Когда совсем невмоготу
по возвращении из Лита,
и проклинаешь немоту
тоски, что в комнате разлита,
и тупо смотришь на огни,
которые опять поддаты
(но впрочем, не они одни,
и звёзды тоже!) -
вот тогда ты
скажи в безвыходность:
"Хочу!"
...не обязательно кого-то...
И как Мюнхгаузен за чуб
себя достанешь из болота.
любит - не любит... какая нелепица!
трупик ромашковый жалко до одури.
жизни лампадка мигает - но теплится,
крыльями хлопают ангелы-лодыри.
любит? не любит? слезой на футболке, и
молнией в небе, помадой на зеркале...
ложью слова наполняются колкие -
веру убили, судьбу исковеркали.
любит - не - любит. до крика. до лезвия.
ходит по краю. затягивает петлю.
вы не гадайте - практичные, трезвые -
выстоит? дрогнет ли? любит - не любит - лю...
2007
Лететь хотели вдаль ли, ввысь ли?
Но сели вновь на древний риф мы.
Сосуд не наполняют мысли
и не опустошают рифмы.
И послевкусие напитка
из дерзких слов
(до спазм, до дрожи,
до со-творенья длится пытка!)
не удержать…
Но тем дороже.
2007
В Сокольниках на роликах,
как биллион на ноликах*
(один в запасе – мало ли),
отчаянно качу!
По кругу по центральному,
размыто-ирреальному...
Но тормозить – пристало ли?
Ещё чуть-чуть – взлечу!!!
Вокруг сплошные ролики,
и велики. И колики
от зависти у тех, иных,
кто топает пешком.
В аллеях – вау! – влюблённые,
как Робин Гуд, зелёные
от листьев новорожденных,
целуются тишком.
На дальнем плане – столики,
за ними – алкоголики?
Да нет, плотва на отдыхе.
А солнце – как блесна!
Заныканные "стольники"
несёт народ в Сокольники,
чтоб здесь, на свежем воздухе,
прочувствовать: весна!
Пивко, орешки, музыка!
Шары гоняют в лузы так
в бильярдной, будто сваи бьют.
А где-то крики: "Пас!"
Картина мира цельная,
счастливо-неподдельная,
и буко(ли?)ческий уют
ласкает слух и глаз.
А мимо скейты,
ролики,
и велики,
и столики,
и кустики,
и стволики,
холерики,
сангвиники
и даже меланхолики
бегут, бегут, бегут...
* У пары роликов в общей сложности – 8 колесиков, а у биллиона (в русской, французской и американской системах счисления) – 9 нулей :)
2006
Изумрудово, аметистово,
над берёзовым златоглавием
полыхала ты так неистово!
Отличалась ты своенравием
от предшественниц, радуг августа.
Скрыв румянец щёк да за просинью,
вспоминала, как целовал в уста
забияка-дождь по-над осенью…
2006
Из марта с видом на февраль
пишу тебе,
пишу о том, как
роняет блики на асфальт
светила рыжая котомка,
о том, как запахи влекут,
как бередят разливы луж…
Но
подтекста стылую тоску
в разломах строк искать не нужно.
2007
Душа чужого города – потёмки.
В него врастаешь, как в дичок – привой.
Еще привычки подростково-ломки,
еще маршрут не чувствуешь, как свой,
от дома до работы. И обратно.
И гул метро – еще не фон, а звук.
И Пушкин на Тверской тебе не рад. Но
Бульварного кольца гудящий лук
уже задел тебя стрелой Арбата,
Воздвиженка воздвигла в сердце храм.
А капельки дождя запанибрата
к растрёпанным цепляются вихрам…
Душа чужого города – магнит:
отталкивая, все-таки манит.
Зашел декабрь. Зашелся в кашле.
Простужен, желчен, нелюдим.
Откашлявшись, спросил:
"Не Ваш ли
мальчонка на дворе – один?"
Забытая мечта о сыне
отозвалась дрожаньем век.
Метнулась, выглянула…
Стынет
на льду новорождённый снег.
Наш спор с тобой неокончаем,
как шорох листьев на ветру.
Мы на качелях слов качаем
несложных истин детвору.
Они растут – а мы мудреем,
они мудреют – мы растем…
А жизнь священным скарабеем
неспешно топчет окоем.
Октябрь.
То ливнится, то льдится…
В апрели канули стрижи.
