ПОНИЗОВСКИЙ ГОВОР
Понизовский говор –
пыл и сочность,
Здесь словцо любое
от земли.
Главное – имеет говор прочность,
Хоть на жерновах его мели.
Зной июля, горький вкус полыни,
Всплески волн и шорох камыша,
Языки костров в вечерней сини –
Говор все сумел перемешать.
И чтоб впредь
слова в нем не скудели,
Как в далеком детстве перед сном,
Помолюсь я
на страстной неделе…
За наш говор
буду бить челом!
Когда в твоей душе не всё в порядке,
Семья и та не кажется гнездом,
Не мчись в порывах гнева без оглядки,
А вспомни мать и православный дом.
Напейся вдоволь погребной прохлады,
Оскому сбей травинкой полевой,
Перекрестись у простенькой лампады,
И окунись в молитву с головой.
И станет легче,
и уйдёт тревога,
На ветках ивы запоют скворцы…
Мы все живём за пазухой у Бога,
А думаем: «Какие молодцы!».
Весна – умеет чувства будоражить,
А потому с бессонницей в ладах.
Ей всё равно, что ночь темнее сажи,
Блуждает она призраком в садах.
Но я весне
опять по-женски верю,
Витая, точно птаха, в облаках!
И что ей стоит обвести тетерю,
Которая не смыслит в мужиках…
Всё понимая, не сомкну ресниц я,
Как будто под моей подушкой кладь.
От чувств и вдохновенья не укрыться,
Беспечно строчки
просятся в тетрадь.
Тает снег. Оголена душа.
Слушаю стихи
не чьи-то – мамины.
В небе лучик солнца распуша,
Смело март шагает по проталинам.
Рыхлый лёд
меняет свой окрас –
Быть недолго речке в заточении.
Льдины мнёт отчаянно баркас
И плывёт наперекор течению.
Стих журчит, а воздух
островат!
Нынче мир, как жеребёнок, пегий,
И, весну признав, поёт наш сад,
Ожидая первые побеги.
Как сердцам сегодня жарко,
Не от чая, от любви,
Как хмельна её заварка,
Господи, благослови!
В тайный путь решились двое,
Души настежь распахнув,
А за дверью ветер воет,
Дерева к земле пригнув.
Для влюблённых – путь их вечен,
Им в поддержку сердца храм!..
Незаметно гаснут свечи,
Нежность бродит по губам.
Рождество! Нас венчает мороз,
И рисует узор на окошке.
Мы сегодня и вместе, и врозь,
Ты мои согреваешь ладошки.
Рождественская ночь,
Церковный звон, колядки,
Рождественская ночь
Умчится без оглядки.
Снег искрится, им всё замело,
Миг-другой и утонем в сугробах,
И смеётся звезда: « Поделом,
Околдованы нежностью оба».
Рождественская ночь,
Церковный звон, колядки,
Рождественская ночь
Умчится без оглядки.
Ночью сказочным кажется мир:
Запах хвои, тропинки и скверы.
Зимний праздник, как ты, сердцу мил,
С ним рождается в светлое вера.
Рождественская ночь,
Церковный звон, колядки,
Рождественская ночь
Умчится без оглядки.
Без тебя неуютно в постели,
Нервы с вьюгой устроили джаз,
А зима простыню всё же стелет,
Ветер к сердцу нашёл тайный лаз.
До чего ж ошалело он воет,
Всё во мне, точно снег вороша,
И проносятся дни, где нас двое…
Холодея, тоскует душа.
И так хочется быть снова нужной,
И тебя без оглядки простить,
Второпях приготовить нам ужин,
Зимней ночью в постели не стыть.
С утра пьем чай,
настоянный на травах,
Хмелея от душицы без вина,
И осуждать за это нас не вправе
Не то, что Бог -
не муж и не жена.
Вода кипит,
томится вновь заварка,
И дух блаженный распирает грудь,
И капельки на лбу, и сердцу жарко,
Но мы пьем чай, а дальше…
будь что будь.
Мы пьем его
и обжигаем губы,
Нам чай с горчинкой нынче в самый раз.
И я не спорю, что на пару глупы…
Но есть ли пара
поглупее нас?!
Ещё и рассвет не умылся,
Когда под пронзительный вой,
К нам ветер в калитки ломился,
С досады швыряясь листвой!
Песком обжигал ветер щёки,
Хрипя, застилал он глаза,
Как будто сплелись в нём пороки…
Тянулась душа к образам:
«Безумство! К чему бы всё это?»
И грудь наполнялась тоской…
А ветер
сметал бабье лето,
В порывах глумясь над рекой.
