Там, где небо впадает в моря,
Там, где воздух сочится водой -
Дикий мир, что живёт без царя,
Дивный мир, что живёт сам собой.
В толще моря глубинный народ
Не имеет границ и цепей,
Тот со стаей кружит хоровод,
Тот в норе хоронится своей.
Кто раскрасил коралловый лес,
Запустил фантастических рыб?
Где глаза, что увидеть могли б
Мир сокрытый нездешних чудес?
Где-то волны колышут суда -
Мир глубинный спокоен и тих.
На земле то чума, то война,
На земле не бывает без них.
Может быть, на беду, на беду
Океан обнажил берега,
Превращений родив череду
Сквозь бесчисленные века.
Но вернутся опять времена:
Шар земной обоймет глубина,
Будто не было этой беды -
Человечество вместо воды...
Безупречно ложатся снега
На убогие наши жилища,
Разрисована белым тайга,
В ней тропинки теперь не отыщешь.
Нежность неба расцветил рассвет
Бледно-розовым с желтым отливом.
Ярких красок как будто бы нет
У зимы, лишь графит да белила.
И пока он желанен и нов,
Черно-белый орнамент округи,
Без стенаний и жалобных слов
Мы сдаемся зиме на поруки.
Тишина - это праздник души,
И покой, как в родительском доме.
Мы теперь никуда не спешим,
Длинный вечер в ленивой истоме
У печного огня ворожим.
Мы теперь никуда не спешим…
Я люблю читать города,
Под ногами шуршат листы -
Кем-то прожитые года,
Кем-то скомканные следы.
Строки улиц манят, зовут
К откровениям площадей,
Берегов страничный маршрут
На надежный посажен клей -
Все скрепляет воды поток.
Лишь река осталась собой…
Вот обложечным глянцем чертог
На холме за старой стеной.
Пусть в заплатах стены бока,
Но за ней под пластами лет:
Может, здесь касалась рука,
Может, там не затоптан след..
Переулков сакральный смысл
Между строк, в глубине дворов,
Вдохновенная бродит мысль,
И ушедшего ясен зов.
Окон частые зеркала
К ночи полнятся чернотой..
За чертою добра и зла
Там вершится сюжет иной.
Там всегда трагичен итог,
Персонажей рассеян путь..
На концовки последний слог
Мне б до ночи успеть взглянуть…
Любопытства веселый бог,
Не оставь меня, не оставь,
Чтобы слышался зов дорог,
И манила земная Явь…
О, золотой июль! Ты праздником счастливым
Приходишь в каждый двор, приносишь в каждый сад
Дар будущих плодов. Под небом говорливым
Явить свою красу цветы твои спешат.
Обласканы тобой, помолодеют лица,
Ведь запах детских грез у солнца твоего.
И каждый день огнем и золотом струится,
Пышнее царских зал рассвета торжество.
Когда придет июль, затихнут все страданья,
И жизнь возьмет свое, как вольная река,
И станет жизнь легка, как бабочек порханье,
Пока царит июль, пока еще… пока…
Весной бывают дни,
Тихонько тает март,
Бессилием больны,
Еще поляны спят.
Прорехами холста
Проталин чернота,
Еще не ожила
Звенящая вода.
Под солнцем молодым,
Под небом голубым
На белом полотне
Теней густой деним.
И пробуждения свет
Мощней день ото дня,
Ждут от земли ответ
Деревья и поля:
Что зазвучит свирель
Мажорная в лесу,
И зажурчит капель
Однажды поутру.
И никому не жаль,
Что умирает снег…
Безвременья печаль
В бесчеловечный век.
Что мне делать с собой,
Если жизни поток
Побурлил, покружил,
И утёк сквозь песок.
Что мне делать с собой,
Если осень - в закат,
И весенних цветов
Ядовит аромат.
Что мне делать с собой…
В этом мире чужом,
Не отыщешь следов -
Закопали живьём.
Что мне делать с собой,
Если тех уже нет,
А иных не узнать
По прошествии лет.
Что мне делать с собой,
Если холоден дом,
Всё, что было со мной -
Всё в тумане глухом.
Ничего не исправить,
Ничего не начать,
Просто на ночь ложиться
И наутро вставать.
Что мне делать с собой?
Научиться не ждать,
Не лукавить с душой,
Не желая - желать.
Что мне делать с собой,
Все дела - невпопад,
Лишь горит золотой
Над опушкой закат.
Он уже не опасен -
Морок белых ночей,
Лишь, как прежде, прекрасен,
Цвет зари меж ветвей…
Когда все рушится, и смерть слепит глаза,
О, тот, кто заплатил собой за чью-то жажду,
Ему уж не узнать, что будет за
Чертой, за выстрелом и за мгновеньем каждым…
Тогда покой желаннее, чем жизнь,
Тому, кто заглянул в глаза дракону,
И понял - будет все, как не крутись,
Согласно вечному кровавому закону
Возмездия за глупость, и за спесь,
И за ущерб, что в душах и деяньях
Накоплен был… И будущего месть
Не внемлет запоздалым покаяньям.
Необъятная воронка зимы
Увлекла в глубокий снеговорот,
Души снегом до предела полны,
И в глазах белым-бело напролёт.
Снежной тяжестью измучены дни,
Долгим холодом болеют сердца…
Спит дорога, только ты не усни,
Как и прежде, нам идти до конца.
Вот февраль, он приоткроет окно,
Взбудоражит занавески и сны,
И возникнет где-то там далеко
То ли знак, а то ли призрак весны.
Со снегами обнимись - и простись.
Это трудно - каждый раз воскресать.
Будто заново подарена жизнь,
Значит заново её начинать.
Там вашу жизнь так запросто отнять.
Нет, не ходите в Африку гулять.
Ах, не плывите, люди, в океан!
Не выплывайте из своих прудов.
Там волны с дом, там не найти следов,
И у акулы тысяча зубов,
Там вас ничто не защитит от ран.
Ах, только не ходите люди в пост-
Модернизм, в постиндустриализм!
Там в ваши души гуглы и ютубы
Проникнут незаметно и не грубо,
Не по-людски вас превращая в пост.
Останется лишь виртуальный мозг,
И миллиард счастливчиков бессмертных,
Пасущихся в комфорте несусветном,
Попискивая чипами средь роз.
Здесь горы выстроились в ряд,
Давай придём на ту вершину,
Чтобы увидеть всю картину,
Чтоб воспарить над злобой дня,
Чтоб пики были вровень с нами,
И вместе мы над облаками.
Как близко ледники царят,
И птицы ниже нас парят,
Здесь ближе космоса дыханье,
И легче небеса к плечам,
И звуки глуше между нами,
И солнца луч, как скальпель, остр,
Здесь нет ни елей, ни берёз,
Лишь звездный пепел под ногами.
Здесь так понятно без прикрас,
Что есть лишь бог, чьё имя Время,
Что мир воздвиг из праха звёзд,
Что есть в горах частица нас,
И в нас - частица этих склонов.
Что камни, люди и орлы -
Все дети солнечного света,
Пред небом хрупки и малы.
Вершина - небесам вопрос,
Там вечный разговор всерьёз,
Но нет ответа.
Твои завалены леса,
Твои заброшены деревни,
И глохнут чьи-то голоса
В тоске неизъяснимой, древней.
Там, где зима, как смерть, длинна,
И лето, словно вдох, мгновенно,
Земля как-будто не нужна,
И мы ей не нужны, наверно.
И, разобщённостью больны,
Карабкаемся выше в небо,
Друг другу будто не нужны,
Живя стяжанью на потребу.
Но, как в раю, чиста роса,
И жизнь вольна и откровенна
Там, где завалены леса,
Там, где заброшены деревни.
Приехала в Питер. Иду с вокзала.
Здравствуй, ветер, мне тебя не хватало...
Тот ветер, что несётся с залива,
разойдясь над Невой, задувает в перспективы
проспектов, здесь море близко и бывает злобливо.
Шагай без устали, смотри под долгий закат,
что не вмещает твой фотоаппарат:
вот строенья на том берегу - они красивы,
но на фото - лишь блестящая рябь на Неве,
небо, да ветер в твоей голове...
Здравствуй, Питер! Я опять на бегу.
Мне всегда не хватает
твоей красоты, что быстро ветшает,
и никто не знает, как жить в этом городе странном,
где время разлито по ваннам,
течёт по сосудам водопроводных труб,
и каждый житель немножко труп,
застрявший в сетях химер и каналов.
Здесь всегда не хватает тепла,
И солнца, конечно, мало,
но есть большая вода, ей веришь всегда.
Немного устала...
До свидания, Питер!
Здесь каждый житель в душе немножко Юпитер
и немного - рыба, которая знает,
что город - оштукатуренная глыба
в воде и тихонько тает...
Конь бьется в узде и играет,
но смиряется под рукой бронзового исполина -
это только былина,
но она о жизни и о тебе.
Остаётся картина на небесном холсте.
Время неисцелимо, как боль в твоей голове.
Что-то там искрится в безбрежной Неве,
ведь Счастье - это точно Бог,
И он не любит седИны.
Всё дорожки, лесенки, горки да ступенечки -
Эти парки Крымские - Кореиз, Мисхор,
Я пройду без устали каждою тропинкою,
К кипарису каждому возвышая взор.
Эти парки Крымские... Боги, не отшельники
Нарекали, строили - Партенит, Форос...
Розмарины с лаврами, тисы, можжевельники -
В сердце проливаются ароматы грёз.
Эти парки Крымские... Всё дворцы вельможные,
Вечно зелен сказочный лабиринт аллей.
Будто бы - сокровище, будто бы - низложено...
Там платаны с кедрами чтут своих царей.
Тайна, что доверена и в трудах завещана,
Может быть, откроется сердцу и уму -
Ни царям, ни пахарям счастье не обещано,
Лишь искусство вечное, вечный долг ему...
Эти парки горные...А внизу вздымается
Необъятным космосом, дышит и живет,
Море, море Чёрное, небу откликается,
И искрится радостно, и зовёт, зовёт...
Не каждому даётся красота,
Что жизнь вдыхает в пустоту холста,
Что есть у всех деревьев и цветов,
У бабочек, реки и облаков.
Ей красота была дана из тех,
Что для служенья, а не для утех,
И с легкостью почти что неземной
Порхала между радостью и тьмой.
Но хрупкость - это легкости предел,
И звездный - светом тратиться удел...
Отвага красоте была под стать.
Себе лишь не могла принадлежать...
Ведь нужно в жизни грубой и земной
Быть бабочкою, птицею, звездой,
Чтоб чьи-то души ожили в ответ
На этот звездный бесподобный свет.
И дышит, нежным светом залита,
Река внутри ожившего холста.
Из глухих неведомых болот
Речка неприметная течёт,
Не узнать, не счесть ее года,
Словно чай, темна её вода.
Никому в начале не видна,
Жизнью чащ судьба её полна,
Тихий блеск, извилистый поток,
Только в ней живой воды глоток.
С ней знакомы близко ты и я,
Да бобров кипучая семья,
В сумерках укромною тропой
Ходят лоси к ней на водопой.