Кленоволистьевая львица
на тротуаре возлежит.
Роняют под ноги каштаны
тугих щекастых каштанят.
И так непоправимо пьяны
тоской – и сумерки, и взгляд…
Беседовать о странностях любви,
ажур словес плетя неторопливо,
потягивая кофе или пиво,
наедине, под вечер, vis-a-vis.
Беседовать о странностях судьбы,
как правило, по-детски нелогичной
в устройстве жизни
(в скобках – жизни личной).
Ах, как бы все сложилось, если бы!..
Беседовать о странностях потерь
грядущих и былых приобретений,
нанизывая кольца откровений
на стержень приглушенного «поверь…»
И вздрагивать от мелочи любой,
беседуя о странностях…
С тобой…
Вот начало среди начал.
Я молчала, и ты молчал.
Я смотрела, и ты смотрел.
Я хотела, и ты хотел.
Вдох, и выдох, и снова вдох.
Нет, не ты бог, и я не бог.
Но рождалась среди глубин
к миру жалость, ведь он один.
Дрогну взглядом, глазами – в крик.
Счастье?
Рядом жестокий миг.
Горечь?
Знаешь, а скоро май…
...Уезжаешь?
Не уезжай…
На смуглом загорелом теле
белеет беззащитно грудь.
Но сердце бьется еле-еле,
не выдохнуть и не вдохнуть
не можешь. Замер. Ждешь и смотришь.
Не может быть... какая блажь!
Не может... почему? Всего лишь
решиться, подойти... Кураж
взыграет. Очень осторожно
коснешься ждущей белизны.
Начав, остановиться сложно.
И с острым чувством новизны
на теле молодом исполнишь
безумный джаз. Погасишь свет...
И до утра уже не вспомнишь
о разнице в пятнадцать лет.
Слова, которым все равно:
звенеть, шептать, ласкать ли, ранить...
Молчит услужливая память,
похоронив тебя давно.
И сердце бьется ровно в такт,
стучит о ребра днем и ночью.
Оставил душу рваной в клочья
любви расчетливый теракт.
Но заживает... зажила!
Что время лечит - знаю точно.
Земля-сиделка держит прочно,
связав узлами два крыла.
Слова звучат, рифмуясь...
Но
слова, которым все равно.
Как просто быть счастливой на заре!
Как сложно быть счастливой на закате,
когда, стремленье юности утратив,
влачится день к полуночной поре,
и в сумерках становится видна
невидимая в полдень неизбежность...
Но в этот миг проснувшаяся нежность
нечаянно поднимется со дна
души. И замурлычет телефон.
Нежданной гостьей станет СМС-ка.
"Скучаю..." И на дно уйдет без всплеска
тоска, не превратившаяся в сон.
Почти классическая быль,
почти клиническая небыль...
Я превращаю звезды в пыль,
глаза - в туманности!
А мне бы
поспеть горошинкой в стручке,
чернеть уздечкою на пони,
лежать перчаткой в бардачке,
заждавшейся твоей ладони...
Уезжала в осень,
возвращаюсь в зиму...
Снегом припорошена
палая листва.
Нанесла визит я
пасмурному Риму,
третьему, последнему,
с именем Москва.
Повидалась снова
с Янусом двуликим,
городом заносчивым
на семи холмах,
лживым и порочным,
гордым и великим,
что хранит жемчужинки
в ракушках-домах.
Встретившись с мечтою,
разминувшись с другом,
слушаю, как странами
дальними маня,
напевает поезд,
запряженный цугом,
в белое из желтого
увозя меня.
Стих-вдохновитель:
http://www.poezia.ru/article.php?sid=25930#141246
Я дегустирую дожди
на цвет и звук, на вкус и запах...
Идет сентябрь на мягких лапах,
идет навстречу.
Подожди,
не торопись, осенний друг,
зажечь безумством красок клены!
Дожди уже не так солены,
не так, как прежде...
Может, вдруг
воспоминанья бередя,
прося у памяти совета,
в один из дней на склоне лета
и он попробует дождя.
И ни в кого не веря,
ты никогда не плачь.
С. Б.
И ни в кого не веря,
я никогда не плачу.
Ты - не моя потеря,
я - не твоя удача.
Ты - не мое сомненье,
Я - не твоя улыбка.
Даже в пруду волненье,
даже на тверди - зыбко.