Она на дыбы подымалась,
Рвалась пена волн на куски,
А он всё кричал: «Мало! Мало!»
Пытаясь, весь мир взять в тиски.
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
Пахнет в комнате перечной мятой,
Базиликом, осенним дождём,
Что стучит по стеклу виновато,
Будто знает, что солнышко ждём.
Будто знает, что мы не готовы
К сладкой дрёме холщовых небес.
От чего же он льёт бестолковый,
Превращая дороги в замес?
Шаг с крыльца и не вытащить ноги.
Остаётся лишь только смотреть,
Как дождь лижет деревья в ожогах…
Им ещё в бабье лето гореть.
Белеют шапки хризантем,
А это значит бродит осень,
Не зря уже ветровки носим,
Из сочных яблок варим джем.
Немного ёжась по утрам,
Мы рады солнечным прогнозам
И пьём лучи по малым дозам,
Не обращаясь к докторам.
Давно не в новость жёлтый лист
И лёгких паутинок сети –
Всё повторяется на свете,
Вернётся к нам и ветра свист.
Но это позже, а сейчас
Желанна осени арена,
Цветут на клумбах хризантемы
И птицы, будто дразнят нас.
Взглянуло лето в сторону заката –
Прохладней ночи, что тут говорить.
Гуляет снова ветер по раскатам,
Унылый дождь, стараясь воротить.
Слабеет зной и лето сожалеет,
Что силы все истрачены уже,
Что осень проберётся на аллеи,
Закружится лист клёна в вираже.
Уходит лето поступью усталой,
Бросая взгляд на бахчи и сады…
Закат погаснет, летних дней не станет,
Надолго осень заберёт бразды.
У нас с тобой как будто все сначала,
Как и тогда у лета на виду,
Стоим, целуясь, у перил причала
И чувств, приоткрываем наготу.
Нам лето вновь
завидует, конечно,
Речной водой, стараясь окатить,
Но мы сегодня чуточку беспечны,
Так почему бы шалость не простить.
А что до лет,
да пусть бегут, Бог с ними,
Не стоит поворачивать их вспять.
Они, как жажда в нас, неутолимы,
Касается душа души опять.
Все остальное в этот миг пустое,
Не говорить нам хочется, молчать.
Как дорого
мгновенье это стоит,
Хотя и не вернуть,
и не начать.
Жара. Яндык поспел в деревне,
В барашках небо над рекой…
Тебе, родная, буду верной
С живицей схожею строкой.
Мне всё-то здесь до боли мило,
Дымится банька кизяком,
В ней земляничным пахнет мылом,
Мать моет лавки кипятком.
Распарю косточки. Незримо
Я сброшу с дюжину годков,
А после баньки – чай с малиной.
Душа чиста и без оков.
Встрепенулась душа,
ей любви, видно, нужно,
Заиграла, как лист на ветру.
А причиной всему - у реки город южный,
Раскален он до дымки в жару.
Потому-то закаты
с отливом клубничным,
А рассветы - малине под стать,
Воздух сух, и пьянит горечь трав непривычно,
И рукой здесь до взморья подать.
Небеса сохраняют
различия в вере,
Каждый чтоб оставался собой,
Самобытность живет в языках и манерах,
Манит прошлое
тонкой резьбой.
Июнь…Мошка целует в губы,
И надоедливо щекочет нос,
Но всё равно мы наше лето любим
И терпим зной
до августовских рос.
Богато лето, многолико:
То удивляет хрустом огурца,
То угощает спелой ежевикой,
То щедро дарит
смуглый цвет лица.
Здесь юг. Здесь лето затяжное,
Точь-в-точь как виноградное вино.
Устав и от арбузов, и от зноя,
В осенний день
блаженствует оно.
Как хорошо мечтать одной
Среди пушинок тополиных,
Когда еще июньский зной
За облаками
где-то стынет.
Как хорошо, когда ветла,
Качая тонкой, легкой веткой,
Вдруг спросит: «Как твои дела?»
По-дружески,
как у соседки.
Как хорошо, что ветер схож
С таинственным небесным духом.
Распознает он сразу ложь,
И слышит сердце.
Может, ухом.
Как хорошо, что я живу
Вот здесь, сейчас. Хожу по тропкам.
И вижу неба синеву,
И мысли
собираю в стопки.
Город пахнет цветущей акацией,
В синем небе далёких звёзд лёд,
И фонтан, удивляя всех грацией,
Вместе с брызгами музыку льёт.
Под аккорды звенящей гитары
Пирс речной обдувают ветра,
И гуляют влюблённые пары,
Да и мне не уснуть до утра.
