Чем дальше от Москвы, тем голубее небо,
Тем выше горизонт и зеленей трава.
Шум городов и смог провинциям неведом,
Здесь тишина звенит, как лука тетива.
Вдали от городов сто раз соврёт кукушка,
А ты поверишь ей, провидице лесной.
Здесь вьётся меж лесов прозрачная речушка,
Что обожжёт водой, холодной ключевой.
Чем дальше от Москвы, тем на душе спокойней.
Здесь птицы, как в раю, садятся на ладонь.
Развалины церквей к просящим благосклонней,
Но сколько ни молись, предрешена юдоль.
Жизнь − давно пересохшее русло,
Не река, а
неспешный ручей.
Он журчит
еле слышно и грустно
Среди
острых холодных камней.
По зиме покрывается коркой,
Промерзая
до самого дна.
По весне
вдаль уносит осколки
Ненадежного
зимнего сна.
Летом заводь затянута ряской.
Два леща,
три лягушки и уж −
Не герои
таинственной сказки,
Просто
жители высохших луж.
Семицветик растёт на пригорке,
Дождь
сбивает седьмой лепесток.
Как желанье
последнее горько…
И как
сладок последний глоток…
Просыпаешься
ночью: звенит тишина,
Только тени прозрачные бродят.
На соседней планете бушует весна,
Здесь − с ума одиночество сводит.
Утром зеркало в душу заглянет твою,
Там давно уже поздняя осень.
Но как прежде удержит тебя на краю
Свет на золоте плачущих сосен.
Небо − блюдце бездонное с росчерком стай,
В алых листьях, летящих по своду.
Скоро снегом засыплет берёзовый рай
Ледяной королеве в угоду.
На озерах и реках затянет слюдой
То, что нежно и грозно звучало,
Что неслось меж камней,
что
боролось с судьбой,
Но опять холодам проиграло.
Мышка на даче под шкафом живет
Утром выходит гулять в огород.
Мордочку вымоет теплой расой,
Этот мышонок чистюля такой.
К грядке с морковкой на завтрак спешит.
Травка щекочет брюшко и смешит.
Он набивает морковкою рот,
Вот и позавтракал.
Кто это? Кот?
Смелый мышонок от страха дрожит,
Нужно спасаться, и он побежит.
Спрячется в доме, забившись по шкап
Здесь не боится кошачьих он лап.
Когда мы уйдём, ничего не изменится в мире.
Рассветы, закаты, за осенью ляжет зима…
Поселятся дети в оставленной нами квартире,
Где снова завертится жизни чужой кутерьма.
И будет опять передвинута в комнатах мебель,
Шкафы опустеют и вскоре наполнятся вновь.
А печка на даче от наших стихов покраснеет,
Стесняясь рифмованных строчек про кровь и любовь.
И вырастут внуки, а правнуки нас не узнают,
Листая давно позабытый семейный альбом,
Где дедушка сына и дочь на качелях качает,
А бабушка кружится в вальсе под летним дождём.
Просыпаешься ночью, звенит тишина.
Только тени прозрачные бродят.
На соседней планете бушует весна.
Здесь с ума одиночество сводит.
Утром зеркало в душу заглянет твою,
Там давно уже поздняя осень,
Но как прежде удержит тебя на краю
Свет на золоте плачущих сосен.
Небо, блюдце бездонное с росчерком стай
В алых листьях, летящих по своду.
Скоро снегом засыплет березовый рай
Ледяной королеве в угоду.
На озерах и реках затянет слюдой
То, что нежно и грозно звучало,
Что неслось меж камней, что боролось с судьбой,
Но опять холодам проиграло.
В доме все просторнее и тише.
Замолчал уставший телефон.
Лишь дождинок, падающих с крыши,
С детства не забытый перезвон.
Так звенела, созревая, озимь,
Жаворонок в поле трепетал.
А теперь все чаще снится осень
И чужой пустующий вокзал,
Поезда, летящие куда- то,
Незнакомых улиц суета...
Там, воспоминаньями распята,
Я брожу с заката до утра.
Листья опускаются на плечи
Тяжестью ушедших ноябрей.
Время притупляет, но не лечит
Память, заключая в мавзолей.
Туман - создатель миражей,
При нем все призрачно и зыбко.
Стёр в небе купола церквей,
И время поползло улиткой.
Он заглушал и стон, и зов,
В сердцах выращивал тревогу,
И перезвон колоколов
Слепых уже не звал в дорогу.
В нём глох о помощи призыв,
И нежный вздох, и всхлип прощальный,
И прогремевший где-то взрыв,
И журавлиный плач печальный.
Обманы не считал грехом,
Мешал морскую гладь и сушу.
Елей разбавленный дождём,
Вливал в доверчивые души.
Он строит замки из песка.
Из грёз людские силуэты,
Но верили в обман поэты,
Увидев свет от маяка.
Пропахший жухлою листвой,
Умытый дождиком осенним,
С рассветом брёл к себе домой
И засыпал... без сновидений.
Золотые шары - за ограду склонившие головы.
Лето тихо легло среди пряных струящихся трав.
Синеглазые мальвы, такие невзрачные смолоду,
Поднялись за околицей, головы к небу задрав.
