а ты царишь,
как сердце вечное Парижа.

---

В опале

После шумной суеты Одессы
по душе ль тебе в глуши, повеса,
сосланный, опальный и гонимый,
перстнем-талисманом не хранимый.

После долгих и бурливых споров -
тихое теченье речки Сороть,
где стирают память о Тавриде
сельских вод хозяйки - нереиды?

По душе ль Михайловские рощи,
где сознанье восстаёт и ропщет
на ожесточение планиды,
разлучившей с милою Армидой?

Но судьба, скупая на подарки,
праздником подчас одарит ярким -
так, однажды северная вьюга
приведёт в опальный домик друга.

Будущего грозного предтеча,
им судьба готовила невстречу,
но лицейским узы дружбы святы -
мимо, мимо, вёрсты полосаты.

Прямо от лицейского порога
пролегла на Псковщину дорога,
где в краю высоких вдохновений
путь к себе отыскивает гений.

Он руду всех горестей и бедствий
переплавит в сокрушённом сердце,
и в тиши родившиеся строки
противопоставит воле рока.

Как ты выжил, знают лес да Сороть,
тропы, что ведут в Святые Горы,
монастырь, истории свидетель,
да свеча в рабочем кабинете.

---

Первая осень в Михайловском

Осенний ветер сбрасывает листья,
вновь обнажая контуры дерев,
и цвет небес, лишённый красок чистых,
как осени безрадостный напев.

Осенний дождь, унылый и докучный,
смывая краски, словно внешний блеск,
подобно ветру, обнажает сущность
лесов угрюмых, сумрачных небес.

Но осень - это пир воображенья,
на тризне жизни жизнь кипит ключом,
и кажется, как будто нетерпенье
выводит строчки пушкинским пером,

Как будто не касается бумаги,
перо летит. Кривая колея
меж строчками. Размашистым зигзагом
выводятся законы бытия.

Жар творчества питает вдохновенье ...
Так, по волнам бегущая ладья
становится в минуту озаренья
подобием большого корабля.

За окнами осенняя картина :
деревья стынут в наготе лесов.
И, мёртвые уже наполовину,
в воображеньи воскресают вновь.

---

Меж временным и вечным

Видны пестрядинные нити
в сквозистом золоте листвы,
в покрове , сотканном наитьем,
но не для вечности, увы!

Так лето мудро и небольно
отходит, с участью смирясь,
и открывает нам невольно
меж временным и вечным связь.

И я смирюсь. Во мне полынно
перегорает палый лист,
воспоминаньями остынет
и станет пеплом - прост и чист.

---

Межсезонье

Хмурится осень, гасит улыбки.
существование делает зыбким
на межсезонье.
Буря сгоняет хмурые тучи
и утихает, буйством наскучась
или спросонья.

Вновь захмелеет в игрищах-сшибках
и запоёт, как цыганская скрипка,
с силой стихийной.
День ото дня всё скучнее обличье,
чем обречённей, тем аскетичней
призрак бытийный.

Рьяно срывает ржавь с позолотой -
сводит, наверное, личные счёты
с видом лубочным.
Тянется осень долгим предзимьем,
словно вписав межсезонное имя
в паспорт бессрочный.

---

"Когда стираются века ..."

Когда стираются века
и в ход идут тысячелетья,
отсчёт ведут от ледника,
его оставшихся отметин.

Озёра, горы, валуны
знавали юною планету
и были ею рождены
ещё до Ветхого завета.

Как много тысяч лет назад
рыжела осень, мчались тучи,
и кто-то напряжённый взгляд
вонзал в разверзшиеся кручи.

Отвесный угрожал обрыв,
а он, как будто беспричинно,
мгновенный испытал порыв -
взлететь над горною вершиной.

Летать и в восхищеньи петь,
как Бог в последний день творенья.
Листвы осенней пела медь,
не поддающаяся тленью.

Глубинной памяти вослед
я вижу : громоздятся горы,
и солнце преломляет свет
и в океане, и в озёрах.

Пейзаж пришёл из толщи лет,
и человек - сродни огниву,
что добывает звук и цвет
ценой душевного порыва.

---

"Не в старости дело ..."

Не в старости дело :
не в дряблости тела,
не в слабости воли,
не в страхе пред болью -
в боязни души.

Ну, что бы ей трусить? -
Но флаги приспустит -
сдаётся на милость,
живёт в четверть силы,
быльё ворошит.

Душа наша - слепок,
и, если мы слепы,
слепа и душа,
волнений страшась,
забьётся в тиши.

Толчёт воду в ступке,
страшится поступка.
И чувство и веру
пытается мерить
на свой же аршин.

Отринула юмор,
замкнулась, угрюма,
бронёй из страданий,
а жизнь-то - за гранью.
Кругом - ни души.

---

Киноварь

Осень крадучись входит в леса,
красит киноварь листья сторожко,
но по меченным ею дорожкам
в лес приходит иная краса.

В ожиданье больших перемен
замер лес. Лишь одна для почину
задрожала от ветра осина,
предвосхитив грядущий момент.

Ловит мой очарованный взгляд
на деревьях багряные пятна -
в летней зелени ту доминанту.
что окрасит осенний наряд.

Киноварь - это робкий посыл.
В нём "прощай" уходящему лету
или "здравствуй" глухому рассвету -
значит, лето лишается сил.

Вызов тонет в густой тишине.
Сил накопленных переизбыток,
киноварью осенней открытый,
отозвался ответно во мне.

Я живые ловлю голоса
красных листьев, встревоженных ветром.
О своём зашептались, заветном.
Это осень приходит в леса.

---

"Рдеют осенью пламенем ..."

Рдеют осенью пламенем
вековые деревья -
со времён незапамятных
купиной из поверья.

Устоят, умудрённые
долголетья секретом,
и в морозы ядрёные
с грузом снега на ветви.

Их характер недюжинный
возмужал без опеки
под дождями и стужами
пережитого века.

Всё, что ими изведано,
на распиле, как в книге,
возвратится легендою
невозвратного мига.

---

"Как горько пахнут стынущие листья!"

Как горько пахнут стынущие листья!
Не оттого ль, что помнят стынь и глушь,
своё бессилье пред дыханьем мглистым,
своё смиренье пред засильем стуж?

А может быть, не памятью - преданьем,
предчувствием, предвиденьем больны,
и опадают оттого заране
и ранее других обречены?

Зелёный, золотистый, ржаво-красный -
им насыщать бы красотою взгляд,
но чуют в ветре северном опасность -
покорной жертвой под ноги летят.

Быть может, жизнь тяжёлою морокой
была и ею насладились всласть?
Иль заставляют гибнуть прежде срока
привычных обстоятельств ход и власть?

Да нужно ли живому оправданье,
когда ему уже отмерен срок
рождения, цветенья, увядвнья
и не дано переступить порог?!

Пусть жертвой лягут в землю среди прочих,
цветущей жизни перейдя этап, -
но поросли грядущей станут почвой! -
и в этом их земные полномочья
и горькая земная правота!

---

"Сурова жизнь. И правила игры ..."

Сурова жизнь. И правила игры
не оставляют места для иллюзий.
Данайцы, приносящие дары,
злодействуют с Иудами в союзе.

Добро слабей - оно разобщено.
Всяк по себе - и потому добыча.
Оно - добро, и не защищено,
и зла не помнит - вот сюжет обычный.

Добро слабей. И присно и вовек
в стране Ивана, Жана или Курта
вновь жертву хищно выследит Гобсек,
и "шири" стиснет голову манкурта.

Сурова жизнь. По правилам игры
добро должно быть тоже с кулаками,
чтоб противостоящие миры
уравновесить. Что же будет с нами,

когда, вооружившись до зубов,
добро пойдёт в атаку на злодейство?
Лишь приумножим полчищв врагов
и, значит, вновь погрязнем в фарисействе?!

Но где же выход? Снова льётся кровь ...

---

"Лист падает на землю в свой черёд ..."

Лист падает на землю в свой черёд -
всё явственней ветвей переплетенье.
И я, деталь в мозаике осенней,
вовлечена в земной круговорот.

Мне виден миг земного оборота,
но приоткрыта книга бытия.
Там вписана на книжном развороте
судьба осенних листьев и ... моя.

Лист кружится, но сам уже в паденье.
Вдаль загляну - он превращён в компост.
Там, в перегное, набирают рост
стволы и корни новых поколений.

Природной схемы малая деталь,
зачем дано мне видеть вглубь и вдаль?!

---

"Мазок к мазку, как нота к ноте ..."

Мазок к мазку, как нота к ноте,
как лист к листу. Так в самый раз
в сезонной будничной работе
творится будничный заказ.

И вдруг мазки вразрез с картиной,
средь строгой рифмы - вольный стих,
они в устойчивой картине -
как чужаки среди своих.

Казавшееся непреложным
взорвал не ураган иль вихрь,
а новоявленный художник,
чья кисть внесла победный штрих.

Не сгоряча им брошен вызов,
и не случаен тот задор,
с каким от верха и до низа -
фронтально - нарастает спор.

Кто он, ломающий устои
и заявляющий права?
Быть может, тот чего-то стоит,
кем начинается глава?!

Так осень дерзко спорит с летом,
по праву сильных, не таясь,
рутину побеждает цветом,
свою являя ипостась.

Пусть не в отечестве пророком -
не ущемлённою в правах.
И до отпущенного срока
ей ведом риск, не ведом страх.

---

"Осенний ритм сквозит в узоре лиственном ..."

Осенний ритм сквозит в узоре лиственном
на клумбах, на деревьях, на тропе.
И отдаётся музыкой таинственной
мой шаг, как ударение в стопе.

Отброшена дорогой на обочину,
всем скоростям и шуму вопреки,
я слушаю молчанье многоточия
ещё не оперившейся строки.

Я слышу ритм, звучащий на особицу,
всем существом ему подчинена.
Мне больше не грозит междоусобицей
стремительной дороги быстрина.

Наполнена, как парус ветром, ритмами,
всё ближе к цели, значит, глубже в суть.
Кривые строки - на дороге рытвины -
стараюсь, не споткнувшись, обогнуть.

Когда возникнет строк чересполосица,
я худшие забвению предам
и подарю другие, те, что по сердцу,
попутчикам - деревьям и цветам.

Обочь дороги золотое крошево
уйдёт под снег, а после - в перегной.
Мои стихи, негаданы-непрошены,
впрессуются в чужой культурный слой.

А может, станут белоснежной замятью,
собой укутав отчие края.
И по весне воскреснут в чьей-то памяти
мой стих, и шаг, и боль, и жизнь моя.

---

"Зелёным цветом не пресыщен взгляд ..."

Зелёным цветом не пресыщен взгляд -
врасплох застигнут желтизной осенней.
Как не утратить обретённый лад,
проникнувшись осенним настроением?

Мазок случайный - как случайный звук,
а между тем улавливает ухо
рождающийся исподволь, не вдруг
мотив, доступный внутреннему слуху.

Так лето на виду и на слуху,
так осень постепенно входит в душу.
С ней пошепчусь, как будто на духу,
прося мой хрупкий мир в душе не рушить.

---

"Рисуют мальчики войну ..."

Рисуют мальчики войну
и, не жалея красной краски,
кровь проливают без опаски,
пока их жизнь не на кону.

Играют мальчики в войну
за "федералов" и "бандитов",
ещё взаправду не убиты
и не гниют в чужом плену.

Читают мальчики "войну",
а "мир" вниманием обходят
и слышат среди всех мелодий
одну военную струну.

Играют мальчики в войну,
но жертвы : смерти или раны -
лишь на компьютерном экране
и не вменяются в вину.

Уходят мальчики в войну,
жесточе, чем экранный триллер,
в противоборстве "или - или"
сражаться насмерть присягнув.

Им никогда не постареть,
их участь - юными погибнуть.
А мать - в библейском скорбном нимбе -
обречена их слать на смерть.

---

"Ещё тепло после дождя ..."

Ещё тепло после дождя,
но осень нагнетает тучи,
черту под летом подведя
стремительной звездой падучей.

Успеть бы снова загадать
задумчивой осенней ранью
неисполнимое желанье,
смахнув с души седую прядь.

---

"Он канет в Лету, этот високосный ..."

Он канет в Лету, этот високосный,
в котором столько троп оборвалось.
В нём горечью звучало слово "врозь"
и эхо отзывалось безголосо.

С губ сорвалось и отлетело вздохом
за листьями осенними вослед.
Но память воссоздаст живой портрет
тех, кто ушёл, по датам, вехам, крохам.

На фоне трав, примятых долгой ночью,
и озера, где в тысячах морщин
дробятся туч разорванные клочья
и медленно летящий птичий клин.

И сам портрет с осеннею печалью
нерасторжим. Так слиты меж собой
раздавшийся свод неба голубой
с просторами, продолженными далью.

Приобщены к таинственному мигу
и в памяти останутся всегда,
крылом к крылу на долгих проводАх,
не стайки птиц, а знаки вечной книги.

---

Вымысел

То ли по сердцу мне неизвестное,
то ль привычка владеет душой,
но люблю я и путешествие,
и затем возвращенье домой.

Из размеренной повседневности
вырываюсь без горестных слёз,
доверяясь особой душевности -
перебранке вагонных колёс.

Это странное противоречие
в путешествии не разрешить,
ткётся жизнь и случайными встречами,
и вседневными, нитью за нить.

Поезд тронет - лишусь равновесия,
и земля поплывёт подо мной,
и начну восхожденье по лестнице
оступающейся ногой.

Овладеет мной чувство рисковое,
что рождается лишь высотой.
И свободно, и странно раскованно
путешествую вслед за мечтой.

С неземным ощущением лёгкости
и шуршанием крыл за спиной
я беспечно летаю над пропастью,
чуть присыпанною землёй.

Приземляюсь ли, падаю только ли -
укоризненно смотрит луна
на меня меж вагонными полками,
размечтавшуюся у окна.

Выхожу из мечты, как из поезда,
на отвыкших от тверди ногах.
А луна высоко и небоязно,
словно чья-то душа в облаках.

---

"За этой тишью синеокой ..."

За этой тишью синеокой
каких страстей таится след?
За этим взглядом с поволокой
какие тайны без примет?

Ни тени нет на ясноликом.
И, резвости игривой полн,
пускает солнечные блики
корабликами среди волн.

Совсем иной, когда пучины
вздымает, буйством обуян.
С седою гривой и в морщинах -
неузнаваем океан.

Лик искажается гримасой,
а очи - яростью слепой,
когда свинцово-чёрной массой
крушит гранит береговой.

Потом нахлынет многотонный,
затягивая в круговерть,
как некогда, во время оно,
едва запекшуюся твердь.

Вражда стихий не знает срока,
ни поражений, ни побед.
На дно прапамяти глубокой
ведёт соперничества след.

Но не во власти океана
над сушей утвердить права.
Пускай качает, окаянный,
не тонущие острова!

Едва умолк свинцовый рокот,
он вновь лучится, как рассвет.
И вспоминается из Блока :
"Как океан меняет цвет ..."

---

"Атлантика встречает хмуро ..."

Атлантика встречает хмуро,
закутавшись в густой туман,
но мощь стихийную натуры
не может спрятать океан.

В своих владеньях бесконечных
сам - феодал и сам - феод,
рыбацкий промысел извечный
пронёс сквозь толщу лет и вод.

Презрев мифические бредни
про клад на океанском дне,
он черпает надёжным бреднем
омаров - здесь они ценней.

Как воздух, зелень, синь и небо,
и суши считанная пядь
и неподсчитанная небыль -
просчитанная благодать.

От бурь Атлантики закрытый,
залив работает в сезон,
взимая дань, как некий мытарь,
с нахлынувших сюда племён.


За плеск волны велеречивой,
и островов резной фальшборт,
чреду отливов и приливов,
и скал прибрежных натюрморт.

За мощь, которая упрямо
гнёт толщей вод меридиан,
его обломки островами
выкидывая в океан.

Герой сказаний и утопий,
воспетый в прозе и стихах,
он всё же пОдлиннее копий
с рыбацкой лодкой на волнах.

Идёт подённая работа,
бежит зыбучая волна.
И жизнь в означенных широтах
неисчерпаема до дна.

---

"Пережитому быть под стать ..."

Пережитому быть под стать -
не каждому под силу.
Душе смятенной вспоминать -
не расставаться с милым.

Приукрашаю твой портрет
в своих воспоминаньях,
но я смотрю сквозь толщу лет,
с большого расстоянья.

То не сознательная ложь,
не памяти издержки,
ты снова по милу хорош
и вновь моя поддержка.

Приукрашаю прежний дом -
надёжный и стабильный,
Без этой памяти в чужом
мне б надо быть двужильной.

Неравноценны времена :
но для души заблудшей
жизнь наступившая - бедна,
былая - много лучше.

И я застряла навсегда
в былом, как в райских кущах,
нет для души страшней вреда,
чем страх перед грядущим.

И мужество моё в былом,
сегодня - лишь сомненья,
что я смогу, как волнолом,
судьбу сносить с терпеньем.

Когда б мне жить, не выживать,
сообразуясь с малым,
то стало б прошлое опять
надёжным пьедесталом.

---

Ночные страхи

И у птиц свои невзгоды :
нездоровье, непогода.
В птичьих песнях, в птичьих звуках
человеческая мука.

"Мне не спится, мне не спится", -
стонет, жалуется птица.
Но стенания напрасны -
ночь к страданьям безучастна
и не внемлет горю птахи,
лишь родит ночные страхи.
И тогда вся жизнь певунье
кажется прожитой втуне.

Ни невзгоды, ни потери
в том не могут разуверить,
не помогут счастья крохи
выстоять в ненастье крохе.

Между ней и гулким эхом
встала ночь глухой помехой.

Так знакомо - до рассвета
от кого-то ждать ответа,
а дождаться ранним утром,
безбоязненным и мудрым,
ощутив, что в сердце тесном
зреют звуки вольной песни.

---

Внуки уехали ...

Опустело в доме.
В сердце запустенье.
В памяти укромной
поселились тени :

отголоски смеха
и обрывки споров.
Им теперь не к спеху -
оживут не скоро.

Тихо шепчут ночью
шорохи и шумы -
эхо одиночеств
и ночных раздумий.

Опустело в доме.
Выстудило стены.
Суета и гомон
обретают цену.

---

"Судьба испытывает нас ..."

Судьба испытывает нас,
а мы виним в несчастьях порчу,
и вещий сон, и чёрный глаз,
ища в них смысла и пророчеств
в тяжёлый час.

Не потому ль недобрый знак -
впотьмах теряется дорога,
внизу - обрыв и буерак -
переполняют нас тревогой
за каждый шаг.

Когда сжимается нутро
меж молотом и наковальней
и вот уж хрустнуло ребро, -
не верится, что зло случайно,
а не добро.

---

Остановленный полёт

Взмах крыла подбитой птицы -
безнадёжный, горький взмах.
Ей уже не раскрылиться,
как зарнице, в небесах.

Не парить под облаками,
где орлы гнезда не вьют,
не удерживать крылами
восходящую струю.

Хоть ещё трепещут крылья,
распростёртые в пыли,
но в глазах уже застыли
отраженья птиц вдали.

---

Габаритные огни

Габаритные огни -
грань, межа, ориентиры
разобщённых в этом мире
повседневной беготни.

Не "сверчок" и не "шесток" -
а как равный среди равных,
светишь и вступаешь в явный,
в общий с кем-то диалог.

В нём и "вес", и "габарит",
атрибут карьерной спеси,
не пригодны - в наших весях
всякий вправду именит.

Распознать не премини
в разобщённости за гранью
всех иных существований
габаритные огни.

---

"В буйстве зелени нету излишества ..."

В буйстве зелени нету излишества -
летних дней затянувшийся пик
продлевает зелёное пиршество
верхним "си". Упоительный миг!

Звук высокий подхвачен цикадами,
вот вступили и те, кто молчал,
и звучит неподдельной отрадою
самобытный, стихийный вокал.

