Nord


Русская весна

Не всё так плохо на Земле, не всё так плохо, –
взлетает ангел по весне у самых окон...
Идут по Невскому огни, идут ночами,
и нас с тобой, совсем одних,
не замечают

Хранит Россию на Неве Великий Пётр, –
не всё так плохо на земле, не всё так плохо...
И мы у Спаса на Крови чисты и вечны,
как купола
и как кресты,
как этот вечер

Кивнёт Исакий головой на Александра, –
аудиенции его мы ждём приватной,
колонн Ростральных маяки, как солнца всполох... –
не всё так плохо, земляки,
не всё так плохо

Проводит взглядом на рассвет Барклай де Толли, –
мы победим в любой войне,
нам хватит воли...
Ты не грусти, Любовь моя, – зовёт дорога
тысячелетняя,
одна, –
от Бога
к Богу

            (27.03.2023)


На заборах опять нулёныши...

Я иду по безлюдным улицам, –
только маски вокруг снуют...
в этот Город луна не спустится:
непокорную в миг привьют!

Апокалипсис – не фантазия:
Зверь во власти – многоголов...
Как устал я от безобразия
фарисеев и докторов!

На заборах опять нулёныши,
а в провинции – голытьба...
Но спасенье для всех, для тонущих,
как известно, у них в руках
   
   
            (сент. 2021)


Прикосновение

Неподвижно пустыня лежит, –
Ты укрыла колодец песками, как стенами...
Но дотянется сквозь миражи
Прикосновение.

Ты песок поменяла в часах,
И ключи от запретов надёжно потеряны...
Но оставило след на руках
Прикосновение.

Ты закроешь границы, мосты,
Убежишь в города, где людей нет и времени,
Но не сможет тебя отпустить
Прикосновение.

Ты устанешь от этой борьбы, –
Будут чувства и мысли жестоко просеяны...
Но тебе никогда не забыть
Прикосновение.

Ты полюбишь комфорт и уют,
Станешь жить на земле веселей и уверенней...
Но обрушит весь мир где-нибудь
Лишь одно
Прикосновение.
     
       


Не выбросить слова из старой песни...

Не выбросить слова из старой песни,
из прошлой жизни не убрать грехи...
Простите негодяю и повесе
его с ума
сошедшие стихи,
разбитые ладони и дороги,
разобранные чувства и мосты...

Простите, что он столько лет угробил
на бардаки, печали и понты.

Простите, что он солнечным зайчонком
не выбросился в небо из окна,
когда в него впивалась серым волком
для всех давно забытая война...

Судите, не судите, – он спокоен...
и всё прошло...
и мир,
и белый свет...

А впрочем, он всего лишь – павший воин
на той войне, в которой пленных нет
     
       


Рулетка

Переплетения судеб
в сером тиснении дней...
может быть, жизнь в суете не забудет
то, что так дорого в ней...

может быть, рваным закатом
мир не закончится в нас,
может, вернёмся с тобою когда-то
в будущее...
и не раз!

        Снова закружит рулетка
        с гулким фатальным Зеро,
        снова шестёрки примкнут незаметно
        к пиковой даме его;
       
        снова схлестнёмся с чертями
        в вечной игре на убой..........  

Только бы мне в этом новом бедламе
не разминуться с тобой!
     
___________________   


Из храма в храм...

Я не герой любовного романа,
любовь – не повод, чтобы выдумать роман...
Мои дороги выстроены прямо:
из храма
в храм

Мои друзья не выйдут в зал паркетный,
и на трибуны их толпа не донесёт, –
они уходят в небо,
как ракеты...
оно зовёт

Мои стихи не вырастут в поэмы, –
пусть многословие достанется другим...
К чему тянуть,
когда вскрываешь вены
себе
и им?
     
_______________


Не теряй... Пока

Последний раз прослушаешь погоду
и завернёшься в тёплый неколючий плед,
отдашь оставшимся оставшуюся воду,
откроешь дверь
и не погасишь свет...

И будет всё, как было,
как должно быть,
когда совсем-совсем не хочется болеть,
когда ты веришь в предсказуемость свободы
и обещанию вернуться –
на столе...

Врачи уйдут, раз нету пациента, –
Один листок тетрадный...
застучит в висках
непрекращающейся телеграфной лентой:
– я не надолго – не теряй – пока –
         
        


Будет река, повернувшая вспять...

Будет река, повернувшая вспять
вверх по горе, провалившейся вниз,
будут по берегу крысы гонять
толпы людей без имён и без лиц...

Горы сойдутся в единый вулкан,
Солнце поднимется в самый зенит,
и соберутся все те, кто взалкал,
воду из сточной канавы испить...

Встанут гольфстримы,
а ветры пустынь
чёрным песком города заметут,
тот, кто крылат, попытается взмыть, –
будут сбивать...
и при этом убьют.

Старых героев замшелый гранит
рухнет у новых иуд на пути... –

только пустое всё...

СВЕТ ПОБЕДИТ! –
это не может не произойти!
          
       


Не надо бояться...

Давайте улыбаться друг другу, люди,
особенно, в местах массового скопления своего,
а вдруг, завтра уже никогда не наступит…
так и подохнем в масках, – одинаковые «никто»

Давайте подышим воздухом незаконно,
пройдёмся по скверам и паркам без пропусков,
вспомним, что каждый из нас родился свободным,
и дети наши…
зачем превращать их в рабов?

Давайте без страха обнимем родных и любимых,
и ЛИЧНО приедем помочь дорогим старикам…
и руку пожать не откажемся… –
будем красивы!
Не надо бояться
нигде,
никого,
никогда!
        
    
   


Любовь 2020

а Женщина... – она же про весну,
про вечное рождение сверхновой!
почувствуй её страсть и глубину
ещё до поцелуя,
до алькова...

Забудь, в каком ты Городе рождён, –
пусть Женщина придумает столицу,
где будет возвышаться чудный дом,
в котором ты посмел в неё влюбиться

Забей на президента и нули,
на все его дурацкие поправки! –
уйдут временщики-поводыри...

            а Женщине не ведомы отставки
      
        


Оккупация

Хочется вернуть социализм,
по-любому, –  будущее  наше...
потому  что  нам  необъясним
день грядущий, как и день вчерашний

Будни оккупированных дней
выглядят совсем уж бестолково,
и с экранов льющийся елей
не спасает царственное слово

Сладко для подонка отрывать
крылышки у скомканной свободы...
как же он искусно, твою мать,
столько благ наобещал народу!

Хочется писать не дождь и грусть,
хочется швырять стихи, как камни,
в нечисть, пожирающую Русь,
в вохру, запирающую ставни!

Каждому воздастся... – не вопрос,
каждого запомним...
поимённо!
как страну пустили под откос,
вместе с перспективой жить свободно!

Нет у оккупации границ, –
смогут ли народ загнать в подполье?..

Как же не хватает ярких лиц!
правды не хватает
и раздолья!


            (22.05.20)
       


Толкователь законов

Толкователь законов не спит по ночам, –
он не знает, как днём  объяснить заключённым
столкновение жизни привычной с кнутом
на подопытном уровне непосвящённых.

Оживляя слова, Толкователь не спит,
он равняет забор с неприглядностью вышек...
Но любой компромисс превратится в позор,
если шанс на свободу никто не подпишет.

Он рисует круги, словно сеть КСП,
одевает с утра конвоиров в приметы...
Только люди не ждут от законов добра
и мечтают совсем обходиться без клеток.

Люди смотрят назад, чтобы вспомнить-забыть,
погружаются вглубь
самых древних понятий...
А когда очень хочется в ад заглянуть,
то   т о л к а е т   их к пропасти он –
Т о л к о в а т е л ь.


_______________________________
КСП – контрольно-следовая полоса.
           


Чиновник 2020

Ты думаешь, что нынешний бедлам
не кончится гражданскою войною?..
«сидите дома»?..
я гроша не дам
за глупую полемику с тобою!

Ты говоришь, закон не обмануть,
что всё пройдёт без шума и без пыли,
что ты не видишь вздыбившийся кнут,
и как под ним прохожие застыли,
что неповиновения не ждёшь
от всех, кому свобода не привита...

Ты позабыл, как мучается дождь,
смывая кровь с холодного гранита!

Я не пророк, и не хочу сто раз
о бедах «демократии» пророчить...
полемизируй, выполнив приказ
под балаклавой властных полномочий!

И думай дальше, что простой народ
доволен будет маской и арестом,
что в високосный два-двадцатый год
личина у чиновника не треснет!

К какому знаменателю придёшь
пока ещё держава не убита?..

Не забывай, как мучается дождь,
смывая кровь с казённого гранита..............
      
     
     
   


Фактор отсутствия

Перенасыщенность пустоты
смотрит провалами выбитых окон,
в ней растворяются с жаждой остыть,
не прекращая смеяться и хлопать.

Тени сползаются в замкнутый круг,
круг заболевших нолей и рефренов... –
перемещения «вместе» и «вдруг»
могут снести очень крепкие стены.
 
Хлопанье сброшенных масок взорвёт
всё, что копилось под ними веками...
Боже, спаси мой великий народ,
не преврати его в толпы и стаи!

Фактор отсутствия громче всего
там, где орут опустевшие лица...

На пьедестале огромный зеро, –

не допусти до него опуститься!
         
           


Имитация

Президенты выходного дня
нас лишили праздников и буден...
Чудо  Благодатного  Огня
освещать апрель уже не будет

Первомайским праздником труда
не раскрасим мирные колонны...
Праздник  ДЛЯ  ТРУДЯЩИХСЯ  же, – да?
он  НЕ  ДЛЯ  бесправных и безмолвных!

И конечно, славный  Юбилей
отобрать – первейшая задача...
удалённо будет всё теперь,
и  Победа наша
не иначе...

Завалился нынче горизонт
за давно упавшие ворота,
но прогнать зажравшихся ворон, –
это право моего народа!

Что, ребята, кончился ресурс? –
завернёмся в маски, – и по норам?!..
Город прорежимившийся пуст, –

ЗАВТРА  ОН  ОПОМНИТСЯ  НАРОДОМ!

           
                                          (19.04.20)
                  
   


Маска

Как-то холодно стало на свете,
по России пылят сквозняки...
Гиляровский на старом проспекте
одиноко штампует кроки;

занимается свет над Арбатом, –
только это – обман...
Голливуд...
и Болконского в кивере смятом
по Ордынке два копа ведут;

разлинованы дни и дороги,
но в час пик перекрёстки пусты,
Здравый Смысл, постояв на пороге,
за собою сжигает мосты...

А шериф из Ташкента упрямо, –
из подъезда в подъезд...
где ж народ?..
не имут подорожники срама,
и прошедший по ним – не имёт!

Надевайте свои балаклавы! –
на дворе високосный развод...
Память стёрта почти,
с нею Слава...

Только – маска
и та
не спасёт...............
   
            (апр. 2020)
             


Временщики

Ну, чего там... –
я тоже «за»...
или «против»?..
Такое дело, –
можно смело идти назад,
можно даже свернуть налево...

Совесть, – это, когда с умом,
когда есть он, тогда и видно,
как берут народ на излом
и смеются, –
мол, быдло,
быдло..!

И ты греешь себя в ночи,
не считая всех «за» и «против»,
потому что всегда молчит
тот, кто душу свою банкротит...
Подпиши вердикт, а потом
можешь снова побыть судьёю,
и не важно, что за углом
вурдалаки Россию вскроют!

Имена вокруг, имена...
каждый с выходом да с притопом...

            Просыпайся, моя страна! –
            и глупцы перестанут хлопать


            (март 2020)
                


Она

Она ни за что не поверит в февральскую вьюгу,
в полярную ночь и в полезность кусачих шарфов,
она только птица, несущая молодость Югу,
она только память, оставленных Летом стихов.