Ночи летние пахнут росой и конфетами мятными.
Звезды падают в поле и светятся там светляки.
Август молнии жжет и грозит громовыми раскатами.
И туманы встают, у бегущей к рассвету реки.
Я тебя не покину ни летом, ни слякотной осенью.
Ни дождям, ни морозам тебя у меня не отнять.
Пусть уходит мой век ненадёжный, усталою поступью
Мной зажженный костер, будет долго ещё согревать.
Я листаю страницы чужого ушедшего времени -
Веера, кринолины, корсеты, мушкеты, балы.
Вас давно уже нет, но живёт в разоренном имении
Призрак барского дома, укрывшийся средь лебеды.
Длиннополые платья смолянок, мундиры кадетские,
Век безумных страстей, патефонов, немого кино.
Что осталось. Лишь фото и чьи-то стихи декадентские,
Да скелеты церквей, где не молится больше никто.
Самолёты, блокада, война, лобовые атаки.
Полосатая роба, и ватник с чужого плеча.
Ваши тени хранят Пискарёвка, ГУЛАГ, Нагасаки
Ваши души - зажжённая в церкви свеча.
Провидцы гадают о будущей жизни.
Забвенье и память подарок от бога.
Неведомо время прощания с ближним,
И путь от рождения до эпилога.
Ты можешь в мечтах безоглядно влюбиться,
Летать на луну, и спускаться в пещеры,
Не зная, что это с тобой не случится
Что это всего лишь ночные химеры.
Счастливые, не замечают мгновенья.
Не помнят о прошлом, не знают что будет.
Кто канет в бездонный колодец забвенья.
Кого внуки внуков твоих не забудут.
Мы поставили ёлку поближе к окошку,
Чтоб не очень скучала по заимке лесной,
Чтоб к стеклу прикасалась зелёной ладошкой,
И увидела небо с Вифлеемской звездой.
Мы её наряжали в шары и сосульки,
Украшали гирляндами и мишурой,
Но текли по стволу чуть заметные струйки,
Новогодние слезы из смолы золотой.
Порой мне хочется сбежать
Туда, где ты, песок и море.
Там больше встреч не надо ждать,
И о стихах не надо спорить.
Там на закате ветер льстив,
И слышно как плывут дельфины,
Подняв изогнутые спины,
Себя стрелой вообразив.
Ночами лунною тропой
Плыть, утопая в звездном мире.
И ощутить себя волной,
В рассветном растворясь порфире.
Там можно за руку держать
Свою судьбу, забыв обиды.
И, покоряясь, побеждать
Непобедимое либидо.
Посвящается Дине Прокофьевой.
http://www.stihi.ru/avtor/dina05
Осиротевшая страница
По – прежнему поэта ждёт,
И дней прошедших вереница
В воспоминаниях живёт.
Порой весенней или в осень,
Под стук дождинок по стеклу
Ночь вдохновение приносит.
Он пишет, пишет, я терплю,
Неблагозвучно и коряво,
То вдруг возвышено-светло.
Витийствует не ради славы.
Слова, как терпкое вино.
И на меня ложатся строчки,
И держат строй, и слышат ритм.
Судьба поэта одиночки -
Стихотворений алгоритм.
И день за днем метанье длится
Из года в год, из века в век.
Пусть не закончена страница,
Но многоточием ложится
Последний стих, последний след.
А я грущу, как человек...
Декабрьская тоска разлита над столицей,
Ее глотаешь с воздухом хмельным.
Дух мандариновый, да перья синей птицы
Кружит поземка вдоль по мостовым.
Когда становится совсем невыносимо
Я убегаю в город на Неве.
Где новогодие изыскано красиво
И пахнет ладаном в полночной тишине.
Здесь так знакомо все, и незнакомо вовсе.
Исаакия неясный силуэт.
Мостов горбатых преклоненный остов
Ложится под ноги и смотрит вслед.
Здесь забываешь годы и невзгоды,
Сомнения, предательства и ложь.
Когда узнаешь дом за переходом,
Где в веке девятнадцатом живешь.
А в этой церкви, кажется в двадцатом,
Молилась за отчизну и царя.
А здесь рождаюсь снова в двадцать пятом,
Надежду на бессмертие даря.
Мне досталась шапка невидимка.
Сядешь в уголочке и молчишь.
На большом диване под сурдинку
Иногда рождается мотив.
По ночам стихи в тетрадку пишешь,
Если снег с дождем стучит в окно,
Или домовой, спустившись с крыши
Шепчет в ухо, все предрешено.
Все предрешено, заплачет ветер.
Все предрешено, стучат часы.
В этом мире даже мир не вечен.
Все предрешено – вздыхаешь ты.
Давай, поедем в Питер в декабре,
Когда замерзнут реки и фонтаны,
А Летний сад в прекрасной наготе
Уснёт, закутавшись в осенние туманы.
Промокших улиц строгие ряды
Не ждут в своих владеньях иностранцев.
Нам ветер будет скручивать зонты,
А ты дыханием отогревать мне пальцы.
Под фонарем закружит мошкара
Из белых чуть светящихся снежинок.
И будет ночь прекрасна и добра
Для двух забытых в мироздании песчинок.
В этом городе призракам тесно.