В горле теснятся строфы,
звезды моргают сонно.
Ты - не моя Голгофа!
Я - не твоя Мадонна...
Крылья куплю на сдачу,
ветру себя доверю...
Я никогда не плачу
и ни в кого не верю.
Ты - женщина, и этим ты права...
Валерий Брюсов, "Женщине"
http://www.klassika.ru:8014/stihi/bryusov/ty-zhenschina-ty.html
Естественна, как солнце, как трава,
изменчива, как трепетные воды,
я - женщина, и этим я права
в глазах людей, предметов и природы.
Глубины чувств - империя моя,
весна и флирт - безропотные слуги.
На вечный рай надежду затая,
спешат ко мне и недруги, и други.
Мне зов войны и власти незнаком.
В моих глазах - загадка мирозданья.
Лишь я владею тайным языком,
который так боится толкованья...
Я - женщина,
я - книга между книг,
сюжет которой Брюсов не постиг. :)
Мне хочется бросить измученный город, в котором
предзимняя слякоть гостит непростительно долго...
Уехать куда-то в СВ, восхитительно скором,
забыв на перроне багаж обязательств и долга.
Сидеть, развалившись, в купе в ожидании чая,
бездумно глазея в окно затуманенным взглядом,
нечаянно вдруг в панораме окна замечая
мордашку луны, семенящей отчаянно рядом.
Поспорить с попутчиком, старым прожженым евреем,
о жизни, о смерти, любви и, конечно, о Боге...
Внезапно понять аксиому: мы - то, что умеем!
(Так можно постичь откровение только в дороге).
Свернувшись калачиком, в позе, знакомой с рожденья,
ловить, засыпая, сквозь веки игру светотени...
И вспомнить некстати в пронзительный миг пробужденья:
измученный город поставлен опять на колени.
Ты не веришь, что земля поката?
Только не сдавайся мне без боя!
Посмотри на линию заката,
наступи на линию прибоя,
подержись за крапчатую спинку
старой дюны возле устья Леты...
И получишь мира половинку.
И поверишь в выпуклость планеты!
Спешу навстречу ветреной судьбе,
в который раз... и все же не жалею!
Останусь верной влюбчивой себе,
еще чуть-чуть - и снова заболею
горячкой странной, древней, как огонь,
из века в век желанной, но опасной.
И душу положу в твою ладонь,
и жертва не покажется напрасной.
И буду ждать до дрожи, до тоски
улыбок, взглядов, слов, прикосновений.
И буду жить, зажатая в тиски
условностей, раскаянья, сомнений.
И буду думать только о тебе.
Так бредит ночь еще далеким светом...
Спешу навстречу ветреной судьбе,
но не жалею - слышите! - об этом.
В венах осени дождь, как эссенция грусти, струится,
на асфальте рисуя границы дорожками слез,
омывая печалью к нему обращенные лица,
растворяя остатки по-летнему радужных грез.
Я примерю любовь устаревшего нынче покроя,
пролистаю, забыв о неточностях, свой гороскоп.
В венах осени дождь, словно кровь, не находит покоя...
Если вену надрезать, начнется всемирный потоп.
Буду плакать и буду пить,
словно нимб потерявши, Дева.
Буду снова тебя любить,
как Адама любила Ева!
Буду снова тебя ласкать,
упиваясь минутной властью...
Буду истину постигать,
что терпенье - замена счастью.
Буду - пусть на короткий срок! -
самой нежной и самой страстной.
Буду снова писать меж строк
о любви, как всегда напрасной...
В холостяцкой кухне пахнет чай шалфеем,
пламенеет в рюмках красное вино...
Убиваем вечер вместе, как умеем,
как герои в странном авторском кино.
Наполняет душу перезвон гитары,
в новеньком романсе не хватает слов.
Я уже не юна, ты еще не старый,
прикоснулись судьбы в лучшем из миров.
Улыбнусь Джокондой, захрущу орешком,
слушая вполуха вьюги голоса.
Пусть не королева, но уже не пешка,
буду править миром в эти два часа.
Распустился снегом мой последний вечер,
незнакомый город говорит "прощай".
Ляжет впечатленьем мимолетной встречи
на простые строки легкая печаль...
Обозначив меня, как рубеж,
на своем перепутье,
как былинный валун,
что в три разных глядит стороны,
прочитай письмена,
что меняют прошедшего суть, и
убедись, что пути исходящие
снова равны.