Май проказник, но с ним я моложе,
И так хочется в солнечный рай,
Где меня ты целуешь до дрожи…
Обнимай, говори, привирай!
Моей маме и её подругам
посвящается
В сорок первом штормило границу,
Били пушки и били в набат,
И девчонки в платьишках из ситца
На войну провожали солдат.
О любви не трещали, любили,
Лишь тревогу скрывали глаза.
Наши мамы так молоды были,
Что сейчас и представить нельзя.
Но в шестнадцать, семнадцать, не больше,
Невода довелось им тянуть.
Не роптали, другим было горше,
Понимали, врага надо пнуть.
А он жал. И дорогу на Гурьев
Стали строить. Дорога – напасть!
Приходилось в песчаные бури
На сыпучий песок рельсы класть.
Холод, голод стерпели. Живые!
И рванули на фронт, как одна.
Наши мамы – они боевые
И войну всю испили до дна!
Апрельский ветер тучи растащил,
И, кажется, длиннее стали сутки,
У девочек расстёгнуты плащи
И тоненькие кожаные куртки.
А ветер – он проказник ещё тот,
Все облака, с небес спустив на вишни,
Играет и без клавиш, и без нот,
Осознавая, что он здесь нелишний.
Он тормошит листочки тонких ив,
И с птицами над крышами летает,
И Астрахань, Каспийской окрестив,
Её апрели, как альбом листает.
Здравствуй, юности калитка!
Дразнишь сердце, палисад.
Каждый ваш вопрос, как пытка,
Точно кислый виноград.
Мне похвастать больно нечем,
Только небо я копчу,
Вместо звёзд мерцают свечи…
От того то и ворчу.
Вот опять сгустились тучи.
Эх, начать бы всё с нуля!
Я тогда бы сеть паучью
За фату не приняла.
Лучше платье бы из ситца,
Воду черпать бы ведром!
Жаль, что время вспять не мчится,
А бегут дни чередом...
Дымок особый
слился с самоваром,
Горит, сверкая, чищеная медь,
И гармонист с душой играет, с жаром,
Что грех, за чашкой чая не запеть:
Без гармони чай не сладок
И тоскливо сватовство,
В сочных звуках краски радуг,
В них и жизнь, и колдовство!
Мы тянем песню,
словно невод в Волге,
То с расстановкой, то на перебор,
Что южный ветер, видно, сбился с толку,
И стал басить на дельтовый простор:
Без гармони чай не сладок
И тоскливо сватовство,
В сочных звуках краски радуг,
В них и жизнь, и колдовство!
Изба светла,
хотя всё по-простецки,
И потолок от давности осел.
Но есть гармонь! Рукой неловкой, детской
Потрагивает клавиши пострел:
Без гармони чай не сладок
И тоскливо сватовство,
В сочных звуках краски радуг,
В них и жизнь, и колдовство!
Ты не робей,
сыграй мне на дорожку,
Как чай, напевность песен, пригубив.
Пусть дедова двухрядная гармошка
Выводит незатейливый мотив:
Без гармони чай не сладок
И тоскливо сватовство,
В сочных звуках краски радуг,
В них и жизнь, и колдовство!
Давний наш разговор –
Игра слов и не больше,
Так играет огонь
С чурбачками в печи.
Их мешали слегка,
Чтоб горели подольше,
Чтоб тянулся дымок
К поднебесью в ночи…
Всё сгорело дотла,
А душа, словно печка,
В глубине сохраняет
Блаженство тепла.
Потому ночь светлей,
Месяц плавает в речке,
И встречает меня
У мосточка ветла.
Под смех, гармони перебор
Прощался снег с землёю чёрной,
Он убегал струей проворной
Под камышитовый забор.
Прощался с речкой тёмный лед.
Крошились льдины и стонали
И, как овец, их волны гнали,
И Каспий щерил серый рот.
Гулял в селе честной народ,
Простив обиды и упрёки.
Весна стояла на пороге,
Ей нужен был согласья плод.
***
Дождь сутки лил перед постом,
А мужики глотали водку,
Пеклись блины, гудел весь дом,
Как будто он на сковородке.
Вагона тесное купе,
Шелк занавесок мягкий, тонкий,
Под ветра свист, колес напев,
Трясусь весь день на верхней полке.
Мелькают ёлочек бока,
В сорочках стройные березы.
Лед сломан. Исподволь река
В себя вбирает снега слёзы.
Я еду в Астрахань,
домой,
Прильнув к окну, глаза таращу,
И сожалею, что со мной
Нет мест родных, что сердцу слаще:
Нет камышовых париков,
По ильменям осоки колкой,
До ран измытых берегов…
И кажется дорога долгой.