Здесь следов на асфальте не счесть.
Только городу правда известна.
Только он может судьбы прочесть.
Петербург, ты мне снишься ночами -
Синь туманов, огни площадей.
В декабре на Сенатской молчали
В ожиданьи наград и плетей.
На закате ложится на воду
Петропавловки серой стена,
А снаружи сквозь мрачные своды
В казематы стучится Нева…
Черной речки извилисто ложе.
Кони скоры, да меток стрелок.
Все твердила: «Бояться негоже»
И смотрела в ружейный зрачок…
Коммунальных квартир коридоры.
Роскошь лестниц, убогость жилья.
Воронок - две минуты на сборы.
Жизнь на кончике острия…
Триста лет между явью и бредом.
Триста лет от тюрьмы до сумы.
У блокадного горького хлеба
Вкус и запах грядущей беды.
Все звучит метроном на Галерной.
В печке книги столетние жгут.
И замерзшие звезды вселенной
За собой в неизвестность зовут…
Белым айсбергом высится Смольный.
Ангел город крестом осенил.
Революции, кризисы, войны -
Мы потерпим, хватило бы сил.
Я рисую и пишу,
Подрасти скорей спешу.
На бумаге куча точек -
Разноцветных, длинных строчек.
Два кружечка - мой щенок -
Ни ушей, ни глаз, ни ног.
Он сегодня в грязь свалился,
А потом домой явился.
Ни ушей, ни глаз, ни ног -
Не щенок, а колобок.
Эти черточки и точки
Первые в саду цветочки.
Расцвели и там и тут,
Их подснежники зовут.
Жаль из черточек и точек
Не сплести себе веночек.
Вода, отдав свое тепло
Туманам и дождям,
Похожа стала на стекло,
Молилась: «Аз воздам»
Просила бога за птенцов,
Покинувших страну.
За спящих в тине мудрецов,
Не тронувших блесну.
За небеса и облака,
Увязшие во льду.
За первозданность родника,
Бегущего по дну.
За тех чьё время истекло,
Как из ковша вода.
За то, что было и прошло
И то, что навсегда.
Судьба её к закату нелегка.
Года спешат, не утешает опыт.
Все ближе и желанней облака,
Но тянут вниз истрепанные стропы.
Давно не ходит в гости к зеркалам.
Раскаяньем не снимешь епитимью.
Бог не прислушался к её мольбам
Любовь, разбавив горькою полынью.
И день сегодняшней, на завтра, только тень,
А тени прошлого все явственней и ближе.
Воспоминания, как по весне капель,
Стучатся и как бисер годы нижут.
Все дальше дети, тише звук шагов.
Их смеха «тыщи» лет не слышат стены.
Нет веры в экстрасенсов и богов.
И в правосудие всевластной Мельпомены.
Не хочется верить, что лето прошло.
Грозой отгремело, росой обожгло.
Горело в лесах, золотилось хлебами,
Арбузы растило, звенело ручьями.
Ах, дачное лето! Ромашки на поле,
Гамак и качели, уют и раздолье.
Жужжанье пчелы над цветущею липой
И детский ботинок, у клумбы забытый.
Парные туманы над тёплой рекою.
Ночами от звезд нет на сердце покоя.
Неужто и нам там найдется местечко
Средь милых смешных неземных человечков.
На дальней, еще неизвестной, планете
Мы дом свой построим, и вырастут дети
И все повторится – и лето, и липы,
И детский ботинок у клумбы забытый.
Ни времени, ни сил - все в этом мире тленно.
Для вечности любовь и слава – мишура.
Завален двор листвой почти что по колено,
Пришла и для нее прощальная пора.
«Осенняя пора - очей очарованье»
Сменяется зимой, где ветер бьет в набат,
И желтый лист дрожит от страха осознанья,
Что без него весной зазеленеет сад.
Уходит целый мир неспешно и красиво.
Богряно – золотой прозрачный как роса.
Жизнь осенью горька и к нам несправедлива,
Но чем красней закат, тем ярче паруса.
"Так хочется грусти, так хочется грусти,
Что сердце сожмет и не скоро отпустит."
Николай Мартов
Так хочется грусти, так хочется грусти,
Что сердце сожмет и не скоро отпустит.
Под клен, облетевший и дождь проливной
Давай погрустим в этот вечер с тобой.
Расскажем друг другу про юность и детство.
Про то, как изранено холодом сердце.
Про первые слезы, и первое горе,
И как не рождается истина в ссоре.
Давай погрустим о несбывшихся планах.
О детских мечтах, о неведомых странах.
Напрасно нас ждали Париж и Кавказ
Утеряны карты и сломан компас.
Мы вспомним, вокзалы, что нас разлучали
Где мы провожали, где нас не встречали.
Там стаи ворон вслед нам каркали с крыши
А ты сквозь стекло все твердил мне: «Не слышу»
«не слышу, не слышу, не слышу… »
Я снова пишу, что плохая погода.
Что коротко лето, а зимы полгода.
Что этой весной обмелели колодцы,
Но к лету вода непременно вернется.
Пишу, что в семье подрастает девчонка.
Ходить научилась, трещит без умолку.
Смешное, желанное, доброе чудо –
Промчатся года и меня позабудет.