Она красоту не застудит в морозные ночи,
её не продуют метели в безлюдных дворах...
Она – беспредельность упавших на мир многоточий,
она – тёплый лучик, блеснувший в арктических льдах.

Она не увязнет в снегах високосного года,
ей мёрзлый вопрос не затянет на шее петлю...
Она – отражение в сердце моём небосвода,
она – наполнение смыслами «помню – люблю».........
     
       

            


Смог

А вы сверху увидите города?
разглядите их в мареве смога?.. –
смотришь вниз, а внизу – пустота,
уходящая в пропасть дорога,
в никуда,
в грязно-серый туман...

Эй, там, в Городе, – видите небо?!
или купол – всего лишь обман
для прикрытия зрелищ и хлеба?..

Расплескаем по стенам цветá,
разровняем брусчаткою рощи,
и на сердце – «кирпич»...

п у с т о т а :
ты и Город,
и мёртвая площадь
     
     


Новый Год

И Новый Год, настоянный на Старом,
ворвётся в мир снегурочками грёз,
и понесёт заснеженным бульваром
свою харизму русский Дед Мороз...

         А где-нибудь на этаже последнем
         всплакнёт свеча под всполохи гирлянд,
         и оборвётся Год, как в киноленте...
         как у барьера павший дуэлянт...

Посмотрит жизнь огромными глазами
на Новый свет из белого окна,
на площадь Красную
            с танцующими нами...

она, наверное, из каждого видна  
     
     


Метеорит

Звёздам некуда больше падать, –
мельче мысли, дешевле страсть...
Или, может, небесным взглядом
в сумрак Города не попасть?
         И кричит с чердака убогий
         прямо в небо, в ночную пасть:
         «Дай звезду мне свою в дороге,
         дай ей шанс
         упасть!..»

Звёздный дождь не тревожит Город
вот уже много лет подряд, – 
нет в нём спроса на свет, который
превращается в звездопад.
         И хрипит, как молитву, кормчий,
         отряхнувший земную власть,
         прямо в небо: «Дай искру, Отче,
         дай ей шанс  
         упасть!..» 

Город жив ещё, есть в нём люди,
пусть немного... – но шёпот-крик
расшвыряет пред ними будни,
вскроет небо метеорит...
         У иконы чернец суровый
         не устанет поклоны класть:
         «Пощади этот старый Город!...
         дай ей шанс
         упасть!..»
      
      


Король, королева...

                                   /это песня/

Король, королева  
на шахматных досках
прожили немало, – две тысячи лет,
в боях и интригах ужасно непросто
быть чистой, как ангел,
            и белым, как свет...

А пешки нещадно рубили друг друга,
ладьи – по рокадам, а кони – в гамбит,
гарде королеве, и шах для супруга...
но вновь спасена,
            и король не убит

Любовь, как кираса, спасёт от кинжалов,
от вражеских пуль
и от злобы людской...
Ты помнишь, родная, как небо держало
спасительный купол
            над каждой доской..?!

И вновь – молодые,
и снова – на троне,
и в тысячный раз наступает Цейтнот...
но свет, появившись в оконном проёме,
его на кусочки тепла разобьёт!

Король, королева, –
вы видели много,
за каждой доской – суета и обман...
но в сердце дорога, и в небе дорога!..

и чёрные псы,  
окружившие храм..........  
                      
        


Когда слова теряют смысл...

Когда слова теряют смысл,
а Человек не умолкает,
то спотыкаешься на всём,
не попадая в общий ритм,
не охраняет даже взгляд
во мне простуженного Кая, –
и я бегу, ломая дверь,
туда, где снег и фонари!..

Пусть пустота меня спасёт,
пускай свобода обессилит,
и я вернусь в дежурный день
простым смотрителем зари:
не нужен будет целый мир, –
вполне достаточно России,
где ходит вечер босиком,
рифмуя снег и фонари...

Я разрешу себе молчать,
когда молчание блефует,
я запрещу штормам болтать,
когда бушует штиль внутри...

но убежать, ломая мир,
не получается вживую....

и я опять на пустыре...
и грязный снег,
и фонари...
       
       


Его Женщине

               /это песня/

Иногда она будет
кормить его рыбой,
зажигать над Землёю
волшебный фонарь...
Они знают, что встретиться
раньше могли бы,
но забыл кто-то в прошлом
открыть календарь.

Долгий путь не покажется
злым и напрасным,
если бури начнут
рядом с ними стихать...
Иногда она будет
ему петь романсы
о героях, оживших
в любимых стихах.

Он позволит себе
улыбаться не к месту,
забывать о доспехах
и нужности слов...
Иногда она будет  
гулять с ним по лесу,
иногда – по проспектам
пустых городов.

Они станут подолгу
под собственным небом
наполнять этот мир
одичавший
собой...
Иногда она будет
поить его светом,
когда он перепачкается
темнотой.
     
    


Шлейф

Куда ты водишь свою собаку,
не на прогулку же... столько раз
да каждый день?.. – Может учишь плакать
и выть на небо за всех за нас?

А может ищешь для Баскервилей
в аллеях тисовых западню
и отмеряешь для казни мили
по ненасытному ноябрю?..

Куда ты водишь своё отродье –
хромую суку из жутких снов?..
Я повстречаю вас с ней сегодня
среди хозяев примерных псов;

пройдёте рядом, – невыносимо
от взгляда вашего в никуда...
а следом шлейф непонятной силы
и ощущение недобра. . . . . . .
     
     


Изгибы времени твоего...

Изгибы времени твоего
на этих улицах и мостах...
Из тысяч окон – в одном темно,
из сотен лестниц – одна пуста.

Ты в каждом взгляде немых витрин
с улыбкой смотришь на мой прикид... –
и вроде я не совсем один,
и вроде легче вдвоём идти.

Влюблён, опасен, вооружён,
с четвёртой группою на крови...
Твои движения – в унисон,
всё потому, что они – твои.

Смеёшься... – классно! Пусть невпопад, –
я сам из смеха который день...
Давай устроим ночной парад
на этой площади без людей.

Давай не будем сбивать на шаг,
однажды выбранный сердцем, ритм...
Никто не вправе за нас решать... –
нам всё дозволено...
нам...
двоим...
     
    


Шаги над бездной

А дни летят, как пули...
как штыки,
пронзают и беспомощных, и грозных,
а ночи раздают домам шаги
навеки Уходящих от вопросов...

И я несусь по пыльным городам,
пытаясь всё успеть и не сломаться,
и ничего святого не продам
ни за гроши, ни жалкие полцарства!

Пускай палач терзает пулемёт
с холодной безнаказанностью жуткой, –
я знаю, что над каждой бездной ждёт
нас ангел со спасительной попуткой!

А дни летят, как песни, как стихи,
ломая безобразие людское...
И пусть звучат над бездною шаги,
лишая нас и смерти, и покоя
     
     
         


Улыбнитесь навстречу

Улыбнитесь навстречу, и жить станет легче, –
пусть немного совсем,
на чуть-чуть...
на улыбку
жёлтолицего карлика, льющего вечно
свет далёких миров...
Можно даже окликнуть
незнакомого вовсе:
«Ну, как ты, – не страшно?
Будем жить!.. Ты мне веришь?..» –
и руку на сердце...
И не надо быть очень богатым и важным,
чтобы кто-то печальный немного согрелся.

Исподлобье сутулое лупит картечью,
а улыбка нас делает ярче и ближе...
Это просто довольно – открыться навстречу
для таких же, как ты...
ну, примерно,  
таких же.
       
     


Опоздавший

Прислонился автобус к пустой остановке,
объявив о возможности выйти на ней... –
лишь слепой продавец в загрустившем киоске
да транзитный портал растворимых людей
в кружках серого дня и в тарелках окраин,
где звереет за миг и линчует за всё
недовольная жизнь... Только новый избранник
опоздает, конечно, – и это спасёт
от автобусных мест и метрó-политена,
уводящего вниз, невозможного вверх
на поверхность, от порций тепла внутривенно...
Опоздает,
отстанет
от мира, от всех,
кто не вспомнит его недостойное имя...

Но успеет зажечь над собою огни, –
остаётся поэт с небесами «своими»,
а автобус идёт к остановкам
«своим».....
      
      


Пощади приходивших тебя убить...

Пожалей приходивших в тебя стрелять,
полюби их,  
сердцем услышав звёзды...
в каждом из них есть Отец
и есть Мать, – 
полюби их всех,
пока не слишком поздно

Пощади не сумевших тебя убить,
даже если их ненасытна стая, –
они тоже, как все, 
очень любят жить...
прогони их просто...
не убивая

Посмотри на убийц своих свысока,
с неприступных гор
(можешь брать любую)...
есть у каждого мера – крюк потолка,
им и меряют всё, даже смерть...
земную

Не суди поспешивших казнить тебя:
опоздавшим – кнут,
а успевшим – плети...
Станет пухом когда-нибудь
вся Земля,
но никто уже этого
не заметит
      
      
        


Уравнения неравенств

*       *       *    

Сначала – велосипеды
неслись по зелёным дворам
навстречу улыбкам и тёплому Лету,
навстречу дорогам . . .  И нам

казался достаточным транспорт
из рамы и пары колёс,
отдать за который хотелось полцарства,
не меньше, по-детски – всерьёз.

Крутились колёса, – планета
ложилась дорогой под них . . . 
и мы разбивались у ног парапета,
как жизнь, на своих и чужих.

Сначала – они, только время
меняло акценты и роль . . . –
табун лошадей под капотом имея,
несутся и шут, и король.

Разделит зубастая зебра
людей на пехоту и VIP . . .
       но всех уравняет дорога, наверно,
       замешанная на крови.
_________________


*       *       *    

«Каждый умирает в одиночку» –
истина достаточно проста,
как в ночи сверкнувшая заточка,
как обетование Креста . . .

Линии, походы и маршруты, –
можно автономно, можно всем,
но пройдут последние минуты
в замкнутости собственных дилемм . . .
в замкнутости душного подполья,
запертого катом изнутри . . . 

         А бывает так, чтобы не больно? 
         А бывает так, что не один? . .
_________________


*       *       *       

Пуля – не дура и знает в кого
впиться до самой смерти зубами,
это не штык – пятерых заколоть . . .
пуля не станет.

Молча войдёт, подтверждая мишень
только одну – свою, именную,
перевернёт неоконченный день
в плоскость иную.

Если услышишь её, – не твоя,
та, что твоя, не взвизгнет от боли . . . –
будто рванёт, затянувшись, петля
вместе с тобою.

Пуля – не дура летать просто так, –
есть адресат и время прихода . . .
это не штык – пятерых распластать,
ей неохота.

А попадёт в перекрестье герой,
если она ему не отлита . . .
          Значит, прикроет парнишку собой
          шаг замполита. 
_________________


*       *       *     

Как хорошо, что из грязи в князья
выйти не смогут безродные души . . .
в новых хоромах им «подано кушать»
челядью важною . . . – только нельзя
суть поменять нуворишей и псов
на первозданную волчью породу . . .
влив аватару пустяшную воду
в жилы, не слепишь из маски лицо . . .

и не заполнишь пустые глаза
грустью вселенной и первым рассветом, –
мёртвое сердце не выдержит это . . .
Можно назваться хоть кем, но нельзя
гордую поступь придать силуэтам,  
древняя сила уйдёт
без Огня . . .
        Перерождение грязи в князья
        не состоится
        киношным сюжетом.
_________________
          
         


Женщина рядом...

Он никогда не выходит из комы . . .
Женщина рядом . . .
и вечный закат . . .
Это случилось лет триста назад
и не кончается,
крутится снова:

лето, зима – одинаково серы,
выпито время,
но женщина ждёт . . .
ЭТО ЖЕ КОСМОС! –
она не уйдёт,
ЭТО НЕ СРОК –
три столетия веры . . .