К ней иду и в холод, и в жару,
Про себя тихонько говорю:
«Ма, Улейма, мне налей воды,
Поколдуй, чтоб не было беды».
Окунусь в объятия реки,
Вот и нет ни хвори, ни тоски!
Как в живую, в реку влюблены
И её покинуть не вольны.
Думали - предел, а здесь - исток,
Детских снов целительный глоток,
По весне разлива благодать,
Значит, время - жить, не увядать.
Нам вода большая не нужна,
Так чиста река и так нежна!
Из глухих неведомых болот
Речка неприметная течёт...
Желтый цвет сменяется лиловым -
Там, где луг; к реке - трава по плечи.
Ткёт июнь счастливые обновы,
Воскрешая детскую беспечность.
Писк и щебет, солнца желторотость,
Ближе небеса, сильнее крылья.
Аромат сирени - беззаботность,
Аромат дороги - чернобыльник.
Дней июньских безусловна радость,
Щедрое роскошество пиона,
Около жасмина - боль и сладость,
Мимо каприфоли - чуть лимонно.
Ирисов диковинные птицы
В цветниках, что вышиты шелками,
Есть лишь миг - взглянуть и удивиться,
Есть лишь жизнь, чтоб описать словами.
Между снегом и водой,
Между небом и землей
Бесконечная весна.
С января чудит погода,
От потери до невзгоды
Невесомостью больна.
Невозможным миражом
В дальней дали стынет дом,
Рядом белая собака
Да с глазами голубыми,
Небо в душу смотрит ими.
Мой тот дом или не мой...
Бесконечною весной
Он парит над косогором,
Лип обрубки у ворот,
Приготовил эшафот,
Тот, кто в доме том живет.
Не доехать, не доплыть,
Дней бесплодных не изжить,
Смотрит белая собака
На дорогу, на холмы,
Что опять занесены
Снегом...
Постигая легкость бытия,
Что невыносима и сладка,
Я бреду по краю ноября -
Чёрный лес и сонная река,
Под ногами тонких льдинок звон,
Над округой бездны тишина,
Наглухо задернут небосклон,
И порош нестойка белизна.
Осени последней океан
Распростерся до краев земли,
Крик вороний падает в туман,
Звук глухой и пустота внутри.
Тусклым серым занавешен мир,
Лишь бы верить, что не навсегда.
Времени таинственный эфир
Поглощает жизни и года,
Поглощает дней недавних свет,
Будущих - все меньше впереди,
Лишь нежнейшей флейтою вослед
Из пространств доносится «иди».
(Внезапно заболевшим посвящается)
В жизни так много смерти,
Думаешь, что живешь -
Не разглядеть отметин
И занесённый нож.
Думаешь, будет Завтра,
Утра живой глоток...
Но неизвестный автор
Твой сочиняет срок.
Думаешь, что однажды
Главный найдёшь ответ -
Станет ничто не важным,
Осень приглушит свет.
Смотрит суровым взглядом
Осень, как-будто смерть.
Думаешь, кто-то рядом,
Только - не разглядеть...
Все идет своим чередом,
Снова солнце греет висок,
Гуще синева в голубом,
Птичий жить зовет голосок.
В поле крепкий снег - это наст,
По нему надежно ступать,
Скоро солнце прошлого пласт
В ручейки начнет превращать.
Те разбудят землю, а в ней
Драгоценный клад - семена.
Будущее спит у дверей.
Середина марта, весна.
Падал снег неслышный, невесомый,
Белым хлопком расцвели кусты,
За околицей пейзаж знакомый
Слился с небом, бел до слепоты.
Ветви - крылья опустили ели,
Белым затушеван край тайги.
Есть отрада - без любви, без цели
В белый снег впечатывать шаги.
В тишине холодной бездыханной
Безупречна мира красота.
Дар зимы - он свят: покой желанный,
Первозданность снежного листа.
Тихий август призраком прозрачным
Подошел нежданно, незаметно,
И вернул покой, что был утрачен
В скоротечности безумной лета.
Шаг - шершавых трав прикосновенье,
Словно знак печали несказанной...
Все слова, как прошлые мгновенья,
К тишине стремятся первозданной.
И слова утратили значенье,
Смысл - лишь в шелесте листвы и ветра,
В солнца затихающем свеченьи
На границе осени и лета.
Всякая трава готовит семя,
Прирастают кольцами деревья,
И вот-вот загадочное время
Лик свой явит, словно откровенье!
Будто ключ к мучительной загадке
В августа глубоком сновиденьи,
Будто ждет в конце дороги краткой
В бабочку души перерожденье...
В ту, чьи крылья нежны и упруги,
Ей подвластны время, расстоянья,
Вместо смерти - просто жизнь в разлуке,
Не навечно будет расставанье...
Этот сумеречный путь,
Вечереющие горы...
Изчезает свет, и скоро
Тени приумножат грусть.
В предзакатной мгле бледны
Лес, ущелья и долины,
Лишь скалистые вершины
Золотым озарены.
Вечный дар - священный свет,
Час восторга и контрастов,
Счастья нет, но ярок красный,
Золотой и синий цвет.
Гаснет солнце... На пути
Сумрачно и нелюдимо,
Только скальные вершины
Пламенеют позади...
Быть может, для того нужны слова,
Чтоб скрыть за их узорчатым забором
Ту правду, что опасна... . Голова
Забита чепухой и вздором.
В словах - лукавство, правда - между слов,
Что сказано, то верно лишь отчасти.
Кто говорит, тот лжёт в конце концов,
И я речей не подчиняюсь власти...
Где властвуют слова, там глухота
И немота тождественны свободе.
Есть зоркость сердца, взгляда острота,
Что не солгут..., есть горний мир мелодий.
Еще слова нужны, чтобы стереть
От сладких сказок горечь послевкусья,
Чтоб времени безжалостную плеть
Смягчить, быть может, нежностью и грустью.
Я ухожу туда, где тишина,
Предзимние пейзажи так печальны...
Поэзия царит там изначально,
И жизнь природы смыслами полна.
Коротаем день,
Коротаем год,
Птичка - "тень", да "тень",
За окном снуёт.
Вроде год прошёл,
А припомнишь - два,
Все-то хорошо,
Хлопоты, дела...
Поколоть дрова,
Принести воды,
Подросла трава -
Наши все труды.
Курам корм задать,
Выпасти козу,
Да сходить собрать
Ягоды в лесу.
К вечеру придет
Шура на чаи,
Важно разочтет
Все дела свои.
Сладостно дышать
Свежестью ночной
И ложиться спать
Рядом с тишиной.
Дни стремятся прочь,
Страсти улеглись...
Коротаем ночь,
Коротаем жизнь...
Мы с тобою одной крови,
Мог бы стать ты моим братом,
Только застило белым вдовьим
Все вокруг и сердца - хладом.
Мог бы стать ты мне добрым другом,
Мы срослись под землей корнями,
Но бесилась ночная вьюга,
Нанесла снегов между нами.
И весна все снегом кропила,
Не давала теплу воли,
Надо мною птица кружила
Цвета серой моей доли.
Я с ладони ее кормила,
Приносила воды напиться,
Все о чем-то ей говорила,
Но слова не понятны птицам.
Я приветить её решила,
Не гнала... . А потом догадалась,
Что по-птичьи она любила
И по-птичьи мне откликалась...
Еще январь, но солнце на весну,
Все в этот год так рано начиналось...
И оттого, наверное, казалось,
Что время источает новизну.
И южным солнцем веяли с утра
Слова, что говорили мы друг другу -
Пора отринуть белое и скуку,
И семена проращивать пора.
Надежда вырастает из земли
Подснежником, волшебно уцелевшим,
И мятой фотографией поблекшей
Былая грусть валяется в пыли.
Несчастье избавляет от мечты -
Чтобы увидеть истинную радость,
Сильней любить ту малость, что осталась,
И с миром разговаривать на "ты".
Ах, вы реки мои, реки,
Серебристая роса,
Не предаст меня вовеки
Ваша кроткая краса.
Ах, поля мои, поляны,
В нежной сини облака,
Ваша прелесть без изъяна,
Ваша дружба на века.
Ах, вы сосны мои, ели -
Великаны до небес.
Дни мои не оскудели,
Если рядом дышит лес!
Ах, вы горы мои, горы,
Полон тайны ваш чертог,
Не увидишь - долго ль, скоро,
Где начало, где итог...
Море - вечное движенье,
Шелест волн и чаек крик,
Мощь стихий и вдохновенье,
Всех сердец к тебе стремленье,
Ты и гибель, и спасенье,
Ты и вечность, ты и миг...
Мы - дети пространств и снегов,
Ничто не заменит нам тишь
Заснеженных спящих лесов,
Зимой убаюканных крыш.
Ничто не заменит печаль,
Что с пасмурных льется небес
На томную бледную даль,
На темный таинственный лес.
Снега уходить не спешат...
И нам лишь понятен восторг,
С которым встречает душа
Весны чуть заметный намек.
Покуда не явлен пророк,
Мы верим в Великую Глушь.
Лежит в глубине наших душ
Священною правдой Восток!
Лес тишайший, лес остывший,
В дымке сонные стволы,
И шаги совсем не слышны
По корням сырой травы.
Крик вороний разнесется,
Гаркнет эхом, а за ним
Тишина опять сомкнется
Над спокойствием лесным.
Как длинна сегодня осень!
В этой странной тишине
Меж стволов потухших сосен
Кто-то плачет обо мне...
Кто-то кроткий, невесомый,
Потерявшийся в годах,
Из пропавшего альбома
Кроха девочка в бантах.
Золотые шары
Разукрасили дворы,
В огородах тут и там
Возжигают фимиам
Сентябрю прекрасному
Тихому и ясному,
И чадит до синевы
Дым от тлеющей ботвы.
Дым сентябрьских костров -
Горечь дум и нежность снов...
Ранней осени вино
Вместо счастья нам дано.
Венеция, о бесподобный театр!
Все люди здесь – актеры поневоле,
Сам город –декорации, не боле,
Но главный персонаж изъят.
Он - в глубине таинственных дворцов,
Чьи отраженья извиваются и плещут
Под челноками черными гребцов,
Чья роль – в беззвучности и плавности движенья,
Задачи нет иной, коль минул век
И дожей, и купцов…
Век имитаций правит карнавал!
И масок вычурность, и пышность одеяний –
Все это ложь! Правдив лишь диалог
Меж небом и водой, что издавна прописан
Здесь в каждой сцене…
Но не воскресить
Величия страстей тех, кто отважились
Создать сей город чудный
На зыбкости воды… Зеркальный лабиринт
Очистит душу, выведет на свет:
Вот площадь, вот собор,
Толпа актеров вечная клубится,
Заката занавес слепит до слез,
Как их восторг безмерный... Едва колеблет
Дерево подмостков вода лагуны.
Подмостки ждут... Но нет великих,
Чтобы на сцене тонущей сыграть!
Завалила снегом по заборы
Великанша белая - зима,
Не вздохнуть, ни охнуть. Уж не скоро
Разомкнет объятия она!