Что ранней весною, в застрехе под крышей
Свила трясогузка гнездо, и мы слышим,
Как каждое утро рассветы встречая
Поет, ни печали, ни грусти не зная.
Пишу, что на рынке безумные цены
И глупо нам к лучшему ждать перемены.
Что день равноденствия через неделю.
И к отпуску я похудеть не успею.
Что мыши зимой поселились в подвале
Скреблись по углам и нам спать не давали
Мы с ними боролись, но в этой войне
Потери на той и другой стороне.
Пишу, что ночами не спится калитке,
А ветер проказник в окошки стучится.
Что вновь Новый год мы встречали без снега.
И нет на земле от тоски оберега.
Как осенью листья ложатся на воду.
Как стаи прощаясь, грозят небосводу.
И только о том, что люблю и скучаю
Тебе, как всегда, написать забываю.
В прихожей под вешалкой тапки стояли,
Хозяина ждали до позднего вечера,
Старели, грустили, о встрече мечтали,
Не зная, как жизнь и судьба переменчивы.
Меняя сезоны года проносились
То дождь проливной, то пурга, то проталины,
А тапки ночами на коврик ложились
Безропотно, предано ждали хозяина.
Привычка к уюту - вторая натура.
Диван, телевизор, мурлыкает кошка,
На чашке любимой картинка с амуром,
В жару неизменное блюдо с окрошкой.
Пейзаж за окном изменялся не сильно.
Знакомая жизнь между службой и домом.
И катится время в карете старинной
В погоне за счастьем, как снег невесомым.
Под елкой нарядной подарков охапки
Ему же достались домашние тапки.
Где взять слова, чтоб рассказать,
Как осень бесконечно длится.
Давно исписаны страницы
И переполнена тетрадь.
Но лишь пожухлый лист упав,
Примерзнет кожей к перволедью,
Березы заискрятся медью,
Ожоги холода познав.
И станет явью ворожба.
Закат отрежет день от ночи.
Жизнь состоит из многоточий
И ожиданий волшебства.
Ночами не стучат часы,
Лишь циферблат меняет цифры,
Слова соединяя в рифмы -
Стихов сторожевые псы.
Бог не всегда свет.
Смерть не всегда итог.
Церковь не даст ответ,
Что о нас думает бог.
Тень это свет и мрак.
Жизнь это страх и любовь -
Стертый медный пятак,
Призрачная юдоль.
В море горчит вода -
Море не знает о том.
Близятся холода.
Машет закат крылом.
Время зыбучих песков
Не удержать в горсти,
Не отмолить грехов -
Боже, ты так прости.
За окошком то ночь, то день,
То снега, то жара и грозы.
Отцвела по весне сирень.
Я сменила стихи на прозу.
Три волшебных зерна в горсти -
Три желания, три печали.
Сны, что могут меня спасти
О тебе опять промолчали.
Осень смотрится в зеркала.
Отгнездясь улетают птицы.
Я ждала тебя, я ждала,
Чтоб простить тебя - и проститься.
Под солнцем всё отбрасывает тень:
Решетки прочные, худой плетень,
Цветы, деревья, птицы, облака.
Их тень расплывчата, прозрачна и легка.
Тень нищего - субтильное дитя.
Прекрасен черный абрис короля,
И даже если гол и стар король,
Тень не нарушит царственный покой.
Чем ближе вечер, оттиски длинней.
Домой уходят тени от людей.
И там где сумрак, дождь и темнота
Живут их бестелесные тела.
Их души солнцем выжжены дотла -
Чернее пепла, холоднее льда,
Но их призванье нас сопровождать,
И путь земной отмерив, исчезать.
Ноябрь. Москва. Темно и сыро.
Уйдет неслышно Старый год,
Закроет календарь уныло,
А утром, Новый год придет.
Ноябрь застыл и в ожиданье
Снегов, ветров и холодов,
Звенит сосульками желаний
И недосказанностью слов.
Грустит ноябрь под листьев шепот,
Измерив жизнь свою до дна,
Поняв, что в ней прорехи штопать
Уж поздно, - впереди зима.
Ноябрь. Москва. Темно и сыро.
Вот нажму сейчас на кнопку,
И за стеклышком экрана
Спрячу мамину улыбку
Солнца луч и блеск фонтана.
В этой маленькой коробке
Хватит места элефантам.
Там скользят по морю лодки,
И сидит девчонка с бантом.
Там качаются качели,
Что сломались прошлым летом,
И стоят, как в сказке ели
В новогодний снег одеты.
Наш охранник, пес огромный,
Там - веселый щен лохматый,
Озорной и неуёмный
Мокрый нос, кривые лапы.
Вот нажму сейчас на кнопку
И упрячу Вас в коробку.
Не возвращайтесь в те места,
Где Вас давным-давно забыли.
Где к дому заросла верста,
И липы старые спилили.
Там на крыльцо не выйдет кот,
Чтоб потереться Вам о ногу.
И мы стареем понемногу,
Как жаль, что не наоборот…
Там, где под утро пел петух,
А сон был крепок и прозрачен,
Теперь огонь в печи потух,
Пирог опал – рецепт утрачен.