Травянисто, игольчато, стрельчато -
всё поёт, и важнее нет дел,
даже тихий мураш опрометчиво,
чуть не выронив ношу, запел.

Я вплетаю свой голос в мелодию
и стараюсь подтягивать в лад,
позабыв про котурны и подиум.
Я - как все, но пою невпопад.

Все мы в роще как малые частности :
птицы, кролики, белки и я -
и, похоже, горды со-причастностью,
как участники со-бытия.

Раствориться и выпасть осадками,
истомлённым нести благодать, -
я ж в мудрёной книжонке закладкою
век служу, чтоб всеведущей стать.

Пусть не слиться мне с жизнью таинственной
и не быть ни листвой, ни стволом, -
эта рощица стала мне пристанью,
стол и лавка - моим кораблём.

---

Джоконда

Над временем, пространством, толчеёй
Джоконда улыбается с портрета.
Груз многовекового пиетета
довлеет поначалу надо мной.

Не оттого ль, что въяве в первый раз
портрет я вижу, облик непостижен?
В исканьях сути подхожу всё ближе,
смотрю, не отводя пытливых глаз.

Она с толпой восторженной ровна,
хоть до сих пор не свыклась с многолюдством
и с вечностью, что ей дана искусством,
которому служить обречена.

Кто б ни была : возлюбленной, женой,
простолюдинкой иль аристократкой,
одной их многих или неземной, -
пребудет неразгаданной загадкой.

Загадкой сокровенного мазка,
воспевшего натуру и прообраз,
где каждый штрих : лукавство, дерзость, робость -
в гармонии с другим и - на века.

В осанке - настороженный покой,
скрестила руки в произвольной позе.
Вне быта, повседневности и прозы -
какою представала в мастерской.

Взгляд Леонардо чуток и остёр :
он подсмотрел неявное движенье
умолкших губ. И, одолев смущенье,
невольно продолжаем разговор.

Не краше Леонардовых мадонн,
почти безбровых и высоколобых,
ответствует улыбкою особой
и взглядом вскользь высокородных жён.

Скрещеньем рук, пейзажем за спиной
очерчена вселенная, в которой
столь многое её открылось взору,
что не увидеть женщине земной.

И всё ж - земная. Рост. осанка, стать,
на одеянье - след высокой моды
и мелочей, что были в обиходе
у женщины, и ей пристало знать.

Вглядишься - и меняются черты,
лишь неизменно женское начало.
И длится сеанс, и не дано остыть
беседы вечной вечному накалу.

Влечёт и дразнит вот уж пять веков
загадочной улыбкой и ... запретом
вдруг получить искомые ответы.
дойти до сути в несколько шагов.

Глаза в глаза. В толпе. Наедине.
Джоконда повелела властным взглядом
приблизиться и встать с портретом рядом,
готова выдать тайну только мне.

Мой близорукий обострился взгляд,
очистившись от штампов, как от гнёта,
и мысль раскрепостилась безотчётно,
и чувство - напряжённее стократ.

Загадка это или только миф?
В её улыбке, взгляде мимолётом
душа витает, время победив.
Вечна загадка, наша жизнь - в цейтноте.

---

Надвое

Неужто я близ дебаркадера,
на этом дальнем берегу,
жизнь, вновь разорванную надвое,
соединяю, как могу?

Неужто вновь не в сновидении
и эта даль, и эта ширь,
в моих мечтаньях дерзновеннее,
чем запредельная цифирь?

Всё въяве. Нету одиночества,
коль мне открылся океан,
и в совпаденьях, и в пророчествах
изменчив, будто талисман.

Свинцово хмурился под тучами,
но солнца луч прорвался вдруг -
по чьей-то прихоти, по случаю
переменилось всё вокруг.

Пространство, тучами покрытое,
и цветом с ними заодно,
другое - солнечными ритмами
играет и синё-синё!

И есть граница меж пространствами -
прочерченная полоса, -
где, возвратившись после странствия,
вздымает яхта паруса.

Алеют паруса надеждою
и не приспущены пока.
Отрада теплится по-прежнему
в начале нового витка.

---

На выверенных тропах

Нашёптывает пережитый опыт,
что на исходе суетного дня
найду себя на выверенных тропах,
где счастье находили до меня.

Что я приму обыденность как норму,
соизмеряя с массой каждый шаг,
что собственное мненье, как платформу,
я поверну, как надо, так и сяк.

Я прекращу работу вглубь и поиск -
причуды беспокойного ума,
я несогласья утаю, от коих
страдаю больше всез других сама.

Я откажусь от собственного мненья -
моё теперь такое, как у всех.
Скажу "прощай" всегдашнему сомненью,
изведав предсказуемый успех.

Среди соседей прослыву счастливой
и проживу, не вглядываясь вдаль,
но чувствуя себя несиротливо.
Всё правильно. Но мне чего-то жаль.

---

В приморском городке

Я живу в приморском городке,
чайки вьются над моею крышей -
дышит океан невдалеке
век за веком и без передышек.

К океану - мой вседневный путь -
к центру мной очерченной вселенной.
Вновь увидеть - глубоко вздохнуть,
думая о вечном, а не тленном.

В прошлом сухопутный человек,
пленница зацикленных кварталов,
я хожу на океанский брег,
словно не в конце я, а в начале.

Вечность не даётся на бегу -
скрыта за обыденной работой,
ну а мысль не в замкнутом кругу,
а в неуправляемом полёте.

Пусть на океане тишь да гладь,
распростёрт без шума и движенья, -
вечности вселенской благодать
изменяет разом угол зренья.

Так пейзажа каждая деталь
из глубин веков пришла, не старясь.
Видятся сквозь временную даль
и валун, и солнца луч, и парус.

Мы стареем. Несоизмерим
океанский возраст с человечьим.
Кто я, что я по сравнеью с ним ? -
существо с фантазией и речью.

Глазом океана не объять,
не объять вместительною мыслью,
творческой фантазией - под стать
океану-импрессионисту.

Он незряч. Творит добро и зло.
Глух и нем, Но стимул даст поэту.
Он изменчив : нынче - как стекло,
завтра - хмурый с самого рассвета.

Но - любой - меня на поводке
держит и притягивает снова.
Вот что значит - быть накоротке
с океаном. Радоваться крову
в маленьком приморском городке.

---

Стихи о стихах

1.
Моим дыханьем дышит слово
и повторяет сердца стук -
так вечно новы, вечно снова
стихи рождаются не вдруг.

Во мне иль вне существовали,
бесплотной тенью вкруг земли, -
но без души моей едва ли
"вочеловечиться" б смогли.

2.
Вновь рассвет глазами строгими
заглянул в моё окно,
неокрепнувшими строками
это утро рождено.

Солнце встанет, и прояснятся
под настойчивым пером
строки - юные причастницы
литургии за окном.

---

"Кто глядит на меня ..."

Кто глядит на меня из-под мягкой ладошки?
Это детство моё сквозь недетский прищур
разглядело себя в незнакомом окошке,
в незнакомой стране, далеко чересчур.

Та, из детства, глядит на меня, узнавая,
не желая узнать постаревшее "Я",
осознавшее мир, что без меры и края
отнимал и дарил полноту бытия.

Я гляжу на неё. Мне и жалко и страшно
тех напрасных, в тупик заводящих путей,
что манили всерьёз не прошедшим вчерашним
вот таких несмышлёных, наивных детей.

Я гляжу на неё, а в глазах её слёзы,
ну а губы кривятся улыбкой моей
в миг, когда, очарована новою грёзой,
безоглядна в попытке угнаться за ней.

Или в день, когда тучи сгущали угрозы
и трусливый боялся подняться с колен,
улыбалась она, не дослушав прогноза,
чудодейственно в сторону делая крен.

Та, из детства, спросила одними губами,
чем платила за жизнь, забирая в кредит.
Я призналась, что кровью своей - не деньгами,
и легла на неё тень грядущих обид.

Ей, не знавшей, почём дармовая кормёжка,
в малолетстве не знавшей бича пастухов,
говорю : "Прикоснись примирённо ладошкой,
облегчая мне груз непрощёных грехов".

---

"В косящем взгляде лошади ..."

В косящем взгляде лошади
отцвёл зелёный луг.
Сквозь месиво и крошево
бежит за кругом круг.

Сквозь пятна - зритель к зрителю,
сквозь вопли - к крику крик.
Сплошной стеной ценители
до финиша - впритык.

Бегут любимцы публики
и те, кто ей не люб.
У всех нутро обуглено
и пена рвётся с губ.

Летит, летит без удержу
сквозь тесный коридор,
зеваками обуженный,
а рвётся на простор.

Поймала краем зрения
опять зацветший луг,
но родило видение
не радость, а испуг.

Хребтом, костьми и кожею
не обрести покой
ей, кликами стреноженной
пред финишной чертой.

Лишь гриве, ветром спутанной,
позволено назад.
Видение минутное
безумный гасит взгляд.

---

Итальянцы в "Богеме"

Не поют итальянцы в "Богеме",
а живут. Страстный голос проник
прямо в сердце и в сердце возник -
в каждой ноте таинственный гений!

Этот голос не силой правдив,
а открытостью светлого чувства
и всей силой живого искусства
вызывает ответный порыв.

Это было во мне и со мною:
я пою - напрягается грудь,
жизнь истаяла - свечку задуть
и с любимым проститься весною.

Я пою - жизнь моя на кону,
я последнее ставлю на карту.
И влекущая сила азарта
заставляет шагнуть в быстрину.

Свет струит негасимый софит -
заповедное небо артиста.
Высоко, заразительно, чисто
голос мой о любви говорит.

Вот он взмыл и пресекся. Я плачу,
умираю взаправду, всерьёз.
Со слезами невысохших слёз
выхожу на поклоны незряче ...

... Вечно новая, старая тема -
жить любя и любя умереть.
И не будет исчерпана впредь.
Так поют итальянцы "Богему",

---

Телефон

Телефон и глух и тих -
глушь и тишь вошли в обитель.
Намолчалась за двоих
в одиночном общежитьи.

Виноват не аппарат,
что к общению открытой,
собеседником забытой
стало горше во сто крат.

Телефон давно молчит -
отключился утешитель.
В том не времени лимит,
а душевность в дефиците.

Не пустой и впрямь обряд -
телефонное событье.
Убоясь душевных трат,
вы звонить повремените.

Ожидать в глухой тиши
всё тоскливей и угрюмей.
И помочь не может зуммер
за отсутствием души.

Я уйду в звучащий стих -
в мир фантазий и наитий
прясть связующие нити
меж молчащих и живых.

Трель - и с жизнью вновь контакт!
Кто вторгается в обитель? -
Телефонный искуситель? -
Брошу трубку на рычаг.

Зуммер - как в романе "вдруг" :
вдруг, как встарь, услышу :"Помнишь?"
Вдруг спешит ко мне на помощь
обретённый новый друг?..

---

"Прибраться бы в душе, как в кладовой ..."

Прибраться бы в душе, как в кладовой,
насущное оставив под рукою,
ненужное отправив "на покой"
иль в "долгий ящик" с надписью "былое".

Но прошлое исчезнуть не спешит
и нарочито путает отсеки,
я вижу среди нынешних элит,
казалось, позабытое навеки.

Живые - за звучащею чертой
и умершие - за немым порогом,
разорванное жизнью непростой,
надтреснутое - в вечном диалоге.

В борении бессилия и сил,
в ошмётках чувств и перьях словопрений,
взметённое крылами и без крыл -
противятся усилиям забвенья.

Не я хозяин этой кладовой,
где спорят меж собой воспоминанья,
теснимые лишь новою бедой -
девятым валом новых испытаний.

---

Чуткий стебель

Опять предутренний озноб
пред осязаемою явью
звучит пустотами синкоп
страницы, где одно заглавье.

Ещё просодия молчит,
и нет гармонии в помине,
и ожиданием налит,
как утро белый, лист в зачине.

Но рвёт всевластье немоты
поэт. Мелодией неспетой
наводит млечные мосты
меж тьмой беззвучной и рассветом.

Им говорит и ночь, и день,
и время - явь, и время - небыль.
Он станет флейтой, чуткий стебель,
и отзовётся, чуть задень.

---

Пианист

В мечтах он видел : прикоснулся к клавишам -
и музыку освободил из плена.
Мечта сбылась - но он играл Шопена
перед врагом, играть его заставившим.

Робела запрещённая мелодия
под пальцами артиста вне закона.
Он ощущал себя непобеждённым,
той музыкою полнясь, как свободою.

Он загнан и клеймён "звездой Давидовой",
почти растоптан вечным страхом смерти.
Но этого предсмертного концерта
в горячечном бреду не смог бы выдумать.

Еврейской кровью, без вины пролитою,
к кровавому привязан лихолетью,
он музыкою вырвется из гетто
и музыкой удержит пережитое.

Семью в товарняке, идущем в Треблинку.
Спасенья своего нежданный случай.
Себя - изгоя, что дрожал, измучась,
среди руин, для жизни неприемлемых.

И смерть в мундиое немца иль наёмного,
и жизнь, как круг развёрзшегося ада.
Везение - средь ужасов отраду,
когда постигла участь вероломная.

Растущий гнев во мраке безысходности,
стрельбу и взрывы, как огонь отмщения, -
всё переплавил в музыке Шопена,
в ней ощущая пульс названой Родины.

Умолк рояль. Ещё во власти музыки,
он, как еврей, вернувшийся из плена
египетского, разогнул колена,
став человеком, перестав быть узником.

Артистом обретённое достоинство
увидел враг. И не прибег к расправе.
Напротив, ощутил своё бесславье
как представитель вражеского воинства.
Зимой сорок четвёртого. В Варшаве.

---

Недоигранное детство

Недоигранное детство,
перебитое войной,
где-то рядом, по соседству,
словно тень, везде со мной.

Мокнет в дождь и мёрзнет в стужу,
что жуётся, то жуёт,
развиваясь неуклюже
от обыденных невзгод.

От еврейства и несходства
с массой - выросший барьер
средь безбытности, сиротства,
бед, лишений и потерь.

Потому и горе - горше,
боль - больнее во сто крат.
Он - мой враг, меня отторгший,
превративший детство в ад.

Не взывает детство к мщенью,
хоть оставленный рубец
кровоточит. Иль прощеньем
исцелится наконец?

"Детство. Отрочество. Юность" -
созревает не спеша,
сопричастна и не втуне
состраданию душа.

---

Истина

Я сюда приезжаю расхристанной,
в клочьях мысли, в сумятице чувств.
Я сюда приезжаю за истиной,
чтоб услышать из первых уст.

Погружаюсь в слегка всхолмлённые
очертанья чужой души,
и она предстаёт не иконою,
новоявленной в Псковской тиши,

а живою, лишённою ретуши,
и становится как-то родней.
Под наброшенной временем ветошью
различаю осколки страстей.

И предстанет тогда вдохновение
то обгрызенным птичьим пером,
то беспечной влюблённостью гения,
то холодною ванной со льдом.

И живым - не чугунным и мраморным -
узнаю его в зелени трав,
где звучит не вселенски, а камерно
голос пушкинский в шуме дубрав.

Бескорыстно цветущею вишнею
входит в нас святогорский пейзаж.
Вот они, те искомые истины,
что нашла средь утрат и пропаж.

---

Родник

Я ищу своё Пушкиногорье,
как утраченную благодать.
Вновь листаю - в радости и горе -
пушкинскую старую тетрадь.

И тогда я делаюсь счастливой -
пилигрим в отеческих краях,
я нашла родник неприхотливый
в Пушкинском краю - в Святых Горах.

Перед ним коленопреклоненна,
я ловлю студёную струю
и живую душу Иппокрены
пересохшим ртом надсадно пью.

---

Под солнцем чужим

Я греюсь под солнцем чужим,
врастаю в чужие края :
в леса, в океан, в виражи
дорог - к ним любви не тая.

Затверженные наизусть
берёзовой кроны мотив,
сосны затаённая грусть -
не списаны мною в архив.

Смешавшись с дыханием волн,
звучат на особенный лад.
И отчасти слух утолён,
и отчасти вылечен взгляд.

Здесь север И с севера я.
До боли знакомый мотив
приблизил чужие края.
Но прежний - в душе моей жив.

---

Донный смысл

Донный смысл затерялся в словах -
в них тону, словно муха в тенетах,
а вопросы опять без ответов,
и опять верховодит молва.

По словам не сужу - по делам,
знаю цену заветного слова,
сымитировать речь не готова -
веры нет однодневкам-речам.

Долг и слово, слова и дела,
жест и жертвенность, сущность и поза.
Театральны улыбки и слёзы,
похвала - точно злая хула.

Относительно зло и добро,
разделённые тонкою гранью.
Донный смысл не приемлет обмана,
презирает кривое перо.

Поучают : живи не по лжи.
Слово вряд ли кого переучит,
и нагляднее слов, и живучей
правежи, дележи, грабежи ...

И язык не стоит в стороне :
он - участник и стройки, и ломки.
Слово ходит по краю, по кромке,
сохраняясь в своей глубине.

Призовут новояз на правёж :
все слова в нём - по старым лекалам,
с сутью форма его не совпала.
Но управы в суде не найдёшь.

Сам язык правосудье свершит
и укроет от умысла злого
донный смысл заповедного слова,
что созрело в пространстве души.

---

Прапамять

Непредсказуемость стихий
расчислена стопою сжатой,
организована в стихи
и зафиксирована датой.

Что дата? - перевал в пути,
а сам процесс, его начало,
неразличимые почти,
скрываются за перевалом.

Как слились слово и мотив
и как , пристрастно и предвзято,
рождались метр, и мир, и миф, -
не объяснить конечной датой.

Не всякий ощутит в ней пыл,
как след недавнего боренья
противодействующих сил
в прапамяти стихотворенья.

Их помню памятью руки,
как помнит высохшее русло
теченье прежнее реки
в существованьи захолустном.

Их помню памятью души,
как те стремнины и пороги,
что видятся в моей глуши,
как суть доподлинной дороги.

---

В разладе

Слова - "насытясь днями" - в унисон
с раздумьями моими зазвучали.
Мне не под силу вывести закон,
не занесённый прежде на скрижали.

Нам кажется, что жизнь сбавляет ход,
то мельтеша, то двигаясь кругами,
однако же она идёт вперёд,
подобно завершающейся драме.

Её конфликт стремится под уклон
и разрешим в пределах обозримых,
а память тянет в дни - из ряда вон
и в те, что назывались рядовыми.

Под занавес статист, а не герой,
ты к прошлому относишься ревниво -
в нём ищешь даты, ставшие судьбой,
её неизречённым лейтмотивом.

Но против ожидания они -
пережитого выцветшие тени,
твоей бесцветной старости сродни
иль миру потускневших сновидений.

Да, стал трезвей сентиментальный взгляд
и к жизни обращается всё чаще,
но не изжит в душе твоей разлад
меж прошлым и бесцветным настоящим.

Прошедшей жизни ускользает суть,
как почва под неверными ногами,
и трудно равновесие вернуть,
библейское твердя : "Насытясь днями ..."

---

Настольная лампа

Мой друг старинный - лампа на столе!
Свидетель нескончаемой работы,
невольный соглядатай! Впрямь светлей
с тобою и раздумья, и заботы.

Свет знаний - это твой упорный свет
и озаренье на пути к удаче.
Энергией со-творчества согрет
совместный труд, что нами был затрачен.

И, не ревнуя вовсе к свету дня,
свой долг - светить - иначе понимая,
ты - "вещь-в-себе", когда не включена,
"вещь для меня", когда тебя включаю.

Ты вспыхнула - и разлетелась тьма,
и словно одиночества не стало.
Мне ночью без тебя - сойти с ума,
с тобой - благословляю дня начало.

И каждое свидание со мной,
не зная ни усталости, ни срока,
ты светишь мне, ты жертвуешь собой,
как рыцарь мой, без страха и упрёка.