Здесь и там - в полях, на косогорах,
Туго запелёнуты в снега,
На холодных северных просторах
Спят деревни, многие века
Не меняя облика и нрава
(и какой, скажите, в этом прок?),
Словно зачарованные храмы,
Не пуская время на порог.
Зима, как краток день!
А был ли свет?
Лишь помню -сосны, ели
В снегу, как в саване,
И снова темнота...
Я здесь, на дне ночной метели -
Ни звука, ни звезды...
Весь мир летит в тартарары
В беззвучном вихре.
Улечу и я...
Была ли жизнь?
Была - и стала снегом.
Помолись обо мне, пожалуйста,
Хоть не верю в твоих богов...
Может, нужно немного жалости,
Утешающих чутких слов...
Не проси ни о чем, лишь может быть,
Чтоб поменьше ела тоска...
В полумраке свечи тревожатся,
И порхает, крестясь, рука.
Здесь, под сенью старинной каменной
Нежен хор, словно зов небес...
Постою у дверей и пойду домой
Видеть небо и слышать лес.
Не прошу ни о чем, лишь может быть,
Чтоб поменьше ела тоска...
Здесь над полем радуги множатся,
И шумит по камням река!
Свет, что в детстве дается даром,
Добывается в жизни с мукой
Трудных дум, со страстей угаром,
То трудами, то серой скукой.
Видно, жизнь - "золотая" речка,
Где со дна по песчинкам детство
Добывать суждено нам вечно,
Чтоб в сиянье его согреться...
Закат утешеньем
На землю струится,
Оранжевый свет
Ложится на лица,
На избы и лес,
Холмы и дорогу...
Останемся здесь,
Быть может, немного
Осталось любить
Пространство и волю...
Останемся жить
Меж лесом и полем!
Нам выпадет жить
Привольно, богато,
Ведь золото лить
Не кончат закаты!
Его не отнять
Налогам, запретам,
И мы вспоминать
Не будем об этом.
Мы будем встречать
Оранжевый вечер,
На грядках сажать
Надежды на вечность -
Устойчивый сорт
Глубокого смысла
Для наших широт,
Где лето, как выстрел.
Мы будем парить
Над рыжим пространством
И душу лечить
Земным постоянством.
День осенний, да звон осинный,
Золотое руно берез,
Воздух сладостный, дух старинный,
Мне бы плакать, да нету слез...
Мне идти бы, да нет дороги,
В поле черные батыли...
Но еще не кончены сроки,
И тепло идет от земли...
Вот и радость моя сверкает
В паутине поверх травы,
Вот и счастье мое витает
В окнах тающих синевы...
На вечном празднике голубизны небес
Сияет мрамор белого белей,
Эллады флаг, как чудо из чудес,
Являет остров взорам кораблей.
Там есть все то, что так любимо мной:
Морской простор, величие вершин,
Тягучий мед, дары морских глубин,
Оливы древние хранят покой земной.
И хор неумолкающий цикад,
И зной мучительный, и ночи душной плен -
Все это счастье, это райский сад
Цветет в душе, не подпуская тлен.
Я не прошу у неба ни о чем...
Лишь там, где длится волн священных плеск,
Чтоб остров тот, исполненный чудес,
Подставил свое мудрое плечо...
Что осень делает с душой...?
Тепло последнее и холод неизбежный,
Увядших листьев танец грустно-нежный,
И в мыслях - отрешенность и покой.
Лес пахнет сыростью, и яблоками - дом,
Почти окончены и сочтены труды,
Распахнут небу поля окоем,
Почти все сказано - лишь миг до немоты...
Не спеши, июнь, не спеши!
Дай напиться воздухом снов,
Над землей еще покружи,
Над зеленым морем лесов.
Задержись хотя б на денек,
Я тебе его посвящу -
Пестрых трав сплетаю венок
И совсем - совсем не грущу.
Здесь кузнейчиковый покой,
Плеск реки, соловьи, покос,
Здесь невидимою рукой
Треплет ветер листву берез.
В этот длинный - предлинный день
Счастьем полнится голова,
И сменяет заката тень
Ночи краткая полумгла.
Зашумит, как безумный, лес,
Хлынет дождь, словно теплый душ,
Встанет радуга до небес,
Расцветив туманную глушь.
Ярким праздником просияв,
Он уйдет за грозами вслед -
Юный запах июньских трав,
Аромат невозвратных лет...
Февраль не ждал ни дня и первого завьюжил,
В ночи толкнул окно и шаркал у дверей,
Ветрами задувал, в полях снега утюжил,
К утру занес лыжню и стер следы зверей.
Январского житья прогнал оцепененье,
Легко смахнув с ветвей тяжелые снега,
Толкал махины туч, творя небес смятенье,
Был самолетов гул тревожен свысока.
Освобожденный лес шумел, как дальний поезд,
Пространства мощный зов был ясен, как набат,
И окрыленней взгляд, и жизнь свежа, как повесть,
Написанная вдруг, всего лишь ночь назад.
Не плакали и не смеялись,
Заброшенным тлели костром
В краю, где дороги кончались
Заросшим травой пустырем.
Закат из излома струится
На ветхий пустынный асфальт.
Вдруг вспомню прекрасные лица,
Глаза, устремленные вдаль.
Я видела их на портретах -
Достоинство, ум, доброта!
Прекрасные их силуэты
Излом поглотил навсегда?
Как страшно, что это не снится...
Пустынна закатная даль,
Трава по полям колосится
С названием местным Печаль.
И тихая птица Надежда
Следит с одинокой сосны,
Как мы средь просторов безбрежных
Потерянно ищем весны...
Что со мною, мама, мама,
Птица кроткая моя?
Отчего тоска упряма -
Ядовитая змея?
В том, что роскоши не рада,
Знаю, некого винить.
С пустотой смертельной рядом,
Мама, мама, как мне жить?
Море разочарований
Мной изведано сполна,
Паруса былых желаний
Поглотила глубина.
Нет того, кто не лукавит,
Глядя ласково в лицо.
Мне несносен мир, где правит
Наглость дерзкая дельцов...
Притягательна порочность,
И обман в чести - так что ж...
Людям головы морочить,
Мама, мама, невтерпеж.
Не рыдается, не пьется,
И не сходится с ума,
Мама, мама, остается
Монастырь или сума...
Но молиться не учила
Ты, безгрешная, меня,
О хорошем говорила,
Целомудрие храня.
Между небом и землею
Как мне жить, тоску кляня?
Мама, мама, что со мною,
Птица кроткая моя...
Еще рано ставить точку, еще рано
Уходить на незаслуженный покой...
Совместимы с жизнью нажитые раны,
И осталось место после запятой.
Еще рано ставить точку, даже если
Нет надежд, и все досказаны слова,
Есть без слов мелодии и песни:
Все шумит прибой и шелестит листва.
И, когда огонь блеснет во мраке,
Может быть, опять увидит взор
Кипарисов восклицательные знаки
На страницах бесконечной книги гор!
Ночь, притихшая дорога...
Город дремлет, но не спит.
Как птенец, вспорхнет с порога,
И, неслышный, полетит.
В фонарей неровном свете
Быстрым легким ветерком
На своем велосипеде -
Пара крыльев под седлом.
Он - бродяга и философ...
Ночь шуршит под колесом,
В голове полно вопросов
Без ответов - обо всем.
Оттого ему не спится
Средь манящей тишины,
Как у Маленького принца,
Звезд глаза его полны...
Ты, мой принц, умен и светел,
Все пойми - и не грусти
На единственной планете,
Что у вечности в горсти...
Поймешь и ты, как это происходит:
Сначала невзначай и не всерьез,
Но повторенье до ума доводит,
Что страшное, увы, уже сбылось...
И, осмотревшись в прежнем окруженьи,
Вдруг осознаешь, что уже не те -
Черты миров и это отраженье,
Что видишь пред собою в темноте,
Что без тебя в грядущее уплыли,
Сверкая, золотые корабли,
Уж нет обид на то, что изменили,
Не жаль, что нет надежды у любви...
Лишь все живет в душе шальное чувство
Непройденных дорог, и средь полей
Вдруг море зашумит..., и всей Земли искусство
Ждет постиженья глубины своей.
Хоть труден смысл, но все ж необходимо
Воздвигнуть вновь из снов, из пустоты
Пространство для тепла, но нелюдимо
В душе, и жуткий холод с высоты
Грозит обрушиться.... Но осень обещала
Еще немного ярких теплых дней
Прощального природы карнавала
У пристани заброшенной моей...
Поймешь и ты, как это происходит...
Бабочка орхидеи
Замерла за окном -
Пленница или фея
В сумраке ледяном.
Носятся, как шальные,
Белые мотыльки...
Жаркие, золотые
Тропики далеки.
Слишком далек экватор...
Здесь же полгода так:
Даже не виноватый -
Все ж обречен на мрак.
Теплятся, чуть живые,
В замяти зимних стуж,
Нежные, кружевные
Бабочки наших душ...
Ах, эта серость, эта сырость,
Ноябрьский пасмурный налет
На всем, что было, всем, что снилось,
И что когда-нибудь придёт.
Простудой вечною болея -
Проклятьем северных широт,
Сдавив шарфами туже шеи,
Спешит скукоженный народ...
Но так пронзительно пространство
Над распластавшейся Невой,
Деревьев павшее убранство
Разметано по мостовой.
Их беззащитные скелеты
Черны на серой фреске дня,
И ветви к небесам воздеты,
О скудной жалости моля...
Но тем, кто верит, что не зря,
Кто не бежит от ноября -
Святого холода дыханье
Дарует мыслей высоту,
И новых истин осознанье,
И взгляд, узревший пустоту...
Какая сладкая морока –
Под стук колес лежать – дремать,
Несет до Дальнего Востока
Колышущаяся кровать.
И машинист, как ангел ночи,
Летит во тьме, а за спиной,
Как крыльев шлейф, состав грохочет
Дорогой узкой и прямой.
Его привычное бесстрашье
Безумством кажется тому,
Кто белою рукою машет
Во след гремящему крылу.
В иную жизнь, в иные веси –
Лишь стоит только захотеть,
Он не стремится в поднебесье,
Ему нужна земная твердь,
Земные запахи ночные,
На каждой станции свои,
Вокзалы, словно часовые
У бесконечной колеи.
Колес немолчные рассказы
Их вечный стук: впе-ред-впе-ред!
Дороги старая зараза
Остановиться не дает.
Вагоны длинные, стальные…
А пассажиры живы ли?
За окнами уже иные
Леса, овраги, ковыли.
Тугое ломится пространство
В приотворенное окно,
И жизни жадное упрямство
Моей душе возвращено…
Я знаю, знаю - я всего лишь
Русалка, полу-человек.
Ну что ж, с природой не поспоришь,
И короток мой век...
Я рождена любить, и жить одной любовью,
Его глаза и руки целовать,
И ждать его шагов, и жертвовать собою,
И вновь в его объятьях воскресать.
Как чужды мне все игрища людские,
Я не ищу богатства и побед,
Мне б лишь смотреть в глаза родные
И видеть в них любви ответной свет.