Там были слаще мед и грех,
А слезы солонее соли,
Порою без причины смех,
И жгли натертые мозоли.
Где, правда - это та же ложь,
Смешны и глупы ухищренья:
Другого счастья не найдешь,
И нет надежды на забвенье.
Остались пепел да зола…
Но все же чувства не остыли
Разлука сердце обожгла
По тем краям, где Вас любили.
Не возвращайтесь в те места
Где Вас давным-давно забыли.
Ночь оглушала тишиной.
Забытый богом полустанок,
Где жизнь, трепещущий подранок,
Взлететь не может над землей.
Там утро, глядя в зеркала,
Надеется, что день грядущий
Не канет облачком иль тучей
В закатной дымке без следа.
Там день горласт и суетлив,
Кичится рыночной наживой,
Боится быть смешным и лживым,
Но лжёт сомнения смерив.
Там вечерами благодать,
Как манна падает на плечи,
И колокольный звон излечит
От накопившихся обид.
Там жизнь - божественный Ковчег,
Где всяк себе отыщет пару
И пусть давно приспущен парус
И вечный впереди ночлег.
Ты знаешь, мир наш создан из чудес.
Чудесен снег, что укрывает землю
И вот уже одетый в саван лес
Ресницы опустил, вот-вот задремлет,
А ветер, щекоча ему бока
Взбивает белоснежные подушки,
Нашептывая: «Отдохни пока».
И гладит по взъерошенным макушкам,
На озеро ложится первый лед,
Сначала тонкий, лужами умытый,
Но дед Мороз восходом полыхнет
И жизнь подводная – ларец из малахита.
Зима, и кажется, что неба синева
Укутана шинельным одеялом.
А там за облаками тишина
И хватит места правым и неправым
Ты знаешь, мир наш создан из чудес-
Чудесны, люди, звери рыбы, птицы.
У каждого своя судьба, свой крест.
Свои высоты и свои темницы.
Старый будильник, мой друг и ровесник.
Сонные стрелки, охрипший звонок.
Шляпу стальную устало повесил
На потемневший железный крючок.
Серая осень, суровые зимы.
Ночи короткие, длинные дни.
Он хоть и маленький, все же мужчина,
Долго служил и сроднился с людьми.
Он, как и мы, вечно ходит по кругу.
То убегает, а то отстает.
Точность и верность считает заслугой,
Утром не спит и другим не дает.
Жизнь проживает, считая секунды,
Не замечая, как мчатся года.
Ход его ровный, неспешный и нудный,
Не оставляет по жизни следа.
Не завести, распрямилась пружина.
Встали часы, примирившись с судьбой.
Нет больше сил удержать гильотину.
Мебиус–время свернулось петлей.
Кто ты, за тонким экранным стеклом?
Маешься, мечешься, в клетке сакральной.
Там, как враги, по периметру - тайны
Прячутся в замкнутом мире твоем.
Что же ты ищешь, трагический шут,
В небо осеннее глядя печально,
Где журавли, закурлыкав прощально,
В дальние страны тебя позовут.
Как ты живешь средь обугленных стен?
В зеркале взгляд свой увидеть боишься.
Знаю, на бой ты уже не решишься,
Мир твой не ждет от судьбы перемен.
Может, поэтому тайны хранишь,
Жизнь ограничив магическим кругом.
Знаю, не станешь ни мужем, ни другом,
Хоть о любви мне твердишь и твердишь.
Только ночами, боясь улететь,
Крылья стреножив шальным сновиденьям,
Перебираешь и жжешь откровенья,
Чтобы на угольях душу согреть.
Кто ты? Ответят ли мне небеса,
Дни монотонные в годы тасуя.
Кто ты, который, любя и тоскуя,
Ждет и надеется на чудеса?
Когда на западе дремотном заглянет солнце за излом,
И треугольник перелетный прощально мне махнет крылом.
Когда осенние туманы укроют землю до зимы,
Уснут поля, а ураганы сравняют ямы и холмы.
Когда обтрепанные платья сорвет с деревьев ветрогон,
И вновь, как черные распятья, они застынут у окон.
Когда в ночи свеча погаснет, над незаконченным письмом,
Дожди прольют свои ненастья, я не заплачу о былом.
Все повторялось не однажды, прожитых дней потерян счет.
И мне теперь уже не важно, ни время года, ни восход.
Когда последний грех оплачен, и нет обратного пути,
Покаюсь, вряд ли жить иначе смогла бы, Бог меня прости.
Фотограф останавливает время,
На хрупкой пленке оставляя след.
Снимает каждый день, наивно веря,
Что выиграл в бессмертие билет.
Зимой, весною, осенью и летом,
В мороз, в жару, в пургу и гололед
Затвор спуская старенького ФЭДа
Он каждый раз, как в первый, чуда ждет.
Проходят годы и десятилетья.
Срывает жизнь листы календаря.
Но прошлого хранится разноцветье
На черно–белых снимках для тебя.
Альбом затерт, и выцвели страницы.
Давно снесли твой дом, спилили сад.
А ты все слышишь гнутся половицы
И под ногою жалобно скрипят.
Так пусто без тебя. Январские метели
Стучатся в старый дом, уснувший до утра.