Со-путник! Ты досуги и труды,
бессонницу и бдения ночные
всегда готов делить и без нужды
не требуешь вниманья, как другие.

Я на тебе задерживаю взгляд
и вижу те же старости приметы,
что у себя. Ну, что же, мой со-брат,
хотелось бы ещё встречать рассветы.

Но если впрямь приблизилась черта,
а ты гореть не можешь в полнакала,
лучом рассветным для другого стань,
благослови по-рыцарски начало.

---

Свои тропы

Как исхоженными тропами
возвращаешься назад,
так и груз былого опыта
лишь зашоривает взгляд.

Не дороги - судьбы разные.
Я такую предпочла -
не старушечью, не праздную -
у рабочего стола.

Я срослась с ним каждой клеткою,
как пернатые с кустом,
с просыпающейся веткою,
с недостроенным гнездом.

Я жива своей заботою,
неотступною с утра, -
приземленьями и взлётами
неуёмного пера.

Даже сны приходят строчками
неродившихся стихов.
Так деревья грезят почками
в ночь весенних холодов.

Так деревья грезят гнёздами,
первым выводком птенцов,
покрываясь к утру звёздною
примороженной пыльцой.

Так иду своими тропами,
тороплю рассветы, чтоб
подсмотреть, как почкой робкою
в мир приходит новый троп.

---

"Как со дна глубокого колодца ..."

Как со дна глубокого колодца,
через толщу застоялых вод,
в глухоте нарушенных пропорций
слышу жизнь, что где-то там течёт.

Я ли это - в стороне от жизни,
не на магистралях и путях,
в уголке письма, в забытом, нижнем,
там, где пишут вскользь и впопыхах?

Вспомнив, как не главное, припиской,
как необязательный привет.
Что там позабытое по списку?
А по списку - ничего и нет.

Заблудилась в карте полушарий,
затерялась между Аонид.
Тут ищите. Ищете недаром.
Слышите : стучит, стучит, стучит ...

---

Белый крик

Гонит шторм по озеру волну,
гребень завивая стружкой белой.
Чайки, окунаясь в белизну,
белым криком напрягают тело.

Взмыли продолжением волны,
ломаною линией зигзага,
гребнем волн победно взнесены,
как орлы из здешней древней саги.

Те, что гнёзда вили в небесах,
дальнозорко всматриваясь в воду.
на живое наводили страх,
пострашнее бури-непогоды.

К белой пене вздыбленной волны
чайки льнут не в поисках добычи,
и летать, и прятаться вольны, -
но со штормом спорит норов птичий.

Норовят качаться на волне
и взлетать, как белопенный гребень.
Вновь летать, покоиться на дне -
чайки свой не выбирают жребий.

Вот он, быстротечной жизни миг :
молнией изогнутые крылья
белоснежных чаек, белый крик
птичьего победного усилья!

---

За мгновение до ...

Внимает симфонический оркестр
молчанью настороженного зала.
Мгновенье - властный дирижёрский жест
рукоположит музыки начало.

Как рьяно музыканты ловят взгляд
всесильного сегодня дирижёра!
Каким самоотверженьем горят
к его руке прикованные взоры!

Миг напряженья всех душевных сил,
вот-вот готовых ринуться в экстазе
на штурм, на смерть, в атаку, на распыл
иль раствориться в музыкальной фразе.

Пред истиной - предшественницей дня
иль вечера прекрасного мгновенья -
и искры той душевного огня
достаточно, чтоб высечь вдохновенье.

---

В подземном переходе

Осипшим голосом певец
поёт в подземном переходе.
Так в наше время наконец
искусство до низов доходит.

Фальцетом говорит нужда,
иль рвётся голос ради стопки, -
чужая вроде бы беда
тебя обдаст дыханьем знобким.

И через памяти провал
нахлынут песни "про житуху".
Перроны. Поезда. Вокзал.
Послевоенная разруха.

Бросают редкие рубли
и медяки не очень густо,
спасая сиплое, в пыли,
святое, нищее искусство.

---

Сиамские души.

Опять между нами стена
и путь тупиковый.
В том общая наша вина -
нет умысла злого.

Снять с душ заржавелый замок -
напрасна попытка.
Мучительным стал диалог
с оружьем навскидку.

Так, стену приняв за барьер,
к дуэли готово -
наотмашь и с места в карьер -
обидное слово.

Рапирой по цели - туше! -
и крови нисколько.
А слово застряло в душе
саднящим осколком.

Пусть я виноватей, а не ...
но этим оружьем
наносится рана больней
и помнится глубже.

Хотим прилепиться к душе,
родной на безлюдье,
и целим в неё, как в мишень, -
творим правосудье.

Растёт постепенно стена,
и голос всё глуше.
Но всё же разъять не вольна
сиамские души.

---

"Родные друг другу ..."

Родные друг другу. И каждый
по-своему вовсе не плох.
Ушло пониманье однажды,
и каждый как будто оглох.

Почти неизменные внешне :
"Ну, как ты?" - "Спасибо! О'K!"
И взгляд равнодушно-нездешний
скользит сквозь тебя до дверей.

Не нынче вступило в привычку,
сошло постепенно на нет.
Как ржавчина, ест обезличка
утративший силу обет.

Родным не пристали разводы,
но родственных связей шкала
фиксирует : рушатся своды
и крыша сгорела дотла.

А нам ни сойтись, ни расстаться.
И, значит, прочней и больней
срастается маска паяца
с печальной улыбкой моей.

---

Наперсник Эвтерпы

На пиру Эвтерпы
пригубил наперсник
сока винных ягод -
струн заветных трепет
хмелем и отвагой
отозвался в песне.

Не в пирах Эвтерпы
добыты поэтом
трудные заветы :
жизни винно-сладкой,
жизни винно-терпкой
раскрывать загадки.

Пестует Эвтерпа
гений непостижный,
тайну тайн поэта :
черпать - не исчерпать
всю палитру жизни, -
чтоб не канул в Лету.

---

Пушкин. Кодекс чести.

Обнажённым нервом
и открытым чувством
он изведал меру
жизни как искусства.

Стих творил не лимфой,
а горячей кровью,
замыкая рифмой,
размыкал оковы.

И царя свободней,
и свободней черни,
слыл за сумасброда
в их облыжном мненьи.

Соглядатай игрищ
вкруг смертельной драмы,
чернь плела интриги
гнусными устами.

Он на перекрестье,
словно на прицеле,
пишет кодекс чести
кровью на дуэли.

---

"Мир открывается стихом ..."

Мир открывается стихом,
прозреньем точным рифмы,
а не рассчитанным числом
таблицы логарифмов.

Мир открывается строкой,
не замыкаясь датой.
Но в тесноте строки судьбой
код жизни отпечатан.

Хоть рифма забирает в плен,
но взгляд мой не зашорен :
я различаю жизнь, и тлен,
и плевелы средь зёрен.

Сомкнутся рифмою слова,
пробелы, строки, строфы, -
а где-то дрогнет тетива
предвестьем катастрофы.

Строка, точь-в-точь судеб закон,
покато сходит книзу,
и, спасшись, всё же Арион
напрасно сушит ризу.

Придут слова, каких не ждёшь,
внезапные созвучья, -
прольётся где-то летний дождь
из набежавшей тучи.

И, тем дождём напоено
и взращено сторицей,
слов полновесное зерно
в строку мою ложится.

Пройдя сквозь рифмы жернова,
затем сквозь сита ритма,
стих обретёт свои права,
как хлеб насущный - ситный.

Он голод сердца утолит,
сработанный во имя.
Так будет мною мир открыт,
как некогда другими.

---

"Зелень сузила пространство ..."

Зелень сузила пространство,
подошла вплотную к крыше,
тонет взгляд в зелёной нише
на весеннем "перфомансе".

Дождь весенний спозаранку
лес опутал нежной бязью,
видишь обе нити разом -
лицевую и изнанку.

Нить за нитью - самотканка
обещает радость глазу,
вот сейчас и по заказу,
точно скатерть-самобранка.

Споря с вечным океаном,
в гамму синего влюблённым,
лес покрасился в зелёный -
в нежный и непостоянный.

Тонет взор в зелёной нише
и насытится нескоро.
За листвою скрылись горы -
так зима сошла с афиши.

---

"Какого времени растратчицей ..."

Какого врмени растратчицей
бывала в юности не раз!
И лопнул банк, в котором вкладчицей
держала время про запас.

Каких истцов была ответчицей,
каким оправдана жюри!
Душа вслепую так же мечется,
не совесть взяв в поводыри.

Каких сограждан соплеменницей
хотела стать, да не смогла,
чужих законов ставши пленницей,
которым всюду несть числа!

Каких событий неучастницей
пришлось бывать и там и здесь,
оберегая крохи счастьица
и радуясь тому, что есть!

Кому, кому была ровесницей -
и ровнею, и по годам?!
Но предстоит ли снова встретиться
безвестным нашим именам ...

---

Орфей и Эвридика

Не по легенде : Я гляжу назад -
там средь чужих, а для меня заглазно
тебя не стало. Я ловлю твой взгляд -
что тяжелее неизбывной казни.

Миг сохранён не памятью моей -
догадкою о вздохе или вскрике :
вдруг оглянувшись, близ себя Орфей
пред смертью не увидел Эвридики.

Миф изменён : Орфея взял Аид,
а Эвридику отпустил на волю.
Сдержи рыданья иль рыдай навзрыд -
жить Эвридике с неизбывной болью.

Былого надо мною длится власть,
и только соль и горечь в послевкусье.
Былому с настоящим не совпасть,
как не совпасть истоку жизни с устьем.

Казнюсь : что ж не вцепилась, как репей,
опутав след из дома повиликой?..
И сохранил бы жизнь свою Орфей ...
Ах, кабы знать да ведать Эвридике!..

24 апреля 2008 г.

---

"Чего не выдумает май ..."

Чего не выдумает май,
чтоб вызвать из забвенья чувства
тех дней, когда мы невзначай
близки бывали к безрассудству.

Как заразителен язык,
нам говорящий об утратах
иль возвращающий на миг
незабываемые даты.

Благословенный месяц май,
знакомства незабвенный вечер,
и первый разговор под чай,
и после - проводы и встречи.

Подмигивают фонари,
очерчивая окоёмы,
где мы гуляем до зари,
до росной утренней истомы.

Там и застала нас гроза,
а мы в укрытии случайном -
рука в руке, глаза в глаза -
как связанные общей тайной.

Читали по глазам ответ,
гадая, любит иль не любит.
Готовы были дать обет
губами сомкнутые губы.

А хмель кружил и вырастал
из платонических объятий.
Любовь - начало всех начал -
уже связала нас заклятьем.

Соединил же нас июнь
почти бессонными ночами.
В моей душе, седой, как лунь,
под пеплом хоронится пламя.

И потому в душе раздрай,
как если бы вернулось чудо.
Спустя полвека месяц май
разрушил памяти запруды.
Май 2003.

---

"Грома нисходящее стаккато ..."

Грома нисходящее стаккато.
Сохнущий, как фреска, небосклон.
Льётся цветомузыка заката
с майскою грозою в унисон.

Что дано обыденному зренью?
Среди красок и полутонов
различить тона и полутени,
а восьмые доли - не дано.

Что уловит слух обыкновенный?
Многим ли удастся повторить
взмывшее мотивом самоценным
ласточкино тремоло-фьюить?

Не тружусь в саду иль в огороде,
не охочусь, в зарослях таясь, -
в залежах-словах земной породы
новую ищу с природой связь.

В сопряженьи красок и мелодий
ощущаю жизни остриё.
Так во мне доселе колобродит
пращуров охотничье чутьё.

---

"Беспечной радости полны ..."

Беспечной радости полны,
в саду играют дети -
созвучья в музыке весны
и завязи соцветий.

Каникулярные деньки -
пьянящая свобода!
Как притягательны манки
и голоса природы!

Кто первый ? - "взят" гамак, батут
и прочие преграды.
Бегут - свободные от пут,
хохочут - до упада.

Звучит в них радость вперехлёст,
а облик мил и светел.
О, как весною в полный рост
идут цветы и дети!

Возня со смехом пополам
и пополам с мольбою,
точь-в-точь как птичьи по утрам
разборки меж собою.

Точь-в-точь рождённая весной
преемственная поросль,
кому впитать в себя дано
живительную скорость.

Так соприродны смех и клик,
взмах рук и крыльев трепет,
весенний воздух, солнца лик,
травы и ветра лепет.

И сами по себе важны
в лирическом сюжете,
весенней радости полны,
в саду играют дети.

---

На Кадиллаке

Серпантин привёл на Кадиллак* -
на вершину, по-английски "саммит".
Выше - небо, океан - под нами,
я меж ними как живой контакт.

Пусть на миг, но этот миг благой -
на вершине жизни или духа,
где вседневность не коснётся слуха
и отсюда кажется другой.

Детскою ладошкой городок.
Домики - как семечки в ладони.
Суета осталась там, на склоне,
здесь же повседневный шум умолк.

На вершине, словно на юру,
одиночество сродни покою,
всё, что в жизни злит и беспокоит,
выдувает на сквозном ветру.

Солнце прячет жар под кисеёй,
тучи - словно дым жемчужно-сизый,
сквозь неё, в границах ближней близи,
разошлись лучи передо мной.

Вспомнилось, как жизнь тому назад
в Библии таинственный рисунок :
солнце сквозь небесные лакуны
льётся - поразил пытливый взгляд.

Вот он, тот рисунок, - предо мной,
нарисован мастерскою кистью.
Оживил значенья вечных истин
на пороге вечности иной.

В этих горних, сказочных краях
ощущаю жизнь не как потери,
утвердясь в своём неверье в вере
их и своего со-бытия.

Возвращаюсь в быт из забытья
тем же серпантином. Ниже, ниже.
Ниткою снуёт и нижет, нижет
жизни суета и толчея.


*Кадиллак - название самой высокой возвышенности на Восточном побережье США.

---

Чёрный тополь

Сад зеленеет по весне.
С ним по контрасту тополь зимний,
одетый в чёрное, как схимник,
от буйств весенних в стороне.

Чужда земная круговерть
тому, кто, словно чёрный тополь,
уже не дерево - некрополь,
в котором утвердилась смерть.

По меркам дерева, не стар,
но старше всех деревьев сада,
он крайним был в живой ограде
и принял на себя удар.

Зимой, бесснежной на беду,
сильней морозы были вдвое.
Он умер, как деревья, стоя,
в цветущем по весне саду.

Он многих в эту зиму спас,
от холода прикрыв собою,
своей шершавою корою
зверьков подкармливал не раз.

Вокруг неистовствует жизнь,
в бравурных пенится аккордах.
А тополь нем молчаньем скорби,
беззвучьем тайных укоризн.

Не оживит и солнца свет -
стоит особняком, обуглен.
Для пользы дела будет срублен,
но по себе оставит след.

Помянут вновь его добром
зимой, когда, сгорев в камине,
посмертно - лёгок на помине -
замёрзших одарит теплом.

---

Музыка мая

Силой бродильною нотного стана
музыка мая звучит безвозбранно.

Новорождённой луною - подковой,
как обещание счастья иного.

Дольнею зеленью, горнею синью,
редким созвучьем красок и линий.

Громом грозы и затишьем предгрозий
с запахом хвойных смолистых желёзок.

Шумом одетых с иголочки сосен,
свечки подъявших в небесные плёсы.

Кроной берёз, подхвативших сторожко
тайну опавшей пушистой серёжки.

Пишется сызнова музыка мая
взмахами крыльев и клёкотом стаи.

Майскою ночью, словно обмолвка,
света и тьмы быстротечной помолвкой.

Иносказаньями жизненных кодов
поросли, молоди, выводков, всходов.

Мастеровой повивальной работой
и ... различимой щемящею нотой

в память о нашей победе и тризне -
точке отсчёта нынешней жизни.

---

Поёт Шульженко

Тарелка радио на стенке.
Ещё войны лютует смерч,
но о платке поёт Шульженко,
хранящем память женских плеч.

Поёт про связь войны и тыла,
про завязь будущих судеб
в той песне о платочке милом,
необходимом, словно хлеб.

Платок - надежды добрый вестник,
что обещает радость встреч,
мечтали женщины, как в песне,
к себе примерить и сберечь.

Хоть счастье выпало немногим,
когда пришли с войны отцы,
платочек синенький помог им
зарубцевать вдовства рубцы.

Средь женщин выросшие дочки
в душе копили чувства впрок,
на старом мамином платочке
завязывали узелок,

чтоб развязать его попозже,
когда придёт влюбиться срок
и станет ближе и дороже
тот скромный синенький платок.

Не властно время над узором
простосердечных скромных слов,
над безыскусным перебором
в душе настроенных ладов.

---

"День ушедший испит до дна ..."

День ушедший испит до дна,
там, на донышке, долькой лимона
появляется в тучах луна -
соглядатай ночей бессонных.

Рассыпает стеклянный смех,
словно бусы чужого счастья,
раздражает чужой успех
горьким привкусом неучастья.

Если всхлипнет внезапно плач -
вмиг утихнет. Привычна к горю,
притерпелая, как палач,
тишине наступает на горло.

И с ухмылкой : "Было - прошло,
что же нового под луною?" -
занавесится серой мглой,
защищаясь от непокоя.

И не гложет её вина,
что скитаться ей одинокой.
Равнодушьем защищена
от земной и небесной склоки.

Развиднеется нехотя день,
снова полнясь весенней мутью,
а луна обратится в тень,
разошедшись с дневною сутью.

В сером сумраке не видна, -
то ли дольку сжевало утро,
то ли мне сквозь тучи она
улыбается горько и мудро.

---

Пространство - ночь

Пространство - ночь. И близь и даль
сомкнулись вкруг постели немо.
Из крана капает вода -
течёт немеряное время.

Коснётся времени река
прикосновеньем бестелесным,
качнёт течением слегка -
и вот плывёшь в лодчонке тесной.

Влечёт невольно по прямой :
пороги ... мели ... ветры ... бездны ...
За исчезающей кормой
уж не река - поток железный.

Не удержаться над волной,
измучась тяготами странствий, -
и вмиг сомкнутся надо мной,
как воды, время и пространство.

---

Станция "Кануны"

Я тяну себя, как паровоз,
жизнь проживший трудно и не втуне,
колеёй чугунной, на авось,
к станции спасительной "Фортуна".

Направленье помнит только сталь
рельсов, что уходят под колёса.
Снегом растушёванная даль
проступает призраком белёсым.

И гудка простуженного дрожь,
в непогоду с присвистом и треском,
рвёт не стылый воздух, а крепёж,
так что гнутся ржавые железки.

Снег лежит суровым полотном,
по нему задышливо, чугунно
я тяну, тяну, твердя одно :
"Проскочить бы станцию "Кануны" !

Снова средь чужих и суеты,
снова я кого-то виноватей ...
Выступила вдруг из темноты
станция - её не миновать мне.

Вот гудок названье пробасил,
паровоз ответил клубом дыма,
дрогнул тягой из последних сил
и застыл, как путь необратимый.

---

По тем лекалам

Я временем прошедшим создана -
по тем лекалам,
инерцией рожденья вживлена
в его анналы.

Я рвусь из века прошлого и рву
хрящи, как путы,
и слышу треск - расходится по шву
костяк как будто.

Ломается, и трещина дошла
до корневища.
А прошлого кровавые дела
не стали чище.

И не понять, полезна ль эта боль,
да по живому.
Схлестнулись в битве столько разных воль
за смысл искомый.

Мой век во мне, как пятая печать,
не вовсе зряшный, -
от времени меня не оторвать,
как день вчерашний.

---

Повторение пройденного

Что-то подобное мы проходили :
красили небыли в красные были
и, остракизму предав единицу,
чёрным писали историю в лицах.

Каждый в ней значил не боле промилле.
Так нам мозги промывали - промыли,
чтоб заклеймили лужёною глоткой
зло : сионизм, Пастернака и ... водку.