Я рождена любить...Но как груба
Любовь земная, люди - как глухие...
И принцам, видно, здесь не по зубам
Любви стихии роковые.
И скоро в августе, когда туманом
Подернется поверхность вод,
Я уплыву, и вновь прозрачной стану
В том озере, где грусть русалочья живет.
Свою любовь отдам я берегам,
Высоким соснам, птицам, облакам,
Гранитным скалам, солнечным лучам...
Это солнце весеннее
На февральском снегу,
Ждет весны, как спасения,
Все живое вокруг.
Хоть сугробы дремучие
Не спешат исчезать,
Песни самые лучшие
Нам пора запевать.
Свист синицы настойчивый
В заревой тишине...
Вот и сердце, как "отче наш",
О весне, о весне...
Как блестят отшлифованы
Вешним солнцем поля!
Смотрит в них зачаровано
Небо, как в зеркала.
И под небом лучащимся
Снова хочется жить,
Вкруг стихии искрящейся
Хороводы водить!
Все худое предам огню,
Все богатство - в руках,
И немного еще посплю
В необъятных снегах...
Сентябрь забрал с собой остатки лета,
И пусто все, и холод на дворе.
Холодная роса тяжелым пледом
Лежит, не высыхая, на траве.
Навязчивой пустой скороговоркой
Бормочет дождь, то глуше, то сильней,
И тянется рука сама за водкой
К несчастью бедной печени моей.
В моем скиту хозяйничает осень,
Помощницей печаль позвав с собой
Порядок навести к приходу гостьи,
Той, что зовется русскою зимой,
Что бесконечностью своей на смерть похожа...
Но осень утешает: смерти нет,
И дарит день - распахнутый, погожий,
Неизъяснимый, вдохновенный свет!
Тропа узка, едва заметна
Среди высоких зеленей,
Купаясь головою в ветре,
Недавно кто-то шел по ней.
По ягоды крестьянин местный
С нехитрой кроткою душой,
Иль кто-то темный, неизвестный
С задачей, может быть, большой.
Встречая солнце на рассвете,
Тут пробрела семья лосей,
Дурачились, не прячась, дети,
Следы печатая на ней…
О, как загадочна примятость
Полян некошенной травы,
И грезится невероятность
Событий под покровом тьмы…
Кто там неведомый чудит,
Где брать малину нынче летом –
Лишь Шура знает все ответы,
Но взгляд отводит и молчит…
Ее расспрашивать я стала –
Все раньше было не досуг –
Кто виноват, что я устала,
Как разомкнуть порочный круг,
Куда моя исчезла радость
В круговороте мутных дней?...
Но Шура только улыбалась,
Стесняясь мудрости своей,
Улыбкой северного лета,
Где скороспелых трав атлас,
И морок раннего рассвета,
И сумерек томящий час,
Где я тропой, едва заметной,
Никем не узнанна пройду,
Чтоб встретить в чаще беспросветной
Свою последнюю беду…
Нету сил, к черту все, надоело!
Пусть другие стригут барыши...
Страшно хочется просто без дела
Побродить где-нибудь для души,
Где шуршит по брусчатке старинной
Океанского ветра метла,
Вверх по улочке узкой, невинной,
Что в веках свой фасон сберегла.
Вот и берег безлюдный и мрачный,
Зелень темная на камнях,
В час отлива баркас рыбачий
Еле тянет, застряв в волнах.
Площадь ратушная у рынка -
Нет часов, и не спешны дела...
Словно сказочная картинка,
Эта набережная мила.
Как живется в домах - игрушках,
Среди прибранных этих земель?
Бродит за городом пастушка
Под томительную свирель.
И от этой томной свирели
Мир колышется и дрожит...
Под нарядным шатром карусели
Белый конь меня закружит...
Уж отстал океанский берег,
Тянет Азия, как магнит -
Там в холодном и мрачном чреве
Настоящая жизнь кипит.
Там труднее она дается,
Там борьба на каждом шагу,
Азиатское солнце, как знамя, вьется
И закатывается в тайгу...
В переполненной электричке до Мельничьего ручья,
Вывозящей граждан на свободу,
Она сидит отрешенно, она – ничья,
В ее руках журнал «Юность» девяностого года,
На ее коленях корзина с кошкой,
В глазах – царственная невозмутимость…
Майский пейзаж каруселит в окошке.
Жизнь для нее – вынужденная необходимость.
В ее сосудах гордая балтийская кровь,
В серых зрачках – холод гранита,
Она помнит все, кроме своих годов,
Но жизнь, как в тумане, с тех пор, как сердце разбито…
По утрам она чувствует, что еще жива,
Хотя не знает – зачем, но следует закону.
Над головой - ослепительная синева,
Старость свою несет она, как корону.
Она не верит в загробную благодать,
Пронесла, сохранила, что было дано…
Есть внуки, и не страшно совсем умирать,
Не то, что в ту черную зиму, давным – давно…
Март осчастливил день голубизной,
Зашлепал город по шуге и лужам,
Мир оглушает, и слепит, и кружит,
Морочит луж обманной глубиной.
А солнце – неотвязный озорник,
Из-за углов стреляет прямо в сердце,
И выползают из щелей погреться,
Кто спал зимой и к битве не привык.
Трепещут золотые ручейки
Меж прошлогодних нечистот и грязи,
И город, откровенно безобразен,
Спускает в русло стиснутой реки
Свои грехи… Он жив, он жив вполне,
Исправно кормит нищих и безумцев
Асфальтовой едой, и здесь очнуться
Страшней в сто раз, чем умереть во сне.
И все ж он рад, как рад любой весне,
Для жителей чужой и незнакомый,
Он громоздит роскошные хоромы
И множит тесноту свою втройне.
Сам – только отсвет пламенной звезды,
Себя средь всех он возомнил звездою,
Но безобразья вечного не скроют
Витрины пышной, жадной красоты.
Он поживет еще… Его черты
Смягчатся под зеленою листвою,
И подышать отравленной Москвою
Весною на прогулку выйдешь ты...
На сером фоне пасмурных небес
Белее стены монастырских башен,
Неброским серебром шатер украшен,
И, снегом приодет, вокруг чернеет лес.
Как нежны тени в складках белых дюн,
Их очертанья излучают негу,
Шурша, скользят с ветвей охапки снега,
И виснут с крыш ряды прозрачных струн.
Ах, здравствуйте, сударыня сосна!
Уж снег не тот, и сумерки протяжней,
И воздух с ноткой сладости бродяжьей -
Здесь к февралю подмешана весна...
Не бойся посмотреть судьбе в лицо,
Когда почти уж нечего терять.
Осталась радость - выйти на крыльцо,
И осень пить, и осенью дышать.
Осталось лишь - любить весь белый свет
И солнечный приветствовать пробег.
Нам дети, улыбаясь, машут вслед
И так легко прощаются навек...
Их мудрость с нашей мудростью - не в такт,
И не пересечется параллель...
Осталось лишь - купаться в облаках,
Что гонит над землей сырой апрель.
И дар последний - ясно понимать,
Что происходит с миром и с тобой,
И день за днём с восторгом наблюдать
Рассветные зарницы над землей.
Зайчик не знает, что он трусоват,
Мишка не знает, что он туповат,
Хитрый себя не считает лжецом,
Подлый себе не признается в том.
Числит скупой бережливым себя,
Плачет жестокий, по птичке скорбя,
Мальчик в войну увлеченно играет,
Мальчик не знает, что он убивает...
По вечерам, когда меня тошнит
от собственного бессилия и никчемности,
я вижу перед собой огромный и прекрасный мир,
бесполезный, как океан для крохотного муравья,
я хочу быть бездумной улиткой,
живущей по законам природы,
я восхищаюсь их железной справедливостью,
и меня тошнит от собственного восхищения...
Зачем?
Этот вопрос уже не буравит мозг
с настойчивостью вбиваемого гвоздя,
и вокруг лишь бесконечная жизнь,
недоступная, как океан для крохотного муравья,
вдали исчезли из виду желанья,
и парус - лишь древняя мечта о мечте,
я говорю себе "спокойной ночи",
я засыпаю, бормоча стихи вместо молитв,
Заклиная пустоту внутри...
Как просто - ходить по воде,
Как просто об этом узнать -
Когда все рушится на земле,
Лишь нужно поверить, и станет упругой
Искристая синяя гладь!
Заката блестящие нити
Цветущий опутали луг,
В дневных завершенье событий
Над рощей возвысился звук.
Сгущаются черные тени
В пруда жутковатом глазу,
И сладостный запах сирени -
Наградой дневному труду…
Плетут утомленные руки
Извечный узор бытия,
На грани блаженства и муки
Рождается тайна твоя.
Свершается важное что-то,
Слагается жгучий ответ -
Отважный полет самолета,
В созвездиях тающий след…
Сердец одержимых отрада -
Мерцающий знак в небесах,
Оранжевый отсвет заката
В печальных и мудрых глазах…
И сумерки ласковым шелком
Вечернюю стелят постель,
Край леса щетинится волком,
Призывно кричит коростель…
Лишь покинут приветливый берег рассветные тени,
Я приду, я ступлю на прохладный и влажный песок.
Может быть, я живу ради этих прекрасных мгновений,
Когда Солнце кошачею лапою тронет висок.
Вот сбежало с горы, осветило и вытерло слезы,
Все дворы обошло и разлило кругом благодать,
И проснулись в душе позабытые детские грезы,
И вся жизнь предо мною, как моря блестящая гладь…
Майским утром будили меня развеселые трели,
Осень в пестрых нарядах кружилась цыганкой шальной.
Но ничто не сравнится с тобой, бесподобная пери,
Мое Летнее Солнце, ничто не сравнится с тобой.
Стал горячим песок… Здравствуй, жгучее, знойное пекло,
Что растопит печаль и заставит забыть обо всем…
Нет на свете причин, чтобы Летнее Солнце поблекло,
Ведь горит бесконечный огонь в голубом, в голубом…
Все горит бесконечный огонь в голубом, в голубом…
Самые короткие дни –
Не кляни ты их, не кляни.
Мы пойдем по полю гулять,
Серый – серый день коротать.
Оглянись на наш косогор,
Удивись, как светел простор.
Высохшие травы черны,
Так и проторчат до весны.
По полям вороны кричат,
По опушкам ели молчат,
Над деревней нашей дымки,
Берегут уют старики.
Мы пойдем пустынной тропой,
Где бродили летом с тобой,
Не узнать тех мест, не узнать –
Будет нам о чем помолчать…
Снегом путь назад замело,
По иному быть не могло –
То предзимья грустная тень,
А на сердце – светлая лень…
Самые короткие дни…
Я вижу наяву осенний Крым -
Вот горы посветлели и притихли...
На перевале молча мы стоим,
О, Боже, как глаза мои отвыкли!
Седое море далеко внизу -
Искрящийся осадок атмосферы.
Сырой дубовый дух созрел в лесу,
Но нет в душе ни радости, ни веры.
Под нами опустевший Симеиз,
Морской туман владеет побережьем.
Когда-нибудь и нам спускаться вниз,
Но только море не бывает прежним.