Если дождётся ( к чему это «если»?! )
триста, четыреста . . . – выйдет на свет
самый больной
и любимый . . .
Завет
в каждой слезинке единственной песни.

__________________

          В окна и двери врываются сны:
          люди поют  
          и летают на «птицах» . . .

          Женщина рядом . . .
          он выйдет из тьмы, –
          это не может . . .
          не может не сбыться!
    
     


Всадник без головы (или Мой Монте-Кристо)

К дьяволу ваш кефир вместе с овсяной кашей!
Где тот безумный анатом? – пусть он наложит швы!
Голову потерял? – это не так уж страшно...
Главное, что «недоступен» Всадник без головы.

Можно теперь коню
дать выбирать маршруты,
гнать по ночным переулкам, страх наводя и жуть...
Всадником без башки – это «ужасно» круто, –
чувствовать кожей на ощупь
свой с-сумасшедший путь!

Будет нестись один – личным посланцем ночи,
слизывать сердцем свободу
с каменных мостовых...
Кто там в него плевал?!.. был беспардонно точен?.. –
Нынче пожалует в гости Всадник без головы.

Нынче:
холодный пот,
запах палёной кожи,
скрип друг о друга молекул,
вопль приоткрытых шор!..
Нынче огромный конь, на паука похожий,
вместе с безглавою тенью
двинет во весь опор!

Всадник давно в седле – меченый гильотиной...
Кажется, это не страшно – плюнуть в летящий мрак, –
страшно уже потом,
где по-живому видно,
как с респектабельной башни
будет срывать чердак!..
       
   
   


Перекрёсток

Ты видишь вон ту одинокую пару?
и сколько им – семьдесят?..  больше... под сто?
Да нет, не смеюсь я над старым гусаром
и над вельможной подругой его.

Они, словно, выпали из ниоткуда
на миг в этот Город сует и обид, –
шагают спокойно и твёрдо, как будто,
царица идёт и её фаворит...

Я вижу огонь в их прикрытых бойницах
и лучников вижу за этим огнём...
Какими же чёткими могут быть лица:
глубокая старость и сила – в одном,
в другом – целомудрие Высшего Света,
отточенность смысла морщин и потерь...

Они, словно, остров, затерянный где-то,
они, словно, в космос открытая дверь!

И мир огибает их, не замечая, –
они в тишине своих знаний и сил...

            Ты только потом не скажи мне за чаем,
            что я на него чем-то там походил
     
         


Клеопатра

Она не знает, что было завтра,
она не помнит, что будет вчера...
Ей снится в сумерках Клеопатра
и ночи с Цезарем у костра.

Она встречает рассвет в пустыне,
над всем народом поднявшись на трон;
её вселенная шепчет имя
отца  
и сына – Цезарион.

Она мечтает о встрече с Брутом, –
в её квартире готовится месть...
И месть свершится, когда под утро
они в обнимку проснутся здесь.

Она по капельке выпьет душу,
а тело подлого по четвертям
отправит Кассию, – вместе лучше
им будет вздрагивать по ночам.
      
     


Завтра Меня Здесь Не Будет...

       Посв. Майку Науменко.


Над городом серый туман и дождь,
вот и наступило то самое завтра.
Я вижу колодцы, по которым ты «когда-то» идёшь...
Я тоже хотел бежать из этого зоопарка.

            А ты молчишь, но кто-то слышит твой крик,
            вызывая тем самым весь мир на войну...
            Нас съедает под утро урбанистический вид,
            я оборачиваюсь к зеркалу, я киваю ему.

Минует ещё одна безумная ночь,
и станут смертельными новые раны.
В коммунальной квартире некому будет помочь...
А смерть твоя покажется слишком странной.

            А Город – это забавное место,
            здесь могут любить и всё ещё пишут стихи...
            А я упрямо включаю твои нескладные песни,
            я люблю их, и знаешь, иногда мне кажется, что это мои.

А звёзды рокенрола на небе не гаснут
но второе дыхание уже не придёт...
Говорят, что ничего не бывает напрасным... –
Ты поставил на двойку, а вышел зеро.

И ты разбил это зеркало
            и с чистой душой лёг спать... 


_________________________________________
В названии и в самом произведении использованы слова из песен Майка Науменко.
           


изВНЕ

Заходишь в комнату извне
едва заметным силуэтом, –
мы здесь с тобой когда-то были...
Хемингуэем на стене
встречает вечер, слоем пыли
и подоконником раздетым.

Здесь бродит ангел в тишине
и мерит взмахами обитель, –
он нас двоих отлично знает
и помнит: ты спешишь ко мне,
а я бегу вдоль серых зданий
с одним желанием – увидеть

вот эту комнату живой,
сберечь тебя от нас обоих...
Но жизнь толкает грубо в спину
и расправляется с тобой...
Как это просто – время скинуть,
не дожидаясь новых сбоев,
 
зарезать прошлое в себе –
улыбку крохотного неба...
и в землю... с танцами по лужам...
А тот, другой, с ножом в спине
пускай валяется ненужный
в подвале с вывескою: «небыль»...

в подвале с вывескою: «небыль»...
    Но ангел здесь, и он устал
    скользить по замкнутости круга...
    Ошибся он 
    и перепутал
    с причалом брошенный вокзал.
        
      


Королевство четвёртой крови

Мне хотелось всегда быть выше, –
рядом с небом,
почти что вровень...
Я родился и жил, и выжил
в Королевстве четвёртой крóви

Неспокойно и безвоздушно
без чудесных кровавых капель, –
это память ночами душит,
как шпангоуты – свежий стапель,
это ластик стирает время
на разрушенных в хлам подмостках,
где фрегаты ломают реи,
оставляя в колоннах ростры!

Я пронзаю словами души,
предварительно обезболив, –
будет слышать и будет слушать
Королевство четвёртой крови!

Здесь за стенами и за рвами
над землёю сверкают зáмки,
для которых сюда собрали
всех спасённых во тьме подранков;

здесь от радуг светло и чисто, 
и просторно от одиночеств,
мысли сильные... – есть, как выстрел,
но никто здесь стрелять не хочет

Я киваю пришедшим снова,
отогревшим чужие роли...
Мир входящему
в мир Иного –
в Королевство четвёртой крови!
             
        


Мечтая выспаться...

Мечтая выспаться, так хочется не спать...
не вычитáть заснувшие минуты
из жизни,
а уютную кровать
лишь для любви всегда использовать...
Но утром,
мечтая выжить, так захочется не жить!..
не подбирать упавшие страницы
своих досье 
с вкраплениями лжи,
не воевать ни с кем
и никому не сниться...

Мечтая помнить всё, так хочется забыть
себя, 
когда был мелок и ничтожен,
когда на поле суетной борьбы
так и не выхватил свой меч из цепких ножен....

Мечтая – в небо,  
вдруг захочется на дно,
где даже мысли выглядят чужими,
чтобы вернуться в мир, 
карая зло,
сдавив все атомы свои в одной пружине!..

Мечтая песней сбыться, 
хочется не быть
украденным всеядною толпою...

        Что там осталось?.. – 
        хочется любить
        без всяких «не» и «ни»
        весь этот мир
        с тобою...
 

Мечтая выспаться, так хочется не спать...  
          
         
 


Память взятых городов

Придёт на болгарскую землю весна
и вспомнит, быть может, падение Плевны, –
ведь в том, что лежит за Дунаем страна,
немного и мы «виноваты»...
наверно.
Балканы давно повернулись спиной,
но нас не забудут проспекты Белграда...
Мы просто возьмём этот город с собой
с последним погибшим в нём русским солдатом.

Мы выросли все за Берлинской стеной,
нам дорог салют на ступенях Рейхстага...
Мы павший Берлин забираем с собой
с последним погибшим в нём русским солдатом!

Пусть правит Историю кто-то другой...
Наш Грозный жесток, как и солнце Герата, –
мы просто берём каждый город с собой
с последним погибшим в нём русским солдатом!

Лихим идеологам хочется в бой –
срывать со знамён золотые награды.....................

Мы все города забираем с собой
с последним
погибшим в них русским солдатом!
        
               


Детям Большой Реки

Река вернётся в берега,
забрав с собою пыль и пепел, –
и станет день прозрачно светел,
и всем захочется играть
по-честному, без дураков,
не прячась в сумрак и заботы...
И будет солнце для кого-то,
а для кого-то – вечный мрак.

По тонким линиям судьбы
свершатся древние законы,
и путь окажется свободным, –
да он и был таким всегда.
Разливы рек уже не раз
сметали страны и народы...
И было солнце для кого-то,
а для кого-то – злая мгла.

Готов для вечности алтарь,
и жертв полно, и тёмной силы... –
неважно!.. – свет неумолимо
начнёт ненужное сжигать.
Река вернётся в берега
в прекрасном будущем,
великом...
Двенадцатый... –
пока лишь блики
бросает солнце...
кроет тьма...

а СВЕТ ВОРВЁТСЯ ОТОВСЮДУ,
когда наполнится Река.

            
            /20.03.2012/
         


Мой капитан

Высыхая, грязь обернётся в пыль,
а потом осядет на всех,
превращая в смог ежедневный штиль,
придушив идущих в хвосте.

Города пылятся на полках стран,
они ждут матросов дождя,
но упал в трактире мой капитан,
не попав на борт корабля.

Мир лежит в пыли, он давно привык
улыбаться грязным щенкам,
позволяя им иногда повыть
и поплакаться старикам.

Да чего там мир...
Взять бы лес, поля, –
с головою в зелень упасть,
и смотреть оттуда,
со дна,
в себя
и в небесно-звёздную пасть...

Пронесутся пылью часы, года
тонким слоем мелких частиц,
и предстанут серые города,
как гнездовья каменных птиц.

Высыхает грязь, и уставший мир
поглощает пыльные дни...
Но уже поднялся мой командир, –
он доставит людям дожди...
         
        


Кончается время...

Часы потеряли свои циферблаты,
и стрелки по кругу гоняют людей . . .
Но время, наверное, не виновато,
что мир возвращается в прóжитый день.

Приходят солдаты к своим же могилам
и долго над ними о чём-то молчат, –
как будто, их время, живых, отпустило,
сквозь плиты и дёрн возвращая назад.

На твердь небосвода слетаются звёзды,
мерцая мечтами покинувших нас . . .
и мы понимаем, что время «не поздно»
кончается прямо вот здесь
и сейчас!

Нам надо спешить, – караваны Победы
покинут к закату привалы свои,
а тьма повернёт, ослеплённая светом,
на Запад,
себя пожирая в пути . . .
      
      


Она собирается в ночь умереть...

Она собирается в ночь умереть,
но «Скорая» мчит по заснувшим бульварам, –
в ней ангел уставший, он должен успеть
ворваться спасителем в бездну кошмара.

Притих мегаполис, прислушался к тьме,
царящей в душе молодой незнакомки. . .
А ангел по встречной преследует смерть,
бросая на город цветные осколки.

Обгонит, – и жизнь не расстанется с ней
в удушливой комнате злых многоточий. . .
Но хватит ли там, под капотом, коней,
чтоб ангелу вырваться первым из ночи?!

И слышится ей:  не спеши, подожди,
оставь дневники вместе с каплями яда, –
когда-нибудь солнце прогонит дожди,
и чья-то любовь отогреется рядом. . . . . . . . .

            . . . Взлетает по серым ступеням судьба
            наверх
            к потемневшей от страха квартире! . .
            и, может, сегодня успеет она
            спасти огонёк в остывающем мире. . . . . . . .
          
         


О Настоящем

А совесть душит того, кто предал,
но подлость гонит на рецидив...
Живите правдой,
кладите вето
на каждый лживый пустой мотив!

Пусть передернут затвор подонком, –
он не посмеет...
гнилая кровь...
Лупите правдой  
по перепонкам
из всех, готовых к стрельбе, стволов!