Устремившись вперед,
сжав надежды увядшие в горстке,
к новой жизни,
похожей, как нота, на прежние шесть,
не забудь, я прошу, не забудь,
что на том перекрестке,
словно древний, но вечный валун,
я по-прежнему есть.
Подарю я тебе подарок.
Ты, наверное, будешь рад.
Пусть он будет совсем неярок,
не потребует крупных трат,
но вложу я в него сиянье
золотой октябрьской листвы,
улетающих птиц мельканье
в рамке вечной голубизны.
Я добавлю речной сонаты
самый нежный и чистый тон,
еле слышный аккорд заката,
первых льдинок хрустальный звон.
Заверну я его в багряность
георгиновых лепестков,
не забуду хмельную пряность
всех несказанных мною слов...
Ты откроешь его - и глянет
наше небо в твои зрачки,
ветерком апрельским потянет,
долетевшим с Шексны-реки,
станет в жизни чуть больше света,
и порвется сомненья нить!..
Только жаль, что подарок этот
не смогу я тебе подарить.
На развалинах былых надежд
Прорастают новые привычки,
Смыв потоком жизни перемычки,
Обозначившие чувств рубеж.
Снова всходит солнце по утрам,
Снова дарит ночь восторг полета!
Только оборвавшееся что-то
Добавляет искренности снам...
В чужих глазах, холодных, как разлука,
смотрящих, как обычно, в никуда,
в которых жизнь - синоним слова "скука"
и крепко спит погасшая звезда,
глазах, засильем пошлости влекомых,
надевших равнодушия наряд,
в чужих глазах, до горечи знакомых,
я вижу твой
меня хранящий
взгляд...
Для кого-то должна распускаться душа,
для кого-то таланты должны раскрываться...
Поднимаюсь, как солнце, в зенит,
не спеша
насладиться полуднем.
И снова, как в двадцать,
зеленеет росток вечно юной мечты,
наливаясь бутоном грядущих свершений!
И нечаянно, вдруг, посреди пустоты,
в отголосках мелодий, в игре светотени
возникает ответ на извечный вопрос,
бытия смутный образ становится ясен -
нужно просто гореть,
согревая в мороз,
для кого-то,
чей отзвук в тебе не напрасен...
Когда все мысли лягут на бумагу,
когда все беды врежутся в висок,
когда в обмен на лишнюю отвагу
подарит мудрость вечности глоток,
когда смычок, натертый канифолью,
фальшивых нот обрушит водопад,
когда мечту, присыпанную солью,
запьет текилой опыта закат,
когда в восторге от грядущей роли
на сцену выйдет старости мороз,
когда в любви не будет больше боли,
когда в вине не будет больше грез -
тогда поймешь,
что жить, наверно, стоит...
Молчит душа, когда в фаворе разум,
под наледью эмоции храня...
Две крайности, они не могут разом
держать в плену упрямую меня.
Они владеют мной по одиночке,
навязывая правила игры.
Не могут пересечься даже в точке
их слишком параллельные миры.
Тяжелых фраз держать уставши бремя,
унынию отдаться не спеши.
Не торопи...
Еще наступит время
для нежных слов израненой души.
Тридцать лет - не рубеж,
и не тянет на роль Рубикона...
Но какой-то резон
в этом возрасте все-таки есть.
В тридцать - снова мятеж,
поиск чистых тонов камертона,
переходный сезон,
ожидающий важную весть.
Тридцать - просто порог,
на котором стоишь, обернувшись
на начало пути,
вспоминая, кляня и любя...
Тридцать - время дорог,
тех, что надо пройти, не споткнувшись,
чтобы вновь обрести
и принять право верить в себя.
Стоишь на приколе.
Трюм полон забот и привычек.
Осела корма,
облицован ракушками киль.
Не радует слух
ни зюйд-вест, ни аврал перекличек,
В лагуне затишье,
в застой превратившийся штиль.
Сломался бушприт,
и подточены мачты жучками,
Пошли паруса
на пеленки и платья жене,
На гнезда бакланам
раздерганы флаги клочками.
И только бакштаг
еле слышно звенит по весне...
Не смейте убивать любовь!
Она дается нам в награду,
Рассудок подчиняя взгляду,
В кипенье превращая кровь.