Жили согласно двойному стандарту :
громом оваций глушили фальстарты.
И возвращались к пустому корыту
овцы - не целы и волки - не сыты.

Каша - всё жиже, а пояс - всё туже.
С присказкой вечной - не стало бы хуже -
самоубийственно жили у края
бездны. А дна у неё не бывает.

Бог ли спасёт или твёрдой рукою
вождь поведёт?! Так чего же мы стоим,
если за нас кто-то свыше решает?!

Выберут - стаей, расправятся - стаей,
в бездну столкнут, коль опять "или-или" -
нечто подобное мы проходили.

---

Пошлость

Буйствует, неистовствует музыка,
отдаётся ритмами в висках,
воздух - в клочья, смрад - как будто в нужнике
или в полупьяных кабаках.

Современной техникой усилена,
ритмов какофония гремит
агрессивно-громко. Точно взмыленный,
счастлив музыкальный неофит.

Пошлая, киосочная, массовая.
Огребает всё пространство вширь,
на глазах бесстыдно распоясалась,
метит, метит пошлостью пустырь.

Выбивает дробь сердцебиение -
только б устоять и не упасть.
От такого пения - глумления
мочи нет. Такая вот напасть.

Ранит души музыка осколочно,
из киоска-амбразуры бьёт.
Как же не позволить этой сволочи
наши души вывести в расход?!

---

Катарсис, не нами пережитый ...

1
И жизнь моя, конечно, не нова,
как не нова у тех, кто знаменитей,
хоть знали мы и поиск, и наитье,
и результат, как признак мастерства.

Но всё не в счёт. Лишь нефть сейчас в цене,
цена на жизнь упала до полушки.
Ты нынче не в руках судьбы игрушка,
а в тех - кто у руля стоит в стране.

А вся страна - большое казино.
Сегодня - ты, а завтра - карта бита.
И третьего, похоже, не дано.

Во властных сферах делают открытья.
Там всё : и жизнь, и смерть - предрешено.
И смерть моя, конечно, не событье.

2.
И смерть моя, конечно, не событье,
когда рекою в мире льётся кровь
расстрелянных, разорванных, убитых
и каждый миг звучит команда "товьсь!"

Но человек, как вид, не занесён
в реестры всепланетной Красной книги.
К осуществленью скороспелых выгод
он повсеместно властью принуждён.

Начать войну - особый род защиты,
и сразу аллилуйщиков не счесть.
"Честь нации ..." - "Заданье понял. Есть!"

И кнут и пряник - это слово "честь".
Но у войны всегда финал открытый -
физически покамест не убита.

3.
Физически покамест не убита,
и стороной прошёл девятый вал.
Но пояс, начинённый динамитом,
в любой момент любого наповал.

Счёт до пяти убитых - так избито;
на сотни - срочно в номер матерьял;
на тысячи - герою пьедестал;
десятки тысяч - и герой в зените.

Людская переменчива молва,
а настроенья подлинные скрыты.
Оплаканы, погребены, забыты -

из них растёт забвения трава.
Согласно ли законам общежитья?!
Согласно ли законам естества?!

4.
Согласно ли законам естества
мы живы в столь кровавую эпоху?
Как говорят : "Живём-то однова",
а погибают только неумёхи?!

На жизнь у всех ли равные права :
кто в лимузине или только пёхом,
кто грабит жизнь, кому от жизни крохи -
всех измельчили жизни жернова?

Закон природы можно ль обмануть?
Закон хорош, да только люди плохи,
закону не подвластные ничуть.

Не мысли неумелой здесь всполохи,
закон толкуют умные пройдохи -
не жизнь и смерть утрачивают суть.

5.
Не жизнь и смерть утрачивают суть.
Ведь это не понятия, а данность.
Здесь нет противоречия ничуть,
хоть в восприятьи их большая странность.

Не в стане я вершителей судеб,
о сущем я сужу, как обыватель,
кто честно добывал насущный хлеб
и рассуждал на кухне и в халате.

Но пропаганда жизни как игры,
любви как секса, права как кармана -
данайцев пресловутые дары.

И жизнь и смерть - огромные миры,
спор - что есть что? - звучать не перестанет,
меняется лишь сути пониманье.

6.
Меняется лишь сути пониманье,
и кардинально, а не как-нибудь.
Не истина зовёт сегодня в путь -
вновь партия ведёт на поле брани.

Вновь на слуху советский лексикон :
"партийность", "враг" и "пятая колоннна".
Зачем стране свободной непреклонность,
с которой личность превращалась в клон?

Клонирован. И должен присягнуть
на верность, словно рыцарь без упрёка,
и долг, как рыцарь, выполнить высокий,

и умереть, как рыцарь. Но отнюдь
не заподозрив, что приказ жестокий.
Мы ставим под удар чужую грудь.

7.
Мы ставим под удар чужую грудь.
О чём скорбим. Но надо без иллюзий
смотреть на мир - попроще, что ль, чуть-чуть ...
Как гордиев рассечь иначе узел?!

Основа всех основ сегодня - "money".
Взгляд прагматичен, но отнюдь не странен.
Коль провести опрос средь мудрецов,
ответ их будет в точности таков.

Всем тем, кто обвиняет нас в обмане,
мы под присягой заявляем "Нет!"
Мы пустим в ход слова "авторитет",

"закон для всех один", "приоритет" ...
И вслед затем без внутренних метаний
чужую жизнь приносим на закланье.

8.
Чужую жизнь приносим на закланье,
лишь часть грехов самим себе скостив,
а остальные - в виде подаянья.
Затем мы вспомним про библейский миф.

Тот миф теперь по-новому открыт :
не Каин виноват, а вовсе Авель -
не соблюдал он каиновых правил.
И ведь найдётся тот, кто подтвердит.

Взываю к мифотворцам и пиитам!
Вы смысл особый видите в словах,
не может быть того, чтоб были квиты

палач и жертва. Наступает крах
отлаженных систем правозащиты.
Слова и смысл разъяты, а не слиты.

9.
Слова и смысл разъяты, а не слиты.
В минуты горя или торжества
народного, как отблеск божества,
мелькнут слова, весомые, как слиток.

Чудовищным кентавром стал язык :
английский смысл с морфемой русской спарен.
Наследник от него уже отвык,
средь внуков он ещё не популярен.

На СМИ язык отменным был сперва.
с тех пор как их подмял хозяин-барин,
водить пером взялась его братва, -

царит блатной язык, а стиль - бездарен.
И мысль блуждает, не вполне трезва, -
утратили значение слова.

10.
Утратили значение слова,
по курсу полновесных - паразиты.
Словесность же размазана, размыта,
но теплится, надеждою жива :

"Вот выбраться б на Ясную Поляну,
где есть слова без лжи и без обмана!"
И всё сильней неподотчётный страх -
держать перо в трясущихся руках.

Вот новояз, подобный неофиту.
Легко впадает в раж и тут же в дрожь,
как будто всё его иль им открыто.

Но никуда от правды не уйдёшь :
и новые слова содержат ложь,
и даже те, что выбиты на плитах.

11.
И даже те, что выбиты на плитах
мемориальных. Ни чума, ни мор
не подписали б смертный приговор
столь многим и безвременно убитым.

Как будто мир стал "бездны на краю".
Читаем на плите : "Убит в бою".
За что погиб - смущается молва.
У матери ж - седеет голова.

Лишь нефть в цене. И цены выше, выше.
А жизнь сегодня стала дешева.
Но кто восплачет? Или кто услышит?

Поймём ли мы в укромных норах-нишах :
чтоб жизнь со смертью уравнять в правах -
словесные плетутся кружева.

12.
Словесные плетутся кружева,
а может, паутины ткутся нити,
а может, это громогласный митинг,
где говорят слова, слова, слова?

В стране, чей символ - статуя Свободы,
и вы свободны в помыслах и снах.
Вы помните, как "радостно у входа"
встречали вас "слезою на глазах".

Ложь поделилась с правдою добытым.
Приходит к вам, нисколько не таясь,
приносит в вашу скромную обитель

последних сплетен путаную вязь.
Доступной станет, словно дважды два, -
была бы вера в мненье большинства.

13.
Была бы вера в мненье большинства,
в их идолы. Средь молчаливой свиты
мы шелестим, как жухлая трава,
о ком и вскользь и походя - петитом.

По мнению теперешних великих,
нас так заел унылый, скучный быт,
что нами дух поэзии забыт
и мы тусклы, как полустёртый никель.

Мы созданы для черновой работы,
живём, в душе не зная божества,
снедаемы единственной заботой,

чтоб на столе всегда была жратва.
Сыграем в правду стль же деловито,
как в катарсис, не нами пережитый.

14.
Как в катарсис, не нами пережитый,
поверим в митинговые слова,
в которых правда вечно в дефиците
и с ложью состыкована едва.

Я - Золушка., и чёрная работа
любима мною, как условье взлёта.
Сама корчую, чтоб потом вспахать
своим же потом политую пядь.

Нет. я не замыкаюсь в тесном быте.
Не мною было сделано открытье,
что дух и быт равны в своих правах,

пусть споры между ними не избыты.
И тут молва по-своему права :
и жизнь моя, конечно не нова.

15.
И жизнь моя, конечно, не нова,
и смерть моя, конечно, не событье.
Физически покамест не убита -
согласно ли законам естества?

Не жизнь и смерть утрачивают суть,
меняется лишь сути пониманье :
мы ставим под удар чужую грудь,
чужую жизнь приносим на закланье.

Слова и смысл разъяты. а не слиты,
утратили значение слова,
и даже те, что выбиты на плитах.

Словесные плетутся кружева -
была бы вера в мненье большинства ...
Как в катарсис, не нами пережитый.

Сентябрь-декабрь 2005.

---

"Вдох и выдох ..."

Вдох и выдох - прилив и отлив.
Океан дышит ровно. Без сбоя
тянет тяжкую массу прибоя
и обратною тягой - в залив.

Дышит мерно. Привязан к луне,
к солнцу, к ветру - вращенью планеты.
К вечным ценностям, вечным заветам -
неизменный в своей глубине.

Вдох и выдох. В положенный срок
перед внутренним взором по крохам
соберёшь все просветы, всполохи -
завершившейся жизни итог.

Вдох и выдох. Покуда ты жив,
до прощального взгляда и вздоха,
сквозь тебя протекает эпоха,
чередуя прилив и отлив.

---

"И весна здесь на особицу ..."

И весна здесь на особицу -
доходяг-перекладных
нанимает в непогодицу.
В вёдро ловишь каждый штрих.

Реактивный росчерк стрельчато
рвёт просторы синевы.
Небо вышито стебельчатым
швом молоденькой листвы.

Так призывно и разымчиво
завивает нить апрель.
Не укрывисто, а дымчато,
как весенний лёгкий хмель.

На сирени почки прыснули
в ожиданьи тёплых гроз.
Как в своём порыве искренни
и волнующи до слёз!

В жизнь вступают безбоязненно,
всяк по-своему спешит
пригубить вино на празднике
воскресающей души.

---

"Не сотвори себе кумира ..."

Не сотвори себе кумира,
не будь похож на тех,
кто ловит в славе сильных мира
свой собственный успех.

Ты, подчиняя час за часом
ему глаза и слух,
срастёшься с ним хребтом и мясом,
как с топором обух.

Заговоришь его словами,
увидишь то, что он,
поссоришься с его врагами,
в конфликты вовлечён.

И вот, своей лишённый воли,
усилив волю в нём,
пойдёшь, себя не помня боле, -
обух за топором.

Разит неправая секира,
а ты бессилен вспять ...
Не сотвори себе кумира,
чтоб после проклинать.

---

Движение стрелок

Не движению стрелок
менять времена,
мир могла б переделать
слезинка одна.

Но слезинка к слезинке -
столетье спустя, -
точно всхлип, под сурдинку
на клипе, шутя.

Невпопад с фонограммой -
кукушкой в часах, -
вся духовная драма
рассыпалась в прах.

И не стрелке подвластны
рутина и быт,
что плодят ежечасно
души дефицит.

Не торопятся стрелки,
а время кружит
нас злосчастною белкой
в кругу данаид.

Через десятилетья
всё тот же рубеж -
между веком поэтов
и веком невежд.

А движением стрелок
во все времена
управляют всецело
цена и вина.

---

"Вы загляните старикам в глаза ..."

Вы загляните старикам в глаза,
в их веками прикрытое прозренье ...
Отняв с плеча их право притязать
на прошлое, на опыт, уваженье,

что старости оставили взамен
её слепой , но жизнестойкой веры?
А вас самих ещё не взяли в плен
не менее опасные химеры?

Пусть виноваты мы не без вины,
не зачеркнуть и не забыть былое,
оно, как тень, встаёт из-за спины
и не даёт забвенья и покоя.

Пусть ветви мы на дереве больном,
ещё здорово наше корневище,
мы семенами в землю упадём
и через поколенья прорастём
иной судьбой - осмысленней и чище.

Вы загляните старикам в глаза -
их тусклая скупая бирюза
как тлеющий огонь на пепелище.

---

Прошлое

Не дано нам прошлое забыть
и отринуть - будто не бывало,
разорвать невидимую нить,
что навеки с прошлым нас связала.

Прошлое - упрямые отцы
в затяжном конфликте с сыновьями -
зрители, герои и творцы
многоактной современной драмы.

Прошлое - как бумеранг. Оно
возвратит нежданною расплатой
внукам то, что было суждено
дедам их, "ошибками богатым".

Прошлое - как зеркало. В него
не хватает мужества вглядеться,
чтоб понять причину, отчего
нам досталось жалкое наследство.

Сберегаем счастье на потом
и привычно ищем виноватых,
значит, с материнским молоком
мы впитали прошлое когда-то.

---

"Со всеми, с кем простилась навсегда ..."

Со всеми, с кем простилась навсегда,
срослась судьбой и всей системой нервной,
я проросла сквозь них, как череда,
они - в моей текучке повседневной,
хоть между нами суша и вода.

Но мне дано их лица прозревать
в толпе людей, мне вовсе незнакомых :
морщинки лба, прищур, и эту прядь,
и взгляд живой, движениям под стать,
а не сухую смертную истому.

Лишь миг один владеет мной испуг :
расстроенного зрения причуды?
Возможно ль не во сне, а в будни, вдруг,
хотя б на миг, но приобщиться к чуду?
Догнать , вглядеться - никого вокруг.

След замело, и он давно остыл.
Но чувствую : в своей далёкой дали
переплетеньем кровеносных жил
откликнулись сердца на зов печали -
мы в этот миг друг друга вспоминали.

---

"Ушедшими от нас населена ..."

Ушедшими от нас населена,
лежит, для нас неведома до срока,
молчащая огромная страна,
что всем живущим кажется жестокой.

И на день не отпустит мир теней,
неведомы им радости и беды,
не разомкнуть привыкшим к тишине
круг дружеской, раскованной беседы.

Но не уйдут они из наших снов,
незримо с нами, если вдруг несчастье.
Их власть над нами - прежняя любовь,
и нету в мире бескорыстней власти.

А мы безвластны. Наяву и в снах
мы тщетно ловим весточку оттуда.
Немыслимо живущим впопыхах
на склоне жизни уповать на чудо.

Не за горами жизненный канун.
Когда измучит нас земная склока,
уйдём и мы в огромную страну,
что всем живущим кажется жестокой.

---

Бездомница

На пароме памяти
слишком много хлама,
все отсеки заняты
старыми вещами,
белыми одеждами,
стёртыми словами,
грёзами нездешними
и больными снами.

Как попало брошены,
в тесноте ютятся
бесполезной ношею -
вряд ли пригодятся.

Прошлым перегружено,
судно в дрейф ложится,
от гудка натужного
памяти не спится.
Бродит неприкаянно,
на душе темно.
Силою отчаянья
тянет груз на дно.

Там, в песке бессонницы,
вязнут, вязнут плицы,
памяти-бездомнице
негде приютиться.

---

"Трава пробилась сквозь бетон ..."

Трава пробилась сквозь бетон
из мрака к солнечному свету,
так жизнь пробьётся сквозь заслон,
сметая ветхие заветы.

Хоть понимаю, как права,
среди ничтожнейших питомцев,
в бетон закована, трава,
что рвётся к солнцу, к солнцу, к солнцу, -
похоже, до конца понять
природы мудрые законы
мне не дано, и я опять
невольно ей чиню препоны.

---

В мастерской художника

Большая комната. Художник,
разгородив её холстом,
творит. Поодаль, пред окном,
быт торжествует и треножник
колеблет ...

Жанровую сцену,
где ссор и примирений гам;
где смех ребёнка пополам
с его слезами непременно;
где мать ребёнка то бранит,
то с ложки молоком поит
сквозь смех и плач попеременно, -
художник увидал иначе.

Среди вседневной суеты
его провидческая зрячесть
открыла вечности черты.

И в мастерской, как во Вселенной,
где свод небесный - потолок,
воссоздаёт сюжет нетленный
его несуетный мазок.

Вот на холсте, как на иконе,
ОНА возникла, будто въявь,
глядит сквозь время умиленно,
Христа-младенца приобняв.

Преображённая искусством,
не Богоматерь - просто мать,
святое воплощает чувство
и нам дарует благодать.

---

Воплощенье

В невоплощённом прячется душа,
и мучится в бесформенных границах,
и ищет форму, чтобы воплотиться.

Но, как ни мал отпущенный ей шанс,
душа приемлет не любые руки :
несведущих и суетных от скуки
она бежит и незаметной тенью
скукожится в бездушных их твореньях.

Едва почуяв творческий задор,
навстречу прянет тотчас же без звука,
а мастерством натруженные руки
передадут ей волевой напор.

И ты напрягся в поисках души,
привыкшей жить пока пленённой птицей, -
то рвётся к воле, то опять таится -
неведомое манит и страшит.
Ты ищешь форму, чтоб душе под стать,
чтоб плотью неотъемлемою стала,
мучительно находишь, лишь опять
сломав сопротивленье матерьяла.

Когда ж закончишь многодневный труд,
ещё во власти стружек иль размеров
и мыслями ещё в полётных сферах,
хоть пред тобою комнатный уют, -

то в созданном в бессонные часы
ты разглядишь души родной частицу -
раскрепощённой - ей достало сил
сполна в твоём твореньи воплотиться.

---

Разговор по душам

Разговор по душам -
а душа-то разорвана.
И одна - хороша,
а другая - изжёвана.

Разговор по душам -
а душа-то раздвоена.
И живёт, не ершась,
не по времени скроена.

Разговор по душам -
а в душе-то окалина,
прижилась, не спеша,
на душевной окраине.

Разговор по душам -
а душа-то в подпалинах,
каждодневно греша,
всяким хламом завалена.

Разговор для души -
а душа-то усталая,
от мороза дрожит -
не согреть одеялами.

Встрепенётся душа -
вместе с первой проталиной.
Крепнуть ей не мешай -
только б крылья оттаяли.

Жар души вороши,
чтоб растаяли льдиночки.
Чтоб срослись две души,
словно две половиночки.

---

Годичные кольца

Годичные кольца
сплетает судьба,
из мрака и солнца
её ворожба.

Колодезным срубом
венец за венцом,
витками по кругу
уходит на дно.

Случилось недавно,
а может, давно :
ударило камнем
о самое дно.

И гудкое эхо
спрессованных лет
по кольцам, как вехам,
пробилось в ответ.

И всё, что подспудно
таилось на дне,
по чьей-то причуде
привиделось мне.

И годы, как сутки,
мелькнули впотьмах -
вся память в зарубках
и сердце в рубцах.

Вкрапления счастья
на памяти дней
сплошного ненастья
припомнились мне.

По кольцам, витками,
на самое дно -
что сбудется с нами,
узнать не дано.

Не повод к унынью,
не шанс для тоски,
ведь звёзды дневные
так были близки,

ведь ноги ровняют
округлую твердь,
и будто вольна я
судьбу одолеть.