Как многое с тобой мы в жизни не успели,
Не сосчитать потерь, не возвратить утрат.
Гудит огонь в печи, неспешно гаснут свечи.
На елке за окном сияние огней.
Уже взошла звезда, рождения предтеча,
А я ищу тебя в скрещении теней.
Нас развела судьба на много зим и весен,
На тыщи долгих верст, но все ж любовь жива.
И чувство, что с тобой мы вместе в сердце носим
Чудесней всех чудес, прекрасней Рождества.
Проснулся август, осень на пороге.
Еще расти птенцам, и зреть плодам,
Но первые росинки недотроги
Посеребрили травы тут и там.
Ветра положат жесткие колосья
И превратят в колючее жнивье
И будет сердце глупое колоться
О счастье ненадежное мое.
Снова утро и снова снег. Стекол белая пелена.
По дорожке собачий след и гнетущая тишина.
Этот старый унылый пес, растерявший былую стать,
от хвоста до костей промерз, свое имя стал забывать.
Помнит только - жили вдвоем и не важно, что в тесноте.
Все прошло, поросло быльем, даже запахи стали не те.
Снег январский холодом пах, миска - докторской колбасой,
а теперь главный запах - страх перед той, что придет с косой.
Да, к чему ему эта жизнь, счастье, если набит живот.
Одиночества вьется нить поворотом за поворот.
Зажму монетку в кулаке,
как знак печали,
По волнам, бьющимся у ног,
по крику чаек,
По золотистому песку
твоих барханов,
По небу звездному в ночи
и по туманам.
Приму последнее тепло
с морских ладоней,
И волн соленый поцелуй
во мне утонет.
Я уезжаю в царство зим,
в страну метелей,
Где не торопится апрель
вернуть потери.
В своем далеком –далеке
я заскучаю,
И будут дни в моей руке
снежками таять.
Там ночи звездно- холодны
и беспросветны,
Но будет теплиться свеча,
дрожа под ветром.
Монетку брошу на закат
назло ненастьям
И заалеют паруса,
как символ счастья.
Комната пронизана желаньем.
Горьким ароматом миндаля.
И часы застыли в ожиданье,
Руки - стрелки к полу уроня.
Дом затих, к окну прижались тени.
Я прошу, - «Постой, не уходи»,
А надежда, лучиком последним,
Догорает где - то позади.
Не страшны бесстрашным расстоянья
Мы с тобой друг другу не враги
И шепчу, как дура, заклинанье,-
«Господи». «В последний…». «Помоги».
Я вновь рождаюсь с каждою весной.
Она мне годы к жизни прибавляет,
Жаль, память о проказнице смешной
Слабеет, отдаляется и тает.
Я помню сад цветущий за окном,
И аромат промокшего жасмина,
Он ветви, словно руки, тянет в дом,
И плача, лепестки роняет в глину.
Дрожат семь лип, посаженных отцом,
В тот год, когда меня носила мама,
И горький дым над гаснущим костром,
И мокнущая на крыльце панама
Я помню, как под вешалкой, в углу,
Пылились год за годом и ветшали
Вернувшиеся в дом из той войны
Фуражка, плащ-палатка и медали.
Как в День Победы, под салюта гром,
Отец стакан за праздник поднимает,
Он молча пьет военные сто грамм
И отвернувшись, слезы вытирает.
Я помню пару кирзовых сапог,
Прошедших от Москвы до Ленинграда
Остатки портупеи, вещмешок,
Пилотку и осколок от снаряда.
Глубокий шрам у папы на спине
Вонзился бы осколок чуть пониже
И не родиться внучке, сыну, мне,
Но промахнулся немец - и он выжил.
Стирает время лица и слова,
Родных людей не заменить портретом,
Они не смогут мне помочь советом,
Но как и прежде в памяти жива
Звенящая под ветром тишина
В те годы, когда кончилась война.
1998г
За окном зима, вернулся холод.
Снег иголками пронзает душу.
Хорошо быть храбрым, если молод.
Я, чем ближе край, тем больше трушу.
Руки леденели, сердце билось.
Спазм мне перехватывал дыханье.
Кажется, что я вчера влюбилась.
Жаль, что это было виртуально.
То, чему названия не знаю,
Что еще вчера считала флудом,
Хочется сломать, но не ломаю,
Хочется забыть, но не забуду.
Всегда и во всем виноватая,
Как падчерица нелюбимая,
Заштопала платьице мятое,
Но так же, как прежде, постылая.
Шалеет от звона церковного.
Пугает стеклянными глыбами.
А мне бы вернуться на Горького
С цветущими старыми липами.
На Чехова - в темном подвальчике
Под странными «Синими птицами»
Влюбиться в заезжего мальчика,
В глазищи с густыми ресницами
Как раньше, свернуть на Неждановой
Свечу на канон - и покаяться,
Заплакать под строгими взглядами,
Поверить, что жизнь не кончается.
Москва за фасадами пышными
Живет, выживает и мается,
Уходит шагами неслышными
Сквозь слезы тебе улыбается.
Противно, мерзко, скучно, мокро,
Вода течет за воротник
Ручьем и, кажется, промокли
Душа и сердце. Напрямик
Иду по лужам, зонт закрыв,
На спуск прицельно нажимаю,
Но никого не убиваю,
На пленке время сохранив.