Фанерный автор с дурным притопом
осипшим басом взболтнёт планктон... –
Врубите правду для тех, кто хлопал!..
включите скрипку
и саксофон!

Пускай миксуют, пускай разбавят,
пусть исфальшивят...
Вам дела нет! –
когда на сердце скрипач играет
о    н а с т о я щ е м...

Включайте свет!
      
    


По выгнутым спинам домов...

По выгнутым спинам домов,
по выжженной коже проспектов
шагает парнишка, невидящий снов
и прозванный Солнцем за это.

            И тени ложатся на Город,
            когда он, склоняясь, идёт
            на запад в багровые створы,
            туда, где встречают восход.

Он носит в карманах зарю,
зайчат и космический ветер,
а в честь его древние гимны поют
ацтеки, славяне и кельты.

            И тени ложатся на Город,
            когда он вразвалку идёт
            на запад, за море, за горы
            проведать вечерний народ.

Теплеют улыбка и взгляд
при встрече со старым знакомым...
«Пусть всё будет солнечно!» – так говорят,
когда он на улицах снова.

            И тени от края до края
            танцуют его рокенрол... –
            по Городу важно шагает
            парнишка по имени Сол...
          
         
               


Мажор

Тебе пока что ещё не страшно,
когда ты давишь простых прохожих,
когда назло человечьей правде
сухим выходишь из грязных вод,
ещё смеёшься на окрик каждый
и на проклятия корчишь рожи,
пока не стал беззащитно-крайним
в руках таких же – наоборот.

Ещё не воет душа тоскливо
от непомерной греховной чаши, –
и ты несёшься, куда попало,
ломая кости чужих детей;
ещё есть связи, бензин и силы,
а под капотом сидят папаши,
и, как упырь, ты вонзаешь жало  
в палитру города каждый день.

Но пропасть, в бездну которой смотришь,
сама заглянет в тебя однажды,
сотрёт разметку ненужных линий,
накроет трупы твоим плащом, –
и станет ясно, чего ты стоишь...
     Ну, а пока что ещё не страшно,
     лети наивно-непобедимый!..
     ты даже боли не знал ещё.
     
         


Апрельский лик

Во дворе запрягли «коней»,
и какой-то старик несчастный
улыбается, как апрель,
белозубо-пустой гримасой

Две поникших старушки враз
обернулись на детский лепет... –
может, их в этот самый час
кто-то в небе по-новой лепит

Старый-старый отважный дом
распахнул, как улыбки, окна,
и не верит он, что на слом
его могут отправить...
Соткан
загулявший апрельский лик
из (как будто бы) мелких пятен...

        а над Городом свет пролит,
        и никто за него не платит
       
       


Скворечник

К  тому,  что  печаль  не  проходит,  привыкнешь
и  будешь  весёлый  на  вид,  как  скворечник,
набитый  птенцами,
на  дереве  жизни, – 
висеть,  улыбаться...
Ты  станешь  предтечей
воздушных  людей,  неумеющих  падать
по  осени... – 
это  не  больно,  но  глупо
казаться  слабей,  ожидая  награду
за  страхопадение...
Лучше  распутать
суровые  нити,  сковавшие  душу
и  разум,
забраться  немного  повыше, – 
сидеть,  улыбаться,
болтая  ногами... – 
И  этим  движением  ритм  нарушить
всего  мироздания...

–  Здравствуй,  Планета!
       
       


Он должен помнить...

Он должен помнить, что станет с Ней,
если рискует в Долине Плача...
Он не один у своих смертей, –
Ей не прожить без него иначе...

Ей ни к чему полумрак тоски,
траур вдовы или роль сиделки,
если однажды у пропасти
Он не увидит Её разметки.

Связаны судьбы в один канат, –
риск, неоправданный благородством,
рубит его... – и вот как Она
утром одна на Земле проснётся?!..

Это нечестно – оставить Ей
мёрзлые сны о возможном чуде...
       
       если   в д в о ё м   вы у всех смертей,
       то не рискуйте одной из судеб..........
      
     


Единственная

Произнеси её в себе,
почувствуй, как приятно имя
твоей любви... –
как сто побед,
по праву ставшие твоими.
Проговори, –
запомни вкус
проникновения...
по б-у-к-в-а-м
вбирай волшебное: «приснюсь
и буду рядом вечным утром».
Распробуй запахи и цвет
произнесённого, 
покуда
не ощутишь, что ярче нет
в тебе согревшегося чуда...
Произноси её всегда
в тревожных сумерках планеты,
и пусть нежданная беда
не рыщет с поисками – гдé ты?..

Храни её...
храни, как клад,
лишь одному тебе по крóви
завещанный...
как   з в е з д о п а д
из тёплых солнышек –
в ладони...
     
     


Сто одичавших псов...

Сто одичавших псов мчались к огням вокзала, –
там, среди вражьих сил, собран большой состав…
И через час уже станция запылала…
в лес уходил отряд,
в рёв своего костра!

Шёл ненавистный враг,  
жёг города и веси, –
и одичали псы, кров потеряв земной…
В небе кровавый диск – кто-то Луну повесил,
и разрывает ночь к Ней обращённый вой!

Враг устремляет  взор в лес, в бурелом, в чащобу, –
кажется, что за ним тысячи глаз следят…
Сто одичавших псов снова несутся, чтобы
рвать до аорты тьму,
всю её злую рать!

Песня под вой Луны,
челюсти – гильотины...
месть не заставит ждать, – свёрнута ось Земли:
сто одичавших псов, сгустки незримой силы,
режут волкóв "СС",
дóсыта!
до зари...
     
      


Журналист

Проходишь по-быстрому, прячешься в тень, –
тебя же всю жизнь обучали бояться...
Идущий собой представляет мишень,
здесь каждый когда-то начнёт спотыкаться.

Раба разъедает его же мораль,
свободного душат доступным эфиром... –
Работай, пиши, как какая-то тварь
такую же тварь утопила в кефире...

Реальностью взрыва ворвётся война... –
и где тот предел твоего невозврата
из мёртвых развалин, где режет она
осколками всех, пощадив виноватых?!..

Пиши, не сдавайся – на кромке листа –
про вечных воров и вселенскую скуку...
не страшно! страшнее уже – не писать
про каждую б....  и про каждую суку!..

Растерзанным утром бессонная ночь
по-прежнему мстит за изнанку поступков, – 
и снова ты вынужден в ступе толочь
чужой кипяток из волшебных минуток;

и тут же – камнями – в болотную гладь!
и правду – на свет из кровавого смога..............

...А вечером «правда» придёт убивать
спокойно и буднично...

злая дорога!..
               
        


Салам!

Старик указал дорогу
и в спину швырнул: «Салам!..»
До смерти совсем немного,
не больше каких-то грамм.

«Салам» – это мир и небо.
Рокада – всегда мишень...
Уходит братишка в небыль,
в несуществующий день...

На фотках застыли годы,
и он там живой... вчера...
Но будут другие горы,
и снова придёт война.

Посмотрит старик устало...
Плевать! – 
Он давно устал...
Несётся по перевалам
для братьев моих:
            «Салам!..»


   (февраль 89-го)
         


Шинданд

А шурави рассказывал негромко, –
за жизнь поговорил
и за Афган,
про то, как с черноокою девчонкой
из Сабзевара попадал в Шинданд...

Он рассказал, что время – это просто,
настолько просто, что не стоит ждать
ни памятник в периметре погоста,
ни жёсткую двухсотую кровать...

Он говорил, что нет давно предела, –
живём везде, всегда...
я невпопад
НЕ возражал...
но всё-таки задела
чужая мысль, вернувшая в Шинданд,

где в черноокой женщине Герата,
в её глазах,  
горел такой огонь!.. 
сверкавший в обрамлении хиджаба..............

и АКС холодный за спиной
       
_________________________
Сабзевар - средневековый город,
на месте которого был основан Шинданд.
       


Эвтаназия

Ты не будешь стоять и смотреть,
уронив свои руки в карманы,
как кого-то насилует смерть?..
Эвтаназия – это так мало...
или много?
Как трудно забрать,
что уже ненавистно другому,
и остаться в границах добра,
не поверив в мораль и законы.

Что страшнее: 
держаться-несметь
или быстрым щадящим уколом
подтолкнуть запоздавшую смерть,
прекратив чей-то ад...
Так знакомо
это чувство вменённой вины
за попытку перечить природе...

Ангел смерти в тоннеле иглы, –
вроде 
правильно?..
вечное «вроде»...
    
   


Холодные метели

Как хочется над миром просто петь,
не разбиваясь болью и развратом
о землю...
не считать годами медь,
рассыпанную властью вороватой!

Как хочется смотреть глаза в глаза
гиенам, пересмешникам,
подонкам,
которых так отважно вырезал
в кошмарах саблезубого волчонка!

Как хочется от лжи не уставать,
меняя протекающие краны,
не слышать ни похабщину, ни мат,
ни геями пропетые осанны!

Как хочется забыть, что жизнь не то,
не то, что мы учили с колыбели...
и просто запахнуть себя в пальто,
обрушив мир
в холодные метели.........
     
     

         


Гений

– Откуда ты взялся, мой маленький гений? –
спросил человека Бог. – 
Я в списках заведомо злых поколений
не выбрал пока никого...
Наверное, где-то закралась ошибка...

– Я гений? Ты так ведь сказал? 

– Пока ещё маленький... – словно улитка,
с которой Я кожу содрал.
Но скоро появятся нежные крылья  
и силы, конечно же, – всё...
И боль, –  
она тоже прольётся обильно
на честное сердце твоё.
А путь выйдет страшным, по самому краю,
со сворой безжалостных псов...
Но Я буду рядом, тебя сберегая
особым созвучием Слов.

Смешная ошибка...
но кто-то поверит в Мой замысел... – 
Пусть будет так!

И Бог наклоняется к новому Богу,
а в небе...
сверкает звезда.
      
      


Клетка

За Новым годом Рождество
            и Старый Новый год,
в подвалах доброе вино, –
            никто его не пьёт,
а во дворце гуляет принц
            (по-русски, просто князь)
и кот придворный вместе с ним,
            куражась и смеясь.
В конюшне белый аргамак
            да пара вороных, –
и в пору к милой ускакать,
            но нету веры в них,
что не сдадут, не предадут,
            что вынесут во мгле...
И чертит вьюга снежный круг
            по вымерзшей земле
у зубчатых суровых стен
            с провалами бойниц....

Кота пристроит Гуинплен...
В подвалах сгинет принц...  
       
         


Час Рождества

В полночный час Святого Рождества
мир наполняется обетованным Светом,
с небес срываются снежинки и слова,
переливаясь у земного парапета . . .

Сегодня Солнце, падая назад,
развоплощается на небе Вифлеема, –
и вновь рождается сверхновая звезда,
своим сиянием раскручивая время

на тайну слов, на смысл красоты,
на понимание, что «ничего не поздно». . .
Законы вечности и космоса просты:
в час Рождества
их тихо шепчут звёзды.
      
     


Подарок

Я в стране сквозняков, ты в долине сугробов,
между нами метели съедают следы...
Запрягу в лимузин стадо строгих оленей
и по встречке помчусь, разгоняя пургу...

Оберну тебя ветром и снегом прикрою,
чтобы ты не замёрзла в дороге со мной...
И карету спрошу у зимы ледяную,
и медведей седых вместо белых коней,

чтобы вместе скользить над заснеженным миром,
для забавы меняя его пояса...
А потом запереться на праздники в иглу
и растаять в твоих новогодних глазах...
     
    


И было всё это...

И было всё это, и нé было...
Какое нам дело до скреп
негодных? –
мы пишем по-белому
на белом, как свет, серебре

А с неба декабрьские снежные
протянуты нити к домам...
Какое нам дело до нежити,
крадущейся в ночь попятам?