---

Нарцисс

На межсезонье, в распутицу,
утром раскрылся нарцисс,
вызовом улице-устрице
весь устремившийся ввысь.

Смотрится в зеркало улицы,
в сотни завистливых призм,
смотрится - не налюбуется :
"Ах, я красавец и умница".
Слышит в ответ :"Нарциссизм!"

---

Снег в апреле

Нелеп в апреле свежий снеговик,
а снега пелена ещё нелепей.
Естественны лишь дети в этот миг,
что из нелепиц мир волшебный лепят.

Сам снеговик - как вера в чудеса :
расплылся рот восторженной улыбкой,
хоть кривобок, телосложеньем хлипкий
и жить ему отмеряно в часах.

Мне не дано по-детски мигом жить
иль выступать нескладных дней арбитром,
когда во мне ослабли крепежи
от нарушенья жизненного ритма.

Всё глубже окунаюсь в белизну,
окутанная коконом из снега,
мир вижу сквозь слепую пелену
и слышу сквозь безмолвие элегий.

Переболеет снегом вешний миг,
запомнится апрельскою строкою.
Взмахнув по-свойски тающей рукою,
прощально улыбнётся снеговик.

---

Памятливое сердце

Забудет волна про ушедшее судно,
и воздуху сказанных слов не сберечь.
Но сколько их - слов, расставаний и встреч -
в сердцах памятливых хранится подспудно.

Нежданно выходят на новый виток,
и с прежнею силою счастья и боли
ты станешь по тем же кругам поневоле
кружить. И причём же здесь давности срок?!

Вновь сердце от слова "до встречи" щемит,
опять расставание с привкусом смерти,
прощанье в январскую стужу и ветер ...
И тем безнадёжней холодный гранит.

"До встречи" - и мы разошлись, как бывало.
И - вечным упрёком посмертный портрет,
и - горечь тобою непрожитых лет,
и - горечь признаний, увы, запоздалых.

---

Синева

Вот и окна затопило синевой -
по весне во сне не встретились с тобой.

Лету в паводок никак не перейти -
нет обратного, возвратного пути.

Не приходишь повидаться даже в сон -
в повседневность иль нетленность погружён.

Иль Харона убедить не удалось,
что ты гость во сне моём, пока мы врозь.

Иль Харон - и перевозчик и гребец -
в даль далёкую уплыл, в другой конец.

Ты пустился против волн и ветра вплавь -
зря зрачок ловил утраченную явь.

Ты ж не плавал, не держался на плаву -
синей рыбой окунулся в синеву.

На заре ты мне приснишься как живой -
станешь вечной. бесконечной синевой.

---

"А я - земная ..."

А я - земная. Каждая деталь :
линялый заяц, свежая травинка,
полёт пчелы - весною мне в новинку
и так же притягательна, как даль.

Вот треплет ветер перья облаков,
коснувшись неба росчерком случайным;
раздвинет ветви, соглядатай тайный,
взвихрит, встревожит - да и был таков.

Умчался, за собой оставив след :
на полуфразе замирает птица,
трепещет лист, и заяц вслед косится,
и прячется от солнца первоцвет.

Я - лишь земная. Почвой взращена,
нацелена на близь и то, что рядом.
И лишь творцу с его пытливым взглядом
подвластен мир - и ввысь и вглубь - до дна.

И вот я гость космическиз миров,
исторгнутых фантазией Ван Гога.
Какое потрясение основ
над мирной кровлей и земным порогом!

В ночное небо глядя иногда,
мы видим звёзд безликих мириады.
А он - как зарождается звезда,
клубясь и рассыпаясь звездопадом.

Каким казался дерзким страстный взгляд,
что видел в звёздах маленькие солнца!
Не потому ль сегодня - не притронься! -
полотна той же страстью опалят.

Страсть превратит обычные дары :
и стол, и миску с трапезой убогой,
засохший ствол, кремнистую лорогу,
подсолнух - в самоценные миры.

Он обручил небесное с земным
и, сумасшедшей дерзостью хмелея,
настаивал, что мир неповторим
деталью, а не общею идеей.

Наивной близорукости порок
иль перехлёсты творческого спора?
Не всё ль равно, коль станет очень скоро
идеей общей сам Винсент Ван Гог.

---

"Я всё-таки земное существо ..."

Я всё-таки земное существо,
и телу моему нужна опора.
Лишь лайнер, о бетон гасящий скорость,-
залог успокоенья моего.

Да и душе быть лишней и ничьей
нельзя - нужна опора и поддержка.
И потому, нимало не помешкав,
она бежит от ловких рифмачей.

Уйдёт к тому, кто может воспарить,
упав с седьмого этажа. По Фету,
таков поэт. В своём движеньи к свету
он душу изберёт в поводыри.

Насквозь земным был Афанасий Фет,
сам в землю, как в поэзию, влюблённый.
Ведь быть земным - не значит приземлённым,
и воспаривший - вовсе не аскет.

Достиг того, что не было в удел
ему дано. Но главное богатство -
и в старости скорбеть и домогаться,
зачем от страсти "человек сгорел"?

Ему - поэту - свойствен тот же пыл,
что в юности. Горяч и бескорыстен,
он не подавлен "тьмою низких истин" -
не оскудел, не высох, не остыл.

Мучительно постигнуть жизнь спустя,
что может быть невстреча иль разлука,
что "сердца звучный пыл" приносит муку
на врозь идущих жизненных путях.

Трагически закончился сюжет.
На гребне счастья, славы и почёта
Фет попытался с жизнью кончить счёты,
как юный незадачливый поэт.

У лирики особенная власть
над временем. Обычными словами
в самой себе поддерживает пламя -
до нас доносит подлинную страсть.

В моих стихах накала страсти нет,
но, как во всём естественном, есть тайна.
И рвусь к стихам я вовсе не случайно,
а чтоб уйти от суеты сует.

Я говорю спасибо технарю :
он овладел лирическою тайной
и поднял в небеса крылатый лайнер.
Купив билет, я тоже воспарю.

---

Моё богатство

Я всё ещё вижу во сне
потерянный дом.
А днём, словно в театре теней,
играю в другом.

Измучась вопросом "зачем?",
найду ли ответ,
как выбрать в одной из дилемм
меж "да" или "нет".

Разлад между сказанным "да"
и мысленным "нет" -
просроченный мной навсегда
обратный билет.

И вот получаю взаймы
я вид на жильё -
подобье замшелой тюрьмы,
а в ней старичьё.

Мне дружбу сулят напрокат
и просят взамен -
без лишних душевных затрат
ничейный размен.

Вошедший однажды сюда
теряет мечту.
Здесь даже дневная звезда
увязнет в быту.

Мы - больше иль меньше - бедны,
не бедностью, нет -
нам снятся несхожие сны
на старости лет.

Я всё же богаче других -
мне слово дано.
Былое приблизит мой стих,
как сон иль кино.

Мечта, словно прошлого зов,
в заветных стихах.
Пишу - и потерянный кров
в знакомых словах.

---

Одиссей

Купол неба везде одинаковый,
и земля та же самая ... якобы.

Провожали меня - не оплакали,
распрощались - как будто жалея,
знать не зная, как с милой Итакою
разлучённому жить Одиссею.
Не тому - воспевавшему в здравицах
золотое руно заграницы.
А тому, кто чужбиною мается,
да не может никак возвратиться.

Стиснут силою, грозной и гиблою,
слева - Сциллою, справа - Харибдою.

Без гнезда и пути. Неприкаянно,
день и ночь всё по кромке, по кромке.
Без надежды на отклик нечаянный
современников или потомков.

---

В заповедной роще

В глазах беспечного зверья,
живущего на воле,
я - продолжение корья
безвредного - не боле.

Не панибратствует зверёк,
вдруг оказавшись рядом
и не пуская за порог
насторожённым взглядом.

Ползущей по своим делам
непуганой козявке
кажусь деталью от стола
и с ним скреплённой лавки.

Средь любознательных пичуг
единственная птица,
переборов в себе испуг,
вблизи меня садится.

Косит встревоженным зрачком,
нахохлившись по-птичьи,
и норовит бочком-бочком
от чуждого обличья.

Сама себе довлеет тварь
на перекрёстке судеб
и существует, как и встарь,
не помешай ей люди.

Да, в чём-то я зверья мудрей,
но хитроумной пряжей
переплетаемся в ковре
ландшафта и пейзажа.

Я соприродна, словно дождь,
но мне в удел досталось
понять зверья больную дрожь,
к нему изведав жалость.

Быть продолжением дождя,
стучать в чужие окна
и, в них ответов не найдя,
в безволвии оглохнуть.

Поутру снова стать корьём
в той заповедной роще,
чтоб быть непонятой зверьём
на языке всеобщем.

---

Ночная певунья

Всю ночь напролёт
весенняя птица
призывно поёт -
разлукой томится.

Крылата душа
в пернатом обличье,
и так хороша
в порыве трагичном.

Без жестов и слов,
призывом и кличем
ликует любовь
полётно, по-птичьи.

Не горлом поёт,
а внутренним жаром,
объяв небосвод
рассветным пожаром.

---

"Разотрёшь клейковину ..."

Разотрёшь клейковину -
вот он, запах весны,
этот неистребимый
вкус и цвет новизны.

Пряный, нежно-зелёный
сокровенный листок,
память будущей кроны,
заготовленной впрок.

Память будущих ливней,
вешних гроз и ветров -
образ летний и дивный
отпечатан без слов.

Слов, похоже, не надо,
только запах и цвет,
для внезапной отрады
и названия нет.

---

Месяц-грабарь

Что-то копится, копится в воздухе -
то ли дым, то ли пыль, то ли хмарь,
так весною без сна и без роздыха
трудно трудится месяц-грабарь.

Он копает и перекапывает,
и хоронит останки зимы,
флейт невидимых чуткие клапаны
для весенней открыл кутерьмы.

Дерзки-юная и безоглядная,
очень жадная до ремесла,
и в рабочей одёжке нарядная,
к нам весна наконец-то пришла.

Красотой её дерзкой любуются,
но довериться ей не спешат,
словно завтра весеннюю улицу
обрядит - заметёт снегопад.

Словно вместе с высокою нотою,
взятой чисто, в восторге, взахлёб,
вдруг женою окажется Лотовой,
в соляной превратившейся столб.

Может, сбудется злое пророчество,
но, разбужено музыкой флейт,
лишь замедлит апрельское зодчество
крестный ход по весенней земле.

Расчищая метлой и лопатою
захламлённый зимой календарь,
не считаясь с растратами-тратами
трудно трудится месяц-грабарь.

---

Благовест

Как творчество, весна неповторима
и созидает самоё себя,
и благовестит жизнь без зимней схимы,
весеннее веселие любя.

Ещё не заслонило перспективу,
в просторном небе утопает взгляд,
а на земле незримо, кропотливо
таинственный свершается обряд.

Весна опять пророчествует почкой
и благовестит жизни вечный ход,
где звёнышком в отлаженной цепочке -
листком грядущим - почка прорастёт.

Поэтому тепло, и свет, и влагу
весна преобразует в жизни ток,
чтоб напоить весёлою отвагой
рождающийся будущий листок.

---

Жизнетворчество

Март исчерпан. А с ним и язык,
вешних дней раскрывавший секреты.
Вновь весны изменившийся лик
нахожу по особым приметам.

В немоте оголённых стволов,
не успевших ещё отогреться,
с их таинственной речью без слов
и глухим нетерпением сердца.

В не по-зимнему гибких ветвях,
в болтовне белобокой сороки,
в потеплевших от света глазах,
в торопливых, порывистых строках.

И понятно становится вмиг,
что не дождь барабанит по крыше,
а весна обретает язык,
ставший музыкой четверостиший.

Канул в Лету улыбчивый март.
Объявляется летнее время.
Жизнетворчества вечный азарт
ощущают и почва, и лемех.

---

"Враздробь"

Возможно ль средь ям и колдобин
на жизненном тряском пути
себя от разора спасти,
не став знаменателем дроби?!

Спасти от разора числитель,
уже устремлённый к нулю,
сродни в небесах журавлю,
бесплотному, как небожитель?!

Столетьем раздроблена, дробь
откликнулась горестным эхом
на то, что предчувствовал Чехов,
поставив диагноз - "враздробь".

---

"Работает, глаз не смыкая ..."

Работает, глаз не смыкая,
дорога и денно и нощно :
встречает за ближнею рощей
и в дальнюю даль провожает.

Завидовать ближней дороге?
Но в главном мы с нею похожи :
мечтали, что многое сможем,
не то получилось в итоге.

Запретов прокрустово ложе
и гнёт перегрузок и трений
рождают и долготерпенье,
и малочувствительность кожи.

Мы - эхо чужих настроений
по статусу, а не в угоду,
за все перепады погоды
мы платим своим разрушеньем.

Мы собственным платим здоровьем,
коль лопнет терпенье, как шина,
и, следствие спутав с причиной,
являем покорность воловью.

Обеих настигла усталость,
и прежнего нету размаха,
наивные охи и ахи -
и те в нашем прошлом остались.

Болели тоской расстояний,
но старились и понемногу
обочиной вместо дороги
плетёмся на вздохе, на грани ...

Не скроешь старенья отметин -
ухабов, колдобин и рытвин.
И скорость былая забыта,
и больше не радует ветер.

Обеим ремонт капитальный
пришёлся бы мерой не лишней ...
Так надо ль завидовать ближней?
Иль всё же завидовать дальней?

---

"Предметы быта и труда ..."

Предметы быта и труда
хранят в своей фактуре время,
предупреждая мелкотемье,
исчезновенье без следа.

Они не возвращают вспять -
к истокам, предкам и былинам,
но в них, как в зеркале старинном,
былое можно увидать.

По ним читаешь звук, и взгляд,
и вкус, и мнение, и абрис -
всё то, что превращает адрес
и в образ жизни, и в уклад.

О, эта верность вопреки
короткой памяти эпохи,
откуда прошлое по крохам
повыдували сквозняки!

Но тлеет, как бикфордов шнур,
в предметах быта поневоле
не бытность, траченная молью,
не память восковых фигур,
а время - с радостью и болью.

Коснёшься вещи - и запал
зажжёт и высветит былое,
и вновь лишат тебя покоя
слова - горючий матерьял.

---

"Обои формируют душу ..."

Обои формируют душу,
а вещи - жизненный уклад,
как океан формует сушу,
а высь оттачивает взгляд.

Мечтаем жизнь переупрямить,
но с каждым годом всё видней,
что мы подобны оригами
в руках судьбы с младых ногтей.

Когда ещё невнятен лепет,
и робок слух, и зыбок глаз,
а жизнь уже и гнёт и лепит
фигурку в профиль и анфас.

---

Азбука (продолжение и окончание)

П
Буква П есть в слове ПАПА,
есть она в ПАЛЬТО и ШЛЯПЕ,
в ПИРОГЕ, ПЛАЩЕ , ПИЖАМЕ
и в любом ГИППОПОТАМЕ.

Р
"Р - Р - Р" ! - рычит Дружок спросонок,
увидав во сне ворону.
А ворона не во сне,
дремлет, сидя на сосне.
И во сне наверняка
видит доброго Дружка.

С
Месяц, словно буква С ,
смотрит ласково с небес.
Месяц светит - ночь светлей,
сны приснятся веселей.

Т
Буква Т и тут и там,
в сотнях тысяч телеграмм,
в телефоне, и в трамвае,
и в полёте птичьей стаи.

У
Опустилась ночь едва,
глухо ухнула сова.
Огонёк в окне потух,
в закутке уснул петух.
Уж кукушка начеку -
и стучит "ку -ку" , "ку - ку".

Ф
В ярких фантиках, конфетах
мы находим букву эту.
Есть и в фауне, и флоре,
в фото и фуникулёре.
Руки в боки, словно шеф,
между букв фасонит Ф.

Х
Эхо ходит по лесам,
собирает голоса.
"Хо - хо - хо !" - хохочет эхо,
рассыпая горсти смеха.
"Эх -эх -эх !" - вздыхает эхо,
если станет не до смеха.

Ц
"Цок!" - зацокали копытца
поросят вокруг корытца.
Свет погас в оконце -
показалось донце.
Ели, ели целый день,
а вот мыться свинкам лень.

Ч
Гномы учат при свече
человечью букву Ч.
Скучно гномам чересчур.
Гном учёный шепчет : "Чур!
Поздний час, настала ночь,
расходиться надо прочь!"
В догорающей свече
чуть заметна буква Ч.

Ш
За окном и в доме тишь.
Что там шепчет мама-мышь?
"Ты шурши, мышонок, тише,
кошка может нас услышать".

Щ
Щебетал в кустах щегол,
будто кто его завёл.
А щеглиха-щеголиха
прихорашивалась тихо.

Ъ,Ь
Так легко попасть впросак,
мягкий или твёрдый знак :
угощенье и живьём,
но отъехал и подъём.
Чтобы правильно писать,
части слова надо знать.

Ы
Если букву Ы забыть,
БЫТЬ от БИТЬ не отличить.
И слова ЗАБЫТЬ и СЫТЫ
тоже будут позабыты.

Э
Электричка - это наш
постоянный экипаж.
Он, конечно, не экспресс,
но доставить может в лес.
Вот бы этот экипаж
доставлял на наш этаж.


Ю
Не похожи друг на друга
слово ЮГ и слово ВЬЮГА -
вьюги в тёплом нет краю.
Их сближает буква Ю.

Я
Буква в Азбуке последняя
о себе большого мнения.
"Заявляю вам, друзья,
что особенная я.
Я не там, где толчея,
а стою отдельно я."

Но в словах МОЯ СЕМЬЯ
не случайно восемь Я.

"Что ж, - сказал учёный гном, -
ты теперь, как я, знаком
С АЗБУКОЙ, где буквы в ряд
все - от А до Я - стоят.
Меж собою все равны,
как одна, тебе нужны.
Наберись, мой друг, терпенья -
овладей письмом и чтеньем."

---

Азбука

В этой книжке,
словно в доме,
поселились крошки гномы.
По утрам и даже днём
учит их учёный гном :
пишет буквы на бумаге -
загогулины, зигзаги,
пишет слоги на бумаге
и читает вслух слова,
непонятные сперва.
Азбука малюткам гномам -
человечья - не знакома.
Помогают им картинки
буквы вспомнить без запинки.

По страницам незнакомым
мы пойдём с учёным гномом.
Он вручает эту книжку
малышу или малышке,
чтоб учили, но без скуки
азбуку - азы науки.

А А - всей азбуки начало,
с этой буквой слов немало,
но и первые слова
не прочесть, не зная А :
мама, папа, брат, сестра,
Маша, Саша, детвора.

Б В слове АЗБУКА тебе
обойтись нельзя без Б,
и в забавном слове "брысь"
без него не обойтись.

В В букве В, как в завитушке,
верх и низ свернулись стружкой.
Завиток на завиток -
вышел славный кренделёк.

Г "Га - га -га!" - гогочет гусь,
разгоняя громко грусть.
Оглашает берега
горделивое "га - га".

Д Д походит и на дом,
и на будку под окном .
В доме шум дневной умолк,
в будке задремал Дружок.

Е,Ё Е и Ё похожи внешне,
хоть и разные, конечно.
Мел и мёл, жилец - жильё -
трудно спутать Е и Ё.
Если же сравнить два слова,
так похожих, - ЛЕВ и ЛЁВА,
зарычит на Лёву лев,
от сравненья озверев.

Ж Воздух от жары дрожал,
над жасмином жук жужжал.
Ж в словах легко найдёшь,
так как жук на Ж похож.

З Зяблик мёрзнет на морозе,
на изломанной берёзе.
Зимостойкий Дед Мороз
заморозил лес всерьёз.

И,Й С буквой И слова прочти :
лист, ириска, воробьи.
А теперь прочесть сумей
так же верно ВОРОБЕЙ.
Букв значение усвой
на словах МОИ и МОЙ.