Идет по краешку судьбы,
По лезвию, на грани фола,
Итог Амурова укола,
Финал отчаянной борьбы.
Она, как малое дитя,
Хрупка, нежна и откровенна;
Как летний дождь благословенна,
Но убивает не шутя.
Она для сильных - благодать,
Она для слабых - наказанье;
Попытка бить в одно касанье
И не по правилам играть...
Я повторяю вновь и вновь
Ушедшим, нынешним, грядущим,
Разочарованным и ждущим:
Не смейте убивать любовь!
В такую метель невозможно летать -
Не видно ни зги, и ломаются крылья...
Свернуться клубочком, Бенцони достать,
Камин растопить, облицованный пылью,
Лежать и мечтать, растворясь в тишине,
Уйдя с головой в неподдельные страсти...
Поймать отраженье в замерзшем окне
Озябшей души, разделенной на части.
Я уезжаю...
Не грусти!
Оставлю здесь души кусочек.
Свернется он в тугой клубочек,
В бутон, готовый зацвести,
В хрустальный шарик, в амулет,
Тебя хранящий от ненастья,
В букетик роз, в осколок счастья,
Познавший нежности секрет.
Он ляжет в теплую ладонь,
Привычной шевельнется лаской,
Забытой отзовется сказкой,
Погасит горечи огонь...
Роняет липа желтые веснушки...
А день щемящ, пронзителен и свеж!
Склонили клены гордые макушки
Под тяжестью несбывшихся надежд.
Легла листва лоскутным одеялом
Под нОги нестареющих берез.
На тополе, покорном и усталом,
Увядшие остатки майских грез.
В предчувствии октябрьского ненастья
Задумались деревья и кусты
О том, как промелькнул кусочек счастья,
О том,как несбываемы мечты.
Как хрупкие стеклянные игрушки
Прозрачна грусть, и на душе светло...
Роняет липа желтые веснушки,
Оплакивая летнее тепло.
Для непосвященных: Odigo - это программа типа "аськи" (ICQ), предназначенная для общения через Интернет.
Мигает огонек Odigo.
Он в даль зовет и манит нас,
Как недочитанная книга,
Как недослушанный романс.
Чужие судьбы на экране,
Мелькают счастье, радость, боль...
Но ждут тебя друзья в он-лайне,
Чьи позывные - как пароль,
Чьи смайлики полны улыбок,
Чьи майлы - отзвуки души...
Как жаль, что этот мир так зыбок!
...Любые средства хороши,
Чтоб сделать жизнь полней и ярче,
Чтоб осветить идущим путь.
Ставь Интернет, коннекться чаще,
И про Odigo не забудь! :)
Березовые черные глаза
В мою проникновенно смотрят душу.
Древесного покоя не нарушу.
Я не хочу, чтобы текла слеза
По белизне березовой щеки,
Как капля воска по оплывшей свечке...
Не сделаю губительной насечки
Карающим движением руки.
Я напишу совсем немного,
Я очень мало расскажу
О том, как в даль бежит дорога,
Которой вовсе не хожу,
О том, как плещутся туманы
Не у меня над головой,
Как мимо бродит кто-то странный -
Наивный, милый и смешной,
Как чей-то друг - не мой, заметьте!
К ногам любимой припадет,
Как за грехи других в ответе
Моя слезинка упадет,
О том, как в поздний зимний вечер
Стучится кто-то в дом - не мой!
О том, как тихо гаснут свечи,
Заженные чужой рукой,
Как ненаписанные строки
Волнуют кровь - увы, не мне!
Как неизученные токи
Бушуют в ком-то по весне,
О том, как смотрит жизнь с порога
В глаза чужому малышу -
Я напишу совсем немного,
Но все же - верьте! - напишу.
Летний вечер непрост.
В небе радуги мост
Отдает красоту дождя.
Лиловеет закат,
За небесный фасад
Уплывает грозы ладья.
Слышишь, ветер поет?
Он стремится в полет!
Он лелеет свою звезду…
Распахни настежь дверь,
Подожди и поверь,
И тогда я к тебе приду.
Я войду в тишине,
При растущей луне,
Улыбнусь уголками губ.
Остывает заря…
Я вернулась не зря?
Ты не будешь со мною груб?..
Желтый лист теребя,
Я взгляну на тебя
Из-под полуприкрытых век.