Порою я не верю, что живу,
Все кажется, вот только и осталось -
Осенний Крым увидеть наяву,
А что потом, мой друг, - такая малость...
* * *
Кусты как-будто стали ниже,
Трава поникла и молчит,
И чернота в зеленом брызжет –
Ах, это август сентябрит…
Лес, посветлев, приотворился.
Он отдал все, что мог, и вот -
Щемящей грустью озарился
И, отрешенный, осень ждет…
Так ястреб зависает над
Добычей, прежде чем упасть,
Так видишь, бросив взгляд назад,
Как пропасть разверзает пасть.
Так осень проникает в кровь,
Деянья властные верша,
Так гибнет старая любовь,
Что в душу въелась, будто ржа…
Там сосны смотрят свысока,
Сияя золотом стволов,
На то, как тянется река,
И как ныряют облака
Меж молчаливых берегов,
На дым костра, на берега
В кайме волнистой ивняков.
Ах, эта долгая река,
Как – будто длинная рука
Протянута издалека
За горизонт, где облака
Земли касаются… По ней
Челнок трудяга – теплоходик
Туда – сюда спешит скорей,
С закатным солнцем заодно
Ткет золотое полотно
Июньских сумерек… Но то,
Что знают месяц и закат,
И берега о чем молчат,
В свой срок откроется… Пока
Кораблик повернул назад,
И след разгладила река,
Как – будто раннюю морщину
Задумчивого рыбака…
Тучи предо мной, как - будто горы,
Это лишь мираж, но так похоже…
Здравствуйте, весенние просторы,
И ненастье пасмурное тоже,
Здравствуй, долгожданная свобода,
В вышине курлычащие птицы,
Здравствуйте, стремительные воды,
Книги лета первые страницы.
В радостном порыве узнаванья
Солнце потянулось к первым всходам…
Я - язычник в храме мирозданья,
Я молюсь закатам и восходам,
Солнца воскрешающей стихии,
Дождь благодарю за очищенье,
И растений души непростые
За служенье, милые, служенье...
Я - беспечный житель Робинзонья,
У огня танцую до рассвета,
Безобразной головой бизоньей
Я задобрю взбалмошное лето.
Шлю привет расцветшим летним звездам,
Где штормами море скалы будит.
По весне так вспоминаешь остро
То, что никогда уже не будет…
Здравствуйте, весенние просторы,
Новые дороги и потери,
По ночам хмельные разговоры,
Майские упрямые метели…
Три липы в наследство достались мне,
Три купола в небе, три кроны в окне,
Три мира, три славных дома
Для жителей мелких сонма.
Белесым туманом цветущий наряд -
Внутри по-пчелиному кроны гудят,
Весь мир напоив ароматом,
Устав, замирают с закатом.
Ночных исполинов надежная стать.
Как сладко под липами засыпать!
Во тьме неотлучные стражи,
Колышутся ветви – плюмажи…
Далеко заметны средь снежных полей
Изысканным кружевом черных вервей
Три маяка, три кроны,
Три царственные короны.
Их бывший хозяин лет двести назад
С любовью на них останавливал ль взгляд?
Полюбят ли дети земную
Их красоту родную?
Я сделать для них ничего не могу,
Лишь малых детей их от коз берегу,
Ненужные ветки срываю
И в засуху поливаю.
Я глажу стволы благодарной рукой.
Рождаются свет, благодать и покой
В слияньи с землею корней в глубине…
Три липы в наследство достались мне…
По ущелью вверх,
По крутой тропе,
Что видна лишь мне,
Я свой путь держу.
Говорю не зря,
Ты поймешь меня –
Хороша земля,
На какой живу!
Мы слились с конем,
Взор мой жгет огнем,
Говорят кругом:
Вот лихой джигит!
Моя крепость - здесь,
И мой праздник – здесь,
И по жилам рек
Моя кровь бежит!
Я – хозяин сам,
Мой прекрасен стан,
У могучих скал
Я свой дом сложил.
Я живу – пою,
По росе встаю,
Жду свою зарю
Из-за тех вершин!
В этом царстве гор
Каждый камень горд,
И хребты корон
Не клонят – царят!
Где бы я ни жил,
С голубых вершин
Боги гор моих
На меня глядят…
Неуловимо что-то изменилось,
И свет не тот, и небо, и цветы.
То лета восхитительная милость
Иссякнет скоро с удаленьем от звезды.
Душистых ягод россыпи без края
И августа чудесные плоды…
И кажется, рукой подать до рая,
Но только ад – осуществление мечты!
Через угрюмый перевал
Весна перевалила в лето –
Там полн сверкающий бокал
Благоухания и света.
В душе, как в зеркале пруда,
Отражено великолепье,
И поднимается со дна
Забытое, шальное, летнее…
Печали застарелый хлад,
Туманом отделяясь, тает,
И все вокруг на новый лад
Живет, звучит, благоухает!
Как много было всего, как много
Дней ослепительных, дней бесцветных,
Как долго время текло, как долго –
Меж весен редких и зим несметных.
Как много знаю всего, как много
Глаза пытливые насмотрелись,
Как долго верилось все, как долго
В лукавых сказок благую ересь.
Все для того, чтоб понять – как мало
На самом деле для жизни нужно:
Короткий отдых душе усталой,
Лицо родное, да ветер южный…,
Что наполняет мой парус силой:
Вот – белизна его, вот и - крепость.
Но гуще, гуще вкруг нас могилы,
Ясней, ясней наших мук нелепость…
Она была грузинкой,
И ношу бытия,
Прекрасной исполинкой
На плечи вознеся,
Распахнутой походкой -
Ни страха, ни преград,
Все для нее с охоткой,
Все у нее впопад.
Та легкость золотая
Ей солнцем придана.
Не скажет - дорогая ль
У роскоши цена?
За царственность осанки,
За откровенный смех,
За то, что - не в служанки,
И каждый раз – успех,
Незримыми слезами
Платила много лет,
Сожженными мостами
В страну, которой нет…
Причудливые фрески
Покинутой страны,
Как солнца арабески
В ней запечатлены.
Дорогой – о своем…
Поземка – под колеса.
Давно не топлен дом,
В судьбе – одни вопросы.
Алкаш – живой мертвец –
За шею камнем тянет,
Из зоны сын – подлец
Вернулся и буянит.
Его жена спилась
До голых стен, до сраму…
Внук в армии сейчас,
Хотя б не видит маму.
Дорога все темней,
Вокруг то лес, то поле.
Доехать бы скорей…
На все господня воля…
В былые времена
Уж люди веру знали,
Разруха и война –
Но духом мы не пали.
Детей уж не спасти,
Суметь помочь бы внуку.
Под старость не снести,
Господь, мне эту муку!
Дорогой – о своем,
И время пролетело.
Уж скоро виден дом,
В нем - три остывших тела…
Все ярче маяки,
Все розовее Марс,
Все властнее Луна
Над набережной Ялты,
Но звезды не спешат
В сладчайший этот час -
Блестят в ладонях гор
Земные бриллианты.
Как горизонт - в порфир,
И море - в серебро,
Так на горе Дарсан
Мрачнеют кипарисы,
Им сторожить во тьме
Уснувшее Добро,
Когда опустит ночь
Последние кулисы.
О, не спеши сейчас!
Здесь сумрак голубой...
Желтеют фонари -
Луны земные братья.
И берег воспарил
Над лунною водой,
До ночи - миг, и все
Распахнуты обьятья.
Я не могу себе позволить
Любить тебя. И день за днем
Так сердце тяжело неволить,
Кропить его сухим дождем
Рациональных объяснений,
Симпатий мелких и обид,
Бессильных вздорных откровений,
И ужасаться, как летит
С сухой листвой – живое время
Под ноги шествующим вслед,
И день за днем искать забвенья
В заботах, в осени – ответ…
За счастье горечь принимая
И грусти сладкое вино,
Не жду… Лишь осень, отлетая,
Совсем, как ты, глядит в окно…
Теряющимся в небе миражом
На горизонте мреет Аю-Даг,
Гостеприимной бухты окаем
И чайки восклицательный зигзаг…
Блаженный берег – страждущих приют!
Тем, кто устал от боли и тревог,
Здесь неизменно щедро раздают
Нектар лозы, целительный песок.
И море… Изумрудною стеной
Меж гор до неба предстает залив -
Сияющий, изменчивый, живой,
Собой все беды мира заслонив…
С утра плескалась, ласково шаля,
Но ветер повелел восстать волне –
Вдоль кромки пляжа, камни шевеля,
Носились стрелы белые во тьме.
Вопили волны о былых страстях,
О тех, чьи души в море унеслись –
О воинах, кормильцах и царях…
Наутро солнце расчищало высь.
А там, на кромке взора, где сползли
И морды ткнули в море туши гор,
Где вечно можжевельники росли,
И скалы возвеличивали взор,
Там, где застыл гигантский камнепад,
И где лежит заветная тропа,
Где скал Большой Хаос, и Рай, и Ад –
Укрытье тавров – Караул-Оба...
Что сердце ждет от дикой той земли?
Она томит и манит в никуда…
Уж не белеют паруса вдали,
Лишь море не стихает никогда…
Когда полны любви цветущие поля,
О страсти шелестят под мощью ветра кроны,
И в сумерках томят невидимые звоны,
И солнце брызжет жар, дразня и веселя,
И дальний водопад приветствует, трубя,
И неба близок блеск… Но нет конца печали -
Уж не полны тобой в закатных вихрях дали,
Мне странен этот рай, где ты не ждешь, любя…
Мы очарованы весной,
Мы верим, что не все пропало,
Скача игрушкой заводной
По краю темного провала.
Оживший свет сулит возврат,
Но безмятежность миновала,
И с каждым маем ближе ад,
Бессмысленность и тьма провала.
Часы тряпичные Дали,
Бессильно сбросив время, встали,
Там, в исторической пыли,
Тебя почувствую едва ли.
И потому мне так легко,
Вдохнув знакомую прохладу
В аллеях детства моего,
Рыданий отвергать усладу…
Мной лес любим, мне в городе – тоска…
Но этот город весь – дремучий лес,
В нем есть холмы, поляны и река,
И безусловный символ до небес.
Как на иглу насаженный волчок,
Он вертится, огнями исходя,
Он сам себе – и запад, и восток,
Он царствует невинно, как дитя.
Собрав дары из тысячи земель,
Он к поклоненью страстному привык.
Свобода кружит бал на Карузель,
И равенство пьянит на рю Лепик…
Кокетливые юбочки кафе
На каждом из углов, и кружевной
Прищур окон... Ах, почему же мне
Так дорог этот взгляд полустальной...
В густой чащобе улиц и домов
Проложен, словно просека, бульвар,
Средь перекрестков из пяти углов
Дорогу угадать к Рошешуар,
На холм взойти – живут, как и вчера
Здесь персонажи сказочных легенд,
Вон там, в тени - Лотрек с Делакруа,
И льется горечью веков гусой абсент.
Привет, Париж! Я из последних сил
Приветствую твой бесподобный свет.