К Дождик, дождик кап - кап - кап,
капли редкие в накрап.
Вдруг намокли облака,
стала мокрою река.
В каждой капле буква К.

Л Льётся ласковое солнце
из лазурного оконца.
В лад заквакали лягушки -
лупоглазые толстушки.

М Ох, мучение с котом -
обучается с трудом.
Занимаюсь с ним часами -
он сказать не может "мама"!
Может, Мурзик мой упрямый?
Может, "мяу" значит "мама"?

Н Начинается трезвон -
всех звоночков перезвон :
"Диньт - динь - динь" и "дон - дон -дон"!
Разогнал будильник сон.

О Буква пишется, как ноль ( О ),
с ней слова ОКНО и СОЛЬ,
МОЛОКО, ОБЛОМОК, ОКОЛО,
ПОЛОТНО как будто окают.

(Продолжение Азбуки следует.)

---

Дельфиний цирк

Дельфин не станет яликом
иль лодкой самой маленькой,
и корпусу дельфиньему
не надо ватерлинии.
Другим известен качеством :
он славится изяществом,
он славится прыгучестью,
улыбкой самой лучшею.

Прирождённые актёры :
акробаты и жонглёры,
прыгуны, эквилибристы,
и в ансамбле, и солисты -
дельфины ждут с волненьем
начала представленья.

Тело ловкое пружиня,
в вальсе кружатся дельфины.
Раскрутились раз-другой,
взмыли серою дугой
над вспенённою водой.
Приводнились чередой,
рассыпая тыщи брызг
под весёлый детский визг.

Опять взлетят дельфины
и всем на удивленье
сквозь кольца серпантином
пройдут без промедленья.
И зрители в едином
порыве восхищенья
приветствуют дельфинов
на голубой арене.

Вот так предсталенье
посреди бассейна !
Ловят мяч дельфины,
прыгнув выше сетки,
будто из резины
или сами детки.
Отбивают мяч хвостом,
головой и животом,
с грацией дельфиньей
тело напружинив.

На спину бокастые
лягут понарошке,
в такт ударят ластами,
будто бы в ладошки.
Зрители не плоше -
тоже бьют в ладоши.

Весёлые дельфины
под знаки одобренья,
раскланявшись картинно,
плывут за угощеньем.
Мелкую рыбёшку
ловят без оплошки.

По-дельфиньи, во весь рот,
улыбается народ.
И, конечно, каждый
о дельфинах скажет :
"У морских созданий
море обаянья!"

---

Куда делась сосулька?

Весенняя сосулька,
весёлая висюлька,
смотрела сверху вниз :
- Ах! Голову так кружит ...
Ах! Мне б не занедужить! -
схватилась за карниз.

А ночью от морозца
она опять свернётся,
как будто канитель.
То громко, то потише,
но днём закаплет с крыши
весёлая капель.

Смеющееся солнце
наводит из оконца
на ножки ей лучи.
Болтают-тают ножки,
ещё совсем немножко -
и потекут ручьи.

Красавица сосулька
теперь совсем кривулька
и тает от тепла.

А солнышко всё выше -
сосульки нет под крышей ...
Куда она ушла?

---

Сиреневый лад

Я разбужена гомоном птичьим,
предвосхитившим ранний рассвет,
Вновь вошёл деревенский обычай
в жизнь мою - просыпаться чуть свет.

В ближней роще хожу спозаранку,
приминая ногами траву.
Не играю с судьбою "в орлянку",
а мечтаю и, значит, живу.

И в канун календарного лета
мне от местных пенатов и лар
всё богатство весеннего света
вручено, как лирический дар.

Оттого, что своя, из местечка,
из неброской и тихой глуши,
что таинственной частью души
кровно связана с лесом и речкой,
с тем, живущим лишь в памяти садом,
где войной был расстрелян рассвет,
со знакомым с младенчества ладом,
что теплом материнским согрет.

***

Но недавно, с природой "на Вы",
я лишала себя, горожанку,
первозданности свежей травы,
соучастья садовой делянки,
бескорыстья цветов луговых.

Обделяла общеньем с природой,
что жила за чертой городской,
аритмию полей и угодий
ощущая бессвязной строкой.

Потому с незапамятных пор
я была, как неслаженный хор.
Враждовали во мне голоса,
на враждебных живя полюсах.

Пел трамваем разбуженный день
и гудел, словно рой, засыпая;
мощной стройки бабахала свая,
и упрямился камень-кремень;
глухо бухал бетон или битум,
прерываясь синкопами рытвин.

А на улице детства сирень
подчинялась особому ритму.

По весне расцветали соцветья,
раздавался сиреневый звон -
это звал растревоженный ветер
из забвенья десятки имён.
Рубцевались сердца и окопы,
и смягчался доверием взгляд, -
мы разбили всем миром и скопом
в честь Победы сиреневый сад.
Поминальный свершая обряд,
называли, склоняясь в поклоне,
не пришедших с войны поимённо.

***

Встречи с прошлым - как сдвиги времён.
Вот она, моя улица детства.
Дом снесён. Нет других по соседству.
А сиренью заросший газон,
старомодный, но верный и стойкий,
вытесняется с разных сторон
агрессивною новостройкой.

***

Но сирень в подсознанье глубоком
прижилась с незапяамятных лет,
оживая то горьким упрёком,
то мотивом, что мною не спет.

Жить и цвесть, как сиреневый сад,
отряхнув ржавый лист в листопад,
вновь готовясь к весеннему росту.
Жить, как дерево, мудро и просто,
как сирень, выполняя свой долг,
без излишеств в любви или злости,
чтобы ритм повседневный не смолк
прежде смерти и прежде погоста.

**

Настоящего нет без былого,
Пусть итоги подводит финал.
Мне же мучаться снова и снова,
возвращаясь к началу начал.
Находить свой сиреневый лад,
вновь терять и звучать невпопад.

---

"Я в зеркальное гляну стекло ..."

Я в зеркальное гляну стекло :
постарело моё отражение.
Налицо, словно счёт на табло,
поражение за поражением.

Зафиксирован каждый изъян :
ржа, огрехи, цвета побежалости.
Исключая и лесть и обман,
время пишет портреты без жалости.

Надо ль зеркало в том обвинять?
Оттого я с бессильною яростью
отрицаю, не в силах принять,
то, что вызвано немощью-старостью.

Вот и хворь, как осенняя хмарь,
ткёт тенета и виснет на гордости,
не даёт распрямиться, как встарь :
мол, живи не по сердцу - по возрасту.

А услышу :"Душой молода,
и стремленья не трачены временем", -
и пойму : затяжная страда
мне на плечи опустится бременем.

---

"Всё у весны проказы на уме ..."

Всё у весны проказы на уме :
сиряхнув с себя остатки зимней неги,
вытаивает дерзко из-под снега
осенних листьев золото и медь.

Назло зиме, и перед ней права,
как правы одержимые любовью
весенний дождь, и юная трава,
и птицы, гнёзда вьющие под кровлей.

Приходит за соперницей-зимой
по ею же накатанному следу,
но гонит, оставляя за чертой,
нелепую старуху-привереду.

Ей, вечно юной, не понять и впредь,
как унижают старческие беды ...
Пожухлых листьев золото и медь
весна сметёт, как знак чужой победы.

---

Равноденствие

Вязнет март распутицею днём,
ночью стынет в корневищах сосен.
Но уже просторен окоём -
признак ранних и весёлых вёсен.

День и ночь сравнялись наконец,
как весна воды с весною света.
И сияет солнечный венец
над весной разутой и раздетой.

Шествует по лужам без калош,
кашу изо льда и грязи месит,
чтоб всему живому нетерпёж
передать в весенний первый месяц.

Передать, что ранняя весна
в ореоле чистом окоёма,
с ним самой судьбой обручена,
стряхивает оторопь и дрёму.

Что изменчив месяц, как весна,
ветер переменных направлений.
Что из недр души идёт волна
птичьих ритуальных песнопений.

Свет весенний, талая вода.
Хочется омыться и умыться.
Это у весны счастливый дар -
просветлять нахмуренные лица.

---

Я - предок ваш.

Я - предок ваш. Меж нами океан.
Бег времени волнам морским подобен
и ощутим и в вёдро и в туман
от самого рождения до гроба.

Я здесь не старожил. Я много стран
сменил. Перед противником - не робок.
И я сказал, увидев океан :
с ним поборюсь и проживу бок о бок.

Он зацепил надёжней, чем капкан,
как женщина, вошёл и в плоть и в память.
Порой добрее, чем в ночи топчан.
Порой жесточе, чем враги с врагами.

Вот - гибелью грозит, как вражий стан,
вот - дарит жизнь и делится дарами.
Как испытанье духа свыше дан,
ещё не завершённое покамест.

Он уважает дерзких, сам смутьян.
Но самых дерзких испытает штормом,
заставит позабыть про талисман,
а то, что кормчий, - заставляет помнить!

Он - вездесущ, и каждый твой изъян
использует, чтоб водяною пылью
ты стал пред ним, и наг, и безымян,
и безымянную себе обрёл могилу.

Мне океан нанёс несчётно ран,
порой казалось, спасся еле-еле.
На мне теперь особый есть чекан -
воителя : я не умру в постели.

Я завещаю женщине свой скарб,
когда сомкнутся воды океана
над телом и гигантский хищный краб
склонится надо мною, бездыханным.

В потомке оживёт мой стойкий дух,
восторг и трепет перед ураганом,
когда виденьем океанских бухт
утешится в открытом океане.

Когда увидит океана скань,
искрящуюся каждой малой гранью,
гладь океана, будто бы сафьян,
проброшенный под ноги нежной ранью.

Когда впервой увидит океан,
укрытый небом наподобье шкуры
и надышавший вкруг себя туман,
по-зимнему холодный, серый, хмурый.

Когда валы поднимет до небес,
швырнёт и кружит в адовой лохани
щепотью праха. Ты в волнах исчез
и всё ж не сломлен силой окаянной.

Крещён в её купели. Великан,
себя познавший в поединке-шторме.
Отныне и навеки океан
его отметит средь себе подобных.

Потомок обретёт свой талисман,
пред гибелью вскричит, не поколеблен :
"И в штиль и в шторм будь славен, океан!" -
как предок ваш, свой выбирая жребий.

---

"Так легко печалиться ..."

Так легко печалиться,
если смущена.
Так легко скучается,
если не одна.
Трудно ль быть скиталицей,
сидя у окна,
или же страдалицей,
если не больна?

Ни к чему напраслина,
коль в урочный час
чувственно и явственно
свет коснётся глаз.
Нужно ль фантазировать,
если за окном
бледный и застиранный
стынет окоём?

---

Страда

Сначала вздох - потом слова,
и ритм догадкою мотива,
и будто по кремню огнивом ...
А дальше - дело мастерства.

Поэты - люд мастеровой,
и к поэтическому цеху
принадлежат не для утехи -
по сути жизни таковой.
В начале иль в конце пути,
перед своим ответствен даром, -
поэт сжигает капилляры,
чтоб слово верное найти.

А слово встанет невпопад
и зазвучит фальшивой нотой,
иль неуместной позолотой
простые строчки заблестят.
Иль, штилем вымотан почти,
скрипя оснасткою на рифах,
томится стих в заклёпках-рифмах,
как дух свободный взаперти.

Поэт не скажет, что тяжка
страда без меры и без счёта,
когда стрелой перед полётом
звенит окрепшая строка.
Тяжёлый дар - счастливый труд.
Ведь даже Пушкин - русский гений -
знавал не только вдохновенье,
но и работы нудной зуд.

В награду - вздох, потом - слова.
И на глазах вершится диво :
вновь "море вздуется бурливо",
и коршун падает стремглав,
пронзён стрелою справедливой.
И Лебедь белая жива!

---

Всё же ...

Всем существом, его последней дрожью,
самозабвенно пела утром птица,
и были так понятны и похожи
восторг и боль неведомой певицы.

Невольно слышу в трепете пичуги
стремленье прочь из замкнутого круга,
желанье жить и ноты ностальгии ...
И дела нет, услышат ли другие.

Хоть боль её - плохое утешенье,
восторг не вызывает отклик встречный,
мы равно с ней ранимы и конечны :
под кожей - я, она - под опереньем.

Но мы в одном, пожалуй, не похожи :
мне надо быть услышанною всё же.

---

Беспамятность

Мне ль жить беспамятной стрелой,
в своём колчане запертой,
забывшей про добро и зло?
Уж лучше - встать на паперти!

Мне ль жить остывшею золой,
не удержавшей в памяти
ни углей жар, ни их тепло,
как ять в житейской грамоте?

Мне ль жить бесчувственной травой
иль спрятавшейся устрицей,
чья хата с краю в час любой?
Не жить, а лишь присутствовать?!

Мне ль доживать - существовать,
не тяготясь живучестью?
И тишь да гладь - не благодать,
а знак унылой участи!

Я не тверда ни в "нет", ни в "да",
а стало быть, беспамятна ...
Нет, лучше вмёрзнуть в толщу льда
отчаявшимся мамонтом!

---

Оберег

Уронила оберег в реку -
мамино дарёное колечко.
Сжалось от предчувствия сердечко,
что и впредь терять мне на веку.

Мама провожала в дальний путь,
глядя вслед с высокого крылечка.
Мамино заветное словечко
- оберег -
не в силах я вернуть.

---

Майя (диптих)

"Майя" : в индуизме - непостижимая сила ;в древнегреческой и древнеримской мифологии - старшая из Плеяд, нимфа гор. (Из словаря иноязычных слов)

Как вдохновенно имя "Майя"!
Как помогало ей в пути
мерцать звездой Бахчисарая,
затем, традиции ломая,
не ко двору и не в чести,
звездой немеркнущей взойти!..

В ней разгадала Терпсихора
дух своевольный перемен,
вручая знак любви взамен -
шарф невесомый Айседоры,
цветок карминовый Кармен.

И стало точкою отсчёта
самосгорание дотла,
самозабвение полёта
и руки, словно два крыла.

И неуступчивость в искусстве,
за что судьбой обречена
не раствориться в захолустье,
не впасть в изведанное устье,
не исчерпать себя до дна.

Но обрести свободу в танце,
её раскованный язык,
запечатлев летящий миг -
бессмертье Лебедя Сен-Санса.

***
Всё в прошлом : недолгое счастье
и близость ладонью в ладонь, -
опасности привкус дразнящий
влечёт её снова в огонь.

Рутинной любви без азарта
готова пожар предпочесть,
пусть гибель гадальною картой
сулит ей ревнивая месть.

Навстречу грозящему року
спешит, как рисковый игрок, -
меж тем в нетерпеньи жестоком
напрягся для мести клинок.

Отдав своё сердце тореро,
кумиру ревущих трибун,
с ним пляшет теперь хабанеру
под звуки томительных струн.

Следит за ареной, во власти
смертельного боя с быком, -
сжимают браслеты запястья
оков ненавистных кольцом.

Стряхнуть их - отдаться фиесте
неподлинной жизни взамен,
но поздно : орудие мести
на взлёте настигло Кармен.

---

Не операбельна душа

Не операбельна душа -
величина совсем не мнимая.
Пусть сердце чинят, чтоб, греша,
нам жить, лекарствами хранимым.

Колени, зубы, кость, сустав
и даже почки - заменяемы.
Но тайну тайн - души состав -
боятся задевать нечаянно.

Так распахни её! Душе
не гоже, чувствами ограбленной,
быть куклой из папье-маше,
своим спокойствием оправданной.
Трудись (расхожее клише!)
Страдай - душа не операбельна!

---

"Дом не держит тепло ..."

Дом не держит тепло,
продуваем насквозь.
Не вселенское Зло -
но всемерная злость.

Ненадёжен, как кров,
неуютно в жилье.
Не основа основ,
но не быт - бытие.

На ветру, на юру
притулилась к семье.
Не впритык, не в игру -
запасным на скамье.

---

Мой кров

Дымы домов и шлейфы поездов.
Тепло жилья и выстывший вокзал.
Уюта иль дороги вечный зов.
Мне нужен дом - не ожиданья зал.

Мой закуток.
Рабочий стол - шесток.
Где, как ни трудно, остаюсь собой.
Где праздник - впрок,
и праздность - не порок.
Где смысл найду и в мыслях вразнобой.

Мой кров и кровля,
крыша и покров -
прими и поддержи без лишних слов.

---

Мыслящий тростник

И в зеркале, и за окном
вечерний сумрак краски гасит,
день скомкав, сходу напролом
войдя бесформенною массой.

Дотошно, словно нивелир,
лишает сущностных различий
предметный мир. Привычный мир
он непривычно обезличил.

А что же мыслящий тростник,
во тьме на всё и вся похожий?
О нет! И память, и язык,
и мысль его не уничтожить,
и мир, что в нём сейчас возник,
не может быть ничтожным тоже.

Он помнит линию и цвет
вещей в привычном освещенье.
Живёт в его воображенье
картин невидимых сюжет
и персонажей бродят тени;
звучат и шёпот, и молва,
и вздох, и клятвы, и бокалы -
перипетий дневных аналог, -
но в ритмах, рифмах и словах.

А за окном меж тем светало ...

Мир возникал из тьмы не враз,
а как на плёнке фирмы "Кодак",
с известной степенью свободы
свою являя ипостась.

Рассвет вернул предметам цвет,
объём и формы непохожесть,
неповторимостью примет
отринув тьму безликих множеств.

Тогда-то мыслящий тростник,
припомнив суть ночных фантазий,
подправив, вставит в беловик
рассветом прерванную фразу :

"Будь сам собою в каждый миг,
паря или спустившись наземь".

---

Alter ego

Ты прячешься, как в нишу, в белизну
холста, бумаги, выпавшего снега.
Уходишь, как в спасенье, в тишину -
предвестницу начала и разбега.

Ни замысел не зреет, ни зерно
в сумятице истоптанного снега.
В тиши и неге равно суждено
им возродиться, умерев, в побегах.

Ты веришь в эту завтрашнюю завязь
и, словно первый, правишь сотый лист,
отбросив нетерпение и зависть.

Формуешь мир крупица за крупицей,
где оживут события и лица,
и сам герой. Да, вот он - не речист,
в твои глаза, как в зеркало, глядится.

В смятенье на него бросаешь взгляд :
когда и как вы побратались сходством -
ты - автор и теперь его собрат,
он - копия без права первородства.

Герой созрел и сам торопит миг,
чтоб навсегда покинуть черновик
и вырваться из тишины и неги,
как некогда Печорин и Онегин.

Он - плод твоих фантазий и чернил,
тобою сотворён - тебя творил,
второй натурой ставший, -
alter ego.

---

Танец

Разомкнув оркестровую яму,
звук в движенье приводит сердца.
Их стремленье идти до конца -
вот толчок человеческой драмы.

Звук сомкнёт бесполезные губы -
только телу дано говорить
сокровенное "любит - не любит"
и глубинное "быть иль не быть".

Доискаться до сути готовый,
танец с юной поэзией схож.
Но ведь тело правдивее слова -
"изреченная мысль" - это ложь.

Выразительней барда и скальда
жест и пластика. Поза легка,
льётся танец, как звуки Вивальди.
Но свободный полёт Спартака
или выпад смертельный Тибальда -
всё всерьёз. И цена высока.

В наступательных ритмах Одиллий,
в грациозности хрупких Одетт
напряглись на разрыв сухожилья -
так оплачен искомый ответ.

Ловит Зло восхищённые взгляды.
Утверждается в танце Добро.
Внешне может казаться игрой
их борьба, что не знает пощады.

В ней искусное па - аргумент,
фуэте - обретённое кредо,
кода - правды высокий момент.
Зло повержено. Дивертисмент -
и Добро торжествует победу!

Смолкнет звук. Оркестровая яма
наполняется вновь тишиной.
Завершился спектакль, но не драма.
Разве кода сулила покой?!