Оно застыло в каплях сонных
На серых плитах площадей
И в отражениях бездонных,
И в тусклом свете фонарей.
Остановить, забрать с собою
Спешу и фотоаппарат
Сжимаю мокрою рукою
Волшебный ключ в пути назад,
В тот мир, в тот миг и в те дожди
Когда весна тревожит чувство
И от желаний и любви
На свет рождается искусство
В королевстве моем не дождливо, не жарко, не снежно,
ТАМ часы не спешат, и проходят года безмятежно.
ЗДЕСЬ тоска прорастает, как в сонной лощине тюльпаны,
Ею в праздники я набиваю пустые карманы
В королевстве моем нет цензуры, замков и запретов,
Заходите ТУДА, в этот рай для шутов и поэтов.
ЗДЕСЬ забытые рифмы ночами тревожат Морфея.
Я под звездами их собираю, лечу и жалею.
В королевстве моем перепутались стежки - дорожки
На болотах горит апельсиновым цветом морошка.
ТАМ туманы над темной водой и янтарная осень.
Я давно ЗДЕСЬ живу, мне рассветы надежду приносят.
В королевстве моем нет царей, сторожей и прислуги
ЗДЕСЬ не писан закон и забыты былые заслуги.
ТАМ не строят церквей и смешны Триумфальные арки,
Только птица вещун - Гамаюн мне о будущем каркнет.
Новый год. Просыпаюсь с надеждой на чудо.
Хорошо бы совсем разучиться считать.
По холодному полу, забыв о простуде,
Босиком за подарком, как в детстве, бежать.
Сбросить вместе со сном вековую усталость.
Позабыть про бессмысленность прожитых лет.
Не гадать при свечах, что там в жизни осталось
И какой она мне приготовит сюжет.
И поверив, что горе и беды минуют,
Когда стрелки объятья сомкнут наверху,
На секунду застыть между БЫЛО и БУДЕТ
И принять, как подарок, любую судьбу.
Год двадцать пятый. Нет, шестой.
Собрались вместе в час лихой.
Еще не развела судьба,
Пока есть время, год, иль два?
И пусть их мира больше нет,
Но не погас надежды свет.
И пусть устали от потерь,
Но в Новый мир, открыта дверь.
Еще не знают, что за дверью
Ждет Ярославская тюрьма.
Гулаг, прострелянный метелью,
Урал, Сибирь и Колыма.
Еще не знают, что свой крест-
Дворянское происхожденье,
Нести сквозь ад и благовест,
Но так и не найти спасенья
В последние дни карнавала,
Снимала любовь, как корсет.
Транзитный билет покупала
До дома, которого нет.
Мир черным зонтом накрывала.
Не знала, что ждет впереди.
Чужое - чужим возвращала.
На крестном стояла пути.
И грела озябшие руки
Над пеплом сгоревших надежд,
А ветры, унылые суки,
Все выли и выли ей в след.
Утро смотрит в окно по-осеннему пасмурным взглядом.
Снова надо вставать, каждый день прибавляет проблем.
Завтра день ПокровА, значит, к вечеру ждать снегопада,
И опять выживать, да вот сил не осталось совсем.
В старом доме ночами скрипят под ногой половицы.
Над погасшей лампадой паук паутину плетет.
Лечь бы днем подремать, но которые сутки не спится.
Ветер стонет в трубе и стучит половинкой ворот.
Переделав дела, отложив в долгий ящик заботы,
Телевизор включу, чтоб не слышать, как каплет вода.
Пожелтевший достану альбом, и уходят невзгоды,
И как будто все живы, как будто опять молода.
(Мистика и изотерика)
Она приходит по ночам,
Мой гость непрошенный.
И рада я ее речам
В ладошки вложенным.
Она садится у окна
Ночного струнного.
И тянет нить для полотна
Жемчужно – лунного.
А я во сне и наяву,
Грань очень тонкая.
Не умираю, не живу –
Стою с котомкою.
На перекрестье двух миров
Над черной бездною.
Несет она дары волхвов,
Кладь бесполезную.
А утром солнце промелькнет
По лику снежному.
Она простится и вздохнет -
Живи надеждами.
Я гордо шагаю, в руке поводок,
Подмышкой зажат лопоухий щенок.
Не сердится мама и папа не против.
Смешного щенка подарила мне тетя.
Он добрый, ученый, без спросу не лает.
Соседи довольны, что грязь не таскает.
Умеет, как взрослый, протягивать лапу,
Он тапки не треплет, не какает на пол.
На папин диван по утрам не влезает.
Примерней щенка все равно не бывает.
Он мягкий, пушистый, и очень послушный.
На кнопку нажмешь - поднимаются уши,
Нажмешь на другую - хвостом повиляет,
И лишь иногда механизм заедает.
Сменю батарейку, и песик в порядке.
Мне кажется, нет у него недостатков.
И только одно меня в нем огорчает,
Что он никогда обо мне не скучает,
Не встретит у двери, не прыгнет на грудь,
Стараясь мне щеки и нос облизнуть.
Конечно, хороший щенок заводной.
Одно только жалко, что он не живой.