Подойду не спеша,
Холодеет душа –
На виске твоем выпал снег…
Будут губы немы,
Будут окна темны,
Мы с тобою не включим свет.
Прикоснешься ко мне…
Растворится в огне
Вся тоска этих долгих лет!
Розовеет заря…
Я вернулась не зря.
Мир обрел снова цвет и вкус!
Мой античный наряд,
Твой сияющий взгляд,
А над нами – круженье муз…
Что-то хочет сказать душа...
Не упустишь истины миг -
Выйдет чей-то бессмертный лик
Из-под кончика карандаша.
Заболит от нот голова,
О которых мечтал Шопен,
Или в трепетный сладкий плен
Попадут золотые слова.
И, сомнений пожар туша,
Просто нужно взять и начать!
Только разум должен молчать,
Если хочет сказать душа...
В странный синий зимний снежный вечер,
Нежный, как французские духи,
Несмотря на дрогнувшие плечи
Вышли удивленные стихи.
Захотелось плакать и смеяться!
Пить вино и по лесу бродить!
Если можешь жизни удивляться –
Значит, сможешь Землю удивить!..
Тревожный пронзительный вечер
Забрался на старую крышу,
Он что-то старательно шепчет…
Я слышу его и не слышу.
Я вижу его и не вижу
В бредовом горячем тумане…
Все дальше надежды. Все ближе
Сады с золотыми цветами.
Я не хочу отсюда уезжать…
Мне не прожить без этих облаков,
Без сумерек, без крика петухов
И странного желания летать.
Ведь дома, на последнем этаже,
Мне никогда не выйти на крыльцо,
И ветер не забросит мне в лицо
Снежинок горсть на скользком вираже.
А по весне, когда поет земля,
Мне не услышать звонкую капель.
И белая вишневая метель
Промчится над садами без меня…
Гляжу в холодное стекло
На фиолетовую снежность…
Мне нравится твое тепло
И губ несказанная нежность,
Твои счастливые глаза,
Пушистым ежиком ресницы…
А за окном, в чужих садах,
Дыханье сумерек струится.
Пусть поземка кружится и мерцает луна.
Новогоднюю песню напишу я сама.
Попрошу синий ветер Вам ее отнести,
Все печали на свете как следы замести.
Я налью два бокала, пусть искрится вино.
Как по Вас я скучала – знает только оно.
Я налью два бокала. Первый чуть пригублю,
А второй – Ваш – на счастье в снег вчерашний пролью.
Новый снег пусть покроет горечь прошлого дня…
Счастья синяя птица к Вам летит от меня.
Пусть поземка кружится… В эту дивную ночь
Стать немножко счастливее я хочу Вам помочь.
Я хочу подарить Вам этот миг, этот стих…
А когда-нибудь выпьем мы бокал на двоих.
Вы такие писали стихи –
В них не стыдно завертывать розы!..
Я хочу вас поздравить
С белым шорохом вьюги,
С пряным запахом елей
И мерцаньем свечей!
И пускай в этот праздник
Станут искренней люди,
Чуть наивней, щедрее
И немножко добрей.
И пускай все тревоги,
Все дела и печали
Растворятся в бокале
Золотого вина.
Мы стоим на дороге,
Снова в самом начале,
Но теперь мы узнали,
Как она коротка.
Мы поднимем бокалы
За далеких и близких,
За друзей и любимых,
Счастье и красоту!..
Отзвенят карнавалы…
Мы взлетим. Может, низко,
Но, ветрами гонимы,
Наберем высоту.
Я уехала в дождь.
Растворилась в тумане вокзала.
Затерялась в ночи,
позабывшей и месяц, и год.
Оглянулась назад,
никому ничего не сказала,
И исчезла вдали,
опустив за собой небосвод.
Посмотрела ночь на меня с небес.
"Чем тебе помочь?" - ворохнулся лес.
Я лежу в траве, я гляжу в огонь:
В голубой золе пляшет рыжий конь.
Коростель трещит, шелестит вода,
На сосне горит синевой звезда.
Пахнет дымом чай, янтарем маня…
Если это рай – значит, ангел я!
Кроме той весны ничего не жаль…
…Навевает сны шебутной февраль…
В пуху моей серой варежки
Застряли зеленые иглы,
Запутались три снежинки,
Прилип кусочек луны…
А все потому, что сегодня
Гуляла я возле елки,
Смотрела на синий вечер
И слушала песнь зимы.