И пусть осыпаются цифрами
все даты, как снег за окном...
Какое нам дело до выстрелов? –
все пули уйдут в молоко!
      
     


Кто из нас останется в веках?..

Кто из нас останется в веках,
жизнь свою впечатает в скрижали?.. -
тот, кто носит вечность на руках,
или кто её уничтожает?

Кто из нас оставит в доме свет,
уходя в иные параллели?.. -
может быть, художник и поэт,
или тот, кто им уже не верит?

Кто из нас уйдёт не насовсем
и вернётся в поисках ночлега?.. -
тот, кто поднимал людей с колен,
или тот, кто проклял их и предал?

Кто из нас рискнёт не умереть,
космос опустив до дна земного?..

            Кто посмеет мир собой согреть
            прямо до креста... 
            и от сверхновой....?
            
           
    


Скиф

Биография, в общем-то, вышла обычной, –
необычное, видно, случится потом:
за последней, прочитанной ночью страничкой
за пропитанным пылью вагонным окном.

И покажется:  
жизнь – не такая уж стерва,
раз даёт до финала себя довести...
Он когда-то в ней был необдуманно-первым,
и, как веером – карты, ложились пути
за границы племён, за пределы окраин,
где мужчиной становится маленький скиф,
где он после сражений легенды слагает
о прекрасной любви и набегах лихих.

Но сегодня – черта под последним сюжетом,
послесловие, точка. И ракурс иной...
Вот и всё, –
проводник возвращает билеты...

А над степью кочевник – скуластой луной.
                 
         


Нас хранят...

Жизнь каждого висит на волоске,
на тонкой ниточке сакрального исхода, –
закрыв глаза, по узенькой доске
шагаем в уповании на Бога...

И каждому, по всей его стезе,
отпущено, дарованное свыше,
спасение...
но лишь в самом себе
отыщется оно...

Стою на крыше
и улыбаюсь небу и снегам,
рассыпанным по солнечному краю!..
А смерть идёт,
быть может,
по пятам
и держит ниточку мою...

но я не знаю.
      
        


Съедены все слова...

            «Люди едят слова...»(с)


Съедены все слова,
но не осталось вкуса,
выпиты  /до безумия/
тысячи липких нот...
Можно нарисовать
что-нибудь, – только пусто
в доме...  Со злым мяуканьем
ходит по кругу кот.

Вырванные миры
в тёмных провалах óкон, –
кто-то за ними с ужасом
топит в панели «стоп»...
Сказки живут внутри, –
им на чужбине плохо...
Шаркая лапкой, кружится
с песнями наглый кот.

Мысли, как этажи
в новом ненужном доме,
стены гудят от плотности, –
дверь разрывает плоть...
«Надо красиво жить», –
слышится голос крови...
Гонит на полной скорости
неугомонный кот.
_________________

            «Люди едят слова» –
            вкусные натюрморты,
            пьют из бокалов музыку, –
            о ч а р о в а т е л ь н о...
            Все эти «чудеса»
            очень легко испортить:
            кружки наполнить звуками,
            в грязь уронить слова...
       
      
 


Вечный огонь

Каждый герой на счету в поднебесье,
каждому выпадет подвиг и крест...
Помнишь того мальчугана в Одессе, –
как на фашистов он падал с небес?

Надо отнять у бандеровца шмайссер
и повести им, где тьма занялась...
Помнишь шахтёров на  НАШЕМ  Донбассе, –
как они шли на фашистскую мразь?

Каждому подвигу – светлая память,
вечный огонь у священных могил...
Помнишь, как Гитлер в июньскую замять,
22-го,  НАШ  Киев бомбил?..
     
     


У камина

Скажи, когда к тебе придут
твои враги, – ты будешь смелым?..
а вместе с ними чёрный брут, –
ты сможешь выстоять на белом?

Хотелось стать тугим, как лук...
как тетива, налиться силой,
чтоб сердцу было недосук
и недопсов!..
чтоб зло вопило
о невозможности сломать
таких, как ты, –
таких обычных...
зашитых в мир, где правит тьма,
где подлость выглядит прилично...
____________

            Горел очаг, шумел камин,
            и люди грелись разговором,
            а ночь окутывала мир,
            стирала город...
     
      


Радуйся каждому дню...

Радуйся каждому дню, –
сколько их в жизни осталось?..–
может быть, завтра убьют,
не полагаясь на старость;

может быть, завтра ночлег
съест твой рассвет всухомятку, –
и 21-й (на)век
будет тобой незапятнан;

может, со встречки пойдёт
чёрная фура забралом...
может, войти в поворот
завтра не сможешь усталым...

Может быть, завтра нальют
в кружку цикуту Сократа...

        Радуйся каждому дню,
        каждый – на вес невозврата
      
       


отпустят грехи... потом...

П о т о м   отпустят ему грехи,
потом,
когда-нибудь,
не сегодня...
И будут литься на стол стихи
об одиночестве и о позднем
всепонимании...
о любви
какой-то странной,
потусторонней,
о том, как просто с ума сойти,
увидев «завтра» уже сегодня...
 
о старом сердце, разбитом в хлам,
и поднебесье  
размером с крышу,
о том, как хочется по ночам
хотя бы собственный крик не слышать.

П о т о м   отпустят ему грехи,
когда он выбелит светом осень
свою последнюю...
А стихи
писать уже никогда не бросит.
     
      


Декабрь 17-го

По свежевыпавшему снегу
пройдёт, закутавшись в шинель,
Декабрь 17-го,  
следом
ворвётся пьяная метель,
и за окошком полутени
найдут свои полутона . . .

мы так с тобой тогда хотели
дарить любовь . . .

но вот страна
тот белый снег кропила красным
и ветром злым крестила свет . . .

Наденет время полумаски,
шагнув назад на сотню лет,
где мы  
         по выпавшему снегу
в последний раз . . .
Ты помнишь день :
я нёс тебя, как вызов Веку,
закутав в серую шинель . . .
_______

     . . . Стояли в ряд они, орала*
     сменив на чёрные стволы . . .
     
     Ты обнимала,
     не  да-ва-ла
     мне,
     умиравшему,
     остыть.


            (дек. 2013, Nord) 

___________________
*Орало - плуг, соха  
( "... и перекуют мечи свои на орала..." Исаия, 2, 4)


Надо жить!..

Надо жить!..
ты не спам...
ты кому-нибудь должен и нужен...
пусть разодран камзол,
            а обломок рапиры – не меч,
надо дальше идти
            несмотря на вселенскую стужу,
даже если огонь
            ты не в силах над миром зажечь...

Пусть пустыня вокруг,
            а за нею – страна скоморохов,
пусть уже ничего
            никому не успеешь сказать,
ты иди, пусть шаги
            превращаются в скрежет и грохот...

Надо жить до конца!..
            пока Свет не закроет глаза
      
      


Утончение

Ты утончаешься, кожа – фантом,
ты разряжаешь на атомы тело, –
сквозь километры твоих хромосом
светят лучи и гремят децибелы!

Ты открываешь, как окна, миры,
ты проникаешь сквозь время, как в двери, –
и превращаются мысли в костры
грозных защитников Гипербореи!

Ты, вопреки лженаучным трудам,
можешь наполнить собой что угодно,
можешь взорвать этот мир, как фонтан,
вырвавшись светом любви 
всенародно!

Ты растворяешься в солнечном дне,
стелешься облаком над городами . . .
 
        Ты заходи иногда и ко мне
        вместе с оказией . . . –
        будем друзьями!
     
     


Завтрашний день

                                                         Это песня.

Люди делятся на тех, кто пришёл и кто вышел.
Приходишь греться, а попадаешь под дождь...
Когда-нибудь у тебя снесёт крышу,
и ты меня просто убьёшь.

Стены строят те, кто не правы, и те, кто боится, –
за сильным чувством часто скрывается ложь.
И если она разрушит границы,
то ты меня просто убьёшь.

В небо смотрит даже тот, кто ничего не видит, –
приходит к людям Луна, заменяя грош...
Ты сразу можешь покончить и с ними
в тот вечер, в котором убьёшь.

Войны делят нас на тех, кто погиб, и кто выжил;
и неизвестно, кому в итоге больней...
        А уходящий, почему-то, становится ближе...

        Каким ты будешь, завтрашний день?
        
       


Разбившаяся

Собрал под окнами все осколки
своей отважной неспетой песни... –
Уж лучше было её повесить,
как предыдущих, 
под книжной полкой...

Просила слёзно, грозила вечным,
крутила руки... – Давай попробуй! –
Нам надо спрыгнуть на берег, чтобы
не стать напрасными...
Как беспечны
наив и смелость в улыбке милой!..
– Земля не пустит, – твердил, пророчил...
– А я устала лечиться...
Очень!
А я болею волшебной силой...

И разбежалась... –
И стёкла – в клочья!..
И ветер – в спину...
И кровь – по лужам!..

А лист, как саван, лежит ненужный
со злыми каплями
многоточий..............
       
       


как будто, кровь ненастоящая...

как будто,  кровь ненастоящая, –
и убивается легко,
когда на крик вперёдсмотрящего
не реагирует никто...

как будто не было Истории, –
и забывается легко,
как умирала жизнь героями,
и билось небо, как стекло...

как будто сердце продырявлено, –
и откликается легко
на ложь и китч,
а не на главное,
что у костра на гриф легло...
       
       


Царица Любви

Не гуляй по безлюдным улицам
замерзающих городов,
где мелодии битые крутятся,
где штыки продувных ветров.

Не люби манекены, –
в ряженых
сердца нет,
и они мертвы,
пусть кому-то они и граждане
в государстве витрин кривых.

И не верь однополой ереси, –
света нет,  
если «плох» контакт . . .
пусть живут они зло и весело,
выстилая собою ад.

Не кляни на ближайшей площади
предающих  
в базарный день . . .

Никого не проси о помощи, –
пусть к тебе поспешат за ней.

     Ты придумай свои истории
     о Любви,
     много лун подряд,
     вместе с подданными, 
     которые
     ловят твой королевский взгляд!
       
       


Когда-то мы были...

Мы были когда-то с тобою знакомы...
«Когда-то» – такое огромное слово, –
в нём запах столетий и вкусы былого,
в нём ярость титанов и сумерки гномов.

Когда-то...
где мир был оправданно плоским,
и птицами звёзды спускались на крыши
двух каменных зáмков...
Ты видишь?.. ты слышишь?.. –
ты   з н а е ш ь:   мы сами в себе – отголоски.

Когда-то мы были...
с тобою...
когда-то... –
но волны о берег, как память о время,
разбились...
и всё же мы как-то умеем
хранить в себе мужество аристократов.

А наша любовь... она тоже – когда-то
была... но вернулась...
и память бунтует
порою:
мне хочется вспомнить иную
тебя
в перечёркнутый день невозврата.
      
      


Анестезиолог

Доктор, нам много лет
от Рождества. В нашем календаре
праздников просто нет, –
там диагнозы... и бессилие
        одиночек, и вечный страх
        ошибиться в самом начале...
        Чтобы убить – стоит только сказать,
        А проще убить молчанием.

Доктор, выбор один
или два, или просто нет его?
Кто-то считает дни,
а я проваливаюсь в вечное
        с головой, и уже нет сил
        выбираться снова и снова...
        Может, и я немало убил
        молчанием, взглядом или словом?..

Доктор, корабль в пути
уже давно. А смысла всё меньше
в подвигах слабых мужчин
и одиночестве сильных женщин,
        применяющих наши слова
        и молчание в страшных битвах...
        Может, люди хотят погибать?
        Может, к этому стоит привыкнуть?..

Доктор, кажется мне,
что мы лечим только самих себя,
а больных больше нет, –
остались мы и брошенная земля
        с переулками серых улиц,
        с переходами странных улиц...
        Доктор, может, мы давно уснули
        после того, как однажды проснулись?..
       