Кто твоего язычества вкусил,
Как брату, говорит тебе – привет!
Не окликай его, уже он еле дышит
Пропащий тот январь, истекший в никуда,
Его никто не ждет, его никто не слышит,
И темень за окном, и каждый день – среда.
На перекрестках ритм диктуют светофоры
Движению машин, движению людей,
И беспрерывный вальс, послушный дирижерам,
Без устали кружит в разливах площадей.
Кружится с ветром мрак, кружатся с днями ночи,
Промозглые дома кружат в окне авто,
И хочется пойти дорогой, что короче,
Но там, на том конце, не ждет меня никто.
Бесснежную тоску, и мокрые метели,
И луж январских явь – все нужно пережить,
И нужно устоять на этой карусели,
Бессмысленность прямой круженьем заменить.
Чтоб отлетали прочь ненужные длинноты,
Гуляет под шатром бубенчик – пономарь,
И нет у сердца слез, чтоб пожалеть кого-то,
Поплакать над тобой, пропащий мой январь.
Я тебя, конечно, позабуду,
Я тебя, конечно, не прощу,
Я тебя, как старую простуду,
Всем подряд отчаянно лечу.
Я твержу себе, что это глупо,
Не понять и не остановить.
Для меня тебя уж нет как-будто,
Только сердце продолжает ныть.
Став чужим, ты стал почти не дорог,
Ты лишь только символ для меня,
Дальний свет, неутоленный голод,
Приступ боли посредине дня.
И тебя, как старую простуду,
Всем подряд упрямо я лечу.
Я тебя, быть может, не забуду,
Я тебя, конечно же, прощу…
СТРАСТЬ
Наше позднее счастье –
Нет судьбе оправданий,
Над растраченной страстью
Я умру от рыданий.
Сердце сжалось до крика:
Без тебя не смогу я!
Время сжалось до мига
Твоего поцелуя.
Жизнь вместилась в пространство,
Что лежит между нами,
Не сойтись, не расстаться
В этом море страданий…
РАЗЛУКА
Вот и все… Ты мне будешь сниться,
Как же больно, любимый мой.
Счастье больше уж не случится –
Ты один лишь и был такой.
Безнадежность сковала сердце,
И судьба очертила круг…
Где взять силы, чтобы воскреснуть
И не сгинуть в сетях разлук.
И смириться – где взять мне силы,
Страшной правде поверить той:
Больше нет тебя в этом мире,
Есть лишь кто-то, кто был тобой…
ОСОЗНАНИЕ
Настанет день – я перестану ждать,
И время, будто мутное стекло,
От памяти укроет то, что жгло
И обрекало плакать и страдать.
Исписанная рифмами тетрадь,
И бывшие родными имена –
Не стиснут болью, не сведут с ума.
И ничего не стоит угадать:
Не я, а та – такая же, как я,
Запечатлелась в давнем октябре,
Во времени, пространства янтаре –
Застывшим трепетаньем бытия.
И в этот день все станет нипочем,
Ослабят хватку Никогда с Нигде,
И я куплю на память о тебе
Кольцо с зеленоватым янтарем.
ЛЮБОВЬ
Когда-нибудь мы встретимся с тобой,
И встреча, как ноябрь, неотвратима.
Пусть век прошел, но все ж необходимо
Мне до тебя дотронуться рукой.
Ты холодно посмотришь, не любя,
У умерших – туман в застывшем взгляде,
Весь пыл любви, что был тобой украден,
Увы, не спас от холода тебя.
Прощай. Как жаль любви, она была
Одна, как жизнь… О, как неудержимо
И беспрестанно пролетает мимо
С листвою все, что будущим звала.
Уходит лето, молодость и время
С собою унося. Обласкан
Закатом розовым растений хладный мир.
Я засыпаю... Череда видений
Тревожит ум, забыться не дает,
И кажется ноябрь концом дороги.
Что будущее - долгими снегами
Занесено, и сожжено навек
Минувшее до тла,
Лишь горьковатым дымом
Приправлен воздух
Осени печальной...
Покой и одиночество вдвоем,
И долгий разговор с самой собою
Желанны мне, и больше ни о чем
Я не мечтаю. О, пора, пора
Душе остыть и отдохнуть от боли,
От недоступной сердцу красоты
И тяжести напрасных сожалений.
Но, знаю, скоро эта пустота
Наполнится, и обрастет словами,
Мечтами, смехом, вздорными слезами,
И сонмом непонятных смутных снов,
И скажем мы: Старо, как мир. И вновь
Нас повлечет весенними путями...
Под мощным куполом вокзала
Так ярки радость и печаль,
Сердцебиение начала
И равнодушное «Как жаль».
Как свет и тень не схожи лица
У тех, кто едет От и За,
Здесь неусыпная столица,
Как жадный сфинкс, глядит в глаза.
О, здесь так верится, что скоро
И для меня прийдет денек:
В купе вагона голубого –
Иркутск, Чита, Владивосток!
Здесь полосатая дорога
Там превращается в стрелу,
Колеса убежденно – строго
Стучат – твердят: «Поверь в судьбу!
Доверься рельсам – и движенье
Свободным сделает тебя,
Раз истина в преображеньи
И повтореньи бытия»…
Уходят в осень, как в запой,
Перебивают горечь яда,
Ныряя мутной головой
В разлом сентябрьского заката.
Определенную судьбу
Принять и верить не умея,
Уходят в осень, как в мольбу,
От безысходности немея.
Уходят в осень, как в дурман,
Зов обостренного безумья
Приняв за истину, но дан
Октябрь для хладного раздумья.
Уходят в осень навсегда,
Как в скит отшельники уходят,
В ноябрь, где черная вода,
И ничего не происходит.
Так по болотам, мхам, корням,
Беззвучной тенью между сосен
К любовь утратившим полям
Бредут задумчивые лоси…
Не цепляйся за знойный июль…
Величаво и медленно осень
Обступила избушку мою
И зависла над кронами сосен.
Темный полог сгустившихся туч
То и дело грозит снегопадом,
И волнующе холоден ключ
От пространства пустынного сада.
Осень мокрым шершавым листом
Липнет к теплой испуганной коже…
Это все ни о чем, ни о чем –
Лишь о чем-то забытом, быть может.
Но октябрь неподсуден и свят,
Новой тайной живет между нами,
И величием веет закат
Меж несущимися облаками.
Все будет хорошо...Вечерняя дорога
До дома пролегла, как добрая ладонь,
Величественный свет заката золотого
Похож на небосвод сжигающий огонь.
И воздух сентября похож на воздух лета -
Свежи головки астр, и стебли зелены.
Туманная луна зависла над планетой,
Как лето в сентябре, глядит со стороны.
Настанут времена, и холод постепенно
Проникнет в нашу жизнь, но будет он ручным...
Я верю в теплоту заснеженных селений -
Приметою огня струится тонкий дым.
Когда вокруг огня бревенчатые стены
И глиняная печь, то что бы не пришло -
Все будет хорошо в заснеженной вселенной,
И с нами, и без нас - все будет хорошо.
Губит Север зорями
Красоты невиданной.
Лишь не знать бы горя мне,
В тишине побыть одной.
Вспоминать без горечи
Сказочное прошлое
И готовить на печи
Что-нибудь хорошее.
Ну, а если выманит
Ночь луной пронзительной,
Не спрошу об имени,
И не стану длить ее.
Вновь заря жестокая
В небе занимается,
Как тоска глубокая
В сердце ковыряется…
Вот дождусь я солнышка,
Ясного, лучистого,
Побелю оконышки,
Приберу все чисто я.
Чтоб изба моя была
Вся нарядна, весела,
Кружевных вещиц сплела,
Окна занавесила.
Тихо у окна сижу,
Любуюсь зарницами,
Женские стихи вяжу
То крючком, то спицами…
Когда сгущается в душе запретный мрак,
Чтоб вдохновить печаль лучом закатным,
Я в лес иду – забор, ручей, овраг
И пересвист над полем ароматным.
Бродить опушкою вдоль сумрачной стены,
Вдыхая запах близящейся ночи,
Поглядывая вскользь, со стороны,
Как жизни удаляется источник.
Оттенками нездешнего огня
Высвечивая выкрутасы ветра,
За горизонт уходит злоба дня,
Смятенье оставляя без ответа.
Смятение начала и конца…
Но, все же дело, право, не в отказе,
Но в том, чтоб знать от первого лица
О том, как недоступен и прекрасен…
Чудесный летний вечерок…
Какой покой царит в природе!
Плоды тучнеют в огороде,
И пряно пахнет любисток.
Из окон – дух домашних яств,
В заботах бабушкино сердце –
Чан фаршированного перца
На ужин, знать, она подаст.
В тени навеса на плите
Варенье днем она варила,
Потом по банкам разложила,
«Малина» надписав везде.
О, этот вечер, как вино
С букетом позднего июля,
Сладчайшее киндзмараули
На час такой припасено,
И долго будет догорать
Полоска красная над лесом,
И с непрерывным интересом
За ней мы будем наблюдать.
Поставь кассету давних лет –
Под романтичного Синатру
Мы позабудем слово Завтра,
Влюбившись в ночь и лунный свет…
Беда тому, кто одинок…
О, сердце, что тебе мешает
Забыть о том, что не хватает
Для счастья в этот вечерок!
Хоронят лето холод и дожди,
Смывают след июля на песке,
И август, как прохладное «Прости»,
Созревшим яблоком висит на волоске.
Он упадет и пропадет в траве,
Он утечет сквозь пальцы, как вода,
Он вновь уже не сможет разогреть
Остатки лета в глубине пруда.
Ах, лето - сумасшедший самолет,
Что мчится, кувыркаясь и ревя,
Чей головокружительный полет
Опять не дотянул до сентября.
Теперь, когда, быть может, все равно,
И страха нет, и век идет на спад,
В былого недозревшее вино
Зеленый выжимают виноград,
Мы – те, кто обречен на этот яд…
Но августа волшебное вино
Мы будем пить с тобой всему назло,
И будет нам пьяно, пьяным – пьяно
В медовый месяц, грустное тепло…
Мокрая дорога – осени примета
Полоснула остро, больно, по живому.
Перед поворотом чуть помедлив, лето
Катится по склону - скользкому, сырому.
Оттого так тусклы в мокрых стеблях блики,
И на кровь похожи капли земляники.
Любовь – безумье на краю...
Но так похожа на бессмертье
Двух капель в вечной круговерти,
Не видящих судьбу свою
В цепи безликих воплощений:
Болото, облако, туман,
Роса, глоток, слезы скольженье,
Река, и снова – океан…
Тепло и сыро, зелень так и прет,
Туман заката золотят лучи,
Там разнотравье пышное зовет:
Здесь дом, останься, слейся и молчи.
Мы то, мы то, чем станет все, что есть…
Не жди, забудь… Здесь ароматы грез,
В тумана белом море тонет весь
Зеленый мир, и в нем лишь все - всерьез.
Все называют ее хищницей,
Но сама она этого не знает,
На колени вспархивает птичкой,
И мурлычет, и спинку выгибает.