Танец сник в комплименте усталом,
в высшей точке движенье прервав.
Но витает над зрительным залом
нескончаемый дух волшебства.
В каждом па, в каждом жесте права,
правит Золушка сказочным балом.

---

"Мне выходить на ближнем полустанке ..."

Мне выходить на ближнем полустанке.
Дорожный знак появится в окне,
дверь распахнётся - выйду спозаранку
навстречу незнакомой тишине.

Нет, не меня в угрюмом лихолетье
разъезд с надеждой дни и ночи ждёт.
Я здесь чужая, и меня не встретят,
вольна вернуться иль идти вперёд.

Здесь не бывала. Разве мимоездом
когда-нибудь проехать довелось.
Но виновата перед тем разъездом,
что счастье и несчастье наше врозь.

За эти неказистые строенья :
контора, да бараки, да сарай ;
за то, что жизнь его - обыкновенье,
российская глубинка, самый край.

За то, что не прославлен, как Буранный,
хоть тоже терпелив и работящ.
В работе - трезвый, в каждый праздник - пьяный,
России - кость, и мускулы, и хрящ.

Трещали кости, кожа мокла потом,
хрящи ржавели, уставала плоть, -
а он делил с Россией все заботы
и делит с ней последний свой ломоть.

Отрезан немотою, словно тайной,
что выслужил - тюрьму или суму?
Забытый - кем? И для кого - опальный?
Опять многострадальный - почему?

Мне у него не выпросить прощенья
за разную судьбу и даже сны,
в которых часто вижу возвращенье
из сытой чужедальней стороны.

Но, разорённый, вовсе неказистый,
и в рубище уже который год,
он извиненья блудного туриста
куда подальше истово пошлёт.

Не выйду на заброшенном разъезде,
пусть колея туда и приведёт :
мне стыдно быть в России мимоездом,
с ней больше не деля ни кровь, ни пот.

---

Сопутница

Хранит пожизненно язык
моя поэзия-заступница.
На том стоит и не отступится -
без языка зайдёт в тупик.

Живёт со мною в унисон
на острове моя соратница -
поэзия - наивный Пятница
иль просвещённый Робинзон.

Порою тесен малый мир
моей поэзии-затворнице,
но за его пределом помнится
другая высь, другая ширь.

Пережитое - лишь сырьё
моей поэзии-искусницы,
и в переплавку ею пустится,
что отстоялось, как своё.

Неприхотлив и прост наряд
моей поэзии-работницы,
она нимало не заботится,
чтоб модной быть на чей-то взгляд.

Но ей мечтается-мерещится,
чтоб каждый, кто ей вчуже мил,
однажды жажду утолил
в ней, безымянной малой речице.

Как именитая река,
пускай на карте не отмечена,
моя поэзия-ответчица
пьёт из того же родника.

---

"Всего-то и надо ..." (Н.Л.Л. - после инфаркта)

Всего-то и надо - вздохнуть
свободно, глубоко, беспечно,
до слёз и до боли сердечной,
теперь не опасной ничуть.

Всего-то и надо - суметь
полстрочки, полдела, полшага.
Нужна для поступка отвага
и даже бравурная медь.

Всего-то и надо - дойти
до цели, до края, до сути,
раз нету другого пути
и времени нет для распутий.

Всего-то и надо - прожить
взахлёб, в напряженьи, в запарке.
Пускай непрерывную нить
прядёт неустанная парка.

---

Старческие сны

Безгрешны старческие сны,
в них бродишь, как в садах Эдема.
Животрепещущая тема -
любовь - не ведает вины.

Чужда понятию греха,
бесплотная, как мир нездешний,
не ведает про ад кромешный
под вздохи нежных опахал.

Пейзаж заброшен и уныл :
здесь не слыхать ни страстных вздохов,
ни чувств увянувших всполохов,
ни трепета увядших крыл.

Грехопадения фантом
безгрешным снам уже неведом,
над плотью одержав победу, -
теперь в круженьи холостом.

Здесь не оставила следа
давно ушедшая эпоха.
Забытых чувств скупые крохи
уже не причинят вреда.

И пользы тоже ни на грош.
Пусть длят бесцельность и безгрешность
той жизни, чуждой и нездешней,
какою в старости живёшь.

Как те бесформенные сны,
в которых, как в садах Эдема,
где не слагаются поэмы
в тисках оглохшей тишины.

---

Старая моторка

На волнах качается челнок -
ржавая рабочая моторка
сном забылась, выработав срок
здесь, у океана на задворках.

А была когда-то молода,
привлекала модною оснасткой -
мимо проходившие суда
обдавали волнами, как лаской.

Что ей были ветер и туман,
если сила, скрытая в моторе,
позволяла выйти в океан
и с волной строптивою поспорить.

Чуткая к движению волны,
к напряженью мощного мотора,
выбирала темп без суетни, -
молодым, стремительным напором.

Но, бывало, солнце разморит
иль помехой ходу станет ветер,
быстро обретала прежний ритм,
не заметив жизненных отметин.

Жизнь была - безбрежный океан,
улыбалась и сквозь тьму светила.
Если б разглядел тогда секстан,
как ей без движения и силы!..

Прежнею осталась лишь во сне -
молодой, рабочею моторкой.
Видится совсем другою мне -
старою, покрытой ржавой коркой.

Лишь взревёт разбуженный мотор
под её изношенной оснасткой,
в лодке просыпается задор
и уходит страх перед развязкой.

И глядит вперёд, а не назад,
ощущая вкус воды солёной.
Непригодна - на сторонний взгляд,
оживает в океанском лоне.

---

Графика

Я - график. Я вскрываю суть вещей.
Рука тверда. Податлива пластина.
Игла в руке всё глубже и смелей
вникает в смысл задуманной картины.

Я избираю чёрно-белый цвет.
Спадает с глаз слепая паутина:
я различаю донные глубины
и в небе вижу первозданный свет.

Графичен мир. Контрастно бытие.
Ни на холсте, ни в камне или в глине
не выявить его. Лишь на пластине,
и знаками, что вырежу на ней.

Их символов причудливая вязь,
пробелы между ними и с расчётом
штрихами проскоблённые пустоты -
то с бытием таинственная связь.

Я протравлю их кровью-кислотой,
под прессом на станке сращу с бумагой -
и оттиск бытия ... за ним другой ...
передо мною откровеньем лягут.

Цвет чёрный. Под покровом темноты
пульсирует энергия живого,
рождая по законам красоты
клубящиеся контуры земного.

Цвет белый. Сгинет тьмы чадящий свет;
займётся день от края и до края;
и хлынет в душу первозданный свет,
небесного границы раздвигая.

Контраст цветов рождает светотень,
проявит все детали на картине,
сплетений их клубящуюся сень -
глазам предстанет замысел единый.

Я - график.
Я небесное с земным
от повседневных пут освобождаю,
тем сущность бытия раскрепощаю,
стремлением к сотворчеству томим.

---

Художник перед холстом (А. Тышлер)

Торжествует белизною холст.
К схватке с ним готовится художник.
Откровевенен белый холст и прост,
но союз меж ними невозможен.

Белый холст все краски поглотил -
мастер извлекает краски спектра.
В противостоянье равных сил -
превосходство и победа мэтра.

Белый холст наносит свой удар -
бойкость, что резвила до работы,
цветовой концепции угар -
рушатся невидимым оплотом.

Холст сейчас не друг - заклятый враг.
Мастеру нужна над ним победа.
И художник, волю сжав в кулак,
лишь на миг сомнение изведал.

И мазок ложится за мазком
сгустками запекшегося пота.
Мастер - холст - и краски - как мостом,
их соединяет лишь работа.

На преображённом полотне
создан мир напором живописца.
Побывать в придуманной стране -
как живой воды с утра напиться.

Торжествуют краски на холсте.
Рядом с ним усталый победитель,
давший жизнь ещё одной мечте,
мира небывалого зиждитель.

Выделенное шрифтом - слова, принадлежашие А.Тышлеру.

---

Преддверье

Скрипичной декой изогнув крыло,
неслышимой мелодии послушны,
летают чайки. Чувствуют тепло
и кружатся в его волне воздушной.

Нет, не полёт, а танец их увлёк -
предчувствие, предшествие, преддверье
весенних дней. Неслышимый смычок
бесструнно будоражит кровь в артериях.

Настроены на музыку весны
и взнесены её дыханьем вешним,
в азарте танца, воли, вышины
легки, самозабвенны и ... нездешни.

Им ведомы порыв и вечный зов,
что исподволь сильнее дирижёра.
Так разрушают силу зимних снов,
так обретают новую опору.

За кругом круг, синхронно, всё быстрей
(я прежде не видала чаек в танце),
а вот и долгожданный апогей -
и разлетелись вдруг весны посланцы.

Я причастилась этой красоте,
воздушным танцем искренне любуясь,
в привычной человечьей глухоте
не различив мелодию чужую.

Слетелись вновь на крышу, на конёк,
как ноты на весеннем нотном стане, -
я услыхала колдовской смычок,
озвученный весенним ожиданьем.

---

3.Коварство. (Третья часть цикла, неумело помещённого отдельно)

Когда на перекличке с февралём
март, как обычно, принял эстафету,
по-зимнему разутый и раздетый,
он грезил и весною и теплом.

Ещё не знал, что заспанный сурок,
испуганный своей внезапной тенью,
подверг его мечтания сомненью,
когда весну обманную предрёк.

Зима удар к концу приберегла :
она вернулась тихо и коварно,
чтоб наказать всех тех неблагодарных,
кто ожидал весеннего тепла.

Март против воли вовлечён в обман
и, слабый, сдался сильному на милость.
Как водится, зима же оскорбилась,
в его поступках усмотрев изъян.

Март не спешит навёрстывать тепло
и продолжает жить чужою волей.
Он сетует на сломанную долю
и говорит, что миром правит Зло.

---

1 Наваждение

За шторой бродят тени :
там ветер-кукловод
привёл на авансцену
летучий хоровод.

Мы рамой, словно рампой,
ещё разделены,
но ветер рушит штампы,
вторгаясь даже в сны.

Безудержно и вьюжно
кружит, кружит пурга
во мне или снаружи,
в постели иль в снегах?..

Завидуешь веселью
проснувшихся стихий,
в полуночный бестселлер
ворвавшихся, как вихрь,

в паренье и кипенье
от собственных свобод.
А снег, как наважденье,
метёт, метет, метет.

---

2. Колдовство

Зима вернулась снегопадом -
я видела, как началось :
снежинки наплывали вскользь,
припомнив зимнюю усладу.

Вдруг - словно небо прорвалось :
так снег карательным отрядом
обрушился и стал преградой,
земную накреняя ось.

Не в исполненье ль чьих-то просьб
и снегопад кому-то в сладость,
и заточение не в радость,
и то, что всё на мне сошлось?

Ответа нет. Но всё сплелось:
моя безвыходность, досада,
мои раздумья без отрады,
моя надежда на авось.

С ума сойти от снегопада,
от ветра - в душу, внутрь, насквозь,
от жизни вдалеке и врозь
три дня уже иль годы кряду ...

---

На песке

Мне послана жизнью отсрочка,
и я, рассчитав на глазок,
свой дом возвожу в одиночку,
чтоб жить в нём оставшийся срок.

Тружусь, передышки не зная,
гонима отнюдь не нуждой,
чтоб в хате, которая с краю,
своё обустроить гнездо.

Всё в дело : и пух, и соломка,
и пёрышки в каждом витке
скрепляют серёдку и кромку
гнезда ... на зыбучем песке.

---

"Время дышит в затылок..."

Время дышит в затылок
и срезает углы.
Не имеет развилок
путь летящей стрелы.

Ей, глухой и незрячей,
что один, что другой :
кто - страшась, кто - ребячась,
скопидом иль растратчик, -
служат целью одной.

Сколько б мне ни осталось,
я живу, а не жду
и не прячусь за старость,
а ещё на ходу.

Неотступно маячит
мой последний причал -
он уже обозначен.
Из последнего трачу
жизнь, как свой капитал.

---

Дурная бесконечность

Не слышно болтовни простосердечной
весенних птиц. Вновь снежный лёг покров.
Какая-то дурная бесконечность
есть в повторенье пережитых снов.

Весною грезит куст заиндевелый.
Вдруг сказочной жар-птицей букваря
пичуга красная на ветку села -
на белом алым пламенем горя.

Чуть дрогнул куст, как в утреннем ознобе,
поверить солнцу вешнему готов ...
Дурную бесконечность, как у дроби,
в реальности не сбросить со счетов.

И кружит нас, не ведая покоя,
и вертится дурная карусель :
то вдруг приснится свежею грозою,
то спать уложит в снежную постель.

---

"А у весны невпроворот работы..."

А у весны невпроворот работы :
проветрить воздух, обмести тенёта,
затеять между делом постирушку,
отжав, развесить тучи на просушку.

Избыток влаги и седьмого пота
дождём весенним называет кто-то.

Зима брюзжит на вредный пережиток,
на очередь в календаре настенном.
Хвать из корыта хлопья белой пены
и ну бросать с ухмылкой ядовитой.

И тонут в море выпавшего снега
окрестности оснасткою ковчега.

Весна с зимой на коммунальной кухне
сойдутся - не до нежностей телячьих :
весна в сердцах того гляди заплачет,
и у зимы от ссоры нос распухнет.

---

"Разговора никчёмного рваная нить ..."

Разговора никчёмного
рваная нить.
Разговор ни о чём, но ...
давай говорить.

Кто о чём, о своём -
разве тема важна?
Всё ж - как будто вдвоём,
и - кому-то нужна.

Разговор между душами,
с глазу на глаз -
вопреки малодушью
затверженных фраз.

Поначалу с трудом -
разве тема важна?
Забирая взаём,
возвращая сполна.

---

"В разлаженной жизни моей ..."

В разлаженной жизни моей
разрывы, разлуки, разломы.
Уже не вмещают альбомы
покинутых мною людей.

За здравие и упокой,
мне в душу запали, как в святцы.
И с каждым - подробно иль вкратце -
испытано было с лихвой.

Моих незаконченных дел
уже не вмещают архивы.
Живущим, как я, торопливо
эпохой поставлен предел.

Живущим на стыке веков,
и тысячелетий - тем паче,
и время всегда в недостаче,
особенно у стариков.

Их жизнь - неподъёмная кладь,
кружит круговою порукой
в разрывах, разломах, разлуках,
и вся - обращённая вспять.

С ней нянчиться - времени нет.
На равных? - да мы ж антиподы!
И новая жизнь на подходе
без старческих вздохов и бед.

По Чехову : стук топора
и Фирс в заколоченном доме ...
И будто нельзя по-другому,
когда обновленья пора.

---

"Что находил он в осени печальной ..."

Что находил он в осени печальной,
лишь ей одной из годовых времён
вручая поэтическую тайну -
гармонии исполненный пеон?

Быть может, он в стремительности ветра,
в ответном натяжении листвы
постиг закон звенящей тетивы,
что напрягла ямбические метры?

Иль различил мелодию свирели,
до времени молчавшей на юру?
Незримо с ним от самой колыбели,
она запела на сквозном ветру.

Наверное, внимающему взору
открылась поэтическая даль,
пронизанная ветром и простором,
окрашенная в светлую печаль.

Вот и разгадка тайн недалеко :
вспорхнула над бумагой птичьей стаей
и кружится просторно и легко -
над кончиком пера уже витает ...

---

"Чёрной речки чёрная весть ..."

Чёрной речки чёрная весть
заметалась по Петербургу.
И аукались "месть" и "честь",
отдаваясь в сознании гулко.

Растревоженный вестью поток
докатился до Мойки, 12.
"Есть надежда?" - "Не может статься!. ." -
приглушённо сквозил шепоток.

За стеною особняка
исчезала и тень надежды.
Разметала пряди тоска
и усильем сомкнула вежды.

Боль от раны - терпеть невмочь.
В кровь искусана губ полоска.
"Беспокоен. Страдал всю ночь", -
тихо бросил в толпу Жуковский.

К дому Пушкина всё идут,
не желая с утратой свыкаться,
как один, - и служилый люд,
и иные - именем нации
над бесчестьем вершат свой суд.

Шёл на убыль последний день
многодневной пушкинской драмы.
Проступала сквозь снежную замять
правды резкая светотень.
И легенды творила память.

---

"От сих до сих ..."

От сих до сих,
от сих до сих -
мне отведённое пространство.
Вокруг оси,
своей оси
кружусь с завидным постоянством.

Свернуть бы в сторону чуть-чуть,
но возвращает амплитуда
всё в тот же пункт,
на тот же путь,
и вновь - отттуда и досюда.

За поворотом поворот,
и за преградою преграда.
А жизнь нейдёт,
а жизнь идёт
от листопада к листопаду.

Влечёт осенний кругозор
и горизонт,
открытый взору.
Но мне доступен лишь зазор
в том распахнувшемся просторе.

В недосягаемой выси,
вне власти замкнутого круга,
в обгон Земли,
вокруг оси
уходит птичья стая к югу.

Не оттого ль моя печаль,
что, тяготея к небу взглядом,
я не заглядываю вдаль,
прикована к тому, что рядом.

Не тяготенье тяготит,
не перелётной птицы щебет,
а то, что мной не позабыт
взмах крыльев, распростёртых в небе.

---

Ничейный след

А я - ничья.
Ни эта и ни та
земля меня своею не признала.
Но суета
взамен со-бытия
способна ль скрыть бездомное начало?

Средь дребезгов, осколков и щепы
соорудить подобие уюта
здесь и теперь,
в спасенье пресловутом,
откуда путь в забвенье и распыл?
Вдохнуть в жилое видимость тепла,
в рутинное - подобие работы?

Трудись я, как прилежная пчела, -
врождённо, инстинктивно, без расчёта,
будь винтиком в работе сообща,
трудись, как муравей трудолюбивый, -
средь "мышьей беготни" как душу живу
впредь - сохранить, а после - завещать?

Раздам всё то, что нынче под замком, -
достаньте ключ, чуть отогнув ключицу! -
не думая, что, может быть, потом
наследникам-потомкам пригодится.

Чтоб на раскопках дошлый краевед
среди щепы, обломков, горсток пыли,
на той земле, где жили мы и были,
нас опознал, найдя ничейный след.

---

Кудесница зима.

Расстилают белые холсты,
вьются вьюги, и метут метели,
выбелив деревья и кусты
клочковатой снежною куделью.

Стелют-стелют мягкую постель -
с головой укрыться и согреться.
Пусть поёт-баюкает метель,
сон придёт из дальней дали детства.

Вьюга сон мотает на клубки,
а метель узоры вяжет, вяжет.
И растут сугробы, как мотки
белоснежной и пушистой пряжи.

И прядут, и ткут до темноты
нить за нитью труженицы-пряхи,
и поют-поют до немоты
песнь за песней наподобье птахи.

Сон ли ? Явь ли? Но и впрямь она,
пряха ли, кудесница ли даже,
наткала-напряла полотна
святочного зимнего пейзажа.

---

"А вдруг меня постигнет немота ..."

А вдруг меня постигнет немота
как следствие утраты чувства ритма,
и горькими морщинами у рта,
ненужная, впечатается рифма?

Сойдут на нет зубцы кардиограмм,
в дрожащую прямую встанут строки,
не в силах передать ни скромных гамм,
ни музыки поэзии высокой?

И чувство, в строках выход не найдя,
напрасно душу полую объемлет,
не проливаясь каплями дождя
на ссохшуюся в ожиданье землю.

---

Тени. (Из цикла "В поисках опоры")

Тень дома, не укрывшего меня,
тень дерева, скупого на прохладу,
тень очага, жалевшего огня,
я вас благодарю прощальным взглядом.

За тень надежды, веры и любви,
не сбывшихся, но промелькнувших всё же.
За тень родства, что в генах и крови,
но выразить себя в словах не может.

За тех, кто размыкал мою тоску
и тесное пространство необщенья.
За чистый лист и первую строку,
что становились плотью или тенью.