Вновь Патриаршиих прудов дыханье слышу.
Пустых скамеек выстроился ряд.
И меркнут фонари, и кланяются крыши
Львам, что покой и память здесь хранят.
А время тянется, меняется и рвется.
Мне чудится трамвая слабый звон.
По Ермолаевскому Аннушка несется,
Держа еще не пролитый бидон.
Ночь прижимается к пруду, волну лаская.
Луна рассеяла неверный свет.
На встречу с Воландом Любовь летит нагая
А я восторженно смотрю ей вслед.
Осень тучи приносит, дожди нагоняет,
Кружит в медленном вальсе золотой листопад
И последние листья с деревьев срывает,
Оставляя раздетым засыпающий сад.
Журавли зарыдали разрезая пространство,
Тянет дымом из детства. На пороге зима.
Наступает пора черно белого царства,
Там покой и снегами полны закрома.
Мы еще не забыли запах пряного лета,
Холода дышат в спину, поземкой шурша,
И хотя мы в дубленки и шубы одеты,
Все равно до костей промерзает душа.
Опять зима, метут метели
Под серым небом дремлют ели.
Снег заметает ног следы
И Патриаршие пруды.
Не разберешь где быль, где сон
Пальтишки старого фасон
Зажатый в варежке снежок
И вдрызг промокший сапожок
Поленьев треск в голландской печке
Волос растрепанных колечки
Температура, в горле еж
То жарко, то бросает в дрожь
На тумбочке лекарств парад
Уютный бабушкин халат
Ее ладонь на лоб ложится
А может это только снится?
Кружится в вальсе потолок
И голос бабушкин далек
От пота мокрая постель
В углу наряженная ель.
Кот Барсик с поднятым хвостом
Неторопливо входит в дом,
И в дверь сует свой мокрый нос
Мой лучший друг, веселый пес
Замерзших окон слабый свет
И вкус рождественских конфет
Диван у елки под окном
Подушки вышиты крестом
Он словно белый пароход
По волнам памяти плывет
На нем мой брат, совсем мальчишка,
Лежит, уткнувшись носом в книжку
Отец грустит над рюмкой водки
В пустой тарелке хвост селедки
Тревожный материнский взгляд…
И невозможен путь назад.
В моей комнате ночь. Только светит окно монитора.
Чёрной кошкой мурлычет компьютер, свернувшись у ног.
Навалилась тоска, словно плотная пыльная штора.
Я читаю стихи, как когда – то учила урок.
Каждый вечер листаю чужие разбитые судьбы.
Переполнен невзгодами мир виртуальных страстей.
Автор бросит стихи в омут серых, безрадостных будней,
И они уплывут в виртуальной бутылке своей.
В этом мире игрушечном гнев и любовь не надёжны,
На экране вдруг вспыхнут, как в южной ночи светляки,
Загорятся, мелькнут и погаснут в траве придорожной,
Где - то рубль золотой, только чаще блестят медяки.
Вот и утро проснулось. Поблекли под солнцем страницы.
Мышь устала кружить, как ушастый щенок за хвостом.
Разлетелись по гнёздам стихи, как усталые птицы.
Ночь прошла. И закончился этот стишок ни о чём.
Осеннее солнце сквозь тучи прорвалось
Смешалось с корой, в волосах затерялось,
Глаза занавесила тень от ресниц.
Я в жизни примерила множество лиц.
Теперь я ношу пожилое лицо,
Оно потускнело - как к свадьбе кольцо.
В усталых глазах поселилась печаль
Добавить бы красок, да зеркала жаль
Все это не важно, была бы душа.
Пусть годы уходят, к забвенью спеша,
И пусть догорают в осенних кострах
Любовь и привязанность, горе и страх.
С этой тенью мы друзья,
В черном - тень, а в красном – я.
Мы похожи, как сестрицы,
По бокам торчат косицы.
Если солнце до обеда,
Ходит тень за мной по следу
Я к обеду устаю
По пятам за ней сную.
Только солнышко садится
Тень уходит спать ложиться,
Заберется под кровать,
Не найти и не поймать.
Июль. Васильками укрыты поля
И верится в счастье без меры и края.
Под сердцем у бабушки мама моя
Растет потихоньку, печалей не зная.
Их трое теперь, между ними война,
Ранение, плен, революция, голод.
На белых и красных разъята страна
И мир под ногами на части расколот.
Судьба. Мы не можем тебя изменить.
Ноябрьские ночи черны и печальны.
Пора расставаться. Швартовы рубить.
Сомнения прочь. Утешенья банальны.
И вот уже в море не видно огней
И гаснет надежды несбывшейся лучик.
Последние капли из фляги налей,
Военный товарищ и верный попутчик.
Мы бренные слуги фортуны слепой.
Пока мы не знаем, но чувствуем кожей,
Что нам никогда не вернуться домой
И с каждой секундой Россия дороже.
По длинным проспектам чужих городов
Разносим газеты, рекламу и пиццу,
А гордость, в коробочках из - под крестов,
Без дела в убогих квартирках пылится.
А дома поют по ночам соловьи,
Проснувшийся день умывают туманы
И лучшие женщины лучшей земли
Нам верят, нас любят и ждут окаянных.