Бархатными лапками мягко ступая,
Крадется по ногам и по спине,
Когда с больной головой на диване
Лежу в каком-то мрачном полусне.
Раскосыми глазами из какого-то далека
Внимательно смотрит на меня.
Развеваются шторы, и диван – как лодка
В безмерном океане бытия.
Всего лишь маленький пестрый зверь –
Ничтожное тельце, шкурка с мехом.
Вечереет… Упаси нас бог от потерь…
И молчим вдвоем, как человек с человеком.
Когда любовь - сильнейшая из бед,
И боль сидит под сердцем, как заноза,
Даю себе решительный обет –
Восславить жизнь и ненавидеть слезы.
Безликий день – его как - будто нет,
Жгут изнутри, сочась под кожу, слезы,
И ночи нет, лишь чуть сверкают звезды,
Там, где закат вливается в рассвет.
И нет меня – лишь молчаливый паж
За господином следует покорно,
За муки все, быть может, ты мне дашь
Лекарство от моей печали черной.
Но в день, когда удалый ураган
Нагнал на небо серые отряды
И тучи серые, в тот день урок был дан,
Наш свет – мираж, и мы не будем рядом.
Я поняла: не будем никогда
Мы так близки, во времени имея
Всего лишь миг, нас не сплотят года.
Но я любить мгновенно не умею…
Тебе не разглядеть своей вины
С твоих высот, но, притворившись богом,
Верни мне ночь и день, мой мир верни,
Что ты затмил, как - будто ненароком.
Белые ночи под Угличем
Пахнут лесами бездонными,
В травах туманами тучными,
Старыми избами сонными.
Жёлтый с зеленым мешается
Над горизонтом, и в облаке
Дальний огонь отражается,
переливается в сполохе.
Воздуха купол недвижимый
Многоголосием полнится,
Вздох чей-то, эхом приближенный…
Кажется, верится, помнится…
Белые ночи под Угличем…
Не избежать наваждения –
Дразнят бедой неминучею
Наше в ночи совпадение…
Слова ночные –
Во мраке белые цветы,
Как свет жемчужин,
Как откровенье темноты.
Их нежно шепчет
Мне ангел искренних ночей,
В них нет лукавства
И пустоты дневных речей.
Я их запомню,
У сердца бережно храня -
Темнеет жемчуг
При равнодушном свете дня.
Когда делили
Слова ночные мы с тобой,
Мне всё казалось,
Что говорю сама с собой…
Замерев перед взлетной прямой –
Вот она, эта точка над лугом –
Возвышает предстартовый вой
До высокой гармонии фуги.
И в предвзлетный торжественный миг -
Что судьба и бессмертье пустое!
Различаем в ликующем вое
Жаркий визг и восторженный крик.
Воздух – твердь под могучим крылом,
Ускоряемый мощною силой,
Шевелит плоскостями закрылок,
Полминутный разбег и подъем.
Наклонилась и канула вниз,
На рисунок все больше похожа,
Там глядит восхищенно прохожий,
Головой запрокинувшись ввысь,
Изчезая из глаз в голубом…
Удаляется гул самолета,
И округа следит с торжеством,
Приобщенная к чуду полета.
Как на карте, внизу города,
Русла рек – серебристые жилы,
Чаша моря, и синим – вода,
Горы складкой гигантской застыли.
Солнце жгучее плавит крыло,
И в сияющей дымке планета.
Так легко, беззаботно, светло,
Будто дом – это здесь, а не где-то.
Тоном ниже турбины гудят,
Дирижируют крен элероны,
На крыло наклонился, назад,
Приближение аэродрома,
Полоса, торможенье, шасси
И умелая встреча с землею,
Мокрый трап, суета и такси,
Снова тяжесть, и к небу - спиною…
Эти улицы – по мерке
Девятнадцатого века,
Эти линии и стрелки,
Ниши – дворики без неба...
Здесь на стенах проступают
Отпечатки лиц и судеб,
Подворотни источают
Ароматы вечных будней...
Ни один из уцелевших,
Тех, что прошлое итожат,
Смысл событий происшедших
Объяснить, увы, не сможет.
Чуть шевелится и дышит
Мрачной сыростью и тиной
Тело жидкое канала
За решеткою старинной.
И прохладный мрак парадных
Словно храмов сень живая...
Лишь бы были эти камни,
Жизнь на вечность вдохновляя.
Еле сдерживая взгляды,
Все вобрать в себя стараясь,
По Фонтанке, с Веком рядом,
О граниты спотыкаясь…
Вечереющим переулком,
Апрелем слегка согретым,
В одиночестве гулком,
Упиваясь запретным бредом…
Стало мутным опалом,
Что сверкало алмазным блеском,
И грозится провалом
Между крыш засиневшая бездна…
Что здесь было когда-то
Ни один не поймет и не скажет…
Если что-то и свято –
В переулков весенних скважинах…
Объявили весну птицы.
Сорок зим прождала - долго.
От свечей по верхам копоть,
Старый хлам по углам только.
За лучами проник воздух,
И распались слова прахом,
Стал сползать и упал в пропасть
Целый мир от руки взмаха.
Каждый здесь обречен верить,
Есть такой приговор - к жизни.
Черный ворон моей крови,
Ты живою водой брызни.
Ты хозяин своих крыльев -
То расправишь, то вновь сложишь.
Черный ворон моей крови,
Только ты оживить сможешь!
Чтобы стали слова былью,
Чтобы ожил дворец мрачный...
Я целую твои крылья,
Я пред небом твоим плачу...
Недобрый зверь твоей измены
Еще сидит в моей душе,
Любовь была, как смерть, мгновенной,
И прежней нет меня уже.
Простить тебя давно бы надо
(Но как за боль благодарить?),
Простить тебя была бы рада,
Но что-то не дает простить.
Простить – признать, что я лишь случай,
Что ты - лишь случай для меня,
Что нет огня во тьме дремучей,
Что нет огня, что нет огня…
Оделась в яркие наряды,
И даже ветер золотой.
Но знаю – ходит где-то рядом
Старуха злобная с клюкой.
Владенья огненного диска
Холодной дышат глубиной,
Что никогда еще так низко
Не опускалась надо мной.
Сырая, черная дорога,
И лес холодный, не жилой,
Я так запомнила немного,
Что нечего забрать с собой.
Я сгину в бездне поколений,
В осеннем растворившись дне,
И закружит воронка времени,
Как листья жухлые на дне
Того оврага… Но, послушай,
Здесь, в звуках, музыка живет,
И, если можешь, слушай, слушай,
Как что-то там поет, поет…
Опушка леса в розовом дыму –
То тоньше кружев нежные побеги.
Очнувшись, потекли быстрее реки,
Чтоб слиться где-нибудь в одну
Большую воду, и ее поток,
Вобрав ручьи, обогатится силой
Лесных корней, травы лугов - так было,
Так будет вновь – уже известен срок.
Льет с крыш неудержимая капель,
И каждый раз бывает по-другому…
И вновь до слез влюблен в пейзаж знакомый –
Невыразимый свет, бумага, акварель …
Если с сердца спадут оковы -
Значит, выжило в этот раз –
На крыльцо я выйду, и новый
Свежий ветер коснется глаз.
И по-новому, с новой страстью,
Все о том же, который раз,
Будет сердце мечтать о счастье,
Что на дне очарованных глаз.
Только счастье мое в опале,
И по-прежнему лишь в одном…
Как безжизненно нивы спали
Под холодным глухим ковром.
. . .
Я лишь часть, лишь звено, лишь случай
В той цепи, что связать должна
Уходящего скользкий лучик
И туман грядущего дня.
О прошедшем никто не скажет –
То ли было, а то ли нет,
Путь в грядущее не укажет
Маяков блуждающий свет.
И на этой алмазной грани
Сердце – маленький акробат,
Лишь немного б солнца и дали,
Лишь коснуться б заветных врат.
Лишь бы боль не была безмерной,
И терпеть бы хватило сил
В этот сумрачный век неверный
Средь почти угасших светил...
Есть дни веселых перемен –
Весна ль рубеж пересекает,
Иль вновь надежду обретает
Душа, отринув давний плен.
И сон бежит от тех окон,
И среди тьмы, презрев огласку,
Там льется свет, там сняты маски,
И каждый ветренно влюблен.
И после ночи, поутру,
Синицы радостное пенье,
И мы решили – поздравленье,
И мы подумали – к добру.
Как сговорившись, в день один,
Со всех сторон спешат удачи,
И, невпопад смеясь и плача,
Мы вдруг стихами говорим.
С годами труднее смириться
С грядущим уходом,
Мы все – одинокие птицы
В застенках свободы.
И, в стаи собравшись, летим
То на юг, то на север,
Иль вновь обмануться хотим,
Иль снова поверить.
С годами все глубже любовь
И все безнадежней.
Но звезды все те же, и вновь
Вспомнишь о прежнем…
И править все легче, и путь -
Ясней и понятней,
И сбиться с пути, повернуть -
Все невероятней.
Напрасный не мучает жар,
Все выше молчанье.
И каждое утро – дар,
А вечер – прощанье.
И легкость беспечная снится,
И веет восходом,
И только труднее смириться
С грядущим уходом...
Судьбы стратегии темны -
Понять не следует стараться:
И вот - трагедия войны
Кончается весенним фарсом.
Так люди после похорон
Молчат, и вот, очнувшись, кто-то
Заговорит о том - о сем
И речь приправит анекдотом.
Так у принявших жизнь людей
Сильнее дух возобновленья,
А у принявших смерть полей
Сочней трава – трава забвенья.
Не обмануть судьбы - не повторимо...
Прошлое - лишь то, что мы думаем о нем.
Когда художник рисовал картину -
Все было не так, и мир стоял вверх дном,
И он хотел сказать совсем не это -
Сумасшедший, нищий, одинокий чудак -
А мы стоим и смотрим, и ищем ответы,
Почему все вышло именно так.
В незапамятном детстве, у пустого причала,
Где застыли лодки на осенней реке,
Не повторить, что мне прозвучало,
Как изчезла чайка в дымном далеке...
Оттого ль, что затмила мои дни безнадежность,
Тайный голос все шепчет и ночью, и днем,
Все пророчит и впредь наших встреч неизбежность
Там, где я буду бабочкой, а ты - огнем.
Бывают дни меж февралем и мартом –
Зимою небеса утомлены,
И снова жизнь, как бланковую карту,
Без выбора мы выложить должны.
Утомлены деревья и дорога,
И маленькие юркие зверьки,
Хоть, кажется, осталось и немного,
Но дни последние неволи нелегки…
Жизнь медленно выруливает к старту
Под гнетом затянувшейся зимы,
Так в эти дни меж февралем и мартом
Очнись, мой друг, мы не побеждены!
Я живу в гостинице на Пряжке,
Это рядом с бабушкиным домом,
Вспоминаю день позавчерашний,
Шляясь по дворам полузнакомым.
Кто же знал, что так изменит облик
Бронзовый герой в укромном сквере,
И домов неприбранные окна
Не желают замечать потери...
Знал Альцгеймер, как безумно просто:
Вдруг очнуться - и уже не вспомнить,
Отчего на тесный перекресток
Принесли так быстро годы - кони.