За тот нечастый нетревожный день
и тот, что стал причиною разлома.
За надвое разорванную тень
и очага, и дерева, и дома.

---

"К себе иду разомкнутой дугой ..."

К себе иду разомкнутой дугой
огромного - в полмира - полукруга,
и на разъёме медлю от испуга,
не ощущая тверди под собой.

Мне б перебросить шаткие мостки,
пускай провалом угрожают щели, -
закрыть глаза и продвигаться к цели,
физическим законам вопреки.

Соединить начала и концы,
лишь пропасть миновать, а там уж близко,
но дрогнули в предощущенье риска
натруженные старые рубцы.

Предательская память прошлых ран!
Ослабит волю, породит сомненья,
прибегнет к силе умозаключенья
и тем решимость заведёт в капкан.

Не объяснить загадку бытия,
но опыт мой с завидным перехлёстом
лишь подтверждает, что совсем не просто
сложить осколки собственного "Я".

Когда ж сама с собой соединюсь?
Я - океан. Я - в океане остров.
Разбитый штормом корабельный остов.
Наполовину затонувший груз.

---

Своеволье

И далёкий звук трубы
отзывается тревогой,
вольным запахом гоньбы
и внезапною дорогой.

Вздрогну. Глазом поведу -
поскачу росистым лугом,
позабыв про хлыст, узду,
сбрую, шоры и подпругу.

Ветер пену в клочья рвёт,
пропотели пах и холка.
Перейду вот-вот в намёт -
лугом, озером, просёлком.

Не во сне, а наяву,
без натянутых поводьев
я лечу, дышу - живу
на свободе, на свободе!

Из последних сил живу,
наслаждаясь чистым полем,
с ним по праву и родству
разделяя своеволье.

Ветер грудь мою сечёт
и назад относит гриву.
Я ж без удержу вперёд -
без оглядки, торопливо.

Знаю, видно, что вернут
под уздцы и через силу
над собой признаю кнут
и ... кормушку до могилы.

---

"Мне тесно в старости моей ..."

Мне тесно в старости моей,
в общенье бессловесном.
Терзает время-лиходей
душевно и телесно.

Когда б общаться без помех -
кнута, узды, подпруги.
Не ощущать ни дат, ни вех
и не ходить по кругу.

Но нет, тесней кольцо времён
и лабиринт эпохи,
забравшие меня в полон
от выдоха до вздоха.

И невозможен стал побег,
и выход невозможен.
Так мой короткий долгий век,
поймав меня, стреножил.

Приблизясь волею судеб
к последнему порогу,
я засчитаю как ущерб
печальные итоги :

хоть отнимали у меня,
а я не отнимала,
но мне досталась западня
безлюдного вокзала.

Мне тесно в старости моей,
в смятенье жил и жилок,
живущих и на склоне дней
с мучительною силой.

---

Кот гуляет по луне

Из окна порой ночной
наблюдаю за луной.
Стоит ей взойти на небо -
сразу былью станет небыль.

В облаках, как на волнах,
кошкой нежится луна.
А проснётся и спиной
изогнётся надо мной.

Кто-то видит серп луны
средь небесной вышины.
Я - усы, глаза и рот,
лапы, спину и живот.

Кто-то скажет, что луна
не мяукает со сна.
Я скажу :"Мяукал кот,
тот, что на луне живёт".

Хвост трубою виден мне -
кот гуляет по луне!

Я зову его :"Кис,кис!
Упадёшь, спускайся вниз!"
Но гуляка - лунный кот -
поступил наоборот.

Стал по правилам игры
караулить у норы.
Мышку лунную поймал,
в кошки-мышки с ней сыграл.

И, насытившись весьма,
ищет пищу для ума.

- Что за тайны у луны
с той, с обратной стороны?
Неспроста наверняка
преграждает путь река?

Вдоль реки туда идти -
не видать конца пути.
Вплавь пуститься? Но река
широка и глубока.

Любопытному коту
от преград невмоготу.

Вдруг увидел : из-за туч
показался лунный луч.
Тонкой жёрдочкой пролёг
через речку поперёк.

Кот - на жердь! Трубою хвост!
Зашатался лунный мост.

Заметался кот :"Тону!"
Зацепил хвостом луну.
Рухнул сам и заодно
утащил луну на дно.

Наступила темнота -
будто не было кота
и прогулок по луне.

Будто всё приснилось мне.

---

Неужели?

Уж ужа увидел в луже
и позвал к себе на ужин :
- Угощу тебя лягушкой,
дам волнушку из кадушки,
уступлю тебе горбушку,
молока большую кружку -
ешь и пей на всю катушку!

Не в фантазии досужей -
уж ужа увидел в луже.
Возле ели ждёт ответа,
а ответа нет как нету.

Опечален и сконфужен,
тужит уж : "Ну почему же?
Ужин, что ль, ему не нужен?
Иль без голоса - простужен?
Иль уполз туда, где сушь?
Или это был не уж?"

Чужака не обнаружил.
Но кого ж он видел в луже
возле ели?
Неужели?

---

Девочка на батуте

Соседская девчонка на батуте.
Короткая юбчонка - вверх и вниз,
косички - в такт. Но всей своею сутью,
всем существом она стремится ввысь.

Вверх - ритм батуту задаёт упругий,
вниз - руки приноравливает в такт.
Батут ей подчиняется с натугой,
но постепенно входит с ней в контакт.

И вот уж согласованы движенья -
партнёр в игре, живое существо,
сам задаёт прыгунье ускоренье,
и в нём весною бродит озорство.

А девочка - взведённая пружинка,
в один прыжок всю волю собрала :
торс напряжён, слегка пружинит спинка -
совсем как предполётная стрела.

И, как полёт её ни мимолётен,
она его стремится дольше длить,
одолевая хрупкой, лёгкой плотью
всю тяжесть притяжения земли.

---

Русские берёзы

Строкой из песни, не созвучной прозе,
растут в Небраске русские берёзы.

Сквозь ритм чужой, неразличимо-слитный
им слышится тоскливою порой
мотив знакомой песни иль молитвы -
понятной речи позабытый строй.

Он отдаётся в кроне еле слышно,
дрожит в прожилках веток и в стволе.
Заворожил их - чужестранок пришлых -
прапамятью об отческой земле.

И вспомнят хороводы на приволье,
целительный покой средь жёлтых нив.
Припомнят. что срослись с российской волей
корнями - вглубь и кроною - в порыв.

Себя услышат в сумерках вечерних
и в тусклую предутреннюю рань,
когда звенела серебром и чернью
их тонкая берёзовая скань.

Припомнят, как светился негасимо -
и бел и строг - вседневный их наряд,
и потому - родной природы символ -
они к себе приковывали взгляд.

За экзотичность красоты неброской
в Небраске садят русские берёзки.

Но лишены и нимба и легенд,
российского привычного раздолья,
они не обрели здесь лучшей доли
и быстро чахнут. Чем не "happy end"?!

Растут в Небраске русские берёзки.
Российским не родня, а просто тёзки.

Омаха, штат Небраска.

---

В поисках опоры

Лишь распахнулась синева -
простор для глаза,
все сухопутные слова
исчезли сразу.

В аквамаринной тишине
расслышит ухо,
как вторит плещущей волне
другая глухо.

И замираешь, не спеша,
дыша простором,
им насыщается душа,
ища опоры.

Но нет опоры для души
в пустой лагуне -
в аквамариновой тиши,
в случайной шхуне.

Споткнёшься взглядом о валун -
судьбы осколок,
свидетель стольких солнц и лун
и их хронолог.

Он сам у вечности в плену,
пред нею нищий,
приткнулся к илистому дну,
как лодка, днищем.

Он дремлет, скал прибрежных страж,
и ждёт прилива,
чтоб погрузиться в сон-мираж
и стать счастливым.

... Он в Антлантиде, в той стране
за водной толщей,
и сопричастен ей, а не ...-
Чего же проще?
***
Глазу не тесно в просторе :
он постигает родство
света, и неба, и моря
и упоён синевой.

Не нарушая стихии,
а продлевая мираж,
где-то на периферии
парус приходит в пейзаж.

Малою этой деталью,
что различима едва,
близь сопрягается с далью,
словно с водой острова.

Парус крепленьем растяжек
ищет в бегущей волне
вечность, в пространстве пейзажа
скрытую в голубизне.

Глазу в просторах не тесно :
где ещё можно понять
mystery - вечную пьесу,
время вернувшую вспять.
***
Волна
Манит вдаль океанский простор,
тянет вглубь океанская бездна,
растворяюсь волною безвестной,
растерявшей азарт и упор.

Это сущего жёсткий предел -
всех стараний, потуг и усилий.
Но течения не пересилить,
не дано нам другого в удел.

Не была застоялой водой,
а стоячие камни кромсала.
Пусть, как прежде, топорщатся скалы -
неспокойно им было со мной.

Растворюсь. Поглотит океан
след усилий строптивой безвестной.
Вслед другие в простор или в бездну
отойдут, словно дождь иль туман.

Он могуч и велик - Океан.
Нашей жизнью конечною - вечен,
нашей малостью он бесконечен,
нашей слабостью он великан.

Тут не участь, а вечный закон.
Принимаешь - плывёшь по теченью.
Не приемлешь - и нет облегченья :
океан затопил горизонт.
***
Отлив и прилив.
Травы донные - мокрыми прядями,
глыбы - дыбом, а мелочь - в разнос.
То луна притяжением адовым
дно морское ввергает в хаос.

Словно хочет поверхность с глубинами
поменять, обнажив заодно
сокровенное, очень интимное -
дно души, океанское дно.

Накопилось, сплелось, перепуталось ...
Не расчистить и не расплести!
Океан между тем не попутные,
а попятные ищет пути.

Подчиняется ритму и катится
очищающий душу прилив.
Океан расплетает сумятицу,
дно и душу всей мощью омыв.

Покаянием ? Жертвами ? Схимою?
Чем душа обретает покой,
если силой своей не хранимая,
расшаталась от качки морской?

---

Врозь ...(Памяти мужа)

Мы, бестелесны и бесплотны,
одним подхвачены порывом,
сошлись в объятьях молчаливых,
отчаянных, бесповоротных.

Ни грана хмеля или страсти,
и головы не закружило,
и кровь текла спокойно в жилах, -
но безоглядным было счастье.

Мы были - ближе не бывали,
без слов открытые друг другу.
А время шло тогда по кругу,
позабывая о начале.

Так были трепетны объятья
и счастье, траченное грустью,
что замирали от предчувствий
о неминуемой утрате.

Но мы пренебрегли тревогой
и возвратились в быт и будни.
А время близилось к полудню,
твой путь - к последнему порогу.

Напрасно в кухне стынет ужин -
мной позабыт, тебе не нужен.
Да в зеркале, за чёрным крепом,
ещё вдвоём, обнявшись крепко.
***
Ты умер средь чужих и в одночасье -
вдруг порвалась преемственная связь.
Ты не дал мне мучительного счастья -
закрыть твои глаза в последний час.

И не было ни в ком тебе опоры,
когда сносило силою во тьму.
Что грезилось тускнеющему взору?
Что мнилось обречённому уму?

Живым тебя я помню, и воочью
представить мёртвым не под силу мне.
И потому - не приходи во сне
и не буди бессонницею ночью.

Ещё не позабыта мной обида -
по нашей общей жизни панихида.
***
Моё дыханье на твоём плече
мешается со снегом и дождями.
И сумрак вечеров, и мрак ночей
стоят непоправимо между нами.

Мне часто снится : руки протяну -
и ты со мной, и больше нет разлуки.
Проснусь и понимаю, что в плену
меня держали неживые руки.

Во сне звучат забытые слова,
из тех, что говорят по возвращеньи,
и кружится седая голова,
и сладко замедляется круженье.

И наяву есть между нами связь
без слов заветных и движений встречных.
Не вижу глаз, но взгляд их, не таясь,
меня объемлет нежностью сердечной.

Делили всё, чем жили, пополам,
как слитые одним теченьем реки,
и потому по сомкнутым губам
читаю об утраченном навеки.

Боль не стихает под моим пером,
не отпускает, держит мёртвой хваткой,
особенно, когда во сне ребром
наткнусь на сиротливую оградку.

В беде тебя о помощи прошу,
а не других - что может быть нелепей?!
За нас двоих и помню, и дышу,
пока сама не превратилась в пепел.

---

Деревянные люди

Деревянные люди из давнего сна
с деревянной топорной сноровкой
окружили меня и стоят как стена -
неуклюжи, неспешны, неловки.

Лишены человечьих улыбок и глаз,
человечьих движений и жестов,
с деревянной натугой сгибают каркас
и с трудом возвращают на место.

Каждый шаг отдаётся военной муштрой,
каждый жест - строевым предписаньем.
Обречённо стою над крутою горой,
подчинясь деревянным касаньям.

Безголосо, но властно смыкают кольцо -
у таких не попросишь поблажки.
Не заглянешь в глаза, не посмотришь в лицо
манекенам, сиречь - деревяшкам.

Где душе человечьей положено быть -
деревянные полые груди.
Словно образ слепой и бездушной судьбы,
их избравшей послушным орудьем.

Страх бессилья я помню, покуда живу,
то спасенье мне кажется чудом.
И с тех пор - не во сне, не в бреду - наяву
мне страшны деревянные люди.

---

Тетива

Открытая душа
мишенью злобе служит.
Месть целит не спеша,
но метит прямо в душу.

Злом платит за добро,
коварством - за открытость!
Увы! Как мир, старо
и будет вновь забыто.

Стрела и тетива,
причастные к охоте,
осознают едва
родство с Искариотом.

Не вспомнит тетива,
напрягшись в нетерпенье,
права иль не права
стрела в азартном рвенье.

Не вспомнит тетива,
поруки не нарушив,
ни чем душа жива,
ни кто изранил душу.

Не вспомнит тетива,
чужой исполнясь местью,
ни кто повелевал,
ни почему безвестен.

Покорная словам
того, кто обездушен,
не вспомнит тетива
загубленную душу.

---

Фантомная боль

След самолёта,
как ножом,
не боле,
рассек судьбу и душу пополам,
провёл незаживляющийся шрам,
чтоб мне терзаться от фантомной боли.

Чтоб нераздельной сутью,
плотью,
кровью
мне жить в воспоминаньях и во сне,
когда луна встаёт над изголовьем,
такая, как в покинутой стране.

Не пыль и прах, что с нею пережито,
посеяно, взошло - и не изжить.
Мукою станет скошенное жито,
но мУкою - подкошенная жизнь.

---

Былое

Нейдёт из памяти прощанье
с былым, отъезд - как Рубикон,
и лихорадка расставанья,
как дрожь, прошившая вагон.

Когда не вымолить отсрочку,
а время сжалось - не успеть
сказаться взглядом или строчкой
в жилой бездомности купе.

Когда мятущемуся взгляду
не склеить рвущуюся нить
меж будущим и тем, что надо
печальной памятью хранить.

И провожавших на перроне,
и их напутствия вдогон,
и путь, короче и спрямлённей,
но в никуда и под уклон.

Сгущались сумерки в вагоне,
искажены двойным стеклом.
И было грустно-просветлённым
воспоминанье о былом.

Былое. Лишь оно и властно,
как голос крови и любви,
оно спасает ежечасно
от проторённой колеи.

От тропки, что идёт по краю
и возвращает в прежний сон,
когда отчаянно качает
вагон, идущий под уклон.

Сквозь ночь за окнами вагона
мне "завтра" виделось с трудом.
Не память заросла быльём -
путь оказался искажённым.

(Поезд Екатеринбург - Москва)

---

Тайная вечеря

Преломлен хлеб и почато вино.
Но, как бы внешне Он спокоен ни был,
всё ж ведает, что завтра суждено
Ему узнать предательство и гибель.

На тайной вечере, в кругу учеников,
словам Его внимающих, как чуду,
Он ищет подтвержденья вещих слов
на лицах всех и на лице Иуды.

Тот, как всегда, не очень говорлив,
в тени, растерян в поисках ответа.
И, руки после трапезы омыв,
чуть отшатнулся от Христа при этом.

Ещё с Христом, и этим знаменит,
и тем судьбой неявно, но отмечен,
но дрогнул духом, хоть пока глядит
Учителю в глаза, напрягши плечи.

Сам думал:"Мне - избраннику судьбы,
дано остановить Христа ученье", -
и всё же не без внутренней борьбы
предательство назвал он отреченьем.

Иуда мнит, что с гибелью Христа
забудется нелепое прозренье.
Но вдруг представил снятие с креста
и испытал невольное волненье.

Виденьем мук Христовых поглощён,
их гонит прочь и вновь увидеть хочет.
И слышится ему то денег звон,
то будто утро возвещает кочет.

---

Страсти по Шекспиру

Спектакль окончен. И актёры
с котурнов сходят прямо в быт,
где жить без грима и суфлёров,
и без оваций предстоит.

Без театральных реквизитов
как убедить, что ты король
и то, что было пережито, -
не просто роль, всего лишь роль?

Что честь, как грим с лица, не смыта,
она была твоим лицом,
что и без рампы и софитов
не станешь голым королём?

Что по-шекспировски открыты
тебе и небо и земля,
хоть нынче был всего лишь свитой,
играющею короля?

Что так свежо и неизбито
играешь ты чужую боль ...
Когда б в автобусе набитом
не наступали на мозоль?

Качает будничный автобус
нецезурованная страсть.
И, как в эпоху театра "Глобус"
жизнь с лицедейством делит власть.

---

Возвращение

Здесь, пред чертой береговой,
где после странствий ищешь гавань,
ты сам себе невольно равен
и ощущаешь, как впервой :

и этот бледный солнца след
на оцинкованном просторе,
и оцинкованное море,
и блёклый утренний рассвет ;

и тишину на берегу -
на неком рубеже душевном,
когда живёшь не повседневно
и думаешь не на бегу ;

и неумолчную волну,
созвучную простейшим гаммам,
и мысль текучую о главном,
что обретает глубину ;

и нынешний из многих дней
с чуть затуманенною далью,
где неотъемлемой деталью
моторки неприметный дрейф ;

и где чертой береговой
сомкнулись океан и гавань,
их вечный спор зимой неявен ; -
и возвращаешься в покой.

---

Отраженье

* * *

Мы все - отраженье. И даже волне
другая нужна в океанском просторе.
Плывут облака, отражаясь в окне.
Плывущий корабль отражается в море.

И я из последних противлюсь судьбе,
что держит меня от людей в изоляции,
замкнув мою жизнь на себя и в себе.
Хочу отражать и хочу отражаться!

Не островом быть в океане людей,
а стать перешейком, рабочим паромом.
Склоняться, как шесть основных падежей,
иль звательным стать для людей неуёмных.

---

Благословляю!

* * *

Благословляю осень
и с нею непокой,
когда покой несносен
в осенней мастерской.

Законом тяготенья
прибитую к земле
весомость строк осенних
на письменном столе.

И бесконечность неба,
и оконечность скал.
Стихи не на потребу
и долгий их накал.

Тебя, в сухом остатке
оставшийся мне срок;
судьбу, которой взятку
не всучишь под шумок.

Благословляю осень -
похмелье жарких лет,
её средь вечных сосен
уже приметный след.

---

Плыву...

* * *

Ветер ставит штору парусом
и порывами, шальной,
с неожиданною яростью
накрывает дом волной.

Чайка всё ещё над крышею
иль над ростром корабля,
наблюдает за неслышными
поворотами руля.

Заштормило осязаемо,
качкой коек и кают
раскачало обитаемый,
оставляемый уют.

Суша с лесом и озёрами
закачалась подо мной,
перестала быть опорою -
дождь четвёртой стал стеной.

Фонари глядят софитами
в штормовую синеву,
где качается размытая
тень ковчега на плаву.

И грохочет несмолкаемо,
будто дом трещит по шву.
В океан, как счастье чаемый,
в том ковчеге я плыву!

---