    
 


ещё раз о бесах...

Красиво жить никогда не поздно,
не поздно тешить дурную кровь, –
купить себе трёхэтажный остров,
под амбразурами вырыть ров,
поднять знамёна наёмных армий
и лгать, меняя друзей и цвет,
забить все дыры в душе деньгами,
съедая рейтинги на обед...
и выезжать из хором в каретах,
пленяя роскошью голытьбу...

вот только плата за всё за это
должна с лихвою устроить тьму, –

отдать придётся не очень много:
глоток свободы
и чей-то вздох,
нелепый, детский... и всё...
нет Бога...
А Он ведь в каждом,
наверно, –
Бог...
И выбор ставит автограф кровью,
причём чужою... – красивый  жест...

      а я ем хлебушек чёрный
      с солью,
      и космос тоже
      со мною ест
           
           


Рыба с золотыми плавниками

Рыба с золотыми плавниками
выбралась на вздыбленную сушу
и смотрела круглыми глазами
в небо, постучавшееся в душу.

Мучилась молчанием годами:
что сказать? – никто не хочет слушать
рыбу с золотыми плавниками,
море променявшую на лужу.

Жгла её жара, кромсали камни,
жажда добивала вместе с пылью... –
рыбе с золотыми плавниками
на земле понадобились крылья.

     ____________

Нет её, – лишь солнце над горами,
нет её, – лишь песня о влюблённой
рыбе с золотыми плавниками,
выбравшейся к небу  
            жарким полднем...
      
      


Иной

Тысячу древних сил,
сто вероятных жизней
ты вместе с памятью соединил
в сердце уставшем... – и брызнет

солнышком белый свет
с ветром в твой алый парус...
Смерть отступила, её больше нет,
и неприемлема старость...

Просто глотнул с небес
выпавшей ночью влаги
и, не подумав, зачем-то полез
в вечность, с собою не сладив.

Вот и дыши теперь
вместе с иными нами...
      Прямо в тебе открывается дверь –
      грань между всеми мирами.
          
        


Дайте досмотреть ребёнку сны...

                                        /песня/

Дайте досмотреть ребёнку сны,
пусть побудет маленьким и чистым
без братоубийственной войны
в жалкой коммуналке скандалиста...

пусть побудет добрым королём
в выдуманном царстве тридевятом,
где друзья его дождливым днём
не найдут безжалостно распятым...

пусть побудет светлым и простым
с девочкой, шагающей из Лета,
где не будут вскрыты ночью им
вены, перламутры и рассветы...

пусть побудет смелым, и предать
в детских снах не сыщется причины,
где его не будут ожидать
на этапах псы и конвоиры...

пусть побудет с Небом тет-а-тет,
солнечным фрегатом к стенке встанет
там, где не ударят в парапет
сто грехов рогатыми долгами...

          Дайте досмотреть ребёнку сны,
          пусть он в них купается, покуда
          не ушёл на линию войны
          в чине расплескавшегося чуда 
              
        


Арсенал

Мысль – артиллерия, слово – картечь,
взгляд – словно пуля . . .   На картах Похода
будь осторожен, – ты должен беречь
свой арсенал от простого народа.

В каждом движении схема начал
всех вариантов возможных исходов! . . – 
не притворяйся, ты всё это знал,
просто забыл, как опасна свобода.

Древние силы нельзя растерять, –
Солнечный рыцарь не станет плебеем . . .
Будь осторожен, возможно тебя
выберет главным злодейское время!

Вó всеоружии, многоголов
враг, но его бастионов не видно . . . –
помни о том, что из мыслей и слов
соткана будет грядущая Битва.

Луны меняют свою пустоту,
Солнце вливает стихи-и в ладони . . . –
не принимай справедливость за суд,
кроме Огня Посвящения . . .
кроме . . . 

Знание силы способно увлечь
в бездну потомка отважного рода . . .
Мысль – артиллерия, слово – картечь!
Не забывай, как опасна свобода . . .
     
     


Над суетою

Я открываю свои стихи,
когда бывает до боли грустно, – 
они спасают от шелухи,
в которой прячутся наши чувства.

В такой вот шаткий полночный час,
раскрыв тетрадь, я вбираю время, –
оно способно меня понять
до той отметки, где хлопну дверью...

Уснувший Город...
окно – маяк...
стихи пространство крадут,
парсеки...
от звёзд – дороги,
одна – моя, 
над суетою
и Человеком...
      
       


В каменоломнях

Когда напалмом выжжена скала
среди домов и вечных остановок,
когда с балкона выброшены снова
прошедший день
с окурком пополам,
когда упал в железную кровать,
глотнув смиренно тёплого кефира,
а с потолка спускается пунктиром
дамоклов меч . . . –
как просто умирать! . .
вбирая тень,
вбирая немоту,
очередную мученицу ночи . . .

ты проклял мир, который напророчил,
и расстрелял у памятников тьму.

Да, всё не так,
не так . . .   и правота
куда-то вышла, хлопнув в сердце дверью . . . 
ты будешь выть ночами
вместо смерти,
а рядом капать мёртвая вода.

         Зайдёт, ворча, взъерошенный сосед,
         открыв проём,
         с бутылкой мутной дряни . . .
         
         но выжженную душу не обманет
         из коридора выхваченный свет.
         
        


Американскому другу

Мы по разные стороны света,
между нами большой океан . . .
у Бермудов теряются в сумраке где-то
корабли двух воинственных стран.

Ты из Нового Света, я в Старом,
шлём друг другу, с оказией, сны, –
ты поёшь их негромко под банджо с гитарой,
я рифмую их здесь под басы . . .

Наши армии вряд ли сойдутся
на кровавой безумной войне . . .
а вот песни, – они непременно сольются,
породнившись в тебе и во мне.

Разделились на стороны . . .  страны . . .
Старый, Новый . . .  но Свет-то един!
Я храню его всполохи в Старом,
ты встречаешь их в Новом . . .
один . . .
      


Красные звёзды

– ...сегодня небо окунулось в грязь,
а солнце опустилось на востоке...
Гнедой к утру, наверное, издохнет...
– Да, полноте... – всего лишь осень, князь,
и фарта нет в решающем походе.

– Лафит, барон, – давайте за врагов
/одна же кровь, и смысла никакого
стрелять друг в друга каждый день по-новой/...
За женщин чудных в таинстве грехов!
За нашу честь...
За моего гнедого!

– Наивный князь, какие там грехи?.. –
Все демоны отпущены на волю...
А то, что называли мы любовью...
Пустое всё... –
Давайте ваш лафит! –
в нём кровь врагов...
и собственной довольно.

– Барон, простите, к вам приходят сны
из прошлого?.. 
без судорог и казней,
где мир ещё наивен и прекрасен,
и нет братоубийственной войны,
где звёзды в красный цвет никто не красит?..

– Приходят... 
но в них нет меня...


________________

Иллюстрация: фрагмент картины П.Рыженко.
       


Я тебя научу рычать...

Я тебя научу рычать
на того, кто ворует свет, –
да не гаснет твоя свеча
в липком сумраке зим и лет!

Я тебя научу стоять
непокорным семи ветрам,
и мечтать тишиной,
мечтать,
прямо в сердце построив храм.

Я тебя научу любить,
как никто . . .
как никто другой . . .
а иначе порвётся нить
между будущим и тобой.

А ещё научу прощать
даже тех, кто потом убьёт . . .
Пожалей их, – у палача
вместо космоса
эшафот.

Я тебя научу тому,
чем ты раньше владеть не мог :
обнаружив в себе войну,
выставлять её за порог.

     Я тебя научу Словам,
     вырывающим из трущоб . . .
     Я приснюсь тебе,
     чтобы нам
     полетать над Землёй
     ещё . . .


Что снится, граф?..

Как спится, граф, дождливым серым днём
под сумраком украденного солнца?
Какая сказка сбудется потом,
когда звезда для вас на небосвод вернётся?

Что снится, граф, под толщью старых плит,
где время, как и мир, уже за гранью
незыблемого?..  Кто благоволит
в далёких странствиях... и что вас нынче ранит –

нездешнего по правилам людей?..
В какие лица брошены перчатки?..
А с той отважной спутницей своей
вы продолжаете по-прежнему встречаться?

В каких походах ваши мысли, граф,
в каких интригах чьих опочивален?..
А пёс из бронзы?.. – видно, дерзкий раб
с глазами демона, познавшего печали...

Какой пароль немыслимый назвав,
вернётесь в мир всесильным и богатым?..
Какие сны разбудят к жизни, граф, –
в сердцах отвергнувший бессмертие когда-то?....
        
      


Свой-чужой

Распознавание «свой–чужой», –
как разобраться с аппаратурой?..
если пришёл домой,
если ушёл оттуда...

А в зоопарке пантеры, львы, –
милые сердцу, чем-то родные...
я к ним пришёл из тьмы
мужем, отцом и сыном

Если «чужой», – разорвут, съедят,
но не допустят прижиться в стае...
режет до крóви взгляд,
новых распознавая

К чёрту оттенки! – лишь белый цвет
с чёрным в борьбе
            не на жизнь, а нá смерть...
_____________________

Здравствуйте,
вот мой «СВЕТ» –
мой настоящий паспорт!
      
        


Афганский трафик

Моя страна теперь далеко
от этих гор, –  
мы ушли на север . . .
Но знаешь, брат, как-то так легло:
не убежать нам от тех ущелий.

Уходит снова в Россию «дурь»
по старым  тропам, –
кромсать, калечить . . .
так без снарядов, ракет и пуль
уничтожать нас намного легче.

И чья вина? – не дано понять
по жизни нищим пуштунским семьям, –
каким чертям удалось послать
преступный трафик на эту землю?

Но знаешь, брат, до сих пор стоит
в изгибе Пянджа твоя застава,
а в русский город опять летит
с «двухсотым» транспорт
            ночным тюльпаном.

Живут Самара, Ростов, Кронштадт,
и так же парни идут на службу . . .
Но этот трафик убьёт солдат
ещё непризванных . . .
безоружных!

Другое время, другие мы,
но тот же трафик вскрывает скалы . . . –
        Он был бы больше
        без той войны,
        без нас,
        взрослевших на перевалах!
     
     


Не грусти, я к тебе приеду...

Ароматным бывает ветер,
и прозрачным – слепой туман,
а бывает и   т ь м а   на   с в е т е,
ради   м и р а   всего –  в о й н а . . .

Не грусти, – я к тебе приеду
в край, где строишь свои дворцы,
где за счастьем не ходят беды,
разрушая его мосты.

Мы уволим тоску и осень,
разожжём по зиме камин
и о главном друг друга спросим :
для чего мы себя храним ? . . 
почему под людские крики
так не хочется уходить ? . .

не грусти . . . –
над Землёю нити . . .
там и наша с тобою нить.
     
      


На выходе портала

Летела с неба талая вода, –
сырой перрон на выходе портала...
Он в горы уезжал –
не навсегда,
и ты его хранить пообещала.

Он на стекле с улыбкой рисовал
одной тебе понятные приколы,
а за спиною хмурился вокзал,
под марш Славянки отправляя скорый.

«Не отпускай, – шептала, – 
н е   п у с к а й...»
Ты чувствовала: не вернётся поезд...
Он не сказал холодного «прощай»,
но было ощущение такое.

Он всё же вскрыл упрямое окно
и прокричал из темноты вагона,
что главную вершину для него –
тебя –
он покорять вернётся снова...
__________________

Ты каждый год бываешь здесь... Перрон
обычно сух, раз выплакался раньше...
Он не спустился вниз, –
остался сном,
вполне реально сбывшимся однажды.


Всем!

Лёгким касанием, парою строк
день изменяется,  
с ним и эпоха . . . –
пусть никогда не оставит вас Бог
в выборе,  
что хорошо, а что плохо!