Силуэты этого квартала
В памяти - из прошлых воплощений,
Лабиринт изысканный каналов,
И Невы державное теченье.
Там, в натруженных цепях и струнах,
Посредине Лейтенанта Шмидта
Влажный ветер северной лагуны
Распевает вечные сюиты...
Где бы ни жила и ни бывала,
Что об этой жизни я б не мнила,
Но с моста над Крюковым каналом
Так и никогда не уходила.
И в зеленом зеркале канала -
Кружево перил, небес круженье,
Все, о чем я так и не сказала,
Не оставив даже отраженья.
Я живу в гостинице на Пряжке,
Это рядом с бабушкиным домом,
Вспоминаю день позавчерашний,
Вглядываясь в облик незнакомый...
Ритм - это чувственность, поэзия - как жизнь:
Хрупка, и бесполезна, и всесильна.
Ты здесь еще... Слабею. Оглянись!
Я ритм вплетаю в хаос замогильный.
Ритм - восхождение, и рифма - как глоток
Целительной для душ, волшебной силы
Для тех, для тех из них, кто знает толк.
Все заклинанья о тебе, мой милый...
Ритм - обещание: и смысла, и любви.
Свой ритм у сердца, волн, у бумеранга
Слепой судьбы... Слабею. Улови:
Почти навзрыд - трагическое танго.
Недолго шла, и вот мне говорят:
Привет, располагайтесь, это - ад.
Еще душа готова не была,
Но сила непонятная влекла.
Мне говорят: пора, уже сбылась
Та радость, что отмерена для Вас.
Здесь многое знакомым было мне,
И долго все не верилось вполне.
Казалось, те же небо и земля,
Но только невдомек, причем здесь я.
И люди непонятны стали мне,
Тогда я догадалась: ад во мне.
С тех пор все разделилось - мир и я,
С тех пор не в силах муки бытия
Наполнить смыслом разум мой больной,
И уж не стать живой, не стать живой...
Жить на острове глухом,
Как венец и продолженье –
В честолюбии моем,
Видно, есть изъян с рожденья.
Одиночество мое -
В сундуке на дальней полке,
И соседствует зверье:
Кабаны, медведи, волки.
Исключительность – порок,
Гениальность – оправданье.
Бойко крутится дымок,
Изчезая в мирозданьи.
Топим баню, топим дом,
Звери греются у печки…
Мы на острове глухом
Робинзоно – человечки…
Вот январь очнувшийся выводит
Как медведя на показ - мороз.
Тот, звериной следуя природе.
Точит когти о тела берез,
И бредет, потряхивая шубой,
И мотает хищной головой,
И ревет, показывая зубы,
Перед коченеющей толпой...
Взвизгивает снег под каблуками,
Каждый шаг, как-будто боли вскрик.
Замерев, с ослепшими глазами,
Может, час стою, а, может, миг...
Там, где речка - мелкая ложбина
И скелеты жалкие кустов,
Снега необъятная лавина
Погребла дыхание лугов.
Все теперь как-будто вполовину,
Виноват, конечно, в том январь:
Заморозил жизни середину,
Будто в лед замуровал фонарь.
Вполовину - силы и желанья,
Вполовину - радость и успех,
Вполовину - время, расстоянье,
И унынья все упорней грех.
Вдруг останется такая малость,
Что чуть меньше - и не увидать,
Словно яблоко, засохнув, сжалось,
Закатилось где-то под кровать...
Когда иллюзии пройдут,
Когда окончится наука:
Что жизнь - лишь несколько минут -
Когда отступят боль и скука,
Всего лишь взгляд за облака,
Где небеса текут рекою,
Когда весна недалека,
И воздух полон синевою,
Лишь миг, когда вершины крон,
Вдруг зашумят, объяты ветром,
И грома грозный камертон
Безмолвной молнии ответом -
Велит стыдиться суеты,
И очистительным потоком
Мир оградит от пустоты
И к жизни приобщит истокам...
Всего лишь несколько минут,
Когда, в любовь твою поверив,
Я различала, как поют
На петлях золотые двери.
Но степи горький аромат,
И рокот скучный, монотонный,
Где много тысяч лет подряд
О скалы разбивались волны...
Мрачным утром осенним
Ты так сладко поешь,
Может, ты и - спасенье,
Сладкозвучная ложь.
Не когда-то и где-то,
Это здесь и сейчас:
Серый сумрак рассвета,
Нищета без прикрас,
И под кожу проникла
Моросящая мгла…
Я так верить привыкла
В то, о чем ты лгала.
Если страстно не веришь,
Пропадешь, пропадешь,
Даже, если в напеве
Только ложь, только ложь…
Ветви в лесу обозначены снегом,
Ели – как крылья сложившие птицы,
В снежных холмах - просветленная нега,
Света и тени так ясны границы.
Эти пейзажи написаны светом,
Кто их увидит и кто отчеканит?
Чьей-то душе они будут ответом,
Кто-то пройдет и как-будто не взглянет.
Крыши, скамейки, столбы и заборы,
Пни, камыши и полоска теченья,
Рощ и полей бесконечных узоры –
Снегом покрыты, как благословеньем…
Тебя я покидала, как страну,
Не по своей, по чуждой воле.
С тех пор все снится: Черное. Тону.
Живу в разлуке, как в неволе.
Безвинно, без суда осуждена,
Все верю в скорое свободы обретенье,
Не верю в то, что приговорена,
Еще не поняла, что стала тенью.
Мне счастье - быть, покуда ты живешь.
Борюсь с навязчивой мечтою –
Взойти на палубу, хоть ты и не зовешь,
И слиться с моря чернотою…
Сытый праздник молодым нахалом
Ломится и в двери и в окно,
Соблазняет буйным карнавалом,
Разливает пряное вино.
Целый месяц клоуном настырным
Будоражит зимний наш покой
И витает запахом старинным
Над вечерней ищущей толпой.
Соблазнитель хитрый, он хлопочет,
Чудеса пророча на ходу,
Лишь о той одной безумной ночи,
Первой и единственной в году:
В эту ночь, когда пируют разом
Все двенадцать братьев у огня,
И слепящим одиноким глазом
Сверлит лес бессменная луна -
Замерло в беззвучном карауле
Все вокруг у вечности ворот…
И тогда в приветствующем гуле
Явится мальчишка Новый Год.
Проносясь в разноголосом гуле
Не глядит, взрослея по часам,
Как во тьме ворота потонули,
И нездешним холодом дохнули
В этот миг ночные небеса.
……
И когда морозным первым утром
Он летит сквозь зимний спящий лес,
Посмотри, как шлейфом изумрудным
Тает след потерянных чудес.
Ты так и остался мальчиком,
Жонглирующим мячами,
Игрушками и вещами,
Словами, делами, днями,
Охотами и страстями,
Рожденьями и смертями –
Послушным, беспечным мальчиком,
Не ведающим греха,
И не за что даже пальчиком
Тебе погрозить слегка.
В московском зимнем полусне,
Со скрипом ночь отодвигая,
Восходит солнце, в дымной мгле
Опалом тусклым освещая
Пейзаж почти-что не живой,
Но если приглядеться к окнам
Громад бетонных, кружевной
Там теплится уют, он соткан
Из света нежных ночников,
Листвы плющей вечнозеленых,
Из мягких пледов, сладких снов
И ожиданий отдаленных;
Из звона вилок и ножей
И разговоров оживленных
По выходным в кругу друзей,
Воспоминаньем вдохновленных.
Удачлив тот, кто придает
Вещам особый смысл, кто верит
В событий верный оборот,
Кто понял призрачность потери...
Ведь заполняет пустоту
Твой мир, воссозданный тобою,
Как прогоняет темноту
Костер весенний над рекою.
Что-то все не живется, не можется,
Вот такая сложилась напасть.
Может быть, все когда-то и сложится,
Может быть, предстоит мне пропасть -
В этих северных, мшистых, болотистых,
Уводящих, бездонных лесах,
Загорелой, угрюмой, мозолистой,
Со звериною искрой в глазах...
Посыпал снег, и лес преобразился,
Все застит белым – землю и глаза,
И весь порядок мыслей изменился,
Но все ж об этом рассказать нельзя…
Ты смотришь, как играет снегопадом
Тот ветер, что вернулся из зимы,
И все ж когда, как два крыла, мы рядом,
Как две планеты мы разобщены.
И ты не станешь мной - так мир устроен,
Как страшно мы, как дивно далеки!
И не поймешь, что я полна тобою,
Как полон воздух вихрями пурги…
Я не смотрю, я только отражаю,
Как зеркало, не пропускаю свет,
В блестящее смиренно наряжаю,
Старинный, важный чествуя обет.
Все краше, ярче жертвоприношенье,
Чтоб ощутить, запястья исколов,
Тот запах торжества и воскрешенья,
И прежний свет, и прежнюю любовь.
Я не спешу, я измеряю пропасть,
Себя за переменную приняв,
Я не ропщу, исколота по локоть,
Всю мудрость повторений осознав.
Былого нет, и мы - почти калеки,
Но приобщиться установлен срок,
И елок разукрашенные вехи
Уходят мимо, вдаль, наискосок.
В деревеньке маленькой - серенькие домики,
Смотрят из наличников окна, как глаза:
Что же вы нас бросили, беззащитных гномиков,
Чахнем мы от старости, щелями сквозя.
Двери покосились все, и в колодце сонная,
Никому не нужная затхлая вода,
А когда-то жили здесь люди под иконами,
И сходились вечером бабы у пруда...
Мы проходим медленно, словно мимо кладбища -
Огороды буйною поросли травой,
Занавеска светлая - там жива душа еще -
Вся в морщинах бабушка с белой головой.
Ничего не помнит уж, все в тумане скрылося,
Только, как девчонкою по полю брела,
Босиком по тропочке, и росой умылися
Молодые ноженьки ... и земля цвела.
Весна - и счет пошел на дни,
На миги солнечных явлений,
На миллиметры прибавлений
Душистой клейкости в крови.
Мы мчимся, голову сломя,
Нырнуть в искрящееся лето,
И ясно так - мы дети света,
Ее далекого огня.
И старость - лишь нелепый бред,
Когда найдешь в саду знакомом,
Во влажных зарослях за домом
Давно потерянный предмет...
Как это вышло - не знаю я,
Что со мной сталось - не ведаю,
Небо за блеклыми ставнями
Стало вдруг белое - белое,
Люди под белыми крышами
Стали вдруг черными - черными,
Тают снежинки неслышные,
Падая белыми зернами.
И в тишине неприветливой
Звуки - то скрежет, то лязганье.
Даль моя светлая - светлая
Стала вдруг грязная - грязная.
Я у прохожих выспрашивал,
И отвечали мне странные:
Долго брели мы, уставшие,
Молча полями туманными,
Все мы узнали, все видели,
Веры в душе затерялся след,
Нет в мире райской обители,
Только один черно - белый свет.
Верь лишь в дурные пророчества,
Вера иная - обманная,
Там, как закон, одиночество,
Там и судьба твоя странная...