Я сегодня тебя не жду.
Я хочу быть совсем одна.
Над моим окошком в саду
Голубая зажглась звезда.
Со стены гитару сниму,
Сдую пыль, подкручу колок,
И на памяти завяжу
Переборами узелок:
Как сгорал в голубом огне
Синий вечер, ясен и тих…
Лишь остался на белом окне
Снежной вязью несмелый стих.
Всю жизнь я тебя ищу.
Кого – не знаю сама.
За все ошибки плачу
Монетой звонкой сполна.
Фортуны скрипит колесо,
Мотая на ось версты,
И снова смотрит в лицо
Холодный взгляд пустоты…
Конечно, я не одна,
Все время с кем-то вдвоем
Мечтаем, когда весна,
Целуемся, дышим, живем.
Играет юная кровь!..
Но это опять не ты.
И я отступаю вновь,
Спалив за собой мосты.
Я снова – который раз –
Сдаюсь на милость судьбе.
Быть может, она сейчас
Расскажет тебе обо мне?
…Ведь ты где-то в мире есть!
Скучаешь, ходишь в кино,
Слушаешь чью-то лесть,
Смотришь сквозь дождь в окно,
Не любишь рано вставать,
Хочешь иметь коня.
Ты тоже можешь летать
И тоже ищешь – меня.
А вдруг мы с тобой никогда
Не встретимся здесь, на Земле?..
Тогда упадет звезда.
А может быть, даже две.
Я ни на что не претендую,
Я ничего не попрошу.
Судьбу – забавную такую! –
Дала мне жизнь, и я ношу
Улыбок радужные четки,
Слезинок призрачную нить…
И ничего, как «уд.» в зачетке,
Не повернуть, ни изменить.
В душе я, пожалуй, бродяга.
Мне хочется жить иначе -
Бродить под оранжевым стягом
(Оранжевый - цвет удачи!),
На черном чужом небосклоне
Мелькнуть не звездой, а кометой,
На чьей-то нейтральной зоне
Устроить нечаянно лето...
Пусть смотрит на сонные грезы
Ночами глазастое небо!
Хочу наложить на слезы,
На скуку и зависть вето,
Чужие ненужные ссоры
Смахнуть и сломать барьеры,
А в наши с тобой разговоры
Добавить тепла и веры.
Мне хочется света и солнца!
Хочу я...
Но жизнь не хочет.
Она затворяет оконца
И прямо в лицо хохочет.
Жизнь – это странная штука,
Словно гроза в январе…
Часто заходит без стука,
Чтобы уйти на заре,
Смотрит глазами заката,
Шепчет губами морей,
Счастьем и солнцем богата…
Плачет слезами детей,
Грезит созвездьями окон,
Носит кольцо городов,
Вьюги серебряный локон
Бьется на пульсе ветров.
Всем с сотворения мира
Дарит цветы и дожди…
Если тебя позабыла –
Ты не грусти, обожди!
Слишком большая наука –
Счастье делить на всех.
Жизнь – это сложная штука.
Но не любить ее – грех!
1992
Я хочу написать стихи
Обо всем, что мне жаль терять,
Отпустить свои же грехи,
На юру под дождем постоять,
Посмотреть в миллионы глаз,
Подержать миллионы рук,
И поверить, что счастья час
Окупает годы разлук!
Я хочу все успеть познать,
Загораясь, вновь остывать.
Я хочу все успеть сказать
Тем, кто сможет меня понять.
Я хочу везде побывать,
Искупаться во всех морях,
В каждом доме друзей встречать
И, прощаясь, стоять в дверях...
А когда я пройду весь мир,
Перенюхаю все цветы -
Позову на последний пир
Тех, кто были со мной на "ты".
Буду петь и плясать всю ночь,
А с рассветом тихо уйду.
Лишь оставлю малютку-дочь,
Завещав ей свою судьбу...
1992
Есть в сумерках тревожный вечный миг,
Когда дрожат и рвутся струны дня…
Еще не тронут светом фонаря
Большого города иконный лик.
А я бреду по звонкой тишине,
И на ресницы мне ложится снег.
А где-то милый, странный человек,
Наверно, вспоминает обо мне…
Уже зажглись тихонько фонари,
И начинает вечер править бал…
Ну почему никто не написал
Симфонию
растаявшей
зари?
1992