Чистого неба – на ваши дома! . .
Жёлтого карлика яркие чувства
пусть наполняют до самого дна
ваши сердца,
чтобы не было пусто
в них от ненастья . . .
Пусть сумерки лет
не упадут на родную планету! . . 

          В каждом из вас проявляется свет, –
          пусть вам однажды понравится это!
         
        


До той черты последнего заката...

      
Ещё идти...

До той черты последнего заката,
где мир рассыпется во взгляде виноватом,
ещё идти...
смешно обняв друг друга,
ещё любить и верить, так, неспешно, –
до той черты, где гордая усмешка
ударит грубо, в цвет, почти без звука... –
с-сука!...

Ещё идти...

До тех вершин из дрожжевого теста,
где у подножия от суицида тесно,
ещё идти...
и не страшна разлука,
ещё ценить свободу, жить не «ради», –
до тех вершин, где пропасть в каждом взгляде,
а в тишине презрительно и сухо:
с-сука!...

Ещё идти...

До пустоты дежурного рассвета,
где есть вставание, а смысла в этом нету,
ещё идти...
наивно, близоруко,
ещё не знать про невозможность «снова», – 
до пустоты, где гибнет даже слово,
а сердце в угол брошено со стуком...
с-сука!...
с-сука!..

Ещё идти... 
кому-то...
          
         


За самых близких...

Не готов я просить у Тебя за всех, –
я прошу иногда лишь за самых близких...
Дай улыбку рассвета для них и смех
под оранжевым солнцем
на жёстком диске!

Я за всех не готов... – слишком много тьмы
на душе
и дождей на страницах драмы...
Не могу я просить у Тебя взаймы, 
а так хочется
очень –
для самых-самых!

Защити их, пожалуйста, от долгов,
от постылой вины за чужие раны...
Ты ведь самый близкий на свете Бог, –
сохрани и спаси
моих близких самых!

Сбереги от болезней, позора, лжи!..
и прошу: 
если будет молитвы мало, –
забери у меня 
в этом мире
жизнь!..
Я за всех не готов... –
лишь для близких самых.

              
       


Реанимация

А связь наладится, если дышишь,
друзья наладятся
и враги . . .
Не уходи, поднимаясь выше,
не делай этого . . .

не уходи

Не думай даже,
не смей сдаваться, –
так много дел ещё впереди . . .
Ты будешь жить, –
ты умеешь драться!
дыши,
пожалуйста . . .

не уходи

Твоя улыбка ещё согреет
и мир, и землю,
и наши дни . . .
Здесь рядом ангел, – он держит время . . .
ты это чувствуешь? . .

не уходи

Твой дом дождётся тебя, я верю,
и Город снова зажжёт огни . . .

не закрывай за собою двери,

останься в будущем . . .

НЕ  УХОДИ
       
         
     


Гипербореец

Видишь летящего гиперборейца? –
это не значит, что сходишь с ума,
просто портал приоткрылся...
и сердце
чувствует, как расступается тьма.

Мир приподнялся чуть-чуть над планетой? –
это не страшно...  Какой-то вулкан
предусмотрительно стёр из рассвета
чей-нибудь вермахт, как вирусный спам.

Окна домов открываются в небо? –
не удивляйся, так было всегда...
пусть это кажется чем-то нелепым
тем, кто заполнил твои города.

Солнце тебе подсказало дороги? –
выбей их словом на каждой стене!..
Люди увидят...  и вспомнят,
как Боги
их забирали на звёзды, –
к себе
      
      


Единственный цвет

Ты чувствуешь силу моих переходов
от разных обличий в единственный цвет,
дарованный огненно-синим восходам,
в которых ни лжи, ни предательства нет?..

Ты чувствуешь фальшь человечьих понятий
о собственной роли?..
ты чувствуешь след,
который берёт в темноте неприятель,
слюной окропив свежевыпавший снег?..

Ты чувствуешь музыку нашего танца,
когда прямо в кровь проникает рассвет?..
как Солнце взрывается протуберанцем,
влюблённым своим посылая привет?..

Ты чувствуешь боль неродившихся песен,
непрожитых встреч, неслучившихся лет?..
как мир от несбывшейся вечности тесен?.. –
Ты чувствуешь... правда?.. –
Я знаю ответ.
           
         


Смерть в Рунете

Поэт ушёл  
и на нападки
уже не в силах отвечать...
На виртуальные тетрадки
бросает всполохи свеча.

На злые отклики не сможет
найти своих красивых слов...
Он здесь стоял –
один –
без кожи –
под микроскопами врагов.

А рядом корчились подонки,
и проходящий мимо сброд
считал своим священным долгом
глумиться,
встав под звёздный свод.

Марали, гадили, кусали...
но, – удаляй-не-удаляй, –
они опять его читали!.. –
и снова грязь,
и снова лай!..

          Теперь спокойна тьма, и твари
          довольны всем, –
          поэта нет.....
          Никто уже не испохабит
          с его страниц
          идущий свет
              
           


Советский Союз

Загадки истории – это про нас,
про тех, кто уже никогда не забудет
своих космонавтов, ушедших в запас,
с в о и х   футболистов, оставшихся в клубе.

Надёжное завтра, закрытость границ... –
а было ли это плохим изначально?
Здесь наши герои вчера родились,
которых сегодня шуты развенчали.

Советское утро советских людей, –
оно почему-то запомнилось светлым...
А нынче в  о г р о м н о й  державе моей
легко убивают за жалкие метры.

Поэты, актёры... – как любим мы тех,
кто шёл непослушно, не в такт и не в ногу...
вчера – это подвиг, сейчас – просто смех, –
бросаться на власть к опустевшему доту.

ЦК и цензура, – пускай, – не беда...
Нас грела страна победивших иллюзий!
Пускай мы наивными были тогда,
но было всё это – в Советском Союзе!

Мы жили свободно!.. – пусть лают теперь
про рабство и подлость минувшего века, 
сейчас этой мерзости больше... –
поверь
тому, кто остался...
и тем, кто уехал
        
        


Post scriptum

Он мог бы ещё научиться всему,
но времени нет на такую учёбу...
И он надевает наушники, чтобы
не слышать дурацкий рефрен «почему?»

Он мог бы напеть обалденный мотив
из слов-хромосом, – просто так, между прочим,
и выдумать ангела тёмною ночью
для самой любимой из женщин своих.

Он мог бы ещё предложить сволоте
глухой переулок – на длинных рапирах...
и даже попробовать справиться с миром, – 
без шансов...
Но всё-таки быть на коне.

Он мог бы ещё убежать на войну, –  
надеть, как когда-то, тяжёлые латы
и там умереть неизвестным солдатом
из гордости собственной, – 
не за страну...

Он мог бы прожить ещё тысячу лет,
но завтрашний день это вряд ли допустит...

             Слетаются аисты к вечной капусте, – 
             вот только такого, как он,
             больше нет...
         
         


Осенние встречи

От наших поступков случаются тени
на белых экранах больших облаков...
Сегодня они примеряют шинели,
в которых зияют следы от штыков.

От наших движений случаются встречи,
спадают покровы, сбываются сны... –
и небо сегодня не выглядит вечным,
а кажется смертным –
таким же, как мы.

От наших касаний случается ветер
и гонит по лужам свои корабли...
Сегодня мы просто наивные дети,
которых упрятать в душе не смогли.

        От наших улыбок сгущаются тучи,
        с таким изумлением глядя на нас,
        что даже коварный всевидящий Случай,
        тепло усмехаясь, 
        приветствует:
        «Класс!» 
          
       


Не жди помощи, Муаммар...

Не жди от востока помощи, Муаммар,
отсюда её не жди, –
вчера отвернулась моя страна,
и завтра падут вожди
твоих обожжённых пустыней племён...
Не жди, Муаммар, рассвет:
весь запад – войною, конец предрешён...
друзей на востоке нет.

Я тоже не пью, Муаммар, вино,
но коль доведётся пить,
я тост подниму за тебя – 
одного,
дерзнувшего не склонить
своих бедуинов под звёздный флаг,
под лилии и кресты...

Не жди от востока помощи, Муаммар,
ни от кого не жди.


                  /лето 2011/

                                   


Белые ветра

Большие белые ветра несутся с севера,
спешат прогнать над городами гиблый смог, –
неуправляемы, сильны, самоуверенны, –
седые рыцари простуженных дорог.

Шагает год до декабря, сжимает челюсти, –
шагать сподручнее от северных широт,
а по следам его ветра волками стелются, 
сойдутся в круг они под самый новый год...
поднимут крылья к небесам маршрутом солнечным,
одним движением задав ориентир,
они обнимут утром землю белым обручем,
прикрыв от мщения невыспавшийся мир...

Несутся белые ветра, несутся гибелью
для тех, кто пьёт по вечерам горячий смог...
А я встречаю их по-родственному, – видели
они причалы, где швартуется Сварог.
    
    


Мальчик ведёт войну...

Мальчик ведёт войну, –
без дураков, без срока...
Как коротка дорога,
выпавшая ему!

Если на школьный двор
падает с неба фосфор,
выбрать дорогу просто, –
маме наперекор...

Бьют Ураган и Град
прямо в алтарь Донбасса,
а за окном – гримаса
мира...
и Сталинград!
Вспоротый миной дом,
пустошь в районе Сада...
Смерть проводила взглядом, –
сладкое на потом.

Мальчик спешит туда,
где почернело небо,
где он оставил с дедом
мирные города...
       И невдомёк ему,
       что по законам взрослых
       вычеркнуть очень просто
       мальчика и войну...


                      (дек. 2014 - янв. 2016)
        


Моя Тайна

Я люблю ощущать восходящие к небу потоки
неизвестных энергий, живущих в душе не случайно...
На холодной планете не кажется путь одиноким,
если прямо у сердца
под курткой
устроилась Тайна.

Я ценю красоту невозможностей и совпадений, –
там смущённый рассвет признаётся в содеянном новом;
мне приятно смотреть на её обнажённые тени,
находить отражения Тайны за ритмом и словом.

По душе, по кровИ, по провалам скупых многоточий
мне пришлась моя Тайна в придуманном свыше альянсе...
Я влюблён в голоса узнавания двух одиночеств,
оказавшихся вместе в одном ошалевшем пространстве.

Я люблю, – и дорога, наверно, иною не станет.
Где-то вкралась ошибка?.. – так пусть она будет фатальной!
На холодной планете мне дарит пожары касаний
та, что прямо у сердца
под курткою, – 
чудная Тайна.
    
       


Толерантность

Мы принимаем правила игры,
мы соглашаемся на подлость и бесстыдство, –
сперва чужие, а потом . . .
Внутри всё поменяется,
и будет не отмыться от этой грязи . . .
Сотнями картин
мы попытаемся смонтировать эпоху,
надеясь всуе, что воскресший Сын
не приведёт наc всех на общую Голгофу.

Нам так удобней, – правила принять,
разок солгать себе . . .
и заплатить налоги,
закрыть глаза со всеми,
бед не знать
и хором хлопать в такт приветственно и много . . .
А п л о д и с м е н т ы ! – это же итог
потери, гибели всего иммунитета . . . . . . . . . 


        /А мне вчера приснился ночью Бог, –
        Он был потоком Огненного Света/
     
      


Поэту

Они напевают твои слова,
но ты почему-то не хочешь их слушать...
Мечтаешь с рассветом у моря слагать
поэмы из бриза, песка и ракушек.

Они украшают тобой бедлам,
крадут непонятно-красивых героев,
им дорог художник и твой капитан,
с его кораблями небесных конвоев.

Они добавляют остатки снов
твоих  
в равнодушные будни, – неплохо!..
Но, слушая собственный молитвослов,
тебе почему-то не хочется хлопать.
И ты растворяешь в себе вино,
заполнив страницы звереющей скукой... –
тебя потеряли довольно давно
в прокуренном мире поломанных кукол.

      Они перепишут твои слова,
      приляпают к ним незнакомое имя... –
      пустое...
      Как хочется нарисовать
      солёные брызги во взгляде любимой!

      Они не поймут, не поверят в то,
      что жизнь – это вечный космический ветер...
      Ты молча уйдёшь,
      завернувшись в пальто... –
      они не заметят...
      они
      не заметят...
            
          


Разлом

Ваш флот затоплен, срыты бастионы,
ваш грозный флаг разорван на платки
для похорон... – Приходится платить
учёным варварам за право быть свободным
и подтверждать лояльность безусловно –
пустым кивком, пожатием руки.

Расклад не ваш: наглеют сарацины,
и даже слуги смотрят свысока
и с вызовом... Пирует сволота
у саркофагов легендарных паладинов,
а в жертвенники родины обильно
течёт не кровь, а грязная вода.

Ржавеют дни, и ваши души тоже,
растёт толпа у триумфальных врат,
надеясь, что пропустят всех подряд...
На них взирает подозрительный прохожий,
и видно по его лукавой роже –
он собирает, мысленно, отряд...

        ...Кровавый след, оставленный волкáми,
разбудит месть, швырнёт её в набат,
и понесёт, как много лет назад,
огромных всадников чудовищным цунами
по всей земле... – и даже ад восстанет,
увидев зверства праведных солдат!

Порвётся нить, связующая время, –
ущербна память нищих и сирот...
Пропьют часы, – и стрелки оборот
уже не сделают... Кому охота мерить
вчерашний день
и помнить менестрелей
и поступь рыцарей, спасающих народ.......
          
       


Тишина

Стекает солнце с куполов
по вечерам на старый Город,
а сумрак, мрачный крысолов,
исподтишка ползёт за ворот . . . 

Ты забери меня к себе
с холодных уличных межстрочий,
где фонари, устав гореть,
швыряют Город в пропасть ночи.

Ты забери меня с собой,
когда закончатся лимиты
моих спасений . . .
успокой
и покажи свою обитель,
где будут ветры дальних стран,
и связь времён,
и ближний космос . . .
 
         где мы с тобой по вечерам
         не превращаемся в вопросы
    
        


Фарватер

Я помню, как в детстве дарили до срока свободу,
как всё нам хотелось попробовать сразу на вкус,
как люди шли мимо, похожие на пароходы,
и каждый сигналил с фарватера: «Скоро вернусь...»

И каждый дарил нам глоток этой самой свободы,
швырял оборзевшим щенкам ядовитую кость...
Но люди ушли, не прощаясь, в нейтральные воды,
и нам со свободой самим разбираться пришлось.

Мы рвали доспехи в бою с одноглазых чудовищ
и резали насмерть свою непонятную жизнь,
сбегали в моря, но не ради пиратских сокровищ;
нас все потеряли, а мы для кого-то нашлись.

И плакал над нами усталый и злой покровитель,
а женщины просто топили в порту корабли...
Нам виделось то, что, наверное, лучше не видеть,
мы прыгали в лодки, но нам они не помогли.

Тебя уже нет, соучастник моих невозвратов,
где плата за выбор любого утопит на дне,
ты так и ушёл, не сумев отыскать свой фарватер,
оставив меня со свободою наедине.

            Я помню, как мне подарили до срока свободу,
            и не было шансов от дара такого уйти...

            А люди, уже непохожие на пароходы,
            меняют фарватеры, словно домены свои...
       
       


Дебальцево, вокзал - янв. 2015-го

Здесь не стоят, как прежде, поезда,
и пассажиры кассы не тревожат,
лишь старый пёс заходит иногда
рассеянным неряшливым прохожим...

Пустые кресла холодом свело
отсутствие желающих уехать,
и навсегда разбитое стекло –
на выходе портала...  как прореха
во времени,  
в пространстве
и в тебе,
когда-то здесь сошедшего с афганцем...

– А где попутчик твой?
– Он на войне...
«на той единственной –
                     Гражданской»*


___________________
* - Окуджава
       


На фоне пустого мольберта...

Хрустальные птицы, наверное, могут разбиться,
а берег из плюша – промокнуть под новым приливом...
Усталый художник закрасит свои небылицы
и выйдет наружу, набросив пальто молчаливо.

Исчезнет фарфоровый остров в оправе из радуг,
и Кай не помчится к любимой на белых медведях,
для нас не пройдут облака по брусчатке парадом,
а комнату с красками, видно, отсудят соседи.

Но было всё это, конечно!.. я помню, ещё бы!.. –
и звёзды со дна, и огромные, жуткие рыбы,
и лужи по миру, а в них золотые амёбы,
и наши квартиры, которые в небо открыты...

Приснится, привидится, станет разумно-реальной
старинная площадь, – над ней разноцветные луны,
и там одинокая девочка на дирижабле
беспечно вращает штурвал многорукой Фортуны.

И трубы над Городом!.. синие-синие трубы!..
а ты всё смеялась: «давай же станцуем, Маэстро...»
Такого, наверное, стены уже не забудут:
полуночный танец под гимн неживого оркестра...

        Уходит художник с дождём и порывами ветра
        куда-то за рамки своих недописанных песен...
        Но тени проступят на фоне пустого мольберта,
        и их не сгрызёт втихомолку мохнатая плесень...
         
      


Старик

Он снова шагает по старым кварталам,
несёт чепуху, наклоняется к окнам...
Такой же, как Город, –  
из прошлого соткан,
такой же, как Осень, – 
из медного сплава.

И люди ему улыбаются грустно, – 
никчёмный старик в удивлённых калошах...
Трамвай остановится, будто нарочно,
вздохнёт и... помчится по старому руслу.

Мигнёт равнодушно пустой перекрёсток, – 
здесь шелест надежд под ногами любимой...
Он видит себя, проходящего мимо,
а раньше казалось, что это непросто.

Берет тёмно-старый... –  а может, корона?
В разбитых ладонях дюралевый посох...
Он смотрит на Город, достав папиросы, – 
последний волшебник страны Оберона.

Ах, как далеко до возможного рая!
В глазах старика неподвижное время...
Он многим владел, ничего не имея,
и может идти, 
никуда не шагая...
        
        


Из белой России (маркизу де Кюстину)

Дорога, искрящийся иней, а в небе – воздушные замки...
В заснеженной белой России
по-чёрному топят землянки.
И кажется, так было вечно:
дорога, Россия и небо,
проверка на прочность «за речкой»,
и память «горячего снега».
По этой разбитой дороге всё так же проносятся кони,
и тянутся длинные сроки всё с тем же усталым конвоем.
С полярных широт до Кубани стекают сосульками реки,
а рядышком русские бани –
от грязи /и лжи/ обереги.

Здесь можно по горло напиться простором, морозом и ветром,
а после слагать «небылицы»
со скомканным водкой сюжетом
про то, как земля не пускала,
поила отравой с ладони...
про синее сердце Байкала,
в котором полмира утонет...
про то, как дерутся до смерти...
до самой... – иначе не стоит...
как жизнь умещают в конверте...
как любят заочно...
до боли...
про песню-тоску
и как тут же  
сменяет её плясовая...

             Наверно, бывает и лучше,
             но круче нигде не бывает!..



Остановка Вечер

Открыв окно, сквозняк ворвётся в душу,
поднимет пыль, умершую вчера,
и подтвердит,
что в жизни ни черта
нельзя создать, однажды не разрушив.

Свернётся день в кружок настольной лампы,
напомнив свет, укрывшийся во мне,
к которому подводится извне
не переменный ток, а постоянный.

Дождливый вечер вовсе не на плечи,
а прямо в сердце вложит тишину... –
она поможет выиграть Войну
у всех подонков,  
вздыбленных навстречу!
        


Ты прости, что не трусь об лёд...

Ты прости, что не трусь об лёд
сокровенных твоих миров,
что напрасно который год
бьюсь о стенки чужих портов... –
всё пытаюсь найти следы
среди айсбергов и глубин,
по которым уходишь ты
от корветов и субмарин...

И за звёздами не успеть,
если прямо по курсу штиль,
а безветрие – это смерть
с бесконечным рефреном «жди».

Ты прости меня, – не сумел
до рассвета вернуться вспять...
Как с ума не сойти в тепле
безо льда твоего?..
С листа
начинаешь чертить маршрут,
когда небо кричит внутри,
и снега за собой ведут:
«Забери её! Забери!.. –
изо льда, изо всех пустынь,
опоясавших северá!..»

          Ты прости меня, что один
          я остался в твоём вчера




Хранитель

Воздушных потоков немного и надо,
чтоб тихо взлететь и остаться над миром.
Гораздо сложнее – умение падать
обратно на землю солдатом бескрылым,
умение жить и царём, и народом,
забыв ради этого всё, что предвидел... –
бесшумно скользнуть в полумрак гардероба,
накинуть пропитанный порохом китель... –
и в доску своим!.. 
и чужим – тоже в доску!.. –
по грязным дорогам на белом мустанге
под хохот и свист,
параллельно и плоско,
теряя доспехи в пути окаянном...

Измазавшись в инфра- и ультраколоре,
себя извлекать из чужих кинофильмов,
садиться над бездной,
о правде с ней споря, –
и в этом движении быть дальновидным.

Воздушных потоков?!.. –
Ты сам круче ветра!
Ты сам – доказательство Высших законов!
А в жилах беснуются тысячи предков, –
ты с ними в тяжёлые латы  закован...

В пути оседает сознание бытом,
но рвёт его память геенн и эдемов!..
            Над каждой вершиной скелеты прибиты,
            под каждой могилой огромные корни...




Разделили запад и восток...

Разделили запад и восток,
а про нас забыли, ненадолго...
Два необязательных осколка
заблудились в линиях мостов.

Льют дожди на город, – не пройти,
слышишь гром, – он где-то очень рядом...
Молнии... – все мимо... 
Детским садом
обернётся жизнь в конце пути.

Видишь, как бушует ураган? – 
опустился прямо на колени...
Не достать ему... – ещё не время, –
тот, последний, двинет лично к нам.

Дождь пройдёт, и лето вместе с ним, –
это постоянно происходит...
Может, нам довериться природе,
оставаясь фактором иным?

Расхватают осенью пальто
из листвы 
озябшие скамейки...
В нашем парке призрачным римейком
повторимся лет так через сто.

Остаются звёзды позади, –
не волнуйся... – Может, так и надо...
Нас заметят позже...
Детским садом
обернётся жизнь в конце пути.


Мы оставляем себя...

Когда закрываешь последнюю дверь,
ты делишь себя пополам...
Автобус внизу одичал без людей, –
швыряешь в него чемодан.

И всё, до свидания, милый причал...
– Вернёшься?.. – Какое там, брат...
Я тоже когда-то наивно считал,
что люди приходят назад.

Ты просто берёшь и увозишь себя, –
смешной иероглиф дорог...
Как это гуманно – способность терять,
иначе бы умер давно.

За дверью по-прежнему: солнце с утра,
и вы в этом солнце вдвоём...
Мы все у кого-то остались вчера
пить чай за накрытым столом................... 







Землянин

Знаешь, хочется иногда читать
ни себя, ни других, а кого-то свыше,
кто отправил в печку свою тетрадь
и ушёл на небо по скользким крышам,

кто за словом правды в закон не лез,
рифмовал со шпагой врага и друга,
а когда срывался во тьму с небес,
то спокоен был он,  
а не напуган . . .

Понимаешь, люди давно в плену
у себя – расчётливых и реальных,
и уже не хочется никому
ночевать под звёздами,
а не в спальне,
чтобы выпить утром промозглый смог
у реки, закутавшейся в туманы . . .

и разжечь костёр из еловых строк
на Земле
на нашей
обетованной . . .